        „афна „ю Њорье. Џаразиты

     <i>© Ќ.Ќ.’ихонов, перевод.</i>

        ѓлава 1

     Џаразитами нас назвал  —арльз. ‚ его устах это обвинение прозвучало как
гром с Ясного неба  и показалось тем более  странным и  неожиданным, оттого,
что он из  тех спокойных,  сдержанных людей, которые не  отличаютсЯ излишней
словоохотливостью и даже собственное мнение высказывают лишь по поводу самых
обыденных  вещей.  Ћн  заЯвил это под вечер бесконечно длинного, промозглого
воскресеньЯ,  когда  мы, зеваЯ  и  потЯгиваЯсь, читали у камина  газеты. …го
слова произвели на нас впечатление разорвавшейсЯ бомбы. Њы сидели в длинной,
низкой  комнате  в  ”артинз, в которой из-за мелкого  моросЯщего дождЯ  было
темней,  чем  обычно.  ”ранцузские  окна  с  мелкими  переплетами  почти  не
пропускали света;  возможно,  они  и украшают фасад,  но изнутри  напоминают
тюремную решетку и навевают уныние.
     ‚ углу  медленно и  неровно  тикали  высокие  напольные  часы: времЯ от
времени они издавали  легкое покашливание словно  старик-астматик,  затем со
спокойной  настойчивостью продолжали  свой ход. Ћгонь  в камине почти  угас,
смесь углЯ и  кокса запеклась в  плотный ком  и не  давала  тепла; несколько
небрежно брошенных поленьев едва тлели, и  только мехи  могли вдохнуть в них
жизнь. Ќа полу валЯлись газеты, картонные конверты от пластинок и  подушка с
дивана. ‚озможно, все это еще  больше  усилило раздражение —арльза. Ћн любил
порЯдок, отличалсЯ методическим складом ума,  и теперь, оглЯдываЯсь  назад и
понимаЯ,  чем были занЯты в то времЯ  его мысли, помнЯ, что он  уже  осознал
необходимость  принЯть  какое-то  решение  относительно  будущего,  нетрудно
догадатьсЯ, что все эти мелочи - беспорЯдок в комнате, атмосфера беспечности
и  легкомыслиЯ,   царившаЯ  в  доме,  когда  ЊариЯ  приезжала  на  выходные,
атмосфера, которую он терпел  столько  лет  -  послужили  последней  каплей,
переполнившей чашу.
     ЊариЯ, как всегда, лежала растЯнувшись на диване. …е глаза были закрыты
- обычнаЯ форма  защиты от  нападок  с той или иной  стороны; те,  кто ее не
знал,  подумали бы, что она спит, что устала после долгой недели в ‹ондоне и
нуждаетсЯ в отдыхе.
     …е  праваЯ  рука  с кольцом Ќайэла  на среднем пальце утомленно свисала
вниз,  и кончики  ногтей  касались пола. „олжно быть,  —арльз видел  это  из
своего глубокого кресла напротив дивана;  он  знал  это  кольцо столько  же,
сколько саму Њарию, постоЯнно видел  его на  ней и  относилсЯ к нему  прежде
всего как к любой другой вещи, скажем, гребню или браслету, с которыми ЊариЯ
не  расставалась  чуть ли  не  с  детства  скорее  по  привычке,  чем  из-за
воспоминаний.  Ќо сейчас  вид этого  бледного  аквамарина  в оправе,  плотно
обхватившей ее палец, убогого по сравнению с сапфировым обручальным кольцом,
которое  подарил ей  он,  —арльз, не  говорЯ о венчальном  кольце - и то,  и
другое  она  постоЯнно  забывала на  раковине в ванной комнате - мог подлить
масла  в огонь.  Џомимо  всего прочего, он знал,  что ЊариЯ  не спит. Џьеса,
которую она читала, валЯлась на полу; страницы рукописи были измЯты, одну из
них погрыз  щенок, на обложке виднелось грЯзное пЯтно, оставленное кем-то из
детей.  —ерез неделю пьесу  вернут  автору  с запиской,  которую ЊариЯ,  как
обычно,  настукает  на машинке, купленной по дешевке на распродаже Ѓог знает
когда.  "‘коль  ни  пришлась  мне по  душе  ‚аша  пьеса,  которую  Я  нахожу
чрезвычайно интересной и  которую,  по  моему  глубокому убеждению,  ожидает
большой  успех,   мне  кажетсЯ,  что   Я  не   вполне  соответствую   ‚ашему
представлению об образе ђиты..."  и при всем  своем разочаровании польщенный
автор  скажет друзьЯм: "Џраво  же,  она ей чрезвычайно понравилась" и станет
впредь думать о Њарии с признательностью и едва ли не с любовью.
     Ќо теперь  никому не нужнаЯ, забытаЯ рукопись валЯлась на полу вместе с
воскресными газетами, и врЯд ли —арльз мог ответить на вопрос: а помнит ли о
ней ЊариЯ, лежа на диване с  закрытыми глазами. Ќет, на этот вопрос ответа у
него не было, как и на другие: о чем она думает, о чем мечтает? „а и понимал
ли он,  что  улыбка, коснувшаЯсЯ уголков  ее  рта и мгновенно растаЯвшаЯ, не
имела никакого отношениЯ ни к нему, ни к его чувствам, ни ко всей их  жизни.
Ћна  была отстраненной, нездешней, как улыбка той,  кого он никогда не знал.
’ой, кого знал Ќайэл.  Ќайэл,  согнувшись, сидел на подоконнике.  Ћн положил
подбородок на колени и смотрел в пустоту, но даже так он уловил эту улыбку и
догадалсЯ, что она означает.
     - —ерное обеденное платье, - произнес он словно безо всЯкой причины,  -
облегающее,  подчеркивающее все  прелести  фигуры. ђазве подобные  детали не
характеризуют человека? ’ы дочитала до шестой страницы? џ нет.
     - „о четвертой, -  ответила ЊариЯ. Ћна по-прежнему не открывала глаз, и
голос ее звучал  словно из  потустороннего мира. - Џлатье  медленно скользит
вниз и обнажает белые плечи. Ђх, оставь. Џо-моему, это маленький человечек в
пенсне, узкоплечий и с изрЯдным количеством золотых зубов.
     - € любЯщий детей, - добавил Ќайэл.
     - ЋдеваетсЯ „едом Њорозом, - продолжала ЊариЯ.  - Ќо  дети не поддаютсЯ
на обман, потому что забывает подогнуть брюки и они видны из-под его красной
шубы.
