на ноги и протер глаза. -- Возможно, -- сказал я. -- Я не знаю, как далеко она может зайти в своем стремлении добиться этого. Я хотел дать тебе шанс определиться в собственных чувствах по этому поводу до того, как она раскроет перед тобой свои планы. Не хочешь ли чашку чая? -- Да, спасибо. Я взял протянутую им чашку и поднес ее к губам. -- Что ты вообще можешь о ней сказать теперь, после того как ты узнал о ее стремлениях? -- Я не знаю, насколько активными могут оказаться ее действия, если ты это имеешь в виду. Кстати, -- те чары, которые вчера присутствовали рядом с тобой, -- имела она к ним отношение или нет, -- сейчас уже исчезли. -- Твоя работа? Он кивнул. Я отпил еще глоток. -- Я никогда и не предполагал, что окажусь на первом месте в списке претендентов на трон. Юрт, кажется, четвертый или пятый? Он снова кивнул. -- У меня такое чувство, что нынешний день тоже будет весьма нелегким, -- произнес я. -- Допивай свой чай, -- сказал Сухьи, -- и потом приходи ко мне. Вслед за этим исчез, пройдя сквозь гобелен с драконом, висящий на стене в конце комнаты. Когда я снова поднес чашку к губам, сверкающий браслет сполз с моего запястья и проплыл рядом со мной, утрачивая свои прежние очертания и превращаясь из плетеного шнурка в круг яркого света. Затем он повис в воздухе над дымящейся чашкой, как бы наслаждаясь исходящим от нее ароматом корицы. -- Привет, Призрак, -- сказал я. -- С чего ты вдруг решил сплестись таким образом? -- Чтобы стать похожим на тот кусок веревки, который ты обычно носишь. Мне казалось, что тебе это будет приятно. -- А я все думал, где тебя носило все это время. -- Сначала послушай, пап. Я хочу тебе кое о чем сказать. Все эти люди тоже твои родственники, да? -- Те, с которыми я разговаривал последними, -- да. -- А только в Эмбере можно говорить плохо о родственниках? -- Здесь тоже можно, на здоровье. -- Я отпил из чашки. -- Что-нибудь очень уж плохое? В чем дело? -- Я не поверю твоей матери и твоему брату Мондору, пусть даже они мои бабка и дядя. Я думаю, они хотят принудить тебя к чему-то. -- С Мондором мы всегда были в хороших отношениях.... -- А твой дядя Сухьи -- он выглядит весьма разумным, но чем-то он мне напоминает Дворкина. Может такое быть, что у него тоже что-то вроде душевного расстройства, которое пока не заметно, но может проявиться в любой момент? -- Надеюсь, что нет, -- ответил я. -- С ним никогда ничего подобного не происходило. -- О, ну это пока, а сейчас, когда обстановка накаляется... -- Эй, ты где набрался всей этой популярной философии? -- Я обучался у известных психологов на Отражении Земля. Это было составной частью моего плана изучения психологии людей. Мне кажется, за это время я узнал больше о том, что касается иррационального в их действии. -- А что вообще тебя побудило всем этим заняться? -- Как ни странно, Высший Лабиринт, с которым я неожиданно повстречался в Камне Правосудия. Здесь есть некоторые аспекты, которых я просто не могу понять. Это касается рассмотрения теории беспорядочного, потом идет Меннингер и все прочие с их теориями о создании... -- Ну и как успехи? -- Мне кажется, я стал умнее. -- Несомненно, раз уж ты приобщился к Лабиринту. -- Да. Хотя, между прочим, в нем самом присутствует некоторый элемент иррационального, совсем как у живых существ. Или, может быть, он обладает разумом более высокого порядка, так что его действия только кажутся иррациональными тем, кто не способен до конца понять их смысл. Это может послужить хоть каким-то объяснением с практической точки зрения. -- До сих пор мне еще не представлялось случая это выяснить, но что ты можешь сказать теперь, исходя из результатов самопознания -- ты сам случайно не относишься к подобной категории вещей? -- Я? К категории иррационального? Вот уж нет! Не представляю, как тебе могло прийти такое в голову! Я допил чай и свесил ноги с кровати. -- Плохо, -- заметил я. -- Мне кажется, что иррациональное в какой-то мере должно обязательно присутствовать в нас. В сущности, оно и делает нас по-настоящему человечными -- оно и распознавание его в себе, конечно же. -- Правда? Я встал и начал одеваться. -- Да, и подавление этого в себе может, вероятно, плохо отразиться на разуме и творческих способностях. -- Мне нужно все как следует обдумать. -- Вот и займись этим, -- сказал я, натягивая сапоги, -- а потом расскажешь мне о своих успехах. В то время как я продолжал одеваться, он спросил: -- Когда небо станет голубым, ты пойдешь завтракать к твоему брату Мондору? -- Да, -- ответил я. -- А позже будешь обедать со своей матерью? -- Верно. -- А потом присутствовать на церемонии погребения? -- Угу. -- Тебе понадобятся мои услуги для защиты? -- Об этом позаботятся мои родственники, Призрак, даже если ты им и не доверяешь. -- Но во время последних похорон, на которых ты