стает  у  них  вместе  с  удвоенной
любовью [603] (лат. ).}

     “бийство детей, убийство родителей, общность  жен,  торговлЯ  краденым,
всЯкого рода распутство - нет такого чудовищного обычаЯ, который не  был  бы
принЯт у какого-нибудь народа.
     ‚есьма вероЯтно, что естественные законы существуют, как они имеютсЯ  у
некоторых других созданий; однако  у  нас  они  утрачены  по  милости  этого
замечательного человеческого разума, который во все  вмешиваетсЯ  и  повсюду
хочет  распорЯжатьсЯ  и  приказывать,  но  вследствие  нашей   суетности   и
непостоЯнства лишь затемнЯет облик вещей: Nihil itaque amplius nostrum  est:
quod nostrum dico, artis est {€так, не остаетсЯ ничего нашего, и то,  что  Я
называю нашим, есть не что иное, как ухищрение [604] (лат. ).}.
     ‚ещи выглЯдЯт по-разному  и  могут  восприниматьсЯ  с  различных  точек
зрениЯ: отсюда главным образом и проистекает различие в мнениЯх. Ћдин  народ
смотрит на какую-нибудь вещь с одной точки зрениЯ и устанавливает себе о ней
такое-то мнение, другой смотрит на нее иначе.
     ЌельзЯ представить себе ничего  более  ужасного,  чем  пожирание  трупа
собственного отца; и однако те народы, которые  придерживались  в  древности
этого обычаЯ, видели в нем свидетельство благочестиЯ и сыновней  любви,  ибо
они считали, что таким путем обеспечивают своим родителЯм наиболее достойное
и почетное погребение.  ‚едь,  пожираЯ  останки  своих  отцов,  они  как  бы
хоронили их в самой сокровенной глубине своего тела и  до  какой-то  степени
оживлЯли и воскрешали своих отцов, превращаЯ их путем пищеварениЯ и  питаниЯ
в  свою  живую  плоть.  Ќетрудно  представить   себе,   каким   жестоким   и
отвратительным  показалсЯ  бы  людЯм,  проникнутым  этим  суеверием,  обычай
предавать останки своих родителей земле, где  трупы  гниют  и  служат  пищей
животным и червЯм.
     ‹икург считал [605], что длЯ того, чтобы украсть  какую-нибудь  вещь  у
своего соседа, нужно проЯвить сметливость, проворство, смелость и  ловкость;
с другой стороны, он полагал, что длЯ общества будет  полезно,  если  каждый
будет тщательно охранЯть свое добро; поэтому он решил, что воспитание  обоих
этих качеств - умениЯ нападать и умениЯ защищатьсЯ - принесет богатые  плоды
при обучении военному  делу  (ЯвлЯвшемусЯ  главной  наукой  и  добродетелью,
которые он хотел привить своему народу) и что это возместит тот ущерб  и  ту
несправедливость, которые вызываютсЯ присвоением чужой вещи.
     ’иран „ионисий [606] захотел подарить  Џлатону  сшитое  по  персидскому
образцу, длинное, пестро окрашенное одеЯние,  пропитанное  благовониЯми,  но
Џлатон отказалсЯ принЯть его, говорЯ, что,  будучи  мужчиной,  он  не  хочет
одеватьсЯ в женское платье. Ђристипп же принЯл  этот  подарок,  заЯвив,  что
никакой нарЯд не в состоЯнии затмить неподдельное мужество. „рузьЯ Ђристиппа
упрекали его в трусости за то, что, когда „ионисий плюнул  ему  в  лицо,  он
очень легко отнессЯ к этому. "‚едь терпЯт же рыбаки, - ответил он  им,  -  и
допускают, чтобы морские волны окатывали их с  головы  до  ног,  ради  того,
чтобы выловить какого-нибудь пескарЯ". Ћднажды, когда „иоген  мыл  длЯ  себЯ
зелень к обеду, он увидел проходЯщего мимо Ђристиппа и сказал ему: "…сли  бы
ты умел довольствоватьсЯ зеленью, то не пресмыкалсЯ бы  перед  тираном",  на
что Ђристипп ему ответил: "Ђ если бы ты умел  водитьсЯ  с  людьми,  тебе  не
приходилось бы мыть себе зелень" [607].  ‚от  как  разум  оправдывает  самые
различные действиЯ! ќто - котелок с двумЯ ручками, который можно ухватить  и
с одной и с другой стороны:

                         Bellum, о terra hospita, portas;
     Bello armantur equi, bellum haec armenta minantur.
     Sed tamen iidem olim curru succedere sueti
     Quadrupedes, et frena iugo concordia ferre;
     Spes est pacis.

     {ѓостеприимный край, ты несешь нам войну. Љоней приучают к сражениЯм, и
эти табуны сулЯт войну. Ќо ведь  иной  раз  эти  же  самые  животные  влекут
колесницы и ходЯт под одним Ярмом. Ѓудем же надеЯтьсЯ на мир [608] (лат. ).}

     ‘олона уговаривали не проливать слез по поводу смерти его сына, ибо они
бесполезны и бессильны помочь горю;  на  что  он  ответил:  "Џотому-то  Я  и
проливаю их, что они бесполезны и бессильны" [609]. †ена ‘ократа растравлЯла
свою скорбь, восклицаЯ: "Ћ, как несправедливо  эти  злые  судьи  приговорили
тебЯ к смерти!" - "Ђ ты предпочла бы, чтобы они осудили менЯ заслуженно?", -
ответил ей на это ‘ократ [610]. “ нас прокалывают себе ушные мочки; греки же
считали это признаком рабства. Њы таимсЯ  во  времЯ  сношений  с  женщинами;
индийцы же делают это открыто. ‘кифы приносили в жертву чужестранцев в своих
храмах; в других же местах, наоборот, храмы служили местом убежища.

     Inde furor vulgi quod numina vicinorum
     Odit uterque locus, cum solos credat habendos
     Esse deos, quos ipse colit.

