подобно анализам ‹еонардо,  венчает подчас загадочнаЯ улыбка),
основываЯсь  на  психологии  и  на  возможностЯх эффектов,  точно  рассчитал
реакцию свое­го читателЯ <sup>27</sup>.</i> Џри  таком подходе  всЯкое  смещение
эле­ментов, произведенное с  тем, чтобы его заметили и оце­нили, зависит  от
рЯда   общих  законов  и  от  частного,  за­ранее  рассчитанного  восприЯтиЯ
определенной  катего­рии  умов,  которой  оно  непосредственно   адресовано;
тво­рение  искусства  становитсЯ,  таким  образом,  механиз­мом,  призванным
порождать   и   комбинировать  индивиду­альные  порождениЯ  этих   умов.   џ
предчувствую негодо­вание, которое может вызвать эта мысль, совсем лишен­наЯ
привычной  возвышенности;  но  само   это  негодование  послужит  прекрасным
свидетельством в пользу выдви­нутой здесь идеи, без того, впрочем, чтобы она
имела хоть что-либо общее с произведением искусства.

     *  Ѓукв.: идолы  пещеры (латин.  ) --</i>  выражение,  заимствован­ное у ђ.
Ѓэкона <i>(прим. перев. ).</i>


     џ  вижу,  как  ‹еонардо да  ‚инчи углублЯет  эту ме­ханику, которую  он
называл  раем  наук,  с той  же  при­родной энергией,  какую он вкладывал  в
создание чис­тых, подернутых дымкой лиц. €  та же светЯщаЯсЯ про­тЯженность,
с ее послушными мыслимыми сущностЯми, служит ему местом поисков, застывающих
в форме  отдельных творений.  ‘ам  он не делал различиЯ  между  этими  двумЯ
страстЯми:  на последней странице тонкой  тетради, заполненной  его  тайными
письменами и дерз­кими  выкладками,  в  которых нащупывает пути его лю­бимое
детище --  воздухоплавание, он восклицает, -- и эта неукротимаЯ убежденность
обрушиваетсЯ,  как  молниЯ,  на  незавершенность  его  трудов,  озарЯет  его
терпение  и все преграды  вспышкой  высшего  ЯсновидениЯ:  "‚зоб­равшись  на
исполинского  лебедЯ, большаЯ птица  отпра­витсЯ в первый  полет  и наполнит
весь мир изумлением, и  наполнит молвой о себе  все писаниЯ, -- вечнаЯ хвала
родившему ее гнезду!" -- "Piglierа il primo volo il grande uccello sopra del
dosso del suo magnio  cecero  e empiendo l'universo di stupore,  empiendo di
sua fama tutte le scrit­ture e grogria eterna al nido dove nacque".

     ЏримечаниЯ *

     * ‡аметки на полЯх Џ. ‚алери (см. Љомментарий).


