изма"
русских  классиков,   видимо,   понимаЯ  трагедию   и  опасность  сусального
гуманизма, извечного стремлениЯ "пасти народ".

     Џарадигмы  ‚еликого   Џилигрима  и  ѓолодарЯ  слишком  различны,  чтобы
отождествлЯть их. € все же у ’олстого кафкианские мотивы слышатсЯ не в одной
‘мерти €вана€льича.  Ћни пронизывают  вопреки  духу ’олстого все его позднее
творчество. "Ћт  этого Я  так  боюсь  брака, что слишком  строго и  серьезно
смотрю на это" - думаете это Љафка? Ќет, это - ’олстой...

     Љафку   часто   и  основательно  сравнивают  с  „остоевским,   но   мне
представлЯетсЯ, что  в русской  культуре  самый  близкий  к нему  человек  и
художник - Ќиколай ‚асильевич ѓоголь. ’а  же склонность к преувеличениЯм, то
же  отсутствие меры, те же гиперболы. ’а же неуверенность в себе и отрицание
всего им сделанного. ’а же попытка уничтожить написанное.

        779


     ЏеречитываЯ своего  ѓоголЯ,  Я  нахожу  многие  страницы,  которые  без
изменении можно было бы включить  в моего Љафку. "‘трашно вспоминать о  всех
своих  мараньЯх", "ничего Я не сделал, как беден мой талант!", "поЯвилась бы
моль, котораЯ съела бы все экземплЯры "ђевизора" и всю прочую чепуху"...

     ђозанов и Ѓрюсов видели силу  ѓоголЯ именно в  гиперболизации, сгущении
красок,  несоразмерности  частей.  ‘тремЯсь к  действительности,  ѓоголь  [и
Љафка]   оставалсЯ   фантастом,   мечтателем.   Ћн   художник   не   внешней
действительности,  а  внутренней...  ‚се, что  изобразил ѓоголь  [и  Љафка],
происходило  не  в мире,  а  в  душе.  € у  одного,  и  у другого  -  высшаЯ
психологическаЯ реальность,  вместо обыденного действиЯ -  душа  напоказ. Ќе
природа, не внешнЯЯ  действительность, не  событиЯ, а  - "сераЯ,  обыденнаЯ,
неинтереснаЯ жизнь, стирающаЯ все выдающеесЯ, одни "безвестные могилы".

     Ђ он [ѓоголь] именно это особенно и  подчеркивает и выставлЯет и потому
нет в нем Ясного, светлого, гармоничного творчества, все поставлено на дыбы,
все доведено до крайности, до судороги...

     €ннокентий Ђнненский обратил внимание на то, что все написанное ѓоголем
пропитано ужасом и страхом.  „а и  сам ѓоголь признавалсЯ, что все  видит  и
развивает "в самых страшных призраках". Џризраки эти его мучают до того, что
не  дают  ему спать  и совершенно  истощают силы. Ќе  только  "мертвые души"
свЯзывают  великого  украинца  с  великим  австрийским  евреем,  но   -  все
мироощущение,   отношение  к   действительности:   "Ћ,   как   отвратительна
действительность...  что  она против мечты!". ѓоголь тоже творец  предельных
состоЯний, гипертрофированной,  уродливо искаженной, доведенной до крайности
реальности.  ‘амое  незначительное  тоже становитсЯ у него вселенским (ибо -
душа человека). "Ћн преображал действительность и любил  ее такой, какую сам
выдумал" - это о ѓоголе, но не в меньшей  мере - о Љафке. ‚се, что он видит,
все, что он знает, все,  о чем он пишет, - есть только предлог длЯ выЯвлениЯ
себЯ самого и своих мучений, - это тоже о ѓоголе и о... Љафке.

     ‚   свое  времЯ  психиатр  ‚.—иж  и  психоаналитик  €.…рмаков  написали
интереснейшие  книги о  болезни  ѓоголЯ. Љ сожалению,  Я не  знаю подобных о
болезни Љафки,  но полагаю, что многое, слишком  многое, сказанное об авторе
Њертвых душ, относитсЯ и к автору Џроцесса...

        780

     Џри всей  неповторимости  художников, в  ђоссии жил еще  один писатель,
близкий  к  Љафке  по  мирочувствованию,  восприЯтию "оголенных  сущностей",
острому восприЯтию драматизма  человеческого  существованиЯ. “ них множество
общих   тем:   человеческое   одиночество,   страдание,   боль,   несвобода,
несбыточность  мечтаний, беспомощность, ужас  смерти,  утрата цели  и смысла
жизни - все это никак не свЯзано с социальным устройством жизни, изначально,
бытийно. “ обоих трагическое восприЯтие жизни человека, неверие в "торжество
правды",  в  возможность преодолениЯ вездесущего зла. „аже  стилистика этого
писателЯ, тоже слышавшего голоса из грЯдущего, упреждает кафкианскую.


     ‹. Ђндреев:

     ‚ижу картины одиночества, заброшенности, болезни: будто Я в богадельне,
на мне халат, и руки трЯсутсЯ. Ћчень тЯжела была моЯ прежнЯЯ  жизнь, и стоит
слегка  обстругать  менЯ  как  "модного"  писателЯ  -  тотчас  же  покажетсЯ
одинокий, отчаЯвшийсЯ человек, боЯщийсЯ людей и жизни.

     Ѓезгранично велик был мир, и Я был один -  больное,  тоскующее  сердце,
мутЯщийсЯ ум и злаЯ, бессильнаЯ волЯ.

     ‹. Ђндреев тоже изображал не драму отдельного, конкретного человека,  а
трагедию  человеческого  бытиЯ,  безумие и ужас  "жизни человека". ‚ прологе
пьесы  с  таким названием  Ќекто  в  сером излагает  идею пьесы, этапы жизни
героЯ:

     ђодившись,  он примет образ и  имЯ  человека  и во всем станет  подобен
другим людЯм, уже живущим на земле. € их жестокаЯ судьба станет его судьбою,
и его  жестокаЯ судьба станет судьбою всех людей... Ћграниченный зрением, он
никогда  не  будет видеть  следующей  ступени, на  которую  уже  поднимаетсЯ
нетвердаЯ нога его; ограниченный  знанием,  он  никогда не  будет знать, что
несет ему грЯдущий день, грЯдущий  час, минута. € в слепом неведении  своем,
томимый предчувствиЯми, волнуемый  надеждами и страхом, он  покорно совершит
круг железного предначертаниЯ.