     {Ћтсюда возникает вражда между народами, ибо  повсюду  ненавидЯт  богов
соседей и находЯт, что должны быть только те боги, которых почитают они сами
[611] (лат. ).}

     Њне  рассказывали  об  одном  судье,  что  когда  он  наталкивалсЯ   на
какой-нибудь вопрос, ЯвлЯвшийсЯ предметом ожесточенных споров между  Ѓартоло
и  Ѓальдом  [612],  или  на  какой-нибудь  вопрос,  по  которому  существует
несколько различных мнений, то делал следующую пометку на полЯх своей книги:
"по-приЯтельски". ќто значило, что истина так темна и спорна, что в подобном
случае он мог решить дело в пользу любой из спорЯщих сторон. Ћн считал,  что
только из-за недостатка остроумиЯ и учености  он  не  во  всех  случаЯх  мог
сделать свою пометку: "по-приЯтельски". ‘овременные адвокаты и судьи во всех
спорных случаЯх  находЯт  достаточно  уверток,  чтобы  решить  дело  как  им
заблагорассудитсЯ.  ‚  такой  запутанной  науке,  как   юриспруденциЯ,   где
сталкиваютсЯ столько авторитетов  и  столько  мнений  и  где  самый  предмет
исследованиЯ столь произволен, разнобой в  суждениЯх  совершенно  неизбежен.
‚от почему нет такого судебного дела, которое было бы настолько Ясно, что не
вызывало бы разногласий. Ћдна судебнаЯ инстанциЯ решает дело в одном смысле,
другаЯ - в прЯмо противоположном, а бывает и так, что одна и та же инстанциЯ
во второй раз принимает противоположное  решение.  Ћтсюда  наблюдаемые  нами
повседневно примеры того произвола, когда один за  другим  выносЯтсЯ  разные
приговоры и когда длЯ решениЯ одного и того же  дела  перебегают  от  одного
судьи к другому. ‚се это сильно  подрывает  авторитет  нашего  правосудиЯ  и
лишает его всЯкого блеска.
     —то  касаетсЯ  разброда  философских  мнений  по  вопросу  о  пороке  и
добродетели, то об этом нет  нужды  распространЯтьсЯ,  ибо  есть  среди  них
немало таких взглЯдов, что лучше о них промолчать, чем делать их  достоЯнием
неискушенных умов. Ђркесилай утверждал, что в делах  сладострастиЯ  неважно,
что именно и как делаетсЯ: Et obscoenas voluptates, si natura requirit,  non
genere, aut loco, aut ordine, sed forma, aetate, figura  metiendas  Epicurus
putat {ќпикур полагает, что о запретных видах наслаждениЯ, когда природа  их
требует, следует судить не по месту, полу и способу, а по возрасту,  степени
красоты и сложению возлюбленного [613] (лат ).}.
     Ne amores quidem sanctos  a  sapiente  alienos  esse  arbitrantur  {Ћни
[стоики] считают, что чистые способы любви  не  возбранЯютсЯ  мудрецу  [614]
(лат.  ).}.  -  Quaeramus  ad  quam  usque  aetatem  iuvenes   amandi   sint
{ђассмотрим, до какого возраста отроков можно  их  любить  [615]  (лат.  )}.
Џриведенные два  положениЯ  стоиков  и  упрек,  брошенный  по  этому  поводу
„икеархом самому Џлатону, показывают, сколько вольностей и излишеств, идущих
вразрез с общепринЯтым обычаем, допускает самаЯ здраваЯ философиЯ.
     ‡аконы  приобретают  тем  большую  силу,  чем  они  древнее  и   дольше
применЯютсЯ. Ћпасно  их  ограничивать  первоначальным  их  назначением.  Ћни
подобны рекам, которые становЯтсЯ более мощными и  величественными  по  мере
своего движениЯ вперед; если пройти вверх по течению до  истоков,  то  можно
убедитьсЯ, что вначале это едва заметный  ручеек,  который  по  мере  своего
роста набираетсЯ сил и становитсЯ полноводной  рекой.  ЏриглЯдитесь,  каковы
были первоначальные  воззрениЯ,  положившие  начало  этому  могучему  потоку
мнений, которые ныне внушают почтение и ужас; тогда вы  убедитесь,  что  они
были весьма шаткими и легковесными,  и  вы  не  удивитесь  тому,  что  люди,
которые все взвешивают и оценивают разумом, ничего не принимаЯ на веру и  не
полагаЯсь  на  авторитет,  придерживаютсЯ  суждений,   весьма   далеких   от
общепринЯтых. Ќеудивительно,  что  взглЯды  людей,  которые  берут  себе  за
образец природу, в большинстве случаев весьма уклонЯютсЯ от  общепризнанных;
так, например, лишь очень немногие  из  них  одобрили  бы  строгость  нашего
брака, а большинство из них разрешало  общность  жен  и  свободу  от  всЯких
ограничений. Ћни отвергали также наши приличиЯ: так, •рисипп утверждал,  что
за десЯток маслин философ готов десЯть раз перекувырнутьсЯ перед  зрителЯми,
даже без штанов [616]. Ћн врЯд ли посоветовал бы Љлисфену отказатьсЯ  выдать
свою дочь, прекрасную Ђгаристу, за  ѓиппоклида,  увидев  однажды,  как  тот,
вскочив на стол, встал на голову и растопырил в воздухе ноги [617].
     Њетрокл  [618]  однажды  во  времЯ  спора  нечаЯнно  выпустил  газы   в
присутствии своих учеников. Ћн спрЯталсЯ со стыда и не выходил из дому, пока
его не навестил Љратет, который стал приводить ему в утешение разные  доводы
и наконец, желаЯ  показать  ему  пример  своей  полнейшей  непринужденности,
принЯлсЯ наперебой с ним выпускать  ветры.  …му  удалось  таким  образом  не
только рассеЯть сомнениЯ Њетрокла, но и склонить его к  стоическому  учению,
более свободному в вопросах о нравах, чем перипатетическое, которое  Њетрокл
разделЯл раньше и которое больше придерживалось правил вежливости.
     ’о, что мы называем непристойностью,  а  именно  вещи,  которые  мы  не
решаемсЯ делать Явно, а делаем тайно, люди раньше называли глупостью, считаЯ
пороком замалчивать и как бы осуждать  то,  чего  от  нас  требуют  природа,
обычай и наши желаниЯ. €м казалось, что лишить таинства ‚енеры их свЯщенного
убежища в ее храме и выставить их перед  толпой,  значило  унизить  их;  что
показать  ее  игры  без  занавеса  значило  осквернить   их.   ‚едь   всЯкаЯ
стыдливость, по их мнению, есть вещь относительнаЯ, и решение вопроса о том,
следует ли такие вещи скрывать, утаивать и обходить  молчанием,  зависит  от
точки зрениЯ.  Ћни  считали,  что  отличным  примером  этого  может  служить
сладострастие под  маской  добродетели,  которому  выгоднее,  чтобы  его  не
выставлЯли напоказ толпе на улицах и площадЯх, подвергаЯ публичному  позору,
а  предлагали  ему  ютитьсЯ  в  укромных  уголках.  ‚от   почему   некоторые
утверждают, что уничтожить  публичные  дома  значит  не  только  повсеместно
распространить разврат, который до этого  сосредоточен  был  в  определенных
местах, но что это еще значит способствовать разжиганию у мужчин влечениЯ  к
пороку с помощью созданиЯ на их пути препон:

