Љ.Ќ.‹еонтьев. Џодлипки (‡аписки ‚ладимира ‹аднева)

Ћцените этот текст:
Љ.Ќ.‹еонтьев. Џодлипки (‡аписки ‚ладимира ‹аднева)

---------------------------------------------------------------
Origin: "Џроект Љ.Ќ.‹еонтьев"
---------------------------------------------------------------

ђоман в трех частЯх

—асть перваЯ

Ќикогда, может быть, не собралсЯ бы Я исполнить обещанное -- написать вам
что-нибудь о моей прошлой жизни, о детстве моем и первых годах молодости...
Ќо сегоднЯ, Ѓог знает почему, проснулсЯ Я рано... встал и подошел к окну...
…сли б вы знали, какаЯ томЯщаЯ тоска охватила мою душу! Ќа дворе чуть
брезжилось; окно мое было в сад, и за ночь выпал молодой снег, покрыл куртины и
сырые сучьЯ. …сли вы никогда не видали первого снега в деревне, на липах и
ЯблонЯх вашего сада, то вы едва ли поймете то глубокое чувство одиночества,
которое наполнило мою душу!
„олго глЯдел Я в окно -- вот все, что Я могу еще сказать об этом утре; а потом
взЯл перо и решилсЯ исполнить обещание...
‘ чего начать?
‚ы знаете, Я теперь в той самой деревне, о которой џ вам говорил столько раз.
Ќикто не хвалил ее местоположениЯ. Ћно не живописно; но если б вы когда-нибудь
зимою вздумали пронестись на тройке по нашим полЯм, то, верно, заметили бы
частую рощу, подступившую вплоть к пустынной почтовой дороге; может быть, если
бы это было утром увидали бы вы над голыми вершинами осин и берез струйки
синеватого гостеприимного дыма... Џопробуйте тогда завернуть в рощу; посмотрите
по бокам дороги на этот лесной снег, никем не тронутый, кроме зайца; посмотрите
на узоры, которые он начертил, на мелкий и аккуратный след ласочки, ходившей на
добычу этою ночью...
‘лышите, уж несетсЯ к вам по морозному воздуху, полному сверкающих пылинок,
несетсЯ манЯщий к жилью дымный запах... Ѓлиже, ближе... ‚от забытый двор, по
которому ходит только рыжий старик-ключник, и то по одной и той же вековой
тропинке. ‚от розовый дом с дикими ставнЯми, осененный тремЯ елЯми,
вечнозелеными и вечно мрачными великанами; а там, на той стороне клен, роскошь
нашей растительности: теперь вы его не отличите от другого дерева, но летом он
вешает крайний сук, обремененный листьЯми, на старую гонтовую крышу. Ќаправо за
ракитами небольшой пруд, летом покрытый густою плесенью, а теперь занесенный
снегом почти наравне с краЯми.
‘мотрите, как дым бодро и дружно подымаетсЯ изо всех крестьЯнских труб... ‡вуков
мало: лай собаки да скрип колеса на колодце под рукой девушки, разрумЯненной
зимним утром.
Ќе думайте, однако, что деревнЯ эта всегда грустна, как в нынешнее утро. Ќет,
мало Я знал деревень, в которых бы летнее солнце освещало такую уютную зеленую и
мирную красоту!
Ћсобливо при покойной тетушке, Њарье Ќиколаевне ‘олнцевой, было очень хорошо у
нас в Џодлипках.
’етушка была богатаЯ и бездетнаЯ вдова-генеральша; полгода жила она в деревне,
полгода в Њоскве, где у нее был собственный дом.
џ приходилсЯ одним из прЯмых наследников ее с тех пор, как не стало у менЯ ни
отца, ни матери; другие наследники были: сначала дЯдЯ, потом его сын, который
служил уже в Џетербурге, когда мне было всего 18 лет.
џ рос у тетушки с того днЯ, как отец мой поручил менЯ ей, уезжаЯ на польскую
войну. Ћн там был ранен и, возвратЯсь, недолго жил.
’етушка была полна, ходила мало, да и то согнувшись, хотЯ сложениЯ была далеко
не слабого. ‚сегда была серезна, но без малейшей суровости. Ќи разу не случилось
мне видеть у нее гневных глаз или сдвинутых бровей, но зато и улыбку хранила она
длЯ торжественных случаев.
‡имой, даже и в деревне, она носила шелковые темноватые капоты и большие чепцы с
густой оборкой вокруг, а в жаркое времЯ каждый день менЯла белые блузы, под
которыми так гремели крахмальные юбки.
‚ хозЯйство она много не входила; особливо в полевое (длЯ этого у нее был
приказчик из своих крепостных), но не терпела нечистоты в доме и саду и многим в
жизни усадьбы своей интересовалась. ‚ Џетровки, например, когда наставала
веселаЯ пора сенокоса и барщина сбиралась в сад трусить под окнами сено, тетушка
садилась к открытому окошку почти на целый день и наблюдала за работой и за
нарЯдами баб, которые в наших краЯх на сенокос одеваютсЯ, как на праздник.
-- Ђх ты матушки! -- восклицала она, обращаЯсь к своей компаньонке и нисколько не
менЯЯсь в лице при восклицании.-- Ћльга €вановна, посмотри, ma chere ... Љакой
Џарашка надела платок! ќто ей брат подарил... брат из Ђлтаева...
-- Џочему же вы думаете, что это брат? Њожет быть, муж? ќто гораздо натуральнее,
-- возражает Ћльга €вановна и, достав лорнет, смотрит в сад.-- Њожет быть, муж! --
повторЯет она, окидываЯ взорами Џарашкина мужа.--Џосмотрите, какое у него
прекрасное лицо!
-- Ћн такой грубый! -- говорит тетушка.-- ѓде ему, ma chere! ќто брат; Я знаю
наверное, что брат ей купил... ‚ запрошлое воскресенье ”евроньюшка говорила мне,
что видела самого Џавла на торгу. Џлаток, говорит, купил парчовой, алый с
золотом. Џарашка, а Џарашка! поди сюда!
Џарашка подходит и кланЯетсЯ.
-- ‡дравствуй, мать моЯ; кто тебе платок дал? €шь вырЯдилась как!
Џарашка хохочет, закрываЯ рот рукой, на которой блестЯт серебрЯные и медные
кольца.
’етушка ждет; но Ћльга €вановна принимает суровый вид.
-- ЏрасковьЯ! ты глупа,-- замечает она.-- •охот тут не у места. ’ы должна отвечать
барыне на вопрос. ’ы не дитЯ!
Џарашка смущена.
-- ќ! ma chere, pourquoi? -- шепчет тетушка.-- Џарашка, да скажи же, матушка, кто
тебе это дал?
-- Ћ-о! да брат же! -- восклицает Џарашка игриво, откидываЯсь назад и снова
поднимаЯ руку к лицу.
Џарашка отпущена, и тетушка торжествует.
-- џ говорила ведь, что брат! ”евроньЯ выдумывать не станет... ‘ какой ей стати!
-- Il est tres riche! -- прибавлЯет тетушка, помолчав, и совсем другим голосом.
Ќо больше всего на свете тетушка любила сказки. Љаждое послеобеда ложилась она
на диван и задремать иначе не могла, как под звуки какого-нибудь рассказа. Ќа
ночь делалось то же непременно.
‚о времЯ моего детства была у нее длЯ этого Ђленушка-сухорукаЯ, сорокалетнЯЯ
горничнаЯ, худаЯ, бледнаЯ, с красным носом и очень строгой нравственности.
Ђленушка была очень добра ко мне, и Я сам не раз наслаждалсЯ ее красноречием по
зимним сумерках, когда она грелась, сидЯ на лежанке в угловой комнате, в той
самой любимой моей комнате, которую звали еще с дедовских пор диванной и где Я
теперь устроил себе кабинет. ‚ самом деле, комната эта всегда весела: в полдень
нет светлее ее во всем доме, потому что окна ее прЯмо на юг, а зимним вечером,
бывало, в старину затапливалась в ней печка, наполнЯвшаЯ ее таинственно
колыхающимсЯ сиЯньем. ‘иЯнье боролось с мглой надворьЯ, и все предметы скоро
получали смешанный, прыгающий, волшебно-одушевленный вид. ’огда Ђлена оставлЯла
чулок, который она вЯзала очень искусно, не сгибаЯ засохшей руки, надевала синюю
кацавейку с беличьим мехом и садилась на лежанку, где и болтала ногами до тех
пор, пока жар не сгонЯл ее долой. ’ут-то Я, бывало, прибегал к ней и требовал
сумереничаньЯ, то есть потрЯсающих душу рассказов.
Ћсобенно помню Я одну сказку про Љривду и Џравду, которую рассказывала мне
Ђленушка, как Љривда жила и жила Џравда. Џравда была добраЯ женщина, а Љривда
злаЯ. Џравда была бедна и, нуждаЯсь в хлебе, просила его у злой женщины. ’а ее
накормила, но за каждый ломоть выкалывала ей по глазу. Ћднако это не принесло
никакой пользы завистнице, потому что один прекрасный царевич, гулЯЯ с меньшими
братьЯми ночью в лесу, нашел Џравду на сосне (она сослепа не знала, kуда
детьсЯ), приходил с той ночи сам мазать ей глаза три утpa срЯду росой, возвратил
ей зрение и потом женилсЯ на ней.
Љогда же Љривда вздумала тоже выколоть себе глаза и забратьсЯ на дерево, надеЯсь
на меньших царевичей то судьба наказала ее: царевичи посмеЯлись над ней и она
умерла с голоду в лесу, где тело ее растерзали волки.
Ћдно только обстоЯтельство в этой сказке затруднЯло мое воображение.
-- Ђленушка! -- спрашивал Я,-- и ей ужасно страшно было на сосне?
-- “ж конечно, голубчик мой, страсти не обралась!
-- Ђ как же, Ђленушка, этот принц женилсЯ на ней? Ћна ведь была простаЯ женщина,
ты говоришь?
-- —то ж, мой голубчик, что простаЯ? Ћна была лицо красавица!..
-- Ђ ты зачем же говоришь, что она женщина и беднаЯ? џ думал, что она такаЯ, как
странница ЂвдотьЯ ‚асильевна, в черном платочке с белыми пЯтнышками. †енщины
всегда в платках ходЯт...
€ долго преследовала менЯ мысль о старухе, сидЯщей на сосне. Џодойдешь, бывало,
к окну, поднимешь штору, чтобы взглЯнуть в сад -- а тут, как нарочно, такаЯ
темнота и большие ели у входа близехонько от дома.
’ем более мне все это памЯтно, что тетушка очень часто спрашивала менЯ поутру,
что Я видел во сне, и, тогда Я отвечал, что приходилось, тетушка обыкновенно гс
^ђ' вала:
-- Ђ Я видела во сне, что мой нос сидит на сосне, а твой хохочет, туда же
хочет...
‘ Ђленушкой Я рассталсЯ на одиннадцатом году, когда покойный дЯдЯ Џетр
Ќиколаевич взЯл менЯ к ce6е.Ћн был тогда вице-губернатором в одном из восточных
городов и хотел приготовить менЯ к университету под собственным надзором.
‚озвратилсЯ Я по семнадцатому году. Ђленушка без менЯ умерла, а тетушка,
всплакнув об ней, заменила ее молодым парикмахером, вернувшимсЯ из ученьЯ,
парикмахером и по наружности -- красивым брюнетом с завитыми висками. Ћh всегда
описывал похождениЯ €вана-царевича, который женилсЯ на лЯгушке, оттого что,
выстрелив из лука, попал в болото, а оттуда вышла волшебница (или, по словам
Џлатошки, волфа) в виде лЯгушки, со стрелой во рту.
Љроме того, тетушка без менЯ взЯла компаньонку, Ћльгу €вановну Џетрову, очень
ученую девушку и пианистку. Ќо об ней подробно Я скажу вам после. ‚се заведено у
нас было по-старому: не красить Яйца к Џасхе, не перечистить всю мебель, образа
и весь дом в чистый четверг было невозможно. ‚ день свЯтителЯ ЊокиЯ приходили
свЯщенники служить молебен от града, и тетушка, в белой кофте, в белой мантилье
с оборками, молилась горЯчо на водосвЯтии, и после шли мы и народ за нами в поле
и у межевых столбиков закапывали склЯночки со свЯтой водою в землю. Љак блистали
ризы свЯщенников тогда на дворе, у колодца, как сверкали образа и кички наших
баб, которых Я почти всех знал поименно! Љак празднично раздувались оборки
тетушки, и мантильЯ ее тогда надувалась, как парус, если набегал ветерок! Ћна
кланЯлась в землю, когда дьЯкон молил "о благорастворении воздуха и об изобилии
плодов земных"...
€ Я думал тогда о благорастворении голубого воздуха а тоже кланЯлсЯ в землю.
џ никогда не мог подъезжать к этой деревне без волнениЯ, и теперь ничто здесь не
утратило длЯ менЯ смысла; но сила ощущений моих ослабела от времени и
повтороений- Њухи по-прежнему спЯт зимой между двумЯ пыльными обломками стекла в
окне маленькой комнаты около залы, в которой Я прежде всегда ночевал. Џечки, и
душники все те же; все так же в одной комнате на антресолЯх клочками висЯт обои
и видны обнаженные бревна стены с сучками и жилами. Ѓыла пора, когда Я мог час и
два сидеть этой комнате и разговаривать с воображаемыми соседЯми, которых имениЯ
раскидывались кругом. ђазные желтые пЯтна дерева на ободранной стене были длЯ
менЯ и имениЯ их, и планы имений, на которых кружки сучков обозначали дома.
”амилию соседей производил Я от формы пЯтна. Ћдно, например, напоминало мне
чудовище, которое Я видел в мифологической книжке, то самое, что испугало
лошадей €пполита; владетель пЯтна поэтому звалсЯ ‡верьев, другой был Љолоколов,
третий ‘ковородкин. ‹юбимый же мой, не знаю почему, звалсЯ Ќыков. ‹ицо его Я
никогда вообразить не мог, но беседовал с ним много. ’огда Я был семейный
человек: у менЯ было 40 детей; дочери: Ћрангутанушка, ‡аира, ”резочка, котораЯ
утонула однажды в ѓанге, Ћльга, ЌадЯ и много других. ‘ыновьЯ все были военные,
один только был статский. €мЯ его было „юсюк; Я терпеть не мог его гражданской
фигуры и куклу соответственную этому представлению (она была в черном фраке и
привезена была самой тетушкой из Њосквы) бросил в камин. ’етушка схватила ее
щипцами и сказала: "‡а что ж ты это бедного „юсюка швырнул?". „о какой степени
мне стало жаль „юсюка, до какой степени жаль тетушки, обиженной в его лице, до
какой степени менЯ еще долго после этого грызло раскаЯние -- Я передать не могу.
Људа ни обернусь Я, везде дышит передо мной предание или собственнаЯ памЯть
оживлЯет все. ‡аверну Я а ворота и посмотрю налево, на пруд, покрытый снегом,
там над сухой вершиной, в которую переходит пруд, стоит нагнутый столетний дуб,
разодранный пополам. Ћдна половина его разодралась и упала в ров в то времЯ,
когда еще мне было семь лет, не от грозы и не от ветра, а в самый жаркий, тихий
июльский полдень... Љакой величественный гром огласил нашу тихую усадьбу... Љак
долго mы ходили смотреть на эту упавшую половину и думали подбегаЯ под дубом:
"—то, если бы мы были здесь в то времЯ, когда он упал?" ‚от на поле перед
усадьбой высокий вЯз. ѓоворЯт, что надо смотреть в полдень на тень его и рыть в
том месте, где она кончаетсЯ. ’ут, говорЯт, зарыт огромный клад; но никто не
трогал его.
‚ большом саду нашем, которым мы гордились перед всей окрестностью, много
липовых и старых березовых аллей. ‚ липовых хорошо, когда жарко, а в самой
длинной из березовых аллей, когда осенью шумит ветер и гонитсЯ за мной, вдруг
вырастаЯ на верхушках, Я слышу в этом шуме всЯкий раз много знакомого, много
особенного, чего Я не слышу в ветре других деревьев и чего не могу теперь
выразить вам...
‚ саду есть также посредине круглой сажалки курган. ‘ курганом этим свЯзано
кровавое предание. ‚ладелец, “ которого покойный тетушкин муж купил Џодлипки,
был суров и самовластен. Ћн заставил обратить болото в круглую сажалку и
насыпать курган. ЉрестьЯнам показалось трудно, и некоторые убежали. ‚скоре после
этого он был задушен в постели.
џ долго не верил, что такое страшное дело могло случитьсЯ в наших Џодлипках.
Љурган теперь покрыт высокими деревьЯми клена; сажалка обросла по берегам
лознЯком, а на вершине кургана стоит памЯтник из дикого камнЯ с вазой наверху.
Ќа нем написано: "Џраху друзей", и около него девицы, жившие прежде в Џодлипках,
хоронили своих собак, котЯт и птиц.
Ќе сердитесь за эти описаниЯ, не думайте, что Я хочу хвалить одиночество. Ќет,
мое временное одиночество случайно и незлобно. ‚се, что двигалось и дышало
здесь, плакало и веселилось -- дорого мне, и о людЯх-то, о прежнем многолюдстве Я
хочу вам говорить гораздо больше, чем о самом себе.
Џрощайте, до другого раза. Њне хочетсЯ рассказать вам историю моей первой любви.
‘трасть в ней длилась недолго, всего дней пЯть; но это было первое истинное
чувство в моей жизни.
II
‹ет десЯть назад Я был студентом первого курса и сбиралсЯ летом домой.
Џриехали за мной свои лошади с тарантасом, и пришло письмо от тетушки.
Ћно было писано не ее рукой; почерк казалсЯ почти „етским, но ошибок попадалось
не слишком много.
Џосле разных ласковых названий, после поручений, советов, просьб не задерживать
лошадей следовала приписка.
"Њаленький секретарик мой тебе кланЯетсЯ --Џаша, отца ‚асилиЯ покойного дочь; ты
ее, верно, помнишь. Ћна помнит тебЯ и говорит, что ты ее раз хотел было совсем
притузить; такой всегда был турухтан-повеса, а Я совсем стала слепа: все она мне
пишет. –елую тебЯ, душа моЯ. „а хранит тебЯ мать ЏресвЯтаЯ Ѓогородица. ’етка и
друг твой
ЊарьЯ ‘олнцева.
P. S. Ќе забудь, ветрогон, хороших гвоздей купить".
џ очень был рад, что в Џодлипках есть новаЯ молодаЯ девушка. …й должно быть лет
17-ть. ‚ детстве она была недурна, бледна, опрЯтна, ходила всегда коротко
остриженнаЯ и носила сетку. Ћтца ее Я также забыть не мог.
Ћн был у нас приходским свЯщенником и духовником всей нашей семьи. џ помню его
высокий рост, худое, бледное, кроткое лицо, белокурые кудри и мелкие морщины на
лбу -- от привычки, часто задумываЯсь, поднимать брови.
Џомню также, как приезжал он по великопостным вечерам служить у нас всенощную.
‘обиралась семьЯ в длинную белую залу, освещенную только на одном конце
церковными свечами, и что за томительный восторг охватывал мою душу, когда
высокий отец ‚асилий, на полнив залу кадильным дымом, сквозь который из угла
блистали наши образа, начинал звучным, густым, возрастающим голосом: "‘е жених
грЯдет во полунощи!" ’огда Я, бывало, кланЯлсЯ в землю, и мне, поверите ли,
казалось, что в самом деле идет откуда-то таинственный Ѓожественный жених среди
ночи... ђаскрытаЯ дверь темного коридора, глубокое молчание всех других
комнат... самый ландшафт в огне, освещенный месЯцем, зимний сад, полосы тени от
деревьев по снегу, пустыннаЯ, обнаженнаЯ аллеЯ, пропадающаЯ за недоступными
сугробами, и таинственнаЯ мысль о безлюдности огромных полей...
€з родных кто молитсЯ усердно на коленЯх, а кто, прислонЯсь к стене, вполголоса
поет за свЯщенником; сзади люди громко кладут поклоны, вздыхаЯ...
…ще помню отца ‚асилиЯ в минуту моих тогдашних исповедей, когда Я, наклонившись
под эпитрахиль его, от которой всегда так хорошо пахло ладаном, слушал, как он
отпускал мои грехи, и прибавлЯл иногда, погладив менЯ по голове широкой, но
чистой рукой: "€ди! Ѓог с тобой... „уша-то, Я знаю, у тебЯ добраЯ!"
Ћтец ‚асилий тогда не был еще стар, лет 47 всего, умер он, когда мне был 14-й
год, около самых Џетровок, не знаю, от какой болезни.
’етушка, ЊарьЯ Ќиколаевна ‘олнцева, котораЯ уважала его глубоко, говорила мне,
что, за несколько часов до смерти, он велел себЯ вынести на кровати в пчельник,
который страстно любил.
џ сам помню, как он описывал немного книжным Языком любимых животных своих,
утверждаЯ, между прочим, с улыбкой, что матка столько же похожа на де-вицу,
сколько трутень на мужичка.
ђассказывали тоже у нас о женитьбе отца ‚асилиЯ. Ћбыкновенной рассказчицей была
сама тетушка, котораЯ всЯкий раз (хотЯ бы в 20-й) почтительно наклонЯла голову,
как будто сам отец ‚асилий стоЯл перед ней в ту минуту.
…ще семинаристом влюбилсЯ он в свою Ђнну …фимовну. „очь богатого протопопа и
слышать не хотела о деревенской жизни, о платке вместо чепца. Ћна привыкла
ходить в барские и чиновничьи дома, не работать и ни о чем не хлопотать; но
скромный и красивый блондин играл хорошо на скрипке, был покорен и очень
понравилсЯ ей, несмотрЯ на длинный оливковый сюртук. Ћна соглашалась идти за
него с тем только условием, что он наденет фрак гражданского чиновника.
“влеченный любовью, молодой человек решилсЯ взЯть на себЯ грех обмана; он дал ей
слово быть светским, женилсЯ -- и через несколько месЯцев после женитьбы посвЯтил
себЯ духовному званию. Ћн тЯжко заплатил всей жизнью за эту женитьбу и за первые
сладкие минуты: Ђнна …фимовна терзала и грызла его.
-- Џредставь себе, дружок мой,--говорила еще не так давно покойнаЯ тетушка,--
представь себе, как он хорошо чувствовал свой грех. Ѓывало, придет такой убитый,
что Ѓоже упаси; начнем дружески его уговаривать. Љонечно, Я догадывалась, что
его эта негоднаЯ баба беспокоит. "Ќет, говорит, ЊарьЯ Ќиколаевна, Я согрешил
перед ѓосподом и благодарю небесную милость …го, что Ћн в этой жизни менЯ
наказует, а не в той... ‚ этом Я …го милосердие вижу". "„а ведь вы, ‚асилий
€ваныч, посвЯтились?" - скажешь; так нет, mon cher, ни за что!
„орогой
"Ќе должно было женитьсЯ мне на ней, обманывать; она не к такой жизни была
воспитана". ‚идишь, какой был? ’акую тонкость вдруг скажет, что и не найдешьсЯ
отвечать ни за какие блага в мире. џ уже старалась всегда ей дарить и ситцы, и
материю, и домашнюю провизию, чтоб она не ершилась на него. Ћн-то сам такой
труженик был; сначала и пахал, и косил, и все. Џосле Я уж, ты знаешь, освободила
его от этого. ‚озможно ли это -- прЯмо с полЯ в церковь? ‘ зари человек над
сохой, едва руки успеть помыть: разве с такими мыслЯми он должен приступать!
Ѓывало, сам каЯлсЯ мне вначале, пока Я не назначила ему всю провизию, что во
времЯ службы у него иной раз и то и се на уме, когда видит, туча на небе заходит
или что еще. Ђ эта такаЯ сквернаЯ женщина! Љолотовка такаЯ!
Ђнна …фимовна подлинно была настоЯщаЯ колотовка. Ќе знаю, что нашел в ней отец
‚асилий; быть может, вначале она была мила и привлекательна; теперь же просто
ненавистна: круглое красное лицо, наглые глаза, кружева на чепце развеваютсЯ, и,
ко всему, несноснаЯ страсть к болтовне, кривому употреблению выражений,
наворованных из дворЯнского словарЯ, и сплетни, сплетни без конца... € все
пронзительным голосом. €ногда скажет бессмысленную фразу, а улыбка плутовскаЯ.
Џаша, еще шестилетний ребенок, приходит жаловатьсЯ, что младший брат отнЯл у нее
сахар.
-- Ђх, мой друг! какаЯ обЯзанность! -- возражает мать кротким голосом, а сама под
столом грубо толкает ребенка рукою в грудь.
Ђ то вдруг остервенитсЯ...
‚ тот приезд мой к тетушке, которым Я начинаю историю наших отношений с Џашей,
тетушка имела неосторожность полушутЯ пожаловатьсЯ попадье на Џаш) за то, что
она мало стала читать с весны.
Ђнна …фимовна как завизжит вдруг: "Ђх ты, тварь негоднаЯ! Ђх ты, наказание Ѓожие
за грехи мои! ’ы должна, тварь ты этакаЯ, помнить, что их превосходительство,
можно сказать, тебЯ балуют! —то ты такое? ‘ирота, голь, тварь" и т. п. ’етушка
даже совсем растерЯлась: сидит и катает в комок носовой платок.
‘ 11-ти до 20-ти лет прошло столько времени, передумано было столько, что об
отце ‚асилии почти никогда и не вспоминалось; но теперь, думаЯ о Џаше, Я
вспомнил и о нем с большим чувством. ‚ероЯтно, не длЯ всех он был тем, чем был
длЯ менЯ. „ругие его знали ближе, были старше менЯ, когда он был жив, могли
подметить что-нибудь. џ даже нарочно выспрашивал, но ничего дурного о про него
не узнал. Ћн служил хорошо, к крестьЯнам был, говорЯт, добр, не бранил их, как
другой сосед наш, отец ‘емен, не бил крестом по лицу, когда мужики
прикладывались толпою (одно только Я заметил еще ребенком: пока мы
прикладывались, он держал крест обеими руками и наклонЯлсЯ немного вперед, а
когда начинали подходить крестьЯне, он выпрЯмлЯлсЯ и спокойно держал крест в
одной руке). Ќикогда не слыхал Я от него про крестьЯн того, что говорит отец
Ђфанасий, тоже соседний свЯщенник: "Њужик -- бестиЯ; с ним держи ухо востро!"
Ћдним словом, до менЯ не дошло об нем ничего дурного.
Џаша с малолетства считалась умницей в детском смысле. ’етушка несколько
привЯзалась к ней с тех пор, как была без менЯ больна горЯчкой.
“дивительно, что в самом деле девЯтилетний ребенок так хорошо умел угодить ей
всем: и лекарство вовремЯ подавала, и завЯзывала, что нужно (только всего раз и
толковали ей). ’етушка пришла, наконец, в памЯть и стала скучать, лежа в
постели; тогда Џаша вздумала плЯсать перед нею и рассказывала сказки, когда
сухорукаЯ Ђленушка была занЯта или отдыхала.
Љогда же, во времЯ моей жизни у дЯди, скончалась Ђленушка и тетушке надоела
лЯгушка со стрелой во рту, которую бросил Џлатошкин искатель приключений, Џаша
была приглашена на постоЯнное житье в дом, и ей назначено было особое жалованье
из инбирного киевского вареньЯ, пастилы и смоквы, да сверх того по четыре платьЯ
в год -- все за ежедневные рассказы или громкое чтение, когда Ћльга €вановна была
нездорова или занЯта.
Џаша читала порЯдочно и стала через год читать хорошо; читала старушке газеты,
анекдоты Ѓалакирева и путешествие ко свЯтым местам.
Џастила и смоквы отпускала тетушка длЯ Џаши исправно, но инбирного вареньЯ так
она и не добилась.
Љаждую субботу тетушка ходила, согнувшись, в конторку, приказываЯ Џаше идти за
собой. Џаша так и думала, что вот-вот велит ЊарьЯ Ќиколаевна достать банку. Ќот
и нет! ‡аговорит сейчас о другом, велит влезть на лестницу, счесть, сколько
сахарных голов на третьей полке, начнет рассматривать гнездо в уксусной бутыли
или пошлет за горничной, чтобы счистила с окна паутину, и долго бранит ее и
обещает настукать дурацкий лоб за то, что забыла длЯ этого прийти, когда раз
навсегда приказано приходить в субботу. „евка заплачет и пойдет, а тетушка долго
смотрит вслед и на другой же день подарит ей ситцу или шерстЯной платок,
прикажет только не модничать, а поступать по-старинному, т. е. носить его по
буднЯм наизнанку. ’а благодарит, тетушка грозитсЯ в следующий раз непременно
настукать лоб и, обратившись к кому-нибудь из нас, заметит серьезно. "‘'est une
tres bonne fille!"
Ђ у Џаши все-таки нет инбирного вареньЯ!
Џаша поселилась в первый раз в Џодлипках через полтора года после моего отъезда
к дЯде, а по возвращении моем оттуда, когда мне было уж 17 лет, Я опЯть не
застал ее. ђоднаЯ тетка Џаши, губернскаЯ чиновница, взЯла 15-летнюю девушку к
себе, в надежде выдать ее выгодно замуж, как только созреет; но это не удалось,
и Џаша опЯть у нас.
‚се это Я, сбираЯсь домой, припоминал с удовольствием и уж спрашивал себЯ --
понравлюсь ли Я ей или нет? ЌадеЯлсЯ понравитьсЯ? ЌравитьсЯ нужно всем женщинам.
—то за жизнь без этого?!
III
‚ этот год ‚ознесенье пришлось поздно.
‘торона наша глухаЯ, и соседей у нас мало; однако прежде, когда дом был
оживленнее, на ‚ознесенье у нас всегда бывали гости; в это ж лето никто к нам не
ездил, кроме отставного капитана Љопьева и его дочери, ”евроньюшки. „а и они не
ездили, а ходили, потому что ‹обанове, в котором у них домик, крытый соломой, и
четыре двора,-- всего полторы версты от Џодлипок. €х никто у нас и не считал
гостЯми. “ капитана, кроме фуражки с красным околышем да седых усов, подбритых
до половины, нет ничего воинственного. ’рудно держатьсЯ от улыбки, когда он
вдруг, точно проснетсЯ, сделает страшные глаза и сейчас же опЯть успокоитсЯ или
когда он, рассказываЯ, уставитсЯ на вас и скажет: "—то вы смеетесь -- ей-богу,
право, так!" ”евроньюшка никогда не имела телесной молодости: всегда была желта,
нос луковицей и на висках примазаны колечки; но молодость сердца она хранит до
сих пор и готова всегда хохотать до слез от вздора; но теперь ее смех неприЯтно
действует на менЯ; из людей, с которыми она в старину смеЯлась, стольких нет на
свете, стольких судьба разбросала в разные стороны, стольких душевно разъединила
-- а она все та же!
Њы ездили в колЯске шестериком к обедне в то село, где жили родные Џаши, и
привезли ее с собой.
Џосле обеда крестили кукушку.
‚ы едва ли знаете, что значит крестить кукушку. “ нас в Џодлипках, в старину,
каждый год крестили ее в день ‚ознесеньЯ после обеда. ‘оберутсЯ все дворовые и
пойдут в рощу, к орешнику. ‡десь тогда было много молодых березок (теперь они
уже высоки), а в тени позднее, к середине лета, расцветает лиловый цвет
кукушкиных слезок; около ‚ознесеньЯ едва видны листьЯ из земли, но после,
возрастаЯ, они покрываютсЯ черными пЯтнами, заслуживавшими название слез.
џ не знаю, откуда взЯлсЯ этот обычай. Њужчины остаютсЯ почти всегда около
опушки; кто-нибудь из них готовит небольшой костер длЯ Яичницы, которую надо
жарить, а девушки и женщины бегут в рощу искать корешок кукушки. Љорешок этот
беловатый: у него есть обыкновенно две длинные ножки и другие придатки покороче.
…сли в толпе женщин есть беременные, они загадывают на этом корешке, кто будет у
них, мальчик или девочка.
Љорешок с небольшими листьЯми найден; все бегут назад и, одевши корень в юбку из
куска ситца или кисеи, вешают его под сводом двух молодых березок, согнутых и
свЯзанных между собою верхушками. Ќа куклу надевают крест, а на березки
накидывают большой платок, под которым должны цаловатьсЯ кум с кумой три раза.
ђассказал, кто была Џаша и почему ее присутствие в Џодлипках занимало менЯ.
•арактер ее мне самому не совсем Ясен. ЉажетсЯ, в ней было много нежности и
добродушной чувственности. џ помню, бывало, тетушка влачитсЯ чрез девичью или
через угольную комнату, в которой Џаша вышивала. Џаша если и не занЯта, то при
встанет чуть-чуть, нехотЯ, и сделает жалобное лицо. ќто очень шло к ней. ђостом
она была невелика, увальчива, бледна, но бледностью свежей, той бледностью,
котораЯ часто предшествует полному расцвету. €ногда, побегавши, поспавши,
сконфузившись или просто пообедавши, она чуть-чуть зарумЯнивалась. ‚олоса у нее
были светлые, как лен или как волоса деревенских детей, улыбка мирнаЯ, взглЯд
жалобный, усталый.
ђазвернутьсЯ ей было негде, или, скорее, она была из тех созданий, которым
суждено быть поэтическими только в пору расцветаниЯ, которым не дано никаких
особых сил на украшение зрелых годов. џ знаю наверное, что она была нежна душою.
џ не говорю о себе -- что за диво быть нежной к юноше, который понравилсЯ! Ќо с
”евроньюшкой капитановой свЯзывала ее теснаЯ дружба, она часто уходила в
‹обаново: не раз сиживала на коленЯх у ”евроньюшки и ласкалась к ней, объЯснЯЯ
мне после, что ”евроньюшка ее ужасно любит и ужасно за нее боитсЯ.
‚печатление, оставшеесЯ мне от нее, так летуче и быстротечно, что Я едва ли
слажу с словами. ‚от что разве длЯ дополнениЯ портрета...
Ћднажды, гораздо спустЯ, уезжал Я часу в 8-м утра с деревенского свадебного
бала, довольно веселого, как видите--он длилсЯ до полного восхода солнечного.
‘лучилось это летом, и утро было росистое. ЉрестьЯне уже работали в полЯх, там и
сЯм; кучер мой остановилсЯ что то поправить верстах в трех от места праздника, а
Я кстати вышел из тарантаса, чтоб надеть пальто вместо фрака и лечь спать
поспокойнее. Ќезнакомый мне помещичий сад выходил редкой березовой аллеей,
частоколом и канавой на пустынную дорогу. ‚зглЯнув нечаЯнно на глину канавы, Я
заметил стелющуюсЯ ветку с белыми цветами, похожими формой на садовые belles de
nuit. Њашинально, лениво, сам не знаЯ зачем, нагнулсЯ Я, сорвал цветок понюхал.
Ѓелые цветки были чуть подернуты розовым внутри и пахли слегка горьким миндалем,
разливаЯ и кругом этот запах на несколько шагов... џ тотчас же вспомнил Џашу:
она мелькнула тоже на заре моей молодости без резких следов, но подарила менЯ
несколькими днЯми самой чистой, самой глубокой неги и тоски.
џ вместе с людьми пришел пешком в рощу крестить кукушку, а тетушка приехала в
четырехколесном кабриолете.
Ћчень мне хотелось попасть в кумовьЯ Џаше, но Я стыдилсЯ. ’етушка помогла мне.
Ћна совсем не хотела, чтоб мне пришлось Ѓог знает кого держать за руку и Ѓог
знает с кем целоватьсЯ.
“ нас был в комнате кабачок, ровесник мне. € у него, и всей семьи его была на
руках такаЯ толстаЯ кожа, что ее отмыть было совсем невозможно. ‘ детства и
потом у него всегда трескалась эта кожа. ’етушка, когда еще мне было лет десЯть,
смотрела раз, как люди водили хоровод. џ хотел участвовать, и она не запретила
мне, только закричала девушкам: "‘мотрите, чтоб ѓаврюшка не брал его за руки!"
Џодобное чувство, вероЯтно, заставило ее теперь скомандовать: "‚ первой паре
‚олодЯ и Џаша". Њы стали и крестили кукушку.
Џосле этого пели песни, съели Яичницу и вернулись домой.
‡а ужином Џаша, потупив глаза, сидела около менЯ, и мне было приЯтно и неловко.
IV
Ќедели две прошли после этого без всЯких перемен, перваЯ радость остыла, и
бездействие начало томить менЯ. —то же, наконец, буду ли Я любим или нет? €
когда Я буду любим, и скоро ли, и кем? —то делает Џаша?
Џаша вышивает одна в диванной. € вот Я у пЯльцев. -- Џравда это, Џаша, что ты
скоро уедешь?
-- Њаменька хочет менЯ опЯть к тетеньке увезти. -- ‡ачем?
-- Ќе знаю. Њаменька скучает одна ездить.
-- ќто скверно. Џожалуй, тебЯ отдадут там за какого-нибудь противного замуж. Ђ Я
бы еще раз хотел бы тебЯ поцеловать, как тогда под платком. џ, кажетсЯ, влюбилсЯ
в тебЯ...
Џаша покраснела и молчала.
‚ эту минуту вошел мой камердинер Ђндрей, и Я отскочил от пЯльцев.
-- ќкие вы прыткие, поглЯжу Я на вас! -- заметил он, погладив усы. -- Ђ Ћльги
€вановны здесь нет?
-- ’ы видишь, что нет.
Ћднако Ћльга €вановна пришла и вовсе помешала мне продолжать.
„нЯ два после того не было случаЯ наедине поговорить с Џашей. Џо утрам Я иногда
немного занималсЯ. џ пробовал переводить кой-что прозой из иллера назло одному
зрелому московскому знакомому, который уверЯл менЯ, что в 20 лет невозможно
понЯть ни иллера, ни ѓете.
‚озвышаЯ себЯ этими трудами перед строгими вопросами, которые задавало мне мое
же самолюбие, Я немного отводил душу, слишком полную нетерпениЯ длЯ однообразиЯ
окружающего ее быта. —еловеку, понимающему иллера, казалось, можно было
извинить многое.
ЌемецкаЯ поэзиЯ, к несчастию, действовала на менЯ в 20 лет точно так, как в 17 и
ранее набожность, внушеннаЯ теткой. Ѓывало, помолишьсЯ усердно, постоишь у
ранней обедни, попостишьсЯ, положишь поутру несколько земных поклонов, сочтешь
себЯ квитом с совестью и ободришьсЯ после этого до того, что нагрубишь
кому-нибудь, или разругаешь слугу, или даже побьешь какого-нибудь мальчишку.
’етушка с Ћльгой €вановной собиралась ехать в гости за 10 верст, а Я переводил
"Der Abend" из иллера. ’етушка уехала, и Я уже кончил перевод.
—ас, должно быть, был 9-й в исходе, когда Я решилсЯ взбежать наверх, пользуЯсь
тем, что люди ужинали. ‘начала Я в темноте не мог ничего разобрать. Џаша
перевесилась на окне, отворенном в сад, и была прикрыта занавеской. Љогда Я
отыскал ее и молча обнЯл одною рукою, другой облокотЯсь около нее, она сказала:
"Ђ тетушка, верно, скоро уж будет?" -- Љакой вздор! Ћна ночует там. - Њне она
ничего не сказала.
-- Ќочует.
‚роде этого был весь разговор. …ще помолчав, Я поцеловал ее в лоб; но милаЯ
девушка сама протЯнула мне губы и, улыбнувшись чуть видной в темноте улыбкой,
спросила:
-- Ђ что, если б Ћльга €вановна увидала? -- € след за этим поцаловала менЯ так
крепко, что Я вышел из себЯ.
џ просил ее прийти на садовый балкон, когда все улЯгутсЯ. ЃоЯсь ее обидеть, Я
прибавил, помнитсЯ, что ночь будет месЯчнаЯ, что мы только посидим, погулЯем и
поговорим.
Џаша согласилась.
‚ы, может быть, не поверите, что вечер был лунный, однако было так... џ
встретилсЯ с нею еще раза два до ночи.
џ оставил ее в первый раз наверху и долго ходил по двору взад и вперед. Ћ чем Я
тогда думал, не знаю, но, вспоминаЯ свою беспокойную судьбу, полагаю, что
недоумение боролось во мне с надеждой. Ћднако она еще прежде срока сошла на
заднее крыльцо и, севши на ступеньки так, что розовый длинный фартук ее был
виден издали, стала петь...
џ продолжал ходить и слушать, пока она не удалилась.
Џосле, когда уже пробило половина 11-го в зале, Я был готов сойти, потому что
лег на постель в сапогах и халате.
џ вышел, перешагнул через ”едьку, который ночевал в хорошие ночи на переднем
крыльце, и пробралсЯ в сад к балкону.
Џаши не было, но над навесом балкона было открыто окно в спальне Ћльги €вановны,
и Я ждал недолго.
Џаша сперва повисла на окне, посмеЯлась тихонько оттуда, сделала какие-то знаки
и, скрывшись, скоро Явилась из-под сирени сбоку. - Ћткуда это ты? - ‚ лазейку
пролезла, около заднего крыльца.
-- Ђ через калитку отчего не прошла?
-- Љак можно! “ калитка …гор €ваныч спит -- знаете, на чем он спит?
-- Ќа чем?
-- Ќа щиту на соломенном.
-- ’ак что ж?
-- ’ак это Я говорю... ѓде ж мы сЯдем? Ќа балконе Я боюсь, -- продолжала Џаша,
--пойдемте на траву за балкон.
Ќа траве было очень сыро, и крапивы набилось много в углу, между балконом,
концом стены и сиренью.
Њы хотели сидеть долго и спокойно. Џаша вспомнила о щите, который лежит иногда
длЯ караульщиков на балконе.
Њы его взЯли и, разостлав его, сели в сыром углу, на который из-за высоких груш
светил полный месЯц.
Њы много цаловались и говорили о житейском.
Џаша жаловалась на мать.
-- Ћна всегда бранит менЯ. ѓосподи Ѓоже мой! € что это Я сделала ей? ‚от
тЯтенька, когда еще был жив, так очень любил менЯ.
Њне не хотелось жалеть Џашу, потому что хотелось не любить ее, а повеселитьсЯ с
ней. џ спешил переменить разговор, и времЯ до часу ночи прошло в переливании из
пустого в порожнее. „а мне все равно было, о чем ни говорить. „аже, чем дальше
от нас предмет разговора, тем лучше, правдивее и свободнее.
„ело было не в том, чтоб говорить о любви, которой нет, о наших чувствах, длЯ
которых Язык у нас был разный: дело было в том, чтоб сесть поближе друг к другу,
чтоб завернуть ее в халат, чтоб она не озЯбла, гладить рукой по ее чуть-чуть
пушистой руке, по щекам, по волосам, причесанным за уши; надо было целовать друг
друга в губы, долго, не переводЯ дыханиЯ.
џ хвалил ее невинную прическу, ее глаза; она говорила, что этот черный
фланелевый халат с кистЯми идет ко мне, упрекала, зачем остриг волоса, и тому
подобное.
Џора и спать, однако!
ЏовторениЯ этой ночи не было.
’етушка, во-первых, после уже не отлучалась никуда. Џаша спала с Ћльгой
€вановной; Я было и предложил ей раз ночную прогулку, но она и слышать не хотела
о такой смелости. €ногда пройдешь мимо нее, тронешь ее тихонько - она улыбнетсЯ
и не скажет ни слова. ‚последствии Я узнал, что чувством можно было довести ее
до всего, но мне не говорилось тогда страстно.
‚ таких отношениЯх прошли еще недели две, и Я, возбужденный препЯтствиЯми, стал
думать не шутЯ о том, как бы обольстить ее.
‚ы, конечно, не думаете, что сердце мое к двадцати годам было, как белый лист
бумаги. €зо всех девушек, которые мне нравились в старину, Џаша более всех
неразлучна с Џодлипками: здесь Я встретил ее, здесь и рассталсЯ с ней.
Ќо Я не могу сделать шага без оглЯдки. џ не могу продолжать о Џаше, пока не
скажу о неизвестной вам ‘офье ђжевской... Ћ ‘офье ђжевской не могу говорить, не
сказав ни слова о домашних наших девицах. ‘амое наслаждение тишиною Џодлипок в
лето моего сближениЯ с Џашей не имело бы смысла, если бы перед этим не было
множества мелких бурь. Џрощайте! ’еперь ночью все страшно молчит в вымершем
доме...
V
џ еще не в силах рассказывать вам все по порЯдку, а писать хочетсЯ; самые
воспоминаниЯ мои идут не так, как дело шло в жизни, а следуют за моими
настоЯщими размышлениЯми и путаютсЯ с ними. ’о помню Я себЯ как в глубокой
мгле... Ќи дома, ни деревьев не вижу перед собою, а только перила балкона и на
балконе трех девушек. џ же -- должно быть, еще очень маленький -- вхожу на этот
балкон и пускаю изо рта пузыри. ‹иц этих девушек Я не помню в ту минуту, но
пестрый ситец одной мне знаком -- дикий, с красными узорами.
„евушки вскрикивают и приказывают мне оставить неопрЯтное занЯтие пузырЯми. € на
все снова задергиваетсЯ завеса... Џотом улыбаетсЯ мне свежий молодой родственник
в коричневой венгерке -- улыбаетсЯ, а на него ласково прыгает борзаЯ собака...
„вор вокруг зеленеет, солнце блестит, собака весело лает; корыто с кормом около
менЯ, и молодой родственник манит менЯ рукой: "‚олодЯ! ‚олодЯ!" ...€ снова
тотчас за этим призывом закрылась жизнь, разверзшаЯсЯ на минуту перед непрочным
детскими чувствами.
Њолодой родственник, хотЯ ходил в коричневой венгерке тогда, но на самом деле
был военный, офицер путей сообщениЯ, и слыл за благонравнейшего человека в нашей
семье; удивительно клеил он коробки, корзинки, рамки, прекрасно рисовал
акварелью, еще лучше служил, а всего дороже было длЯ менЯ то, что первые
памЯтные дни мои украшены его снисходительной лаской. …ще будучи в Џетербурге
кадетом, хаживал он к нам по воскресеньЯм в отпуск (тетушка в старину способна
была и в Џетербурге провести зиму!), и хотЯ длЯ менЯ все еще было очень смутно
кругом, но ‘ережа был Ясен. Ћн любил сидеть за столиком у окна и рисовать по
моей просьбе карандашом разные виды. ’о корабль плывет по океану, а Я смотрю
через борт вместе с тетушкой Њарьей Ќиколаевной -- матросов мы не рисовали; а
навстречу нам из Џодлипок едет лодка, и в лодке Ћлинька, ‚ерочка и Љлашенька,
наши барышни, сухорукаЯ Ђленушка, и ключник …гор €ванович гребет... ‘лучалось,
что на берегу морЯ мыла прачка белье, а по небу сверкал зигзаг молнии и мчались
облака; другой раз изображалсЯ большой дом, корпус, жилище ‘ережи и ‘ережа у
окна; от Џодлипок к нему шла длиннаЯ аллеЯ, и по аллее ехали мы с тетуушкой в
колЯске; а над зданием парил огромный орел, уносЯ Ягненка... Џодобных рисунков
было много; не знаю куда они делись. ‘ережа, в знак дружбы ко мне, на всех
свободных местах -- например, на столбах ворот, на краЯх крыш, на притолках
дверей, на борте кораблЯ, на парусах и флагах -- надписывал мелкими буквами:
‚олодЯ, ‚олодЯ, ‚олодЯ.
‘ообразив времЯ, Я вижу, что кадет предшествовал коричневой венгерке, а человек
был все тот же. ‚ свою очередь, коричневаЯ венгерка была только временной
о6олочкой, и скоро настал веселый день, когда с утра съехались в Џодлипки гости;
с утра, надев замшевую перчатку на правую руку, завивалсЯ ‘ережа горЯчими
щипцами в два кока перед маленьким зеркалом на антресоли, а Я, не отходЯ от
него, любовалсЯ на лицо его то так, то в зеркало. Ќебольшого роста был наш
‘ережа, но строен, почти брюнет, но бел. ‹ет десЯть спустЯ Я нашел, что он
всегда был похож на тех алебастровых девиц с розовыми щеками, которых продают в
лавках; прибавьте только чуть пробившиесЯ темные усы, два кока, один небольшой,
другой совершенно a la coque marine, да мундир с известными отличиЯми путейской
формы -- вот ‘ережа -- жених. Ќо тогда он был мил длЯ менЯ, и его радость менЯ
радовала …два выпущенный из корпуса, приехал он к нам и гостил более года. Ћн
по-старому продолжал рисовать длЯ менЯ все на свете. ‚оображение мое требовало
пищи, и он насыщал его.
‚оображение было у менЯ всегда необузданное. Њадам Ѓонне, стараЯ моЯ
гувернантка, поддерживала его деЯтельность географическими занЯтиЯми, рассказами
о путешествиЯх Љука и других, картинками детских музеев, где гигантские
каракатицы низвергали корабли, львы боролись с колонистами, райские птицы
распускали желтые хвосты и т. п., более же всего "‚ечерними беседами в хижине"
„юкре-„юменилЯ. ‚се вырастало тогда вокруг менЯ: камин, топившийсЯ в зале, был
длЯ менЯ горЯщим древним замком, зала -- огромной пустынею, душники печей --
отверстиЯми ада, а члены сборной семьи нашей и знакомые -- мифологическими
богами, с которыми Я познакомилсЯ по одной французской книжке. ќта книжка
принадлежала мадам Ѓонне: Я знал, что картинки в ней были плохи, грации были
гораздо хуже наших деревенских девок, с которыми случалось мне кататьсЯ с горы
на масленице, а ћпитер с бородой нисколько не величественнее …гора €вановича.
’екст был зато приЯтен: "Qui etait Vulcain?" ‘ледовал ответ...
‚се читанное и слышанное старалсЯ и воплотить в окружающем менЯ. ’аким образом
Џалемон, отец "‚ечепних бесед", слилсЯ у менЯ в одно с старым лесником
Џахомом, который издавна жил за садом в молодой роще, поднимавшейсЯ на прежних
порубках. Џатриархального в нем было достаточно: седаЯ борода, клюка, избушка
крошечнаЯ, на крошечной лужайке в глуби орешника; одного Я не понимал: как мог
Џалемон, или Џахом, при такой жизни дратьсЯ на шпагах; а в книжке сказано, что
он дралсЯ, если Я не ошибаюсь?..
Ћднажды переделывали залу; половицы были поднЯты, изображаЯ длЯ менЯ глубокие
пропасти. …два мужики уходили обедать, как Я уже прокрадывалсЯ туда и, отстегнув
с гвоздЯ угол старого плетеного ковра, которым была забита дверь из мрачного
коридора в волшебную пустыню, шел твердою ногою искать руду в неизвестных горах.
—асто случалось, что Я не признавал своих умерших родителей и уверЯл, что мать
моЯ была американскаЯ царица и что мы ехали с ней в колеснице по берегу морЯ;
лошади понесли -- мы упали, менЯ унес орел, но потом уронил в море; здесь Я, как
€она, был проглочен китом и, наконец, выброшенный им на берег €спании, попал,
как воспитанник, в Џодлипки.
Ќужно было найти приложение и длЯ мифологии. Љроме душников -- отверстий ада,
были у менЯ другие соображениЯ: высокий толстый сосед Ѓек, приезжавший к нам на
‘вЯтой и даривший мне всегда Яйцо, раскрашенное разными ситцами, стал ћпитером;
ћноной была сама тетушка; ‘ережа то Њарсом, то Ђполлоном; мадам Ѓонне была
Њинервой, а бледнаЯ, стройнаЯ Ћлинька -- ‚енерой.
Ќадо сказать, что последнюю считали у нас чем-то напоминающим резец ”идиЯ. ‘
течением времени, когда своенравные требованиЯ личного вкуса заговорили во мне
сильнее, такие лица перестали нравитьсЯ мне; но в детстве Я любил эту картинную
девушку, высокую и тонкую, с природною восковой бледностью строгого лица, с
томным и скромным взглЯдом, в бедном ситцевом платье, танцующую гавот перед
заезжим танцмейстером.
Ќо надо поскорее покончить историю свадьбы Ђполлона и ‚енеры.
Ћба кока завиты, талиЯ в рюмочку. џ сбегаю вниз, ‚ угловой комнате, в той самой,
где пылала по вечерам печка и звучала с лежанки чародейка Ђленушка, вижу
таинственно полурастворенную дверь, и эта щель обличает особый род
приготовлений, не виданный мною никогда. Ѓоже! —то за прелесть! Ѓалдахин не
балдахин кисейный, оборки не оборки; розовый цвет бельЯ... ‘тараюсь вспомнить,
что пришло мне в голову тогда, и не могу; кажетсЯ -- Я удивилсЯ: "‡ачем же это
вместе? неужели не стыдно?"
ѓостей было немного, и Я не помню их лиц; но из смутного представлениЯ
движущихсЯ фигур мне Ясно виден воздушный образ небогатой невесты в белом платье
с черной бархаткой на шее. „оримедонт с усами докладывает что-то; все шумЯт.
’етушка три раза входит и уходит в разных чепцах и даже все боком, потому что
коридорнаЯ дверь узка, а чепцы широки. Џервый чепец огромен, и лиловые ленты
стоЯт во все стороны. ‚ероЯтно, ей сказал кто-нибудь, что цвет слишком печален,
только она в другой раз вошла с оранжевыми лентами, опЯть ушла и вернулась с
белыми.
‚се гудит в прихожей; белый призрак наклонЯетсЯ ко мне и горЯчо целует менЯ;
лицо мое омочено ее слезами. ‚се умолкает... ’етушка сидит одна у окошка на
высоком вольтеровском кресле, играЯ табакеркой, и не отводит глаз от окна. “ ног
ее, на скамейке, ”едотка-дурак в оливковом сюртуке и белом галстуке пилит что-то
задумчиво на скрипке, а Я, схватив обломок сабли, в исступлении ношусь и воюю по
зале.
…ще виден мне, после, угол желтой комнаты, рЯд стульев, молодаЯ в розовом капоте
на одном из них и ‘ережа в вицмундире, цалующий ее руку. ‚ечером Ђленушка кладет
менЯ в постель; Я долго слышу звук органа и смутные возгласы родных, веселЯщихсЯ
в больших комнатах.
“дивительнаЯ была парочка! Ћни уехали скоро; но долго еще после этого хранились
в душе моей их примерные личности. †ил Я у дЯди потом, возвращалсЯ к тетушке,
рос, училсЯ -- но все в неприкосновенной чистоте сохранЯлось вокруг менЯ предание
о достоинствах этой четы, выпущенной на жизненное поприще из благодетельных
Џодлипок. ‚от их простаЯ историЯ, собраннаЯ из разных источников. €нженер наш
приехал в отпуск, влюбилсЯ и посваталсЯ. ’етушка написала письмо к дЯде; дЯдЯ
написал к какому-то генералу; генерал достал место ‘ереже. ’етушка не
ограничилась этим: она сшила Ћлиньке подвенечное платье из кисеи, купленной еще
прежде у разносчика, подарила ей бархатку на шею; другие знакомые дали вуаль.
’етушка колебалась, говорЯт, несколько, сшить ли наволочки с оборками или нет и
вообще приготовлЯть ли все, что следует, в том розовом виде, в каком предстала
мне таинственнаЯ спальнЯ из полурастворенных дверей; но приезд дЯди Џетра
Ќиколаевича поправлЯет все дело. Џриезд этот Я помню. ‡а несколько дней до
описанных мною свадебных картин на дворе уже было темно; Я, помолЯсь Ѓогу,
ложилсЯ спать под надзором Ђленушки, как вдруг дверь растворилась и кто-то
сказал: "Џетр Ќиколаевич приехал!" Ђленушка, стоЯвшаЯ на коленЯх перед моею
кроватью, вскочила. ‚ других комнатах поднЯлась беготнЯ. Њигом Я одет и бегу в
залу. Џо зале идет дЯдЯ в косматом черном пальто, а тетушка ведет его под руку в
гостиную, другие беспорЯдочно толпЯтсЯ сзади и спереди, но кто и как -- не помню.
„ЯдЯ -- лицо немаловажное: он был у нас представителем всего того, что могло
пробуждать в Џодлипках честолюбие; он был начало всЯкого блеска, золота, крестов
родни московской, вороных шестериков, запрЯженных в карету (не нашей чета!)...
‚зглЯд открытый и строгий, легкаЯ лысина на благородном лбу, и завитки слегка
седеющих темных волос; ѓеоргиевский крест всегда на модном статском платье, а в
случае парада -- мундир военный и целый рЯд отличий на груди; белые большие руки
и благоухание от волос, одежды, даже от гладко выбритой щеки, которую он мне и
на этот раз, как всегда нагнувшись, подставил. Ќа заднем плане его жизни
виднелись толпы турок в чалмах и кривые сабли, рубЯщие головы наших солдат.
ќй, казак, не рвисЯ к бою,
„елибаш на всем скаку
‘режет саблею кривою
‘ плеч удалую башку!..
ѓолова у него была разрублена в одном месте; леваЯ рука прострелена; в груди две
раны. Љогда тетушка, всегда экономнаЯ, покупала у разносчиков стираксу длЯ
куреньЯ и на коробке, чтобы указать на восточное происхождение аромата, было
изображено и подписано: "‘тражение между семью турками и двумЯ казаками", Я
вспоминал о грозном и вместе милостивом родственнике. ‚переди несчастный
мусульманин, верхом, в зеленой чалме, хваталсЯ за бок, пронзенный пикой
воинственного „она; другой турок лежал ничком на земле; от третьего остались
только куски: там рука, там голова, там нога в туфлЯх торчали из дыма, обвившего
двух главных бойцов. Џодальше за холмами рубилсЯ против четырех маленьких
неприЯтелей маленький казак, а горизонт замыкалсЯ рЯдом елей, в которых
воображение мое привыкло подозревать дЯдю с полком: он спешил выручить героев.
‘ама тетушка имела в спальне своей прекрасный абажур с раздирающими военными
сценами -- но здесь уже гибли бедные французы в медвежьих шапках и синих
мундирах. ’етушка говорила, что брат сам прислал ей этот абажур из-за границы, и
так как он тогда был ранен, то она не могла видеть перед собою кровавых
рисунков, которым свет свечи по зимним деревенским вечерам придавал так много
выражениЯ.
-- ’акой сумасшедший! -- говорила она,-- выдумал, что прислать! Љак, бывало, ни
поглЯжу, так дурнота и сделаетсЯ!
•отЯ Я никогда не допускал, чтобы тетушка могла упасть навзничь в обморок,
потому что она очень плотно стоЯла на толстых ногах и упорно сгибалась вперед на
ходу, но впечатлению абажура сочувствовал.
"Џоди-ка, попробуй,-- думал Я даже гораздо позже ‘ережиной свадьбы: -- Џоди-ка!
‚едь это здесь, в зале, легко рубитьсЯ или амбар брать приступом; а как
настоЯщий турок? ‚от человек-то дЯдЯ!"
Ћн недавно еще представлЯлсЯ государю и разговаривал с ним. ‚ Џодлипках шептали,
говорЯ о нем; ему отводилась лучшаЯ комната. Ќа столе камердинер раскладывал
тысЯчи туалетных безделушек: серебрЯные коробочки, хрустальные и пестрые
баночки, щетки в богатой оправе, перед которыми жалки и нечисты становились
складное зеркальце, роговой гребень и стараЯ щетка бедного ‘ережи!
"“ж не он ли Њарс-то?" --подумал Я однажды.
€ ‘ережа был раз навсегда разжалован в Ђполлоны. ’ак как ѓрецию Я тогда знал по
словам мадам Ѓонне и ѓомера не читал еще, то и не знал, что у него Њарс прост и
Њинерва его бьет... Њинерва, ученаЯ женщина,-- мадам Ѓонне. Џри ее накладке, при
лице ее, блестЯщем и сморщенном, как те моченые Яблоки, которые по вечерам
подавал нам „оримедонт, -- можно ли поверить, что она бьет воинственного Џетра
Ќиколаевича? Џоди сообрази все это!..
‘. приездом дЯди дело свадебное принЯло иной оборот и при нем тетушка не смела
отказатьсЯ от приличных издержек. *
‚ каретном сарае, от которого теперь остались одни кирпичные столбы, была у нас
простаЯ крашенаЯ бричке …е выкатили к пруду, и кучер мыл и сушил ее. Џотом
подвезли ее к крыльцу, и молодые влезли в нее с немногочисленными пожитками и
горничной девочкой. Џлакали ли они или радовались -- не знаю, но, говорЯт,
тетушка дала им двести рублей да дЯдЯ триста ассигнациЯми -- вот и все!
‡агремела бричка по двору, свистнул Ђгафошка: "Ќу, ворочайсЯ!" -- и мигом
скрылись надолго-надолго да стрижеными акациЯми изгороди мои дорогие
мифологические существа! „есЯть лет не видал Я их потом -- десЯть лет длЯ менЯ,
ребенка!
Ћни жили в трехстах верстах от нас и не приезжали ни разу. Ћлинька раза три в
год писала тетушке, иногда вспоминаЯ и менЯ. ’етушка сначала всЯкий раз
сокрушалась о бедности их, сделала им широкое одеЯло из разных ситцевых
лоскутков, все шестиугольниками, раза три посылала им по сто рублей
ассигнациЯми, а потом стала радоватьсЯ, что они поправились... да так
поправились, что тетушке прислали, знаЯ ее религиозность, из серебрЯной
проволоки красивыми цветами выделанную лампаду к образам ее спальни. ’етушка
заплакала и сказала мне:
-- ‚от видишь, ‚олодЯ, что значит, мой голубчик, воспитание хорошее. Џосмотри,
голубчик, какаЯ лампадка -- это он, конечно, трудами рук своих приобрел. „а!
-- —то же они, ma tante, разбогатели?
-- Ћн место имеет хорошее; к начальству был почтителен, искателен был, трудолюбив
-- Я всегда старалась внушить ему набожность. Ћтец его был большой приЯтель моему
покойнику, они вместе служили -- они ведь троюродные братьЯ были, на одной
квартире жили и все делили между собой. ‚идишь, мой друг, все награждает Ѓог в
правосудии ‘воем. Љто к Ќему прибегнет, тому всегда хорошо. џ помню раз, кадетом
еще оскоромилсЯ он ‘трастную -- уж Я ему голову-то мыла, мыла!.. ‘кромный,
почтительный был мальчик! "—то, батюшка, стервЯтники покушал?" Ђ он: "Ђх, ma
tante, Я понимаю свой грех, это в последний раз!" € сам плачет в три ручьЯ. ‚от
ему Ѓог и послал. Ђ кто не верует, тому одно наказанье и в этой жизни бывает и в
той. Џомнишь ты, у дЯди Џетра Ќиколаевича, в ’роицком, на антресолЯх есть
портрет -- красивый такой мужчина, с большим жабо... такое лицо... (тетушка
сделала такое лицо). Џомнишь?
-- Џомню.
-- ќто был граф Љороваев. —то же ты думаешь? ќтот человек имел все от Ѓога: и
красоту, и богатство, и жена у него была красавица... ‚едь нет, подгадил-таки,
поехал Џариж, начиталсЯ ‚ольтера и вернулсЯ таким безбожником, что ужас. ‚олос,
бывало, дыбом становитсЯ, как он начнет говорить. Њой муж сам читал ‚ольтера:
бывало, сидит вот в этих креслах и читает. II aimait la lecture. “ него были
всегда прекрасные пеньковые трубки, и он курил на кресле и нарочно читал
‚ольтера -- почитает, почитает и вдруг вскрикнет: "Ђх, какаЯ скотина!"
Ќепоколебимой был веры человек!.. Ђ тот ничего свЯщенного не знал: перед
причастием кофе со сливками пил; в церковь и калачом не заманишь ни за что! Љак
же он кончил, ты думаешь? †ена у него умерла давно, он жил в Њоскве. „омина у
него огромный был около Ђрбата. ’олько вот у него стали делатьсЯ какие-то
припадки: вдруг упадет в обморок и трепещетсЯ весь, и пена у рта -- просто ужас!
‚от дворецкий, его фаворит, и вздумал одну странницу привести отчитывать его...
Ћна клала ладонку небольшую на грудь больным и молилась, и, говорЯт, всегда
помогало. ‘колько раз она приходила, не знаю; только, видишь, дворецкий, как он
станет приходить в себЯ, сейчас и уведет странницу: боЯлсЯ его. ‘тало ему лучше;
„руг он и увидал ее -- не успела уйти. "ќто что такое? -- закричал. ‚он, говорит,
побродЯгу отсюда! Я, говорит, покажу вам!..." € понес ахинею. Ќу, что ж?
‘делалсЯ с ним обморок раз, упал лицом вниз да об стол подбородком -- Язык
прикусил. ‹юди все разбежались, кто за лекарем, а кто от страха. Њой покойник,
как нарочно, входит к нему. Џредставь себе, мой друг, Язык до того распух и
вытЯнулсЯ изо рта синий, что он так и задохсЯ.
ѓлаза налились, смотрЯт на мужа, а сказать ни слова не может. ’от бегом с
лестницы и без содроганиЯ вспомнить не мог... ‚от тебе пример!..
‘ережа озарилсЯ в моих глазах новым светом благонравиЯ. Ќедоставало только
видеть его блаженство в настоЯщем; но и на это представились случаи.
Ћднажды в Њоскве, семнадцати лет, Я скучал один после обеда, как вдруг вошел в
комнату военный денщик и спросил, Я ли ‚ладимир Ђлександрович ‹аднев, и подал
мне записку.
‚от она:
"…сли вы не забыли ваших родных, бывших длЯ вас когда-то Ђполлоном и ‚енерой, то
приходите к нам сегоднЯ на стакан чаЯ, в шесть часов вечера. Њы стоим в такой-то
гостинице, в 17-ом номере. †ена моЯ ждет вас с нетерпением... ‚аш ‘ергей
Љовалев".
Ѓегу, бегу в 17-й номер -- шестой час, насилу пришел. ‹юбопытство отнимает у менЯ
ноги; Я беру извозчика и скачу.
ќто свидание не показало мне ничего особенного. Mы обнЯлись, улыбались друг
другу с ‘ергеем Џавловичем, он говорил, что Я вырос; Я говорил, что он ничуть не
по старел.
Ћлинька по-прежнему хороша отвлеченно, но уже совершенно не в моем вкусе. Џрошло
десЯть лет: ей было двадцать семь, ему двадцать девЯть -- в самой поре!..
естилетнЯЯ дочка показалась мне слишком жирна и скучна; номер не совсем
опрЯтен; открытые погребцы и Ящики, разбросанное платье, посуда где попало...
—ай плохой, но прием радушный. —тобы не отвечать сухостью на изъЯвлениЯ их
родственных чувств, Я принЯлсЯ говорить о прошедшем детстве, о Џодлипках, думаЯ,
что это будет приЯтно им. ‘амовар шипел; дочка дремала на скверном диване;
‘ережа курил трубку и слушал, как Я рассказываю. Ћлинька прервала менЯ вопросом:
-- Ђ что тетенька? все такаЯ же скупаЯ?
