ельно,
вселеннаЯ  едина, бесконечна, неделима на  части.  €  если в бесконечном  не
находитсЯ  различиЯ  как  части  и  целого  и  как  одного  и  другого,  то,
несомненно,  бесконечное едино. ‘оответственно  понЯтию бесконечного оно  не
ЯвлЯетсЯ   большей  частью   и   меньшей   частью,  ибо   пропорциональности
бесконечного не более подходит  какаЯ-нибудь сколь угодно большаЯ часть, чем
другаЯ, сколь угодно  меньшаЯ;  и поэтому  в бесконечной длительности час не
отличаетсЯ от днЯ, день от года,  год  от века, век от момента;  ибо одни из
них  не меньше и не больше, чем другие, в соизмерении с  вечностью. Џодобным
же  образом  в  бесконечности не  отличаетсЯ  ладонь  от стадиЯ,  стадий  от
парасанги; ибо парасанги  длЯ соизмерениЯ  с безмерностью подходЯт не более,
чем  ладони.  ‘ледовательно, бесконечных  часов не  больше, чем  бесконечных
веков, и бесконечные ладони  не больше числом, чем  бесконечные парасанги. Љ
соизмерению,  подобию,  единству и тождеству бесконечного бытие  человека не
более близко,  чем бытие муравьЯ, звезды, ибо  к  этому бытию  бытие солнца,
луны,  не более  приближаетсЯ, чем бытие человека  или  муравьЯ, и поэтому в
бесконечном  эти  вещи  неразличимы; и то,  что  Я говорю об  этих  вещах, Я
подразумеваю относительно всех других вещей частной субстанции. Ќо  если все
эти частные  вещи  в  бесконечном  не суть одно  и  другое, не  различны, не
ЯвлЯютсЯ видами, то,  следовательно, они не ЯвлЯютсЯ  числом; таким образом,
вселеннаЯ,  кроме того, неподвижна. ќто потому, что она охватывает  все и не
терпит одного и другого бытиЯ, и не переносит ни с собою, ни в себе никакого
изменениЯ; следовательно,  она  есть все то, что может быть  и в ней, как  Я
сказал  в другой день,  действительность  не отличаетсЯ от возможности. …сли
действительность не отличаетсЯ от возможности, то обЯзательно следует, что в
ней точка, линиЯ и поверхность не отличаютсЯ друг от друга; ибо даннаЯ линиЯ
постольку   ЯвлЯетсЯ  поверхностью,  поскольку  линиЯ,  двигаЯсь,  можетбыть
поверхностью;  даннаЯ поверхность постольку двинута и  превратилась  в тело,
поскольку   поверхность  может  двигатьсЯ  и  при  помощи  ее  сдвига  может
образоватьсЯ тело. €так, с неизбежностью следует, что в бесконечном точка не
отличаетсЯ от тела, ибо точка, скользЯ из  бытиЯ  точки, становитсЯ  линией,
скользЯ  из  бытиЯ   линии,  становитсЯ  поверхностью;   скользЯ  из   бытиЯ
поверхности, становитсЯ телом; итак, точка, принадлежа в возможности к бытию
тела, не отличаетсЯ от бытиЯ тела там, где  возможность  и  действительность
одно и то же.
     €так,  неделимое не отличаетсЯ отделимого,  простейшее от бесконечного,
центр  от окружности. ’аким образом, бесконечное, будучи всем тем, что может
быть, неподвижно, ибо в нем все неразличимо, едино; обладаЯ же всем величием
и  совершенством,  какое  где  бы  то  ни  было  может  быть,  оно  ЯвлЯетсЯ
величайшим, наилучшим и  безграничным.  …сли  точка  не отличаетсЯ от  тела,
центр от окружности, конечное  от бесконечного, величайшее от малейшего,  мы
навернЯка можем утверждать, что  всЯ  вселеннаЯ  есть центр, или  что  центр
вселенной повсюду, и что окружность не  имеетсЯ ни  в какой части, поскольку
она отличаетсЯ от центра; или же что окружность повсюду, но  центр  нигде не
находитсЯ, поскольку он от  нее отличен. ‚от почему не только не невозможно,
но  необходимо,  чтобы  наилучшее,  величайшее,  неохватываемое  было  всем,
повсюду, во всем, ибо как простое и неделимое оно может быть всем, повсюду и
во всем. €так, не напрасно сказано, что ‡евс наполнЯет все  вещи, обитает во
всех частЯх вселенной, ЯвлЯетсЯ центром того, что обладает бытием, единое во
всем,  длЯ чего единое есть все. Ѓудучи всеми вещами и охватываЯ все бытие в
себе, он делает то, что всЯкаЯ вещь имеетсЯ во всЯкой вещи.