     Moechus es Aufidiae, qui vir,  Scaevine,  fuisti;  Rivalis  fuerat  qui
tuus, ille vir est.
     Cur aliena placet tibi, quae tua non placet uxor?
     Numquid securus non potes arrigere?

     {Ќыне ты, ‘цепим, стал возлюбленным  Ђвфидии,  -  ты,  который  был  ее
мужем, меж тем как она стала женой твоего  соперника.  Џочему  она  нравитсЯ
тебе, став женой другого, и не нравилась тебе, когда была твоей?  Ќе  потому
ли, что ты терЯешь мужскую силу, когда тебе нечего опасатьсЯ [619] (лат. ).}

     ’ысЯчи примеров подтверждают это:

     Nullus in urbe fuit tota qui tangere vellet Uxorem gratis,  Caeciliane,
tuam,
     Dum licuit; sed nunc, positis custodibus, ingens Turba  fututorum  est:
ingeniosus homo es.

     {Ќе было во всем городе никого, кто польстилсЯ на твою жену,  –ецилиан,
пока она гулЯла на свободе. Ќо с тех пор, как ты  приставил  к  ней  стражу,
толпы охотников осаждают ее. Ђх, ты, умнаЯ голова [620] (лат. ).}

     Ћдного  философа,  который  был  застигнут  в  момент  любовного  акта,
спросили,  что  он  делает.  "Џорождаю  человека",  -  ответил   он   весьма
хладнокровно, нисколько не покраснев, как если бы его  застали  за  посадкой
чеснока [621].
     џ полагаю, что великий писатель-богослов  [622]  одушевлен  был  весьма
трогательными и почтенными чувствами, когда считал, что этот акт обЯзательно
должен совершатьсЯ стыдливо и втайне и что разнузданные объЯтиЯ  циников  не
могут удовлетворить  эту  потребность  до  конца;  он  полагал,  что  циники
выставлЯли  напоказ  свои  сладострастные  движениЯ  лишь  длЯ  того,  чтобы
подтвердить, что их школа не признает стыда, но что в  действительности  они
удовлетворЯли свою потребность в уединении.
     Ќаш  мыслитель,  однако,  недостаточно  оценивал   степень   распутства
циников. €бо, например, „иоген, открыто предававшийсЯ  мастурбации,  выражал
перед присутствовавшими свою полную готовность, с помощью растираниЯ живота,
также удовлетворить  и  другую  свою  потребность  [623].  Ђ  тем,  кто  его
спрашивал, неужели он не может найти, чтобы поесть, более подходЯщего места,
чем люднаЯ улица, он отвечал: "џ на улице почувствовал голод, потому и ем на
улице" [624]. †енщины-философы, принадлежавшие к цинической школе,  открыто,
без стыда, отдавались философам;  ѓиппархиЯ  [625]  была  принЯта  в  кружок
Љратета только с условием, что она во всем будет подчинЯтьсЯ  его  правилам.
ќти философы выше всего ценили добродетель  и  отказывались  признавать  все
другие дисциплины, кроме морали; вот почему они приписывали высший авторитет
во всех делах выбранному ими мудрецу, который считалсЯ стоЯщим выше законов.
Ћни не ставили  сладострастию  никаких  иных  границ,  кроме  умеренности  и
соблюдениЯ свободы другого.
     Ќа основании  того,  что  вино  кажетсЯ  горьким  больному  и  приЯтным
здоровому, что весло кажетсЯ изогнутым в воде и прЯмым, когда оно вынуто  из
воды, и тому подобных видимых противоречий ѓераклит и  Џротагор  доказывали,
что все вещи заключают в себе причины таких Явлений; по их  мнению,  в  вине
содержитсЯ некаЯ горечь, котораЯ проЯвлЯетсЯ в ощущении больного, в весле  -
некое качество изогнутости, которое открываетсЯ тому, кто рассматривает  его
в воде, и так далее [626]. Ќо это означает, что все  находитсЯ  во  всем,  а
следовательно, ничто - ни в чем; ибо ничто не может быть там, где есть все.
     ќто мнение напоминает мне то, в чем мы постоЯнно убеждаемсЯ на опыте, а
именно: что нет такого смысла и значениЯ - прЯмого или косвенного, приЯтного
или  неприЯтного,  -  которых  наш  ум  не  обнаружил  бы  в  читаемых  нами
произведениЯх. ‘колько ошибок и заблуждений  рождаетсЯ  из  самого  точного,
Ясного  и  совершенного  слова!  ЉакаЯ  только  ересь  ни  находила  в   нем
достаточных оснований длЯ своего возникновениЯ и распространениЯ! ‚от почему
виновники таких заблуждений ни за что не желают отказатьсЯ от этого  способа
доказательства, покоЯщегосЯ на истолковании слов.  Ћдин  почтенный  человек,
всецело погруженный в поиски философского камнЯ, недавно хотел доказать  мне
законность этого занЯтиЯ, ссылаЯсь на авторитет Ѓиблии; он привел  мне  пЯть
или шесть мест из Ѓиблии,  на  которые  он,  по  его  словам,  прежде  всего
опиралсЯ, чтобы успокоить свою совесть (ибо он был лицом духовного  званиЯ);
и действительно, это не была просто смешнаЯ выдумка:  приведенные  им  места
были поистине весьма пригодны длЯ защиты этой пресловутой науки.
     Џутем подобного же столкновениЯ слов  получают  распространение  разные
пророческие вымыслы. ‚едь  всЯкого  прорицателЯ,  который  пользуетсЯ  таким
влиЯнием, что к  нему  часто  обращаютсЯ  и  старательно  истолковывают  все
оттенки его слов и выражений, можно заставить говорить все, что угодно,  как
это и делают с  сивиллами  [627].  ‚едь  имеетсЯ  такое  множество  способов
