iйсЯ дeльным хозЯином в чужом богатом имeнiи, оказалсЯ никуда не годным в своем маленьком",-- и наконец прieзд в Џетербург (благодарЯ случайному знакомству с писателем ‡асодимским, как то заeхавшим в “смань) и начало типичной писательской жизни в средe наиболeе "передовых" представителей тогдашней литературы, жизни в такой бeдности, что у молодого писателЯ вскорe обнаружились задатки чахотки, и с таким увлеченiем "передовыми" идеЯми, что пришлось даже посидeть в Џетропавловской крeпости, а потом пожить в ссылкe в ’вери. Ћднако, типичность эта тут и кончаетсЯ. ‘овсeм не типичной оказалась быстрота развитiЯ этого "дикарЯ", быстрота превращенiЯ его в настоЯщаго культурнаго человeка, его необычайный ¹⁷⁵ духовный и художественный рост и, главное, самостоЯтельность вкусов, взглЯдов и стремленiй, уже и тогда далеко не во всем совпадавших с тeм, что полагалось имeть всeм этим ‡асодимским, ‡латовратским. "„аже и в пору увлеченiЯ ‡асодимским, говорит ќртель, менЯ не покидала отцовскаЯ струйка: здравый смысл. џ, напримeр, чувствовал, что знаю жизнь лучше и глубже его и особенно жизнь народную, бытописателем которой он считал себЯ. “мeл Я и людей узнавать лучше его -- этому помогало мои занЯтiЯ хозЯйством, дeловыЯ отношенiЯ с купцами, крестьЯнами, кулаками, кабатчиками, барышниками, словом, все то, что шло у менЯ рЯдом с любовью к народу, с сeтованьЯми о его нуждe, печалЯх, с увлеченiем туманными идеалами образованности, прогресса, свободы, равенства и братства..." ќтот то "здравый смысл" (если уж употребить столь чрезмeрно скромное выраженiе) и сдeлал ќртелЯ такой крупной и своеобразной фигурой, как в жизни, так и в литературe. ѓершензон совершенно справедливо говорит, что "нельзЯ вообразить себe болeе рeзкаго контраста, нежели тот, который представлЯет фигура ќртелЯ среди худосочной и вЯлой русской интеллигенцiи восьмидесЯтых годов". „а и жизнь его, повторЯю, была лишь очень короткое времЯ болeе или менeе типичной жизнью интеллигента из разночинцев. ‚скорe она опЯть стала (даже и внeшне) чрезвычайно не похожа на таковую: послe ’вери ќртель только временами живал в столицах или заграницей, -- он опЯть вернулсЯ в деревню, к сельскому хозЯйству и почти до самаго своего конца отдавал ему половину всeх своих сил, сперва арендуЯ лично ¹⁷⁶ длЯ себЯ клочок земли на родинe, а затeм управлЯЯ огромнeйшими и богатeйшими барскими имeнiЯми (одно времЯ даже сразу нeсколькими, разбросанными в цeлых девЯти губернiЯх, то есть "цeлым царством", как писал он мнe однажды). ѓершензон считает, что ќртель даже и как мыслитель был Явленiем "замeчательным", что мiровозренiе его "представлЯет собой чрезвычайно оригинальную и цeнную систему идей". ‘ила мышленiЯ ќртелЯ, говорит он, была в той области, которую Љант отводит "практическому разуму". ќртель был, прежде всего, человeком дeла. …му дана была от природы огромнаЯ жизнеспособность, он был Ярким представителем дeлателей жизни, обладал страстной жаждой быть в непрерывной смeнe Явленiй и дeйствiй. € вот этим то и опредeлЯлсЯ характер его мiровозренiЯ. ‚се это мiровозренiе есть отвeт на двойственный вопрос: что позволЯет сдeлать жизнь и чего она требует. ‚опрос об изначальной силe, движущей мiр, и о конечной цeли этого движенiЯ ќртель оставлЯл без разсмотрeнiЯ. Ћн, однако, не был рацiоналистом. Ќапротив, как раз живое чутье дeйствительности научило его тому, что в основe всего видимаго есть элемент невидимый, но не менeе реальный, и что не учитывать его в практических расчетах значит рисковать ошибочностью всeх разсчетов. Ћттого позитивизм казалсЯ ему нестерпимой безсмысленостью. Ћн думал, что жизнь рeзко распадаетсЯ на ЯвленiЯ двух родов: на зависЯщiЯ исключительно от воли "‚еликаго Ќеизвeстнаго, котораго мы называем Ѓогом", то есть на такiЯ, к которым ¹⁷⁷ мы должны относитьсЯ с безусловной покорностью, и на зависЯщiЯ от нашей воли и устранимыЯ, по отношенiю к которым борьба умeстна и необходима. Ћн вeрил, что существует абсолютнаЯ истина, но стоЯл лишь за условное осуществленiе еЯ, любил говорить: "‚ мeру, друг, в мeру!" -- то есть: не ускорЯй насильственно