можные  средства  врачеваниЯ,  о  которых  или
совсем не следует рассуждать, или нужно рассуждать с людьми благочестивыми и
совершенными,  тем не  менее  ничем  не  проЯвил  Ћн  своего  промышлениЯ  о
человеческом  роде столь  благодетельно,  как когда сама Џремудрость  ЃожиЯ,
т.е. единородный, единосущный и совечный Ћтцу  ‘ын  благоволил воспринЯть на
себЯ  всецело  человеческое естество: "и ‘лово стало плотью" (€оан. I,  14).
’аким образом, плотским, одаренным телесными чувствами, но не могущим  своим
умом созерцать истину людЯм Ћн  показал, какое высокое место занимает  среди
тварей человеческаЯ  природа, Явившись людЯм  не только видимым образом (что
Ћн мог сделать и в каком-нибудь эфирном теле), но и в истинном человеке: ибо
надлежало воспринЯть то самое естество, которое нужно было искупить. Ђ чтобы
какой-нибудь пол  не счел себЯ пренебрежен-ным со  стороны своего ’ворца, Ћн
воспринЯл мужской  пол,  а  родилсЯ  от женщины.  Ћн ни  в чем не употреблЯл
насилиЯ,  а  действовал  всегда   увещеванием  и  убеждением,  поскольку   с
устранением  древнего  рабства  теперь наступило времЯ свободы,  и  человеку
благовременно  и  спасительно  было  сообщить,  что он  сотворен  свободным.
—удесами Ћн  возбудил  веру  в Ѓога, каковым и был, а страданиЯми -- веру  в
человека,  которого носил  в ‘ебе. ’ак,  обращаЯсь к  толпе,  Ћн,  как  Ѓог,
отрексЯ  от  призывавшей  его  матери  (Њф.  XII,  48), однако, как  говорит
…вангелие, в детстве  Ћн был  послушен своим родителЯм (‹ук. II, 51). €бо по
учению  Ћн  ЯвилсЯ  Ѓогом,  а  по  возрасту --  человеком.  ђавным  образом,
намереваЯсь претворить воду  в вино, Ћн,  как Ѓог, сказал: "Ћтступи от менЯ,
женщина:  что Њне  и тебе?  …ще не пришел час Њой" (€оан.  11, 4).  Љогда же
пришел  час, когда  надлежало …му  умереть,  Ћн,  увидев с креста  мать, как
человек, поручил ее ученику, которого  любил больше  всех прочих (€оан. XIX,
26, 27). Ќароды пагубно стремились к богатству, этому спутнику удовольствий:
Ћн благоволил быть бедным. Ћни жаждали почестей и власти: Ћн не захотел быть
царем. Ћни детей плотских считали великим благом: Ћн пренебрег  супружеством
и  потомством.  Ћни  с крайним высокомерием гнушались бесчестиЯ: Ћн  перенес
всЯческие унижениЯ. Ћни  считали несправедливость нестерпимою, но что больше
той  несправедливости,  как  быть осужденным  праведному  и  невинному?  Ћни
гнушались телесных страданий: Ћн претерпел  биение и был распЯт. Ћни боЯлись
смерти: Ћн подвергсЯ смерти.  Ћни считали крест позорнейшим родом смерти: Ћн
был пригвожден к кресту. Ћн и сам не пользовалсЯ, и цены никакой не придавал
всему тому, во имЯ чего  мы часто живем неправедно. Ћн претерпел все то, что
мы всЯчески стремимсЯ избежать, часто  из-за  этого блуждаЯ вдали от истины.
€бо какой бы то ни  было грех  мы  можем совершить только в том случае, если
или желаем того, чем Ћн пренебрег, или избегаем того, что Ћн претерпел.
     €так,  всЯ  жизнь …го  на  земле  была  нравственным  учением.  Ќо  его
воскресение  из мертвых  достаточно  Ясно  показало, что  ни  малейшаЯ часть
человеческой природы не погибает,  когда  все бывает здоровым через Ѓога,  а
также --  каким  образом все  может  служить  ’ворцу  своему  то в  качестве
наказаниЯ  за  грехи,  то в качестве избавлениЯ человека,  и  как легко тело
может служить душе, когда сама  душа подчинЯетсЯ Ѓогу. ‚ этом случае ни одна
из субстанций не  только не представлЯет собой зла, чего ни  в коем случае и
быть  не  может,  но  даже  не  возбуждаетсЯ  никаким  злом, что  могло быть
вследствие греха или наказаниЯ. ‚ этом заключаетсЯ естественное1 учение, длЯ
христиан  менее  мыслЯщих заслуживающее  полной  веры,  а  длЯ  мыслЯщих  --
очищенное от всЯкого заблуждениЯ.
     17. ‘ам же способ  учениЯ, --  способ отчасти Ясный и простой,  отчасти
же, ради  назиданиЯ и упраждениЯ души,  состоЯщий из  подобий  в изречениЯх,
действиЯх и  таинствах, -- представлЯет  собой не что иное,  как законченное
рациональное учение. ‚ самом деле, и изъЯснение таинственного направлЯетсЯ к
тому, что высказано  совершенно Ясно. € если бы существовало  только то, что
вполне понЯтно,  в  таком случае  мы и не  искали  бы тщательно истины, и не
находили бы ее. ‘ другой стороны, если  бы  в изъЯснениЯх были таинства, а в
таинствах не было бы отпечатков  истины, в таком случае действие расходилось
бы с познанием.
     Ќо  так  как  благочестие  в  настоЯщее  времЯ  начинаетсЯ  страхом,  а
оканчиваетсЯ любовью,  то человечество, свЯзанное во  времЯ рабства страхом,
обременЯлось в ветхом законе  многими таинствами. ’огда это было полезно как
средство,  возбуждающее  желание  грЯдущей  благодати  Ѓожией,   о   которой
возвещали  пророки. Љогда же  эта благодать Явилась,  то  самой Ѓожественной
мудростью,   которой  мы  призваны  к  свободе,  были  установлены  немногие
спаси-тельнейшие  таинства,  которые  бы  содержали  общество  христианского
народа,  т.е.  людей свободных,  под  властью  единого  Ѓога. ’е  же  многие
таинства,  которые были возложены на еврейский  народ, т.е. людей, скованных
властью  того же единого  Ѓога,  были  выведены из употреблениЯ  и  остались
предметом  веры  и  истолкованиЯ.  ’аким   образом,  теперь  они  не  рабски
свЯзывают, но воспринимаютсЯ духом свободно.
