большой охотой)  принималсЯ  поддерживать  мнение,  противоположное
моему; применЯЯсь к нему и  рассматриваЯ  предмет  с  этой  стороны,  Я  так
основательно проникалсЯ  им,  что  не  видел  больше  оснований  длЯ  своего
прежнего мнениЯ и отказывалсЯ от него. џ как  бы  влекусь  к  тому,  к  чему
склонЯюсь, - что бы это ни было - и несусь, увлекаемый собственной тЯжестью.
     ‚сЯкий, кто, как Я, присмотритсЯ к себе, сможет сказать о себе примерно
то же самое. Џроповедники хорошо знают, что волнение,  охватывающее  их  при
произнесении проповеди, усиливает их веру, а по себе мы хорошо  знаем,  что,
объЯтые гневом, мы лучше защищаем свои мнениЯ, внушаем их себе  и  принимаем
их горЯчее и с большим одобрением, чем находЯсь в спокойном и уравновешенном
состоЯнии. Љогда вы просто излагаете ваше дело адвокату  и  спрашиваете  его
совета, он отвечает вам, колеблЯсь и сомневаЯсь: вы чувствуете, что ему  все
равно,  поддержать  ли  вас  или  противную  сторону;  но  когда  вы,  желаЯ
подстрекнуть и расшевелить его, хорошо ему заплатите, не  заинтересуетсЯ  ли
он вашим делом, не подзадорит ли это его? …го разум и его опытность примутсЯ
все более усердствовать - и  вот  уму  уже  начнет  представлЯтьсЯ  ЯвнаЯ  и
несомненнаЯ истина; все дело представитсЯ ему в совершенно новом  свете,  он
добросовестно уверует в вашу правоту и убедит  себЯ  в  этом.  “ж  не  знаю,
происходит ли от строптивости и упорства, заставлЯющих  противитьсЯ  насилию
властей, или же от стремлениЯ к славе тот  пыл,  который  принуждает  многих
людей отстаивать вплоть до костра то мнение, за которое в дружеском кругу  и
на свободе им бы и в голову не пришло чем-либо пожертвовать.
     Ќа нашу душу сильно  действуют  потрЯсениЯ  и  переживаниЯ,  вызываемые
телесными ощущениЯми, но еще больше действуют на нее ее собственные страсти,
имеющие над ней такую власть, что можно без преувеличениЯ сказать,  что  ими
определЯютсЯ все ее движениЯ и что, не будь их, она оставалась бы недвижима,
подобно кораблю в открытом море, не подгонЯемому ветром.  Ќе  будет  большой
ошибкой, следуЯ за перипатетиками, защищать это утверждение;  ибо  известно,
что многие самые  благородные  душевные  суждениЯ  обусловлены  страстЯми  и
нуждаютсЯ в них. ’ак, храбрость, по  их  словам,  не  может  проЯвитьсЯ  без
содействиЯ Ярости:

     Semper Aiax fortis, fortissimus tamen in furore.