џ с изумлением взглЯнул на бледную нимфу. ѓде же эта глубокаЯ,
нравственно-религиознаЯ свЯзь между благодетельницей и восхвалЯемой ею четой?
ђазве может близкий нам человек быть скуп, зол и т. п.? €ли если так, так пусть
он не будет близким отныне. ‘тоит ли говорить о нем? ‚от благодарность!
-- —ем же тетушка скупа? - спросил Я. ,
-- Ќу уж так скупа, как нельзЯ хуже,-- сказал ‘ережа, -- хорошо он нас отпустила
тогда! џ скажу при ней (он указал на жену), что, не будь ее прекрасный характер,
Я бы с ума сошел. ‚едь у нас ни ложки не было, ни чайника -- ничего ровно. џ
должен был ходить на службу на другой конец города по морозу, по слЯкоти, по
дождю; возишьсЯ там целое утро, а придешь домой -- перекусить нечего!
Ћлинька тихо засмеЯлась, устремив на менЯ томные глаза.
-- џ, знаешь, всегда старалась все ему в забавном виде представить... ‡ачем
отчаиватьсЯ?.. Ћн, бывало, придет усталый, злой, а Я и представлю ему
какую-нибудь штуку, палочкой или щепочкой чай ему мешаю... Ћн рассмеетсЯ. Ќет,
любовь и хороший, веселый характер не заменишь ничем!
‘ергей Џавлович взЯл проснувшуюсЯ дочь на колени и начал ласкать ее; потом
присовокупил:
-- Љонечно, все надо судить по средствам. ’етушка, не забудь, имела более 1000
душ и в то времЯ не выезжала из этих Џодлипок. Љакие там расходы? ‘мешно! Ќи
тебЯ, ни других наследников она бы не ограбила, если бы помогла нам хорошенько.
Ђ тут ребенок родилсЯ -- каково это!.. ’о-то... ‚се эти ханжи так... черт бы их
побрал!
Ћлинька захохотала.
-- Џолно, что ты бранишьсЯ! -- сказала она.--Ќе все бывают щедры на свете; у
всЯкого свой недостаток. ’етушка все-таки очень добра. Џомнишь, она одеЯло нам
сшила, которым наша ЂвдотьЯ одеваетсЯ... ’ы смотри, ‚олодЯ, не скажи тетушке...
џ был смущен. Њне рисовалась беднаЯ, душнаЯ квартира в губернском городе,
усталый труженик, неопытный отец нового семейства... Ђ там, у нас в Џодлипках,
большие, чистые и широкие комнаты, цветы, стариннаЯ, но прочнаЯ и удобнаЯ
мебель, тетушка с наставлением на устах и спокойным взором, а пуще всего -- Ящики
ее туалета, всегда запертые... ’ам-то хранились сокровища, достаточные длЯ
услаждениЯ жизенной муки двух десЯток семей...
Ћ Ѓоже! Љак это ново все!..
Ћтчего эта похвальнаЯ жизнь Љовалевых так чужда мне теперь? ђодного сердцу уже
нет в них ничего!
ѓрустно покинул Я 17-ый номер.
ѓода через три судьба снова сблизила менЯ с Љовалевыми; но чем ближе подходили
они ко мне в действительности, чем живее становились наши ежедневные встречи,
тем более немело сердце... …ще год или два, и они длЯ менЯ не существовали.
VI
†ить мне было хорошо у тетушки. •отЯ права наследства после нее Я делил с
старшим братом моим, с дЯдей Џетром Ќиколаевичем и с его сыном, Џетрушей, но Я
был ‚еньЯмином родства. Џетрушу, двоюродного брата, ЊарьЯ Ќиколаевна видела
редко; брат мой был уже велик,
двенадцатью годами старше менЯ, и училсЯ в петербургском корпусе; он занималсЯ
порЯдочно, но часто огорчал тетку своими шалостЯми, и, сверх того, мать моЯ,
втораЯ жена покойного отца, была любимой невесткой тетушки. Њать старшего брата
была женщина легкомысленнаЯ и гордаЯ и, по словам Њарьи Ќиколаевны, изменЯла
мужу.
-- ‘лава Ѓогу, -- говорила мне тетушка, когда Я уже был большой, -- что она
подобру-поздорову скоро убралась... ’акаЯ пустоголоваЯ бабенка! Ћна бы мужу года
в три шею свернула... ‚ообрази себе, мой друг, что она сделала: вздумала раз с
своим возлюбленным вечером в санЯх кататьсЯ! “верила твоего отца, что у него
жар, уложила в постель, напоила липовым цветом, навалила на него целую медвежью
шубу -- и была такова: "Ќе смей вставать без менЯ; если ты заболеешь, Я не
перенесу!"
ЊоЯ же мать была иного рода, и отец женилсЯ на ней, когда ему было уже под сорок
лет.
-- Ћн много страдал от раны около того времени, -- сказывала ЊарьЯ Ќиколаевна. --
Ѓывало, сидит в халате на беличьем меху. Људа уже тут с молодой женой! ђаз вышла
она в газовом платье, всЯ юбка вышита белым шолком, на голове брильЯнтоваЯ нить,
жемчуги на шее: на бал в Њоскве собралась. Ћна была прелесть как хороша! —то ты
ее на этом портрете видишь, mon cher? ‹оконы одни белокурые чего стоили! Ѓывало
в мазурке несетсЯ, головку набок, еще девушкой -- просто заглЯденье! Ќу, вбежала,
платьем шумит, а брат и вздрогнул. "—то ты, говорит, ‘аша, так шумишь? …сли ты
хочешь плЯсать и мужа бросаешь больного, по крайней мере не пугай его". Ћна
сейчас глаза опустила. "…сли тебе, говорит, неприЯтно, Я платье сниму и с тобой
останусь". Ќу, смЯгчилсЯ, знаешь. "Ќичего, ангел мой; это Я так сказал. Џоезжай,
дружок, веселись, пока весело". Ћна чмок его, чмок менЯ -- и помчалась. Ѓрат
вздохнул и рукой только показал ей вслед. Ђ Я ему говорю: "Џомилуй, Ђлександр
Ќиколаич, возьми ты ее года в расчет! ђазве ты можешь в чем-нибудь ее винить?" --
"Ќи в чем, ни в чем, -- говорит, -- кротка, кротка как ангел!" Ђ сам закашлЯлсЯ и
слезы на глазах. ‚зЯл менЯ за руку... "Њаша! Њаша! -- говорит -- хотел бы Я с вами
еще пожить!" „а нет, через полгода скончалсЯ...
Њать моЯ тоже умерла на руках у тетушки, и всю дружбу свою к отцу и к ней, все
свое врожденное чадолюбие, которому, по бездетности ее, не было прЯмого исхода,
обратила она на менЯ. „о десЯти лет спал Я в ее спальне; сама она заботилась о
моей одежде, о моем ученье, насколько умела; учила сама менЯ читать "Ћтче наш",
"Ѓогородицу" и самую любимую мою молитву, в которой Я как бы запросто и детски
разговаривал с Ѓогом: "ѓосподи, дай мне счастьЯ, здоровьЯ, ум, памЯть и доброе
сердце! €збавь менЯ от всех болезней и спаси менЯ от всех бед!"
‚олодЯ был кумиром Њарьи Ќиколаевны. ‚ большой спальне ее висели портреты всех
родных. Ђкварели, большие портреты в рамах, силуэты: Я же был изображен в
нескольких видах. Ќад большим креслом ее парил крылатый херувим без тела: это
был Я, едва рожденный на свет. ‚ другом месте Я в локонах сидел на ковре, в
третьем -- скакал на деревЯнной лошадке...
€ не она одна -- все в доме, если не любили, так по крайней мере баловали менЯ.
‘тарый буфетчик качал менЯ на ногах, приговариваЯ иногда: "чаю, чаю, величаю".
„евушки звали менЯ ангелочком, кавалером и носили менЯ на руках. Ћдна из них,
которой имЯ было Џаша Џотапыч (потому что отец ее был Џотапыч), нередко
забавлЯла менЯ по зимним сумеркам -- пела, сидЯ со мной на плетеном ковре, или
рассказывала мне что-нибудь, когда запас Ђленушки истощалсЯ, или, бегаЯ на
четвереньках, представлЯла волка и так страшно скалила зубы в полумраке, что
даже Ђленушка, сидЯ на лежанке, боЯлась. Ќикто не смел сгрубить мне или
непочтительно со мной обойтись. Љогда одну зиму, помню Я, выпал такой глубокий
снег, что от строениЯ до строениЯ прокапывали ходы, Я любил гулЯть с нЯнькой и
мадам Ѓонне под сенью этих снежных стен; к нам тогда часто выходил ровесник мой,
”едька, сьн кучера, ставший потом комнатным казачком. Ћн был резов и смел, и
тащитьсЯ сзади за мной ему мало было охоты; но ни мадам Ѓонне, ни Ђленушка не
позволЯли ему ни за что забегать вперед, и он только наступал на менЯ и шептал
мне в затылок тихонько: "рысью, барин, рысью!" € Я бежал немного рысью. Ќе
только тетушка баловала менЯ всевозможными подарками и ласками, не только люди,
и особенно Ђленушка, любили менЯ, но и мадам Ѓонне вовсе не была строга,
несмотрЯ на всю свою храбрость. ‚ храбрости ее Я был так уверен, что не боЯлсЯ
ходить с ней в густой орешник, где жил Џахом, или Џолемон, в ветхой хижине, где
жили ‹еон, Ѓенедикт и другие дети "‚ечерних бесед". Ћднажды, когда пьЯный кучер
опрокинул нашу колЯску в промоину, она ни мало не потерЯлась, схватила менЯ на
руки и, передаваЯ соскочившему слуге, закричала только: "дэти, поскорее дэти!"
ќта храбрость мадам Ѓонне в таком опасном случае немного мирила менЯ с тем, что
она Њинерва! Њинерва эта старалсь всЯчески забавлЯть менЯ; часто садилась она к
фортепьЯно и пела мне премилый романс: молодой негр хочет женитьсЯ на белой
девушке и говорит ей:
Restez ma toute aimable!
Tournez la tête à moi и т. д.
A потом, под конец:
Va, ma petite reine!
Ne pas toi mettre en peine.
L'ivoire avec l'ebène
Font de jolis bijoux!
Ћна умела также делать маленькие куклы, не больше полувершка: сами из трЯпочек,
а ноги из конского волоса. Ћденет их по-русски -- женщину в сарафан, а мужчину в
кафтанчик, откроет фортепьЯно, поставит их на внутреннюю доску и заиграет
русскую плЯсовую. ’огда куклы начинают плЯсать сами собою на доске, а Я, уже
взволнованный родной музыкой, с жадностью слежу, как налетает мужичок на
молодицу, или как она, подпершись руками, нагонЯет его, или как они, загнав друг
друга в угол, толкутсЯ там вместе. ‚ эти минуты Я любил мадам Ѓонне со всем
жаром удовлетворенной созерцательности.
Љроме Ћлиньки-‚енеры, у нас жили еще две девушки, родные сестры. ‘таршую звали
‚ерочкой, младшую Љлашей. ЏоследнЯЯ была четырьмЯ годами старше менЯ, а ‚ера
шестью. ‚ера была простаЯ, веселаЯ, полнаЯ, белаЯ девушка, котораЯ после,
вышедши замуж, родила двенадцать детей. Ќо еще прежде обвенчались мы с ней в
Џодлипках в день моих именин 15 июлЯ.
‚ этот день Я всегда был осыпан подарками; во времЯ утреннего чаЯ Я сидел в
креслах, и всЯ дворнЯ приходила цаловать мою руку. „ень же нашей свадьбы с ‚ерой
был особенно весел и торжествен в тот год, когда мне минуло девЯть лет.
”аворитка моЯ, Ћлинька, уже уехала прошлой осенью, но две оставшиесЯ девушки
смотрели на менЯ как на существо особое, царственно-избранное. "–арь мой, Ѓог
мой!" -- говаривали они, обнимаЯ и цалуЯ мои щоки и руки, особенно старшаЯ;
младшаЯ, Љлаша, полнаЯ, как сестра, но бледнаЯ и вЯлаЯ, была вообще не
предприимчива, и Я любил ее немного более жолтой ”ев-роши Љопьевой, которую
прогонЯл всегда, уверЯЯ, что от нее пахнет рыбой. ‚ера с утра, в день моих
именин, поставила в зале горку и прикрыла ее кисеей. Љогда Я вбежал, глаза мои
прежде всего невольно обратились в ту сторону, где ждали менЯ сюрпризы. …ще за
неделю до этого терзалсЯ Я вопросами о том, кто что подарит мне. Џоздоровавшись
с тетушкой, с барышнЯми и с мадам Ѓонне, Я подошел к горке и поднЯл киссею. —его
там не было: и саблЯ железнаЯ с ножнами, и маленькаЯ уточка из синего стекла,
наполненнаЯ духами, с пробочкой в том месте, где бывает хвост; был и шкапчик
вышиною не более 1/4 аршина, а в нем стоЯли географиЯ, грамматика и арифметика,
по которым Я мог даже учить своих детей (так они были Њалы); была и табакерка с
музыкой, и ружье, и шлем из картона. Ѓыло, наконец, небольшое сердце вместо
альбома: оно развертывалось звездою, и листьЯ его еще были белые. џ пошел
благодарить всех и всем подносил свой альбом, просЯ вписать что-нибудь. ’етушка
написала: "џ тебЯ люблю; веди себЯ хорошо и учись, Я тебЯ еще больше буду
любить"; ‚ера написала розовыми чернилами:
Dors, dors, mon enfant,
Jusqu'à l'âge de cent ans
Љлаша по совету сестры:
Je vous aime tendrement,
Aimez moi pareillement.
‘ама она ничего не могла придумать. Љ обеду приехал помещик Ѓек и сын его, юнкер
лет восемнадцати. џ им подал свое сердце. ‘ын написал:
‚ глуши богемских диких гор,
Људа и голос человека
Ќе проникал еще до века!
Ћтец же черкнул огромными буквами:
"Џриношу вам чувствительнейшую благодарность!" Џосле обеда Я решилсЯ осуществить
мои давнишние мысли о семейном быте: Я предложил ‚ере обвенчатьсЯ со мной. Ћна
согласилась, и мадам Ѓонне, украсив ее голову страусовыми перьЯми, надела на нее
вуаль; мне под куртку через жилет подвЯзали красный шолковый поЯс, вместо
генеральской ленты; Љлаша нарЯдилась тоже, и на юнкера надели рисованные кресты
и ленту. Ќас поставили перед высокой рабочей корзинкой; старик Ѓек начал читать
что-то громко из первой попавшейсЯ книги и водил нас вокруг. Џосле свадьбы
началсЯ бал. ’ак как мадам Ѓонне не умела играть танцев, то Ѓек предложил свои
услуги:
-- „айте мне какую-нибудь книгу, -- сказал он.
-- ‚от "†ивописный Љарамзин".
-- ‚се равно, -- сказал старик, -- берите дам.
‘ этими словами он сел к столу, раскрыл книгу где попало и увидав, что на
картине был представлен убиица ‘вЯтополк, закричал:
-- Ќачинайте! ‚альс ‘вЯтополка окаЯнного!
-- ‘вЯтопо-олк, ‘вЯтопо-олк, ‘вЯтополк-полк-полк. џ носилсЯ в восторге то с
‚ерой, то с Љлашей, то с большой куклой.
-- Њазурка Њономаха! -- командовал Ѓек. -- Њономах-мах-мах!...
Ќо бал кончилсЯ грустно. Њузыка "†ивописного Љарамзина" не удовлетворЯла
барышень. ‘коро они ушли наверх; Ѓек удалилсЯ к тетушке в гостиную, а Я, в
страшной досаде, ходил по зале и напрасно ждал дам. Ќаконец, услыхав, что они
хохочут наверху, Я взбежал туда и начал их бранить. Љлаша, котораЯ в этот день
была оживленнее обыкновенного, стала передо мной на колени и хотела поцаловать
менЯ; но Я, не знаю почему, взбесившись, дал ей пощочину. Љлаша ахнула,
посмотрела на менЯ грустно и, отойдЯ в сторону, заплакала. ‚ера, погрозившись
мне, бросилась утешать ее. џ глЯдел со стыдом ей вслед, глЯдел на ее бальный
нарЯд и на руки, которыми она закрыла лицо. Њне стало невыносимо -- Я убежал в
тетушкину спальню, где всегда горела лампада, и заплакал. Ќи ‚ера, ни Љлаша ни
слова не сказали тетушке.
Љ счастью, Я не был слишком зол: во все времЯ моего детства Я хладнокровно
сделал только два дурные дела: вымазал лицо Ђленушки мылом да, заспорив с
”едькой о том, что Я все смею сделать, толкнул его в сажалку!
„лЯ игр дали мне сверстницу. …ще мне не было и восьми лет, когда привела с
деревни крестьЯнка двух девочек. Ћбе девочки плакали и утирали слезы
передниками: одна голубым, другаЯ жолтым с красными цветами. ’етушка колебалась
с полчаса и выбрала старшую.’етушка любила, чтоб служанки ее были чисты и
красивы, а старшаЯ была красивее. Љатюшке было 10 лет.
џ был, верно, тронут поЯвлением нового ребенка в доме
и в сумерки посоветовалсЯ с тетушкой насчет подарка Љатюшке. “ менЯ были две
деревЯнные куклы величиною в 1/4 аршина, которые стали немного рЯбоваты оттого,
что Я мыл их в корыте, в котором кормили собак у переднего крыльца. Љуклы эти
были мне дочери и звались Ћрангутанушка и ЌадЯ: они гнулись по всем суставам.
’ак как в это времЯ менЯ гораздо больше начинали занимать взЯтиЯ приступом
шалашей, анбаров, битвы на садовых мостиках и на необитаемом острове нашей
круглой сажалки, чем куклы, то Я и решилсЯ отдать обеих дочерей грустной девочке
в затрапезном полосатом платье. ’етушка одобрила менЯ, и когда Я, не без
смущениЯ, отнес голые куклы в девичью и отдал их Љатюшке, все девушки похвалили
менЯ и кукол, а Љатюшка отвернулась к окну и угрюмо сказала: "это длЯ …вгешки".
…вгениЯ была ее меньшаЯ сестра, и Љатю похвалили за доброту.
ЉажетсЯ, ее никто не обижал; но дикаЯ девочка с бегающими серыми глазами днЯ
через два исчезла. …е нашли в канаве, верстах в двух от деревни, пожурили ее,
пожурили мать и оставили. Ќо она еще долго никак не могла привыкнуть к хоромной
жизни. ’етушка велела сухорукой Ђленушке взЯть ее себе в помощницы, и они вместе
ходили за тетушкой. Ђленушка уже не раз била ее здоровой рукой за неисправность
и отважную небрежность, но она исправлЯлась туго. ’о на приказание шить отвечает
потЯгиваЯсь "не хочетсЯ"; то пойдет стлать постель барыне и заснет на ней сама.
€щут, ищут, где Љатька -- нет Љатьки! Ђ Љатька спит на барской постели ногами
вверх на подушку, а головой к ногам. Ћтучили от кровати -- она стала каждый
вечер, убегавшись, засыпать на медведе, на которого ставила тетушка ноги,
вставаЯ с постели.
џ тоже повредил ей однажды. €граЯ с ней во что-то в зале, в сумерки, Я стал
уверЯть ее, что неприлично звать господ по имени и отчеству, что они могут
счесть это за недостаток любви к ним, а что надо звать тетушку Њаша, менЯ
‚олодЯ, барышень, живущих у нас, тоже в этом роде, и она, послушавшись, в тот же
вечер принесла однрй из воспитанниц орехи кедровые от тетушки и сказала: --
Љлашенька! вам прислала Њашенька... ЊенЯ хотели наказать без ужина, но простили,
а ЉатЯ простоЯла на коленЯх около часа. …е взЯли осенью, а на следующее лето она
еще была так дика, что убежала на три днЯ, вот по какому случаю.
Ћднажды ‚ера, вставши поутру, не нашла кольца, которое ей было дорого, потому
что в нем были замкнуты волосы ее матери. ‚зыскались, туда-сюда -- нигде кольца
не видать. Ђленушка, которой ЉатЯ часто досаждала неисправностью, посоветовала
обратить внимание на девчонку, и тетушка разрешила ей допросить ее кротко.
Ђленушка завела ее в чулан и начала стращать крапивой и розгами. ЉатЯ слушала,
отнекивалась и наконец была оставлена. „евушки в девичьей продолжали стращать
ее, боЯсь, вероЯтно, чтоб подозрение не пало на них. ‚ сундуке ее ничего не
нашли. ‚оспользовавшись минутой, когда на нее вовсе не обращали вниманиЯ, ЉатЯ
вышла в сени и, бросившись в сад, пропала. ‚се были в смЯтении. ‚се бросились
искать ее.
Ќастал темный вечер. ‚ роще, котораЯ сурово чернелась за лугом у сада,
загорелись и замелькали фонари: люди были и пешие и верховые. Ђ Я, исполненный
нетерпениЯ и восторга, стоЯл у садовых ворот с двумЯ девицами, и все мы не
сводили глаз с рощи. Џоиски были напрасны в этот вечер. Ќа другие сутки привел
ее после обеда лесник из другой рощи, котораЯ исполнена была, по моим тогдашним
мыслЯм, величавой дикости. ЃольшаЯ промоина с боковыми отрогами змеилась по
всему ее протЯжению. €з этого вертепа привели Љатю. ’ам провела она всю ночь. Њы
сидели все на коврах в липовой аллее. „ЯдЯ, Џетр Ќиколаевич, гостил у нас. Ћн
велел привЯзать девочку к дереву и стал было кричать на нее, а мы и люди
образовали около него почтительный полукруг. ’етушка “крощала дЯдю и, казалось,
была тронута испуганным видом одичалого ребенка. ЉатЯ не плакала; опустив
голову, стоЯла она, и глаза ее прыгали; ноги были босы, в пыли и ободраны; руки
тоже. „ЯдЯ, смЯгченный ее видом и сострадательными замечаниЯми тетки и девиц,
ласково взЯл ее за подбородок и долго уговаривал ее признатьсЯ.
ЉатЯ сказала наконец: "Ћно здесь в дупле".
-- ’ак ты взЯла? -- спросила тетушка. -- џ.
-- Људа же ты его дела? где дупло?
-- ‚от здесь... в том дупле.
…е развЯзали, и дЯдЯ сам повел ее к дуплу. ‚ дупле кольца не было.
-- џ его повесила на эту ветку. Ћно не упало ли? ‚се нагнулись и поискали, кольца
не было. ’етушка,
справедливо думаЯ, что она слишком устала и напугана, велела отвести ее в
девичью, обмыть, накормить и успокоить, а потом опЯть попробовать допросить.
‚се было исполнено. Љогда Ђленушка стала снова склонЯть ее к признанию и вывела
ее на заднее крыльцо, чтобы быть с ней наедине, ЉатЯ сказала ей, что прежде она
все лгала, а что кольцо спрЯтано на острове. Ђлена пошла с ней туда; но едва
только поравнЯлись они с круглой сажалкой, как девочка кинулась в сторону,
вихрем понеслась к калитке, отворила ее, через луг, и в рощу!.. Ђлена давно
лежала на куртине, зацепившись за кочку в ту минуту, когда хотела броситьсЯ за
беглЯнкой.
ЋпЯть волнение. Ќо с фонарЯми не поехали, не знаю почему. Ћдин мужик приходил
сказать, что видел ее на большой дороге, а куда она шла, не знает. ‚ этот же
вечер, вскоре после того, как Љатю отвЯзали от дерева, наши девицы уехали к
соседке-вдове, за три версты, к той самой, у которой были накануне пропажи
кольца. ‘оседка шутЯ снЯла с руки ‚еры кольцо, и, болтаЯ и прогуливаЯсь, все три
забыли об этом и не вспомнили и по возвращении.
‚се были поражены, когда во времЯ ужина барышни воротились и объЯснили загадку.
-- ‡ачем же эта негоднаЯ звезда взЯла на себЯ? воскликнул дЯдЯ Џетр Ќиколаевич.
-- Ћчень ее запугали, -- возразила тетушка, -- глупые девки сказали ей, что ее
высекут, если она не признаетсЯ. ‘нофиды этакие дурацкие!
Ќа следующее утро часов в восемь отыскал ее лихоЯ казачок наш в крестьЯнских
коноплЯниках. Ћн уже гналсЯ за ней, когда она повернула в конопли. Ћн влез на
овин, увидал ее, спрыгнул и схватил.
…й не сделали ничего особенного, только остригли косу.
ѓода через полтора она стала очень опрЯтной девочкой, весьма заботливой, веселой
и услужливой: тогда ей приказано было играть со мной. Ћсобенно Ясное впечатление
оставили во мне наши игры в длинные зимние и осенние вечера в нашей длинной
зале, где пол был так блестЯщ, а лампы в углах так весело сиЯли. ’ут Љатюша
строила крепость из стульев по моему указанию; мы мирно и по очереди возили друг
друга в тележке, играли в кухню и сражались с неверными. ђуководствуЯсь одной
картинкой, котораЯ казалась мне очень изЯщна (она изображала девочку на столе и
мальчика у стола), Я сажал ее на стол в темной классной и сам, ставши у стола,
цаловал ее руки, говорЯ, что есть такаЯ историЯ. Ќикто не узнал нашей тайны.
Ќо больше всего утешала менЯ Љатюша, когда Я был слегка болен. ЏростудишьсЯ,
положат тебЯ в спальне у тетушки на постель. ‡анавески на окнах спущены; в углу
золотые образа; перед темными неземными лицами горит лампада; в комнате так
много вещей, так тихо, тепло и волшебно. ‡а стенами слышен орган, а Љатюшка
стоит на коленЯх у кровати моей и говорит мне сказки, или о деревне что-нибудь
рассказывает, или задает загадки.
-- Ђ угадайте, душенька, что это такое: у нас, у вас поросеночек увЯз?
џ молчу.
-- ќто значит мох. Ђ это: глЯжу Я в окошко, идет маленький Ђнтошка, -- это что?
ќто дождик.
‡ато же и заступалсЯ Я за нее. Ѓуйный ”едька любил ее бить, как попало, где
только встретит. ‘хватит, начнет ей руки назад ломать или просто повалит ее на
землю и приговаривает:
-- Џостой, вот Я тебЯ бахну! постой, вот Я тебЯ тарарахну!
Ѓеда была ”едьке, если Я заставал его в такую минуту! ’ак и кинусь сзади его
душить, за волосы рву, за что попало; раз укусил, раз поленом из каминной
корзинки по спине ударил. € она между тем оправитсЯ вскочит и на него. ’огда уж
он бежит от нас.
VII
‘егоднЯ воскресенье; около полуднЯ Я надел дубленку и пошел гулЯть. ‚ремЯ было
тихое и не холодное. ‚се небо было сплошное серое, и мокрый, крупный снег падал
тихо. џ вошел в рощу... Ѓоже! какаЯ тишина! Ќи шелеста, ни голоса. „еревьЯ
покрыты снегом, и легкий снег не сыпетсЯ с них нигде; нигде не видно следов, не
слышно жизни! —ем больше прислушивалсЯ Я, не двигаЯсь сам, тем величественнее
становилось молчание. џ вышел опЯть на дорогу. Џриходской пЯтиглавой церкви
нашей на полдневном горизонте за снегом не было видно, но слышалсЯ дальний и
тихий благовест. ‚дали по дороге между вешками тихо ехал мужичок в дровнЯх...
никаких красок не было в этой широкой картине... Ѓелые полЯ, белые березы,
чорные сучьЯ, темные острова далеких деревень... ’олько за мною на близких избах
и овинах Џодлипок солома была желта, да наши неувЯдаемые ели синелись из саду.
Ћколо этой рощи, 20 лет тому назад, в морозный полдень, неслись мы на четырех
тройках с колоколами. ‘ани были полны молодых девушек и женщин; мужчины стоЯли
сзади, лепились на облучках. ‘ хохотом бросались молодые люди на встречных
мужиков и опрокидывали их дровни в глубокий снег. Ѓрат мой, гвардеец, был тогда
в отпуску, и он-то придумал эту забаву. Ѓабы кричали, просили или смеЯлись; но
один старый мужичок, одиноко влачившийсЯ, как тот, которого Я видел сегоднЯ
издали, упал ничком и потом, не сказав ни слова, встал, серьезно поглЯдел на
нас, отрЯхнулсЯ и продолжал свой путь. Љак ни веселились в этот день и в
следующие за ним дни, но грустный старик еще не раз лежал ничком передо мною!
џ сказал, что тогда был в отпуску мой покойный брат. ’огда Я любил его. Џри нем
Я в Џодлипках удалЯлсЯ на второй план: при нем Я уже был лицо будничное, шалун,
который часто надоедал всем. ‘ тех пор, как Я стал себЯ помнить, брат уже был в
корпусе, и мы раза два совершали с тетушкой уже очень давно полуволшебное
путешествие в далекий Џетербург. €з чорной ночи блестЯт до сих пор передо мной
огни станций с какими-то новыми именами, к которым Я тогда жадно
прислушивалсЯ... ‚алдай, где приносили колокольчики и баранки; Љлин, где вечером
под стеклом блистало столько великолепных тульских вещей; ’оржок с пестрыми
туфлЯми, ермолками и сапогами; древний Ќовгород, где жил ђюрик; ЏомераниЯ,
ЏодсолнечнаЯ... Љакие имена! ”онари у дилижансов, мрачные лица закутанных
высоких незнакомых пассажиров -- все это нравилось мне, и все это соединЯлось с
мыслью о добром брате, который нас ждет. „нем Я помню огромные полЯ -- пустые,
болотные, туманные; огромные корЯги и пни рЯдами стоЯли на них. Ќе чорные ли
чудовища это ждут чего-то на этих полЯх? Ќе начнут ли они борьбу? ‡десь Я вижу
их мельком, а в Џодлипках осенью слышу их вой... Њы пронеслись мимо... ‚ карете
тепло, и в городе ждут нас великолепные дома с огромными окнами, рЯды вечерних
фонарей, веселаЯ квартира и милый, хотЯ и мало знакомый брат... Ћн водил менЯ
гулЯть, показывал мне картины и „орогие вещи в окнах на Ќевском; когда он, не
боЯсь мороза, шел по улицам в солдатской шинели, и султан его так высоко качалсЯ
на кивере; когда он выбегал к нам в приемную корпуса из толпы жужжащих под
лампами товарищей или молодецки делал фронт офицерам, Я с любЯщим, робким
вниманием следил за каждым его движением, а он обращалсЯ тогда со мной
осторожно, как с какой-нибудь хрупкой и ценной вещью; внимательно сажал менЯ к
себе на колени, с любопытством рассматривал мои шолковые рубашки, гладил мои
кудри большой солдатской рукой и с почти подобострастной веселостью выслушивал
все мои рассуждениЯ. Ќо вот прошло два-три года, и в одну зимнюю ночь приехал он
в Џодлипки гвардейским прапорщиком. Џроснувшись утром, вскочил Я с постели,
наскоро одевшись, выбежал в залу и увидал его за чайным столом. џ был поражен
его видом. Њолодой, с чуть завитыми небольшими усами, русый, румЯный, голубые
глаза, так шутливо и лукаво добрый... ‚от он сидит передо мной... Ќа нем пестрый
казакин с турецкими букетами и с синими бархатными отворотами, вышитаЯ золотом и
шелками норнаЯ феска, немного набекрень. Ћдна рука, лихо изогнувшись, оперлась
на лЯжку, другаЯ держит длинный чубук с Янтарем. ‚се ожило, все зашевелилось в
тихом доме. ‚ера одевалась по-праздничному с утра, люди охотнее плЯсали в
нарЯдах на ‘вЯтках, беспрестанно звучало фортепьЯно. ‘ама тетушка иногда совсем
опустит сонные глаза, губа отвиснет, сидит себе в креслах и постукивает
табакеркой; но как только брат войдет, так она сейчас откашлЯнетсЯ громко и
бодро, как будто ей легче жить станет. Џодумаешь, она что-нибудь хочет сказать,
но она только выпрЯмитсЯ и посмотрит на брата.
‡акипело все! ‘оседние помещики, полковые, уездные чиновники десЯтками стали
ездить к нам и жили по двое, по трое суток. Ќа дворе мороз, а мы уже с утра
летаем на тройках туда и сюда; крик, катанье на горе, веселье, смех, обеды при
свечах, звон разбитых бокалов... ‚от уже и в окнах темно, хоть глаз выколи, в
крайней избе за ракитами догорает огонек, а здесь музыка... Ћгромный городничий,
старик с седым хохлом, дремлет в углу, двигаЯ чубук из одного угла рта в другой;
Я смотрю на него и не верю, что он билсЯ как лев в 12-м году. †ена его, старуха,
улыбаЯсь, танцует мазурку в белом платье с розовыми бантами, тот гремит
каблуками и заставлЯет дам летать вокруг себЯ, другой крутит ус и, взЯвши под
руку брата, шепчет ему: "„уша моЯ, высвиснем вместе!" Љ обеду идут попарно;
тетушка ведет под руку даму в большом чепчике с пунцовыми бархатными лентами.
Љакой знатной, блестЯщей дамой казалась тогда эта спутница тетушки! џ долго не
мог забыть ее лент; позднее Я узнал, что она вовсе не знатна и даже так дурна,
что муж ее в день свадьбы долго ходил в халате по зале и говорил, ударЯЯ себЯ по
лбу рукой: "Ѓоже, чем Я ’ебЯ прогневил? какой тЯжкий грех совершил?"
умно проходЯт дни; их сменЯют другие потише, погрустнее; но в однообразии
теплеют чувства. Ѓрат влюблЯетсЯ в ‚ерочку, ‚ерочка в брата. Ќа лестнице
вечером, под конец ‘вЯток, вижу Я однажды молодого турка в чалме из белой
материи; он обнимает на площадке русскую девушку в голубом сарафане; она
отвечает ему поцалуЯми, и долго стоЯт они неподвижно, обнЯвшись... џ смотрю
сверху, притаив дыхание.
-- Ђнгел мой! душка! -- шепчет турок.
-- Џусти менЯ, милый мой, пусти менЯ...
-- Ђнгел мой, еще раз!
-- …ще... вот еще... ‚от еще... ’ы сам ангел...
Ђ Я, легкомысленный профан, Я кричу: "‘ладкие губки, сладкие губки у ‚ерочки!"
ЊенЯ умолЯют молчать, дают мне все, что Я хочу, конфект, шолковый платок, книжку
с картинками. џ молчу дней пЯть; но вот в одно утро нападает на менЯ
вольнодумство. Ѓрат ходил с трубкой по зале, а ‚ерочка в классной учила менЯ
по-русски и свЯщенной истории; Я был разговорчив и в книгу мало смотрел.
-- Ђ что, ‚ерочка, Ѓог везде? -- спросил Я.
-- ‚езде, везде, -- отвечала она, грустно покачав головой и поднЯв глаза к небу.
-- € даже в этой коробочке есть?
Љонечно, есть; полно глупости говорить, учись!
-- € Ћн все, все решительно видит? - ђазумеетсЯ, все.
- Ђ как брат тебЯ цаловал, Ћн это видел? ‚ера покраснела.
Љак стыдно! -- сказала она, -- учись. - Ђ эту царапинку на руке у менЯ Ћн видит?
‚от Я болЯчку сковырну, Ћн и не будет видеть. ‚ера с ужасом схватила менЯ за
руку.
-- Ќе трогай, -- закричала она, -- Ѓог тебЯ накажет и рука отвалитсЯ.
ђуку Я оставил, но просил ‚еру представить зайчика. ‡айчика мы часто
представлЯли. Џока Я училсЯ или списывал что-нибудь, ‚ера иногда рисовала, и,
если ей надоест моЯ грамматика, она возьмет, бывало, тарелку с красками, наведет
ее на солнце, светлое пЯтно начнет мелькать по стенам. џ схвачу трЯпку, скомкаю,
намочу ее и начну пускать изо всех сил в зайчика; бью в стену и в мебель грЯзной
трЯпкой, даже себЯ в лицо, когда свет попадет на него. Ђ ‚ера катаетсЯ со смеху
по дивану. ќтого-то зайчика требовал Я от нее. Ќо ‚ера не согласилась и,
подозвав менЯ к карте, стала спрашивать у менЯ из географии.
-- ѓде ѓвадалквивир?
-- ’ы сама не знаешь; покажи, где ѓвадалквивир?
-- ‚от он, -- отвечала ‚ера и положила всю руку на €спанию.
-- Џоложи еще другую руку; это и Я умею!
-- Ѓоже мой, что с ним делать? -- жалобно сказала ‚ера, вышла в залу и позвала на
помощь брата. Ћн грозил пожаловатьсЯ тетушке, и, когда Я отвечал ему: "не
смеешь, а то Я скажу про лестницу!", брат схватил менЯ за ухо.
Ќа крик мой все сбежались: тетушка, Ђленушка, Љлаша, мадам Ѓонне, и Я все
рассказал им... ‚ообразите вы себе теперь кучу удивленных лиц, аханьЯ,
объЯснениЯ и спор, слезы ‚еры, досаду брата и мой собственный стыд!
…ще проходЯт дни. ’етушка сидит у окна, брат стоит задумчиво у печки, изредка
вынимает платок и утирает глаза. Ќа дворе смеркаетсЯ, и бубенчики гремЯт у
крыльца. ‚от еще раз простились; он ничего не сказал мне обидного или сурового,
крепко поцаловал и вышел в прихожую ‚от он сел закутанный в повозку; чуть
брЯцаЯ, съезжает тройка со двора -- и брата уж нет.
-- Љакой он чувствительный! -- говорит тетушка ал не. -- ‚чера ночью пришел ко мне,
схватил себЯ за голову и говорит: "Љак, говорит, Я страдаю!"
-- „обраЯ, добраЯ душа... -- отвечает Ђленушка.
-- „а что ж делать? -- продолжает тетушка. -- ‚едь никак нельзЯ!
-- ЌельзЯ, нельзЯ, -- отвечает Ђленушка.
џ желаю узнать, что "нельзЯ", но менЯ прогонЯют; Я ищу ‚еру. ‡абившись в темный
угол, рыдает она на диване, и около нее плачет меньшаЯ сестра. џ хочу обнЯть
бедную ‚еру, но она отталкивает менЯ тихо рукою и говорит так кротко:
-- Ѓог с тобой! Ѓог с тобой, ‚олодЯ!.. ќто ты все наделал...
‚се темнее и темнее в окнах; уже и елей в виду не видать; ‚ера все плачет в
углу.
-- Љавалер-барин! -- кричит мне ”едотка-дурак, махаЯ смычком.
-- ‘ыграй мне барыню, ”едотушка; а ”едотушка!..
-- Ѓарыню? ‚от она.
‘лушаю барыню, а на сердце так и ноет, так и ноет... Ћт музыки еще хуже. ‘корее
в постель, и слезы ручьем!
ЋпЯть бегут будни за буднЯми, такие беззаботные, тучные какие-то. ЌоваЯ весна с
первыми вербами, с перистым листом тысЯчелистника на влажной земле, с молодыми
березками в ’роицын день; лето с Ягодами и грибами; новаЯ осень с визгом
невидимых чудовищ в опустошенных полЯх; зима, мороз и волки где-то вдали. Ђ Я
расту. ‚от уже мне 10 лет; Я уже с разбором веду войну. ‹етом хожу издалека.
‘перва Я дикий, живу на кургане посреди сажалки и иду на войну; беру шалаш на
огороде, беру два мостика через ров и мрачный Яблочный сарай. ђоздых; там опЯть
за дело. “же Я близко подошел к столице, Я вижу -- крайнее окно розового дома
выглЯдывает на менЯ из-за огромной груши. Џочти жаль, надо продлить наслаждение.
‘перва возьмем сушильню! Љровопролитие ужасно. Љраевым соком Ягод покрыто мое
лицо и руки. ЏЯть раз был Я отринут, раз или два падал с лестницы; рот у менЯ
заболел от крика, стрельбы и команды... Ќо еще, еще усилие -- и мы ворвались!
†енщины, дети и старики молЯт менЯ о
пощаде... Џусть молЯт -- Я незаметно длЯ самого себЯ просветилсЯ дорогой; Я
срываю ветвь и в венке, безоружный, выхожу на балкон сушильни говорить речь
народу. џ не произношу ни одного звука; но поза, жест и взоры говорЯт как бы
более слов. ‚есело, гордо и миролюбиво поднЯв голову, глЯжу Я на задний дворик,
где растет крапива, клохчут индюшки. ѓлЯдишь, глЯдишь -- гордость пройдет, голова
опуститсЯ, сЯдешь тут же на балконе и задумаешьсЯ, что-то будет со мною?
€сполнит ли Ѓог мои молитвы?
ѓодам к 11-ти Я принужден был оставить Џодлипки. „ЯдЯ Џетр Ќиколаевич однажды
приехал к нам, и, днЯ через два после его приезда, менЯ призвали к тетушке в
кабинет. ЊарьЯ Ќиколаевна плакала.
-- „ружок мой, -- сказала она, -- дЯдЯ хочет занЯтьсЯ твоим воспитанием. Ѓлагодари
его...
-- „а, брат ‚ладимир, -- прибавил дЯдЯ, -- пора шалдыбалды бросить! Џоезжай-ко со
мной...
—то было дальше, не знаю. ‡наю только, что памЯть моЯ сохранила впечатление
страха и радости. ’огда ли, в другой ли раз, стоЯл Я у притолки зальных дверей
и, быть может, не запомнил бы ничего о тогдашнем состоЯнии моего духа, если б
‚ера не сказала кому-то, указываЯ на менЯ:
-- Џосмотрите, какой он хладнокровный и не плачет, как следует мужчине.
Ќо во мне уже не дремало тщеславие. џ рисовал себе с блаженством, как Я живу в
губернском городе, как блистаю. ‚се это было смутно: только одна несбывшаЯсЯ
картина будущего жива во мне до сих пор. Џередо мной театр губернский. —то дают
-- Я не знаю. „а и на что мне это знать? ‘мешаннаЯ прелесть красок, музыка, толпа
везде -- и под ногами, и рЯдом, и наверху, как в том цирке, в который возила менЯ
тетушка в Џетербурге... ‚ том волшебном цирке Я видел ’урньера и Ќимфу на Яркой
зелени занавеса, и Џьерро, и Ђрлекина, и наездницу голубом платье, котораЯ
сверху мне показалась так мила,
что Я тут же, бросившись на шею тетушки, объЯвил ей о своем намерении женитьсЯ
на этой красавице. ’етушка отвечала: "Ђх, батюшки мои, да она урод. Џомилуй!
краснаЯ, толстаЯ девка!" ЌеЯсное подобие такой картины носилось передо мной; но
больше всего занимало менЯ то, как Я буду одет. Ќа мне будет коричневаЯ куртка
или чорнаЯ бархатнаЯ; волосы в кружок, но не по-русски, а так, как у пажей,
молодых рыцарей и принцов, с которыми ознакомили менЯ la chatte blanche, le chat
botté и т. п. џ видел даже, что Я то лорнирую кого-то, то склонЯюсь к кому-то в
ложу и говорю игриво, и все смотрЯт на менЯ и снизу, и с боков, и сверху; все
спрашивают: кто? кто этот charmant garçon? -- ќто племЯнник вице-губернатора. --
Quel délicieux garçon, n'est-ce pas? -- Oh oui, il est ravissant!
A после что? Џосле Я военный, Я женат, Я иду с женою под руку. Ћ, конечно, Я
военный! џ не мог понЯть, как люди могут быть штатскими; штатского Я воображал
себе не иначе, как в виде уездных чиновников наших или в виде доктора, который
ездил к нам иногда. Ћн был гораздо меньше дам, с которыми танцевал, и смотрел на
них снизу томными голубыми глазами. € таких штатских, которые могли
удовлетворить моему чувству прекрасного, Я знал только двух: дЯдю Џетра
Ќиколаевича и одного родственника его, г. ђжевского. Ќо они оба были отставные,
и в осанке их, в молодцеватости, в усах Я видел ту самую высокую печать, которую
желал бы со временем носить на самом себе. ’о ли дело военный! Ќа настоЯщую
войну положим не нужно... зачем губить людей? € с кем сражатьсЯ? ‘ французами?
жалко: все эти Ђльфреды и Ђльфонсы такие славные молодые люди; Я с ними по
разным книгам даже короче знаком, чем с своими ЌиколаЯми и €ванами; у них есть
тоже матери, тетки, они будут плакать! ѓораздо лучше в
Џетербурге маршировать по Њарсову полю с саблей наголо, в белых панталонах с
красными отворотами, или с гусарским полком нестись марш-маршем.
ђешено: Я военный и иду с женою под руку. “далившись в свою комнату, Я бросилсЯ
на колени перед образом и поклЯлсЯ Ѓогу быть безгрешным до женитьбы, не
позволЯть себе никогда до брака тех ужасов, о которых случайно последним летом Я
слышал в роще от нашего отчаЯнного ”едьки. "ЉакаЯ страсть, какой грех!" --
подумал Я, приникнув лицом к дивану.
-- Њилый Ѓог! -- воскликнул Я наконец, -- пожалей менЯ... џ клЯнусь никогда не
грешить, пошли мне только счастьЯ! џ ведь добр, очень добр... „ай мне, Ѓоже,
счастьЯ: ни одного бедного без помощи Я не оставлю!
Ћднако настал и час разлуки с Џодлипками. Ђленушка подошла обувать менЯ поутру и
вдруг заплакала.
-- „ай мне ручку: Я поцалую, -- сказала она мне. џ подал руку.
-- „ай мне ножку, -- сказала Ђленушка. џ протЯнул ей еще необутую ногу: она ее со
слезами поцаловала; потом сам Я подал ей другую руку и другую ногу. ‘ барышнЯми,
с Џашей Џотапович, с Љатюшей Я едва простилсЯ. ’етушка и мадам Ѓонне сильно
плакали, когда нам подали карету; но Я не пролил почти ни одной слезы.
€ вот мы сели с дЯдей в дормез; почтовый шестерик помчалсЯ, и скоро мне стало и
жалко и жутко. џ молча прислонилсЯ к углу и вздыхал. ‹ошади скакали шибко по
грЯзи; Ямщики кричали. „ЯдЯ посмотрел на менЯ.
-- —то же ты, ‚ладимiр, молчишь? Ќе грусти. џ тебе подарю верховую лошадь и
полуфрак отличный сошью. ’олько учись. Ќеверных разбивать и брать крепости полно
-- учитьсЯ надо! ЃоишьсЯ ты менЯ, а?
ќтот вопрос был сделан с таким веселым лицом, как будто дЯдЯ был рад, что Я его
боюсь.
-- „а как вас не боЯтьсЯ! ‚се говорЯт, что вы строги.
-- Љто же это все?
€ дЯдЯ опЯть весело посмотрел на менЯ. -- џ не могу сказать вам этого. ЌельзЯ все
говорить.
-- Ћтчего нельзЯ?
-- ‘вет стоит на политике, -- заметил Я. „ЯдЯ рассердилсЯ.
-- ‚от уж и сморозил чушь! ’ерпеть не могу, когда ты понесешь ерунду. ‘вет стоит
на политике! Љак противно! “ж лучше низвергай неверных, €ерусалим бери, а не
говори глупых фраз, которых ты не понимаешь. Ћт кого ты слышал эту глупость?
-- ’етенька ЊарьЯ Ќиколавна так говорит! -- отвечал Я с достоинством.
„ЯдЯ улыбнулсЯ, откинулсЯ в угол и сказал:
-- Ђ! Ќу, хорошо. ‚перед не повторЯй, чего не понимаешь, карандаш ты этакой!
„нЯ три мы не останавливались, скакали под дождем и по грЯзи и приехали вечером.
VIII
џ могу не иначе вспомнить Ќастасью …горовну ђжевскую, как уходЯщею в коридор из
залы в синем марсели-новом платье с белыми клетками, с гордо закинутой назад
головой.
Џодумаешь, ЌастасьЯ …горовна была горда? Ћ, нет! џ, будучи лет семи-восьми, даже
спросил у кого-то: "Ћтчего это ЌастасьЯ …горовна, когда одета получше, так у нее
и манеры другие станут?" -- € мне ответили: "Ћттого, мой друг, что ЌастасьЯ
…горовна дома всегда ходит в капоте, а когда наденет корсет, так ей неловко!"
“дивительные отношениЯ царствовали в доме ђжевских! ђжевский, „митрий …горыч,
был красавец собой. € теперь еще висит в их деревне, на задней стене гостиной,
портрет его в лейб-гусарском мундире. Љрасный ментик осталсЯ недоконченным; но
лицо так и дышит счастьем сознательной красоты и молодечества; легкий чорный ус
чуть заметно, рыцарски закручен; карие глаза смотрЯт на вас улыбаЯсь и не без
силы... Ђ как он пел! „етскаЯ душа моЯ даже ныла, когда он пел: "—то трава в
степи перед осенью" или "Le vieux clocher de mon village, que j'ai quitté pour
voyager".
Џосмотрели бы вы на него в последнее времЯ: толст, отек, сед и грЯзен. ‚аточное
пальто, покрытое муар-антиком коричневого цвета -- и ни слова, ни слова!
—то он был за человек, не знаю. Ќо жену его Я в детстве долго не любил. ‡ато
позднее Я стал ценить ее очень высоко. ‚ мифологии моей она долго была Његерой,
хотЯ и ласкала менЯ охотно. †енщина она была почти одних лет с мужем, белокураЯ
и статнаЯ, с насмешливыми нежными чертами и надменным лицом; взбитые локоны и
безукоризненно изЯщнаЯ, хотЯ и небогатаЯ одежда. ‹юди в доме трепетали ее. “ них
была всего одна дочь, годом старше менЯ. ‘онечка взЯла силу выражениЯ и мелкие
черты у матери, а цвет волос и глаза у „митриЯ …горыча.
Ћна была в институте, а Я у дЯди Џетра Ќиколаевича, когда произошел между
родителЯми ее разрыв. „митрий …горыч был удален во флигель... ђжевскаЯ вдруг
зимой, в метель и мороз, приехала к дЯде Џетру Ќиколаевичу, и тогда Я узнал
кой-что об них. Ќо вы ничего не поймете, если Я дам волю разброду мыслей и не
расскажу основательно, какаЯ свЯзь была между ђжевскими и Џетром Ќиколаевичем.
Џетруше было 15 лет, а мне 11, когда дЯдЯ взЯл менЯ к себе.
Њарс изменил мне. ЌегодуЯ на раны, болевшие при переменах погоды, он отдал сына
в "правоведение", готовил и менЯ, как братнина сына, туда же и в завещании,
открытом по смерти его, умолЯл Џетрушу не быть никогда военным. Ћсмотрительный
Џетруша охотно согласилсЯ быть покорным сыном.
Џосле глубокого добродушиЯ, милости, баловства Џодлипок мне показалось тЯжело у
Џетра Ќиколаевича.
‚зЯл менЯ дЯдЯ от тетушки и привез прЯмо за 400 верст в тот город, где служил
вице-губернатором. †ену его, тетушку Ђлександру Ќикитишну, Я уже знал немного.
Ћна раза два на короткое времЯ приезжала в Џодлипки, во времЯ моего раннего
детства. Џриехали мы вечером, кажетсЯ, в августе. ѓород был мало освещен, а дом
вице-губернатора еще меньше.
„ЯдЯ тотчас же пошел куда-то за слугой, который светил ему, а Я осталсЯ в
большой темной зале, с одной восковой свечой на столе. ’ри люстры в белых
чехлах... ночь кругом. Ќа мрачных стенах мрачные, глубокие картины, с пЯтнами
посветлее там и сЯм.
„ом был на набережной реки, и Я, подойдЯ к окну, увидел не огни и строение, а
небо, уже темное, и чорную тучу на краю. ‚ звонком доме во все времЯ хлопали
двери. Ќаконец внесли лампу, а потом вошла тетка в малиновой бархатной
кацавейке, обшитой горностаем. ’ут в первый раз стало Ясно мне, какое у нее
лицо. Ћна была высока ростом и очень худа; румЯнец груб и багров. ‚зглЯды Я еще
плохо тогда умел различать, но, кажетсЯ, ее взглЯд был беспокоен. Ћна поцаловала
менЯ и, взЯв мою руку холодной и влажной рукой, повела через коридор к Џетруше,
который был не совсем здоров и лежал в постели.
„воюродный брат принЯл менЯ не то чтобы сухо, а просто, как умел, вЯло.
џ облокотилсЯ на стол и не сводил с него глаз. Ћн тоже смотрел на менЯ.
-- ‚от два козла! -- сказала тетка, -- полноте казокатьсЯ... Џознакомьтесь. џ вас
оставлю одних. -- € ушла.
-- Vous fréquentez beaucoup? -- спросил Џетруша грустно. Ѓоже! какой срам! —то это
значит "fréquentez?" ‚ первый раз слышу это слово.
џ переспросил.
ЋпЯть: "Vous fréquentez beaucoup" (какова же была моЯ досада, когда на другой
день, спросив перевода у тетки, Я узнал, что сам Џетруша сделал ошибку, забыл
прибавить кого!)
џ онемел на секунду, вспомнил о том, что он из столицы, а после сказал робко:
"Ќе понимаю!" -- Џетруша сказал: "ќто значит ездить в гости".
-- „а, -- отвечал Я, -- Я часто...
Џотом Џетруша показал мне два игрушечные графинчика, один с малагой, а другой с
квасом, один синий, а другой малиновый, прибавив, что зеленое стекло дороже
всех, потому что в него кладут золото, и незаметно перешли мы к чему-то другому;
к чему -- не помню... а помню только, что Џетруша рассказывал, как раки едЯт рыб
и хватают их за морду клешнЯми.
-- ‚от так и схватит! -- сказал он, схватив себЯ за подбородок двумЯ пальцами.
€ что это? скажите. €нтерес ли рассказа, или какое-нибудь периодическое
возвышение впечатлительности в моей душе -- только фигура его в эту минуту раз
навсегда неизгладимо озарилась передо мною точно так же, как фигура Ќастасьи
…горовны, без корсета, но с гордостью ушедшей в коридор. ’ак и умру, не забыв
его голубого шлафрока, кровати с занавесом и лица его, немного калмыцкого.
‚ечер кончилсЯ грустно. ’ерентий, усатый дЯдька, которого Џетр Ќиколаевич еще в
Џодлипках приставил ко мне, на последних станциЯх был пьЯн и раздражил дЯдю.
Љогда посередине темной и прохладной залы был накрыт стол на три прибора и Я шел
за супругами ужинать, Я заметил, что дЯдЯ, ведЯ под руку жену, что-то шептал ей
и пожимал плечами.
€з залы послали за ’ерентием. ’етка села к столу. ’ерентий ЯвилсЯ, а дЯдЯ, вдруг
сжав кулаки, подошел к нему и громовым голосом закричал: "Џить?! ЃестиЯ,
канальЯ!.. Џить?! ‘рамитьсЯ с вами везде? Ђ?"
’ерентий молчал.
-- Ђх, ты, пьЯница, вор!
-- Џомилуйте, ваше превосходительство, мы не воруем...
-- Њы! мы! Љто мы? ’ы пьЯница, скот! -- € дЯдЯ так сильно ударил высокого ’ерентиЯ
в лицо кулаком, что то едва устоЯл на ногах.
„ЯдЯ хотел повторить, но тетка сказала: "Ќу, что это. •• € дЯдЯ, крикнув только
"вон!", вернулсЯ к столу.
Ћн, улыбаЯсь, сел около жены, котораЯ печально пригорюнилась у прибора,
поцаловал ее руку и, смеЯсь, пожаловалсЯ ей, что при ударе ушиб себе палец своим
же алмазным перстнем.
Џосле ужина бедный ’ерентий повел менЯ наверх со свечой по широкой и темной
лестнице. џ увидел пустую горницу, с белыми стенами, простые ширмы и одинокую
кровать свою, без коврика у ног, как бывало дома.
Њне стало очень грустно. џ протЯнул ’ерентию ногу, чтобы он снЯл сапог, и
спросил его: "Ќу, что, ’ерентий?"
Ћн молча кивнул головою и указал на окровавленную верхнюю губу, рассеченную
алмазным перстнем.
џ содрогнулсЯ, лег и взглЯнул с постели в близкое окно; длиннаЯ чорнаЯ туча над
бледной закраиной далекой зари не уходила.
‚скоре и ’ерентий лег около менЯ на войлоке и загасил свечу; но долго слышал Я,
вздрагиваЯ в первом забвении полусна, его вздохи и шопот молитв...
’огда настали дни один однообразнее другого. Њногое, между тем, поправилось в
моем внешнем быту.
Џетруше на другой день было лучше; он сам желал видеть менЯ в своей комнате, и
менЯ перевели к нему; когда же брат уехал в Џетербург с дворецким, назначенным
ему в провожатые -- Я осталсЯ полным хозЯином его “добной и веселой спальни.
“ дЯди Я прожил подрЯд пЯть лет, от 11 до 16 лет.
’етушка называла дом их склепом -- и не напрасно.
‘коро узнал Я тайную отраву дЯдиных дней -- узнал, что кольчуга воинственности и
аристократизма, перед которыми Я не мог не склонЯтьсЯ, была пронзена во многих
местах. ире и неисцелимее других была одна рана -- „ушевнаЯ болезнь жены.
‚ероЯтно, в долгих шептаниЯх и толках с глазу на глаз тетушки Њарьи Ќиколаевны с
дЯдей и другими не раз изъЯвлено было опасение за менЯ: как Я буду жить в доме
умалишенной женщины? ЋтпускаЯ менЯ, мЯгкаЯ воспитательница моЯ обливалась
слезами и после говорила мне, что решилась отпустить, только понимаЯ, как может
быть полезен мне человек с таким весом, характером и такими свЯзЯми, как Џетр
Ќиколаевич.
Ќо и тетушка Ђлександра Ќикитишна не была дурнаЯ женщина. Ћна любила менЯ. Ќо
как неприЯтна была ее ласка! Љак странно, что-то отталкивало менЯ от нее! ‚ пЯть
лет Я не мог привыкнуть без отвращениЯ цаловать ее влажную руку.
Ѓезумие ее было временное и длЯ людей не вредное прЯмо; только оно было
разорительно длЯ дома. ђуки ее сокрушали все в эти дни. ’урецкаЯ шаль в
несколько сот рублей летела в камин; жемчуги бросались в окно прохожему. Ћна
брала также ножницы и разрезала по целому бархат и сафьЯн диванов.
€ногда сидит со мной в гостиной и шьет молча; Я что-нибудь делаю тоже; все
тихо... ‚друг тетушка схватывает иглу и вкалывает ее себе в лоб... …сли шьетсЯ
или вышиваетсЯ что-нибудь небольшое и нетЯжелое, оно висит на игле, а Ђлександра
Ќикитишна хохочет. …сли ей старались помешать, она выходила из себЯ, бранила
мужа и кричала раздирающим душу голосом.
Ќапрасны были строгие взглЯды Џетра Ќиколаевича, напрасны его увещаниЯ -- то
кроткие: "‘аша! ‘аша, мой друг! “спокойсЯ!", то нетерпеливые: "Ђлександра
Ќикитишна! будет ли конец этому?" Ќапрасен даже крик его: "’ише! ’ише! ‚
спальню! Ќа кровать!.. Љ себе! ’ише!"
‚прочем, в обыкновенное времЯ дЯдЯ был не только кроток с женою, но и любезен с
нею.
Ѓывало, в эти дни мрака (а мрак длилсЯ шесть недель и два месЯца!), ходит он
задумчиво по длинной зале, заложив за спину белые руки с алмазным перстнем.
Ќе спасли его ни сан, ни шестерики рьЯных коней, пленЯвших весь город, ни
походка величаваЯ, ни кресты и звезды, ни благоухание усов и завитки волос на
благородном челе!...
•одит, ходит, а Я сижу и смотрю в окно, не смеЯ вымолвить слова.
џ не знал, кого жалеть -- тетку или дЯдю... и сначала от страха, а потом от
отвращениЯ к их мрачному образу жизни не жалел никого.
Џо многим источникам имел Я случай убедитьсЯ гораздо позднее, что отношениЯ дЯди
моего к госпоже ђжевской были когда-то глубже обыкновенной приЯзни. ђаненый,
богатый, красивый и молодой генерал задумал женитьсЯ и приехал в Њоскву искать
невест. “ г. Љарецкого были три дочери: старшую звали …вгениЯ, вторую
Ђлександра, третью, кажетсЯ, Ђнна. „о третьей нет нам дела. ’етушка ЊарьЯ
Ќиколаевна умела рассказывать об этой свадьбе довольно смешно.
-- ‚ Њоскве была тогда, mon cher, одна сваха из благородного званиЯ. Њы ее звали
дама-сваха. Љакой был вид авантажный! Ћна сострЯпала все. Џриезжает раз к брату
-- а тот в халате, только что умылсЯ. ’ы знаешь его щеголеватость -- халат
превосходный. —еловек сказал было ей, что барина дома нет, а Џетр Ќиколаевич сам
вышел в дверь и говорит, что длЯ дам он всегда дома -- принЯл ее в халате. Ќу,
подумай хорошенько, какаЯ это дама? Љарецкий, старик, имел низость доверить ей.
ђазвратный старикашка! ‡ато Ѓог и наказал его: три года без задних ног валЯлсЯ!
„Яде нравилась воздушнаЯ …вгениЯ; она была гораздо умнее, танцевала лучше, умела
лучше одеватьсЯ. „ама-сваха и развратный старикашка устроили за него Ђлександру.
Ќо дЯдЯ, видимо, продолжал глубоко уважать сестру жены. џ не хочу злословить, и
все доказательства в пользу того, что дружба их была безукоризненна, что в этом
деле они были высоки, несмотрЯ на побочные дела -- на рассеченную губу ’ерентиЯ,
на домашнюю суровость ђжевской, котораЯ, быть может, тоже... ‡наете -- старшие
наши умели искусно мирить в себе два разнородные Mipa...
‚незапный приезд …вгении Ќикитишны поразил всех. Ќе прошло и двух часов, как в
кабинете дЯди, где заперлись обе сестры и Џетр Ќиколаевич, раздались громкие
рыданиЯ, и тетку Ђлександру Ќикитишну вынесли на руках муж и слуга. Ћна была в
обмороке.
‚стретив несущих в зале, Я взглЯнул на сестру ее, котораЯ шла сзади. “ нее глаза
тоже были красны, но Я уловил на лице ее такое выражение презрениЯ и гнева, что
никогда его не позабуду.
‚ерстах в полутораста от наших Џодлипок течет несудоходнаЯ река. ‹есистые берега
ее попеременно возвышаютсЯ то по ту, то по другую сторону, и перед одним из
сосновых участков стоит боком к реке большой дикого цвета дом. ‘ обеих сторон
редеЯ выбегают полукругом ели и сосны из сплошного леса, покрывавшего поле за
домом.
Џониже, в беспорЯдке, широко расстилаютсЯ барские огороды, а еще ближе к реке
смотрЯт снизу на барский дом избы дворовых семейных людей. € там живут! ’ам
развешан невод, там к раките у избы прислонена рыбачьЯ сетка на длинной палке;
разноцветное белье сушитсЯ на плетне. ђека течет, вдали ревет чужаЯ мельница, а
за рекою луг, где летом мальчики разводЯт на ночную огни. ирина, зелень и сила
везде! ‡десь, по сю сторону, с левого бока, за покинутой и разрушенной псарней,
поднЯлись четыре изЯщные ели, и новый сруб виден под сенью их. ’ам, по ту
сторону, за лугом, небольшаЯ дубоваЯ роща, и сам луг иногда целыми полосами
кажетсЯ розовым от густого клевера. Џочтовые колокольчики звенЯт вдали невидимо;
над балконом, обращенным к этой картине, носЯтсЯ с пронзительным криком стрижи.
…вгениЯ Ќикитишна шла замуж, говорЯт, по склонности; и хотЯ брак их состоЯлсЯ
так скоро после брака моего дЯди, что ей, влюбленной в Џетра Ќиколаевича,
конечно, не было возможности перенести вдруг все чувство на жениха. Ќо не
нравитьсЯ как муж „митрий …горыч, при своей красоте и тогдашней любезности, едва
ли мог. € она скоро страстно привЯзалась к нему.
’етушка ЊарьЯ Ќиколаевна умела и про молодость ђжевских рассказывать так же
хорошо, как про безбожника Љороваева и про отца ‚асилиЯ, и про даму-сваху. Ћна
говорила, что, приехав к ним в первое времЯ их супружества, она нашла их в
цветнике, гулЯющих вместе, и была поражена их блаженством и красотою обоих.
џ поздно узнал красоту лесистого берега, где протекли их медовые годы; но теперь
уже дом, река, цветник и лес слились длЯ менЯ в одно с …вгенией Ќикитишной в
белом платье и в красной турецкой шали, в которых увидал Я ее в первый раз,
будучи ребенком.
Ћ муже Я уже сказал вам, как он был хорош.
Ѓыло одно таинственное место у них в деревне: на нем остались уже одни грЯды
когда-то росшей здесь клубники да кирпичи фундамента. Ќа этом месте стоЯла
прежде теплица; в теплице жил садовник џков; џков любил молодую прачку. Ѓарин
тоже обратил на нее внимание; но она не польстилась на барские слова. ђжевский
решил сослать ее куда-то за дурное поведение, за свЯзь с садовником. Ќо …вгениЯ
Ќикитишна узнала все.
Ћна давно уже замечала беспорЯдочное его управление. ЌедовольнаЯ продажей
другого имениЯ, она желала сохранить пристанище длЯ себЯ и приданое длЯ дочери.
€мение, описанное мною, принадлежало ей, а его едва было не продали с аукциона.
’огда-то ђжевскаЯ приехала к дЯде. „ЯдЯ заплатил долги ђжевских; он поехал с нею
в ее деревню, и какие у них были толки с мужем, никто мне не передал. …вгениЯ
Ќикитишна с этого днЯ взЯла все дела в свои руки, а за историю с прачкой
перестала быть женой „митриЯ …горыча и даже удалила его во флигель.
‚ течение пЯти-шести лет обратилсЯ ђжевский в тучного ипохондрика. „очери было
17 лет, когда ее взЯли из института и когда Я познакомилсЯ с ней. Ќо разговор об
ней отложим.
IX
ЌесмотрЯ на строгую скуку вице-губернаторского дома, Я созрел в нем не только
годами, но и опытом. ‚ первые три-четыре года Я много прочел и кое-как мирил в
себе мечты с действительностью. џ мало помню живого из этого спокойного и
скучного времени. Ќе знаю даже, как назвать эту эпоху моей жизни, переходною или
нет. •отЯ Я думаю, что всЯкаЯ пора в жизни переходна, но вопрос здесь тот, на
чем следует больше остановить ваше внимание -- на том ли, что игры перестали
забавлЯть менЯ, что мечты о военном блеске сглаживались тогда мало-помалу
принужденным одиночеством, размышлением и чтением, которое начинало сильно
занимать менЯ; на том ли, что светлые и холодные мечты детства незаметно
уступали место теплоте и грусти, сознательным мыслЯм о женщинах, о возможности
взаимной любви, о Џавле и ‚иргинии... €ли, вглЯдываЯсь, насколько можно, во
внешний свой образ, видеть, как мало было во мне тогда Яркого, как мало драмы
проЯвлЯл Я тогда волею и неволею... ‹ичность моЯ этого возраста, когда Я смотрю
не нее теперь внимательно, ничем не бросаетсЯ мне в глаза. ђЯд бессвЯзных
картин, не одушевленных ни чем-нибудь особенно горЯчим, но сложным и
страдальческим, ни успокоительно-торжественным, которое не могло и существовать
в эти неопределенные годы -- вот что Я помню. ЋгромнаЯ крепостнаЯ стена с башнЯми
и брешами, неЯсное воспоминание о 12-м годе, бродЯщее по старому городу...
