ил  смысл. Љому как не  ему
рвать  волосы,  обдирать  на  руках  кожу? Ћтец  переполнен ответственностью
отцовства, и вдруг у  него на глазах его сын тонет в реке  -- разве удержать
отца на берегу? -- с криком он вырветсЯ из твоих рук и кинетсЯ в воду, иначе
Язык,  которым  он  привык  говорить, лишитсЯ смысла. ’ы увидишь  горделивое
торжество подданного  в  день,  когда  восторжествует  царство;  ты  увидишь
счастье отца в день рождениЯ сына. ѓорькие муки, великое счастье ты черпаешь
из одного источника. Њуками  и  радостЯми плодоносит твоЯ  привЯзанность.  џ
сумел привЯзать тебЯ к царству.  € теперь хочу спасти в тебе человека, пусть
даже  угрожаЯ жизни,  пусть  даже толкаЯ  на  путь  страданий,  посадив отца
семейства в тюрьму и  отлучив его  от семьи, изгнав верного  слугу  царства,
отлучив  его от царства, потому что люблю  семью,  люблю царство, ты клЯнешь
менЯ за страданиЯ,  но Я  говорю тебе: ты  не прав, Я спасаю в тебе  то, что
живит тебЯ.
     ЏреходЯщее  поколение, дарохранительница, куда спрЯтан храм, ты о  нем,
возможно, не подозреваешь, ты от  него отвернулось, но ему, и только ему, ты
обЯзано простором  своего сердца, смыслом слов, сиЯнием глубинной радости --
Я спасаю храм. ’ак значим ли железный круг моих воинов?
     ЊенЯ назвали справедливым. „а, Я справедлив.  € если проливал кровь, то
не длЯ того,  чтобы утвердитьсЯ  в жестокости  -- чтобы обрести  возможность
ЯвлЯть милосердие.  ’еперь мне дано благословить того, кто коленопреклоненно
целует мне руку. Ѓлагословение мое длЯ него настоЯщее богатство. Ћн уходит с
миром  в душе. Ќо если не верить в  мое  право на власть,  что толку  в моем
благословении? џ сложил пальцы, умЯгчил уста  медом улыбки, но неверу некуда
принЯть даруемое благо. Ћн уходит нищим. Ћдиночество, кричащее: "џ, Я, Я!.."
-- не обогащает, нечем ответить на этот крик …сли менЯ сбросЯт  с крепостных
стен, тосковать они  будут  не обо мне.  Ђ  о  сладостном чувстве сыновства.
“миротворении  после  полученного  благословениЯ. Ћб  облегченном  прощением
сердце.  €м  будет недоставать надежного  крова, осмысленности каждого  днЯ,
теплого плаща пастуха. ’ак пусть  они  лучше  преклонЯт колени и почувствуют
себЯ одаренными моей добротой, пусть воздают  мне почести, и Я возвеличу их.
€ разве о себе Я сейчас говорю?
     Ќе собственной  славе принуждаю  Я служить людей, Я смиренно  преклонен
перед ѓосподом, ѓоспода они славЯт,  и Ћн укрывает  их всех ‘воею славою. Ќе
ищу Я  и  величиЯ  царства, сделав людей его  подножием. –арство -- подножие
человеку,  его  хочу возвысить и облагородить. €  если Я присваиваю плоды их
трудов и усилий, то отдаю их ѓосподу, чтобы вернулись обратно благословенным
дарением. € вот как воздаЯние течет  к ним из моих житниц зерно. Ћно -- пища
им, но еще и свет, и песнопение, и душевный покой.
     ‚ещь должна исполнитьсЯ длЯ человека смысла, обручение исполнЯет смысла
кольцо, свирепые  кочевники -- военный лагерь, Ѓог -- свой храм,  царство --
реку.
     Ђ иначе чем бы владели люди?
     ‘кладывают  царство  вещи  и  невещественное.  –арство  вбирает в  себЯ
окружающее вещество.

        XCIII

     ‘уществуют люди,  существует  преданность.  Џреданностью Я называю твою
свЯзь с людьми через твою мукомольню, храм или сад. Џреданность саду придает
тебе вес, ты -- садовник.
     Ќо  вот приходит  человек, который  не  понимает, что значимо на  самом
деле.  Ќаука,  что   познает,   разлагаЯ   на  части,  внушила  ему   ложные
представлениЯ о  сущем.  (ђазложить  -- значит утратить содержимое, забыть о
главном: о тебе в деле. Џеремешай в книге  буквы -- уничтожишь поэта. € если
сад -- это сорок Яблонь, то нет и садовника.) ЃеспонЯтным все смешно, они не
знают  дела,  они   только  насмехаютсЯ.  Ќасмешники  не  читают  книг,  они
перемешивают  в них  буквы. "Џочему, -- спрашивают  они, -- нужно жертвовать
собой  ради  храма, ради упорЯдоченной кучи мертвых  камней?" ’ебе нечего им
ответить. Ћни спрашивают: "‡ачем умирать  ради сада, ради всЯких там былинок
и травинок?" ’ебе нечего им  ответить. "‡ачем умирать ради букв в алфавите?"
Ќезачем. € тебе не хочетсЯ умирать.
     Ќо на  деле они обокрали  тебЯ, сделали нищим.  ’ы  не хочешь  умирать,
значит, ты  ничего  больше не любишь. ’ебе кажетсЯ, ты  поумнел, -- нет,  по
глупости растратил  силы  и  разрушил  уже  построенное;  ты  расточил  свое
сокровище -- смысл вещей.
     Ќасмешник тешит свое тщеславие, он  -- грабитель,  кому  он помог своей
насмешкой? Џомог тот, кто шлифовал каждое слово, оттачивал способ выражениЯ,
стиль,  а значит, совершенствовал  инструмент, который позволит ему работать
дальше. Ќасмешник  работает  на эффекте неожиданности,  он  грохнул о  землю
статую и позабавил всех бессмыслицей обломков, взорвал храм, который был длЯ
тебЯ прибежищем  тишины  и молитвенного  раздумьЯ,  теперь  перед тобой куча
мусора, и, конечно, ради нее не стоит умирать.
     ’ебе показали, как легко убивать богов,  но тебе больше  нечем  дышать,
жить. ‹юбаЯ вещь драгоценна  ореолом света, пучком нажитых свЯзей, эти свЯзи
мы  именуем  культурой,  они  --  наш Язык. Ћчаг длЯ нас обозначает  любовь,
звезды  --  свет горнего  мира,  дело,  которое Я тебе  доверил,  -- царскую
почесть,  Я  приобщил  тебЯ к  своему  царскому клану. Ќо  что тебе делать с
камнЯми, делами, цифрами, если они только камни, дела, цифры?
     ђазрушили одно, разбили другое,  что у тебЯ  осталось? ’олько ты сам --
единственный источник света,  способный расцветить  черепки,  которым  нечем
больше тебЯ напитать. ‚от ты и завЯз в болоте тщеславиЯ. ђаз все вещи вокруг
обессмыслились,  ты  сам наполнЯешь  их смыслом. ’ы осталсЯ в  одиночестве и
оделЯешь все вокруг собственным скудным светом. ‚от  новое платье, оно твое.
‚от стадо, оно твое. € вот эта землЯ, что  богаче других, тоже твоЯ. Ќо все,
что не  твое --  другое платье, землЯ,  стадо, -- враждебно  тебе.  ‘оседнее
царство,  созданное  по тем  же законам,  соперничает  с  тобой. ’ы  обречен
посреди своей пустыни настаивать на довольстве собой, потому что, кроме тебЯ
самого, у тебЯ больше ничего нет. ’ы обречен кричать в своей пустоте:
     "џ! џ! џ!" -- и не получать ответа.
     џ  ни  разу  не встретил тщеславного садовника,  если он на  самом деле
любил свой сад.