     - Џрошлым летом он отправилсЯ на отдых во ”ранцию.
     - € там его осенила идеЯ. ‚ отеле, в дальнем  конце столовой  он увидел
одну женщину. ђазумеетсЯ, ничего не произошло.  Ќо он не мог отвести глаз от
ее бюста.
     -  Ћднако,  понЯв,  что  это  не  соответствует его  системе  взглЯдов,
почувствовал себЯ лучше.
     - Ћн, да, но отнюдь не собака. ‘егоднЯ пса стошнило под кедром. ЃеднЯга
съел девЯтую страницу.
     ‹егкое  движение  в кресле  - —арльз изменил позу  и расправил страницы
спортивного обозрениЯ  "‘анди ’аймз" -  могло  бы  предупредить  их, что  он
раздражен, но ни ЊариЯ, ни Ќайэл не обратили на это вниманиЯ.
     ’олько  ‘елиЯ -  она всегда  интуитивно чувствовала приближение бури  -
поднЯла голову от корзинки с  рукоделием  и бросила на  нас предостерегающий
взглЯд: он осталсЯ  без  вниманиЯ. Ѓудь мы только втроем, она присоединилась
бы к нам - в силу  привычки или чтобы доставить себе  удовольствие; ведь так
было всегда, со времен нашего детства, с самого начала. Ќо она была гостьей,
редким посетителем; гостьей в  доме —арльза. ‘елиЯ инстинктивно чувствовала,
что —арльзу неприЯтен шутливый тон Ќайэла и  Њарии: он не только не разделЯл
его,  но  и не понимал: вышучивание автора,  чьЯ пьеса с  дурацким  сюжетом,
валЯлась на полу, к тому же разорваннаЯ щенком, вызывало у него раздражение.
‚се это казалось ему довольно дешевым и отнюдь не смешным.
     …ще мгновение, - подумала ‘елиЯ, видЯ, как Ќайэл распрЯмилсЯ и  простер
перед  собой  руки,  -  и  он  зеваЯ  и  хмурЯсь  подойдет к  роЯлю,  бросит
сосредоточенный и  вместе с тем  ничего не выражающий взглЯд на  клавиатуру:
ведь он думает  - впрочем о чем  он думает, возможно  вообще ни о чем: хотЯ,
быть может...  о близком  ужине  или о  том, что где-то в спальне завалЯлась
пачка  сигарет  - и  начнет  играть, сперва тихо, почти беззвучно,  и  будет
напевать  под  собственный  аккомпанемент  -  ведь  это  его  привычка лет с
двенадцати, когда он играл на старом французском пианино - а ЊариЯ, так и не
открываЯ  глаз,  выпрЯмитсЯ  на диване, заложит руки за голову и чуть слышно
подпоет мелодии,  которую  наигрывает  Ќайэл.  ЊелодиЯ; да, мелодиЯ:  сперва
поведет  ее он, - ЊариЯ  пойдет  за ним.  Ќо  вот  она нарушает мелодическую
линию, и голос  ее изливаетсЯ в иной песенной тональности, в иной мелодии. €
Ќайэл  подхватит  мелодическую  основу  и  в  призрачно  прекрасной  мелодии
сольетсЯ с той, котораЯ поет под его аккомпанемент.
     ‘елиЯ подумала, что надо тем или  иным способом остановить Ќайэла и как
бы  неуклюже это ни выглЯдело, не  дать ему подойти к  роЯлю. Ќе потому, что
—арльзу  не понравитсЯ его музыка, а  потому,  что порыв брата  послужит еще
одним неуместным подтверждением  того,  что ни муж,  ни  сестра, ни дети,  а
только он,  Ќайэл, знает  и понимает малейшие  движениЯ наглухо закрытой длЯ
остальных души Њарии. Ђ ведь  именно это  с каждым годом все  сильней мучило
—арльза.
     ‘елиЯ отложила  рабочую корзинку - по выходным  она обычно занималась в
”артингз штопаньем детских носков - беднЯжке Џолли одной  с этим делом  было
не  справитьсЯ, а просить Њарию никому и в голову не приходило - и поспешно,
прежде чем  Ќайэл сел за роЯль (он уже открывал  клавиатуру),  обратилась  к
—арльзу.
     -  …два  ли кто-нибудь из нас в последнее  времЯ занималсЯ акростихами.
Ѓывали дни,  когда мы с головой  зарывались в словари, энциклопедии и прочие
книги. Љаким словом мы займемсЯ сегоднЯ, —арльз?
     Џосле непродолжительной паузы —арльз ответил:
     - џ имею в  виду вовсе не акростих. ‚ кроссворде мое внимание привлекло
слово из семи букв.
     - € что же это такое?
     - Ѓеспозвоночное животное, живущее за счет другого животного.
     Ќайэл взЯл первый аккорд.
     - Џаразит, - сказал он.
     € здесь грЯнул гром. —арльз бросил газету на пол  и встал с кресла. …го
лицо побледнело, каждый мускул напрЯгсЯ, а рот превратилсЯ в тонкую, жесткую
линию. ђаньше мы никогда его таким не видели.
     - ‘овершенно верно, - сказал он, - паразит. € это вы, вы, все трое. ‚сЯ
компаниЯ. ‚сегда ими были  и всегда будете. ‚ас  ничто  не изменит, не может
изменить. ‚ы  вдойне,  втройне паразиты: во-первых,  - потому, что  с самого
детства  спекулируете на той крупице  таланта, которую  вам  посчастливилось
унаследовать от ваших фантазеров-родителей; во-вторых, - потому, что ни один
из  вас ни разу в жизни не удосужилсЯ  занЯтьсЯ пусть незаметным, но честным
трудом; и в-третьих, - потому, что всЯ ваша троица живет  за счет друг друга
и  обитает  в  мире  грез и фантазий, который вы сами  длЯ себЯ сотворили  и
который не имеет ничего общего ни с земной реальностью, ни с небесной.
     —арльз стоЯл, пристально глЯдЯ на нас с высоты своего роста. Ќи один из
нас не проронил ни звука. ’о были мучительные, тЯгостные мгновениЯ, чему  уж
тут смеЯтьсЯ. Ћбвинение носило слишком личный характер. ЊариЯ открыла глаза,
снова  откинулась  на подушку  и смотрела на  —арльза  с каким-то непонЯтным
смущением, словно  ребенок, которого поймали  на озорстве,  и  он не  знает,
какое  наказание за этим последует. Ќайэл  застыл у роЯлЯ,  вперив  взглЯд в
пустоту. ‘елиЯ опустила руки  на колени и покорно ожидала следующего  удара.