большие лужи за стеной и цветы, которые Я рву на берегах... садик за домом дЯди;
много часовен, ворот с образами и церквей; иногда (не раз Я это помню) звонили к
вечерне в этих церквах, а Я сидел в саду и слушал звон, и помню, что мне было
хорошо, что менЯ приЯтно томило...
†ил Я очень одиноко. ‚ доме было просторно и богато, но безжизненно. ‡десь уже
не ходила тетушка в белом капоте с оборками в день свЯтителЯ ЊокиЯ молитьсЯ об
отвращении града от полей; здесь некому было закапывать под межевые столбики
стклЯнки с свЯтой водой; здесь не крестили кукушку, не нарЯжались на ‘вЯтках,
забывали на ’роицын день украшать углы березками. Ќо зато здесь Я выучилсЯ
впервые принуждать себЯ; дЯдЯ запретил раз навсегда ’ерентию обувать менЯ в
постели, приказывал рано будить, говорил по-своему о твердости и дворЯнской
чести. Ќадобно заметить, что ЊарьЯ Ќиколаевна нарочно два раза приезжала к дЯде
в город, чтоб со мной повидатьсЯ. ‚сЯкий раз любовь моЯ ко всему, что жило и
дышало в ее деревне, пробуждалась с новою силой. Ќо, кажетсЯ, этой-то любви и
боЯлсЯ дЯдЯ. € ЊарьЯ Ќиколаевна сама не соглашалась брать менЯ к себе на лето.
„ЯдЯ не хотел, чтоб мои уроки прерывались, и та теплота, которой обдавало мое
воображение при одной мысли о каком-нибудь дереве Џодлипок, о собаке
какой-нибудь, не говорЯ уже о ' людЯх, была, конечно, ему не по вкусу. †елаЯ
сделать из менЯ человека, он опасалсЯ добродушного растлениЯ Џодлипок. Ћн
говорил даже прЯмо об этом: "џ знаю, тебе, хочетсЯ к тетке; да Я не пущу. ‘естра
слаба, а Я твоего отца любил и не хочу, чтоб ты сделалсЯ Њитрофаном. џ лучше
сына отпущу туда: тот флегма, а длЯ тебЯ нужна ежоваЯ рукавица!"
‘естра слаба! ЉакаЯ презрительнаЯ мина! € это говорил тот самый дЯдЯ, который в
детстве, по собственному рассказу, рыдал однажды на улице оттого, что уронил и '
разбил хрустальную игрушку, купленную им на последние деньги длЯ Њаши, длЯ
единственной сестры! Љак ни страшен был иногда дЯдЯ, но Я слышал в нем родную
кровь и видел общие точки привЯзанностей; Я упивалсЯ его редкими, любопытными
рассказами о турецкой войне, о польской революции, о том, как он был проколон
пикою и как над головой его занесена была саблЯ, как целую ночь проспал в луже и
как сам главнокомандующий на другое утро ободрЯл его и угощал водкой с
кренделЯми. Ћднажды мы вместе с ним гулЯли зимним вечером по общественному саду;
дорожки были расчищены, деревьЯ в инее, а небо все в звездах...
-- ‚идишь, как много звезд, -- сказал он, остановЯсь и поднимаЯ лицо к небу. -- Љак
они хороши, как они блестЯт! € это все миры. € там, быть может, такие же люди,
как мы с тобой... веселЯтсЯ, тоскуют, хлопочут, умирают...
‘казавши это, он вздохнул, и мы пошли дальше.
Ћн все-таки казалсЯ мне лучшим лицом в доме. ’етка продолжала быть совершенно
чуждою той поэтической струне, котораЯ мало-помалу начинала озарЯтьсЯ во мне
сознанием. Ќичего, кроме пустых анекдотов и сплетен, от нее не услышишь; как
попало одетаЯ, в большом платке, едва причесаннаЯ, бродит она из комнаты в
комнату, смотрит по окнам или схватит иногда роман, пробежит страницу и бросит.
”ранцуз ђевелье, которого мне нанЯли, был несносный старик угрюмого нрава. Ћн
ходил в синем фраке с медными пуговицами и в красном фланелевом жилете, почти ни
на что, кроме пива, не издерживал денег, сам штопал себе платье и целые дни
проводил в своей комнате. ‚ойдешь к нему, воздух тЯжелый, сам он сидит, читает
Ђагарпа или играет на флейте. ‘просишь у него, что он больше любит, романтизм
или классическую трагедию?
-- Ah bah! j'aime tout ce qui est bon!
-- ‘кучно мне, мсье ђевелье!
-- Vous me sciez le dos avec votre "скучно"! Tracez vous un cerle et ne sortez
pas de la!
‘ Џетрушей мы не ладили. Ћн приезжал каждое лето из Џетербурга, и всЯкий раз Я
был рад его приезду, как разнообразию, но всЯкий раз выходили у нас ссоры. ‚се
мне не нравилось в нем: его аккуратное прилежание, его неразговорчивость, его
физическаЯ лень и вЯлость. Џро него говорили, что он в "правоведении" ведет себЯ
безукоризненно, и все профессора довольны им. Ђ Я своих учителей часто выводил
из терпениЯ: бывали минуты, когда Я решительно не мог ничего понЯть. џ нессЯ
куда-то, смотрел в окно; в голове спутывалось все, урок с мечтой о славе, о
любви и о войне, Я не знаю еще о чем. џ глЯдел туманно на учителЯ и отвечал не
то. €, несмотрЯ на успехи в науках, которыми скромно гордилсЯ Џьер, Я
чувствовал, что Я лучше его, умнее... Њы ни в чем не сходились. ‘начала Я еще
любил воевать в саду, строил небольшие укреплениЯ из кирпичей и брал их с
криком, разбил однажды окно в хозЯйской беседке и должен был, по приказанию
дЯди, купить стекла на свои карманные деньги. Џьеру такие забавы казались
глупыми и скучными. ђаз, вначале, он попробовал было взЯть саблю и пойти со
мной; Я был рад и предложил ему брать редут с правой стороны, пока Я буду лезть
слева. Ћн согласилсЯ, и мы разошлись. ‚от Я рвусь, бьюсь изо всех сил, машу
саблею, стрелЯю из пушек, жалуюсь на боль, командую, борюсь и с громким "ура"
взбегаю наверх! Џетруши нет... Ѓегу через весь курган на правую сторону и вижу:
мой правовед присел задумчиво на бревнышко и ковырЯет землю саблею.
-- —то ж ты? -- кричу Я.
-- „а скучно! -- отвечал он и побрел домой.
‚ одно лето Я лучше выучилсЯ ездить верхом, чем он в три года. џ всегда готов
был вскочить на седло, подходил ко всем лошадЯм, трогал, ласкал их, даже клЯч не
оставлЯл в покое. Џетруша ездил неохотно и робко, хотЯ и имел большую претензию
быть знатоком в лошадЯх; он часто ходил удить рыбу на реку, а Я презирал это
стариковское занЯтие. ђаз пришел он в сад вместе с Џлатошкой, своим любимым
казачком.
-- Џосмотри, Џлатоша, что это за умора, -- сказал он, -- ‚олодЯ с ума сходит... ќх
ты воин! Ќу куда тебе? ‚ саду тебе только с деревьЯми и воевать.
-- “ж не тебе бы, трусишке, говорить! -- возразил Я ему. -- Ќа старую водовозку
боишьсЯ сесть! Ќоги растаращишь -- сидишь как баба...
Џетруша покраснел.
-- Ќу что? -- продолжал Я, смЯгчившись немного в душе, но не желаЯ Явно уступить.
-- —то смотришь? Ќа поцалуй мою ручку...
-- –алуй мою.
-- ’воЯ жолтаЯ, гадкаЯ, а моЯ, посмотри, какаЯ!
-- €шь вы какие нежные! -- заметил Џлатошка с негодованием. -- €з чего вы это
взЯли, чтоб Џетр Џетрович „а вашу ручку стали цаловать!
-- Ђ чем он лучше менЯ?
-- “ них папаша генерал, и сами они...
-- Њолчи, мерзавец!
-- ђугатьсЯ не извольте; Я дЯденьке скажу.
-- Ђх ты этакой! -- закричал Я и дал пощечину Џлатошке изо всех сил.
Џлатошка заплакал; Я было хотел схватить его за волосы, но Џетруша кинулсЯ,
повалил менЯ и стал драть за уши, приговариваЯ: "Ђх, ты молокосос, мальчишка,
драчун!" џ вырвалсЯ в бешенстве и, поднЯв с земли свою тупую саблю, ударил
Џетрушу по руке, что было силы. Џетруша закричал, Џлатошка закричал тоже, а Я
побежал домой как безумный. џ знал, что менЯ ждет. Њне уже пришлось испытать
гнев дЯди, и вот по какому случаю. Ћдин небогатый дворЯнин желал отдать куда-то
сына, на казенный или дворЯнский счет, не помню. Ћднажды дЯдЯ позвал менЯ в
кабинет и заставил менЯ вынимать из шлЯпы билетики. ‚ комнате было несколько
человек дворЯн и сам предводитель.
-- Ќу, это еще невинный ангел, -- сказал бедный отец, -- выньте мой билетик,
красавчик мой!
‚се окружили менЯ; Я вынул билетик и прочел: "‡олотников".
-- Њой, мой! -- закричал отец, расцаловал менЯ и обещал фунт конфект.
-- ‚здор! -- сказал дЯдЯ, -- он не возьмет. Ћднако днЯ через три после этого Я
решилсЯ подойти к сыну ‡олотникова на гулЯнье и спросил у него, когда отец
намерен прислать мне конфекты. Ќа другой день дЯдЯ увидел с балкона слугу
‡олотниковых и спросил у менЯ: что это такое он несет в бумаге, не знаю ли Я?
џ покраснел и отвечал: "Ќе знаю, право... право, не знаю!"
-- Џоди, спроси у него, что ему надо.
џ вернулсЯ с конфектами и сказал, опЯть краснеЯ:
-- ќто мне конфекты. Ќе знаю, зачем это он прислал!
-- Ђ записки нет?
-- …сть.
џ подал записку, и дЯдЯ прочел:
"Њилый мой, ‚ладимир Ђлександрович! Ќапрасно вы думаете, что Я забыл о своем
обещании. ђазные дела отвлекли менЯ. Џосылаю и т. д."...
-- ’ак ты напоминал? -- спросил дЯдЯ, и глаза его заговорили.
џ молчал.
-- Ђ! взЯточник и лгун! •орош. Џопрошайка и лгун! „а ты знаешь ли, что такое
мужчина, который лжет?.. ЌегодЯй!
„ЯдЯ позвонил. ‚ошел человек. џ обомлел.
-- ‚озьми эти конфекты, отдай их человеку ‡олотни-кова и скажи, что Я... Я,
понимаешь? велел их отнести назад. „а приготовь мне в кабинете розги! Џойдем-ка.
џ упал на колени, просил, плакал... Ќет, ничего не помогло. Џришла тетка и тоже
стала просить; но дЯдЯ не отвечал ей ни слова, взЯл менЯ за руку и увел с собой.
’ам …фим менЯ больно сек, а дЯдЯ сидел на диване и смотрел. ’етка после этого
позвала менЯ к себе и дала мне гофмано-вых капель.
€спытавши все это, Я понимал, чему Я подвергаюсь, и решилсЯ на этот раз не быть
робким и слабым. Џетруша прибежал к ђевелье и показал ему свою руку, на которой
вздулсЯ красный рубец и в одном месте показалась кровь. ђевелье требовал, чтоб Я
просил прощеньЯ, но Я не мог видеть скромного генеральского сына без ненависти и
отказал наотрез.
-- A genoux, mauvais sujet! -- кричал ђевелье, -- а genoux! Pss, pss, silence! Est
ce qu'on ne rosse pas ici, comme partout ailleurs par hasard?
-- …ще бы не rosse! -- возразил Я, -- в таком проклЯтом доме и хуже бывает!
Љончено все! џ обречен на казнь. ЋтчаЯние овладело мною, отчаЯние и отвага.
Џетра Ќиколаевича не было в городе, но Я знал, что недели через две он вернетсЯ,
и рано или поздно Я расплачусь за все. Ђлександра Ќикитишна также узнала об
этом; она прибежала ко мне в
бешенстве и начала было: "Я тебЯ, да Я тебЯ!" Ќо Я презрительно молчал, и она
успокоилась.
Џрошло недели с полторы. „ЯдЯ не возвращалсЯ, а Џетруша, казалось, забыл
оскорбление; запустив руки в карман и посвистываЯ, шаталсЯ он по комнатам, или
шел себе удить рыбу, так что мне иногда становилось его жалко. ’етка обращалась
со мной по-прежнему. Ћна очень любила нарушать обыкновенный порЯдок днЯ -- пить
чай или кофе не вовремЯ, посылать за сыром ни с того, ни с сего, но не при муже.
Ќередко приходила ко мне горничнаЯ, когда дЯдЯ был в гостЯх или в присутствии, и
таинственно звала менЯ на теткину половину; иногда же и сама тетка говорила мне
с глазу на глаз:
-- Ђ не выпить ли нам чайку, ‚олодЯ? Љак ты думаешь, дЯдЯ твой не узнает?
-- ‚ыпьемте; что ж!
-- ’ы, смотри, не проболтайсЯ; он ведь, ты знаешь, месЯц менЯ за это будет
точить, скажет mauvais genre, беспорЯдок, харчевнЯ...
‚от так-то случилось нам и теперь вдвоем с нею пить кофе; она объЯвила мне, что
дЯдЯ будет завтра.
-- ’ы не рад, кажетсЯ?
-- —его же мне, ma tante, радоватьсЯ? -- Я отвечал ей. -- џ знаю, что менЯ высекут.
-- Ђ ты зачем напроказил?
-- Ђ зачем они с Џлатошкой мою дворЯнскую честь унизили?
-- ‘кажите, какой фарное! Ќу, пей, пей кофе. џ уже ничего не скажу и Џьер тоже.
…сли б Я захотела, разве Я не могла бы сама тебЯ наказать?
-- …ще бы! конечно бы могли!
Ћна уговорила Џетрушу оставить это дело так; "отец расстроитсЯ, будет шум, что
за охота". Џетруша обещал молчать и смолчал. „олго менЯ смущала мысль о его
великодушии.
‚сЯ эта обстановка привела к тому, что Я, подросши, всем сердцем стал понимать
слово "сирота". Ќе раз пла'
кал Я, один-одинешенек, жалуЯсь на то, что здесь менЯ никто не любит и что Я
всеми покинут. џ писал страстные письма в Џодлипки, иногда клЯлсЯ все сносить и
ждал терпеливо той минуты, когда мне можно будет вернутьсЯ домой; иногда уверЯл,
что Я жду смерти и верно никогда не увижу ничего и никого домашнего. џ берег с
благоговением не только образ в окладе, благословение Њарьи Ќиколаевны, но и
закладку из бисерной канвы с вышитым souvenir, которую прислала мне ‚ера, и
подарок Ђленушки -- маленькую чашку старинного фарфора, с белыми овечками на лугу
и хижинами вдали, глЯдЯ на которую и вспоминаЯ о бедной уже умершей тогда мадам
Ѓонне, Я повторЯл стихи:
Dans ces prés fleuris
Qu'arrosé la Seine,
Cherchez, qui mène
Mes chères brebis.
J'ai fait, pour vous rendre
Le destin plus doux...
Ќа самую книжку, которую дала мне на памЯть мадам Ѓонне, стихотворениЯ г-жи
„езульер, Я долго смотрел как на заветный талисман и долго, даже гораздо
позднее, находил в ней больше поэзии, чем в самых гениальных вещах. ‚ Џодлипках,
казалось мне, никто не страдает -- все цветет и зеленеет; лай собак, пение
петухов, шум ветра многозначительнее, не такие, как в других местах; мужички
все, встречаЯсь, улыбаютсЯ, собаки знают менЯ, и умирать там, должно быть,
легче, чем где-нибудь в другом месте! ѓодам к 16-ти и сознание добра и
религиозное чувство стали во мне сильнее. Ќе раз вечером нарочно уходил Я из
дома и клал по два, по три рублЯ в церковную кружку на углу; нищим стыдилсЯ
подавать так, чтоб мне было нечувствительно: подавал серебро, а не медь,
постилсЯ, вставал к ранней обедне, чувствовал себЯ крепче и светлее, когда ел
просфоры; не уходил никогда прежде конца службы из церкви, вспоминаЯ слова
тетушки: "кто уходит рано из церкви, тот, как €уда, который ушел с тайной вечери
до конца".
Љ грусти одиночества, к страху наказаниЯ за гробом, к надежде на помощь в жизни
примешивались и другие чувства. ‘ одной стороны, памЯть о картинах детства жила
неразрывно с молитвами и надеждами; в воображении Я видел тетушкин кивот с
лампадой... Љак вспомнишь об нем, о ней самой, о ее спальне, о коврике, о
беззаботном счастье, так и потЯнет душу и домой, и на небо! Љогда случалось мне
уйти прежде срока из церкви или рассыпать на пол крошки просфоры, Я казалсЯ сам
себе грубым оскорбителем чего-то невинного и снисходительного. ‹юбил Я также
иногда читать свЯщенную историю. Љогда, под конец ветхого завета, становилось, в
последних главах книжки, как-то пусто и мирно, и строгие римлЯне были уже тут,
чувство чуть слышного, едва заметного, сладкого ожиданиЯ шевелилось во мне. ‡арЯ
лучшей жизни как будто ждала весь мiр... € не было еще света, а было грустно и
легко. ‚от родилось бедное дитЯ в ‚ифлееме... Љак хорошо в этих сухих пустынЯх,
где растут только пальмы и люди ходЯт босые в легких одеждах! ‚от уже и Џетр
плакал ночью, когда пел петух, и Я плакал с ним; все стемнело -- камни расселись,
мертвые встали из гроба и пошли в город, раздралась завеса во храме... Џередо
мной картинка... •ристос ЯвлЯетсЯ на минуту двум ученикам, шедшим в ќммаус.
Љакой-нибудь бедный городок этот ќммаус; трое небольших людей спешат из какой-то
долины; на них развеваетсЯ платье; с боку скалы, а вдали куча мелких домов с
плоскими крышами... Љак опустело все! ’очно после обеда, когда уже не жарко,
войдешь в большой зеленый сад, которым никто не пользуетсЯ, и где только тени
деревьев становЯтсЯ все длиннее и длиннее... Љак будто самый близкий человек
уехал из дому и из сада этого, по которому он мог бы гулЯть, если бы хотел. €
уже начинаетсЯ что-то новое, чуть брезжитсЯ... Ђ что? € тогда не умел Я сказать,
не умею и теперь.
Њелькнет такаЯ мысль, ЯвитсЯ чувство на миг -- и опЯть влачатсЯ простые дни:
классы, прогулки с ђевелье, обед, за которым и дЯдЯ, и тетка, и Я просидим почти
все времЯ молча. Љ несчастью, Я не мог даже скрыть своей набожности, и слова
Ђлександры Ќикитишны: "что это ‚ладим1р наш в свЯтость ударилсЯ?" способны были
одни уже запЯтнать прелесть моих тайных ощущений.
‚ 17 лет наконец бежал Я от дЯди в Џодлипки, и главной причиной моего побега
было что-то вроде любви.
X
Љ этому времени Я уже решилсЯ быть статским. ‘амый гражданский костюм стал мне
нравитьсЯ. џ слил в одно смутное представление множество образов, особенно
французских: ђодольфа "Џарижских тайн", каких-то умных и смелых людей,
управлЯющих на ‡ападе, в модных фраках с бакенбардами или бородами, с сиЯющим
бельем, Ѓайрона, Ћнегина, даже порочного, но непобедимого ‘ципиона из
"Њартына-найденыша", артистов в острых шлЯпах, с длинными волосами, смелых
студентов в широких клетчатых панталонах... ‚се это составило одну
величественную, переливающуюсЯ из образа в образ идею; все это шептало мне о
чем-то высшем, чего Я тогда назвать не умел и в чем позднее узнал гениЯ
свободной гражданственности, новой мысли и изЯщных нравов, гениЯ, открывавшего
себе дорогу в тщеславное и неопытное сердце одеждами, прическами и всеми
соблазнительными внешними правами на общественный успех. ‚се это совершалось
постепенно в течение четырех-пЯти лет; все было неЯсно, отрывочно, не сознано...
‘начала, только что приехав, Я любил брать у дЯди большой портфель с
раскрашенными рисунками всех гвардейских мундиров, переводил их старательно на
стекле, тушевал, разрисовывал и думал долго тогда: кто счастливее -- гусар ли на
серой лошади, в красном ментике и голубых брюках, или этот кавалергард в белом
колете с
красным воротником, или конный гренадер, у которого развеваетсЯ сзади пунцовый
Язык на мохнатом кивере, когда он несетсЯ во весь опор? Љогда дЯдЯ, увидав эти
рисунки, сказал мне, что "о мундире Я мечтаю напрасно", Я просто ужаснулсЯ. Ќе
знаЯ, что сделать, чтоб смЯгчить его и доказать, как он не понимает моего
призваниЯ, Я силилсЯ заплакать. Ќо дЯдЯ снисходительно спросил, отчего мне так
противна статскаЯ служба.
џ долго боЯлсЯ сказать настоЯщую свою мысль, но наконец преодолел страх.
-- Ќа статских в свете, mon oncle, не смотрЯт, даже дамы и те...
„ЯдЯ засмеЯлсЯ и перебил менЯ:
-- Љаков ловелас! в четырнадцать лет! Љакой же ты свет-то видел? ’ы видел свет
плохой. Ќыньче совсем не то... € если б мне пришлось начинать теперь...
’ут дЯдЯ как бы с грустью кивнул головой, потом дружески взЯл менЯ за ухо и
прибавил:
-- Ќичего, не плачь. —то за баба! Ѓудешь образованный человек. Ђ Я тебе подарю
тогда брильЯнтовые запонки на рубашку.
‡апонки и ободрение дЯди успокоили менЯ, и через сколько-то времени, не помню,
уже окрепший карандаш мой чертил эскизы нового рода из головы. ‚от дуэль.
Њолодой человек безбородый, кроткий, с длинными волосами падает на руки
секунданта; он ранен в грудь шпагой соперника. ‘опернику уже тридцать лет (Я
смотрел на этот возраст враждебно); у него густые бакенбарды и длинные усы.
†енщина в шлЯпе стоит на коленЯх... ’ам плантации, лианы, пальмы и бананы.
ЊолодаЯ американка вышла замуж за прекрасного индийца; у нее уже дети. ’ам
чорнаЯ маска; все юноши торжествуют. ђоманы в эскизах на полулистах
длЯтсЯ-длЯтсЯ без конца; мне жаль покинуть моих героев. € они все французы,
англичане, американцы, все во фраках, в жакетках, в пальто, с бичами; русскаЯ
жизнь не представила мне тогда ничего приблизительного; мужчины, которые по
четвергам собирались у дЯди играть в карты, возмущали менЯ своей прозаичностью,
ухарством или тупостью. Ќасилу-насилу удалось мне встретить на одном вечере двух
молодых людей в белых жилетах и таких фраках, какие мне были нужны. џ упивалсЯ
своими героЯми, упивалсЯ и женщинами, упивалсЯ сам собою.
Ћднажды весной сидел Я под цветущим кустом черемухи и с бешеным восторгом читал
ѓомера. Љогда Я дошел до того места, где Ђхиллес, оставив у себЯ на ночь старика
”енокса, ложитсЯ спать с наложницей, а около Џатрокла тоже возлегает девушка
тонкаЯ станом, Я бросил книгу.
„лЯ чего эта весна? ‡ачем эта черемуха в цвету, если нет настоЯщей жизни, нет
подруги молодой, сверстницы ‚иргинии, или Manon Lescaut? џ и на то и на другое
согласен. Ђ лучше всего и то и другое вместе. Ќо не брак ли это? „а, если б
женитьсЯ теперь втайне, встречатьсЯ здесь под черемухой, любить друг друга до
исступленьЯ, до бешенства, до боли... Џотом говорить, читать... вместе. Ђ то что
брак в тридцать или тридцать пЯть лет? Љак это пошло, обыкновенно! € что
хорошего находЯт девушки в этих загрубелых лицах, в этих изношенных сердцах?..
ЌеизЯщное, простое не соблазнЯло менЯ. Ћ, нет! такого Я боЯлсЯ, хотЯ уже давно в
душе развЯзал клЯтву о безбрачии до брака. Ѓыла у дЯди в доме высокаЯ, белокураЯ
девушка ‹ена (Я после узнал, что тетка имела право не любить ее); эта ‹ена, не
знаю почему, любила шутить со мной. ’ак как внизу было много пустых комнат, и
она жила недалеко от менЯ, то нам случалось встречатьсЯ нередко. Ћна бросалась
за мной, загонЯла в угол, смеЯлась, цаловала, щипала менЯ; она была сильнее
менЯ, и Я с трудом от нее отделывалсЯ. џ не решалсЯ ни ответить ей грубо, ни
оттолкнуть ее сильно, потому что здесь дорожил всЯким вниманием, всЯкой лаской,
а она готова была всегда услужить мне с добродушием и веселостью. Ќо Я смущалсЯ
и избегал ее, потому что она напоминала мне -- годами ли своими, разговором ли,
или ростом и дородством -- непостижимые по своей грубости грехи взрослых. Ќет, не
того мне хотелось. џ желал бы найти милую сверстницу, невинную, чистую,
страстную, как Я, стыдливую длЯ всех, кроме менЯ; чтоб она, в локонах и
фартучке, с книжкой в руке, гулЯла где-нибудь в лесной стороне под липами, около
старой колокольни, поросшей мохом.
‚полне такой Я не нашел, но встретил ‹юдмилу ‘алаеву, дочь одного советника, и
убедилсЯ на времЯ, что Я не хуже Ћнегина, потому что она сделала первый шаг
сама.
‘оветника дЯдЯ любил и звал его ”абием Љунктатором за то, что он очень долго
обдумывал ходы в преферансе. Ћднажды он завез менЯ случайно к ‘алаевым, и тут Я
в первый раз увидал ‹юдмилу. Ћна еще не носила длинных платьев и стриглась в
кружок. ’акаЯ прическа доставлЯла ей случай очень кстати взмахивать головой, и
при этом движении голубые, немного выпуклые глаза ее взглЯдывали искоса и вниз
как нельзЯ лукавее. Ћна сама заговорила со мной в зале, села на стол, около
которого Я стоЯл, и спросила, люблю ли Я театр. џ отвечал, что люблю, но бываю в
нем редко.
-- Љак это можно редко бывать! ’еатр... это блаженство! Њстиславского трагика
знаете?
Ќо тут гувернантка отозвала ее.
Ќемного погодЯ нас очень сблизил детский маскарад, который дал губернатор длЯ
меньшой своей дочери. ‘оветник упросил дЯдю отпустить менЯ, и дЯдЯ не только
отпустил, но даже дал денег на костюм. џ знал, что Я буду в паре с ‹юдмилой, и
мне хотелось, чтоб нас одели ѓамлетом и Ћфелией. џ предлагал надеть на ‹юдмилу
белое атласное платье со шлейфом, украсить ее голову венком из белых роз, а сам
хотел быть весь в чорном бархате, в ' берете с длинным пером, с золотою цепью на
шее. Ќа такую одежду недоставало дЯдиных денег, и замужнЯЯ дочь советника,
котораЯ заведывала всем, сказала, что маленькаЯ ‹юдмила со шлейфом будет точно
мартышка. ’огда решили ее одеть ђозиной, а менЯ ”игаро; костюмы вышли очень
хороши. ‚Язаные, красные с золотом колпаки, ее короткаЯ юбка с чорными
кружевами, мои атласные панталоны и бархатнаЯ куртка, перчатки, духи, платки
наши -- все было великолепно. Љогда мы вошли под руку в гостиную, где ждало нас
семейство советника, все вскочили и начали хвалить нас. Ћтец обнЯл дочь и
посадил с осторожностью, любуЯсь ею, к себе на колени, а замужнЯЯ сестра ‹юдмилы
начала цаловать менЯ, называЯ персиком и настоЯщим южным смуглым красавцем.
-- Ђ он будет со временем иметь успех, -- сказала она, обращаЯсь к отцу, -- у него
всЯ наружность как у героЯ романа. Џосмотрите, папа, какие у него чорные волосы
и огромные чорные глаза!
-- …ще бы! -- отвечал отец, -- держи ухо востро! Љаково мне было это слышать? џ не
могу уже теперь
Ясно представить себе моего блаженства. Ћжидание торжества, гордость, какие-то
страстные движениЯ к ђозине, карета, в которую мы сели, ночь, мороз и освещенный
дом губернатора, наше вступление в залу, хвалебные восклицаниЯ старших, кучи
гимназистов, которые смотрели с почтением и вниманием на менЯ, когда Я, заложив
за жилет руку в палевой перчатке и напрЯгаЯ икры, проходил мимо них... ‚от как
была полна жизнь в этот вечер!
Џервую кадриль Я танцовал с ђозиной; вторую с меньшой дочерью губернатора,
котораЯ была слегка коса, но в высшей степени грациозна и миловидна; потом с
старшей ее сестрой, мазурку опЯть с ђозиной. ‚ разговорах Я был небрежен и
оригинально-насмешлив, отчасти вспоминаЯ манеру брата ЌиколаЯ.
-- Џосмотрите, -- говорил Я, -- как этот путейский офицер похож на орангутанга.
-- Quelle idée!
-- Ђ кто эта девица в платье небесного цвета? Љакие “ нее сонные глаза...
-- ќто моЯ кузина.
- Ah, pardon! Љак эти гимназисты стучат сапогами! џ „авича думал, что это лошади
взошли.
Љогда мы с ‹юдмилой пошли польку и делали pas de majesté, все аплодировали нам.
’акого упоеньЯ Я долго не €спытывал после и едва ли испытаю еще раз в жизни.
‚есь следующий день Я еще не мог прийти в себЯ и написал Њарье Ќиколаевне
огромное письмо с раскрашенными виньетками собственной работы; главные костюмы
были тут, и сам ”игаро. џ называл себЯ царем бала, а ‹юдмилу царицей. ’етушка,
говорЯт, прослезилась над этим письмом; недавно, перебираЯ ее бумаги, Я нашел
этот грустный образчик тщеславного саморастлениЯ и разорвал его в клочки.
Џосле этого вечера дЯдЯ стал позволЯть мне иногда по субботам ездить к ‘алаевым.
XI
Ђлександра Ќикитишна, замечаЯ иногда, что Я грущу, говорила:
-- ќ, да сегоднЯ суббота! Ќу, постой, Я пойду попрошу у дЯди длЯ тебЯ сани.
€ всЯкий раз почти выпросит. ’огда-то торжество! џ обращаюсь в Ћнегина:
“ж поздно. ‚ сани он садитсЯ. Џоди! поди! раздалсЯ крик.
Њорозной пылью серебритсЯ
…го бобровый воротник...
€ воротник у менЯ даже был бобровый.
ѓде Я найду такое гостеприимство? ‹юбезности моей изумлЯлась всЯ семьЯ. ’ам Я
становилсЯ до того разговорчив и развЯзен, что не уступал ни одному из взрослых
молодых людей, служивших у нас в городе, в остроумии, насмешливости и говорил
иногда такие французские фразы, что до сих пор, вспомнив об них, сгораю от
стыда. џ даже помню некоторые из них, но не повторю их здесь ни за что.
Љроме пЯтнадцатилетней ‹юдмилы, у советника было еще трое детей: сын моих лет --
ЊитЯ, очень грубый повеса, и две дочери: одна замужнЯЯ, другаЯ девушка лет
восемнадцати, довольно свежаЯ и простенькаЯ, по которой вздыхал высокий
гимназист ћрьев.
„омом ‘алаевых управлЯла старшаЯ, замужнЯЯ дочь, г-жа „ольскаЯ. †енщине этой
было не более двадцати пЯти лет; пЯть лет назад она пленила мужа своего,
человека скромного, смирного и богатого, своим сценическим, истинно
замечательным талантом. ‚се лучшие роли в благородных спектаклЯх исполнЯла она
превосходно; роль ‘офьи Џавловны, Љетли, молодой причудницы в пьесе "‚ людЯх
ангел, не жена" всегда предлагались ей. Ћна самой бесцветной роли переводного
водевилЯ умела придать жизнь и привлекательность. Љ тому времени, как Я
познакомилсЯ с нею, лицо ее уже поблекло; кожа на нем была красновата, под
глазами были небольшие мешки, как у полнокровного отца, но сами глаза еще были
хороши, и стан еще был гибок и строен. „ержала она себЯ с ленивым достоинством,
танцовала хорошо, умела из немногого создать красивый и своеобразный нарЯд,
говорила об искусстве с живою, хотЯ и одностороннею ловкостью, потому что вкус
ее воспитан был, конечно, только французскими пьесами. „евицей она была
необыкновенно тонка, никогда не перетЯгивалась. ’альЯ ее пережила свою славу, и
муж ее хвалилсЯ, что он когда-то мог обхватывать ее обеими руками. ’от, кто
полагает, что длЯ семейного мира необходима строгаЯ нравственность, очень
удивилсЯ бы, узнав это семейство. Ћтец никогда не бранил дочерей, а гувернантку,
смуглую и еще не старую девушку, ласкал как „очь и звал ее Ќастей. ЌастЯ только
изредка и робко пыталась останавливать меньших дочерей. „ольский содержал все
семейство и почти не жил дома.
‚ красиво убранной и веселой гостиной была в углу плюшеваЯ беседка, и там на эсе
с г-жею „ольской поочередно сиживали сам губернатор, молодой прокурор с
энергическим подбородком, приезжие из Џетербурга, военные, жандармский
полковник, белокурый двадцатилетний красавец инженер и даже, как говорЯт, одно
времЯ сам Џетр Ќиколаевич. ’етка Ђлександра Ќикитишна не раз, воз-
вращаЯсь откуда-нибудь, говорила при мне своим грубоватым Языком:
-- ќта противнаЯ „ольскаЯ опЯть губернатору вешаетсЯ на шею. „авно ли, кажетсЯ,
она с ”едоровым возилась... какаЯ дрЯнь!
-- ’акой умной, ловкой женщине все позволительно, -- возражал ей иногда дЯдЯ.
-- Ќе знаю, -- ответит тетка и пойдет, бывало, наденет огромный платок и ходит
"расхлебесьей", как выражалась про нее ЊарьЯ Ќиколаевна.
џ, разумеетсЯ, предпочитал г-жу „ольскую дешевым добродетелЯм Ђлександры
Ќикитишны. —асто, когда после обеда отец ‘алаев спал, садились мы с ћрьевым
около наших девиц и дельно беседовали с ними.
-- Њне ваше лицо с первого взглЯда понравилось, -- говорила мне моЯ подруга, -- оно
неправильно, но очень приЯтно. џ тотчас почувствовала к вам дружбу. Љонечно, это
не страсть. џ знаю, что такое страсть... ‚ы видели актера Њстиславского в
ѓамлете? Љак он дивно хорош!
-- „а, он хорошо играет, -- говорил Я, жалеЯ, зачем она ставит менЯ ниже этого
взрослого Њстиславского.
-- •орошо? ’олько?.. Џодите; Я не хочу с вами говорить.
€ ‹юдмила вставала; потом тотчас же возвращалась снова и продолжала:
-- …сли вы не будете говорить, что он дивно играет, Я с вами навсегда
поссорюсь...
-- Ќе сердитесь; Я буду говорить, что он дивно играет, -- отвечал Я без особого
страха, потому что любил больше картину моих сношений, чем самую ‹юдмилу.
-- Ќу, смотрите же. џ вам скажу, как Я его любила. Љогда раз мы уезжали из
театра, он стал подсаживать нас в карету и взЯл менЯ за руку повыше локтЯ... “
менЯ были короткие рукава. ‡наете, что Я всЯ задрожала!
џ молчал обыкновенно, никак не понимаЯ, что она находила в этом 40-летнем
великане, который ревел на губернской сцене...
Џока мы говорили с ‹юдмилой, ћрьев и Њаша сидели в углу и тоже шептались. €ногда
по вечерам „ольскаЯ играла нам на фортепьЯно, и мы танцевали. џ предпочитал
всегда мою ‹юдмилу, а ћрьев, почтительной рукой издалека обвиваЯ полный стан
Њаши, опускал глаза и, улыбаЯсь, галопировал с другой стороны.
‚ысокий, бледный, уже давно брившийсЯ ћрьев казалсЯ платоническим мечтателем. Ћн
судил о жизни по старым русским книжкам, и идеалом человека длЯ него были
ђославлев и ‹еонид г. ‡отова. Љогда взаимнаЯ помощь, которую и мы друг другу
оказывали по сумеркам у ‘алаевых, сблизила нас, Я узнал, что он боготворит
женщину, но женщин боитсЯ.
-- Ћни коварны, -- говорил он и рассказывал мне об одном ‚ладимiре и графине.
‚ладимiр любил графиню страстно и безумно. ѓрафинЯ любила тоже ‚ладимiра, но
изменила ему. ‚ладимiр, затаив на времЯ злобу, пришел ночью в ее роскошный
будуар и раздавил над лицом ее стклЯнку с такой едкой жидкостью, что она уже
никому не могла после этого нравитьсЯ. ‚ другой раз он прочел мне свои стихи:
Љогда блеснет востока луч
€, грустный путь мой озарЯЯ,
Џрогонит сонм зловещих туч,
Љ тебе тогда, о грудь младаЯ!
џ припаду, желаний полн .
Ћ, прочь сомнениЯ, тревоги!
‘редь холода житейских волн
Њы счастливы, как боги...
€ что прелестнее отрады --
„уша с душой слиЯсь тонуть ..
Џрочь, света гнусные преграды,
Џрочь, терние замкнувши путь!
Ќо жди еще в тоске бесплодной!
Њинута счастьЯ не близка,
€ голос разума холодный
ѓрозит тебе издалека.
џ покровительственно хвалил стихи, и скромный гигант дал мне списать их; Я тоже
сочинил стихи длЯ ‹юдмилы на французском Языке, и у менЯ остались в памЯти
только два стиха:
’а taille légère
Comme une mince fougère...
џ пробовал читать их ћрьеву, но он сказал:
-- Ќичего нельзЯ понЯть; это не по-нашему, -- потом, вздохнувши и взЯв менЯ за
руку, прибавил:
-- Ќе женись, ‚олодЯ, на француженке; у них все фальшивое -- и душа и тело. ‚озьми
лучше русскую, добрую. ѓосподи, как подумаешь, какаЯ это счастливаЯ тебе
достанетсЯ! Ђ мы-то, мы-то...
-- Ћтчего же, -- возражал Я, -- и ты можешь нравитьсЯ женщинам. Ќадобно иметь
только манеры. “ тебЯ вовсе нет манер, но ты можешь их приобрести.
-- Ќет, уж без манер-то мы, благодарЯ ‘оздателЯ, проживем!
‹юдмила не всегда кокетничала; иногда делала она за менЯ переводы или немецкие
спрЯжениЯ и приготовлЯла красивую тетрадку из голландской бумаги, сшиваЯ ее
голубым шолком, так что мне оставалось только переписать и подать учителю. џ мог
бы долго так блаженствовать, если б не увлексЯ и не вздумал обманывать дЯди.
€ногда не в субботу и не в праздник приходил Я к ђевелье и уверЯл его, что дЯдЯ
менЯ отпустил к ‘алаевым. ђевелье говорил, что ему нет до этого дела, puisque
votre oncle est assez fou, pour autoriser la débauche; однако это скоро дошло до
дЯди; менЯ кликнули к нему в ту минуту, как Я только разоделсЯ впрах и хотел
идти.
„ЯдЯ осмотрел менЯ с ног до головы.
-- —то ты это думаешь, что ты, в самом деле, какой-нибудь денди? ’ы этого,
любезный мой, не воображай. „урак дураком! Ѓулавку еще вздумал в галстух
втыкать! € где ты видел, чтоб порЯдочный человек стал носить бронзовые булавки?
Џожалуйста, брат ‚ладимiр, оставь подобный вздор. Џосмотри на менЯ: Я встаю в
семь часов и не разгибаючи спины сижу над бумагами.
-- Џомилуй, Џетр Ќиколаич! -- земетила тетка, -- разве ты не знаешь, что он влюблен
в ‹юдмилу? ‘ама „ольскаЯ говорила мне об них...
-- —то-о-о?
-- Ђх, ma tante, что вы это? Љакой Я влюблен; неужели бы Я лучше ничего не нашел!
„ЯдЯ презрительно засмеЯлсЯ и встал.
-- Љаково? Ѓраво! „а ты, Я вижу, „он †уан! -- кричал он, подступаЯ ко мне, -- а?
говори, ты „он †уан?
Ћн смотрел мне прЯмо в глаза, точно смотрел на ’ерентиЯ в день моего прибытиЯ в
его дом.
-- Ќет-с, Я не „он †уан...
-- Ќу, как же нет! Я теперь буду звать тебЯ „он †уан подлиповский, слышишь? Ђ
ходить туда и не смей. ‘тупай, денди, разденьсЯ. Ѓулавки этой чтоб Я не видал,
Њитрофан!
–елые полгода Я не бывал у ‘алаевых.
XII
Љ весне тетушка Ђлександра Ќикитишна занемогла смертельно. ‘начала она не
выходила из комнаты и кашлЯла, а потом перестала вставать с постели. „ЯдЯ все
свободное времЯ посвЯщал ей, читал громко, ухаживал за ней и на менЯ не обращал
почти вниманиЯ. Ћднажды, в добрую минуту, великим постом, он уступил мне свой
билет в концерт. ‚ зале дворЯнского собраниЯ было довольно много народа, а Я
давно не выезжал никуда; глаза у менЯ разбежались -- Я заслушалсЯ музыки и не
заметил сначала, что в трех шагах от менЯ сидели ‘алаевы. ЋбернулсЯ... ‹юдмила!
‚ розовом кисейном платье, подросшаЯ и созревшаЯ, она сверкала глазами. Ћна
навела на менЯ лорнет и улыбнулась. џ робко подошел к ней и объЯснил, что не мог
бывать, потому что... потому что...
-- Ћставим это, -- сказала ‹юдмила, играЯ лорнетом, -- когда вы к нам будете?
-- Џраво, Я не знаю.
„нЯ через два пришел ко мне ћрьев и принес записку; Я прочел в ней следующее:
џ вас люблю; чего же боле? —то Я могу еще сказать? ’еперь, Я знаю, в вашей воле
ЊенЯ презреньем наказать.
џ спросил у ћрьева, знает ли он содержание записки; он отвечал, что не знает,
что, отдаваЯ, она сказала ему: "Ќадеюсь на ваше благородство".
џ показал ему записку и не знал еще, радоватьсЯ ли мне или смеЯтьсЯ. ћрьев,
кончив, грустно взглЯнул на менЯ и сказал, покачав головой:
-- ‡ачем ты мне дал прочесть, ‚олодЯ? „евочка любит тебЯ, а ты глумишьсЯ!
-- џ ведь дал тебе только...
-- ќх, ‚олодЯ! ‚етер, ‚олодЯ!
Ѓольше ничего не сказал ћрьев об этом. џ решилсЯ ходить к ней тайно от дЯди.
‚есна приближалась, и Я уже не раз и не два, а три и уже более раз в неделю
спешил спуститьсЯ с горы, где, на углу небольшой площадки, стоЯл, почти на конце
города, трехэтажный купеческий дом и где свет из окон бельэтажа уже издали
обещал мне блаженство.
ћрьев, напротив того, около этого времени поссорилсЯ с Њашей и, несмотрЯ на то,
что его в доме принимали очень хорошо, несмотрЯ на то, что сам старик ‘алаев
звал его всегда "муж разума и чести", стал ходить к ним гораздо реже.
-- Ћтчего тебЯ не видать? -- спросил Я его однажды на улице.
-- ‚се это дребедень. џ хочу написать стихи с припевом:
„ребедень, дребедень, ’вержу целый Я день.
-- Ќеужели ты мог так скоро разлюбить? ‹юбовь такое отрадное чувство...
-- Ќе знаю, -- отвечал ћрьев.
-- Ђ платок?
-- Љакой платок?
-- Џомнишь, ты сам мне рассказывал, что раз в сумерки ты стал перед ней на одно
колено, а она заплакала и уронила платок. ‚ это времЯ кто-то вошел, ты встал,
поднЯл платок и подал ей.
-- Ќу-с, это Я, должно быть, длЯ форсу вам сказал. Џоди-ка с вами! ‚едь вы,
шутка, вице-губернаторский племЯнник... Ќадо ж вам понравитьсЯ.
ЏричудливаЯ ‹юдмила теперь стала гораздо нежнее. Ќикто не препЯтствовал нам
беседовать. ѓувернантка ЌастЯ вздумает заметить ей иногда, зачем она слишком
долго сидит со мной, но ‹юдмила с полуулыбкой и косым взглЯдом посмотрит на нее
и скажет:
-- —то с вами? вы злы сегоднЯ? Ћставьте нас. ’ак что ж вы говорили, pardon... Ћна
не будет больше злитьсЯ, продолжайте.
-- џ говорю, что в мои года мужчины больше всего заслуживают любви.
-- Џочему это? ‚ы так молоды. ЉакаЯ у вас славнаЯ цепочка! Џокажите.
-- ‚ эти года все чувства свежее и сильнее. Eugène Sue говорит...
-- ђазве вы недовольны? —его ж вам еще? Ђх, кстати, отдайте мне то... ‚ы
знаете...
-- —то такое?
-- ’о, что Я вам писала.
-- Џраво, со мной нет. џ принесу вам в ту субботу.
-- Љак! ‚ы осмелитесь мне принести? ‚ы расстанетесь с ним? Џодите прочь -- у вас
нет сердца! ‚ы лед. џ не хочу с вами сидеть... Џаша! сыграй нам Ђнну-польку...
ЊитЯ! пойдем.
-- Ђ со мною? Ќе хочу!
€ногда она бывала гораздо грустнее.
-- Ѓудешь ли ты верен? -- спрашивала она шопотом, пожимаЯ мне руку.
-- …ще бы!
-- Ѓудь! Ќе забывай менЯ. џ без тебЯ жить не могу. ‘огласитесь, что это было
приЯтно. Ќо ЊитЯ отравлЯл все мои удовольствиЯ. џ никогда в жизни не видал
ничегоотвратительнее его. Ћтец принужден был взЯть его из корпуса, потому что
там беспрестанно наказывали за лень и шалости. †ирный, краснощекий, курносый,
маленький, он совалсЯ везде в курточке и с отложным воротником, ездил везде в
собраньЯ, лез ко всем взрослым, вмешивалсЯ в разговоры. „ома затеивал шутки одну
грубее другой; перепортить работу сестрам, нагрубить снисходительному отцу,
зажарить живую кошку в печке, индюшке ни с того, ни с сего отрубить голову -- вот
его любимые дела. Ѓедной старой француженке, гостившей у них одно времЯ, он
насыпал на голову целую коробочку с такими насекомыми, которых Я назвать не
хочу. Њне он всегда старалсЯ досаждать, хотЯ и говорил, что очень менЯ любит,
звал менЯ ‚олодей и подольщалсЯ иногда ко мне с гадкою улыбкой. ‚ходишь, бывало,
в гостиную... так славно идешь... Ќа столе лампа, ковер. ‘тарик сидит на диване
с трубкой, такой красный, седой, почтенный; Њаша и ‹юдмила работают около него
или читают громко; „ольскаЯ с кем-нибудь на эсе... €дешь разодетый, причесанный,
поклонишьсЯ -- а он вдруг выскочит из угла и схватит за ногу, которую отставишь,
чтоб шаркнуть. ђаза два Я чуть-чуть не упал. €ногда так ловко отстегнет штрипку,
что Я и не замечу, и хожу -- а штрипка болтаетсЯ. Ѓыли у менЯ на одной курточке
рельефные бронзовые пуговицы с кабаньими, оленьими и собачьими головами; Я их
очень любил, а он измарал их мне потихоньку каким-то составом. Ћднако Я был
сильнее его, и он боЯлсЯ менЯ, несмотрЯ на всю свою наглость. Ќачнет
рассказывать что-нибудь, непременно развратное, грЯзное, грубое: о том, как
поступили офицеры или приказные с какой-нибудь несчастной женщиной, как жена
мужа надула и что из этого вышло; показывает самые грЯзные картинки, которые
называет почему-то соблазнительными... ЊенЯ никогда ничто подобное не могло
соблазнить; Я слишком высоко ставил чувственные наслаждениЯ; Я дорожил своею
невинностью не длЯ невинности, которую вовсе не ценил, а длЯ того, чтоб быть
достойным чего-нибудь изЯщного. € какие-нибудь пьЯные стихи, особенно наши
русские, какое-нибудь непристойное сочинение XVIII столетиЯ, где мать, дочь и
гувернантка предаютсЯ самой необузданной жизни -- все это возмущало менЯ и все
это нравилось Њите. ‚ероЯтно, он и сначала в душе не жаловал менЯ. Ћтец, сестры,
зЯть, все ставили менЯ ему в пример, даже при мне беспрестанно говорили, что Я
умен, образован, так хорошо одет, так скромен и любезен... Ћн, вероЯтно,
чувствовал ко мне то, что Я чувствовал к Џетруше дома. ќто была зависть и досада
более буйной натуры против сверстника более приличного, сдержанного и
благоразумного. Ќо ЊитЯ не старалсЯ с намерением вредить мне, пока не приехал из
Њосквы погостить на лето к ‘алаевым двоюродный брат их, Ѓерезин. Ћн был годом
старше менЯ; бледное лицо его было довольно красиво, но постоЯнно выражало
каприз и гордость. ђодители его имели состоЯние и очень хорошо образовали его.
Ћн слыл за дельного ученика; по-французски говорил не хуже менЯ, а по-немецки
гораздо лучше, выписывал сам на карманные деньги русские журналы, много читал, а
еще больше разрезывал листы и ставил книги на полку. ‚стретившись в первый раз,
мы робко наблюдали друг друга и разговор начали так:
-- Ћчень приЯтно познакомитьсЯ, -- сказал Я. -- Ћчень приЯтно.
-- ‚ы в Њоскве живете?
-- ‚ Њоскве.
-- Љакие вести с ‡апада?
-- Ѓюжо разбил мароканцев при €сле.
-- Ђ! Ѓюжо! Я очень рад.
-- ‚ы что теперь читаете?
-- Les trois mousquetaires.
-- ”ранцузскаЯ литература пуста! -- воскликнул он. -- ‚от иллер, ѓете, наш
ѓоголь...
-- Љто это ѓоголь?
-- Љак, вы не знаете ѓоголЯ? неужели? ќто великий поэт; это молодой человек,
красавец собой, с черными кудрЯми до сих пор. Ќи одна женщина не может устоЯть
против него, когда он посмотрит... вот так... Ћн теперь в самых близких
сношениЯх с графиней Ќеверовской.
Љак не взЯть поэта, против которого и графинЯ не имеет сил! Ѓыть может, он
научит менЯ, даст мне в руки неслыханное орудие! Ѓерезин дал мне ѓоголЯ и указал
на статьи Ѓелинского. ЃлагодарЯ ему, Я вдруг погрузилсЯ в совершенно новый длЯ
менЯ поэтический мiр, где о высоком говорилось таким своеобразным Языком, где
смех был неслыханного рода, но как-то непостижимо знаком и близок самым недрам
моей души. Ѓелинского Я каждое после-обеда с педантической честностью клал на
вышитый пюпитр и читал его, местами наслаждаЯсь, местами только уважаЯ себЯ за
способность смотреть на такие строчки. Ѓывало, в голове потемнеет, а на душе
легко и пройдешьсЯ раза три гордо по комнате или отворишь окно и показываешьсЯ
прохожему: пусть; мол, знают, какой человек тут живет! ‚ свЯзи с этими
драгоценными ощущениЯми во мне быстро вырастало расположение к начитанному
сверстнику, и беседы с ним стали мне тем более дороги, что ћрьев, Ѓог знает
почему, около этого времени стал отдалЯтьсЯ от менЯ. Љо мне он вовсе не ходил; у
‘алаевых был всего раз; когда Я протЯнул ему руку, он осторожно дотронулсЯ до
нее концами пальцев, сжал губы, закрыл глаза, вежливо поклонилсЯ, пробыл
несколько минут и ушел. „ругой раз Я встретил его на улице и остановил его; он
улыбалсЯ и молчал.
-- ’ы не поверишь, как мне это больно, -- сказал Я ему. -- Џомнишь, как мы славно
проводили времЯ, гулЯли по вечерам или у менЯ сидели на широком диване с
сигарами! Џриходи...
-- ‡наете ли, кого ныньче называют образованным человеком? -- спросил он.
-- Љого?
-- ‚от стихи:
Ќад всем смеЯтьсЯ кто умеет, Љто по-французски говорит, Љарманы пухлые имеет, €
к тому же сибарит...
-- Џрощайте, успехи вас ждут везде!
ЋпЯть коснулсЯ пальцев и с холодным спокойствием лица ушел в своей длинной
шинели. ‚олей-неволей Я должен был оставить его и спешил наполнить пустоту
сердца дружбой с Ѓерезиным. Њы читали вместе Љупера, разговаривали о лианах и
бананах, о молодых негритЯнках, о том, что какаЯ-нибудь пышнаЯ креолка лежит
теперь в кисейном платье на пестром диване и обмахиваетсЯ веером... Ђ нас-то нет
там, где мы должны были быть. Ќе всегда, однако ж, мы были согласны. Ћн слишком
высоко ценил ловкость, смелость и успех; когда прочтет книгу, только и слышишь
от него: "Ђ каков молодец! как он ему закатил! как он ее надул!" Ђ Я всегда
жалел тех, кому не везло. ‹юбезничать с дамами он считал делом презренным и
дружескую выпивку предпочитал самому нежному свиданию, а рассказы о буйных и
грубых приключениЯх любил не меньше Њити. ЌесмотрЯ на это, Я беспрестанно
приглашал его к себе и еще чаще прежнего стал ходить к ‘алаевым, чтоб встречать
его. € при нем стыдилсЯ слишком долго сидеть с ‹юдмилою. Ќо в его душе уже зрела
ненависть. Ќе знаю, что заставило его строить против менЯ ковы: предпочтение ли
дам возбудило его зависть, желание ли куда-нибудь направить жажду таинственной,
романтической деЯтельности, котораЯ его пожирала, досада ли за то, что раз Я
поборол его при всех, а „ругой раз выиграл пари о том, кем написан "–инна":
Љорнелем или ђасином... не знаю...
‚начале он писал ко мне такого рода немецкие записки, по два раза в день: "„уша
моей души! ‘ердце моего сердца! ‘ тех пор, как Я тебЯ узнал, Я понЯл, что мне
прежде недоставало друга. Ћ, как Я люблю тебЯ! Ћдно твое присутствие озарЯет
все. Џриходи, приходи. Љакие стихи Я тебе прочту!"
џ отвечал в том же духе по-французски, потому что по-немецки хорошо не мог
писать:
"Ѓлагодарю тебЯ, мой добрый и милый …вгений. ‚ одинокой и печальной жизни,
которую Я принужден вести в суровом доме тирана, дружба твоЯ длЯ менЯ
неоцененна. ‚ 6 часов мы будем вместе. Ћ, не покидай менЯ! ’ы знаешь, у менЯ
только и есть на свете два существа, невыразимо любимые: ‹юдмила и ты".
Џеред отправкой Я раз или два всегда перечитывал свои записки, заботЯсь о слоге.
Љаково же мне было видеть после этого, что Ѓерезин подучает Њитю повторЯть надо
мной свои проказы, называет менЯ иногда дамским угодником и полушутЯ заступаетсЯ
за Њитю, когда Я на того рассержусь.
‹юдмила смотрит иногда на него пристально и качает головой.
-- —то вы? что с вами? -- говорит он,краснеЯ.
-- Њолчите, молчите! -- скажет ‹юдмила. Ђ он покраснеет еще больше и отойдет.
Ќаконец все разразилось. Ћднажды Я пил у ‘алаевых чай вместе с ћрьевым и другим,
весноватым, курносым и уже большим гимназистом. ‘тол длЯ чаю был уже накрыт, но
в зале никого из старших не было, кроме беспечной гувернантки Ќасти. џ предложил
Ѓерезину и Њите прыгать из окна в сад (с ћрьевым мы едва поздоровались).
Ѓерезин насмешливо посмотрел на менЯ, махнул рукой и сказал:
-- Људа нам, батюшка! ‚ы люди светские, ловкие; а мы труженики, книгоеды!
Џри последнем слове он дружески обнЯл Њитю и потрЯс его, как бы возбуждаЯ к
отпору.
-- Ќу, уж ЊитЯ, -- отвечал Я, -- совсем не книгоед! Ћн, скорее, дармоед!
ћрьев и другой гимназист захохотали.
-- …сли Я дармоед, так Я удивлЯюсь, зачем вы к дармоеду ходите? -- возразил ЊитЯ.
€ глаза его заблистали.
-- џ совсем не к вам хожу, -- неосторожно ответил Я.
-- „ругие тоже не нуждаютсЯ, и вы можете прекратить ваши посещениЯ.
‚ это времЯ подошла ЌастЯ.
-- —то вы говорите глупости! -- сказала она Њите, -- Я скажу вашему папа.
-- Џопробуй-ка! -- возразил ЊитЯ, показываЯ ей кулак, -- Я всем расскажу про тебЯ
такую штуку... помнишь, во вторник? џ тебЯ выучу у старика на коленЯх сидеть!
ЌастЯ покраснела, глаза ее помутились, и она быстро ушла. џ сел один к чайному
столу в волнении и решилсЯ спросить у „ольской, следует ли мне обращать внимание
на слова наглого ее брата; между тем враги мои беспрестанно входили и уходили,
то спускались в сад, то шептались на балконе, и курносый гимназист был с ними.
ћрьев тоже ушел из залы, но в их компании его не было видно. ‡а чаем ‹юдмила
шепнула мне:
-- Ќе ходи в сад, умолЯю тебЯ, не ходи.
-- Ћтчего?
-- Џрошу тебЯ, не ходи.
Ћднако Я взЯл палку и пошел в сад. …два Я успел сделать два шага, как на менЯ
из-за кустов полетели куски земли, ™епки и даже обломки кирпича. ‚след за этим
из-за куста выскочил ЊитЯ и схватил менЯ схади. џ ударил его палкой, но он успел
ее вырвать и сломал. џ кинулсЯ на Ѓерезина и повалил его; но в эту минуту кто-то
накинул мне на голову шинель, уронил менЯ наземь и изо всех сил ударил менЯ
кулаком по спине. џ в бешенстве старалсЯ высвободитьсЯ и вдруг услыхал грозный
голос ћрьева:
-- Џрочь, мужик!
€ раздалсЯ громкий удар, за ним другой и третий; Я высвободил голову и увидел,
что весноватый гимназист
лежит на земле, а ћрьев с презрением толкает его в бок ногою.
-- ‘воих-то, своих-то, свиньЯ! -- жалобно говорил гимназист.
Ќо ћрьев был бледен и спокоен; он взЯл менЯ за руку, привел в пустую залу и, не
говорЯ ни слова, отыскал мою фуражку. џ протЯнул ему руку с чувством; но он
строгими глазами посмотрел на менЯ, почтительно поклонилсЯ и указал на дверь. џ
ушел.
Ќе стану описывать моих чувств, они понЯтны; но этим не ограничились
преследованиЯ Ѓерезина.
XIII

џ, разумеетсЯ, решилсЯ не ходить к ‘алаевым; но в тот же вечер принесли мне
записку от ‹юдмилы. —еловек сказал, что ее принес ћрьев, отдал и ушел. ‚от что
писала ‹юдмила:
"Њилый, милый мой ‚ольдемар!
Ќе обращай вниманиЯ на козни этих злых людей. џ не виновата и жду тебЯ. џ все
сказала сестре, и они не осмелЯтсЯ более вредить тебе. Ћ, когда Я прижму тебЯ к
моей груди! Љогда в объЯтиЯх твоих Я забуду весь мiр, верный мой друг! “же
полночь. ‘веча моЯ догорает, но Я ложусь с упоительной, страстной мечтой о тебе.
Џрощай! Џрилагаю записку от Ѓерезина, из которой ты увидишь, за что он ненавидит
тебЯ. Ћ, если бы Я могла тебЯ прижать к своему пылающему сердцу!"
џ нашел, что записка эта очень подходит к тому идеалу, который Я составил себе
длЯ любви; но письмо Ѓерезина к ‹юдмиле поразило менЯ и неожиданностью и
горестью:
"€ вы могли полюбить этого пустого, светского болтуна! ‚ы не способны ценить
любовь глубокой, поэтической натуры! Ќо Я отмщу; Я неумолим. •арактер мой похож
на характер ‹юкреции Ѓорджиа".
џ обождал несколько дней и пошел к ‹юдмиле. ‘ смущенным сердцем взЯлсЯ Я за
ручку двери, отворил ее и спросил у слуги, дома ли господа.
-- „ома, только вас не велено принимать.
џ посмотрел на него с удивлением и вышел. Ћскорбление не мучило менЯ: помню, что
Я с спокойною решимостью шел домой, не чувствуЯ за собой никакой вины; об одном
Я молил Ѓога, чтоб не узнал никто о моем стыде, и пуще всего дЯдЯ.
€юнь был в исходе. Ђлександра Ќикитишна немного поправилась, ходила по своей
комнате и сидела иногда у открытого окна. —тоб ей легче было сходить в сад, дЯдЯ
перевел ее в нижний этаж. Џрошло не более двух дней после того, как ‘алаевы
отказали мне от дома; Я занималсЯ с ђевелье, как вдруг Ђлександра Ќикитишна
прислала за мной.
-- —то это за письмо, -- сказала она, -- Я почти ничего не разобрала... Љакие-то
козни, бульвар! Љто-то подкинул, должно быть, ошибкою сюда; ‹ена нашла его на
окне.
џ взЯл письмо. Ћно было очень нечетко написано; но в изломанном с намерением
почерке Я узнал руку Ѓерезина. ’етка, утомленнаЯ и равнодушнаЯ ко всему,
прилегла на постель и спрЯтала лицо в подушку, а Я подошел к окну и прочел:
"‚се ваши козни открыты. ‚се понЯли, что вы хотите воспользоватьсЯ доверием
невинного ребенка-девушки, котораЯ любит вас. Ќо как вы ни коварны и сколько ни
умели вы скрывать ваши иезуитские планы под маской скромности и светского
приличиЯ, нашлись люди хитрее и умнее вас. Ћни вас разгадали, и война будет
безжалостна и беспощадна! Ќе советую вам ходить около 9 часов по бульвару. ‚ас
хотЯт изувечить. ‚ы встретите там трех людей: двое будут в синих чуйках, а один
в сером пальто".
-- Ќе говорите дЯде, прошу вас, ради Ѓога! -- воскликнул Я, обратЯсь к тетке.
-- ‘тупай, ступай, -- сказала она тихим голосом и указала на дверь исхудалою
рукой.
„олго ходил Я по зале, перечитываЯ письмо. Љоторый час? …ще 8... Ќет! Я буду
там... Ћни не посмеют тронуть менЯ; они знают, что будет им от дЯди и от
городского начальства! Ќо Я пойду, не осрамлюсь, и пускай лучше буду избит, чем
обвинен в трусости. ЋружиЯ нет со мной, трость даже сломана и осталась у
‘алаевых; но Я возьму узловатую палку ђевелье, а в боковой карман положу большой
циркуль вместо кинжала. Џодойди тогда! ‚ глаз, так в глаз, в щоку, так в щоку!
‚ половине девЯтого Я уже был на бульваре. ‘начала там не было никого; потом
прошли двое рабочих; прошел пожилой офицер с маленькою девочкой; несколько
пролеток проехало мимо, но моих синих чуек не было. „о половины десЯтого ждал Я
их в торжественном волнении и наконец самодовольный вернулсЯ домой. Ќо здесь уже
ждал менЯ дЯдЯ; он встретил менЯ в зале, и глаза его были огромны.
-- Ђ! господин искатель приключений! Џодите-ка сюда.
-- —то вам угодно?
-- —то? что? ’ы думаешь, что Я тебЯ взЯл длЯ того, чтоб в мой дом подкидывали
письма, чтоб имЯ ‹адневых позорилось по городу... чтоб тебЯ выгонЯли?
Ћн сжал кулаки и подступил.
-- Ќа Љавказ! хочешь на Љавказ солдатом?
Ќо и Я уже был вне себЯ, не находЯ нигде ни опоры, ни отрады. „рожащим голосом,
но с внутренней решимостью Я отвечал, что он не опекун мне, и на Љавказ солдатом
никто менЯ не смеет сослать. „ЯдЯ поглЯдел на менЯ пристально; он вдруг охладел
и утих.
-- Ђ! ты думаешь? Ќу, хорошо...
Ћн позвал …фима и велел запереть менЯ наверху в одной комнате, где, кроме
дивана, двух стульев и столика, ничего не было.
-- Џостой, брат! тебе еще всего 17 лет, -- сказал он. -- —тоб у него ни книги,
ничего не было, ничего! Џосидишь ты у менЯ на пище св. ЂнтониЯ.
Ћтвели менЯ в мой карцер; в нем Я тЯжко проспал ночь и провел мучительный день,
который тЯнулсЯ и тЯнулсЯ без конца. Љурить было нечего: кроме воды и хлеба мне
ничего не давали.
‘тало уже немного смеркатьсЯ, вдруг кто-то подкралсЯ, просунул под дверь
несколько папирос и шепнул:
-- Ѓарин, а барин, молодой пленник... џ узнал голос ‹ены.
-- Ђх, ‹ена! -- сказал Я, -- спасибо, что хотЯ ты не забыла менЯ!
-- „ЯдЯ ваш уехал в гости. Ќе хотите ли погулЯть?
-- Љакое тут гулЯнье! Њне бы вот как нужно было сходить к одному человеку...
-- Љлюч мы сейчас достанем; Я знаю, где он лежит...
-- Ђх, ‹ена! спасибо, ‹ена! Ђ ну как тебе от него будет беда?
-- ‚от еще! Ћн прежде полуночи не вернетсЯ.
Ћна убежала и, немного погодЯ, вернулась с ключом. џ поцаловал ее от всей души и
вышел на улицу. –елый день думал Я о побеге в Џодлипки, все в голове моей
спуталось и притупилось, и только теперь, дохнувши вечерней свежестью, услышав
со всех сторон стук и шум, почуЯв везде пространство и свободу, овладел Я сам
собою. Ќадо было идти к Ќиколаеву, молодому губернаторскому чиновнику, и просить
у него денег взаймы; своих же не было ни гроша.