     Љогда  ѓорький  предложил Ђндрееву  "оздоровить"  рассказ Љрасный смех,
выбросив  из  него кошмары и чудовищные видениЯ,  тот отвечал: "Ћздоровить -
значит уничтожить; моЯ тема: безумие  и ужас". "”акты  важнее и значительнее
твоего отношениЯ" - совершенно  не  согласен... мое отношение - тоже факт, и
весьма немаловажный".

        781

     €  Љафка,  и  Ђндреев,  остро  переживаЯ трагедию  личности, писали  не
конкретного   человека,   а   человеческий  архетип,  человека   вообще,  не
привЯзанного к внешним обстоЯтельствам и конкретному времени:


     ‹. Ђндреев:

     Ќе беда человеку,  если  сомнениЯ его  перейдут в  мелкую травлю самого
себЯ, в неустанную, беспощадную и бесцельную грызню своего Я.

     ‚опрос об отдельных  индивидуальностЯх как-то исчерпан, отошел; хочетсЯ
все  эти разношерстные индивидуальности  так или  иначе,  войною  или миром,
свЯзать с общим, с человеческим.

     € Љафка, и Ђндреев считали, что человек  начинаетсЯ там,  где кончаетсЯ
бездумное приЯтие  мира, оба считали фантазию художника первичной, а внешние
обстоЯтельства - вторичными.


     ‹. Ђндреев:

     Ќатуру Я не обожаю, - это правда; Я люблю выдумку. Ќо как часто письма,
факты, многое другое убеждают менЯ, что Я прав в своей догадке.

     €  Љафка,  и  Ђндреев  не   воспринимали  душевного  комфорта,  подлого
спокойствиЯ души.


     ‹. Ђндреев:

     €  сколько  б  Я ни  поЯснЯл,  никогда не поймет  менЯ тот,  кому чужды
терзаниЯ совести бунтующей, печаль потерЯнных надежд, горе любви обманутой и
дружбы попранной... Ќикогда не поймет менЯ тот,  чьЯ спокойно комфортабельна
душа, толстым  здоровьем  здорово ожирелое  сердце, чей слух,  обращенный  к
внешнему,   никогда   <не>  обращалсЯ   внутрь,  никогда  не   слышал  лЯзга
сталкивающихсЯ мечей, голосов безумиЯ и боли, дикого шума той великой битвы,
театром длЯ которой издревле служит душа человека...

     —ерные маски в одноименной пьесе Ђндреева - "персонифицированные лживые
мысли  и темные страсти, действующие в человеческой душе, а черные маски, не
ведающие ни Ѓога, ни ‘атаны, - олицетворение мрака безумиЯ, угрожающего ей.

        782

     Љонечно, ‹еонид Ђндреев - это ‹еонид Ђндреев, а ”ранц Љафка - это ”ранц
Љафка,  два художника с разными судьбами и  литературными  путЯми, но -  при
всей неповторимости своей. - такие близкие...

     ‚от  еще  пример:  Њарина  –ветаева  -  человек, казалось  бы  по  всем
качествам с  Љафкой не совместимый, но ведь и у Њарины –ветаевой есть вполне
кафкианский образ ‘уда, ђока, возмездиЯ, расплаты...

     ‡акинув голову и опустив глаза,
     Џред ликом ѓоспода и всех свЯтых - стою.
     ‘егоднЯ праздник мой, сегоднЯ - ‘уд.

     ‘онм юных ангелов смущен до слез.
     Ѓесстрастны праведники. ’олько ты
     Ќа тронном облаке глЯдишь как друг.

     —то хочешь - спрашивай. ’ы добр и стар,
     € ты поймешь, что с эдаким в груди
     Љремлевским колоколом - лгать нельзЯ.

     € ты поймешь, как страстно день и ночь
     Ѓоролись Џромысел и Џроизвол
     ‚ ворочающей жернова - груди.

     ’ак, смертной женщиной - опущен взор,
     ’ак, гневным ангелом - закинут лоб,

     ‚ день ЃлаговещеньЯ, у –арских врат,

     Џеред лицом твоим - глЯди! - стою.

     Ђ голос, голубем покинув грудь,
     ‚ червонном куполе обводит круг.


     „уша подобна в  этом  стихотворении искупительной  жертве:  не  понимаЯ
вины, она  ее принимает,  ибо над  нею - рок... душа, ЯвившаЯсЯ на  ‘уд,  не
знает за  собою вины, но  не  только  готова к расплате, но и  благодарна за
предстоЯщую  ей великую  милость  наказаниЯ.  ’акую  ситуацию,  напоминающую
нравственные  коллизии  „остоевского, –ветаева в  другом  месте очень  точно
назвала "возвышением Ѓедою".

     Љафкианский мотив этого шедевра - в том, что вина человека безусловна и
достойна наказаниЯ, но неведома - как бы предопределена судьбою. "‚ины, если
судить по стихотворению, как бы еще и нет, но она неизбежна".

        783


        ЉЂ”ЉЂ ‚ ЉЋЌ’…Љ‘’… Љ“‹њ’“ђ›

        ЋЉЋЌ—ЂЌ€…

     Љафка, „жойс, Ѓеккет... Љак говорил Ђдорно, в их искусстве звенит  час,
пробитый миром...

     џ  царь,  Я раб,  Я  бог,  Я червь -  восклицает  „ержавин.  —еловек  -
существо, равно способное на критику чистого разума и людоедство, вторит ему
великий современник Љафки. „а, в каждом человеке  живет неандерталец и ѓете,
и еще не известно, кого больше. Ќеандертальца, - отвечает Љафка.

     € хотЯ мы объЯвили, что Љафка - это тупик, именно из этого тупика берет
начало  широкаЯ  дорога в  искусстве:  ѓерман Љазак  и  ќлизабет  ‹ангессер,
€онеско и Ѓеккет,  Ђдамов  и †ене,  €льза  Ђйхангер и ‚альтер ’оман,  Ђрто и
Њишо, Ђррабель  и  ђеверди, ђоб-ѓрийе и Ѓютор, Љэтрин Њэнсилд и  Љ.  ќдшмид,
„юрренматт и  •ильдесхаймер, Ѓорхес и Љортасар, Љраус и ”риш,  •ершель-ман и
Ѓерроуз, ранний ѓаскар, ѓарсиа Њаркес,  ”еллини и Ѓергман, сюрреализм  „али,
экспрессионизм  Љлее,  живопись ”рониуса,  кино  Ѓалабанова  и “эллса, театр
”окина  и  ’абори,  танец  Ѓарышникова,  музыка фон  Ђйнема,  наконец,  хоры
Љрженека на слова самого Љафки.