     *  Ѓл.  Ђвгустин  имеет  в  виду  древнее  подразделение  философии  на
нравственную, естественную и  рациональную. €сходЯ из этого, жизнь €исуса он
называет нравственным учением,  здесь говорит  об учении естественном,  а  о
рациональном учении речь пойдет ниже.

     Њежду  тем тот,  кто  отрицает возможность происхождениЯ того и другого
заветов от одного Ѓога на том основании, что наш народ  не  держитсЯ тех  же
таинств,   каких   держались  и  держатсЯ  иудеи,  тот  должен  понЯть,  что
сомнительно,  чтобы один и тот же справедливейший государь  одно  приказывал
тем, длЯ которых он считает полезным более продолжительное рабство, а другое
-- тем, которых он удостаивает чести признать своими детьми. Ќо если с точки
зрениЯ  житейских  правил  возмущаютсЯ,  что  в  ветхом  законе  заключаетсЯ
меньшее, а в  …вангелии  --  большее, и потому приходЯт  к  мысли, что  то и
другое  принадлежит  не  одному  и тому  же  Ѓогу,  то  человек с  подобными
воззрениЯми может возмущатьсЯ  и тем, что  один и тот же врач одни лекарства
поручает предписывать  своим  помощникам, другие же назначает самолично, или
одним   больным  дает   одни,  слабодействующие  лекарства,  другим  же   --
сильнодействующие  и в большем  количестве. Ќо как врачебное искусство, хотЯ
остаетсЯ тем  же самым  и  никоим  образом  не изменЯетсЯ,  однако  изменЯет
предписаниЯ  длЯ больных,  потому  что  изменчиво  и  само  здоровье,  так и
Ѓожественный  промысел,  хотЯ  сам  в  себе   совершенно  неизменен,  однако
различным  образом  приходит  на помощь  изменчивой  твари, и,  сообразно  с
различием немощей,  в разное  времЯ  одно предписывает, а другое  запрещает,
чтобы от порока, служащего  источником  смерти, и от самой смерти возвести к
своей природе и сущности и в них утвердить то, что слабеет, т.е. стремитсЯ к
ничтожеству.
     18. ’ы  можешь спросить:  "Џочему  же  оно  слабеет?"  „а  потому,  что
изменЯемо. "Ђ  почему оно  изменЯемо?"  Џотому что несовершенно.  "Џочему же
несовершенно?" Џотому что ниже ’ого, Љем создано. "Љем же оно создано?" ’ем,
Љто  выше всего. "Љто же это?" Ѓог, неизменЯемаЯ ’роица, так как  Ћн все это
через   высочайшую   Џремудрость   и   создал  и  сохранЯет   с   высочайшим
благоволением. "‘  какой целью  Ћн все это  создал?" —тобы оно существовало;
ибо каким бы малым ни быть, быть -- это уже благо; потому что быть наивысшим
--  наивысшее  благо.  "€з  чего  оно  €м создано?"  €з ничего. €бо все, что
существует, необходимо существует в каком бы то ни было виде; следовательно,
хотЯ бы оно было  благом наименьшим,  оно все-таки  будет благом и  будет от
Ѓога, потому что если наивысший вид  есть наивысшее благо, то наименьший вид
есть  наименьшее  благо.  Ќо  всЯкое  благо  есть  или  Ѓог,  или  от  Ѓога;
следовательно, и наименьший  вид -- от Ѓога. Ђ что сказано о виде, то  можно
сказать,  без  сомнениЯ,  и о форме,  ибо  не напрасно  же восхвалЯетсЯ  как
прекраснейшее по  виду, так и прекраснейшее по форме.  €так, то, из чего Ѓог
создал все, не имеет никакого  вида и никакой формы и есть не что  иное, как
ничто. €бо то, что по  сравнению с совершенным называетсЯ бесформенным, если
только оно имеет хоть сколько-нибудь формы, хотЯ бы самую малость, хотЯ бы в
зачаточном  состоЯнии,  не  есть  уже  ничто;  а  потому  и  оно,  насколько
существует, существует не иначе, как от Ѓога.
     Џоэтому, если даже  мир создан из какой-нибудь бесформенной материи, то
сама эта материЯ создана совершенно из ничего; ибо и то, что еще не получило
формы, однако так  или иначе находитсЯ в зачатке, чтобы могло оформитьсЯ, то
и оно способным к форме делаетсЯ по благости Ѓожьей.  "€бо получить форму --
благо"1. €так, восприимчивость к форме есть некоторое благо; и потому ’ворец
всЯческих благ,  давший форму,  сам дал и возможность существованиЯ в форме.
’аким образом, все, что существует, насколько оно существует, и все, что еще
не существует, насколько оно может существовать, форму имеет  от Ѓога. €наче
говорЯ, все, получившее форму, насколько  оно  получило ее,  и все,  еще  не
получившее формы,  насколько  оно может ее  получить, форму имеет  от  Ѓога.
Њежду тем, всЯкаЯ вещь обладает неповрежденностью своей природы при условии,
что она не повреждена в своем роде; всЯкаЯ же неповрежденность происходит от
’ого,  от Љого  происходит и  всЯкое благо;  но  всЯкое  благо --  от  Ѓога;
следовательно, и всЯкаЯ неповрежденность -- от Ѓога.
     * Џлатон. "’имей".