Ќиколаев был длЯ менЯ один из тех людей, которые только проходЯт по краю
душевной жизни; свЯзь между нами была чисто умственнаЯ, но, быть может,
поэтому-то самому он долго стоЯл передо мною на безукоризненном пьедестале.
Љогда Я лет четырнадцати начал присматриватьсЯ к встречным мужчинам и искать
между ними русского джентельмена, долго пестрые жилеты на карточных вечерах у
дЯди, покрой фраков и дух разговоров не под-
ходили к тому, что Я встречал в "Џарижских тайнах". Ќаконец увидел Я Ќиколаева и
сказал: "‚от он". Ќе только профиль его был сух и благородно-строг, не только
белье его было превосходно, но даже он иногда надевал, подобно ђодольфу, изЯщный
синий фрак с бронзовыми пуговицами. Ќа столе его лежали немецкие и английские
книги, и, глЯдЯ на них, Я смирЯлсЯ. —его, казалось, нельзЯ было ожидать от
такого человека? Ћн нашел философский камень жизни. Љак хороши были его бичи,
его летние фуражки! как он служил! как его уважал губернатор! как дЯдЯ его
хвалил всегда при нас с Џетрушей! —то за лошадь играла под ним, когда он выезжал
в кавалькаде с старшей дочерью губернатора! € с ней он был так прост, беспечен,
как будто бы она была такой же человек, как и все. Ђ Я не мог ни вести ее под
руку, ни ехать с нею рЯдом верхом без свЯщенного ужаса; когда она обращала ко
мне свое продолговатое и цветущее лицо, поднимаЯ длинные ресницы томных и темных
глаз, Я так и ждал чего-то баснословного в будущем... ’очно неслыханную невесту
доставит она мне, какую-нибудь милую Њери или бледную ’ати, точно права мои
после двух ее слов уже будут не те, и сам Я стану лучше, умнее, и все женщины
будут жалеть менЯ. Ђ он, железный человек, на одной вечерней прогулке за городом
уступил ее другому, едет со мной и говорит: "‚ы верно слышали, что Я женюсь на
ней? ќто неправда... Ќа двоих у нас будет слишком мало! џ люблю в ней ее
простоту". Ђ сам сидит кое-как на седле и, холодно глЯдЯ вперед, слабою рукой
болезненного кабинетного человека правит вороным конем, так что кирасир бы
другой позавидовал! ‚сЯкому мужику на поклон он отвечает, снимаЯ фуражку; ни к
одной женщине, кроме губернаторской дочери, не подходит; не смотрит, кажетсЯ,
никуда, а видит все. Ћн ходит согнувшись, а другой правовед, молодой прокурор,
так сводит лопатки назад на ходу, что сюртук у него всегда продольно морщитсЯ.
—то ж мне-то делать? ‚перед или назад гнуть спину? џ делал иногда так, иногда
этак, хотЯ и то и другое мне было не по натуре, и спина моЯ, как Я после узнал,
была лучше, чем у обоих образцов. Ћдно нехорошо в Ќиколаеве -- слишком хвалит
бездушную скромность Џетруши и ставит его часто в пример.
џ застал его дома; он лежал на диване в удивительном халате из чорной шерстЯной
материи, который поразил менЯ скромной и строгой красотой. „ым гаванских сигар
наполнЯл комнату, и в белой руке его был Ѓэкон.
-- ‚ы читали Ѓэкона? -- спросил он.
-- Ќет... где ж! -- не читал...
-- —итайте его. Ђндрюша! -- прибавил он тихим голосом. ‚бежал грум.
-- џ хочу одеватьсЯ.
ѓрум стал готовить, а Я решилсЯ приступить к делу.
-- Ђрсений Ќиколаевич, -- сказал Я содрогаЯсь, -- Я к вам с просьбой...
-- Ћчень приЯтно.
-- “ж не знаю, как вам сказать...
Ќиколаев не отвечал, сел к своему серебрЯному зеркалу и начал пробирать пробор.
-- ѓалстух! -- сказал он чуть слышно Ђндрюше. Ђндрюша достал целую кучу шейных
платков и подал ему один. Ќиколаев помотал головой. Ђндрюша подал другой -- опЯть
то же.
-- Ќе знаю, право, как уж мне вам сказать...
-- Ќе хотите ли сигар? -- спросил он холодно, -- это трабукос.
-- Њне нужны деньги...
-- —то же галстух?
Ќаконец Ђндрюша нашел тот галстух, который ему был нужен.
’огда он встал и сказал:
-- Ђндрюша, Я хочу ходить... „ержи сзади халат, чтоб он не свалилсЯ с плеч. ѓрудь
слаба -- надо ходить... Ќа что же вам деньги? ‚аш дЯдюшка, вероЯтно, доставлЯет
вам все необходимое.
-- џ не могу просить у дЯди денег.
-- ‚ерно на шашни! Ќапрасно, напрасно это! € почтенный дЯдюшка ваш недоволен
вами.
‚ремЯ шло; надо было спешить.
-- ‚ышлите Ђндрюшу, -- сказал Я. Ђндрюша вышел.
-- ‚ы не скажете дЯде?.. Џрошу вас; если вы мне не поможете, Я пропал.
Ќиколаев остановилсЯ передо мной и взглЯнул на потолок.
-- Ќакутили? -- спросил он. -- џ уже слышал, что вы все на мироносицкую площадку
ходите. Ќапрасно, напрасно: там вас добру не научат.
-- ‚от вы все наставлениЯ читаете... Ђ надо помочь... џ уж вам все скажу...
€ Я рассказал ему все, не убавлЯЯ и не прибавлЯЯ ни слова; объЯвил также, что
намерен бежать.
-- ‚от видите, -- заметил он, -- что значит разврат нравов!
-- Љакой разврат! что это? Њы любили друг друга, как Paul et Virginie.
‚от то-то и беда, если б вы меньше читали Љювье... Љювье, кажетсЯ, это написал?
-- Ќу, вот вы притворЯетесь, будто не знаете! Љакой Љювье! ќто Ѓернарден
де-‘ен-Џьерр.
-- „а. ‚от если бы вы меньше читали этого Љювье, так не наделали бы столько
беспокойства почтеннейшему вашему дЯдюшке.
-- Њне очень нужно думать о его беспокойстве! ѓнусный деспот!
-- Ѓудьте уклончивее, будьте уклончивее! Џосмотрите на менЯ: Я уклончив, и о
нравственности моей никто дурно не скажет.
-- Џолноте, Ђрсений Ќиколаевич! ‚ы нарочно взЯли на себЯ эту роль. џ бы вам
сказал, как Я об вас думаю...
-- ‘кажите; мне очень приЯтно (лицо его не изменилось ничуть).
-- €мЯ ваше негромко, а вы и в Џетербурге и здесь живете с знатными людьми. —тоб
отличить себЯ от других, вы и взЯли на себЯ роль уклончивого оригинала и все
этакое... Ђ так как у вас много энергии...
-- „а, энергии, это правда, у менЯ много. ‚ы правду сказали.
џ встал.
-- ’ак вы не дадите мне денег?
-- Ќе могу, никак не могу входить в такое дело. џ не могу идти против вашего
дЯдюшки, которого очень уважаю.
џ протЯнул ему руку; он, дружески улыбаЯсь, пожал ее и заботливо прибавил:
-- Џетру Ќиколаевичу передайте мое почтение и тетушке, пожалуйста. ‡аходите
почаще...
-- Љак же заходить! џ уеду, убегу от дЯди непременно.
-- Ќапрасно! -- продолжал он вежливо, провожаЯ менЯ в прихожую. -- ‚ы себЯ этим
запутываете.
-- ’олько прошу вас, не говорите дЯде.
-- џ никогда ничего не говорю. ’олько жаль, что этого Љювье так много читали. „о
свиданьЯ... ‡аходите; мне очень приЯтно... Ђндрюша, сюртук мне тот, знаешь, и
тильбюри!
‚от Я опЯть на улице. Ќичего не сладил и еще ухудшил свое положение. Љто его
знает -- вздумает и скажет дЯде... Ѓоже мой! Ѓоже! научи менЯ! надоумь менЯ, к
кому обратитьсЯ! ѓде найти опору? ’етушка, милаЯ тетушка ЊарьЯ Ќиколаевна, где
ты? “ тебЯ легко жить, и никто там менЯ не обидит. Љогда бы она знала, что ее
‚олодЯ так грустит, так измучен... Ђ в Џодлипках теперь уж скоро ужинать сЯдут;
окна отворены, в саду все благоухает, свежеет, шелестит замираЯ и темнеет... —то
ж „елать? ’ут блеснула мысль обратитьсЯ к ћрьеву. ‘егоднЯ суббота: он, может
быть, у всенощной, и мы поговорим свободно.
ћрьева Я скоро нашел за колонной и, взЯв его за локоть, прошептал: "‚ыйдем, ради
Ѓога, поскорей! ‘о мной такие дела делаютсЯ, что это ужас; одна моЯ надежда на
тебЯ". Ћн пошел за мной на церковный дворик и выслушал мой рассказ, смеЯсь и
приговариваЯ изредка: "Љаково! каково! Ќу-ка! ну-ка!"
-- —то ж? деньги нужны? -- спросил он.
-- „а. Њне очень совестно...
-- …сть у менЯ пЯтнадцать рублей серебром да еще два двугривенных. Џоезжай
поэкономнее, так доедешь.
Ћн достал из бокового кармана старый голубой бисерный кошелек, которого вид менЯ
глубоко тронул, и отсчитал деньги; оставил у себЯ рубль да на задаток Ямщику еще
взЯл рубль и сказал, что завтра к вечеру все будет готово. "’олько смотри, не
ударь в грЯзь лицом -- не раздумай!" -- прибавил он.
Ќа другой день Я утром выпросил у дЯди прощеньЯ, и менЯ выпустили; а в сумерки Я
сунул из окна ћрьеву свой чемоданчик; ћрьев положил его на извощика и уехал.
‚след за ним и Я вышел в шинели на заднее крыльцо. …фим увидал менЯ на дворе и
ласково спросил:
-- Људа вы это в такую теплынь в шинельке собрались?
-- ‘ыро вечером, -- отвечал Я, почти бегом уходЯ к воротам, бросилсЯ на дрожки -- и
за ћрьевым.
ћрьев обделал все: дешево нанЯл долгих до нашего губернского города, условилсЯ,
чтобы первые 60 верст ехать проселком (Я все боЯлсЯ погони и розысков). Ќашлись
и попутчики: хохлатый немец-аптекарь на всю дорогу и стараЯ мещанка с сыном до
первого уездного города. ‚се было готово; Я протЯнул руки к моему избавителю.
-- Џрощай, прощай! Ѓлагодарю тебЯ, Ђндрюша! џ не забуду того... џ буду богат, и
тогда приходи прЯмо ко мне за всем.
ћрьев прижал менЯ крепко, и слезы навернулись на его глазах.
-- Ђ ведь больно с этакой дрЯнью расставатьсЯ! -- прошептал он.
…хали мы проселком долго, рысцой и шагом; на станциЯх мужичок кормил; мы с
немцем раскрыли свои чемоданы, показывали друг другу жилеты, шарфы, фраки,
рассказывали друг другу анекдоты, пили молоко -- Я с чорным, а он с белым хлебом
и сахаром, доказывали мещанке, что все христиане -- христиане; она слушала,
поводила глазами, кивала головой или отвечала: "так-с"... Ђ Я гремел против
нетерпимости!
„енег бы достало до Џодлипок, если б Я был благоразумен. Ќо вот выехали на
большой тракт; народу стало попадатьсЯ больше; часто нас обгонЯли лихие тройки;
попалось и два-три большие экипажа. ‚ыглЯдываЯ из своей колымаги, Я мучилсЯ
завистью и стыдом. Њне казалось, что проезжие смотрЯт с сожалением и презрением
на менЯ. Ћставалось еще 60 верст до нашего губернского города... Ќет, это
невозможно; нет сил...
Џриезжаем на станцию к ночи.
-- …сть здесь вольные Ямщики с тарантасами? †иво! Ђптекарь уговаривал менЯ
остатьсЯ; но с нами увЯзалсЯ, взамен старухи, из последнего города молодой
лавочник; он взЯлсЯ обработать все дело повыгоднее и поскорее, если Я соглашусь
довезти его. „ело слажено; но толстый хозЯин приходит и спрашивает:
-- Ђ вы, баринушка, с стариком своим до губернии расплатились? ’ак полагаетсЯ...
ќх, досада! останетсЯ всего два рублЯ, если отдать ему. ‘тарик спит в другой
избе, и мещанин выводит менЯ на крыльцо. ЊесЯц светит; ночь свежа. ’арантас с
лихой тройкой уж выехал из-под навеса.
-- ‘адитесь, -- шепчет мещанин. -- ‘тарый чорт дрыхнет.
-- Ќе могу. ќто вздор! -- отвечал Я и пошел в другую избу.
џ не знаю, какое дать имЯ моему чувству. ќто была не простаЯ ЯснаЯ твердость:
это была дрожащаЯ, стыдливаЯ, но непреклоннаЯ решимость. џ не знал, с чем Я
доеду до Џодлипок, если отдам, но принес и отдал три рублЯ старику, которого
Ямщики давно уже разбудили.
‘ели; ворота стали отворЯть; вдруг выскочил мужик наш и загородил дорогу.
-- ‘той! стой! -- кричал он мещанину, -- мошенник, за тобой полтора рублЯ...
-- Џошел! -- кричал мещанин. ’арантас не трогалсЯ; собрались Ямщики.
-- •ам ты! собака!.. -- говорил старик, -- вот барин честный, смотри.
-- Џошел! ‚решь ты: Я тебе все отдал...
-- ‚ыходи вон! -- сказал Я мещанину, -- Ямщик, трогай... выходи...
Њошенник вылез; мы тронулись, но едва только успели отъехать немного рысью от
двора, как раздалсЯ топот и слова: "‘той! стой! Ѓарин! барин!"
Њещанин догнал нас, вскочил на подножку и закричал: "Џошел!" ЋпЯть топот и опЯть
крик: "‘той! стой! Џолтинник... ‘той!.."
џ принудил наконец своего спутника расчестьсЯ решительно, грозЯ выгнать его из
тарантаса.
Ћдно дело кончено: поступлено честно; еду шибко, и встречные смотрЯт не с
сожалением, а с завистью и почтением на менЯ. Љак теперь добратьсЯ без беды до
Џодлипок? Ќу! Ѓог поможет!.. “тром мы были уже в городе, и на постоЯлом дворе Я
узнал, что вице-губернатором здесь человек, давно знакомый с тетушкой. —то долго
думать! Ќадел коричневый фрак à la Napoléon, галстух голубой с золотыми
полосками, белый жилет и брюки дикие с широкими клетками; волосы à la polka -- и
готов.
-- ‹аднев, племЯнник Њарьи Ќиколаевны ‘олнцевой.
‚ице-губернатор, полный, курчавый, добродушно-насмешливый человек со стеклышком
в глазу. Ћн лорнирует менЯ снисходительно, жмет руку и ведет к жене. ’а еще
добрее, еще приветливее. Ћставшись с нею наедине, Я прошу ее войти в мое
положение, рассказываю ей с волнением, что Я бежал от дЯди, говорю о тетушке и
Џодлипках.
-- Calmez vous, calmez vous, mon enfant! -- говорит милаЯ женщина и подает мне
худую душистую руку, покрытую перстнЯми; Я подношу ее к губам.
€ Я так понравилсЯ добрым супругам, что они не только снабдили менЯ деньгами, но
даже на свой счет повезли вечером с собою в воксал. ’ам Я танцовал со всеми
лучшими дамами и девицами, был скромен, любезен, не острил, не ломалсЯ; словом,
до ужина вел себЯ отлично, но только до ужина! “жинали мы в особой комнате.
‚ице-губернатор, жена его, Я, пожилой путейский полковник-немец, предводитель,
белый, высокий, толстый мужчина с синим шарфом и брильЯнтовой булавкой; молодой
белокурый адъютант и худощавый, длинный доктор, который сидел против менЯ, все
времЯ качалсЯ на стуле и, катаЯ шарики, сардонически смотрел на менЯ. ‘ самого
начала ужина сосед мой, предводитель, начал подливать в мой стакан замороженное
шампанское, и Я скоро завладел вниманием общества. •валили одну девушку, из
бывших в воксале; говорили, что у нее еврейско-библейский тип красоты.
-- „а! -- заметил Я, отхлебываЯ понемногу шампанское, -- Я в этом роде воображал
€родиаду в "Juif errant".
-- ‚ чем? в чем? -- спросил вице-губернатор, наводЯ на менЯ глаз со стеклышком. --
‚ "Juif errant"... Љаков! ‚ы знаете, господа, он убежал ведь от дЯди. ђасскажи
пожалуйста, как это было...
џ поставил стакан и, откинувшись на спинку стула, начал:
-- „а, Я бежал. Ќо прежде всего надо сказать, что за человек мой дЯдЯ. ќто тиран.
Љ другим он очень строг -- к себе не слишком...
‚се захохотали. џ продолжал рассказ.
-- „а это сокровище! -- воскликнул, прерываЯ менЯ, адъютант. -- ЌельзЯ ли
что-нибудь из скандалезной хроники того города?
-- ‡ачем развращать мальчика! -- заметила вицегубернаторша, -- ободрЯть его на
глупости?..
-- …му и ободрений не надо, -- возразил муж. „октор, который до той минуты молчал,
ударил по столу кулаком и сказал:
-- Ќет, видно, дЯдЯ его тиран плохой! Џлохо он его в руках держал! џ бы его не
так...
Ћн опЯть сжал кулак и стиснул зубы.
-- Ќадо же оставлЯть молодым людЯм немного поэзии, -- мЯгко и склонив голову
набок, возразил путейский полковник.
-- „а помилуйте, господа! ќто какой-то нравственный урод! -- закричал доктор.
-- Ќу, вот! ‚ы, џков €ваныч, всегда trouble fête, -- сказал вице-губернатор; --
рассказывай, рассказывай что-нибудь про тамошнее общество.
ЌесмотрЯ, однако, на то, что в голове моей сильно шумело, мне показалось, что
жолтый доктор прав: Я смутилсЯ, решительно отказалсЯ рассказывать -- и менЯ за-'
были.
Џосле ужина Я в углу простилсЯ с вице-губернатором и его милой женой, получил от
них деньги и, проспав до полуднЯ, выехал под вечер из города очень грустный.
Џогода испортилась; шел частый, мелкий дождь; мне было стыдно, и после этого
случаЯ Я стал лучше понимать, и в чтении и в словах других людей, что значит
чувство собственного достоинства и что такое благороднаЯ скромность.
Ћднако и до родины недалеко. ‚от уже и большое торговое село миновали, переехали
речку; вот горка, с которой сейчас Я увижу то, чего не видал шесть лет. ‚от оно!
вот они -- мои милые, несравненные мои, мои Џодлипки. ђаскаЯние, дЯдЯ, ‹юдмила,
строгий доктор, Ѓерезин все мне нипочем; теперь Я вскакиваю на облучок.
-- …ще полтинник тебе на водку, пошел скорее! пошел, ради Ѓога!
ѓосподи! как все мне здесь знакомо... ‚от луг налево и три березки; как они
выросли с тех пор! ‡десь мы с мадам
Ѓонне встретили страшную, рыжую, быть может, бешеную собаку, и добраЯ старушка
сказала: "Ѓеги, беги, ‚олодЯ!" Њне было тогда 6 лет всего! Ќо собака не обратила
на нас вниманиЯ.
‚от дорога расходитсЯ надвое около небольшого кур-ганчика; вот ракиты, избы,
пруд, сам рыжий …гор €ваныч с тачкой; зеленый двор еще зеленее от дождЯ. џмщик
несетсЯ во весь опор... џ могу сказать: вот что Я видел, вот кого Я встретил,
могу даже вспомнить некоторые слова; но то, что Я чувствовал, изобразить Я не в
силах.
—Ђ‘’њ ‚’ЋђЂџ
I
’етушка обещала не отправлЯть менЯ к дЯде, обещала написать ему как можно скорее
письмо, и Я заснул крепко; но было еще очень рано, когда Я проснулсЯ в приЯтной
тревоге. Џервым делом было обегать, осмотреть все знакомые углы. Њного
переменилось в Џодлипках и к худшему, и к лучшему. € в саду, и в доме, и на
дворе, и в людЯх, и во мне самом было много перемен. ‘ад стал гораздо гуще;
маленькие елки на куртинах прежде чуть были видны от земли, а теперь они гораздо
выше менЯ; пруд со стороны двора заслонилсЯ целым рЯдом серебристых тополей...
„ом осел; все комнаты мне казались малы, окна кривы и обои сморщены и стары.
‚еликолепнаЯ угольнаЯ комната была уже не пунцоваЯ, а зеленаЯ; узоры на обоЯх
новые, без жизни и значениЯ в моих глазах. Ђленушки нет на свете; мадам Ѓонне
умерла; Џаши Џотапыч нет в Џодлипках -- она замужем за крестьЯнином в другой
деревне; ‚ерочка давно уехала с мужем; Љатюша созрела; Љлаша давно невеста;
Ћльга €вановна здесь; ее племЯнница, „аша, тоже у нас. Ђнбар снесли; два новые
сруба за людской. ’олько и остались по-старому: разодранный пополам дуб над
вершиной, величавые вЯзы, купающие нижние ветви в пруду. …гор €ваныч все рыжий с
сизым носом и дровами, да сама тетушка, в большом чепце, то на кресле у окна
спальни, то на кресле у окна в угольной, то на кресле у окна в зале. Ќедели
через три пришел ответ от Џетра Ќиколаевича: он писал, что видеть менЯ у себЯ
более не может и "даже рад, что судьба избавила его от такого негодЯЯ и
пустоголового малого... ’еперь мне не до него. †ена приговорена докторами, и
жить ей осталось не более
недели... Џредставь себе, Њаша, что Я должен чувствовать?.."
‘ того днЯ дЯдЯ уже не имел влиЯниЯ на мою жизнь; Ђлександра Ќикитишна умерла, и
сам он прожил после нее недолго. €зредка получали мы от него письма; под конец
своей жизни он простил мне и вспоминал иногда обо мне в своих приписках.
‘коро стал Я всматриватьсЯ в наших девиц. Љ „арье ‚ладимировне уже Я чувствовал
некоторое недоброжелательство за то, что она племЯнница Ћльги €вановны. ќта
тридцатишестилетнЯЯ брюнетка с мелкими и правильными чертами лица, томными
глазами, величественною походкой и тЯжелым разговором не нравилась мне еще во
времЯ своего приезда с тетушкой к Џетру Ќиколаевичу. ‡десь же она казалась мне
совершенно не на своем месте. ‚о-первых, она беспрестанно говорила о
нравственности, о религиозных обЯзанностЯх, о порЯдке мертвым и сухим Языком;
говорила целые тирады из ђасина, а Я тогда, признаваЯ его гением на словах, не
мог дочесть до конца ни "”едры", ни "ѓофо-лии". ‚место "Ђйвенго", Ћльга €вановна
говорила "€ван-гое"; возьмет „елилЯ, подтЯнет подбородок, поднимет руку и глухо
начнет: "Oh! comme en voyageant dans le vaste empyrée l'imagination parle à
l'âme inspirée!" €ногда, прохаживаЯсь вместе с „ашей по комнатам, вдруг скажет
громко какую-нибудь фамилию: Roger de Rabutin, comte de Bussy. ‚сем она
распорЯжалась в доме и саду; с томною гордостью и молча смотрела на слуг и
горничных, если пыль где-нибудь не была стерта; на садовника, если он не там
посадил георгины, где она велела, не доделал, переделал... Њедленно и
систематически деЯтельнаЯ, точно нерусскаЯ, носилась она в чорных, синих и
коричневых платьЯх и с локонами везде, где ее не спрашивали... и даже (о Ѓоже!)
однажды, вошедши случайно в девичью, Я увидел, что она дала громкую пощочину
Љатюше, которой было тогда уже семнадцать лет и котораЯ тотчас же заплакала.
Ќо ничто так не отвратило менЯ от нее, как ее поступок с Џашей Џотапыч. “ нас
был один беглец, …фим; без менЯ он вернулсЯ и просил прощениЯ. …фим был бледен,
худ, одна рука была переломлена и плохо залечена. ’етушка сделала его лесником в
той самой роще, в которой Џалемон воспитывал Ѓенедикта и ‹еона и дралсЯ на
шпагах. Ћн скоро сблизилсЯ с Џашей. ђЯбины, худощавость и чорнаЯ борода не
мешали ему нравитьсЯ, а Џаша была чувствительна. џ помню, как она задумчиво
вздыхала, когда Я читал ей из "†ивописного Љарамзина" о борьбе Њстислава с
ђедедей: "…сли ты менЯ победишь, возьми жену, детей и всю землю мою", -- говорил
бедный великан. џ грустил в душе, а Џаша, громко вздыхаЯ и качаЯ головой,
повторЯла за мной: "‚озьми жену и детей!" €ногда она пела про девушку, которую
на охоте встретил барин и взЯл за себЯ, и всЯкий раз плакала. ‚ Џетербурге,
когда мы с тетушкой ездили к брату, она водила менЯ в ‹етний сад, в церковь,
смотрела со мной вместе по вечерам в окна на Ќевском; на свой собственный бедный
пЯтачок покупала мне Яблок или прЯников на лотках. …е молодое, курносое и доброе
лицо не выходило у менЯ из памЯти. …два ли бы у тетушки достало духу так строго
наказать ее, если б не Ћльга €вановна. “знавши, что Џаша в тЯгости, она с
негодованием прибежала к тетушке и сказала ей, что надо примерно наказать такую
бесстыдницу, котораЯ забыла, что в доме есть молодые барышни, забыла всю доброту
Ћльги €вановны, два ситцевые платьЯ, которые она давала ей в год, и даже старый
мериносовый салоп! Џаша осмелилась отвечать, что служит она не ей, а Њарье
Ќиколаевне.
џ воображаю, что говорила Ћльга €вановна о разврате в доме и о слабости тетушки!
€ вот, Џашу отдали за мужика, который недавно овдовел, а …фима сослали в
арестантскую роту. Ћльга €вановна хотела даже настоЯть, чтоб Џаша носила не
кичку, а сборник: пусть все видЯт, что она наказана; но тетушка не согласилась
на это и, говорЯт, даже заплакала, услыхав из спальни рыданиЯ Џаши. Љаково же
мне было слышать все это! …ще долго строгие и дельные характеры будут у нас
неприЯтны, неуважительны; а тогда-то каково было смотреть на все подобное и
чуЯть неопытным умом, что одно спасение в снисходительной распущенности, даже в
слабости!
„арьЯ ‚ладимiровна была приЯтнее тетки. Ћна, бесспорно, была красива собой:
высокаЯ, гибкаЯ, черноволосаЯ, с римским носом и живыми карими глазами, во
мнении многих она могла слыть за красавицу; но Я ненавидел тогда все
монументальное, высокое и величавое и любил только доброе, свежее и простое. Ђ
она проста не была. Џоходка ее была еще величественнее теткиной, потому что при
росте ее и стройном стане ей было сподручнее и больше к лицу так ходить; но
Љлаша скоро сообщила мне тайком, что это вовсе не ее манера, а что она провела
последнюю зиму в Џетербурге у одной графини, котораЯ так ходит и говорит даже
всегда протЯжно и слабым голосом, как „аша теперь, но что у „аши это скоро
пройдет. „арьЯ ‚ладимiровна была гораздо образованнее Љлаши; воспитывалась она в
очень светском доме; по-французски говорила изЯщно, хотЯ иногда слишком игриво и
изысканно длЯ русской; знала немецкий Язык и немного английский; читала
множество романов; танцовала как сильфида, склонЯЯсь слегка к кавалеру; могучим
контральто исполнЯла самые знаменитые итальЯнские арии. –ыганские романсы пела
она по-цыгански, с теми же движениЯми, с теми же неправильностЯми выговора:
вместо силы употреблЯла всегда раздражительность; не скажет просто: мы две
цыганки чернобровый, а всегда черррнобррровыЯ. Љлаша “дивлЯлась и завидовала ей.
-- Џосмотри, -- говорила она мне, -- какие у нее прекрасные руки.
-- —то ж тут хорошего! „линные, предлинные пальцы, большаЯ, белаЯ, мЯгкаЯ рука...
как мертваЯ! ’воЯ лучше, -- отвечал Я, подносЯ маленькую, сухую руку Љлаши к
своим губам.
-- Љак же! -- возражала Љлаша со злобой в глазах, -- где нам с ней равнЯтьсЯ! Ћна
петербургскаЯ, а мы здешние. Ћна красавица, а Я что?
-- Љрасавица! -- возражал Я. -- ’ерпеть не могу таких наглых глаз. Џрыгают,
прыгают, и руками жесты, и что за позы!
„о поз „арьЯ ‚ладим1ровна была большаЯ охотница. ђаскинетсЯ на диване, ноги
подберет под себЯ или выставит слегка носок красивой ботинки, рука висит
где-нибудь, а голова назад. ’етушка была не совсем довольна этой манерой и,
заставаЯ ее неожиданно в таком положении, любила сравнивать ее с Љлашей.
-- џ бы вас обеих в одной ступе столкла: тогда бы из вас, может быть, что-нибудь
путное вышло. Ќу, посмотрите: одна всегда толкачом сидит, как деревЯннаЯ, а
другаЯ целый день кость-костью по софам валЯетсЯ.
Љлаша была совсем иного рода. ‚ те года чувственное избирательное сродство было
сильнее всего, а прежнЯЯ вЯлаЯ, бледнаЯ и полнаЯ девочка сделалась к этому
времени тоже довольно полной и довольно медленной, но цветущей блондинкой. ѓлаза
ее были бездушны; но над ними чернелись брови такие тонкие, ровные, точно
нарисованные, и белый лоб был без малейшей морщины. „вигалась она робко, часто
озиралась при чужих, боЯлась хоть на минуту поднЯтьсЯ над самыми вседневными
разговорами, считала себЯ неуклюжим существом, приходила в отчаЯние от полноты
своего стана, вальсировала тЯжело, сгораЯ от робости и самолюбиЯ. Џри чужих и в
гостЯх Я не любил ее; но Я любил ее дома, в простом холстинковом платье, с нашей
домашней речью, в роще за грибами, в саду на клубнике, в моей комнате на диване.
’ут мы беседовали, шутили, смеЯлись без конца. Ћна, точно так же, как и Я,
любила Џодлипки, знала до совершенства каждый закоулок, понимала менЯ, когда Я
говорил, что в Џодлипках и умирать должно быть легче, что здесь самаЯ трава
имеет больше смысла, чем в других местах; знала по имени каждого крестьЯнина,
каждого ребенка в деревне; знала, кто злой и бьет жену, кто добр и не бьет, или
бьет мало; любила ходить на свадьбы осенью и зимой, сидела там в почетном углу,
и ее величали в песнЯх. ‘ одного взглЯда понимали мы друг друга; тетушка
кашлЯнет от радости или гордости, когда Я войду, Ћльга €вановна сделает тонкое
или благородное лицо -- мы переглЯнемсЯ только, и знаем каждый, о чем думает
другой.
Џо возвращении моем от дЯди, мы недолго церемонились с нею; через неделю стали
на ты, играли в фофаны, дураки, зеваки, пьЯницы, даже в носки. џ гонЯлсЯ за ней
по комнатам, ловил, бил картами по носу, а „арьЯ ‚ладимировна сказала мне, когда
Я хотел с ней сделать то же: "Ќет-с! “ж менЯ оставьте. Une fois pour toutes je
vous prie d'être poli. џ не охотница до грубых манер. џ к ним не привыкла".
Ћт Љлаши узнал Я все, что случилось без менЯ в Џодлипках: узнал, как умирали
мадам Ѓонне и Ђленушка, как ‘тепан женилсЯ на Ќаталье, как ЌатальЯ испугалась,
что барынЯ будет гневатьсЯ, и убежала из Џодлипок, как ее вернули, какой платок
был у нее на голове в день свадьбы, какой сюртук на ‘тепане -- все, одним словом,
все в самых живых и забавных чертах. € доброты Я в ней видел много самой
утонченной. …ще прежде, в один из своих приездов к дЯде, тетушка ЊарьЯ
Ќиколаевна жаловалась, что Љлаша сбирала всех закинутых, больных и некрасивых
щенЯт, вырастила полон двор †учек, Ђрапок, Љрикс, ђозок, кормила их сама в
корыте у крыльца и цаловала их всех в морды. Ќаконец принуждены были половину
раздать, а половину перебить.
-- ‚здумала даже трехногого котенка воспитывать! џ его велела утопить. ’акаЯ
гадость! -- говорила тетушка.
џ был возмущен и, вспомнив об этом в Џодлипках, спросил у Љлаши, жалела ли она
его.
-- …ще бы! -- отвечала очаровательнаЯ Љлаша, -- Я “жасно плакала... ’ерпеть не могу
этой злости. Љак не хотЯт понЯть, что именно вот его-то и надо было взЯть,
потому что у него только три ноги и его никто не любит...
Џотом она вздохнула и прибавила: "„а! сиротам и Ќекрасивым всегда плохо!"
II
…сли б Я мог всегда жалеть -- жалеть не всех, не многих, а хотЯ бы одну и ту же!
-- —то это вы, когда оденетесь, „аша, ходите как ЌастасьЯ …горовна ђжевскаЯ...
голову назад? -- говорит Љлаша.
„аша вспыхивает, и дело доходит до Ћльги €вановны.
-- —то это, mesdames, вы опЯть грызетесь?
-- ЉлавдиЯ ‘еменовна не дает проходу с своими глупыми замечаниЯми.
-- ‚идно они не так глупы, -- возражает Љлаша, -- когда вы обиделись.
-- Њолчите! у вас Язык, как у змеи!
-- ‚ы не можете запретить мне говорить...
џ одобрЯю Љлашу взглЯдом. Ћльга €вановна обращаетсЯ к племЯннице:
-- џ удивлЯюсь тебе. Џри твоем уме, при твоем серьезном воспитании, ты можешь
доводить себЯ до этого! ќто непростительнаЯ слабость. ’ы должна презирать этот
вздор и не забывать тон того общества, к которому ты привыкла с детства.
„арьЯ ‚ладимiровна совсем забыла этот тон. Ћна даже кричит теперь, когда
сердитсЯ, а в сентЯбре она говорила таким певучим и нежным голосом...
„арьЯ ‚ладимiровна уничтожает полувзглЯдом; она продолжает гордо ходить по зале,
и шелковое платье ее шумит. Љлаша, лукаво улыбаЯсь, толкачиком сидит у окна; Я
рад, что наш деревенский принцип победил; но входит тетушка, и дело принимает
новый оборот.
-- ’ы, мать моЯ, опЯть куралесишь? -- говорит она Љлаше. -- „ругаЯ бы на твоем
месте старалась лучше позанЯтьсЯ чем-нибудь хорошим от людей, которые больше
свету видели... а ты только причудничаешь да жалишь всех. Ќе забудь, что ты
сирота!
Љлаша убегает в угольную; тетушка, котораЯ была тогда еще бодра, следует за ней
и флегматически точит ее еще с
полчаса. ЉончаетсЯ тем, что Љлаша, рыдаЯ и заткнув себе уши, начинает битьсЯ
головой об стену. ’етушка в испуге уходит, а Я обнимаю сироту и утешаю ее
ласками, словами, насмешками над нашими противниками. Ћна смеетсЯ, пьет воду,
которую Я ей подаю, припадает ко мне на грудь и потихоньку продолжает рыдать.
Џотом утихает вовсе, улыбаетсЯ, и мы цалуемсЯ. Љакой свежий поцалуй! Љак не
заступитьсЯ!
ЋпЯть целый рЯд живых, но бессвЯзных картин... ‚ часы страстного уединениЯ Я
любил воображать себе страну, где девушки просты и уступчивы, а мужчины невинны
и молоды, как Я. Ќе шутЯ забывалсЯ Я иногда над мечтой о прелестном крае. ‚от
жертвенник; солнце заходит; пальмы и хлебные деревьЯ осенЯют чистые, прохладные
хижины. Љругом океан; несколько простых земледельческих орудий... „есЯть молодых
девушек в венках из листьев и цветов выходЯт из хижин и танцуют около алтарЯ.
Ќикакие лишние украшениЯ не скрывают их едва созревшего стана, простое ожерелье
из береговых раковин на шеЯх и полосатаЯ одежда около бедер... ‚ числе их Љлаша,
‹юдмила и две губернаторские дочери, с которыми Я когда-то танцовал. Ђ мы, их
верные и преданные супруги, идем с охоты домой. € на нас нет ничего лишнего. Њы
молоды, красивы и сильны. ‡десь нет безвкусиЯ, нет идеалов, бледности,
страданий, злобы, холодного разврата обыкновенных мужчин; нет Ћльги €вановны; но
есть книги и музыка, и выбор здесь основан на наивном влечении. •отЯ и жалко мне
было „арьи ‚ладимировны (все же она в Џодлипках живет!), но Я не мог ее
допустить на этот остров, а бедного ћрьева допустил за голубой бисерный кошелек,
сделанный, быть может, какой-нибудь непривлекательной, но любЯщей родственницей.
Ќо мадрепоровые скалы, на которых должна расцвесть такаЯ жизнь, еще не готовы; а
страданиЯ не ждут!
Ќе только пальм Я не могу видеть, но не вижу давно груш и Яблонь наших на
близкой куртине, не слышу, как шелестит наш серебристый тополь под моим окном...
‚от уже неделЯ, как Я не встаю... Ѓесконечные дни, душные ночи, жар, жажда...
боль!.. ‘ какой страстной благодарностью обращаю Я взглЯды на дружескую руку,
котораЯ подает мне пить, поправлЯет подушки, освежает пылающую голову!
-- Џодержите мне голову, -- говорю Я сквозь сон, -- у вас такаЯ белаЯ, прекраснаЯ
рука... Њне легче так!..
’етушка растерЯлась, и ходить за больными она не умеет; Љлаша все говорит:
"Џройдет! ќто он так только!" Ћна ведь, как Я, не верит величественному, не
любит трагедии, улыбаетсЯ при виде хлопот, деЯтельного добра, которое редко
обходитсЯ без неловкого напрЯжениЯ... Ќо кто же это ухаживает за мной с
педантическим рвением, кто ловит взглЯды мои, кто сносит мои причуды? чей
правильный профиль вижу Я ночью при свете лампады на креслах в углу? ‚зглЯну,
заноет душа смутной благодарностью, и опЯть ночь и беспамЯтство... „олго не
смыкала надо мной глаз Ћльга €вановна; только в последние дни сменЯла ее
племЯнница, и она не пренебрегала мною, холодные голые ноги мои грела в своих
руках... ЊучениЯ мои невыносимы... Џриходит свЯщенник... џ плачу и верю и не
верю, что буду жив... Љак, мне, мне умереть? Ќет, это невозможно! „лЯ чего же Я
жил?... џ плачу и говорю старику, который вздыхает, наклонЯЯсь к моему
изголовью: "ЉлЯнусь, ей-Ѓогу, Я зла никому не желал. Ђх, помолитесь, помолитесь
за менЯ! џ развратен и очень грешен... Ѓоже! прости мне... џ ведь никому зла не
желал..."
’огда и Љлаша входит робко.
-- —то? как ему? „аша, дайте Я посижу, а вы отдохните...
-- Ќет, нет, „аша, -- говорю Я, -- не надо мне ее, не надо никого, кроме вас...
‘кажите ей, чтоб она ушла...
Ћднако времЯ бежит своим чередом, и Я уже на ногах, понемножку выхожу в сад,
осмелилсЯ и в полЯ, но так ослабел, что встречный мужик подвез менЯ на телеге. Ђ
там, глЯдишь, уж Я и на лошади... –вету опЯть, смотрю, как едет впереди „аша
верхом и около нее молодой белокурый полЯк с эспаньолкой, с нею ему веселее, чем
с Љлашей: „аша умеет говорить, „аша поет не одни пустые романсы, „аша молодецки
ездит верхом, с „ашей он мог бы гордо гулЯть под руку по улицам...
ЃеднаЯ Љлаша едет сзади в колЯске с старухой. ‹егким галопом Я догонЯю ездоков и
прислушиваюсь.
-- —увство, -- говорит он, играЯ концом мундштука и опускаЯ глаза, -- чувство может
быть развито или приостановлено, как все другое, если хотите...
-- …сли хотите? -- спрашивает „аша, оборачиваетсЯ к нему и, гордо поднЯв голову,
бросает на него насмешливый и томный взглЯд.
-- Љонечно, -- отвечает он, немного наклонЯЯсь к ней: -- о! конечно! все зависит от
женщин... Qui est tu Leli? Ange ou démon? ‚от в чем вопрос!
…ще гордый, но не гневный взглЯд; удар хлыстом, и она понеслась. Њы за нею.
ЃеднаЯ, беднаЯ Љлаша!
џ решилсЯ спросить у полЯка откровенно, как он находит мою фаворитку.
-- Ћна мне не родственница, и мне, право, все равно, -- прибавил Я.
-- —то же... …сли хотите, откровенно... Ѓелый хлеб!
ЏолЯк может нравитьсЯ. Ћн строен и худ, был разжалован за что-то и носил
солдатскую шинель; он читал ‡анда и Ѓальзака. ѓлЯдЯ на него, Я думаю о чем-то
лихом и свободном. Љосцюшко, •лопицкий, Ѓаторий пособили бы ему, если б он даже
был и не строен, и не худощав, и не говорил бы ни слова из "‹елии". Ќо что
сказать о нашем уездном судье? ‚идали ли вы подло-красивых „еньщиков с сережкою
в ушах и с нафабренными усами, небольших ростом? ‚от вам судьЯ. Ќа дворе зима,
ночь и мороз; уездный городок наш справлЯет ‘вЯтки. Ќарод гулЯет и поет на
улицах; в светлых окнах мелькают тени; “ предводителЯ маскарад. ’огда чувств не
было никаких, кроме снисходительности, веселости и тщеславиЯ; Я не удивлЯлсЯ
ничему, но зарубил себе кое-что на памЯть. Ћсобенно то, что судьЯ был одет в
длинную чорную мантию и на шлЯпе его колебались три огромные страусовые пера, и
еще то, что дама его, испанка, в чорном вуале, была гораздо выше его. Ћна сидела
задумчиво в углу целый час, а он, снЯв маску, долго говорил с нею. ‚ечер
пролетел; исчез огромный секретарь, одетый султаном, и его худаЯ султанша,
исправница; исчезли все тирольцы, кучера, цыганки и путеводительницы нашего
польского день и ночь -- одна в белой кисее с золотыми блестками, другаЯ в чорной
кисее с золотыми звездами... Џришла и настоЯщаЯ ночь. „ень наступил пасмурный и
снежный. ‚ Џодлипках как-то лучше! Њне хорошо, и Љлаша улыбаетсЯ. ‡абравшись
наверх, играем мы с нею в носки, и хохочем, и возимсЯ... ‚ минуту отдыха и
молчаниЯ мы слышим громкий разговор внизу... €дем к лестнице; Ћльга €вановна
сердитсЯ. Ћна ходит по зале, заложив руки за спину; тетушки нет, а „аша стоит,
опершись на экран, у камина, и лицо ее обезображено рыданиЯми.
-- ‘тыдитесь, стыдитесь! -- говорит Ћльга €вановна, -- какаЯ-нибудь секретарша
смеет говорить про вас, смеет делать мне намеки. € что вы нашли в этом судье?
†алкое вы существо!..
„аша, все еще рыдаЯ, всходит на лестницу, и мы с Љлашей молча даем ей дорогу...
ЃеднаЯ красавица!
ѓодам к восьмнадцати Я успел, однако, составить себе план будущей жизни, и
многое казалось в нем правдоподобным. ‚се прежнее мне не нравилось,
представлЯлось чем-то суетным и беспорЯдочным. џ краснел, вспоминаЯ о
любезностЯх своих с дамами, о польках, об аплодисментах, о ”игаро и ђозине;
находил, что злобное презрение Ѓерезина и добродушное пренебрежение ћрьева были
основательны, и идеал мой стал Ясен, хотЯ и не слишком прост.
‘тать добросовестным чиновником вроде Ќиколаева (его сделали, Я слышал,
камер-юнкером), входить куда-нибудь не шаркаЯ, но серьезно и немного увальчиво,
в виде молодого англичанина, скрывающего под суровой оболочкой пламенное
сердце... Џусть будущий юноша вступает ко мне в комнату с таким же благоговением
к незнакомому Ѓэкону или ћму, с каким входил Я когда-то к Ќиколаеву.
‘удил Я почти всех молодых людей строго.
-- Џомилуйте! Ћн ничего не знает, ничего не наблюдает, ничего не делает. “ него
нет никакой теории. —то это за человек!
џ давал себе слово не следовать примеру брата ЌиколаЯ, который, как Я слышал,
готов волочитьсЯ за всЯкой и недавно писал к нам из Џетербурга, что он два раза
сидел под арестом за какие-то шалости в немецком клубе. џ буду не таков; длЯ
чего это молодечество, этот глупый романтизм? Ќадо быть положительным человеком.
Џусть говорит обо мне и начальник, и товарищ с теми надеждами и тем уважением, с
каким говорЯт о Ќиколаеве. џ также тверд и пренебрегаю женщинами; но он
болезнен, а Я здоров, крепок, Я невинен как Џоль и буду после умеренно разгулен
и добр, как Rogers-Bontemps. “мна и счастлива та девушка, котораЯ проживет
вместе со мною (камер-юнкером, читающим английских мыслителей) этот переход от
первого к последнему. џ трудилсЯ, училсЯ, читал и думал, что открыл еще никому
не известный путь к счастью.
‚еселаЯ доброта, комфорт, постоЯнный труд и постоЯнное наслаждение без вреда
другим -- вот мои девизы... что-то вроде Ѓеранже; но думать об этом духе, высокой
стороне французского характера, выработанном из животворного единениЯ
христианства, чувственной философии и гражданского равенства, не значило, к
несчастью, обладать этим духом... ‘амаЯ внешнаЯЯ сторона жизни, независимаЯ от
менЯ, не поддавалась подобному идеалу; Я не видел около себЯ ни свободной
‹изетты, ни сестры милосердиЯ, увенчанной розами.
Ѓольшой тополь, который осенЯл верхние окна и балкон нашего небольшого, но
красивого каменного флигелЯ,
сводил менЯ с ума. Ћн и зимою был живописен, когда весь покрывалсЯ инеем и на
сучьЯх его дремали галки, стрЯхаЯ с него серебрЯную пыль. ‚нутри верхний этаж
недавно отделали заново; никто еще не нанЯл его, и Я решилсЯ обратитьсЯ к Ћльге
€вановне, просить ее помощи длЯ переселениЯ в живописное и уединенное жилище.
ЋдинокаЯ самобытность сглаживает что-то, думал Я. …вгений Ћнегин жил один; все
герои французских романов жили одни; конечно, Ѓенедикт у ‡анда жил на ферме
дЯди; но разве не мешали ему там? †ак? тот был женат, но это все не то:
выбранное им самим семейство, в котором все смотрели на него как на первого, в
котором самые страданиЯ были высшего разбора и откуда только не практический ум
вырвал его длЯ неуместной смерти. ђазве это то? Љонечно, у нас в доме просторно,
опрЯтно, даже богато; но у „ормедонта руки всегда так грЯзны, у него такое
деньщицкое лицо с огромными усами; тетушка до сих пор не позаботилась ввести
перчаток длЯ обеда, и люди навертывают салфетки на пальцы. Ћльга €вановна,
„аша... какаЯ скучнаЯ патриархальность! …ще недавно менЯ выгнали из моей
комнаты, потому что ‚ера (моЯ бывшаЯ нЯнЯ), остановилась у нас с шестью детьми.
ЉакаЯ она стала толстаЯ, ходит без воротничка, в ситцевой блузе... Ќе так бы Я
жил отдельно.
-- Ќе скрывайте, -- сказал Я Ћльге €вановне, -- что вы имеете огромное влиЯние на
тетушку. ‚ы не виноваты; она имеет большое уважение к вам. „ругаЯ бы употребила
во зло ее доверие, а вы... Њаленькие все эти ссоры!.. ‘тоит ли на них обращать
вниманиЯ. “стройте-ка мне это дело!
Ћльга €вановна пожала мне руку и засмеЯлась.
-- Vous êtes un bon garçon. Џостараюсь и сделаю, что могу.
—ерез неделю Я перебралсЯ во флигель, несмотрЯ на то, что „ормедонт осталсЯ при
мне и по-прежнему говорил: "‹учше дам голову срезать, чем сбрить усы".
Ѓлаженство мое дошло до такой силы, до какой не доходило оно никогда уже после и
на лучших квартирах. Ќикакие поверхностные фантасмагории детства не могли
сравнитьсЯ с той глубокой теплотою, которою Я тогда согревал и настоЯщее, и мрак
будущего; Я доходил до страдальческой, незнакомой до того времени неги. Џомню,
как не раз, устав от работы, ходил Я быстрыми шагами по комнате, и все, что
попадалось мне на глаза, все волновало менЯ так сладко, так чудно, что подобных
минут после Я не помню. ‚се радовало менЯ в этот год: и то, что в камине
совершаетсЯ процесс горениЯ, а не просто горЯт дрова, и то, что в Џодлипках
прозЯбают растениЯ по всем правилам науки, выдыхаЯ кислород и поглощаЯ
углекислоту -- (точно в Ђмерике какой-нибудь!), и то, что в Њоскве в морозный и
солнечный день на соседней стене пробегает тень от дыма; и реформациЯ, и походы
Ђлександра, и Ѓелинский, над которым Я уже тогда не дремал... Људа ни оглЯнусь,
везде менЯ ждет счастье!.. Љниг у менЯ много, одна лучше другой; не говорЯ уже о
содержании, какие есть переплеты! ђоскошные сафьЯнные и скромные с белыми,
голубыми и красными буквами на дикой и гороховой бумаге... ‚ Њоскве вечером
мильон огней, и сколько милых девушек ожидают менЯ со всех сторон -- и за
зеркальными окнами, и за радужным стеклом лачужек, в которых есть своЯ красота.
’огда и Љлаша часто прибегала ко мне в салопе по сумеркам. ‚ечер месЯчный; мы
сЯдем с ней на диван или “ окна; на улице мелькают сани, скрипЯт кареты. Ћбниму
ее одной рукой; она прилЯжет ко мне и поет:
‘ ним одной любви довольно, —тобы век счастливой быть!...
€ли:
—то затуманилась, зоренька ЯснаЯ...
-- Ќеужели, Љлаша, все у нас с тобой так и кончитсЯ?
-- Ќе знаю.
-- Ђ Я знаю, что если так часто буду ходить к тебе сюда, Я влюблюсь в тебЯ...
-- —то ты!.. Њы обнимаемсЯ.
-- ’ы знаешь ли, что мне даже иногда неприЯтно, если ты начнешь вспоминать о
своей ‹юдмиле...
-- ЊилаЯ! милаЯ! -- говорю Я...
Ћна уходит, а Я, как возрожденный, бегаю по комнатам, пою, танцую; но не ее
минутнаЯ любовь мне дорога -- мне дорого право надежды на многое в будущем, если
в восьмнадцать лет Я слышу такие речи.
III и IV
Ќа эту же зиму приехал к нам брат из Џетербурга. Ћн вышел в отставку, отпустил
небольшую бороду, и статское платье шло к нему еще больше военного. ‚ыражение
лица его по-прежнему было привлекательно; он возмужал. Ќа несколько времени он
сделалсЯ длЯ менЯ идеалом, противоположным Ќиколаеву, полюсом его; они дополнЯли
друг друга, оба годились бы в герои тех длинных романов, которые Я рисовал у
дЯди на полулистах... „жентельмен и лев, блондин с короткими волосами, гладко
выбритый и брюнет с бородой, делец и вивер, англичанин и француз. ‚прочем,
француз Ќиколай был плохой и раз, немного растерЯвшись, при одной кнЯгине,
сказал вместо "un chien enragé" -- "un chien arrangé". ’акие промахи случалось
делать ему нередко, и Я скоро стал чувствовать смутно, что он не имел бы
большого успеха в том обществе, где мог иметь вес Ќиколаев и где Я надеЯлсЯ со
временем блистать. Ћсобенно сильно, если и не Ясно, почувствовал Я это один раз,
когда брат, рассматриваЯ менЯ, сказал:
-- ’ы собой недурен; но ты никогда не будешь производить фурор между женщинами.
•одишь ты как-то согнув колени, неловок...
’ак стало досадно! € Я с удовольствием подумал, что есть большаЯ разница (не
только качественнаЯ, но и количественнаЯ) между Ќиколаевым и подобными ему
людьми, трудолюбивыми, увальчивыми и небрежными в обществе, и братом, у которого
и фрак всегда разлатее, и волосы завиты, и лицо уж слишком триумфально. —ерез
несколько лет Я узнал, что Я тогда был прав; нашлись люди, которые сказали мне:
"“ вашего брата много молодцеватости не совсем хорошего тона, и потом, к чему
он, как разоденетсЯ, так и шлЯпу уж не просто надевает, а локоть отведет, и все
движениЯ сделаютсЯ как будто риторические?"
Ќо все-таки Ќиколай был поразительно красив; нельзЯ было не любоватьсЯ им, когда
он входил, например, в собрание... „есЯтки взглЯдов обращались на него: рост,
благородные черты лица, сила и легкость движений, фрак, сапоги -- все было так
хорошо, что почти все другие мужчины перед ним казались и хилы, и неловки, и
дурно одеты. ‡ато же и нравилсЯ он женщинам! …го убили двадцати девЯти лет, на
Љавказе, после того как он, проигравшись, поступил опЯть на службу, и в эти
девЯть-десЯть лет, от восьмнадцати до двадцати девЯти, сколько приключений,
успехов, романов! Ѓыли тут и молодые крестьЯнки, и девицы, и вдовы, и замужние
женщины. Ћдна не хотела расстатьсЯ с ним, дней пЯть держала его на станции:
сЯдет в возок -- дурнота, надо еще подождать; другаЯ, которой доктора запретили
иметь детей, умерла в родах, скрыв от него свою тайну; богатые наследницы искали
его руки. Ќо странно то, что все женщины бранили или ненавидели его потом,
жаловались на него, презирали себЯ и его, и одна из них сказала своей
приЯтельнице, за которой он тогда ухаживал: "—то тебе за охота!? J'ai eu aussi
le malheur de m'encanailler jadis avec lui!". Љонечно, Я все это узнал после, не
в этот раз, мало-помалу; тогда же Я видел в нем только изЯщного и „оброго
человека. †аль только, думал Я, что он ездит по ночам в какие-то темные,
грЯзные, страшные места и смеетсЯ над постом и проч(ее). ‚прочем, это он, Я
думаю, не от души, а так перед другими показать... это все лучше.
Љлаша была в восторге от него. Љакие манеры! Љак добр! Љак танцует! Љак одет!
Љак хорош! Ѓрат обращалсЯ с нею снисходительно, весело и небрежно; скоро стал он
ее называть просто "толстенькаЯ".
-- ќй вы, толстенькаЯ! -- кричал он иногда после обеда, развалившись на диване, --
подите сюда! ђассказывайте мне сказку.
-- —то Я вам буду рассказывать? € с чего вы это взЯли?
-- Ќу-ну, не сердитесь...
-- „а Я не сержусь. џ не знаю ничего.
-- ‘адитесь около менЯ на кресло и дайте мне вашу руку... ђука недурна! ‚ладимiр,
рука ведь недурна? Ђ? ’ы, Я думаю, с ней коротко знаком... ђасскажите,
толстенькаЯ, в кого вы были влюблены прошлого года?..
Ћна молчала; а Я, лишь бы только угодить Ќиколаю, забывал дружбу и рассказывал
ему про нее, как она ревновала полЯка к „аше, как она выписывала из книги
стихи... Ћна рвалась бежать; брат держал ее за руки, а Я представлЯл все в
лицах.
Ћднажды Я застал Љлашу в слезах.
-- —то с тобою? —то с тобою?
-- Ћставь менЯ...
-- ‘кажи, прошу тебЯ.
-- Ђх, оставь!..
-- ’ы не имеешь ко мне довериЯ. ’ы скрытна со мной... Ђ мне можно все сказать.
-- ’ебе-то и нельзЯ. ’ы будешь смеЯтьсЯ...
-- …сли ты влюблена, так Я не стану смеЯтьсЯ... …сли б имела привычку фарсить, Я
бы смеЯлсЯ; но когда такие люди, как мы с тобой, которые не фарсЯт, влюбЯтсЯ,
тогда смеЯтьсЯ нельзЯ. ’ы влюблена в ЌиколаЯ?
Љлаша, не отводЯ рук с платком от лица, покраснела и кивнула головой...
-- ’ак что ж за беда? -- сказал Я, -- он может на тебе женитьсЯ...
-- Ќикогда, никогда! -- возразила Љлаша. -- ђазве Я пара ему?... Ћн такой
distingué! A Я и мазурки порЯдочно танцовать не умею...
џ утешал ее, как мог; пробовал даже очернить брата длЯ ее пользы и длЯ своей
выгоды,
-- Ћн ничего не делает, -- начал Я...
-- Ќичего не наблюдает, ничего не читает, -- докончила Љлаша. -- Ђх, если б ты
знал, как эта ученость в тебе противна... философ!
ђевновать и сокрушатьсЯ Љлаша имела полное право. Ѓрат веселилсЯ и кутил в
Њоскве, и Ћльга €вановна донесла тетушке, что он страшно ухаживает за одной
француженкой, котораЯ живет у г. ’ренина, богатого и сильного человека. ѓ.
’ренин почти не выпускает ее из дома; они видЯтсЯ урывками в маскарадах, и,
говорЯт, она хочет бежать с братом в Џетербург от своего тирана. ‘лухи эти были
основательны, и Amélie была даже у менЯ один раз во флигеле. ‚от как это
случилось.
Ћднажды вечером брат приехал очень задумчивый и долго говорил с тетушкой в ее
кабинете. џ слышал, что тетушка плакала, брат говорил что-то громко, потом вышел
оттуда с расстроенным лицом и, обратЯсь к Ћльге €вановне, котораЯ вышивала в
зале, сказал ей:
-- ќто все ваши клЯузы и доносы.
Ћльга €вановна вспыхнула и хотела отвечать, но брат перебил ее.
-- Ќаслаждайтесь, наслаждайтесь тем, что старуху тревожите... Њне-то все равно.
Џомните только, что и на моей “лице будет праздник.
-- ‚ы с ума сошли! -- сказала Ћльга €вановна. -- џ вас не понимаю...
-- •орошо-с! ‚ладимiр, пойдем со мною.
‚о флигеле брат несколько времени ходил скоро и угрюмо по комнате. џ, наконец,
решилсЯ сказать ему:
-- Џослушай, Ќиколай! зачем ты тетеньку сердишь?.. Њожет быть, это в самом деле
тебе будет вредно...
-- —то? € ты веришь этой старой ханже?
-- Љак тебе не грех говорить так! ’етенька почти свЯтаЯ женщина...
Ѓрат сперва захохотал, потом вдруг, насупив брови, подступил ко мне:
-- ‘вЯтаЯ? свЯтаЯ? ќто почему? Џотому что она эпит-рахили и воздухи золотом
заказывает по бархату вышивать?.. Ђ помочь племЯннику не надо? Ќа это нет денег?
Ђ? —то? на это нет денег?.. •анжа, скрЯга стараЯ!..
џ молчал, и хотЯ был сильно огорчен за бедную тетушку, но все-таки подумал: "‚от
человек! „аже сердитсЯ-то красиво! как он согнетсЯ! как рукой махнет!.."
-- ‘лушай, ‚ладим1р, -- начал вдруг брат спокойнее. -- Џравду ты сказал тогда, что
Љлаша менЯ любит?
-- ‹юбит, любит... Ћна вчера плакала об этом... Ѓрат усмехнулсЯ, сел к столу и
начал писать записку, запечатал ее и просил менЯ отнести поскорее к Љлаше.
Љлаша с трепетом открыла ее. ‹ицо ее выразило волнение, глаза блистали, щоки
загорелись.
-- Ќа, прочти, -- сказала она.
"‚ыручите менЯ из беды (писал Ќиколай). џ проигралсЯ... ‘делайте, что можете, Я
вечно буду помнить вас. “молЯю вас, выручите менЯ!.."
Љлаша, пока Я читал записку, бросилась к своему туалету, достала оттуда
сторублевую бумажку, потом жемчужное ожерелье с бирюзовым фермуаром, маленькие
брильЯнтовые серьги и кольцо.
-- Њало ведь? -- сказала она. -- ‚от образа! џ не знаю, как быть... ‚едь это грех.
-- ѓрех, -- отвечал Я.
-- —то ж делать?.. Ђх, Ѓоже мой!
Ћна села на диван и начала все это завертывать бумагу. ‚ эту минуту вошла „арьЯ
‚ладимiровна. Њы оба покраснели.
-- ќто что значит? -- воскликнула „арьЯ ‚ладимировна с изумлением. -- € образа
снЯли. „лЯ чего это?
-- ’ак; это мы смотрели, -- сказала Љлаша.
-- Ђ вам что за дело? -- спросил Я строго.
-- ‡наю, знаю Я зачем! -- отвечала она. -- Ђх, Claudine! Љакие глупости! Ќадо
знать, длЯ кого делать. Ќеужели тебе не стыдно жертвовать благословением матери
и всем, длЯ какой-нибудь гадкой француженки?..
-- „ушенька! -- сказала Љлаша, -- не говорите никому, умолЯю вас.
-- „а Я тебе говорю, чтоб ты это оставила. Ќадо знать, стоит ли человек такой
жертвы. Ћдна мысль, что это длЯ этой отвратительной женщины!
-- ‚ы ничего не понимаете после этого! -- сказал Я. -- —ем эта француженка
отвратительна? ‚ы, Я думаю, читали "‹укрецию ”лориани".
-- —то за сравнение? ‚прочем, и ‹укрециЯ ваша гадкаЯ.
-- …сли б вы не жили у нас в доме, Я доказал бы вам, кто хуже: вы или ‹укрециЯ
”лориани!
Љлаша умолЯла менЯ глазами и жестами, но Я топнул и прибавил с большой досадой:
-- Џодите, доносите. ‚ы всегда за старших!..
-- џ одному удивлЯюсь, сказала „аша грустно, -- как это Я имею терпение жить в
таком доме!
Ћна махнула слегка рукой и вышла. € поделом, -- думал Я; -- можно ли
препЯтствовать таким делам?
Љогда Я принес вещи брату, он точно воскрес: схватил их, бегло рассмотрел, надел
шлЯпу, снЯл ее, бросилсЯ к одному шкапу, к другому; позвал человека, дружески
взЯл его за плечо, отвел к углу и шепнул ему что-то... —еловек вышел, сел в сани
и уехал.
-- —то, эта ЂмалиЯ хороша? -- спросил Я, когда мы остались одни.
Ћна не красавица, но так мила собой и так умна... „а вот, если хочешь, ты можешь
увидать... - ѓде?
-- ‡десь, сейчас... Ћна заедет сюда, если только умудрилась отпроситьсЯ к отцу
часа на два сегоднЯ... ‚от ты увидишь, что это за женщина! Љак она поет из
Ѓеранже... € еще одну песню:
Chicandard et balochard! Fuyez la boutique, Ou s'fabrique la politique, Par un
tas d'bavards!...
„а вот ты увидишь.
‚ообразите себе мой восторг, мое нетерпение. ЂмалиЯ приехала часа через полтора
с нашим человеком на изво-щике, вбежала и бросилась на шею к брату. џ
почтительно встал.
-- Ђ это что за херувим? -- спросила она (она чисто говорила по-русски).
-- ќто мой младший брат. Ћн заранее был уже от тебЯ в восторге.
ЂмалиЯ поцаловала и менЯ и сказала:
-- Ah! mon petit chou! если б Я не обожала твоего брата, Я бы тебЯ любила.
Џосле этого Я их оставил одних...
‚ечером перевез человек братнины вещи на другую квартиру, а на другой день уже
многие в Њоскве знали об успехе его. Ђмели вернулась к себе. ѓ. ’ренин,
подозреваЯ, что она заезжала к брату, запер ее, но Ђмели выставила сама
потихоньку внутреннюю раму, выскочила из окна, села на извощика и уехала к
брату. —ерез неделю Ќиколай простилсЯ с нами и увез Ђмели. Љлаша опЯть плакала;
брат из Џетербурга прислал ей письмо, в котором благодарил ее за все -- и ей
стало легче.
„олго не решалась она быть откровенной; наконец сказала:
-- Љак приЯтно жертвовать тому, кого любишь! ’ы видел эту Ђмели; какаЯ она --
скажи.
-- Ћна очень недурна. ЌебольшаЯ брюнетка; лицо белое, нос немного en bec
d'oiseau...
-- ‘частливаЯ! -- воскликнула Љлаша. -- ’аким гадким всегда счастье. € как он может
ее любить? Њне все женщины, длЯ которых он делает что-нибудь, противны. џ целую
неделю Љатюшу видеть не могла, когда он ее в карету от дождЯ пустил, а сам сел
на козлы...
-- Ћн должен был это сделать...
-- ‚от еще! длЯ всЯкой дрЯни...
Џри этих словах все сострадание мое к Љлаше пропало. Љатюша к этому времени уже
была длЯ менЯ не горничнаЯ, и не просто ЉатЯ, подруга детства, а даровитаЯ
простолюдинка, свЯщенный предмет.
V
Ќа этот раз расскажу вам, мой друг, о том, как Я познакомилсЯ с двоюродным
братом моим, Њодестом ‹адневым. џ не раз и прежде слыхал о родном дЯде, €ване
Ќиколаевиче, отверженце нашей родни. ѓоворили, что он женилсЯ на потаскушке, что
она загубила его век, была ему неверна, родных всех ненавидела и, случайно
упоминаЯ об ней, называли ее фигурой.
-- Ќу, что ж, долго была там эта фигура?
Ћльга €вановна отзывалась о них всегда торжественно: "ќто несчастное семейство!"
или "Я видела вчера на Ќикитской этого бедного Њодеста ‹аднева!" ’етушка ЊарьЯ
Ќиколаевна, выговариваЯ мне однажды за то, что встретила менЯ в прихожей с
Љатюшей (она, улыбаЯсь, глЯдела мне в глаза, а Я держал ее за руку), прибавила:
-- ‘мотри, мой дружок, не шали! ‚от дЯдЯ твой €ван Ќиколаич очень был добрый, а
век свой погубил через эти глупости. ‹арису Ћнуфриевну помнишь? ‚от ту самую
даму, котораЯ тебе игрушечную табакерку с пружиной подарила?
-- Ќе помню.
-- ќх, какой ты! ’ебе уже тогда 7 лет было. …ще горбатый старик из табакерки
выскакивал вдруг. ’ак эта тоже... Elle a été aussi son amante!..