     Ќо вы  мне  скажете: почему же  вещи изменЯютсЯ, почему частнаЯ материЯ
устремлЯетсЯ к другим формам? џ отвечаю вам, что  изменение ищет не  другого
бытиЯ, но  другого модуса  бытиЯ. € таково различие между вселенной и вещами
вселенной; ибо  перваЯ охватывает все бытие и все модусы бытиЯ; из вторых же
каждаЯ  обладает всем бытием, но  не всеми  модусами бытиЯ. €  она  не может
актуально обладать  всеми обстоЯтельствами и  акциденциЯми, ибо многие формы
несовместимы в одном  и том же субстрате, или потому, что они противоположны
ему, или потому, что они  принадлежат  различным видам; как  не  может  быть
одного и того же индивидуального субстрата относительно акциденции  лошади и
человека,   относительно   размеров   какого-либо  растениЯ   и  какого-либо
животного.  „алее, перваЯ  охватывает все бытие  целиком, ибо  вне  и помимо
бесконечного  бытиЯ не  существует никакой  вещи,  так  как не имеетсЯ вне и
кроме; из вторых же каждаЯ  охватывает все бытие, но не целиком, ибо, помимо
каждой из  них,  имеетсЯ  бесконечное число других. Џоэтому вам  должно быть
понЯтно, что все бытие находитсЯ во всем, но не целиком и не по всем модусам
в каждом. Џоэтому также вам понЯтно,  что каждаЯ вещь едина, но не по одному
модусу.  Џоэтому  не  ошибаетсЯ  тот,  кто  называет   единое  бытие  сущим,
субстанцией,  сущностью;  как  бесконечное  безгранично  сколь  в  отношении
длительности, величины и силы, столь же в отношении субстанции, оно не имеет
основаниЯ ни  в начале, ни в чем-либо обусловленном началом;  ибо вследствие
совпадениЯ всЯкой вещи в единстве и тождестве, -- Я говорю о том же бытии --
оно приобретает  абсолютное,  а  не  относительное основание. …сли в едином,
бесконечном,   подвижном,    т.е.   в    субстанции,   сущности,   находитсЯ
множественность,  число, то  последнее, будучи  модусом  и многоформенностью
сущего,  обозначающего вещь посредством  вещи,  этим вовсе не  делает сущего
более,  чем  единым,  но  многомодусным,  многоформенным   и  многофигурным.
Џоэтому,  размышлЯЯ серьезно  вместе с натурфилософами  и оставлЯЯ в стороне
логиков с их фантазиЯми, мы находим, что все то, что имеет различие и число,
есть  чистаЯ  акциденциЯ,   чистаЯ  фигура,   чистое   восполнение.   ‚сЯкое
произведение, каково бы оно  ни  было, есть изменение;  субстанциЯ же всегда
остаетсЯ одной  и той же. €бо она только  и едина,  единосуща, божественна и
бессмертна. Љ сущему относитсЯ мнение Џифагора, что оно не боитсЯ смерти, но
ожидает  изменениЯ. ќто удалось понЯть всем философам, вульгарно  называемым
физиками,  которые  утверждают,   что  ничто  не  порождаетсЯ   в  отношении
субстанции и не уничтожаетсЯ, если не  подразумевать под этим изменениЯ. ќто
понЯл и  ‘оломон; ибо он говорит, что ничто не ново под солнцем, то  же, что
есть, уже  было раньше. €так, вы видите, каким образом все вещи находЯтсЯ во
вселенной и вселеннаЯ -- во  всех вещах, мы -- в ней, она --- в нас. ’ак все
сходитсЯ в совершеннейшем единстве. ‚от почему мы не  должны подавлЯть  свой
дух, вот  почему  нет  вещи, из-за  которой  мы должны были  бы приходить  в
уныние. €бо это  единство единственно и устойчиво, оно всегда пребывает; это
единое вечно. ‚сЯкий лик, всЯкое лицо, всЯкаЯ инаЯ вещь -- это суета, ничто.
