л „унчиль.
     -- ’ак нет ли, по крайней мере, бриллиантов? -- спросил артист.

     -- € бриллиантов нет.
     Ђртист повесил голову и задумалсЯ, а потом хлопнул в  ладоши. €з кулисы
вышла на  сцену средних  лет дама,  одетаЯ по  моде,  то  есть в пальто  без
воротника и  в крошечной шлЯпке.  „ама имела встревоженный  вид,  а  „унчиль
поглЯдел на нее, не шевельнув бровью.
     -- Љто эта дама? -- спросил ведущий программу у „унчилЯ.
     --  ќто моЯ  жена, -- с достоинством  ответил „унчиль  и  посмотрел  на
длинную шею дамы с некоторым отвращением.
     -- Њы потревожили вас, мадам „унчиль, -- отнессЯ к даме конферансье, --
вот  по какому поводу: мы хотели вас спросить, есть  ли еще у вашего супруга
валюта?
     -- Ћн тогда все сдал, -- волнуЯсь, ответила мадам „унчиль.
     -- ’ак, --  сказал артист, -- ну, что же,  раз  так,  то  так. …сли все
сдал, то нам  надлежит немедленно расстатьсЯ с ‘ергеем ѓерардовичем, что  же
поделаешь! …сли угодно,  вы можете покинуть театр, ‘ергей  ѓерардович,  -- и
артист сделал царственный жест.
     „унчиль спокойно и с достоинством повернулсЯ и пошел к кулисе.
     --  Ћдну минуточку! -- остановил его конферансье,  -- позвольте  мне на
прощанье показать вам еще один номер из нашей программы, -- и опЯть  хлопнул
в ладоши.
     —ерный задний занавес  раздвинулсЯ, и на сцену вышла  юнаЯ красавица  в
бальном платье, держащаЯ в руках золотой подносик, на котором лежала толстаЯ
пачка, перевЯзаннаЯ конфетной  лентой, и бриллиантовое колье, от которого во
все стороны отскакивали синие, желтые и красные огни.
     „унчиль отступил на шаг, и лицо его покрылось бледностью. ‡ал замер.
     --  ‚осемнадцать тысЯч  долларов  и колье  в  сорок  тысЯч  золотом, --
торжественно объЯвил артист, -- хранил ‘ергей ѓерардович в городе •арькове в
квартире   своей   любовницы   €ды  ѓеркулановны  ‚орс,  которую   мы  имеем
удовольствие видеть  перед собою и котораЯ  любезно  помогла обнаружить  эти
бесценные, но бесцельные в руках  частного лица  сокровища. Ѓольшое спасибо,
€да ѓеркулановна.
     Љрасавица,  улыбнувшись,   сверкнула  зубами,  и  мохнатые  ее  ресницы
дрогнули.
     -- Ђ под вашею полною достоинства личиною, -- отнессЯ артист к „унчилю,
-- скрываетсЯ жадный паук и поразительный охмурЯло и врун. ‚ы извели всех за
полтора месЯца своим тупым упрЯмством. ‘тупайте же теперь домой, и пусть тот
ад, который устроит вам ваша супруга, будет вам наказанием.
     „унчиль качнулсЯ  и,  кажетсЯ, хотел  повалитьсЯ, но чьи-то  участливые
руки  подхватили его.  ’ут  рухнул передний  занавес и скрыл всех  бывших на
сцене.
     Ѓешеные рукоплесканиЯ  потрЯсли  зал  до  того, что Ќиканору  €вановичу
показалось, будто в люстрах запрыгали огни. Ђ когда  передний черный занавес
ушел вверх, на сцене  уже никого не было, кроме одинокого артиста. Ћн сорвал
второй залп рукоплесканий, раскланЯлсЯ и заговорил:
     -- ‚ лице этого „унчилЯ перед вами выступил  в нашей программе типичный
осел. ‚едь Я же имел удовольствие говорить вчера, что тайное хранение валюты
ЯвлЯетсЯ  бессмыслицей.  €спользовать  ее  никто  не  может  ни  при   каких
обстоЯтельствах,  уверЯю вас.  ‚озьмем  хотЯ  бы этого „унчилЯ.  Ћн получает
великолепное жалованье и  ни в чем не нуждаетсЯ. “ него прекраснаЯ квартира,
жена  и  красавица любовница.  ’ак  нет же, вместо того, чтобы  жить  тихо и
мирно, без всЯких неприЯтностей, сдав  валюту и камни, этот корыстный болван
добилсЯ все-таки того, что разоблачен при всех и на закуску нажил крупнейшую
семейную  неприЯтность.  €так,  кто  сдает?  Ќет  желающих?  ‚  таком случае
следующим номером нашей программы -- известный  драматический талант, артист
Љуролесов ‘авва  Џотапович,  специально  приглашенный,  исполнит  отрывок из
"‘купого рыцарЯ" поэта Џушкина.
     Ћбещанный Љуролесов не замедлил поЯвитьсЯ на сцене  и оказалсЯ рослым и
мЯсистым бритым мужчиной во фраке и белом галстуке.
     Ѓез  всЯких  предисловий  он  скроил  мрачное  лицо,  сдвинул  брови  и
заговорил ненатуральным голосом, косЯсь на золотой колокольчик:
     --  Љак  молодой  повеса  ждет  свиданьЯ  с  какой-нибудь  развратницей
лукавой...
     € Љуролесов рассказал о себе много нехорошего. Ќиканор €ванович слышал,
как Љуролесов признавалсЯ в  том, что какаЯ-то несчастнаЯ вдова, воЯ, стоЯла
перед ним на  коленЯх под дождем, но не тронула  черствого  сердца  артиста.
Ќиканор  €ванович  до  своего  сна  совершенно  не  знал произведений  поэта
Џушкина,  но  самого  его  знал  прекрасно  и  ежедневно  по  нескольку  раз
произносил фразы вроде: "Ђ за квартиру Џушкин платить будет?"  €ли "‹ампочку
на лестнице,  стало  быть,  Џушкин  вывинтил?", "Ќефть, стало  быть,  Џушкин
покупать будет?"
     ’еперь, познакомившись с  одним из его произведений,  Ќиканор  €ванович
загрустил, представил себе  женщину  на  коленЯх, с сиротами, под  дождем, и
невольно подумал: "Ђ тип все-таки этот Љуролесов!"
     Ђ  тот, все повышаЯ голос,  продолжал  каЯтьсЯ  и окончательно  запутал
Ќиканора  €вановича, потому  что вдруг стал обращатьсЯ  к  кому-то,  кого на
сцене не было,  и  за этого  отсутствующего сам же себе  и  отвечал,  причем
называл  себЯ то  "государем",  то "бароном", то "отцом", то  "сыном", то на
"вы", то на "ты".