Њать Њодеста была дочь бедного чиновника из духовного званиЯ. ‚сЯ семьЯ ее
пользовалась очень худой славой; одна из сестер Ђннушки заставила своего мужа
дать себе письменное обещание женитьсЯ, при двух свидетелЯх; другаЯ разъезжала
по разным городам с мужчинами. „ЯдЯ сумел, однако, ввести Ђннушку в дом своей
матери; бабушка ничего не знала; она слегла года на два в постель и не вставала
уже с нее. Ђннушку пускали за стол, но после жаркого ей приказано было выходить,
"чтоб не зазналась"; пирожное относили к ней наверх.
Ћ любви €вана Ќиколаевича к Ђннушке старуха узнала незадолго до своей смерти,
призвала сына, плакала и заклинала его не женитьсЯ... €ван Ќиколаевич тоже
плакал и обещал, но через месЯц, не дождавшись даже смерти матери, женилсЯ.
‘таруха лишила его наследства. ЌачалсЯ раздел. Џетр Ќиколаевич и мой отец взЯли
по 400 душ, а тетушка ЊарьЯ Ќиколаевна получила 300. ЃратьЯ из жалости решились
отдать €вану Ќиколаевичу 100 душ в отдельной деревне. Ћн начал усовещевать их,
требовать, чтобы они выделили ему все сполна. Ћтец мой отвечал, что мать не
велела.
-- ’ы и возьми себе, -- отвечал €ван Ќиколаевич, -- а после от себЯ... хоть
деньгами... ’ебе особенно, Џетр Ќиколаич, стыд... ’ы холост и молод, а у менЯ
положим двое детей умерли, да третий, Ѓог даст, будет жить!..
Џетр Ќиколаевич вспылил и сказал ему, что человек, опозоривший семью низким
браком, должен за счастье считать, если братьЯ и 100 душ уделЯт ему •риста-ради.
‚ышла ссора, и отцу моему много стоило труда удержать братьев даже от поединка.
€ван Ќиколаевич взЯл свою деревеньку и прекратил все сношениЯ с братьЯми и
сестрой.
‚се это Я узнал после знакомства с Њодестом; тетушка всегда, вспоминаЯ с
состраданием о бедном брате, никогда не винила ни себЯ, ни богатых братьев.
џ знал, что Њодест в Њоскве, что он студент, и часто думал, как бы сойтись с
ним, как бы помирить его с тетушкой и уступить ему (со слезами на глазах)
половину своего наследства; спрашивал себЯ, умен ли, добр ли он, интересна ли
его мать. Ќаконец один знакомый студент сказал мне, что Њодест ему товарищ по
курсу и что он нас сведет у себЯ, если Я хочу. џ желал встретить бледного юношу,
аристократически привлекательного, изЯщного даже посреди нужды, но встретил
высокого, худого, весноватого, курчавого и толстогубого молодого человека, не
совсем опрЯтного, с изменчивым взглЯдом и огромным чубуком в руке. Ћн холодно
пожал мне руку и улыбнулсЯ насмешливо. Љогда хозЯин дома зачем-то вышел, Я взЯл
Њодеста за руку и предложил ему дружбу.
-- —то нам за дело до наших отцов! -- сказал Я.
Њодест откинулсЯ назад, не выпускаЯ моей руки, тускло и долго глЯдел на менЯ;
губы его дрожали: потом вдруг он бросил трубку и обнЯл менЯ крепко,
приговариваЯ: "‚олодЯ, милый ‚олодЯ!"
‘лово за слово, мы освоились друг с другом и, еще раз обнЯв менЯ в сенЯх, он
сказал: "Џриходи, если ты не презираешь скромной жизни".
Ћн жил с матерью на бедной квартире. †олтый домишко с зелеными ставнЯми на одном
из самых дальних и пустых бульваров, полинЯлаЯ вывеска красильщика, навозный
двор, девка нечисто одетаЯ -- вот что встретило менЯ на их пороге. €мение их было
недавно взЯто под опеку, и старуха приехала к сыну в Њоскву. Ѓедный Њодест
содержал ее почти одними уроками. џ приехал к ним вечером в ненастный мартовский
день. ЊенЯ повели на антресоли по узенькой лестнице, и там увидел Я и мать, и
сына, и комнату их, довольно опрЯтную, но тесную и жарко натопленную... Ќа
столе, покрытом голубой бумажной скатертью, кипел самовар. Њодест сидел с
трубкой; старуха разливала. Ќа ней не было чепца, и вообще она казалась
растрепанною; но остатки красоты заметны были в смуглой коже, больших чорных
глазах, в густой косе, еще мало поседевшей. ѓлЯдела она тоскливо, говорила
жалобно, нараспев, стонала, хотЯ и не громко, но беспрестанно склонЯла голову то
набок, то на грудь.
Љогда Њодест, с чувством глЯдЯ на менЯ, представил менЯ ей, Я поцаловал у ней
руку, но не сказал ни слова. Џустословить не хотелось, а с грустного прЯмо
начать было неловко. Ђнна ‘ергеевна покачала головой и спросила:
-- Љак это вы нас вспомнили, миленький мой?
-- џ давно желал, тетушка...
-- Џолноте, милый аристократик, полноте! —то за охота богатым родственникам с
бедными знатьсЯ... —то в нас? “гостить нечем, разговоров у нас нет...
-- —то же это вы, маменька, -- кротко перебил Њодест, -- таким приветствием его
встречаете?.. ќто не любезно.
-- Ђх, Њодестушка! Ђх, дитЯ! ђазве можно от больной старухи любезности
требовать?.. ‚идишь, как ты неопытен, мой милый друг, а тоже судишь!..
Њодест пожал плечами. џ был смущен и старалсЯ завести разговор с ним, чтобы не
слышать стонов матери; но все шло с трудом. џ боЯлсЯ говорить так, как говорил
обыкновенно, боЯлсЯ оскорбить их чем-нибудь, обдумывал каждую фразу, тЯнул,
останавливалсЯ, беспрестанно мысленно оглЯдываЯсь назад... Њодест был угрюм,
часто поправлЯл волосы, беспокойно взглЯдывал на мать. Љогда старуха ушла, нам
стало легче.
-- „а, ‚олодЯ, -- начал он, вставаЯ и прохаживаЯсь с трубкой взад и вперед. -- Ќе
легка жизнь нашему брату... Ѓоже! буди милостив, Ѓоже! буди милостив!
-- ’ебе очень трудно? -- спросил Я тихо.
-- Ќет, ничего, -- отвечал он, трЯхнув головой, -- сила нужна, волЯ крепкаЯ,
железное сердце, а менЯ не обидел этим Ѓог. Ѓез этого, брат ‚олодЯ, Я давно бы
зачах. •оди пешком за три версты на лекции да по урокам езди на ваньках по таким
ухабам, что живот надорвешь... „ома больнаЯ старуха, плохой обед... Њысли своим
чередом, страсти кипЯт вот здесь! (он ударил себЯ в грудь кулаком...) €ногда
грудь так заболит, так заболит, что схватишьсЯ за притолку да изо всех сил к ней
прижмешьсЯ... немного и отдохнешь!
џ облокотилсЯ на стол в волнении, снЯл локоть, опЯть облокотилсЯ, снЯл нагар со
свечи (пусть видЯт, что Я не презираю сальных свечей!). Њодест продолжал ходить
по комнате.
-- Њодест! -- сказал Я робко.
-- —то, душа моЯ?
-- Џереезжай к нам с матерью... џ знаю тетушку Њарью Ќиколаевну. Ћна не откажет
мне. ’ы ей поговоришь что-нибудь о почтении к старшим: она растрогаетсЯ...
Њодест сжал мою руку.
-- Ќет, ‚олодЯ, нельзЯ! џ не могу так легко миритьсЯ с людьми, которые отравили
жизнь моим родителЯм... моей матери, лучше которой нет на свете. ‚олодЯ, друг
мой! ’етушка ЊарьЯ Ќиколаевна важнаЯ госпожа. Ћна стыдитсЯ нас. Њы позор ее
родни. Ћна перваЯ перестала переписыватьсЯ с отцом моим после его женитьбы.
-- Ћна добра. Џозволь мне написать и просить у нее позволениЯ.
-- Џускай себе, пиши. ’олько Я не повезу к ней свою старуху. џ знаю, ты
благороден, ‚олодЯ; но Я чувствую такую ненависть при одном имени тех, которых
преследованиЯ сократили жизнь моего отца и испортили здоровье бедной матери...
-- Џослушай, Њодест, кто же их преследовал?
-- Ђ самолюбие, ‚олодЯ? ’ы еще не знаешь, что такое amour propre rentré. ’ы
знаешь, на острове св. …лены, когда Ќаполеону сказал доктор, что у него рак,
вошедший внутрь, так он отвечал: "Ќет, это ‚атерлоо, вошедшее внутрь". Њногие
имеют такое ‚атерлоо. € она имела! ЌесчастнаЯ женщина! что она сделала им! ‚ина
ее была та, что она не говорила по-французски, что она была не „ворЯнка, а
обер-офицерскаЯ дочь. Ћтец доказал, что он благороден, женилсЯ на ней; но
все-таки он был мужчина, обеспечен; он обольстил ее, увлек. Ђ она виновата тем,
что человек хотел загладить свою вину против нее. „а ведь это -- чорт их побери,
всех гордецов, собак безмозглых -- да ведь это свинство, наконец. ќх, Я знаю...
она была скрытна, скрытна, скрытна; и под простой оболочкой иногда живут сильные
чувства. Ћбида глодала ее. Ђ брось он ее, и если бы она потерЯлась, беднаЯ, ее
же бы в грЯзь втоптал всЯкий. •оть при нем поела сладко, голубушка, поспала
покойно. „а! а им всем, этим ханжам и скотам, подобно покойному дЯдюшке Џетру
Ќиколаевичу, что за дело? ’ак-то, батюшка мой! Ђ тебе все-таки спасибо...
"‘колько прав на счастье!" -- думал Я, возвращаЯсь домой.
VI
ќто новое знакомство внесло новый луч счастьЯ в мою и без того полную жизнь. Љ
новому жилищу моему, к морозным лунным вечерам, к тополю, к книгам, к Љлаше и к
Љатюше, к антологическим стихам -- прибавилась живаЯ христианскаЯ черта. Љонечно,
Я уже и прежде старалсЯ усовершенствовать свой дух; но все это было так легко,
так мало пахло жертвой, так скоро забывалось, приедалось, как будто портилось на
воздухе... ‚ самом деле, что стоило мне не дратьсЯ с людьми, не бранить их? Ѓыли
редкие минуты, в которые удержатьсЯ точно было трудно; но ведь Я говорю, они
были редки. ‡ол Я не был от природы, и у нас в доме не с кого брать дурного
примера. ’етушка никогда не дралась; разве, когда была больна и ей становилось
скучно, она позовет девочку и скажет ей: "Џоди сюда, Њатрешка; дай-ка Я тебЯ
толкну пальцем в живот". Ћльга €вановна... •отЯ Я и принималсЯ несколько раз
ненавидеть ее за пощочину, которую она дала Љатюше, но в другой раз она ни с чем
подобным не попадалась мне... Џрикащик, как Я после узнал, бил мужиков в поле,
но до менЯ это не доходило. ЏерейдЯ во флигель, Я дал себе слово не толкать
камердинера назад в живот кулаками, когда он подает мне сюртук, не бранить его,
не кричать: "ќй, вы! Љто там! ”едька! Џлатошка!", не свистать. Ќо это было не
столько из доброты, сколько из деланиЯ быть порЯдочным человеком, годитьсЯ со
временем в герои романа. ЊилостынЯ? Ќо разве она дорого обходитсЯ мне? ’етушка
дает мне двадцать рублей карманных денег; и что мне стоило уделить гривенник
слепому старику, который стоЯл на коленЯх на бульваре и бил себЯ в грудь,
выслать что-нибудь савоЯру, который так хорошо говорит "pour l'amour de Dieu",
или помочь бедной женщине на Љузнецком Њосту (ее, должно быть, кто-нибудь научил
вместо •риста-ради кричать: "„айте мне денег -- Я голодна!"). ‚се это потрЯсало и
радовало менЯ на минуту. "Ќет, -- говорил Я, -- сделай такое добро, чтобы
чувствовать боль... ‚от случай тебе: Њодест... ‘веди его с тетушкой и потерЯешь
часть наследства!"...
Ћн стал часто ходить ко мне, наговорил столько за один раз, что мне становилось
и скучно, и стыдно за него. ’о он отдал последний грош товарищу. "”амилиЯ его
была „уров,-- говорил Њодест,-- Я его звал „урашка, a он менЯ Ѓарашка, потому что
у менЯ курчавые волосы; мы с ним встретились недавно в магазине. „урашка!
Ѓарашка! и ну, обниматьсЯ при всех, как безумные". ’о он любил свою деревню
больше жизни...
-- Џод окном у нас, -- говорил он с большой теплотою, -- стоит огромнаЯ береза на
курганчике... Ћтец-покойник любил это окно. ѓолубчик мой толст был очень в
последнее времЯ; все трубочку курит и глЯдит сюда... даже и зимой. Ѓерезу эту он
в самый день моего рождениЯ посадил... Њать была очень хороша собою. Ѓывало,
утром, придет маменька в эту гостиную с венчиком, знаешь, из индеичьих перьев,
сама пыль с этажерок сметет, станет обед заказывать при отце или работает. Ђ он
сидит и смотрит на нее. ‡ахочет она уйти, он ее остановит: "Ђннушка ты моЯ, куда
ты? Џосиди. ‘мерть люблю, как ты тут около менЯ шушлишьсЯ!"
Ћн показывал мне миньЯтюр Ђнны ‘ергеевны на слоновой кости, обделанный в золото,
и клЯлсЯ, что только самаЯ крайнЯЯ нищета, голод доведет его до продажи этого
медальона.
‚ старом шкафу у них стоЯл большой пестрый кофейник отличного старинного
фарфора: Я тотчас же узнал, что он из одного сервиза с нашими двумЯ старинными
чашками, которые, как свЯтынЯ, хранились у Њарьи Ќиколаевны за стеклом, и вы не
поверите, что расшевелил во мне этот прелестный кофейник!
Њодест рассказывал мне нежно, что у него в деревне есть молодаЯ крестница...
-- Џоверишь ли, ‚олодЯ, она так хороша, так грациозна, так деликатно сложена, что
ей приличнее было бы сидеть за роЯлем в шелковом платье, чем в паневе и босиком
за сохой ходить.
ќта красавица вышла замуж, по словам Њодеста, два года назад, за самого богатого
парнЯ из всего селениЯ.
-- ђебенок, совершенный ребенок! -- заметил Њодест; -- вообрази себе, он еще растет
и так менЯ любит, что весь вспыхнет, когда менЯ увидит, на лошади едет,
обернетсЯ и долго смотрит мне вслед... "Ѓатюшка, батюшка!" -- прибавил он
страстно совсем не таким голосом, каким говорЯт крестьЯне.
‚се эти рассказы: крестница, береза, медальон, дедовский кофейник, стенЯщаЯ
старуха, жолтый домик с грЯзным двором и бедный благородный студент, нырЯющий на
ваньке из ухаба в ухаб, из-за рублЯ серебром в час... Љакова эта смесь? Љакие
картины сменЯли одна другую! ‘колько прав на счастье, сколько близкой
возможности! Љаких-нибудь три-четыре тысЯчи серебром, и имение спасено.
Ќесколько раз Я думал, не попросить ли тетушку, чтобы она отдала мне мое имение
в руки, и дать ему тысЯч пЯть? Ќо, во-первых, тетушка умолЯла, заклинала менЯ не
брать моих доходов до полного совершеннолетиЯ; с другой стороны, надо же быте
положительным человеком: никто так не поступает, так верно что-нибудь тут есть
неладное, глупое или смешное, или неудобное? ‹учше просто сблизить его с Њарьей
Ќиколаевной и, вместо того, чтоб делитьсЯ после нее только с Џетрушей и
Ќиколаем, поделитьсЯ и с ним. Ћна же и теперь может дать ему деньги.
Ќовый мiр мыслей, который открывалсЯ тогда передо мной, заставил менЯ презирать
всЯкое безотчетное влечение; Я старалсЯ не поддаватьсЯ ему в поступках и в
выборе друзей, становилсЯ все больше привержен ко всему тому, что вЯзалось с
подобными мыслЯми, что хоть несколько напоминало их. ‘колько ни шептало мне
чувство в пользу брата ЌиколаЯ, как ни было мне "по себе" при нем, Я считал его
Ягодой не нашего полЯ и намерен был сблизитьсЯ с Њодестом, который в первые
два-три свиданиЯ разложил передо мной, как продавец, духовный товар свой. ’овар
этот как нельзЯ более подходил под мои потребности, и когда во мне в присутствии
Њодеста возмущалось чувство оскорбленной гармонии, поэзии такта, Я пренебрегал
этим внутренним голосом, считаЯ его самой гнусной несправедливостью к человеку,
который на скверных ваньках ездит во всЯкую погоду давать уроки, носит одежду
студента, кормит мать и жалеет простой народ.
’отчас по возвращении в Џодлипки Я расхвалил его тетушке, Ћльге €вановне и
девицам и выпросил у Њарьи Ќиколаевны позволение написать к нему от ее имени
пригласительное письмо. џ задавал себе вопрос: полюбит ли он Џодлипки, поймет ли
тетушку? Џеред новым лицом и „аша, и Ћльга €вановна становились уже своими, и
ими даже Я не прочь был блеснуть перед двоюродным братом. Ћсобенно „аша... Ћна
могла бы быть так представительна, могла говорить такие известные французские
фразы; над этими фразами мы могли смеЯтьсЯ с Љлашей; но разве тот, кого Я жду,
не должен пленитьсЯ всем у менЯ? € он пленитсЯ, это верно! ’етушка согласилась
без труда. Ћна не имела ничего личного против племЯнника. ‚раждебное чувство
против отца и в старину, вероЯтно, не было сильно, а года и легкую памЯть досады
убили в ней. Њодест приехал рано утром. Ћн не велел менЯ будить, а сам пошел
гулЯть по саду. џ недаром надеЯлсЯ на барышень; они показали себЯ в самом
выгодном свете. Ћбе оделись к лицу: „аша в белом кисейном платье с оборками, с
пунцовой лентой на шее, а Љлаша -- в голубом с белыми горошками. …е пышный стан,
щоки, не уступавшие в нежности и Яркости тем розам, которые были еще в полном
цвету в наших клумбах, бледнаЯ свежесть брюнетки „аши, гостеприимство тетушки,
наш вкусный чай и крепкий кофе, растворенные окна, шум аллей в саду, пение птиц
-- все это обворожило Њодеста.
-- ‘частливец, ‚олодЯ! -- сказал он, обнимаЯ менЯ, когда мы остались одни.
‚стреча его с тетушкой была очень любопытна. џ ввел его в гостиную; он бросилсЯ
к ней и начал цаловать ее руки с жаром. € слезы даже показались на глазах.
’етушка засуетилась, совалась цаловать его то в щоку, то в лоб...
-- ‡дравствуй, здравствуй, дружок мой, -- говорила она взволнованным голосом, --
очень рада, что ты менЯ вспомнил. ‡дравствуй. Љак ты на отца похож! ‘адись,
садись... џ слышала, мой друг, о вашем несчастии. —то же делать... Ѓогу было так
угодно!
-- ‘ам бы Я ничего, ma chère tante, но моЯ старушка...
-- Љонечно, мой дружок... Une mère!
‡а обедом Њодест был очень разговорчив. Ќачал рассказывать, как он играл в
благородном спектакле в губернском городе год тому назад, смеЯлсЯ над некоторыми
провинциалами, выставлЯЯ себЯ в виде ловкого и светского человека, так что на
менЯ под конец обеда из-за скромного труженика выглЯнуло вовсе незнакомое лицо.
Ќа другой день он уже стал совсем как дома, декламировал стихи, особенно
"Џоследнее новоселье", по-каратыгински гремел, шипел и стлалсЯ по комнате; делал
также и комические штуки, представлЯл на тени не только обыкновенного зайчика,
но и жующую старуху, и немца из платка с узлами. Џо утрам выходил уже не в
студенческом сюртуке, а в коричневой жакетке, с носовым пестрым фулЯром на шее и
в широких клетчатых шароварах; умел с разбегу перебрасыватьсЯ на руках через
перила балкона и старалсЯ быть как можно ровнее с девицами; во времЯ прогулок
подавал руку то одной, то другой, так что похвальнаЯ цель стала уже слишком
заметна. Љлаша просила менЯ брать всегда ее. "Ћн не в моем вкусе", -- прибавила
она.
ђассказываЯ что-нибудь, он часто приходил в сильный пафос, и всегда было Ясно,
что он насилует, подгонЯет себЯ и не знает даже, как выпутатьсЯ из своего
рассказа. Њне тогда становилось совестно и страшно. Љлаша сознавалась мне в том
же самом. Ћсобенно, когда он рассказывал мне про дуэль, которую чуть-чуть было
не имел в том губернском городе, где он украшал собою сцену год тому назад. Џод
конец рассказа он стал запинатьсЯ, краснеть, вскакивал, махал рукой и говорил
Ѓог знает что. Љ счастию, дуэль кончилась примирением; противник извинилсЯ, и мы
с Љлашей переглЯнулись и вздохнули свободнее.
Ћльга €вановна на подобные оттенки не обращала вниманиЯ и хвалила его во всех
отношениЯх:
-- Ћн очень должен быть добр. “ него много познаний. Ћн некрасив, но у него
значительное лицо.
„аше тоже:
-- Ћн очень интересен, -- говорила она и уже начинала кокетничать с ним.
Њодест сочувствовал всему в Џодлипках. Џлотно поужинав и выпив по рюмке хереса,
уходили мы в нашу комнату и ложились с трубками в постель. ’огда он мне говорил:
-- ‡десь у вас во всем видно довольство. ‚идно, что люди не угнетены, а баловство
не сделало их надменными.
„ругой раз:
-- Њать твоЯ очень хороша собой была. џ с удовольствием сравнивал вчера ее
портрет с портретом моей. Њежду ними большой контраст. Ћдна белокураЯ, нежнаЯ,
настоЯщий аристократический цветок, а другаЯ смуглаЯ брюнетка, с свежим румЯнцем
-- народнаЯ кровь! ‚ одной все нерв, в другой -- все кровь!
€ли:
-- ’етушка, однако, важный малый, патриарх такой милый, bon enfant в высшей
степени! €, знаешь, у нее есть
поэзиЯ. џ заметил это сейчас: все сидит у окна и созерцает; ничего не пропустит.
‘амый выбор горничных показывает, что у нее есть вкус. Љакой ты, однако,
счастливец, ‚олодЯ! џ думаю, ты тут как сыр в масле катаешьсЯ. Ђ? признайсЯ.
-- Ќу уж, -- воскликнул Я -- Я так тебе завидовал. ‡десь нет возможности
позабавитьсЯ. ’етушке все доносЯт, и она за поведением смотрит строго. Љак это
глупо, не правда ли? Ћна как узнает про какую-нибудь из своих горничных, так
сейчас предлагает человеку, который ее обольстил, в рекруты или женитьсЯ. Ћдин
такой осел пошел в рекруты прошлого года, не хотел женитьсЯ. “дивлЯюсь! џ бы
сейчас на его месте... Ћна была очень недурна. ‚от хотЯ бы взЯть пример из
нашего сословиЯ... Ќеужели бы ты не женилсЯ с удовольствием на девушке, котораЯ
пожертвовала длЯ тебЯ всем? —его еще хотеть?.. Љак люди балуют себЯ, Я не
понимаю!
-- ќто благородный идеализм еще в тебе не остыл, ‚олодЯ!
-- Љакой идеализм! Ќет, Я очень просто говорю, что женитьсЯ приЯтно на той,
которую уже знаешь. „а и жалко ее. „евушки бедные всегда от мужчин страдают.
-- Ђх, ‚олодЯ, ‚олодЯ! ты уж слишком ценишь женщин. Ћни сами не знают, чего
хотЯт. џ был знаком с женой одного молодого чиновника. Њуж был гораздо красивее
менЯ, однако Я успел без труда. Ћна писала мне самые страстные письма. џ бы тебе
их прочел, да они остались в Њоскве.
„евиц он определЯл так:
-- Љакие два характера! џ сейчас понЯл их. “ менЯ взглЯд так проницателен, что
самому иногда больно. Љлаша мЯгче сердцем; она способна сильно любить, кротко и
в молчании: это Rosé Bradwardine ‚альтера ‘котта; а та всЯ дышит силой и
энергией. Љакой рост, какой профиль, какой огонь в глазах! ‚чера мы долго
говорили с ней в саду. џ чувствую, что мы сойдемсЯ... Ћна напоминает мне ‘ильвию
в †орже ‡анде.
-- Ђ ты любишь ‡анда? -- поспешил спросить Я с жаром.
-- Ќет, -- отвечал он, -- некоторых лиц нельзЯ не любить -- вот, как ‘ильвиЯ или
‹елиЯ; но вообще, что за пошлаЯ у нее борьба женщины против мужчин!
ќта фраза очень огорчила менЯ; но Я скоро забыл ее, благодарЯ похвалам, которые
он расточал моей обстановке; за похвалы окружающему, за умение поднЯть это
окружающее, придать ему высший смысл, Я готов был простить все пороки, всЯкую
мелочность, всЯкое отсутствие правдивости и чувства меры.
Љроме всего сказанного, Я не мог не полюбить Њодеста и за то, что он обращалсЯ
со мной как с ценной и крупной вещью, беспрестанно повторЯЯ мне: "’воЯ
невинность и умнаЯ неопытность пленЯют менЯ". Ћн прожил у нас две недели и чуть
не со слезами уехал в Њоскву.
-- Џобыл бы и больше, да старуху жаль: она больна. ’етушка была очень довольна им
и советовала мне подражать ему.
VIII
Ћ ‘офье ђжевской Я часто мечтал, еще не видав ее. ‚оображал Я ее себе девушкой
сильной, недоступной, прекрасно воспитанной, может быть, умной. €ногда казалось
мне, что ‘офьЯ та самаЯ подруга-сверстница, котораЯ гулЯет в локонах с книжкой,
ожидаЯ менЯ где-то далеко, в лесу, на берегу реки. Љлаша и „аша познакомились с
нею без менЯ у Љолечицких, молодых супругов и родственников наших, которые
любили жить весело в своей прекрасной деревне верст за 50 от нас. Ћт Љолечицких
наши барышни с тетушкой ездили к самим ђжевским и прогостили там с неделю.
Ѓесцветные похвалы, которые расточали ‘офье „аша и Љлаша, не могли еще сами по
себе сделать ей большую честь в моих глазах; напротив того, уже перваЯ
потребность отчуждениЯ от своих длЯ любви была знакома мне; уже мне нравилось
особенно то, о чем не могли знать и говорить наши, когда Я услыхал от Љлавдии
‘еменовны, вместе с похвалами, и живые описаниЯ из домашнего быта небогатых, но
блестЯщих ђжевских. Љлаша рассказывала мне о неприЯтных отношениЯх ‘офьи с
матерью. ‡аметно было, однако, что она, признаваЯ их неприЯтностЯми, придавала
общему духу жизни, в которых они зарождались, привлекательное значение. Ќикакой
насмешки, никакого юмора не было в ее словах. “ Љолечицких ђжевскаЯ бранила свою
дочь за то, что она встает беспрестанно за другими девицами, когда те, от нечего
делать, целой вереницей то уходЯт, то входЯт, из залы в сад, из сада в залу.
ђжевскаЯ увезла дочь в самый разгар удовольствий, не позволила ей играть роль
помещицы в "Ѓарской спеси и Ђнютиных глазках", сказала, что пьеса эта грЯзна...
Ћна была, значит, скучной помехой молодости; но как она умна и начитана! Љак мил
ее кабинет с резной дверью, за которой она собственным старанием разводила
дорогие цветы!
-- „аша, а как хорош роЯль у ђжевских!
-- „а... Џомнишь, Љлаша, вечером на балконе: темнота такаЯ в саду и роЯль?
-- Њне нравитсЯ, „аша, походка …вгении Ќикитишны. ‚от уж можно сказать une grande
dame. ‡аметили вы ее руки? Љак хороши! “ ‘офьи хуже, больше...
-- “ ‘офьи руки отцовские.
-- Љак это вы помните его руки?.. џ его боюсь и не глЯжу на него. ЉакаЯ жена и
какой муж!
-- ‚ молодости он был гораздо лучше ее. ђазве ты не видала его портрета? ‘онЯ
напоминает его иногда.
-- ‚от, ‚олодЯ, тебе предмет -- влюбись в ‘офью. Ћна получше твоей ‹юдмилы.
"Љогда бы увидеть ее!" -- думал Я.
†елание мое исполнилось вскоре. Ќедели через две после отъезда Њодеста из под
Џодлипок ђжевские, мать, дочь и тетка, приехали к нам и провели у нас целые
сутки.
‘офьи не было в гостиной, когда Я вошел: она ушла с барышнЯми на качели.
’етушка сделала мне знак, чтобы Я подошел к руке …вгении Ќикитишны, и менЯ
немного обидело, что эта гордаЯ дама поцаловала только воздух над головой моей.
ЃоЯсь оскорбить неравенством Ќастасью …горовну, Я и к ее руке приложилсЯ -- и она
сделала то же, что …вгениЯ Ќикитишна. Ќо к надменному лицу г-жи ђжевской это
шло, а золовка ее показалась мне в эту минуту очень жалким существом: сухаЯ,
некрасиваЯ, без чепца, веснушки... Ђ туда же!
ЏоворачиваЯ за деревьЯ, за которыми стоЯли качели, Я был немного взволнован.
’ам за зеленью раздавалсЯ незнакомый женский голос.
‘офьЯ стоЯла на доске, схватЯсь руками за веревки, и Я вдруг увидел в двух шагах
перед собою ее цветущее лицо. Ќет сомнениЯ, это она! Ћна в локонах, в диком
платье с белыми полосками; она покраснела, когда „аша (с той праздничной
гордостью, с которой мы часто рекомендуем близких людей, вовсе не любЯ их)
сказала:
-- ‚от наш ‚ольдемар!
Ќа кого она похожа? ѓлаза темные, большие, как у отца на портрете, и губы такие
же добродушные, как у него, а все остальное и все вместе как-то напоминает силу
выражениЯ и неправильные черты матери. Људри темные, румЯнец мраморный; робка,
говорит мало, а смеетсЯ мило. —то бы ей сказать? Ќа этот раз не сказал ничего;
но, когда она перед отъездом похвалила наши розы, Я нарвал их целую кучу,
исколол все руки второпЯх и поднес ей букет с почтительным поклоном. Ћна
благодарила, не поднимаЯ глаз.
‚ конце сентЯбрЯ мы с тетушкой собрались отдать им визит. —то за погода стоЯла
тогда! Љак хороша их деревнЯ, Я сказать не могу. џ уже описывал вам ее в главных
чертах, а сколько живых подробностей Я должен был опустить! Ћсобенно помню Я
первый Ясный и прохладный вечер: мы ходили гулЯть в лес и по берегу реки;
…вгениЯ Ќикитишна осталась дома с ленивой тетушкой; Я повел ‘офью под руку, а за
нами шла ЌастасьЯ …горовна с одной соседкой, про которую Я могу сказать только,
что она была девица, немолода, носила большой зеленый платок, а косу обвивала
вокруг головы, как в старину маленькие девочки. ЌастасьЯ …горовна не спускала
глаз с племЯнницы и изредка кричала ей: "‘офи, иди потише". Ћ чем мы говорили,
не помню; помню, что Я трепетал от радости. Ќа возвратном пути, в овраге,
увидали мы растерзанный, стоптанный труп белой кошки.
-- ЌесчастнаЯ! -- сказала ‘офьЯ. -- ‚ы видели серого котенка в зале? ќто ее
котенок.
-- ‚ы верно любите котЯт? -- спросил Я.
-- Ќенавижу, -- отвечала она с гримасой, -- Я всех этих животных ненавижу: котЯт,
маленьких собачонок, мышей... ’ак гадко... џ люблю только больших собак и
лошадей. ќтих котЯт maman велела взЯть; они были голодны и кричали в хворосте
тут... Maman очень жалеет этих всех животных, а мне ничего; только пока крик
слышу, жалко, а заниматьсЯ ими терпеть не могу.
џ вспоминаю, как Я бранил „ашу одно времЯ точно за такие вкусы, как Я говорил,
что она фарсит, как Язвили мы ее с Љлашей за это, а тут совсем не то... Њне
казалось, что это так и должно быть, что даже стыдно любить каких-нибудь
котЯт... ’о ли дело конь, большой пес?.. ‚ них есть сила -- и в ‘офье есть сила.
Џосле этого мы поднЯлись на пригорок и увидели „митриЯ …горовича. Ћн лежал на
траве один-одинешенек. ‡аметив нас, толстЯк засуетилсЯ, схватил свою трость и,
поднЯвшись с трудом, медленно побрел к флигелю. „очь следила за ним глазами. Ћн
миновал дом, присел было на своем крыльце, но, увидав нас опЯть вблизи, опЯть
заторопилсЯ, встал и, нагнувшись, ушел в свою низкую дверь. ‘офьЯ, поблагодарив
менЯ, тотчас же убежала к нему.
-- Ѓедный „митрий …горыч! -- сказала тетка своей спутнице в зеленом платке, -- как
он, Я думаю, счастлив теперь, что ‘онЯ пошла к нему. Ћн ее обожает...
‘оседка глупо усмехнулась и заметила, что ведь и ‘офьЯ „митриевна "очень жалеет
папашу".
’огда Я не имел еще ни малейшего понЯтиЯ о прачке, которую „митрий …горович
хотел когда-то засечь, нимало не думал о вредной расточительности его и знал
только, что …вгениЯ Ќикитишна -- начало строгости, экономии в доме... Џоэтому за
ужином Я ненавидел г-жу ђжевскую и не мог отвести глаз от бедной дочери и
гонимого отца, который сидел все времЯ молча, много ел и в промежутках между
блюдами, облокачиваЯсь на стол, закрывал руками лицо. џ не жалел ‘офью; не знаю,
как другие, а Я никогда не умел сильно жалеть того, кто мне сильно нравилсЯ; но
Я уважал, уважал ее глубоко, когда она накладывала на тарелку отцу его любимые
куски, шептала ему что-то на ухо, заставлЯЯ чудака улыбатьсЯ, или сама
завЯзывала ему на шею салфетку.
"Његера! Његера!" -- думал Я, глЯдЯ на …вгению Ќи-китишну, и с холодностью слушал
ее умные рассказы о Џетербурге, о графине N*, о кнЯзе ‘*, об итальЯнской опере,
о m-me Allan и Virginie Bourbier.
Њы хотели ехать на следующее утро, но, проснувшись, увидали, что все небо
обложило тучами и что дождь теперь нескоро перестанет идти.
…вгениЯ Ќикитишна сказала тетушке:
-- Људа вы спешите, ЊарьЯ Ќиколавна? џ, право, так рада вас видеть и вспомнить с
вами старину! Џрежде мы видались часто. Џосмотрите, что делаетсЯ на дворе.
Џодождите, быть может, завтра будет лучше.
’етушка взглЯнула на менЯ, Я улыбнулсЯ. …вгениЯ Ќикитишна обратилась к дочери:
-- ќто ваше дело, ‘офьЯ „митриевна, занЯть молодого человека, -- сказала она.
‘офьЯ покраснела и Я тоже.
„ождливый день прошел с приЯтной медленностью. „а, Я был рад, что времЯ между
завтраком и обедом тЯнулось „олго. ‘офьЯ принесла сама в гостиную целую кипу
книг с политипажами и гравюрами, и мы часа два рассматрива-
ли их, сидЯ рЯдом на диване против дверей, чтоб старшие могли нас видеть.
€зредка входила к нам ЌастасьЯ …горовна и, наклонЯсь над столом, спрашивала:
-- ќто кто, бишь? Я забыла...
-- ќто Godefroi de Bouillon, -- отвечала ‘офьЯ.
-- Ђ! да! Godefroi de Bouillon! -- восклицала ЌастасьЯ …горовна и гордо отходила.
‘офьЯ показывала мне иногда пальцем на картинки; руки ее (правду сказала Љлаша)
были немного велики; но какими почтительными и вместе страстными глазами Я
впивалсЯ в них! Џосле прекрасного обеда ‘офьЯ, ЌастасьЯ …горовна и Я играли в
домино. Џотом ЌастасьЯ …горовна села за роЯль и играла нам танцы, и мы
танцевали, с позволениЯ матери... ‚ечером в гостиной затопили камин, и …вгениЯ
Ќикитишна вызвалась прочитать нам что-нибудь громко (карт тетушка не любила, а
сказки слушала охотно). ‚ыбрали "“ндину" †уковского, и г-жа ђжевскаЯ читала с
чувством и с уменьем. Џечальный муж ее слушал тоже, в темном углу за камином.
-- Љак это свежо! -- сказала ђжевскаЯ, закрываЯ книгу. -- ‚ы верите этому, ЊарьЯ
Ќиколавна?
’етушка не нашлась, развела руками, улыбнулась...
-- •отелось бы верить! -- прибавила ђжевскаЯ, опустив глаза и рассматриваЯ кольцо
на своей прекрасной руке.
Ћна показалась мне очень молодой в эту минуту.
‡а ужином посмеЯлись и пошли спать. џ заснул в упоении. Ќас хотели удержать еще
на два днЯ, но тетушка справедливо думала, что дождЯ этого не переждешь.
-- —то? не скучал? -- спросила она дорогой.
-- Љакой скучать! ЉакаЯ умнаЯ женщина …вгениЯ Ќикитишна!
-- …ще бы не умнаЯ! -- воскликнула тетушка; потом прибавила, громко прищелкнув
Языком, -- жаль только, нравна очень! Љатюша мне вчера, как Я спать ложилась,
рассказала, от девок слышала... не только дочь или муж, золовка пикнуть не
смеет; как та голос поднимет, эта уж и дрожжи пролила от страха!
’огда, дорогой, Я узнал от тетушки всю историю ђжевских. џ не понимал, как могла
женщина так круто поступить с красавцем-мужем, как у нее достало духу. “ма и
силы сколько! Љакова-то дочь?
“мна ‘офьЯ показалась мне с тех пор, как девицы наши написали мне в Њоскву, что
ђжевские еще раз в ноЯбре по первому пути были у нас, что ‘офьЯ в восторге от
менЯ, говорит: "какой милый!" и даже цаловала при них мой дагерротип (не
забудьте, что она не более года тому назад оставила институт). џ говорю, что с
этой минуты она показалась мне умною девушкой; и говорю Я это без всЯкой
насмешки над самим собой. Љ этой поре Я уже любил и уважал в себе давно не то,
что уважал и любил прежде, и мне все казалось, что она понимает это; казалось,
что Я бы ей не понравилсЯ, если б она не слыхала или не угадывала кой-чего; Я
думал: "до нее долетит благоухание юноши-дельца", так точно, как до менЯ долетал
смутный дух ее домашних страданий!
IX
џ давно уже сказал вам, что Љатюша выросла и похорошела. ‘вежее, не слишком
белое лицо ее было продолговато, каштановые волоса густы и мЯгки, хотЯ и пахли
немного ночником; руки невелики и всегда чисты; ростом она была невысока и
смотрела весело и бегло. Ћна была стройна без корсета и могла бы выдержать
сравнение с самой привлекательной субреткой, если бы в манерах ее было поменьше
грубоватого простодушиЯ. Ћна ходила иногда немного согнувшись, размахивала
руками, была всегда занЯта и всегда добра; когда ей случалось смеЯтьсЯ при
господах, она закрывала рот рукой, несмотрЯ на то, что зубы у нее были гораздо
лучше, чем у всех нас, и закрывать поэтому было нечего. „олго не решалась она
заботитьсЯ о своей наружности, носила узкие, обтЯнутые ђукава, как наши старые
горничные, и стыдилась подражать барынЯм в покрое платьев и прическе. Љогда ей
нужна была вода длЯ чего-нибудь, она не посылала, как другие девушки, мужчин на
колодезь и не спорила с ними, а шла сама, сильной рукой вертела колесо,
доставала бадью и потом тащила огромный кувшин домой, перегнувшись на один бок,
оттопырив свободную руку и раскрывши иной раз, в рассеЯнности, рот. ‡ато все
люди любили и уважали ее, никто на нее не жаловалсЯ, никто не бранил ее, никто
даже не звал Љатькой; один называл ее кума, другой -- сватьюшка, третий --
душечка-Љатюшечка, четвертый -- ЉатЯ. ‘тоит зайти ей на минуту в людскую, уже
сейчас зазвенит там балалайка, затЯнетсЯ песнЯ, заиграет гармониЯ, заходЯт
половицы... ‘ама тетушка говорила:
-- ’ерпеть на могу этих расфуфыренных модниц! ‚ертит, вертит хвостом, только
ветер поднимает, а толку ни на грош! ‚от Љатюша -- девка, как девка: и работЯщаЯ,
и безответнаЯ, и опрЯтнаЯ.
џ скоро стал обращать внимание на старую подругу моих игр: сначала возобновлЯл
дружбу всЯкими шалостЯми, беготней по задним дворам, ловлей на чердаках,
наконец, просто, борьбой, в которой Я хотЯ и брал всегда верх, но не без труда,
потому что она была смела, сильна и увертлива. Џод влиЯнием детски грубых
страстей Я забывал иногда мужское самолюбие и говорил ей в деревне: "‡наешь,
что... Џойди-ка со мной в сени; там огромнаЯ собака... Я один с ней не слажу".
Ћна поверит и пойдет, а собака выйду Я сам и брошусь на нее. €ногда она была не
прочь от проказ, но другой раз сурово отталкивала менЯ рукой в грудь и
восклицала: "Ђх, ѓосподи! отстанете ли вы от менЯ? џ, право, тетеньке скажу". џ
обижусь, уйду и после долго хожу по зале с гордым и холодным лицом.
Џотом, около того времени, как Я перешел во флигель, осененный серебристым
тополем, и поклЯлсЯ начать совсем новую жизнь, Я и с ней переменил обращение:
говорил с ней вежливо, дружески, разумно, покупал ей иногда дорогую французскую
помаду, чтоб заглушить хоть немного скверный запах ночника, привозил ей конфекты
и фунтами, и по две, по три в кармане, откуда-нибудь из гостей, дарил платки,
косынки, перчатки, чай, сахар... Ћна принимала все с благодарностью и,
приподнимаЯсь на цыпочки, цаловала менЯ в губы с почтительной осторожностью.
-- ќх, ЉатЯ! -- говорил Я грустно, -- не так ты менЯ цалуешь!
-- Љак же еще вам? ‚ы скажите. џ буду знать вдругорЯдь.
-- ‡ачем вдругорЯдь? ’ы теперь поцалуй менЯ так, как ты бы Ђвдошку или ѓригорьЯ
поцаловала, если бы любила его...
-- “ж не знаю, право! Џостойте-ка, Я длЯ пробы, на первый раз, хоть так...
€, взЯв менЯ одной рукой за шею, нагибала к себе и цаловала крепче прежнего.
‘колько раз обманывала она менЯ! ‡ахочетсЯ мне видеть ее у себЯ, Я приду в
сумерки в девичью и скажу как нельзЯ суше и величавее: "„евушки! мне надо вот
эту тетрадку сшить: кто свободен?., хоть ты, Љатюша". “йду опЯть во флигель,
жду, жду -- она нейдет. ‡аверну в людскую... так и есть: ЉатЯ уже носитсЯ с
платком по избе; кум ѓригорий играет на балалайке; двое-трое людей молча
любуетсЯ на нее, а у нее глаза так и сверкают. ‚здохнешь и пойдешь домой,
задумчиво засунув руки в карман, и думаешь:
-- —то это женщины как странны! —его они хотЯт? Љак здесь во флигеле хорошо и
удобно, все устроено как нарочно длЯ самого обворожительного и скромного
житьЯ!.. € вдруг плЯсать в людской, где пахнет дегтем, ™ами и махоркой! —то за
вкус!
„оримедонт, должно быть, заметил мою слабость к ней. ‚сЯкий раз, как только она
приходила при нем за каким-нибудь делом во флигель, он кричал на нее самым
зверским голосом: "—его ходишь за пустЯками? Ќет того, чтобы вечерком завернуть,
когда барин дома!.."
-- Њолчи ты, грач! настоЯщий грач, как есть!
-- ’о-то грач. Џомни ты мое слово: умрешь, черви источат и крысы съедЯт.
‘тупай-ка, ступай-ка... не то, вот Я тебЯ щеткой отсюда пужну! Џри мне не
показывайсЯ на глаза; без менЯ ходи, говорЯт, слышишь?..
-- Ђх, ты грач! ЏрЯмой грач!..
-- —его смеешьсЯ? ЏрЯмой грач... €звестно, не кривой: оба глаза целы. Ќу, ступай,
ступай, пока жива!..
џ всегда слышал из своей комнаты, как они спорили в прихожей, и помирал со
смеха.
Ќаконец судьба доставила мне случай мимоходом оказать ей довольно важную
услугу.
“ нее не было ни отца, ни матери; но родной дЯдЯ ее, вольноотпущенный, держал,
верстах в двадцати от нас, порЯдочный постоЯлый двор в большом торговом селе. ‘
ним жила старуха-мать его, роднаЯ бабушка Љатюши, и она очень любила сироту.
„авно уже собиралась она откупить ее и, не имеЯ денег, уговаривала сына внести
за племЯнницу сто рублей серебром. ђаза три приезжала старуха в Џодлипки, но
тетушка не решалась отпустить
Љатюшу.
-- “спеешь еще, матушка, успеешь... џ только что привыкла к ней, да и
отпустить... Џосуди сама...
-- ‡наю, матушка, ЊарьЯ Ќиколавна, знаю. „а если ваша милость будет...
’олкуют-толкуют две старухи целый час, а ЉатЯ все крепостнаЯ.
‚озвращаЯсь от ђжевских с тетушкой и Љатей, мы заехали к дЯде, покормить и
напитьсЯ чаю. Ќадобно заметить, что тетушка была всю дорогу очень довольна
Љатей. џ, кажетсЯ, говорил уже, что за день до нашего отъезда красный сентЯбрь
стал мрачным октЯбрем; небо обложило; шел мелкий, холодный дождь; дороги
размокли и испортились. Њы ехали оттуда на вольных, в двуместной, очень высокой
карете. Љатюша сидела сзади в колЯсочке. —еловеком с нами был красивый
парикмахер Џлатошка; он забыл захватить с собою шинель, озЯб, промок, раскис; на
станциЯх бросалсЯ прежде всего на печку и, жалуЯсь на ломоту в руках и ногах, не
хотел ничего выносить из экипажа. Љатюша все делала за него.
-- ѓде наш дуралей? -- спрашивала тетушка.
-- Ћн на печке... очень нездоров, -- отвечала добраЯ ЉатЯ.
-- Љто же нам чай подаст?
-- џ подам.
Ђ у самой ноги и все платье внизу мокрые. Ќа ’рех ѓорах мы с ней вместе
выходили, чтоб облегчить лошадей; лезли пешком, по грЯзной дороге в гору, и Я,
признаюсь, выходил только потому, что перед ней было совестно. Ќа мне были
калоши и большое ватное пальто, а она в легкой клетчатой кацавейке и козловых
башмаках не только не отставала, но и перегонЯла менЯ подчас.
-- ‚озьми мое пальто, -- говорил Я.
-- ‚от еще что выдумали! ‘ейчас Я так и взЯла ваше пальто. џ еще этакое
страшилище долгополое и не захочу надеть. Ќе бойтесь, не растаю. †ива буду, и с
вами еще дома покутим.
Ђ сама хохочет. ‹ицо мокрое, свежее; глаза блестЯт так, как, бывало, во времЯ
плЯски блестели. ‘ама тетушка ее звала сесть в карету на ларчик, у нас в ногах;
но она отказалась.
Љогда тетушка, напившись чаю, легла отдохнуть, Я вышел в сени, в надежде
встретить Љатюшу. € точно, она вдруг выскочила из избы и сказала мне очень
торопливо:
-- Џойдите-ка сюда; бабушка что-то хочет вам сказать.
Ќа бабушку эту Я смотреть не любил. Ћна была очень мала ростом, ужасно суха и
сморщена; по всему лицу и по рукам красные и синие жилки и шишки; глаза
нечистые. Љак увидит менЯ, так сейчас и запищит самым жалобным, тоненьким
голосом, охает, вздыхает, стонет.
-- Ѓатюшка, батюшка! ‡дравствуйте, батюшка... Љакой большой вы стали, какой
красавец!..
Ђ сама и направо нагнет голову, и налево -- все любуетсЯ.
-- Ќе можете ли вы, батюшка, попросить вашу тетеньку... тетеньку вашу попросить,
батюшка... Џросьбицу нашу передать потрудитесь...
-- „а что такое?
-- Љатю, батюшка, внучку мою, Љатю... откупить хотим. џ пошел к тетушке, стал
уговаривать ее, урезонивать, уверЯть, что ЉатЯ будет и после ей служить за
умеренную плату. „ва раза призывали Љатюшу, два раза сама бабушка приходила и
падала в ноги, утверждаЯ, что ЉатЯ за малую цену рада будет хоть век служить,
что "ей у вас хорошо, матушка, ей у вас очень хорошо!".
Ќаконец мне удалось тронуть тетушку. џ поцаловал ее руку и сказал: "“ж Ѓог с
ней! ‚едь старуха ее столько же любит, сколько вы менЯ... ‘тарухе бедной немного
жить осталось. “тешьте ее". ’етушка согласилась, взЯла у старухи сто рублей и
обещала, тотчас по возвращении домой, приготовить отпускную.
Љогда совсем стемнело, и тетушка, загасив свечу, заснула в большой комнате на
диване, Я ушел за перегородку. Ќемного погодЯ дверь из сеней тихо скрипнула, и
ЉатЯ вошла на цыпочках.
-- ‚ы не спите? -- спросила она.
-- Ќет. Љакой тут сон!
-- —то ж так не спитсЯ? -- спросила она, садЯсь на мою кровать и наклонЯЯсь ко
мне, -- дайте-ка мне вашу ручку...
-- Љогда ты отвыкнешь от этих ручек и ножек? ’ак противно... “ другого барина
рука в поларшина, а ты все "ручка!".
-- џ хотела поблагодарить вас, -- отвечала она шопо-том и наклонЯЯсь к самому
лицу моему.
-- ’ак благодари по-человечески, а не этак.
ЉатЯ прилегла к моему плечу, чтобы заглушить смех.
-- —то это, какие вы ныньче сердитые стали! € приступу к вам нет! ‘трасть, да и
только!.. џ знаю, за что вы на менЯ сердитесь... Џодождите -- и на нашей улице
будет праздник...
-- „а; а до тех пор и Ђвдошка, и Џлатошка, и все тут будут!..
-- ‘ чего же вы это взЯли, чтобы Я да на какую-нибудь дрЯнь да вас променЯла? џ с
вами... говорить если так... просто... с самого детства росла... € вот так же,
как теперь, на кровати у вас ребенком сидела... Ђх ты ѓосподи! Џомните, как Я
вам загадки-то задавала... ѓосподи ты Ѓоже мой! чего-чего только не было...
Ћна вздохнула и обнЯла менЯ.
-- џ завсегда даже буду за вас Ѓога молить. ‚от вам мое слово!.. € замуж не хочу!
‡а какого-нибудь дьЯвола, прости ѓосподи, пойдешь, еще бить менЯ будет... Ќи за
что! Ќу-с, прощайте, покойной ночи, приЯтных снов вам желаю...
џ сладко уснул.
’етушка, конечно, сдержала свое слово, через месЯц ЉатЯ была свободна. џ
добросовестно ждал, изредка упрекаЯ ее за холодность. Ќо она всегда находила
оправданиЯ.
-- —то вы? беды мне что ли желаете? џ от вас этого, признаюсь, даже не ожидала!
‘казать, теперича, вам по правде: мы с вами вместе росли и всегда играли, и всю
вашу доброту Я помню... „айте мне с деньгами справитьсЯ... „ЯдЯ даже бабушке все
глаза мной колет...
X
Њодест, конечно, рассказал тетушке о бедственном своем положении; не знаю, что
отвечала ему тетушка, но он, уезжаЯ, сказал мне:
-- „обра старушка, да не совсем! ќх, брат, не дай Ѓог тебе иметь мой дар
предчувствовать и угадывать людей! Џрощай.
Џосле его отъезда мы с Ћльгой €вановной часа два ходили по зале и придумывали,
как бы помочь бедным ђодственникам.
-- ЊарьЯ Ќиколаевна, -- сказала солиднаЯ весталка, -- не в силах внести за них в
опекунский совет или заплатить другие долги. ‚ы судите об этих вещах слишком
легко и поверхностно, ‚ольдемар. „обро должно иметь свои пределы, как и все
другое на свете. Љовалевы, может быть, будут у нас жить в доме эту зиму; за
брата вашего заплачено 3000, урожаи плохи. ‚ы знаете ли, сколько копен стало на
десЯтине?
-- Џожалуйста, об копнах не говорите!
-- •орошо вам пренебрегать этим!..
-- Ѓудемте говорить пожалуйста о деле, о Њодесте...
-- —то же Я могу сделать? ЊарьЯ Ќиколавна, может быть, найдет им уголок в своем
доме, хоть внизу во флигеле. ‚ таком случае вам придетсЯ перейти опЯть на ваше
старое пепелище, в зеленую комнату, а верх отдадим Љовалевым...
Ћна поглЯдела на менЯ с твердым и внимательным добродушием. ЊенЯ подрал мороз по
коже. ЋпЯть за старое! ќта жертва казалась мне свыше сил. ЋпЯть дитЯ, ученик!
ЋпЯть все на глазах, опЯть домашние девицы, маленькие ссоры, невозможно принЯть
к себе кого-нибудь тайком... (хоть бы Љатюшу, котораЯ, может быть, отойдет от
нас к этому времени, или что-нибудь вроде Amélie). —то делать? Џочти дрожащим
голосом, решившись устрашить себЯ собственным самолюбием, -- сказал Я Ћльге
€вановне: "—то ж за беда? Я готов на эту жертву" -- сказал длЯ того, чтобы уж
после нельзЯ было отступитьсЯ. Ќо один Ѓог знает, как унизила бы менЯ в
собственных глазах эта жизнь в тесной зеленой комнате, в двух шагах от
тетушкиной спальни. ’ак и решили. Ќо сама судьба наградила менЯ за это доброе
намерение: через две недели после нашего возвращениЯ от ђжевских Њодест прислал
письмо.
"Finita la comedia! -- писал он. -- ‘тарухи нет, и нет имениЯ! џ застал ее
больною; все мои стараниЯ, все усилиЯ врачей не повели ни к чему. “ нее была
водЯнаЯ в груди. Њолюсь и благодарю Ѓога за то, что он дал мне возможность
успокоить ее последние дни и похоронить ее с честью. ’ы понимаешь, ‚олодЯ, кого
Я лишилсЯ в ней. €мение продано с публичного торга".
Њодест ошибалсЯ, говорЯ, что Я пойму его утрату. џ вздохнул свободнее и за себЯ
и за него. —то ж делать! ‘ мыслью о матери Я привык соединЯть чувство изЯщного,
глЯдЯ на белокурую женщину в голубом газовом шарфе с букетом белых роз в руке,
котораЯ висела на стене тетушкиного кабинета. Ђ его старушка, казалось мне,
только мешала ему жить оханьем и растрепанными волосами. Ќи китайский кофейник,
ни рассказы сына, ни миньЯтюр на слоновой кости нимало не озарЯли ее в моих
глазах: все это только согревало какой-то темной душной теплотою.
‚ конце октЯбрЯ, когда Я вернулсЯ к моим учителЯм, Њодест поселилсЯ у нас. џ с
радостью уступил ему крайнюю комнату, и тетушка сама приходила во флигель, чтобы
взглЯнуть, все ли там есть, что ему нужно.
Њодест схватил ее за руку, сделал такое лицо, какое бывает у человека, изо всех
сил старающегосЯ сдержать слезы, и сказал:
-- Ma tante, ma tante! џ благодарю вас не за себЯ, а за бедного одинокого
человека, которого вы утешаете.
’етушка поцаловала его в лоб.
-- —то ж делать, мой дружок?.. Ѓогу так было угодно. Ќикто, конечно, не заменит
матери.
Џотом, помолчав, тетушка покачала головой и прибавила:
-- Oui, les soins d'une mère... ’ебе рукомойник надобно поставить сюда.
‚ ноЯбре было ее рождение, и благодарный Њодест в течение недели просиживал все
вечера за клейкой рабочего Ящика, особенно за крышкой, где под стеклом была
поставлена хорошаЯ гравюра, тщательно и не без вкуса раскрашеннаЯ самим
Њодестом. Ќе ней была изображена ЊариЯ Њагдалина в пещере, полунагаЯ, прикрытаЯ
голубой мантией; глаза ее были грустно опущены на человеческий череп.
-- Љакой он, в самом деле, скромный, искательный молодой человек! -- сказала
тетушка, показываЯ мне подарок.
Њодест скоро сделалсЯ привычным лицом в нашем доме. Ћн долго еще был грустен; по
лицу его, казалось, беспрестанно проносилась какаЯ-то тень. Ћн мало говорил,
большею частью ходил по зале, засунув одну руку за другую в рукава, изредка
улыбалсЯ нам кротко и задумчиво, как опытный, добрый страдалец улыбаетсЯ играм
детей. ‘ Љлашей он не сошелсЯ, но „арье ‚ладимiровне оказывал много вниманиЯ.
Ћни тихо беседовали в небрежных позах на диване, а мы с Љлашей не прочь были
посмеЯтьсЯ над ними.
-- Њожет, это грех, -- говорила Љлаша, -- только мне все кажетсЯ, что он вовсе об
матери не грустит...
-- ‡наешь ли, -- отвечал Я, -- мне то же кажетсЯ! Њы робко поглЯдывали друг на
друга и смеЯлись.
-- € зачем это он отвертывает под вицмундиром такие огромные воротнички? ‹ицо
такое худое, некрасивое, щоки такие длинные! ’ак гадко! -- прибавлЯла она с
легкой гримасой презрениЯ.
-- Ќе понимаю, -- говорил мне со своей стороны Њодест, -- что ты нашел особенного в
этой булке. —орт знает, что такое! џ ведь ее насквозь вижу. •итрит и
подтрунивает, а посмотрела бы на себЯ! џ встречал такие характеры и знаю им
цену. џзвить очень легко...
Ћднажды, вспомнив старые распри, барышни заспорили. „аша ходила по комнате и
была вне себЯ; Љлаша сидела, бледнела и улыбалась. ‘пор шел о ревности.
-- џ никогда не унижусь до того, чтобы показать свою ревность; Я слишком
гор-р-р-да! -- воскликнула „аша.
-- ‚ы, вы? Ђ помните, как даже к женщине менЯ ревновали, помните?
-- Љ женщине скорее! Њужчине всегда надо меньше показывать, чем чувствуешь.
Ѓегать за мужчиной -- это унижение!
-- Ђх, полноте, „аша! ’ерпеть не могу, как вы начнете брать на себЯ. ‚ы
воображаете, что вы никогда не унижались! ‚ы очень часто унижались!
-- Љогда-с? Џотрудитесь объЯснить, когда. ‚от вы так подобострастны всегда с
знатью. Љак скоро какой-нибудь человек из beau monde, так вы и растаете.
Љлаша покраснела.
-- Ќу что ж? Џризнаюсь, к знати Я всегда имею слабость и всегда буду иметь.
Ѓогатство, чины, красота -- это все не так мне нравитсЯ как имЯ... и этакие
манеры. џ про это и не говорю; Я говорю про мужчин, которым вы всегда готовы
покоритьсЯ.
-- ѓде вы видели этому пример? —то вы улыбаетесь?.. ‚аша злость ничего не
доказывает.
-- “ж пожалуйста не требуйте примера! ‚ам будет неприЯтно: ведь Я вас знаю...
Њодест в эту минуту вскочил, грозно согнувшись подбежал к Љлаше и, пронзив ее
взглЯдом, закричал на весь дом:
-- Ђ Я вас, сударынЯ, вижу насквозь!
Љлаша немного испугалась, не скоро оправилась и отвечала:
-- —то это вы? џ разве с вами говорю?
-- Ђ Я хочу с вами говорить, и вы будете менЯ слушать.
-- Ђ если Я не хочу?
-- Ђ! ‡начит вы боитесь. Ќет позвольте!
-- —то вам нужно?
-- џ хочу доказать вам, что нрав ваш отвратителен. ‚ы обвинЯете m-lle Dorothée, a
сами как вы поступаете с ней? Љогда вам нужно куда-нибудь ехать и у вас нет
каких-нибудь туалетных финтифлюшек, вы сейчас подделываетесь к ней, начинаете с
ней говорить дружески до тех пор, пока она вам нужна. Ђ после огорчаете ее
вашими несправедливыми насмешками. ‚ы даже, Я знаю, вздумали надо мной
смеЯтсЯ... Ќо предупреждаю вас, что Я вас отбрею так, как вы и не ожидаете.
Љлаша в негодовании встала. „аша, отдыхаЯ, опустилась в кресла. Њодест величаво
отступил к дверЯм.
-- Џустите менЯ к двери; Я хочу пройти, -- сказала Љлаша. -- Љонечно, Я в чужом
доме, вы можете менЯ обижать.
‚ эту минуту Ћльга €вановна быстрыми шагами вошла в гостинную, остановилась и
всплеснула руками.
-- Mesdames! —то это? вы точно пуасардки. Fi, comme c'est vilain! ‚ы только
подумайте, как бы это -показалось тем мужчинам, которым вы желаете нравитьсЯ. џ
жалею о ваших будущих мужьЯх!
‘казав это, пожилаЯ девица красиво запахнулась в свою шолковую мантилью и вышла
в зал. Њодест грустно опустилсЯ в кресло около „аши. Љлаша убежала к себе, а Я
пошел беседовать с Ѓелинским, Ѓюффоном и другими учеными и мирными моими
друзьЯми в мой несравненный поэтический флигель.
-- ‡аймусь часок-другой, -- думал Я, вздыхаЯ, -- а там, Ѓог даст, Љатюша завернет.
‘ ней что-то веселее!
‡аступничество еще более скрепило дружбу Њодеста и „аши. Ћни продолжали
полулежать по разным углам и даже раза три уходили вдвоем на один пустынный
бульвар, который был недалеко от нас. ’етушка начала беспокоитьсЯ и,
предполагаЯ, что они влюблены друг в друга, хотела запретить им эти прогулки, но
„аша сказала о ей:
-- џ хожу длЯ моциона и мне не с кем ходить...
-- Ђх, матушка! что у тебЯ от него моциону, что ли, прибавитсЯ! -- воскликнула
тетушка и приказала брать с собой Џлатошку или „ормедонта; а если все мужчины
занЯты, так хоть девушку, котораЯ должна, не показываЯ вида, что провожает их,
сидеть где-нибудь на лавочке во времЯ их прогулки. Ќе раз случалось, что
маленькаЯ Њатрешка, в длинном ваточном шушуне, зЯбла на дальнем конце бульвара,
пока они предавались мечтам.
Ќо недолго продолжалась поэтическаЯ дружба Њодеста с „ашей. Ќа ‘вЯтках стал
Њодест уже не так задумчив. Ћн весело спорит, смеетсЯ иногда, напевает романсы.
Ћн ходит и ездит к прежним знакомым своим, к ”редовским и Џепшиковским.
”редовские живут в ‘адовой, за красивым палисадником, и там есть дочка лет
семнадцати, Ќина, немного рыжеватаЯ, но свежаЯ и причесаннаЯ дома à la chinoise.
Џепшиковские живут далеко, в ‡амоскво-речьи, но у них танцуют под фортепьЯно и
за ужином всегда подают соус из тетеревей с вареным изюмом. Њодест любит
рассказывать про своих добрых знакомых, и за вечерним чаем в зале только и
слышно: Ќина ”редовскаЯ, Џолина ЏепшиковскаЯ.
-- Љак это ему не стыдно, -- говорит Љлаша, -- беспрестанно повторЯть такие
фамилии! Џри чужих Я всегда боюсь за него, что он вдруг сейчас скажет.
‚ Ќине он хвалит наивную откровенность и говорит с сожалением, что едва мог
удержать страстного ребенка от переписки с собой; в Џолине ему нравитсЯ
способность к живописи и замечательнаЯ физическаЯ сила: по его словам, она
поднЯла раз в сенЯх такой ушат с водой, который иные мужчины насилу сдвигали с
места. Ћн был два раза в театре и говорит, что глупо со стороны людей хорошей
фамилии стыдитьсЯ званиЯ артиста, человека, который в живых образах передает нам
борьбу людских страстей. есть лет тому назад он видел Љаратыгина в "ѓамлете" и
знает много сцен наизусть.
‚се просЯт его декламировать. Ћн соглашаетсЯ и предлагает „аше сесть посреди
комнаты на стул. Ћна будет королева, он ѓамлет. „аша не в духе с утра. (џ после
узнал от Њодеста, что она давно сбиралась опровергнуть на деле обвинение Љлаши,
твердо запрещала Њодесту ходить к ”редовским и взЯла с него честное слово, что
он не пойдет. Ќо Њодест сострил: он взЯл извощика и поехал к Ќине).
-- ’ерпеть не могу представлЯть из себЯ какие-нибудь штуки, -- шепчет „аша томно,
вЯло встает и садитсЯ посреди комнаты.
Њодест бежит в девичью, достает себе бархатную мантилью, отпарывает от чорной
летней фуражки козырек и недевает ее вместо берета.
’етушка выходит из гостиной и занимает место на угловом диване; Ћльга €вановна
оставлЯет работу; мы с Љлашей смотрим на дверь. Ќастает молчание.
-- —то же это? -- восклицает вдруг „аша. -- џ встану!
-- ‘идите, сидите!
„верь из коридора отворЯетсЯ, и ѓамлет входит; мантильЯ на одном плече; берет
немного надвинут на ухо. ‚зглЯд его суров, руки скрещены на груди. ‚ыставив
подбородок, мерными, тЯжелыми шагами и несколько боком подходит он к матери...
останавливаетсЯ, молчит, потом глухим басом:
-- —то вам угодно, мать моЯ, скажите?
„аша глЯдит на него; Њодест торопливо шепчет: "ѓамлет, ты оскорбил менЯ
ужасно!".
-- ’ы оскорбил менЯ ужасно! -- произносит „аша с живым упреком в глазах.
Ќо Њодест не замечает этого взглЯда: артист поглотил человека. Ћн наклонЯетсЯ к
ней, дрожит и бешено шепчет:
-- Њать моЯ, отец мой вами оскорблен ужасно!!!
‚ эту минуту в дверЯх показываетсЯ куча горничных и сам ‘тепан из буфета с
полотенцем в руке.
-- Ђх, сколько народу! џ не могу! -- ‘ этими словами „аша вскакивает, ѓамлет
закрывает лицо руками и топает ногой.
-- ‘Ядьте, сЯдьте! -- просим мы все. Ћн опЯть уходит, притворЯет дверь и
возвращаетсЯ снова.
-- —то вам угодно, мать моЯ, скажите?
-- ’ы оскорбил менЯ... Ќу как это там, все равно... Њодест вне себЯ.
-- —то же это такое? так невозможно играть! ќх вы' “ вас вовсе нет сценического
таланта.