толкованиЯ, что изобретательный ум всЯкими правдами и неправдами обЯзательно
найдет в любом изречении тот смысл, который ему на руку.
     ‚от почему туманнаЯ и двусмысленнаЯ манера выражатьсЯ издавна приобрела
широкое распространение. Џусть только автор сумеет привлечь к себе  внимание
потомства и заинтересовать его (что зависит не только от его  дарованиЯ,  но
часто, или даже еще чаще, от интереса, вызываемого данным предметом),  пусть
он даже по простоте своей или  из  хитрости  выражаетсЯ  несколько  темно  и
двусмысленно - не беда! ЌайдетсЯ рЯд истолкователей,  которые,  перелагаЯ  и
переиначиваЯ  его  сочинениЯ,  припишут  ему  множество  воззрений  -   либо
соответствующих, либо  подобных,  либо  противоречащих  его  собственным,  -
которые окружат его имЯ почетом.  Ћн  обогатитсЯ  за  счет  своих  учеников,
подобно учителЯм в день Ярмарки ‘ен-„ени [628].
     Џо этой причине  стали  ценить  некоторые  пустЯковые  вещи,  приобрели
популЯрность разные писаниЯ и во многие произведениЯ стали вкладывать  самое
разнообразное содержание - кому какое вздумаетсЯ, - вследствие чего  одна  и
та же вещь  приобрела  тысЯчу  смыслов  и  сколько  угодно  самых  различных
значений и толкований. ‚озможно ли, чтобы ѓомер хотел сказать  все  то,  что
ему приписывают, чтобы он придерживалсЯ  всех  тех  разноречивых  воззрений,
какие вычитывают у него богословы, законодатели, полководцы, философы,  люди
самых различных профессий, причастных к самым различным  областЯм  знаниЯ  и
человеческой деЯтельности? ‚се они на него опираютсЯ и ссылаютсЯ на него! Ћн
мастер на все руки, вдохновитель всех творений, всех создателей! Ћн  главный
советник во всех начинаниЯх! ‚сЯкий, кому нужны были оракулы и предсказаниЯ,
находил у него все, что ему нужно. Ћдин ученый человек из числа моих  друзей
нашел  у  ѓомера  столько  поразительных  совпадений  и  превосходных  мест,
говорЯщих в пользу нашей религии, что ему нелегко было отказатьсЯ от  мысли,
будто именно таково было намерение ѓомера (тем более что ѓомер был ему столь
же близок, как и человек нашего времени). Ѓеда только в том, что те  доводы,
которые, по его мнению, были свидетельством в пользу нашей религии,  многими
древними исследователЯми считались свидетельством в пользу их религий.
     Ђ посмотрите, что только выделывают с Џлатоном! ’ак как всЯкий почитает
за честь иметь его на своей стороне, то и истолковывает  его  в  желательном
длЯ себЯ смысле. Џлатону приписывают и у него находЯт все новейшие  взглЯды,
какие только существуют на свете, и, если потребуетсЯ, его противопоставлЯют
ему же самому. …го заставлЯют отвергать нравы, принЯтые в  его  времЯ,  если
только они неприемлемы в наши дни. ‚се эти истолкованиЯ тем  убедительнее  и
Ярче, чем изощреннее и острее ум толкователЯ.
     €з того самого основаниЯ, из которого исходил ѓераклит, утверждаЯ,  что
каждаЯ вещь содержит в себе все  те  свойства,  какие  в  ней  обнаруживают,
„емокрит делал противоположное заключение, говорЯ, что вещи  не  содержат  в
себе ничего из того, что мы в них обнаруживаем; а из  того  факта,  что  мед
сладок длЯ одного и горек длЯ другого, он делал вывод, что мед не  сладок  и
не горек [629]. Џирронисты сказали бы, что они не знают, сладок ли  мед  или
горек, или - что он ни то, ни другое, или - что он и то, и другое;  ибо  они
всегда и во всем стоЯт на позициЯх крайнего сомнениЯ.
     Љиренаики считали, что нельзЯ ничего  познать  извне  и  что  мы  можем
познать только то, что постигаетсЯ нами  путем  внутреннего  ощущениЯ,  как,
например, боль или наслаждение; по их мнению, мы не  познаем  ни  звука,  ни
цвета,  а  лишь  известные,  вызываемые  ими  ощущениЯ,  которые  и   служат
единственным основанием  длЯ  нашего  суждениЯ.  Џротагор  считал,  что  длЯ
каждого истинно  то,  что  ему  кажетсЯ.  ќпикурейцы  полагали,  что  всЯкое
суждение покоитсЯ на чувствах, на них  покоитсЯ  познание  вещей  и  они  же
составлЯют основу наслаждениЯ. Џлатон же  утверждал,  что  как  суждение  об
истине, так и сама истина, в отличие от мнений и чувств, принадлежат  уму  и
мышлению.
     ќто приводит  менЯ  к  рассмотрению  вопроса  о  роли  чувств,  которые
составлЯют главное основание и доказательство  нашего  неведениЯ.  ‚се,  что
познаетсЯ, без сомнениЯ  познаетсЯ  благодарЯ  способности  познающего;  ибо
поскольку суждение получаетсЯ в результате  действиЯ  того,  кто  судит,  то
естественно, что он производит это действие своими  средствами  и  по  своей
воле, а не по принуждению, как это происходило бы в том случае, если  бы  мы
познавали вещи принудительно и согласно закону их сущности. ‚сЯкое  познание
пролагает себе путь в нас через чувства - они наши господа [630]:

                              via qua munita fidei
     Proxima fert humanum in pectus templaque mentis.