этот поступательный ход исторiи. Ѓезусловное пониманiе добра и зла и условное дeйствiе в осуществленiи перваго и в борьбe с послeдним -- вот что нужно длЯ всЯкой дeЯтельности, в том числe длЯ всЯкой протестующей, говорил он. ‡начит ли это, однако, что он проповeдывал "умeренность и аккуратность"? ђeдко кто был менeе умeрен и аккуратен, чeм он, всЯ жизнь котораго была страстной неумeренностью, "вeчным горeнiем в дeлах душевных, общественных и житейских, страдальческими поисками внeшней и внутренней гармонiи". Ћн сам нерeдко жаловалсЯ: "‚се не удаетсЯ возстановить в своей жизни равновeсiЯ... ’о, что видишь вокруг и что читаешь, до такой степени надрывает сердце жалостью к одним и гнeвом к другим, что просто бeда..." € дальше (говорЯ о своем участiи в помощи голодающим, которой он в началe девЯностых годов отдавалсЯ цeлых два года с такой страстью, что совершенно забросил свои собственныЯ дeла и оказалсЯ в настоЯщей нищетe): "…ще раз узнал, что могу, до самозабвенiЯ, до полнeйшаго упадка сил увлекатьсЯ так называемой общественной дeЯтельностью..." Ћн сурово осуждал русскую интеллигенцiю и прежде всего с практической точки зрeнiЯ. Ћн говорил, что еЯ вeчный протест, обусловленный только "нервическим раздраженiем" или ¹⁷⁸ "лирическим отношенiем к вещам", безсилен, не ведет к цeли, ибо пафос сам по себe не есть какаЯ либо сущность, а только форма проЯвленiй, сущностью же всЯкой борьбы ЯвлЯетсЯ личное религiозно-философское убeжденiе протестующаго и затeм -- пониманiе исторической дeйствительности. Џервое, что нужно русскому интеллигенту, говорил он, это проникнутьсЯ ученiем •риста, "который костью стал в горлe господ Њихайловских", без чего невозможно религiознаЯ культура личности, а второе -- глубокаЯ и серьезнаЯ культура и историческiй такт. Ћн говорил: "‚сЯкiЯ "‡абытыЯ слова" оттого вeдь и забываютсЯ столь быстро и часто, что мы их воспринимаем лишь нервами... Ќесчастье нашего поколeнiЯ заключаетсЯ в том, что у него совершенно отсутствовал интерес к религiи, к философiи, к искусству и до сих пор отсутствует свободно развитое чувство, свободнаЯ мысль... ‹юдЯм, кромe политических форм и учрежденiй, нужен "дух", вeра, истина, Ѓог... ’ы скажешь: а все же умeли умирать за идею! Ђх, легче умереть, нежели осуществить! Ћдносторонне протестующее общество даже в случаe побeды может принести болeе зла, нежели добра... Ћ, горек, тысЯчу раз горек деспотизм, но он отнюдь не менeе горек, если проистекает от "”еденьки", а не от Џобедоносцевых. ‚оображаю, что натворили бы "”еденьки" на мeстe Џобедоносцевых! —то до нашего отношенiЯ к народу, то и тут не нужно никакой нормы, кромe той нравственной нормы, которою вообще должны опредeлЯтьсЯ отношенiЯ между людьми, то есть закона любви, установленнаго •ристом..." "Њнe думаетсЯ, писал он в своей записной ¹⁷⁹ книжкe, возражаЯ ’олстому, послeдователем котораго он был во многом, Я думаю, что раздать имeнiе нищим -- не всЯ правда. Ќужно, чтобы во мнe и в дeтЯх моих сохранилось то, что есть добро: знанiе, образованность, цeлый рЯд истинно хороших привычек, а это все большей частью требует не одной головной передачи, а наслeдственной. Ћтдавши имeнiе, отдам ли Я дeйствительно все, чeм Я обЯзан людЯм? Ќeт, благодарЯ чужому труду, Я, кромe имeнiЯ, обладаю еще многим другим и этим многим должен дeлитьсЯ с ближним, а не зарывать его в землю..." ‚ообще безусловное пониманiе истины и условное осуществленiе еЯ -- один из завeтных тезисов ќртелЯ. ‚сeм существом он чувствовал, что прЯмолинейнаЯ принципiальность холодна, мертвенна, что теплота жизни только в компромиссe, что полное самоотреченiе такаЯ же нелeпость, как и всЯкое безусловное осуществленiе истины. "‹юбить одинаково своего ребенка и чужого -- противоестественно. „остаточно, если твое личное чувство не погашает в тебe справедливости, котораЯ не позволЯет зарeзать чужого ребенка ради удобства своего. Ќорма в той серединe, гдe росток личной жизни цвeтет и зрeет в полной силe, не заглушаЯ вмeстe с тeм любви ко всему живущему..." “мер этот удивительный по своей кипучей внутренней и внeшней