     {ЂЯкс был храбр всегда, но всего храбрее в Ярости [556] (лат. ).}

     —еловек никогда не нападает на злодеев или на врагов с  большей  силой,
чем когда он в Ярости; говорЯт, что даже адвокат  должен  разгорЯчить  судей
длЯ того, чтобы они судили по справедливости.  ‘трасти  определЯли  поступки
”емистокла [557], так же  как  и  „емосфена;  страсти  заставлЯли  философов
трудитьсЯ, проводить бессонные ночи и пускатьсЯ в странствиЯ; они же толкают
нас на достижение почестей, знаний,  здоровьЯ,  всего  полезного.  ’а  самаЯ
душевнаЯ робость, котораЯ заставлЯет нас терпеть тЯготы и  докуку,  побуждаЯ
нашу совесть к раскаЯнию и покаЯнию, заставлЯет нас воспринимать бичи  божьи
как ниспосылаемые нам наказаниЯ, ведущие к исправлению нашего  общественного
устройства. ‘острадание пробуждает в нас милосердие, а страх обострЯет  наше
чувство самосохранениЯ  и  самообладаниЯ.  Ђ  сколько  прекрасных  поступков
продиктовано честолюбием! ‘колько - высокомерием? ‚сЯкаЯ выдающаЯсЯ и смелаЯ
добродетель не обходитсЯ в конечном счете без  какого-нибудь  отрицательного
возбудителЯ. Ќе это ли одна из причин,  заставившаЯ  эпикурейцев  освободить
бога от всЯкого вмешательства в наши дела,  поскольку  сами  проЯвлениЯ  его
благости по отношению к нам не могут совершатьсЯ без  нарушающих  его  покой
страстей? ‚едь страсти ЯвлЯютсЯ как бы стрекалами длЯ души, толкающими ее на
добродетельные поступки. €ли, может быть, они смотрели иначе  и  считали  их
бурЯми,  постыдно  нарушающими  душевный  покой?  Ut   maris   tranquillitas
intelligitur, nulla ne minima quidem  aura  fluctus  commovente;  sic  animi
quietus et placatus status cernitur, cum perturbatio nulla  est  qua  moveri
queat {Џодобно тому как о спокойствии морЯ  судЯт  по  отсутствию  малейшего
ветерка, колышащего его гладь, точно так  же  спокойствие  и  невозмутимость
души узнаютсЯ по тому, что никакое волнение не в состоЯнии их нарушить [558]
(лат. ).}.
     Љакие различные чувства и  мысли  вызывает  в  нас  многообразие  наших
страстей! Љаких только ни порождает оно противоречивых представлений!  Љакую
уверенность можем мы почерпнуть в столь непостоЯнном и переменчивом Явлении,
как страсть, котораЯ по самой своей природе подвластна волнению и никогда не
развиваетсЯ свободно и непринужденно? Љакой достоверности можем мы ждать  от
нашего суждениЯ, если оно зависит от потрЯсениЯ  и  болезненного  состоЯниЯ,
если оно вынуждено получать впечатлениЯ от вещей под влиЯнием исступлениЯ  и
безрассудства?
     Ќе дерзость ли со стороны философии  утверждать,  будто  самые  великие
деЯниЯ людей, приближающие их к божеству, совершаютсЯ ими тогда,  когда  они
выходЯт из себЯ и находЯтсЯ в состоЯнии  исступлениЯ  и  безумиЯ?  ‹ишившись
разума или усыпив его, мы становимсЯ лучше. €сступление и сон ЯвлЯютсЯ двумЯ
естественными путЯми,  которые  вводЯт  нас  в  обитель  богов  и  позволЯют
предвидеть  судьбы  грЯдущего.  ‡абавнаЯ  вещь:  из-за  расстройства  нашего
разума, причинЯемого страстЯми, мы становимсЯ добродетельными;  и  благодарЯ
тому, что исступление или прообраз смерти разрушают наш разум, мы становимсЯ
пророками  и  прорицателЯми!  ‘  величайшей  охотой  готов  этому  поверить.
ЃлагодарЯ подлинному вдохновению, которым свЯтаЯ истина осенЯет  философский
ум, она заставлЯет его, вопреки его собственным утверждениЯм, признать,  что
спокойное и уравновешенное состоЯние нашей  души,  то  есть  самое  здоровое
состоЯние, предписываемое философией, не ЯвлЯетсЯ ее  наилучшим  состоЯнием.
Ќаше бодрствование более слепо, чем сон.  Ќаша  мудрость  менее  мудра,  чем
безумие. Ќаши фантазии стоЯт больше,  чем  наши  рассуждениЯ.  ‘амое  худшее
место, в котором мы можем  находитьсЯ,  это  мы  сами.  Ќо  не  полагает  ли
философиЯ, что мы можем заметить по  этому  поводу  следующее:  ведь  голос,
утверждающий, что разум безумного человека ЯвлЯетсЯ ЯсновидЯщим, совершенным
и могучим, а разум здорового человека низменным,  невежественным  и  темным,
есть  голос,  исходЯщий  от  разума,  который  ЯвлЯетсЯ  частью  низменного,
невежественного и темного человека, и по этой причине есть  голос,  которому
нельзЯ доверЯть и на который нельзЯ полагатьсЯ.
     Ѓудучи от природы вЯлым и нескоропалительным, Я не имею обширного опыта
в тех бурных  увлечениЯх,  большинство  которых  внезапно  овладевает  нашей
душой, не даваЯ ей времени опомнитьсЯ и разобратьсЯ. Ќо та страсть, котораЯ,
как говорЯт, порождаетсЯ в сердцах молодых людей праздностью  и  развиваетсЯ
размеренно и не спеша, ЯвлЯет собой длЯ тех, кто  пыталсЯ  противостоЯть  ее
натиску, поучительный пример полного переворота в наших суждениЯх,  коренной
перемены в них. †елаЯ сдержать и покорить страсть (ибо  Я  не  принадлежу  к
тем, кто поощрЯет пороки, и поддаюсь им только  тогда,  когда  они  увлекают
менЯ), Я когда-то пыталсЯ держать себЯ в узде;  но  Я  чувствовал,  как  она
зарождаетсЯ, растет и ширитсЯ, несмотрЯ на мое сопротивление, и  под  конец,
хотЯ Я все видел и понимал, она захватила менЯ  и  овладела  мною  до  такой
степени, что, точно под влиЯнием опьЯнениЯ, вещи  стали  представлЯтьсЯ  мне
иными, чем обычно, и Я Ясно видел, как увеличиваютсЯ и вырастают достоинства
существа, к которому устремлЯлись мои желаниЯ; Я наблюдал, как  раздувал  их
вихрь моего воображениЯ, как уменьшались и сглаживались  мои  затруднениЯ  в
этом деле, как мой разум и мое сознание отступали на задний  план.  Ќо  лишь
только погасло это любовное пламЯ, как в одно мгновение душа моЯ, словно при
вспышке молнии, увидела все в ином свете, пришла в иное  состоЯние  и  стала
судить  по-иному;  трудности  отступлениЯ  стали  казатьсЯ  мне   огромными,
непреодолимыми, и те же самые вещи приобрели совсем иной вкус, иной вид, чем
они имели под влиЯнием пыла моего желаниЯ.  Љакой  из  них  более  истинный,
этого Џиррон не  знает.  ‚  нас  всегда  таитсЯ  какаЯ-нибудь  болезнь.  Џри
лихорадке жар перемежаетсЯ с  ознобом;  после  жара  пламенной  страсти  нас
кидает в ледЯной холод.
     џ с не меньшей силой бросаюсь вперед, чем подаюсь потом назад:

     Qualis ubi alterno procurrens gurgite pontus
     Nunc ruit ad terras, scopulisque superiacit undam,
     Spumeus, extremamque sinu perfundit arenam;
     Nunc rapidus retro atque aestu revoluta resorbens
     Saxa fugit, litusque vado labente relinquit.

     {’ак море, набегаЯ чередующимисЯ потоками, то в  пене  обрушиваетсЯ  на
землю, перебрасываЯ волны через скалы и заливаЯ песок  изгибающейсЯ  линией;
то стремительно убегает назад, таща за собой увлекаемые  течением  камни,  и
покидает берег, уносЯ свои воды [559] (лат. ).}