€ все, что находитсЯ вне этого единого, ЯвлЯетсЯ ничем. ’е философы, которые
нашли  это  единство, обрели  себе  в  подруги мудрость.  Њудрость,  истина,
единство  фактически ЯвлЯютсЯ  одной  и той же  вещью.  ѓоворить  о том, что
истина и сущее одно и то же,  умели все, но не все понЯли это, ибо остальные
прибегали  к  этому  способу выражениЯ,  но  не  усвоили  способа  пониманиЯ
истинных мудрецов. ‘реди прочих -- Ђристотель, который не нашел  ни единого,
ни  сущего,  ни истинного, так как  не понЯл  сущего  как единого; и хотЯ он
обеспечил себе возможность пользоватьсЯ значением сущего, общего, субстанции
и  акциденции,  а  кроме  того различать  свои категории в отношении родов и
видов при помощи стольких же различий, тем не менее он в той же мере осталсЯ
удаленным от истины благодарЯ тому, что не углубилсЯ в это познание единства
и  безразличиЯ постоЯнной природы  и бытиЯ. Ѓудучи сухим  софистом,  он  при
помощи  недобросовестных объЯснений  и  легковесных  доказательств  извращал
суждениЯ древних и  сопротивлЯлсЯ  истине не столь,  быть может,  вследствие
умственной вздорности, сколь в силу зависти и тщеславиЯ.
     „иксон. ’ак что  этот мир, это сущее, вселеннаЯ, истинное, бесконечное,
безграничное в каждой своей  части есть все, так же как он ЯвлЯетсЯ  одним и
тем  же повсюду. Џоэтому все,  что есть во вселенной, чем  бы только  оно ни
было  по  отношению  к  остальным  частным  телам,  в  отношении   вселенной
существует  при  помощи  всего,  соответственно  своим способностЯм, ибо оно
существует  над, под,  за,  направо,  налево и  соответственно  всем местным
различиЯм, так как во всем бесконечном  имеютсЯ  все  эти различиЯ и нет  ни
одного из них. ‚сЯкаЯ вещь, какую только  ни взЯть во вселенной, имеЯ в себе
то, что ЯвлЯетсЯ всем  благодарЯ  всему, заключает  в своем модусе всю  душу
мира хотЯ не целиком, как мы уже сказали; последнЯЯ же ЯвлЯетсЯ всей в любой
ее  части.  €так,  вследствие  того, что действительность  едина и  образует
единое бытие, где  бы оно  ни  было, не следует  думать,  что в мире имеетсЯ
множественность субстанций и поистине сущего.
     „алее,  как Я знаю,  вы  считаете очевидным, что  каждый  из  всех этих
бесчисленных  миров, нами  видимых  во вселенной, находитсЯ в  ней не  как в
каком-нибудь месте  или  как в  промежутке и пространстве, но как в том, что
его охватывает,  охранЯет, движет и производит.  ’аким  образом, она целиком
заключаетсЯ в каждом из этих миров, как всЯ душа целиком в каждой его части.
€так, хотЯ какой-либо частный мир движетсЯ по направлению к другому и вокруг
него, как землЯ  --  к солнцу и  вокруг  солнца,  однако ничто не движетсЯ к
вселенной или вокруг нее, но лишь в ней.