Љак  она жалела, что снЯла  очки и  отложила их вместе с рабочей корзинкой -
без  них она чувствовала себЯ  раздетой. Ћни всегда служили  ей своеобразным
орудием защиты.
     - —то ты имеешь в виду? -  спросила ЊариЯ.  - Љак это мы обитаем в мире
грез и фантазий?
     ‚ ее голосе прозвучало недоумение - его обладательнице очень подошло бы
невинное  личико  с  широко  открытыми изумленными  глазами. Ќайэл  и  ‘елиЯ
мгновенно узнали это выражение.  Ќе  исключено, что узнал его и —арльз, ведь
после стольких  лет  совместной жизни, возможно,  он  уже не  поддавалсЯ  на
обман.
     ‘ловно прожорливаЯ рыба, он с радостью заглотил наживку.
     - ’олько там ты всегда и обитала, - ответил —арльз. - „а и вообще ты не
личность,  не   женщина,  обладающаЯ  собственной,   присущей  только   тебе
индивидуальностью;  ты  смешение  всех  персонажей, которых  тебе доводилось
когда-либо  играть  на  сцене. ’вои мысли и  чувства менЯютсЯ с каждой новой
ролью. ’акой женщины, как ЊариЯ,  не существует, никогда не существовало. Ћб
этом знают  даже твои дети. ‚от почему ты их очаровываешь только на два днЯ,
а потом они бегут в детскую к Џолли: ведь Џолли настоЯщаЯ, подлиннаЯ, живаЯ.
     …сть вещи,  - подумала ‘елиЯ, - которые мужчина и женщина  говорЯт друг
другу  только в  спальне.  Ќо не в гостиной,  не в  воскресенье вечером.  Ћ,
ЊариЯ,  пожалуйста,   не  отвечай   ему,   не  распалЯй  его  гнев,  который
накапливалсЯ месЯцы, годы... ведь теперь Ясно, как он несчастлив, несчастлив
давно, о чем мы даже  не догадывались, или чего  просто не понимали... € она
ринулась в битву. Ћна должна защитить Ќайэла и Њарию. Ћна всегда так делала.
     -  џ  очень хорошо  понимаю, —арльз, что вы имеете  в  виду,  - сказала
‘елиЯ. - Љонечно, ЊариЯ менЯетсЯ от роли к роли, но ей это было  присуще и в
детстве;  она  всегда  была  не   только   Њарией,  но  кем-то  еще.  Ћднако
несправедливо говорить, что она не работает. Љому как не вам это знать, ведь
вы  бывали, во  всЯком  случае раньше, на ее  репетициЯх - это ее  жизнь, ее
профессиЯ, которой она отдает себЯ целиком. € вы должны это признать.
     —арльз рассмеЯлсЯ,  и по его смеху ЊариЯ понЯла, что ‘елиЯ не только не
исправила, но еще больше осложнила положение.
     Љогда-то ЊариЯ умела совладать с этим смехом: она  вскакивала с дивана,
обнимала  —арльза за шею  и говорила:  "Ќе будь  таким глупеньким,  дорогой.
ЉакаЯ муха тебЯ укусила?"  €  она  увлекала его  к хозЯйственным постройкам,
притворЯЯсь, будто ее очень интересует какой-нибудь старый трактор, закром с
зерном или  черепица, упавшаЯ с крыши флигелЯ, - все, что угодно, лишь бы не
омрачать первые  шаги их  совместной  жизни.  ’еперь  положение  изменилось,
старые  уловки ни к чему  не приведут, и уж, конечно, - подумала ЊариЯ, -  в
столь поздний  час он  не станет устраивать сцен ревности к Ќейэлу; это было
бы глупо с его стороны, да к тому же и бессмысленно - пора бы ему знать, что
Ќайэл как бы часть менЯ самой, так  было всегда. џ никогда не позволЯла этой
части вмешиватьсЯ в мою личную жизнь, мою работу да и вообще ни во  что. Ћна
никогда не доставлЯла неприЯтности ни —арльзу,  ни другим, просто Ќайэл и Я,
Я  и  Ќайэл...  затем ее  мысли смешались в  бессвЯзный клубок, и  она вдруг
чего-то испугалась, словно ребенок, попавший в темную комнату.
     -  ђабота? - переспросил  —арльз. - Ќазывайте это работой, если вам так
нравитсЯ.  ђабота  цирковой  собачки,  которую  щенком приучили  прыгать  за
подачку и  котораЯ  автоматически  прыгает  до конца дней  своих,  стоит под
куполом зажечьсЯ огнЯм, а публике начать аплодировать.
     Љак  жаль, что —арльз никогда раньше так не говорил, подумал Ќайэл.  Њы
могли бы стать друзьЯми. џ отлично понимаю его. ‚ подобном  разговоре Я бы с
удовольствием принЯл участие эдак в половине  пЯтого утра, когда  все вокруг
крепко  под мухой, а  Я трезв  как стеклышко, но сейчас  в доме у —арльза он
представлЯетсЯ  мне крайне неуместным, даже ужасным, как  будто свЯщенник, к
которому  испытываешь искреннее уважение,  принЯлсЯ  стаскивать с себЯ брюки
посреди церкви.
     - Ќо  людЯм  доставлЯет удовольствие  смотреть на эту собачку, - быстро
проговорил он, желаЯ  отвлечь —арльза от скользкой темы. -  Ћни длЯ  того  и
ходЯт  в  цирк, чтобы  развеЯтьсЯ. ЊариЯ  предлагает им тот  же  наркотик  в
театре, а  Я  - и  в немалых  дозах  -  всем мальчишкам-рассыльным,  которые
насвистывают мои мелодии. Џо-моему, вы употребили не то слово. Њы лоточники,
мелкие торговцы, а не паразиты.
     €з противоположного  конца комнаты —арльз посмотрел на сидЯщего у роЯлЯ
Ќайэла. ‚от оно,  ребЯта, - подумал Ќайэл, - вот то, чего Я  ждал всю жизнь,
сокрушительный  удар  ниже  поЯса;  как  трагично, что  нанесет его  старина
—арльз.
     -  ‚ы?..  -  Љакое  нескрываемое  презрение,  какаЯ  горькаЯ  затаеннаЯ
ревность в его голосе.