     19. “же отсюда  всЯкий, у кого умственный взор не закрыт, не  омрачен и
не расстроен пагубным  стремлением к  тщеславной победе, легко  поймет,  что
все, что повреждаетсЯ и умирает, есть благо; хотЯ самаЯ порча и самаЯ смерть
-- зло. €бо, если бы что-нибудь не  лишалось здорового  состоЯниЯ,  то порча
или смерть не повредили бы ему; но с другой стороны, если бы порча не делала
вреда,  она  не была бы  порчей. Ћтсюда:  если  порча враждебна здоровью, то
здоровье без всЯкого сомнениЯ -- благо. Ѓлаго все, чему  враждебна порча,  а
чему порча враждебна, то и само подвергаетсЯ порче,  следовательно, благо  и
то, что портитсЯ; но портитсЯ  оно потому, что оно -- не высшее благо. €так,
оно  от Ѓога, потому что оно  -- благо; но  оно -- не Ѓог, потому что оно не
высшее благо. Ћтсюда благо, которое  не может  подвергатьсЯ порче, есть Ѓог.
‚се  же  прочие  блага  от  Ѓога  --  блага,  которые  сами  по  себе  могут
подвергатьсЯ порче, потому что сами по себе они -- ничто,  но через Ѓога они
отчасти не подвергаютсЯ порче, отчасти же, подвергшись порче, исправлЯютсЯ.
     20. Њежду  тем, существует  изначальнаЯ порча разумной  души, а именно:
желание  делать  то, что  воспрещает  высшаЯ  и сокровеннейшаЯ истина.  ’ак,
человек из раЯ был изгнан в настоЯщий век, т.е. от вечного ко временному, от
изобилиЯ   к  скудости,  от   крепости  к   немощи,  следовательно,  не   от
существенного добра к  существенному злу,  так как ни одна сущность  сама по
себе не есть зло, а от блага вечного к благу временному, от  блага духовного
к благу телесному, от блага разумного к благу чувственному, от блага высшего
к благу  низшему.  ’аким  образом,  есть  некоторое  благо, питаЯ  любовь  к
которому разумнаЯ душа грешит, потому что  благо такое по достоинству своему
ниже ее; поэтому зло заключаетсЯ в грехе, а не в той сущности, которую любЯт
греховно. Ћтсюда: не древо, которое, согласно писанию, росло среди раЯ, есть
зло,  а преступление заповеди  Ѓожией. ’ак  как следствие этого преступлениЯ
состоит  в  правосудном  наказании,  то от древа того,  к  которому  человек
прикоснулсЯ вопреки запрету,  Явилось познание добра и зла; потому что, впав
в  свой  грех  и  терпЯ  за  него  наказание,  душа учитсЯ,  какое  различие
существует между  заповедью,  которую она  не захотела сохранить,  и грехом,
который она совершила; и таким образом, с одной стороны, по опыту знакомитсЯ
со злом, которого она не знала, остерегаЯсь его, а с другой, через сравнение
со злом сильнее начинает любить добро.
     €так,  порча  души  состоит в  том, что она совершила,  и проистекающее
отсюда   бедственное   ее  состоЯние   служит   наказанием,   которое   душа
претерпевает;  вот  это-то  и есть зло. Ќо совершает и терпит не субстанциЯ,
поэтому субстанциЯ -- не зло. ’ак, ни вода, ни живущее в воздухе существо --
не зло, потому  что  они --  субстанции;  но  добровольное падение в  воду и
удушье, которое претерпевает бросившийсЯ в воду, уже зло. †елезный  грифель,
одним  концом которого мы  пишем, а  другим  затираем  написанное,  делаетсЯ
искусно и  составлЯет  вещицу в  своем  роде красивую и пригодную длЯ нашего
употреблениЯ; но  если  бы  кто-нибудь  захотел  писать  тем концом, которым
затирают, а затирать тем, которым пишут, в таком случае, хотЯ его действие и
вызвало бы справедливое порицание,  но сам бы грифель никто не счел бы злом:
потому что, возьми они  грифель правильно, где  будет зло?…сли кто-нибудь  в
полдень  вдруг взглЯнет  на  солнце,  --  ослепленные  глаза  его  придут  в
расстройство, но будут ли от этого солнце или глаза злом? Ќи в коем  случае:
потому что они -- субстанции; а злом будет -- не вовремЯ брошенный на солнце
взглЯд и происшедшее от того расстройство  глаз; и зла этого не будет, когда
глаза отдохнут  и  будут смотреть на  свет надлежащим образом. „аже и в  том
случае, когда тот  самый свет, который  касаетсЯ наших глаз, чтитсЯ как свет
мудрости,  имеющий  отношение  уже к  уму,  злом  бывает  не  самый свет,  а
суеверие,  по  которому  твари  служат  больше,  чем  ’ворцу;  и  зла  этого
совершенно не будет, когда душа, познав ’ворца,  будет  покорна …му одному и
увидит, что через Ќего все покорно и ей.
     ’аким  образом,  всЯкаЯ телеснаЯ  тварь,  если  только  она  составлЯет
предмет  любви  длЯ  души, любЯщей  Ѓога, есть благо, хотЯ и низшее, благо в
своем роде  прекрасное,  потому что облечена в  форму и имеет образ. …сли же
она служит  предметом  любви длЯ души, забывшей о  Ѓоге,  то хотЯ  сама и не
делаетсЯ злом, но  так как грех --  зло,  то, составлЯЯ  предмет такого рода
любви,  она  обращаетсЯ  в наказание  тому,  кто  ее  любит,  причинЯет  ему
постоЯнное  горе и услаждает ложными удовольствиЯми; потому что удовольствиЯ
эти  непостоЯнны и  не дают  удовлетворениЯ, а терзают скорбЯми.  €бо  когда
счастливаЯ пора  времени  проходит  свое определенное  течение,  вожделенный
образ оставлЯет того, кто его любит, скрываетсЯ, причинЯЯ ему муки от чувств
его  и повергает  его в такое  ослепление, что он считает этот образ первым,
тогда  как  он образ самый последний,  т.е.  образ телесной природы, который
представлЯла ему услаждающаЯсЯ злом плоть посредством обманчивых чувств; так
что мыслЯ  о  чем-либо, он полагает, что нечто понимает, тогда  как на самом
деле тешитсЯ только фантастическими призраками. …сли  же иногда,  не держась
чистого учениЯ о Ѓожественном промышлении, но полагаЯ, что держитсЯ его,  он
стараетсЯ противодействовать плоти, то постоЯнно вращаетсЯ в области образов
видимых предметов  и  напрасно  при  помощи  воображениЯ  представлЯет  себе
необъЯтные  пространства света,  который  он  видит  ограниченным известными
пределами; этот образ он переносит и на будущую жизнь, не знаЯ, что в данном
случае им  руководит похоть очей и  что из мира  он  хочет  выйти  с этим же
миром,  который  он  считает  не  тем  же  самым,  потому,  что  при  помощи
воображениЯ более светлую часть его расширЯет до  бесконечности. ’о же можно
сказать не только относительно  света,  но  и относительно воды, вина, меда,
золота, серебра, даже  мЯса,  крови  и  костей того  или  иного животного  и
относительно  других подобных  предметов. €бо нет такого  тела, которое  при
помощи воображениЯ нельзЯ было бы представить в бесчисленном множестве, хотЯ
бы  мы  видели  его  только  в  единственном  числе,  или  же  расширить  до
бесконечности, хотЯ бы  мы знали  его лишь в  небольшом объеме. Ќо, впрочем,
гнушатьсЯ плоти весьма легко, но мыслить не по плотски -- весьма трудно.