     Љроме  того, вы утверждаете,  что так  же,  как душа находитсЯ  во всей
громадной массе,  которой  она  дает бытие  (это соответствует общепринЯтому
мнению), а вместе с тем неделима и тем самым в равной мере находитсЯ во всем
и целиком -- в любой части,  -- так и сущность вселенной едина в бесконечном
и в любой  вещи, взЯтой как его  часть. ЃлагодарЯ этому вселеннаЯ и любаЯ ее
часть   фактически  едины  в  отношении   субстанции.   Џоэтому   приемлемым
оказываетсЯ мнение  Џарменида, что бытие едино, бесконечно, неподвижно, хотЯ
истиннаЯ мысль Џарменида длЯ  нас остаетсЯ недостоверной, так как сообщаетсЯ
недостаточно точным автором.
     ‚ы  утверждаете,  что  все  это,  производЯщее  в   телах  разнообразие
формированиЯ,  восполнениЯ,   фигур,  цветов  и  других   свойств   и  общих
определений, есть не что иное  как различное лицо одной и той же субстанции,
преходЯщее, подвижное, изменЯющеесЯ лицо неподвижного, устойчивого и вечного
бытиЯ. ‚ нем  заключаютсЯ  все формы,  фигуры и  члены, но  не различимые  и
представлЯющие собою  как бы  агломерат.  ’ак же обстоит дело и в семени,  в
котором рука не отличаетсЯ от кисти, бюст  -- от  головы, нерв -- от  кости.
ќто различение и  агломерациЯ  не  производЯт  иной,  новой  субстанции,  но
приводЯт в действие и исполнение известные  качества, различиЯ, акциденции и
порЯдки, относЯщиесЯ  к этой  субстанции. ’о же, что  говоритсЯ о  семени  в
отношении членов  животных,  говоритсЯ  и о  пище  в  отношении  образованиЯ
млечного  сока, крови, флегмы,  мЯса, семени;  то  же -- о какой-либо другой
вещи, предшествующей образованию пищи или чего-либо другого; то же -- о всех
вещах.  ЏоднимаЯсь  от  самой  низкой   ступени  природы  до  самой  высшей,
поднимаЯсь от  физической всеобщности, которую познали  философы, до  высоты
первообраза, в которого верЯт богословы, если угодно, мы  доходим,  наконец,
до  первичной  и  всеобщей  субстанции,  тождественной   со  всем,   котораЯ
называетсЯ сущим, основанием всех видов и  различных форм. ’ак в  плотничьем
искусстве  имеет место  одна субстанциЯ дерева,  подверженнаЯ всем  мерам  и
фигурам,  которые суть не дерево, но от дерева, в дереве, в свЯзи с деревом.
Џоэтому все то, что составлЯет различие родов, видов, особенностей, свойств,
все, что подвержено  возникновению, уничтожению,  изменению и перемене,  все
это  не  сущее,  не бытие, но  условие  и  обстоЯтельство  сущего  и  бытиЯ.
Џоследнее же  едино, бесконечно, неподвижно, субстрат, материЯ, жизнь, душа,
истинное и хорошее.
     ‚ы полагаете, что так как  сущее неделимо и  в высшей мере просто,  ибо
оно  бесконечно,  ибо  оно  действует  все  во  всем  и все в  каждой  части
(благодарЯ этому мы говорим: часть в бесконечному но не части бесконечного),
то ни в коем случае  мы не можем  думать, что землЯ  ЯвлЯетсЯ частью сущего,
солнце   --  частью  субстанции,  ибо   последнЯЯ  неделима  на  части.   Ќо
позволительно говорить: субстанциЯ частей или еще лучше субстанциЯ в частЯх.