     ‚  Џостороннем  Љамю   приговоренный  к   смертной   казни  Њерсо  тоже
встречаетсЯ со  свЯщенником. ќто не  просто реминисценциЯ  -  у  Љамю  та же
главнаЯ тема: бессмысленность человеческого существованиЯ и  бессмысленность
самого убийства.

     ’щательно закамуфлированнаЯ кафкианскаЯ жизнь, казалось, вдруг сбросила
свои покровы, выставив напоказ безобразно-зловещую свою наготу.

     Њногим писателЯм, в том  числе  ‘артру  и  де  Ѓовуар,  Љафка  открывал
совершенно  новое  отношение к миру,  новую  перспективу его видениЯ.  Љафка
оспаривал существующие традиции ми-ровидениЯ. ‘равниваЯ  Љафку с  ”олкнером,
‘имона  де  Ѓовуар  отмечала:  "”олкнер,   как  и  все  другие,  рассказывал
отстраненные  от  нас истории;  Љафка говорил  нам про нас; он обнажал  наши
проблемы перед лицом мира без Ѓога, мира, в котором на карту поставлено наше
существование".

     Ќет литературы, если нет у писателЯ особенного голоса, а следовательно,
и Языка, который несет на себе печать его личности.

        784

     ‹итература не  должна навЯзывать  другому  описываемого существованиЯ -
она  демонстрирует возможность отличных от общепринЯтых существований. Љафка
приучал  читателЯ  к  существованию  иной  реальности,  в которой  он  может
опробовать свое "Я".

     Џриглашение на казнь Ќабокова - в известной мере дань Љафке, хотЯ ‘ирин
отказывалсЯ  от  такой  параллели  и  от  знакомства с  ‡амком и  Џроцессом.
‚прочем, он отрицал и  знакомство  с “лиссом в период своего становлениЯ как
писателЯ. …сли  это  правда,  то,  следовательно,  она  еще раз подтверждает
существование художественного эфира, питающего людей одной эпохи, не знающих
творчества друг друга. ‚о всЯком случае, в Џриглашении все то же растворение
человека в торжествующем безличии  массы, все  та же пассивность "маленького
человека", все то же единство жертвы и палача, все тот же абсурд бытиЯ.

     ќто  царство  двойников-дублеров.  Ђдвокат  ничем  не   отличаетсЯ   от
прокурора: "закон требовал, чтобы они  были единоутробными  братьЯми, но  не
всегда можно было подобрать, и  тогда гримировались" ‘огласно обычаю, жертва
и палач должны стать друзьЯми и  вот  мсье Џьер, которому предстоит привести
приговор  в  исполнение,  прикидываетсЯ  сокамерником  –инцинната.  „иректор
тюрьмы  -  он  же  врач; адвокат,  он  же  помощник палача,  роли все  времЯ
менЯютсЯ.

     €рреальный, столь знакомый нам мир...

     Њир "ЏриглашениЯ на казнь"  искусственный, мнимый мир. Џаук, повисший в
камере,  сделан из  латуни.  Ќа тюремных часах циферблат без стрелок. ‘удьбу
ќммочки,  дочери директора, предсказывает фотогороскоп. ‘лезы, что проливает
похотливаЯ жена героЯ, не солоны и не сладки - просто капли комнатной воды.

     Љак и у Љафки, ирреальный, гротескный, жуткий мир выписан в  живописной
манере сверхреализма  - Ярко, рельефно, сочно, до боли знакомо: приглашающаЯ
на  казнь  –инцинната  афиша  "’алоны  циркового  абонемента  действительны"
вывешена на обычной рекламной тумбе, а  всЯ фантасмагориЯ действиЯ обрамлена
житейскими подробностЯми таким образом, что терЯетсЯ  всЯкое представление о
конце реальности и начале абсурда.

     ђеверди, Ђрто,  Ѓеккет довели  кафковский стон до воплЯ, хотЯ нельзЯ не
заметить и тенденции усилениЯ патологии, отмеченной ‹ану:

        785

     ‘мотрите, смотрите, до чего же мы любим человека. Ќет такого закоулка в
сознании,  нет  такого  нервного  потрЯсениЯ,   такого  оттенка  шизофрении,
паранойи  или  вызванного  наркотиком  состоЯниЯ,  которые  бы  оставили нас
равнодушными.


     ѓарин в ‡авоевателЯх, Ќекий  Џлюм у Њишо, герои театра абсурда - версии
‰озефа  Љ.  ‚се  они  подвергаютсЯ  преследованию такими  же,  как  они,  по
ничтожным поводам, все они становЯтсЯ жертвами нелепых обвинений, выдвинутых
самозванными  пастырЯми и стражами закона.  џ считаю  общество не дурным, то
есть поддающимсЯ  улучшению, говорит  ѓарин,  Я  считаю его абсурдным. Ђ это
совсем  другое  дело...  Ђбсурдным.  ЊенЯ   задевает  вовсе  не   отсутствие
справедливости, а нечто гораздо более глубокое - невозможность согласитьсЯ с
социальной организацией, какой бы она ни была.

     Ќе закон,  а мир нелеп. —еловек несет ответ, его  ждет расправа - не за
действие, по прихоти случаЯ. Ћн виновен фактом  своего существованиЯ, фактом
своей слабости  в  мире силы.  ‚от смысл  Џроцесса  и всех  его  последующих
разновидностей. ‡атем эта тема будет звучать со все большей силой у Ѓеккета,
€онеско (Џешком  по воздуху), Ђдамова (Џрофессор ’аран  н),  Џин-тера  („ень
рождениЯ), „юрренматта („войник).

     ‘лишком многое в  "новом  романе" - старый Љафка. џ понЯл это, прочитав
‹абиринт ђоб-ѓрийе. ‚се, что  происходит с солдатом,  - продолжение  истории
землемера Љ. и €озефа Љ...

     Љафка и „жойс... €х герои имеют много общего: ‰озеф Љ., как и ‘тивен, в
глубине души  несет  комплекс  вины;  оба  -  отметаЯ  при  этом  социальное
давление. ‡емлемер Љ., как  и Ѓлум, безуспешно пытаетсЯ укоренитьсЯ в жизни,
и  оба  терпЯт крах.  €  там,  и  здесь  -  персонифицированные  маски.  Ћба
претендовали на всеобщность: "џ не рисую людей. џ рассказываю некую историю.
ќто образы, только образы". „лЯ обоих единственное убежище - мир искусства.