дeЯтельности, по свободe и Ясности ума и широтe сердца человeк слишком рано -- всего 52 лeт от роду. € перед смертью уже глубоко вeрил, что "смысл всeх земных страданiй открываетсЯ там". ‚ отрочествe он пережил пору страстнаго религiознаго чувства. ‡атeм эти чувства смeнились "сомнeнiЯми, ¹⁸⁰ попытками утвердить, на мeстe все растущаго невeрiЯ, вeру в добро, в революцiонныЯ и народническiЯ ученiЯ, в ученiе ’олстого... Ќо неизмeнно все перемeщалось в моей натурe". Ћн во многом и навсегда осталсЯ "другом всЯческих свобод" и вообще интеллигентом своего времени. € всетаки жизнь ЯвлЯлась ему "все в новом и новом освeщенiи". „обро? Ќо оказалось, что слово это "звучало слишком пусто" и что нужно было "хорошенько подумать над ним". Ќародничество? Ќо оказалось, что "народническiЯ грезы суть грезы и больше ничего... ‚от организовать (внe всЯкой политики) какой-нибудь огромный союз образованных людей с цeлью помощи всЯческим крестьЯнским нуждам -- это другое дeло... ђусскому народу и его интеллигенцiи, прежде всЯких попыток осуществленiЯ "царства ЃожiЯ", предстоит еще создать почву длЯ такого царства, словом и дeлом водворЯть сознательный и твердо поставленный культурный быт... ‘оцiализм? Ќо не думаешь ли ты, что он может быть только у того народа, гдe проселочныЯ дороги обсажены вишнЯми и вишни бывают цeлы? ’ам, гдe посадили простую, жалкую ветелку и ее выдернут просто "так себe" и гдe длЯ сокращенiЯ пути на пЯть саженей проeдут на телeгe по великолeпной ржи, -- не барской, а крестьЯнской, -- там может быть ђазовщина, Џугачевщина, все, что хочешь, но не соцiализм. Ђ потом -- что такое соцiализм? †изнь, друг мой, нельзЯ ввести в оглобли! ђеволюцiЯ? Ќо к революцiи в смыслe насилiЯ Я чувствую органическое отвращенiе... ‚ каждом революцiонном разрушенiи есть грубое разрушенiе не матерiальнаго только, а свЯтынь жизни... „а и что такое матерiальное? ¹⁸¹ €стребленiе "‚ишневых садов" озвeрeлой толпой возмутительно, как убiйство... ‚eдь еще ѓерцен сказал, что иныЯ вещи несравненно больше жалко терЯть, нежели иных людей... ’олстой? Ќо всeх загнать в ”иваиду -- значит оскопить и обезцвeтить жизнь... ЌельзЯ всeм предписать земледeльческiй труд, жестокое непротивленiе злу, самоотреченiе до уничтоженiЯ личности... ‘водить всю свою жизнь до роли "самаритЯнской" Я не хочу... Ќе было бы тeни -- не было бы борьбы, а что же прекраснeе борьбы! Ќарод? џ долго писал о нем, обливаЯсь слезами..." Ќо идут годы -- и что же говорит этот народолюбец? "Ќeт, никогда еще Я так не понимал Ќекрасовскаго выраженiЯ "любЯ ненавидeть", как теперь, купаЯсь в аду подлинной, а не абстрагированной народной дeйствительности, в прелестЯх русскаго неправдоподобно жестокаго быта... Ќарод русскiй -- глубоко несчастный народ, но и глубоко скверный, грубый и, главное, лживый, лживый дикарь... ‘читают, что при Ђлександрe ‚тором всЯчески погублено нeсколько тысЯч революцiонеров, но вeдь если бы дали волю "подлинному народу", он расправилсЯ бы с этими тысЯчами на манер €вана ѓрознаго... Ѓезвeрiе? Ќо человeк без религiи существо жалкое и несчастное... ‡олотые купола и благовeст -- форма великой сущности, живущей в каждой человeческой душe..." € вот -- послeднiЯ признанiЯ, не задолго до смерти: "‘трашныЯ тайны Ѓога не доступны моему разсудочному пониманiю..." "‚eрую, что смысл жизненных страданiй в смерти откроетсЯ там..." ¹⁸² "ѓорЯчо вeрую, что жизнь наша не кончаетсЯ здeсь и что в той жизни будет разрeшенiе всeх мучительных загадок и тайн человeческаго существованiЯ..." 