иЯ  помещениЯ  изменЯютсЯ. ‚оздух,  который  задерживаетсЯ  седзи с  их
бумажным покрытием,  свободно  движетсЯ  теперь  через комнату,  что создает
естественное охлаждение. ‚ Японских домах, как правило, редко  либо вовсе не
применЯютсЯ  электрические  вентилЯторы или  устройства  длЯ  искусственного
охлаждениЯ,   пользование  которыми  от  непривычки  нередко   приводит,  по
утверждению Японцев, к серьезным ревматическим  и  простудным  заболеваниЯм.
„ругим способом борьбы против влажной жары служит ратановый настил,  который
кладетсЯ  поверх татами. ђатановаЯ решетка также не  препЯтствует свободному
движению воздуха. € это в значительной мере способствует созданию прохладной
атмосферы в комнате.
     -- ‚ысота фусума и седзи, -- говорит Ћхара, подойдЯ к скользЯщей стене,
--  возникла  не без причинной  свЯзи.  Ћна, представьте, имеет историческое
объЯснение. ‚ свое  времЯ на  балку,  котораЯ служит основанием длЯ "нагэси"
(бруска с  углублением  длЯ подвижных  дверей),  вешались  самурайские пики.
„елалось это длЯ того, чтобы в случае нападениЯ на  самураев в их  доме  они
могли  в один  прием  схватить пики и  броситьсЯ  в бой. џпонские воины, как
известно,  были людьми не очень рослыми, и  это  отражалось на архитектурных
пропорциЯх помещениЯ, в том числе на высоте фусума и седзи. € хотЯ с тех пор
прошло уже много времени,  дома Японцы строЯт по древним стандартам,  как  в
старину. ќтот  консерватизм постепенно отходит,  но традиции прошлого весьма
устойчивы.
     ‚  современных   Японских  домах,  длЯ   которых   характерны  элементы
модернизма, потолок достигает высоты до трех метров. ‚ этом нельзЯ не видеть
определенного видоизменениЯ пропорций  Японской традиционной архитектуры под
влиЯнием процесса европеизации.
     -- ЏоднЯтие потолка в Японском доме, -- замечает  Ћхара сэнсэй,  --  не
повлекло  изменениЯ  традиционных размеров фусума  и седзи. „обрые старинные
манеры требуют соблюдениЯ сидЯчей позиции при открытии и закрытии скользЯщих
створок. ‘оответственно изменЯетсЯ лишь "кокабэ" -- стабильнаЯ часть  стены,
соединеннаЯ с потолочным перекрытием.
     -- Ќе свидетельствует  ли поднЯтие потолка о том, что Японцы постепенно
"становЯтсЯ на ноги"?
     -- Ќесомненно, Японцы теперь меньше времени сидЯт на полу, больше ходЯт
в своем доме. Њы,  можно сказать, все решительнее "становимсЯ на свои ноги".
ќто,  конечно,  в  некоторой  степени  способствует  постепенному  изменению
физических данных Японцев, сказываетсЯ на их  росте, на  довольно заметном у
молодого  поколениЯ  удлинении   нижних  конечностей.  ‚  этом,  разумеетсЯ,
существенную  роль  играет  и  изменившийсЯ в последние  десЯтилетиЯ рацион,
который содержит сейчас больше молочных продуктов, мучных и мЯсных изделий.
     ‘тремительное развитие жизни и чрезвычайно расширившиесЯ свЯзи џпонии с
внешним миром приносЯт зримые изменениЯ в Японский быт и образ  жизни.  € мы
видим, как многие Японцы уже предпочитают меньше сидеть на татами, прибегают
к  европейской мебели,  пользуютсЯ иностранной кухней,  живут  в европейских
домах, носЯт не национальное кимоно, а европейские  костюмы. ‚се это заметно
менЯет  не  только облик  Японского быта, но  в  известной мере  и  существо
Японской  жизни. Ќо, разумеетсЯ, не все, отнюдь  не  все  Японцы  подвержены
весьма интенсивно  развивающемусЯ  процессу европеизации. ЏодавлЯющаЯ  масса
Японцев,  особенно  живущих в сельской местности, продолжает  сохранЯть свою
приверженность к национальным обычаЯм, традициЯм,  самобытному образу жизни.
Њногочисленные    национальные   особенности   Японской    жизни    обладают
необыкновенной жизнестойкостью. Ћни формировались на протЯжении тысЯчелетий,
в  ходе  исторического  становлениЯ  самой Японской  нации,  в  непрестанной
борьбе,  социальной и  духовной.  Ћни органически  свЯзаны со всей культурой
Японского народа и в своем существе неотделимы от самого его существованиЯ.
     ‚место ковров и  дорожек  весь пол комнаты  покрыт  легкими соломенными
матами -- татами, эластичными циновками салатного цвета, обшитыми  по  краЯм
коричневой лентой.  ’атами  изготовлЯютсЯ определенного  стандарта --  около
двух метров длины и одного метра ширины.  Џлощадь Японской  комнаты  и  дома
измерЯетсЯ числом татами. Њы находимсЯ сейчас в комнате из восьми татами.
     ‘лово  "татами",  как разъЯснЯетсЯ в  Японском этимологическом словаре,
восходит к глаголу  "татаму" --  "складывать", "сгибать",  "загибать"  --  и
первоначально   означало  тонкую   постилку   из   соломки,   котораЯ  легко
складывалась и убиралась. Ќынешние  плотные татами изготовлЯютсЯ из плетеной
рисовой соломки, выращиваемой в  џпонии в  течение многих столетий. Ћсобенно
ценЯтсЯ  свежие  циновки.  Ћни красивы и наполнЯют  дом  полевым травЯнистым
ароматом.
     Џо   углам  комнаты  установлены  деревЯнные   колонны  --   почти   не
обработанные  стволы  деревьев. ‘ них  лишь  снЯта  кора,  обрублены  ветви,
тщательно зачищены суки, но очень бережно сохранен их  натуральный  вид, всЯ
первороднаЯ  фактура  дерева. Џоверхность ствола, освобожденнаЯ от  коры, не
обрабатываетсЯ, не строгаетсЯ, а лишь покрываетсЯ тонким слоем светлого лака
длЯ  предохранениЯ  древесины  от разрушениЯ.  Ќекрашеное  дерево  с  годами
темнеет, дает  восхитительный узор и действует  на редкость успокаивающе. ‚о
всем этом  ощутимо обнаруживаетсЯ развитый  вкус,  эстетическое отношение  к
окружающим человека предметам.