     “бежище и - страдание, сомнение, боль.

     Љ творчеству Љафки, „жойса, ЊузилЯ тесно примыкают литературные исканиЯ
писателЯ-философа  ѓермана  Ѓроха,  главнаЯ  тема  которого  -  человеческое
сознание  в эпоху  заката  культуры  и  распада ценностей. Ћдна из глав  его
‹унатиков так и называетсЯ - ђаспад ценностей:

     Ћбладает    ли    эта   искаженнаЯ   жизнь   еще   хоть    какой-нибудь
действительностью? Ћбладает ли эта гипертрофическаЯ

        786


     действительность  еще  хоть  какой-нибудь  жизнью?  Џатетический   жест
грандиозной готовности к смерти  завершаетсЯ пожатием плечами. Ћни не знают,
почему умирают; лишенные всЯкой действительности, они валЯтсЯ в пустоту, тем
не менее окруженные и умерщвлЯемые действительностью, котораЯ принадлежит им
самим, ибо они постигают ее причинность.

     Ќе-действительное  -  это  нелогичное.   €  наше  времЯ  представлЯетсЯ
неспособным  выйти  из климакса нелогичного, антилогичного: будто чудовищнаЯ
реальность войны перечеркнула реальность вселенной.

     –ельное мировосприЯтие разрушалось с концом  ‘редневековьЯ.  ђенессанс,
Џросвещение, эпоха "торжества разума" -  не что  иное,  как последовательные
стадии   разрушениЯ  человеческого   сознаниЯ,  утраты   духовных   идеалов,
постепенной деморализации. ‘мерть ‚ергилиЯ -  книга  не о  закате ђима, а  о
эпохе  масс,  ликующей  черни,   угрожающей  существованию  самой  культуры,
восставшей  против  труда.   Љогда   держава  становитсЯ  выше  человеческой
личности, предупреждает Ѓрох, катастрофа неизбежна. ђим потому и рухнул, что
блестЯщаЯ  "эпоха  Ђвгуста"  пренебрегла  человеком,  христианство потому  и
восторжествовало, что поставило личность выше идеи.

     Џочти все, что Ѓрох написал об “лиссе, можно написать о его творчестве,
а некоторые главы  Ќевиновных, вобравшие броховские исканиЯ, содержательно и
стилистически перекликаютсЯ с романами Љафки:

     Ќужно было  решатьсЯ. Ќаправо лестница вела вверх, и, будто длЯ  пробы,
как  бы проверЯЯ, выдержит  ли,  он поставил ногу  на первую ступень. Ќо  он
просто не мог  не оглЯнутьсЯ  еще раз на  ту маленькую дверь, котораЯ теперь
была  слева: казалось, оттуда можно было  ожидать еще большего  соблазна. ‡а
грЯзными стеклами слепила  глаза белаЯ стена, залитаЯ нещадным  солнцем. —то
же, там  снова двор,  а за ним еще, и так  далее - один за  другим, один  за
другим, целый город дворов? ‚незапно горизонтальнаЯ протЯженность опротивела
ему,  словно в горизонтальности  и прЯчетсЯ подоплека  всЯкого страха, как в
лабиринте.

     ’ут  за чьей-то дверью осы роились  как стражи, чтобы никто не проник в
сад. ђазве щелканье и гул над лабиринтом города не то же самое, что жужжание
насекомых  над  навозной  кучей? ум,  который поднимает прокаженный  страж,
отпугиваЯ прохожего и вынуждаЯ идти окольными путЯми.

        787

     ‡начит,  он их  перехитрил, когда  стал  подниматьсЯ  по  лестнице, так
сказать, обошел стражу; и с этой мыслью он ускорил шаг, двинулсЯ наверх и на
каждом этаже видел длинный коридор, тЯнувшийсЯ в обе стороны от  лестницы, а
в нем - рЯды крашеных светло-коричневых дверей и зарешеченных кухонных окон;
он прислушалсЯ, не слышно  ли за дверьми каких-либо звуков. Ќо слышно ничего
не  было,  а если что-то  и шелестело, так ведь это могли быть мыши или даже
крысы.  Љонечно,  тишину  можно было  объЯснить  полуденным  часом,  когда и
человек, и зверь засыпают под неусыпной  охраной ос и мух, но не стоило даже
заходить  в предположениЯх так далеко, скорей всего, эти квартиры постепенно
превратились  в  задние помещениЯ  больших контор,  правда малоиспользуемые,
снЯтые вместе с остальными только ввиду будущего расширениЯ дела и  из-за их
дешевизны; сюда лишь изредка забредал кто-нибудь из слуг.

     „. ‡атонский:

     Ќовелла  "‹егкое  разочарование" [романа "Ќевиновные], в которой Њелита
поЯвлЯетсЯ впервые,  - это произведение еще более кафкианское, чем "Љаменный
гость".  …е  главные   герои  -  лабиринты,   дом-лабиринт  и  лабиринт-сад,
отрешенные от прочего города и свЯзанные с ним неожиданными проходами. € все
это столь же абсурдно и столь же естественно, непреложно, как у Љафки.


        ‰Ћ‡…” Љ. - —…‹Ћ‚…Љ Ѓ…‡ ‘‚Ћ‰‘’‚

     Ћни не выпрЯмлЯлись совсем, а стоЯли сгорбленные, как нищие. Љ., поджав
идущего сзади курьера, тихо сказал:
     - „о какой степени они унижены!
     - „а, - ответил курьер, - это ведь обвинЯемые...
     ”. Љафка

     „а, это  верно:  все его  творчество  -  работа  в глубокой  шахте.  Ћн
разрабатывал подземные  пласты жизни, разрывал  норы, никогда  не выходЯ  на
поверхность. Ђ здесь, в кромешной тьме, нет места подвигу, героизму, порыву,
даже понЯтий этих  не существует.  ‡ато здесь исчезает утопический  вымысел.
…стественно, на этом горизонте жизнь не раскрываетсЯ во всей своей полноте -
ее цветы отсюда не видны, - зато хорошо видны корни...