     - ’ак кто же Я, - спросил Ќайэл: и подобно  тому, как фасад дома терЯет
свою прелесть,  когда  закрываютсЯ  ставни, так  и  его  выразительное лицо,
утратив озарЯвший его внутренний свет, превратилось в безжизненную маску.
     - ‚ы шут гороховый, - ответил —арльз, -  и у вас хватит ума понЯть это,
что, должно быть, крайне неприЯтно.
     Ћ, нет... нет... подумала ‘елиЯ, чем дальше, тем хуже,  и почему именно
сегоднЯ? ќто моЯ вина - зачем  Я спросила про акростих. Ќадо было предложить
перед чаем прогулЯтьсЯ по парку или сходить в лес.
     ЊариЯ  поднЯлась  с дивана  и подбросила в  камин  большое полено.  Ћна
размышлЯла о том,  как ей  лучше  поступить: придумать какую-нибудь дурацкую
шутку или  броситьсЯ за экран  и  устроить сцену со слезами, чтобы разрЯдить
атмосферу и отвлечь внимание на себЯ - испытанный еще во времена их  детства
прием, всегда  достигавший цели, когда у  Ќайэла были  неприЯтности с Њамой,
Џапой или старой ’рудой. €ли выскочить из  дому, уехать на машине в ‹ондон и
забыть  об  этом  злополучном  воскресенье?  Ђ забудет  она  скоро.  Ћна все
забывала,  ничто  надолго  не  задерживалось  в  ее памЯти.  Ќо  Ќайэл  спас
положение сам. Ћн опустил крышку роЯлЯ, подошел к окну и  остановилсЯ, глЯдЯ
на деревьЯ в дальнем конце лужайки.
     ‡а окном было тихо  и спокойно, как всегда в те короткие мгновениЯ, что
предшествуют  приходу  темноты  на   склоне  недолгого  зимнего  днЯ.  „ождь
прекратилсЯ,  но теперь это  было не важно.  Ќа опушке леса  группы деревьев
казались особенно  прекрасными  и  уныло-одинокими,  и  голаЯ  ветка  старой
высохшей ели словно чьЯ-то изогнутаЯ  рука в причудливом движении вздымалась
к небу.  Њокрый скворец искал червей в сырой траве. ќту картину Ќайэл знал и
любил; он всегда любовалсЯ  ею, когда ему  случалось  бывать здесь  одному и
непременно  запечатлел  бы ее на бумаге,  умей он  рисовать, перенес  бы  на
холст, обладай он даром живописца, отобразил бы в переплетениЯх  музыкальной
ткани, если бы звуки, изо днЯ в день рождавшиесЯ у него в голове, выливались
в симфонию. Ќо этого не происходило. ‡вуки сливались в бренчание, в расхожие
мелодии,  которые  мальчишки-рассыльные  насвистывали  на  перекрестках,  да
молоденькие  смешливые  продавщицы  напевали в  магазинах  - жалкий  дешевый
вздор, который забывали через неделю-другую, вот и всЯ его слава. Ќет, он не
обладал истинным дарованием: лишь  крупицей унаследованного таланта, котораЯ
позволЯла  ему сплетать мелодию за мелодией,  без усилий, даже  без особой к
тому склонности, и заработать состоЯние, к чему он отнюдь не стремилсЯ.
     -  ‚ы правы, - сказал он —арльзу,  - целиком и  полностью  правы. џ шут
гороховый.
     Љакое-то  мгновение  он  стоЯл,  занЯтый  своими,  одному  ему ведомыми
мыслЯми, как в те  далекие годы  детства, в парижском  отеле,  когда Њама не
обращала на него вниманиЯ, и он, маленький  мальчик, делал вид, что  ему это
безразлично, подбегал к  окну, смотрел на улицу и плевал на головы прохожих.
‡атем  выражение  его  лица  изменилось,  он  запустил  пальцы  в  волосы  и
улыбнулсЯ.
     - ‚ы  победили, —арльз,  - сказал он, -  паразиты повержены. Ќо, если Я
хоть немного помню биологию, те, за чей счет они живут, в  конце концов тоже
умирают. - Ќайэл снова подошел к роЯлю и сел на стул.
     -  ‚прочем,  неважно,  -  заметил он.  - ‚ы подали мне идею  еще  одной
пустЯчной песенки.  -  €  по-прежнему улыбаЯсь —арльзу,  взЯл  свой  любимый
аккорд в своей любимой тональности.

     ’ак давайте же питатьсЯ
     Њы друг другом натощак,[1]
     [1]  ‡десь  и  далее  стихотворные  переводы,  не отмеченные  значком*,
выполнены ….‡.”радкиной.

     -  запел он вполголоса, и  чувственный танцевальный ритм глупой песенки
ворвалсЯ  в  зловещую  атмосферу темной  гостиной подобно  внезапному взрыву
детского смеха.
     —арльз резко повернулсЯ и вышел из комнаты.
     € мы остались втроем.

        ѓлава 2

     ‹юди  всегда судачили  о нас, даже  когда мы были детьми. Људа бы мы ни
поехали, везде мы вызывали странную враждебность окружающих. ‚о времЯ Џервой
мировой  войны  и  сразу  после нее  другие  дети  отличались вежливостью  и
хорошими  манерами; мы  же  демонстрировали  отсутствие всЯкого воспитаниЯ и
полную необузданность. ќти ужасные „елейни... Њарию не любили за то, что она
копировала  всех   и  каждого,  и  не   всегда   исподтишка.  Ћна   обладала
необыкновенным  даром  преувеличивать  малейшие недостатки  или  характерные
особенности того или иного человека: поворот головы, пожатие плеч, интонацию
голоса; и несчастнаЯ жертва всегда знала об этом, знала,  что взглЯд больших
синих глаз Њарии, с виду таких невинных и мечтательных, на  самом деле сулит
какую-нибудь дьЯвольскую каверзу.
     Ќайэл пользовалсЯ  меньшей  неприЯзнью: отношение  к  нему зависело  от
того,  что  он  говорил, но  - главное  -  о чем  умалчивал. Њолчание  этого
застенчивого,  неразговорчивого  ребенка  с печальным славЯнским лицом  было
исполнено  значениЯ. ‚стречаЯ его в  первый раз,  взрослый  чувствовал,  что
подвергаетсЯ внимательному изучению, оценке и безоговорочному сбрасыванию со
счетов. ‚ справедливости  этой догадки  его убеждали взглЯды, которыми Ќайэл
обменивалсЯ с Њарией, и чуть позже до его слуха долетали Язвительные смешки.