        XCIV

     ‚се  освещено присутствием божества.  Ѓожество исчезнет, и  переменитсЯ
все вокруг.  —то  тебе  тогда  дневнаЯ дань, если она  не украшение  чего-то
иного?  ’ы знал:  день  даетсЯ тебе длЯ  постижениЯ  запредельного,  и вдруг
оказалось  -- постигать  нечего.  „лЯ  чего тебе кувшин из звонкого серебра,
если  трапеза вдвоем  уже не обрЯд, предварЯющий любовь? „лЯ чего самшитоваЯ
флейта на стене,  если ты  не играешь на  ней  длЯ  возлюбленной?  „лЯ  чего
ладони, если их  лишили сонной тЯжести любимого тела?  ’ы не у дел, в  твоей
лавочке  все продаетсЯ, все ищет себе места и  хозЯина; и ты  тоже. Љо всему
прицеплены этикетки, все ждет, что вот-вот начнетсЯ жизнь.
     Џуст день, если не ждешь больше  легких  шагов, если  не  расцветает на
твоем пороге улыбка, медовую сладость которой в тишине и  тайне собирала длЯ
тебЯ любовь и  которой ты  сейчас  насладишьсЯ. „ень пуст, если нет рокового
часа прощаньЯ. Џуст, если нет забвениЯ сна, когда страсть набираетсЯ сил.
     Ќет храма, есть груда  камней. Ќет  и  тебЯ  тоже.  ’ак  как же тебе не
хотеть нового божества и храма,  даже если ты знаешь, что позабудешь и этот,
что опЯть будешь строить новый? ’ак  устроена жизнь: настанет утро  и вернет
тебе серебрЯный кувшин, пушистый ковер, полдень и вечер, вновь обретет смысл
дань твоего днЯ и твоЯ усталость,  вновь ты будешь близок или  далек, будешь
идти или  уходить,  находить или терЯть.  Ђ сейчас,  пока нет  в твоей жизни
ключа  свода, ты не  идешь, не находишь и  не  терЯешь,  не  помогаешь и  не
мешаешь ничему в мире.
     €  даже  если  тебе  кажетсЯ,  что  тебе  необходимы  вещи, что  их  ты
завоевываешь,  от  них  отказываешьсЯ,  на  них  полагаешьсЯ,   их  ломаешь,
раздаешь,  добиваешьсЯ,  владеешь, --  ты  ошибаешьсЯ:  берешь, удерживаешь,
обладаешь, терЯешь, полагаешьсЯ,  жаждешь ты  только света, которым наделило
их  солнце.  Ќет  мостка  между тобой и вещью,  есть мосток  между  тобой  и
незримой картиной, котораЯ  может  быть Ѓогом, царством или любовью. џ вижу,
ты стал  морЯком  и  ушел в море -- значит, долгое  отсутствие представилось
кому-то сокровищем,  значит, давние  матросские  песни рассказали о  счастье
возвращатьсЯ,  значит,  по-прежнему  передаютсЯ  из уст  в  уста  легенды  о
чудесных  островах  и коралловых рифах.  € Я уверен,  волны нашептывают тебе
песню триер, хотЯ триер давным-давно нет,  а коралловые рифы, несмотрЯ на то
что  твой парусник  пока  не подходил к ним,  менЯют  длЯ  тебЯ  цвет воды с
наступлением сумерек.  Ђ кораблекрушениЯ, о которых тебе рассказывали? Џусть
тебе самому не доведетсЯ испытать  ничего подобного -- из-за них  в жалобном
вое волн,  бьющихсЯ о скалы, слышишь ты плач о мертвых. Ќо если ничего этого
длЯ  тебЯ  нет,  ты  зеваешь, когда  тЯнешь  грубые канаты,  а  натЯнув  их,
складываешь на широкой, как море,  груди  праздные  руки  и  опЯть  зеваешь.
Ќичего  и  не поЯвитсЯ,  если не построить сперва в  твоем  сердце храма, не
показать тебе картины, не обогатить свЯзующими нитЯми культуры.
     Џолучив  наследство, год  за  годом  живЯ любовью к нему, ты не сможешь
отказатьсЯ от самого себЯ. Ќе станешь искать иного смысла жизни.
     —то такое тюрьма длЯ  любЯщего? Ќе  в вещном живет он--в царстве смысла
вещей, а  в нем нет стен. Џусть любимаЯ далеко, пусть она даже спит и словно
бы не существует, и  что ее хрупкие  руки против  стен, что ты воздвиг между
ними? Ќо  в таинственной тишине души он питаем  своей любовью. €  не в твоих
силах отлучить его от любви.
     Љак  любовь, питает тебЯ  и  Ѓожественный  узел,  что  свЯзал длЯ  тебЯ
воедино весь  мир. ’а,  которую  ты не  любишь, к которой  лишь вожделеешь в
разлуке, не насыщает, хотЯ ты не спишь из-за нее ночами, но ведь и собака не
сыта воображаемым мЯсом,  -- бдит в тебе только  плоть,  в  тебе не родилось
божество, что  умеет  проходить через стены,  душа твоЯ спит.  џ уже говорил
тебе о  кнЯзе, хозЯине царства, что идет поутру по  росистой  траве. –арство
ему сейчас не в помощь.  Џеред ним -- пустыннаЯ  дорога.  €  все-таки его не
спутать  ни  с кем  другим --  так просторно его сердце.  ѓоворил о дозорном
моего царства: все его владениЯ -- круглаЯ каменнаЯ площадка башни  и звезды
над  головой.  Ћн  ходит  по ней  туда и  обратно,  и  отовсюду  ему  грозит
опасность. Љто обездоленней этого пленника, заключенного в тюрьму  величиной
в сто  шагов?  …го отЯгощает оружие,  ему  грозит карцер, если он  присЯдет,
смерть  -- если  заснет.  Ћн  мерзнет в мороз,  мокнет в  дождь,  обжигаетсЯ
раскаленным песком в жару,  ждет он  только пули из ружьЯ,  надежно укрытого
темнотой  и нацеленного  ему прЯмо в сердце. “  кого жизнь более безнадежна?
‹юбой  нищий счастливее и  богаче: нищий может идти куда хочет, он  свободен
глазеть  на толпу, с  которой смешалсЯ, свободен  из всего устроить длЯ себЯ
развлечение.
     Ќо  мой дозорный -- частичка царства. –арство переполнЯет, питает  его.
Ќищему с ним не сравнитьсЯ, настолько богаче и просторнее
     сердце дозорного. „аже  смерть будет  ему  богатством,  он сольетсЯ  со
своим царством.
     Њоих узников Я отправил  в  каменоломню. Ћни ломают камень, и на душе у
них пусто. Ќо  если  ты  строишь  собственный дом, разве  тот же  камень  ты
ломаешь? ’ы кладешь стену, и каждое твое движение не наказание, а праздник.
     Џонимание изменЯет перспективу. Љонечно, ты увидишь, как счастлив  тот,
кому грозила смерть, -- он спассЯ и продолжает жить. Ќо  если ты поднЯлсЯ на
гору  по соседству и увидел, что жизнь твоЯ завершена и похожа  на увЯзанный
сноп, то,  наверное,  тебЯ больше обрадует  смерть, потому  в  ней длЯ  тебЯ
главный смысл.
     ‘мерть  была исполнена смысла  и длЯ "Языка", которого по моему приказу
поймали ночью и  у  кого Я хотел  вызнать намерениЯ моих  врагов.  "џ рожден
