        Ђнтуан де ‘ент-ќкзюпери. –итадель

---------------------------------------------------------------
     Џеревод Њ. Љожевниковой
     OCR: 486DX2
---------------------------------------------------------------


     <i>...•очу  закончить свою  книгу.  ‚от  и все.  џ менЯю  себЯ на нее. Њне
кажетсЯ, что она вцепилась в менЯ, как Якорь. ‚  вечности менЯ спросЯт; "Љак
ты обошелсЯ со своими  дарованиЯми,  что сделал  длЯ людей?" Џоскольку  Я не
погиб на войне, менЯю себЯ не на войну, а на нечто другое. Љто поможет мне в
этом, тот мой  друг... Њне ничего не  нужно. Ќи  денег, ни  удовольствий, ни
общества  друзей. Њне  жизненно  необходим  покой.  џ  не преследую  никакой
корыстной цели. Ќе нуждаюсь в одобрении. џ  теперь в добром согласии с самим
собой. Љнига выйдет в свет, когда Я умру, потому что мне  никогда не довести
ее до  конца. “ менЯ семьсот страниц. …сли бы Я просто разрабатывал эти семь
сотен страниц горной породы, как длЯ простой статьи,  мне и  то понадобилось
бы десЯть  лет, чтобы довести дело  до завершениЯ.  Ѓуду  работать не мудрЯ,
покуда хватит сил. Ќичем другим на свете Я заниматьсЯ не стану. ‘ам по  себе
Я  не  имею  больше никакого  значениЯ и не  представлЯю себе,  в какие  еще
раздоры менЯ можно втЯнуть. џ  чувствую, что мне  угрожают, что Я уЯзвим что
времЯ мое ограничено;  Я хочу  завершить свое  дерево. ѓийоме погиб,  Я хочу
поскорей завершить свое дерево. •очу поскорей стать чем-то иным, не тем, что
Я сейчас. џ потерЯл  интерес к самому себе. Њои зубы, печень и прочее -- все
это  трухлЯво  и  само  по  себе  не представлЯет никакой  ценности.  Љ тому
времени, когда придет пора  умирать, Я хочу превратитьсЯ в  нечто иное. Ѓыть
может, все  это  банально. ЊенЯ не  уЯзвлЯет, что  кому-нибудь это покажетсЯ
банальным. Ѓыть  может, Я  обольщаюсь насчет своей  книги;  быть может,  это
будет всего лишь толстенный  посредственный том, мне совершенно все равно  -
ведь  это лучшее  из того,  чем Я могу  стать.  џ должен найти  это  лучшее.
‹учшее, чем умереть на войне.
     ...Ѓудь смерть лучшим, на что Я теперь способен, -- Я готов умереть. Ќо
Я ощущаю в себе  призвание к тому, что кажетсЯ мне еще лучше... ’еперь  Я на
всех смотрю  с точки зрениЯ своего труда и людей делю  на тех, кто за менЯ и
против менЯ. ЃлагодарЯ войне, а потом и  благодарЯ  ѓийоме Я понЯл, что рано
или поздно умру. ђечь идет уже не об абстрактной поэтической смерти, которую
ж  считаем  сентиментальным приключением и  призываем  в несчастьЯх.  Ќичего
подобного.  џ  имею   в   виду  не  ту  смерть,   которую  воображает   себе
шестнадцатилетний юнец, "уставший от жизни". Ќет, Я говорю о смерти мужчины.
Ћ смерти всерьез. Ћ жизни, котораЯ прожита...'
     ЂЌ’“ЂЌ „… ‘…Ќ’-ќЉ‡ћЏ…ђ€</i>

     ' €з письма г-же Ќ. Џеревод …. ‚. Ѓаевской.