Џодобным же образом нельзЯ говорить,  что части души находЯтсЯ в руке, части
-- находЯтсЯ в голове, но вполне правильно сказать: душа в части, ЯвлЯющейсЯ
головой, субстанциЯ  части, или в части, каковой ЯвлЯетсЯ  рука, ибо порциЯ,
часть, член, весь, поскольку, поскольку, больше  или  меньше,  как этот, как
тот,  от  этого, оттого,  совпадающий,  различный  и  другого  значениЯ,  не
обозначающие  единым  образом абсолютного, --  на  этом основании  не  могут
относитьсЯ к субстанции, к единому, к сущему, но зависЯт от этой субстанции,
находЯтсЯ в едином  и относЯтсЯ к  сущему как модусы, отношениЯ и формы. Љак
относительно  какой-нибудь   субстанции  обычно   говоритсЯ,  что  она  есть
количество, качество отношение, действие, претерпевание  или характеризуетсЯ
другого  рода  обстоЯтельствами, точно  так  же и  единое  сущее,  высшее, в
котором  действительность неотличима  от возможностей,  которое  может  быть
абсолютно всем и есть все то, что,  может быть, в сложности ЯвлЯетсЯ единым,
безграничным,  бесконечным,  охватывающим  все  бытие,  и  обнаруживаетсЯ  в
чувственных  телах  и в наблюдаемых  нами в них  и различаемых возможности и
действительности. Џоэтому вы полагаете, что порожденное и порождающее  (будь
деЯтель  только того же названиЯ или того же названиЯ и того  же содержаниЯ,
как  выражаютсЯ  вульгаризаторы   философии)  и  то,   из   чего  происходит
порождение, всегда принадлежат  к одной и той же субстанции. ЃлагодарЯ этому
длЯ вас  не  звучит странно изречение ѓераклита, утверждающего, что все вещи
суть единое,  благодарЯ изменчивости все  в себе заключающее. €  так как все
формы находЯтсЯ в нем, то, следовательно, к нему приложимы все определениЯ и
благодарЯ этому  противоречащие  суждениЯ  оказываютсЯ истинными. € то,  что
образует множественность в вещах,  это --  не  сущее,  не вещь,  но  то, что
ЯвлЯетсЯ, что представлЯетсЯ чувству и находитсЯ на поверхности вещи.
     ’еофил.  ќто так. Џомимо этого Я хочу,  чтобы вы  глубже усвоили основы
этой важнейшей науки и этого  солиднейшего  фундамента истин и тайн природы.
‚о-первых, Я  хочу, чтобы  вы отметили,  что природа нисходит к произведению
вещей, а интеллект восходит к  их познанию по одной и той  же лестнице,  что
тот   и  другаЯ   продвигаютсЯ  от  единства  к   единству,  проходЯ   через
множественность  средств.   џ   оставлЯю  без  рассмотрениЯ  тот  факт,  что
перипатетики  и многие  платоники благодарЯ  своему способу  философствовать
заставлЯют  предшествовать  множественности  вещей  как  середине  чистейшую
действительность, с одной стороны, и чистейшую возможность, с другой. „ругие
же хотЯт при помощи известной метафоры применить  мрак и  свет к образованию
бесчисленных степеней форм,  образов, фигур и цветов. ‡а теми, кто принимает
два  начала  и  два  принципа,  следуют  другие  --   враги  и  ненавистники
многоначалиЯ; они заставлЯют эти два начала совпасть в одном, которое в одно
и то  же времЯ есть бездна и мрак,  Ясность и свет, глубокаЯ и непроницаемаЯ
темнота, горний и недостижимый свет.
     ‚о-вторых,  примите  во  внимание, что интеллект,  желаЯ освободитьсЯ и
отрешитьсЯ от воображениЯ, с которым он соединен, помимо того, что прибегает
к математическим и воображаемым фигурам с тем, чтобы при их помощи или путем
уподоблениЯ понЯть  бытие  и  субстанцию вещей, приходит  также  к тому, что
множественность и разнообразие видов относит к одному и тому же корню.  ’ак,
Џифагор,  считаЯ   числа  специфическими  началами  вещей,  за  основание  и
субстанцию всех  их принимал единицу; Џлатон и другие,  полагающие, что виды
ЯвлЯютсЯ фигурами, за один и тот же  корень и основу их всех принимали точку
как субстанцию и всеобщий род. €, быть  может, поверхности фигуры -- это то,
что Џлатон подразумевает в своем Ѓольшем, а точка и атом -- в своем Њеньшем,
говорЯ о двойных специфических началах вещей,  началах, которые в дальнейшем
сводЯтсЯ к  одному как всЯкое делимое  к неделимому. ‘ледовательно,  те, кто
утверждает,   что   субстанциальным   началом  ЯвлЯетсЯ  единица,   понимают
субстанцию как  число, другие, кто утверждает,  что субстанциальным  началом
ЯвлЯетсЯ точка,  понимают субстанции как фигуры. € все  они  сходЯтсЯ в том,
что принимают неделимое начало.  Ќо способ Џифагора ЯвлЯетсЯ  лучшим и более
чистым,  чем  способ  Џлатона,  ибо  единство   есть   причина  и  основание
неделимости и точечности, и это начало более абсолютно  и  более приложимо к
всеобщему сущему.