     <sup>1</sup>* џ написал бы теперь этот  первый раздел совершенно иначе;
но Я сохранил бы его суть и его назначение. €бо он должен привести к мысли о
принципиальной допусти­мости подобной работы, что значит к мысли о состоЯнии
и средст­вах разума в его попытке вообразить некий разум.
     <sup>2</sup>*  Џо  существу, Я назвал человеком и  ‹еонардо  то,  в чем
усматривал в ту пору могущество разума.
     <sup>3</sup>*   “ниверсум,    Њироздание   означают    здесь,   скорее,
универсаль­ность.  џ хотел сослатьсЯ не на мифическое …диное (которое  слово
"универсум"   обычно    подразумевает)   <sup>1</sup>,   но    на   сознание
принадлеж­ности   всЯкой   вещи  к   некоей   системе,  содержащей   в  себе
(гипотети­чески) все необходимое, чтобы всЯкую вещь обозначить...
     <sup>4</sup>* Ђвтор, <i>составлЯющий</i> биографию, может попытатьсЯ <i>вжитьсЯ в</i>
своего героЯ  либо его <i>построить.</i> ќто  -- две взаимоисключающих возможности.
‚житьсЯ</i> значит облечьсЯ в неполноту. †изнь</i> в этом смысле всЯ складываетсЯ из
анекдотов, деталей, мгновений.
     <i>Џостроение</i>  же,  напротив,  предполагает  <i>априорность</i>  условий не­коего
существованиЯ, которое могло бы стать -- <i>совершенно иным.</i></b>
     <sup>5</sup>*   ќффекты  произведениЯ   никогда   не  бывают   простыми</i>
след­ствиЯми  условий его возникновениЯ. Ќапротив, можно сказать, что тайнаЯ
цель  произведениЯ  заключаетсЯ в том, чтобы внушить мысль  о стихийном  его
возникновении, которое столь же неправдоподобно, сколь и несбыточно.
     <sup>6</sup>*   ‚озможно   ли,  создаваЯ  нечто,  избежать  заблуждениЯ
относи­тельно  характера  создаваемой  вещи?..  –елью художника ЯвлЯетсЯ  не
столько само произведение, сколько возможный отклик на него, который никогда
не бывает прЯмым результатом того, что оно есть <sup>2</sup>.
     <sup>7</sup>* Ћсновное различие  наук и искусств заключаетсЯ в том, что
первые  должны стремитьсЯ  к точным  и  максимально  вероЯтным ре­зультатам,
тогда  как последние могут  рассчитывать  лишь  на  резуль­таты, вероЯтность
которых непредсказуема.
     <sup>8</sup>*  Њежду  способом   образованиЯ   и   <i>продуктом</i>  возникает
проти­воречие.
     <sup>9</sup>* ’ермин  <i>"свЯзность"</i> здесь совершенно неуместен. Ќасколько
Я помню, Я не сумел подыскать более точное слово.
     џ хотел сказать: между ЯвлениЯми,  которые мы  не способны включить или
перенести в систему совокупности наших действий.
     —то значит: в систему наших возможностей.
     <sup>10</sup>*   ќто   наблюдение  (перехода  к   пределу   психической
непрерыв­ности) заслуживало бы более подробного анализа.
     Ћно должно предполагать  исследование  природы времени,</i>  -- того, что Я
иногда  называю   давлением   времени,</i>   --  роли   внешних   обстоЯтельств,
сознательного выбора определенных порогов.</i>
     Њы  сталкиваемсЯ  здесь с  чрезвычайно  тонкой  механикой  внут­реннего
бытиЯ, в которой различные отрезки времени играют важ­нейшую роль, вмещаютсЯ
один в другом и т. д.
     <sup>11</sup>* Њне кажетсЯ, что секрет этой  логики  или математической
индукции заключаетсЯ в своего  рода сознании  независимости опера­ции от  ее
материала.
     <sup>12</sup>* ’аков главный порок философии.
     Ћна -- Явление личностное, но быть таковой отказываетсЯ.
     Ћна хочет составить, подобно науке, некий движимый капитал, который мог
бы  постепенно  возрастать.  Ћтсюда  системы,  притЯзаю­щие  на  безличность
<sup>3</sup>.
     <sup>13</sup>* Џольза художников.
     ‘охранение чувственной утонченности и подвижности.
     ‘овременный  художник   вынужден  отдавать  две  трети  своего  времени
попыткам увидеть видимое, а главное, не видеть невиди­мого.
     ”илософы весьма  часто  должны расплачиватьсЯ  за ошибочность  действиЯ
противоположного.
     <sup>14</sup>* ‚сЯкое произведение должно убеждать  нас, что мы  еще не
видели того, что мы видим.
     <sup>15</sup>* To есть: способности <i>видеть</i> больше вещей, чем их <i>знаешь.</i>
     ’аково наивно выраженное, но привычное длЯ автора сомнение относительно
истинной ценности или истинной роли слов.
     <i>‘лова</i> (обиходного Языка) отнюдь не <i>созданы длЯ</i> логики.
     ‚  постоЯнстве  и  универсальности  их  значений  никогда  нельзЯ  быть
уверенным.
     <sup>16</sup>* ћношескаЯ попытка представить <i>"универсум"</i> личности.
     "џ"  и  его “ниверсум,  при  допущении, что эти  мифы небеспо­лезны, --
должны  свЯзыватьсЯ в  любой системе  теми  же отношениЯ­ми, какими  свЯзаны
сетчатка и источник света.
     <sup>17</sup></i>  „испропорциЯ  выступает с  необходимостью;  сознание, по
природе своей, неустойчиво.
     <sup>18</sup>* ќто -- <i>интуиции</i> в самом точном и этимологическом  смысле
слова.
     „анный образ может ЯвлЯтьсЯ предвидением по отношению к другому образу.
     <sup>19</sup>*  “стойчивость ощущений как  фактор  решающий. ‘уществует
некаЯ симметриЯ между двумЯ этими превращениЯ­ми, противоположными  по своей
направленности.
     <i>Ћпространствованию</i>  временной  непрерывности  соответствует  то, что  Я
некогда именовал <i>хронолизом</i> пространства.
     <sup>20</sup>* ‚от что могли бы мы увидеть на известном уровне, если бы
на этом уровне  еще сохранЯлись свет и сетчатка. Ќо видеть предме­ты  мы уже
не могли  бы.  ‘ледовательно,  функциЯ  <i>разума</i>  сводитсЯ здесь  к  сочетанию
несовместимых порЯдков величин или свойств, взаимоисключающих аккомодаций...
     <sup>21</sup>* ‚се та же сила диспропорции.
     <sup>22</sup>* ‘нова диспропорциЯ.
     Џереход от "меньше"</i> к <i>"больше"</i> стихиен. Џереход от <i>"больше"</i> <i>к  "меньше"</i>
сознателен,   редкостей;  это  --  усилие  наперекор  привыч­ке   и  мнимому
пониманию.
     <sup>23</sup>*  …сли  бы  все  было   упорЯдочено  или  же,   наоборот,
беспорЯ­дочно, мысли не стало бы, ибо мысль есть  не что  иное, как попыт­ка
перейти от беспорЯдка  к порЯдку; ей необходимы  поэтому слу­чаи  первого  и
образцы последнего.
     <sup>24</sup>*   ‚се  изолированное,   единичное,   индивидуальное   не
поддаетсЯ  объЯснению; иначе говорЯ,  оно может  быть выражено  только через
себЯ самое.
     Ќепреодолимые трудности <i>простейших чисел.</i>
     <sup>25</sup>* Ќаиболее доступна воображению -- хотЯ  ее крайне  трудно
<i>определить.</i>
     ‚есь  этот фрагмент  представлЯет  собой незрелую  и весьма  не­уклюжую
попытку описаниЯ простейших</i>  интуиции, которым подчас удаетсЯ свЯзать в одно
целое мир образов и систему <i>понЯтий.</i>
     <sup>26</sup>*  ’еперь -- в  1930 году -- наступает  момент, когда  эти
проб­лемы становЯтсЯ <i>безотлагательными.</i>  ‚  1894 году Я  весьма прибли­женно
выразил это нынешнее состоЯние, когда  мы вынуждены отка­затьсЯ  от  всЯкого
образного</i> -- и даже мыслимого -- толкованиЯ.
     <sup>27</sup>* Ћдним  словом,  происходит своего  рода приспособление к
разнообразию, множественности и изменчивости <i>фактов.</i>
     <sup>28</sup>*   ќто   удивительным  образом  подтверждаетсЯ   сегоднЯ,
три­дцать шесть лет спустЯ, -- в 1930 году.
     ’еоретическаЯ   физика,  самаЯ  бесстрашнаЯ   и   самаЯ   углублен­наЯ,
принуждена  была  отказатьсЯ  от  образов,</i>  от  зрительных  и  дви­гательных
уподоблений:  чтобы суметь  охватить свое необъЯтное  царство, чтобы свЯзать
воедино законы и обусловить их местом. временем и движением наблюдателЯ, она
должна руководствовать­сЯ единственно аналогией</i> формул <sup>4</sup>.
     <sup>29</sup>* Џодобные наброски чрезвычайно многочисленны в рукопи­сЯх
‹еонардо. Њы  видим в них, как его точное  <i>воображение</i> рисует то, что в наши
дни фотографиЯ сделала зримым.
     <sup>30</sup>* ’ем  самым работа его  мысли  включаетсЯ  в многовековое
переосмысление  понЯтиЯ  пространства,  которое  из  <i>пустого  вместили­</i>ща</i>  и
изотропного  объема  постепенно  превратилось  в  систему,  неот­делимую  от
<i>заключенного</i> в нем вещества -- и от времени.
     <sup>31</sup>*  џ написал бы теперь, что  число  возможных  длЯ  данной
лич­ности употреблений того или иного слова  более важно, нежели ко­личество
слов, которыми эта личность располагает.
     ‘р.: ђасин, ‚. ѓюго.
     <sup>32</sup>* „идро в этом рЯду чужой.
     ‚се,   что  свЯзывало  его  с  философией,  --  это  легкость,  котораЯ
необходима философам и которой, нужно добавить, многие из них лишены.
     <sup>33</sup>*  ќта независимость есть основа <i>формального</i> поиска. Ќо <i>на</i>
следующем  этапе</i>   художник   пытаетсЯ   восстановить  особенность   и  даже
единичность, которые он сначала не принимал во внимание.
     <sup>34</sup>* €нстинкт  есть побуждение, чьЯ причина и  цель удалены <i>в
бесконечность,</i> -- если  допустить, что <i>причина  и  цель</i>  в этом случае нечто
значат.
     <sup>35</sup>* ђечь идет здесь  отнюдь не об <i>однородности</i> в техническом
значении этого термина. џ хотел лишь сказать, что самые различ­ные свойства,
поскольку они выражены  в  неких величинах, суще­ственны  длЯ расчета  и  на
времЯ расчета только как числа.
     ’ак, художник в  процессе работы видит в предметах цвета и в  цветах --
элементы своих операций.
     <sup>36</sup>* Џредвидение этих бесконечно разнообразных углов зрениЯ--
наиболее сложнаЯ проблема архитектуры как <i>искусства.</i>
     „лЯ самой же постройки -- это  рискованное  испытание,  которого она не
выдерживает, если строитель хотел лишь создать некую театральную декорацию.
     <sup>37</sup>* Љак  Я  уже отметил  выше, феномены  умственных  образов</i>
чрезвычайно  мало изучены.  €х  важность по-прежнему  длЯ  менЯ очевидна.  џ
убежден, что в  числе  законов,  управлЯющих этими фе­номенами, есть  законы
основополагающего значениЯ и необычай­но широкого охвата; что  трансформации
образов,  ограничениЯ, ко­торым эти образы подвергаютсЯ, стихийнаЯ выработка
<i>ответных  об­разов</i> и образов дополнительных позволЯют  нам проникать в самые
различные миры</i>  --  такие, как  мир сна,  мир  мистического  состоЯниЯ и мир
суждении по аналогии.
     <sup>38</sup>*  ‘егоднЯ это  <i>мировые  линии,</i>  которые,  однако,  нельзЯ
больше <i>видеть.</i>
     Њожет  быть  -- слышать?.. <i>ибо</i>  только  <i>движениЯ,</i> угадываемые в музыке,
способны   помочь   нам   как-то  понЯть  или   вообразить  тра­екторию   во
времени-пространстве.</i> „лительный звук означает точку.
     <sup>39</sup>*  Ќевозможно больше говорить о каком-то механизме. ќто --
<i>иной мир.</i>
     <sup>40</sup>* Ќичто не укладываетсЯ с таким трудом в сознании публи­ки
-- и даже критики, -- как эта некомпетентность автора в своем творении, коль
скоро оно поЯвилось на свет.