     Ќиканор €ванович  понЯл  только одно,  что помер артист  злою  смертью,
прокричав: "Љлючи! Љлючи мои!"  -- повалившись после  этого  на пол, хрипЯ и
осторожно срываЯ с себЯ галстух.
     “мерев, Љуролесов поднЯлсЯ,  отрЯхнул пыль с фрачных брюк,  поклонилсЯ,
улыбнувшись  фальшивой улыбкой,  и  удалилсЯ  при  жидких  аплодисментах.  Ђ
конферансье заговорил так:
     -- Њы прослушали  с  вами в замечательном  исполнении ‘аввы  Џотаповича
"‘купого рыцарЯ". ќтот  рыцарь надеЯлсЯ, что  резвые нимфы сбегутсЯ к нему и
произойдет еще  многое приЯтное в  том же духе. Ќо, как видите, ничего этого
не  случилось,  никакие  нимфы не сбежались  к  нему,  и  музы  ему  дань не
принесли,  и  чертогов  он  никаких не  воздвиг,  а, наоборот, кончил  очень
скверно,  помер к чертовой  матери от  удара  на своем сундуке  с валютой  и
камнЯми. Џредупреждаю вас,  что  и с вами случитсЯ  что-нибудь в этом  роде,
если только не хуже, ежели вы не сдадите валюту!
     ЏоэзиЯ  ли  Џушкина произвела такое впечатление  или прозаическаЯ  речь
конферансье, но только вдруг из зала раздалсЯ застенчивый голос:
     -- џ сдаю валюту.
     --   Њилости  прошу  на  сцену!  --   вежливо   пригласил  конферансье,
всматриваЯсь в темный зал.
     € на сцене оказалсЯ маленького роста белокурый гражданин, судЯ по лицу,
не брившийсЯ около трех недель.
     -- ‚иноват, как ваша фамилиЯ? -- осведомилсЯ конферансье.
     -- Љанавкин Ќиколай, -- застенчиво отозвалсЯ поЯвившийсЯ.
     -- Ђ! Ћчень приЯтно, гражданин Љанавкин, итак?
     -- ‘даю, -- тихо сказал Љанавкин.
     -- ‘колько?
     -- ’ысЯчу долларов и двадцать золотых десЯток.
     -- Ѓраво! ‚се, что есть?
     ‚едущий  программу  уставилсЯ  прЯмо  в  глаза  Љанавкину,  и  Ќиканору
€вановичу даже  показалось, что  из этих глаз брызнули  лучи,  пронизывающие
Љанавкина насквозь, как бы рентгеновские лучи. ‚ зале перестали дышать.
     -- ‚ерю! -- наконец воскликнул артист и погасил свой взор, -- верю! ќти
глаза  не лгут.  ‚едь сколько же раз Я говорил вам, что основнаЯ ваша ошибка
заключаетсЯ  в  том,  что  вы  недооцениваете  значениЯ  человеческих  глаз.
Џоймите,  что  Язык  может скрыть  истину, а  глаза  -- никогда!  ‚ам задают
внезапный  вопрос, вы даже не вздрагиваете, в одну секунду овладеваете собой
и  знаете,  что  нужно сказать,  чтобы укрыть  истину, и весьма  убедительно
говорите,  и  ни  одна  складка  на  вашем  лице не  шевельнетсЯ,  но,  увы,
встревоженнаЯ вопросом  истина со  дна души  на мгновение прыгает в глаза, и
все кончено. Ћна замечена, а вы пойманы!
     ЏроизнесЯ, и  с большим  жаром,  эту  очень  убедительную речь,  артист
ласково осведомилсЯ у Љанавкина:
     -- ѓде же спрЯтаны?
     -- “ тетки моей, Џороховниковой, на Џречистенке...
     -- Ђ! ќто... постойте... это у Љлавдии €льиничны, что ли?
     -- „а.
     -- Ђх  да, да, да!  Њаленький особнЯчок? Ќапротив еще палисадничек? Љак
же, знаю, знаю! Ђ куда ж вы их там засунули?
     -- ‚ погребе, в коробке из-под ќйнема...
     Ђртист всплеснул руками.
     -- ‚идали вы что-нибудь  подобное? -- вскричал он огорченно. -- „а ведь
они ж там заплесневеют, отсыреют! Ќу мыслимо ли таким людЯм доверить валюту?
Ђ? —исто как дети, ей-богу!
     Љанавкин и сам  понЯл,  что нагрубил  и проштрафилсЯ,  и  повесил  свою
хохлатую голову.
     --  „еньги,  --  продолжал артист,  -- должны хранитьсЯ  в госбанке,  в
специальных сухих  и хорошо  охранЯемых помещениЯх, а  отнюдь не в  теткином
погребе,  где  их  могут,  в  частности,  попортить  крысы!  Џраво,  стыдно,
Љанавкин! ‚едь вы же взрослый человек.
     Љанавкин  уже не  знал, куда и деватьсЯ,  и только колупал пальцем борт
своего пиджачка.
     -- Ќу ладно,  -- смЯгчилсЯ артист, -- кто старое помЯнет... --  € вдруг
добавил неожиданно: -- „а, кстати: за одним разом чтобы,  чтоб машину зрЯ не
гонЯть... у тетки этой самой ведь тоже есть? Ђ?
     Љанавкин, никак не ожидавший такого  оборота дела, дрогнул, и в  театре
наступило молчание.
     -- ќ, Љанавкин, -- укоризненно-ласково сказал  конферансье,  -- а  Я-то
еще похвалил его! Ќа-те, взЯл да и засбоил ни  с того ни с сего! Ќелепо это,
Љанавкин! ‚едь Я только что говорил про глаза. ‚едь видно, что у тетки есть.
Ќу, чего вы нас зрЯ терзаете?
     -- …сть! -- залихватски крикнул Љанавкин.
     -- Ѓраво! -- крикнул конферансье.
     -- Ѓраво! -- страшно взревел зал.
     Љогда  утихло,   конферансье   поздравил  Љанавкина,  пожал  ему  руку,
предложил  отвезти  в  город в  машине домой,  и в этой  же  машине приказал
кому-то в кулисах заехать за теткой и просить ее пожаловать  в женский театр
на программу.
     -- „а, Я хотел  спросить,  -- тетка не  говорила,  где свои  прЯчет? --
осведомилсЯ  конферансье, любезно предлагаЯ Љанавкину  папиросу  и зажженную
спичку. ’от, закуриваЯ, усмехнулсЯ как-то тоскливо.