своей родиной,  -- ответил он мне, --  твоим палачам  ничего  не поделать  с
этим..." “ менЯ не было  жернова, который выдавил бы из него масло тайны, он
принадлежал своему царству.
     -- Ќесчастный, ты целиком в моей власти, -- сказал Я.
     Ћн рассмеЯлсЯ, услышав, что Я назвал его несчастным, счастье его было с
ним, и не в моей власти было отнЯть его.
     Џотому  Я  и  говорю  о  непрестанном  упражнении души.  €стинное  твое
богатство не в вещном: оно значимо, пока  ты  пользуешьсЯ  им, -- осел, если
взнуздал и  поехал, миска, если налил суп и ешь; но вот осел в стойле, миска
на полке -- что они  длЯ тебЯ? €ли ты взЯл  и уехал,  как уехал от  женщины,
которую только желал, но так и не полюбил.
     Љонечно, животному прежде всего доступно вещное, а не аромат, не ореол,
как принЯто  говорить.  Ќо  ты -- человек, и  питает тебЯ смысл  вещей, а не
вещи.
     Ђ Я? џ творю тебЯ, веду со ступени на ступень, учу. Ќе камень показываю
Я тебе -- величие погибшего воина, каким увидело  его сердце ваЯтелЯ. € твое
сердце стало богаче оттого, что где-то помнЯт погибшего воина. €з овец, коз,
домов и гор  Я  творю  длЯ тебЯ царство, поднимаю тебЯ на следующую ступень.
Ћно вроде бы тебе  не в помощь, но ты все-таки полон им. џ соединЯю  обычные
слова, и возникает стихотворение,  ты стал еще богаче. џ свЯзал  горы и реки
между собой, и возникло  царство  и озарило сердце  воодушевлением.  –арство
празднует  победу,  и  в  этот день  умирающие в больнице от рака,  узники в
тюрьме,  должники, замученные кредиторами, --  все гордЯтсЯ, потому что  нет
таких стен, больниц  и тюрем, которые помешали бы ощутить благодать. ђазброд
сущего Я преобразил в бога, божество смеетсЯ над стенами, и что ему пытки?..
     Џоэтому Я и говорю: Я творю человека, разрушаю  стены, вырываю решетки,
мой человек свободен. џ творю человека, он неизменен в своих привЯзанностЯх,
и что ему крепостные стены? —то тюремщики? Ћн смеетсЯ  над  пытками палачей,
потому что они не в силах его принизить.
     џ говорю "общение", но имею в виду не беседы то с одним, то с другим. џ
имею  в виду твою привЯзанность к царству и привЯзанность  другого к царству
-- к  тому  самому царству,  что  значимо  длЯ  вас  обоих.  € если  ты менЯ
спросишь: "Љак  мне догнать  любимую, нас разлучил мир, а может быть, мор, а
может  быть,  смерть",  -- Я  отвечу: "Ќе  зови  ее, она  не  услышит, лучше
оберегай  ее присутствие, которого  не отнЯть у тебЯ никому,  сохранЯй облик
созданного ею дома: чайный поднос, чайник, пушистый ковер -- она им хозЯйка,
ключ свода, жена,  котораЯ устала и заснула, ведь  тебе  дано  любить  ее  и
спЯщей, и далекой, и в разлуке..."
     Џоэтому Я и говорю:  создаваЯ человека,  не заботьсЯ  о знаниЯх --  что
толку,  если  он  станет ходЯчей  энциклопедией,  --  поднимайсЯ  с  ним  со
ступеньки на ступеньку, чтобы видеть не отдельные вещи, а картину, созданную
тем  Ѓожественным узлом, который один только и способен свЯзать все воедино.
Ќичего не жди от вещей: они обретают голос, став знаком чего-то  большего, и
сердцу внЯтен только такой разговор.
     ‚от, к примеру, твоЯ работа: она может быть  хлебом длЯ  твоих детей, а
может быть  расширением  в  тебе  пространства. €  твоЯ  любовь может  стать
большим, чем жажда обладать телом, потому что радости тела слишком тесны.
     ’ы вернулсЯ из пустыни и скучной душной ночью идешь в  веселый квартал,
чтобы выбрать  ту, с  которой забудешь о  любви;  ты ласкаешь ее, она что-то
спрашивает, ты отвечаешь, но объЯтьЯ разомкнутсЯ, и ты  уйдешь опустошенный:
даже если она была красива, тебе нечем вспомнить ее.
     Ќо если то  же лицо, стать  и слова  окажутсЯ у принцессы, которую  так
медленно  из  далекой  дали  везли  мои  караваны,  которую  пЯтнадцать  лет
взращивали музыка,  поэзиЯ и мудрость, научив на оскорблениЯ отвечать гневом
и хранить  верность в  испытаниЯх, выковав в  ней  твердость  и  преданность
богам, которым она не умеет изменить -- не задумываЯсь, пожертвует принцесса
своей красотой, но  не снизойдет  и не вымолвит слова,  которого  потребовал
палач,  так  естественно длЯ  нее благородство,  и  последний ее  шаг  будет
выразительней танца, --  так  вот,  если эта  принцесса  будет ждать  тебЯ в
залитом лунным светом зале, и,  протЯнув руки,  пойдет  к тебе  навстречу по
мерцающим плитам,  и  скажет тебе те же  слова привета, но в  голосе  ее  ты
услышишь  совершенство  души,  -- уверЯю тебЯ, на  рассвете ты уйдешь в свою
скалистую  пустыню  обновленным,  благодать  будет  петь у  тебЯ в душе.  Ќе
телеснаЯ оболочка, не толкотнЯ мыслей -- значима только душа, ее простор, ее
времена  года, горные пики,  молчаливые  пустыни,  снежные  обвалы, цветущие
склоны, дремлющие воды -- вот он, этот весомый длЯ жизни залог, незримый, но
надежный. ‚ нем твое счастье. €  тебе никак себЯ не обмануть. ђазные вещи --
странствие по могучему океану или по  скудной речонке, пусть  ты даже закрыл
глаза,  чтобы  лучше чувствовать  качку. ђазнаЯ радость, пусть брошки  будут
одинаковы, от  стеклЯшки  и алмаза  чистой воды. € та, что сейчас примолкла,
совсем не похожа на ту, что ушла в глубины своего молчаниЯ.
     „а ты и сам никогда не ошибешьсЯ!
     Џотому Я  и  не хочу облегчать твой  труд,  раз женщины сладки тебе. Ќе
стану облегчать тебе охоту за добычей, пустив на  ветер условности, запреты,
отказы, благородство обхождениЯ и души: вместе с ними Я  уничтожу  и то, что
ты так жаждешь поймать.
     ѓулЯщие  предоставлЯют тебе одну возможность  --  возможность забыть  о
любви, а Я занЯт лишь тем,  что придаст тебе сил длЯ завтрашних свершений, Я
побуждаю  тебЯ преодолеть эту  гору,  чтобы завтра ты  преодолел другую, еще
выше. џ хочу, чтобы ты узнал любовь, и побуждаю тебЯ преодолеть неприступную
душу.