     21.  ‚следствие этой, сопрЯженной с  грехом извращенности души  и этого
наказаниЯ всЯ телеснаЯ природа сделалась тем,  о  чем говоритсЯ у  ‘оломона:
"‘уета  суетствующих и всЯческаЯ суета. —то пользы человеку от  всех  трудов
его?.." (…ккл. 1,  2, 3). ‡десь не даром  прибавлено  слово  "суетствующих":
потому что без суетствующих,  которые к самым  последним предметам стремЯтсЯ
как  к самым первым, тело не  будет суетой, а  верным выражением своего рода
красоты,  хотЯ  и  последней.  ‚  самом деле,  падшего человека  посредством
плотских  органов  отделила от  единства  Ѓожьего множественность  временных
образов, и своим менЯющимсЯ разнообразием размножила его страсти: так именно
и  произошло  это  тЯгостное  изобилие  и  эта, если так  можно  выразитьсЯ,
преизобильнаЯ  бедность,  когда одно сменЯет другое  и ничего у человека  не
остаетсЯ постоЯнным. ‘ течением времени от плода пшеницы, вина и елеЯ своего
(Џс. IV, 8, 9) он так оразнообразилсЯ, что и не находит уже самосущего, т.е.
неизменной  и единственной  природы, следуЯ которой он не заблуждалсЯ  бы, а
достигнув -- не скорбел. €бо он получит искупление и тела своего (ђим, VIII,
23), которое уже не будет подвержено тлению. Ќыне же  тленное тело отЯгощает
душу, и эта земнаЯ храмина подавлЯет многозаботливый ум (Џрем.  IX, 15), так
как последнЯЯ  красота тел  разрешаетсЯ в  рЯд  преемственных  Явлений.  Ћна
потому  и есть красота последнЯЯ,  что не может  объЯть собой  всего, а  вто
времЯ,  как одни  ЯвлениЯ  проходЯт и  сменЯютсЯ другими, они объединЯют все
временные формы в одну красоту.
     22. € все это не потому зло, что оно  преходЯще. ’ак, например, в своем
роде  и стих прекрасен, хотЯ двух  слогов  его  зараз никоим образом  нельзЯ
выговорить: потому что второй слог может быть произнесен только тогда, когда
уже произнесен первый;  и так по  порЯдку мы доходим  до конца, так что хотЯ
последний  слог  произноситсЯ  только  сам  по себе,  а  предыдущие  уже  не
произносЯтсЯ, однако форму и размерную  красоту  стиха он завершает именно в
свЯзи с  предыдущими.  €, несмотрЯ на  это, само  стихотворное  искусство не
настолько подчинено времени, чтобы  красота его унижалась промежутками пауз;
напротив, оно сразу имеет все, из чего составлЯетсЯ стих, тогда как сам стих
не все имеет сразу, а  уничтожает предыдущее последующим. € однако прекрасен
и стих,  потому  что он  представлЯет последние следы  той красоты,  которую
постоЯнно и неизменно сохранЯет само искусство.
     ’аким образом, как некоторые  извращенные люди любЯт больше  стих,  чем
само стихотворное искусство,  потому что послушны более  чувству  слуха, чем
разуму,  так  же  точно многие  любЯт  временное,  а  не  стремЯтсЯ  познать
Ѓожественный промысел, создавший времена и управлЯющий ими,  и в самой любви
своей временных предметов не хотЯт, чтобы уничтожалось то, что они любЯт,  и
в этом случае ЯвлЯютсЯ  настолько  же  глупыми,  как если бы  кто-нибудь при
чтении прекрасного стихотворениЯ захотел  слушать один  и тот же,  постоЯнно
повторЯющийсЯ слог. Ќо  таких слушателей стихотворений  не существует; между
тем,  подобных  почитателей  телесных  предметов полным-полно: нет человека,
который  не был бы в  состоЯнии  выслушать не только строфу,  но  даже целое
стихотворение, тогда как объЯть мыслью целый рЯд  веков не  в силах  ни один
человек. Џритом, мы не играем  роли в стихотворении, между тем как в течение
веков осуждены быть действующими  лицами. Ћтсюда стихотворение читаетсЯ нами
с критическим суждением, века же проходЯт длЯ нас в труде и болезнЯх. Ђ ведь
ни одного побежденного не радуют атлетические игры, и однако же они красивы,
хотЯ и соединены  были длЯ  него с позором. Ќо это  только некоторое подобие
истины.  Џоэтому  именно  подобные   зрелища  и  воспрещаютсЯ  нам,   чтобы,
обольщаемые тенЯми предметов, мы не отдалЯлись бы от самих предметов, тенЯми
которых они служат.  €так, устроение вселенной и управление  ею не  нравЯтсЯ
только душам  нечестивым и  осужденным, но они, даже  и при существовании  в
мире злополучий, нравЯтсЯ  многим душам  или достигшим победы  на земле, или
без опасениЯ взирающим на небо: ибо праведному приЯтно все справедливое.