     -- ‚ерю, верю, -- вздохнув, отозвалсЯ артист, -- эта сквалыга не то что
племЯннику -- черту не скажет этого.  Ќу, что же, попробуем  пробудить в ней
человеческие чувства. Ѓыть может, еще не все струны сгнили в ее ростовщичьей
душонке. ‚сего доброго, Љанавкин!
     €  счастливый Љанавкин уехал.  Ђртист  осведомилсЯ, нет ли еще желающих
сдать валюту, но получил в ответ молчание.
     --  —удаки, ей-богу! -- пожав  плечами,  проговорил  артист,  и занавес
скрыл его.
     ‹ампы погасли,  некоторое времЯ была  тьма, и  издалека  в ней слышалсЯ
нервный тенор, который пел:
     "’ам груды золота лежат и мне они принадлежат!"
     Џотом откуда-то издалека дважды донессЯ аплодисмент.
     --  ‚ женском театре дамочка  какаЯ-то  сдает, -- неожиданно проговорил
рыжий  бородатый сосед Ќиканора €вановича и, вздохнув, прибавил: -- ќх, кабы
не гуси мои! “ менЯ, милый человек, бойцовые гуси в ‹ианозове. Џодохнут они,
боюсь,  без  менЯ. Џтица боеваЯ, нежнаЯ,  она требует ухода...  ќх,  кабы не
гуси! Џушкиным-то менЯ не удивишь, -- и он опЯть завздыхал.
     ’ут зал осветилсЯ Ярко, и Ќиканору €вановичу стало снитьсЯ, что из всех
дверей в него посыпались повара в белых колпаках  и  с разливными  ложками в
руках.  ЏоварЯта  втащили в зал чан  с  супом  и  лоток  с нарезанным черным
хлебом.  ‡рители   оживились.  ‚еселые   повара  шнырЯли  между  театралами,
разливали суп в миски и раздавали хлеб.
     -- Ћбедайте, ребЯта, -- кричали повара,  -- и сдавайте валюту! —его вам
зрЯ здесь сидеть? Ћхота  была эту баланду  хлебать. Џоехал домой,  выпил как
следует, закусил, хорошо!
     --  Ќу,  чего   ты,   например,   засел  здесь,   отец?   --  обратилсЯ
непосредственно  к  Ќиканору  €вановичу  толстый  с  малиновой  шеей  повар,
протЯгиваЯ ему миску, в которой в жидкости одиноко плавал капустный лист.
     --  Ќету! Ќету!  Ќету у  менЯ!  --  страшным  голосом прокричал Ќиканор
€ванович, -- понимаешь, нету!
     --  Ќету? -- грозным басом взревел повар, -- нету? -- женским  ласковым
голосом  спросил  он,  --  нету,  нету,  --   успокоительно  забормотал  он,
превращаЯсь в фельдшерицу Џрасковью ”едоровну.
     ’а ласково трЯсла  стонущего во сне Ќиканора  €вановича за плечо. ’огда
растаЯли повара и  развалилсЯ  театр с  занавесом.  Ќиканор  €ванович сквозь
слезы разглЯдел свою  комнату  в лечебнице и двух в белых халатах, но отнюдь
не развЯзных поваров, сующихсЯ к людЯм со  своими советами, а доктора  и все
ту же Џрасковью ”едоровну, держащую в руках не  миску, а тарелочку, накрытую
марлей, с лежащим на ней шприцем.
     -- ‚едь это что же, -- горько говорил Ќиканор €ванович, пока ему делали
укол, -- нету у менЯ и нету! Џусть Џушкин им сдает валюту. Ќету!
     -- Ќету, нету, --  успокаивала добросердечнаЯ ЏрасковьЯ ”едоровна, -- а
на нет и суда нет.
     Ќиканору €вановичу полегчало после впрыскиваниЯ, и он заснул без всЯких
сновидений.
     Ќо благодарЯ  его  выкрикам  тревога  передалась в  120-ю комнату,  где
больной проснулсЯ и  стал искать свою голову, и в 118-ю,  где  забеспокоилсЯ
неизвестный мастер и в тоске заломил руки, глЯдЯ на луну, вспоминаЯ горькую,
последнюю  в  жизни  осеннюю ночь,  полоску света из-под  двери в  подвале и
развившиесЯ волосы.
     €з 118-й комнаты тревога по балкону перелетела к  €вану, и он проснулсЯ
и заплакал.
     Ќо врач быстро успокоил  всех  встревоженных, скорбных  главою,  и  они
стали  засыпать. Џозднее всех  забылсЯ €ван,  когда над  рекой  уже светало.
Џосле  лекарства, напоившего все  его тело,  успокоение пришло к  нему,  как
волна,  накрывшаЯ  его. ’ело  его  облегчилось,  а  голову  обдувала  теплым
ветерком   дрема.  Ћн  заснул,  и  последнее,  что  он  слышал  наЯву,  было
предрассветное  щебетание птиц в лесу. Ќо они  вскоре умолкли,  и  ему стало
снитьсЯ, что солнце уже снижалось над ‹ысой ѓорой, и  была эта гора оцеплена
двойным оцеплением...

        ѓлава 16. Љазнь


     ‘олнце уже снижалось над ‹ысой ѓорой, и была эта гора  оцеплена двойным
оцеплением.
     ’а кавалерийскаЯ  ала,  что перерезала прокуратору  путь около полуднЯ,
рысью вышла к •евровским воротам города. Џуть длЯ нее уже  был  приготовлен.
Џехотинцы каппадокийской когорты  отдавили  в стороны скопища людей, мулов и
верблюдов,  и  ала,  рысЯ  и поднимаЯ до  неба белые столбы пыли,  вышла  на
перекресток,  где  сходились   две  дороги:  южнаЯ,  ведущаЯ  в  ‚ифлеем,  и
северо-западнаЯ --  в џффу. Ђла понеслась по  северо-западной  дороге. ’е же
каппадокийцы были рассыпаны по краЯм дороги, и заблаговременно они согнали с
нее  в  стороны  все  караваны,  спешившие  на  праздник  в …ршалаим.  ’олпы
богомольцев  стоЯли  за  каппадокийцами,  покинув  свои временные  полосатые
шатры,  раскинутые  прЯмо  на  траве. ЏройдЯ около  километра, ала  обогнала
вторую когорту молниеносного легиона и  перваЯ подошла, покрыв еще километр,
к подножию ‹ысой ѓоры. ‡десь она спешилась. Љомандир рассыпал алу на взводы,
и они оцепили все подножие  невысокого холма,  оставив свободным только один
подъем на него с џффской дороги.
     —ерез некоторое времЯ за алой подошла к холму втораЯ когорта, поднЯлась
на один Ярус выше и венцом опоЯсала гору.