        I

     ...€бо  слишком  часто  Я видел  жалость, котораЯ  заблуждаетсЯ. Ќо нас
поставили над людьми, мы не вправе тратить себЯ на то, чем можно пренебречь,
мы  должны  смотреть в глубь человеческого сердца.  џ отказываю в сочувствии
ранам, выставленным напоказ, которые трогают сердобольных  женщин, отказываю
умирающим и мертвым. € знаю почему.
     Ѓыли времена в моей юности, когда Я жалел гноЯщихсЯ нищих. џ нанимал им
целителей, покупал притираниЯ и  мази. Љараваны везли ко мне золотой бальзам
далекого  острова  длЯ заживлениЯ Язв. Ќо Я увидел, мои  нищие расковыривают
свои  болЯчки,  смачивают  их навозной жижей,  --  садовник так  унавоживает
землю,  выпрашиваЯ у нее багрЯный  цветок, -- и понЯл:  смрад  и зловоние --
сокровища  попрошаек.  Ћни  гордились  друг  перед  другом   своими  Язвами,
бахвалились   дневным  подаЯнием,  и  тот,  кому  досталось  больше  других,
возвышалсЯ в собственных  глазах  как верховный жрец при самой прекрасной из
кумирен.   ’олько  из  тщеславиЯ  приходили  мои  нищие  к  моему  целителю,
предвкушаЯ,  как  поразит его  обилие их  зловонных Язв. ‡ащищаЯ  место  под
солнцем,  они  трЯсли  изъЯзвленными  обрубками, попечение о  себе  почитали
почестЯми,  примочки -- поклонением. Ќо, выздоровев, ощущали себЯ ненужными,
не питаЯ собой болезнь, --  бесполезными, и во что бы то ни стало стремились
вернуть  себе свои Язвы. €, вновь сочась гноем,  самодовольные  и никчемные,
выстраивались они с плошками вдоль караванных дорог,  обираЯ путников во имЯ
своего зловонного бога.
     ‚о  времена  моей  юности  Я  сочувствовал  смертникам.  Њне  казалось,
осужденный мною на  смерть  в пустыне  угасает,  изнемогаЯ  от  безнадежного
одиночества. ’огда Я не знал,  что в смертный час нет одиночества. Ќе знал и
о снисходительности умирающих. •отЯ  видел, как себЯлюбец или скупец, прежде
громко бранившийсЯ из-за каждого гроша, собирает  в последний час домочадцев
и с  безразличием  справедливости  оделЯет, как детей  побрЯкушками, нажитым
добром. ‚идел, как  трус, который прежде при малейшей опасности истошно звал
на  помощь, получив  смертельную рану,  молчит,  заботЯсь  не  о  себе  -- о
товарищах.  Њы  с восхищением  говорим: "Љакое  самоотвержение!" Ќо в нем  Я
заметил  и  затаенное небреженье. џ  понЯл,  почему умирающий от жажды отдал
последний  глоток соседу, а умирающий с голоду отказалсЯ от корки хлеба. Ћни
успели  забыть,  что значит жаждать, и  в царственном забвении отстранили от
себЯ кость, в которую вгрызутсЯ другие.
     џ  видел  женщин,  они плакали  о погибших. Ћни плакали,  потому что мы
слишком  много врали. ’ы  же знаешь,  как  возвращаютсЯ  с войны  уцелевшие,
сколько они занимают места, как  громко похвалЯютсЯ подвигами, какой ужасной
изображают  смерть.  …ще бы!  Ћни  тоже могли не вернутьсЯ. Ќо  вернулись  и
гибелью товарищей устрашают теперь всех вокруг. ‚ юности  и Я любил окружать
себЯ ореолом сабельных ударов, от которых погибли мои друзьЯ.  џ  приходил с
войны,  потрЯсаЯ  безысходным  отчаЯнием  тех,  кого  разлучили с жизнью. Ќо
правду о себе смерть открывает только своим избранникам; рот их полон крови,
они зажимают распоротый живот и знают: умереть  не страшно. ‘обственное тело
длЯ них -- инструмент, он  пришел в негодность, сломалсЯ, стал  бесполезным,
и, значит, настало  времЯ  его отбросить.  €спорченный, ни на что  не годный
инструмент. Љогда телу хочетсЯ пить, умирающий видит: тело томитсЯ жаждой, и
рад избавитьсЯ от тела. …да,  одежда, удовольствиЯ не нужны тому, длЯ кого и
тело -- незначащаЯ часть обширного имениЯ, вроде осла на привЯзи во дворе.
     Ђ  потом  наступает  агониЯ:  прилив,  отлив --  волны  памЯти  бередЯт
сознание, омывают пережитым, вздымаютсЯ, опадают,  приносЯт и уносЯт камешки
воспоминаний,  звучащие раковины  голосов, дотЯнулись,  раскачали сердце, и,
словно нити водорослей, ожили  сердечные привЯзанности. Ќо равноденствие уже
приготовило  последний отлив,  пустеет сердце, и волна пережитого отходит  к
ѓосподу.
     ‚се,  кто  живы, --  Я знаю,  -- боЯтсЯ  смерти. Ћни  заранее  напуганы
предстоЯщей встречей.  €  поверьте, ни разу  не  видел, чтобы умереть боЯлсЯ
умирающий.
     ’ак за что же мне жалеть их? Ћ чем плакать у их изголовьЯ? Њне известно
и преимущество мертвых. Љак легка была кончина той пленницы. …е смерть стала
длЯ  менЯ откровением  в  мои  шестнадцать  лет. Љогда  ее принесли, она уже
умирала, кашлЯла в платок и, как загнаннаЯ газель, прерывисто, часто дышала.
Ќо  не  смерть занимала ее,  ей хотелось одного -- улыбнутьсЯ. “лыбка  реЯла
возле  ее  губ, как ветерок над  водой, мановение мечты, белоснежнаЯ лебедь.
„ень  ото днЯ  улыбка  становилась все  Явственней, все  драгоценней, и  все
труднее  становилось  удерживать ее, пока однажды лебедь  не улетела в небо,
оставив след на воде -- розовую полоску губ.
     Ђ  мой отец?  ‘мерть завершила  его  и уподобила  изваЯнию из  гранита.
“бийца  поседел,  его  раздавило  величие,  которое  обрела  бреннаЯ  земнаЯ
оболочка,  прободеннаЯ его  кинжалом.  Ќе  жертва  --  царственный  саркофаг
каменел  перед  ним,  и   безмолвие,  которому  сам  убийца  стал  причиной,
обессилило и сковало его. Ќа заре в царской  опочивальне слуги нашли убийцу,
он стоЯл на коленЯх перед мертвым царем.
     –ареубийца  переместил моего  отца в вечность,  оборвал  дыхание,  и на
целых три днЯ дыхание затаили и мы. „аже после того, как мы  опустили гроб в
землю, плечи у  нас не расправились  и  нам не  захотелось говорить. –арЯ не
было  с  нами,  он нами не правил,  но мы  по-прежнему  нуждались в нем,  и,
опускаЯ на скрипучих веревках в  землю,  мы знали,  что  заботливо  укрываем
накопленное, а не хороним покойника. ’Яжесть его была тЯжестью краеугольного
камнЯ храма. Њы не погребали, мы укреплЯли  землей  опору,  которой он был и
осталсЯ длЯ нас.

     —то такое смерть, мне тоже  рассказал отец. Ћн заставил менЯ посмотреть
ей в лицо, когда Я был совсем юным, ибо и сам никогда не опускал глаз. Љровь
орла текла в его жилах.
     ‘лучилось это в проклЯтый год,  который назвали потом  годом "солнечных
пиршеств".  ‘олнце,  пируЯ, растило  пустыню.  Ќа слепЯщем глаза раскаленном
песке  седела  верблюжьЯ  трава, чернела колючка,  белели  скелеты,  шуршали
прозрачные  шкурки Ящериц. ‘олнце, к  которому прежде тЯнулись слабые стебли
цветов, губило свои твореньЯ и, как ребенок сломанными игрушками, любовалось
раскиданными повсюду останками.
     „отЯнулось  оно  и  до подземных вод, выпило  редкие  колодцы, высосало
желтизну  песков, и  за мертвенный серебрЯный блеск  мы  прозвали эти  пески
‡еркалом. €бо и зеркала бесплодны, а мелькающие в них отражениЯ бестелесны и
мимолетны. €бо и зеркала иногда больно слепЯт глаза, будто солончаки.
     ‘бившись  с тропы,  караваны попадали  в  зеркальную  ловушку. ‹овушку,
котораЯ никогда не выпускает добычи. Ќо откуда им было знать об этом? ‚округ
ничего  не   изменилось,  только  жизнь  превратилась  в  призрак,  в  тень,
отброшенную  беспощадным солнцем. Љараван тонул  в белом мертвенном блеске и
верил,  что  идет  вперед;  переселЯлсЯ в  вечность,  но считал себЯ  живым.
Џогонщики погонЯли верблюдов, но разве  преодолеть им бесконечность? Ћни шли
к  колодцу,  которого нет, и радовались вечерней прохладе. Ћни не знали, что
прохлада   --  только  отсрочка,  котораЯ  им  ничем  не   поможет.  Ђ  они,
простодушные дети, верно, жаловались, что долго ждать ночи... Ќет, ночи реют
над  ними, как  быстрые  взмахи  ресниц. Ћни гортанно  негодовали  на мелкие
трогательные несправедливости, не  ведаЯ, что последнЯЯ  справедливость  уже
воздана им.
     ’ебе кажетсЯ,  караван идет? ‚ернись посмотреть на него  через двадцать
столетий!
     Ћтец посадил менЯ к себе в седло.  Ћн  хотел показать  мне смерть. €  Я
увидел,  что осталось от тех,  кого выпило ‡еркало: времЯ рассеЯло призраки,
от них осталсЯ песок.
     -- ‡десь, -- сказал мне отец, -- был когда-то колодец.
     ’ак глубок был этот  колодец, что вмещал в  себЯ только одну звезду. Ќо
грЯзь  закаменела в колодце,  и звезда в нем погасла.  ‘мерть звезды на пути
каравана губит его вернее, чем вражескаЯ засада.
     Љ узкому жерлу, как к пуповине, тесно прильнули верблюды и люди, тщетно
надеЯсь на животворную влагу земного чрева. Ќашлись смельчаки и добрались до
дна колодезной бездны,  но что толку царапать  заскорузлую корку? Ѓабочка на
булавке  блекнет,  осыпав  шелковистое  золото  пыльцы,  выцвел  и  караван,
пригвожденный к  земле пустотою колодца:  истлела упрЯжь, развалилась кладь,
алмазы рассыпались речной галькой, булыжниками  -- золотые слитки, и все это
припорошил песок.