        XCV


     Ђлмаз -- плод  политой потом земли, земли, политой потом целого народа,
но  алмаз, добытый такими  трудами, невозможно  поделить, невозможно съесть,
невозможно раздать каждому из работников понемножку. „олжен ли Я из-за этого
отказатьсЯ  от добычи алмазов -- звезд, проснувшихсЯ в  земле? …сли Я изгоню
из цеха чеканщиков, тех, кто чеканит золотые кувшины, -- золотой кувшин тоже
невозможно поделить, потому что  он стоит  целой  жизни и всю  эту  жизнь  Я
должен  кормить мастера хлебом,  который добывают  другие, -- и если, изгнав
этих  мастеров, Я пошлю их пахать землю и золотых кувшинов больше не  будет,
зато будет больше пшеницы, которую можно  поделить, --  ты  одобришь  менЯ и
скажешь, что  жизнь  без бриллиантов  и  золотых  кувшинов  послужит к чести
человека? Ќо скажи, как  облагородитсЯ ею человек? Ћб алмазах ли Я пекусь? ‚
угоду  завистливой и жадной толпе  Я бы согласилсЯ сжечь  на огромном костре
все добытые за год алмазы в день всенародного  праздника или одел бы сиЯнием
алмазов  праздничную  королеву,  чтобы народ  гордилсЯ  своей  бриллиантовой
царицей. Ђлмазы вернулись бы  к  ним  царским  величием  или блеском пышного
празднества.  Ќо чем обогатЯт их бриллианты,  если  запереть их в музей, где
они    попадутсЯ   на   глаза   двум-трем   праздным   зевакам   и   грубому
толстЯку-смотрителю?
     ‘огласись, ценитсЯ лишь то, на  что затрачено немалое  времЯ, например,
храм; согласись, слава  моего царства сиЯет  в тех  самых алмазах, которые Я
заставил  добывать,  и  к  славе этой приобщен  каждый,  любуЯсь  горделивой
королевой в бриллиантах.
     џ  знаю  одну  свободу  --  свободу упражнЯть  свою  душу. ‹юбаЯ другаЯ
иллюзорна, Я докажу тебе,  смотри: ты нуждаешьсЯ  в двери, не умеЯ проходить
через стены, не волен обрести молодость, не волен наслаждатьсЯ солнцем среди
ночи. џ  заставил  тебЯ  выбрать  эту дверь, а не другую, и  ты жалуешьсЯ на
притеснение, но  ты забыл --  будь  дверь  только одна,  ты был бы притеснен
точно так же. џ запретил тебе соединить твою судьбу  с той, что кажетсЯ тебе
красавицей, и ты  кричишь  о  моем  тиранстве,  но  ты не  знаешь,  что  все
красавицы твоей деревни косЯт, потому что никогда не покидал своей деревни.
     ’ы женишьсЯ на той, которую Я принуждал сбытьсЯ и ради тебЯ  пестовал в
ней  душу, --  теперь вы  вдвоем обретете единственную свободу, суть которой
полнота смысла и непрестанное расширение души.
     ‘воеволие изнашивает тебЯ. Њой отец говорил: "Ќе быть -- не значит жить
свободно".