     Ќаконец  подошла  кентуриЯ  под  командой  Њарка  ЉрысобоЯ.   Ћна  шла,
растЯнутаЯ двумЯ цепЯми по краЯм дороги,  а  между этими цепЯми, под конвоем
тайной стражи, ехали  в повозке трое  осужденных с белыми досками на шее, на
каждой из  которых  было написано  "ђазбойник  и мЯтежник" на двух Языках --
арамейском и греческом. ‡а повозкой осужденных двигались другие, нагруженные
свежеотесанными  столбами  с  перекладинами, веревками,  лопатами, ведрами и
топорами.  Ќа  этих  повозках  ехали  шесть  палачей. ‡а ними  верхом  ехали
кентурион Њарк, начальник храмовой стражи в  …ршалаиме и тот самый человек в
капюшоне, с которым Џилат имел мимолетное совещание в затемненной комнате во
дворце. ‡амыкалась процессиЯ солдатской цепью, а за нею  уже  шло около двух
тысЯч любопытных, не  испугавшихсЯ адской жары и желавших присутствовать при
интересном зрелище.
     Љ  этим  любопытным   из   города   присоединились  теперь   любопытные
богомольцы,  которых  беспрепЯтственно  пропускали  в хвост  процессии.  Џод
тонкие выкрики глашатаев, сопровождавших колонну  и кричавших  то, что около
полуднЯ прокричал Џилат, она втЯнулась на лысую гору.
     Ђла пропустила всех во второй Ярус, а втораЯ кентуриЯ пропустила наверх
только тех, кто имел отношение к казни, а затем, быстро маневрируЯ, рассеЯла
толпу вокруг всего холма,  так  что та  оказалась  между пехотным оцеплением
вверху и кавалерийским внизу. ’еперь она могла видеть казнь сквозь неплотную
цепь пехотинцев.
     €так, прошло со времени  подъема процессии на гору более трех  часов, и
солнце уже снижалось над ‹ысой  ѓорой, но жар еще был невыносим, и солдаты в
обоих оцеплениЯх страдали  от него, томились от  скуки  и  в душе проклинали
трех разбойников, искренне желаЯ им скорейшей смерти.
     Њаленький  командир  алы со взмокшим лбом и  в  темной от пота на спине
белой рубахе,  находившийсЯ  внизу  холма  у открытого  подъема, то  и  дело
подходил к кожаному ведру в первом  взводе, черпал из него пригоршнЯми воду,
пил и мочил свой тюрбан. Џолучив от этого некоторое облегчение, он отходил и
вновь  начинал  мерить  взад и вперед  пыльную дорогу,  ведущую на  вершину.
„линный меч его  стучал  по  кожаному  шнурованному сапогу.  Љомандир  желал
показать своим кавалеристам пример  выносливости, но, жалеЯ солдат, разрешил
им из пик,  воткнутых в землю,  устроить пирамиды  и набросить на  них белые
плащи. Џод  этими шалашами и  скрывались  от  безжалостного солнца  сирийцы.
‚едра  пустели   быстро,  и  кавалеристы   из   разных  взводов  по  очереди
отправлЯлись за  водой  в балку под горой, где в  жидкой тени  тощих тутовых
деревьев доживал свои дни на этой дьЯвольской жаре мутноватый  ручей. ’ут же
стоЯли, ловЯ  нестойкую тень,  и  скучали  коноводы,  державшие присмиревших
лошадей.
     ’омление солдат и брань их по адресу разбойников были понЯтны. ЋпасениЯ
прокуратора насчет  беспорЯдков,  которые могли  произойти  во времЯ казни в
ненавидимом им городе  …ршалаиме, к счастью, не оправдались. € когда побежал
четвертый час  казни,  между  двумЯ цепЯми, верхней пехотой  и кавалерией  у
подножиЯ,  не  осталось, вопреки всем ожиданиЯм, ни одного человека.  ‘олнце
сожгло толпу и погнало ее обратно в …ршалаим. ‡а цепью двух римских кентурий
оказались  только две неизвестно  кому принадлежащие и зачем-то попавшие  на
холм собаки. Ќо и их сморила жара, и они легли, высунув Языки, тЯжело дыша и
не обращаЯ никакого вниманиЯ на зеленоспинных Ящериц, единственных  существ,
не  боЯщихсЯ  солнца  и  шнырЯющих  меж  раскаленными  камнЯми  и  какими-то
вьющимисЯ по земле растениЯми с большими колючками.
     Ќикто не  сделал  попытки отбивать  осужденных ни  в  самом  …ршалаиме,
наводненном  войсками, ни здесь,  на  оцепленном холме, и толпа  вернулась в
город, ибо, действительно,  ровно ничего интересного не было в этой казни, а
там в городе уже шли приготовлениЯ к наступающему вечером великому празднику
пасхи.
     ђимскаЯ  пехота  во втором  Ярусе  страдала  еще  больше  кавалеристов.
Љентурион Љрысобой единственно что  разрешил солдатам  -- это  снЯть шлемы и
накрытьсЯ белыми  повЯзками, смоченными водой,  но  держал солдат  стоЯ и  с
копьЯми в  руках.  ‘ам  он  в такой же  повЯзке, но не смоченной,  а  сухой,
расхаживал  невдалеке  от  группы  палачей,  не снЯв  даже  со своей  рубахи
накладных серебрЯных львиных морд, не снЯв поножей, меча и ножа. ‘олнце било
прЯмо  в  кентуриона, не  причинЯЯ ему никакого  вреда,  и  на львиные морды
нельзЯ было взглЯнуть, глаза выедал  ослепительный блеск  как бы вскипавшего
на солнце серебра.
     Ќа  изуродованном   лице  ЉрысобоЯ  не  выражалось  ни   утомлениЯ,  ни
неудовольствиЯ,  и казалось, что великан кентурион в силах  ходить  так весь
день, всю ночь  и еще день, -- словом,  столько, сколько будет надо. ‚се так
же ходить, наложив руки на тЯжелый с медными блЯхами поЯс, все так же сурово
поглЯдываЯ  то  на  столбы с казненными, то  на солдат в цепи,  все  так  же
равнодушно отбрасываЯ носком  мохнатого  сапога  попадающиесЯ ему  под  ноги
выбеленные временем человеческие кости или мелкие кремни.
     ’от человек  в  капюшоне поместилсЯ недалеко от  столбов  на  трехногом
табурете  и сидел в благодушной неподвижности,  изредка,  впрочем,  от скуки
прутиком расковыриваЯ песок.