        788

     ’. Њанн окрестил его искусство  поэзией сновидений,  но это поэтическое
преувеличение:  сновидениЯми  живем  мы, на  поверхности.  Ћн  же  писал  ту
подпольную жизнь, котораЯ всех касаетсЯ, но которую вовсе не хотЯт замечать.
Њы люди здравого смысла, антиздравость жизни - не про нас.

     Ќо почему-то именно в этом подземном мире легко узреть, что за статьЯми
закона скрываетсЯ грубейшее, построенное на  круговой  поруке беззаконие, за
равенством  и справедливостью скрываютсЯ извечные  кастовость и иерархиЯ, за
свЯтой правдой - ложь и  что вообще этот человек, длЯ и  ради которого все у
нас делаетсЯ, - самое  ненужное, мешающее, подлежащее  жестокому  подавлению
существо.

     …сли учесть, что  Џроцесс и ‡амок создавались в годы крупнейших мировых
катаклизмов  и взрыва активности масс,  то  тотальнаЯ пассивность  их героев
видитсЯ   в  новом  ракурсе;  не  как  свидетельство   его  слепоты,  а  как
доказательство   его   сверхзрЯчести.   ‚   то   времЯ    как   "всевидЯщие"
демонстрировали свои солидарность и  героизм, Љафка  в своей норе исследовал
корни - разобщенность и страх, то всеобщее безразличие, равнодушие, эгоизм и
личный интерес,  которые все сильнее высвечивались этими катаклизмами и этой
активностью. ‚едь самый неумолимый процесс - революциЯ масс: они, может быть
и солидарны, но окончательный приговор истории неумолим...

     Љ сожалению,  потребовалось  слишком  много  нечеловеческих  страданий,
граничащих с  уже не вымышленным  экзистенциальным,  а -  реальным абсурдом,
чтобы осознать то, что знал Љафка: в герое  живет порабощенный  собственными
страстЯми, беззащитный и бессильный, отчужденный от всех и неприспособленный
к нормальной жизни, зверствующий  и ничтожный перст  божий - человек. Ќет, -
мнимость человека, чудовище, способное на все.


     Ќет,  он  не был  певцом зла - зло  сделало  его  отпевалыциком. Ѓывают
люди-гальванометры, люди-камертоны, люди-медиумы.  Ћни  - великаЯ  редкость.
‚едь не чувствует же эвримен  могучей, всепроникающей радиации мировой воли.
Ћн  же был тем счетчиком, который не просто  фиксировал микродозы, но уже  в
микродозах ощущал мощь этой грозной стихии.

     Ћн ощущал бессмысленность борьбы или неспособность человека вмешатьсЯ в
то, что им движет, а, может быть,  слишком хорошо понимал последствиЯ такого
вмешательства.  Ћтсюда  -  позициЯ  созерцателЯ,   страшащегосЯ  собственных
страхов и своей причастности ко всему.

        789

     —то общего у менЯ с  евреЯми?  “ менЯ едва ли есть  что-либо  общее и с
самим  собой,  Я  только  и  способен  тихохонько, радуЯсь тому,  что  дышу,
забитьсЯ в угол...

     Ћн знал,  что темнаЯ жизнь  не поддаетсЯ  ни  рассудочному  анализу, ни
упорЯдочению,   ни   рациональному   закону.  Ћна  беспорЯдочна,   алогична,
бессвЯзна.  ‡а  темной  волей,  стремлением,  усилием  скрываетсЯ  страшнаЯ,
разрушительнаЯ   стихиЯ,   хаос,  тайна.   ‡десь   вместо   единства   царит
разорванность,  вместо   свЯзи   -   изолЯциЯ,   вместо   определенности   -
неуловимость.  ‘колько  бы мы не знали о  человеке,  ни одно его действие не
поддаетсЯ обобщению.

     “ каждой эпохи  свой  герой. Ђнтичный бог, ‘вЯтой  Ђнтоний, ѓаргантюа и
Џантагрюэль, галантный  рыцарь  куртуазной  литературы,  страждущий  ‚ертер,
байроновский  бунтарь,  мечтатель,  отвергающий   бунт,  маленький  человек,
безжалостно преследуемый  цивилизацией, житель норы. ‚ этом переходе от Ѓога
к норе - трагический символ нашей культуры, это и есть тот закат, о  котором
вещал пенглер, даже если его прогнозы и не сбылись.

     ѓерои  Љафки  -  Љарл  ђоссман, ѓрегор  ‡амза, ‰озеф Љ., землемер  Љ. -
каждый  "один против  всех". €  не потому, что  они  особенные,  просто  так
устроен этот мир:  любой из массы  -  один, все  остальные  -  все. ‚се  его
творчество  -  персонофикациЯ  категории  отчуждениЯ,  но  не  временного  и
преходЯщего,   взЯтого   из   трудов   наших   демиургов,   а   абсолютного,
отчуждениЯ-эйдоса, отчуждениЯ-сути человеческой трагедии, когда  один всегда
против всех.

     Ћрсон “эллс визуализировал это кафкианское отчуждение, это расщепленное
сознание, эту неопределенность человеческого бытиЯ.

     ЂнализируЯ  природу  визионерских  переживаний,  Ћлдос •аксли  высказал
предположение,  что  нарЯду  с   видениЯми   ђаЯ   существуют  инфернальные,
негативные видениЯ - визионерский ад,  "зримаЯ тьма" Њильтона, "дымный свет"
’ибетской книги  мертвых, ужас †ерико. Љафка - типичный негативный визионер,
терзаемый  зловещими  видениЯми,  ЌепреходЯщим  “жасом,  комплексом  вины  и
наказаниЯ.  ’ексты Љафки,  творимые в пограничном  состоЯнии  "зримой тьмы",
действительно  отвечают   диагностике  •аксли,  скажем,  герой   ЏревращениЯ
соответствует следующему описанию состоЯниЯ сознаниЯ негативного визионера:

     Ќегативное    визионерское    переживание    зачастую    сопровождаетсЯ
специфическими и весьма характерными телесными

        790

     ощущениЯми.  Ѓлаженные  видениЯ в  основном  ассоциируютсЯ  с  чувством
отделениЯ от тела, ощущением деиндивидуализации.

     Љогда же  визионерское  переживание чудовищно,  а мир  преображаетсЯ  в
худшую  сторону,  то  усиливаетсЯ  индивидуализациЯ,  и  негативный визионер
обнаруживает себЯ свЯзанным с телом, которое начинает казатьсЯ ему все более
твердым, более плотным, пока  он, наконец, не обнаруживает себЯ сведенным до
истерзанного сознаниЯ некоего сгустка материи - не  больше камешка,  который
можно зажать в кулаке.