присутствовал, в тебя кажется, бросили бомбу? -- Ну, это был Люк, а он теперь исправился. Все будет в порядке. Так что если хочешь осмотреть местные достопримечательности, можешь здесь побродить. -- Отлично, -- согласился он. -- Так и сделаю. Я поднялся и пересек комнату, остановившись у гобелена с драконом. -- Не мог бы ты мне показать дорогу к Логрусу? -- спросил Призрак. -- Ты что, шутишь?! -- Нет, -- ответил он. -- Я уже знаком с Лабиринтом, но еще не встречался с Логрусом. Где он у вас тут находится? -- А я-то думал, что дал тебе лучшие запоминающие способности. Насколько я помню, во время вашей последней встречи, ты был с ним крайне невежлив. -- Вообще-то да... Думаешь, он обиделся? -- Еще бы! Совершенная бесцеремонность, отсутствие всякой почтительности!.. Так что держись от него подальше. -- Ты же сам только что мне посоветовал заняться изучением хаотического фактора -- фактора иррациональности. -- Но я тебе вовсе не советовал делаться самоубийцей. Слишком много времени у меня ушло на то, чтобы создать тебя. -- Так ведь и я весьма дорожу собой. К тому же я наделен инстинктом самосохранения, совсем как все живые существа. -- Надо же, я и не предполагал. -- Но тебе ведь многое известно о моих способностях. -- Что ж, я действительно признаю твое умение выходить сухим из воды. -- И ты мне дал хорошее образование. -- Допустим. Все же позволь мне подумать над этим. -- К чему мне тебя задерживать? Я думаю, что и сам смогу его отыскать. -- Ладно уже. Отправляйся. -- А трудно его найти? -- Ты же у нас всезнающий, забыл? -- Пап, но мне действительно нужно его увидеть. -- У меня нет времени доставить тебя туда. -- Только покажи мне дорогу. Я умею хорошо маскироваться. -- Что есть, то есть. Ладно. Сухьи -- Хранитель Логруса. Он находится в одной из пещер. Единственный путь, о котором я знаю, начинается как раз здесь, в этом самом месте. -- Где именно? -- Тут есть что-то типа вращающейся лестницы... Но я могу перенести тебя туда магическим путем, если хочешь. -- Я не знаю, подействует ли твоя магия на создание вроде меня. Я потянулся сквозь кольцо, как бы мысленно отмечая на карте цепочкой черных звездочек путь, которым Призрак должен был следовать, затем поместил карту в пространство моего Логрусова зрения впереди него и сказал: "Я создал тебя, я создаю и эту магию". -- Понятно, -- ответил Призрак. -- Но я чувствую себя так, будто в меня ввели данные, которые я не могу обработать. -- Ты будешь иметь такую возможность в ближайшее время. Превратись в кольцо на моем левом указательном пальце. Сейчас мы покинем эту комнату и пройдем сквозь остальные. Потом приблизимся к тому пути, который я для тебя начертил. Двигайся в этом направлении, пока не окажешься в том месте, где горит черная звезда -- она укажет направление, в котором ты должен будешь двигаться дальше -- до того, как увидишь еще одну звезду, и так далее. В конце концов ты окажешься в пещере, где находится Логрус. Замаскируйся со всей тщательностью, на которую ты способен, и занимайся своими исследованиями. Когда захочешь вернуться, повтори все то же самое в обратном порядке. Он уменьшился в размерах и обвился вокруг моего пальца. -- Разыщи меня позже и расскажи, чем закончились твои опыты. -- Собственно, я так и хотел, -- ответил он. -- Ты не думай, я не собираюсь добавлять тебе хлопот своими навязчивыми идеями. -- Что ж, продолжай в том же духе, -- ответил я. Затем пересек комнату, проходя сквозь дракона.
* * *
Мы оказались в маленькой гостиной, из одного окна которой виднелась горная цепь, а из другого -- пустыня. В ней никого не было, и я шагнул оттуда в длинный зал. Да, все верно, насколько я помнил. Я шел по нему, проходя мимо множества комнат, до тех пор, пока, открыв одну из дверей слева от меня, не обнаружил за ней коллекцию швабр, метел, щеток и веников, груды выстиранной одежды и ванну. Да, точно, это здесь. Я подошел к полкам справа от меня. -- Теперь ищи черную звезду, -- сказал я. -- Ты серьезно? Что, вот здесь? -- А ты посмотри как следует. Линия света протянулась от моего указательного пальца, становясь по мере приближения к полкам все тоньше, пока наконец ее присутствие не сделалось совершенно незаметным. -- Удачи, -- произнес я и повернулся назад. Я закрыл дверь, все еще раздумывая, правильно ли я поступил, и утешая себя тем, что рано или поздно он все же доберется до Логруса. Что бы там из этого ни вышло. Кроме того, мне было любопытно, что он сможет узнать. Я снова прошел через зал в маленькую гостиную. Может быть, это была последняя возможность побыть одному какое-то время, и я решил ею воспользоваться. Я присел на кушетку и достал Карты. Быстро перетасовав колоду, я вытащил одну из них, на которой я в тот недавний сумбурный день в Эмбере наскоро сделал набросок портрета Корал. Я изучал ее черты до тех