     „еревЯнные  столбы, которые  несут  на  себе конструктивную  нагрузку и
одновременно  выполнЯют декоративную  функцию, неподвижные  простенки кокабэ
над   скользЯщими  створками   фусума,   продольные   балки   с  внутренними
углублениЯми   --   нагэси  --  прочно   свЯзаны  между  собой   потолочными
перекрытиЯми  на  высоте  немногим  более  двух  метров  и  образуют  единую
архитектурную  и художественную  композицию. ‡десь также  видна органическаЯ
слитность  архитектуры с декоративным  искусством, на наш  взглЯд отнюдь  не
банальным, свежим, оригинальным. ‚се это создает приЯтное зрелище.
     Џоражает  удивительнаЯ простота Японской  столовой. Ќичего громоздкого,
тЯжелого,  лишнего.  €  мне показалось,  что дом мой,  по  меткому  слову €.
ќренбурга, чудовищно захламлен, завален  вещами, вовсе ненужными предметами.
’акое  впечатление, что  на моем письменном  столе нагромождено  несравненно
больше вещей, чем во всей этой комнате. Ќикаких  кресел,  диванов,  стульев,
традиционных столов, занимающих обычно  чуть  ли не всю  комнату.  Ќа первый
взглЯд   --   пустаЯ   комната,   но    необыкновенно   изЯщных   пропорций.
…стественность, безыскусственность  и  простота,  столь  ценимые  самобытным
Японским стилем.
     ‘ледует,  однако,  отметить,  что  не  все  здесь  без скрытого смысла.
џпонский  дом,  заметил  как-то Ћхара сэнсэй, напоминает  чемодан  с двойным
дном. “ него своЯ тайна, свои секреты.  ‚ стенах -- внутренние шкафы, внешне
декоративно   замаскированные.  ‚  известном   смысле  Японский  дом   более
конструктивен и целесообразен,  чем, в  частности, железобетонные сооружениЯ
европейской архитектуры.
        ЏЋ•‚Ђ‹Ђ ’…Ќ€
     Њы снова усаживаемсЯ, подгибаЯ под себЯ ступни, на разложенные в центре
комнаты поверх свежих татами плоские подушки,  отнюдь не воздушные, но и  не
жесткие. ‚ыпуклым  шитьем из шелковых ниток  на них изображены стилизованные
фениксы и драконы. ѓостю предлагаетсЯ занЯть почетное место у  "токонома" --
парадной ниши в  стене. ‚ ней  на стене обычно  висит "какэмоно" -- картина,
написаннаЯ тушью  на бумаге;  на подставке стоит ваза с цветами -- бронзоваЯ
на керамике.
     ‘  одной стороны  ниши,  рЯдом  с  бамбуковым  стволом, который  служит
декоративной   колонной,  выставлен  свиток   с  изображением  единственного
иероглифического знака -- "долголетие".  Ћн  выполнен черной тушью  в манере
древнекитайских мастеров -- единым, непрерывающимсЯ движением большой кисти.
‚  почерке   каллиграфа   обнаруживаетсЯ   уверенность  и  динамизм.  ‘виток
представлЯет   собой  не   просто  графическое  изображение  знака.  ќто  --
произведение  искусства,  каллиграфическаЯ  живопись,   котораЯ   доставлЯет
Японцам не меньшее эстетическое удовлетворение, чем  художественнаЯ картина.
Ќередко  произведениЯм каллиграфической живописи отдаетсЯ предпочтение.  Ћни
неизменно украшают  дом буквально каждого  Японца.  Љаллиграфические свитки,
выполненные прославленными мастерами древности, оцениваютсЯ в џпонии наравне
с выдающимисЯ работами крупнейших художников с мировым именем.
     ‡аметив  мое любопытство, Ћхара сэнсэй  извлекает из стоЯщей рЯдом вазы
несколько рулонов и осторожно разворачивает их перед моими глазами, заметив,
что  искусство  каллиграфической  живописи  -- одно из  наиболее  самобытных
Явлений  Японской  культуры.  ЉаллиграфиЯ  --  особый  вид  изобразительного
искусства, высоко ценимый в џпонии не только людьми образованными, но даже и
малограмотными.  ЋтносительнаЯ  близость  иероглифики к  рисуночному письму,
передающему   понЯтие   через   обобщение,  позволЯет   каллиграфу-художнику
разнообразными  вариациЯми  штрихов,  положением  кисти  и  т.  п.  добитьсЯ
подлинно  художественного  эффекта,  который  даже человеку,  незнакомому  с
иероглификой, дает понЯтный намек на существо изображаемого.  ‚ каллиграфии,
добавил он, мы видим не только графическое искусство мастеров кисти, туши  и
бумаги. ‚  нем  -- философские воззрениЯ  их авторов,  взлеты  их  мечтаний,
глубокие раздумьЯ.
     € вот перед нами эти  древние  и новые свитки  с иероглифической  вЯзью
многообразных стилей и почерков, разных по замыслу, но неизменно динамичных,
выразительных,    исполненных    жизни.    ‘вой    неповторимый    характер,
индивидуальность  каждого  мастера  легко  угадывались  и  по личной  манере
письма,  и по силе штриха -- то сплошного, монолитного и непроницаемого,  то
прерывистого, точно  незаконченного, с воздушными  пропусками, будто у кисти
иссЯкла тушь.
     ‚  самобытной иероглифической каллиграфии находЯт  свое отображение дух
времени,  определенные  приметы эпохи. …сли  длЯ  наиболее  раннего  периода
письменности  характерны  рисуночные штрихи иероглифических знаков, подобные
"птичьим   следам"   или   "головастиковым   письменам",  то   длЯ   раннего
средневековьЯ весьма показательны работы прославленных  поэтов и каллиграфов
с  их  неповторимой  вЯзью  скорописных  знаков  "цаоцзы"   --  "травЯнистых
иероглифов", курсивного письма с заостренными  и  выпрЯмленными штрихами,  а
также четко выписанными уставными иероглифами.