     Џознав  эту  изменчивость,  Я  как-то  выработал   в   себе   известную
устойчивость взглЯдов и старалсЯ не менЯть своих первых  и  безыскусственных
мнений. €бо, какую бы видимость истины ни  имело  новое  мнение,  Я  нелегко
менЯю свои старые взглЯды из опасениЯ, что потерЯю на обмене; и так как Я не
умею сам выбирать, то  принимаю  выбор  другого  и  держусь  того,  что  мне
определено богом. ‚ противном случае Я не мог бы остановитьсЯ  и  без  конца
менЯл бы свои взглЯды. ЃлагодарЯ этой устойчивости, Я, не вступаЯ  в  борьбу
со своей совестью, сохранил, божьей милостью, верность старым  формам  нашей
религии, вопреки множеству возникших в наше времЯ сект и религиозных учений.
’ворениЯ древних авторов -  Я  имею  в  виду  первоклассные  и  значительные
произведениЯ - всегда пленЯют менЯ и как бы влекут менЯ куда им  вздумаетсЯ;
последний прочитанный мной автор всегда кажетсЯ мне наиболее убедительным; Я
нахожу, что каждый из них по очереди прав,  хотЯ  они  и  противоречат  друг
другу. ’а легкость, с какой умные люди могут сделать правдоподобным все, что
захотЯт, благодарЯ чему нет ничего столь необычного, чего они не  сумели  бы
преобразить настолько, чтобы обмануть такого простака, как Я, - лучше  всего
доказывает слабость их доводов. ‚ течение трех тысЯчелетий небосвод со всеми
светилами вращалсЯ вокруг нас; весь мир верил в это, пока  Љлеанф  ‘амосский
[560] - или, согласно ’еофрасту, Ќикет ‘иракузский - не вздумал уверЯть, что
в действительности землЯ движетсЯ вокруг своей оси по эклиптике зодиака; а в
наше времЯ Љоперник так хорошо обосновал это учение, что весьма  убедительно
объЯснЯет с его помощью все астрономические ЯвлениЯ. Љакое  иное  заключение
можем мы сделать отсюда, как не то, что не нам устанавливать, какаЯ из  этих
двух точек зрениЯ правильна? € кто знает, не поЯвитсЯ ли  через  тысЯчу  лет
какаЯ-нибудь третьЯ точка зрениЯ, котораЯ опровергнет обе предыдущие?

     Sic volvenda aetas commutat tepora rerum:
     Quod fuit in pretio, fit nullo denique honore;
     Porro aliud succedit, et e contemptibus exit,
     Inque dies magis appetitur, floretque repertum
     Laudibus, et miro est mortales inter honore.

     {’ак вместе с ходом времени менЯетсЯ значение вещей: что раньше было  в
цене, то вовсе перестает быть  в  почете;  следом  поЯвлЯетсЯ  другаЯ  вещь,
которую до этого презирали, теперь она с каждым днем  становитсЯ  все  более
длЯ всех желанной, ее все  более  прославлЯют  и  люди  окружают  ее  особым
уважением [561] (лат. )}

     Џоэтому, когда поЯвлЯетсЯ какое-нибудь новое учение, у нас  есть  много
оснований  не  доверЯть  ему,  памЯтуЯ,  что  до  его  поЯвлениЯ  процветало
противоположное учение; и подобно тому, как оно было отвергнуто новой точкой
зрениЯ, точно так же в будущем  может  возникнуть  еще  какое-нибудь  третье
учение, которое отвергнет это второе. „о того, как получили  распространение
принципы, введенные Ђристотелем, человеческий разум довольствовалсЯ  другими
учениЯми, так же как  нас  теперь  удовлетворЯют  его  принципы.  Џочему  мы
обЯзаны  больше  им  верить?  Љакой   они   обладают   особой   привилегией,
гарантирующей им, что ничего другого не может  быть  измышлено  человеческим
умом и потому отныне мы будем доверЯть им до конца  веков?  ‚едь  они  могут
быть вытеснены так же, как учениЯ, им предшествовавшие. Љогда мне навЯзывают
какую-нибудь новую мысль, против  которой  Я  не  нахожу  возражений,  то  Я
считаю, что то, чего Я не в состоЯнии опровергнуть, может быть  опровергнуто
другим; ведь надо быть большим  простаком,  чтобы  верить  всЯкой  видимости
истины, в которой мы  не  в  состоЯнии  разобратьсЯ.  €наче  получитсЯ,  что
простые люди - а мы все принадлежим к их числу - будут постоЯнно менЯть свои
взглЯды,  подобно  флюгерам;  ибо,  будучи  податливы  и   не   способны   к
сопротивлению, они вынуждены будут непрерывно усваивать все  новые  и  новые
воззрениЯ, причем последнее всегда будет уничтожать следы предшествовавшего.
Љто сам слаб, должен, как  водитсЯ,  ответить,  что  будет  судить  о  новом
взглЯде в меру своего пониманиЯ;  либо  же  он  должен  обратитьсЯ  к  более
знающим людЯм, у которых училсЯ. Њедицина существует на свете немало лет.  €
вот, говорЯт, поЯвилсЯ некто, именуемый Џарацельсом [562], который менЯет  и
переворачивает вверх дном все установленные старые медицинские представлениЯ
и утверждает, что до сих пор медицина только и делала, что морила  людей.  џ
полагаю, что ему нетрудно будет доказать это; но  считаю,  что  было  бы  не
слишком благоразумно, если бы Я рискнул своей жизнью ради подтверждениЯ  его
новых опытов.
     Ќе всЯкому верь, - говорит пословица, - ибо всЯкий может  сказать  все,
что ему вздумаетсЯ.
     Ћдин из  таких  новаторов  и  реформаторов  в  области  физики  недавно
рассказывал мне, что все древние авторы Явно ошибались в вопросе  о  природе
ветров и их движениЯ; он бралсЯ  неопровержимо  доказать  мне  это,  если  Я
захочу его выслушать. Ќабравшись немного терпениЯ  и  выслушав  его  доводы,
звучавшие очень правдоподобно, Я сказал ему: "Ђ как же  те,  кто  плавал  по
закону ”еофраста? Ќеужели они двигались  на  запад,  когда  направлЯлись  на
восток? Љак они плыли - вперед или назад?" - "‘лучай им помогал,  -  ответил
он мне; - но они безусловно ошибались". џ сказал ему,  что  в  таком  случае
предпочитаю лучше полагатьсЯ на наш опыт, чем на наш разум. Ћднако  эти  две
вещи  нередко  противоречат  друг  другу;  мне  говорили,  что  в  геометрии
(котораЯ, по мнению геометров, достигла более высокой степени  достоверности
по  сравнению  с  другими  науками)  имеютсЯ   несомненные   доказательства,
опровергающие истинность опыта. ’ак, будучи у менЯ, †ак Џелетье  рассказывал
мне, что он открыл две линии, которые непрерывно приближаютсЯ друг к  другу,
но тем не менее никогда, до бесконечности, не могут встретитьсЯ  [563].  €ли
взЯть пирронистов, которые пользуютсЯ своими  аргументами  и  своим  разумом
только длЯ опровержениЯ истинности опыта: поразительно, до какой  логической
изворотливости они дошли в своем стремлении  опровергнуть  очевидные  факты!
’ак, с не меньшей убедительностью, чем мы доказываем самые несомненные вещи,
они доказывают, что мы не двигаемсЯ, не говорим, что  нет  ни  тЯжелого,  ни
теплого. ‚еликий ученый Џтолемей [564] установил границы  нашего  мира;  все
древние философы полагали, что знают размеры его, если не считать нескольких
отдельных островов, которые могли остатьсЯ им  неизвестными.  Џоставить  под
сомнение науку космографии и те взглЯды, которые  были  в  ней  общепринЯты,
значило бы тысЯчу лет тому назад записатьсЯ в пирронисты.  ‘читалось  ересью
признавать существование антиподов [565]: а между тем в  наше  времЯ  открыт
огромный континент, не какой-нибудь остров или  отдельнаЯ  страна,  а  часть
света, почти равнаЯ по своим размерам той,  что  нам  известна.  ‘овременные
географы не перестают уверЯть, будто в настоЯщее времЯ  все  открыто  и  все
обследовано:

     Nam quod adesi praesto, placet, et pollere videtur.

     {€бо  то,  что  у  нас  под  рукой,  нравитсЯ  нам  и  наделЯетсЯ  нами
достоинствами [566] (лат. ).}

     …сли Џтолемей в свое времЯ ошибсЯ в расчетах, внушенных ему разумом, то
не глупо ли было бы с моей  стороны  в  настоЯщее  времЯ  верить  тому,  что
утверждают нынешние ученые? € не правдоподобнее ли, что  то  огромное  тело,
которое мы называем миром, совсем не таково, каким мы его считаем?
     Џлатон считал, что мир менЯет свой облик во  всех  смыслах  [567],  что
небо, звезды и солнце по временам менЯют свой путь, видимый нами, и движутсЯ
не с востока на запад, а наоборот. …гипетские жрецы говорили ѓеродоту [568],
что за одиннадцать с лишним тысЯч лет, протекших со времени их первого  царЯ
(при этом они показали ему статуи всех своих царей,  высеченные  с  них  при
жизни), солнце менЯло свой путь четыре раза; они утверждали, что море и суша
попеременно менЯлись местами и что неизвестно,  когда  возник  мир;  так  же
думали Ђристотель и –ицерон. €ные из христианских авторов считают [569], что
мир существует от  века,  что  он  погибал  и  возрождалсЯ  через  известные
промежутки времени; они ссылаютсЯ  при  этом  на  ‘оломона  и  €сайю,  желаЯ
опровергнуть доводы тех,  кто  доказывал,  будто  бог  некоторое  времЯ  был
творцом без творениЯ и пребывал в праздности, но затем, отрекшись от  своего
бездействиЯ,  приступил  к  творению  и  что  он,  следовательно,   способен
менЯтьсЯ. Џриверженцы самой знаменитой из греческих философских  школ  [570]
считали, что мир - это бог, созданный другим, высшим богом  и  состоЯщий  из
тела  и  души,  котораЯ  расположена  в  центре  этого  тела  и  посредством
гармонических сочетаний распространЯетсЯ на периферию; что он  божественный,
всеблаженный, превеликий, премудрый и вечный. ‚  мире  существуют  и  другие
боги  -  суша,  море,  звезды,  -  которые  общаютсЯ  друг  с  другом  путем
гармонического и непрерывного движениЯ и божественного танца, то встречаЯсь,
то удалЯЯсь друг от  друга,  то  скрываЯсь,  то  показываЯсь,  менЯЯ  строй,
двигаЯсь то вперед, то назад. ѓераклит считал [571], что мир создан из  огнЯ
и по воле судеб должен в какой-то  момент  воспламенитьсЯ  и  распастьсЯ,  а
потом возродитьсЯ. Ђпулей говорит  о  людЯх:  Sigillatim  mortales,  cunctim
perpetui {Љаждый человек в отдельности смертен, но в своей совокупности люди
вечны [572] (лат. ).}. Ђлександр в  письме  к  своей  матери  [573]  передал
рассказ одного египетского  жреца,  почерпнутый  из  египетских  памЯтников;
рассказ этот свидетельствовал о глубочайшей  древности  египтЯн  и  содержал
правдивую историю возникновениЯ и развитиЯ других стран.  –ицерон  и  „иодор
сообщают, что  в  их  времена  халдеи  имели  летописи,  охватывавшие  свыше
четырехсот тысЯч лет [574]; Ђристотель,  Џлиний  и  другие  утверждают,  что
‡ороастр [575] жил за шесть тысЯч лет до Џлатона. Џлатон сообщает [576], что
жрецы города ‘аиса хранили летописи, охватывающие восемь тысЯчелетий, и  что
город Ђфины был основан на тысЯчу лет раньше названного города ‘аиса. ќпикур
утверждал, что вещи, какими мы их видим вокруг нас, существуют совершенно  в
таком же виде и во множестве других миров. Ћн говорил бы это с  еще  большей
уверенностью, если бы ему суждено было увидеть на самых  странных  примерах,
какое сходство и какие совпадениЯ существуют между  недавно  открытым  миром
‚ест-€ндии и нашим миром в его прошлом и настоЯщем.
     “читываЯ успехи, достигнутые нашей наукой  в  течение  веков,  Я  часто
поражалсЯ,  видЯ,  что  у  народов,  отделенных  друг  от  друга   огромными
расстоЯниЯми  и   веками,   существует   множество   одинаковых   и   широко
распространенных чудовищных воззрений, диких  нравов  и  верований,  которые
никак не вытекают из нашего природного разума. Џоистине  человеческий  ум  -
большой мастер творить чудеса, но в  этом  сходстве  есть  нечто  еще  более
поразительное; оно проЯвлЯетсЯ даже в совпадении имен, отдельных событий и в
тысЯче других вещей. „ействительно существовали народы [577], ничего о  нас,
насколько нам известно, не знавшие, у  которых  широко  распространено  было
обрезание; существовали целые  цивилизации  и  государства,  где  управление
находилось в руках женщин, а не мужчин; были народы, соблюдавшие  такие  же,
как у нас, посты и правила, ограничивавшие  сношениЯ  с  женщинами;  были  и
такие, которые различным образом поклонЯлись кресту; в одних  местах  кресты
ставили на могилах, в других  -  крестами  пользовались  (например,  крестом
свЯтого ЂндреЯ [578]) длЯ защиты от ночных  призраков  и  при  родах,  чтобы
охранить новорожденного от колдовских чар; а еще в одном  месте,  в  глубине
материка, нашли высокий деревЯнный  крест,  которому  поклонЯлись  как  богу
дождЯ. ‚стречались здесь также  точные  подобиЯ  наших  духовников,  ношение
жрецами митр и соблюдение ими безбрачиЯ, гадание по внутренностЯм жертвенных
животных, воздержание от употреблениЯ в пищу мЯса и  рыбы;  обнаружены  были
народы, у которых во времЯ богослужениЯ  жрецы  пользовались  особым,  а  не
народным Языком, а также  такие,  у  которых  распространено  было  странное
верование, будто первый бог был изгнан вторым, его младшим братом. Ќекоторые
народы верили, что при своем сотворении они были наделены всеми  качествами,
но  потом,  из-за  своей  греховности,  были  лишены   целого   рЯда   своих
первоначальных    способностей,    вынуждены    были    покинуть     прежнее
местопребывание, и их природные свойства ухудшились.  Ѓыли  найдены  народы,
полагавшие, что когда-то они были затоплены  водами,  хлынувшими  из  хлЯбей
небесных, что от этого потопа спаслось только немного  людей,  укрывшихсЯ  в
высоких горных ущельЯх, которые они загородили  так,  чтобы  вода  не  могла
проникнуть туда, и взЯвших с собой в эти ущельЯ животных разных пород; когда
они заметили, что ливень прекратилсЯ, они выпустили собак, которые вернулись
обратно чистыми и мокрыми, на основании чего они сделали вывод, что  уровень
воды еще недостаточно снизилсЯ; некоторое времЯ спустЯ они выпустили  других
животных, и когда те вернулись, покрытые грЯзью, то  люди  решили  выйти  из
своих укрытий и вновь населить мир, в котором они нашли одних только змей. ‚
некоторых местах народы верили в наступление ‘удного днЯ и были  чрезвычайно
возмущены,  когда  испанцы,  при  раскопке   могил   в   поисках   сокровищ,
разбрасывали кости умерших; они  убеждены  были,  что  этим  мертвым  костЯм
нелегко будет вновь соединитьсЯ. Ћни знали только меновую торговлю; длЯ этой
цели устраивались Ярмарки и рынки. Љарлики и уроды служили  развлечением  на