1929 г. ¹⁸³ -------- ‚олошин Њаксимиллiан ‚олошин был одним из наиболeе видных поэтов предреволюцiонных и революцiонных лeт ђоссiи и сочетал в своих стихах многiЯ весьма типичныЯ черты большинства этих поэтов: их эстетизм, снобизм, символизм, их увлеченiе европейской поэзiей конца прошлаго и начала нынeшнЯго вeка, их политеческую "смeну вeх" (в зависимости от того, что было выгоднeе в ту или иную пору); был у него и другой грeх: слишком литературное воспeванiе самых страшных, самых звeрских злодeЯнiй русской революцiи. Џослe его смерти поЯвилось не мало статей о нем, но сказали они в общем мало новаго, мало дали живых черт его писательскаго и человeческаго облика, нeкоторыЯ же просто ограничились хвалами ему да тeм, что пишетсЯ теперь чуть не поголовно обо всeх, которые в стихах и прозe касались русской революцiи: возвели и его в пророки, в провидцы "грЯдущаго русскаго катаклизма", хотЯ длЯ многих из таких пророков достаточно было в этом случаe только нeкотораго знанiЯ начальных учебников русской исторiи. Ќаиболeе интересныЯ замeчанiЯ о нем Я прочел в статьe Ђ. €. Ѓенуа, в "Џослeдних ЌовостЯх": ¹⁸⁴ "…го стихи не внушали того к себe довeрiЯ, без котораго не может быть подлиннаго восторга. џ "не совсeм вeрил" ему, когда по выступам красивых и звучных слов он взбиралсЯ на самыЯ вершины человeческой мысли... Ќо влекло его к этим восхожденiЯм совершенно естественно, и именно слова его влекли... Ќeкоторую иронiю Я сохранил в отношенiи к нему навсегда, что вeдь не возбранЯетсЯ и при самой близкой и нeжной дружбe... Ѓлизорукiй взор, прикрытый пенсне, странно нарушал все его "звeроподобiе", сообщаЯ ему что-то растерЯнное и безпомощное... что-то необычайно милое, подкупающее... Ћн с удивительной простотой душевной не то "медузировал", не то забавлЯл кремлевских проконсулов, когда возымeл наивную дерзость свои самые страшные стихи, полные обличенiй и трагических ламентацiй, читать перед лицом совeтских идеологов и вершителей. € сошло это, вeроЯтно, только потому, что и там его не пожелали принЯть всерьез..." џ лично знал ‚олошина со времен довольно давних, но до наших послeдних встрeч в Ћдессe, зимой и весной девЯтнадцатаго года, не близко. Џомню его первые стихи, -- судЯ по ним, трудно было предположить, что с годами так окрeпнет его стихотворный талант, так разовьетсЯ внeшне и внутренне. ’огда были они особенно характерны длЯ его "влеченiЯ к словам": Њысли с рыданьЯми вeтра сплетаютсЯ, Џоeзд гремит, перегнать их стараетсЯ, ’ак вот в ушах и долбит и стучит это: ¹⁸⁵ ’итата, тотата, татата, титата... -- €з страны, гдe солнца свeт ‹ьетсЯ с неба жгуч и Ярок, џ привез себe в подарок Џару звонких кастаньет... -- ‘клонЯЯсь ниц, овeЯн ночи синью, „овeрчиво ищу губами Я ‘осцы твои, натертые полынью, Ћ, мать-землЯ! Џомню наши первыЯ встрeчи, в Њосквe. Ћн уже был тогда замeтным сотрудником "‚eсов", "‡олотого ђуна". “же и тогда очень тщательно "сдeлана" была его наружность, манера держатьсЯ, разговаривать, читать. Ћн был невысок ростом, очень плотен, с широкими и прЯмыми плечами, с маленькими руками и ногами, с короткой шеей, с большой головой, темно-рус, кудрЯв и бородат: из всего этого он, не взираЯ на пенсне, ловко сдeлал нeчто довольно живописное на манер русскаго мужика и античнаго грека, что-то бычье и вмeстe с тeм круторогобаранье. Џожив в Џарижe, среди мансардных поэтов и художников, он носил широкополую черную шлЯпу, бархатную куртку и накидку, усвоил себe в обращенiи, с людьми старинную французскую оживленность, общительность, любезность, какую-то смeшную грацiозность, вообще что-то очень изысканное, жеманное и "очаровательное", хотЯ задатки всего этого дeйствительно были присущи его натурe. Љак почти всe его современники стихотворцы, стихи свои он читал всегда с величайшей охотой, всюду, гдe угодно и в любом количествe, при малeйшем желанiи окружающих. ЌачинаЯ читать, тотчас поднимал свои толстыЯ плечи, свою и ¹⁸⁶ без того высоко поднЯтую грудную клeтку, на которой обозначались под блузой почти женскiЯ груди, дeлал лицо олимпiйца, громовержца и начинал мощно и томно завывать. Љончив, сразу сбрасывал с себЯ эту грозную и важную маску: тотчас же опЯть очаровательнаЯ и вкрадчиваЯ улыбка, мЯгко, салонно переливающiйсЯ голос, какаЯ-то радостнаЯ готовность ковром лечь под ноги собесeднику -- и осторожное, но неутомимое сладострастiе аппетита, если дeло было в гостЯх, за чаем или ужином... Џомню встрeчу с ним в концe 1905 года, тоже в Њосквe. ’огда чуть не всe видные московскiе и петербургскiе поэты вдруг оказались страстными революцiонерами, -- при большом, кстати сказать, содeйствiи ѓорькаго и его газеты "Ѓорьба", в которой участвовал сам ‹енин. ќто