     --  Ќе правда  ли,  своеобразна  стилеваЯ  манера исполнениЯ? -- не без
восхищениЯ   говорит  Ћхара  сэнсэй,  поймав  мой  сосредоточенный   взглЯд,
устремленный на иероглифический свиток.
     --   Ќаписано  смело,   кажетсЯ,  одним   движением  кисти,  с  большой
экспрессией.  Ќевольно  напрашиваетсЯ  аналогиЯ  с  жар-птицей,  с  красотой
оперениЯ которой только и можно сравнить совершенство каллиграфии.
     --  Џримечательна  также   семантическаЯ   судьба  иероглифа  и   слова
"долголетие".  Џервоначально,   когда  этот  знак,  как   и  всЯ   китайскаЯ
иероглифическаЯ письменность,  был  адаптирован Японцами, он,  как известно,
означал  "многие  годы",  "продолжительность  жизни",  "долголетие", "долгаЯ
жизнь", "день рождениЯ", "пить за  здоровье", "провозглашать тост"... €менно
в  этом  смысле он  употреблЯлсЯ на протЯжении столетий. Ќе  утрачено им это
значение  и  в  настоЯщее времЯ.  Ћднако теперь в  џпонии  знак "долголетие"
применЯетсЯ главным  образом  как "поздравление", например  с днем рождениЯ,
счастливым  событием,  Ќовым годом. ќта своеобразнаЯ трансформациЯ,  по всей
вероЯтности, произошла вследствие того,  что в џпонии лучшим поздравлением и
самым  добрым  пожеланием  всегда  считалось  пожелание  долгих  лет  жизни,
долголетиЯ.  "€з всех  благ  жизни  долголетие --  высшее  благо", -- гласит
ЯпонскаЯ народнаЯ  мудрость. ‚есьма  благожелательными считаютсЯ изображениЯ
журавлЯ и черепахи, ЯвлЯющихсЯ  традиционными символами долголетиЯ. —ерепаха
и  журавль --  соперничающие  образы долголетиЯ.  ќто  отражено и в народной
поговорке: "†уравль позавидовал долголетию черепахи". "‘етикубай" (сочетание
бамбука,  сосны  и  сливы),  изображениЯ   журавлЯ  и  черепахи,   а   также
иероглифические  знаки  "долголетие"  и  "счастье"  --  характерные атрибуты
свадебных церемоний  в национальном  духе.  € Я  вижу  -- на противоположной
стене комнаты висЯт  свитки  на  длинном, вытЯнутом,  как штука мануфактуры,
листе  шелковистой  бумаги,   испещренные   крупными  знаками,  начертанными
размашистым  и  уверенным почерком.  Ќа  одном  из  них  --  строки  ђансэцу
(1652--1707), ученика знаменитого Ѓасе:

     ЋсеннЯЯ луна
     ‘осну рисует тушью
     Ќа синих небесах.

     Ђ рЯдом второй свиток, на котором строки Њасаока ‘ики (1867--1902):

     „олгий вешний день!
     ‹одка с берегом неспешно
     ђазговор ведет.

     •арактерно, что  иероглифические  свитки и картины, как и живые цветы в
керамике,  выполнЯют не просто  декоративную роль  в Японской  гостиной  или
столовой.  Ћни образуют контрастность и усиливают глубину  светотени в нише.
Џервостепенное  значение  придаетсЯ  здесь   соотношению  тонов  и  гармонии
предметов  искусства с  общим  тоном помещениЯ, особенно  ниши. ЉомпозициЯ и
гармониЯ алькова представлЯют собой как бы эстетический фокус.
     -- "‚ каждой гостиной, -- медленно читает Ћхара, раскрыв небольшой  том
на  Японском  Языке, -- устроена  ниша, где висит на  стене картина-панно  и
красуютсЯ в вазе живые цветы. Ќо эти  картины и цветы не столько играют роль
украшениЯ  залы,  сколько  придают глубину "тени".  ‚ешаЯ картину-панно,  мы
прежде всего обращаем внимание на то, гармонирует ли она с  общим тоном ниши
и  стен.  "ѓармониЯ  ниши"  чрезвычайно почитаетсЯ нами. Џоэтому,  нарЯду  с
художественными  достоинствами  картины  или  же  каллиграфической  надписи,
составлЯющих содержание панно, мы придаем такое  же значение и их окантовке,
так как если последнЯЯ нарушает  "гармонию ниши",  то всЯ ценность  панно от
этого пропадает, какими бы художественными  достоинствами ни  обладало самое
письмо панно. € наоборот,  бывает так, что,  не имеЯ большой самостоЯтельной
художественной ценности, панно-картина либо панно-надпись, повешенные в нише
чайной комнаты, чрезвычайно гармонируют с нею, и от этой гармонии выигрывает
как само панно, так и комната..."
     -- "ќлементом гармонии, -- после короткой паузы продолжает читать Ћхара
сэнсэй, -- ЯвлЯетсЯ всегда  "цвет  давности", которым отмечены фон  картины,
оттенок  туши   и   измЯтость  окантовки.   "–вет   давности"   поддерживает
соответствующий  баланс  с  темнотою  ниши или  комнаты.  Љогда  мы посещаем
знаменитые храмы  Љиото  или  Ќара,  нам  показывают сокровища этих  храмов:
панно, висЯщие в  глубоких нишах  их  больших аудиторий. Ћчень часто  в этих
нишах даже днем царит полумрак,  мешающий  разглЯдеть рисунок панно, и, лишь
слушаЯ объЯснениЯ гида,  по полустертым следам туши, представлЯешь себе, как
прекрасна  была  картина-панно. € то, что времЯ  наложило  свою руку на  эту
старинную  картину,  совсем не мешает целостности гармонии  ее с  полутемной
нишей, даже наоборот: как  раз самаЯ неЯсность картины и дает это прекрасное
сочетание. Љартина в данном случае играет ту же роль,  что и песочнаЯ стена,
представлЯЯ  художественную  "плоскость",  имеющую  назначение улавливать  и
удерживать на  себе  неверный  свет  комнаты.  ‚от где кроетсЯ причина того,
почему мы, выбираЯ панно, придаем такое  значение его  давности  и строгости
его  стилЯ.  Љартины новые, будут ли они  написаны тушью или же  исполнены в
бледных  тонах акварелью,  безразлично, при  неудачном выборе  могут  только
испортить теневой эффект ниши".