-- Ќе всем же иметь ваши таланты, -- отвечает „аша. -- Ђктер! -- произносит она
потом вполголоса и гордо уходит.
ѓорничные расступаютсЯ перед ней; ѓамлет в берете и мантилье с бессильным
презрением глЯдит на опустелую дверь.
-- Ћкрысилась! этакие характерцы нам Ѓог послал! -- замечает тетушка, махнув
рукой. -- Џойти-ка свой камушек докончить.
Ќа другой день между Њодестом и „ашей было тайное объЯснение, которое еще более
рассорило их.
Џока двоюродный брат мой тратил свою энергию на распри с нашими домашними
девицами, Я по-старому втихомолку встречалсЯ с Љатюшей, но она говорила все то
же.
џ негодовал и жаловалсЯ тоскуЯ Њодесту, что мне ни в чем нет успеха.
-- ђано еще! Џотерпи, ‚олодЯ. ‘лучаЯ нет, уменьЯ мало. Њожно ли думать, чтоб
такой молодой человек, как ты, прожил бы без успехов?
‹есть услаждала мою слабость, и Я решилсЯ ждать. Ќо Њодест не ждал, а
действовал, не сообщаЯ мне сначала ничего.
Ћднажды все были у обедни; Я читал в зале у окна; Љатюша отворила дверь из
коридора и, показываЯ Яблоко, которое ела, сказала:
-- ‚идите, вы все говорите, что Я вас любить не хочу, а Я вот ем Яблоко ваше. ‚ы
его обгрызли и бросили в девичьей, а Я его ем. ‚ы вашему братцу любезному
скажите, чтобы он ко мне не приставал. „аром что чужой барин, а Я все равно
тетеньке скажу, как есть на него прЯмо. ќтакой сумасшедший, на лестнице вдруг
вчера схватил цаловать!
-- ’ы была очень рада, Я думаю? -- сказал Я с го-речью.
-- ‚он радость-то нашли! Ћн нехорош! ѓубастый такой, долговЯзый; лицо весноватое!
Ќу-с, до свиданиЯ-с!
ЏрощеньЯ просим! Ќе взыщите на нашей деревенской простоте-с!
џ говорил об этом Њодесту, а он стал смеЯтьсЯ и призналсЯ, что хотел тоже
испытать счастьЯ, да видно она в самом деле строга и недоступна.
-- Ђ славнаЯ девушка! -- прибавил он.
XII
‚еликий Џост. Ќа улицах тает. Њодест ходит на лекции и готовитсЯ к выпускному
экзамену. ‘ „ашей он уже не сидит ни в столовой под окном, ни в угольной
комнатке, где по вечерам горит малиновый фонарь. „аша ходит по зале с видом
человека, способного нести одиноко ношу самого страшного горЯ. Ћна курит, гордо
поднимаЯ голову, неприЯтно поджимаЯ губы, чтоб не мочить папиросу, и бросает на
всех нас искоса взглЯды мимолетного презрениЯ. Ћсобенно вид ее величав и грустен
и лицо ее бледно, когда она выходит к обеду в чорном пу-де-суа с ног до головы.
Ћна сама даже говорит: "џ посвЯщаю себЯ навсегда черному цвету!". Џотом
опускаетсЯ в глубокое кресло, качаетсЯ на нем и шепчет томно: "Њне кажетсЯ... у
менЯ спиннаЯ кость attaquée".
-- “ кнЯжны ’ата, кажетсЯ, тоже болела спина? -- спрашивает Љлаша.
„арьЯ ‚ладимiровна забывает боль в спине, вскакивает и, стиснув зубы, уходит из
комнаты. ‚ечером Я сижу у себЯ один во флигеле и читаю. ‚друг дверь в прихожую
растворЯетсЯ с шумом, портьера откинута, и передо мной высокаЯ, бледнаЯ женщина
в чорном платье! Ћна решилась вырвать из груди всЯкую нежность, любовь, жизнь,
вырвать, кажетсЯ, самое сердце. Ќикто ей не нужен более! ‚ руках ее два
дагеротипа: на одном светло и смело смотрит Њодест в расстегнутом вицмундире, на
другом Љлаша, пышно и не к лицу причесаннаЯ, в клетчатом платье. „аша не глЯдит
на менЯ; она молча ставит портреты на мой стол и быстро уходит, не сказав ни
слова. Ќо слов и не нужно было: Я понЯл ее!
Џриходит Њодест; увидев портреты, он хохочет, валЯЯсь по дивану, и говорит:
"“мру, умру!".
џ хотел было сказать: "как ты скверно хохочешь!", но вспомнив, что деревнЯ его
продана с публичного торга, что отец его был обижен Џетром Ќиколаевичем и моим
отцом, что он некрасив и принужден ухаживать за Ќиной ”ре-довской и Pauline
Џепшиковской, промолчал.
€ с Љлашей прервала все и навсегда злопамЯтнаЯ брюнетка. Ќо в конце поста,
проходЯ по коридору большого дома, Я слышу в комнате Љлаши громкое чтение.
Џрислушиваюсь...
—то-то из "ѓрафини Њонсоро".
Ћльга €вановна встречает менЯ в зале.
-- ‚ы слышали? -- спрашивает она.
-- —то такое?
-- ќто чтение. Љаково? …сть ли в ней хоть на волос самолюбиЯ, в этой племЯннице,
которую послал мне Ѓог? ЉлавдиЯ ‘еменовна полюбезничала с ней, потому что ей
занадобилсЯ чтец, и она теперь надсаживаетсЯ там... Љакое отвращение!
’еперь за Ћльгой €вановной очередь бросать презрительные взглЯды на девиц; но на
пЯтой неделе поста дела принимают иной оборот. Џриезжает из Џетербурга г.
’е-рЯев. Ћн бывший товарищ брата по полку, недавно вышел в отставку и жил в
имении отца своего верст за 500 от нас. ’еперь отец дал ему 200 душ в шести
верстах от Џодлипок; он провел зиму в Џетербурге и привез письмо от брата.
’етушка плакала, читаЯ это письмо; Я застал ее еще в слезах; глаза ее были
тусклы, нижнЯЯ губа опустилась, руки как-то беспомощно висели на ручках кресел.
Ћльга €вановна стоЯла около письменного стола и считала новые радужные
ассигнации, вынимала их из папки и разглаживала рукой... џ бросил взглЯд на них
и подумал: "‘колько? Ћдна сотнЯ, другаЯ, третьЯ, десЯть, двадцать сотен. —то же
это такое?".
-- ‚от, дружок мой, полюбуйсЯ на письмецо! -- говорит тетушка:
"Ma très chère, ma adorable tante! (пишет Ќиколай, тот самый Ќиколай, который
называл ее год тому назад несносной ханжой! ‹егкое, но неприЯтное чувство стыда
мелькает у менЯ в душе. Ќе знаЯ ему тогда имени, Я однако не забываю его и
продолжаю читать).
"Љ кому обратитьсЯ мне в несчастии, как не к вам? ‘кажу откровенно -- Я
проигралсЯ. ЌизкаЯ женщина, которую Я имел нечастие полюбить всеми силами моей
души, бросила менЯ. Ћна блаженствует теперь, но не надолго. џ неумолим во
мщении! џ отыщу ее на дне морском! ’еперь ее нет в Џетербурге: она за границей с
старым своим волокитой, который известен здесь как дурак и отъЯвленный шут. Ћ,
ma tante! мне нечего говорить вам, как Я несчастлив. ‚ы знаете сами, что Я
должен был продать свое рЯзанское имение, и этот новый долг сводит менЯ с ума.
‹етом Я надеюсь отдохнуть в милых Џодлипках".
-- ‚ милых Џодлипках! Ћн не совсем еще растратил душу... -- подумал Я.
„еньги (4.000 р. сер. ) отосланы на почту. ’ерЯев ездит к нам часто и
употреблЯет все усилиЯ, чтоб утешить тетушку и примирить ее с братом. ’етушке не
нравитсЯ его бледное, изношенное лицо, его густые бакенбарды, выдавшийсЯ
подбородок и плоский нос.
-- ’акаЯ адамова голова! -- говорит она с досадой, но слушает его рассказы про
брата и верит его почтительной лести.
-- Џоверьте, ЊарьЯ Ќиколавна, он обожает вас! -- уверЯет ’ерЯев.
-- „обр-то он добр. “ него всегда было золотое сердце, самое чувствительное
сердце, -- отвечает тетушка, задумчиво постукиваЯ табакеркой.
Њне ’ерЯев казалсЯ отвратительным. …сли брат мой, почти красавец и цветущий
мужчина, добродушный и любезный, мог наводить на менЯ ужас своими ночными
поездками куда-то, небрежными отзывами о понедельничьи и постах, своими
бесстыдными песнЯми, то каково же было слышать то же самое от адамовой головы?
Ћн был гораздо образованнее брата, отлично говорил по-французски, немного
по-немецки и благоговел перед гнусным траусом. џ затыкал уши и просил его
молчать, когда он приходил во флигель и начинал излагать передо мной и Њодестом
свою энциклопедию.
-- ‚ы молоды, господа, признайтесь, что вы молоды! ‚ы еще белый блох, а не
чорный, прыгать не умеете!
-- Њы гордимсЯ такой неопытностью! -- возражал Њодест, поднимаЯ глаза к небу и
улыбаЯсь искренно, вдохновенно.
џ жал ему руку.
Ќо не всем ’ерЯев кажетсЯ адамовой головой. Љовалевы на эту зиму еще не
переходили к нам: они живут на своей квартире и жить умеют не совсем дурно.
ѓостинаЯ у них уютнаЯ, голубаЯ; много недорогой мебели, на столах и стенах много
гипсовых бюстов и небольших статуй на красивых подставках; есть и ковры, и роЯль
порЯдочный в столовой, и книги, а главное -- много простоты и веселости. ‘ам
Љовалев не веселит никого; он умеет только зарабатывать деньги и никому не
мешать. ’еперь он в статском платье, сбрил усы и стал еще моложавее,
женоподобнее прежнего; но взглЯд его так же сух и серьезен; он переменил службу
и работает все утро до четырех часов. ЃледнаЯ Ћлинька царствует дома. Ћна
сзывает гостей, угощает их во всЯкое времЯ чаем и кофе, у нее можно сидеть,
танцевать и дурачитьсЯ до двух часов ночи. Ћна любезна со всеми, и ей можно
привесть кого угодно -- графа, военного, лекарЯ, инженера, актера, учителЯ -- лишь
бы он не был слишком скучен. ‚се у нее как дома, непрошенные садЯтсЯ за роЯль,
поют, танцуют, любезничают; она на всех смотрит пристально и томно, беспрестанно
курит и делает резкие, проницательные замечаниЯ: "‚ы никогда ни на чем не
остановитесь в жизни, Я вижу это по глазам". -- "‚ы должны быть очень влюбчивы".
-- "‚ы не пишите ли стихов?" и т. п.
„аша очень дружна с ней ‚еликим Џостом и часто, выпросив человека, проходит с
ним мимо моего флигелЯ в новой шлЯпе, с муфтой, в шолковом салопе, распустив
локоны; походка ее весело волниста и движениЯ игривы, как походка и движениЯ
счастливой и блестЯщей женщины. —орное пу-де-суа висит в ее спальне. Ћднажды она
подходит ко мне и, приветливо улыбаЯсь, берет за руку.
-- Ќе сходить ли нам к Љовалевым? Џогода славнаЯ... Џриходим. ’ерЯев уже там, и
„аша садитсЯ за роЯль.
Џоет один романс, поет другой и поет великолепно, помогаЯ себе и глазами, и
легкими движениЯми стана, то лежит грудью на пюпитре, как будто она близорука,
то откидываетсЯ назад, призываЯ всех к жизни и наслаждению. "‹ови, лови часы
любви!.." € ’ерЯев, следуЯ ее совету, уходит с ней в кабинет хозЯина.
’ерЯев либерал; он говорил, что крестьЯн необходимо освободить, еще тогда, когда
одним это казалось бредом, другим мечтой, несбыточной по самой высоте своей,
идеалом вроде вечной, страстной любви, или бедного, но честного русского
гражданина.
-- —то такое народ? Ќарод -- машина, грубаЯ масса, -- сказал однажды Љовалев,
презрительно махнув чубуком.
-- Ќет, народ не машина, -- возразил ’ерЯев. €, сказавши это, он так выразительно
передернул бровЯми и мельком взглЯнул на моего прежнего Ђполлона, что "адамова
голова" озарилась вдруг передо мною минутным лучом самой высшей жизни.
-- Ќет, народ не машина, -- повторил он еще теплее, -- вы знаете, что сказал ѓизо:
"‡дравый смысл есть гений толпы!".
-- ‚от какие он вещи говорит! -- подумал Я.
•отЯ Я знал только, что ѓизо -- ѓизо; но, вспомнив, что в "€ллюстрации" Я видел
рисунок медали, на которой были представлены головы и руки, простертые к
маленькому человеку строгого вида на кафедре и во фраке, с надписью: "On peut
épuiser ma force, mais on n'épuisera
jamais mon courage!,.", вспомнив это, Я извинил „аше ее легкомысленную ходьбу с
локонами мимо моего флигелЯ. Ћни часто спорили при мне с Љовалевым. Љовалев не
любил стихов; признавалсЯ, что не понимает ни ”ета, ни ’ютчева, ни
антологических пьес Њайкова и, подло сгорбившись, как и следовало человеку,
непонимающему стихов, восклицал:
-- Ћх уж мне все эти охи да ахи! Џора бы бросить это да заниматьсЯ делом!
Ќи слова не возражаЯ на это, ’ерЯев прочел наизусть "’ройку" Ќекрасова с таким
искренним одушевлением два раза срЯду, что у менЯ мороз пробегал по спине, когда
он доходил до слов:
Ќе нагнать тебе бешеной тройки! Љони сыты, и крепки, и бойки, € Ямщик под
хмельком, и к другой ЊчитсЯ вихрем корнет молодой.
Џосле этого ’ерЯев стал длЯ менЯ своим человеком. Ѓыли минуты, в которые Я даже
не мог удержатьсЯ от улыбки легкой радости, когда он входил в комнату. Ќо в
апреле, после свЯтой, тетушка тронулась в путь с тремЯ девицами. Њы с ’ерЯевым
провожали их до первой станции на почтовой тройке в телеге. Ћн рассказывал мне о
своей деревне, котораЯ всего шесть верст от Џодлипок, о том, как он умеет жить и
как он будет угощать менЯ самым лучшим запрещенным плодом, и прибавил:
-- “ менЯ, батюшка, там такое древо познаниЯ добра и зла, что вы, отец, целый
месЯц облизыватьсЯ будете. Superfine.
„рево познаниЯ добра и зла напомнило мне об адамовой голове, и Я невольно
улыбнулсЯ. Ћн принЯл это за “лыбку ликующего заранее воображениЯ и, с жаром
схватив менЯ за колено, продолжал:
-- „а-с, упою вас самой квинтэссенцией! џ люблю вас. …сли б не ваше бабье
воспитание, так вы были бы отличный малый. „а Я вас переделаю.
џ был уверен, что переделка не удастсЯ, потому что под словами "бабье
воспитание" он разумеет, вероЯтно, самые заветные мысли и чувства мои, которые Я
любил и лелеЯл, как самые нежные, изЯщные цветы моей жизни, и только по
врожденной неосторожности и детской суетности выставлЯл напоказ, всегда с
внутренним упреком и болью. Ќо слова "Я вас люблю" действовали сильно. ‘оединив
их с воспоминанием о ѓизо и волосах, откинутых за пылающие уши, Я готов был сам
полюбить его. ‘лучай спас менЯ. Ќавстречу ехал обоз.
-- ‘ворачивай, сворачивай, чорт возьми!
Џередний мужичок спит ничком на телеге. …ще мгновение -- и кнут в руках ’ерЯева.
Ќи одного не пропустил он так, задел хотЯ слегка или по крайней мере заставил
откинутьсЯ в сторону. Ќа возвратном пути Я отвечал ему только да и нет; он
поглЯдел на менЯ пристально и угадал в чем дело.
-- Ђ! вы не любите этого! -- воскликнул он смеЯсь, -- это правда; теперь оно
скверно, но вот надо отпустить их всех и тогда можно будет тешитьсЯ. ќто уже
будет отношение одной свободной личности к другой...
XIII
Ќезадолго до моего отъезда в деревню, Я ехал однажды в пролетке по Љузнецкому
Њосту. ‚друг смотрю, идет высокий мужчина в чорном пальто и серой шлЯпе, под
мышкою зонтик. ‚глЯдываюсь: это мой спаситель -- ћрьев!
-- ‘той! ‘той!
„олго не забуду Я выражение радости на его бледном лице.
Ћн сказал только: ‚олодЯ! -- и протЯнул мне руки.
Њы сели в пролетку и не расставались до полуночи. ‚се было перебрано,
пересказано; был и смех, была и невеселаЯ беседа. ћрьев жил в •амовниках, в
красном домике с желтыми украшениЯми, у разбогатевшего чиновника и занималсЯ его
детьми. …му не хотелось поступить на казенный счет в университет, а на свой без
работы он не мог. џ стал звать его в Џодлипки, но он заметил, что подлипки не
мои, "да и куда-де мужику в ваши антресоли забиратьсЯ!"
-- Џочему же антресоли? -- спросил Я смеЯсь. -- Џолно, поедем!..
-- Џосмотрите, -- отвечал он, -- у нас и перчаток нет. € сейчас сымпровизировал:
‘ голыми студент руками € с небритой бородой Џринужден был жить трудами “
чиновника зимой...
„альше помню только игру слов "аристократ" -- и "ори-стократ". €, несмотрЯ на все
мои мольбы, он осталсЯ непреклонен.
‚ день отъезда он пришел провожать менЯ, был серьезен, говорил мне: "‚ернись же,
‚олодЯ, скорее! при тебе все теплее". Ќо в ту минуту, когда Я занес ногу на
подножку тарантаса (Њодест уже сидел в нем), он спросил: -- "Џозвольте мне всегда
звать вас "„он-’абаго"?"
-- •орошо, зови, -- отвечал Я, не обижаЯсь слишком, но все-таки поморщилсЯ и
прибавил: "—то за бессмыслица! ".
-- Ћн грубоват и, должно быть, эгоист, -- заметил Њодест, когда ћрьев скрылсЯ из
глаз.
—Ђ‘’њ ’ђ…’њџ € ЏЋ‘‹…„Ќџџ
I
„авно уже Џодлипки не были так оживлены, как в последнее лето перед моим
студенчеством. ‘о всех сторон съехались гости. Њодест кончил курс, и мы выехали
с ним из Њосквы в июне. ‚след за нами приехали брат и Љовалевы. ’ерЯев был тоже
в своем имении и начал ездить к нам беспрестанно.
“тром от 9 до 12 часов не снимали со стола скатерти, самовара, кофейников и
чашек. Љто придет раньше, кто позднее. Џозднее всех приходили брат и м-м
Љовалева. ‚се шумели, спорили, смеЯлись, рассказывали. „о трех часов рассыпались
куда попало; всЯкий выбирал себе общество по вкусу; образовались небольшие
кружки: после вечернего чаЯ все ходили гулЯть пешком в поле или ездили верхом, в
таратайке, в телеге, в беговых дрожках. Ќаши барышни, Љовалева и брат большею
частию были вместе; сидели на антресоли у Љлаши или шумели при тетушке в
гостиной; Љовалев бродил по дому с трубкой, читал газеты тетушке и Ћльге
€вановне или беседовал с капитаном, который в свободные минуты нередко приходил
к нам, несмотрЯ на жар, в форменном сюртуке без эполет и в высокой разлатой
фуражке. …го ”евроньюшка беспрестанно гостила у нас.
Њы с Њодестом на этот раз поселились длЯ простора в старом флигельке с
изломанной печью и полинЯлыми обоЯми. Ћн стоЯл на заднем дворе, и перед окнами
его был красивый широкий огород. Њы часто читали там с Њодестом или
разговаривали; уходили вдвоем в сад и в рощу.
‘начала не было заметно никакой враждебности между нами и остальным обществом.
Њодест иногда, впрочем, скажет, уходЯ из гостиной, где все вместе рассказывали
анекдот, смеЯлись и пели:
-- ЉакаЯ скука! —то за деревЯнное лицо у этого Љовалева! ‘идит как кукла целый
день с трубкой; а у жены такое выражение лица, что ее не следовало бы в
порЯдочный дом пускать. Ѓрат твой фат; он на весь мiр смотрит как на орудие
своих наслаждений. Ђза в глаза не знает и кутит в Џетербурге! ќта худаЯ „арьЯ
‚ладим1ровна сидит в углу с своим чахлым ’ерЯевьш... —то тут хорошего? „ва
скелета, две голодные кошки любезничают друг с другом! Ћдна только и есть
порЯдочнаЯ душа, это ЉлавдиЯ... Ћна по крайней мере не глупа.
џ не соглашалсЯ с ним и возражал ему искренно:
-- Љ чему это разочарование? џ, признаюсь, не понимаю Ѓайрона. ‚се это вздор!.
Ќадо уметь быть счастливым. Ќадо быть твердым и положительным... пользоватьсЯ
минутой. ‚се это ходули и румЯна. „оброты и простоты нет -- вот что! Љ чему †ак у
‡анда бросилсЯ в пропасть? €з-за какой-нибудь женщины? ђазве нет других? †ак был
очень умен в теории, но практически он был глуп.
ѓоворЯ так, Я иногда стучал кулаком по столу и выходил из себЯ от досады на
людей, не понимающих всю прелесть жизни.
-- ’ы судишь как богатый матушкин сынок. ’ебе все улыбаетсЯ, -- отвечал Њодест.
Џосле этого мы становились на сутки, на двое суше друг с другом. Ѓрат тоже делал
иногда какие-нибудь замечаниЯ насчет Њодеста, тоже за глаза.
-- —то это у м-сье Њодеста за привычка носить на ее носовые платки и при всех
ходить в таких клетчатых ароварах, которые порЯдочный человек только по утрам
ЏЋ„ халат надевает?
€ли:
-- „авно что-то Њодест €ваныч не рассказывал о ^редовских, Џепшиковских,
”илипповских... ‚ладим1р, Tbl знаком с этими ”илипповскими?..
-- ”илипповских нет вовсе...
-- Ќу, все равно... Љак их там, его аристократиЯ-то? Ќо брат говорил все это без
злобы; а у Њодеста лицо
искажалось от радости, когда он успевал что-нибудь подметить.
Ћдин раз только вышла ссора посерьезнее. Њы все пошли гулЯть в поле и встретили
крестьЯнина с возом сена. ‘ нами были братнины борзые; за одним из возов бежала
дворнЯжка среднего роста. “видав борзых, она бросилась сперва под воз, потом
выскочила оттуда и побежала полем к деревне. Ѓорзые за нею. Ѓарышни закричали:
"Ђх, Ѓоже мой! разорвут!" Ќо брат захохотал и начал травить: "ату его! ату его!"
Ѓорзые наскакали, собачка завизжала и покатилась, вырвалась; опЯть наскакали,
опЯть покатили ее; опЯть она вырвалась...
-- ќх! -- сказал Љто-то около менЯ тихо. џ обернулсЯ. •озЯин собаки, снЯвши шапку,
стоЯл около воза и жалобно смотрел туда. ‚ыразить не могу, что Я чувствовал в
эту минуту. „аша и Љлаша кричали: "Ћтбейте, отбейте ее! Ћни ее растерзают!"
Ћлинька, муж ее и ’ерЯев смеЯлись над ними. Њы с Њодестом бросились отбивать.
‘обачке вырвали клок мЯса из боку и искусали заднюю лапу: хромаЯ и визжа, ушла
она на деревню, а борзые вернулись к брату. ‚ это времЯ подошел к нему Њодест.
-- ќто свинство! -- сказал он, бледнеЯ.
-- Џочему это, позвольте узнать? -- спросил брат, вежливо склонЯЯсь к нему.
-- Џотому что... ќто понЯтно!.. —то тут (Њодест задыхалсЯ от гнева) у мужика...
-- Ђ! -- воскликнул брат, -- понимаем! ќто гуманность, -- прибавил он немного в нос.
-- Ђ? это гуманность! ’ак ли Я произношу? Pardon!.. џ ведь человек не ученый...
Њодест посмотрел на него с презрением и покачал головой.
-- Ђ если б хозЯин этой собаки да вас бы кнутом хорошенько или лицо бы вам все
разбил?
ѓлаза у брата помутились; он схватил Њодеста за руку и прошептал:
-- Љак? мужик? „а Я бы его туда запрЯтал, куда ворон костей не заносит! --
Џослушай ты, -- продолжал он, обращаЯсь к мужику, который между тем побрел за
своим возом, -- ты как смеешь водить собак, когда господа ходЯт гулЯть?
Њужик поклонилсЯ.
-- џ, батюшка, Ќиколай Ђлександрыч, не знал, что вы изволите гулЯть.
Ѓрат остыл.
-- ‘тупай, -- сказал он, -- вперед чтоб этого не было.
Њы ушли с Њодестом домой. Ћстальные продолжали прогулку.
Ќо скоро новые впечатлениЯ заставили забыть историю бедной собачки.
II
‘амой любимой partie de plaisir нашего общества были прогулки пешком в ‹обаново,
к Љопьевым. ‹обанове от нас всего полторы версты. —ерез деревню протекает ручей;
есть березоваЯ роща за овинами; много больших лугов; а домик капитана покрыт
соломой и стоит за ракитами на склоне горы. “ капитана есть небольшой сад.
’ерЯев там часто гулЯл с „ашей по вечерам, уходил с нею в поле далеко. Љлаша
хохотала в углу с ”евроньюшкой, а мы с Њодестом слушали рассказы капитана о его
походах, о том, как девки любили их в “краине, как они раз с воем провожали
полк, так что их палочьем солдаты вернули „омой. €ногда все вместе играли в
горелки, в четыре угла, пели хором, танцевали под капитанскую гитару.
Њодест, впрочем, часто оставалсЯ дома или уходил Џрежде других домой. ђевность
грызла менЯ иногда, но
Љатюша была мила со мной, повторЯла старые обещаниЯ, и Я верил ей. Ћднажды
молодежь наша ужасно расходилась в ‹обанове. Ћлинька Љовалева отлично умела
представлЯть и передразнивать. Ћна то рассказывала про одного барина, который
был влюблен в нее и говорил ей басом: "Я с этого днЯ с вами на другой ноге"; то
представлЯла, как такаЯ-то стараЯ девушка танцует мазурку и хохочет в такт от
радости. ‡а ней поднЯлсЯ ’ерЯев; он тоже был мастер на эти дела; мы все просто
задыхались и плакали от смеха. Њодест долго был задумчив, но вдруг и он вздумал
выйти на сцену, сел посреди комнаты и стал представлЯть какого-то учителЯ.
Ѓольно было смотреть на него, голос его дрожал, он забывал даже, что нужно
говорить, тЯнул... все из учтивости улыбались. Ќаконец он вскочил со стула,
захохотал один и, вскрикнув: "ЏреуморительнаЯ была фигура!", вышел вон и
скрылсЯ.
Ќемного выждав, Я поспешил домой; Я полагал, что он страшно страдает. ‚о флигеле
его не было; Я пошел в сад, но, увидав издали на сажалке розовое платье Љатюши,
забыл о нем и бросилсЯ к ней.
Љатюша мыла какие-то воротнички, присевши на плотике, и пела вполголоса очень
грустно: ’ы поди, моЯ коровушка, домой. џ раздвинул лозник. ‚ообразите мое
удивление, мою досаду: Њодест лежал под кустом.
Ћн улыбнулсЯ как счастливый соперник. Љатюша обернулась, засмеЯлась тоже и
сказала:
-- Ќу! все притащились!
-- ’ы будто и не рада? -- неосторожно спросил Њодест.
Љатюша сурово посмотрела на него.
-- “ж пожалуйста! ‘кучно слушать даже... Њало Я вас отсюда гнала. Ћб одном вас
прошу: отстаньте от менЯ. ‚ы все лезете ко мне, а не Я к вам. Њне, может быть,
целый день от одних людей покоЯ нет, все ко мне с вами пристают. —орт знает, что
плетут... ђада! …сть чему радоватьсЯ, скажите пожалуйста! Љакую радость нашел!
-- Ќу, матушка, понесла ахинею! -- возразил Њодест, с пренебрежением взглЯнул на
нее и встал.
Њы вышли с ним из лозника.
-- ѓруба! -- сказал Њодест, -- не будет из нее толку!..
-- Љакого же ты хочешь от нее толку?..
-- Ђ ты?
-- џ? џ бы желал только иметь ее любовницей...
-- € ты находишь подобное желание нравственным?
-- ѓода через два Я буду в состоЯнии обеспечить ее...
-- Ќет! -- продолжал Њодест, и лицо его проЯснилось, -- Я не так понимаю
нравственность. Ђх, если б Я мог всех судить по своему благородству!..
-- „лЯ чего же ты уходишь рано из ‹обанова или остаешьсЯ здесь, когда мы идем?
-- „елай свое дело, -- отвечал он, -- а Я свое. Ќа чьей улице будет праздник,
увидим после. џ не сержусь на тебЯ, и ты не сердись...
’акое условие было в моем вкусе, и мы остались друзьЯми.
Ќо мне противна была настойчивость: Я находил ее унизительным делом; то по целым
неделЯм не говорил с Љатюшей, то, собираЯсь остатьсЯ вечером в Џодлипках и
мешать Њодесту, не мог устоЯть против улыбки брата и его голоса, когда он
говорил мне:
-- Ќу, ну, бери фуражку! …дем к ’ерЯеву. €ли:
-- ‚олодЯ, что ж ты в ‹обанове с нами?
Ђ Њодест шел своей дорогой, и хоть многие замечали, что у него есть что-то с
Љатюшей, хотЯ сама тетушка сделала ей выговор за то, что она мало принесла
грибов из рощи, и прибавила даже: "не грибы на “ме, мать моЯ, не грибы!", но
скандала не было еще никакого.
Љовалев уехал в Њоскву, обещаЯ вернутьсЯ в половине августа за женой. Ѓез него
еще стало заметнее, что брат ухаживает за Ћлинькой. „аже и Я, неумевший тогда
ничего подозревать, начал обращать на них внимание. Њодест, который был и
опытнее, и меньше занЯт собою, чем Я, и тут пособил мне.
-- “ехала кукла, -- сказал он, -- теперь лев наш потешитсЯ!
€ точно. Ќиколай ходил гораздо чаще прежнего с Ћлинькой по зале и по саду; в
рощах они старались удалЯтьсЯ от других; вечером на балконе просиживали по целым
часам вдвоем, и все остальные старались не мешать им, уходили с балкона, не
вмешивались в их разговоры. ‘ другой стороны, ’ерЯев все настойчивее и
настойчивее увивалсЯ за „ашей, привозил ей ноты, книги, ездил с ней верхом в
наших маленьких кавалькадах. Ћни часто все четверо удалЯлись в комнату
Љовалевой, и мы слышали там смех и пение хором страстных или грустных романсов:
"Љогда все пирует и блещет вокруг" или "—то затуманилась, зоренька ЯснаЯ". Ћльга
€вановна не следила за племЯнницей, она надеЯлась на ’ерЯева и говорила о нем
так:
-- Њне кажетсЯ, что в этой голове сосредоточиваетсЯ весь человек нашего времени!
Љлаша иногда принимала участие в этих сборищах, иногда сидела у себЯ наверху с
”евроньюшкой, вышивала с нею вместе в пЯльцах бархатным швом великолепный
дорожный мешок длЯ брата и в часы отдыха ела с ней толокно и землЯнику со
сливками. Њы с Њодестом чаще бывали у нее, чем у Љовалевой.
-- ‡наешь, -- сказал он мне однажды, -- Ќиколай Ђлександрович сегоднЯ ночью в
халате пробралсЯ через девичью к Љовалевым.
-- Ќеужели?
-- ‘проси у Љатюши. Џоловицы скрипЯт в коридоре. Ћна проснулась и смотрит:
крадетсЯ в туфлЯх и в своем львином халате. Ќадобно будет поздравить мосье
Љовалева с куафюрой! Ђ что бы брЯкнуть ему хоть письмецо: так мол и так?
-- Ќе может быть. “ нее ребенок спит в комнате; девочка уж велика...
-- ќ! пустое! ‡ахотЯт, так девочка ничего не узнает. “ж не хватить ли письмом?
‹ицо его опЯть исказилось.
-- Ќет, не делай этого. Љовалев хоть и маленький, а сердитый, как бы он не
наделал чего-нибудь брату.
-- Ќе беспокойсЯ! „уэли не будет: все фанфароны, подобные твоему брату,
серковаты.
-- Џерестань, ты уж слишком на него нападаешь. —то ты завидуешь ему, что ли?
-- Њне и даром это привидение не нужно, -- гневно возразил Њодест, взЯл арапник и
ушел в поле.
‚ течение нескольких минут он был мне противен; но часа через два после этого Я
случайно увидал его через садовый забор на лугу около рощи; опершись на забор, Я
долго смотрел, как он уходил не торопЯсь по дороге в орешник. Ћн шел, повесЯ
голову, так одиноко, невинно и безвредно, твиновое пальто его было так не ново и
не модно, луг так зелен и свеж, что Я помирилсЯ с ним.
џ рассказал Љлаше про ночное приключение брата. Ћна ахнула, покраснела, но
сказала, что не верит и что на сплетни этих горничных нельзЯ полагатьсЯ; но
потом задумалась что-то и загрустила.
Њежду тем враждебность обозначалась все Яснее и Яснее. Ѓрат называл нас с
Њодестом прЯмо в глаза министерством народного просвещениЯ. ‚ыйдем поутру к чаю,
°н раскланЯетсЯ с нами, подаст нам обе руки разом и скажет:
-- Ђ! министерство народного просвещениЯ!
Њне это не нравилось, но Я улыбалсЯ, потому что не Њог устоЯть против его
улыбки, которую мне бы хотелось Ќазвать цветущей улыбкой. Њодест отвечал ему
молчанием и презрением. „лЯ ссор и разногласий было много случаев.
‚о всем мы расходились. ‚кус, мнениЯ, понЯтиЯ -- все было разное. Џоехали,
положим, ко всенощной. ’етушка и Ћльга €вановна стали на обыкновенных местах
своих в большой церкви. Ќаши девицы, м-м Љовалева и ’ерЯев остались в заднем
приделе нарочно, чтоб удобнее разговаривать. ‘начала и мы с Њодестом стоЯли
около них; ’ерЯев что-то шептал дамам, а те давились от смеха и закрывались
платками. ‚ приделе было мало народу, только изредка сильный взрыв смеха
заставлЯл оборачиватьсЯ назад седого и сухого старика, который молилсЯ громко и
усердно в темном углублении окна. Њодест толкнул менЯ локтем и, показав на них
глазами, покачал головой и сказал:
-- Ћтойдем к окну, туда, к старику.
џ сначала не послушалсЯ, но когда брат, развалившись на кресле, за которым он
нарочно посылал старика, вынул из кармана какую-то книгу и начал читать громко
то место, где отец и мать героини занимаютсЯ наверху мозолЯми, Я тоже отошел от
них. ’ерЯеву и брату и этого было мало; под конец всенощной они пошли в большую
церковь, при всем народе серьезно и набожно становились на колени перед налоем,
на котором лежал образ, крестились, падали ниц и прикладывались. „амы едва-едва
удерживались от смеха.
-- ‘тоит все это рассказать тетушке! -- заметил Я Њодесту.
-- Ѓог с ними! -- отвечал Њодест, -- старухе будет больно, а мерзавцев не
исправишь.
Љапитанова ”евроньюшка была очень смешлива, робка и добродушна. €спугать ее
можно было всем: прыгнул вдруг кто-нибудь около нее, стукнул, ахнул из угла,
тронул ее сзади -- довольно, ”евроньюшка уже кричит благим матом. ‘тоит сделать
гримасу перед ней или рассказать ей на ухо что-нибудь не совсем пристойное и
забавное -- ”евроньюшка и пошла киснуть и кататьсЯ. Ѓрат любил ее или, лучше
сказать, любил забавлЯтьсЯ ею. Ћн при всех цаловал ее насильно, звал ее
всЯчески: "•овринька, ”евра, ”ебруар, џнуар!" €грал с ней в карты, в фофаны, в
дураки, в зеваки; если она проигрывала, он надевал на нее колпак из сахарной
бумаги или кричал ей прЯмо в лицо, как будто зеваЯ: "зев-а-а-ка, зев-а-а-ка".
ђаз в дождливый вечер вздумали мы вместе играть в зале в горелки, в жмурки, в
четыре угла. Џотом уже начали возитьсЯ и бегать как попало. „аже Њодест
разыгралсЯ. Њы гонЯлись за дамами по всем комнатам; они прЯтались от нас в
шкафы, за кровати. ’етушка и Ћльга €вановна сидели в зале, любуЯсь на нас.
”евроньЯ села на пол за спинку тетушкина кресла и прикрылась концом оконной
занавески. Ѓрат вытащил ее оттуда и закричал:
-- Ђ, •оврЯ, •оврЯ! вы смеете менЯ так мучить... ‚от вам за это.
€ он толкнул ее к ’ерЯеву, ’ерЯев к нему, он опЯть к ’ерЯеву... •оврЯ сначала
смеЯлась, потом просила перестать, потом вдруг присела на пол и заплакала. Ѓрат
поднЯл ее и хотел поцаловать, но она отклонилась и тихо сказала:
-- ђазве так шутЯт? …ще какие люди!
‡акрылась платком и пошла к коридору. „аша подбежала к ней, обнЯла ее и увела
наверх.
Ѓрат долго смотрел ей вслед и воскликнул: "‚от тебе раз! Љаков ”ебруар?" -- и,
равнодушно напеваЯ что-то, стал ходить по зале.
-- Ќапрасно, ЉолЯ, ты так неосторожен, -- начала тетушка...
Ќо в эту минуту вышел из угла Њодест и обратилсЯ к брату:
-- Ђ ведь вы, Ќиколай Ђлександрыч, не сделали бы этого с кнЯжной Ќ. или с
графиней ‚.?
-- —то-с? -- спросил брат, сбираЯсь, должно быть, с мыслЯми.
-- ‚ы слышали, что Я сказал...
-- —то-с? кнЯжна? џ полагаю, что здесь дело зависит не от кнЯжны, а от понЯтий,
от manière d'être... Џоверьте, она все это простит и очень будет довольна
мной...
-- Ђ если б у нее был брат, который бы... -- закричал Њодест громовым голосом и
сделал движение рукою...
-- Ђх, мать моЯ! -- воскликнула тетушка, -- как закричал!.. —то с тобой?
Њодест стоЯл бледный и зверски смотрел на брата. Ѓрат был спокойнее; не вынимаЯ
рук из карманов, он отвечал:
-- ’от, кто бы это сделал, не был бы жив. € ушел в свою комнату.
Џосле Я узнал, что брат накануне предлагал Љатюше деньги и золотую брошку; она
отказалась от них и потом, когда проходила без нас с Њодестом и без тетушки
через залу, брат при Љовалевой и девицах сперва заставил ее по-цаловать у себЯ
руку, а потом подставил ей ногу так, что она растЯнулась как нельзЯ грубее и
ушибла себе колено.
IV
”евроньЯ так оскорбилась, что на другой день ушла рано утром домой. ‡а чаем все
стали делать выговоры брату.
-- ‚о времЯ шутки надо удерживать себЯ в границах, -- заметила Ћльга €вановна.
-- Ћна очень долго плакала, -- прибавила „аша. Љлаша сказала, что не могла
уговорить ее остатьсЯ;
Њодест молчал, а Я советовал брату сходить в ‹обанове извинитьсЯ.
Ќиколай засмеЯлсЯ и отвечал:
-- ’еперь жарко, а ужо пойдем все вместе.
—асов около восьми вечера привели •овриньку из ‹обанова; Ќиколай шел с ней под
руку впереди всех.
-- ‚от она сердитаЯ •оврЯ! -- воскликнул брат, вводЯ ее в гостиную к тетушке.
-- —то это ты, мой дружок •оврЯ, вздумала капризничать? -- спросила тетушка, когда
та подошла к ее руке. ‚едь ты знаешь, здесь все тебЯ любЯт.
-- „а они-то не всех одинаково любЯт, -- заметил ’ерЯев. -- Ћни обуреваемы страстью
к одному...
‚се захохотали... •оврЯ тоже засмеЯлась и покраснела... Ѓрат пристал к ней:
-- Љак? Љак, •оврЯ? ‚ы влюблены?..
-- …й-Ѓогу, ей-Ѓогу -- нет... ей-Ѓогу нет! ќто...
-- ‡начит Я лгу? -- перебил ’ерЯев, -- а наволочка?
-- —то, что? что такое наволочка? какаЯ наволочка?
-- Ќе говорите! …й-Ѓогу! Ђх! ‚асилий Џетрович... как это можно... ќто неправда...
-- Џозвольте, позвольте, -- продолжал ’ерЯев, -- ”евроньЯ Њаксимовна сшила себе,
Ќиколай Ђлександрыч, подушку из шолковой подкладки вашего старого халата,
покрыла ее белой, самой белой наволочкой и ни за что на другой подушке заснуть
не может.
‚се опЯть хохочут.
-- Ђх, •оврЯ! Ђх, •оврЯ!!
-- Ќеправда, ей-Ѓогу, неправда...
‚ это времЯ Љлаша с Љовалевой вошла в залу; Я за ними; скоро и „аша с Њодестом
пришли туда же...
-- Љак Я не люблю, когда так пристают! -- сказала Љлаша Љовалевой.
-- ‚от сострадательнаЯ душа! -- воскликнула Љовалева, -- •оврЯ очень рада; она
готова все перенести, чтобы только бывать здесь. ’ы, Љлаша, уж слишком
чувствительна. Ђ еще соперница!
Љлаша вспыхнула.
-- Ќе знаю, кто больше соперница, вы или Я!
-- ќто почему же? Љовалева переменилась в лице.
-- Џолноте, полноте! -- продолжала Љлаша, -- все понЯтно, все видно... очень видно
(Я дернул ее за рукав).
Ќо у нее уже сделались те злые глаза, которых Я не любил; она начала потирать и
пожимать одну руку другой (у нее это верный признак сильного волнениЯ) и
продолжала:
-- Џоверьте, Я знаю и понимаю больше, чем вы думаете.
Љовалева устремила на нее неподвижный, наглый взор, скаредно вытЯнула вперед
свое поблекшее и правильнее лицо и, помогаЯ себе движениЯми рук, отвечала
быстрым полушепотом:
-- —то вы? что вы хотите этим сказать? ‚ы думаете испугать менЯ? Ќет, вы менЯ не
испугаете! ‡наю, знаю Я. ‚ы хотите уверить всех, что Я влюблена в ЌиколаЯ
Ђлександрыча, что он за мной ухаживает. ’ак что же в этом? ‡десь тайны нет
никакой. џ вольна делать, что хочу. Ћдин муж может судить менЯ...
-- —то вы раскричались! -- возразила Љлаша улыбаЯсь, -- ‚ы сами все сказали теперь.
-- Џолноте, mesdames, -- заметила „аша. -- —то за ссоры! Fi, comme c'est vulgaire!
-- џ уж не знаю, что там vulgaire, -- грубо продолжала Љовалева, -- а Я не хочу,
чтоб она говорила вздор. Ќу, можно ли так глупо смешивать позволительное
кокетство Ѓог знает с чем!
Ћна махнула рукой и ушла.
Њодест все времЯ ходил по зале и был, казалось, очень рад; он то жалсЯ к стене
как человек, который боитсЯ, то подмигивал мне, то притравливал шопотом, то
молча закидывалсЯ назад, схватившись за бока, как помирающий со смеха. „аша,
напротив того, была очень недовольна.
-- ‚се от зависти ты это, Љлаша... -- сказала она.
-- Ђх! пожалуйста, вы не мешайтесь! -- возразила Љлаша, -- вы все за одно! ’ерЯев и
Ќиколай Ђлександрыч помогают друг другу.
-- €нтригантка! дрЯнь этакаЯ!
‘ этим словом „аша ушла за Љовалевой... ЊенЯ занимала тогда эта распрЯ; без
всЯкой горечи смотрел Я на них; но на другой день дело принЯло серьезный оборот.
V
‘плетнЯ дошла до тетушки. Њы с Њодестом упросили Љлашу еще раз побожитьсЯ, что
она не выдаст Љатюшу, и она сдержала свое слово при всех объЯснениЯх, так что
Ясно ничего не было высказано о ночной прогулке брата... Ќо объЯснениЯ следовали
за объЯснением... ‘перва объЯснЯлись en tête-à-tête брат в саду с Љовалевой;
брат вернулсЯ угрюмый, крутил усы и, встретив менЯ, спросил: "ѓде эта толстаЯ
сплетница?"
-- Љто?
-- ЉлавдиЯ ‘еменовна.
-- Љлаша у себЯ наверху, -- ответил Я кротко, -- не ходи к ней, Ќиколай,
пожалуйста... не брани ее. Ћна, право, тебЯ любит.
џ хотел взЯть его руку, но он отдернул ее и сказал:
-- ЌельзЯ ли без тандресс? џ до них не охотник. ’ы об ней, впрочем, не
беспокойсЯ, Я не стану вступать в объЯснениЯ с этакой горничной девкой!
„аша вызвала Ћльгу €вановну на балкон и шепталась с нею; обе шептались с
тетушкой в спальне. Њодест пропал куда-то; Я сбиралсЯ тоже пошнырЯть где-нибудь
по задам, в надежде встретить Љатюшу у пруда или за людской и завести ее хоть на
минуту во флигель. ‚друг слышу, менЯ ищут, зовут. —то такое?
-- ЉлавдиЯ ‘еменовна просит вас к себе. Џрихожу. Љлаша с письмом в руке сидит у
окна; глаза ее красны.
-- Џрощай! -- говорит она мне, протЯгиваЯ руку.
-- —то с тобой?
-- ‚от письмо, -- продолжает Љлаша, -- это к Њарье Ќиколавне... —итай...
"џ вижу, что Я в вашем доме лишнЯЯ. ‡десь никто менЯ не любит, все пренебрегают
мною; может быть Я сама этому виной... мой неприЯтный характер. џ никого не виню
и благодарю вас тысЯчу раз за все то, что вы длЯ менЯ сделали... ‚ас, chère
maman, Я никогда не забуду; но позвольте мне ехать к сестре. ’ам мое настоЯщее
место. џ буду там жить небогато, но что ж делать! ‚сЯкому своЯ судьба..."
’етушка согласилась, и все стихли.
Ѓыло ли мне жалко расставатьсЯ с Љлашей? ‘начала нет. џ любил еще ее по старой
привычке; но она судила иногда убийственно, и будь она еще во сто раз свежее,
добрее к котЯтам и щенкам, Я все бы не простил ей многого. …ще недавно унизилась
она в моих глазах похвалами ’ерЯеву.
-- Ћн очень некрасив, но Я понимаю, что в него можно влюбитьсЯ, -- сказала она, и
ничем Я не мог выбить из нее этого мнениЯ.
-- €стаскан, бледен, худ, -- говорил Я...
Ћна отвечала, что румЯнец приличен только мальчишкам.
-- „урно одеваетсЯ: панталоны натЯнуты на штрипках и морщат кругом...
-- †енщины в такие тонкости вашего туалета не входЯт.
-- Њужиков бил кнутом...
-- „а разве больно? ќто он шутЯ...
-- ђазвратен.
-- ‚се мужчины такие... € ты сам... сколько раз Я тебЯ встречала с Љатюшей!
Ќу можно ли любить ее после этого? Џоди объЯсни ей разницу между моими
сношениЯми с чуть расцветшей, полудикой подругой детства и какими-нибудь
происками бледного атеиста!
VI
‡а день или за два до отъезда Љлаши все смЯгчилось, повеселело; за вечерним
чаем, вернувшись с прогулки, все много смеЯлись и разговаривали. џ смотрел на
самовар, на тени знакомой формы на стене, смотрел на выразительное лицо брата,
на Ћлиньку и Љлашу, и мне становилось вдруг так жалко, так обидно за Џодлипки,
что все их покидают... Љлаша по-старинному взглЯнула на менЯ пристально и
улыбнулась; Я думал -- она понЯла менЯ, и вздохнул.
Џосле чаЯ Ћльга €вановна села за роЯль, и начались танцы. Ѓрат канканировал; он
был моим визави, а дамой
моей была Љлаша. Ћн, как ни в чем не бывало, брал ее за руки, за стан, кружилсЯ
с ней, когда приходилось; мне казалось, что она была смущена. Љогда кончились
танцы, Я вышел на балкон посмотреть на звездное небо и освежитьсЯ. Ќе успел Я
облокотитьсЯ на перила, как кто-то подошел и взЯл менЯ ласково и тихо обеими
руками за голову. џ обернулсЯ и увидал Љлашу. ‚зглЯд ее, обращенный к небу,
казалсЯ выразительнее обыкновенного. Џотом она прилегла к моему плечу; в первый
раз позволила она себе такую сердечную ласку. џ обнЯл ее молча. ‚ это минуту
большой серебристый тополь, который стоит у нас в палисаднике перед балконом,
зашевелилсЯ, зашумел вдруг как живой и смолк.
-- Џрощай, прощай, Џодлипки! -- сказала Љлаша.
-- Ќе уезжай. Џолно... ђазве тебе моей любви не довольно?..
-- ’воЯ любовь -- не любовь, а дружба... Џрощай, прощай, Џодлипки!..
Њодест вышел на балкон.
-- “говори ее остатьсЯ, -- сказал Я ему.
Њодест подошел медленно, нагнулсЯ к Љлаше, посмотрел ей в лицо и пожал ей руку.
-- ’ы судишь так потому, что слишком молод, -- сказал он. -- …хать надо во что бы
то ни стало. ‡наешь ли ты, что такое презрение к самому себе, к собственной
слабости, ‚ладимф?..
-- ќ! все это вздор! романтизм! Ќадо быть просто веселым...
-- ‹егко сказать! Ќет, душа, это не романтизм; узнаешь ты и сам когда-нибудь обо
всем этом. ‚идишь, она молчит? ЉлавдиЯ ‘еменовна! (Љлаша закрылась платком).
‚идишь, она лучше твоего понимает жизнь. Џлачьте, но помните, что Ѓог нам дал
волю! -- прибавил он и ушел.
ЌизенькаЯ светло-лиловаЯ комната на антресолЯх опустела... Љровать Љлаши была
без тюфЯка; кисейные занавески снЯты с окон; темнаЯ шифоньерка с медными
кольцами и полосами пуста; только несколько обрывков кисеи и холстинок, старые
башмаки и разбитаЯ мыльница напоминали о Љлаше. Ќа стене осталась большаЯ
картина в старинной деревЯнной рамке -- огромнаЯ бородатаЯ голова ‹еонида
‘партанского в каске, над которой чорным карандашом трудилсЯ когда-то брат, еще
кадет.
Њы с Њодестом только что проводили Љлашу до первой станции. Њы ехали верхами
около тарантаса; Љлаша, спрЯтавшись в подушки, плакала. ‘тарушка ЂксиньЯ
провожала ее до города.
Џоследний раз привстав посмотрела Љлаша с горы на сад и рощу: они слились уже в
одну зеленую полосу.
џ стоЯл один в ее пустой комнате и глЯдел на ‹еонида, как вдруг вошла туда
Љовалева.
-- џ тебЯ везде ищу, -- сказала она, -- а ты здесь грустишь. Џойдем-ка в сад... “
менЯ до тебЯ есть просьба...
Ќикто не мог быть мне так противен в эту минуту, как эта наглаЯ, бледнаЯ львица.
—увство мое было поругано ее приходом. Ќечего делать, однако, -- подал ей руку, и
мы пошли в сад.
-- Џопроси тетушку, -- начала она, -- чтоб она уговорила твоего брата уехать
отсюда... ќто длЯ его пользы. Њне самой, согласись, неловко... Џриедет мой
муж... ЏриЯтельница твоЯ наплела...
-- ђазве он ревнив?..
-- € да, и нет... мы давно предоставили друг другу полную свободу... Љто из нас
первый был виноват -- Ѓог знает... џ кокетничала, он кутил исподтишка. Њы живем
дружно, ты знаешь; но он ненавидит сплетни и скандал. € кто это любит, посуди
сам? Ќа него находЯт минуты, он такой вспыльчивый, что Я ни за что не
поручусь...
—ерез неделю или две брат уехал, а Љовалев вернулсЯ в половине августа.
VII
‘ Љатюшей у нас во все это времЯ было ни то, ни се... Ћднажды Я зашел в чулан,
где за перегородкой висели платьЯ наших горничных и хранились их пожитки. џ
видел, что Љатюша прошла туда. Ћна сидела на полу перед сундуком.
-- ‚от, -- сказала она, -- платочек, который вы мне третьего года подарили... утка
сказать, сколько времени Я вас вожу!..
-- „а, пора бы образумитьсЯ, -- отвечал Я, -- пойдем сегоднЯ после ужина в сад...
Љатюша задумалась; лицо ее стало грустно; она взЯла менЯ за руку и молчала,
опустив глаза... џ продолжал убеждать ее. Ћна все молчала, изредка вздыхаЯ...
‚друг дверь скрипнула; мы обернулись -- Њодест стоЯл перед нами, Љатюша встала и
покраснела...
-- Ќет, -- сказал Њодест, -- она не пойдет гулЯть с тобою.
-- Ћтчего это?
Њодест посмотрел на Љатюшу и опЯть повторил: "нет, она не пойдет!" Љатюша стоЯла
у стены и, опустив глаза, перебирала руками фартук...
-- Ќе правда ли, ЉатЯ, ты не пойдешь? -- спросил он. Ћни обменЯлись взглЯдами; она
вздохнула...
-- Џойдем отсюда, -- сказал мне Њодест, -- зачем ей делать вред?.. Љто-нибудь
увидит нас. € без того много болтовни и грЯзи...
џ не понимал, в чем дело, и прЯмо оттуда, сгорЯча, пошел к тетушке просить
денег.
-- „вести рублей довольно, -- думал Я, -- заплачу дЯде за ее выкуп... Ћстальное на
подарки. “строю ее в Њоскве... -- ‘лово за словом, дошло у нас с тетушкой до
ссоры.
-- Ќа что тебе такаЯ куча денег?..
-- ќто мое дело, тетушка, на что...
-- Џогубишь, погубишь ты себЯ! “ж случитсЯ с тобой что-нибудь, как с дЯдей, с
Њодестовым отцом!.. џ вижу давно, что у тебЯ вкусы низкие... ‚се больше с
простонародьем...
-- Ќе всем иметь благородные вкусы: надо кому-нибудь и низкие иметь... ‚се мои
знакомые, ‘иневский,
џницкий, Љиреев, сами получают доходы с своих имений. џ один только до тридцати
лет буду в пеленках ходить! € не требую даже всего, а вот пустую сумму прошу -- и
ту затруднЯетесь дать. ‚ы говорите всегда, что Я не могу еще сам заниматьсЯ
хозЯйством... •орошо... Ђ вы сами знаете ли, что делаетсЯ в моей деревне? ‚ы
верите прикащику и никогда туда не ездите. ’етушка заплакала.
-- ‚ыйди отсюда, оставь менЯ, -- сказала она кротко, -- выйди, прошу тебЯ.
Ќа дворе Я встретил Њодеста.
-- —то с тобой? -- спросил он.
-- ’ак, ничего; оставь менЯ.
-- Ђ Я хотел поговорить с тобой.
-- ЌельзЯ ли после?
-- Њне тЯжело ждать... ќто дело важное... Џойдем в сад.
‚ саду он долго сбиралсЯ с духом, наконец взЯл менЯ за руку и начал:
-- Џослушай, не оставить ли тебе Љатюшу в покое? ’ы напрасно себЯ тревожишь.
„еньгами ты ее не купишь, ‚ладимiр: она выше этого, гораздо выше. Ђ самого
тебЯ... ты не обидьсЯ, смотри... Ћна еще вчера мне говорила, что считает тебЯ
мальчишкой, что ты еще слишком молод.
-- Ќе веритсЯ мне что-то, -- возразил Я с досадой, -- на нее это непохоже. Ћна
взЯта с деревни; Я уверен, что свежесть и добродушие ей нравЯтсЯ больше, чем все
эти гнусности, которые выдумали барышни -- опыт, сила, бледность, страданье...
чтоб их чорт побрал!.. „авно ли она про тебЯ говорила, что ты губастый,
весноватый, худой...
Њодест сперва покраснел, потом долго шел молча, вздохнул и продолжал:
-- Ѓыть может, она обоих нас проводит. ЋшибитьсЯ можно всегда, особенно тому, кто
благороден... Ћднако странно!..
Џомолчав еще, он вдруг обернулсЯ ко мне с выражением торжества и весельЯ на лице
и сказал:
-- Ђ что, если Я тебе скажу, что все уже кончено? если Я тебе скажу, что она
принадлежит уже мне... что ты скажешь? Џослушай, ‚олодЯ (он взЯл мою руку), длЯ
тебЯ она была бы игрушкой, длЯ менЯ она -- свЯтынЯ! џ никогда не говорил тебе
так. џ знаю, что все это останетсЯ между нами. џ все скажу тебе... Я хочу на ней
женитьсЯ...
-- Џосле этого, -- отвечал Я грустно, -- мне нечего тут мешатьсЯ... џ не буду вам
мешать.
-- ’ы будешь так благороден, ‚олодЯ? -- воскликнул он.
-- …ще бы! ќто уж не то. ‚от тебе мое честное слово, что Я не буду подходить к
ней, если ты этого не захочешь...
Ћставшись один во флигеле, Я долго думал об этой развЯзке. џ был сам не свой;
потрЯсен, удивлен, огорчен и обрадован вместе...
€так, уж эти умные глаза, эти губы, молодой стан, знакомые руки -- все это не
мое? Ѓольно... Ќо как вспомнишь, что дикарка наша будет "дамой", что она наденет
шолковое платье, что Ћльга €вановна принуждена будет говорить ей "вы", и
"Љатерина Ћсиповна", так станет легче... ‚от какие вещи делаютсЯ у нас в
Џодлипках! Ћльга €вановна легка на помине: человек принес мне от нее
запечатанную записку с деньгами:
"’етушка ваша очень расстроена; она поручила мне писать вам, что двухсот рублей
у нее в эту минуту нет, а посылает она 170. ‡автра прикащик отдаст вам 30. Ќе
ходите к ней: она нездорова и не желает вас видеть..."
Ќа что мне теперь эти деньги? џ бросил их на стол и думал, что Ѓог менЯ очень
скоро наказал за бедную тетушку.
џ еще не успел прийти в себЯ и сновал из угла в угол по флигелю, когда сама
Љатюша отворила дверь и шопотом спросила: "одни?"
-- Ћдин, -- отвечал Я.
Љатюша обнЯла менЯ и прослезилась.
-- џ виновата перед вами, -- сказала она, -- знаю Я сама... Ђ Я вас всегда больше
чем его любила... Љак это случилось -- не знаю сама... Џростите мне, что Я вас
обманывала... „уху не хватило вам сказать; как увижу вас, то есть просто так
жалко станет... ѓосподи!
-- —то же, ЉатЯ? -- отвечал Я, -- это к лучшему. џ бы никогда не женилсЯ на тебе, а
он... ’ы будешь Љатерина Ћсиповна ‹аднева...
-- Љак же! сейчас так Я и поверила этому! Ќу, да такаЯ моЯ судьба... “знает он,
что Я здесь была...
Ћна хотела бежать, но было уже поздно. Њодест застал ее. Ћн не сказал ей ни
слова, но едва только она затворила за собой дверь, он кинулсЯ как безумный на
кровать, потом вскочил, заплакал и, прижав платок к глазам, сказал: "Ћна тебЯ,
тебЯ любит! ‚се пропало!"
џ уговаривал, упрашивал его, клЯлсЯ ему, что не прикоснусь к ней, что она пришла
сама, из состраданиЯ ко мне.
Ќо долго еще ревность его не остывала; он бегал по комнате, божилсЯ, плакал,
растерЯлсЯ до того, что чуть-чуть было не уронил этажерку с книгами, опершись на
нее с размаху локтЯми. ‚идно было, что он искренен, что не знает, куда детьсЯ. џ
увел его в поле. „ень был тихий, осенний, везде блестела и неслась паутина;
бедный Њодест умилилсЯ и успокоилсЯ... џ вспомнил о тетушкиных деньгах и
предложил ему 100 рублей.
-- ‘пасибо, -- сказал он. -- „еньги нужны... Ќадо уговорить ее уехать отсюда. џ не
могу еще выбить из нее привычек низкопоклонства, ей ничего самаЯ грЯзнаЯ служба,
а Я подумать об этом не могу без ужаса. ‚прочем, к концу сентЯбрЯ увезу ее
непременно...
Џосле этого Љатюша не раз приходила к нам во флигель по сумеркам; Њодест сам
ставил самовар и поил ее чаем; он был очень внимателен к ней, даже нежен, и Я
старалсЯ избегать их общества, потому что он был неинтересен, а она холодно
весела, и мне все казалось, что ей противно, что она его не любит.
Ќемного спустЯ вышла в доме историЯ, котораЯ принудила Љатюшу оставить Џодлипки.
„о тех пор она все не соглашалась уехать, боЯлась чего-то. ‘ама говорила мне:
"‘трашно что-то! ‚ы не поверите, ей-Ѓогу!.."
VIII
„нЯ через три после этого в скотной ночью был пир. ’етушка, с тех пор, как к нам
занесли падеж приЯтели скотника, запретила ему раз навсегда принимать гостей; но
”илипп любил поиграть в карты и выпить, а жена у него была молодаЯ и плЯсуньЯ. џ
еще спал, когда Њодест на цыпочках и совсем одетый вошел в нашу общую комнату. џ
открыл глаза.
-- ’ы проснулсЯ?
-- Ђ что?
-- Џроснись, проснись. ђади Ѓога, слушай... Ћна поедет, теперь -- Я уверен -- она
поедет!.. Њолодец ”илипп! Њолодчина! џ видел ее сейчас. Љак она грустна, как
мила!
Ќаконец-то Я понЯл, в чем дело. Љогда мы кончили чай, в столовую позвали всех
девушек; тетушка села на кресле, у окна. Љовалев (он недавно вернулсЯ), с
чубуком в руке, расхаживал по зале. Џрикащик докладывал, кто был на пиру и как.
„евушки молчали; курносаЯ Њатрена, Њаша, московскаЯ швеЯ, с острой головой и
большими коками, стоЯли рЯдом; из-за них, презрительно улыбаЯсь, выглЯдывала
Њавруша, горничнаЯ Љовалевых, высокаЯ, цветущаЯ, толстаЯ, черноглазаЯ и
разодетаЯ в прах. ‚переди всех вытЯгивала шею наша простуша Љатюша. Њодест
отвернулсЯ к садовому окну и барабанил по стеклу.
-- ‚олЯ ваша, Я в скотной не была, -- сказала Њаша.
-- Љак же ты отпираешьсЯ? -- продолжал прикащик. -- “ тебЯ и подол весь
загвоздан... ЏрасковьЯ-стрЯпуха сама видела, как ты через забор лезла, чтоб мимо
моих окон не идти... ‚от что!..
Љовалев в эту минуту вдруг остановилсЯ перед Њаврой и спросил: "Ђ ты была?
‘мотри, не лгать, не лгать!" € грозно поднЯл руку.
-- Ѓыла, была, -- сказал прикащик, -- в барской шали была... молчи уж!
Љовалев еще ближе подступил к Њавре.
-- ѓовори, была?
Њавра презрительно улыбнулась.
-- Ћтчего ж и нам иногда не погулЯть? ‚едь господа гулЯют... Ђ барской шали Я не
брала.
Љовалев изо всех сил ударил ее по щеке. Њавра заплакала.
-- Serge! -- закричала жена.
„аша ахнула. Њодест взглЯнул на менЯ и поднЯл глаза к небу. ‘ама тетушка
покачала головой и обратилась к Љатюше.
-- € ты, мать моЯ, туда же?
-- Људа люди, туда и Я-с, -- отвечала Љатюша и поклонилась ей в ноги.
Њодест взбесилсЯ и вышел вон. „евушек отпустили.
-- ‚се эти беспорЯдки от вашей слабости, тетушка, -- заметил Љовалев.
’етушка, грустно прищелкнув Языком, отвечала:
-- Њужчины нет в доме, нет мужчины -- вот беда...
-- Ђ ‚олодЯ? -- спросил Љовалев улыбаЯсь.
-- ќ! батюшка...
‚ечером мы с Љатюшей в последний раз беседовали в Џодлипках. џ уговаривал ее
уехать с Њодестом. Ћна была бледна, горько плакала, но говорила: "‡десь Я
привыкла; родные есть... будет ли лучше с ним?"
Џри всем моем желании быть благородным, Я не умел тогда быть благородным
по-своему, не имел находчивости длЯ отдельных случаев и больше боЯлсЯ прослыть
за бесчестного человека, чем быть им в самом деле. Џравду говорит Љатюша, ехать
страшно; но если Я буду молчать, если не истощу всех доводов, чтоб заставить ее
ехать, Њодест вдруг взглЯнет на менЯ с сожалением, улыбнетсЯ и скажет:
"Џозавидовал, позавидовал, ‚олодЯ!", -- скажет тем убийственным тоном, которым
ћрьев сказал когда-то: "ветер, ‚олодЯ, ветер!"
-- Џоезжай, поезжай, Љатюша! Ћн тебЯ любит, он не оставит тебЯ... Ћхота тебе
чорной работой эти милые руки портить... Џоезжай, не бойсЯ!
Ќа другой день Њодест пришел ко мне опЯть поутру и, ставши передо мной, сказал
томно:
-- Ћна решилась. Њы едем.
-- Љогда?
-- Џослезавтра. ‘егоднЯ она будет просить расчета. џ уеду завтра, вечером, и буду
ждать ее в городе.
-- ‚олодЯ! -- прибавил он, взЯв менЯ за обе руки, -- поедем с нами. џ надеюсь на
тебЯ и на ћрьева. ‚ы будете у менЯ свидетелЯми... ѓде-нибудь в деревне, на
‚оробьевых ѓорах... Џоедем; мы будем кататьсЯ в лодке, ездить за город... Љак
теперь хорошо в Њоскве! ‚се листьЯ в садах падают, прохлада...
-- џ очень рад, Њодест, быть тебе полезным, -- отвечал Я со вздохом.
Њне тЯжело было раз навсегда расстатьсЯ с мыслЯми о чепчиках, мантильЯх,
кружевах, на которые Я смотрел, бывало, проходЯ по Љузнецкому Њосту и думаЯ о
том, как бы Я мог одеть в них перерожденную Љатюшу.
„еньги были, и Я пришел, на следующий вечер, прощатьсЯ с тетушкой.
‘таруха огорчилась и просила менЯ остатьсЯ.
-- ‚се тебЯ этот Њодест смущает... ’акой фальшивый!.. Џроживи с нами еще... €ли
старуха тебе надоела?..
‘тоит ли жалеть женщину, котораЯ называет менЯ мокрой курицей, и за что же? за
доброту к людЯм! …сли б она еще тридцать раз больше любила менЯ, так все-таки
этого Я не простил бы ей.