было во времЯ перваго большевицкаго возстанiЯ, ѓорькiй крeпко сидeл в своей квартирe на ‚оздвиженке, никогда не выходЯ из неЯ ни на шаг, день и ночь держал вокруг себЯ стражу из вооруженных с ног до головы студентов грузин, всeх увeрЯЯ, будто на него готовитсЯ покушенiе со стороны крайних правых, но вмeстe с тeм день и ночь принимал у себЯ огромное количество гостей, -- прiЯтелей, поклонников, "товарищей" и сотрудников этой "Ѓорьбы", которую он издавал на средства нeкоего ‘кирмунта и котораЯ сразу же плeнила поэта Ѓрюсова, еще лeтом того года требовавшаго водруженiЯ креста на св. ‘офiи и произносившаго монархическiЯ рeчи, затeм Њинскаго с его гимном: "Џролетарiи всeх стран, соединЯйтесь!" -- и не мало прочих. ‚олошин в "Ѓорьбe" не печаталсЯ, но именно гдe-то тут, -- не то у ѓорькаго, не то у ‘кирмунта,-- услышал ¹⁸⁷ Я от него тогда тоже совсeм новыЯ длЯ него пeсни: Ќароду русскому: Я скорбный Ђнгел ЊщеньЯ! џ в раны черныЯ, в распахнутую новь Љидаю сeмена. Џрошли вeка терпeньЯ, € голос мой -- набат! •оругвь моЯ, как кровь! Џомню еще встрeчу с его матерью, -- это было у одного писателЯ, Я сидeл за чаем как раз рЯдом с ‚олошиным, как вдруг в комнату быстро вошла женщина лeт пЯтидесЯти, с сeдыми стриженными волосами, в русской рубахe, в бархатных шароварах и сапожках с лакированными голенищами, и Я чуть не спросил именно у ‚олошина, кто эта смeхотворнаЯ личность? Џомню всЯкiе слухи о нем: что он, съeзжаЯсь за границей с своей невeстой, назначает ей первыЯ свиданiЯ непремeнно гдe-нибудь на колокольнe готическаго собора; что живЯ у себЯ в Љрыму, он ходит в одной "туникe", проще говорЯ, в одной длинной рубахe без рукавов, очень, конечно, смeшно при его толстой фигурe и коротких волосатых ногах... Љ этой порe относитсЯ та автобiографическаЯ замeтка его, автограф которой был воспроизведен в "Љнигe о русских поэтах" и котораЯ случайно сохранилась у менЯ до сих пор, -- строки мeстами тоже довольно смeшныЯ: "Ќе знаю, что интересно в моей жизни длЯ других. Џоэтому перечислю лишь то, что было важно длЯ менЯ самого. џ родилсЯ в Љiевe 16 маЯ 1877 года, в день ‘вЯтого „уха. ‘обытiЯ жизни исчерпываютсЯ длЯ менЯ странами, книгами и людьми. ¹⁸⁸ ‘траны: первое впечатлeнiе -- ’аганрог и ‘евастополь; сознательное бытiе -- окраины Њосквы, ‚аганьково кладбище, машины и мастерскiЯ желeзной дороги; отрочество -- лeса под ‡венигородом; пЯтнадцати лeт -- Љоктебель в Љрыму, -- самое цeнное и важное на всю жизнь; двадцати трех -- ‘реднеазiатскаЯ пустынЯ -- пробужденiе самопознанiЯ; затeм ѓрецiЯ и всe побережьЯ и острова ‘редиземнаго морЯ -- в них обрeтеннаЯ родина духа; послeднЯЯ ступень -- Џариж -- сознанiе ритма и формы. Љниги-спутники: Џушкин и ‹ермонтов с пЯти лeт, с семи „остоевскiй и ќдгар Џо; с тринадцати ѓюго и „иккенс; с шестнадцати иллер, ѓейне, Ѓайрон; с двадцати четырех французскiе поэты и Ђнатоль ”ранс; книги послeдних лeт: Ѓагават-ѓита, Њаллармэ, Џоль Љлодель, Ђнри де ђенье, ‚илье де ‹илль Ђдан -- €ндiЯ и ”ранцiЯ. ‹юди: лишь за послeднiе годы они стали занимать в жизни больше мeста, чeм страны и книги. €мена их не назову... ‘тихи Я начал писать тринадцати лeт, рисовать двадцати четырех..." ‚ ту пору всюду читал он и другое свое прославленное стихотворенiе из времен французской революцiи, гдe тоже немало ударно-эстрадных слов: ќто гибкое, страстное тeло ђастоптала ногами толпа мнe... Џотом было слышно, что он участвует в построенiи гдe-то в вейцарiи какого-то антропософскаго храма... ‡имой девЯтнадцатаго года он прieхал в ¹⁸⁹ Ћдессу из Љрыма, по приглашенiю своих друзей –етлиных, у которых и остановилсЯ. Џо прieздe тотчас же проЯвил свою обычную дeЯтельность,-- выступал с чтенiем своих стихов в ‹итературно-•удожественном Љружкe, затeм в одном частном клубe, гдe почти всe проживавшiе тогда в Ћдессe столичные писатели читали за нeкоторую плату свои произведенiЯ среди пивших и eвших в залe перед ними "недорeзанных буржуев"... —итал он тут много новых стихов о всЯких страшных дeлах и людЯх как древней ђоссiи, так и современной, большевицкой. џ даже дивилсЯ на него -- так далеко шагнул он вперед и в писанiи стихов и в чтенiи их, так силен и ловок стал и в том и в другом, но слушал его даже с нeкоторым негодованiем; какое, что называетсЯ, "великолeпное", самоупоенное и, по обстоЯтельствам мeста и времени, кощунственное словоизверженiе!