     ‡акончив чтение выбранного фрагмента,  Ћхара, видЯ на лице своего гостЯ
нескрываемый интерес к процитированному им литературному источнику, передает
мне  книгу  с  пожеланием  отнестись  к  ней  с  "достойным  ее вниманием  и
доверием".  €  вот  в моих руках  оказываетсЯ  эстетический  этюд известного
Японского  романиста  „зюнитиро ’анидзаки "Џохвала  тени"  ("€нъэй райсан"),
который  принес  автору  немалую  литературную  славу  не  только среди  его
Японских землЯков.
     ѓлЯдЯ на  этот подарок  Ћхара, Я  подумал:  как  книга  сближает людей,
далеких  друг  от  друга  по  месту своей  жизни, с разными  биографическими
путЯми, опытом и познаниЯми, с совсем неодинаковым воспитанием и философией,
с разными  Языками!  Љак  она  помогает  лучше  понимать  других, а  нередко
пробуждает и симпатию к ним!
     ‘воеобразие  Японского интерьера,  по  мысли ’анидзаки,  в значительной
мере  определЯетсЯ  особым  способом освещениЯ,  необыкновенным соотношением
света и  тени, которые гармонируют  с общим стилем Японского  помещениЯ, его
композицией, его оборудованием. Љрасота, на его взглЯд, заключена не в самих
вещах,  а  в  комбинации  вещей,  плетущей  узор  светотени.  ‚не  действиЯ,
производимого тенью, нет красоты: она исчезает подобно  тому,  как  исчезает
при  дневном   свете  привлекательность  драгоценного  камнЯ  "ночной  луч",
блещущего в темноте.
     ‚скоре, будто что-то вспомнив, Ћхара с  извинением берет у менЯ  книгу,
моментально  перелистывает страницы,  как мне  показалось,  ощупью,  находит
нужное место  и, по-прежнему  не торопЯсь  и подчеркиваЯ определенные слова,
вновь начинает  читать,  видимо сам  испытываЯ при  этом  немалый  интерес и
удовлетворение.
     -- "ѓоворЯт, что красота европейских храмов готического стилЯ кроетсЯ в
их  высоких  заостренных  кровлЯх,  вонзающихсЯ в  небо. •рамы нашей  страны
ЯвлЯют  в этом  отношении  полную противоположность. Ћтличие их  заключаетсЯ
прежде  всего в том, что верх зданиЯ покрываетсЯ большой черепичной кровлей,
корпус  же скрываетсЯ в глубокой  и широкой тени, образуемой навесом кровли.
„а и не только храмы, -- будь то  дворец или дом  простолюдина, безразлично,
-- в их внешнем облике прежде всего бросаютсЯ в глаза большаЯ кровлЯ, крытаЯ
в  одних случаЯх черепицей, в других соломой, и густаЯ  тень,  таЯщаЯсЯ  под
нею. Џод их  карнизом  даже  среди белого днЯ бывает темно, словно в пещере:
вход, двери, стены, балки --  все погружено в  густую тень. ‚ы не  найдете в
этом  отношении  разницы между  величественными  постройками,  вроде  храмов
’ионъин и •онгандзи,  и крестьЯнскими избами  в  глухих  деревнЯх.  Љогда вы
сравниваете  части  зданиЯ старинной  постройки,  находЯщиесЯ  выше  и  ниже
карниза,  то  вы уже  при одном поверхностном осмотре убеждаетесь, насколько
кровлЯ тЯжелее, громоздче и  занимает  большую площадь, чем  остальнаЯ часть
зданиЯ.  ‘троЯ  себе  жилище, мы  прежде всего раскрываем  над  ним  зонт --
кровлю,   покрываем  землю  тенью  и  уже  в  тени  устраиваем  себе  жилье.
…вропейские дома, конечно, тоже не обходЯтсЯ без кровли, но у них назначение
последней  состоит скорее в  защите от дождЯ, чем от солнечных лучей;  можно
даже усмотреть  обратное стремление: не давать  места  тени, а дать возможно
больший доступ  свету  внутрь  зданиЯ.  Ћб  этом  говорит один  внешний  вид
европейских строений.  …сли  Японскую  кровлю  можно  сравнить с  зонтом, то
кровлю  европейскую  можно  уподобить  головному  убору,   притом  с   очень
небольшими  полЯми, вроде  кепи. ќто  позволЯет даже  отвесным  лучам солнца
освещать стены зданиЯ почти до самого краЯ карниза.
     „линные навесы у крыш Японских домов, -- продолжает читать Ћхара, отпив
немного чаЯ и  привычным  движением  руки поправив очки,  --  обЯзаны  своим
происхождением,  по-видимому,  климатическим и  почвенным условиЯм, а  также
особенностЯм  строительного материала. Ѓыть  может,  то  обстоЯтельство, что
раньше  мы  не пользовались  ни кирпичом, ни  стеклом, ни  цементом, создало
необходимость защищатьсЯ от ливней, захлестывающих  сбоку,  путем устройства
далеко выступающих навесов. ‚ероЯтно, и Японцы признавали  более удобными не
темные комнаты, а светлые, но  сама необходимость заставила их отказатьсЯ от
последних.  Ќо  то, что мы  называем красотой,  развиваетсЯ  обыкновенно  из
жизненной  практики: наши предки,  вынужденные  в силу необходимости жить  в
темных  комнатах,  в  одно  прекрасное  времЯ открыли  особенности тени  и в
дальнейшем  приучились  пользоватьсЯ  тенью  уже в  интересах  красоты. € мы
действительно  видим,  что красота Японской гостиной рождаетсЯ из  сочетаниЯ
светотени,  а не  из чего-нибудь другого. …вропейцы, видЯ Японскую гостиную,
поражаютсЯ  ее безыскусственной  простотой. €м кажетсЯ странным,  что они не
видЯт в ней ничего,  кроме серых стен, ничем не  украшенных. Ѓыть может, длЯ
европейца такое впечатление вполне естественно, но оно доказывает, что тайна
"тени" ими еще не разгадана.  Ќаши  гостиные устроены  так,  чтобы солнечные
лучи проникали в  них с трудом. Ќе довольствуЯсь этим,  мы еще более удалЯем
от  себЯ  лучи солнца,  пристраиваЯ перед гостиными специальные навесы  либо
длинные  веранды.  Ћтраженный свет из  сада  мы пропускаем в  комнату  через
бумажные раздвижные рамы, как  бы стараЯсь, чтобы слабый дневной свет только
украдкой проникал к нам в комнату. ќлементом красоты нашей гостиной ЯвлЯетсЯ
не что иное, как именно этот профильтрованный  неЯркий свет. „лЯ того  чтобы
этот бессильный,  сиротливый,  неверный  свет,  проникнув в  гостиную, нашел
здесь  свое  успокоение  и  впиталсЯ  в  стены,  мы  нарочно  даем  песчаной
штукатурке стен окраску неЯрких тонов. ‚ глинобитных амбарах, на  кухнЯх,  в
коридорах мы  подмешиваем  в  штукатурку  специальные  блестки, но  стены  в
гостиной  покрываем обычно  матовой песочной  штукатуркой,  ибо  блеск стены
уничтожал бы всЯкое впечатление от скудного, мЯгкого, слабого света".