пор, пока Карта не стала холодной. Очертания ее фигуры стали трехмерными. Она спала, и, глядя на нее, я вспоминал нашу прогулку по улицам Эмбера сияющим полднем, когда мы бродили под руку, обходя торговые кварталы. Затем мы спустились вниз по склону Колвира, перед нами расстилалось море, проносились чайки... Потом обед в кафе, стол, разбитый о стену... Я закрыл Карту рукой. Пусть спит. Совершенно излишне нарушать чужой сон таким образом. Тем более мне не следует отправляться туда -- несмотря на то, что сейчас в мозгу моем промелькнуло некое мгновенное воспоминание... Одна из тех забавных жизненных коллизий... Но нет абсолютно никакой необходимости будить бедную леди только затем, чтобы спросить, как она себя чувствует. Я подумал, что можно вызвать Люка и спросить, как у нее дела. Я начал искать его Карту, но потом раздумал. Он, должно быть, очень занят, и особенно напряженными станут первые несколько дней, в течение которых он будет вникать в непривычное ремесло монарха. Я некоторое время раздумывал над Картой Люка, пока наконец не убрал ее, заменив еще одной. Серебристо-серые и черные тона... Его лицо было чуть постаревшей, более жесткой версией моего собственного. Корвин, мой отец, слегка повернув голову, смотрел на меня. Сколько раз я бился над его Картой, старался дотянуться до него, до тех пор пока мои мозги, казалось, не завязывались в узел, и все безрезультатно! Мне говорили, что это может означать, что он умер, или же не желает вступать в контакт. Странные чувства одолевали меня. Я вспоминал ту часть его истории, когда он рассказывал, как все они пытались связаться с Брандом через его Карту, и вначале потерпели неудачу, потому что он находился в заключении далеко в Отражении. Затем я вспомнил его собственные попытки достигнуть Двора Хаоса, и трудности, неизбежно возникающие при продвижении на такое значительное расстояние. Принимая все это во внимание, можно было предположить, помимо того, что он мертв или блокирует попытки связаться с ним, еще один вариант -- он мог быть настолько удален от тех мест, где я находился, что все мои усилия просто не достигали его. Да, но кто же, в таком случае пришел мне на помощь той ночью в Отражении и унес меня из этого странного места, лежащего между Отражениями, от тех дурацких приключений, которые подворачивались там мне на каждом шагу? Хотя я вовсе не был уверен, что он действительно являлся мне недавно в Коридоре Зеркал, я еще прежде смог обнаружить достаточно доказательств его недавнего присутствия во дворце Эмбера. Если он и в самом деле был в одном из этих мест, то это означало, что он не мог находиться слишком далеко. Так что скорее всего он просто блокировал меня, и все попытки остальных связаться с ним были, по всей видимости, столь же бесплодными. Однако, могли быть и еще какие-то объяснения всему происходящему, и мне, вероятно, следует... Внезапно мне показалось, что карта в моей руке стала холоднее. Явилось ли это результатом моего воображения, или же мои усилия наконец к чему-то привели? Я мысленно подался вперед, сосредотачиваясь. Теперь, когда я это сделал, Карта стала еще холоднее, чем в начале. -- Отец? -- позвал я. -- Корвин? Еще холоднее... Как будто легкий звон под моими пальцами... Кажется, начало контакта. Значит, он находится в каком-то месте, которое ближе к Двору Хаоса, чем к Эмберу, если сейчас оказался в пределах досягаемости. -- Корвин! -- повторил я. -- Это я, Мерлин. Привет! Его изображение ожило, слегка шевельнулось. Затем карта стала абсолютно темной. Но в то же время она продолжала оставаться холодной, так что контакт сохранялся, хотя и чувствовался очень слабо, как бывает, когда возникает долгая пауза в телефонном разговоре. -- Пап, ты здесь? Темное пространство карты обрело, казалось, глубину, и в этой глубине явственно ощущалось чье-то присутствие. -- Мерлин? -- это прозвучало тихо, но я был уверен, что узнал его голос. -- Мерлин? В тот момент я заметил какое-то движение в глубине. Что-то бросилось оттуда на меня. Оно вырвалось из карты мне прямо в лицо, с хлопаньем крыльев и громким карканьем, -- ворон, или, может, ворона, черная, как черт. -- Назад! -- закричала она. -- Убирайся! Пошел вон! Вслед за этим она захлопала крыльями с такой силой, что выбила карту у меня из руки. -- Не смей приближаться, -- прокаркала она, облетая комнату. -- Это место не для тебя. Она вылетела через дверь, и я побежал за ней, но, войдя в соседнюю комнату, обнаружил, что она уже исчезла. -- Эй! -- закричал я. -- Вернись! Но не услышал никакого ответа, даже звука хлопанья крыльев. Я осмотрел другие комнаты по соседству, однако и там не обнаружилось никаких признаков этого существа. -- Эй, птичка, ты где? -- Мерлин! Что с тобой? -- услышал я голос откуда-то сверху. Я поднял голову и увидел Сухьи, спускающегося по