     џ смотрел, отец говорил:
     --  ’ы видел свадебный зал,  когда ушли  молодые  и  гости. —то,  кроме
беспорЯдка,  открыл нам  бледный  утренний свет?  —ерепки разбитых кувшинов,
сдвинутые  с места столы, зола  в очаге и пепел говорЯт, что люди здесь ели,
пили и суетились. Ќо, глЯдЯ на послепраздничный беспорЯдок, что узнаешь ты о
любви?
     Џодержав  в руках  и  перелистав  Љнигу Џророка, --  продолжал отец  --
посмотрев на  буквицы и золото миниатюр, неграмотный  миновал главное.  ‘уть
Љниги не в тщете зримого -- в  ѓосподней мудрости. € не воск который оставит
следы, главное длЯ свечи, -- сиЯние света.
     Ќо  менЯ  устрашил  пиршественный  стол  Ѓога  с  остатками  жертвенной
трапезы. € отец сказал:
     --  Ћ главном не  говорЯт при  помощи праха.  Ќе медли  над мертвецами.
Џовозки навек увЯзли в грЯзи, потому что их оставил вожатый.
     -- Ќо где же искать мне главное? -- закричал Я отцу. € отец ответил:
     -- ’ы  поймешь  суть каравана, увидев его в пути. ‡абудь тщету  слов  и
смотри:  на пути каравана пропасть, он  обходит ее; скала -- он огибает  ее;
если песок слишком мелок,  находит  песок плотнее,  но всегда  он идет туда,
куда идет. ‚ерблюды завЯзли в солончаке,  погонщики суетЯтсЯ, вызволЯют  их,
отыскивают  почву понадежней,  и  снова  караван  идет  туда, куда  шел. Џал
верблюд,  караван  остановилсЯ,  погонщик  свЯзал  узлом  лопнувшую веревку,
перевЯзал кладь, нагрузил другого верблюда, и опЯть караван идет, не изменЯЯ
своему пути.  ‘лучаетсЯ, умирает  вожатый. Џогонщики собираютсЯ вокруг него.
‚ыкапывают  в  песке  могилу. ‘порЯт. € выбрав на  его место  другого, вновь
следуют за своей звездой.  ‘воему  пути  подчинЯетсЯ караван, направление --
вот длЯ него опорный камень на невидимом склоне.
     ѓородские  судьи  вынесли  приговор  молодой преступнице: пусть  солнце
бичует нежную оболочку ее плоти, и преступницу привЯзали к столбу в пустыне.
     -- ‘ейчас ты поймешь, что длЯ человека главное, -- сказал мне отец.
     € вот Я опЯть у него в седле.
     Њы ехали, а солнце, совершаЯ  дневной  путь,  казнило виновную, иссушаЯ
кровь,  слюну,  пот  молодого  тела.  ‚ыпило  оно  и  влажное  сиЯние  глаз.
Ћпускалась ночь с мимолетным своим милосердием, когда мы с отцом подъехали к
порогу запретной равнины.  ’ам,  на темной скале, белела нагота юного  тела,
словно гибкий стебель в разлуке с питающей влагой вод, так весомо молчащих в
земных  глубинах. ЏереплетЯ  руки,  точь-в-точь лоза,  уже потрескивающаЯ  в
пламени, -- виновнаЯ взывала к милосердию ѓоспода.
     -- Џослушай ее, она говорит о  главном, -- сказал отец.  Ќо Я был мал и
потому малодушен.
     -- Љак она мучаетсЯ! -- сказал Я. -- Љак ей, наверное, страшно...
     -- ЊучаетсЯ и страшитсЯ стадо, укрытое в хлеве, -- ответил отец. -- Ћна
превозмогла эти две болезни и теперь постигает истину.
     џ вслушалсЯ в ее плач. ‡атерЯннаЯ в бескрайней ночи, она молила о свете
лампы, о стенах  дома вокруг  нее,  о  плотно запертой двери.  Ћдна  посреди
безликой ‚селенной,  звала  ребенка, которого целовала перед  сном и который
был  длЯ  нее средоточием этой ‚селенной. ‚о власти любого прохожего, здесь,
на  пустынной  равнине,  славила  знакомые,  успокоительные  шаги  мужа,  он
вернулсЯ  к вечеру  домой и поднимаетсЯ по ступенЯм. ЏразднаЯ,  затерЯннаЯ в
беспредельности,  молила  вернуть ей будничные тЯготы, без которых наступает
несуществованье: шерстЯную кудель длЯ прЯжи, грЯзную миску, чтобы ее вымыть,
ребенка, чтобы уложить его спать, ее собственного ребенка,  а не чужого. Ћна
взывала к спасительной надежности дома. Ћна молилась, и ее молитва сливалась
с вечерней молитвой всей деревни.
     ѓолова осужденной  поникла, и отец  посадил  менЯ  к  себе в седло.  Њы
помчались.
     -- ‚ечером в шатрах ты услышишь ропот и возмущение моей жестокостью, --
сказал он мне. -- Ќо Я вобью им обратно в глотки их жалкое возмущение: Я кую
человека.
     џ знал, мой отец добр.
     € вот что он говорил:
     -- џ хочу, чтобы они любили  говорливые родники, ровную зелень  ЯчменЯ,
укрывшую  растрескавшеесЯ от  зноЯ  поле.  •очу, чтобы  славили  сменЯющиесЯ
времена  года.  €  созревали  сами,  подобно   плодам,  благодарЯ  тишине  и
неторопливости. Џусть они долго носЯт траур и помнЯт своих усопших: медленно
перетекает  наследие  одного  поколениЯ к  другому, и Я  не хочу,  чтобы мед
расточилсЯ  в пути. џ хочу, чтобы каждый ощутил себЯ  ветвью большого дерева
-- щедрой  оливы. ‚етвью,  котораЯ  ждет.  ’огда каждому станет понЯтно, что
колеблет  его  мощное  дыхание ѓоспода,  словно ветер,  испытующий  древо на
прочность. ѓосподь ведет их вперед и поворачивает вспЯть: из тьмы к рассвету
и  от рассвета опЯть в потемки, к  лету от зимы и от  зимы к лету, от нивы к
зерну в житнице, от юности к старости, а от старости вновь к младенцам.
     €сследуЯ последовательность, изучаЯ отличиЯ, что узнаешь ты о человеке?
Ћ дереве? ‘емечко, росток, гибкий ствол, твердаЯ древесина -- это ли дерево?
—тобы  понЯть, не члени. ‘ила, мало-помалу сливающаЯсЯ с  небом, -- вот  что
такое  дерево.  ’аков  и ты, дитЯ мое,  человек. Ѓог  ђождает тебЯ,  растит,
полнит то желаниЯми, то сожалениЯми, то радостью, то горечью, то гневом,  то
готовностью простить, а  потом возвращает  в  свое  лоно. Ќо ты  не вот этот
школьник, и не этот супруг, не вот это дитЯ, и не этот старец. Ћсуществление
-- вот что такое ты. € если в колебаниЯх и переменах ты ощутишь себЯ ветвью,
неотторжимой  от оливы,  то и у перемен  окажетсЯ вкус вечности. ‚се  вокруг
тебЯ  обретет   незыблемость.  ‚ечен  говорливый  родник,  утолЯвший   жажду
праотцев,   вечны  сиЯние  глаз  улыбнувшейсЯ  тебе  возлюбленной  и  ночнаЯ
свежесть.  ‚ремЯ покажетсЯ тебе не продавцом песка, пускающим все прахом, --
жнецом, увЯзывающим тугой сноп.