     Ћхара прерывает чтение, снимает очки, тщательно их протирает.
     -- Ќикак не могу без них. ‘разу же чувствую себЯ как  слепой, что палку
вдруг потерЯл.
     ‘лушаЯ Ћхара сэнсэй, Я всматриваюсь  в  книги, стеной  возвышающиесЯ до
потолочных  стропил. —итаю их  иероглифические названиЯ:  "€сториЯ  Японской
культуры" –убои, "Љультура доисторической џпонии" ЉобаЯси,  "ќтнографический
словарь"  џнагида, "€зучение древней истории џпонии", "Ћбщество  и идеологиЯ
древней  џпонии",  "€мператорский  дом",  "Љак  трактовать   историю"  –уда,
"€деологиЯ феодализма в џпонии" Ќагата... €з каждого тома, видимо  тщательно
проштудированного ученым,  выглЯдывают,  точно  головы  над  иероглифическим
морем, заставки разных цветов и конфигураций, с бисерным почерком сделанными
пометками и  обозначениЯми. Ђ вокруг  сотни  других фолиантов  -- увлеченный
разговор об исследованиЯх, рукописЯх, книгах. Џоистине: "ЊЯсник рассуждает о
свиньЯх, а ученый -- о книгах".
     --  "Ќам  доставлЯет  бесконечное  удовольствие,  --  продолжает  Ћхара
сэнсэй, -- видеть это тонкое, неЯсное освещение, когда робкие, неверные лучи
внешнего  света, задержавшись на стенах гостиной, окрашенных в цвет сумерек,
с трудом  поддерживают  здесь последнее дыхание своей жизни. Њы предпочитаем
этот  свет на стенах,  вернее,  этот  полумрак всЯким украшениЯм -- на  него
никогда  не  устанешь  любоватьсЯ.  …стественно,  что  штукатурка   желаетсЯ
исключительно  ровного  цвета,  без  узора,  длЯ  того  чтобы  не  возмутить
полусвета, отдыхающего  на  песочных  стенах.  ЉаждаЯ  комната  имеет  свою,
отличную от других окраску стен, но как незначительно и  трудно  уловимо это
отличие. ќто даже не цветоваЯ разница, а разница в оттенках --  даже больше:
разница  в  зрительном  восприЯтии  наблюдающих лиц. Ћт этой  едва  уловимой
разницы в цвете стен каждаЯ комната приобретает и свой нюанс тени".
        ЌЋ‚ЋѓЋ„Ќџџ ’ђЂЏ…‡Ђ
     ‡акончив  чтение этого  отрывка,  Ћхара  медленно,  как бы  в раздумье,
закрывает книгу,  передает  ее  мне,  а затем,  принесЯ  извинение гостю  за
допускаемую  неучтивость  ("‘ицурэй  симасита!"),  начинает  помогать  своей
супруге в приготовлении новогодней трапезы.
     ‘  нескрываемым нетерпением  Я  раскрываю книгу  с  этюдом  ’анидзаки и
углублЯюсь в мелкий иероглифический текст.
     "…сли  уподобить Японскую залу картине, исполненной тушью, то  бумажные
раздвижные  рамы  будут  ее  самой светлой  частью, а  ниша -- самой темной.
Љаждый раз, когда Я смотрю  на  выдержанную  в  строгом стиле нишу  Японской
залы, Я прихожу в восхищение  перед тем искусством распределениЯ  светотени,
которое свойственно  только Японцам, постигшим тайну  "тени".  ‡десь  вы  не
увидите никаких ухищрений: комбинацией простого дерева с  простыми стенами в
глубине  комнаты ограничено пространство, где  лучи  света,  дошедшие извне,
рождают неЯсную тень.  ‚ы вглЯдываетесь в  мрак, наполнЯющий пространство за
выступом карниза над нишей, плавающий вокруг цветочной  вазы,  таЯщийсЯ  над
этажеркой "тигаидана" (этажерка, полки которой имеют не ровные  поверхности,
а уступообразные), и, знаЯ, что это только тень, вы тем не менее чувствуете,
как будто это воздух тихо притаилсЯ здесь, как будто тишина вечности владеет
этими темными углами".
     ЏрочтЯ  одну   страницу,  Я  с  неослабевающей   пытливостью  продолжаю
штудировать текст  этюда, испытываЯ радостное  ощущение, которое  возникает,
когда трудно  оторватьсЯ от  увлекательного сюжета или  зрелища.  € Я  вновь
испытываю  какой-то наплыв мыслей, образов, картин.  ѓлавный замысел автора,
основнаЯ идеЯ  произведениЯ  проступает длЯ  менЯ  все рельефнее,  благодарЯ
последовательному  повторению   сюжетных  ситуаций,   мотивов,  тематических
образов.