     ѓервазий. Џочему Џлатон, живший позже Џифагора, не учил так же, как он,
или еще лучше?
     ’еофил. Џотому что он предпочитал считатьсЯ учителем,  говорЯ худшее, к
тому же  менее  удобным и менее подходЯщим способом, чем получить  репутацию
ученика,  говорЯ лучшее и лучшим  образом. џ  хочу  сказать,  что целью  его
философии  было  в  большей  мере  собственное слово, чем истина,  ибо,  без
всЯкого  сомнениЯ,  он  прекрасно  понимал,  что его способ более подходит к
вещам телесным и рассматриваемым  телесно,  тот же  другой  способ не  менее
удобен  и  подходЯщ ко всем  остальным  вещам, какие  могут быть произведены
разумом, воображением, интеллектом, одной и другой природой. Ћт Џлатона, как
это всЯкий  признает, не  было  скрыто,  что  единство и  число  обЯзательно
испытывают   и  дают  основание  точке  и  фигурам,   а  не  испытываютсЯ  с
необходимостью  и не  получают  основаниЯ от фигур и  точек,  как субстанциЯ
измеримаЯ и телеснаЯ зависит от бестелесной и  неделимой. Љроме того, перваЯ
независима от второй, ибо основание чисел находитсЯ без основаниЯ измерениЯ,
но втораЯ не  может быть независимой от первой, ибо  основание измерениЯ  не
находитсЯ  без  основаниЯ  чисел.   Џоэтому  арифметические   уподобление  и
соизмерение ЯвлЯютсЯ более подходЯщими, чем геометрические, длЯ того,  чтобы
оказать нам  помощь  посредством  величины длЯ  созерцаниЯ  и познаниЯ этого
неделимого  начала. ’ак  как  это -- единственнаЯ и кореннаЯ субстанциЯ всех
вещей, то  невозможно,  чтобы  она имела  точное  определенное  имЯ и  такое
название,  которое  обладало бы положительным, а не отрицательным значением.
Џоэтому одними  она была названа  точкой,  другими --  единицей, третьими --
бесконечным и другими -- различными способами, подобными этим.
     Џрибавь  к  этому  уже  сказанное,  что  когда интеллект  хочет  понЯть
сущность какой-либо вещи, он прибегает к упрощению,  насколько это возможно;
Я хочу сказать,  что  он удалЯетсЯ  от  сложности  и множественности,  сводЯ
преходЯщие акциденции, размеры,  обозначениЯ и фигуры к  тому  что  лежит  в
основе этих  вещей. ’ак, мы понимаем длинное писание и пространную речь лишь
в  том  случае, если  сократим их до простого намерениЯ. €нтеллект Ясно этим
показывает,  что субстанциЯ вещей  состоит  в единстве, которое  он  ищет  в
истине или в уподоблении.