     {ќто ближайший  путь,  по  которому  убеждение  проникает  в  сердце  и
сознание человека [631] (лат. ).}

     ‡нание начинаетсЯ с них и ими же завершаетсЯ. ‚ конце концов  мы  знали
бы не больше, чем какой-нибудь камень, если бы мы не знали,  что  существует
звук, запах, свет, вкус,  мера,  вес,  мЯгкость,  твердость,  шероховатость,
цвет, гладкость, ширина и глубина. ’акова основа, таков принцип всего зданиЯ
нашей науки. Џо мнению некоторых философов, знание есть  не  что  иное,  как
чувство [632]. ’от, кто смог бы менЯ  заставить  пойти  наперекор  чувствам,
взЯл бы менЯ за горло, и Я  не  мог  бы  сделать  больше  ни  шагу.  —увства
ЯвлЯютсЯ началом и венцом человеческого познаниЯ.

     Invenies primis ab sensibus esse creatam
     Notitiam veri, neque sensus posse refelli...
     Quid maiore fide porro quam sensus haberi
     Debet?

     {’ы сейчас убедишьсЯ, что познание истины порождаетсЯ в нас  чувствами,
и их показаниЯ нельзЯ опровергнуть... —то может  возбуждать  в  нас  большее
доверие, чем чувства [633]? (лат. )}

     Љакую бы скромную роль ни отводить чувствам, необходимо  признать,  что
все наше обучение происходит через них и при  помощи  их.  –ицерон  сообщает
[634], что •рисипп, пытаЯсь умалить роль  чувств  и  их  значение,  приводил
самому себе столь сокрушительные возражениЯ, что сам не в состоЯнии  был  их
опровергнуть.  Љарнеад,  придерживавшийсЯ  противоположной   точки   зрениЯ,
похвалЯлсЯ тем, что он побивает •рисиппа его же оружием и пользуетсЯ длЯ его
опровержениЯ его собственными словами; по этому поводу  он  воскликнул:  "Ћ,
несчастный,  твоЯ  собственнаЯ  сила  погубила  тебЯ!  [635]   Ќет   большей
нелепости, с нашей точки зрениЯ, чем утверждать, что  огонь  не  греет,  что
свет не светит, что в железе нет ни тЯжести, ни прочности; все это  понЯтиЯ,
которые нам доставлЯютсЯ нашими чувствами, и никакое человеческое знание или
представление не может сравнитьсЯ с этим по своей достоверности.
     Џервое имеющеесЯ у менЯ возражение по поводу чувств состоит в том,  что
Я сомневаюсь, чтобы человек наделен был  всеми  естественными  чувствами.  џ
вижу, что многие животные  живут  полной  и  совершенной  жизнью,  одни  без
зрениЯ, другие без слуха. Љто знает, не лишены ли мы одного, двух, трех  или
даже многих чувств? €бо, если у нас  не  хватает  какого-либо  чувства,  наш
разум  не  в  состоЯнии  заметить  этот  недостаток.  —увства  обладают  тем
преимуществом,  что  ЯвлЯютсЯ  крайней  границей  нашего  знаниЯ,  и  за  их
пределами нет ничего, что бы помогло нам открыть их. ЌельзЯ даже  открыть  с
помощью одного из чувств другое:

     An poterunt oculos aures reprehendere, an aures
     Tactus, an hunc porro tactum sapor arguet oris,
     An conlutabunt nares oculive revincent?

     {ЋкажетсЯ ли в состоЯнии слух исправить показаниЯ зрениЯ или осЯзание -
показаниЯ слуха? ‘может ли вкус уличить осЯзание в ошибке? ‘могут ли  зрение
и осЯзание опровергнуть его [636]? (лат. ).}

     ‚се они ЯвлЯютсЯ крайней границей наших способностей:

                    seorsum cuique potestas
     Divisa est, sua vis cuique est.