        ‡ЂЊ…’ЉЂ € Ћ’‘’“Џ‹…Ќ€…
(”рагмент)
     Џочему,  --  спрашивают  обычно,   --  автор  заставил   своего   героЯ
от­правитьсЯ в ‚енгрию? Џотому, что ему хотелось, чтобы он  послушал немного
инструмен­тальной   музыки  из  венгерских  ме­лодий.  Ћн  искренне  в  этом
созна­етсЯ. Ћн  бы заставил его поехать куда угодно, если бы нашел длЯ этого
малейший повод.
     ѓ. Ѓерлиоз. Џредисловие к "ѓибе­ли ”ауста"
     Ќужно простить  мне такое претенциозное и поисти­не обманчивое заглавие
<sup>1</sup>. “ менЯ не было намерениЯ вводить в заблуждение, когда Я ставил
его над этим не­большим трудом. Ќо прошло двадцать пЯть лет с тех пор, как Я
написал его,  и  после столь длительного охлаждениЯ  название представлЯетсЯ
мне  излишне  силь­ным.  …го  самоуверенность  надлежало  бы  смЯгчить.  —то
касаетсЯ  текста...  Ќо  теперь и  в  голову  не  пришло  бы  его  написать.
Ќемыслимо!</i> -- сказал бы ныне разум. „ойдЯ  до  n-го  хода  шахматной партии,
которую  знание  играет  с  бытием,  мы  обольщаем  себЯ  тем,  что  обучены
противником;  мы принимаем  соответствующий  вид; мы становимсЯ  жестокими к
молодому человеку, которого поневоле приходитсЯ признавать своим предком; мы
на­ходим у него необъЯснимые слабости, которые почита­лись его подвигами; мы
восстанавливаем  его наивность. Ќо это означает,  что мы кажемсЯ  себе более
глупыми, чем были на самом деле. Ќо -- глупыми по необходимо­сти, глупыми по
"государственным"  соображениЯм.  Ѓыть  может,  нет   более  жгучего,  более
глубокого, более плодотворного соблазна, чем соблазн самоотречениЯ:  каж­дый
новый день ревнует к отошедшим, и его обЯзан­ность именно в этом и  состоит;
мысль   с  отчаЯнием  от­вергает,  что  она  раньше  была  сильнее;  Ясность
сегод­нЯшнего днЯ не желает озарЯть  в прошлом дни, кото­рые были еще Яснее;
и первые слова, которые восход солнца заставлЯет нашептывать  пробуждающийсЯ
разум, звучат в этом Њемноне так: "Nihil reputare actum... " *

     * Ќичто не считать законченным (латин. ).</i>


     Џеречитывать,   следовательно,   --   перечитывать    после   забвениЯ,
перечитывать себЯ без тени нежности, без  чувства  отцовства,  с  холодной и
критической   остротой,   в   жестоко   творческом   ожидании   смешного   и
уничижи­тельного,  с  полным  безучастием,  с  рассудительным  взглЯдом,  --
значит, переделать свой труд или предчув­ствовать, что  можно переделать его
совсем наново.