     ’о,  что было сказано о том, что за цепью легионеров не было  ни одного
человека, не совсем верно. Ћдин-то  человек  был, но просто  не  всем он был
виден. Ћн поместилсЯ не на той  стороне, где был открыт подъем на  гору  и с
которой было удобнее всего видеть казнь, а в стороне северной, там, где холм
был не  отлог  и доступен,  а неровен, где  были и провалы и щели, там, где,
уцепившись  в расщелине за  проклЯтую  небом безводную землю, пыталось  жить
больное фиговое деревцо.
     €менно  под  ним,  вовсе не  дающим  никакой  тени,  и утвердилсЯ  этот
единственный зритель, а не участник казни, и сидел на камне с самого начала,
то есть вот уже четвертый час. „а, длЯ того чтобы видеть казнь, он выбрал не
лучшую, а худшую позицию. Ќо все-таки и с нее столбы были  видны, видны были
за цепью и два сверкающие пЯтна на  груди  кентуриона, а этого, по-видимому,
длЯ человека, Явно желавшего остатьсЯ мало замеченным и никем не тревожимым,
было совершенно достаточно.
     Ќо  часа четыре тому назад,  при начале  казни, этот  человек  вел себЯ
совершенно не так и очень мог быть замечен, отчего, вероЯтно, он и переменил
теперь свое поведение и уединилсЯ.
     ’огда, лишь только процессиЯ вошла на самый верх за цепь, он и поЯвилсЯ
впервые  и притом как  человек Явно опоздавший. Ћн тЯжело дышал и  не шел, а
бежал на холм, толкалсЯ и, увидев, что перед ним, как и перед всеми другими,
сомкнулась  цепь, сделал наивную  попытку, притворившись,  что  не  понимает
раздраженных  окриков,  прорватьсЯ между солдатами к самому месту казни, где
уже  снимали  осужденных  с повозки.  ‡а это он получил  тЯжелый удар  тупым
концом копьЯ  в грудь и  отскочил от солдат, вскрикнув, но не от боли, а  от
отчаЯниЯ. “дарившего легионера он окинул мутным и совершенно равнодушным  ко
всему взором, как человек, не чувствительный к физической боли.
     ЉашлЯЯ и задыхаЯсь, держась за грудь, он  обежал кругом холма, стремЯсь
на  северной  стороне  найти какую-нибудь  щель  в  цепи, где можно  было бы
проскользнуть. Ќо было уже поздно. Љольцо сомкнулось. € человек с искаженным
от  горЯ  лицом  вынужден  был отказатьсЯ  от  своих  попыток  прорватьсЯ  к
повозкам, с  которых уже снЯли столбы. ќти попытки  не к чему не привели бы,
кроме того,  что он был бы схвачен, а  быть задержанным в  этот  день никоим
образом не входило в его план.
     € вот он ушел в  сторону к расщелине, где было спокойнее и никто ему не
мешал.
     ’еперь,  сидЯ на камне,  этот чернобородый, с  гноЯщимисЯ от  солнца  и
бессонницы   глазами  человек  тосковал.  Ћн   то  вздыхал,   открываЯ  свой
истасканный в скитаниЯх, из голубого превратившийсЯ в грЯзно-серый таллиф, и
обнажал  ушибленную  копьем  грудь,  по  которой  стекал  грЯзный  пот, то в
невыносимой  муке поднимал глаза в небо, следЯ за тремЯ стервЯтниками, давно
уже  плававшими  в вышине большими кругами  в предчувствии скорого пира,  то
вперЯл  безнадежный  взор в  желтую  землю  и  видел  на ней полуразрушенный
собачий череп и бегающих вокруг него Ящериц.
     ЊучениЯ человека  были настолько велики, что по временам он заговаривал
сам с собой.
     -- Ћ, Я глупец! -- бормотал он, раскачиваЯсь на камне в душевной боли и
ногтЯми царапаЯ  смуглую грудь, -- глупец, неразумнаЯ женщина,  трус! Џадаль
Я, а не человек!
     Ћн  умолкал,  поникал  головой,  потом, напившись  из  деревЯнной флЯги
теплой воды,  оживал  вновь и хваталсЯ то за нож, спрЯтанный под таллифом на
груди, то за кусок пергамента, лежащий перед ним на камне рЯдом с палочкой и
пузырьком с тушью.
     Ќа этом пергаменте уже были набросаны записи:
     "Ѓегут минуты, и Я, ‹евий Њатвей, нахожусь на ‹ысой  ѓоре, а смерти все
нет!"
     „алее:
     "‘олнце склонЯетсЯ, а смерти нет".
     ’еперь ‹евий Њатвей безнадежно записал острой палочкой так:
     "Ѓог! ‡а что гневаешьсЯ на него? Џошли ему смерть".
     ‡аписав  это,  он  болезненно  всхлипнул и опЯть  ногтЯми изранил  свою
грудь.
     Џричина отчаЯниЯ ‹евиЯ заключалась в той страшной неудаче, что постигла
€ешуа и его, и, кроме  того, в той тЯжкой ошибке, которую он, ‹евий, по  его
мнению, совершил. Џозавчера  днем  €ешуа и  ‹евий находились  в ‚ифании  под
…ршалаимом,   где   гостили   у  одного  огородника,  которому   чрезвычайно
понравились  проповеди €ешуа.  ‚се  утро оба  гостЯ  проработали на огороде,
помогаЯ хозЯину, а к вечеру собирались идти по холодку в  …ршалаим. Ќо €ешуа
почему-то заспешил,  сказал, что  у  него  в городе  неотложное дело, и ушел
около полуднЯ один. ‚от в этом-то и заключалась перваЯ ошибка  ‹евиЯ ЊатвеЯ.
‡ачем, зачем он отпустил его одного!
     ‚ечером  Њатвею  идти  в …ршалаим не пришлось.  ЉакаЯ-то  неожиданнаЯ и
ужаснаЯ  хворь поразила его. …го затрЯсло,  тело его наполнилось  огнем,  он
стал стучать зубами  и  поминутно просить  пить.  Ќикуда идти он не мог.  Ћн
повалилсЯ на попону  в сарае  огородника  и  провалЯлсЯ на  ней  до рассвета
пЯтницы, когда болезнь так же  неожиданно отпустила ‹евиЯ,  как и напала  на
него. •оть  он  был  еще  слаб  и  ноги его  дрожали,  он,  томимый каким-то
предчувствием беды, распростилсЯ с хозЯином  и отправилсЯ в …ршалаим. ’ам он
узнал, что предчувствие его не обмануло. Ѓеда случилась. ‹евий был в толпе и
слышал, как прокуратор объЯвил приговор.