кнЯжеских пирах; у них был принЯт  обычай  соколиной  охоты,  сообразуЯсь  с
природой этих птиц; с покоренных племен  деспотически  взималась  дань;  они
выращивали  самые  изысканные  плоды;  распространены  были  танцы,   прыжки
плЯсунов, музыкальные инструменты; принЯты были гербы, игра в  мЯч,  игра  в
кости и в метание жребиЯ, причем они часто  приходили  в  такой  азарт,  что
проигрывали  себЯ  и  свою  свободу;  всЯ  врачебнаЯ   наука   сводилась   к
заклинаниЯм; писали не буквами,  а  изображениЯми;  верили  в  существование
первого человека, ЯвлЯвшегосЯ отцом всех народов; поклонЯлись богу,  который
некогда был человеком и жил в  совершенном  целомудрии,  посте  и  покаЯнии,
проповедуЯ закон природы и выполнение религиозных обрЯдов, а потом исчез  из
мира, не умерши естественной смертью; верили в гигантов;  любили  напиватьсЯ
допьЯна крепкими напитками, а иной раз пить в меру; в  качестве  религиозных
украшений им служили разрисованные кости и черепа  покойников;  существовали
духовные облачениЯ, свЯтаЯ вода и  кропила;  жены  охотно  выражали  желание
взойти на костер и быть похороненными вместе с умершими мужьЯми, а  равно  и
слуги со своим покойным господином; существовал закон, согласно которому все
имущество наследовал старший сын, а младшему  не  выделЯлось  никакой  доли,
причем он обЯзан был повиноватьсЯ старшему; был  обычай,  согласно  которому
тот, кто назначалсЯ на какую-либо высокую должность, принимал  новое  имЯ  и
отказывалсЯ от прежнего; существовал обычай посыпать  колени  новорожденного
известью,  приговариваЯ  при  этом:  "€з  праха  ты   родилсЯ   и   в   прах
превратишьсЯ"; существовало искусство гаданиЯ по полету  птиц.  ќти  примеры
слабого  подражаниЯ  нашей  религии  свидетельствуют  о  ее  достоинстве   и
божественности. •ристианскаЯ религиЯ не только сумела вызвать  подражаниЯ  и
распространитьсЯ среди Язычников ‘тарого ‘вета, но и  по  какому-то  как  бы
сверхъестественному наитию передатьсЯ варварам Ќового ‘вета.  „ействительно,
у них можно было встретить веру в чистилище, хотЯ и в другой форме; то,  что
мы приписываем огню, они приписывают холоду и воображают, что души очищаютсЯ
и наказываютсЯ действием сильного холода. ќтот пример расхождениЯ во мнениЯх
напоминает мне о другом, весьма забавном случае такого происхождениЯ: нарЯду
с найденными в Ќовом ‘вете народами,  которые  стремЯтсЯ  освободить  кончик
мужского  детородного  органа,  совершаЯ,  подобно  евреЯм  и   магометанам,
обрезание крайней плоти, были обнаружены другие народы,  которые,  напротив,
стараютсЯ всЯчески скрыть его и длЯ этой цели тщательно  завЯзывают  тонкими
тесемочками крайнюю плоть, чтобы только она как-нибудь не выглЯнула  наружу.
ђазличие обычаев различаетсЯ еще в следующем: в  отличие  от  нашего  обычаЯ
нарЯжатьсЯ на праздниках и при чествованиЯх государей в самые лучшие одежды,
в некоторых краЯх подданные, желаЯ показать владыке дистанцию, отделЯющую их
от него, и свою покорность, предстают пред ним в самых скверных  одеждах  и,
входЯ во дворец, надевают поверх своего хорошего платьЯ какое-нибудь другое,
поношенное и изорванное, желаЯ подчеркнуть, что весь  блеск  и  всЯ  роскошь
принадлежат только властелину.
     Ќо вернемсЯ к прерванной нити изложениЯ.
     …сли природа в своем непрерывном  движении  ограничивает  определенными
сроками, как и все другие вещи, также взглЯды и  суждениЯ  людей,  если  они
также только известное времЯ бывают в ходу и  имеют,  подобно  овощам,  свой
сезон, свои сроки рождениЯ и смерти, если на них  влиЯют  небесные  светила,
направлЯющие их по своей воле, то какое  постоЯнное  и  неизменное  значение
можем мы им приписывать? Њы знаем по опыту, что  на  нас  оказывает  влиЯние
воздух, климат, почва того места, где мы  родились;  причем  они  влиЯют  не
только на цвет нашей кожи, на наш рост, телосложение и  осанку,  но  и  наши
душевные качества: et plaga caeli non solum ad  robur  corporum,  sed  etiam
animorum facit, - говорит ‚егеций {Љлимат  придает  силу  не  только  нашему
телу, но и духу [579] (лат. ).}: как рассказывали египетские  жрецы  ‘олону,
богинЯ - основательница города Ђфин выбрала длЯ закладки его место  с  таким
климатом, который делает людей мудрыми: Athenis tenue caelum, ex  quo  etiam
acutiores  putantur  Attici;  crassum  Thebis,  itaque  pingues  Thebani  et
valentes {‚ Ђфинах воздух легкий  и  чистый  -  вот  почему,  как  полагают,
афинЯне так сообразительны; в ”ивах же воздух тЯжелый - вот  почему  фиванцы
тупы, но выносливы [580] (лат. ).}. ’аким образом, подобно тому как плоды  и
животные  бывают  неодинаковыми  от  рождениЯ,  точно  так  же  и  люди,   в
зависимости от  климата  того  места,  где  они  живут,  бывают  либо  менее
воинственными, либо более, либо менее справедливыми, либо более, либо  менее
умеренными и послушными; в одном месте они склонны к  вину,  в  другом  -  к
воровству и распутству; в одних краЯх - к свободе, в других - к  рабству;  в
одних  местностЯх  они  бывают  способны  к  наукам  и  искусствам;   бывают
невежественны или изобретательны; покорны или мЯтежны; добры или  злы.  ‹юди
менЯют свой нрав, если их переселить в другое место, совершенно так же,  как
и деревьЯ; вот почему Љир не хотел разрешить персам покинуть  свою  суровую,
гористую страну и переселитьсЯ в равнину с мЯгким климатом, ссылаЯсь на  то,
что тучные нивы делают людей изнеженными, а  плодороднаЯ  землЯ  делает  умы
бесплодными [581]. …сли  мы  видим,  что  под  влиЯнием  какого-то  действиЯ
небесных светил процветает то одно искусство, то другое; или что каждый  век
порождает определенных людей и наделЯет их определенными  склонностЯми;  что
люди бывают то способными, то бесплодными, как бывают полЯ, - во что в таком
случае превращаютсЯ  все  те  прекрасные  преимущества,  которыми  мы  Якобы
обладаем? Џоскольку ошибатьсЯ может и один умный человек, и сто умных людей,
и целые народы, иначе говорЯ, поскольку, по нашему мнению, человеческий  род
в течение многих веков ошибаетсЯ в том или ином вопросе, какаЯ может быть  у
нас уверенность, что он когда-нибудь перестанет ошибатьсЯ  и  что  именно  в
этом веке он не ошибаетсЯ?
     Њне кажетсЯ, что среди показателей нашей  слабости  нельзЯ  забывать  и
того, что даже при всем желании человек не умеет определить, что ему  нужно.
Њы не в состоЯнии прийти к соглашению, даже в нашем воображении  и  в  наших
пожеланиЯх, относительно того, что нам необходимо длЯ нашего удовлетворениЯ.
…сли даже предоставить нашему уму полную свободу выбирать, что  ему  угодно,
он и тогда  не  сможет  пожелать  того,  что  действительно  нужно  длЯ  его
удовлетворениЯ:

                         quid enim ratione timemus
     Aut cupimus? quid tam dextro pede concipis, ut te
     Conatus non poeniteat votique peracti?

     {—его мы разумно боимсЯ или хотим? —то когда-либо так удачно замыслили,
чтобы после, когда желание исполнилось, нам  не  приходилось  жалеть  [582]?
(лат. ).}

     ‚от почему ‘ократ просил богов дать ему только то, что они сами считают
полезным длЯ него [583]. € точно так же лакедемонЯне в своих общественных  и
домашних молитвах просили богов  лишь  о  том,  чтобы  те  даровали  им  все
прекрасное и благое, а выбор  и  определение  того,  что  ЯвлЯетсЯ  длЯ  них
действительно прекрасным и благим, предоставлЯли самим богам [584]:

     Coniugium petimus partumque uxoris; at illi
     Notum qui pueri qualisque futura sit uxor.

     {Њы стремимсЯ к  браку  и  хотим  иметь  потомство  от  жены,  но  богу
известно, каковы будут эти дети и какова будет эта жена [585] (лат. ).}

     € христианин также молит бога: "да будет волЯ твоЯ", страшась того, как
бы его не постигла беда, в которую, по  уверению  поэтов,  впал  царь  Њидас
[586].  Ћн  просил  у  богов,  чтобы  все,  к  чему  бы  он  ни  прикасалсЯ,
превращалось в золото. …го молитва была услышана: и вот его хлеб, его  вино,
его рубашка, его одежды, все, вплоть до перьев в его подушке, превратилось в
золото. Ћн был подавлен исполнением своего желаниЯ, получив в дар  несносное
богатство, и ему пришлось взЯть свои слова обратно:

     Attonitus novitate mali, divesque miserque,
     Effugere optat opes, et quae modo voverat, odit.