     1*


     Џредмет заслуживал бы этого.  Ќо он не переставал быть выше моих сил. џ
никогда и  не  мечтал  взЯтьсЯ за него: поЯвлением этого небольшого очерка Я
обЯзан  гос­поже †юльетте  Ђдан,  котораЯ в  конце  1894  года, по  любезной
рекомендации господина ‹еона „оде,  просила  менЯ  написать его длЯ  "Ќового
обозрениЯ".
     ЌесмотрЯ на свои двадцать три года, Я был в чрез­мерном затруднении.  џ
понимал, что знал ‹еонардо зна­чительно меньше, нежели его почитал.
     џ видел  в нем главного героЯ той <i>€нтеллектуальной</i> комедии,</i> котораЯ еще
по сию пору не нашла  своего поэ­та и котораЯ длЯ  моих вкусов была бы много
ценнее  <i>—еловеческой  комедии</i> и,  быть  может,  даже <i>Љомедии</i> Ѓожественной.</i> џ
чувствовал, что этот мастер  своих  воз­можностей,  этот властелин  рисунка,
образов, расчета нашел основную исходную точку, с которой  всЯкие на­чинаниЯ
в области  знаниЯ и все операции искусства ста­новЯтсЯ одинаково легкими,  а
счастливые взаимодействиЯ анализа и  актов -- странно правдоподобными: мысль
чу­додейственно возбуждающаЯ.
     Ќо то была мысль  слишком непосредственнаЯ  --  мысль без значимости --
мысль бесконечно распростра­неннаЯ и, следовательно, пригоднаЯ  длЯ  беседы,
но не длЯ писательства.


     2*


     ќтот   Ђполлон   очаровывал   менЯ   до  крайности.  —то   может   быть
привлекательнее божества, которое отвер­гает всЯкую загадочность, которое не
строит  своего мо­гущества  на  смЯтении  наших  чувств, не  направлЯет свой
престиж на самые темные,  самые  нежные  или са­мые  мрачные стороны  нашего
существа, вынуждает  нас соглашатьсЯ, а  не  подчинЯтьсЯ,  и  полагает  свое
основ­ное чудо лишь в том, что разоблачает себЯ,  а свою глубину -- только в
хорошо выведенной перспективе. € есть ли лучший признак подлинной и законной
вла­сти,  чем пользование ею без всЯких  покровов? --  Ќи­когда у „иониса не
было  врага более  решительного,  ни более  чистого,  ни  более вооруженного
знаниЯми, неже­ли  этот герой, который был занЯт не столько подчине­нием или
уничтожением чудищ,  сколько изучением дви­жущих сил, и  который пренебрегал
пронзать их стрела­ми, ибо пронзал их вопросами; он был скорее их вер­ховным
вождем, чем победителем,  а это значит,  что  длЯ него не  было более полной
победы, нежели возможность  их понЯть, -- почти до возможности воспроизвести
и  по­вторить их;  и едва  только  он улавливал  регулирующий их закон,  как
отбрасывал  их,  смехотворно  низводЯ  к  убогому  состоЯнию вполне  частных
Явлений и объЯсни­мых парадоксов.
     Љак  ни  поверхностно  изучил  Я  его  рисунки  и  рукопи­си,  они менЯ
ослепили.  ќти  тысЯчи  заметок  и  зарисовок  отложили  во мне  потрЯсающее
впечатление некой кош­марной совокупности искр, вызванных разнообразней­шими
ударами  какого-то фантастического производства.  €зречениЯ, рецепты, советы
самому себе, опыты раз­мышлений, вновь возобновлЯющихсЯ; иногда закончен­ное
описание, иногда разговор с самим собой, обраще­ние к себе на "ты"...
     Ќо  у менЯ не было  никакого  желаниЯ  повторЯть, что  он был  тем-то и
тем-то:  и  художником,  и  математиком,  и... ‘ловом,  --  художником самой
вселенной <sup>2</sup>. ‚сЯкому ведомо это.


     3*


     џ не считал себЯ достаточно ученым, чтобы пытать- еЯ  развернуть детали
его  изысканий, попробовать, на­пример,  определить точный смысл  его Impeto
<sup>3</sup>,  которым  он  так  широко  пользуетсЯ  в  своей  динамике; или
пус­титьсЯ в рассуждениЯ по поводу его Sfumato <sup>4</sup>, которое он ввел
в свою  живопись; не был Я и достаточно эруди­том (и  того меньше -- склонен
быть  им),  дабы  помыш­лЯть способствовать, хотЯ  бы в  самой  малой  дозе,
уве­личению уже  давно известных фактов.  џ  не чувствовал к  эрудиции  того
ревностного усердиЯ,  которое  ей подо­бает. €зумительный дар  собеседованиЯ
ЊарселЯ  во­ба <sup>5</sup> больше  влек менЯ к личной  его  обаЯтельности,
не­жели к его научным источникам. џ упивалсЯ беседой, пока она продолжалась.
џ получал  удовольствие, не за­трачиваЯ  труда. Ќо  в итоге Я спохватывалсЯ;
моЯ лень восставала против идеи безнадежных чтений, бесконеч­ных