        XCVI

     џ  буду говорить с тобой о необходимости  или  безусловном: это и  есть
Ѓожественный узел, что свЯзует все воедино.
     Ќевозможно до смерти увлечьсЯ игрой,  если кости всего-навсего костЯшки
и  ничего  больше.  ‚от Я  отдал  приказ отплыть в  море, море неспокойно, и
капитан долго  и пристально вглЯдываетсЯ в  него  -- взвешивает тЯжесть туч,
словно силу  противника, прикидывает  высоту валов, определЯет  напор ветра.
‘воим приказом Я свЯзал длЯ него воедино тучи, ветер и волны. Њой  приказ --
необходимость, с которой не поспоришь, мы с моим капитаном не на Ярмарке, не
на  базаре,  мы  --  свЯтилище,  где  Я  --  ключ  свода,  утверждающий  его
незыблемость. € как не преисполнитьсЯ ему величиЯ, правЯ своим кораблем?
     ‚от другой, он не подчинен мне, он приехал полюбоватьсЯ морем, он может
идти куда хочет,  может повернуть назад  с  полдороги,  он не подозревает  о
свЯтилище, тучи длЯ него не  испытание, не угроза -- красиваЯ декорациЯ,  не
больше, крепнущий ветер не грозит опрокинуть мир,  он  обдувает  ему щеки, а
морские валы опасны разве что качкой, неприЯтной и тЯгостной длЯ желудка.
     Џоэтому Я и  говорю: долг -- тот же Ѓожественный узел, что свЯзует  все
воедино.  Ќо  царство, храм и твой дом построЯтсЯ  только тогда,  когда долг
станет  длЯ  тебЯ неоспоримой необходимостью, когда перестанет быть игрой, в
которой можно менЯть правила.
     --  „олг  не  выбирают, -- говорил мой  отец, --  в  этом  его  главнаЯ
особенность.
     Џоэтому и обречены на неуспех те, кто хочет в первую очередь нравитьсЯ.
†елание нравитьсЯ делает их податливыми и гибкими. Ћни бегут  тебе навстречу
и  предают на каждом шагу,  желаЯ  остатьсЯ желанными. Ќа что мне медузы без
костЯка и формы?  џ изрыгаю их,  возвращаЯ хаосу: вы придете  ко  мне, когда
создадите самих себЯ.
     „аже  женщина устает от возлюбленного, если он только эхо ее и зеркало,
-- кто нуждаетсЯ в собственном отражении? ’ы мне нужен,  если  выстроил себЯ
как крепость, если внутри тебЯ Я чувствую плотную сердцевину.  ‘адись рЯдом,
ты есть.
     Џреданного царству выберет себе в мужьЯ женщина и будет ему служить.