ступенькам хрустальной лестницы позади колышущейся световой завесы, и небо, усеянное звездами, у него за спиной. -- Да вот только что тут какая-то птица была, -- пробормотал я. -- О, -- произнес он, закончив спуск и шагнув сквозь завесу, которая в тот же миг исчезла вместе с лестницей. -- Что за птица? -- Такая большая, черная, -- объяснил я. -- И, между прочим, говорящая. Он покачал головой. -- Я мог бы вызвать ее обратно, -- предложил он. -- Нет, она была... гм... я бы сказал, особенная. -- Тогда жаль, что ты ее упустил. Мы вышли в большой зал, и, повернув оттуда налево, оказались в гостиной. -- Кажется, твои карты рассыпались, -- заметил дядюшка. -- Я как раз собирался воспользоваться одной из них, когда она потемнела и оттуда вылетела птица, крича: "Убирайся!", Так что я даже выронил колоду в этот момент. -- Твой корреспондент, должно быть, любитель розыгрышей, -- если только не находится под властью каких-то чар. -- Последнее более вероятно, -- сказал я. -- Это была карта моего отца. Я пытался связаться с ним уже много раз, и сегодня мне это почти удалось. Я действительно слышал его голос из темноты до того, как эта чертова птица не вмешалась и не разъединила нас. -- Похоже, он находится в заключении в этом месте, и его охраняют магические силы. -- Ну конечно! -- воскликнул я, едва не уронив опять только что собранную колоду. Никто не может потревожить материю Отражения в месте абсолютной темноты, и если бы кто-то из королевского дома Эмбера попал в подобное место, он не смог бы уйти оттуда, оказавшись как бы пораженным слепотой. Это внезапное открытие, в сочетании с моими предыдущими догадками, расставило все по местам. Некто, желающий полностью исключить для Корвина всякую возможность исчезновения, поместил его в абсолютно темное место. -- А ты когда-нибудь встречал моего отца? -- спросил я у Сухьи. -- Нет, -- отвечал он. -- Я знаю о том, что он ненадолго посетил Двор Хаоса в конце войны, но не имел чести лично познакомиться с ним. -- Не знаешь ли, зачем он приезжал? -- Он, кажется, принимал участие в переговорах между Суэйвиллом и его советниками, с одной стороны, и Рэндомом и остальными эмберитами -- с другой, когда обсуждались предварительные условия мирного соглашения. После этого он уехал куда-то своей дорогой, и я никогда не слышал больше о нем. -- То же самое мне говорили в Эмбере, -- сказал я. -- Странно... Я знаю, что он убил одного из хаосских лордов -- Бореля, -- незадолго до решающего сражения. Не могло ли так случиться, что родственники Бореля решили отомстить ему? Сухьи пожевал губами, и я услышал клацанье клыков. -- Дом Хендрейка, -- пробормотал он. -- Я думаю, нет. Кстати, твоя бабка тоже из семьи Хендрейк. -- Я знаю, -- ответил я. -- Хотя мы особенно поддерживаем отношения. Некоторые из разногласий с семьей Хельграм... -- Семья Хендрейк -- по большей части народ военный, -- продолжал Сухьи. -- Слава на полях сражений, воинская честь, и все прочее в том же духе. Я не думаю, что кто-то из них будет в мирное время мстить за убийство, совершенное на войне. Припомнив некоторые подробности этого дела из рассказа моего отца, я спросил: -- Даже если у них есть основания предполагать, что поединок был нечестным? -- Не знаю, -- ответил он. -- Трудно делать какие-то предположения в столь щекотливых вопросах. -- А кто сейчас глава дома Хендрейк? -- Герцогиня Белисса Миноби. -- Герцог Ларсас, ее муж... Что с ним стало? -- Погиб при падении Лабиринта. Кажется, принц Джулиан из Эмбера убил его. -- А Борель их сын? -- Да. -- Ох, черт. Сразу двое. Я и не знал. -- У Бореля было двое родных братьев, сводный брат и сводная сестра, полным-полно дядей, теток, кузенов... Да, это большая семья. И женщины там столь же воинственны, как и мужчины. -- Да, кончено, я знаю. Даже песенка такая есть: "Не женись на леди Хендрейк". А ничего не известно о том, были ли у Корвина какие-то дела с семьей Хендрейк, когда он был здесь? -- Вряд ли сейчас можно что-то узнать, ведь прошло столько времени... Воспоминания стираются, следы исчезают... Нелегко... Он покачал головой. -- Скоро небо станет голубым? -- спросил я. -- Да, вот уже скоро. -- Тогда мне нужно отправиться в Пути Мондора. Я обещал Мондору, что позавтракаю с ним. -- Увидимся позже, -- сказал он. -- На похоронах, или незадолго до начала. -- Ладно, -- ответил я. -- Пойду приму ванну и переоденусь. Я вернулся в свою комнату, где наколдовал себе ванну, наполненную водой, мыло, зубную щетку, бритву, а также серые брюки, черные сапоги и пояс, пурпурную рубашку и перчатки, угольно-черный плащ и клинок в ножнах. Когда я привял себя в порядок, то вышел из комнаты и, пройдя по лесной прогалине, оказался в гостиной. Оттуда я вышел через стену. Дальше на четверть мили тянулась горная дорога, в конце резко обрывающаяся в пропасть. Пришлось