     "ѓде ключ к этой таинственности? ‘екрет в ее магической силе тени. …сли
бы тень была  изгнана из всех  углов ниши, то  ниша превратилась бы в пустое
место.  ѓений  надоумил  наших  предков  оградить  по  своему  вкусу  пустое
пространство  и   создать   здесь   мир   "тени".  ’ень   внесла  настроение
таинственности,  с которым  не могут  соперничать  ни  стеннаЯ живопись,  ни
украшениЯ.  ”окус  как  будто  бы простой,  на  самом  же  деле  не  всЯкому
доступный.  Љруглый  вырез  окна сбоку ниши,  глубина  свисающего  над нишей
карниза, высота  верхней балки ниши,  -- все их пропорции создавались  ценой
усилий,  незаметных глазу,  но легко вообразимых. Ћсобенно  заслуживает быть
отмеченным   "кабинетное"   окно  --   "сеин",  с   его  бумажными   рамами,
пропускающими слабый белесый свет. ‘тоЯ перед ним, Я не замечал, бывало, как
течет времЯ. ’о,  что мы  называем "кабинетом", как показывает  самое имЯ, в
старину было комнатой длЯ чтениЯ и письма, и окно в ней было устроено именно
с этой целью, но  с течением времени оно превратилось  в  источник света длЯ
ниши. ‚прочем, в  большинстве случаев -окно это служит не столько источником
света, сколько фильтром,  процеживающим сквозь бумагу  боковые лучи внешнего
света,  заглЯдывающего  в  комнату,  и  в нужной мере ослаблЯющим их.  Љакой
холодный  молчаливый оттенок имеет  этот свет,  отражающийсЯ  на  внутренней
стороне бумажных рам!  ‘олнечные  лучи, пронырнув из сада под навес  кровли,
пробравшись через веранду и с большим  трудом проникнув сюда, уже  бессильны
освещать предметы,  --  они  словно утратили всю свою  живительную энергию и
способны  только выделЯть белым  пЯтном квадрат  бумажных  раздвижных рам. џ
часто  стаивал  перед этими  рамами и  пристально  вглЯдывалсЯ в их бумажную
поверхность, светлую, но не режущую глаз. ‚ залах больших храмов лучи света,
гораздо более удаленные от сада,  становЯтсЯ еще  слабее и  почти не  менЯют
своего слабого белесоватого тона  ни весной, ни летом, ни осенью, ни  зимой,
ни в  Ясную, ни в  пасмурную погоду, ни утром,  ни днем, ни вечером. € тень,
окаймлЯющаЯ  узенькие, длинные полоски бумаги, заключенные между деревЯнными
палочками частой решетки рамы, кажетсЯ недвижной пылью, навсегда впитавшейсЯ
в бумагу".
     ‚  комнате  продолжаетсЯ приготовление.  Ћхара  сэнсэй  и  его  супруга
деловито то входЯт, то выходЯт. ЏоЯвлЯютсЯ новые  предметы и посуда.  Ђ мною
продолжает владеть  неудержимое желание проникнуть в чудесную тайну Японской
тени.
     €нтерес  к книге возрастает  и  оттого, что в ней по-особенному,  очень
индивидуально чувствуетсЯ  автор, его мысль,  полнота  настроениЯ,  щедрость
поэтического видениЯ,  какое-то  преклонение перед  едва  уловимыми красками
окружающего  нас  мира  с  его  ритмом,  который  столь  своеобразно  слышит
писатель, с  бесконечной  гаммой  нюансов,  движений света и теней,  которые
обнаруживаютсЯ поразительной зоркостью художника.
     "‚ такие  моменты Я  стою словно  зачарованный  и,  прищурив глаза, как
сквозь  сон  глЯжу на этот свет. џ стою перед впечатлением, как будто  перед
моими глазами поднимаютсЯ вверх  дрожащие струйки  воздуха и ослаблЯют  силу
моего зрениЯ.  ќто  -- свет, излучаемый белой бумагой. Ѓессильный  разогнать
мрак  ниши  и  даже  отбрасываемый  им  обратно,  он создает  какой-то  свой
призрачный мир, в  котором  трудно разграничить свет и  тьму. Ќе казалось ли
вам, когда вы входили  в такую залу,  что плавающие  в ней  лучи света -- не
обыкновенные  лучи,  а  лучи,  имеющие  какую-то особенную  ценность, вес  и
значимость? Ќе  приходилось  ли  вам  испытывать какой-то  безотчетный страх
перед  "вечностью", когда,  находЯсь  в такой комнате, вы вдруг  переставали
замечать времЯ и вам казалось, что прошли целые месЯцы и годы, что, выйдЯ на
свет божий, вы увидите себЯ уже седым стариком?"
     Љомната  совсем  преобразилась.  Ћна  как  бы наполнилась  содержанием.
Џривычные предметы придали ей домашний уют, интимность. Џод каллиграфическим
свитком поЯвилсЯ  "бонсай" -- карликовое  деревцо в синей керамической чаше.
†иваЯ  сосна в миниатюре -- она  ЯвлЯетсЯ  фамильным сокровищем.  ќто  почти
вековое  дерево.  Ћно  бережно  передаетсЯ  по  наследству  из  поколениЯ  в
поколение.  Ћсобый  уход,  постоЯнно  поддерживаемый  микрорежим   позволЯют
Японским  садоводам искусственно задерживать  рост  растениЯ, сохранЯть  его
определенные размеры и форму. Џодлинный  "бонсай" должен обладать  как  бы в
масштабе  всеми естественными  качествами  растениЯ и создавать  впечатление
натуральности.  —ем  дольше  Я  смотрю на  "бонсай",  тем  больше  создаетсЯ
впечатление, что это  настоЯщаЯ сосна, о которой Японцы говорЯт, что она еще
"с вершок, а уже видно, что  из нее доска  выйдет". Ќо сосна с ее неизменным
вечнозеленым   убранством   прежде   всего  --   олицетворение  постоЯнства,
жизнестойкости и долгожитиЯ. €злюбленное дерево  живописцев и  поэтов. ’аким
образом, два различных предмета --  бумажный свиток с изображением иероглифа
"долголетие"  и   живое  растение   --  ЯвлЯютсЯ  не  просто   декоративными
предметами.  Ћни определенным  образом  соотносЯтсЯ между  собой,  подчинены
одной  идее. Љак и  разные формы  искусства,  каллиграфиЯ и "бонсай"  служат
средствами символического выражениЯ той же самой идеи долголетиЯ.
     ‘  другой стороны ниши,  рЯдом  со вторым бамбуковым  стволом,  который
служит границей  ниши, расположен  еще один  свиток с изображением иероглифа
"счастье"  в  том же художественном масштабе, что  и  знак "долголетие".  Ћн
выполнен одним  и тем  же  мастером в совершенно одинаковой стилевой манере,
столь же сильным, выразительным почерком.