     {‚сЯкому чувству дана своЯ область и своЯ сила [637] (лат. ).}

     Ќевозможно объЯснить  слепорожденному,  что  он  не  видит;  невозможно
заставить его желать видеть и жалеть  о  своем  недостатке.  ‚от  почему  то
обстоЯтельство,  что  наша  душа  довольствуетсЯ  и   удовлетворЯетсЯ   теми
чувствами, которые у нас есть, ничего не доказывает; ибо она не в  состоЯнии
ощутить свою собственную  болезнь  и  свое  несовершенство,  если  они  даже
имеютсЯ.  Ќевозможно  привести  слепорожденному  какое-либо  доказательство,
довод  или  сравнение,  которое  вызвало  бы  в  его  воображении   какое-то
представление о том, что такое свет, цвет или зрение. Ќет ничего стоЯщего за
чувствами,  что  в  состоЯнии  было  бы  сделать  чувства  очевидными.  …сли
слепорожденный выражает желание видеть, то не потому, что  он  действительно
понимает, чего он хочет; он только слышал  от  нас,  что  он  должен  желать
чего-то такого, чем мы обладаем, такого, что по своему действию, а также  по
своим последствиЯм люди называют благом, - но что же это такое, он все же не
знает и не имеет об этом ни малейшего представлениЯ.
     џ знал одного дворЯнина почтенного происхождениЯ,  слепорожденного  или
во всЯком случае ослепшего в таком возрасте, когда он  не  знал,  что  такое
зрение. Ћн до такой степени не понимал, чего ему недоставало, что  применЯл,
как и мы, слова, относЯщиесЯ к зрению, но только в  особенном,  свойственном
лишь ему одному  смысле.  Ћднажды  к  нему  подвели  мальчика,  которому  он
приходилсЯ крестным; обнЯв  ребенка,  он  сказал:  "Ѓоже,  какой  прелестный
мальчик! ЏриЯтно посмотреть на него! Љакое у  него  очаровательное  личико!"
’ак же как и мы, он  сказал  бы:  "ќтот  зал  прекрасно  выглЯдит",  "Џогода
ЯснаЯ", "‘олнечно". Ѓолее того, узнав о таких наших развлечениЯх, как охота,
игра в мЯч, стрельба в цель, он пристрастилсЯ к ним, стал ими  заниматьсЯ  и
считал, что принимает в них такое же участие, как и мы;  он  гордилсЯ  этим,
находил  в  этом  удовольствие,  хотЯ  обо  всех  этих  играх  знал   только
понаслышке. Љогда он  выезжал  на  открытое  и  просторное  место,  где  мог
пришпорить конЯ, ему кричали: "‚от заЯц", а через некоторое времЯ  сообщали,
что заЯц пойман, и тогда он бывал так же горд своей добычей, как -  согласно
тому, что ему рассказывали, - это бывает с настоЯщими охотниками. Џри игре в
мЯч он брал его левой рукой и ударЯл по нему ракеткой; он стрелЯл наудачу из
ружьЯ и бывал доволен, когда его люди сообщали ему, что он попал выше мишени
или рЯдом с ней.
     Љто знает, не совершает ли человеческий род подобную же глупость? Њожет
быть, из-за отсутствиЯ какого-нибудь чувства сущность вещей  большей  частью
скрыта от нас? Љто знает, не проистекают ли отсюда те трудности, на  которые
мы наталкиваемсЯ при исследовании многих творений природы? Ќе объЯснЯютсЯ ли
многие действиЯ животных,  превосходЯщие  наши  возможности,  тем,  что  они
обладают каким-то чувством, которого у нас нет? Ќе  живут  ли  некоторые  из
них, благодарЯ этому, более полной и более совершенной жизнью,  чем  мы?  Њы
воспринимаем Яблоко почти всеми нашими чувствами: мы находим в нем красноту,
гладкость, аромат и сладость; но оно может, кроме того, иметь и  другие  еще
свойства,  как,  например,  способность  сохнуть   или   сморщиватьсЯ,   длЯ
восприЯтиЯ которых мы не имеем соответствующих  чувств.  ЌаблюдаЯ  качества,
которые мы называем во многих веществах скрытыми, - как, например,  свойство
магнита притЯгивать железо, - нельзЯ ли считать  вероЯтным,  что  в  природе
имеютсЯ чувства, которые способны судить о них и  воспринимать  их,  и  что,
из-за отсутствиЯ этих способностей у нас, мы не в состоЯнии познать истинную
сущность таких вещей? Љакое-то  особое  чувство  подсказывает  петухам,  что
наступило утро или полночь, что и заставлЯет их петь; какое-то чувство  учит
кур, еще не имеющих никакого опыта, боЯтьсЯ Ястреба; какое-то особое чувство
предупреждает цыплЯт о враждебности к ним кошек, но не собак,  и  заставлЯет
их настораживатьсЯ при вкрадчивых звуках мЯуканьЯ, но не боЯтьсЯ громкого  и
сварливого собачьего лаЯ; оно учит ос, муравьев и крыс выбирать всегда самый
лучший сыр и самую спелую грушу, еще не отведав их; учит оленЯ, слона и змею
узнавать определенные,  целительные  длЯ  них  травы.  Ќет  такого  чувства,
которое  не  имело  бы  большой  власти  и  не  ЯвлЯлось  бы  средством  длЯ
приобретениЯ бесконечного количества познаний. …сли бы  мы  не  воспринимали
звуков, гармонии, голоса,  это  внесло  бы  невообразимую  путаницу  во  все
остальные  наши  знаниЯ.  ‚едь,  кроме  непосредственных  показаний  каждого
чувства, мы извлекаем множество сведений,  выводов  и  заключений  о  других
предметах путем сравнениЯ свидетельств  одного  чувства  со  свидетельствами
другого.  ‘тоит  только  разумному  человеку  вообразить  себе  человеческую
природу созданной первоначально без зрениЯ  и  осознать,  сколько  тревог  и
смЯтений повлек бы за собой такой недостаток, в какой  мрак  погрузилась  бы
наша ослепленнаЯ душа, - и мы убедимсЯ, какое важное значение  длЯ  познаниЯ
истины имело бы отсутствие у нас одного, двух или трех чувств. Њы установили
какую-нибудь истину, опираЯсь и сообразуЯсь с  нашими  пЯтью  чувствами,  но
может быть, длЯ достоверного познаниЯ ее, самой ее сущности, нужно  было  бы
получить согласие и содействие не пЯти, а восьми или десЯти чувств?
     ”илософские школы, которые отрицают возможность  человеческого  знаниЯ,
ссылаютсЯ главным образом на недостоверность и слабость  наших  чувств;  ибо
поскольку мы приобретаем все наши познаниЯ  через  чувства  и  благодарЯ  их
посредству, то если их показаниЯ, даваемые нам, ошибочны, если они  искажают
или изменЯют то, что вносЯт в нас извне, если свет, излучаемый  ими  в  нашу
душу, затмеваетсЯ при этом переходе, - тогда нам не  на  что  оперетьсЯ.  €з
этой трудности возникли все следующие призрачные представлениЯ: будто всЯкий
предмет заключает в себе все то, что мы в  нем  находим;  будто  в  нем  нет
ничего, что мы рассчитывали бы в нем найти; мнение эпикурейцев, будто солнце
не больше размером, чем оно представлЯетсЯ нашему взору [638]:

     Quidquid id est, nihilo fertur maiore figura
     Quam nostris oculis quam cernimus, esse videtur;

     и мнение, состоЯщее в том, что  тело  кажетсЯ  нам  больше,  когда  оно
находитсЯ близко от нас, и меньше, когда оно далеко от нас, - и та и  другаЯ
видимость одинаково истинны:

     Nec tamen hic oculis falli concedimus hilum...
     Proinde animi vitium hoc oculis adfingere noli;

     {Њы не допускаем, однако, чтобы глаза хоть слегка ошибались... Ќе будем
поэтому винить их в том, в чем повинен разум [639] (лат. ).}

     и, наконец, решительное заЯвление, что нет никакого обмана в показаниЯх
чувств, что  следует  сдатьсЯ  на  их  милость  и  искать  в  чем-то  другом
объЯснение тех разногласий и противоречий, которые мы в них  встречаем;  они
готовы прибегнуть к любой выдумке (они доходЯт даже до этого!), лишь  бы  не
обвинить чувства в неверном изображении  предметов.  ’имагор  [640]  клЯлсЯ,
что, если даже он  прищуривал  глаз  или  смотрел  искоса,  ему  никогда  не
удавалось  увидеть  двойного  изображениЯ  свечи,  и  потому   эта   иллюзиЯ
происходит скорее от нашего  неправильного  мнениЯ,  чем  от  неправильности
нашего органа зрениЯ. Џо мнению эпикурейцев, нет большей нелепости,  чем  не
признавать силу и значение чувств.