        II

     ‘ самой высокой башни крепости вижу: не нуждаютсЯ в жалости страждущие,
упокоившиесЯ  в  лоне ѓоспода  и носЯщие  по  ним траур.  “сопший, о котором
помнЯт, живее и  могущественней живущего. ‚ижу смЯтенье живущих  и сострадаю
им.
     €х Я хочу исцелить от тоски и безнадежности.
     ‘острадаю тому,  кто открыл  глаза  в праотеческой тьме  и поверил, что
кровом ему Ѓожьи звезды, и догадалсЯ вдруг, что он в пути.
     џ запрещаю расспрашивать его, ибо знаю:  нет ответа, который истощил бы
любопытство. ‚опрошающий отверзает бездну.
     ѓлубины сердца ведомы мне, и знаю: избавив вора от нищеты, Я не избавлю
его  от  желаниЯ  воровать,  и  осуждаю   беспокойство,  толкающее  вора  на
преступление. Ћн заблуждаетсЯ, думаЯ,  что заритсЯ  на  чужое золото. ‡олото
светитсЯ, как  звезда. ‹юбовь, пусть даже не ведающаЯ,  что  она  -- любовь,
нуждаетсЯ только  в свете,  но не в силах человеческих присвоить  себе свет.
Њерцание завораживает вора, и он совершает кражу за кражей, подобно безумцу,
что  ведро за ведром вычерпывает черную воду  родника, чтобы схватить  луну.
‚ор крадет и в мимолетное пламЯ  оргий швырЯет прах  уворованного.  €  снова
стоит в темноте  за углом, бледный, словно перед  свиданием,  неподвижный из
страха спугнуть, надеЯсь, что именно здесь он отыщет однажды то, что  утолит
его жажду.
     Ћтпусти  Я его  на свободу, он снова  будет служить  своему божеству, и
завтра же моЯ стража,  если Я пошлю  ее подстригать  деревьЯ,  схватит его в
чужом саду: с колотЯщимсЯ сердцем он ждал улыбки фортуны.
     Ќо его первого Я укрою своей любовью, потому что усердиЯ у него больше,
чем  у благоразумного  в  его  лавке.  џ строю  город.  Њою крепость Я решил
заложить  здесь.  џ  хочу остановить идущий караван. Ћн был семечком в русле
ветра. ‚етер расточает семена кедра как аромат. Ќо Я встаю на пути ветра.  џ
укрываю семЯ землей, чтобы  во славу  Ѓожию  поднЯлись  и оделись  смолистой
хвоей кедры.
     ‹юбви нужно найти себЯ.  џ спасу того, кто полюбит существующее, потому
что такую любовь возможно насытить.
     ’олько поэтому Я затворЯю  женщину в доме мужа  и велю бросить камень в
неверную. Њне ли не знать томЯщей ее жажды? ‘ловно в открытой книге, читаю Я
в  сердце той, что в вечерний час, сулЯщий чудеса, оперлась на перила: своды
небесного морЯ сомкнулись над ней, и собственнаЯ нежность -- палач длЯ нее.
     Љак ощутим длЯ менЯ ее трепет; рыбка  трепещет на песке и  зовет волну:
голубой плащ всадника. ‚ ночь бросает она свой зов. Љто-то по
     ЯвитсЯ  и  ответит.  Ќо тщетно она  будет перебирать плащи, мужчине  не
насытить  ее. Ѓерег, ища обновлениЯ, призывает морской прилив, и волны бегут
одна за другой. €  одна  за  другой исчезают. ’ак зачем потворствовать смене
мужей: кто любит лишь утро любви, никогда не узнает встречи.
     џ оберегаю  ту, что обрела себЯ во внутреннем дворике своего дома, ведь
и  кедр  набираетсЯ  сил, вырастаЯ  из семени,  и  расцветает, не переступив
границ ствола. Ќе ту, что рада весне, берегу Я, --  ту, что послушна цветку,
который и есть весна. Ќе ту, что любит любить, -- ту, котораЯ полюбила.
     џ  перечеркиваю тающую в вечернем сумраке и начинаю  творить ее заново.
‚место ограды ставлю  с ней рЯдом чайник, жаровню, блестЯщий поднос из меди,
чтобы мало-помалу безликие вещи  стали  близкими, стали домом  и радостью, в
которой нет ничего  нездешнего. „ом откроет длЯ  нее Ѓога. ‡аплачет ребенок,
просЯ грудь, шерсть  попроситсЯ в руки, и угли очага потребуют:  раздуй нас.
’ак ее приручили, и она готова  служить. ‚едь Я сберегаю аромат длЯ вечности
и  леплю  вокруг   него  сосуд.  џ  --  каждодневность,   благодарЯ  которой
округлЯетсЯ плод. € если Я принуждаю женщину позабыть о себе, то только ради
того,  чтобы  вернуть  потом  ѓосподу не рассеЯнный  ветром слабый вздох, но
усердие, нежность и муки, принадлежащие ей одной...
     ...„олго искал Я, в чем суть покоЯ. ‘уть его в новорожденных младенцах,
в  собранной жатве, семейном очаге. ‘уть его в  вечности,  куда возвращаетсЯ
завершенное. Џокоем веет от наполненных закромов, уснувших овец,  сложенного
бельЯ, от добросовестно сделанного дела, ставшего подарком ѓосподу.
     €  Я  понЯл:  человек  -- та  же крепость. ‚от он ломает  стены, мечтаЯ
вырватьсЯ  на  свободу,  но  звезды смотрЯт на беспомощные руины. —то  обрел
разрушитель,  кроме  тоски  --  обитательницы  развалин?  ’ак пусть  смыслом
человеческой  жизни  станет сухаЯ лоза, которую  нужно сжечь, овцы,  которых
нужно остричь. ‘мысл  жизни похож на  новый  колодец,  он углублЯетсЯ каждый
день. ‚зглЯд, перебегающий с одного на другое,  терЯет из вида ѓоспода. € не
та, что  изменЯла, откликаЯсь  на  посулы  ночи, -- о  Ѓоге ведает  та,  что
смиренно копила себЯ, не видЯ ничего, кроме прЯлки.
     Љрепость моЯ, Я построю тебЯ в человеческом сердце.
     „а, на все  есть времЯ --  времЯ выбирать, что  будешь сеЯть, но  после
того, как сделал выбор, приходит времЯ растить урожай и радоватьсЯ ему. …сть
времЯ  длЯ  творчества,  а потом длЯ творениЯ. Ћгненные молнии вспарывают на
небе запруды, а потом наступает времЯ длЯ водоемов, собравших небесные воды.
…сть времЯ и  длЯ завоеваний, и длЯ спокойствиЯ царств... Ќо Я служу ѓосподу
и поэтому предпочитаю вечность.
     Ќенавижу перемены. Ћбрекаю на смерть того,  кто  в  ночи бросает  ветру
пророчества.  Ћн  -- дерево,  которого коснулось  пламенеющее небесное семЯ,
дерево  ломаетсЯ, трещит,  и  от леса  остаетсЯ  горстка  пепла ЊенЯ  пугает
вмешательство Ѓога. Ќеизменному подобает пребывать  в вечном. „а, есть времЯ
длЯ зачинаниЯ нового, но за ним наступает благодатное времЯ традиций.
     Ќаше дело растить, мирить,  сглаживать. џ латаю земные  трещины и прЯчу
от  людских  глаз  кипЯщую  лаву  вулканов.  џ  --  лужайка  над  пропастью.
•ранилище, где дозревает плод. Џаром, что принЯл из рук  ѓоспода поколение и
переправлЯет  его на  другой берег. €з  моих рук  ѓосподь получит  его точно
таким же, каким вручил, -- может быть, чуть более зрелым,  мудрым и искусным
в чеканке  серебрЯных кувшинов, -- но суть моего народа пребудет неизменной.
џ  укрыл мой народ  своей любовью  оберегаЯ  потомственных мастеров,  что из
поколениЯ в поколение трудЯтсЯ, совершенствуЯ форму кораблЯ и щита. ЋберегаЯ
сказителЯ, поющего  на  свой  лад безымЯнную песню --  наследство  праотцев,
ошибаЯсь и обогащаЯ ее даром  своей души. ЋберегаЯ беременных и кормЯщих,  Я
люблю  умножающиесЯ стада и времена года,  которые непременно  возвращаютсЯ.
Џрежде  всего Я  -- житель.  € Я спасу  тебЯ, моЯ  крепость, цитадель  моЯ и
обитель, от посЯгательств бесплодного песка. џ развешу звонкие рога по твоим
стенам. ’рубЯ, они предупредЯт нас о варварах.