-- и, как всегда, все спрашивал себЯ: на кого же в концe концов похож он? ‚ид как будто грозный, пенсне строго блестит, в тeлe все как-то поднЯто, надуто, концы густых волос, раздeленных на прЯмой пробор, завиваютсЯ кольцами, борода чудесно круглитсЯ, маленькiй ротик открываетсЯ в ней так изысканно, а гремит и завывает так гулко и мощно... ЉрЯжистый мужик русских крeпостных времен? Џрiап? Љашалот? -- Џотом мы встрeтились на вечерe у –етлиных, и опЯть это был "милeйшiй и добрeйшiй Њаксимилiан Ђлександрович". Џрисмотрeвшись к нему, увидал, что наружность его с годами уже нeсколько огрубeла, отЯжелeла, но движенiЯ по-прежнему легки, живы; когда перебeгает через комнату, то перебeгает каким-то быстрым и мелким аллюром, говорит с величайшей охотой и много, ¹⁹⁰ весь так и сiЯет общительностью, благорасположенiем ко всему и ко всeм, удовольствiем от всeх и от всего -- не только от того, что окружает его в этой свeтлой, теплой и людной столовой, но даже как бы от всего того огромнаго и страшнаго, что совершаетсЯ в мiрe вообще и в темной, жуткой Ћдессe в частности, уже близкой к приходу большевиков. Ћдeт при этом очень бeдно -- так уже истерта его коричневаЯ бархатнаЯ блуза, так блестЯт черные штаны и разбиты башмаки... Ќужду он терпeл в ту пору очень большую. „альше беру (в сжатом видe) кое-что из моих тогдашних замeток: -- ”ранцузы бeгут из Ћдессы, к ней подходЯт большевики. –етлины садЯтсЯ на пароход в Љонстантинополь. ‚олошин остаетсЯ в Ћдессe, в их квартирe. Ћчень возбужден, как-то особенно бодр, легок. ‚ечером встрeтил его на улицe: "—тобы не быть выгнанным, устраиваю в квартирe –етлиных общежитiе поэтов и поэтесс. Ќадо дeйствовать, не надо предаватьсЯ унынiю!" -- ‚олошин часто сидит у нас по вечерам. Џо-прежнему мил, оживлен, весел. "Ѓог с ней с политикой, давайте читать друг другу стихи!" —итает, между прочим, свои "Џортреты". ‚ портретe ‘авинкова отличнаЯ черта -- сравненiе его профилЯ с профилем лосЯ. Љак всегда говорит без умолку, затрагиваЯ множества самых разных тем, только дeлаЯ вид, что интересуетсЯ собесeдником. Љонечно, восхищаетсЯ Ѓлоком, Ѓeлым и тут же Ђнри де ђенье, котораго переводит. Ћн антропософ, увeрЯет, будто "люди суть ангелы десЯтаго круга", которые принЯли на себЯ ¹⁹¹ облик людей вмeстe со всeми их грeхами, так что всегда надо помнить, что в каждом самом худшем человeкe сокрыт ангел... -- ‘пасаем от реквизицiи особнЯк нашего друга, тот, в котором живем, -- Ћдесса уже занЯта большевиками. ‚олошин принимает в этом самое горЯчее участiе. ‚ыдумал, что у нас будет "•удожественнаЯ нео-реалистическаЯ школа". Ѓeгает за разрешенiем на открытiе этой школы, в пЯть минут написал длЯ неЯ замысловатую вывeску. ‘ыплет сентенцiЯми: "‚ архитектурe признаю только готику и греческiй стиль. ’олько в них нeт ничего, что украшает". -- Ћдесскiе художники, тоже всЯчески стараЯсь спастись, организуютсЯ в профессiональный союз вмeстe с малЯрами. Њысль о малЯрах подал, конечно, ‚олошин. ѓоворит с восторгом: "Ќадо возвратитьсЯ к средневeковым цехам!" -- ‡асeданiе (в •удожественном Љружкe) журналистов, писателей, поэтов и поэтесс, тоже "по организацiи профессiональнаго союза". Ћчень людно, много публики и всЯких пишущих, "старых" и молодых. ‚олошин бeгает, сiЯет, хочет говорить о том, что нужно и пишущим объединитьсЯ в цех. Џотом, в своей накидкe и с висЯщей за плечом шлЯпой, -- еЯ шнур прицeплен к крючку накидки, -- быстро и грацiозно, мелкими шажками выходит на эстраду: "’оварищи!" Ќо тут тотчас же поднимаетсЯ дикiй крик и свист: буйно начинает скандалить орава молодых поэтов, занЯвших всю заднюю часть эстрады: "„олой! Љ черту старых, обветшалых писак! ЉлЯнемсЯ умереть за совeтскую власть!" Ћсобенно безчинствуют Љатаев, Ѓагрицкiй, Ћлеша. ‡атeм всЯ орава "в знак протеста" покидает ¹⁹² зал. ‚олошин бeжит за ними -- "они нас не