вызывать магическую дорожку в виде ленты колышущегося тумана. Пройдя над пропастью, я вышел на дорогу, ведущую прямо в Пути Мондора, вдоль голубых пляжей под двойным солнцем и протянувшуюся вперед примерно на сто ярдов. Я повернул направо, и прошел сквозь обсидиановую черную стену, за которой оказалась небольшая пещера. Затем, перейдя мост, я срезал угол через кладбище, находящееся в нескольких шагах от Грани, и вышел на подъездную дорогу к дворцу Мондора. Стена слева от меня целиком состояла из пламени, а стена справа, непрерывно изменяясь, сейчас имела видимость морской глубины, в которой плавали какие-то светящиеся твари, поедающие друг друга. Я вошел. Мондор, в человеческом облике, сидел возле книжного шкафа прямо напротив входа, одетый в черное и белое, положив ноги на черную отоманку. В руках у него был экземпляр "Восхваления" Роберта Хасса, подаренный мной. -- "Гончие смерти боятся меня", -- процитировал он. -- Замечательное место. Ну, как ты? -- Отдохнул, наконец-то, -- сказал я. -- А ты? Он положил книгу на небольшой безногий столик, плавающий неподалеку, и поднялся на ноги. Хотя он явно читал эту книгу потому, что знал о моем приходе, его комплимент не был проявлением простой вежливости -- она ему действительно нравилась. -- У меня все в порядке, спасибо, -- отвечал он. -- Пойдем, я тебя угощу. Он взял меня за руку и подвел к огненной стене, которая исчезла, как только мы приблизились. Затем какое-то время нас окружала полнейшая тьма, но вскоре мы уже шли по лесной тропинке, и солнце светило сквозь арки ветвей у нас над головой, а по обеим сторонам цвели фиалки. Тропинка привела нас во внутренний дворик, вымощенный каменными плитами, с небольшой бело-зеленой террасой в дальнем конце, откуда открывался вид сверху. Мы проследовали туда, и, поднявшись на несколько ступенек, подошли к роскошно сервированному столу. Я обратил внимание на запотевший графин с апельсиновым соком и корзину теплых еще рогаликов. Мондор жестом предложил мне садиться. Следующий жест -- и рядом со мной на столе появился кофейник с кофе. -- Я вижу, ты каким-то образом узнал о том, что я привык есть по утрам на Отражении Земля, -- сказал я ему. -- Спасибо. Он слегка улыбнулся и кивнул, усаживаясь напротив меня. Из гущи ветвей над нами доносилось пение птиц, которых я не мог узнать. Легкий ветерок шевелил древесную листву. -- Что ты поделывал последние дни? -- спросил я, наливая кофе в чашку и разламывая рогалик. -- Наблюдал, как разворачиваются события на сцене, -- отвечал он. -- На политической сцене, я полагаю? -- Как всегда. Хотя то, что произошло недавно в Эмбере, заставляет меня рассматривать их как составную часть гораздо более обширной головоломки. Я кивнул. -- Те исследования, которые вы проводили вместе с Фионой, также указывают на это? -- Да, -- ответил он. -- Их результаты были весьма необычными. -- Думаю, что так. -- Создается такое впечатление, что конфликт Лабиринта и Логруса затрагивает наши мирские дела в той же степени, что и судьбы Вселенной. -- И мне так показалось. Но я могу быть предубежденным. Я еще раньше оказался втянутым в эту игру, причем без козырей на руках. Когда я перебрал в памяти все прошлые события и сопоставил их с теми, что произошли недавно, то обнаружил, что все они являются фрагментами одной и той же картины. Мне это не очень-то нравится, и если есть какая-то возможность обернуть все вспять, я с радостью воспользуюсь ей. -- Хм, -- произнес Мондор. -- А что если все твоя жизнь также является всего лишь фрагментом этой картины? -- Меня совсем не радует подобное предположение, -- ответил я. -- Но мне кажется, что сейчас я должен продолжать действовать в том же направлении, что и раньше, только, вероятно, с большей настойчивостью. Он сделал жест рукой, и передо мной оказался восхитительный омлет, за которым минутой позже последовало блюдо жареного картофеля с гарниром из лука и зеленого горошка. -- Но все это лишь предположения, -- заметил я, принимаясь за еду, -- разве не так? Последовала долгая пауза в разговоре, пока мы утоляли первый голод, затем он произнес: -- Думаю, что нет. По-моему, Силы уже давно ведут между собой эту непонятную борьбу, и вероятно, мы уже близки к тому, чтобы увидеть конец игры. -- Что заставляет тебя так думать? -- Я внимательно проанализировал события, -- ответил он, -- что помогло мне сформулировать и проверить ряд гипотез. -- Мне кажется, научный метод одинаково неприемлем в теологии и в политике, -- заметил я, -- так что не нужно об этом. -- Но ты сам спросил меня. -- Да, верно, извини. И что же дальше? -- Тебе не кажется немного странным, что Суэйвилл умер именно в то время, когда почти одновременно произошли многие другие вещи, о которых никто даже не мог предполагать? -- Когда-то он ведь должен был умереть, -- отозвался