        III

     ‚еликаЯ истина открылась  мне. џ узнал: люди <i>живут</i>. Ђ смысл их  жизни в
их доме.  „орога, Ячменное  поле, склон  холма  разговаривают  по-разному  с
чужаком и с тем, кто здесь родилсЯ. Џривычный взглЯд не  дивитсЯ выхваченным
частностЯм, он и не видит ничего, роднаЯ картина давно легла ему  на сердце.
‚  разных  мирах живут не ведающие о царстве Ѓожием и ведающие о нем. Ќеверы
смеютсЯ  над  нами,  предпочитаЯ воздушным  замкам  реальные,  осЯзаемые. Ќо
радует только  неосЯзаемое. € если кому-то хочетсЯ  завладеть  лишним стадом
овец, то хочетсЯ из тщеславиЯ. Ђ утехи тщеславиЯ нельзЯ потрогать.
     ‚от почему не находЯт сути  моего царства те, кто  перебирает то, что в
нем есть.  "“ тебЯ есть овцы,  козы, Ячмень, --  перечислЯют они, -- жилища,
горы  и  что еще кроме этого?" Љроме  этого  нет  ничего  у  них  самих, они
чувствуют  себЯ несчастными,  им холодно.  € Я понЯл:  они  --  прозекторы в
мертвецкой. "Џосмотрите, вот она,  жизнь, -- говорЯт они, -- кости, мускулы,
внутренности,  кровь  -- и ничего больше". †изнью  светились глаза, но света
нет в  мертвом прахе. € царство мое --  вовсе не овцы, не полЯ, не дома и не
горы, оно -- то, что объединЯет  их, превращаЯ в единое  целое.  Ћно то, что
питает во мне любовь. ’е, кто любЯт его, как Я, счастливы, как Я, и мы живем
с ними в одном доме.
     „ом  противостоит  пространству,  традиции  противостоЯт  бегу времени.
Ќехорошо, если быстротечное  времЯ истирает  нас в  пыль и пускает по ветру,
лучше, если оно  нас  совершенствует. ‚ремЯ  тоже  нужно  обжить.  ‚от  Я  и
перехожу  от  праздника к празднику, от годовщины к  годовщине,  от жатвы  к
жатве, как в детстве переходил из зала совета в диванную, следуЯ по анфиладе
покоев в замке моего  отца. ЉаждаЯ комната его замке имела  свое назначение,
каждый шаг в нем был осмыслен.
     ‡аконы  служат стенами моей  крепости, они  определЯют устройство моего
царства.  Ѓезрассудный пришел ко мне  и стал просить:  "Ћсвободи  нас  от уз
своих запретов, и мы станем  великими". Ќо Я знал:  вместе  со  скрепами они
потерЯют ощущение  целостности царства и перестанут  его  любить;  ничего не
любЯ больше, они потерЯют самих себЯ, -- и решил обогатить их любовью, пусть
даже  вопреки  их  желанию. Ђ  они,  затосковав  по свежему  ветру, пожелали
разрушить замок моего отца, где каждый шаг был исполнен смысла.
     ‚елик был  замок  моего  отца,  одно  крыло  его занимали  женщины,  во
внутреннем дворике бормотал родник. (џ повелеваю: пусть в каждом доме бьетсЯ
подобие  сердца, к нему можно приблизитьсЯ, отойти, покинуть и возвратитьсЯ.
Ѓез  сердца нет  дома.  Ќебытие  не означает, что живешь на  свободе.) ‚озле
замка  были хлевы,  были амбары.  ‘лучалось, закрома пустовали. ‘лучалось, в
хлеве не было  скота. Ќо никогда отец не позволЯл сделать амбар хлевом, хлев
--  амбаром.  "Ђмбар  должен оставатьсЯ амбаром,  -- говорил  отец, -- ты не
дома,  если  не  знаешь, куда попал. —то  мне  за дело  до  выгод и невыгод?
—еловек не скот на откорме, любовь длЯ него важнее  пользы.  Ќо  как  любить
дом, если в нем хаос, если, идЯ по нему, не знаешь, куда придешь?"
     Ѓыл в замке зал, где принимали важные посольства. ‘олнце  заглЯдывало в
него  лишь  в те  дни, когда пустынЯ пылила под  копытами  всадников и ветер
надувал  знамена  на горизонте, как  паруса.  Ќо  он пустовал,  если  к  нам
приезжали мелкие  кнЯзьки. Ѓыл  другой зал, где вершилось правосудие,  и еще
один,  куда приносили усопших.  €  была в  замке пустаЯ комната,  назначениЯ
которой не  знал никто. ‚озможно, оно и было  в  том,  чтобы  сохранЯть вкус
тайны, напоминаЯ, что все познать невозможно.
     ђабы с подносами, с кувшинами пробегали по коридорам, отодвигали плечом
тЯжелые  завесы,  поднимались  вверх,   открывали  двери,  спускались  вниз,
говорили громко и, приближаЯсь к роднику,  -- тише, и становились  пугливыми
тенЯми, оказавшись возле женской половины, потому что один, пусть нечаЯнный,
шаг  в ту сторону грозил им  смертью. Ђ женщины замка? Њолчаливые, надменные
или боЯзливые, смотрЯ по тому, кем они в нем были.
     џ  слышу  голос   безрассудного:  "‘колько  даром  потерЯнного   места,
неиспользованных  богатств, неудобства,  и  все  из-за  нерадениЯ!  ђазрушим
бесполезные  стены, уничтожим лишние лестницы, они так мешают ходить,  пусть
люди почувствуют себЯ свободными". € отвечаю ему:
     "Ќет, они почувствуют себЯ овцами  на юру и собьютсЯ в стадо,  им будет
плохо, и  с тоски  они напридумывают  глупых игр.  ‚  них  будут правила,  и
жестокие, но не будет величиЯ. ‡амок рождает стихи. Ќо какой поэзии ждать от
пошлого аккомпанемента игральных костей?  Џоначалу люди будут жить призраком
замка, читаЯ о нем стихи, но со  временем исчезнет  и призрак,  стихи станут
чужими, непонЯтными... —то тогда будет им в радость?"
     —то порадует людей, затерЯвшихсЯ в мелькании недель, в слепых годах без
праздников? ‹юдей, позабывших благородную иерархию, ненавидЯщих успех соседа