Њы все уже сели за вечерний чай, когда Ћльга €вановна вошла и сказала:
-- ‚ообразите, Љатюша сейчас упала в ноги Њарье Ќиколавне и просила расчесть
ее... ‡атвердила одно: разочтите да разочтите!
‚се переглЯнулись. Ќо Њодест довольно натурально спросил:
-- Ќеужели? —то это за фантазиЯ?..
-- “ж не похищение ли это, ‚олодЯ? -- спросила, смеЯсь, Љовалева.
-- „а! пожалуй... Ћт него все станетсЯ, -- заметил бесстрашный Њодест и поглЯдел
мне прЯмо в лицо.
Ќастала свежаЯ ночь, и мы выехали с Њодестом, оба очень грустные. Њодест не
притворЯлсЯ. ‚ голосе его, на лице, озаренном месЯцем, Я читал смущение и
полноту чувств человека, приступающего к решительному и благородному делу, от
которого нет уже возврата к прежнему. Ќе женитьсЯ, мне казалось, он не мог после
своих слез, своих слов и клЯтв. Ќе жалей он простой народ, будь он человеком
вроде брата -- обмануть Љатюшу было бы в порЯдке вещей. Ќо он одинокий и мыслЯщий
беднЯк, он понимает, что такое бесчестие.
Њы мчались с бубенчиками по тихому проселку, мимо сжатых полей ржи, мимо теплых
деревень, уснувших над прудами, опускались в прохладные овраги, въезжали в рощи.
ЃагроваЯ луна долго стоЯла на краю неба; в полЯх пахло горелым. Њодест первый
прервал молчание.
-- “ нее очень сильный голос и верный слух, -- начал он. ’ретьего днЯ, ты знаешь,
Я долго убеждал ее оставить Џодлипки. Џосле этого Я ушел в сад и проходил мимо
окна, у которого она плакала и пела. ‘колько души! џ сделаю из нее актрису.
-- ’ы думаешь, у нее есть сценический талант?
-- …сть, поверь мне, что есть, -- задумчиво отвечал он и прибавил помолчав:
-- џ и сам пойду в актеры. —то мне имЯ!
-- —то имЯ!
–елый следующий день ждали мы Љатюшу в городе. Ќаконец она приехала на телеге
одиночкой, пересела в наш тарантас, и мы поскакали на почтовых.
—ерез сутки, рано утром, Я проснулсЯ перед въездом в Њоскву. ѓород блистал
вдали, и трава по сторонам
шоссе была седаЯ от холодной росы. џ поглЯдел на своих спутников. Њодест, угрюмо
насупившись, дремал, прислонЯсь к углу; а Љатюша, в чепчике, румЯнаЯ, раскрыв
немного рот, сладко спала между нами на подушке. џ благословил их молча на новый
и трудный путь и дал себе еще раз слово помогать им и дружбою, и деньгами,
сколько можно, за то, что они у менЯ на глазах, в ђоссии, исполнЯли один из моих
идеалов -- идеал соединениЯ образованного человека с простолюдинкой высокой души.
’олстогубое, неприЯтное лицо Њодеста немного портило мой идеал... …сли бы он был
посимпатичнее или покрасивее! ‚от, если б Я был на его месте! ’ут Я вспомнил
ревность его ко мне и его слова: "џ буду отдалЯть ее от тебЯ, когда женюсь".
€ вдруг передо мной Явилась самаЯ ЯркаЯ картина, как будто не из будущего, а из
прожитого. ‘умерки. …го нет дома. ЊолодаЯ женщина в диком шолковом платье сидит
за роЯлем. Ќа руках у нее кольца, браслеты, кружева. џ молчу и слушаю. ‚друг она
наклонЯетсЯ, берет мою руку, припадает к ней -- и слезы текут у нее градом. Ћна
любит менЯ, новаЯ, неизвестнаЯ еще мне Љатюша! Ђ Я?.. Ћб этом Я не думал, и
через час или полтора подъехали мы к гостинице.
‚ Џодлипках поднЯлась без нас страшнаЯ суматоха, когда все узнали, что Љатюша
уехала с нами. ’етушка была в отчаЯнии и проклинала Њодеста за то, что он
помогает в подобных делах. Ћна даже решилась сесть в колЯску и ездила сама на
станцию, в город, узнавать всю правду.
-- Џогубит, погубит он его! -- говорила она.
-- „а не беспокойтесь, ЊарьЯ Ќиколавна, -- сказал ей ’ерЯев, -- она уехала с
Њодестом, а ‚олодЯ помощник... студент, защитник невинности.
’етушка написала мне длинное наставление, просила не принимать распутника и
прибавила, что Ћльга €вановна прозвала его „он-Љишотом, а менЯ ‘анхо-Џансой.
џ разорвал это письмо с негодованием.
‘начала все идет хорошо у Њодеста с Љатюшей. Ћна одета со вкусом, весела,
пополнела, выучилась как раз играть кистью на блузе (она ли это?); нумер у них
светлый, чистый; на дверЯх окно с красной шерстЯной занавеской; стучусь в
него...
-- Љто там? - џ, Я.
-- Ђх! это он!..
‘ веселыми лицами они отворЯют мне дверь. ѓде моЯ зависть? џ не грущу и вздыхаю
у них не тЯжко, а легко... Њодест не тужит о будущем. „еньги есть. Ћ чем мы
только не говорим! ‚се их смешит, все занимает; они рассказывают мне о своих
соседЯх по нумерам: как француз в зеленом халате жалобно просит самовар каждое
утро у коридорного; как молодой немец щиплет свою жену; как армЯнский купец
любит белокурую арлотту, котораЯ живет против них. Џриходит к ним часто стараЯ
чепечница ‘ерафима Џетровна, котораЯ в свое времЯ так пожила, что до сих пор
забыть не может, и говорит мне: "Џоверьте, ‚ладимiр Ђлександрыч, незаконнаЯ
любовь всегда слаще законной!" Њы ее зовем просто "—епечница Џетровна" и хохочем
всегда, когда она тут. Њодест провожает менЯ всегда с лестницы и говорит с
чувством:
-- Џрощай, ‚олодЯ... ‡аходи...
Џрощай, Њодест! (говорю Я сам себе). Џрощай, и верь, что Я не обману тебЯ!
‘колько раз случалось мне проводить с ней целые часы без него, отдыхать вместе с
ней после обеда -- она на кровати, Я на диване -- и никогда никакаЯ
непозволительнаЯ мысль не закрадывалась мне в душу... Ѓратский поцалуй на
прощанье, и только.
Ћн беспрестанно хвалит ее; самые шутки его стали веселее и проще, смех
искреннее, голосистее... € какому вздору они смеютсЯ!.. Ћднажды подхожу к окну:
там на штукатурке написано карандашом рукою Њодеста:
"—то у менЯ за ножка, как купеческаЯ дрожка!"
"‚. Ћтчего ты болтаешь как сорока?"
"Ћ. Ћттого Я сорока, что на лестницу летаю высоко!" (€х нумер в третьем этаже).
ќто счастливый Њодест записывает остроты Љатюши. Њы гулЯем вместе; ездим в
Љунцево, в Ќескучное, в Љусково; везде падают листьЯ, и погода стоит ЯснаЯ. Ћни
жалеют менЯ, и Љатюша нарочно приглашает потихоньку от армЯнина арлотту. Ќемка
свежа, и глаза у нее совсем голубые; к тому же тень ‹ермонтова носитсЯ надо
мной, когда Я вспомню о чорных усах армЯнина (армЯнин, грузин, черкес -- не все
ли равно?). Ћн даже может убить менЯ... жутко немного, но все-таки хорошо. џ бы
и не прочь полюбить ее, но как только она сожмет сердцем губы и скажет: Herr je!
Herr je! -- так менЯ холодом и обдаст. € Я опЯть один.
‡десь в Њоскве недурно, но из Џодлипок вести нехороши. ’ерЯев уехал. ’етушка
пишет мне:
"ЃеднаЯ Ћльга €вановна много плачет. Ћна доверилась этому негодЯю. „аже глаза
разболелись от слез. Ћт Љлаши весть пришла добраЯ: за нее сватаетсЯ хороший
человек, ты его видел -- г. ™елин".
Љак не видать г. ™елина! Ћн еще прежде, бываЯ у нас, засматривалсЯ на Љлашу,
•ороша весть! Ѓыть невестой человека, у которого бакенбарды идут по середине
щеки к носу, лицо жирное и белое, ‘танислав на шее, живот большой, руки сырые...
Ќет, не пойдет она за него, как может она решитьсЯ пойти за него, когда она сама
слышала, как и что он говорил! ‡начит, он говорил хорошо, если из всех слов его
мы с нею запомнили только одно:
-- Љогда Я был посылай на Љавказ длЯ узнаниЯ порЯдка службы, граф Ђндрей
Ђрсеньевич...
€ ведь читала же она "Ќос" и знает, что Љовалев был кавказский коллежский
ассесор точно также, как и ™елин! ќтого одного, кажетсЯ, довольно. Ќет, это
бредни: она не пойдет за него.
џ пишу ей лихорадочное письмо; но она отвечает мне кротко:
"—то ж делать, ‚олодЯ? џ бедна; сестра моЯ тЯготитсЯ мной; а он добр и души во
мне не слышит".
“ менЯ и письмо из рук выпало! †алеть или презирать? Ѓоже, как жизнь что-то
становитсЯ темна и страшна!
• и •I
‚ эту зиму дом наш в первый раз опустел: не было ни Њодеста, ни брата, ни Љлаши,
ни Љатюши. Ћльга €вановна глЯдела сурово из-под зеленого зонтика. „аша похудела,
много читала и мало говорила, часто брала простого ваньку и уезжала к Љовалевым,
без локонов, без игривости... Џридешь вечером в большой дом; только что
отработал, расправил спину, душа полна, совесть спокойна... хорошо жить на
свете! ЉажетсЯ, и всем должно быть хорошо... —то-то наши? ‚есело ли им, как мне?
Ќет, им не весело (они не умеют жить!). ’етушка сидит в большом кресле, в
простенке, перед столиком с двумЯ подсвечниками, и щолкает картами.
ЏриостановитсЯ, побарабанит пальцами и запоет:
-- ќх... двойка!... ѓде моЯ двойка... двойка, двойка... тузик, где ты, тузик?..
Ћльга €вановна около круглого стола тоже щолкает картами или вЯжет, почти не
глЯдЯ. „аша читает, вышивает или ходит по зале взад и вперед одна. ‘кучно! ђазве
кто-нибудь зайдет... да и кому зайти?.. ѓости почти все бывали у нас по утрам с
визитом или поздравлением, а вечером что им у нас делать? Њосква велика, люди
живут врозь; кому охота из •аритониЯ в Ћгородниках к нам в ‘тарую Љонюшенную
ехать?.. Џо утрам еще можно было встретить у нас кого угодно: и старого
кнЯзЯ***, и пехотного офицера, маленького, скромного, который от робости попадал
большим пальцем не в ту сторону, где его можно было запустить за борт, и только
трогал им поочередно все пуговицы, и гвардейцев, прежних братниных товарищей, и
богатых родственниц с дочерьми и сыновьЯми, и толстую, красную жену мелкого
помадного матера, котораЯ, вышедши замуж, привезла к нам мужа и сказала: "вот мы
хоть и плохи, а нас люди любЯт!" Џриезжал и архимандрит; он останавливалсЯ в
прихожей, вынимал стклЯнку с духами и наливал их себе на руки; монахини
приносили просфоры; старичок •орохоров, тетушкин chargé d'affaires,
распространЯл иногда при всех свой любимый запах -- смесь лимонной помады и вина.
•одил еще к нам один молодой архитектор; печальным басом пел он у нас романсы,
избоченЯсь у роЯлЯ, не только во фраке и рубашках, расшитых гладью, но даже в
полубархатной жакетке, как дома. Ћн был очень смугл и красив, носил широкие,
круглые бакенбарды, как те испанцы, которые сражаютсЯ с быками, и в мЯгкой
медленной улыбке его, в задумчивых глазах, казалось, скрыта была какаЯ-то тайна.
„аша вела одно времЯ с ним секретную переписку (в промежутках между полЯком и
Њодестом), но потом бросила его и говорила, что он толст, груб и скучен, что он
похож на самовар. € несмотрЯ на лимонную помаду •орохорова, на вышитые рубашки и
плисовый сюртук архитектора, на жену помадного торговца, по большим праздникам
на круглом столе нашем встречались, в груде визитных карточек, имена таких
людей, о которых стоит только подумать, чтоб стало легче жить на свете! “ одного
балкон с золотыми перилами, слуги в штиблетах и ливрейных фраках стоЯт на
драпированном подъезде; другому государь, месЯц назад, рескрипт в газетах писал;
иному уж восемьдесЯт лет, а он в голубой ленте, звездах, ездит на все акты и
заседаниЯ каких-то ученых обществ (к которым Я ни за что на свете не хотел бы
принадлежать, но рад, что они существуют); у третьего обедал два раза
d'Arlincourt; y четвертого племЯнница за немецким графом, в отечестве иллера и
ѓете, а двоюродный брат ездил в €ндию, откуда один мысленный шаг до того
необитаемого острова, где мужчины молоды и невинны, а девушки просты и страстны.
Ќо в будни и по вечерам у нас редко бывали гости.
’етушка щолкает, щолкает картами, потом смешает их, постучит табакеркой и вдруг
скажет: "Џосмотрите! как эта тень от люстры похожа на черепаху!" ‚се
давным-давно знают, что она похожа; Я даже знаю, в который угол смотрит голова,
а в который хвост, однако, все мы глЯдим на потолок и говорим: "„а, это правда!"
Њолчим минут с десЯть. ЋпЯть раздаетсЯ голос тетушки:
-- Ђ холодно на дворе?
-- „авича Я смотрела, -- отвечает Ћльга €вановна, -- около одиннадцати градусов
мороза.
-- Ћдиннадцать градусов! ‚от и зима прикатила опЯть.
Љому вздохнетсЯ, кто зевнет, и опЯть все молчим.
„аша все еще суха с теткой; тетка сурова с ней. "Џодите, возьмите, прочтите мне
это громко!" -- "•орошо, сейчас!" Ѓольше ничего не услышишь от них. Њне так жаль
иногда стареющую „ашу, что Я даже избегаю ее. Ћ чем бы она ни заговорила, мне
слышитсЯ в словах ее отчаЯние. "Њне двадцать семь лет! џ покинута. ЊенЯ никто не
любит... џ стараЯ девушка, бедна и презираю себЯ!"
†естокаЯ, грубаЯ Љлаша! € Я бездушный человек! ‡ачем мы говорили ей, что она
ходит как ЌастасьЯ …горовна ђжевскаЯ! Ћна вЯжет мне одеЯло теперь; Я привожу ей
билеты в стали и говорю: "Џоедемте с Љовалевой в стали; давайте кутить!", а у
самого сердце так и щемит, и улыбнутьсЯ даже больно.
‘обственнаЯ моЯ личность в эту зиму бледнее прежнего. џ уже не помню тех
научно-поэтических восторгов, которые заставлЯли менЯ бегать по флигелю в
свЯщенном безумии; не помню той душевной неги при одной мысли о том, что Я --
именно Я, а не кто другой, что Я живу, дышу, ем и мыслю, буду любить и буду
любим. Џодобные чувства, конечно, были и теперь, но сознание привыкло, должно
быть, к ним, не удивлЯлось им, и памЯть о них ослабела. џ жил разнообразно; был
уже студентом, сибаритствовал, хохотал и мыслил с ћрьевым, жалел „ашу, презирал
Љлашу, посещал нумер Њодеста и Љатюши, ездил в театр, танцовал изредка,
изумлЯлсЯ, делал мелкие открытиЯ -- но почва подо всем этим была стараЯ. џ
донашивал прежнюю кожу положительно идеального эклектизма, не замечаЯ, что к
средине зимы она уже сквозила во многих местах. џ начинал чувствовать в себе
что-то тоскующее, трепетное; но желчного было еще мало. ћрьев нанес мне
несколько легких ударов. ћрьев первый заговорил со мной Языком, от которого
пробудились все струны моей души. ‚ оригинальной, беспорЯдочной шутке его не
только не было натЯжки, как у Њодеста, но от нее становилось легче, даже тогда,
когда он глумилсЯ или кощунствовал. Ђ он это делал часто. Ѓедный ‚ольтер,
которого оклеветала тетушка, показалсЯ мне, когда Я познакомилсЯ с ним,
безвредным ребенком, сухим и поверхностным перед моим домашним Њефистофелем.
Људа девалсЯ тот скромный юноша-делец, прилежный, идеальный, тот "муж разума и
чести", который говорил мне о женщинах с волнением, с задумчивым взором, который
умолЯет менЯ женитьсЯ на русской? ‘тоило только вспомнить всенощные в городе,
где дЯдЯ был вице-губернатором, чтоб видеть, как он переменилсЯ. џ любил тогда
ходить ко всенощной больше, чем к обедни. ’емные своды, блеск старого
иконостаса, лампады и густой голос ћрьева располагали менЯ к такой пламенной
молитве, которой сладости и чистота не повторЯлись другой раз в моей жизни.
ћрьев пел задумчиво и страстно, прислонЯсь головой к стене и скрестив на груди
руки. •ор гимназистов был складен: у двух братьев, мальчиков одиннадцати или
двенадцати лет, были небесно-кроткие голоса; слушаЯ их из-за колонны в темном
углу, Я верил в ангелов уже не по привычке, а по внезапному сердечному
вдохновению; скрывшись от народа, Я становилсЯ на колени и не вставал „олго,
плакал и не стыдилсЯ простирать руки к небу, когда октава ћрьева и нежные голоса
двух мальчиков согласно покрывали все остальные и пели об этом страшном
"житейском море", которое волнуетсЯ и в которое Я так бы хотел тогда
безнаказанно погрузитьсЯ!.. ‹егче было жить тогда!
Ћтойдет служба; народ станет сходить с паперти, а Я уже жду его на церковном
дворике. ‚стречаемсЯ: он рад и жмет мне руку. Њы оба улыбаемсЯ.
-- Ќу, что?
-- Ќичего -- хорошо.
-- Ђ ведь сладко, когда помолишьсЯ?
-- Љонечно, сладко!
€ пойдем вместе или ко мне, в мою веселую комнату, или, если погода хороша,
пойдем бродить по улицам, на бульвар; вздыхаем легко, задумчиво и бодро и,
"предав себЯ весело Ѓогу добрых людей", говорим о женщинах -- он о своей Њаше; Я
о ‹юдмиле.
’еперь он уже не тот. џ скоро заметил, что склонность к осуждению и насмешке
стали в нем сильнее, что ему во мне не нравилось многое. ЊенЯ это удивило. џ не
умел распознать тогда ту летучую сумму приемов, котораЯ зоветсЯ натурой
человека; Я не видел никакой разницы между ним и собою -- видел только одно общее
направление. ѓолова моЯ была так полна литературными мыслЯми о женщинах, любви,
дружбе, Ѓоге и природе, тонкой путаницей неопытного самолюбиЯ, лекциЯми, мелкими
и новыми встречами с теми людьми, которые играют в нашей жизни роль гостей,
сенаторов, дам, воинов и народа, что длЯ умениЯ Ясно узнавать цельных людей во
мне не хватало места; Я не успевал и не умел отчетливо следить за чужими
движениЯми, тоном и взглЯдами; "сераЯ теориЯ", по выражению ЊефистофелЯ, все
более и более приобретала мое уважение, и "золотое дерево жизни" представлЯлось
уже менее "зеленым", блекло нечувствительно с каждым месЯцем. "ѓолос разума",
которого когда-то боЯлсЯ ћрьев в своих стихах, уж не издалека грозил мне!
‡анЯтый этими теоретическими вопросами, Я забывал о ћрьеве, как о полном
человеке, и видел в нем только струны ума, однозвучные с моими, хотЯ и признавал
добросовестно (это Я помню), что мои далеко не равносильны. ‹ет через пЯть, не
прежде, Я раз, проснувшись поутру на станции, догадалсЯ, что ‚ладимiр ‹аднев длЯ
ћрьева был почти тем же, чем была „аша длЯ менЯ: добра, безвредна, даже не
лишена по временам нервной энергии, но не ловка духовно и часто напоминала
играющего щенка, который смотрит не туда, куда надо смотреть, прыгает не туда,
куда надо прыгать, поскачет, поскользнетсЯ, тут же задремлет на минуту и,
проснувшись дрожит и пищит жалобно. ћрьев, быть может, не всегда был прав в
сущности, но всегда был силен и ловок приемом...
-- Људа нам за вами, граф! -- сказал он мне однажды, -- вы даже и в лошадЯх знаете
толк... ‚ы любите лошадей, граф? —то ж вы молчите?
-- ђазве Я могу тебе сказать правду? џ даже не могу объЯснить тебе, отчего Я не
могу сказать этой правды.
-- ѓоворите, говорите... ‚от вам оба уха разом... Ќи одна волна воздуха, можно
сказать, не пропадет...
-- Ќе могу! -- отвечал Я, задыхаЯсь.
-- Ќу, прошу тебЯ, скажи, чудак!.. џ начал медленно:
-- ‚идишь ли! џ имею состоЯние, а ты беден... Ќаша фамилиЯ...
Ќо ћрьев не дал мне кончить: он уже лежал на земле, закрыв глаза и без движениЯ,
как в глубоком обмороке. ‚се кончилось смехом, но Я был прав. ‹ошади у менЯ
бывали свои и хорошие; Я знал их и любил иногда заниматьсЯ ими от всей души. “
ћрьева лошадей не бывало, и он мне не верил. ‚здумал он также звать менЯ сила
воли, особенно, когда заставал за работой.
-- ѓосподи! -- говорил он, -- ѓосподи ты, Ѓоже мой! —то это за человек! Ќа все
руки! € лекции изучают, и на балы в какие места ездЯт, и частной
благотворительностью отличаютсЯ. Ќищим, как —ичиков, никогда не преминут...
"‹еваЯ, говорит, рука чтоб не знала"... Ћттого они левую руку в кармане всегда и
держат. € пером иной раз могут владеть! ‚ы думаете, кто это Њильтона
раскритиковал?..
Ћни! Џравительство даже как в одном месте политично задел! "Њильтон, говорит,
так и так..." ‚от они! ‚от они... (кричал он изо всех сил и, с беспокойством в
лице, обращаЯсь вдруг к пустому углу, закрывалсЯ от менЯ рукой и шептал) ‚ы
знаете, как ихнее имЯ? ‘ила воли! ‘ила воли!
џ просил перестать и часа на два становилсЯ печальнее; но по-прежнему всЯкаЯ
тоска, всЯкое страдание казались мне ошибкой, слабостью, неправильным состоЯнием
души. ‚ этих минутах сердечного дрожаниЯ (если можно так выразитьсЯ) Я не умел
еще видеть первые черты того, над чем Я так смеЯлсЯ, чего не понимал и что
считал постыдной маской, давно оставленной лучшими людьми -- первые черты
разочарованиЯ... џ и не подозревал, что во мне повторитсЯ то, что давно съедало
молодость многих, приготовлЯЯ их к лучшему и что Я всЯкую радость года через
полтора или два стану считать слабостью, неправильностью и самообольщением. Ќо
пока еще Я по-пержнему не понимал "„умы", относил ее к людЯм, подобным брату -- и
Џечорин был мне противен.
XII
‘ентЯбрь давно прошел, и ”илипповки были уже близки, а Њодест с Љатюшей не были
еще обвенчаны. ’етушка, несмотрЯ на презрение свое к Њодесту, поручила своему
•орохорову поискать длЯ него место, но Њодест отказалсЯ от ее помощи.
-- Ќе надо! ѓнусность! -- воскликнул он сурово; потом прибавил: -- Џоедем-ка
сегоднЯ в купоны, "ѓоре от ума" смотреть, и Љатюшу возьмем. ‘перва у менЯ в
нумере чаю напьемсЯ. Џомнишь, как она в Џодлипках плЯсала и пела: "Ђх, жизнь не
мила, в трактире не была"... Џоедем! а?
Њы напились чаю в нумере и поехали в театр все трое в наших парных санЯх.
’етушка не знала, длЯ чего Я взЯл ее сани, и Я с удовольствием осквернил их
Љатюшей.
Љогда она стала садитьсЯ в них, кучер, отстегиваЯ полость, не обратил на нее
внимание, но она сама сказала ему со смехом (без которого она даже и плакать не
могла):
-- ‡дравствуйте, ѓригорий Љондратьич... ‚ы никак загордели уж ноньче?
-- Ђх, ты ѓосподи! Љатерина Ћсиповна! ‡дравствуйте, кума, здравствуйте! Љак
поживаете? Ђх ты ѓосподи! Ќе узнал, не узнал!
-- ‘адись, садись, -- сказал Њодест, -- дорогой можно любезничать.
€ точно, дорогой, когда приходилось проезжать по площадкам и переулкам, в
которых встречалось мало экипажей и пешеходов, кучер придерживал лошадей,
беспрестанно оборачивалсЯ к ней и отвечал на все ее вопросы о Џодлипках, о
дворовых людЯх, о родных из других деревень. Ћна была вне себЯ от радости: то
смеЯлась, то ахала, когда кучер говорил о чем-нибудь печальном: "старик ѓерасим
на пчельнике у себЯ помер", или "в Џетровском десЯть дворов сгорело..."
-- ‘кажите, какаЯ жалость! -- говорила Љатюша, покачиваЯ головой.
-- Ќу, а скажите, пожалуйста, как теперь у вас... -- начинала она вдруг совсем
другим голосом и опЯть хохотала.
Њы с Њодестом любовались на них.
‚ театре ЉатЯ сперва заметила про ™епкина:
-- Ќу, уж старик!., пошел старое времЯ хвалить! Џотом занЯлась ‹изой и на
возвратном пути не раз вскрикивала в санЯх: "Ќу, как, не полюбить буфетчика
Џетрушу! ’ак она это говорила?"
Њодест беспрестанно смотрел на нее во времЯ представлениЯ, ловил игру
впечатлений на ее лице и подмигивал мне на нее так кстати, что Я опЯть увидал
пред собою того искренно влюбленного и счастливого человека, которого знал
месЯца два-три назад.
…сли б они всегда были так милы оба! Љакой сладкой обЯзанностью счел бы Я вести
за них войну с тетушкой и Ћльгой €вановной!
„а! если б у Њодеста с Љатей все было хорошо! Ќо Ѓог с ними! “же в Январе
призналась мне Љатюша, что она беременна, и Ѓоже! сколько теплоты проснулось во
мне!
-- „уша, душа моЯ ЉатЯ! -- сказал Я ей, обнЯв ее с самой чистой, свЯщенной
нежностью брата.
-- Ђх, прощай, моЯ молодость! -- прошептала она, припала ко мне и плакала.
џ смотрел на обезображенный стан ее и на красные пЯтна, которых Я прежде не
замечал на ее лице, и что со мной сталось в эту минуту, никакими понЯтными
словами передать не могу!
Њало ли беременных на свете? “же и от мужа Љлаши пришло к тетушке письмо, в
котором он говорит, что "мой ангел, Љлаша, не совсем здорова, и сердце убеждает
менЯ, что Я отец!" Ћтец! ™елин -- отец, и Љлаша, надворнаЯ советница -- мать;
Њодест, почти студент -- отец, и Љатюша, наша деревенскаЯ девственница, мать,
мать тайнаЯ, мать-страдалица, в бедном нумере, посреди чужой и незнакомой толпы!
џ вернулсЯ домой -- и над судьбой ее задернулась тогда длЯ менЯ непроницаемаЯ
завеса. Ќад Љлашей тоже опустил Я занавес, но совсем другого рода, и, когда
тетушка сказала мне: "—то-то от друга твоего нет вестей. ‡дорова ли она?", Я
спросил:
-- Љто этот друг?
-- Љлаша... Њуж хотел еще написать что-нибудь повернее об ее положении.
-- ‘тоит ли интересоватьсЯ этим! -- воскликнул Я. ‚се это так, конечно: Љатюша
выше Љлаши; но когда
Њодест пришел ко мне и повторил ту самую новость, котораЯ так сильно поразила
менЯ, лицо его было скучно, и Я не решилсЯ спросить: "а что же свадьба?"
џ думал, ему будет больно от этого вопроса.
€ ссоры у них начались. Њодест вздумал вдруг ревновать ко мне. Ћднажды Я долго
стучалсЯ к ним в дверь -- никто не отпирал, а коридорный сказал, что Љатерина
Ћсиповна дома.
Ќаконец показалась ЉатЯ. Ћна была невесела.
-- —то с тобою?
-- Ђх, уж что толковать! ‚еселитьсЯ нечему... Ќе на веселье родилась... вот
что...
Ћтчего ты менЯ так долго не пускала?
-- Ћттого, что ваш милый братец не велел без себЯ вам отворЯть дверь. Џусть при
мне, говорит, ходит... „а не то, что к вам: с монахом вчера на паперти два слова
сказала, так и то он такой крик поднЯл... € зачем это Я послушалась вас?.. ‚се
вы виноваты... ‡ачем Я поехала с ним! Ќа свою погибель... Њолодость и здоровье с
ним потерЯю... ЌесчастнаЯ Я, несчастнаЯ!..
Ћна долго плакала, и Я с трудом на этот раз рассмешил ее.
Њодест застал нас, но был очень весел и любезен со мной и ни малейшего признака
ревности не показывал ни в этот раз, ни после.
Ћни то ссорились, то ласкали друг друга; ссоры огорчали, а ласки смущали менЯ;
особенно мне было противно, когда она раз поцаловала у него руку и поцаловала
без страсти, так, чуть-чуть прикоснулась: видно было, что потребности к этому у
ней вовсе не было. …ще одним идеалом меньше!
-- „а, брат, человеку не угодишь! -- заметил ћрьев, когда Я ему жаловалсЯ на них.
€ мне вдруг казалось, что Я виноват, что Я многого требую, а что они счастливы,
и ссоры у них, как перец и соль в кушанье, улучшают вкус.
XIII
ћрьев бывал у менЯ почти каждый день, обедал, уходил часа на три к своим
воспитанникам и вечером приходил опЯть; ночевал, просиживал у менЯ до поздней
ночи. џ забывал всЯкое горе, когда поднималась занавеска на моих „верЯх и он
приветствовал менЯ всЯкий раз на новый лад.
-- "„он ’абаго, а дон ’абаго?! -- €ли: -- ‡амечательнаЯ натура, как ваше здоровье?"
Љак бы ни было мне грустно, но стоило только услыхать его голос и становилось
весело. Ћт улыбки Я ни за что в свете не был в силах тогда удержатьсЯ!
Њало-помалу Я утрачивал всЯкую способность мыслить самобытно; Я только думал
мимолетно, но доканчивал работу мысли он за менЯ; услыхав его приговор, Я
откладывал в сторону вопрос, как навсегда решенный. ‡апас живых и научных фактов
рос в моей памЯти с каждым днем; взглЯды расширЯлись; благодарЯ ему Я начинал
понимать форму в искусстве; но сам Я, как умственный производитель, как
личность, живущаЯ сама собой, падал все ниже и ниже. ‚зглЯда его чорных глаз,
улыбки, покачи-ваньЯ головы было достаточно, чтобы заставить менЯ переменить
намерение, оставить всЯкое начинание, утратить веру в собственное мнение. џ не
испытывал еще ничего подобного; Я думал теперь, что без него жизнь не жизнь, что
никакое богатство, никакаЯ любовь, никакаЯ слава не будут полны, если вечером
нельзЯ будет рассказать о своем счастье ему, услыхать его изЯщную похвалу, его
неумолимую критику, умирать со смеха от его импровизаций в стихах и прозе. …го
прикосновение никого не осквернЯло в моих глазах. ‘меЯтьсЯ над тетушкой Я не
позволил бы никому; другой бы не над тем смеЯлсЯ, над чем можно, и не так, как
надо; но на него Я не сердилсЯ, когда он называл Њарью Ќиколаевну "рыдваном",
или рассказывал мне, как она ездила с Ќоем в ковчеге.
-- ’ы ступай, говорит, на Ђрарат! -- "Ќет, Я на ѓималаи уж пойду!" Ќа Ђрарат,
закричит, да как топнет; ну, Ќой и сробел. "Ќа Ђрарат, говорит, так на Ђрарат!"
Ћн уж ныл, ныл... ‘ тех пор и стали его звать Ќой...
Ќадо было видеть, как он это рассказывал! € всем он дал у нас в доме прозваниЯ
такие удачные, что Я и объЯснить не могу. Ћльгу €вановну он звал "набалдашник",
и это очень к ней шло; „ашу -- "стебель, колыхаемьш ветром", но прибавлЯл, "что и
стебель может быть благоуханен и что им можно заметить славную страницу в
жизни"; Њодеста он видеть не мог спокойно и называл его то "жеребцом-водовозом"
за худобу, то просто "весной" за веснушки. "‚есна, весна идет!" -- кричал он,
увидав Њодеста на улице. Ћднажды Њодест сказал при нем, что ѓоголь -- русский
Џоль-де-Љок. ћрьев вскочил, сгорбилсЯ, схватилсЯ руками за живот и начал с
ужасом, выпучив глаза, бросатьсЯ по всем углам комнаты, как будто не мог найти
дверей. Ќадо было знать его страстную любовь к ѓоголю, надо было видеть его
фигуру и выражение тонкого, благовоспитанного презрениЯ на лице Њодеста, чтобы
понЯть мое блаженство.
-- —то за шут гороховый! -- прошептал Њодест. ’олько узнавши от менЯ, что Љатюша
уже мать,
ћрьев стал мЯгче смотреть на Њодеста и сказал тогда, задумчиво вздохнув: "’оже
человек ведь, поди!"
Ћ чем мы только ни говорили с ним! Ќикогда у нас не умолкали чтение и беседа.
ѓоворили о науке, о любви, о домашних делах; от него узнавал Я такие вещи, о
которых и в книгах тогда не читывал.
-- Ђ как ты думаешь, ‚олодЯ, ведь обезьЯнка какаЯ-нибудь славнаЯ сидит теперь на
пальме около Ѓенареса какого-нибудь и думает! Љак по-твоему, думает она, или
нет?
-- …ще бы! ђазве у нее нет души... Џотом, помолчав, Я прибавлЯл:
-- Ђ ведь это страшно, если вдуматьсЯ!
-- Ќет, именно, если вдуматьсЯ, так и страх пройдет. ‚прочем, ты, ‚олодЯ, живи
верой: к тебе идет, идет к твоей комнате и ко всему твоему.
Ќо к чему вел такой совет? Џрежде наука только согревала длЯ менЯ Mip: она
беспрестанно напоминала мне тo о чем-то творЯщем, добром, то о чувственном,
страстном; Я думал, что за доброту мою и за мое знание наградит менЯ Ѓог и в
этой жизни и в той; а в его словах наука приобретала такое разлагающее, Ядовитое
свойство, что менЯ бросало иногда и в жар и в холод во времЯ наших ночных и
послеобеденных бесед. ’о он уверЯл менЯ, что человек весь состоит из каких-то
пузырьков, что на низшей степени нет никакой существенной разницы между
человеком, растительной Ячейкой и инфузорией; то рассказывал, что можно
составить такую ванну, в которой разойдетсЯ весь человек, как сахар в воде (и
сам хохочет!); то говорит, что вес условно; зависть, корысть, тщеславие называет
"общечеловеческими чувствами", уверЯет, что у всЯкого человека есть все то, что
есть у других. € если бы еще он строил системы, Ясные, увлекательные, а то
сказал два-три слова и пошел -- а тут обдумывай и терзайсЯ!
џ все чаще и чаще начинал грустить и думал уже изредка о серьезной любви, об
утешении, а не о забавах с женщиной.
Ќасчет этого он менЯ ободрЯл.
-- Ќе бойсЯ, -- говорил он, -- не та, так другаЯ полюбит... ‘ твоею развЯзностью, с
твоим профилем и страстью на конце Языка...
-- ’олько на конце?
-- Ќемного разве дальше... „а что тебе за дело? ‹юбили бы тебЯ!
XIV
Ќе удалось мне избежать переселениЯ в нижний этаж флигелЯ, где не было ни
чугунной решетки с бронзовыми звездами на балконе, ни камина, ни арки с
полуколоннами, ни обоев. Љовалевы переехали, наконец, к нам. џ не буду
рассказывать, как Я был взбешен, как Я долго не хотел даже отделывать нижних,
мертвых длЯ менЯ комнат, и на деньги, которыми старалась утешить менЯ тетушка,
накупил множество подарков сестре моей перед Ѓогом -- Љатюше. ђадость ее и теплаЯ
благодарность Њодеста немного развлекли менЯ; потом пришел ћрьев и сказал: "„он
’абаго! џ столько раз бывал турим в моей жизни из хороших мест, что ныньче
понимаю вас! ‚другорЯдь будете знать, что все непрочно... не скажу в свете,
потому что в настоЯщем свете не бывал, а хоть бы и в том полумраке, в котором
вы, „он ’абаго, играете такую значительную роль!.."
-- Џерестань! -- отвечал Я, -- тетушка не понимает, как это длЯ менЯ важно! џ
работать здесь буду меньше и ей этого никогда не прощу!
-- ‚ладимiр ‹аднев! ‚ладимiр ‹аднев! -- возразил ћрьев кротко, -- будь с доброй
теткой не только ‹аднев, но и Џокорский! (“ нас был знакомый студент Џокорский,
очень тихий, бедный и добрый человек).
џ смЯгчилсЯ, скоро привык к новому жилью и убрал получше нижний этаж. —ерез
неделю, не больше, судьба наградила менЯ: ђжевские, мать и дочь, приехали в
Њоскву.
Ћни остановились у одной богатой родственницы. Њуж этой дамы был двоюродный брат
самой …вгении Ќикитишны; он умер генералом лет за шесть до этого времени и
оставил ей взрослого сына и трех дочерей, из которых старшей было 16 лет, а
младшей 10. ’етушка делала г-же Љарецкой два-три раза в год визиты, и ЉарецкаЯ
приезжала к нам изредка в большой карете четверней с форейтором. Ћна внушала мне
небольшую робость и большое уважение. …е томный вид, медленнаЯ, слабаЯ походка,
большие, чорные, задумчивые глаза, удивительный вкус и роскошь ее одежды и сан
ее покойного мужа, который с обнаженной саблей скакал верхом через трупы (в
пышной раме на красных обоЯх гостиной) -- все это располагало менЯ к ней.
ѓоворили, что дела ее расстроены, что она не умеет хозЯйничать, что она не в
силах поддерживать огромный дом, который досталсЯ ей после отца, что она все
деньги издерживает на сына, потому ли, что он любимец ее, или потому, что
флигель-адъютант; говорили также, что на долю дочерей придетсЯ не более двадцати
тысЯч серебром. €ные смеЯлись над ней, звали ее старой мечтательницей и
ђассказывали, что она в Џариже отыскала сестру милосердиЯ, soeur Marthe, ездила
с ней к больным и варила с ней вместе тизаны. Ќо Я, молча, сочувствовал ей и
любил, небрежно взбиваЯ волосы, взбегать по узорной чугунной лестнице в ее
больших сенЯх... „ве большие бронзовые нимфы на высоких пьедесталах, качнувшись
вперед, встречали менЯ на верхней площадке и простирали ко мне руки с
подсвечниками. Џо ту сторону бездны, над лестницей перед другой площадкой, стоЯл
рЯд белых колонн коринфского ордена, и за золоченым балюстрадой видна была
таинственнаЯ дверь внутренних покоев. „очери, все три белокурые и стройные, были
робки и стыдливы; они редко ездили в гости, много учились и много занимались
музыкой. џ желал со временем женитьсЯ на второй дочери, ‹изе; она больше других
нравилась мне лицом. ќтим браком Я мечтал завершить пир моей молодости. ’етушка
случайно укрепила во мне эту мысль; прошедшим летом она сказала мне: "‚от бы
тебе, ‚олодЯ, со временем невеста. Њать тебЯ очень любит: такой, говорит, он
славный! "
-- ЏочтеннаЯ женщина! -- подумал Я, содрогаЯсь от радости, -- какое у нее доброе
лицо!..
џ даже спрашивал себЯ не раз, какой жилет Я буду носить дома под толстым синим
пальто, когда буду мужем этой хорошенькой ‹изы, котораЯ так наивно отставлЯет
локти от стана, и, краснеЯ, приседает в ответ на мой почтительный поклон?
Љороткие посещениЯ по праздникам не могли насытить менЯ, а бывать чаще менЯ не
приглашали и незачем было приглашать.
Љогда ђжевские приехали, мы стали чаще ездить к Љарецким, и ‘офьЯ с матерью
бывали у нас по нескольку раз в неделю.
‘офьЯ выросла и немного похудела, но мраморный румЯнец все еще играл на ее
щеках; она стала смелее прежнего, разговорчивее, танцовала так легко, что даже
становилось иногда неловко: не знаешь, один ли танцуешь или с ней. џ долго
раздумывал, как решить дело: объЯснитьсЯ ли ей прЯмо в любви, или сойтись с ней
просто дружески и просить ее помощи длЯ влиЯниЯ на ‹изу, на будущую невесту.
‘лучай заставил менЯ выбрать первое... ‹изе было только четырнадцать лет, а мне
ждать уж надоело. Ћднажды, все мы -- тетушка, Ћльга €вановна, „аша и Я были у
Љарецких. „аша пела песнь Ћрсино в маленькой гостиной около балкона над
лестницей. Џо балкону ходили взад и вперед Ћльга €вановна с одним приЯтелем
моим, џницким (с которым Я вас еще познакомлю), а мы с ‘офьей прохаживались по
сю сторону бездны. Џеснь Ћрсино, белое платье ‘офьи и великолепнаЯ тень на стене
от сквозных узоров лестницы расположили менЯ к решительности.
-- ‚ы верите, -- спросил Я, -- что можно полюбить человека, почти не говоривши с
ним?..
-- ‚ерю.
-- ‚ы помните нашу встречу на качелЯх?..
-- Џомню.
Ћна опустила глаза и улыбнулась.
-- ‚ам смешно, -- продолжал Я, -- а Я никогда этого не забуду. Ќе знаю, как длЯ
вас, а длЯ менЯ эта встреча... џ ничего не требую взамен. џ прошу только одного:
могу ли Я говорить вперед так прЯмо, как Я говорю вам теперь?
-- ‚ы могли заметить сами, что Я нахожу удовольствие с вами и еще, кроме того...
Ћна задумалась. џ встал и сказал ей:
-- џ уйду. ЌельзЯ так долго оставатьсЯ нам одним. Џрошу вас, скажите мне
что-нибудь...
-- ‚ы еще очень молоды, -- сказала она.
џ стал уверЯть ее, что она сама не имела случаЯ убедитьсЯ, кто раньше созревает
-- девушка или юноша, и повторЯет это за старшими, а старики судЯт по прежним
молодым людЯм.
-- Њожет быть, это правда, -- отвечала она и, посмотревши на менЯ пристально,
подала мне руку, которую Я крепко пожал и поднес к губам...
’айный союз был заключен, и через полчаса, проходЯ за шлЯпой через площадку, Я
увидал ее по ту сторону лестницы. Ћна сидела на балюстраде, прислонЯсь головой к
колонне, и казалась задумчивой. “видев менЯ, она обернулась ко мне лицом,
медленно и многозначительно покачала головой; потом встала и ушла во внутренние
комнаты; но белого платьЯ ее за золотым балконом Я никогда не забуду!
—ерез несколько дней Я опЯть увиделсЯ с нею и успел оставить в руке ее записку.
џ начинал так:
"‚ам может показатьсЯ странным, что Я без всЯкого такта напоминаю вам о вещи, о
которой многие сочли бы нужным умолчать. џ говорю о моем, портрете и о том, как
вы были у нас в деревне. ‚ы были, конечно, институтка тогда, и Я, поверьте, не
хочу употреблЯть во зло вашу тогдашнюю наивность; но Я бы хотел знать только, на
что мне надеЯтьсЯ? ‘трасти Я еще не слышу в себе, но думаю беспрестанно об вас.
‘кажите мне что-нибудь и не примите эту записку за дерзкую самоуверенность: это
только искренность!"
џ показал записку ћрьеву; он похвалил ее, особенно за слова "страсти Я еще не
слышу в себе!".
-- Ќичего, ничего, -- сказал он, -- легко, душисто и гладко, как сама бумажка, на
которой вы набросали, граф, эти плоды вашего воображениЯ... …сли она вас не
полюбит, значит, у нее вкуса нет, и она глупа, „он ’абаго, поверьте!
џ хотел бы, чтоб он объЯснил мне, как согласить такой лестный отзыв с его
насмешками, но он взЯл шлЯпу, засмеЯлсЯ и ушел, промолвив:
-- †ивите, живите!..
џ долго ждал ответа. Ћтвета не было. џ заезжал к Љарецким, но ‘офьи не было
дома. Ќаконец однажды, часов около двух перед обедом, на двор наш въехала карета
с форейтором; мадам ЉарецкаЯ вышла на тетушкино крыльцо, а за нею ‘офьЯ в чорном
атласном салопе и розовой шлЯпе. Ћна обернулась, поискала менЯ глазами по окнам
флигелЯ и, увидав менЯ, мельком поклонилась и ушла за своей теткой. џ нарочно не
шел в дом и, волнуЯсь, думал: "что-то будет!" —ерез полчаса ЉарецкаЯ уехала; Я
догадалсЯ, что ‘офьЯ остаетсЯ у нас обедать, и собралсЯ идти в дом, как вдруг
она сама в салопе и без шлЯпки перебежала через двор к Љовалевым. џ растворил
свою дверь молча.
Ћна остановилась; лицо ее было весело.
-- ‚ы здесь живете? -- спросила она.
-- ‡десь...
-- „айте, Я посмотрю в дверь. Љак мило!
-- Ћно будет еще милее, если вы войдете туда хоть на секунду.
Ћна не отвечала, смотрела на менЯ, но не в глаза, а рассматривала, казалось, мое
лицо, лоб, волосы, как рассматривают вещь.
-- Ќагнитесь, -- сказала она и, взЯв менЯ за шею той рукой, на которой не было
муфты, поцаловала менЯ в лоб...
џ хотел схватить ее за руку, но она блеснула глазами, указываЯ наверх с веселым
страхом в лице, и убежала на лестницу к Љовалевым.
Џосле обеда, когда она уехала, Я послал записку к ћрьеву и донес ему обо всем.
-- ‚перед, вперед! -- воскликнул он, -- наша взЯла! ’олько смотри, не зевай. Ћна
должна быть плутовка.
-- Ќе проведет!
‚скоре после этого …вгениЯ Ќикитишна уехала в Џетербург. ЏрощаЯсь, она сказала
тетушке: "Ma cousine ЉарецкаЯ просила оставить ‘оню с ее дочерьми до весны. Ќе
забывайте и вы ее, ЊарьЯ Ќиколавна! џ вам буду очень благодарна".
Ѓез нее мне стало легче, сам не знаю отчего. Ћна всегда была любезна; лицо ее
при встречах со мной казалось приветливым; она даже цаловала теперь не воздух
над головой моей, как прежде, а самую щоку или волоса мои, когда Я робкими
губами прикасалсЯ к ее прекрасной руке, покрытой кольцами. "Cher Voldemar! --
говорила она, -- ваша походка, ваши манеры очень напоминают мне покойного Џетра
Ќиколаича. „ай Ѓог вам быть счастливее его". Љто знает? Ѓыть может, она
чувствовала ко мне живую симпатию; быть может, в самом деле она во взглЯде, в
голосе моем, в походке узнавала Џетра Ќиколаевича, не того, которого Я знал, а
другого Џетра Ќиколаевича, того, которого отдельные, мгновенные образы в ее
памЯти были светлы и согреты ее собственной молодостью, были так чисты, как те
образы, в которых ЯвлЯлсЯ мне добрый отец ‚асилий. џ слышал, что ей трудно жить:
дома муж -- больной, неопрЯтный и убитый, хозЯйство, умеренные средства при
изЯщных вкусах и богатом родстве, дочь, поездки по делам в далекий Џетербург.
Ћна не боЯлась говорить о Џетре Ќиколаевиче при всех, как о лучшем друге своем,
и однажды, когда у Љарецких „аша запела не новую тройку, а самую старую: "‚от
мчитсЯ...", мадам ЉарецкаЯ вдруг подошла к роЯлю и сказала резко:
-- Ћставьте этот романс! Љто это выдумал его петь? ЃеднаЯ кузина плачет.
-- „ЯдЯ ваш любил этот романс, -- прибавила она, обращаЯсь ко мне.
Ќо как бы то ни было, мне всегда казалось, что она вот-вот сейчас спросит: "Ђ
что ты делаешь с моей дочерью?" -- и без нее стало лучше. ‘ама ‘офьЯ повеселела
без матери. Ћна находила множество средств бывать у нас: то англичанка завезет
ее к нам обедать, то Ћльга €вановна съездит за ней, то она одна приедет в карете
Љарецких. Њне было раздолье! џ узнал после, что она к Љовалевым бегала тайком от
матери, и теперь каждый раз просиживала у них целые часы вместе с „ашей. ЏроходЯ
мимо моих дверей, они всЯкий раз или тронут замок, или позвонЯт, или стукнут. џ
уж и знаю; посмотрелсЯ в зеркало, оправилсЯ -- и за ними.
ћрьеву она не слишком понравилась.
-- Ќе по нас она что-то, -- говорил он. -- џ люблю больше что-нибудь тихое и
кроткое, прозрачное, как хрусталь...
‘офьЯ находила, что у ћрьева умное лицо, и спросила раз:
-- ‚ы очень с ним дружны?
-- Ћчень...
-- Ћчень, очень?..
-- Ћчень, очень!
-- Љого вы больше любите, его или менЯ?.. џ подумал и спросил:
-- Џравду говорить?
-- ђазумеетсЯ, правду...
-- Џравду?.. …го.. ђазве молодаЯ девушка может понимать то, что он понимает?.. €
разве на вас можно надеЯтьсЯ? ‡аболел, подурнел, поглупел, сделал ошибку -- вы и
разлюбите.
Џока Я говорил, она, по-прежнему, рассматривала менЯ внимательно; глаза наши
встретились; мы угрюмо помолчали оба; наконец она встала и, сказавши: "•орошо,
если так, Я этого не забуду!", отошла от менЯ. ‘соры, однако, не вышло никакой.
Џо-прежнему она жала мне руку крепче, чем принЯто, и в темных углах позволЯла
мне покрывать ее самыми страстными поцалуЯми. Љ несчастию, вначале, не имеЯ
как-то раз под рукою ћрьева и не считаЯ еще дела важным, Я рассказывал Њодесту о
тайном пожатии рук; но о поцалуе в дверЯх не сказал ему ни слова. „лЯ такого
довериЯ он, по-моему, уже не годилсЯ; а об руке необходимо было сказать, чтоб он
не считал менЯ за слишком жалкого человека.
XV
€ногда, блаженствуЯ и любуЯсь самим собой, Я сравнивал себЯ с лиловым цветом, и
вот почему. Ќе слишком далеко от нас, на углу тихого переулка, стоЯл за чугунной
решеткой и палисадником небольшой дом, белый, каменный, одноэтажный, и в нем жил
знакомец и ровесник мой -- џницкий, сначала с отцом и с матерью, а потом
один, когда ему минуло девЯтнадцать лет. Џалисадник нравилсЯ мне даже зимою:
растениЯ, обернутые рогожей, чистый снег без следов на земле, на полукруглой
террасе, на белых вазах балюстрада... Џо вечерам за готическими окнами
спускались тЯжелые занавесы; у террасы в углу росла молодаЯ ель, такаЯ густаЯ и
бархатистаЯ издали, что Я всегда вздыхал, проезжаЯ мимо. ‘ам џницкий был
некрасив и болезнен, но строен и ловок; глЯдЯ на профиль его, несколько
африканский, на доброе выражение его одушевленного лица, на его курчавую голову,
Я часто вспоминал то о Џушкине, то об Ћнегине. „олго даже не мог Я решить, кто
больше -- Ћнегин, он или Я. Љабинет и спальнЯ его, казалось, были украшены
женской рукой. Ќи тени беспорЯдка, сора, ни одной грубой черты, ни одного
тЯжелого предмета! „орогаЯ мебель, ковры, французские книги в сафьЯновых и
бархатных переплетах с золотыми обрезами...
”арфор и бронза на столе, € чувств изнеженных отрада. „ухи в граненом
хрустале...
‘тихи эти против воли шептались в его жилище.
—уднаЯ жизнь! Ћбедает в пЯтом часу; заедешь к нему поутру, он играет на
превосходном роЯле; мать пройдет вдали по большим комнатам, всЯ в бархате и
горностае... ‡айдет отец: как вежлив! как сед! какой здоровый цвет лица! Ќа
чорном фраке кульмский крест и звезда; сапоги мЯгкие; улыбка еще мЯгче. Џожмет
руку мне, поговорит с нами и уйдет.
‘ џницким Я не мыслил; но зато во мне пробуждались такие легкие надежды, такие
воздушные думы!
Ћ чем мы говорили с ним?
-- ‡дравствуй!
-- ‡дравствуй!
-- ’ы был вчера там? ‚идел ту?
-- Џриезжай ко мне обедать en tête-à-tête...
-- џ покажу тебе статуетку, которую привезли мне из Џарижа.
-- Џоедем! Џойдем...
‚се факты да факты!.. “томишьсЯ, наконец, и пойдешь к ћрьеву.
"‡ачем, -- думал Я, -- не найду Я до сих пор ни одного человека, который был бы и
џницкий и ћрьев вместе? ѓде этот человек? „а не Я ли уж этот избранник? Љонечно,
Я не так умен, как ћрьев, и не так блестЯщ и не так грациозен духовно, как
џницкий... —то ж, тем лучше! …сли они выше менЯ на двух концах, то Я полнее их.
џ как лиловый цвет -- смесь розового с глубоко синим!"
џницкий нередко бывал у Љарецкой; Я думал, что он имеет виды на одну из дочерей,
и, охотно уступаЯ ему старшую или младшую, когда она подрастет, не раз завидовал
их доброй матери: "Љакие у тебЯ будут зЯтьЯ! ‘частливаЯ женщина!"
Ћднажды вечером Я вздумал пойти пешком к Љарецким. ћрьев провожал менЯ. Љогда
передо мной растворилась дубоваЯ дверь огромного дома и оттуда блеснули лампы,
узорнаЯ лестница и колонны, ћрьев сказал: "Џрощай, ‚олодЯ. €ди туда, где светло!
да будь смелее... успех тебЯ ждет везде!"
џ с чувством благородной радости пожал его руку и вошел. €з дальних комнат
слышна была музыка. ‹иза сидела за роЯлем; …лена пела, стоЯ около нее; ‘офьЯ
ходила под руку с „ашей; около них был џницкий.
„аша сказала, что от ее волос сыплютсЯ искры в темноте и предложила испытать это
на деле. Ђнгличанка позволила. ‚се были очень рады. ‹иза побежала за гребнем,
принесла его, и мы пошли в небольшую темную комнату, около парадной лестницы.
‘тали в кучку; „аша распустила прЯдь передних волос и начала чесать их гребнем.
€скры посыпались -- все были в восторге. "—то это значит? -- спросила меньшаЯ
(ЊариЯ), -- это не значит ли, что вы сердиты, „аша? „айте, Я попробую..." џ стоЯл
рЯдом с ‘офьей; плечо ее, покрытое чем-то легким, было
около моего лица. џ осмотрелсЯ: все занЯты волосами Њари -- нагнулсЯ и поцаловал
милое плечо. Џлечо дрогнуло, но сама она не шевельнулась. “ Њари не было искр.
"Ќет ли у ‘они?" -- сказал кто-то.
-- “ менЯ нет, -- отвечала ‘офьЯ. -- € что это за скука! Џойдемте отсюда.
џницкий в следующей комнате остановил менЯ и, пристально посмотрев на менЯ,
покачал головой.
-- ‡ачем при всех! -- сказал он, -- это слишком смело.
џ покраснел и отвечал:
-- Њолчи, ради Ѓога! џ сам не рад жизни, что сделал эту глупость!
-- ‚о мне ты можешь быть уверен, -- продолжал добрый Ћнегин, -- а другие? ‚прочем,
это твое дело...
Ћн начал тогда хвалить „ашу, говорил, что она напоминает ему Marie Stuart, и
спросил, сколько ей лет.
-- Њне двадцать; значит ей двадцать пЯть, двадцать шесть...
-- џ думал, она еще старше. Ќо это ничего. —то хорошего в этих ingénues! Ќе
правда ли, они скучны? ЋпытнаЯ женщина гораздо лучше. ЊенЯ звали к этим
Љовалевым. —то это такое? ‚прочем, извини: они, кажетсЯ, твои родные?
џ сказал ему прЯмо, как думал о Љовалевых.
-- ќто очень удобно, -- сказал он, -- не все же ездить в общество! Љогда ты будешь
у них?
-- џ? џ могу у них бывать, когда хочу... „аша завтра будет там.
-- ‚о всЯком случае, -- прибавил Я, сжав его руку, -- молчи, прошу тебЯ; а Я
постараюсь помочь тебе во всем... Њои комнаты, если нужно, и Я сам.
‘офьи не было, когда мы вернулись с ним в ту гостиную, где собрались все девицы.
Ћна жаловалась на головную боль и ушла к себе.
‘ этого днЯ џницкий стал ездить к Љовалевым. Ћн держал себЯ у них так же просто
и развЯзно, как дома и в том кругу, к которому с детства приучила его мать...
’олько одна разница: у Љовалевых он казалсЯ скромнее обыкновенного. ‘ удивлением
увидал Я, что напрасно так жалел „ашу; Я думал, что длЯ нее все кончено, а вышло
наоборот: лучшаЯ пора жизни ее только что начиналась... € мне суждено было
увидать ее любимой... Љем же?.. џницким, кудрЯвым Ћнегиным; суждено было видеть
ее в роскоши, видеть, как потом она вырастала нравственно, по мере ее
общественного падениЯ, и как последние дни ее были облагорожены материнским
чувством. Ќо до того еще было далеко...
Џока мое дело шло хорошо. ‘офьЯ недолго сердилась за мой неосторожный поцалуй.
‚ниманием, искренним раскаЯнием, лестью Я успел загладить вину, и даже об старой
угрозе "не забыть, что Я ћрьева больше люблю", не было и слов.
Њы все четверо -- Ћнегин, племЯнница Ћльги €вановны, другой Ћнегин и ‘офьЯ,
бывали часто у Љовалевых или ходили все четверо с Ћлинькой на тот пустынный
бульвар, где еще не так давно зЯбла Њатрешка, наблюдаЯ за Њодестом и „ашей.
Ћлинька была занЯта в это времЯ одним высоким блондином с рыжей бородой и не
мешала нам. Њы с „ашей понимали друг друга с полувзглЯда, не называЯ ничего
словами. џницкий, иногда, прощаЯсь, говорил мне:
-- Bonne chance! Џонимаешь?..
‚се было хорошо; Њодест все испортил!..
XVI
џ давно уже перестал говорить Њодесту о ‘офье. ћрьев -- другое дело: он мой
духовный отец; в нем Я не видал почти ничего морского, не считал бесчестным
обращатьсЯ к воплощенному разуму, советоватьсЯ с ним, говорить ему, что вчера Я
задал себе вопрос: "“ кого больше чувственности -- у женщины, котораЯ знает,
каким страданиЯм она подвергаетсЯ даже и тогда, когда ее ограждает закон, или у
мужчины?" € это Я подумал потому, что ‘офьЯ, дочь строгой матери, отворила мою
дверь и обнЯла менЯ... ћрьев мог слышать все, знать не только мои, но и чужие
тайны; он ни кем не занималсЯ, ни за кем не ухаживал, не имел ни семьи, ни
привЯзанности; он был не человеком, а мой собственный дух, возвышенный в
квадрат. Ќо Њодеста Я очень боЯлсЯ с тех пор, как ‘офьЯ доверилась мне.
-- —то твоЯ ‘офьЯ? -- спрашивал он, -- все так же дает руку в темной комнате? €ли
еще больше?..
-- Ѓог с ней, -- отвечал Я, -- Я об ней не думаю. Њодест улыбалсЯ и молчал. Ћн
видал ее изредка у
Љовалевых, но ни разу еще долго не разговаривал с нею; Я тревожилсЯ, вспоминаЯ о
моей прежней откровенности, но он мало обращал на нее вниманиЯ, и Я
успокоивалсЯ.
ђаз мы встретились с ‘офьей неожиданно на вечере. Ћна была весела, моими
приглашениЯми не дорожила, потому что все кадрили ее были разобраны, едва
отвечала мне, и когда Я хотел отвести ее от форточки, под которой она села
разгоревшись и едва дыша, она сказала мне сурово:
-- Ћставьте ваши заботы. ‚ы, вероЯтно, хотите показать всем, что между нами
что-нибудь есть...
џ был неприЯтно удивлен и в негодовании уехал домой. Ќа другой день перед обедом
‘офьЯ перебежала через двор и взошла на мое крыльцо. ‡амок не шевелилсЯ на моей
двери... џ прибежал наверх и, улучив минуту, сказал ей:
-- ‚ы суровы? ‚ы сердитесь за мою вчерашнюю заботливость?
Њраморный румЯнец заиграл на щеках, и в тех самых глазах, которые недавно
глЯдели на менЯ ласково, выразились надменность и гнев.
-- ‚аши поступки менЯ обидеть не могут... -- сказала она.
-- ‚ы хотите унизить менЯ... Ќо моЯ совесть не упрекает менЯ ни в чем, и Я знаю,
чего Я стою...
-- —его вы стоите -- не знаю. џ знаю, что Я сама ничего не стою. џ была глупа,
поверила вам. € кому вы сказали, кому!
-- Љому? -- спросил Я с изумлением.
-- ‚ашему cousin Њодесту. Ћн, днЯ четыре тому назад, делал такие намеки...
улыбалсЯ. Џлатье ему мое понравилось; он сказал: "оно к вам идет" и так противно
спросил: "il vous ѓа dit?"
-- ЉлЯнусь вам Ѓогом! ‚от моЯ рука... …му! џ ни слова. ‚ы не верите... ‚ы не
верите... •орошо! ’ак вам же будет хуже!..
Ћна молча обвела менЯ глазами с ног до головы. (Љак нехороша показалась она мне
в эту минуту!) џ чувствовал, как кровь у менЯ подступила к лицу, как злоба
стеснила мне дыхание.
-- …сли бы вы знали, -- возразил Я ей, дрожа от бешенства, -- как нейдут к вам эти
гордые взглЯды, вы бы сами отказались от них. ‘оветую вам быть скромнее.
Ћна отошла от менЯ, а Я велел запречь сани и послал за ћрьевым.
Ћн хохотал, когда Я жаловалсЯ, хохотал добродушно; но Я прочел в этом смехе
презрение.
-- џ ее так сильно начинал любить! -- сказал Я.
-- Ќасчет этого, -- заметил ћрьев, -- мы еще подумаем, любил ли ты ее или нет?..
-- џ чувствовал к ней большую нежность, Я жалел ее уже давно... Њать ее строга,
отец больной, она небогата.
ћрьев вздохнул и покачал головой.
-- “мный человек, -- продолжал Я, -- не может не быть любЯщ: он знает, что любовь
лучшее украшение молодости!
-- ќто что-то слишком глубоко длЯ менЯ, -- отвечал ћрьев, -- нет, ни ум, ни
доброта, ни нежность не нужны длЯ любви. Ќужна любовь... ‹юбовь может быть зла,
груба... Ћна кусаетсЯ иногда. Ќе поэзиЯ любви нужна любЯщему -- нужен сам
человек, как воздух, как кусок
хлеба... ‚ысокое, брат, часто близко к грубому и мерЯетсЯ им, граф!..
-- ‡ачем же она обвинила менЯ даром? зачем не дослушала... —тоб Я Њодесту...
‘начала точно об руке, но после!..
-- Ћй ли, брат? уж не сказал ли ты ему всего... Ћй, сказал! Ћй, сказал!..
-- Њолчи! Њолчи, или Я...
‚ исступлении Я показал ему руку. Ћн вынул свою из кармана.
-- ‡а чем же дело? Я готов.
-- ‘тупай вон... вот двери...
ћрьев, не торопЯсь, взЯл шлЯпу, сдул с нее пыль, надел перед зеркалом, отыскал
трость в углу. џ чувствовал, однако, что он взволнован. Ќаконец он ушел; Я
проводил его глазами из окна. ѓубы его были сжаты, но он шел спокойно, только
что-то бойчее обыкновенного глЯдел на прохожих.
џ не мог остатьсЯ дома и уехал в кондитерскую. Ќо и там преследовало менЯ
презрение моих двух лучших друзей.
XVII
Ћмерзение, жестокое омерзение чувствовал Я при одной мысли о духовной нищете
моей! ќти два существа, которые только что начинали вырастать перед нищенской
душою -- они оба отвергли менЯ. Ќа что мне флигель мой, шолковый халат нового
покроЯ? Ќа менЯ пахнуло мертвым холодом от этих немых стен, от всей семьи, от
мiра, от себЯ. ђазве того, на кого, изнываЯ в бессилии, глЯдела теперь совесть
моЯ, того хотел Я ввести в эту обитель, по воле одинокую и по воле шумную? Ќет,
не презренного мальчишку и не вдруг одрЯхлевшего без зрелости человека... Њой
‚олодЯ ‹аднев был не таков! Ћн был скромно мыслЯщ, осторожен и тверд в делах, а
на добро и защиту слабого отважен, как тигр... Љонечно, он любил себЯ это
ничего; но он мелок не был, он был спокойно горд, под наружной небрежностью
скрывал пламенную душу и высокий ум; он разумел "ручьЯ лепетанье, была ему
звезднаЯ книга Ясна", и хотЯ не было у него близко "морской волны", но он умел
видеть тайную жизнь везде -- и зеленаЯ плесень пруда дышала перед ним. Ћ, ‚олодЯ
мой, ‚олодЯ мой! Њилый ‚олодЯ! ѓде ты? € вот, едва только открылась перед ним
дверь жизни, едва пахнул на него свежий воздух любви, он разлетелсЯ в прах, как
старый труп, как одежда трупа, давно без движениЯ лежащего в склепе! € как мог
противопоставлЯть Я себЯ тем легкомысленным людЯм, которых промахи без полной
кротости и страданиЯ без достоинства наводили улыбку на мое лицо?
ЌепоследовательнаЯ „аша, Њодест -- актер перед самим собою, с которыми еще
непостижимо длЯ грубого рассудка свЯзана была ЌастасьЯ …горовна ђжевскаЯ... ‚се
люди громких слов и жалкого исполнениЯ, люди эффекта и позорных слез, и опЯть
эффекта и снова слез! ѓде вы, мои собраты? ‡ачем Я покинул вас и задумал было
идти одним шагом с теми, от которых веЯло на менЯ осторожностью и силой? ђазве
товарищ Я ћрьеву, "мужу разума и чести", у которого самаЯ лень царственна?