        XCVII

     € вот что Я хотел еще сказать о свободе.
     Њой  отец после смерти стал длЯ  подданных  горным хребтом, заслонившим
горизонт.  ‹огики,  историки  и критики очнулись, раздулись от  ветра слов и
объЯвили, что человек прекрасен.
     „а, созданный моим отцом человек был прекрасен.
     -- ђаз он так прекрасен, -- шумели  логики и критики, -- отпустите  его
на  свободу. Ќа воле он расцветет, каждый шаг его  будет чудом.  ЏринуждениЯ
застЯт идущий от него свет.
     Ђ Я вечерами гулЯю среди  апельсиновых  деревьев,  ветки  их  обрезают,
верхушки вытЯгивают. Џочему бы мне не сказать:
     -- „еревьЯ мои прекрасны,  они  сгибаютсЯ под  тЯжестью апельсинов. „лЯ
чего  обрезать им  ветки, которые тоже могут плодоносить? Ќужно  дать дереву
волю. Ќа свободе оно расцветет. Њы мешаем полноте цветениЯ.
     ‹огики освободили  человека. ‹юди  выпрЯмились еще  больше,  потому что
росли с прЯмой спиной.  € когда пришли жандармы, захотев подчинить их  былым
принуждениЯм,  но не  потому,  что видели в них материнское лоно,  рождающее
совершенство, а из низменного желаниЯ повелевать,  люди взбунтовались против
утеснениЯ. †ажда свободы воспламенила их, и пожар восстаниЯ вспыхнул во всех
концах  моего  царства. Ѓыть  свободными означало длЯ них  быть прекрасными.
“мираЯ  за свободу, они умирали  за величие  своей души, и в их  смерти было
величие. ‘лово "свобода" звенело чище серебрЯной трубы.
     Ќо Я вспомнил, что говорил мне отец:
     -- ‘вобода длЯ них -- это свобода не быть никем.
     Џосмотри,  вместо свободы возникла сутолока, как  на городской площади.
’ы протоптал тропку здесь, твой сосед стал ходить  там, но дороги у вас нет.
‘вою  часть дома ты  покрасил  в  красный  цвет, твой  сосед  -- в  синий, а
квартирант свою -- в желтый; неведомо какого цвета у вас дом.  ‚от вы решили
устроить праздничную  процессию,  но  каждый  настаивает на своем  маршруте,
неразумие размело вас,  словно пыль, и не было никакого праздника. …сли свою
власть ты делишь между всеми, наступит безвластие. …сли каждый выберет место
длЯ храма и начнет сносить  туда камни, ты увидишь каменистую пустыню,  а не
храм. ’ворец  всегда один,  твое дерево -- взрыв одного семечка.  € конечно,
это дерево  -- вопиющаЯ  несправедливость,  потому что другие  семена уже не
проросли.
     †елание подавить всех Я  не назову силой,  а назову глупой гордыней. Ќо
если  это сила созидающего  творца  и она противостоит естественному течению
событий, превращающему  горный  ледник в болото,  храм в песок, жар солнца в
скудное тепло, книгу в  кипу  разрозненных страниц,  Язык в смесь чужеродных
слов, --  течению,  которое уравнивает все  возможности и уравновешивает все
усилиЯ, рано  или поздно развЯзываЯ тот Ѓожественный  узел,  что  свЯзал все
воедино,  заменЯЯ  картину разбродом сущего, --  Я  приветствую  эту силу  и
прославлЯю ее. Ћна  сродни  кедру, который положилсЯ  на каменистую пустыню,
который углублЯет  свои корни в  почву, хотЯ  нет в ней обильных питательных
соков, который протЯнул ветви  солнцу --  тому самому солнцу, что  уподобило
песок  бесстрастному зеркалу,  выгладило все,  выровнЯло  и уравновесило, но
теперь это злое солнце в помощь несправедливому кедру, который
     преображает  песок  и  камни,  который  раскидывает  в солнечных  лучах
смолистый храм, который поет вместе с ветром, как эолова арфа,  и возвращает
движение неподвижному.
     €бо  жизнь   --   это  единство   свЯзей,  сплетение  силовых  линий  и
несправедливость. “видев детей, томЯщихсЯ  от скуки, что ты делаешь, как  не
навЯзываешь им принуждение, которое зоветсЯ "правила игры", и  вот  они  уже
бегают в догонЯлки.
     Ќаступило  времЯ,  когда нечего  стало  высвобождать  и свободой  стали
называть  дележку материальных благ среди равных и  равно  ненавидЯщих  друг
друга.
     ’ы свободен,  ты толкаешь соседа,  а он толкает тебЯ. арики толкаютсЯ,
катЯтсЯ и если  вдруг остановЯтсЯ,  то остановку ты называешь отдыхом. ’акаЯ
свобода  требует  непременного  равенства,  а  равенство  неизбежно  требует
равновесиЯ, а когда все  уравновешено, наступает смерть. Ќе лучше ли  жизнь,
она  поведет  тебЯ  за собой, ты  столкнешьсЯ  с  силовыми  линиЯми,  и  они
покажутсЯ тебе  препЯтствием, но они  --  направлЯющие  длЯ растущего  вверх
дерева. …динственнаЯ  зависимость,  котораЯ может  тебЯ  умалить  и  которую
должно  ненавидеть,  -- это зависимость от  недовольства соседа, от  зависти
равного тебе и необходимость  не выделЯтьсЯ из  толпы. Џопав в плен подобных
зависимостей, ты превратишьсЯ в отброс  среди кучи других отбросов. Ќо  если
речь идет о растущем вверх дереве, каким нелепым покажетсЯ тебе  ветер слов,
гудЯщий о тирании.
     ’ак вот, наступили времена, когда свободно стало не лучшему в человеке,
а худшему --  тому, чему  потворствует толпа, а человеческое  стало таЯть  и
таЯть. Ќо толпа не  свободна, она никуда не  стремитсЯ, в  ней  есть  только
тЯжесть, и  эта  тЯжесть придавливает  ее  к земле. ’олпа называет  свободой
свободу гнить и справедливостью -- свое гниение.
     ’ак  вот,  наступили  времена, когда  слово  "свобода", которое звенело
когда-то призывно, словно военный рожок,  сникло, полинЯло,  и люди стыдливо
мечтают  о новом  звонком  рожке,  который  разбудит  их на  заре и  позовет
строить.
     Џотому что хорош только тот рожок, который тебЯ разбудил. Ђ принуждение
плодотворно только тогда, когда, служа храму, ты служишь и самому  значимому
в себе. Љамни не могут сами стронутьсЯ с места и построить собственный храм,
но  если  длЯ  камнЯ нашлось  его место, то  неважно,  чему  он  служит,  --
полученное будет значимо. Џодчинись рожку, если он разбудил в  тебе большее,
чем ты сам. ’е, что умерли за свободу, выбрали ее, потому что она была самым
лучшим в них и возможностью еще большего совершенства.  Ћни служили  радости
быть свободными  и  подчинились зову рожка, поднЯвшись ночью, отказавшись от
свободы спать дальше или обниматьсЯ с женой, они стали  ведомыми, и если  ты
послушен голосу долга, зачем мне  знать, где были  жандармы -- рЯдом с тобой
или в тебе самом.
     € если они были  в  тебе, то,  значит, когда-то были рЯдом, потому  что
чувство чести ты унаследовал от отца, который растил тебЯ с честью.
     Љогда  Я  говорю  "принуждение"  --  Я  подразумеваю  противоположность
своеволиЯ,  в  котором  всегда есть  недобросовестность,  но не имею в  виду
принуждений моей полиции, -- Я бродил по городу в молчании моей любви, видел
играющих детей,  они подчинЯлись правилам  игры, им было стыдно их нарушить.
Ћни дорожили игрой, тем, что  получали от игры. „орожили рвением  и радостью
справитьсЯ  с  заданной  игрой  задачей,  дорожили своей  юной дерзостью  --
словом, вкусом этой игры, а  не другой, этим вот божеством, которое  сделало
их дерзкими  и радостными. ‚едь каждаЯ игра требует от тебЯ своего, и, желаЯ
изменитьсЯ,  ты  менЯешь  игру.  Ќо  вот ты, который только что был  в  игре
всемогущ  и  благороден,  вдруг  сплутовал  и тут  же  понЯл,  что  разрушил
собственными  руками то, ради чего играл, -- всемогущество и благородство. €
все-таки ты успел полюбить их, а значит, примешь принуждение правил.
     —то  может создать  жандарм? ‚сеобщее  единообразие. Ћткуда ему знать о
большем?  ЏорЯдок длЯ него -- порЯдок в музее, где все выстроено в  рЯд.  Ќо
единству моего  царства не нужны подобиЯ. € ты, и твой сосед лепите себЯ как
частичку царства, как колонну, как статую в храме, который сам по себе един.
     Њои принуждениЯ сродни ухаживанию за любимой.

        XCVIII

     …сли ты любишь без надежды на взаимность, молчи о своей  любви ‚ тишине
она сделаетсЯ плодоносной.  Љто,  как не она, направлЯет твою жизнь, и любой
путь тебе на пользу, ибо подходишь, удалЯешьсЯ, входишь, выходишь, находишь,
терЯешь. ’ы ведь тот, кто должен жить. Ќо нет жизни,  если  ни  один бог  не
напрЯг вокруг тебЯ силовых линий.
     …сли тебЯ  не любЯт, а  у тебЯ недостает твердости души молчать о своей
любви  и  ты вымаливал  ответную любовь  как вознаграждение за  верность, но
тщетно, попытайсЯ найти врача  и исцелитьсЯ. Џотому что вредно путать любовь
с рабством сердца. Џрекрасна любовь,  котораЯ молитсЯ, но та,  что клЯнчит и
вымогает, сродни лакею.
     …сли бесстрастное течение жизни поставило на пути  твоей любви преграду
вроде изгнаниЯ или  молчаливых монастырских стен и тебе  надо преодолеть ее,
возблагодари ѓоспода, если  твоЯ любимаЯ отвечает  тебе взаимностью, пусть в
этот  миг она длЯ тебЯ все  равно  что слепоглухонемаЯ.  ‡най,  в  этом мире
мерцает длЯ тебЯ негасимый огонек ночника. € поверь,  совсем неважно, видишь
ты  его  или  нет.  “мирающий в пустыне богат  теплом своего далекого  дома,
несмотрЯ на то, что умирает.
     …сли Я  пестую  величие  души  и выбрал самую  совершенную,  чтобы  она
вызревала в тишине  и молчании,  тебе, наверное, покажетсЯ, что совершенство
ее никому  не в помощь. Ќо  посмотри,  благодарЯ ей  облагородилось все  мое
царство. €здалека приходЯт к ней на поклон. џвлЯютсЯ чудеса и знамениЯ.
     …сли любЯт тебЯ, пусть  даже неощутимо, и ты любишь в ответ, ты идешь в
луче  света.  Љогда  чувствуешь ѓоспода, благодатна  та молитва,  на которую
отвечают тишиной
     …сли твоЯ любовь взаимна, если тебе раскрыты объЯтьЯ,  молись  ѓосподу,
чтоб Ћн спас твою любовь от порчи, Я боюсь за сытое сердце.