     „ругаЯ  важнейшаЯ  категориЯ  поэтики  Љафки -  вина. Ќе чьЯ-то вина, а
личнаЯ, не  абстрактное  понЯтие, а самоотрицание, ненависть к  злу  в себе.
’олько  самым  высоким,  самым  одухотворенным присущ  этот  уникальный  вид
экстремизма: чувство первородного греха в сфере собственного сознаниЯ.

     Љак никто  другой,  Љафка  прониксЯ  главной  мыслью „атского  ‘ократа:
требованиЯ религии  и логики несовместимы. …го мифологиЯ глубоко теологична:
это и новое прочтение библейских текстов и неожиданный комментарий к  ним. ‚
сущности Џроцесс -  парафраза  к  мифологеме €ова  -  невинного страдальца в
руках "Ћтца". Љак и бедный €ов, €озеф Љ. не знает, что справедливость "Ћтца"
выше   пониманиЯ   сына.  Њожно  обнаружить  множество  прЯмых  и  косвенных
параллелей: ‰озеф Љ. - €ов, судебные исполнители, признающие  справедливость
закона,  - друзьЯ €ова,  банк - мир материи и т.д.,  и  т.п. ЋтличаетсЯ лишь
финал: в отличие от €ова ‰озеф Љ. завершает свою инициацию саморазрушением.

     ђелигиозные мотивы творчества Љафки Явно недооценены. Њожно сказать, он
не только "дописывал" Ђпокалипсис, но и творил покаЯнную книгу человечества,
рисуЯ дьЯвольский  перечень  человеческих  соблазнов  и  грехов.  Њакс Ѓрод,
видевший  в  канцелЯриЯх  ‡амка "промежуточные инстанции"  между человеком и
Ѓогом, выразилсЯ неточно: канцелЯрии - земной ‹имб, место "отбора"...

     ‹ишь сравнительно недавно обратили внимание на  то,  что  эмоциональным
фоном  творчества  Љафки ЯвлЯетсЯ травестиЯ иудаистского мифа, столь глубоко
спрЯтаннаЯ автором,  что  длЯ  обнаружениЯ  этого  факта потребовалась  мощь
современного структурализма.

     ‚се творчество Љафки - модернистское богоискательство человека, который
мог любить "лишь то, что мог поставить недосЯгаемо высоко над собой":

        791

     џ  никогда  не  был  неверующим  в этом смысле (предшествующий фрагмент
письма, к  несчастью,  утерЯн),  но  удивлен,  обеспокоен,  в голове столько
вопросов,  сколько  мошкары  на этой лужайке.  џ  примерно  в  той же  самой
ситуации,  что  цветок  рЯдом  со  мной,  который  не  слишком  хорошо  себЯ
чувствует, который, конечно, тЯнет головку к солнцу - кто бы поступил иначе?
- но который полон тайного  беспокойства по причине болезненно проистекающих
в его  корнЯх  и в его соке  Явлений; там что-то  случилось,  там продолжает
что-то происходить, но он получает лишь смутные новости, болезненно-смутные,
и  он не  может  тем не менее наклонитьсЯ и разрыть  почву, чтобы посмотреть
туда, а ему остаетсЯ вести  себЯ, как другие,  и держать высоко головку, что
он и делает, но делает с усталостью и безразличием.

     Џеред  нами   богоискатель,  терзаемый   ностальгией  по   вере,  вечно
размышлЯющий  об абсолюте,  о  содержащемсЯ в нас  "неразрушимом", о цели  и
смысле человеческого существованиЯ.

     ‚ера - это присутствие  неразрушимого внутри себЯ,  познание - движение
сознаниЯ,   направленное  на  его  поиск,  затрудненное  множеством  ошибок,
заблуждений, ложных мотиваций,  уводЯщих  от  искомого: "‡ло - это все,  что
отвлекает".

     ‚ера  может быть только живой, будоражащей, просветлЯющей. Љафка  далек
от  иудаистской  ортодоксии,  но  ’алмуд  влечет  его  будоражащей  мистикой
богоприсутствиЯ.

     "„о  чего же коротка жизнь! Љогда Я  вспоминаю  прожитое, все так тесно
сдвигаетсЯ  передо   мной,  что  мне  трудно  понЯть,  как  молодой  человек
отваживаетсЯ ну  хотЯ  бы поехать верхом в соседнюю деревню, не боЯсь, Я уже
не  говорю - несчастного  случаЯ,  но  и  того,  что  обычной,  даже  вполне
благополучной  жизни далеко не хватит  ему длЯ  такой  прогулки". ќти  идеи,
перенесенные  в  свободную  теологию  Љафки,  приводЯт  к  выводам,  которые
неожиданно опрокидывают всЯкие перспективы. ’ак, изгнание из раЯ,  описанное
в Ѓытии, не могло происходить в какой-либо момент истории. ‚ реальности речь
идет о вечном  мгновении. Њы не перестаем находитьсЯ в каждый момент у ворот
раЯ - это еще можно понЯть. Ќо эта же фраза в то же времЯ значит, что мы его
никогда по-настоЯщему не покидали; мы находимсЯ еще в раю, но мы его забыли.
ђай не ЯвлЯетсЯ отдельным местом, где будут компенсированы земные несчастьЯ.
‘уществует только  один мир,  и,  кроме  него, нет  никакого другого,  чтобы
открыть новую реальность. ‚сЯ  реальность нам дана с самого начала, и только
мы сами не умеем ее ухватить.

        792

     Ѓог  изгнал  человека из раЯ не  длЯ того,  чтобы  запретить  познание,
которое может  привести  только  к  нему его творение, а чтобы  не позволить
последнему  испробовать  от  древа жизни.  Ћн  запретил людЯм  участвовать в
жизни.  € если этим он не захотел наказать непослушание, то это  значит, что
он так решил независимым постановлением. Ћн нас  лишил жизни,  чтобы  мы  не
перестали взирать на него. Џотому что земное существование, столь печальное,
столь  тЯгостное,   содержит  в  себе  силу  убеждениЯ,  от  которой  нельзЯ
избавитьсЯ: "‚едь нельзЯ же не жить". €менно  в этом  "нельзЯ же"  заключена
безумнаЯ сила веры; именно в этом отрицании она получает облик".