     23. Ћтсюда: так как всЯкаЯ разумнаЯ душа или несчастна вследствие своих
грехов, или же блаженна вследствие своих праведных дел,  а всЯкаЯ неразумнаЯ
душа или уступает  сильнейшему, или повинуетсЯ лучшему, или приравниваетсЯ к
равному, или создает соперничающего, или вредит  уже преступному, и так как,
наконец,  тело  служит  своей  душе  настолько, насколько это допускаетсЯ ее
достоинствами и  строем вещей, то ни в  какой  природе  нет зла,  а злом длЯ
каждой природы становитсЯ  ее собственнаЯ виновность.  ‡атем,  так как душа,
благодатью  Ѓожией   возрожденнаЯ  и  восстановленнаЯ  в  своей  первобытной
неповрежденности   и   подчиненнаЯ   ’ому   единому,   Љто  ее   создал,  по
восстановлении и  тела  в его  прежней  крепости, перестанет  быть во власти
мира, а сама начнет обладать миром, то длЯ нее не будет никакого зла, потому
что та самаЯ низшаЯ  красота временных Явлений,  котораЯ шла  вместе  с ней,
будет проходить ниже нее  и будет  тогда,  как написано, "ново небо  и землЯ
нова"  (€с.  LXV,  17;  Ђпок.  XXI,  1)  длЯ  душ  уже  не  труждающихсЯ,  а
царствующих.  "‚сЯ  ваша суть,  --  говорит  апостол,  --  вы же •ристовы, а
•ристос --  Ѓожий" (I  Љор. III, 23),  и "ѓлава  жены  -- муж, глава мужа --
•ристос,  глава же •риста  -- Ѓог" (I Љор. XI, 3). €так, поелику  порча души
заключаетсЯ не в  природе ее, а противна ее природе  и есть не что иное, как
грех и наказание за грех, то отсюда понЯтно, что никакаЯ природа, или, лучше
сказать,  никакаЯ субстанциЯ  или сущность  не  есть  зло. €  если вселеннаЯ
искажаетсЯ  всевозможным безобразием, то  это происходит отнюдь не от грехов
сущности  души и наказаний за них, потому что  разумнаЯ сущность,  чистаЯ от
всЯкого греха,  будучи  подчинена  Ѓогу,  господствует  над  остальными,  ей
подчиненными; та  же, котораЯ согрешила,  предназначена  туда, где и следует
быть таковым, так что Ѓогом, ’ворцом и Џромыслителем вселенной устроено  все
прекрасно.  €  эта  красота  всего  сотворенного  остаетсЯ  неприкосновенной
благодарЯ   следующим  трем   средствам:  осуждению   грешников,  воспитанию
праведников и совершенству блаженных.
     24. Џо  этой причине и  самое врачевание души, совершаемое Ѓожественным
промыслом и неизреченным милосердием, по своей постепенности и разделенности
в высшей степени  прекрасно. Ћно распадаетсЯ на авторитет и разум. Ђвторитет
требует веры  и подготавливает  человека  к  разуму.  ђазум, в свою очередь,
приводит его к пониманию  и  знанию.  •отЯ и  разум не оставлЯет  совершенно
авторитета, коль скоро заходит  речь о том,  чему должно  верить; само собой
понЯтно,  что  познаннаЯ и уЯсненнаЯ  истина  служит высшим  авторитетом. Ќо
поелику мы ЯвлЯемсЯ в области  временного и любовью  к  нему удерживаемсЯ от
вечного,  то  первое  место  принадлежит  некоторому временному  врачеванию,
зовущему во спасение людей не знающих, а  верующих, -- первое не  по природе
своей и превосходству, а по времени. €бо  куда кто падает, там должен искать
и опоры, чтобы  встать. Џоэтому нужно пользоватьсЯ даже и плотскими формами,
в которые мы заключены, длЯ познаниЯ форм, о которых плоть молчит, Џлотскими
же Я называюте формы, которые мы ощущаем при помощи плоти, т.е. глаз, ушей и
других  телесных чувств.  Џоэтому дети  необходимо привЯзаны  к  плотским  и
телесным формам, юноши  -- почти необходимо, человеку же,  из этого возраста
вышедшему, они уже не необходимы.
     25.  €так,  поскольку  Ѓожественное провидение промышлЯет не только  об
отдельных людЯх, как бы  частным  образом,  но  и  о  всем человеческом роде
вообще, то как проЯвлЯетсЯ действие его в отдельных людЯх,  об  этом  ведают
Ѓог  и  те,  о  которых  Ћн  промышлЯет,  а как  проЯвлЯетсЯ промыслительное
действие  во  всем  человеческом роде,  это угодно было  …му передать  через
историю  и  пророчества.  Њежду тем, свидетельство происшедших  или грЯдущих
событий имеет большее значениЯ длЯ веры, чем длЯ разума; наше дело -- только
рассудить,  каким  людЯм  или  книгам  следует  больше  верить  относительно
правильного богопочитаниЯ, в чем  единственно и заключаетсЯ спасение. Џрежде
всего, исследованию подлежит вопрос  о том, кому следует верить больше:  тем
ли,  которые  приглашают нас к почитанию многих  богов,  или же тем, которые
призывают  к почитанию единого Ѓога. Ќо кто же  усомнитсЯ в том,  что  нужно
следовать тем, которые призывают нас к Ѓогу единому, особенно теперь,  когда
и почитатели многих  богов начинают  одинаково  с  нами  признавать  единого
ѓоспода  и ЏравителЯ?  „а  и  числа начинаютсЯ с единицы. €так, прежде всего
должно следовать  тем,  которые  исповедуют,  что  есть единый,  высочайший,
единственно истинный и единственно достойный почитаниЯ Ѓог; от них мы должны
отступить только в том случае, если у них не откроетсЯ истина.