     -- €ероглифы "долголетие" и "счастье", --  объЯснЯет  Ћхара  сэнсэй, --
считаютсЯ  в  џпонии  парными или  сопутствующими друг  другу.  Ћни ЯвлЯютсЯ
наиболее существенными  факторами  в жизни человека  и, без всЯкой опасности
преувеличениЯ можно сказать,  пользуютсЯ наибольшей  популЯрностью в народе,
как символы самой высокой доброжелательности и ожиданий.
     €  мне   почему-то  подумалось  о  выступлении   почетного   профессора
университета  ’охоку  Њасадзи  Љондо  20 ноЯбрЯ на конференции  по  вопросам
долголетиЯ:
     "€збегать  употреблениЯ  риса в  больших  количествах, больше бобовых и
овощей -- вот путь к долголетию".
     Џо сравнению с  европейцами и  американцами среди Японцев крайне  редки
случаи  долголетиЯ, -- лица возрастом выше семидесЯти  лет составлЯют  всего
лишь 3 процента к населению страны,  вдвое  меньше, чем в …вропе и  Ђмерике.
Ћднако  в той же  џпонии  между различными районами существует  значительнаЯ
разница.  Џрофессор Љондо изучил данные семисот деревень с  большим  и малым
числом случаев долголетиЯ, -- учел фактические климатические, географические
условиЯ, семейные обстоЯтельства, традиции в области питаниЯ, условиЯ труда.
‚от выводы, к которым пришел профессор Љондо.
     Џредпочтительное, а тем более обильное употребление в пищу риса во всех
без исключениЯ случаЯх препЯтствует долголетию, -- наступает преждевременное
старение,  растет число апоплексии  даже  среди молодежи. ‚ деревнЯх  района
’охоку, возделывающих рис, особенно много  иллюстраций к этому  положению. ‚
префектуре Ђкита лица возрастом выше 70 лет составлЯют всего  лишь 1 процент
из  лиц,  умерших  в  возрасте  старше  20  лет,  49  процентов  погибли  от
кровоизлиЯниЯ в  мозг.  Џричину  этого  следует искать в том,  что в разгаре
полевых  работ  здесь потреблЯют в день  до четырех килограммов риса и сверх
того соленьЯ, что в три раза больше, чем в каком-либо другом районе страны.
     ‚  деревнЯх  с  высокой  средней   продолжительностью  жизни  крестьЯне
повседневно  употреблЯют  в  пищу  рыбу  либо  бобовые.  ‘лучаев  долголетиЯ
особенно много в тех деревнЯх, где  крестьЯне  питаютсЯ  внутренностЯми рыбы
либо  мелкой рыбой,  подаваемой целиком (например, в  деревне  Ќомаси района
€дзу-Ћсима).  „аже в тех  горных деревнЯх,  где  совершенно нет  ни рыбы, ни
мЯса,  случаев  долголетиЯ много,  если крестьЯне  обычно питаютсЯ  бобовыми
(например, деревнЯ Ќарисава, префектура џманаси).
     ‚се  деревни  с большим числом случаев  долголетиЯ  потреблЯют  большое
количество овощей. ’ам, где не хватает овощей, едЯт чаще  и больше рыбу, что
сокращает  продолжительность жизни. ‚ таких деревнЯх больше смертных случаев
от сердечных заболеваний. ‚ поселках рыбаков, не имеющих лодок, это особенно
заметно, --  примеров  этого  много  на  •оккайдо.  ‚  деревнЯх,  питающихсЯ
водорослЯми, случаи апоплексии крайне редки, долголетие наблюдаетсЯ особенно
часто (’ога, префектура Ђкита).
     Ќа  небольшой  подставке  стоит  переливающаЯсЯ  лаком  шкатулка, будто
вылитаЯ из черной воды.  ‚ кованой бронзовой оправе кружевной работы тонет в
прозрачной воде несколько вытЯнувшихсЯ нарциссов.
     Џриготовление закончено. ‘тол накрыт, праздничный,  гостеприимный стол.
Џоистине: "€ жемчуг на стол подают, и лавром печи топЯт".  Џередо мной стоит
низкий лакированный столик  с очень изогнутыми  под себЯ, почти полукруглыми
ножками.  ‚ центре  стола  --  квадратнаЯ  керамическаЯ тарелка  с пластично
загнутыми   кверху  углами.  Ќа   ней  знакомые  мне  традиционные   лепешки
"кагамимоти" из  круто замешенного теста, которое готовитсЯ из клейкого риса
и долго  меситсЯ в особых ступах. ‹епешки едЯт, обмакиваЯ их  в густой сироп
из красных бобов с сахаром.
     Љагамимоти, сделанные  в  виде  двух  сложенных  лепешек,  --  одно  из
старинных  угощений.   €х  приготовление,  по   свидетельству   литературных
источников, началось еще в годы ќнги (901--922), и  с тех  пор  они ЯвлЯютсЯ
непременным  блюдом  во  времЯ  новогодних  праздников.   Љагамимоти  обычно
украшают  стол  на наиболее  почетном  месте,  в  лучшей  комнате дома,  где
принимаютсЯ друзьЯ и  гости.  Џриготовленные примитивным образом из простого
риса кагамимоти  со времени далекой старины символизируют  в  народной жизни
благополучие и  удачу.  Ќичто, кажетсЯ, не  окружено таким  благоговением  в
новогодние дни, как  эти  незатейливые  хлебцы  из  риса,  самого  насущного
продукта Японца.
     Џримечательно,   что  эти  рисовые  лепешки   подаютсЯ  к  столу  также
одиннадцатого  ЯнварЯ  (кагамибираки),  только к этому времени они настолько
затвердевают, что их приходитсЯ разбивать при помощи  молотка, но никогда не
с  помощью  ножа  --  недопустимо,  по  традиции,   резать  символ  счастьЯ.
ђазмельченные частицы лепешек затем варЯт вместе с рисом и красными бобами и
подают  на  завтрак.  ќта  трапеза  означает  конец  новогоднего  праздника.
Ќародный обычай велит на Ќовый  год непременно  отведать это блюдо,  которое
обычно подаетсЯ вместе с соевым соусом.
     Џриготовленный на  пару рассыпчатый рис жемчужно отливает в  деревЯнном
жбане, охваченном двумЯ скрученными из бамбуковых лент жгутами.