я, -- а все эти последние события наверняка окончательно его доконали. -- Нет, -- возразил Мондор, -- здесь присутствовал точный стратегический расчет. -- Для чего? Зачем все это было нужно? -- Затем, чтобы ты смог занять трон Хаоса, зачем же еще? -- пожал плечами Мондор. Глава 4 Иногда, услышав какую-то неправдоподобную вещь, вы просто отмахиваетесь от нее, и все. Но иной раз вы узнаете о чем-то столь же невероятном, и оно отзывается эхом в вашем сознании. У вас немедленно возникает такое чувство, что вы давно уже знали об этом или о чем-то подобном, и вам нет необходимости более подробно углубляться в доказательства. По идее, фраза Мондора должна была полностью шокировать меня, мне следовало бы просто рассмеяться и сказать что-нибудь вроде: "Вот уж ерунда!". Однако я испытывал странное чувство по этому поводу -- было ли сказанное им верным или ошибочным, -- как будто это уже было больше, чем простое предположение, как будто имел место какой-то грандиозный план, согласно которому я был вовлечен в круг тех сил, которые действовали при Дворе. Я сделал долгий, медленный глоток из чашки с кофе, затем спросил: -- Вот как? И почувствовал, что улыбаюсь, встретившись с ним взглядом. -- А ты об этом разве не догадывался? Я снова поднес чашку к губам. Я уже хотел сказать: "Нет, конечно. Странные у тебя мысли". Тут мне припомнился рассказ моего отца о том, как он одурачил тетушку Флору, выудив у нее всю ценную информацию, восполнившую его потерю памяти. Для этого даже не потребовалось особого ума. Но что, помнится, поразило меня еще больше -- сам факт подобного недоверия к родственникам, которое настолько прочно укрепилось в сознании, что стало уже почти рефлекторным. Не обладая его опытом по части семейных интриг, я не мог в полной мере объяснить это. К тому же мы с Мондором всегда были в хороших отношениях, несмотря на то, что он был несколькими веками старше, и в некоторых областях вкусы наши совершенно расходились. Но сейчас, когда я увидел, насколько высоки ставки в этой игре, мне вдруг показалось, что Корвин, а точнее то, что он сам определял как "мое худшее, но более мудрое "я", тихо произносит, обращаясь ко мне: "А почему бы и нет? Тебе пора попрактиковаться в таких делах, малыш", -- и, поставив чашку на стол, я решил воспользоваться советом и хотя бы в течение нескольких минут посмотреть, что из этого получится. -- Я не знаю, было ли у нас двоих на уме одно и то же,-- начал я. -- Но почему ты не поделился со мной своими соображениями, когда игра была в разгаре, или даже когда она только начиналась, -- а теперь так торопишься с выводами? -- И Лабиринт, и Логрус, как выяснилось, обладают разумом, -- произнес он. -- Мы оба видели этому доказательства. Выполняли они волю Единорога и Змеи, или нет -- не имеет большого значения. И в том и в другом случае мы имеем дело со сверхчеловеческими интеллектами. Кто из них возник первым -- тема для бесконечной и бесплодной теологической дискуссии. Мы должны проявить интерес к данной ситуации лишь постольку, поскольку она затрагивает нас. -- Правильный расклад, -- согласился я. -- Силы, представленные Лабиринтом и Логрусом, веками противостояли друг другу, являясь в то же время равными, -- продолжал он, -- так что между ними всегда сохранялось равновесие. Они постоянно одерживали небольшие победы друг над другом, каждая из них стремилась присоединить к своим владениям часть владений другой, -- и никто не оставался в выигрыше. Оберон и Суэйвилл долгое время были их ставленниками, -- так же как Дворкин и Сухьи -- посредниками, с которыми Силы вступали в непосредственное общение, когда хотели выразить свою волю. -- Вот как? -- спросил я, в то время как он потягивал сок. -- Мне кажется, Дворкин переступил дозволенную черту в общении с Лабиринтом, -- снова заговорил Мондор, -- и тот подчинил его своему влиянию. Дворкин, однако, был достаточно знающим, чтобы понять это и суметь этому противостоять. Результатом явилось его безумие, оказавшее, в свою очередь, ответное разрушительное воздействие на сам Лабиринт, из-за того, что их связь была слишком тесной. Это привело к тому, что Лабиринт предпочел оставить его, чтобы предотвратить дальнейшее разрушение. Однако, дело было сделано, и позиции Логруса усилились до такой степени, что он даже смог распространить свое влияние на владения Лабиринта, когда принц Бранд начал свои козни, действуя во имя собственных амбиций. Но он, видимо, не смог сделаться полностью неуязвимым для сил Логруса и поэтому оказался его невольным пособником. -- Все это по большей части только догадки, -- заметил я. -- Да, но сам подумай -- ведь ни один человек в здравом уме не стал бы совершать поступков, подобных тем, что совершил он. Скорее можно предположить, что они были внушены ему кем-то, чьей целью являлось полное уничтожение