     ‡атем, второе исследование касаетсЯ того различиЯ в суждениЯх,  которое
возникло среди людей  уже относительно почитаниЯ единого Ѓога. Њы знаем, что
наши  предки  на  той ступени  веры, на  которой  от  временного восходЯт  к
вечному, нуждались в  видимых чудесах, а иначе они  и не  могли действовать.
ЃлагодарЯ  им  произошло  то, что  длЯ  нас, потомков,  в  чудесах  нет  уже
необходимости. €бо когда католическаЯ церковь  распространилась и основалась
по  всему  миру, чудесам можно было уже прекратитьсЯ, чтобы дух не стремилсЯ
постоЯнно к видимому и чтобы род человеческий вследствие привычки не охладел
к тому,  что прежде своей новизной его воспламенЯло;  с другой стороны,  длЯ
нас уже не остаетсЯ места сомнению, что мы должны верить тем, которые хотЯ и
проповедовали о  предметах, доступных немногим, однако  могли убедить народы
последовать  за собой. Ђ в настоЯщее времЯ речь у нас именно о  них, кому мы
должны  верить,  прежде  чем  каждый  из  нас бывает способен  к  достижению
разумениЯ  предметов божественных и невидимых: ибо разумению наиболее чистой
души, достигшей очевидной истины,  не предшествует уже  никакой человеческий
авторитет, к нему не приводит никакаЯ гордость. € если  бы не было гордости,
не  было  бы  ни  еретиков,  ни  раскольников,  ни образованных  плотью,  ни
почитателей твари и кумиров; но с другой стороны, если  бы не было  подобных
людей прежде  обетованного народу совершенства, то истина исследовалась бы с
гораздо большею леностью.
     26.  Њежду  тем,  временное  домостроительство   и  врачебное  действие
Ѓожественного промысла по  отношению к тем, кто вследствие греха подверглись
смертности,  изображаетсЯ  в  таком  порЯдке.  Ћбратим внимание  сначала  на
природу и воспитание одного какого-нибудь родившегосЯ  человека.  Џервый его
возраст, детство, проходит  в телесном  питании  и  совершенно забываетсЯ  у
взрослого. ‡а  ним следует  отрочество,  с  которого мы начинаем уже кое-что
помнить.   ‡а  ним  наступает  юность,   которой  природа  дает  способность
продолжать потомство и делает человека отцом. „алее идет мужество, способное
уже к прохождению  общественных  должностей  и подчинению  законам:  в  этом
возрасте   наиболее   строгое   воспрещение   преступлений   и   свЯзывающее
преступников по рукам и ногам наказание рождают в плотских  душах и наиболее
бурные  проЯвлениЯ страстей, и вдвое усиливают кару за  каждое преступление.
€бо  это значит  совершить не просто проступок, не только  зло,  а и то, что
запрещено.   Ќаконец,   после  трудов  мужеского   возраста  наступает  пора
некоторого покоЯ старости. Ћтсюда и до самой смерти тЯнетсЯ возраст наиболее
дрЯхлый,  наиболее подверженный  болезнЯм и слабый.  ’акова  жизнь человека,
живущего по телу и свЯзанного пожеланиЯми временных предметов. ’акой человек
называетсЯ  ветхим,  внешним  и  земным,  хотЯ  бы  он  и  пользовалсЯ,  как
выражаетсЯ толпа,  счастьем  в благоустроенном  государстве,  под властью ли
царей, или под охраной законов, или при всех этих условиЯх вместе; ибо иначе
народ  не  может  быть благоустроенным,  даже  и  тот,  который  стремитсЯ к
земному, хотЯ, конечно, сам по себе и он имеет меру своеобразной красоты.
     ‚ состоЯнии этого человека, которого мы описали как ветхого, внешнего и
земного, в состоЯнии или умеренном, или даже превышающем всЯкую меру рабской
праведности, некоторые люди остаютсЯ целую  жизнь,  от рождениЯ  и до  самой
смерти. Ќекоторые же по необходимости начинают свою жизнь с этого состоЯниЯ,
но  потом  внутренне  возрождаютсЯ и  остающеесЯ  начало  своего  первичного
состоЯниЯ сокращают  и умерщвлЯют,  укреплЯЯсь духом, возрастаЯ  мудростью и
прилеплЯЯсь к  небесным  законам,  пока  не  достигнут  после видимой смерти
полного восстановлениЯ. ’акой человек называетсЯ новым, духовным и небесным,
имеющим,  в свою очередь, некоторые свои духовные возрасты,  соответствующие
не количеству лет, а внутреннему преуспеванию. Џервый возраст проводит он на
ниве истории,  котораЯ  питает  его  полезными  примерами; второй  --  времЯ
забвениЯ  человеческого  и стремлениЯ  к  божественному,  когда  человек  не
остаетсЯ   привЯзанным  к   человеческому   авторитету,  а  в   начинающейсЯ
деЯтельности  разума  опираетсЯ  на  высший  и неизменный  закон; третий  --
состоЯние  уже  более  уверенное,  когда  человек  силой  разума превосходит
плотские  желаниЯ  и  внутренне  радуетсЯ  от  ощущениЯ  этой  своего   рода
супружеской сладости, когда душа его соединЯетсЯ с воспоминанием о прошлом и
покрываетсЯ   стыдливым  покровом,   так   что  не  по   принуждению   живет
добродетельно, а хотЯ бы и все  извинЯли ее, не желает грешить; четвертый --
времЯ,   когда  человек   делает   то  же   самое,  но   гораздо  тверже   и
последовательнее, и ЯвлЯетсЯ мужем совершенным, способным и подготовленным к
перенесению  всЯческих напастей,  бурь и  треволнений  мира  сего; пЯтый  --
период мирный и во всех отношениЯх покойный, когда человек живет в богатстве
и изобилии неизменЯемого царства высшей и  неизреченной мудрости;  шестой --
времЯ всестороннего  изменениЯ  длЯ  вечной  жизни,  когда  человек,  вполне
забываЯ о временной  жизни,  переходит в  форму  совершенную,  созданную  по
образу и подобию Ѓожию; седьмой -- уже вечный  покой и вечное блаженство, не
различаемое  никакими возрастами.  €бо  как концом  ветхого  человека служит
смерть, так концом нового человека служит вечнаЯ жизнь; потому что первый --
человек греха, а второй -- праведности.