понимают, надо объЯснитьсЯ!" -- —асоваЯ стрeлка переведена на два часа двадцать пЯть минут вперед, послe девЯти запрещено показыватьсЯ на улицe. ‚олошин иногда у нас ночует. “ нас есть нeкоторый запас сала и спирта, он eст жадно и с наслажденiем и все говорит, говорит и все на самыЯ высокiЯ и трагическiЯ темы. Њежду прочим, из его рeчей о масонах Ясно, что он масон, -- да и как бы он мог при его любопытствe и прочих свойствах характера упустить случай попасть в такое сообщество? -- Ѓольшевики приглашают одесских художников принЯть участiе в украшенiи города к первому маЯ. Ќeкоторые с радостью хватаютсЯ за это приглашенiе: от жизни, видите ли, уклонЯтьсЯ нельзЯ, кромe того "в жизни самое главное -- искусство и оно внe политики". ‚олошин тоже загораетсЯ рвенiем украшать город, фантазирует, как надо это сдeлать: хорошо, напримeр, натЯнуть над улицами и по фасадам домов полотнища, расписанныЯ ромбами, конусами, пирамидами, цитатами из разных поэтов... џ напоминаю ему, что в этом самом городe, который он собираетсЯ украшать, уже нeт ни воды, ни хлeба, идут безпрерывныЯ облавы, обыски, аресты, разстрeлы, по ночам -- непроглЯднаЯ тьма, разбой, ужас... Ћн мнe в отвeт опЯть о том, что в каждом из нас, даже в убiйцe, в кретинe сокрыт страждущiй ‘ерафим, что есть девЯть серафимов, которые сходЯт на землю и входЯт в людей, дабы прiЯть распЯтiе, горeнiе, из коего возникают какiе-то прокаленные и просвeтленные лики... -- џ его не раз предупреждал: не бeгайте ¹⁹³ к большевикам, они вeдь отлично знают, с кeм вы были еще вчера. Ѓолтает в отвeт то же, что и художники: "€скусство внe времени, внe политики, Я буду участвовать в украшенiи только как поэт и как художник". -- "‚ украшенiи чего? ‘обственной висeлицы?" -- ‚сетаки побeжал. Ђ на другой день в "€звeстiЯх": "Љ нам лeзет ‚олошин, всЯкаЯ сволочь спeшит теперь примазатьсЯ к нам..." ‚олошин хочет писать письмо в редакцiю, полное благороднаго негодованiЯ... -- Џисьмо, конечно, не напечатали. џ и это ему предсказывал. Ќе хотeл и слушать: "Ќе могут не напечатать, обeщали, Я был уже в редакцiи!" Ќо напечатали только одно: "‚олошин устранен из первомайской художественной комиссiи". Џришел к нам и горько жаловалсЯ: "ќто мнe напоминает тот случай, когда ни одна из газет, травивших менЯ за то, что Я публично развeнчал ђeпина, не дала мнe мeста отвeтить на эту травлю!" -- ‚олошин хлопочет, как бы ему выбратьсЯ из Ћдессы домой, в Љрым. ‚чера прибeжал к нам и радостно разсказал, что дeло устраиваетсЯ и, как это часто бывает, через хорошенькую женщину. "“ неЯ реквизировал себe помeщенiе предсeдатель —ека ‘eверный, ѓеккер познакомила менЯ с ней, а она -- с ‘eверным". ‚осхищалсЯ и им; "“ ‘eвернаго кристальнаЯ душа, он многих спасает!" -- "Џриблизительно одного из ста убиваемых?" -- "‚се же это очень чистый человeк..." €, не удовольствовавшись этим, имeл жестокую наивность разсказать мнe еще то, что ‘eверный простить себЯ не может, что выпустил из своих рук Љолчака, ¹⁹⁴ который будто бы попалсЯ ему однажды в руки крeпко... -- Џомогают ‚олошину пробратьсЯ в Љрым еще и через "морского комиссара и командующаго черноморским флотом" Ќeмица, который, по словам ‚олошина, тоже поэт, "особенно хорошо пишет рондо и трiолеты". ‚ыдумывают какую-то тайную большевицкую миссiю в ‘евастополь. Ѓeда только в том, что ее не на чeм послать: весь флот Ќeмица состоит, кажетсЯ, из одного паруснаго дубка, а его не во всЯкую погоду пошлешь... …сли считать по новому стилю, он уeхал из Ћдессы (на этом самом дубкe) в началe маЯ. “eхал со спутницей, которую называл ’атидой. ‚мeстe с нею провел у нас послeднiй вечер, ночевал тоже у нас. Џровожать его было всетаки грустно. „а и все было грустно: сидeли мы в полутьмe, при самодeльном ночникe,-- электричества не позволЯли зажигать, -- угощали отъeзжающих чeм-то очень жалким. Ћдeт он был уже по-дорожному -- матроска, берэт. ‚ карманах держал немало разных спасительных бумажек, на всe случаи: на случай большевицкаго обыска при выходe из одесскаго порта, на случай встрeчи в морe с французами или добровольцами, -- до большевиков у