сил Порядка, превращение всей Вселенной в царство Хаоса. -- Продолжай, -- попросил я. -- С другой стороны, в это же самое время Лабиринт приобрел способность, -- или, может быть, он всегда ею обладал, -- создавать "призраков" -- точные копии тех, кто когда-то прошел его, впрочем, довольно недолговечные. Интересно, не правда ли? Это является подтверждением моего собственного тезиса о том, что и Лабиринт, и Логрус способны напрямую вмешиваться в происходящее. Может быть, Лабиринт решил поставить на твоего отца, как на человека, способного одолеть Бранда? -- Извини, что-то не улавливаю, -- сказал я. -- Ты говоришь, поставить на него? -- Лично я думаю, что Лабиринт на самом деле видел в нем будущего короля Эмбера, тем более что это, кажется, отвечало и собственным желаниям Корвина. Что меня больше всего поражает, так это его внезапное появление в клинике на Отражении Земля, и в особенности обстоятельства, которые привели его туда. В самом деле, даже если принять во внимание разные временные потоки, каким образом Бранд мог одновременно находиться в двух местах -- оставаться в заключении и смотреть сквозь винтовочный прицел? Сам-то он, конечно, уже не сможет дать нам объяснения по этому поводу. -- Тоже все больше предположения, -- сказал я. -- Но небезынтересные. Пожалуйста, продолжай. -- Твой отец, правда, в конце концов решил отказаться от трона. Однако, он по-прежнему действовал в интересах Эмбера. Эмбер выиграл войну. Лабиринт был отремонтирован. Баланс сил восстановлен. Рэндом стал следующим, кого выбрали на роль монарха, -- как раз именно тот, кто был нужен, чтобы сохранить статус-кво. Причем заметь, выбор был сделан Единорогом, а не самими эмберитами, у которых, по-моему, были несколько иные представления о личности того, кто должен стоять у власти. -- Мне никогда не приходило в голову взглянуть на вещи с этой точки зрения, -- признался я. -- Но твой отец, как выяснилось, сделал для Эмбера даже больше, хотя и не имея заранее такого намерения. Опасаясь, что старый Лабиринт не удастся восстановить, он начертил новый. Однако, прежний был отремонтирован. Итак, теперь существовало уже два артефакта порядка вместо одного. Поскольку они, в сущности, были каждый сам по себе, то не могли в значительной степени усилить позицию Лабиринта, но косвенным образом увеличили мощь сил Порядка, ослабляя Логрус. Таким образом, твой отец восстановил нарушенный баланс только для того, чтобы он тут же нарушился вновь, хотя уже в другую сторону. -- Твои заключения сделаны на основе исследования вами с Фионой нового Лабиринта? Он кивнул, отхлебнул сока. -- Именно поэтому в последнее время настолько участились бури в Отражениях -- как внешнее проявление такого положения дел. -- Да, нынешнее положение дел, -- согласился я, подливая себе кофе, -- представляется весьма интересным. -- Действительно. Мне в связи с этим вспоминается твой рассказ об этой девушке, Корал, которая попросила Лабиринт перенести ее туда, куда он сам захочет. Что же произошло? Он перенес ее в Сломанный Лабиринт, и сделал так, чтобы то место оказалось полностью лишенным света. Затем он отправил тебя освобождать ее оттуда, с тем чтобы ты попутно отремонтировал его копию. Как только это было сделано, тот Лабиринт перестал быть Сломанным и превратился в еще одну версию настоящего, для которого, в свою очередь, стало возможным объединить его с собой в единое целое. Это оказалось тем более легко, что отраженный Лабиринт сам стремился к этому и направлял собственные усилия на объединение. В результате мощь Логруса была ослаблена еще больше, и для него возникла необходимость добиться какого-то значительного преимущества перед Лабиринтом. Именно поэтому он решил подвергнуться такому риску, проникнув во владения Лабиринта и тщетно пытаясь получить обратно Глаз Змеи. Дело зашло в тупик, однако, потому что ты, увидев, какой оборот принимают события, вызвал Колесо-Призрак. Таким образом, баланс сил по-прежнему нарушен в пользу Эмбера, что может иметь очень тяжелые последствия. -- Для Логруса. -- Для всех. Если между Силами будет сохраняться подобное неравенство, то для тех и других Отражений это не приведет ни к чему хорошему, до тех пор, пока все снова не встанет на свои места. -- Значит, теперь что-то должно быть сделано в пользу Логруса. -- Да, и ты знаешь, что именно. -- Думаю, что знаю. -- Это напрямую связано с тобой, не так ли? Я вспомнил о ночи, проведанной мною в пещере, которая находилась в странном месте между Отражениями, где Змея и Единорог пытались заставить меня сделать выбор между Лабиринтом и Логрусом. Меня, помнится, возмутила такая бесцеремонность, и я вообще отказался от выбора. -- Да, -- ответил я. -- Он хотел, чтобы ты принял его сторону? -- Полагаю, да. -- И что же дальше? -- А ничего. -- Во всяком случае, мой