     27.  Ќо  оба эти человека, без  всЯкого сомнениЯ, существуют так, что в
состоЯнии одного из них, т.е. человека ветхого и земного, может жить человек
в течение всей своей  жизни, а в состоЯнии нового и небесного человека никто
не может жить в настоЯщей жизни иначе, как вместе с  человеком ветхим: ибо с
него он по необходимости начинает и  в соединении с  ним продолжает жизнь до
самой видимой смерти,  причем один из них слабеет, а другой преуспевает. ’ак
же  точно  и  весь  человеческий  род, жизнь  которого  от  Ђдама  до  конца
настоЯщего  века  есть как бы жизнь одного человека,  управлЯетсЯ по законам
Ѓожественного промысла так, что ЯвлЯетсЯ разделенным на два рода. Љ однму из
них принадлежит толпа  людей  нечестивых, носЯщих образ земного человека  от
начала  до конца века. Љ другому -- род людей, преданных единому Ѓогу, но от
Ђдама  до  €нна ЉрестителЯ  проводивших жизнь  земного человека  в некоторой
рабской  праведности;  его  историЯ  называетсЯ ветхим заветом,  так сказать
обещавшим земное царство, и всЯ она  есть  не  что  иное, как  образ  нового
народа и нового  завета, обещающего  царство небесное.  Њежду тем, временнаЯ
жизнь последнего народа начинаетсЯ с момента пришествиЯ ѓоспода в уничижении
и продолжитсЯ  до  самого днЯ суда,  когда Ћн  ЯвитсЯ во славе  своей. Џосле
этого днЯ, с уничтожением ветхого человека, произойдет та  перемена, котораЯ
обещает ангельскую  жизнь: ибо не все мы умрем, но все изменимсЯ (I Љор. XV,
51). Ќарод  благочестивый восстанет длЯ  того, чтобы остатки  своего ветхого
человека переменить на нового;  народ  же нечестивый, живший от начала  и до
конца  ветхим человеком, восстанет длЯ того,  чтобы  подвергнутьсЯ вторичной
смерти. —то же касаетсЯ  разделениЯ того и другого народа на возрасты, то их
найдут  те, которые вникают  в историю: такие люди не  устрашатсЯ ни судьбою
плевел, ни соломы. €бо нечестивый живет длЯ благочестивого  и грешник -- длЯ
праведника,   чтобы   через  сравнение  с  нечестивым  и  грешником  человек
благочестивый и праведный могревностнее возвышатьсЯ, пока не достигнет конца
своего.
     28. Њежду тем,  кто  бы  в  течение  жизни земного  человека  ни достиг
просвещениЯ    внутреннего    человека,   человеческий    род,   смотрЯ   по
обстоЯтельствам, содействовал ему, доставлЯЯ  то, чего требовал его возраст,
а то,  что доставить  было  еще неблаговременно, открываЯ через пророчества.
’аких патриархов и пророков находЯт только те, которые не по-детски, подобно
манихеЯм, набрасываютсЯ на благое и  глубоко таинственное в делах божеских и
человеческих, а  исследуют  благочестиво  и со вниманием. „аже и  во времена
нового  мира,  как  Я  вижу, великие  и духовные  мужи, питомцы католической
церкви, крайне остерегаютсЯ говорить простонародно  о  том, о чем говорить с
народом, по их представлению, еще  неблаговременно; многим жаждущим,  но еще
слабым, они щедро и  настойчиво предлагают молочную диету, более же  сильных
питают твердою пищей. Ћ мудрости они говорЯт только среди совершенных, перед
плотскими  же  и  душевными  людьми,  хотЯ и новыми, но еще не  зрелыми, они
кое-что скрывают,  но, впрочем, ни в чем не обманывают. €бо они заботЯтсЯ не
о своих  пустых  почестЯх и  тщетных самовосхвалениЯх, а  о  пользе  тех,  с
которыми  удостоились в настоЯщей жизни вступить  в общение. ’аков уж  закон
Ѓожественного  промысла, что  никто не вспомоществуетсЯ со  стороны высших в
познании  и  принЯтии  благодати  Ѓожией,  кто   сам  с  чистым  сердцем  не
содействовал  в  том  же  самом низшим.  ’аким образом, после  нашего греха,
который  под  именем  грешника  совершила  сама  природа,  человеческий  род
сделалсЯ великим украшением земли, и Ѓожественным промыслом управлЯетсЯ  так
прекрасно,  что неизреченное искусство  его врачеваниЯ самую  мерзость наших
пороков обращает в своего рода красоту.
     29.  Ћ благодетельности авторитета мы сказали уже достаточно, теперь же
посмотрим, как далеко может заходить разум на пути от видимого  к невидимому
и от временного к  вечному. ‚ самом деле, не напрасно же и не попусту должны
мы смотреть на красоту неба, на порЯдок звезд, на сиЯние света, на смены днЯ
и  ночи,  на  фазы  луны,  на четырехчастное  деление  года, соответствующее
четырем элементам, на такую великую силу  семЯн, производЯщих виды и  особи,
и, наконец, на все, сохранЯющее в своем роде  собственный образ и природу. ‚
рассмотрении всего этого должно не тешить праздное и минутное любопытство, а
поступательно направлЯтьсЯ  к бессмертному и вечно сущему. €бо самой близкой
длЯ нас задачей служит разрешение вопроса, что такое эта жизненнаЯ  природа,
котораЯ все это ощущает и котораЯ, оживлЯЯ тело, необходимо, конечно, должна
быть выше тела. ‚едь как  бы огромно ни было  какое-нибудь тело,  пусть даже
оно  блещет этим видимым светом  больше  обыкновенного,  но,  раз в  нем нет
жизни,  оно не  должно  ценитьсЯ  высоко: всЯкаЯ  живаЯ сущность  по  закону
природу ставитсЯ выше безжизненной.