и желающих  одного,  чтобы  все  вокруг  были одинаково несчастны?  ‹юди эти
создали смрадное болото, так откуда придет к ним радость?
     Ђ Я? џ восстанавливаю  силовые линии. ‘трою плотины в горах,  удерживаю
воды.  џ  --  воплощеннаЯ  несправедливость  и  стою  на  пути  естественных
склонностей. џ восстанавливаю иерархию там, где люди стали похожи, как капли
воды,  и растеклись болотом. џ  сгибаю  полосу  в лук.  Ќо  несправедливость
сегоднЯ окажетсЯ  справедливостью  завтра.  џ  торю  дороги  там,  где о них
постарались забыть и назвали спЯчку счастьем.  —то мне  до  стоЯчих  вод  их
справедливости?    џ   тружусь   ради    человека,   созданного   прекрасной
несправедливостью. ’ак облагораживаю Я свое царство.
     ‹огика  доброжелателей  мне  знакома. Ћни  в  восхищении  от  человека,
который был создан моим отцом. "Њожно ли  притеснЯть подобное совершенство?"
-- твердЯт они.  €  во имЯ того,  кто  был  создан столькими  притеснениЯми,
уничтожают  притеснениЯ.  Џока  сердце  помнит  запреты,  человек  жив.   Ќо
мало-помалу они забываютсЯ. € тот, кого хотели спасти, погибает.
     Џоэтому  Я  ненавижу  издевку  -- достоЯние бездельника.  Љто,  как  не
бездельник,  говорит: "Ѓыли у вас  и  другие обычаи. Џочему не  переменить и
эти?" € еще слова бездельника: "Љто неволит вас держать  хлеб в амбаре, овец
в хлеву? Њожно ведь и наоборот..." Ћн менЯет местами слова, он не знает, что
слова это не все, что существует на свете. …му не понЯть, что человек живет,
а чтобы жить, ему нужен  дом. ‡аслушавшись бездельников, люди терЯют из виду
дом  и разрушают его. ’ак расточают они  самое драгоценное из своих сокровищ
-- смысл существующего. ‚ праздник гордЯтсЯ тем, что свободны от обычаЯ, что
презрели традиции, что чужое им дороже своего. ‘вЯтотатство радует  их, пока
остаетсЯ свЯтотатством. ‹юди попирают то, что пока  еще весомо и ощутимо длЯ
них. †ивут,  пока дышит их враг. ’ень  закона еще так крепко  держит их, что
они способны ею возмущатьсЯ. Ќо вот и тень исчезла. ђадоватьсЯ нечему, забыт
даже вкус победы.  Ќаступило царство  скуки. ‚место замка  они  на  рыночной
площади, исчерпав удовольствие хвастливо  и высокомерно попирать былое,  они
не знают, что им делать  на этой Ярмарке. €  тогда просыпаютсЯ смутные мечты
об  огромном  доме  с  тысЯчью  окон,  с  завесами,  падающими  на  плечи, с
прохладными двориками. Њечты о потайной комнатке, котораЯ придает вкус тайны
всему жилищу... ‘ами того не подозреваЯ, они тоскуют о замке моего отца, где
каждый шаг был осмыслен, -- замке, который они успели позабыть.
     џ знаю, что  будет,  и своим  произволом  мешаю обнищанию сущего,  и не
желаю   слушать  твердЯщих  мне   о  благодати   естественных   склонностей.
…стественные  склонности питают  лужи  ледниковой  водой, истирают  скалы  в
песок,  разбивают бегущую к  морю  реку  на  сотни  разбредающихсЯ ручейков.
…стественные  склонности  ведут к разделению власти и уравниванию  людей. Ќо
веду  Я,  и  Я  выбираю. Џеред  моими глазами кедр, торжествующий  над бегом
времени. ‚ремЯ должно было обратить  его  в  прах, но  вопреки силе,  гнущей
ствол к земле, год от года раздвигаетсЯ гордый храм его кроны. џ -- жизнь, Я
упорЯдочиваю. џ творю ледники вопреки интересам луж. € пусть лЯгушки квакают
о несправедливости. џ готовлю человека к тому, чтобы он жил.
     Ќе мне  обращать внимание  на  глупого болтуна, упрекающего кедр за то,
что он не  пальма, и  пальму за то,  что  она не  кедр:  книжное  несварение
тЯготеет  к  хаосу.  „лЯ  закоснелости,  позабывшей  о  жизни,  болтун прав:
отвлеченно и кедр, и пальма одно и то же и одинаково  превратЯтсЯ в прах. Ќо
жизнь не  терпит смешениЯ и боретсЯ с естественными склонностЯми.  €з  праха
она созидает кедр.
     €стинность моих  законов  --  в человеке,  который  порожден  ими. џ не
считаю, что смысл вот в этом  обычае, законе, наречии  моего царства. џ знаю
другое:  складываЯ камни,  творишь  тишину,  но ничего  о  ней  не  узнаешь,
разглЯдываЯ  камни. ‡наю, что живит любовь, а бинты и мази только подспорье.
‡наю, что ничего не узнает о  жизни тот, кто рассечет труп и ощупает печень,
сердце, кости. ‘ами по себе что они  значат? —то значат чернила  и бумага  в
книге? ‡начима мудрость книги, но она вне вещности,
     џ отвергаю споры, в них ничего не рождаетсЯ.  џзык моего народа, Я хочу
сберечь и сохранить тебЯ. Џомню нечестивца, который пришел к моему отцу:
     --  ’ы  приказал  молитьсЯ  по четкам из тринадцати бусин. Ќо  что есть
число   тринадцать?  Ѓлагодать   останетсЯ  благодатью,   хотЯ  число  бусин
переменитсЯ...
     €  он стал  приводить  тончайшие  доводы  в  пользу четок из двенадцати
бусин. џ был мал, а детство податливо на слова. џ смотрел на отца, Я боЯлсЯ,
что ответ его не затмит блеска этих доводов.
     --  ’ак  объЯсни мне,  --  продолжал  гость,  --  чем так  дороги  тебе
тринадцать бусин?
     -- „ороги платой, за  них заплачено не одной головой,  -- ответил отец.
Ѓог помог нечестивцу, он уверовал.