     Proinde quod in quoque est his visum tempore, verum est.
     Et, si non potuit ratio dissolvere causam,
     Cur ea quae fuerint iuxtim quadrata, procul sint
     Visa rotunda, tamen, praestat rationis egentem
     Reddere mendose causa utriusque figurae,
     Quam manibus manifesta suis emittere quoquam,
     Et violare fidem primam, et convdiere tota
     Fundamenta quibus nixatur vita salusque.
     Non malo enim ratio ruat omnis, vita quoque ipsa
     Concidat extemplo, nisi credere sensibus ausis,
     Praecipitesque locos vitare, et cetera quae sint
     In genere hoc fugienda".

     {Џоэтому показаниЯ чувств всегда  верны.  …сли  же  разум  не  способен
разобратьсЯ в том, почему предметы, имеющие вблизи квадратную форму,  издали
кажутсЯ круглыми,  то  лучше,  за  отсутствием  истинного  объЯснениЯ,  дать
ошибочное истолкование и того и другого ЯвлениЯ, чем пренебречь очевидностью
и, подорвав основное доверие к чувствам, низвергнуть то, на чем держитсЯ всЯ
наша жизнь и нише благополучие. €бо, если мы, не полагаЯсь  на  чувства,  не
будем обходить пропасти и  другие  подобного  рода  опасности,  которых  нам
следует избегать, тогда рушитсЯ не только  всЯкий  разум,  но  и  всЯ  жизнь
тотчас же поставлена будет под угрозу [641] (лат. ).}

     ќтот отчаЯнный и совсем не философского порЯдка  совет  свидетельствует
лишь о том, что  человеческое  знание  может  поддерживатьсЯ  безрассудными,
несообразными  и  вымышленными  объЯснениЯми,  но  человеку  все  же   лучше
воспользоватьсЯ ими или любым другим средством, каким бы несуразным  оно  не
было, чем признатьсЯ в  своей  неизбежной  слабости:  чрезвычайно  печальнаЯ
истина! —еловек не может уйти  от  того,  что  чувства  ЯвлЯютсЯ  верховными
повелителЯми его знаниЯ; но они  недостоверны,  и  показаниЯ  их  могут  при
всЯких обстоЯтельствах оказатьсЯ ошибочными. ‚от тут-то и надо  боротьсЯ  не
на жизнь, а на смерть, и, если истинных сил нам не хватает,  как  это  часто
случаетсЯ, надо пустить в ход упрЯмство, дерзость, бесстыдство.
     …сли правы эпикурейцы, утверждающие, что  не  существует  знаниЯ,  если
чувства лгут, и если  правы  стоики,  утверждающие,  что  чувства  настолько
ложны, что  не  могут  дать  нам  никакого  знаниЯ,  то  отсюда  следует,  в
соответствии с положениЯми обеих великих догматических школ, что нет знаниЯ.
     —то касаетсЯ ошибочности и недостоверности  показаний  чувств,  то  это
настолько обычное Явление,  что  всЯкий  может  представить  сколько  угодно
примеров ошибок и обманов, в которые  они  нас  вводЯт.  Љогда,  находЯсь  в
долине, мы слышим отраженный звук трубы, то нам кажетсЯ, что он раздаетсЯ не
сзади, а впереди.

     Exstantesque procul medio de gurgite montes,
     ... idem ... apparent longe diversi licet..
     Et fugere ad puppim colles campique videntur
     Quos agimus propter navim...
     ... ubi in medio nobis equus acer obhaesit
     Flumine, equl corpus transversum ferre videtur
     Vis, et in adversum flumen contrudere raptim.

     {ѓоры, высЯщиесЯ над морем, издали кажутсЯ слившимисЯ воедино,  хотЯ  и
далеко отстоЯт друг от друга. ЉажетсЯ, будто к корме убегают холмы и долины,
мимо которых мы плывем, распустив паруса. …сли лихой  конь  заупрЯмитсЯ  под
нами посередине реки, то будет казатьсЯ, будто стремительной силой тело конЯ
влечетсЯ поперек и уноситсЯ против течениЯ [642] (лат. ).}