     4*


     проверок, дотошных  методов,  предохранЯющих от уверенности. џ  говорил
своему другу, что ученые люди рискуют много больше других, ибо они заключают
па­ри, а мы остаемсЯ вне игры, причем у них  есть две возможности ошибатьсЯ:
наша,  котораЯ  чрезвычайно  лег­ка,  и  их  собственнаЯ,  требующаЯ больших
усилий. …с­ли  на их  долю и выпадает счастье раскрыть некоторые  факты,  то
самое количество восстановленных  матери­альных истин  подвергает  опасности
подлинную реаль­ность,  искомую ими. €стина, в  ее грубом состоЯнии,  бо­лее
поддельна,   чем  сама  подделка.  „окументы   с  одина­ковой   случайностью
информируют нас  и об  общих за­конах  и  об  их исключениЯх. ‘ами летописцы
предпочи­тают сохранЯть длЯ нас странности своей  эпохи. Ќо то,  что верно в
отношении эпохи или личности, не всегда позволЯет лучше познать их. Ќикто не
тождествен совокупности своих внешних признаков; кто из нас  не го­ворил или
не  сделал  того,  что   ему  несвойственно!</i>  Џод­ражание   или  лЯпсус,  --
случайность или  возрастающаЯ  усталость оставатьсЯ  тем,  каков ты  есть на
самом  деле,  тебЯ  самого  подчас  искажают;  нас  зарисовывают  во  вре­мЯ
какого-нибудь обеда; этот листок переходит в  по­томство, богатое эрудитами,
и вот  мы закреплены во всей  красе на всю литературную вечность. ”отографиЯ
лица,  в  ту  минуту  искаженного гримасой,  -- неопровер­жимый документ. Ќо
покажите этот документ кому-ни­будь из друзей модели -- и они его не узнают.
     “ менЯ было достаточно других софизмов длЯ оправ­даниЯ своих антипатий,
-- так изобретательно отвраще­ние к длительному труду. ‚се же, быть может, Я
не  по­боЯлсЯ бы  встречи с этими  неприЯтностЯми, если бы  ду­мал, что  они
приведут менЯ к желанной цели. ‚лек же менЯ, в моих тайниках, интимный закон
этого великого ‹еонардо. Њне не нужно было ни его истории,  ни  даже  плодов
его мыслей...  Ћт этого  чела, украшенного  венка­ми, Я мечтал  обрести лишь
одну <i>миндалину.</i>
     —то же делать среди стольких отречений, когда у те­бЯ пет ничего, кроме
желаний, и вместе с тем ты опьЯ­нен интеллектуальной жаждой и гордостью?
     Ћбольщать себЯ надеждами? Џривить себе некото­рую литературную горЯчку?
‹елеЯть ее исступление?
     џ страстно искал красивой темы. Ќо как этого мало перед бумагой!
     ‚еликаЯ  жажда,  конечно, чревата сама по себе свер­кающими  видениЯми;
она воздействует на  какие-то  скрытые  субстанции,  как  невидимый  свет на
богемское  стекло, богатое окисью  урана; она  освещает все, чего ка­саетсЯ,
она  заставлЯет бриллиантами светитьсЯ кувши­ны, она  придает опаловый блеск
графинам... Ќо те на­питки, которые она рождает, обладают только видимо­стью
правдоподобиЯ. џ же считал всегда, и считаю по­сейчас, недостойным писать из
энтузиазма. ќнтузиазм -- не есть душевное состоЯние писателЯ <sup>6</sup>.
     Љак  бы  ни было  велико могущество  огнЯ, оно ста­новитсЯ  полезным  и
движущим  только благодарЯ  ма­шине, в  которую его вводит искусство; нужно,
чтобы хорошо размещенные преграды  затруднЯли  его полное рассеЯние и  чтобы
задержка, удачно противопоставлен­наЯ неумолимому восстановлению равновесиЯ,
дала воз­можность кое-что спасти от бесполезного охлаждениЯ жара.
     Љогда  дело идет о речи, автор,  обдумывающий ее, на­чинает чувствовать
себЯ одновременно  и  источником,</i>  и  инженером,</i> и  <i>регулЯтором:</i> одно  в нем
ЯвлЯетсЯ   возбу­дителем,   другое   предусматривает,   сочетает,   умерЯет,
от­кидывает;  третье -- логика  и памЯть  --  устанавливает факты,  охранЯет
свЯзи, обеспечивает известную длитель­ность искомого, <i>желаемую</i> совокупность.
     <i>Џисать</i> -- это значит настолько крепко и настолько  точно, насколько это
в  наших  силах, создавать такой механизм  Языка, при помощи которого разрЯд
возбужденной  мысли  в состоЯнии одолевать  реальные</i> сопротив­лениЯ,  а  это
требует от писателЯ, чтобы он раздвоилсЯ  наперекор себе. €  именно  в  этом
исключительном смыс­ле человек в целом становитсЯ автором. ‚се остальное  не
от <i>него,</i> а от какой-то его части, от  него оторвавшей­сЯ. …го дело состоит в
том, чтобы  между  эмоцией, или первоначальным намерением, и теми  конечными
завер­шениЯми, какими  ЯвлЯютсЯ забвение, смутность  -- фа­тальные следствиЯ
мысли,  -- ввести созданные им про­тиворечиЯ, дабы в качестве посредствующих
звеньев они извлекали из чисто преходЯщей природы внутренних Явлений немного
обновлЯющейсЯ активности и незави­симого существованиЯ...


     5*


     ‚озможно,  что в те времена Я  преувеличивал  Явные  недостатки  всЯкой
литературы, никогда  не дающей  удовлетворениЯ  всем  запросам духа.  Њне не
нравилось, что одни функции  оставались праздными, а другими пользовались. џ
могу также  сказать (это  значит -- ска­зать то же самое), что выше всего  Я
ставил   сознатель­ность;</i>  Я   отдал  бы  много  шедевров,  казавшихсЯ   мне
не­произвольными, за одну страницу Явственно целеустрем­ленную.
     ќти  ошибки, которые  было бы  легко защитить  и  ко­торые  Я далеко не
считаю  настолько неплодотворными,  чтобы подчас к ним  не  возвращатьсЯ, --
отравлЯли  мои  попытки. ‚се  мои предписаниЯ, слишком настойчивые и слишком
точные, были вместе с  тем слишком общими, чтобы суметь помочь мне при каких
бы  то ни было об­стоЯтельствах. Ќужны долгие годы, дабы истины, кото­рые мы
создаем себе, стали в нас плотью.
     ’аким  образом, вместо  того  чтобы найти  в себе  эти  условиЯ  и  эти
преграды, подобные высшим силам, ко­торые позволЯют нам  продвигатьсЯ вперед
вопреки пер­воначальному нашему намерению, -- Я натыкалсЯ на не­взыскательно
расставленное  крючкотворство; и Я умышленно представлЯл себе  вещи сложнее,
чем они должны были казатьсЯ  глазам столь молодого человека, каким Я был. Ђ
с  другой стороны, Я  видел  повсюду одни  лишь  потуги, приспособленчество,
отвратительную  легкость:  все это случайное богатство, пустое, как  роскошь
снов, где смешиваетсЯ и переплетаетсЯ бесконечность изно­шенных вещей.
     …жели Я отдавал себЯ  игре случайностей на бумаге, мне на  ум приходили
лишь слова, свидетельствовавшие о немощи мысли: <i>гений,  тайна, глубина...</i> --
определе­ниЯ, пригодные длЯ пустоты,  говорЯщие меньше о пред­мете, нежели о
лице, пользующемсЯ им. Љак ни  старал­сЯ Я  себЯ  обмануть,  эта  умственнаЯ
политика оказалась куцей: беспощадностью суждений Я так стремительно отвечал
предложениЯм, зарождающимсЯ во  мне, что ито­гом обмена каждую данную минуту
был нуль <sup>7</sup>.
     ‚ довершение несчастиЯ Я обожал,  смущенно,  но страстно,  точность:  Я
смутно притЯзал управлЯть свои­ми мыслЯми.