     ‘елию как-то терпели - к счастью длЯ себЯ, она унаследовала все обаЯние
обоих родителей и ни одного их недостатка. “ нее было большое, щедрое сердце
Џапы  без его эмоциональной несдержанности и  изЯщные  манеры  Њамы  без  ее
разрушительной  силы.  Ќаследственным  достоинством  был   и  ее  талант   в
рисовании, который позднее  развилсЯ в полной мере. …е зарисовки  никогда не
напоминали  карикатуры  -  что  непременно  лучилось бы  с Њарией,  умей она
рисовать;  их чистоту никогда  не портила горечь, которую непременно привнес
бы  в свои работы Ќайэл. …е недостатком был общий недостаток всех  маленьких
детей -  склонность к слезам, к нытью, страсть забиратьсЯ взрослым на колени
и клЯнчить, а поскольку она не обладала ни грацией, ни красотой Њарии и была
упитанной,  краснощекой девочкой  с  волосами  мышиного цвета,  тот,  на чье
внимание она претендовала,  вскоре начинал ощущать раздражение; ему хотелось
отогнать ‘елию,  словно  назойливую  собачонку, однако, увидев в  ее  глазах
слезы, он тут же раскаивалсЯ.
     Ќам слишком во многом потакали,  и это  всех шокировало.  Ќам позволЯли
есть  самую  изысканную  пищу, пить вино, не спать  допоздна, самостоЯтельно
бродить по ‹ондону, Џарижу и другим городам, в которых нам приходилось жить.
€  так  с  самого раннего возраста  мы  росли космополитами, с поверхностным
знанием  нескольких Языков,  ни  на  одном из  которых  так и  не  научились
говорить как следует.
     ђодственные  узы, свЯзывавшие нас, были весьма  запутаны, разобратьсЯ в
них  так никто  и не  смог,  что едва ли  удивительно. Џоговаривали, что  мы
незаконнорожденные, что  мы  приемыши,  что мы  маленькие скелеты  из шкафов
наших  Џапы  и  Њамы*  -  возможно,  в этом и была  долЯ  истины  -  что  мы
беспризорники, что мы сироты, что мы королевские отпрыски. Ќо почему у Њарии
были синие  глаза и  светлые волосы Џапы, и тем не менее в движениЯх ее была
легкаЯ грациЯ, которой он не отличалсЯ? € почему Ќайэл был темноволос, гибок
и невысок,  с такой  же, как  у  Њамы, светлой  кожей,  и тем не  менее  его
выдающиесЯ  скулы не  напоминали  никого из близких? € почему  ‘елиЯ  иногда
вытЯгивала губы, как  ЊариЯ, и  делалась  мрачной,  как  Ќайэл, если  их  не
свЯзывало никакое родство?
     Љогда  мы были маленькими,  мы  тоже  ломали голову надо  всем  этим  и
приставали к взрослым с вопросами; затем забывали о наших сомнениЯх: в конце
концов, думали мы, так ли это важно - ведь с самого начала мы никого другого
не помнили;  Џапа был нашим  отцом,  а  Њама  нашей  матерью, и  мы все трое
принадлежали им.
     Џравда так проста, когда ее узнаешь и поймешь.
     Љогда перед Џервой мировой  войной Џапа пел в ‚ене, он влюбилсЯ  в одну
маленькую  венскую актрису;  у нее совсем не  было голоса,  но поскольку она
была  капризна,  хороша собой и все  ее обожали, то ей  дали произнести одну
фразу во втором акте какой-то оперетки. ‚озможно, Џапа и женилсЯ на ней; нас
это не волновало и даже не  интересовало. Ќо после того, как они год прожили
вместе, родилась ЊариЯ, а маленькаЯ венскаЯ актриса умерла.
     ’ем  временем Њама танцевала  в ‹ондоне  и Џариже.  Ћна  уже порвала  с
балетом, в традициЯх которого  была воспитана, и превратилась в единственную
в своем роде, незабываемую танцовщицу. ‚ какой бы город она ни приезжала, ее
поЯвление  заставлЯло  публику  до отказа заполнЯть театральные залы. Љаждое
движение Њамы  было  сама  поэзиЯ, каждый  жест  -  воплощеннаЯ  музыка:  на
освещенной слабым призрачным светом сцене у нее не было партнера, она всегда
танцевала одна.  Ќо кто-то  ведь был отцом Ќайэла. Џианист, объЯснЯла стараЯ
’руда, которому Њама однажды позволила тайком прожить с ней несколько недель
и  любить  ее,  а  потом  отослала  прочь:  кто-то  сказал  ей, что  у  него
туберкулез, а эта болезнь заразна.
     "Ќо  туберкулезом  она  вовсе  и  не  заразилась",  -  сухо  и  как  бы
неодобрительно сказала нам ’руда. - ‚место этого у нее поЯвилсЯ мой мальчик,
за что она так никогда его и не простила.
     "Њоим мальчиком" был, разумеетсЯ, Ќайэл,  и ’руда как мамина костюмерша
сразу взЯла его на свое попечение. Ћна  его мыла, одевала, пеленала, кормила
из рожка,  иными словами, делала длЯ него все то, что  должна была бы делать
Њама; а Њама тем  временем танцевала одна, без партнера, она улыбалась своей
таинственной, единственной в своем роде  улыбкой,  давно  забыв о  пианисте,
который исчез из  ее  жизни так же внезапно, как поЯвилсЯ, и ее нисколько не
интересовало и не тревожило, умер он от туберкулеза или нет.
     Ђ потом они встретились  в ‹ондоне  -  Џапа и  Њама - когда Џапа  пел в
Ђльберт-•олле*, а Њама  танцевала в Љовент ѓарден*. €х встреча была экстазом
и  бурей: такое, сказала ’руда, могло случитьсЯ только с этими двумЯ, больше
ни  с  кем;  и  в  ее  глухом  голосе  неожиданно  прозвучала  поразительнаЯ
многозначительность, словно она хотела  показать, насколько глубоко понимает
важность этого событиЯ. Ћни  тут же  влюбились  друг  в друга, поженились, и
супружество  принесло  им обоим несказанное счастье, хотЯ  порой,  возможно,
доводило  до отчаЯниЯ  (никто не  вдавалсЯ в этот вопрос), принесло оно им и
‘елию - первого длЯ обоих законного отпрыска.
     ‚от так  мы трое оказались  и родственниками, и не родственниками. Ћдна
своднаЯ сестра,  один сводный брат и одна единоутробнаЯ сестра обоим; трудно
придумать такую  мешанину, даже если очень постаратьсЯ.  € примерно по  году
разницы между нами, потому мы все и помнили только ту жизнь, которую прожили
вместе.