тезис, кажется, нашел подтверждение? Мне припомнилась моя прогулка, которую периодически омрачали встречи с призраками -- Лабиринта, Логруса, а то и обоих сразу. -- Кажется так. (Хотя, безусловно, именно Лабиринту я в конце путешествия оказал услугу, пусть даже невольную). -- Ты собираешься выполнить его замысел для блага Хаоса? -- Я собираюсь разрешить это дело к обоюдному согласию сторон. Он улыбнулся. -- Это отговорка или согласие? -- Это мое действительное намерение. -- Если Логрус тебя выбрал, у него, должно быть, были на это свои причины. -- Видимо, да. -- Нечего и говорить, что твое вступление на престол значительно усилит позиции дома Савалла. -- Да, я и раньше об этом думал. -- Но для человека с твоим происхождением обязательно появится необходимость четко определить, в чьих интересах ты собираешься действовать -- Хаоса или Эмбера? -- Ты, кажется, предвидишь новую войну? -- Нет конечно. Но все то, что ты предпримешь в пользу Логруса, неизбежно ослабит Лабиринт и вызовет недовольство в Эмбере. До войны, само собой, дело не дойдет, но могут возникнуть некоторые осложнения. -- Ты не мог бы яснее выразить, что у тебя на уме? -- Но сейчас я только оцениваю различные возможности на данный момент, чтобы заодно предоставить тебе случай заранее проанализировать свои предстоящие действия. Я кивнул. -- Но раз уж мы говорим о моих предстоящих действиях, я хочу еще раз тебе напомнить: я собираюсь разрешить это дело ко всеобщему... -- Хорошо, хорошо, -- перебил Мондор. -- В этом вопросе у нас нет разногласий. Когда ты займешь трон, ты будешь стремиться к тому же, что и мы. -- Мы? -- переспросил я. -- Дом Савалла, я имею в виду. Но это ни в коем случае не означает, что мы будем навязывать тебе свои способы решения проблем. -- Приятно слышать. -- Но, разумеется, мы сейчас говорим предположительно, поскольку есть еще двое претендентов, которых поддерживают столь же сильные кланы. -- Речь идет, значит, о возможности каких-то непредвиденных обстоятельств? -- Если наша семья сумеет добиться того, чтобы тебя короновали, ты понимаешь, что тебе следует принять это во внимание? -- Брат, мне понятно твое стремление как можно более возвысить дом Савалла, но если ты спрашиваешь о моем согласии на устранение Тмера и Таббла, то забудь об этом. Я не так сильно желаю трона, чтобы добиваться его таким образом. -- Тут дело не только в твоем желании, -- возразил он. -- Нет никаких причин для особой щепетильности, если учесть, что мы далеко не в самых лучших отношениях с домом Джесби, да и от дома Ченикут не знали ничего, кроме неприятностей. -- Щепетильность тут ни причем. Раз уж на то пошло, я никогда не говорил, что хочу стать монархом. Если честно, мне кажется, что Тмер или Таббл справятся с этим делом лучше меня. -- Они не отмечены знаком Логруса. -- А если я отмечен знаком Логруса, то смогу получить желаемое и без посторонней помощи. -- Брат, существует большая разница между миром принципов и нашим, реальным, из плоти и крови, а также стали. -- А что если у меня есть свой собственный план, отличный от твоего? -- Тогда скажи мне о нем. -- Не забывай, что мы говорим предположительно. -- Мерлин, ты упрям. У тебя есть обязательства, в такой же степени перед семьей, как и перед Хаосом и Логрусом. -- Я сам способен заплатить свои долги, Мондор, и я это сделаю. -- Если у тебя есть план, как исправить положение дел, и он представляется тебе удачным, то мы поможем его осуществить. Что у тебя на уме? -- Я не прошу вашей помощи, -- ответил я, -- но все равно я тебе благодарен. -- В таком случае чего ты добиваешься? -- Прежде всего мне нужна информация. -- Спрашивай. У меня ее достаточно. -- Очень хорошо. Что ты можешь мне сказать о родственниках моей матери с материнской стороны, о доме Хендрейк? Он скривил губы. -- Все они -- профессиональные военные, можно сказать. Ты знаешь, что они всегда принимают участие во всех войнах, происходящих на Отражениях. Они это любят. Белисса Миноби является главой семьи после смерти герцога Ларсаса, ее мужа. Хм... -- он помедлил. -- Ты спрашиваешь о них из-за того, что они, кажется, испытывают некую странную слабость к Эмберу? -- К Эмберу? -- переспросил я. -- Ты о чем? -- Помню, как-то раз я нанес визит во дворец Хендрейк, -- начал рассказывать Мондор, -- и был очень удивлен, когда увидел одну небольшую комнату, чем-то похожую на пещеру. В одной из стен была ниша, где висел портрет генерала Бенедикта, при всех его военных регалиях. Под ним находилось какое-то подобие алтаря, украшенного различными видами оружия, на котором горели свечи. Кстати, так же был и портрет твоей матери. -- В самом деле? -- удивился я. -- Интересно, Бенедикт об этом знает? Дара однажды говорила моему отцу о своем происхождении от Бенедикта, хотя сам он отвергал это как совершенную ложь... Но я