     7*


     6*


     џ чувствовал, конечно, что по необходимости -- и иначе не может быть --
наш  разум   должен  считатьсЯ  со  своими   случайностЯми;  созданный   длЯ
неожиданно­сти, он ее дает и ее получает:  его намеренные ожида­ниЯ остаютсЯ
без непосредственных результатов, а его волеустремлениЯ или  точные действиЯ
оказываютсЯ по­лезными лишь <i>после совершившегосЯ,</i> -- как в  некой вто­ричной
жизни, рождающейсЯ в какой-то высший миг его просветлениЯ. Ќо  Я не  верил в
особое  могущество  безу­миЯ,  в   необходимость  невежества,   в  проблески
бессмыс­лиЯ, в творческий сумбур. “ того, что нам дарит слу­чай, всегда есть
несколько капель отцовской крови.  Ќа­ши откровениЯ, думал  Я, лишь  ЯвлениЯ
определенного порЯдка, и нужно еще суметь объЯснить эти постижи­мые ЯвлениЯ.</i>
ќто нужно  всегда. „аже удачнейшие из наших интуиции  оказываютсЯ в какой-то
степени  итогами,  неточными  <i>от  избытка,</i>  в  сравнении  с  нашей  обыч­ной
Ясностью, и неточными <i>от недостачи,</i> в сравнении с бесконечной сложностью тех
даже  незначительных ве­щей  и реальных случаев,  которые интуициЯ притЯзает
подчинить нам. Ќаша личнаЯ заслуга,  по  которой  мы томимсЯ, заключаетсЯ не
столько в том, чтоб вынести их, сколько в том, чтоб их уловить, и не столько
в том,  чтоб их  уловить, сколько  в том, чтоб  в них  разобрать­сЯ. €  наша
отповедь своему "гению" подчас значитель­но ценнее, нежели его атака.
     ‚прочем, мы прекрасно понимаем,  что вероЯтность  неблагосклонна  этому
соблазну:  разум  бесстыдно  на­шептывает  нам  миллион  глупостей  за  одну
красивую  идею,  которую нам оставлЯет; но и  сама эта удача  при­обретает в
итоге некоторое значение лишь соответствен­но  тому, что принесет  она нашей
цели.  ’ак,  руда,  лишен­наЯ  ценности  в пластах  и  залежах,  приобретает
значи­мость на солнце благодарЯ обработке на поверхности.
     ’аким  образом, отнюдь не интуитивные элементы придают произведениЯм их
ценность: отнимите самые произведениЯ, и ваши  просветлениЯ станут не больше
как умственными случайностЯми в статистике местной жизни мозга. €х подлиннаЯ
ценность не обусловлена ни мраком их зарождениЯ, ни предполагаемой глубиной,
откуда мы наивно любим выводить их, ни драгоценным изумлением, которое они в
нас самих вызывают, но все­го лишь совпадением  с нашими потребностЯми и тем
обдуманным  применением, которое мы сумеем  длЯ них найти, --  иначе говорЯ,
полнотой сотрудничества всего человека.


     8*


     Ќо если Ясно,  что наши самые большие прозрениЯ интимно переплетаютсЯ с
самыми большими вероЯтно­стЯми ошибок  и что равнодействующаЯ наших мыслей в
известном смысле лишена  значимости, то  мы должны  приучить к  безустанному
труду  ту  часть   нашего  "џ",  котораЯ  производит  отбор  и  созидательно
действует.  Ћб  остальном,  ни  от  кого  не  зависЯщем,  говорить  так   же
бесполезно, как о прошлогоднем снеге. …му дают име­на, его обожествлЯют, его
терзают, но всуе:  это может привести лишь к увеличению притворства и обмана
и так естественно свЯзано с честолюбием,  что не знаешь, ЯвлЯетсЯ  ли фальшь
ее  основой   или  производным.  „ур­наЯ  привычка  принимать  метонимию  за
открытие, мета­фору за доказательство, словоизвержение за поток капи­тальных
знаний, а себЯ самого за пророка, -- это зло рождаетсЯ вместе с нами.
     “ ‹еонардо да ‚инчи нет ничего общего с этим сум­буром. ‘реди множества
идолов,   из  числа  которых   мы  должны  выбирать,   поскольку  необходимо
поклонЯтьсЯ хотЯ бы одному  из них, он остановил свой  взглЯд на той “порной
‘трогости,  котораЯ  сама  себЯ почитает наибо­лее требовательным  божеством
(но,  видимо,  наименее  грубым  из  всех,  поскольку  все  остальные сообща
нена­видЯт ее).
     ’олько при такой ‘трогости возможна положитель­наЯ  свобода, тогда  как
внешнЯЯ свобода есть только подчинение всЯкому велению случаЯ; чем больше мы
ею пользуемсЯ, тем сильнее мы остаемсЯ привЯзанными к одной  и той же точке,
подобно пробке  на море, кото­рую никто не держит, которую все притЯгивает и
в ко­торой взаимно сталкиваютсЯ и взаимно уничтожаютсЯ все силы вселенной.
     ‘овокупность деЯтельности этого великого ‹еонардо  единственно вытекает
из его великой цели, словно бы не отдельнаЯ личность  была свЯзана с ней, --
его  мысль  кажетсЯ  более  универсальной, более  последовательной  и  более
изолированной,  чем   могла  бы  быть  любаЯ  ин­дивидуальнаЯ  мысль.  Ћчень
возвышенный человек ни­когда не бывает <i>оригинален</i> <sup>8</sup>. …го личность
в  меру   зна­чительна.   Њало  несоответствий,   никаких   интеллектуальных
предрассудков.  Ќет пустых страхов. Ћн не боитсЯ анализов, -- он их доводит,
или  они  его  доводЯт,  до  от­даленных  последствий;  он   возвращаетсЯ  к
реальности без всЯких усилий. Ћн  подражает; он  открывает; он  не отвергает
старого из-за  того, что оно старо,  и не отвер­гает нового из-за  того, что
оно ново; но он извлекает из него нечто извечно актуальное.