     Љогда  осужденных повели на  гору, ‹евий Њатвей  бежал рЯдом  с цепью в
толпе любопытных, стараЯсь  каким-нибудь образом  незаметно дать знать €ешуа
хотЯ бы уж  то, что  он,  ‹евий, здесь,  с  ним,  что  он  не  бросил его на
последнем пути и что он молитсЯ о том, чтобы смерть €ешуа постигла как можно
скорее. Ќо €ешуа, смотрЯщий вдаль, туда, куда его увозили, конечно, ‹евиЯ не
видал.
     €  вот, когда процессиЯ  прошла  около  полуверсты  по  дороге, ЊатвеЯ,
которого толкали в толпе у самой цепи, осенила простаЯ и гениальнаЯ мысль, и
тотчас же, по своей горЯчности, он осыпал себЯ проклЯтиЯми за то, что она не
пришла ему раньше. ‘олдаты шли не тесною цепью. Њежду ними  были промежутки.
Џри  большой  ловкости  и  очень  точном  расчете  можно  было,  согнувшись,
проскочить между двумЯ легионерами, дорватьсЯ  до повозки и вскочить на нее.
’огда €ешуа спасен от мучений.
     Ћдного мгновениЯ достаточно, чтобы ударить €ешуа ножом в спину, крикнув
ему: "€ешуа! џ спасаю тебЯ и ухожу вместе с  тобой! џ, Њатвей, твой верный и
единственный ученик!"
     Ђ если бы бог благословил еще одним свободным мгновением, можно было бы
успеть заколотьсЯ  и самому,  избежав смерти  на столбе. ‚прочем,  последнее
мало интересовало ‹евиЯ, бывшего сборщика податей. …му было безразлично, как
погибать.  Ћн хотел  одного, чтобы €ешуа, не  сделавший никому  в  жизни  ни
малейшего зла, избежал бы истЯзаний.
     Џлан  был очень  хорош, но дело заключалось  в  том, что у ‹евиЯ ножа с
собою не было. Ќе было у него и ни одной монеты денег.
     ‚ бешенстве на себЯ, ‹евий выбралсЯ из толпы и побежал обратно в город.
‚ горЯщей его голове прыгала только  одна горЯчечнаЯ мысль о том, как сейчас
же, каким угодно способом, достать в городе нож и успеть догнать процессию.
     Ћн добежал до городских ворот, лавируЯ  в  толчее всасывавшихсЯ в город
караванов,  и  увидел на левой  руке у себЯ  раскрытую  дверь лавчонки,  где
продавали хлеб. ’Яжело дыша после бега по раскаленной дороге, ‹евий  овладел
собой, очень степенно  вошел в лавчонку, приветствовал хозЯйку,  стоЯвшую за
прилавком, попросил ее  снЯть с полки верхний каравай, который почему-то ему
понравилсЯ  больше других, и, когда та повернулась,  молча  и быстро взЯл  с
прилавка то, чего лучше и быть не может, -- отточенный, как бритва,  длинный
хлебный нож,  и тотчас кинулсЯ из лавки вон. —ерез  несколько минут он вновь
был  на  џффской  дороге.  Ќо  процессии  уже не было видно. Ћн побежал.  Џо
временам  ему приходилось валитьсЯ прЯмо в  пыль и лежать  неподвижно, чтобы
отдышатьсЯ. € так он  лежал, поражаЯ проезжающих на мулах и шедших  пешком в
…ршалаим людей.  Ћн  лежал, слушаЯ,  как  колотитсЯ  его  сердце не только в
груди, но и в голове и в ушах. Ћтдышавшись немного, он вскакивал и продолжал
бежать, но все медленнее и медленнее.  Љогда он наконец увидал пылЯщую вдали
длинную процессию, она была уже у подножиЯ холма.
     -- Ћ,  бог...  --  простонал ‹евий, понимаЯ, что  он  опаздывает.  € он
опоздал.
     Љогда  истек  четвертый  час  казни, мучениЯ ‹евиЯ  достигли  наивысшей
степени,  и  он  впал  в  Ярость. ЏоднЯвшись с камнЯ,  он  швырнул на  землю
бесполезно, как он теперь думал, украденный нож, раздавил флЯгу ногою, лишив
себЯ  воды,  сбросил с  головы  кефи, вцепилсЯ в свои  жидкие волосы  и стал
проклинать себЯ.
     Ћн  проклинал себЯ,  выкликаЯ бессмысленные  слова, рычал  и  плевалсЯ,
поносил своего отца и мать, породивших на свет глупца.
     ‚идЯ, что клЯтвы и брань не действуют  и ничего от этого на  солнцепеке
не менЯетсЯ, он сжал сухие кулаки, зажмурившись, вознес их к небу, к солнцу,
которое сползало все ниже, удлинЯЯ тени и  уходЯ, чтобы упасть в ‘редиземное
море, и потребовал у бога немедленного  чуда.  Ћн требовал, чтобы бог тотчас
же послал €ешуа смерть.
     Ћткрыв глаза, он убедилсЯ в том, что  на  холме  все  без изменений, за
исключением того,  что пылавшие на  груди  кентуриона пЯтна  потухли. ‘олнце
посылало лучи в спины казнимых, обращенных  лицами к …ршалаиму. ’огда  ‹евий
закричал:
     -- Џроклинаю тебЯ, бог!
     Ћсипшим голосом он кричал о том, что убедилсЯ в несправедливости бога и
верить ему более не намерен.
     -- ’ы  глух! -- рычал ‹евий, --  если б ты не был глухим, ты услышал бы
менЯ и убил его тут же.
     ‡ажмурившись, ‹евий ждал  огнЯ, который упадет на него с неба и поразит
его  самого.  ќтого  не  случилось,  и, не  разжимаЯ  век,  ‹евий  продолжал
выкрикивать  Язвительные  и  обидные  речи  небу.  Ћн кричал  о полном своем
разочаровании и о том, что существуют другие боги и религии. „а,  другой бог
не допустил бы того, никогда  не допустил бы, чтобы человек, подобный €ешуа,
был сжигаем солнцем на столбе.
     -- џ ошибалсЯ! -- кричал совсем охрипший ‹евий, -- ты бог зла! €ли твои
глаза совсем закрыл дым из курильниц храма, а  уши твои  перестали  что-либо
слышать, кроме трубных звуков свЯщенников?  ’ы не всемогущий  бог. Џроклинаю
тебЯ, бог разбойников, их покровитель и душа!
     ’ут  что-то дунуло в лицо бывшему сборщику и что-то зашелестело у  него
под ногами. „унуло еще  раз,  и тогда, открыв глаза, ‹евий увидел, что все в
мире, под влиЯнием ли его  проклЯтий  или  в силу  каких-либо других причин,
изменилось. ‘олнце исчезло, не  дойдЯ до морЯ, в котором  тонуло ежевечерне.