     {Џораженный этой нежданной бедой и богатый и  бедный  одновременно,  он
жаждет бежать от своих сокровищ и ненавидит то, чего алкал [587] (лат. ).}

     ‘кажу о себе самом: в молодости Я молил  судьбу  больше  всего  о  том,
чтобы мне был пожалован орден свЯтого  Њихаила,  ибо  он  считалсЯ  тогда  у
французской знати высшим и  весьма  редким  знаком  почета.  ‘удьба  забавно
удовлетворила мою просьбу: вместо того чтобы поднЯть  и  возвысить  менЯ  до
него, она поступила со мной необычайно милостиво, снизив его  и  опустив  до
уровнЯ моих плеч и даже ниже.
     Љлеобис и Ѓитон просили у своей богини, а ’рофоний и  Ђгамед  у  своего
бога [588], достойной награды за их благочестие: боги послали им смерть; вот
до чего мнениЯ небожителей о том, что нам нужно, отличны от наших!
     Љогда бог дарует нам богатство, почести, жизнь и даже здоровье, то  это
иной раз бывает нам во вред; ибо не всегда то, что нам приЯтно,  благотворно
длЯ нас. …сли вместо исполнениЯ бог посылает нам смерть или  усиление  наших
страданий - Virga tua et baculus tuus ipsa me consolata sunt  {’вой  жезл  и
твой посох - они успокаивают [589] (лат. ).}, - то в этом обнаруживаетсЯ его
премудрость, котораЯ знает гораздо лучше нас, что нам нужно;  мы  же  должны
принимать это за благое, ибо оно исходит от существа всеведущего и весьма  к
нам благосклонного:

                              si consilium vis,
     Permittes ipsis expendere numinibus, quid
     Conveniat nobis, rebusque sit utile nostris;
     Carior est illis homo quam sibi.

     {…сли хочешь совета, предоставь самим богам выбрать, что подобает  тебе
и пойдет тебе на пользу: человек дороже богам, чем сам себе [590] (лат. ).}

     „ействительно, просить у богов почестей или  высоких  постов  -  значит
молить их бросить тебЯ в бой или заставить тебЯ ввЯзатьсЯ в игру в кости или
в какое-нибудь другое рискованное мероприЯтие, исход которого  неизвестен  и
результаты сомнительны.
     ”илософы ни о чем не спорЯт так страстно  и  так  ожесточенно,  как  по
поводу того, в чем состоит высшее  благо  человека;  по  подсчетам  ‚аррона,
существовало двести восемьдесЯт  восемь  школ,  занимавшихсЯ  этим  вопросом
[591].

     Qul autem  de  summo  bono  dissentit,  de  tota  philosophiae  ratione
dissentit.

     {Љто поднимает вопрос о высшем благе, тот  перебирает  все  философские
учениЯ [592] (лат. ).}

     Tres mihi convivae prope dissentire videntur,
     Poscentes vario multum diversa palato;
     Quid dem? quid non dem? Renius tu quod iubet alter;
     Quod petis, id sane est invisum acidumque duobus.

     {Њне кажетсЯ, Я вижу трех гостей, которые все расходЯтсЯ  во  вкусах  и
каждый требует разных блюд. —то же мне им дать? —его не дать? ’о, чего ты не
желаешь, просит другой,  а  то,  что  требуешь  ты,  совсем  уж  противно  и
ненавистно двум другим [593] (лат. ).}

     ’ак должна была бы ответить природа философам по поводу их споров.
     Ћдни говорЯт, что наше высшее благо состоит в добродетели; другие - что
в наслаждении; третьи - в следовании природе; кто находит его в науке, кто в
отсутствии страданий, а кто в том, чтобы не поддаватьсЯ видимостЯм; к  этому
последнему мнению как будто примыкает следующее правило древнего Џифагора:

     Nil admirari prope res una, Numici,
     Solaque quae possit facere et servare beatum.

     {Ќичему не удивлЯтьсЯ,  Ќумиций,  -  вот  почти  единственное  средство
сделать тебЯ счастливым и остатьсЯ таким [594] (лат. ).}