     "Ќе видать от этого добра", - порой сетовала ’руда в гостиной одного из
многочисленных  грЯзных  отелей,  которой  временно предстоЯло  служить  нам
детской  и  классной,  или  в   меблированных   комнатах  на  верхнем  этаже
какого-нибудь обшарпанного зданиЯ, которые Џапа и Њама снЯли на времЯ сезона
или турне. "Ќе  видать добра от  этой смеси пород и кровей.  ‚ы вредны  друг
другу, и так будет всегда. €ли вы сами погубите  друг друга, - говорила она,
когда мы особенно капризничали  и озорничали, - или вас кто-нибудь угробит".
Џосле чего переходила к пословицам и изречениЯм, которые были лишены всЯкого
смысла, но  звучали  довольно  жутко.  ‚роде  вот этих:  "џблоко  от  Яблони
недалеко падает",  "‘вой своЯка видит  издалека",  "’олько кошке  игрушки, а
мышке  слезки". ’руда  ничего  не  могла поделать с Њарией.  ЊариЯ постоЯнно
подначивала ее. "’ы старшаЯ, - говорила ей ’руда. - Џочему бы тебе не подать
пример?"  ЊариЯ тут же передразнивала ее; пальцами  растЯгивала уголки  губ,
отчего ее рот становилсЯ  похож на тонкий рот ’руды, выпЯчивала подбородок и
выставлЯла правое плечо немного вперед.
     "џ расскажу о тебе Џапе",  - обещала ’руда, а потом целый день ворчала,
издавала глухие стоны и что-то бубнила себе под нос. Ќо когда Џапа  приходил
нас  проведать,  помалкивала,  и  его  приход  встречала   бурЯ  восторга  и
дурачеств; затем нас брали в гостиную, где мы скакали, кувыркались на полу и
изображали   диких  медведей,  к  немалому  унынию   посетителей,  пришедших
поглазеть на Њаму.
     Ќо худшее, разумеетсЯ,  не длЯ нас,  а длЯ посетителей,  было  впереди.
…сли  мы останавливались в  отеле, Џапа разрешал нам носитьсЯ по  коридорам,
стучатьсЯ в двери, менЯть местами выставленную из  комнат обувь постоЯльцев,
нажимать кнопки  звонков,  подсматривать сквозь баллюстраду и строить  рожи.
†аловатьсЯ было бесполезно. Ќи  один  управлЯющий  не  решилсЯ  бы  потерЯть
покровительство Џапы и  Њамы,  которые  одним  своим  присутствием поднимали
престиж  отелЯ или меблированных  комнат  в  любом  городе,  в любой стране.
’еперь на афишах их имена, разумеетсЯ, стоЯли рЯдом, они участвовали в одной
программе, и представление делилось на две части. Џорой они снимали театр на
два или три месЯца подрЯд, а то и на целый сезон.
     "‚ы  слышали, как он поет?", "‚ы видели,  как она танцует?", и в каждом
городе обсуждалсЯ вопрос о том, кто из них более великий артист, кто больший
мастер, кто задает тон всему представлению.
     Џапин  лакей  Ђндре  говорил,  что  Џапа.  —то  Џапа  делал  все.  Џапа
обговаривал  каждую деталь вплоть до того, когда давать занавес,  определЯл,
из какой кулисы должна выйти Њама, как она будет выглЯдеть, что на ней будет
надето.  ’руда, хранившаЯ  неизменную верность Њаме  и враждовавшаЯ с Ђндре,
заЯвлЯла,  что  Џапа не имеет  ко всему  этому  никакого  отношениЯ  и  лишь
выполнЯет  то,  что  ему  приказывает  Њама,  что  Њама   -  гений,  а  Џапа
всего-навсего блестЯщий дилетант. Љто из них был прав, мы, трое детей, так и
не  узнали, да  нас это и не слишком интересовало. ‡ато мы  знали,  что Џапа
самый  великий  певец; и  что от  сотворениЯ  Њира  никто  не двигалсЯ и  не
танцевал так, как Њама.
     ‚се это  весьма подхлестывало  наше  детское зазнайство. ‘ младенчества
слышали мы гром  аплодисментов.  Љак  маленькие  пажи  в королевской  свите,
переезжали из страны в страну. ‚оздух, которым мы дышали, был напоен лестью,
успех дней прошлых и будущих кружил нам головы.
     ‘покойный, размеренный уклад детской жизни был  нам неведом. ‚едь  если
вчера мы были в ‹ондоне, то завтра последует Џариж, послезавтра ђим.
     ЏостоЯнно  новые  звуки, новые  лица,  суета,  неразбериха; и  в каждом
городе источник и цель  нашей жизни - театр. €ногда до чрезмерности  пышный,
сиЯющий золотом оперный театр, иногда убогий, грЯзноватый барак, но каким бы
он  ни  был,  он всегда принадлежал нам  то недолгое  времЯ,  на которое его
снЯли,  всегда   другой,  но  неизменно  знакомый  и  близкий.  ќтот   запах
театральной пыли  и плесени...  до сих  пор он времЯ  от времени  преследует
каждого  из нас, ЊариЯ же  никогда не избавитсЯ от  него.  ќта двустворчатаЯ
дверь с перекладиной  посередине, холодный  коридор;  эти  гулкие лестницы и
спуск  в бездну. ќти объЯвлениЯ на стенах, которые никто  никогда не читает;
этот  крадущийсЯ кот, который задирает  хвост,  мЯукает  и исчезает;  ржавое
пожарное  ведро,  куда  все  бросают  окурки.  Ќа  первый  взглЯд,  все  это
одинаково,  в  любом  городе,  в  любой  стране.   ‚исЯщие  у  входа  афиши,
напечатанные иногда черной, иногда красной краской, с именами  Џапы и Њамы и
фотографиЯми только мамиными и никогда папиными - оба разделЯли это странное
суеверие.
     Њы всегда пребывали en famille* в  двух машинах. Џапа и Њама, мы  трое,
’руда, Ђндре, собаки, кошки, птицы,  которые в  то времЯ  пользовались нашим
расположением, а также друзьЯ или  прихлебатели,  пользовавшиесЯ, опЯть-таки
временно, расположением нашихродителей. ‡атем начиналсЯ штурм.
     *‚сей семьей (фр.).
     „елейни прибыли. Џрощай, порЯдок. „а здравствует хаос.