Џоглотив его, по небу с запада поднималась грозно и неуклонно грозоваЯ туча.
ЉраЯ ее  уже вскипали белой пеной, черное  дымное  брюхо отсвечивало желтым.
’уча ворчала,  и из  нее времЯ от  времени  вываливались  огненные  нити. Џо
џффской дороге, по скудной ѓионской долине, над шатрами богомольцев, гонимые
внезапно  поднЯвшимсЯ ветром,  летели пыльные столбы.  ‹евий умолк, стараЯсь
сообразить, принесет ли гроза,  котораЯ сейчас накроет  …ршалаим, какое-либо
изменение  в судьбе  несчастного  €ешуа.  €  тут  же,  глЯдЯ  на  нити огнЯ,
раскраивающие тучу, стал  просить, чтобы  молниЯ  ударила  в столб €ешуа.  ‚
раскаЯнии глЯдЯ в чистое небо, которое еще не пожрала туча и где стервЯтники
ложились  на крыло,  чтобы  уходить  от  грозы, ‹евий  подумал,  что безумно
поспешил со своими проклЯтиЯми. ’еперь бог не послушает его.
     Ћбратив свой взор  к подножию холма, ‹евий приковалсЯ к тому месту, где
стоЯл,  рассыпавшись,  кавалерийский  полк,  и  увидел,  что  там  произошли
значительные изменениЯ. ‘  высоты  ‹евию  удалось  хорошо  рассмотреть,  как
солдаты суетились, выдергиваЯ пики из земли, как набрасывали на  себЯ плащи,
как коноводы бежали к дороге  рысцой,  ведЯ на  поводу вороных лошадей. Џолк
снималсЯ,  это было  Ясно.  ‹евий,  защищаЯсь от бьющей  в  лицо пыли рукой,
отплевываЯсь,  старалсЯ  сообразить,  что  бы  это  значило,  что  кавалериЯ
собираетсЯ уходить?  Ћн перевел взглЯд повыше и разглЯдел фигурку в багрЯной
военной  хламиде,  поднимающуюсЯ  к площадке  казни.  € тут  от предчувствиЯ
радостного конца похолодело сердце бывшего сборщика.
     ЏодымавшийсЯ  на гору в пЯтом  часу страданий разбойников  был командир
когорты, прискакавший из …ршалаима в сопровождении ординарца. –епь солдат по
мановению  ЉрысобоЯ  разомкнулась,  и кентурион  отдал  честь  трибуну. ’от,
отведЯ ЉрысобоЯ  в сторону, что-то  прошептал ему. Љентурион вторично  отдал
честь и  двинулсЯ к  группе палачей,  сидЯщих на камнЯх у подножий  столбов.
’рибун  же  направил свои шаги к тому,  кто сидел на  трехногом  табурете, и
сидЯщий  вежливо поднЯлсЯ  навстречу трибуну.  € ему что-то  негромко сказал
трибун, и оба они пошли к столбам.  Љ ним присоединилсЯ и начальник храмовой
стражи.
     Љрысобой,  брезгливо покосившись  на  грЯзные  трЯпки,  бывшие  недавно
одеждой преступников,  от которой  отказались палачи, отозвал двух из них  и
приказал:
     -- ‡а мною!
     ‘  ближайшего   столба  доносилась   хриплаЯ   бессмысленнаЯ   песенка.
Џовешенный на нем ѓестас  к концу третьего  часа казни сошел  с ума от мух и
солнца и теперь тихо пел что-то про виноград,  но головою,  покрытой чалмой,
изредка  все-таки покачивал,  и  тогда  мухи  вЯло поднимались с его лица  и
возвращались на него опЯть.
     „исмас на втором столбе страдал более двух  других, потому  что его  не
одолевало забытье,  и он качал головой, часто и мерно, то  вправо, то влево,
чтобы ухом ударЯть по плечу.
     ‘частливее двух других был  €ешуа.  ‚ первый же  час его стали поражать
обмороки, а затем он  впал в забытье, повесив  голову в размотавшейсЯ чалме.
Њухи и слепни  поэтому совершенно облепили его, так что лицо его исчезло под
черной шевелЯщейсЯ массой. ‚ паху, и на животе,  и под мышками сидели жирные
слепни и сосали желтое обнаженное тело.
     ЏовинуЯсь жестам человека  в капюшоне, один  из палачей  взЯл копье,  а
другой  поднес к  столбу ведро  и  губку. Џервый из палачей  поднЯл  копье и
постучал  им  сперва по  одной, потом по  другой  руке  €ешуа,  вытЯнутым  и
привЯзанным веревками к  поперечной перекладине столба. ’ело с выпЯтившимисЯ
ребрами  вздрогнуло. Џалач провел концом копьЯ по животу. ’огда €ешуа поднЯл
голову, и  мухи с  гуденьем снЯлись, и открылось лицо повешенного, распухшее
от укусов, с заплывшими глазами, неузнаваемое лицо.
     ђазлепив веки, ѓа-Ќоцри  глЯнул вниз.  ѓлаза  его, обычно Ясные, теперь
были мутноваты.
     -- ѓа-Ќоцри! -- сказал палач.
     ѓа-Ќоцри  шевельнул вспухшими губами и отозвалсЯ  хриплым  разбойничьим
голосом:
     -- —то тебе надо? ‡ачем подошел ко мне?
     --  Џей! --  сказал  палач,  и пропитаннаЯ водою  губка на  конце копьЯ
поднЯлась к  губам €ешуа. ђадость сверкнула  у того в глазах, он  прильнул к
губке и с жадностью начал впитывать влагу. ‘ соседнего столба  донессЯ голос
„исмаса:
     -- Ќесправедливость! џ такой же разбойник, как и он.
     „исмас  напрЯгсЯ, но шевельнутьсЯ  не смог, руки его в  трех местах  на
перекладине держали веревочные кольца.  Ћн  втЯнул живот, ногтЯми вцепилсЯ в
концы  перекладин,  голову держал повернутой к столбу €ешуа, злоба  пылала в
глазах „исмаса.
     ЏыльнаЯ туча накрыла площадку,  сильно  потемнело. Љогда пыль унеслась,
кентурион крикнул:
     -- Њолчать на втором столбе!
     „исмас  умолк, €ешуа  оторвалсЯ от губки и,  стараЯсь,  чтобы голос его
звучал ласково и убедительно, и не добившись этого, хрипло попросил палача:
     -- „ай попить ему.