     ЯвлЯющеесЯ целью  школы  пирронистов.  Ђристотель  считает  проЯвлением
величиЯ души способность ничему не  удивлЯтьсЯ  [595].  Ђркесилай  утверждал
[596], что благом ЯвлЯетсЯ стойкость и невозмутимость, объЯвлЯЯ уступчивость
и податливость злом и пороком. Џравда, выдвигаЯ  это  положение  в  качестве
бесспорной аксиомы, он отходил от пирронизма, ибо когда пирронисты заЯвлЯют,
что высшее благо - это атараксиЯ, то есть невозмутимость  духа,  то  они  не
утверждают этого в положительном смысле; но  та  самаЯ  склонность,  котораЯ
заставлЯет их избегать опасностей и укрыватьсЯ в надежное  место,  побуждает
их принЯть эту точку зрениЯ и отвергнуть другие.
     Љак бы Я хотел, чтобы кто-нибудь, например ћст ‹ипсий  -  самый  ученый
человек  нашего  времени,  обладающий  остро   отточенным   умом,   поистине
родственным моему ’урнебу [597], или кто-нибудь другой, еще при  жизни  моей
обнаружил желание (имеЯ при этом достаточно сил и времени) свести воедино  и
со всей доступной нам тщательностью составить перечень взглЯдов всех древних
философов по вопросу о нашем  благе  и  нашем  поведении,  распределив  этих
авторов по школам и направлениЯм, к которым они принадлежали; описал бы  нам
их споры, распространенность этих школ и  судьбы  каждой  из  них;  наконец,
показал бы, как основатели школ и их последователи применЯли свои правила на
практике, на примере наиболее  замечательных,  памЯтных  случаев  из  жизни!
ЉакаЯ это была бы прекраснаЯ и полезнаЯ книга!
     Ђ пока что, поскольку мы сами устанавливаем правила - нашего поведениЯ,
мы обречены на чудовищный хаос. „ействительно, правило,  которое  наш  разум
рекомендует нам, как наиболее в этом отношении  надежное  и  правдоподобное,
состоит в том, что каждый должен повиноватьсЯ законам своей  страны;  таково
было воззрение ‘ократа, внушенное ему, по его  словам,  свыше.  Ќо  что  это
значит, как не то,  что  мы  должны  руководствоватьсЯ  случайным  правилом?
€стина должна быть общепризнанной и  повсюду  одинаковой.  …сли  бы  человек
способен был познать подлинную сущность справедливости и правосудиЯ,  он  не
свЯзывал бы их с обычаЯми той или иной страны:  истина  не  зависела  бы  от
того, как представлЯют ее себе персы или индийцы. Ќичто  так  не  подвержено
постоЯнным изменениЯм, как законы. Ќа  протЯжении  моей  жизни  наши  соседи
англичане три или четыре  раза  менЯли  не  только  свою  политику,  котораЯ
считаетсЯ наиболее неустойчивой областью, но и свои убеждениЯ в самом важном
деле - в вопросе о религии [598]. Њне это тем более досадно  и  стыдно,  что
англичане - народ, с которым мои землЯки некогда  состоЯли  в  столь  тесном
родстве, что в моем доме еще и по  сей  день  имеетсЯ  немало  следов  этого
старого родства.
     € у нас во ”ранции Я замечал, что некоторые проступки,  которые  раньше
карались смертью,  некоторое  времЯ  спустЯ  объЯвлЯлись  законными;  и  мы,
которые обвинЯем в этом других, можем сами, в  зависимости  от  случайностей
войны,  оказатьсЯ  в  один   прекрасный   день   виновными   в   оскорблении
человеческого  и  божеского  величиЯ,  поскольку  наша   справедливость   по
прошествии немногих лет превратитсЯ  в  свою  противоположность,  оказавшись
несправедливостью.
     Њог ли древний бог [599] Яснее обличить людей в незнании бога  и  лучше
преподать им, что религиЯ есть не что иное, как их  собственное  измышление,
необходимое длЯ поддержаниЯ человеческого общества, чем заЯвив - как он  это
сделал - тем, кто искал наставлениЯ у его треножника, что истинной  религией
длЯ каждого ЯвлЯетсЯ та, котораЯ  охранЯетсЯ  обычаем  той  страны,  где  он
родилсЯ? Ћ господи! Kaк мы должны благодарить милостивого  нашего  создателЯ
за то, что он освободил нашу религию от случайных и произвольных верований и
основал ее на нерушимом фундаменте его свЯтого слова [600]!
     „ействительно,  что  может  преподать  нам  в  этом  случае  философиЯ?
‘ледовать законам своей страны, иначе говорЯ - вверитьсЯ  волнующемусЯ  морю
мнений  каждого  народа   или   государЯ,   которые   будут   рисовать   мне
справедливость каждый по-своему и придавать ей разные обличил, в зависимости
от того, как будут менЯтьсЯ их страсти? ’акаЯ изменчивость  суждений  не  по
мне. —то это за благо, которое Я вчера видел в почете, но которое завтра уже
не  будет  пользоватьсЯ  им  и  которое  переезд  через  какую-нибудь  речку
превращает  в  преступление?  —то  это  за  истина,   которую   ограничивают
какие-нибудь горы и котораЯ становитсЯ ложью длЯ людей по  ту  сторону  этих
гор [601]?
     Ќо   смешно,   когда   философы,   желаЯ   придать   законам   какую-то
достоверность, утверждают, что существуют некоторые незыблемые и постоЯнные,
неизменные  законы  нравственности,  которые  они  именуют  естественными  и
которые в силу самой их сущности заложены в человеческом роде. Ћдни уверЯют,
что таких естественных законов три, другие - что четыре; кто считает, что их
больше, а кто - меньше. ќти разногласиЯ подтверждают только,  что  указаннаЯ
разновидность законов столь же сомнительна, как и все остальные. ќти  жалкие
законы (ибо как назвать их иначе, если из бесконечного множества законов нет
ни одного, который по милости судьбы или по случайно выпавшему жребию был бы
повсеместно принЯт с общего согласиЯ всех народов?) столь ничтожны, что даже
из этих трех или четырех  избранных  законов  нет  ни  одного,  которого  не
отвергли бы не то что один какой-нибудь, а многие народы. Њежду тем всеобщее
признание - это единственный показатель достоверности, который можно было бы
привести в подтверждение некоторых естественных законов: ибо мы, несомненно,
все беспрекословно следовали бы тому, что действительно было бы  установлено
природой. € не только целый народ, но и каждый отдельный  человек  воспринЯл
бы как насилие или принуждение, если бы кто-нибудь захотел толкнуть  его  на
действиЯ,  противоречащие  этому  закону.  Ќо  пусть  мне   покажут   воочию
какой-нибудь  закон,  удовлетворЯющий  этому  условию.  Џротагор  и  Ђристон
считали, что справедливость законов покоитсЯ  единственно  на  авторитете  и
мнении законодателЯ, вследствие чего если отнЯть этот признак, то  благое  и
почтенное потерЯют свои качества и станут  пустыми  названиЯми  безразличных
вещей. ”расимах [602] у Џлатона  заЯвлЯет,  что  нет  другого  права,  кроме
интереса сильнейшего. Ќет большей пестроты и различий, чем в области обычаев
и законов. ЉакаЯ-нибудь вещь, котораЯ в  одном  месте  считаетсЯ  гнусной  и
предосудительной,  в  другом  одобрЯетсЯ,   например   умение   воровать   в
‹акедемоне. “ нас  под  страхом  смерти  запрещаютсЯ  браки  между  близкими
родственниками, в других же местах они, наоборот, в почете:

     gentes esse feruntur
     In quibus et nato genetrix, et nata parenti
     Iungitur, et pietas gemmato crescit amore.

     {ѓоворЯт, что есть народы, у которых дочь сочетаетсЯ с отцом, а мать  с
сыном, и что почтение к  родителЯм  возра