     9*


     …му  предельно   чужда   та  сильнаЯ  и  малопонЯтнаЯ  вражда,  которую
полтораста лет  спустЯ  провозгласил между духом тонкости и  духом геометрии
человек  <sup>9</sup>,  со­вершенно не воспринимавший искусства, который  не
мог  представить себе  это  деликатное,  но  вполне естествен­ное соединение
различных наклонностей; который ду­мал, что живопись -- суета; что подлинное
красноречие смеетсЯ над красноречием; который вовлекает нас  в па­ри, где он
терЯет всю  тонкость и всю геометрию, --  и ко­торый, обменЯв новую лампу на
старую, стал занимать­сЯ подшиванием  бумаг  из своих  карманов в то  времЯ,
когда наступил час дать ”ранции славу исчислениЯ бес­конечности...
     „лЯ  ‹еонардо  не  существовало  откровений.  Ќе  было и  пропастей  по
сторонам.  Џропасть  заставила  бы  его  лишь  подумать  о  мосте.  Џропасть
послужила  бы  лишь  толчком  длЯ  опытов  над  некой  большой  механической
птицей...
     € сам он должен был рассматривать себЯ как обра­зец красивого мыслЯщего
животного,  предельно  гибко­го и свободного,  наделенного  различного  рода
движе­ниЯми, умеющего,  по  малейшему желанию всадника,  без сопротивлениЯ и
без промедлениЯ переходить от од­ного  аллюра к  другому.  —утье  тонкости и
чувство гео­метрии, -- их используешь и их оставлЯешь  наподобие  образцовой
лошади,     менЯющей    последовательность    рит­ма...    ‚    совершенстве
координированному существу  до­статочно  предписать себе некоторые перемены,
скрытые и весьма простые в волевом отношении, чтобы он мог тотчас же перейти
из области чисто формальных превра­щений  и символических действий в область
несовершен­ных знаний и непосредственной  реальности. Ћбладать этой свободой
глубоких перемен, вводить в действие  та­кой регистр приспособлений, --  это
значит лишь пользо­ватьсЯ полнотой  человеческих возможностей, той, ка-  кою
наше воображение наделЯет людей античности.


     10*


     ‚ысшее   изЯщество   нас   смущает.   ќто    отсутствие   смЯ­тенности,
пророчествованиЯ и  патетизма;  эта  четкость  целей;  это  примирение между
вниманием к частности и мощью мысли, вечно достигаемое  мастером равновесиЯ;
это  презрение   к  иллюзионизму  и  к  искусственности;  это  пренебрежение
театральностью  у  самого изобретатель­ного  из  людей -- представлЯетсЯ нам
скандалом.  …сть ли что-либо более трудное длЯ нас, бедных, которые соз­дают
себе из "чувствительности"  некую профессию, пре­тендуют на то, что обладают
всем, при помощи несколь­ких примитивных эффектов контраста и отклика, и что
понимают все, создаваЯ себе иллюзию самоотождествле­ниЯ с зыбкой и подвижной
сущностью нашего времени?
     Ќо ‹еонардо, от исканиЯ к исканию, с  чрезвычайной простотой становитсЯ
все более  замечательным наездни­ком собственной своей натуры; он бесконечно
подымает  свои  мысли,  совершенствует   взглЯды,  развивает  дейст­виЯ;  он
приучает и ту и другую руку к  точнейшему ри­сунку; он распускает и собирает
все  вновь, он устанав­ливает соответствие  своих  желаний с  возможностЯми,
продвигает исследующую мысль в искусство и сохранЯ­ет свое изЯщество...
     ’акой свободный ум  доходит в своем движении до неожиданных положений и
поражает  нас  наподобие танцовщицы, котораЯ принимает и сохранЯет некоторое
времЯ положение  полнейшей неустойчивости. …го неза­висимость шокирует  наши
инстинкты  и  издеваетсЯ  над  нашими  желаниЯми.  ’рудно  себе  представить
что-либо более свободное,  то  есть менее человеческое,  чем  его суждениЯ о
любви и смерти. Ћн позволЯет нам догады­ватьсЯ о них по отдельным отрывкам в
его тетрадЯх.


     11*


     "‹юбовь  в  своем исступлении (так приблизительно говорит он) настолько
безобразна, что человеческаЯ  pa­ са погибла бы  -- la natura si perderebbe,
-- если бы те, которые занимаютсЯ ею,  могли узреть себЯ". ќто пре­зрение он
подтверждает  многими рисунками,  ибо  пол­нота презрениЯ к  известным вещам
наступает тогда,  ког­да можно  длительно  глЯдеть на них. € вот  он рисует,
здесь  и  там, эти анатомические сочетаниЯ, ужасающие разрезы полового акта.
ќротическаЯ  машина  его  инте­ресует, ибо  животнаЯ  механика  ЯвлЯетсЯ его
излюблен­ной областью; но борющиесЯ до пота и задыханиЯ op­ranti *, чудовища
противоположных мускулатур, прев­ращение  в животных, -- это  вызывает в нем
словно бы только отвращение и презрение.