        XCIX

     €  поскольку Я все  же полюбил  свободу,  научившую  петь  мое  сердце,
поскольку проливал кровь, чтобы ее завоевать, и видел сиЯющие глаза тех, кто
билсЯ  со  мной  рЯдом  (видел  Я  и  „ругих,  низких   сердцем,  --  угрюмо
набычившись, ломились  они  к  кормушке  и, отвоевав  себе  место  в  хлеву,
превращались в чавкающих свиней).
     Џоскольку  Я видел и тех, кого оживил свет свободы, и тех, кого тираниЯ
превратила в скотов.
     Џоскольку  Я живу жизнь  и  не  отворачиваюсь от малой  малости в самом
себе, но зато не принимаю всерьез разноголосицу идей, твердо знаЯ, что, если
слова сделались тесны длЯ жизни, нужно их поменЯть;
     если  тебЯ  поставило   в   тупик  неразрешимое   противоречие,   нужно
перестроить фразу,  нужно,  чтобы поднЯлась  гора,  с  которой  видна  будет
целиком всЯ равнина.
     € поскольку Я знаю, что благородство души  закладываетсЯ, выстраиваетсЯ
и  созидаетсЯ,  словно  крепость,  что  созидает  его  принуждение,  вера  и
безусловность долга, которые овеществились в традициЯх, молитве и обрЯдах.
     Џоскольку Я  знаю, что прекрасны только гордые души, которые  не желают
сгибатьсЯ и  помогают  человеку  держатьсЯ прЯмо даже  под  пыткой,  которые
освобождают от тирании самолюбиЯ, но умеют  хранить верность себе, выбирать,
решать и женитьсЯ на любимой вопреки наговорам толпы и немилости королЯ...
     Џотому Я и понЯл, что главное  не свобода и не  принуждение. ѓлавное --
не отвернутьсЯ ни  от одного  из биений  жизни. Ђ слова?  Џусть дразнЯт друг
друга, показываЯ Язык.
     ‘
     …сли ты  заранее определил, что такое зло, и  стал за него  наказывать,
злодеев окажетсЯ очень много (ты можешь посадить в тюрьму всех, потому что в
каждом   есть  крупица  зла,  которое  ты  искоренЯешь,  а  если  карать  за
недозволенные  желаниЯ, то  в  тюрьму  отправЯтсЯ  и свЯтые).  ‘трашна  твоЯ
предвзЯтость,  ты  поднЯлсЯ на  запретную гору,  одетую  кровавым туманом, и
вслепую уничтожаешь человека вообще. ’ы видишь его злодеем, но в нем есть  и
ангел. ’ы уничтожаешь их вместе.
     …сли  твои  жандармы -- а они неизбежно  тупые исполнители твоей  воли,
тупость  --  их  профессиЯ,  от них  не  требуетсЯ чутьЯ,  напротив, оно  им
запрещено,  потому  как не их  дело  вникать  и судить, их  дело выЯвлЯть по
данным  тобой  признакам, --  так  вот, если  твои  жандармы  получат приказ
разделить  всех  на  черных  и  белых  -- а  других  цветов длЯ жандармов не
существует -- и  к  черным  ты отнесешь, например, того кто  насвистывает  в
одиночестве, кто  порой сомневаетсЯ в Ѓоге, кто зевнул, копаЯ землю, кто вот
так думает,  поступает,  любит, ненавидит,  восхищаетсЯ, презирает, -- тогда
наступают  отвратительные  времена и  оказываетсЯ,  что у  тебЯ не народ,  а
сплошные предатели, и сколько ни руби голов, все будет мало, и в толпе так и
кишат подозрительные  и шпионы. ’ы поделил не людей, разведЯ направо одних и
налево других, чтобы картина стала Яснее, -- ты разрубил человека, разделил,
разлучил  его  с   самим   собой,  завербовал   в   нем  соглЯдатаЯ,  сделал
подозрительным длЯ самого себЯ и готовым себЯ предать, потому что  в одну из
томительных ночей каждый сомневалсЯ  в Ѓоге. Џотому что каждый насвистывал в
одиночестве,  зевал,   копаЯ  землю,  и   думал,  делал,  любил,  ненавидел,
восхищалсЯ  или  презирал  не должное. €бо  человек  живой,  и он  живет. Ќо
свЯтым, праведным и желанным тебе показалсЯ тот, кто громыхает сегоднЯ одной
идеей,  завтра другой,  смешной Ярмарочный паЯц; тебе оказалсЯ ненужным тот,
кто живет сердцем.
     Ђ раз ты послал жандармов искать не какого-то человека,  а человеческое
‚  человеке, то с присущим им усердием  они  отыщут его в  каждом, ужаснутсЯ
обилию зла, ужаснут тебЯ своими  донесениЯми и  убедЯт в необходимости самых
срочных мер. ’ы согласилсЯ и построил тюрьму, куда заключил весь свой народ.
     Ќо  если  ты все-таки  хочешь,  чтобы крестьЯне  у  тебЯ  пахали землю,
полагаЯсь  на  щедрое солнце, чтобы ваЯтели  резали камень, геометры чертили
фигуры,  ты  должен  поднЯтьсЯ на другую  гору. ‘ другой вершины  теперешние
каторжники  покажутсЯ  тебе  свЯтыми, и  ты  воздвигнешь  памЯтник тем, кого
послал ломать камень.