     „аже  практикуЯ отречение, Љафка не проповедует  мораль, он не  обучает
искусству жить;  он  описывает религиозный опыт.  Ќам не дано разрушить мир:
во-первых,  потому  что мы это  не сможем  сделать, и, во-вторых, потому что
данный нам мир  неразрушим в себе самом и желаем как таковой.  ’олько доведЯ
его  до пределов его возможностей, мы  взорвем его бесцельность  и сможем от
него освободитьсЯ.

     "„елать  отрицательное, -  пишет Љафка,  - это  длЯ нас  еще  возможно;
положительное дано  нам  уже". ‡начит, длЯ достижениЯ  этой  цели у нас  нет
лучшего оружиЯ, чем  страдание. "’о, что называетсЯ страданием  в этом мире,
становитсЯ блаженством в  другом  мире, без всЯкого изменениЯ, освободившись
лишь от своей противоположности".

     ‘уществующие  религии  придуманы, чтобы  успокаивать,  та  же,  которую
желает  он, должна  походить  на резак. Ћбычные религии  - Языковые системы,
рано  утратившие  силу  убеждениЯ;  истины,  о  которых  в  них  идет  речь,
невыразимы,  а  те, которые  провозглашаютсЯ, уже сомнительны: "‚ыражение, -
говорит он,  - не значит, в принципе, ослабление убеждениЯ, а - тут не место
об этом  плакать  - слабость убеждениЯ". €стинные убеждениЯ - это бесплатный
дар, это озарениЯ,  которых невозможно  ни  домогатьсЯ, ни  заслужить;  "Љто
ищет, не находит, кто не ищет, найдет".

     Њы  вошли, что  хорошо видно, в область мистики, и мистические  формулы
следуют одна за другой: "‚ерить - значит освободить неразрушимое в себе, или
лучше, освободитьсЯ,  или лучше: быть неразрушимым, или лучше: быть".  ‚ тот
же день: "‘лово быть (sein) обозначает на немецком  Языке и существование  и
принадлежность кому-то". €ли еще: "€меть" не существует, есть только "быть",
быть, которое  испарЯетсЯ, ищет  удушьЯ". €  еще рано утром 25  ЯнварЯ  1918
года: "Џрежде чем  ступить  на порог ‘вЯтаЯ ‘вЯтых, ты должен снЯть обувь, и
не только обувь, а все - твой дорожный костюм и багаж,

        793

     и  твою  обнаженность, котораЯ под  ним,  и все  то, что скрываетсЯ под
обнаженностью,  и  все, что находитсЯ  дальше, затем Ядро и Ядро Ядра, и то,
что остаетсЯ, затем остаток и затем еще искру вечного огнЯ. ’олько сам огонь
поглощаетсЯ ‘вЯтаЯ  ‘вЯтых  и позволЯет себЯ  им  поглощать;  один не  может
противостоЯть другому". —тобы  дойти до этого состоЯниЯ крайнего  обнажениЯ,
нужно  ждать, оставатьсЯ пассивным:  "’олько деЯтельность,  происходЯщаЯ  от
созерцаниЯ, или, скорее, та, котораЯ к нему возвращает, ЯвлЯетсЯ истиной".


     Ѓог Љафки носит все признаки  иудаистского  џхве, бог Љниги ЃытиЯ,  без
каких-либо  следов  антропорфизма  -  надмирнаЯ  сила,  могущество, лишенное
формы,  определений, лица,  желаниЯ.  ‚прочем, такой человек, как Љафка,  не
может быть ортодоксом. •отЯ в €зраиле  о нем часто говорЯт как об обновителе
Љаббалы, он далек от проторенных религиозных путей. ‘видетельство тому - его
собственное   сокровенное  признание,  затерЯвшеесЯ   в   томике   ‘вадебных
приготовлений  в  деревне,  уникальность  которого  в  финальном  признании,
типичном длЯ пророков:

     Ќе инертность, не злаЯ волЯ, не неумелость... заставили менЯ  потерпеть
неудачу  во  всем  или даже позволили  мне потерпеть  неудачу,  а отсутствие
почвы, воздуха, закона.  ЊоЯ задача состоЯла  в том, чтобы создать  их, и не
потому,  что Я мог бы когда-нибудь получить  все, чего мне недоставало, а  Я
хотел  по  крайней мере  ничего не упустить, и  эта задача стоила  того. ќто
самаЯ  простаЯ из всех  задач или  всего  лишь малейший их  отблеск...  ќто,
впрочем, не  исключительнаЯ задача, она,  конечно же, часто  стоЯла и  перед
другими.  Ћднако была ли  она когда-нибудь таких размеров? џ не знаю... ЊенЯ
не вела  по  жизни, по  правде говорЯ, уже трЯсущаЯ  рука  христианства, как
Љиркегора, и Я не смог  ухватитьсЯ за кончик ускользающего еврейского плаща,
как это сделали сионисты. џ конец или начало.

     Љак  религиозный писатель  и  последователь  Љиркегора, усвоивший  идею
абсурда человеческого существованиЯ и божественную  непостижимость, Љафка не
мог  пройти мимо старозаветных  историй жертвоприношениЯ Ђвраама и испытаний
€ова,  модернистскаЯ версиЯ которых ЯвлЯетсЯ одним  из  подтекстов Џроцесса,
‡амка и ЏревращениЯ.


     ”. „юрренматт:

     Џодобно  другим религиозным  писателЯм, смысл этого мира  он полагает в
Ѓоге. Ќо вне мира. Џоэтому длЯ Љафки

     смысл  этого  мира непостижим. ‚се,  что  есть Ѓог, невольно  предстает
лишенным   смысла  -  бессмысленна  справедливость,   бессмысленна  небеснаЯ
милость.  —еловек  не  знает,  почему он  виновен,  почему  над  ним устроен
процесс, почему  он  приговорен  к  смерти и  казнен и  каким образом  можно
обрести милость. Љафка  отклонЯет не веру в Ѓога, но  веру в возможность его
постижениЯ.  Џоэтому  длЯ  него не имеет смысла  вопрос,  справедлив Ѓог или
несправедлив, милостив или нет,  так же как и вопрос, бессмыслен ли этот мир
или  исполнен смысла.  —еловек должен подчинитьсЯ  абсурдности  Ѓога, или он
обречен на то, чтобы задавать бессмысленные вопросы, на которые нет ответа.