     ‘ торжествующим  кличем,  как  дикие  индейцы,  мы высыпали  из  машин.
Ђнтрепренер-иностранец,    улыбающийсЯ,    подобострастный,    с   поклоном,
приветствовал нас, но  в  глазах его светилсЯ  неподдельный  ужас  при  виде
животных, птиц и, главное, беснующихсЯ детей.
     - „обро пожаловать, месье, добро пожаловать,  мадам, - начал  он, дрожа
нервной дрожью от вида клетки с попугаем и от внезапного взрыва хлопушки под
самым своим  носом; но не  успел он  продолжить традиционную  приветственную
речь,  как его и  без того съежившеесЯ туловище растаЯло, почти исчезло. ќто
Џапа сокрушительно хлопнул его по плечу.
     -  Ђ  вот  и мы, мой  дорогой, -  вот  и мы, - сказал Џапа. - …го шлЯпа
съехала  на бок,  пальто, как  плащ,  свисало  с  одного плеча.  -  Њы пышем
здоровьем  и силой, как древние греки.  Ћсторожней  с  этим чемоданом. ‚ нем
гуркхский  нож*. “ вас есть двор или загон, куда можно  выпустить  кроликов?
„ети наотрез отказались расставатьсЯ с кроликами.
     € антрепренер, затопленный нескончаемым потоком слов  и смеха, льющихсЯ
из уст Џапы, а, возможно, и устрашенный его ростом  - шесть  футов и  четыре
дюйма - как вьючное животное направилсЯ на прилегающий к театру  двор,  таща
под мышками клетку с кроликами  и кипу  тростей, бит длЯ гольфа и  восточных
ножей.
     - ‚се  предоставьте  мне,  мой дорогой,  - радостно сказал Џапа.  - ‚ам
ничего не придетсЯ делать. ‚се предоставьте мне. Ќо прежде о  главном. Љакую
комнату вы намерены предложить мадам?
     - ‹учшую,  месье  „елейни, разумеетсЯ, лучшую,  - ответил  антрепренер,
наступив  на хвост  щенку  и немного позднее, придЯ  в себЯ и  дав  указаниЯ
относительно  размещениЯ  багажа  и живности, повел нас вниз,  в ближайшую к
сцене гримуборную.
     Ќо Њама и ’руда уже освоились  на новом месте. Ћни  выносили в  коридор
зеркала, выдвигали за дверь туалетные столики, срывали портьеры.
     - џ не могу этим пользоватьсЯ. ‚се это надо убрать, - объЯвила Њама.
     - Љонечно,  дорогаЯ. ‚се, что  хочешь.  Ќаш друг  завсем  присмотрит, -
сказал  Џапа,  оборачиваЯсь к антрепренеру  и снова хлопаЯ  его по  плечу. -
ѓлавное, чтобы тебе было удобно, дорогаЯ.
     Ђнтрепренер  заикалсЯ,  извинЯлсЯ, изворачивалсЯ,  обещал  Њаме  златые
горы. Ћна обратила на него взглЯд своих холодных, темных глаз и сказала:
     - Џолагаю, вы понимаете, что к завтрашнему утру у менЯ должно быть все?
џ не могу репетировать, пока в  моей  уборной  не  будет голубых портьер*. €
никаких эмалированных кувшинов и тазов. ‚се должно быть фаЯнсовое.
     - „а, мадам.
     ‘ упавшим  сердцем  слушал антрепренер  перечень  абсолютно необходимых
предметов, а когда Њама подошла к концу, то в награду удостоила его улыбкой;
улыбки,  которую  редко можно было увидеть,  но  если  это случалось, то она
сулила райское блаженство.
     Њы слушали их разговор,  сгораЯ от нетерпениЯ, и когда он закончилсЯ, с
победным кличем бросились в коридор за сценой.
     -  ‹ови  менЯ,  Ќайэл! Ќе поймаешь,  не поймаешь, - крикнула  ЊариЯ  и,
миновав  дверь  на сцену и коридор перед зрительным залом, вбежала  в темный
партер. ЏрыгаЯ  через кресло,  она порвала сиденье, и, преследуемаЯ Ќайэлом,
стала бегать между рЯдами, срываЯпыльные чехлы и бросаЯ их  на пол.  ‡анавес
был поднЯт, и беспомощный, лишившийсЯ дара речи антрепренер  стоЯл на сцене,
одним глазом уставЯсь на нас, другим на Џапу.
     - Џодождите  менЯ, подождите, - просила ‘елиЯ и не слишком проворнаЯ по
причине своей  полноты  и  коротких ножек, как всегда,  упала.  ‡а  падением
последовал крик, долетевший до гримуборной.
     - Џосмотрите,  что с ребенком, ’руда, -  скорее всего сказала Њама, как
всегда, спокойнаЯ и невозмутимаЯ, знаЯ, что если на ребенка свалилсЯ большой
театральный канделЯбр, то, значит,  одним малышом меньше  придетсЯ  возить с
собой  и,  вывалив  на  пол  содержимое  очередного  саквоЯжа,  чтобы  ’руда
разобрала  его,  после  того  как  отыщет живую  ‘елию,  либо  ее  труп, она
направилась на сцену и  вынесла о ней самое нелестное мнение,  объЯвив,  что
она не подходит длЯ человеческих существ, как уже было с гримуборной.
     - Џапа, Њама, посмотрите на менЯ, посмотрите на менЯ! - крикнула ЊариЯ.
     Ћна стоЯла у первого рЯда балкона, закинув ногу на парапет. Ќо  Џапа  и
Њама,  занЯтые  на  сцене   бурным  разговором   с  несколькими   мужчинами,
исполнЯвшими  обЯзанности  плотников,  электриков,  помощников режиссера, а,
возможно,  и все вместе, не  обратили ни малейшего  вниманиЯ на грозЯщую  ей
опасность.
     - џ вижу тебЯ, дорогаЯ, вижу, - сказал Џапа, продолжаЯ разговор  и даже
не взглЯнув в сторону балкона.
     „лЯ первого штурма, пожалуй,  хватит.  Џлотники  были угрюмы, электрики
вымотаны,  антрепренер  не  скрывал  отчаЯниЯ,  уборщики   богохульствовали.
„елейни - ни то, ни другое, ни третье.
     ђазгорЯченные,  радостные, предвкушаЯ  изысканный  ужин,  мы отбыли  из
театра.  €  наше  представление будет  повторЯтьсЯ  в  любом отеле, в  любых
номерах, везде, где бы мы не остановились.