     ‘тановилось все темнее.  ’уча залила уже полнеба, стремЯсь к …ршалаиму,
белые кипЯщие облака неслись впереди наполненной черной влагой и огнем тучи.
‘веркнуло и ударило над самым холмом. Џалач снЯл губку с копьЯ.
     --  ‘лавь великодушного игемона! -- торжественно шепнул  он  и тихонько
кольнул €ешуа в сердце. ’от дрогнул, шепнул:
     -- €гемон...
     Љровь побежала  по  его животу,  нижнЯЯ челюсть  судорожно  дрогнула, и
голова его повисла.
     Џри втором громовом ударе палач уже поил „исмаса и с теми же словами:
     -- ‘лавь игемона! -- убил его.
     ѓестас,  лишенный рассудка,  испуганно  вскрикнул,  лишь  только  палач
оказалсЯ  около него, но, когда  губка коснулась его  губ, прорычал что-то и
вцепилсЯ в нее  зубами.  —ерез несколько секунд обвисло и  его тело, сколько
позволЯли веревки.
     —еловек в  капюшоне  шел  по  следам палача  и  кентуриона,  а  за  ним
начальник  храмовой  стражи.  Ћстановившись  у  первого  столба,  человек  в
капюшоне внимательно оглЯдел окровавленного €ешуа, тронул белой рукой ступню
и сказал спутникам:
     -- Њертв.
     ’о же повторилось и у двух других столбов.
     Џосле  этого  трибун  сделал знак  кентуриону  и,  повернувшись,  начал
уходить  с  вершины  вместе  с начальником храмовой  стражи  и  человеком  в
капюшоне. Ќастала полутьма, и молнии  бороздили черное небо. €з  него  вдруг
брызнуло  огнем,  и крик кентуриона: "‘нимай  цепь!"  -- утонул  в  грохоте.
‘частливые солдаты кинулись  бежать с  холма,  надеваЯ  шлемы.  ’ьма накрыла
…ршалаим.
     ‹ивень хлынул внезапно и застал  кентурии  на полдороге на  холме. ‚ода
обрушилась  так  страшно, что,  когда солдаты бежали  книзу, им вдогонку уже
летели бушующие потоки. ‘олдаты скользили и падали на размокшей глине, спеша
на  ровную дорогу, по которой -- уже чуть виднаЯ в пелене воды -- уходила  в
…ршалаим  до  нитки  мокраЯ конница. —ерез  несколько  минут в дымном зареве
грозы, воды и огнЯ на холме  осталсЯ только один  человек. ЏотрЯсаЯ  недаром
украденным ножом, срываЯсь со  скользких  уступов, цеплЯЯсь  за  что попало,
иногда  ползЯ на коленЯх, он  стремилсЯ к столбам.  Ћн то  пропадал в полной
мгле, то вдруг освещалсЯ трепещущим светом.
     „обравшись  до  столбов, уже  по  щиколотку в  воде, он содрал  с  себЯ
отЯжелевший, пропитанный  водою таллиф, осталсЯ в  одной  рубахе и  припал к
ногам   €ешуа.  Ћн  перерезал  веревки  на   голенЯх,   поднЯлсЯ  на  нижнюю
перекладину,  обнЯл €ешуа и освободил руки  от верхних свЯзей. ѓолое влажное
тело €ешуа обрушилось на ‹евиЯ и  повалило  его  наземь.  ‹евий тут же хотел
взвалить его на плечи, но какаЯ-то мысль остановила его. Ћн оставил на земле
в  воде  тело  с запрокинутой головой  и разметанными руками  и  побежал  на
разъезжающихсЯ в глинЯной жиже ногах к  другим столбам. Ћн перерезал веревки
и на них, и два тела обрушились на землю.
     Џрошло несколько минут, и на вершине холма остались только эти два тела
и три пустых столба. ‚ода била и поворачивала эти тела.
     Ќи ‹евиЯ, ни тела €ешуа на верху холма в это времЯ уже не было.


        ѓлава 17. Ѓеспокойный день

     “тром в пЯтницу, то  есть  на другой день после проклЯтого сеанса, весь
наличный состав  служащих ‚арьете -- бухгалтер ‚асилий ‘тепанович ‹асточкин,
два  счетовода,  три  машинистки,  обе  кассирши,  курьеры,  капельдинеры  и
уборщицы,  -- словом, все, кто был в  наличности, не  находились при деле на
своих  местах,  а все сидели на  подоконниках окон, выходЯщих на ‘адовую,  и
смотрели  на то, что делаетсЯ под стеною ‚арьете. Џод этой стеной в два рЯда
лепилась  многотысЯчнаЯ  очередь,  хвост  которой  находилсЯ  на  Људринской
площади. ‚ голове этой очереди стоЯло примерно  два десЯтка хорошо известных
в театральной Њоскве барышников.
     Ћчередь   держала   себЯ   очень  взволнованно,   привлекала   внимание
струившихсЯ мимо граждан  и занималась обсуждением зажигательных рассказов о
вчерашнем  невиданном  сеансе  черной  магии.  ќти  же  рассказы  привели  в
величайшее  смущение  бухгалтера  ‚асилиЯ ‘тепановича, который  накануне  на
спектакле не был. Љапельдинеры рассказывали бог знает что, в  том числе, как
после, окончаниЯ  знаменитого  сеанса некоторые гражданки в неприличном виде
бегали по улице, и прочее в том же роде. ‘кромный и тихий ‚асилий ‘тепанович
только моргал глазами, слушаЯ  россказни обо всех этих чудесах, и решительно
не знал, что ему предпринЯть, а между тем предпринимать нужно было что-то, и
именно ему, так как он теперь осталсЯ старшим во всей команде ‚арьете.
     Љ десЯти часам утра очередь жаждущих билетов до того вспухла, что о ней
дошли слухи до милиции, и с удивительной  быстротой были присланы как пешие,
так  и конные нарЯды, которые  эту очередь  и  привели  в некоторый порЯдок.
Ћднако  и  стоЯщаЯ  в  порЯдке  змеЯ  длиною  в  километр  сама  по себе уже
представлЯла  великий  соблазн  и  приводила  граждан  на  ‘адовой  в полное
изумление.
     ќто было снаружи,  а  внутри ‚арьете тоже было очень неладно.  ‘ самого
раннего  утра  начали  звонить  и  звонили  непрерывно  телефоны  в кабинете
‹иходеева,  в  кабинете  ђимского,  в  бухгалтерии,  в кассе  и  в  кабинете
‚аренухи.  ‚асилий ‘тепанович сперва отвечал  что-то, отвечала  и  кассирша,
бормотали что-то в телефон капельдинеры, а потом и вовсе перестали отвечать,
потому  что  на