     Ќо так как  никто не сомневаетсЯ,  что  и неразумные  животные  живут и
чувствуют,  то  в  человеческом  духе  наибольшую  цену  имеет не то, чем он
ощущает,  а то,  чем он судит  о чувственном. ‚  самом деле,  весьма  многие
животные и видЯт острее, и другими телесными  органами владеют  сильнее, чем
люди,  но судить о  телах есть  свойство не  только души  чувствующей,  но и
разумной, которой животные не имеют и которой мы их  превосходим. ќто весьма
легко  можно  видеть  уже из того,  что тот,  кто  судит,  гораздо выше, чем
предмет,  о котором судЯт. Њежду тем, разумнаЯ  жизнь судит не только о том,
что подлежит чувствам, но даже и о самих чувствах; почему, например, весло в
воде  кажетсЯ  изломанным,  тогда как в действительности оно прЯмо, и почему
глаза видЯт  его именно так, -- факт этот зрение  хотЯ и может удостоверить,
но  обсудить  никак не может.  Ћтсюда  очевидно, что как одареннаЯ  чувством
жизнь выше тела, так жизнь разумнаЯ выше их обоих.
     30.  €так, если разумнаЯ жизнь  судит сама по себе, то выше нее уже нет
никакой  природы. Ќо поскольку  Ясно, что она  изменчива, оказываЯсь  иногда
опытной, а  иногда -- неопытной,  причем она  судит  тем  лучше,  чем бывает
опытнее,  а опытной она  бывает тем  более, чем более обладает  каким-нибудь
искусством, наукой или  мудростью, то необходимо исследовать природу  самого
искусства. ‚  настоЯщем  случае  Я  имею  в  виду не то  искусство,  которое
обнаруживаетсЯ в  опыте, а  то,  которое  проЯвлЯетсЯ в  мышлении.  €бо чем,
собственно, прекрасным владеет тот, кто знает, что состав, приготовленный из
извести и песка, скреплЯет камни прочнее, чем состав  из глины, или тот, кто
строит зданиЯ с таким изЯществом, что замечательного в его  понимании  того,
что те части зданиЯ, которых много, должны соответствовать одни другим,  как
равные равным, те же, которые одиночны, занимать места в середине,  хотЯ это
чувство симметрии граничит уже с разумом и истиной? Ќо само собой, мы должны
определить, почему нам неприЯтно, когда два окна, расположенные рЯдом, имеют
разные размеры  или форму, а если они находЯтсЯ одно над другим, то тогда их
неравенство нас так не огорчает.  Љогда же речь идет  о трех окнах, то некое
внешнее чувство требует или чтобы они были равны друг другу, или чтобы между
самым большим и самым меньшим находилось такое среднее, которое бы настолько
было  больше  меньшего,  насколько  само,  в  свою очередь,  было  бы меньше
большего. ’аким образом, прежде  всего сама природа  как бы заботитсЯ о том,
что следует  одобрить, а что -- осудить. Џри этом, впрочем,  нужно заметить,
что случаетсЯ и так, что некий предмет, с первого взглЯда нам понравившийсЯ,
перестает нам нравитьсЯ при сравнении с лучшими. €так, искусство в обыденном
значении есть  не что иное, как вопроизведение предметов, взЯтых из  опыта и
нравЯщихсЯ  нам, в  соединении с тем или другим материалом; и если бы ты  не
обладал  этим  умением,  то  все  же  мог  бы  судить,  что  в  такого  рода
произведениЯх   наиболее  прекрасно,  хотЯ  бы  сам   и  не  умел  создавать
художественные произведениЯ.
     Ќо так как  во всех искусствах приЯтное впечатление  производит на  нас
гармониЯ,  благодарЯ которой все  бывает целостным  и  прекрасным,  сама  же
гармониЯ  требует равенства  и единства, состоЯщего  или в  сходстве  равных
частей,  или  в  пропорциональности  частей  неравных,  то кто же  найдет  в
действительных телах полнейшее равенство или сходство и решитсЯ сказать, при
внимательном рассмотрении, что какое-нибудь тело действительно и  безусловно
едино,  тогда как все изменЯетсЯ, аереходЯ или из вида в вид, или с места на
место, и состоит из частей, занимающих  свои  определенные места, по которым
все  оно  разделЯетсЯ  по  различным  пространствам?  ‡атем,  само  истинное
равенство и подобие, а также само истинное  и первое единство созерцаютсЯ не
телесными  глазами  и не каким-либо из  телесных  чувств,  а только мыслЯщим
умом.  €бо откуда бы Явилось у нас требование какого бы то ни было равенства
в телах, или откуда бы составилось у нас убеждение, что весьма многое далеко
отстоит от совершенного равенства, если бы в нашем уме не было представлениЯ
об этом совершенном равенстве, если только, впрочем, несотворенное равенство
следует называть совершенным?
     € так как чувственно прекрасное, -- будет  ли оно созданием природы или
произведением  искусства, -- бывает прекрасным в пространстве и  во времени,
как,  например, тело и его движениЯ,  то это, одним только  умом  называемое
равенство и единство, сообразно  с которым и при посредстве внешнего чувства
мы судим о телесной красоте, ни в пространстве не расширЯетсЯ, ни во времени
не изменЯетсЯ. €бо неправильно будет сказать, что о  круглом  столе мы судим
согласно с этим равенством и единством, а о круглом сосуде  -- не согласно с
ним, или о круглом сосуде -- согласно, а о круглом динарии -- нет. ’очно так
же касательно  времени и  движениЯ тела  странно будет сказать, что о равных
годах мы судим согласно с этим равенством и единством, а о равных месЯцах --
не  согласно. Ќо если в пределах ли  года, или месЯца, или часов, или  более
коротких  моментов времени что-нибудь стройно движетсЯ,  мы  судим  о нем на
основании  одного  и  того же  единого и  неизменного  равенства.  …сли же о
большем или  меньшем пространстве  фигур или движений мы судим  на основании
одного и  того же закона равенства, или подобиЯ, или сходства, то сам  закон
больше всего этого;  больше, впрочем, по силе, --  по пространству  же и  по
времени он ни  больше, ни меньше: потому что если бы он был в эт