        IV


     „ом длЯ людей!  ђассудку  ли  тебЯ строить?  €  способен  ли кто-нибудь
выстроить тебЯ как цепочку логических заключений? ’ы -- реальность, но ты --
нереальность тоже.  ’ы есть, и тебЯ  нет. ‘ущность  твоЯ -- разнородность, и
длЯ того, чтобы ты поЯвилсЯ,  нужно  тебЯ сотворить. ’от, кто, желаЯ  понЯть
сущность  дома,  разбирает  его, видит  кирпичи, черепицу, но не находит  ни
тишины,  ни уюта, ни прохлады, которым служили кирпичные стены и  черепичнаЯ
крыша. Љирпичи, черепица -- чему способны они научить, если распалсЯ замысел
зодчего,  который объединил  их  воедино? Љамень  нуждаетсЯ  в сердце и душе
человека.
     ‹огика привела нас к кирпичу,  к черепице,  но ничего не сказала  ни  о
душе,  ни  о сердце, которые соединили  их  и преобразили в  тишину, „уша  и
сердце вне  логики.  Ћни  не подчинЯютсЯ математическим законам.  ‚от почему
необходим Я и мой  произвол. џ  -- зодчий. „уша и сердце. џ прихожу и берусь
за окружающий менЯ  материал. ‚се вокруг -- глина,  и  Я  начинаю трудитьсЯ,
подчинЯЯ ее творческому замыслу, рожденному во мне ѓосподом, а не логикой. џ
творю свое царство, одержимый духом, который воплотитсЯ в нем, творю так же,
как пишутсЯ стихи, не даваЯ никому отчета, почему переставил запЯтую, почему
заменил слово, -- дух, открывшийсЯ сердцу, ищет сказатьсЯ и ведет.
     џ  -- правитель.  џ предписываю законы,  учреждаю  празднества,  требую
жертв. Ћтары овец  и коз, дома и горные крЯжи Я превращаю в царство, похожее
на замок моего отца, где каждый шаг был осмыслен.
     Љак  распорЯдились  бы  они  без  менЯ доставшейсЯ  им  кучей  кирпича?
Џеретащили бы справа налево, чтобы  вовсе забыть о порЯдке? Ќо Я взЯл в свои
руки бразды  правлениЯ, Я осуществил  выбор.  ‚ыбрал за  всех, и все  теперь
могут молитьсЯ в тишине и  прохладе, сотворенных  мной из бессмысленной кучи
кирпичей. Љирпичей, которые Я подчинил замыслу, рожденному моим сердцем.
     џ веду. џ --  вождь. џ  -- мастер. џ  отвечаю за созидание. € зову всех
других  себе  на  помощь.  Џотому что Я  понЯл:  вождь не  тот, кто способен
хранить  ведомых;  вождь  -- тот, кто с  помощью ведомых способен  сохранить
себЯ. џ, и только Я, -- творец картины, собравшей воедино  отары и дома, коз
и  горные  крЯжи,  -- картины,  в которую мой народ  влюбилсЯ, словно в юную
богиню,  раскрывшую ему  на заре объЯтиЯ, -- картины,  которой никто  еще  и
никогда  не  видел.  Њоему  народу полюбилось царство, созданное  произволом
моего творчества. Ћн полюбил его,  а  значит, полюбил  и менЯ  -- зодчего. ‚
статуе любЯт  не  глину,  не бронзу, не мрамор, -- душу  ваЯтелЯ. ’еперь мне
хочетсЯ,  чтобы народ  чтил мое царство. Ќо  чтить его он будет только после
того, как напитает кровью  собственного  сердца. Џринесет  ему жертвы. Ќовое
царство  потребует от  людей их  плоти  и крови,  чтобы  стать выражением их
самих.  €  когда  так   будет,   люди   не  смогут  жить  вне   Ѓожественной
упорЯдоченности,   Явленной  им  как  веление  сердца   зодчего.  ‚ечера  их
наполнЯтсЯ усердием. € отец, как только у  сына откроютсЯ глаза, будет учить
малыша различать  облик  царства, который  не так-то легко  разглЯдеть среди
дробности мира.
     € если Я сумею сделать мое царство таким высоким, что и звезды найдут в
нем свое место, то народ мой, встречаЯ ночь на пороге, поднимет глаза к небу
и возблагодарит ѓоспода за то, что  Ћн мудро ведет ‘вои корабли. €  если мое
царство окажетсЯ столь  протЯженным,  что его  хватит  на  всю  человеческую
жизнь,  то  народ  мой  будет идти  от  праздника  к  празднику,  словно  от
преддвериЯ  к преддверию,  знаЯ,  что  будет за  дверЯми, и  различаЯ  среди
дробности мира лик ѓоспода.
     –арство мое!  џ строил тебЯ, как корабль. Љрепил, оснащал,  и теперь ты
плывешь в потоке времени, который стал тебе попутным  ветром. Љорабль людей,
без него им не добратьсЯ до  вечности! Ќо Я  вижу, сколько опасностей грозит
моему кораблю. ‚округ бушует беспокойное море неведомого. Њне предлагают все
новые  и новые  курсы.  ‹юбой  путь  возможен,  потому что  всегда  возможно
разобрать построенный храм и сложить новый. Ћн не будет  лживей старого и не
будет истинней, не  будет грешней  и не будет  праведней.  Љамни  не помнЯт,
какой была тишина, поэтому никого не коснетсЯ чувство утраты...
     ‚от почему Я  забочусь о  мидель-шпангоутах моего кораблЯ.  Ћни  должны
послужить не  одному поколению. Ќикогда не украсить храм, если  что  ни  год
возводить новый фундамент.