     ‚ десЯть  часов  вечера,  раздувшиесЯ  после  ужина  из  четырех  блюд,
съеденного  бок о  бок с  Џапой и  Њамой  в ресторане, где  нас  обслуживали
дрожащие  официанты,  которые не выносили нас  и  любили  наших  родителей -
особенно Џапу - мы  все еще  прыгали и  кувыркались на  кроватЯх. Љувшины  с
водой  валЯютсЯ  на  полу,  простыни  перемазаны  кусками  прихваченного  из
ресторана  торта,  и вот ЊариЯ -  зачинщица всех  проказ - предлагает Ќайэлу
экспедицию по  коридору - подсмотреть  в замочную скважину, как  раздеваютсЯ
другие постоЯльцы.
     ‚  ночных  рубашках  мы  осторожно  двинулись  по  коридору.  ЊариЯ  со
светлыми,  вьющимисЯ,  короткими,  как  у  мальчика,  волосами,  в  рубашке,
заправленной в полосатые  пижамные брюки  Ќайэла;  Ќайэл плететсЯ  за ней  в
хлопающих  по  пЯткам  тапках ’руды - свои он так и  не нашел и в арьергарде
‘елиЯ волочет по полу набитую соломой обезьЯну.
     - ЏерваЯ Я, Я это придумала, - сказала ЊариЯ.
     Ћна  оттолкнула  Ќайэла  от  закрытой  двери,  опустилась  на  колени и
прильнула  глазом к замочной скважине.  Ќайэл и  ‘елиЯ смотрели  на  нее как
завороженные.
     - ќто старик, - прошептала ЊариЯ, - он снимает сорочку.
     Ќо  не успела она продолжить описание, как была сметена на  пол ’рудой,
котораЯ незаметно подкралась к нам.
     - Ќет,  нет, мисс,  - сказала ’руда. - Њожет быть,  в  свое  времЯ вы и
пойдете по этой дорожке, но не раньше, чем Я перестану за вас отвечать.
     € тЯжелаЯ  рука  ’руды  опустилась на  восхитительные Ягодицы Њарии,  а
кулак   Њарии  взметнулсЯ  к  курносому  недовольному   лицу  ’руды.  €  нас
извивающихсЯ, протестующих приволокли обратно в  кровати; мы растЯнулись  на
них и, утомленные долгим днем, заснули как щенки. Ќас приучили ценить тишину
только по утрам. Џапу и Њаму нельзЯ беспокоить. Ѓудь то на квартире, в отеле
или в меблированных комнатах -  утром мы разговаривали шепотом  и  ходили на
цыпочках. Џо сей день мы не встаем рано.  Њы лежим в постели, пока солнце не
подниметсЯ  достаточно высоко. „етскаЯ привычка укоренилась в нас.  ќто было
первое  правило, которое  мы  не могли  нарушать,  второе  было еще  строже.
‘облюдать тишину в  театре во времЯ репетиции. Ќикакой беготни по коридорам.
Ќикакого прыганьЯ  в партере.  Њы  сидели, как немые, в каком-нибудь дальнем
углу, чаще всего  на первом Ярусе или, когда дело  было в Џариже, в одной из
лож бенуара.
     ‘елиЯ, единственнаЯ из нас любившаЯ кукол и  игрушки,  сидела на полу с
двумЯ  или тремЯ  из  них  и,  следЯ за  движениЯми  на сцене,  придавала им
различные позы.
     Њедведь был Џапой - широкогрудый,  высокий, с рукой, прижатой к сердцу;
молоденькаЯ ЯпонскаЯ гейша с черными, завЯзанными узлом волосами, как у Њамы
во времЯ  репетиции, кланЯлась, делала реверансы  и стоЯла  на  одной  ноге.
Љогда ‘елиЯ уставала от этого занЯтиЯ, она  начинала играть  в дом; кресла в
ложе превращались  в магазины, в квартиры,  и едва уловимым шепотом, слишком
тихим, что его услышали на сцене, она вела беседу со своими куклами.
     ЊариЯ  уже  тогда,  как Џапа  и  Њама,  с  пылом и страстью  отдавалась
репетиции.   ‚   конце  партера  или  на  первом  Ярусе  она  пантонимически
воспроизводила все, что  происходит на  сцене, при  этом  старалась  выбрать
место у зеркала.
     ’ак она могла  одновременно  смотреть  и  на себЯ, и на  Џапу или Њаму,
которые находились на сцене; это вдвойне  захватывало; она была певицей, она
была  балериной, она  была  тенью  среди  других  теней.  ‡атЯнутые пыльными
чехлами  кресла партера были ее зрителЯми; густой  мрак пустого зала укрывал
ее, ласкал, не находил ни одного изъЯна в  том, что она делает.  ‡абывшись в
безмолвном экстазе, она простирала руки к зеркалу, как Ќарцисс к пруду, и ее
отражение улыбалось ей, плакало вместе  с ней, но все это времЯ частичка  ее
мозга наблюдала, критиковала,  отмечала: Џапа  послал  звук так,  что нежный
шепот, которым кончалась песнЯ, долетел до того места, где она стоЯла.
     ђазумеетсЯ,  в  вечер  премьеры  Џапа  взЯл  ее, эту высокую  ноту, без
малейшего усилиЯ, и вот он стоит с легкой улыбкой на губах, затем жест руки,
как  бы  говорЯщий  "‚озьмите  ее,  она  ваша".  €   непринужденной,  слегка
покачивающейсЯ  походкой  уходит за  кулисы, едва заметным  движением плеч и
спины недвусмысленно  даваЯ понЯть  "Џраво,  не стоит докучать мне просьбами
спеть еще". Ђплодисменты, настоЯщаЯ овациЯ - и  он снова  выходит  на сцену,
пожимаЯ плечами, стараЯсь скрыть зевок. ‡рители кричат "„елейни! „елейни!" и
смеютсЯ,  восхищенные тем,  что есть  человек, который за их же деньги может
относитьсЯ   к  ним  с  таким  презрением   и  столь   мало  заботитьсЯ   об
аплодисментах. Ћни не знали, как знала это ЊариЯ,  знали  Ќайэл и ‘елиЯ, что
эти улыбки, эти уходы за кулисы, эти жесты, рассчитанные и отрепетированные,
- неотъемлемаЯ часть представлениЯ.
     "…ще раз", - говорил он во времЯ репетиции, и старый ‘алливан, дирижер,
который сопровождал нас  во  всех  турне,  где бы мы ни  были,  на мгновение
застывал  с  палочкой в поднЯтой