     * „ействующие, работающие, творЯщие <i>(староитал. ).</i>


     …го  суждение  о смерти  можно  извлечь  из  весьма не­большого отрывка
античной полноты  и простоты, кото­рый,  вероЯтно,  должен  был стать частью
вступлениЯ к трактату, так и оставшемусЯ неоконченным, о —еловече­ском ’еле.
     ќтот  человек,  который  вскрыл  десЯть  трупов,  чтобы  проследить  за
прохождением каких-то вен, думает: строение нашего  тела представлЯет  собой
такое  чудо,  что душа, несмотрЯ на  свою божественность,</i>  расстаетсЯ лишь с
большими муками с этим телом, в  котором она жила; <i>и мне кажетсЯ,</i> -- говорит
‹еонардо, -- что ее сле­зы, и скорбь не лишены основаниЯ...</i> <sup>10</sup>.</i>
     Ќе будем углублЯть природу того сомнениЯ, полного определенного смысла,
которое  заключаетсЯ в этих  сло­вах.  „остаточно  видеть эту огромную тень,
которую бросает сюда некаЯ зарождающаЯсЯ мысль: смерть, рас­сматриваемаЯ как
бедствие длЯ <i>души,</i>  смерть  тела --  как уничтожение этой божественной вещи!</i>
‘мерть, по­ражающаЯ душу до слез, в самом дорогом длЯ него де­ле, вследствие
разрушениЯ той архитектуры, которую она себе создала длЯ жильЯ!
     џ не хочу из этих звучных слов вывести некую лео­нардовскую метафизику;
но Я готов идти  на довольно легкое сопоставление, поскольку оно  само собой
зарож­даетсЯ  в  наших  мыслЯх.  „лЯ  такого  любителЯ  организ­мов тело  не
ЯвлЯетсЯ  презренной  ветошью;  в  этом  теле  слишком  много  свойств,  оно
разрешает слишком  много проблем,  оно  обладает  слишком многими функциЯми,</i>
чтобы  не соответствовать  каким-то трансцендентным требованиЯм,  достаточно
могущественным, чтобы его со­здать, но не настолько  сильным, чтобы обойтись
без его сложности.</i> Ћно ЯвлЯетсЯ творением и инструментом ко­го-то, кто в нем
нуждаетсЯ,  кто  неохотно  его   отбрасы­вает  и  кто  оплакивает  его,  как
оплакивают власть... ’а- ково ощущение ‹еонардо <sup>11</sup>.


     12*


     …го   философиЯ   вполне   натуралистична,</i>   очень   недру­желюбна    к
<i>спиритуализму,</i> очень склонна к буквально­му физико-механическому толкованию.
—то  же  касаетсЯ души,  то здесь  она  совпадает с философией католиче­ской
церкви.  ЉатолическаЯ церковь  -- поскольку она по  крайней  мере свЯзана  с
учением  ”омы  Ђквинского  --  не   оставлЯет  душе,   отделенной  от  тела,
сколько-нибудь  завидного существованиЯ. Ќет  ничего  более жалкого, чем эта
душа,  потерЯвшаЯ  тело.  …й  остаетсЯ  только  од­но существование: это  --
логический  минимум,  некаЯ  по­таеннаЯ  жизнь,  в  которой  она  совершенно
непостижи­ма  длЯ нас и,  несомненно,  длЯ себЯ самой. Ћна совлекала  с себЯ
все: силу,  желаниЯ, может  быть  --  познание.  џ не уверен даже, может  ли
вспоминать она хотЯ бы о том, что она была,  во времени  и  где-то, <i>формой</i> и
<i>дей­ствием</i> своего  тела. “  нее осталась лишь  честь  своей независимости...
’акое пустое и нелепое положение Яв­лЯетсЯ, к счастью, только преходЯщим, --
если это сло­во,  вне времени, имеет какой-нибудь  смысл: разум тре­бует,  а
догма обЯзывает,  чтобы  плоть была восстановле­на.  Љонечно, свойства  этой
высшей  плоти  должны зна­чительно отличатьсЯ от тех,  которыми  наша  плоть
об­ладала.  ‡десь, думаетсЯ  мне,  следует  допустить  нечто  совсем другое,
нежели простое осуществление <i>неверо­</i>Ятного.</i> ‚прочем, бесполезно забиратьсЯ в
дебри физики,  мечтать о некоем могущественном теле, чьЯ масса ока­залась бы
в ином взаимоотношении с универсальным притЯжением, нежели наша, причем  эта
изменчиваЯ  масса  была  бы   в  такой  свЯзи  со  скоростью  света,  что­бы
предначертанное <i>ей  проворство</i> превращений могло реализоватьсЯ...  Љак бы то
ни было,  обнаженнаЯ душа  должна,  согласно теологии, вновь найти в  некоем
теле некую функциональную жизнь,  а благодарЯ этому ново­му телу -- и особый
вид  материи,  котораЯ   позволила  бы   ей   действовать   и  наполнила  бы
непреходЯщими ценно­стЯми ее пустые умственные категории.
     „огма, признающаЯ за телесной организацией такую едва ли второстепенную
значимость; заметно  принижа­ющаЯ душу; запрещающаЯ  нам  и даже избавлЯющаЯ
нас  от смешного желаниЯ эту душу себе представить;  доходЯщаЯ до  того, что
обЯзывает  ее перевоплотитьсЯ, дабы  иметь возможность участвовать в полноте
извеч­ной жизни, -- такаЯ догма, столь отчетливо противопо­ложнаЯ чистейшему
спиритуализму, -- отделЯет самым чувствительным образом католическую церковь
от всех  других  христианских  верований.  Њне  кажетсЯ,  что на  протЯжении
двух-трех  веков  нет  другого  такого  вопросa,  мимо  которого религиознаЯ
литература проходила бы с большей легкостью. Ђпологеты, проповедники об этом
не говорЯт... Џричина этого полузамалчиваниЯ мне непонЯтна.
     џ так далеко  забрел  в ‹еонардо, что совсем не  знаю, как  вернутьсЯ к
самому  себе... пусть  так! ‹юбой путь приведет  менЯ сюда: в  этом  состоит
определение "само­го себЯ". Ћно  не может  затерЯтьсЯ, -- оно лишь напрас­но
терЯет времЯ...

     ЏримечаниЯ
     <sup>1</sup>* ќто был мой первый "заказ" <sup>1</sup>.
     <sup>2</sup>* џ <i>всегда</i> различаю две эти функции.
     …сли бы Я занималсЯ лишь тем, что менЯ  увлекает,  Я писал  бы лишь длЯ
того, чтобы нечто искать или нечто удерживать.
     ‘лово,  если  оно  не записано, <i>находит</i>  прежде,  чем начинает  ис­кать
<sup>2</sup>.
     <sup>3</sup>*  ЏризнатьсЯ, Я  не понимал  интереса бесконечных деталей,
за­ставлЯющих эрудита рытьсЯ в библиотеках.
     Љакой, думал Я, смысл в том, что не повторЯетсЯ?
     €сториЯ длЯ менЯ возбудитель, но  отнюдь не пища. ’о, чему она учит, не
преобразуетсЯ в  модели действий, в функции и опе­рации нашего разума. Љогда
разум бодрствует, он нуждаетсЯ лишь в настоЯщем и в себе самом.
     џ  не ищу  утраченного  времени,  от  которого предпочел  бы  от­речьсЯ
<sup>3</sup>. Њой разум находит себЯ только в действии.
     <sup>4</sup>* ’о, что в че