     ‚  Џроцессе  сказанное выражено  более  кратко  -  в  вопросе, заданном
прокуристу Љ.: как ты можешь утверждать, что невиновен, когда не  знаешь, по
какому  закону  тебЯ  судЯт?  Љак  зло  и  добро,  вина  и  невиновность  не
противостоЯт   друг   другу,   но    ЯвлЯютсЯ   двумЯ   взаимосвЯзанными   и
взаимообусловленными  неотделимыми  друг  от  друга  реалиЯми  человеческого
существованиЯ. ‚ина  -  суть  существованиЯ,  у Љафки есть  даже  выражение:
"дьЯвольский в  своей невиновности", означающее, что в человеке  нет ничего,
что могло бы прельстить дьЯвола...

     ‚  притче  об  €ове   выражена   убежденность  европейского   человека,
воспитанного  в   иудео-христианской  религиозной   традиции   в   том,  что
происходЯщее в мире имеет свой смысл на метафизическом уровне. ќто убеждение
может  воплощатьсЯ в  наивной вере в то, что Ѓог воздает человеку по внЯтным
последнему  меркам справедливости. Ћтсюда убеждение  друзей €ова,  пришедших
его утешить в реальной вине  €ова. €з этой убежденности фактически возникает
проблема теодицеи - оправданиЯ Ѓога в  том зле, которое он  допускает в мире
[ведь  в мире  без зла  сама необходимость  Ѓога проблематична]. ЏрототипнаЯ
€ов-ситуациЯ в  Ѓиблии разрешаетсЯ  отнюдь  не на пути теодицеи  -  ситуациЯ
приобретает смысл,  когда Ѓог  вступает в разговор с  €овом, и тот не только
перестает  ощущать  свою  богооставленность,  но  и  получает  подтверждение
правомерности своих вопрошаний.

     ђадикальное  отличие ‰озефа  Љ. от €ова в том, что ему  не хватило  сил
"достучатьсЯ до  Ѓога".  ‘амаЯ  замечательнаЯ, центральнаЯ сцена Џроцесса  -
рассказ  свЯщенника  пришедшему в собор ‰озефу  о стражнике, не пропустившем
поселЯнина через врата закона. ЏоселЯнин  так и этак уговаривает  пропустить
его через врата, подкупает, льстит, но  так  и не может  дождатьсЯ заветного
"Џроходи!". ‘тражник ведет долгий разговор с поселЯнином, уговариваЯ


        795

     того  в бессмысленности затеи,  не  препЯтствуЯ,  однако,  пройти через
ворота  силой. Љогда, отчаЯвшись добитьсЯ  разрешениЯ, поселЯнин оказываетсЯ
на пороге смерти, стражник говорит: "џ сейчас уйду, потому что Я тут стоЯл в
воротах, которые  были предназначены  длЯ тебЯ. ќто  были ворота  только длЯ
тебЯ, больше они никому были  не нужны". €ными  словами,  поселЯнин не  смог
воспользоватьсЯ  единственным путем, данным  ему Ѓогом,  не  достучалсЯ, как
€ов,  не воспользовалсЯ  наставлением ЏисаниЯ:  "‘тучите и отверзетсЯ  вам".
‰озеф  Љ.  тоже  не  исполнЯет евангельскую  заповедь.  Ћн  ищет  оправданиЯ
поселЯнину: "‚едь привратник обманул поселЯнина, он не сказал ему главного".
Ќо ведь он не сказал поселЯнину и "уходи прочь!".


     “  ‰озефа  Љ.  происходит  странное  отождествление.  Ћн  отождествлЯет
мысленно себЯ  с поселЯнином, а привратника со свЯщенником. € тем самым, раз
привратник обманщик,  то  и свЯщенник обманщик. ‰озеф Љ.  говорит это в лицо
свЯщеннику,  хотЯ  свЯщенник  пытаетсЯ  ему  говорить   о   вине,   о   вине
метафизической, а не только о вине, по  которой возможен процесс. Џотому что
здесь  грозит наказание не только за конкретную,  совершенную им юридическую
вину, а здесь речь идет о некой метафизической вине, вине не перед людьми, о
вине перед истоками бытиЯ.

     ‘реди множества прочтений Џроцесса - процесса, идущего  в  душе  самого
Љафки, есть и  такое: мир абсурден, пока  в  нем  нет Ѓога, пока  человек не
способен  достучатьсЯ   до  него.  Ќо   поскольку  Џроцесс  автобиографичен,
поскольку  он идет  в  душе, поскольку он - исповедь, то смысл исповеди  - в
недостатке у героЯ дерзновениЯ, в согласии на  абсурд бытиЯ. Џроцесс  потому
столь  близок всем  нам, что в  сталинские времена все были  ‰озефами Љ., со
всеми "происходил абсурд", все рассуждали  одинаково: "‘  другими происходит
правильно, но вот Я-то не виноват".

     ‚ Ѓиблии  про €ова заранее говоритсЯ, что "был  человек этот непорочен,
справедлив и богобоЯзнен, и удалЯлсЯ от зла".  Ќевиновность в  данном случае
означает больше, чем отсутствие дурных поступков, - это еще и справедливость
к окружающим и почитание Ѓога. ‚  отношении €озефа  Љ.  можно сказать только
то,  что дурного  за ним не числилось. Ќевинно пострадавшим  часто чувствует
себЯ тот, кто уверен, что он не хуже других.

     ‘  психологической  точки зрениЯ  существенно лишь  то, считает ли себЯ
действующее лицо  невинно  страдающим.  Ќо  с  теологической  позиции  смысл
ситуации зависит  от того,  ЯвлЯетсЯ  ли  ее  субъект праведником или на нем
лежит определеннаЯ вина?


        796

     ‚  первом  случае  речь  идет  об испытании  субъекта,  во  втором  - о
наказании  и  одновременно  предупреждении.  Ѓиблейскому  €ову окончательный
вердикт выносит тюремный капеллан,  решительно отвергающий правоту  суждений
героЯ.  ‚ерное суждение  героЯ о  собственной  ситуации засчитываетсЯ ему  в
оправдание,  а  ложное - вменЯетсЯ в вину.  €так,  осознание и оценка героем
своего положениЯ есть важный компонент ситуации, в  которую тот  попал. ќтот
смысл  доносЯт до читателЯ  библейскаЯ  притча и  ее  рефрен,  созданный  ”.
Љафкой. €наче говорЯ, мало быть праведником в поступках и помыслах, надо еще
быть  верным в  рефлексивной оценке того  и  другого. Џока нет верной оценки
пр