        CI

     Ќаконец-то Я понЯл, что такое грабеж, Я  давно  размышлЯл о нем, но  не
был  просветлен  ѓосподом. џ  знал и  раньше, что грабительствует  писатель,
ломаЯ  основы  стилЯ, корежа устоЯвшиесЯ средства выражениЯ, желаЯ эффектней
выразить себЯ. Ќа первый взглЯд что тут  непохвального? ‘редства выражениЯ и
выработаны длЯ того, чтобы выражать себЯ. Ќо ты, вместо того чтобы пуститьсЯ
в путь, сломал повозку, ты похож  на неразумного хозЯина, неимоверной кладью
он перешиб хребет своему ослу.  ЌабавлЯЯ  день  за днем понемногу, он мог бы
приучить своего осла к более тЯжелой клади, и осел  служил бы ему лучше, чем
раньше. џ гоню  нарушителей, пусть все выражают  себЯ по правилам, -- только
так у них поЯвЯтсЯ свои собственные.
     Ћднако оказываетсЯ, что свобода -- свобода  человека быть прекрасным --
тоже  своеобразный  грабеж и растрата  наготовленного  впрок Љонечно, запас,
лежащий  без  движениЯ,  бесполезен,  не  извлечешь  ничего  и  из  красоты,
доставшейсЯ по наследству,  потому что тебе  никогда не извлечь на свет  той
формы, в которой ее отливали. „а, хорошо построить хранилище, ссыпать в него
зерно, с  тем чтобы черпать оттуда в зимнюю бескормицу. ‘уть хранилища прЯмо
противоположна хранению, в него складывали, чтобы из него черпать. Ќеуклюжий
Язык  --  единственнаЯ  причина  противоречиЯ,  дерутсЯ  между  собой  слова
"складывать" и "черпать", так что не стоит утверждать: "•ранилище  -- место,
куда складывают", --  логик  может тут  же возразить:  "•ранилище  -- место,
откуда  берут";  ты  справишьсЯ  с  ветром  слов,  обозначив  хранилище  как
перевалочный пункт.
     Ќо ведь  и свобода --  вкушение  тех плодов, которые были взращены моим
принуждением,  ибо только  принуждение  способно  созидать то, что  достойно
свободы. ‘озданный  мной  человек  свободен  от  страха  пыток, он не  хочет
отказыватьсЯ  от себЯ, он  противитсЯ  приказам тирана  и его палачей,  и  Я
называю его свободным.  ‘вободен и тот, кто способен устоЯть перед низменной
страстью. Ќо  как назвать  свободным  того, кто  попадает  в  рабство любому
соблазну. ‘ам  он  зовет  это  свободой, он свободно  выбрал длЯ себЯ вечное
рабство.
     —то значит создать  человека? Њне кажетсЯ, это значит высвободить в нем
ту деЯтельность, что свойственна  человеку, -- так,  создать поэта  означает
высвободить в нем стихи. € если Я хочу видеть тебЯ ангелом, Я высвобождаю из
тебЯ окрыленные слова и уверенные движениЯ танцора.

        ‘II

     џ сторонюсь  тех, кто  судит обо всем с определенной  точки зрениЯ. ‚от
этому борцу кажетсЯ, что он боретсЯ за великое  дело;  кроме своего дела, он
ничего не видит  вокруг.  Њне  важно, чтобы  в нем очнулсЯ человек, когда  Я
заговорю с  ним. Ќо Я не верю, что от нашей встречи будет какой-то толк. Ќаш
разговор станет военным маневром  и  плутовством, собеседник  переиначит мою
истину, чтобы она  послужила его собственному царству.  € Я не буду упрекать
его, раз он ощутил себЯ значимым благодарЯ своему делу.
     €деально  поймет  и  не исказит  моих  истин  тот,  кого  Я  назвал  бы
совершенным и  просветленным, он  не превратит их в  свои и не повернет  при
случае против менЯ, он не работает, не действует, не боретсЯ  и не разрешает
никаких  проблем.  ‚ моем царстве  есть бесполезный  светильник, он освещает
лишь самого себЯ,  но бескорыстно, он  -- самый утонченный  и хрупкий цветок
моего дерева, бесплодный цветок, ибо слишком чист.
     ‚от она, проблема взаимопониманиЯ, проблема  мостика  между  борцом  за
великое  дело, совсем не  похожее на мое, и  мной. Џроблема  смысла в  нашем
Языке.
     ЋбъединЯет  только  Ѓог,  который   сделалсЯ   Явью.  Ћщутимое  понЯтие
"царство" свЯзывает менЯ и моего воина, потому что  и  длЯ него, и длЯ  менЯ
оно одинаково значимо. ‹юбЯщий вопреки всем стенам -- одно целое с той,  что
стала душой и теплом его дома, которую дано ему любить и далекой,  и спЯщей.
Ќо вот передо  мной посланник иного  царства, и, если Я хочу играть  с ним в
игру  более  сложную,  чем  шахматы,  если  хочу  встретитьсЯ  с  ним  как с
человеком, перешагнув ступеньку подвохов и взаимообманов, -- ведь и воюЯ, мы
можем уважать друг друга и чувствовать взаимное приЯтство, как  это  было  с
восточным  государем,  возлюбленным  моим  врагом, -- так  вот, если Я  хочу
поговорить с ним по-человечески, мне  нужен новый образ, новаЯ картина мира,
котораЯ станет длЯ нас новой мерой всех вещей.
     …сли он верит в Ѓога и  Я  тоже,  если  он хочет  привести к  Ѓогу свой
народ,  а  Я хочу открыть Ѓожественное своему, то мы  встретимсЯ  с  ним как
равные    в   шатре   перемириЯ   посреди   пустыни,   вдалеке   от    наших
коленопреклоненных   воинов,  и  будем  молитьсЯ  вместе,  потому  что   нас
объединЯет Ѓог.
     Ќо если длЯ нас не найдетсЯ Ѓога, который превосходил бы и его, и менЯ,
у нас нет и надежды на взаимопонимание, на свЯзующие нити, ибо одна и  та же
вещь  обладает  различным смыслом,  принадлежа твоей целостности и  моей, из
одинаковых  камней  наши   архитекторы  строЯт  разные  храмы,  и   как  нам
договоритьсЯ,  если слово "победа" длЯ тебЯ  означает то, что  Я побежден, а
длЯ менЯ то, что Я победил?
     € Я понЯл, знаЯ, что в разговоре ничего не значат  сами слова, а только
залог -- тот, что обеспечивает  их с