        V

     „а,  Я  забочусь о  мидель-шпангоутах  и хочу,  чтобы  мой народ всегда
помнил о них.  Њой корабль хрупок, он -- творение человеческих рук. Ђ вокруг
слепые стихии, могучие и неведомые. ‘лишком много покоЯ окажетсЯ у того, кто
будет искать его посреди бушующего морЯ.
     ‚ечным кажетсЯ людЯм доставшеесЯ им царство. Ћчевидность всегда кажетсЯ
незыблемой. Ћбжившись на корабле, люди  не замечают морЯ. Ћно длЯ них  рама,
что  обрамлЯет  их  корабль. ’акова особенность человеческого рассудка.  …му
свойственно верить, что море создано длЯ кораблЯ. Ќо рассудок не прав.
     Ћдному ваЯтелю видитсЯ в камне женское лицо, другому -- мужское. Љаждый
видит свое. ’ы  убедишьсЯ в этом, разглЯдываЯ созвездиЯ: вот  одно из них --
лебедь. Ќо  кто-то скажет тебе:  эти звезды  напоминают  спЯщую женщину. „а,
напоминают, но мы увидели  ее  слишком  поздно. Ќам не избавитьсЯ от лебедЯ.
‹ебедь -- игра фантазии, но он поймал нас и крепко держит. Ћднако если вдруг
забыть, что лебедь лишь прихоть воображениЯ, и счесть, что он  существует на
самом деле,  мы  перестанем  оберегать  его. € Я понЯл, чем  опасен длЯ менЯ
безрассудный, чем -- фокусник.  €м ничего не стоит сотворить множество новых
картинок. ѓлавное длЯ них -- ловкость собственных рук. ‘тоит понаблюдать  за
их  жонглерством, и  мое  царство  вскоре тоже  покажетсЯ  пустой  игрой.  џ
приказываю  схватить и  четвертовать фокусника. Ќе потому, что мои законники
доказали, что картинки его лживы. Ќет, не лживы. Ќо истины в них тоже нет. џ
не  хочу,  чтобы  фокусник  думал,  будто  он  умнее  и   справедливее  моих
законников. Ќеправота его в том, что он  возомнил себЯ  правым. ‚  том,  что
творениЯ своих рук счел истиной, что ослепил  всех эфемерным фейерверком, за
которым  не  стоит ни  истории,  ни  традиций,  ни  религии.  Ћн  соблазнЯет
порЯдком, которого еще нет. Њой  есть.  € Я  убираю  фокусника, оберегаЯ мой
народ от хаоса.
     Џозабывший о том, что наше царство -- корабль посреди безбрежного морЯ,
обречен на гибель. Ћн увидит,  как волны  сметут  все глупые  игры вместе  с
кораблем.
     ќто сравнение пришло ко мне в открытом море, когда Я с небольшой частью
моего народа отправилсЯ на корабле путешествовать.

     ‚от он, мой народ, -- пленник  кораблЯ, затерЯнного посреди морЯ. Њолча
и не  спеша Я обошел корабль. ‹юди сидели, склонившись над подносами с едой,
кормили детей, перебирали четки и молились. Њой народ жил. –арством ему стал
корабль.
     Ќо  однажды ночью  стихиЯ  очнулась.  ‚  молчании  моей любви  Я  пошел
посмотреть,  что  делает  мой  народ,  и  увидел:  он  занЯт  своей  жизнью.
Џо-прежнему куютсЯ кольца, прЯдетсЯ шерсть, ведутсЯ тихие разговоры, -- люди
без устали трудЯтсЯ, чтобы не оборвались свЯзующие их нити, чтобы преодолеть
отъединенность  и  стать единым  целым,  где  смерть  одного  -- потерЯ  длЯ
каждого.  ‘  молчаливой любовью Я слушал их  голоса. џ не слушал, о чем  они
говорЯт,  о  чайниках или  болезни. џ  знаю:  смыс