     ‘еледочнаЯ  икра  --  также  одно  из  наиболее  популЯрных  и  любимых
новогодних угощений.  Њножество  икринок  символизирует приумножение  семьи,
благополучие, богатство.
     Љогда  на моем  столе поЯвились "хамагури"  -- морские  ракушки,  перед
моими  глазами  возникла  многократно  виденнаЯ  картина:  тысЯчи  людей  на
Японском побережье кропотливо  отыскивают во времЯ морского отлива хамагури.
Ќизко  нагнувшись  или совсем  припав к прибрежному  илу,  взрослые  и  дети
терпеливо выискивают  морскую  ракушку,  поджаренное мЯсо  которой  ЯвлЯетсЯ
одним  из   лакомых  блюд  национальной  кухни.  ‚  удачный  сезон  хамагури
заполонЯют рыбные лавки и  рестораны, бойко распродаютсЯ подвижными буфетами
на перронах железнодорожных станций.
     …два ли хотЯ бы одно застольное угощение в џпонии обходитсЯ без супа из
овощей или морских продуктов. Ќередко суп подаетсЯ в пиалах из черного лака.
€ сейчас Я вижу на своем столике небольшую лаковую пиалу несколько вытЯнутой
формы,  с плотно прикрывающейсЯ  крышкой,  удерживающей тепло. ‚ ней горЯчий
суп  "дзони"  из  морских  водорослей и рыбы  с  плавающими  на  поверхности
лепестками "нори" -- "морского мха".  ‘лучаетсЯ,  что  простые  вещи надолго
сохранЯютсЯ  в  сознании  и Ярко видЯтсЯ  нашей памЯтью. —итаЯ  позднее этюд
’анидзаки,  Я  мысленно вернулсЯ  к нашей встрече с Японским ученым, и перед
моими глазами возникла новогоднЯЯ трапеза в доме Ћхара сэнсэй.
     "Љогда Я  сижу перед  лакированной чашкой  с  супом, слушаю неуловимый,
напоминающий  отдаленный треск насекомых  звук, льющийсЯ из нее  непрерывной
струйкой в ухо, Я предвкушаю удовольствие, какое получу сейчас от  того, что
буду  есть,  --  Я  чувствую, как чьЯ-то  невидимаЯ рука увлекает менЯ в мир
тончайших настроений. ‘остоЯние это, вероЯтно, аналогично тому, какое бывает
у  служителЯ чайного культа, когда он, слушаЯ клокотанье котелка  с  горЯчей
водой на очаге, вызывает в своем представлении звон горного ветра в сосновой
хвое  и   уноситсЯ  мыслью  в  тот   мир,  где  собственное  "Я"  совершенно
растворЯетсЯ. ѓоворЯт, что Японские блюда предназначены не  длЯ того,  чтобы
их вкушать, а длЯ того, чтобы ими любоватьсЯ. џ бы сказал даже -- не столько
любоватьсЯ,  сколько   предаватьсЯ  мечтаниЯм.  „ействие,  ими  оказываемое,
подобно  беззвучной  симфонии, исполнЯемой  ансамблем  из  пламени  свечей и
лакированной посуды..."
     "ЃеззвучнаЯ  симфониЯ"...  ‚  этих  словах,  на мои  взглЯд,  заключена
сокровеннаЯ истина Японской  жизни. Њожно  нередко услышать,  что  Японцы не
столько   люди   слуха,  сколько  люди  зрениЯ.   ЏроизведениЯ  музыкального
творчества, если говорить  не о  фольклоре,  а о  симфонической  музыке, вне
сомнениЯ,  существенно  уступают   их  успехам  в  области  изобразительного
искусства.
     "Љогда-то   мой  учитель,  писатель  ‘осэки*,   --  рассказывает  далее
’анидзаки в этюде "Џохвала тени", -- в своем произведении "Џодушка из травы"
("Љусамакура")  посвЯтил  восторженные   строки  цвету  Японского  мармелада
"екан". Ќе  находите ли вы, что цвет его тоже  располагает к мечтательности?
ќта матоваЯ полупрозрачнаЯ, словно нефрит, масса, как будто вобравшаЯ внутрь
себЯ  солнечные  лучи  и задержавшаЯ их слабый грезЯщий свет, эта  глубина и
сложность сочетаниЯ красок, -- ничего  подобного вы не увидите в европейских
пирожных. ‚  сравнении  с  цветом екана каким  пустым и поверхностным, каким
примитивным кажетсЯ,  например, цвет европейского крема.  Ђ  когда еще  екан
положен в лакированную  вазу, когда сочетание его красок погружено в глубину
"темноты", в которой эти краски уже с трудом различимы,  -- то навеваемаЯ им
мечтательность еще более усугублЯетсЯ. Ќо вот вы кладете в рот холодноватый,
скользкий  ломтик  екана, и  вам  кажетсЯ,  как  будто  всЯ  темнота комнаты
собралась в одном этом сладком кусочке, тающем  сейчас у вас  на Языке. € вы
чувствуете, что вкус  этого  не  бог весть  какого  вкусного екана  приобрел
какую-то странную глубину и содержательность".
     —итаЯ "Џохвалу тени", Я вспомнил  слова  Ћхара о том,  что чтение -- не
просто познание нового. —тение не  только знакомит с фактами и ЯвлениЯми, но
открывает   пути  к   познанию  жизни   и  эстетики,   вырабатывает  вкус  и
проницательность.  ‹юдЯм, помимо  всего,  должен быть  свойствен философский
подход к познанию мира.
     "‚ любой  стране,  --  отмечает далее  ’анидзаки,  --  обеденным блюдам
стараютсЯ придать такое сочетание  красок, чтобы оно гармонировало с  цветом
посуды и стен столовой. џпонские кушаньЯ особенно требуют такой гармонии, --
их нельзЯ есть в светлой комнате и на белой посуде: их аппетитность от этого
уменьшаетсЯ наполовину. Џри одном взглЯде на суп, приготовленный из красного
"мисо"**, который мы едим каждое утро, вам становитсЯ  Ясно,  что в  старину
это мисо получило свое развитие в полутемных  домах. Ћднажды Я был приглашен
на чайную церемонию, где  нам подали суп из  мисо. „о того времени Я ел этот
суп, не обращаЯ на него о