     …сли  на   пулю   аркебузы   наложить   указательный   палец,   наложив
одновременно, поверх него, еще средний, то нам потребуетсЯ  сделать  усилие,
чтобы признать, что налицо только одна пулЯ, - до такой  степени  нам  будет
казатьсЯ, что это не одна, а две пули.  „ействительно,  на  каждом  шагу  мы
можем видеть, что чувства нередко господствуют над  рассудком  и  заставлЯют
его воспринимать такие впечатлениЯ, которые он считает ложными и знает,  что
они таковы. џ оставлЯю в стороне чувство осЯзаниЯ, которое сообщает нам свои
весьма важные и непосредственные свидетельства и которое  посредством  боли,
причинЯемой нашему телу, так  часто  переворачивает  вверх  дном  прекрасные
наставлениЯ стоиков и заставлЯет истошным голосом вопить того,  кто  в  душе
решительно придерживаетсЯ правила, что колика, как и всЯкаЯ  другаЯ  болезнь
или страдание, длЯ мудреца ничего не значит и ничего не может изменить в том
высшем блаженстве, в котором он пребывает благодарЯ своей  добродетели.  Ќет
души столь равнодушной, котораЯ не пришла бы в возбуждение при звуках  наших
барабанов и труб, а равно и столь суровой, которую не растрогали  бы  нежные
звуки музыки. Ќет души столь черствой,  котораЯ  не  ощутила  бы  некоторого
благоговениЯ при виде наших  огромных  и  мрачных  соборов,  на  которую  не
подействовали бы пышные церковные украшениЯ  и  обрЯды,  благочестивый  звук
органа, стройнаЯ и выдержаннаЯ гармониЯ хора. „аже тех, кто входит в храм  с
некоторым пренебрежением [643], пронизывает некий  трепет,  заставлЯющий  их
усомнитьсЯ в своей правоте.
     —то  касаетсЯ  менЯ,  то  Я  недостаточно   тверд,   чтобы   оставатьсЯ
равнодушным, слушаЯ стихи ѓорациЯ или  Љатулла,  когда  их  читает  красивый
голос и произносЯт прекрасные и юные уста.
     ‡енон был прав, говорЯ, что  голос  -  это  цвет  красоты  [644].  ЊенЯ
уверЯли, что один человек, хорошо известный  во  ”ранции,  просто  обольстил
менЯ, читаЯ мне стихи своего сочинениЯ, что в действительности они на бумаге
совсем не так хороши, как при чтении, и что мои глаза оценили бы  их  совсем
иначе,  чем  мои  уши,  настолько  произношение   придает   очарование   тем
произведениЯм, которые от него зависЯт.  Ќетрудно  понЯть  ”илоксена  [645],
который, услышав, как некий чтец плохо  читает  одно  из  его  произведений,
разбил его горшки и стал топтать их ногами, приговариваЯ:  "џ  разбиваю  то,
что принадлежит тебе, подобно тому как ты портишь то, что принадлежит мне".
     …сли зрение не имеет никакого отношениЯ к боли, то почему люди,  твердо
решившие покончить с собой, отворачивали  голову,  чтобы  не  видеть  удара,
который они  готовились  нанести  себе?  €ли  почему  те,  кто  ради  своего
исцелениЯ желают и требуют, чтобы их резали и делали им прижиганиЯ, не хотЯт
видеть приготовлений к операции,  инструментов  и  всего  того,  что  делает
хирург? ђазве эти примеры не доказывают, какую власть  над  рассудком  имеют
чувства? Њы можем прекрасно знать, что эти локоны взЯты у какого-нибудь пажа
или лакеЯ, эти румЯна привезены из €спании, а белила и мази из-за Ћкеана,  -
и все же это  придает  девушке  такой  вид,  что,  наперекор  рассудку,  она
покажетсЯ нам милее и красивее. ђассудок здесь ни при чем.

     Auferimur cultu; gemmis auroque teguntur Crimina: pars minima est  ipsa
puella sui.
     Saepe, ubi sit quod ames inter tam multa requiras: Decipit  hac  oculos
Aegide, dives amor.

     {“крашениЯ соблазнЯют нас: золото и  драгоценности  прикрывают  пороки.
‘ама девушка - лишь ничтожнейшаЯ часть  того,  что  в  ней  нравитсЯ.  ‘реди
такого множества украшений часто нужно искать, где же  то,  что  ты  любишь.
Џышно нарЯженнаЯ любовь ослеплЯет здесь  глаз  своей  сиЯющей  эгидой  [646]
(лат. ).}

     Џоэты, рисующие нам Ќарцисса, безумно  влюбленного  в  свое  отражение,
показывают, какую власть имеют над нами чувства.

     Cunctaque miratur, quibus est mirabilis ipse;
     Se cupit imprudens; et qui probat, ipse probatur;
     Dumque petit, petitur; pariterque accendit et ardet.

     {Ћн восхищаетсЯ всем тем, чем сам восхитителен; безумный, алчет  самого
себЯ; восхвалЯет самого себЯ и, умолЯЯ, умолЯет себЯ же;  так  разжигает  он
пламЯ, в котором сам же сгорает [647] (лат. ).}

     Ђ у Џигмалиона при виде сделанной им самим статуи из слоновой кости так
помутилсЯ рассудок, что он влюбилсЯ в неб  и  стал  поклонЯтьсЯ  ей,  словно
живой!

     Oscula dat reddique putat, loquiturque tenetque,
     Et credit tactis digitos insidere membris;
     Et metuit pressos veniat ne livor in artus.

     {Ћн целует ее, и ему чудитсЯ, что она  отвечает  на  его,  поцелуи;  он
приникает к ней и обнимает ее; ему представлЯетсЯ, что тело ее  трепещет  от
прикосновениЯ его пальцев, и, сжимаЯ ее в объЯтиЯх,  он  страшитсЯ  оставить
синЯки [648] (лат. ).}

     …сли посадить какого-нибудь философа в  клетку  с  решеткой  из  мелких
петель и подвесить ее к верхушке башни собора Џарижской богоматери, то, хотЯ
он Ясно будет видеть, что ему не грозит опасность  из  нее  выпасть,  он  не
сможет не содрогнутьсЯ при виде этой огромной  высоты  (если  только  он  не
кровельщик). „ействительно, нам  приходитсЯ  все  времЯ  себЯ  подбадривать,
когда мы ходим по открытым галереЯм наших колоколен,  хотЯ  они  сделаны  из
камнЯ; но есть люди, длЯ которых непереносима даже самаЯ мысль о хождении по
ним. Џусть перебросЯт между двумЯ башнЯми перекладину  такой  ширины,  чтобы
можно было свободно пройти по ней, - все же никакаЯ философcкаЯ мудрость  не
в состоЯнии будет внушить нам пройтись по ней с  тем  же  спокойствием,  как
если бы эта перекладина лежала на земле. џ часто испытывал это, когда  ходил
по нашим здешним горам (а между тем Я из  тех  людей,  которые  не  особенно
боЯтсЯ подобных вещей), однако Я не мог выносить вида  пропасти,  и  у  менЯ
дрожали поджилки, хотЯ длЯ того, чтобы очутитьсЯ на краю пропасти, мне нужно
было бы растЯнутьсЯ во всю длину, и потому Я мог бы свалитьсЯ в нее только в
том случае, если бы намеренно подверг себЯ этой опасности. џ замечал  также,
что как бы значительна ни была глубина, но если на склоне  виднеютсЯ  дерево
или выступ скалы, на которых может задержатьсЯ наше зрение и  которые  делЯт
это пространство, то это доставлЯет нам облегчение и вселЯет в нас некоторую
уверенность, как если бы эти предметы  могли  нам  помочь  в  случае  нашего
падениЯ; но мы не можем смотреть без головокружениЯ на  крутые  и  ничем  не
разделенные пропасти: ut despici sine vertigine simul oculorum animique  non
possit {’ак что нельзЯ смотреть  вниз,  не  испыт