него были в Ћдессe знакомства и во французских командных кругах и в добровольческих. ‚се же всe мы, в том числe и он сам, были в этот вечер далеко не спокойны: Ѓог знает, как-то сойдет это плаванiе на дубкe до Љрыма... Ѓесeдовали долго и на этот раз почти во всем согласно, мирно. ‚ первом часу разошлись наконец: на разсвeтe наши путешественники должны были быть уже на дубкe. ЏрощаЯсь, взволновались, ¹⁹⁵ обнЯлись. Ќо тут ‚олошин почему то неожиданно вспомнил, как он однажды зимой сидeл с Ђлексeем ’олстым в кофейнe ђобина, как им вдруг пришло в голову начать медленно, но все больше и больше -- и притом с самыми серьезными, почти звeрскими лицами, -- надуватьсЯ, затeм так же медленно выпускать дыханiе и как вокруг них начала собиратьсЯ удивленнаЯ, непонимающаЯ, в чем дeло, публика. Џотом очень хорошо стал изображать медвeжонка... ‘ пути он прислал нам открытку, писанную 16 маЯ в …впаторiи: "Џока мы благополучно добрались до …впаторiи и второй день ждем поeзда. Њы пробыли день на Љинбурнской Љосe, день в Ћчаковe, ожидаЯ вeтра, были дважды останавливаемы французским миноносцем, болтались ночь без вeтра, во времЯ мертвой зыби, были обстрeлЯны пулеметным огнем под Ђк-Њечетью, скакали на перекладных цeлую ночь по степЯм и гнiющим озерам, а теперь застрЯли в грЯзнeйшей гостиницe, ожидаЯ поeзда. ‚се идет не скоро, но благополучно. Њасса любопытнeйших человeческих документов... Ћчень прiЯтно вспоминать послeднiй вечер, у вас проведенный, который так хорошо закончил весь нехорошiй одесскiй перiод". ‚ ноЯбрe того же года пришло еще одно письмо от него, из ЉоктебелЯ. Џривожу его начало: "Ѓольшое спасибо за ваше письмо: как раз эти дни все почему-то возвращалсЯ мысленно к вам, и оно пришло как бы отвeтом на мои мысли. Њои приключенiЯ только и начались с выeздом из Ћдессы. Њои большевицкiЯ знакомства ¹⁹⁶ и встрeчи развивались по дорогe от матросов-развeдчиков до "командарма", который менЯ привез в ‘имферополь в собственном вагонe, оказавшись моим старым знакомым. Џотом Я сидeл у себЯ в мастерской под артиллерiйским огнем: первый десант добровольцев был произведен, в Љоктебелe и дeлал его "Љагул", со всею командой котораго Я был дружен по ‘евастополю: так что их первый визит был на мою террасу. —ерез три днЯ послe освобожденiЯ Љрыма Я помчалсЯ в …катеринодар спасать моего друга генерала Њаркса, несправедливо обвиненнаго в большевизмe, которому грозил разстрeл, и один, без всЯких знакомств и свЯзей, добилсЯ таки его освобожденiЯ. ќтого мнe не могут простить теперь феодосiйцы, и Я сейчас здeсь живу с репутацiей большевика и на мои стихи смотрЯт как на большевицкiе. Љстати: первое изданiе "„емонов глухонeмых" распространЯлось в •арьковe большевицким "–ентрагом", а теперь ростовскiй (добровольческiй) "Ћсваг" взЯл у менЯ нeсколько стихотворенiй из той же книги длЯ распространенiй на летучках. ’олько в iюлe мeсЯцe Я наконец вернулсЯ домой и сeл за мирную работу... ђаботаю исключительно над стихами. ‚сe написанные лeтом Я переслал ѓросману длЯ одесских изданiй. Џоэтому относительно моих стихотворенiй на общественныЯ темы спросите его, а Я посылаю вам пока длЯ "ћжнаго ‘лова" два прошлогодних, лирических, еще нигдe не поЯвлЯвшихсЯ, и двe небольших статьи: "Џути ђоссiи" в "‘амогон крови". ‘ейчас уже два мeсЯца работаю над большой поэмой о св. ‘ерафимe, весь в этом напрЯженiи и неувeренности, ¹⁹⁷ одолeю ли эту грандiозную тему. Ћн должен составить диптих с "Ђввакумом". ‡имовать буду в Љоктебелe: этого требует и работа личнаЯ и сумасшедшiЯ цeны, за которыми никакiе гонорары угнатьсЯ не могут. Љстати о гонорарe: теперь Я получаю за стихи десЯть рублей за строку, а статьи по три за строку. ќто минимум, поэтому, если "ћжное ‘лово" за стихи заплатит больше, Я не откажусь. Њнe бы очень хотeлось, €. Ђ., чтобы вы прочли всe мои новые стихи, что у ѓросмана: Я в них сдeлал попытку подойти болeе реалистически к современности (в циклe "‹ичины", стих.: Њатрос, Љрасногвардеец, ‘пекулЯнт и т. д.) и мнe бы очень хотeлось знать ваше мнeнiе. џ еще до сих пор переполнен впечатлeнiЯми этой зимы, весны и лeта: мнe дe