’оварищ ли Я ему оттого, что страдательно быстрый ум мой удобен длЯ стока его
мыслей? ђазве пара Я энергической ‘офье? ‚ ней свЯзано живут и такт и решимость,
доходЯ то до хитрости, то до благородной удали... ‘ама Ћльга €вановна! Џускай
она скучна, пускай до сих пор говорит €вангое, а не Ђйвенго (мелочь моЯ и в этой
придирке видна!), но разве не подаст она руку совсем иному разрЯду личностей?
Џравда, ходит она, как племЯнница, с забавной гордостью, и псевдоклассик в душе,
но во всем другом разве она „аша? ђазве она не работала всю жизнь свою, разве
она не постоЯла бы за себЯ, как делец, не поборолась бы хоть с самой
ђжевской-матерью? Ђ „аша? Џо крайней мере, она была обманута ’ерЯевым, страдала
от благородного довериЯ; ему стыдно, а не ей... ’еперь она любима
привлекательным џницким, она украшена им. € он сам, џницкий?.. ‡олотообрезные
книги, пустые разговоры, бальный идеал!.. Ђ как он аккуратно ведет свои любовные
дела! Ќикто над ним не смеетсЯ; и как честен и верен!.. Ќе только ‘офьЯ не
слыхала от него ни одного лишнего слова, мне он не делал намеков; кроме "bonne
chance!" ничего не говорил, даже не произносил ее имени с лукавой улыбкой! €так,
из высокого эклектика, соединЯвшего в себе жар неопытности с мудрой теорией
жизни, легкость с благоразумием, доброту с здравым эгоизмом, религию с наукой --
что вышло? €счезло живое воплощение его -- поэтический, воздушный ‚ладимiр
‹аднев, и осталсЯ наместо его не труп, конечно (боль была страшно сильна), а так
какаЯ-то формула, понимающаЯ все, но без всЯкой личности, без всЯкой самобытной,
движущей силы инстинктов. Ќе Ћнегина уже Я видел перед собою, не ђальфа, не
Ѓенедикта, даже не ловкого ђаймонда де-‘ерси, а Ќоздрева, Ќозд-рева, трижды
Ќоздрева!.. •оть и шевельнетсЯ иногда в душе мысль: а может быть, они оба, и
ћрьев и ‘офьЯ, неправы? Њожет быть, один просто глумилсЯ, а другаЯ капризничала?
Ћна не дала мне объЯснитьсЯ оскорбительным тоном, отбила охоту подробно
оправдыватьсЯ. Ћн оскорбил менЯ дьЯвольским смехом, не дождалсЯ доказательств,
не поверил мне, и что за манера: "ой, сказал! ой, сказал!"
Ќо можно ли доверЯть себе? ”акты за менЯ; да это все вздор! ‘кажи Я это ћрьеву,
он засмеетсЯ и ответит: считать себЯ правее других -- общечеловеческаЯ штука!
ќтак, пожалуй, будешь чорт знать с кем наравне и никогда до нравственной высоты
не дойдешь!
€ кого бранить? ‚езде горе, слезы; на улицах грЯзь, и снег все тает и бежит, на
дворах все гниет. „ома тетушка зевает так долго и крикливо; веки у Ћльги
€вановны все еще красны; „аша печальна; Њодест ищет места. „еньги у него все
почти вышли; в плече ревматизм; сам еще больше прежнего исхудал... џ не могу
бранить его за неудачную любезность с ‘офьей; он еще раз отказалсЯ от денег,
которые Я хотел выпросить длЯ него у тетушки. Ћн принужден целые дни ходить по
Њоскве; он бегал даже, заплетаЯ ноги, за маленьким сыном богатого блондина с
рыжей бородой, который гулЯет по бульварам с Ћлинькой Љовалевой. “ этого
блондина родной брат откупщиком и по откупу есть места; и Њодест не только бегал
за сыном его по гостиной у Љовалевых, он пищал, картавил, играЯ с ним, так что Я
принужден был встретить его взглЯд строгим взглЯдом. „а то ли еще делаетсЯ! Ћн
еще находит себе и обеды у знакомых, и ужины. Ђ беднаЯ Љатюша? Ћна ест одно
простое блюдо дома, и целый день одна. ‘ тех пор, как ‘офьЯ стала реже к нам
ездить и не говорить со мной, с тех пор, как ћрьева Я вовсе не вижу, Я бегу из
дома. ‘соры нельзЯ скрыть, а вопросы, шутки и сострадание ужасны! Људа бежать?
Џоеду в нумера, к бедной Љате, вспомнить с нею старину за стаканом чаЯ. Ђ чтобы
ей было веселее, куплю ей шолковый платок и возьму фунт сахарного печеньЯ на
Љузнецком Њосту.
‘тучусь в дверь нумера...
Љатюша отворЯет... ‚олосы ее мокры и распущены; она худа и бледна. Ћна даже не
улыбаетсЯ мне.
-- ‡дравствуйте, -- говорит она сурово, -- а Я только что из бани.
-- ’ы что-то переменилась, разве все кончено? -- спрашиваю Я.
-- „авно уж! Ђ вы не знали? „евочка...
‹ицо ее на минуту просветлело, но потом она опЯть стала грустна и продолжала:
-- Ћтнесли ее в воспитательный дом.
Ћна отходит к окну и, откинув назад голову, чешет сама свою длинную косу и
красиво взмахивает ею.
-- Ћднако есть еще охота нравитьсЯ, -- замечаю Я шутЯ... -- ‚от косой как!
Ќадо было видеть, как она рассердилась.
-- Ћставьте менЯ, пожалуйста, Я ни в ком не нуждаюсь... ‚ам легко смотреть... „а
знаете ли вы, что он говорил? Ћн говорил, что никогда не позволит отдать ребенка
в воспитательный дом, что он будет оборванный сам хо-
дить, а мне и ребенку хорошо будет. ‚ишь ведь какой чувствительный -- скажите!..
Ђ теперь скажи-ка ему... Љак ведь закричит!.. "’ы менЯ не понимаешь!" ‡ачем же
он такую необразованную брал?.. џ ведь к нему не просилась.
-- „а Я-то чем виноват?
-- Ђх, оставьте менЯ!.. ‚ы смеетесь, а Я здоровье все свое потерЯю с ним тут...
‚от что!
Џриходит Њодест. Ћн очень весел, поет, заигрывает с Љатюшей, но она не отвечает
ему.
-- Une petite coquetterie, fort gentille, -- шепчет мне Њодест. Ђ мы вот скоро с
Љатериной Ћсиповной уедем, ‚ладимiр Ђлександрыч... да-с, уедем! Ќе будет нас в
Њоскве; не за кем вам будет ухаживать, ‚ладимiр Ђлександрыч!.. € прекрасно!
отбивать жен у своих друзей не годитсЯ!
ЉатЯ молчит.
-- ’ы скоро едешь? -- спрашиваю Я.
-- „а, место есть... на днЯх все решитсЯ. Ђ ты полюбуйсЯ, душа, на характерец
Љатерины Ћсиповны... ‚от так-то она менЯ каждый день угощает!
-- ‘тыдились бы, стыдились бы говорить!.. -- начала было Љатюша; но, встретив его
холодный, презрительный и даже угрожающий взглЯд, отвернулась молча к окну.
XVIII
џ вытерпел около двух недель: не ехал ни к ћрьеву, ни к ‘офье, обедал каждый
день то у ЊорелЯ, то у евалье, проиграл рублей сто на бильЯрде; пил шампанское
с такими молодыми людьми, которых имена даже не всегда верно знал, -- а все не
было легче. џницкий отказывалсЯ от всех этих пиров и партий: все сидел дома по
вечерам. Ћдин раз, впрочем, он позвал менЯ к себе обедать. Њы ели вдвоем: Я был
не разговорчив в этот день, он задумчив.
-- Џослушай, -- сказал он наконец, -- ты влюблен в ‘офию ђжевскую и поссорилсЯ с
ней? Њне говорила Dorothée.
(Џрежде он говорил ваша Dorothée, a теперь просто Dorothée).
џ, разумеетсЯ, не мог объЯснить ему, что ссора с ћрьевым длЯ менЯ ужаснее всех
любовных ссор.
-- „а; она мне нравитсЯ, и мы поссорились; а что? -- спросил Я.
-- …сли ты не хочешь быть откровенным, так Я покажу тебе пример... ’ы знаешь, что
Я хочу увезти Dorothée. “ж мы условились. Ћна сбираетсЯ.
-- Љак! —то ты? Љогда?
џницкий засмеЯлсЯ и взЯл менЯ за руку.
-- Љогда она хочет... ‘егоднЯ, завтра... џ подорожную взЯл. „орога теперь
ужаснаЯ, но это не беда...
џ долго не мог прийти в себЯ от удивлениЯ, радости, жалости и уважениЯ к „аше.
•итрец дал мне распечатанную записку и позволил прочесть ее:
"“ менЯ все готово. …сли хотите, придите сегоднЯ вечером с ‚ольдемаром ко мне".
џ после догадалсЯ, что он, открывши мне секрет, заставил ее быть решительнее. џ
примчалсЯ домой и отдал записку.
„аша и улыбалась, и вздыхала, и глЯдела с таким наивным беспокойством, что Я
вдруг полюбил ее.
-- €дем, -- сказала она наконец. ’ут уж и Я испугалсЯ за нее.
-- Ќе остатьсЯ ли? -- спросил Я, -- подумайте, „аша, что вы делаете?
-- —то делать! “ж Я думала, думала...
€ сама торопитсЯ, надевает шлЯпку, руки дрожат; Я беру узелок; она прЯчет
шкатулку под салоп. ‘делала шага два и села опЯть на диван.
-- Ќоги дрожат... -- сказала она.
-- €дти, так идти, а то будет поздно.
-- Џойдемте.
‘пустились с лестницы. Ќа дворе подмерзло, и первые звезды уже блестЯт. ‚
переулке тихо; извощиков нет.
џ смотрю на свою бледную, высокую спутницу и не верю глазам своим.
-- „а как же это у вас так скоро?..
-- Ђх, -- отвечает она улыбаЯсь, -- какое скоро! „авно уже об этом речь... ‘ того
маскарада, в котором вы так долго менЯ искали...
-- € вы не боитесь?
-- ‘ама не знаю: и боюсь и не боюсь! џ его так люблю... Ќе правда ли, как он мил!
-- џ уважаю вас, „аша!
„аша замолчала и до самого угла шла молча, с светлой гордостью в лице.
Ћстановились.
-- Џрощайте, ‚ольдемар! Џростите мне, если Я чем-нибудь...
-- ‚ы... вы мне простите, -- отвечал Я, с жаром обнимаЯ ее и подносЯ потом к губам
ее душистую перчатку... -- Ђ как быть дома?..
-- Ќикак... скажите, что ушла, что уж уехала с џниц-ким... и только... —то мне за
дело!.. Џрощайте!
-- Џрощайте!
Ћна спустила вуаль, и Я видел сам издали, как она вошла к џницкому в ворота.
‚ыждав еще минут с пЯть, Я прошел мимо дома: сквозь сторы светилсЯ огонь в его
кабинете; остальное все было темно.
’акой факт нельзЯ не передать ћрьеву! ‘сора забыта, о достоинстве и помина нет;
дело в том, чтобы узнать его мнение, а остальное все вздор, и мы с ним под
дюжинные законы не подходим!
Ћн принЯл менЯ очень любезно, и о старом не было и помина.
-- џ говорил тебе, что она молодец! -- сказал он про „ашу. -- € выбор ничего, даже
хорош... Ђ Ћльга €вановна что? …е, бедную, жаль как-то стало...
Ќа другой день Я еще раз убедилсЯ, что ћрьев всегда прав: Ћльгу €вановну точно
жаль. џ не стану описывать, что делалось с нею и отчасти с тетушкой, когда они
узнали об отъезде „аши; вспомню только, что говорила мне Ћльга €вановна, стоЯ
передо мной в своей спальне. Ћна говорила без жестов, без натЯжки, тихо и самым
искренним голосом:
-- ‚от до чего мы дожили, ‚ольдемар! ‚от до чего Я, беднаЯ, дожила! Ћбмануть
менЯ! ‡ачем? —то Я ей за злодейка была?.. „а если уже страсть ее увлекла, приди,
признайсЯ... Ћбмануть! € как бездушно! ’ретьего днЯ -- смотрю: она свои вещицы
фарфоровые в шкатулку укладывает. џ ей говорю: "„аша, что ты это делаешь?" -- "џ
хочу подарить их". -- Њне стало больно. Џоловину их Я отдала ей, когда она еще
ребенком была; старинные вещи... ‚едь и мой отец, ‚ольдемар, имел состоЯние, и
мы бы могли жить как другие, если бы не несчастнаЯ страсть его к картам... „а, о
чем Я говорила?..
-- Ћ фарфоровых вещах, -- отвечал Я. € мне вздох-нулось.
-- „а... мне очень стало больно смотреть на эти вещи... Љак будто сердце мое
чуЯло! Ѓог же с ней, если так... †елаю ей счастьЯ, а обо мне она не услышит
больше! џ свое дело делала, и неблагодарность длЯ менЯ гнуснее всего... ‘колько
занЯтий, сколько труда, сколько ходьбы было за ней, когда ее несчастнаЯ мать
умерла!.. „а знаете ли вы, что если она жива, так она обЯзана этим мне... Ђ
потом сколько пренебрежениЯ от богатых людей, от их лакеев Я перетерпела, выводЯ
ее в люди! Ђ? ‚ы понимаете это... ‚едь вы думаете, что Я всегда была бездушнаЯ,
стараЯ девка? Ќет, и Я была молода, да знала стыд и в долге, в труде находила
отраду... „а не стоит об ней и говорить!..
ѓлаза Ћльги €вановны после ’ерЯева болели, а теперь стали еще хуже.
’етушка на другой день призвала менЯ к себе после обеда. Ћна лежала на диване и,
когда Я вошел, развела только руками и сказала:
-- Ќу, домок мой стал -- нечего сказать -- домок! Џритон разврата, а не дом! ’ы-то,
батюшка, как туда замешалсЯ? ‚езде твоЯ срезь... ђасскажи, как все это было.
џ начал говорить, что знал о знакомстве „аши с џниц-ким, старалсЯ оставлЯть в
стороне Љовалевых, потому что они были мне нужны длЯ свиданий с ‘офьей, но
тетушка понЯла, что „аша видалась свободно с џницким у них, и воскликнула:
-- Ћх, уж эта мне халдейка, Ћлинька!
Џотом стала дремать, и Я еще не кончил, как она уже заснула.
Ћдна новость сменЯет другую. Њодест решительно едет служить по откупам и Љатюшу
пока не берет с собою. Ћн устроил ее у —епечницы Џетровны и обещает выписать
после к себе. ‘ерафима Џетровна живет в самом нижнем этаже деревЯнного домика,
живет бедно и не очень чисто, почти под землею... “ Њодеста две жакетки, много
цветных летних галстухов, два сюртука, бич, новаЯ трость, зеленый халат с
красной оторочкой и кистЯми. …здит он на дорогих извощиках. Ќи на лице, ни в
словах его Я не могу прочесть угрызений совести. ‘ветел и тверд! Ћн случайно
угощает менЯ чаем в трактире, сидит на диване так прЯмо, разливает чай так ловко
и весело, синее трико на пальто его так толсто и дорого, что Я решаюсь спросить
у него: "значит, ты на ней не женишьсЯ?"
Ћн улыбаетсЯ так, как будто давно ждал этого вопроса.
-- Џусть менЯ осуждают, -- говорил он, -- Я знаю, кто и как, и за что менЯ осудит.
Ќаизусть знаю. Ќо у нее характер стал невыносим... ‘проси у нее, пусть она по
совести тебе скажет: обЯзан ли Я на ней женитьсЯ... Ћна знает мой образ мыслей и
свой характер.
Џроводив его, Я заехал к Љатюше и спросил у ней, каково ей здесь?
-- „а ничего. Њало только денег оставил. Њне-то Ѓог бы с ним. „а вот женщина эта
очень зла, со свету сживет, если недостанет...
-- —то ты? —епечница Џетровна зла?
-- Ђ вы думаете что? ЃедоваЯ! …е муж через ндрав ее даже бросил... „а где ему обо
мне думать, когда он об родной дочери об своей, поверите ли, и не спросит!
‚идите ли, платьЯ себе нашил? ‚от она любовь-то его... ‡астрелитьсЯ хотел... џ
даже, вам скажу, себЯ нисколько не жалею; менЯ Ѓог уж за одного за вас должен
наказать, за то, как Я вас обманывала... Ђ только обидно видеть, что благородный
человек, а носки цветные в магазине французском купил, да самому уж видно стыдно
стало, спрЯтал их от менЯ потихоньку в чемодан.
Ћна встала и принесла из другой комнаты четыре пары носков.
-- ‚от это Я вЯзала -- так не взЯл. Ќе может толстых носить... ‚друг кожа нежнаЯ
стала... Ќе возьмете ли вы?.. ‚озьмите-ка на здоровье, в памЯть старой дружбы!..
XIX
џ не помню Ясно нашей встречи с ‘офьей после ссоры и первых слов, которыми мы
обменЯлись. Ќо недаром же у менЯ осталась памЯть об упрЯмстве ее... ‚ерно, мне
было очень трудно возвратить ее к добрым отношениЯм.
‚есна приближалась; пришла и Џасха; …вгениЯ Ќики-тишна воротилась из Џетербурга;
„аши не было; не длЯ кого было и ‘офье ездить часто к нам в дом. Њать ее узнала,
что она познакомилась без нее с Љовалевыми, и сказала ей, как Я после узнал:
"бывать у них можно, но чем реже, тем лучше, и долго не сидеть!" ђаз, однако,
после обеда, Ћльга €вановна заехала к Љарецким и привезла оттуда ‘офью. “
Љовалевых были гости. ‚се пошли в наш маленький садик, где зелень еще не
распустилась, но было уже сухо и тепло.
Ќачали играть в горелки. ћрьева не было, и Я был очень рад. •отЯ Я уже давно был
развлечен работой к экзамену и Њечтами о новых встречах летом, однако все-таки
видел в
‘офье что-то родственное и привычное и пригласил ее бегать со мною. џ долго не
уступал ее никому, старалсЯ быть вежливым, предупредительным и скромным, чтобы
обновить себЯ в ее глазах, и ей, кажетсЯ, это нравилось.
џ помню ее ласковые взглЯды, дружескую улыбку и слова: "џ вас давно не видала!"
џ веселилсЯ, играл от всей души. ѓореть пришлось Љовалеву; мы с ‘офьей бежали.
Љовалев, споткнувшись, стал на оба колена; ‘офьЯ зацепилась за него и со всего
размаха упала ничком. џ бросилсЯ к ней и поднЯл ее. Ћна смеЯлась, но была
смущена, и шолковое платье ее разорвалось. ‘ содроганием увидал Я, что одна из
ладоней ее сильно ссажена. џ хотел бежать за водой, но Ћльга €вановна увела ее в
дом, обмыла ей платье и обвЯзала руку. Ћни вернулись, и мы продолжали играть.
‚ечер был прекрасный. Љовалевы предложили проводить ‘офью пешком, когда другие
гости уедут. Џошли; Љовалев шел впереди с женою и Ћльгой €вановной, Я за ними
вел ‘офью под руку.
џ помню, что спросил у нее: "болит ли рука?", а она спросила: "вам жалко разве?"
-- Ќет, Я рад, -- отвечал Я, -- потому что теперь жалею вас... џ смелее на вас
смотрю... џ бы желал, чтобы вы почаще были несчастливы, тогда Я мог бы доказать
вам чем-нибудь мою дружбу.
-- џ тоже бы хотела доказать вам мою дружбу...
-- Џраво?..
-- Џраво. Ќаучите, что мне длЯ вас сделать?.. џ подумал...
-- —то сделать?.. ‡наете ли что? ‚ы можете сделать длЯ менЯ много. џ буду с вами
откровенен. ‚аша кузина ‹иза мне очень нравитсЯ... џ всегда был склонен к
семейной жизни. …сли бы года через три, когда Я кончу курс, женитьсЯ на ней...
Ћна, кажетсЯ, такаЯ тихаЯ, добраЯ, и за ней тысЯч двадцать серебром дадут...
Ќадо быть положительным...
‘офьЯ засмеЯлась.
-- Ћна вам нравитсЯ? —то ж вы мне давно не сказали?.. ‹иза очень добраЯ... џ бы
очень желала длЯ ‹изы такого мужа, как вы... ‚се-таки вы, Я думаю, лучше
многих... Љто, кроме вас, скажет такие вещи! Љакие вы смешные!..
Ћна с очаровательной веселостью заглЯнула мне в лицо.
-- Ђ менЯ уж совсем не надо? -- и слегка так мило махнула рукой, что Я пришел в
восторг.
-- ‚ас не надо? -- отвечал Я, прижимаЯ к себе ту руку, котораЯ лежала на моей... --
Џослушайте... Ќе будем гонЯтьсЯ за многим... ‚ы помогайте мне у ‹изы, и не
бойтесь, Я буду ей верный и добрый муж... божусь вам! Ђ пока отчего не пожить?
‹юбви, разумеетсЯ, не надо... Ќо вы так умны, так милы, что с вами и без любви
хорошо!
-- ‚от, если бы вы всегда были так откровенны! Љак это к вам идет!.. Љак же мы
будем с вами теперь?.. „ружба это будет?..
-- ‡ачем эти названиЯ... Ѓудем так себе... Ѓудем рады, когда встретимсЯ, не будем
мешать друг другу; вот это иногда...
џ указал на губы.
-- Ќет, это уж не дружба...
-- ќто не простаЯ дружба... ќто amitié poétisée... “молЯю вас...
-- ђедко, очень редко...
-- Ђ как?
-- ђаз в год.
-- Ќет... два раза в неделю.
-- ђаз в месЯц... Ќи за что чаще не хочу...
-- •орошо и это, -- отвечал Я, подаваЯ ей руку.
Њы расстались весело, и Я задыхалсЯ от умилениЯ, радости, гордости, возвращаЯсь
домой. —ерез неделю она уехала с матерью в деревню и, прощаЯсь, звала менЯ в
августе к Љолечицким.
-- џ постараюсь быть там непременно, если менЯ пустЯт... Ѓудем танцевать там и
ездить верхом.
џ взЯл слово с нее, что в кавалькадах она будет моей дамой, и пригласил ее на
мазурку.
ћрьев тоже скоро после этого уехал с своими хозЯевами в деревню, а днЯ через два
после него и тетушка с Ћльгой €вановной пустились в путь.
Њне оставалось кончить экзамен и ехать в Џодлипки. •орошо было тогда!..
XX
’еперь Я рассказал вам все, что со мной было до встречи с Џашей. ‚ы понимаете,
как мне было и грустно, и просторно в Џодлипках; как Я отдыхал с Џашей, после
‘офьи ђжевской и ћрьева.. Љогда Џаша уехала, Я не то чтобы забыл ее, а думал,
что все уже кончено, и погрузилсЯ в чтение, прогулки, лень и с удовольствием
собралсЯ в конце июлЯ к молодым супругам Љолечицким, к которым звала менЯ ‘офьЯ.
“ них и без нее было приЯтно. „ом у них двухэтажный, каменный, белый, старинный
сад, пруды, много лошадей, лихаЯ псарнЯ. Џриглашали они только молодежь. •озЯин
дома -- отставной конногвардеец, белокурый, красивый и насмешливый; жена собой
похуже его, но стройна и мило капризна; лицо ее может очень нравитьсЯ. ЋдеваетсЯ
она отлично; очень радушна и любезна у себЯ в доме. Њуж образованнее ее; с ним и
поговорить не скучно, и сам он сказал один раз при мне:
-- ѓлавное, надо любить все... џ все страстно люблю .. —итать мне предложат -- Я
умру над книгой; охоту обожаю, верховую езду -- тоже... Џолитика, хозЯйство.. џ
все, все люблю!..
‹учше всего было то, что они ни не стеснЯли и друг другу не мешали, как
Љовалевы, только в другой форме. Ћдно времЯ они были моим идеалом, именно тогда,
когда Я с Љлашей сиживал на диване и уговаривал ее идти за другого, а менЯ
сделать счастливым.
ЋтпускаЯ менЯ к Љолечицким, тетушка приказала мне заехать в монастырь, который
был верстах в пЯти оттуда, и отслужить панихиду по родным: там были похоронены
отец мой, дед, мать и дЯдЯ, муж Њарьи Ќиколаевны. —асов в одиннадцать утра Я
приехал к молодым супругам.
-- ‚се господа у обедни, -- сказал слуга. Џереодевшись, Я вышел в пустую
бильЯрдную, постоЯл
на балконе, пересмотрел картины на стенах, потом начал от скуки толкать кием
шары. ‚друг стеклЯннаЯ дверь из сада за спиной отворилась со звоном... ‘офьЯ
стоЯла на пороге. Ќикогда, ни прежде, ни после, не была она так хороша! Ћна
пополнела за лето; на лице легкий загар и румЯнец; темные волосы острижены в
кружок и завиты; глаза расширились и заблистали, когда Я, онемев от радости,
обернулсЯ к ней. Џлатье на ней легкое, пестрое (с удивительным вкусом пестрое!),
везде оборки, кружева... Ћна сложила зонтик и улыбнулась, когда Я бросилсЯ к
ней.
-- Љак это вы здесь? -- спросила она.
-- € вы могли думать, что Я не приеду, когда вы сами звали менЯ!
-- ђазве звала? џ не помню.
-- Ђ Я не забыл, -- отвечал Я грустно.
Ћна села на диван и, встрЯхнув кудрЯми, сказала:
-- Љак Я голодна, если б вы знали! ‘коро ли это есть дадут? ЋбеднЯ эта такаЯ
долгаЯ; Я насилу ушла.
‚ эту минуту все общество со смехом поднЯлось на крыльцо за стеклЯнной дверью.
Џервый вошел мсье ‘аль-вари, бледный и худой москвич, с густыми рыжими
бакенбардами. Ћн вел под руку Љолечицкую... џ встречал этого ‘альвари в Њоскве,
и мне всегда не нравились его ничтожные черты, немного кривой нос и все
движеньЯ, развЯзанные без простоты. …сли он шел с тростью по улице, то
непременно судорожно, сурово и наискось подавшись вперед; или зЯб, когда не было
холодно, поднимал воротник у пальто; в кругу мужчин клал ноги на стол или упирал
их в окно; в мазурке, сидЯ около дамы, старалсЯ поставить стул как-нибудь
спинкой к ней, руки положить на спинку, а бороду на руки; станет у притолки,
стеклышко в глаз, большие пальцы засунет под мышки, за жилет, ногу заплетет за
ногу; противно "фредонирует", в танцах прижимает даму к себе донельзЯ, чуть не
кладет ей лицо на голову, если она мала (сам он среднего роста), на плечо, если
высока. џ видал его и пьЯным в маскарадах, и знал, что он развратен, и не
говорил с ним ни слова, ненавидел его.
‚ходЯ в бильЯрдную, ‘альвари и хозЯйка дома продолжали начатый спор...
-- Ќе говорите мне о правильных чертах! -- воскликнул ‘альвари.
-- џ бы желала быть красавицей! -- отвечала Љоле-чицкаЯ.
-- ‚от длЯ примера, -- продолжал ‘альвари, -- вы и m-lle Sophie: и у вас, и у m-lle
Sophie нет ни одной порЯдочной, строгой черты, a ensemble ваш может свести с
ума. Ќе правда ли, m-lle Sophie?
Ћн подошел к ‘офье, а Я к хозЯйке дома.
‡а завтраком и за обедом он сидел около ‘офьи, болтал без умолку по-французски,
наливал ей воду и не сводил с нее глаз.
Џосле обеда шел небольшой дождь, и вздумали танцо-вать. ‘офьЯ была приглашена на
две кадрили; Я взЯл ее на третью. ’анцуЯ с Љолечицкой, Я старалсЯ не показывать
вида, что грущу; но она все-таки заметила.
-- ‚ы рассеЯнны, -- сказала она. -- Ќе влюблены ли вы?
-- Ќет, -- отвечал Я, -- Я даже не знаю, верить ли или нет в существование любви...
-- ‚ы разочарованы? -- спросила она с материнской улыбкой.
-- Ћ, нет... џ только безочарован! € вздохнулось что-то.
ЏроклЯтый ‘альвари танцевал с ‘офьей. Ќаконец очередь дошла и до менЯ.
-- џ очень рада, что вы здесь, -- сказала она, подала мне руку, когда можно было
сделать это незаметно, и ушла на другую сторону.
џ дождалсЯ и, покружившись с ней, отвечал:
-- Ќа что Я вам?
-- Љак на что? џ рада...
-- Љак другу?
ѓлаза ее лукаво улыбнулись.
-- Љак вы сами хотите...
-- Ђ этот господин?
-- Љакой господин?
-- ќтот бледный и кривоносый господин с отвратительным шиком?..
-- —ем же он вам не нравитсЯ?.. Ћн очень умен и интересен. џ сейчас говорила ему,
что Я желала бы влюбитьсЯ, что так жить скучно. Ђ он мне говорит: "влюбитесь в
менЯ, Я буду очень рад".
џ стиснул зубы и, помолчав, сказал:
-- ‡начит, Я напрасно приезжал? ‘офьЯ взглЯнула строго.
-- ‚ы, кажетсЯ, обещали не иметь никаких претензий?
-- џ не имею их... Ќо, впрочем, это в самом деле глупо с моей стороны!
€звините... ‘кажите, будут здесь кавалькады?
-- ‚ерно будут... џ буду с вами ездить... ‘держу обещание, сдержите и вы...
—асов около девЯти взошла полнаЯ луна и так Ярко осветила все, что одна из дам
предложила всем ехать верхом. Љолечицкий стал отговаривать, уверЯл, что лошади
будут пугатьсЯ и бить. ‚ообще мужчины неохотно поддавались на это, но волЯ
женщин взЯла верх. ЉолечицкаЯ сказала мужу:
-- “ тебЯ много лошадей; выбери смирных длЯ нас, а ces messieurs могут ехать на
каких хотЯт.
‘прашивали, кто из женщин хочет непременно ехать... •отели все. ‘альвари
обратилсЯ к ‘офье и спросил:
-- Њогу Я ехать с вами?
‚о мне все замерло.
-- џ обещала m-r ‹адневу, -- отвечала она, -- Я с ним у† ездила прежде...
‘альвари шаркнул и, отступЯ, сделал мне рукой в сторону ‘офьи, как будто хотел
сказать: честь и место! џ сухо поклонилсЯ. ’акой отвратительный!
естнадцать лошадей стоЯли у крыльца. Ћт радости Я едва сошел с лестницы; луна
светила еще Ярче прежнего. „орога была видна, как днем; каждаЯ рытвина, каждаЯ
кочка отделЯлись на лугу перед домом.
Џустились в путь. —то за блаженство! џ выбрал нарочно лошадь побойчее; она три
раза встала на дыбы около ‘офьи, когда Я садилсЯ на нее.
"Џостой же, -- думал Я, -- теперь ты не будешь презирать менЯ! Ќе подумаешь, что у
менЯ нет характера".
‘начала все шло прекрасно. Њы ехали с ‘офьей впереди; за нами ‘альвари и
ЉолечицкаЯ; за ними остальные. Њы изредка перебрасывались словами и шутками с
другими, но между собой почти не говорили. ‘офьЯ немного боЯлась; она смотрела
то на уши лошади, то на дорогу; Я не хотел начать первый. ‚ыехав за чудный
еловый лесок, мы стали спускатьсЯ с горы. „орога была всЯ в промоинах. Ђошадь
‘офьи вдруг заупрЯмилась и повернула назад. џ хотел схватить ее повод, но мой
вороной пЯтилсЯ в сторону и приподнЯлсЯ слегка опЯть на дыбы. Ќаконец Я
справилсЯ с ним, бешено взЯл его в шенкелЯ, ударил и подскочил к ‘офье.
-- Ћставьте! оставьте! -- закричала она, -- ваша лошадь пугает мою... оставьте! џ
уеду назад. M-r Salvary!
Ѓольше всего боЯлсЯ Я срама. Љогда тут доказывать ей, что Я гораздо лучше знаком
с эквитацией, чем мерзавец Salvary?.. ‘хватил за повод, рванул за собой; мой
конь перескочил через рытвину, ее лошадь за ним... ‘офьЯ вскрикнула.
-- Ќет, это ни на что не похоже! -- сказала она, такаЯ страшнаЯ лошадь. џ уеду...
M-r Salvary!
-- Њолчите, -- возразил Я, -- молчите, не зовите этого... Њы спустимсЯ! Sophie!
ђади Ѓога!
-- M-r Salvary!
-- Ѓоже! Љакой пронзительный ваш голос! Ќе тЯните поводьев. „а молчите же. џ
позову вам его...
-- џ боюсь остатьсЯ одна.
Ќо Я не слушал ее, поскакал и встретил в роще Salvary, который уже сам спешил к
ней на помощь (ЉолечицкаЯ услала его от себЯ). Њы поменЯлись дамами. Џечально и
постыдно кончилсЯ длЯ менЯ этот вечер. џ не мог владеть собою и ни слова не
говорил с Љолечицкой.
-- ‚ы поссорились с ‘оней, Я это вижу, -- сказала она.
-- Ќимало! Ђ вот что... џ завтра рано уеду...
Ћна упрашивала, умолЯла менЯ, назвала mon charmant cousin, дразнила ‘офьей, но Я
решилсЯ ехать, и после шумного ужина, который длЯ менЯ был и длинен и несносен,
простилсЯ с доброй кузиной и ее мужем и ушел спать потихоньку, умолЯЯ их не
мешать моему отъезду...
XXI
Ќа всех окнах были спущены маркизы и сторы, и все в
доме еще спало, когда Я сел в колЯску.
-- „омой! -- сказал Я кучеру.
Њы поравнЯлись с церковью; кучер снЯл шлЯпу и помолилсЯ, и Я вспомнил о
панихиде, которую мне велела тетушка отслужить мимоездом над могилою родителей.
-- Ќет, не домой, ѓригорий, а прежде в монастырь заезжай.
џ сказал вам уже, что монастырь этот в пЯти верстах от имениЯ Љолечицких. ‘тараЯ
кирпичнаЯ ограда, церковь с большой и звонкой лестницей под сводами, березоваЯ
ђоща за стеной -- все здесь было давно мне знакомо. џ послал за иеромонахом и
бесчувственно оперсЯ на решотку ђодительской могилы... Ќад отцом лежала плита,
над матерью стоЯл большой крест из черного камнЯ, и он обращен был ко мне не той
стороной, где написано имЯ ее, год и звание, а той, где золотыми буквами
вырезаны (по желанию самой покойницы) слова: "ѓосподи! прости грехи молодости
моей и незнаниЯ". ‘лова эти Я давно знал, но они были до той минуты бездушны длЯ
менЯ.
‘олнце начинало греть. Џришел отец Њельхиседек и начал... Ћн пел тихо, слабым,
старым голосом; дьЯкон густо и грустно вторил ему; кадильный дым быстро исчезал
в воздухе; стрижи визжали; кладбище зеленело... џ зарыдал, припав к решотке,
плакал долго, до тех пор плакал, пока отец Њельхиседек не кончил.
’огда Я подал ему деньги и благодарил его; монах взглЯнул на менЯ печально и
спросил: "„омой к тетушке отселе?"
-- „омой, отец Њельхиседек...
-- Џочаить не зайдете ко мне?..
-- Ќет, уж надо домой...
-- Ќу, с Ѓогом!
€ старик благословил менЯ. Њы ехали тихо; лошади утомились от зноЯ.
‘олнце было уже невысоко, когда мы стали подъезжать к Џодлипкам.
-- —то, если б Џаша была здесь? -- подумал Я. ‘лезы на могиле родных смЯгчили
менЯ, и эта близость смерти снова пробуждала жажду наслаждений...
‚месте с тем Я видел немой упрек на всех знакомых предметах, попадавшихсЯ мне по
мере приближениЯ к усадьбе с северной стороны, где рощи долго скрывают ее от
глаз. „уб, наклоненный над вершиной, у пруда... второй раз скошенное сено лежало
мирными рЯдами на зелени, как бы помолодевшей от покоса. Џрачка ”екла, котораЯ,
нагнувшись над водою в том месте, где стоЯли опрокинутые наши вЯзы, била
вальком... послеобеденнаЯ пустота двора... все молча взывало ко мне: "‡ачем ты
покинул нас длЯ тщеславных забав? € за то, что ты предпочел жизнь чужую жизни
всегда тебе родной и даже подвластной тебе во многом, за это Ѓог наказал
тебЯ!.." Њы быстро въехали на двор. Ћльга €вановна в белом капоте работала на
балконе; около нее сидела Џаша. Ћни обе встали и сошли с балкона ко мне
навстречу. “лыбки на всех лицах! ‡десь-то Я царь!
џ поцаловалсЯ с Ћльгой €вановной, поздоровалсЯ с Џашей и бросилсЯ к тетке. ‡а
чаем заставили менЯ рассказывать все подробно; и Я рассказывал, но умолчал о
своем уроне. Ќемного погодЯ Я проходил через коридор, встретил Џашу и погладил
мимоходом ее по голове, а она схватила мою руку и крепко ее поцаловала...
€ вот с этой минуты Я влюбилсЯ в нее.
Њы разошлись, но Я весь вечер был рассеЯн и отвечал тетушке невпопад.
Ћна даже бранила менЯ матерински за это и хотела, "настукать лоб".
€ как шли к Џаше маленькие косы в этот вечер!.. ЊилаЯ моЯ Џаша! џ долго не мог
заснуть!
Ќа другой день утром Я, заставши ее одну в диванной за пЯльцами, умолЯл прийти
ночью в аллею.
-- ‘трашно! -- отвечала она, -- вы разве не слыхали, как сова всю ночь вчера
кричала?.. “ нее есть дитЯ в дупле, в Яблоне направо.
џ обещалсЯ убить сову; зарЯдил ружье и, не найдЯ самой совы, вынул совенка,
посадил его на ветку и безо всЯкой нужды расстрелЯл на 10 шагах.
Џаша обещалась выйти в аллею. џ сгорал от нетерпениЯ и, чтоб сократить времЯ
между чаем и ужином, поехал кататьсЯ верхом. ЊесЯц светил Ярко, и было очень
свежо и грустно вокруг, когда Я вернулсЯ домой.
„о ужина оставалсЯ еще час.
’етушка, Ћльга €вановна, Џаша и ”евроньюшка сидели на балконе.
‚ саду раздирающим голосом кричала стараЯ сова; Я ушел к себе и, не умеЯ писать
стихов, выразил в прозе сам не знаю что!
џ недавно читал атобриана и помнил ночную песню молодого краснокожего, который
говорит, что он оплодотворит чрево своей милой (je fertiliserai son sein).
‘ова, месЯц и сырость, Џаша и ее мать, коварнаЯ ‘онечка и ее мать... все это
порхало около менЯ. џ сел и писал как бы от лица девушки к себе.
‹исток этой рукописи цел до сих пор, и помарок в нем почти нет. џ никогда не мог
решитьсЯ ни сжечь, ни разорвать его.
"„руг мой! зачем это бледное облако на краю неба? “же темно, и воздух в поле
полон влажного холода.
„руг мой! душа моЯ ноет!
џ ушла далеко от своих, ушла из дому в поле, а душа все ноет!
Љак назову Я тебе, брат мой, как назову Я чувство, от которого млею?
џ назвала бы его музыкой дальней смерти, милый мой; но рукам моим так холодно, в
лицо из рощи прилетает такой оживленный воздух...
—то делать, Я не знаю слов!
‚сю ночь вчера кричала сова в саду... Ѓрат мой, зачем ты убил ее дитЯ!., дитЯ
еще невинно, милый брат... Џомнишь, и твоЯ мать была сурова и нелюбима людьми, и
отчего же ты так вздохнул, когда услыхал вчера вечером жалобный плач совы над
Яблоней, под которой лежало разбитое до крови, еще нехорошо оперившеесЯ тело
ребенка?
џ слышала, друг мой, как ты вздохнул; прости же мои слова, бедные слова одинокой
сестры твоей...
‚от видишь свет сквозь поблекшие осенние кусты? ќто дом мой, милый брат.
Џойдем ко мне... ‚ поле холодно!..
џ согрею тебЯ у камина, и озЯбшие руки твои отойдут под дыханием моей любви...
Џойдем же, пойдем, милый избранник мой. Џойдем; душа моЯ ноет! ’ам мы долго
будем одни в светлой комнате, а в поле так темно, и кругом везде сырость и
ночь!"
XXII
џ лег в тревоге. Џока в доме все шевелилось, Я был еще терпелив; но скоро в
буфете перестал звонить ‘тепан; из дальней девичьей тоже не слышалось шума; в
окне Ћльги €вановны еще светилсЯ огонь. Ќаконец и он погас... ’огда Я весь
обратилсЯ в слух, дрожал, вскакивал... ‚от вдали скрипнула дверь и замолкла, еще
скрипнула и опЯть замолкла (Я знал по звуку, какаЯ это дверь). џ ожидал, что
наконец эта дверь заскрипит вдруг и коротко, потому что Џаше надоест
нерешительность. ’ак и случилось через минуту. …сли б она пошла тотчас же смело
в девичью, то за этим знакомым мне скрипом щолкнул бы замок на коридорных
дверЯх, потом в сенЯх завизжал бы блок; но видно, она пробиралась осторожно;
между первым звуком и вторым прошло так много времени, что Я стал думать: "верно
это не она!" Ћдин Ѓог знает, как Я мучилсЯ, но на всЯкий случай был готов.
Ќаконец стукнул замок, завизжала и хлопнула сеннаЯ дверь... Ќет сомнениЯ, это
она! Ћна бросилась скорее мимо горничных, чтоб не успели ее рассмотреть, если
котораЯ и проснетсЯ. џ схватил фуражку, отворил окно, выскочил в сад и поспешил
по темной аллее к огороду. ‡а воротами на мостике показалась Џаша; она была
покрыта большим платком. џ дождалсЯ ее в аллее в темноте, и она бросилась ко мне
на шею...
-- Ђх, мой миленький, это вы! как Я дверей боЯлась, как они скрипЯт! это просто
страсть!
Њы решились идти в поле, к холмам, где был кирпичный сарай. € недалеко, и пусто,
и в сарай можно спрЯтатьсЯ -- а в саду караульщики. Џаша боЯлась и зЯбла, но была
на все согласна. Љак очаровательно казалось мне ее послушание, ее детскаЯ
кротость, какое-то уважение ко мне, которое Я замечал и в словах, и в робких
взорах, обращенных ко мне! Љак все это мне нравилось после кокетства и обманов
Љатюши, после причуд и безвкусиЯ Љлаши, после дерзостей ‘офьи! Љогда мы шли с
ней по пустой дороге мимо болота и смотрели на огромные полЯ, покрытые туманом,
бедный и бледный ребенок становилсЯ как бы свЯщенным длЯ менЯ... ‘амаЯ
чувственность моЯ была проникнута такой искренней нежностью, таким умилением,
что Я вдруг захотел не расставатьсЯ с ней ни на миг, завернул ее в свою шинель,
и мы скоро дошли до кирпичного сараЯ. ‡десь, обнЯвшись крепко, сидели мы долго
на пригорке и молчали. џ смотрел на это кроткое, отроческое лицо, на этот
детский чепчик, на белокурые косички, которые выставлЯлись из-под него, смотрел
на ее глаза, переходившие с тумана и полей на менЯ, а с менЯ опЯть на туман и
полЯ, и все не мог произнести ни слова. —то Я скажу ей: "Я люблю тебЯ!" „а, Я
точно люблю в эту минуту всей душою. Ђ дальше, а жертвы? џ заранее отказалсЯ от
них. Ћ Џаша, милаЯ Џаша! ’ы не знаешь, с какими аккуратными расчетами начал
ухаживать за тобой тот, с которым ты не боишьсЯ ходить в поле!
Ћднако Я сжал ее руку и, вопреки себе, с усилием сказал:
-- ’ак ты согласна, Џаша, полюбить менЯ совсем?
-- Љак совсем? „а Я просто удивлЯюсь, как это даже можно чужого мужчину так
полюбить, как Я вас люблю!
-- Ќет, Џаша... ты не то... ‘овсем, совсем...
џ боЯлсЯ произнести оскорбительное слово или позволить себе немую вольность.
Џаша понЯла, однако, и задумалась.
-- ‚от что, -- начала она, помолчав, -- а что будет? ‘трашно подумать, душенька!
Њаменька моЯ, вы знаете, какаЯ строгаЯ. Ћна менЯ не любит, Я не знаю, за что.
‚от теперь, как мы в город ездили, то и дело, то и дело твердит: "от тебЯ, от
пакостницы, ничего путного не добьешьсЯ". ‡ачем вот не понравилась жениху?
-- Ђ ты бы пошла, если б понравилась?
-- Љонечно бы пошла. Љак же не идти? •оть он и гадкий, очень даже гадкий, а что ж
делать -- пошла бы. ‡аверните-ка менЯ получше, так холодно...
‚здохнув глубоко, Џаша продолжала:
-- „а. џ не знаю, за что маменька менЯ не любит. ‚от тЯтенька покойный -- тот менЯ
любил. Ѓывало возьмет менЯ на колени, приласкает, и Я его совсем не боЯлась. ђаз
маменька взЯла и заперла менЯ в чулан, уж не помню за что. ѓосподи! душенька,
вот страх-то был! ’емно; крысы визжат, дерутсЯ... Ђ Я так и плачу, так и плачу.
’олько тЯтенька пришли из церкви, узнали и отперли мне. "Ќе плачь, говорит,
Џашенька". џ и перестала плакать. € сам бледный тЯтенька! Ћчень он менЯ жалел...
Ћ чем вы задумались?
—то мне было сказать ей? Ћ чем Я задумалсЯ! џ был в невыразимом смущении; Я
смотрел на туманные полЯ: это были те самые полЯ, по которым, за непроходимым
зимним садом, шел когда-то жених во полуночи. Љогда-то! Љогда Я верил всей
душой, когда отец ‚асилий пел у нас вечером в облаках дыма. € Я оскверню шаткой
страстью этот чистый образ, Я обману его? Ќет, Я этого не сделаю! џ встал и
сказал ей: "Џойдем домой". -- "Џойдемте", -- отвечала она вздохнувши. € мы пошли
назад. …й не хотелось еще скоро расстатьсЯ со мной; она проводила менЯ в аллею,
и тут мы простились и обнЯлись в темноте. ‘ова, как и вчера, кричала жалобным,
страшно жалобным голосом. Џаша уходила, шумЯ сухими листьЯми. џ провожал ее
глазами; она тоже остановилась на конце аллеи перед огородом, и на светлом месте
между деревьЯми Я еще раз рассмотрел ее клетчатый платок и детский ее чепчик.
-- Џрощайте, миленький, прощайте! -- сказала она мне оттуда.
XXIII
‘пать Я не мог; зажег свечу и долго ходил по комнате, но все было душно; Я вышел
в залу и ходил по зале.
-- —то делать? Ћставить ее? Ќо как оставить, когда она перед глазами? Ђ
охлажденье... Ђ Њодест с Љатюшей?.. Ћбеспечить -- разве все?.. Ђ всЯ эта
неловкость,
недоразумениЯ, фальшивые слова разлюбившего?.. Ђ ужас быть хоть наедине с самим
собою, хоть раз в жизни похожим на Њодеста? € что скажет ћрьев?.. Ћн говорил,
что именно тихую, робкую и физически холодную девушку грех обольстить, что она
не найдет в страсти той отрады, которую находит пламеннаЯ женщина. Њне было
страшно жаль ее, но самое сострадание только удвоивало желание обладать ею.
ЃеднаЯ моЯ ѓрециЯ, где ты? ѓде же тот благословенный угол, где Я могу найти
любовницу без упреков и без разврата, бескорыстную и бесстрашную жрицу любви?
Ќеужели жизнь моЯ должна идти так, как жизнь всех? „а это лучше б и не родитьсЯ!
„а лучше страстный порок, чем гнуснаЯ посредственность! ‘трастный порок -- так!
Ќо если свЯзь с этой бедной девушкой приведет менЯ к другого рода пошлой
посредственности, к дрЯхлым колебаниЯм чувства, к стеснЯющему дыхание страху
низости и страху жертвы? …сли мне суждено будет вызвать в чьей-нибудь душе, в
каком-нибудь, даже далеком отсутствующем, положим в душе ћрьева или ‘офьи...
если мне суждено будет вызвать презрительное сожаление, не лучше ли отказатьсЯ
от всего, от ѓреции, от самой жизни... ‘несу ли Я всю тЯжесть ответа? †енитьсЯ
после? „ушно! ‘трашна худоба после родов, синие жилки на поблекших руках; но это
все не так ужасно, как моЯ собственнаЯ слабость... Ќо если мне суждено, упившись
разом и сладострастием и состраданием, насладившись ее отроческим телом и мЯгкой
душою, если мне суждено слышать или только подозревать, что кто-нибудь осмелилсЯ
сравнить менЯ с Њодестом, если кто-нибудь скажет про менЯ: да! он думал, что
любит; он любил свое воображение, а не ее!.. Ћ, Ѓоже мой! не лучше ли стать
схимником или монахом, но монахом твердым, светлым, знающим, чего хочет душа,
свободным, прозрачным, как свежий осенний день?.. Ќе лучше ли это отваги с
пЯтном на душе, той отваги, которой увлексЯ Њодест, почуЯв вокруг себЯ презрение
самых близких людей? ќта светлаЯ, одинокаЯ жизнь не лучше ли и душного брака,
где должны так трагически мешатьсЯ и жалость, и скука, и бедные проблески
последней пропадающей любви, и дети, и однообразие?.. “ж не лучше ли женитьсЯ,
дать имЯ и бросить после? ’огда опЯть один и свободен! Ќо все порицают это...
быть может, оно и в самом деле гадко. € неужели всЯ жизнь такова? €ли это только
моЯ? Ќо чьЯ же лучше... чьЯ? Људа не обернусь Я, везде вижу слезы, и слезы пошло
утертые, и опЯть слезы... —ью жизнь Я предпочту моей? ’етушка не жила и не
живет, приближаЯсь к могиле... ћрьева ждут только лишениЯ и одиночество; недаром
же говорит он, дьЯвольски весело смеЯсь, "терпи, казак, атаманом не будешь!"
џницким быть стыдно, потому что он не мыслит, мало знает; Љлашей -- стыдно,
потому что она жена ™елина; „ашей -- потому что слаба и неверна самой себе, как
Я; но Я по крайней мере мыслю, а у ней и того нет! ‘офьЯ? ‚от это что? „а что!
Џриданого мало, мать строга, тетка глупа, отца жаль, грустит, может быть, что
руки велики и не так хороши, как у других, платьев мало, грустит , что не
встретила еще никого, кто бы поработил ее любовью... ‚ этом кривоносом ‘альвари
она скоро разочаруетсЯ... € как бы это было хорошо! Ћна, быть может, к зиме
поймет всю разницу между им и мною... —ему ж Я рад?.. ‚от мои права на Џашу!..
€ как душно везде! „аже великие люди... как кончили они? ‘мертью и смертью... Љ
чему же привела их жизнь?.. Љак жива передо мною картинка, где Ќаполеон в
круглой широкой шлЯпе и сюртуке стоит, заложив руки за спину!.. Џеред ним
какаЯ-то дама и негр, обремененный ношей... Љак ему скучно! € еще картинка: M-me
Bertrand с высоким гребнем, рак внутри, раскрытый рот и смерть! …ще Я виже ѓете
в старомодном сюртуке, старого ѓете, женатого на кухарке... как душно в его
комнате! иллер изнурен ночным трудом и умирает рано; ђуссо муж ’ерезы, котораЯ
не понимает, кто ее муж... € это еще все великие люди! Ќе ужас ли это, не ужас
ли со всех сторон?..
џ схватил наконец фуражку и бросилсЯ вон из дома; шел, шел, шел до речки по
дороге к селу, походил в холодном тумане по берегу и вернулсЯ домой усталый и
прозЯбший, но укрепЯсь дорогой в намерении сделать первый истинный опыт воли и
отречьсЯ от Џаши. џ скажу ей: уезжай отсюда!..
‚се понемногу утихло в душе моей, и Я заснул.
XXIV
Ќа другой день поутру Я написал записку самой Џаше:
"…сли ты, Џаша, себЯ жалеешь и менЯ любишь, отпросись ты к матери сегоднЯ же,
потом у родных просись к тетке в город и пробудь там до тех пор, пока Я уеду в
Њоскву. …сли же моЯ просьба ничего длЯ тебЯ не значит, так Я скажу Ћльге
€вановне, что мы с тобой гулЯем по ночам, и попрошу отправить тебЯ, чтоб не
вышло тебе вреда".
Џаша тотчас же стала проситьсЯ домой, и велено было длЯ нее приготовить тележку
к вечеру.
Џосле обеда, когда старухи наши легли отдыхать, Я долго ходил один, убитый и
бессильный, по зале. „верь отворилась, и Џаша вошла, взЯла свою чашку из буфета,
надувшись и молча прошла мимо менЯ два раза, и хоть бы оглЯнулась!..
џ было хотел идти за нею, но, вспомнив, что ћрьев назвал бы такое движение
общечеловеческим, смутилсЯ и ушел в свою комнату. Ќе успел Я сесть у стола и
закрыть лицо, как дверь скрипнула, и Џаша печальнаЯ, тихаЯ вошла ко мне.
Ќе говорЯ ни слова, она припала ко мне на грудь, подала мне детскую вилочку из
слоновой кости и зарыдала...
-- ‚озьмите, возьмите, -- говорила она, -- возьмите на памЯть, миленький мой, ангел
мой, возьмите на памЯть. џ не нашла ничего другого... Џрощайте, прощайте,
прощайте! -- повторила она с необыкновенной силой и громким плачем, обливаЯ мои
руки слезами и цалуЯ их...
€ Я цаловал ее руки... € чего бы Я не дал в эту минуту, чтоб она осталась еще
хоть на одни сутки!
—ерез час какой-нибудь тележка загремела по мосту. € Я опЯть не спал всю ночь.
Џашу не отвезли еще в город на другой день, не отвезли и на третий. ”евроньюшка
была у нас и сказала мне тихо, не называЯ ее по имени: "плачет очень!" џ ходил,
как безумный, по дому, по саду; ни о ком и ни о чем, кроме ее, не мог думать, не
спал ночей до рассвета, стонал один, хватал себЯ за голову. "‡ачем, зачем Я
упустил ее? ‚от она, кроткаЯ, невиннаЯ!.. —то бы было! что бы могло быть!.." ‚
саду иногда Я брал толстый сук и бил им себЯ по ногам, по рукам, по спине до тех
пор, пока кожа краснела; аппетит потерЯл; Язык и глаза пожелтели.
Ќа четвертый день Я велел оседлать лошадь и поехал в то село, где жили родные
Џаши.
Љак войти в дом? Ќевозможно! Њать, сестра! ‚се знают! ‚се увидЯт и догадаютсЯ.
Ћбъехал за овинами, чтоб кто-нибудь из церковников не увидал менЯ, постоЯл в
роще поодаль; наконец решилсЯ и выехал на улицу.
-- Џоди сюда, -- сказа Я одной старушке. -- Ќе знаешь ли ты, увезли Џашу-поповну в
город?.. ЊенЯ барынЯ из Џодлипок прислала...
-- ‘егоднЯ утром увезли...
џ повернул лошадь и скакал, не переводЯ духа, до дома...
Ќо и дома было не лучше. Ќет, бежать, бежать отсю-да!..
„ва днЯ еще колебалсЯ. Џотом сказал тетушке робко (страшно было ее огорчать --
все разъехались от нее):
-- џ уеду.
-- —то ж, дружок, поезжай; развлекись, моЯ радость... отдохни...
Људа ехать? ‚ Њоскву еще рано: Њосква пуста. ћрьев в деревне; Љатюша с месЯц
тому назад уехала к Њодесту. Љ џницкому? Ќедавно „аша звала менЯ в письме так
радушно, говорила, что у них так хорошо, так много тени, цветов и книг; писала,
что он день ото днЯ больше любит ее... ’уда, туда, где живут не так, как все, в
убежище
противозаконной любви! Џравду говорила —епечница Џетровна: "незаконнаЯ любовь
слаще законной!" Ќе нужно мне слуги: Я хочу быть один! ‚ 20 верстах от нас шоссе
идет на Њоскву, а там опЯть шоссе почти вплоть до џниц-кого. ‚ мальпост, и
туда!..
-- џ еду к ней, -- шепнул Я Ћльге €вановне. Ћльга €вановна отвернулась к окну и
отвечала:
-- Џосмотрите, каково ей... € скажите ей, что напрасно она менЯ обманула; Я и
теперь готова ей помочь, если она будет в горе... Џрощайте!..
Њальпост пришел на рассвете. Џогода была ЯснаЯ, и Я взЯл наружное место. ѓромада
покатилась под гору, промчалась по мЯгкому мосту, в гору... и городок наш
скрылсЯ. ‘олнце вставало; мы скакали шестериком во весь опор; кондуктор трубил.
ђощи, зелень, деревни, обозы -- встречались и пропадали...
Ћбраз Џаши бледнел все больше и больше, и спокойное сознание честного, удобного
поступка начинало занимать его место.
"—то ж, -- думал Я, -- если Я не могу играть и блистать перед людьми, как лихой
конь, потащу в гору воз, как деревенскаЯ лошадка! ћрьев сказал же мне однажды:
"Ќадо много, много дарований иметь, чтоб частыми успехами не опротиветь людЯм".
‚переди такаЯ бездна дней! € не одни Џодлипки, не одна Њосква на свете!..
Џрощай, прощай, Џодлипки! прощай, милаЯ Џаша! благослови тебЯ Ѓог на спокойный и
добрый путь, а Я теперь залечу далеко от всех вас и забуду все старое!"
‚перед, вперед, молодаЯ жизнь!
XXV
аг за шагом светлела моЯ мысль... Љак легко казалось тогда справитьсЯ с
будущим!.. ‡а одну картину будущего можно было бы отдать совесть на вечный
позор... как отдал ее Њодест... ‚едь и он не заслуживал одних только упреков!
Љогда лет через пЯть после всего рассказанного случай опЯть свел менЯ с Љатей,
поблекшей, больной и павшей, и Я узнал незадолго до этого с содроганием, что она
умирает, с каким негодованием закипел Я на Њодеста!
-- ‡ачем вы ездите всегда в карете? -- спрашивает его одна дама.
-- Ќа воздухе так портитсЯ прическа... џ принужден завиватьсЯ, потому что у менЯ
мало волос.
Ђ Я вдали вижу курган, покрытый кленом и рЯбиной, лозник на берегу круглой
сажалки... ђозовое ситцевое платье и синЯЯ лента на шее, и цветущее лицо...
„уша, быть может, полнаЯ простых надежд... …му было отдано все. Ђ он? ‘тараЯ
историЯ -- полнаЯ длЯ менЯ всей новизны пережитого! Ћн гремит в карете, купленной
на женины деньги; зеленые концы чорного галстуха вовсе нейдут к бледному,
жиреющему лицу, сюртук от лучшего портного и скучнаЯ, как сказывают, добраЯ
жена!
ќто все издалека. Ќо вот Я в давно знакомом переулке. ‘меркалось, когда Я вошел
к ней... Џеред этим узнал Я, что она жива и поправилась. Џоправилась, да... мне
казалось даже, что она выросла!.. •отЯ это уже не та ЉатЯ, что плЯсала по
вечерам в людской, не та, что плакала по детЯм, отданным в воспитательный дом и
умершим потом, не та, что бегала дикой девочкой по рощам и коноплЯм... Ќо все
тот же очерк продолговатого лица, все та же болтливость и радость при встрече со
мной.
Ћна вызвалась провожать менЯ.
-- Ћткуда у тебЯ это такой салоп и шлЯпка славнаЯ?
-- ‘ама купила. Њодест €ваныч не забывает менЯ. ѓосподи! ‚едь прикатил, когда Я
заболела. Ћн был в Њоскве, узнал, что Я больна, и сейчас ко мне. џ ему тут
сгорЯча, знаете, этак... “ж, конечно! у менЯ кровь даже горлом шла перед этим! џ
ему, как есть, все начистую. Љонечно, говорю, вы можете на менЯ сердитьсЯ, как
вам угодно, а ведь вам не следует оставлЯть менЯ. —то вы со мной сделали? ђазве
Я такаЯ была? ‘ тех пор аккуратно высылает деньги и пишет, что нужно...
-- Ђ с женою как они?
-- Ћн говорит, что она ангел. Ђ Я слышала, что она на него прикрикивает. —то ж,
мудрости большой тут нет: имение ее! Џоверите ли, волокита такой же, как был...
“ж он ведь и не так молод теперь... ’олстый такой стал, здоровенный, а в деревне
спуску никому не дает. Ђ все-таки, если по-божески судить, он не мог на мне
женитьсЯ... џ не верила этому... Џусть не забывает только, а то трудной службы Я
теперь нести не могу: грудь все болит... Ђх, ѓосподи, вспомнишь молодость-то!
Џомните, как Я вас обманывала? Ћбещаю прийти во флигель, а сама в людскую, да
под балалайку и плЯшу! ‚от бы, кажетсЯ, Ѓог знает что дала, чтоб в Џодлипки в
наши опЯть!..
Њы простились под фонарем, и хотЯ в поблекшем лице, в игривости, уже
напоминающей изученность, не видитсЯ мне та простодушнаЯ, деЯтельнаЯ и
грубоватаЯ ЉатЯ, котораЯ с такой силой вертела колесо на колодце тетушкина
двора, чтоб не утруждать других людей, однако, благодарЯ щедротам Њодеста, живет
она спокойно пока, отдыхаЯ от порочных необходимостей, ввергнувших ее в
болезнь...
†ертва не возбудила вблизи глубокого состраданиЯ, а он предстал в смЯгченном
виде. € Я не удивлюсь, если завтра же или через три года, пробудившись на минуту
от духоты семейного эгоизма, стеснит он себЯ в чем-нибудь и обеспечит судьбу
Љатюши!
џ благодарен ему за пример: памЯть об отце ‚асилье одна не спасла бы Џашу...
Ќе поступок мой особенно дорог мне, но мне дорого то, что хоть одно лицо из
первой молодости моей осталось в неподвижной чистоте; все обманули, все
разочаровали менЯ хоть чем-нибудь -- одна Џаша навсегда осталась белокурым,
кротким и невинным ребенком. Ћна недолго жила после встречи со мной.
Љапитан немного постарел, хотЯ и повторЯет двадцать раз совсем не смешно, что он
на точке замерзаниЯ, и мало уже теперь менЯетсЯ; он часто ходит по вечерам ко
мне, пьет чай и курит трубку. ”евроньюшка стала получше; лицо перестало
предупреждать года, и виски примазаны все также колечком. Ћна замужем за одним
управителем из дворЯн, говорЯт, смирным человеком, иногда гостит у отца и все
хочет, чтоб он продал мне свой клочок и переселилсЯ к ней. Љапитан вчера заходил
ко мне и вспоминал о Џаше,
-- ‚ажнаЯ девушка была! -- сказал он, -- простота была, ей-Ѓогу! просто
удивительнаЯ! Ћн ведь пил и теперь сильно пьет!
-- Љто это пил?
-- Њуж-то ее. Ћн ведь, знаете, крестник мне... ’имофеЯ ѓаврилыча …рохина сын.
‡накомый человек был, в уездном суде служил. Ђ мне к тому времени пришлось в
городе быть... џ и крестил сынка-то! ей-Ѓогу! —ерез это он и знакомство с Џашей
свел. „а. ‚от извольте... Љак тетушка ваша померла... вас не было... ну, он ко
мне и приезжай на Џетровки. џ, признатьсЯ, думал ”евру за него пристроить. Ќу,
где ж! “видал ту... Ћна о ту пору гостила у нас. ’акаЯ, ей-Ѓогу, задумчиваЯ
была; нет, нет, да и заплачет, а он и расходись вдруг: "џ, говорит, жизнь за нее
отдам!.." …й-Ѓогу! ’акой разгульный был человек. ‘ейчас гитару это и все, да и
ну стонать: "‘ ней любви одной довольно!" € стонет, и стонет... Ђ она пуще
плачет. Њать лиха больно была, шельмовскаЯ попадьЯ!.. "ќй, говорю, ЊитЯ, полно
стонать... душу всю вытЯнуло". -- "ќх, говорит, дай пожить". € моЯ тоже руку
держит им. —то вы смеетесь? Ќе шутЯ. ‚от и женилсЯ. Џриехали мы к ним в город
чрез годик, так осенью. Ќичего. •уда только больно она стала. џ говорю: "—то это
ты, ЏрасковьЯ ‚асильевна, такаЯ выдрочка стала?" Ђ она засмеЯлась... -- "—то это
вы, Њаксим ѓригорьич, говорит: Я не худа". ‚ечером уже пришел на втором взводе.
‘апоги все и голенища в глине. "Ќу, кричит, Џаша! снимай с менЯ сапоги сейчас!
’ы моЯ раба!" -- и понес... "Џолно, говорю, „митрий, видишь, человек больной,
нежный... оставь ее". -- "Ќет, она, Я знаю, пренебрегает мною!" Ђ та, голубушка
моЯ, ни словечка, агнец этакой! и ну тащить сапоги. "Џодожди, говорит, ЊитЯ; Я
сейчас за чистыми носками схожу; а ты на диван пока ноги поставь!" •оть бы что!
Ђ он как закричит: "Ќе надо мне носков! кричит, не надо! џ, говорит, скот!
Џодобие скота! ‘котина носков не носит!" „а как были ее руки в глине -- ну их
цаловать... "’ы, говорит, моЯ жена! ангел небесный, а не раба!.." ’акое свойство
у него... ндравен уж очень, а ее любит. ‚ы думаете, это его ѓаков, ‘емен
Ђлексеич, споил? Ќи! Ѓоже мой! Ќе верю. ѓрусть, тоска одолела: после ее смерти
спилсЯ; в родах умерла. ЏЯтеро суток страдала. ”евра моЯ у ней тогда была. —ерез
„митриЯ и замуж она вышла, евра-то. Ћн посватал ЌиколаЯ ”и-липповича.
"Ѓлагодарю, говорит, вас, ”евроньЯ Њаксимовна!" ут его знает! пропал малый, а
веселый молодой парень! Џраво! ‚ комиссии тоже его все любили, и начальство им
было довольно. Џриедет, бывало, еще женихом ко мне сюда. “видит -- мужики молотЯт
у менЯ на гумнишке. –еп -- да и давай крестить!..
џ узнаю в рассказе капитана мою милую Џашу, и хотЯ муж ее, как видите, служил в
комиссии и любим был начальством, но он длЯ менЯ больше человек, чем многие
честные и умные люди...

[1] „атируетсЯ 1852 г. ‚первые: Ћтечественные записки. 1861. ’. CXXXVIII. ‘.
1-92, 319-374. ’. CXXXIX. ‘. 1-78. ‡десь публикуетсЯ по Љ.Ќ. ‹еонтьев
"…гипетский голубь" Њ., 1991 (—асть I, главы I-V); Љонстантин ‹еонтьев Џолное
собрание сочинений и писем. ’. 1. ‘Џб, 2000 (окончание —асти I и части II, III).
Last-modified: Wed, 24 Dec 2003 09:35:45 GMT
Ћцените этот текст: