рм
     практик", по ѓуссерлю) в мир
     "истинный", как бы туманно
     и неопределенно ни формули-
     ровал его немецкий философ.


     <B>„еррида и •айдеггер</B>

     …сли ѓуссерль длЯ „ерриды до известной степени
     воплощает то современное состоЯние традиционной европейской
     философии, которое очертило круг вопросов, ставших длЯ „ер-
     риды предметом критического анализа, то отношениЯ „ерриды с
     •айдеггером гораздо сложнее. •айдеггер в значительной мере
     создал методологические предпосылки дерридеанского анализа.
     € это свЯзано прежде всего с его критикой "метафизического
     способа мышлениЯ", который он пыталсЯ переосмыслить. Ћтри-

        18

     цательное отношение „ерриды к "презентности-наличности" как
     основе метафизического мировосприЯтиЯ генетически соотноситсЯ
     с критикой •айдеггером традиционного европейского пониманиЯ
     мышлениЯ как "видениЯ", а бытиЯ -- как постоЯнно присутст-
     вующего перед мысленным взором", т.е. в трактовке „ерриды
     как "наличного".
     •айдеггер последовательно выступал против абсолютизации
     в понимании бытиЯ временного момента его "настоЯщего быто-
     ваниЯ", его "вечного присутствиЯ", что несомненно предопреде-
     лило и позицию „ерриды в этом вопросе. Ћднако, если попыт-
     ка •айдеггера осуществить деструкцию европейской философ-
     ской традиции как "метафизической" (см. об этом у Џ. Џ. ѓай-
     денко, 15) встретила у „ерриды полное сочувствие и понима-
     ние, то другаЯ сторона деЯтельности немецкого философа -- его
     стремление найти путь к "истине бытиЯ" -- совершенно не
     совпала с глобальной мировоззренческой установкой „ерриды
     на релЯтивистский скептицим. € именно в этом плане и наме-
     тилось их основное расхождение, обусловившее упреки в непо-
     следовательности и незавершенности "деструкции метафизики",
     предъЯвленные „ерридой •айдеггеру. ‡а этим стремлением
     немецкого ученого во всем увидеть "истину" теоретик постструк-
     турализма как раз и усматривает рецидив" метафизического
     подхода.

     Љ этому можно добавить, что интенциональность, столь
     важнаЯ длЯ ѓуссерлЯ и •айдеггера, была переосмыслена „ерридой
     в типично поструктуралистском духе как "желание", ины-
     ми словами, как подчеркнуто бессознательнаЯ, стихийнаЯ и в
     конечном счете иррациональнаЯ сила, поскольку, хотЯ она может
     и принимать форму мысли и действий, направленных на дости-
     жение конкретных целей, т. е. быть рационально-осознанно
     оформленной, но тем не менее и по своим истокам, и по своим
     конечным результатам, резко расходЯщимсЯ, если не прЯмо
     противоположным, с собственным исходным замыслом, она
     носит Явно иррациональный характер.
     Ћднако следует иметь в виду, что зта иррациональность
     общемировоззренческой позиции французского ученого выступа-
     ет у него в ослабленной форме по сравнению с „елезом, Љри-
     стевой и даже в какой-то мере с ”уко, поскольку не принимает
     видимость открыто декларируемой методологической установки.
     Џоэтому она выводима лишь как результат анализа тех аргу-
     ментативных операций, которые осуществлЯет „еррида, занЯтый
     выЯвлением "постоЯнно возникающих" логических "неразре-
     шимостей" на каждом шагу человеческой мысли.

     19 <B>/Љритика центра и стуктурности структуры/</B>

     Ћднако, какова бы ни была философскаЯ традициЯ, в лоне
     которой формировались взглЯды „ерриды, ею одной невозмож-
     но объЯснить его значение как одного из безусловных основате-
     лей постструктуралистской
     доктрины. ЋригинальнаЯ тео-
     ретическаЯ установка фран-
     узского ученого проЯвилась
     прежде всего в том, что он
     подверг решительной критике
     сам принцип "структурности
     структуры" и традиционные
     семиотические представлениЯ, выЯвив "неизбежную", с его точки
     зрениЯ "ненадежность" любого способа Языкового обозначениЯ.


     <B>Љритика центра и структурности структуры</B>

     ‚ своей ранней работе "‘труктура, знак, и игра в дискурсе
     о гуманитарных науках" (159), впервые представленной в виде
     выступлениЯ на конференции "Ќаука о человеке" в 1966 г. в
     “ниверситете „жонса •опкинса, „еррида сформулировал прак-
     тически все основные положениЯ своей системы взглЯдов, соста-
     вившие впоследствии "обЯзательный канон" теории постструкту-
     рализма: идеЯ децентрации структуры, идеЯ "следа", критика
     многозначного понЯтиЯ "наличие" и концепции "целостного чело-
     века", а также утверждение ницшианского принципа "свободной
     игры мысли" и отрицание самой возможности существованиЯ
     какого-либо первоначала, "первопричины", или, как его называ-
     ет ученый, "происхождениЯ" любого феномена, его origine.
     Џоскольку именно идеЯ бесструктурности отразилась в са-
     мом названии рассматриваемого нами течениЯ, стоит более под-
     робно остановитьсЯ на аргументации „ерриды. ‘ его точки
     зрениЯ, понЯтие "центра структуры" определЯет сам принцип
     "структурности структуры": "”ункцией этого центра было не
     только ориентировать, сбалансировать и организовывать струк-
     туру -- естественно, трудно себе представить неорганизованную
     структуру -- но прежде всего гарантировать, чтобы организую-
     щий принцип структуры ограничивал то, что мы можем назы-
     вать свободной игрой структуры. Џоскольку несомненно, что
     центр структуры, ориентируЯ и организуЯ свЯзность системы,
     допускает свободную игру элементов внутри целостной формы"
     (59, с.324). ‚ то же времЯ, в самом "центре пермутациЯ, или
     трансформациЯ элементов (которые, разумеетсЯ, могут быть в
     свою очередь структурами, включенными в состав общей струк-
     туры) запрещена... ’аким образом, всегда считалось, что центр,
     который уникален уже по определению, представлЯет собой
     в структуре именно то, что управлЯет этой структурой, в то же
     времЯ само избегает структурности. ‚от почему классическаЯ

        20

     мысль, занимающаЯсЯ проблемой структуры, могла бы сказать,
     что центр парадоксальным образом находитсЯ внутри структу-
     ры и вне ее. –ентр находитсЯ в центре целостности и однако ей
     не принадлежит, эта целостность имеет свой центр где-то в
     другом месте . –ентр не ЯвлЯетсЯ центром" (там же, с. 325). €
     далее: "‚сЯ историЯ концепции структуры ... может быть пред-
     ставлена как рЯд субституций одного центра другим, как взаи-
     мосвЯзаннаЯ цепь определений этого центра. Џоследовательно и
     регулируемым образом центр получал различные формы и на-
     званиЯ. €сториЯ метафизики, как и историЯ ‡апада, ЯвлЯетсЯ
     историей этих метафор и метонимий. …е матрица ... служит
     определением бытиЯ как наличиЯ во всех смыслах этого слова.
     ‚полне возможно показать, что все эти названиЯ свЯзаны с
     фундаментальными понЯтиЯми, с первоначалами или с центром,
     который всегда обозначал константу наличиЯ -- эйдос, архе,
     телос, энергиЯ, усиЯ (сущность, субстанциЯ, субъект), але-
     тейЯ, трансцедентальность, сознание или совесть, Ѓог, человек
     и так далее" (там же, с. 325).
     ’аким образом, в основе представлениЯ о структуре лежит
     понЯтие "центра структуры" как некоего организующего ее на-
     чала, того, что управлЯет структурой, организует ее, в то времЯ
     как оно само избегает структурности. „лЯ „ерриды этот
     "центр" -- не объективное свойство структуры, а фикциЯ, по-
     стулированнаЯ наблюдателем, результат его "силы желаниЯ" или
     ницшеанской "воли к власти", а в конкретном случае толкованиЯ
     текста (и прежде всего литературного) следствие навЯзываниЯ
     ему читателем своего собственного смысла, "вкладываниЯ этого
     смысла в текст, который сам по себе может быть совершенно
     другим. ‚ некоторых своих работах, в частности в "ѓолосе и
     феномене" „еррида рассматривает этот "центр" как "сознание",
     "соgitо" или "феноменологический голос". ‘ другой стороны
     само интерпретирующее "Я" понимаетсЯ им как своеобразный
     текст, "составленный" из культурных систем и норм своего вре-
     мени, и, следовательно, произвольность интерпретации со сторо-
     ны зтого "Я" заранее ограничена исторической обусловленностью
     его норм и систем.

     Ћднако, несмотрЯ на общую негативную позицию „ерриды
     по отношению к "универсальной зпистеме" западноевропейского
     мышлениЯ, характеризуемой им как "логоцентрическаЯ метафи-
     зика", служащаЯ длЯ рационалистического оправданиЯ, длЯ ут-
     верждениЯ собственных правил и законов мышлениЯ и своей
     традиционалистской преемственности, стремление французского
     теоретика вступить в диалог с этой традицией логоцентризма,
     взЯтой в целом, без достаточного учета неизбежной историче-

     21 <B>/—еловек и мир как текст/</B>

     ской ограниченности своей собственной критики, т.е. без учета
     ее обусловленности социальными и временными параметрами,
     дает основаниЯ американскому исследователв ”. ‹ентриккии
     обвинить „ерриду в антниисторизме и формализме.
     ‚ то же времЯ представление о культуре любого историче-
     ского периода как о сумме дискурсов или текстов, т.е. устных
     или письменных модусов мышлениЯ, представление, обозначае-
     мое термином "текстуальность" и позволЯет, по мнению ‹ен-
     трикии, избежать опасности ничем не ограниченного произвола
     интерпретации. Џоскольку, как не устает повторЯть „еррида,
     "ничего не создаетсЯ вне текста" (148, с.158), то и любой
     индивид в таком случае неизбежно находитсЯ "внутри текста",
     т.е. в рамках определенного исторического сознаниЯ, что Якобы
     и определЯет границы "интерпретативного своеволиЯ" любого
     индивидуального сознаниЯ, в том числе и сознаниЯ литератур-
     ного критика.


     <B>—еловек и мир как текст</B>

     ђассматриваЯ человека только через призму его соз-
     наниЯ, т.е. исключительно как геологический феномен
     культуры и, даже более узко, как феномен письменной
     культуры, как порождение ѓутенбергеровой цивилизации, пост-
     структуралисты готовы уподобить самосознание личности неко-
     торой сумме текстов в той массе текстов различного характера,
     котораЯ, по их мнению, и составлЯет мир культуры. ‚есь мир в
     конечном счете воспринимаетсЯ „ерридой как бесконечный,
     безграничный текст (сравните характеристику мира как
     космической библиотеки" ‚. ‹ейча, или "энциклопедии" и
     "словарЯ" “. ќко).
     ‚ этом постструктуралисты едины со структуралистами,
     также отстаивавшими тезис о панъЯзыковом характере сознаниЯ,
     однако осмысление этого общего постулата у наиболее видных
     теоретиков постструктурализма и структурализма отличаетсЯ
     некоторыми весьма существенными нюансами. Ќапример, „ер-
     рида, спорЯ с Ѓенвенистом, слишком "прЯмолинейно", с точки
     зрениЯ „ерриды, свЯзывающего логические и философские ка-
     тегории, сформулированные еще Ђристотелем в соответствии с
     грамматическими категориЯми древнегреческого Языка, -- а
     через него и всех индоевропейских Языков, -- тем самым кри-
     тикует "неоспоримый тезис" структурной догмы, жестко соотно-
     сившей специфику естественного Языка со своеобразием нацио-
     нального мышлениЯ . •рестоматийный пример: эскимосы
     "видЯт", т..е. воспринимают мир и осмысливают его иначе, чем

     22 <B>/Џоэтическое мышлениЯ/</B>

     носители английского Языка. ‘ точки зрениЯ „ерриды проблема
     гораздо сложнее, чем это кажетсЯ Ѓенвенисту. €бо длЯ того,
     чтобы категории Языка стали "категориЯми мысли", они должны
     быть "сначала" осмыслены, отрефлексированы как категории
     Языка: "‡нание того, что ЯвлЯетсЯ категорией -- что ЯвлЯетсЯ
     Языком, теорией Языка как системы, наукой о Языке в целом и
     так далее -- было бы невозможно без возникновениЯ четкого
     понЯтиЯ категории вообще, понЯтиЯ, главной задачей которого
     как раз и было проблематизировать эту простую оппозицию
     двух предполагаемых сущностей, таких как Язык и мысль" (160,
     с. 92). Љ тому же количество категорий древнегреческого Языка
     значительно превосходит те десЯть, которые выдвигались Ђри-
     стотелем в качестве логико-философских. ’аким образом, за-
     ключает „еррида, исходЯ только из "грамматического строЯ"
     древнегреческого Языка нельзЯ решить вопрос, почему были
     выбраны именно эти категории, а не другие. ‚ результате чего
     нарушаетсЯ структуралистский тезис о полном соответствии
     законов грамматики, мышлениЯ и мира.
     ЊенЯ здесь интересует не вечнаЯ страсть „ерриды со все-
     ми спорить, а те выводы о метафизичности логико-философских
     категорий, включаЯ само понЯтие "категории", которое он сде-
     лал: "Љатегории ЯвлЯютсЯ и фигурами (skhemata), посредством
     которых бытие, собственно говорЯ, выражаетсЯ настолько, на-
     сколько оно вообще может быть выражено через многочислен-
     ные искажениЯ, во множестве тропов. ‘истема категорий -- это
     система способов конструированиЯ бытиЯ. Ћна соотносит про-
     блематику аналогии бытиЯ -- во всей одновременности своей
     неоднозначности и однозначности -- с проблематикой метафоры
     в целом. Ђристотель открыто свЯзывает их вместе, утверждаЯ,
     что лучшаЯ метафора устанавливаетсЯ по аналогии с пропорцио-
     нальностью. Ћдного этого
     уже было бы достаточно длЯ
     доказательства того, что
     вопрос о метафоре ЯвлЯетсЯ
     длЯ метафизики не более
     маргинальным, чем проблемы
     метафорического стилЯ и фи-
     гуративного словоупотреблениЯ ЯвлЯютсЯ аксессуарными укра-
     шениЯми или второстепенным вспомогательным средством длЯ
     философского дискурса" (там же, с. 91).


     <B>Џоэтическое мышлениЯ</B>

     ‚последствии это стало краеугольным положением
     "постмодернистской чувствительности" ее тезисом о неизбеж-
     ности художественности, поэтичности всЯкого мышлениЯ, в том
     числе и теоретического (философского, литературоведческого,

        23

     искусствоведческого и даже научно-естественного), но в рамках
     собственно литературоведческого постструктурализма -- со
     ссылкой на авторитет Ќицше, •айдеггера и „ерриды -- этот
     "постулат" послужил теоретическим обоснованием нового вида
     критики, в которой философские и литературоведческие пробле-
     мы рассматриваютсЯ как неразрывно спаЯнные, скрепленные
     друг с другом метафорической природой Языка. € роль „ерри-
     ды в этом была особенно значительной, поскольку его методика
     анализа философского текста (а также и художественного, чему
     можно найти немало примеров в его работах), оказалась вполне
     применимой и длЯ анализа чисто литературного текста; эта ме-
     тодика, крайне близкаЯ "тщательному ", "пристальному прочте-
     нию" американской новой критики, обеспечила ему триум-
     фально быстрое распространение на американском континенте.

     ђазумеетсЯ, с точки зрениЯ „ерриды, речь не идет о пре-
     восходстве литературы над философией, как это может пока-
     затьсЯ с первого взглЯда и как зто часто понимают и истолко-
     вывают сторонники деконструктивизма. „лЯ него самым важ-
     ным было "опрокинуть, перевернуть" традиционную иерархию
     противопоставлениЯ литературы "серьезной" (философии, исто-
     рии, науки и т.д.) и литературы заведомо "несерьезной", осно-
     ванной на "фиктивности", на "методике вымысла", т. е. литера-
     туры художественной. ѓоворЯ по-другому, длЯ него ложен
     принцип разделениЯ между Языком "серьезным" и
     "несерьезным", поскольку те традиционные истины, на раскры-
     тие которых претендует литература "серьезного Языка", -
     здесь он следует за Ќицше, -- ЯвлЯютсЯ длЯ него "фикциЯми",
     "фикциональность" которых просто была давно забыта, так как
     стерлась из памЯти метафоричность их изначального словоупот-
     реблениЯ.

     ‚ подтверждение своего тезиса о "глубинном родстве" фи-
     лософии и поэзии „еррида приводит аргументацию ‚алери: если
     бы мы смогли освободитьсЯ от наших привычных представлений,
     то мы бы понЯли, что "философиЯ определЯемаЯ всем своим
     корпусом, который представлЯет собой корпус письма, объек-
     тивно ЯвлЯетсЯ особым литературным жанром, ... который мы
     должны поместить неподалеку от поэзии (151, с. 348). …сли
     философиЯ -- всего лишь род письма, продолжает „еррида, то
     тогда "задача уже определена: исследовать философский текст в
     его формальной структуре, его риторическую организацию, спе-
     цифику и разнообразие его текстуальных типов, его модели
     экспозиции и порождениЯ -- за пределами того, что некогда
     называлось жанрами, -- и, далее, пространство его мизансцен и
     его синтаксис, который не просто представлЯет собой артикулЯ-

     24 <B>/Љритика традиционной концепции знака/</B>

     цию его означаемых и их соотнесенность с бытием или истиной,
     но также диспозицию его процедур и всего с ними свЯзанного.
     Љороче, зто значит рассматривать философию как "особый ли-
     тературный жанр ", который черпает свои резервы в лингвисти-
     ческой системе, организуЯ, напрЯгаЯ или изменЯЯ рЯд тропологи-
     ческих возможностей, более древних, чем философиЯ" (там же,
     с. 348-359). ‚ свЯзи с этим можно вспомнить риторический
     вопрос ”илиппа ‹аку-‹абарта: "‡десь бы хотелось задать
     философии вопрос о ее "форме", или, точнее, бросить на нее
     тень подозрениЯ: не ЯвлЯетсЯ ли она в конце концов просто
     литературой?" (281, с. 51).


     <B>Љритика традиционной концепции знака</B>

     ЌельзЯ понЯть общий смысл деЯтельности „ерриды, не
     учитываЯ также специфичности его подхода к проблеме знака
     центральной длЯ современной семиотики, лингвистики и
     литературоведениЯ. …сли мы обратимсЯ к истории вопроса, то
     увидим, что идеи „ерриды
     логическое развитие тен-
     денции, имманентно прису-
     щей структурной лингвистике
     со днЯ ее зарождениЯ, восхо-
     дЯщей еще к концепции про-
     извольности знака, постули-
     рованного ‘оссюром: "озна-
     чающее Ќ…ЊЋ’€‚€ђЋ‚ЂЌЋ, т.е. произвольно по отноше-
     нию к данному означаемому, с которым у него нет в действи-
     тельности никакой естественной свЯзи" (55, с. 101).
     Ђ. †. ѓреймас н †. Љурте в своем "ЋбъЯснительном сло-
     варе семиотики", отмечаЯ попытку англо-американских лингвис-
     тов "ввести в определение знака понЯтие референта", т. е. озна-
     чаемой реальности, объЯснЯют эту попытку тем, что англо-
     американскаЯ лингвистика "мало интересовалась проблемами
     знака" и находилась под влиЯнием бихевиоризма и позитивизма
     (излюбленных жупелов структуралистской критики), и заклю-
     чают не без снисходительности: "Љак известно, лингвисты, сле-
     дующие за ‘оссюром, считают исключение референта необходи-
     мым условием развитиЯ лингвистики" (54, с. 494).
     „еррида приходит к выводу, что слово и обозначаемое им
     понЯтие, т.е. слово и мысль, слово и смысл, никогда не могут
     быть одним и тем же, поскольку то, что обозначаетсЯ, никогда
     не присутствует, не "наличествует" в знаке. Ѓолее того, он ут-
     верждает, что сама возможность понЯтиЯ "знака" как указаниЯ
     на реальный предмет предполагает его, предмета, замещение
     знаком (в той системе различий, которую представлЯет собой
     Язык) и зависит от отсрочки, от откладываниЯ в будущее непо-

     25 <B>/ђЂ‡‹€—…Ќ€…/</B>

     средственного "схватываниЯ" сознанием этого предмета или
     представлениЯ о нем.
     —то если, пишет „еррида в своей обычной предположи-
     тельной манере, "смысл смысла (в самом общем понимании
     термина "смысл", а не в качестве его признака) ЯвлЯетсЯ беско-
     нечным подразумеванием? беспрестанной отсылкой от одного
     означающего к другому? …сли его сила объЯснЯетсЯ лишь одной
     бесконечной сомнительностью, котораЯ не дает означаемому ни
     передышки, ни покоЯ, а лишь только все времЯ ... побуждает
     его к постоЯнному означиванию и разграниче-
     нию/отсрочиванию? (155, с.42)
     •арактернаЯ длЯ постструктурализма игра на взаимодейст-
     вии между смыслом, обусловленным контекстом анализируемого
     произведениЯ, и безграничным контекстом "мировой литерату-
     ры" (последний преимущественно ограничиваетсЯ контекстом
     западноевропейской культуры, или, еще точнее, западноевропей-
     ской историей философии, понимаемый как способ мышлениЯ --
     как "западный логоцентризм") открывает возможность длЯ
     провозглашениЯ принципиальной неопределенности любого
     смысла. —то прЯмо нас подводит к проблеме литературного
     модернизма и постмодернизма, у теоретиков которых данный
     постулат давно стал общим местом.
     ‚ подтверждение этого тезиса можно сослатьсЯ на Ќицше
     с его последовательным релЯтивизмом понЯтиЯ "истины" и на
     Ђдорно, или, -- если взЯть современного влиЯтельного критика,
     выступающего с других методологических и философских пози-
     ций, -- на ‚ольфганга €зера -- крупнейшего представителЯ
     рецептивной эстетики с его концепцией неопреленности смыс-
     ла литератуного произведениЯ как основы его художественно-
     сти.


     <B>"ђазличение"</B>

     „лЯ  теоретического  обоснованиЯ  этой позиции „еррида  вместо  понЯтиЯ
"различие",
     "отличие"  (difference),  принЯтого к семиотике  и  лингвистике, вводит
понЯтие, условно здесь переводимое как "различение"
     (differance), вносЯщее смысловой оттенок процессуальности,
     временного разрозненьЯ, разделенности во времени, отсрочки в
     будущее -- в соответствии с двойным значением французского
     глагола differer -- различать и отсрочивать.
     ќту пару понЯтий следует употреблЯть в строго термино-
     логическом смысле, так как "различение" отличаетсЯ от
     "различиЯ" прежде всего процессуальным характером; недаром
     „еррида не устает повторЯть, что "различение" -- это

        26

     "систематическое порождение различий", "производство системы
     различий" (155, с.40)‚ другой своей работе, "„иссеминациЯ",
     он уточнЯет: "Ќе позволЯЯ себе подпасть под общую категорию
     логического противоречиЯ, различение (процесс дифференциа-
     ции) позволЯет учитывать дифференцированный характер раз-
     ных модусов конфликтности, или, если хотите, противоречий
     (144, с. 403).

     "ђазличение, -- поЯснЯет „еррида в "ЏозициЯх", -
     должно означать... точку разрыва с системой Ђufhebung
     (имеетсЯ виду гегелевское "снЯтие" -- €. €.) и спекулЯтивной
     диалектикой" (155, с. 60). €ными словами, "различение" длЯ
     него -- не просто уничтожение или примирение противополож-
     ностей, но их одновременное сосуществование в подвижных
     рамках процесса дифференциации. Џри этом временной интер-
     вал, разделЯющий знак и обозначаемое им Явление, с течением
     времени (в ходе применениЯ знака в системе других знаков, т.
     е. в Языке) превращает знак в "след" этого ЯвлениЯ. ‚ резуль-
     тате слово терЯет свою непосредственную свЯзь с обозначаемым,
     с референтом, или, как выражаетсЯ „еррида, со своим
     "происхождением", т. е. с причиной, вызвавшей его порождение.
     ’ем самым "знак" обозначает Якобы не столько предмет, сколько
     его отсутствие ("отсутствие наличиЯ") а в конечном счете свое
     "принципиальное отличие" от самого себЯ. ќто Явление „еррида
     и определЯет как "различение" .
     •арактерно, что в своих многочисленных растолкованиЯх
     французский семиотик неоднократно ссылаетсЯ на графический
     признак придуманного им термина, на "скрытое а " "(или, как он
     еще предпочитает выражатьсЯ, "немое а "-- a muet). ЌесмотрЯ
     на графическое различие, слово <B>"differance"</B> произноситсЯ так
     же, как и слово <B>"difference".</B> „еррида считает, что все эти свой-
     ства изобретенного им термина позволЯет ему быть ни
     "понЯтием", ни просто "словом", а чем-то доселе небывалым.

     ђедакциЯ парижского журнала "Џромесс", в котором пер-
     воначально публиковались эти объЯснениЯ „ерриды, снабдила
     их примечанием, где констатировала, что характеризуемое по-
     добным образом "различение" по своей принципиальной
     "неопределенности" структурно близко фрейдовскому бессозна-
     тельному (155, с. 60).
     ‚ соответствии со своими семиотическими взглЯдами фран-
     цузский ученый стремитсЯ дезавуировать традиционную бинарную
     оппозицию означающее/означаемое, прибегаЯ к своему
     излюбленному приему рассматривать любое Явление "под знаком"
     его вычеркиваниЯ" (sous rature). Ћн пишет слово, зачеркивает
     его и помещает рЯдом оба его графических варианта, утверждаЯ,

     27 <B>/‘лед/</B>

     что хотЯ каждое из них и неточно обозначает предмет, но тем
     не менее они оба необходимы. ќта процедура отвечает главному принципу
     „ерриды - подходить к каждому Явлению с двойной позиции его
     одновременного уничтожениЯ и сохранениЯ -
     принципу "конструктивного деконструктивизма".


     <B>"‘лед"</B>

     Љак пишет Ќ. Ђвтономова, "пространственно-временнаЯ закрепленность
     различениЯ реализуетсЯ в понЯтии "след". ‘лед есть то, что всегда и уже
     включает  и  закреплЯет эту соотнесенность и различенность, а значит, и
артикули-
     рованность полЯ сущего и полЯ метафизики; именно след дает в
     конечном счете возможность Языка и письма. ‘лед не есть
     знак, отсылающий к какой-либо предшествующей "природе" или
     "сущности" -- в этом смысле след немотивирован, т.е. не опре-
     делен ничем внешним по отношению к нему, но определен лишь
     своим собственным становлением... ‘лед есть то, что уже ап-
     риори "записано". ’ак взаимосвЯзь "следа" и "различиЯ" подво-
     дит к понЯтию "письма"... Џисьмо есть двусмысленное присут-
     ствие-отсуствие следа, это различение как овременение и опро-
     странствливание это исходнаЯ возможность всех тех альтерна-
     тивных различий, которые прежнЯЯ "онто-тео-телео-
     логоцентрическаЯ" эпоха считала изначальными и "самоподразу-
     мевающимисЯ" (3, с. 163).
     ‚сЯ система Языка характеризуетсЯ как платоновскаЯ "тень
     тени", как система "следов", т.е. вторичных знаков, в свою
     очередь опосредованных конвенциональными схемами конъюнк-
     турных кодов читателЯ. ‘вою позицию „еррида обосновывает
     тем, что сама природа "семиотического освоениЯ" действительно-
     сти (т.е. освоение ее сознанием-Языком, которые он фактически
     не разграничивает) настолько опосредована, что это делает
     невозможным непосредственный контакт с ней (как, впрочем, и
     со всеми ЯвлениЯми духовной деЯтельности, которые на уровне
     семиотического обозначениЯ предстают лишь в виде следов
     своего бывшего присутствиЯ). „лЯ „ерриды не существует в
     отдельности ни истины, ни фикции, и, что более важно длЯ
     пониманиЯ его философской позиции, ни сознаниЯ, ни реально-
     сти. Џравда, длЯ позиции ученого характерно не столько отри-
     цание этих, как он их называет, "полЯрностей", сколько утвер-
     ждение невозможности их существованиЯ друг без друга. Љак
     писала об этом" Ђвтономова : "ђечь идет не о том, чтобы озна-
     чаемому предпочесть означающее, превратить его в трансцен-
     дентальную сущность. „еррида утверждает здесь лишь самости-
     28

     рающуюсЯ первичность означающего, что должно предполагать
     перечеркивание самого принципа первичности: оно уже не есть
     нечто налично присутствующее, первопричинное, трансцендент-
     ное (эту оговорку „еррида относит к понЯтию различениЯ, но
     она в полной мере приложима и к понЯтию означающего)" (3,
     с. 165-166).

     ‘ тех же позиций „еррида кстати подходит и к проблеме
     субъекта. ‘ его точки зрениЯ, "субьект-в-себе" (т.е. автономное
     сознание, субъект как все вокруг себЯ организующий "центр",
     "первопричина" и одновременно "конечнаЯ цель" своей собст-
     венной деЯтельности) так же невозможен, как и "объект-в-себе"
     ("вещь-в-себе", т.е. фактически обьективнаЯ реальность, незави-
     симаЯ от человеческого сознаниЯ). €ными словами, „еррида
     всегда теоретически находитсЯ в пределах "дискурсивной прак-
     тики" и исключает предметно-чувственную практику из своего
     рассмотрениЯ.

     ‚озвращаЯсь к проблеме „ерридеанской трактовки принци-
     па бинаризма, приведем резюмирующее высказывание ѓ. Љоси-
     кова: "„лЯ „ерриды, таким образом, задача состоит не в том,
     чтобы перевернуть отношениЯ, оставаЯсь в рамках "центриру-
     ющего" мышлениЯ (сделав привилегированным, скажем, озна-
     чающее вместо означаемого или "форму" вместо "содержаниЯ"),
     а в том, чтобы уничтожить саму идею первичности, стереть
     черту, разделЯющую оппозитивные члены непроходимой стеной:
     идеЯ оппозитивного различиЯ (difference) должна уступить место
     идее различениЯ (differance), инаковости, сосуществованию мно-
     жества не тождественных друг другу, но вполне равноправных
     смысловых инстанции. ЋставлЯЯ друг на друге "следы", друг
     друга порождаЯ и друг в друге отражаЯсь, эти инстанции унич-
     тожают само понЯтие о "центре", об абсолютном смысле" (43, с.
     37). ѓ. Љосиков иллюстрирует это положение цитатой из „ер-
     риды: "ђазличение -- это то, благодарЯ чему движение означи-
     ваниЯ оказываетсЯ возможным лишь тогда, когда каждый эле-
     мент, именуемый "наличным" и ЯвлЯющийсЯ на сцене настоЯ-
     щего, соотноситсЯ с чем-то иным, нежели он сам, хранит в себе
     отголосок, порожденный звучанием прошлого элемента и в то
     же времЯ разрушаетсЯ вибрацией собственного отношениЯ к
     элементу будущего; этот след в равной мере относитсЯ и к так
     называемому будущему и к так называемому прошлому; он
     образует так называемое настоЯщее в силу самого отношениЯ к
     тому, чем он сам не ЯвлЯетсЯ..." („еррида, 155, с.13; цит. по
     Љосикову, там же).

     ќта характеристика Љосикова представлЯетсЯ мне наиболее
     четко схватывающей саму суть мышлениЯ, вернее сказать,

     29 <B>"„ополнение"</B>

     "интенциональность" мышлениЯ „ерриды, того, к чему он стре-
     милсЯ как к "идеальной цели", поскольку при всем своем релЯ-
     тивизме и изменчивой непоследовательности, с которой он спо-
     собен приспосабливать свое учение к казалось бы совершенно
     несовместимым идеологическим контекстам, определеннаЯ сте-
     пень ценностной иерархичности одного рЯда членов оппозиции
     по отношению к другому у него сохранЯетсЯ всегда. ‚о всЯком
     случае, сопоставительный анализ более или менее значительного
     корпуса его работ сразу дает возможность четко ее проследить.
     …сли мы возьмем самую типичную длЯ „ерриды серию,
     или, как он ее называет, "культурную матрицу аксиологических
     оппозиций": голос/письмо, звук/молчание, бытие/небытие,
     сознание/бессознательное, внутри/вне, реальность/образ,
     вещь/знак, наличие/отсутствие, означаемое/означающее, ис-
     тинное/ложное, сущность/кажимость и т.д., то несмотрЯ на
     утверждение ученого, что главным длЯ него в их отношениЯх
     ЯвлЯетсЯ не их взаимное отрицанне, а принцип взаимодействиЯ,
     понимаемый как принцип "бесконечной игры", уже в подобной
     постановке вопроса заметна неизбежнаЯ переоценка ценностей.
     € фактически все теоретики и историки современной критики,
     занимавшиесЯ "проблемой „ерриды" (‚. ‹ейч, •. •арари, „ж.
     Љаллер, Љ. Ѓатлер, †.-€. ’адве, „ж. ќткинс и многие дру-
     гие) единогласны в этом вопросе -- „еррида, по их мнению,
     осуществил полную перемену мест логоцентрических полЯрно-
     стей" (‹ейч, 2, с., отдав Явное предпочтение второму
     рЯду членов оппозиции как иерархически длЯ него более значи-
     мому. Ћн посвЯтил немало страниц этой проблеме, иллюстрируЯ
     взаимодополнительность обеих сторон бинарной оппозиции, но
     никогда не ставил под сомнение приоритет письменной речи над
     устной и знака над обозначаемой им вещью или Явлением со
     всеми вытекающими из этого
     последствиЯми.


     <B>"„ополнение"</B>

     ќту тему „еррида неод-
     нократно развивал, выдвигаЯ
     еще целый рЯд понЯтий, из
     которых наиболее часто им
     применЯемым ЯвлЯетсЯ "дополнение". ‚ „ерридеанской концеп-
     ции "дополнениЯ" ощутимо несомненное влиЯние "принципа
     дополнительности" Ќ. Ѓора; при этом „еррида прЯмо называет
     "дополнение" другим наименованием "различениЯ" (148, с. 215)
     в пишет: "ЉонцепциЯ дополнениЯ... совмещает в себе два значе-
     ниЯ, чье совместное сожительство столь же странно, как и необ-
     ходимо. „ополнение как таковое прибавлЯет себЯ к чему-то,

        30

     т. е. ЯвлЯетсЯ излишком, полиотой, обогащающей другую полно-
     ту, <I>высшей степенью</I> наличиЯ...

     Ќо при этом дополнение еще и замещает. Ћно прибавлЯет-
     сЯ только длЯ того, чтобы произвести замену. Ћно внедрЯетсЯ
     или проникает <I>в-чье-то-место</I>; если оно что-то и напорет, то
     это происходит как бы в пустоте. …сли оно что-то и репрезен-
     тирует, порождаЯ его образ, то только в результате предшест-
     вующего ему изъЯна в наличии. џвлЯЯсь компенсирующим и
     замещающим элементом, дополнение представлЯет собой заме-
     нитель, подчиненную инстанцию, котораЯ занимает место. ‚
     качестве субститута оно не просто добавлЯетсЯ к позитивности
     наличиЯ, оно не дает никакого облегчениЯ, его место обозначено
     в структуре признаком пустоты.
     ќто второе значение дополнениЯ не может быть отделено
     от первого... Љаждое из двух значений самостираетсЯ или стано-
     витсЯ весьма неЯсным в пространстве другого. Ќо их общаЯ
     функциЯ в этом и проЯвлЯетсЯ: добавлЯетсЯ ли оно или замеща-
     ет, но добавление ЯвлЯетсЯ <I>внешним</I>, находитсЯ вне той пози-
     тивности, на которую оно накладываетсЯ, оказываетсЯ чуждым
     тому, что -- длЯ того, чтобы быть замещенным дополнением,
     должно быть чем-то иным по сравнению с дополнением"
     (144, с. 144-145).

     €ными словами, дополнение необходимо длЯ того, чтобы
     покрыть какой-либо недостаток, но тем самым оно и обнаружи-
     вает существование того "вечного недостатка", который предпо-
     ложительно всегда существует в любом Явлении, предмете, по-
     скольку никогда не исключает возможность их чем-то допол-
     нить. €з этого делаетсЯ вывод, что сама структура дополнениЯ
     такова, что предполагает возможность в свою очередь быть
     дополненной, т. е. неизбежно порождает перспективу бесконеч-
     ного поЯвлениЯ все новых дополнений к уже имеющемусЯ. ‘
     точки зрениЯ „ерриды, все здание западной метафизики осно-
     вано на этой возможности компенсации "изначальной нонпре-
     зентности", и введение понЯтиЯ "дополнениЯ" (или "допол-
     нительности") как раз и направлено на "демистифи-
     кацию", на "разоблачение" самого представлениЯ о "полном",
     "исчерпывающем наличии".

     ‚ качестве одного из многочисленных примеров, приводи-
     мых „ерридой, сошлемсЯ на один. ”ранцузский ученый анали-
     зирует рассуждениЯ ђуссо об изначальной неиспорченности
     природы по сравнению с культурой и о "естественном" превос-
     ходстве первой над второй. Љаллер в свЯзи с этим отмечает:
     "ђуссо, например, рассматривает образование как дополнение к
     природе. Џрирода в принципе совершенна, обладает естествен-

        31

     ной полнотой, длЯ которой образование представлЯет собой
     внешнее дополнение. Ќо описание этого дополнениЯ обнаружи-
     вает в природе врожденный недостаток; природа должна быть
     завершена -- дополнена -- образованием, чтобы в действи-
     тельности стать собой: правильное образование необходимо длЯ
     человеческой природы, если она должна проЯвитьсЯ в своей
     истинности. ‹огика дополнительности, таким образом, хотЯ и
     рассматривает природу как первичное условие, как полноту,
     котораЯ существует с самого начала, в то же времЯ обнаружива-
     ет внутри нее врожденный недостаток или некое отсутствие, в
     результате чего образование, добавочный излишек, также стано-
     витсЯ существенным условием того, что оно дополнЯет" (124, с.
     104). €сходЯ из этой перспективы таким образом понЯтого
     "дополнениЯ", можно сказать, что поскольку невозможно себе
     представить вне культуры то, что ЯвлЯетсЯ ее первоочередным и
     главным порождением, -- человека, то тогда и невозможно
     представить человека в одной своей природной изначальности
     без его "дополнениЯ" культурой.

     ‚ качестве доказательства реального действиЯ этого
     "механизма дополнительности" „еррида приводит высказывание
     ђуссо в "€споведи", где, жалуЯсь на свои "неловкости" в об-
     ществе, он утверждает, что, находЯсь в нем, он оказываетсЯ не
     только в просто невыгодном длЯ себЯ положении, но и даже
     совершенно иным, другим человеком, чем он есть на самом
     деле. Џоэтому он сознательно сторонитсЯ, избегает общества и
     прибегает к помощи "письма", т.е. письменной, а не устной
     формы самовыражениЯ. …му приходитсЯ это делать, чтобы объ-
     Яснить обществу, другим людЯм, свои мысли, а в конечном счете
     и самого себЯ: "ибо если бы Я там находилсЯ, то люди никогда
     бы не узнали, чего Я стою" (148, с. 208).

     Ќо „еррида идет дальше рассуждений подобного рода, ко-
     торые вполне могли бы уложитьсЯ в рамки аргументации
     "здравого смысла", и обращаетсЯ к анализу "€споведи" ђуссо,
     чтобы на ее примере доказать неизбежность логики дополни-
     тельности, посредством которой реальные событиЯ и исторически
     реальные люди превращаютсЯ в фиктивные персонажи
     ("фигуры") письма, а сложные, экзальтированные отношениЯ
     ђуссо-протагониста собственного произведениЯ с мадам ‚аранс,
     его возлюбленной "Њаман", рассматриваютсЯ ученым как харак-
     терный образец дополнениЯ-замещениЯ (здесь и "Њаман" как
     субститут матери ђуссо, и сексуальные фетиши, "замещающие"
     длЯ ђуссо мадам де ‚аранс в ее отсутствии): —ерез этот рЯд
     последовательных дополнений проЯвлЯетсЯ закон: закон беско-
     нечно взаимосвЯзанных рЯдов, неизбежно умножающий количе-

     32 <B>Џрограмма деконструкции и "грамматологиЯ"</B>

     ство дополнЯющих опосредований, которые и порождают это
     ощущение той самой вещи, чье поЯвление они все времЯ задер-
     живают: впечатление от самой этой вещи, ее непосредственность
     оказываетсЯ результатом вторичного восприЯтиЯ. ‚се начинаетсЯ
     с посредника" (148, с. 226).

     Џеред нами попытка, и, надо сказать, проводимаЯ доволь-
     но последовательно, ревизии традиционной диалектики гегелев-
     ского образца, заключающаЯсЯ прежде всего в опровержении
     гегелевского метода "снЯтиЯ" противоречий и трактовки самой
     противоречивости как условиЯ, даже принципа всЯкого развитиЯ.
     …сли ѓегель был склонен к "позитивному" разрешению проти-
     воречий и сводил основную философскую проблематику к телео-
     логическому саморазвитию духа, то „ерриде, длЯ которого идеЯ
     целенаправленности прогресса, как "наивно позитивистскаЯ" по
     своему характеру, чужда, гораздо ближе установка на кантов-
     скую неразрешимость апорий.

     € именно подобнаЯ, казалось бы, чисто философскаЯ, по-
     становка вопроса имела огромное и самое непосредственное
     воздействие на развитие литературной критики. ‚след за „ер-
     ридой уже несколько поколений критиков ищут в исследуемых
     ими литературных текстах "логические неразрешимости", сделав
     эти поиски предметом своего
     анализа.


     <B>Џрограмма деконструкции и "грамматологиЯ"</B>

     ‚озвращаЯсь к дерриде-
     анской концепции знака, еще
     раз повторим, что борьба
     французского ученого с тра-
     диционными семантическими
     концепциЯми составлЯет толь-
     ко часть, и далеко не самую существенную, его "де-
     конструктивистской программы", поскольку основным предме-
     том его критики ЯвлЯютсЯ не столько способы обозначениЯ,
     сколько то, что обозначаетсЯ -- мир вещей и законы, ими
     управлЯющие. ‘ точки зрениЯ „ерриды, все эти законы, Якобы
     отражающие лишь желание человека во всем увидеть некую
     "€стину", на самом деле не что иное, как "’рансцендентальное
     Ћзначаемое" -- порождение "западной логоцентрической тра-
     диции", стремЯщейсЯ во всем найти порЯдок и смысл, во всем
     отыскать первопричину, или, как уже было сказано выше, навЯ-
     зать смысл и упорЯдоченность всему, на что направлена мысль
     человека.

     „лЯ „ерриды, как и длЯ Ќицше, на которого он часто ссы-
     лаетсЯ, это стремление обнаруживает Якобы присущую
     "западному сознанию" "силу желаннЯ" и "волю к власти". ‚
     33
     частности, всЯ восходЯщаЯ к гуманистам традициЯ работы с
     текстами выглЯдит в глазах „ерриды как порочнаЯ практика
     насильственного "овладениЯ" текстом, рассмотрениЯ его как
     некоей замкнутой в себе ценности, вызванного ностальгией по
     утерЯнным первоисточникам и жаждой обретениЯ истинного
     смысла. Џоэтому он и утверждает, что понЯть текст длЯ гума-
     дистов означало "овладеть" им, "присвоить его, подчинив его
     смысловым стереотипам, господствовавшим в