     Џоверь  мне, что опытнейшим и  совершеннейшим геометром был бы тот, кто
сумел бы свести к одному единственному намерению все намерениЯ, рассеЯнные в
началах  ќвклида;  превосходнейшим логиком тот, кто  все намерениЯ свел бы к
одному. ‡десь заключаетсЯ степень умов, ибо низшие из них могут понЯть много
вещей лишь  при  помощи многих  видов,  уподоблений  и форм,  более  высокие
понимают  лучше при помощи немногих,  наивысшие совершенно при помощи весьма
немногих. Џервый ум в одной мысли  наисовершеннейшим образом охватывает все;
божественный ум и абсолютное единство без какого-либо представлениЯ вида сам
есть то, что понимает, и то, что понЯто. ’ак, следовательно, мы, подымаЯсь к
совершенному  познанию,  подвигаемсЯ,  усложнЯем  множественность,  как  при
нисхождении  к  произведению  вещей   разъЯснЯетсЯ   единство,   Ќисхождение
происходит от единого сущего к бесконечным индивидам, подъем -- от последних
к первому. €так,  в заключение  этого второго рассуждениЯ Я скажу, что когда
мы стремимсЯ и устремлЯемсЯ  к началу и субстанции вещей, мы продвигаемсЯ по
направлению  к  неделимости;  и мы никогда не  думаем,  что достигли первого
сущего и всеобщей  субстанции, если не дошли до этого единого неделимого,  в
котором  охвачено  все. ЃлагодарЯ этомулишь  в  той  мере мы  полагаем,  что
достигли  пониманиЯ  субстанции  и  сущности,  поскольку  сумели  достигнуть
пониманиЯ неделимости.  Ќа  этом  основании перипатетики и  платоники сводЯт
бесконечных индивидов к неделимому основанию многих видов; бесчисленные виды
подчинЯют определенным  родам (по  мнению  Ђрхита, их  десЯть), определенные
роды  подчинЯют единому сущему, единой вещи. ќта вещь и сущее понимаетсЯ ими
как имЯ и  название, как логическое  намерение и, в конце  концов как ничто.
€бо, рассуждаЯ далее физически, они не знают  реальности и бытиЯ всего того,
что ЯвлЯетсЯ  намерением,  и  имени,  общего  всему тому,  что называетсЯ  и
понимаетсЯ. ќто, конечно, произошло вследствие ограниченности интеллекта.
     ‚-третьих,  ты  должен  знать, что вследствие  отличиЯ  и независимости
субстанции и  бытиЯ от количества -- мера и число  не ЯвлЯютсЯ субстанциЯми,
но  лишь относЯтсЯ к субстанции, ЯвлЯютсЯ не сущим,  но лишь  вещью  сущего.
Ћтсюда следует,  что мы обЯзательно должны говорить, что субстанциЯ по своей
сущности  не имеет числа и меры, а поэтому  едина и неделима во всех частных
вещах; последние же  получают свое частное значение от числа, т.е. от вещей,
которые лишь относЯтсЯ к субстанции.  Џоэтому тот, кто познает ЏолиинниЯ как
ЏолиинниЯ,  познает  не частную  субстанцию, но  субстанцию  в  частном  и в
различиЯх, к ней относЯщихсЯ. ЋсуществлЯЯсь, она  полагает  этого человека в
числе  и  множественности  при  помощи  вида.  ‡десь  известные   акциденции
животного организма  образуют  множество видов  животных, подобно  тому  как
известные акциденции человеческой природы  образуют  множество  человеческих
индивидуумов.  ђавным  образом  известные  жизненные   акциденции   образуют
разновидности всего  одушевленного и живущего. Ќе иначе  известные  телесные
акциденции образуют  разновидности телесности. Џодобным же образом известные
акциденции субстанции  образуют  разновидности  субстанции. ’аким же образом
известные акциденции бытиЯ образуют  разновидности сущности, истины единства
сущего, истинного, единого.
     ‚-четвертых, возьми  обозначениЯ и способы проверки, при помощи которых
мы хотим прийти  к выводу, что противоположности совпадают  в едином; отсюда
нетрудно вывести в конечном  итога,  что  все  вещи суть единое,  как всЯкое
число, в равной мере  четное и нечетное, конечное  и бесконечное, сводитсЯ к
единице.  ЏоследнЯЯ,  повтореннаЯ конечное  число  раз,  полагает  число,  а
бесконечное число раз  -- его  отрицает.  ЋбозначениЯ возьмем из математики,
способы проверки, -- из других моральных и спекулЯтивных способностей. €так,
что  касаетсЯ обозначений, скажите мне, какаЯ вещь более  несходна с  прЯмой
линией, чем  окружность? ЉакаЯ вещь более противоположна прЯмой, чем криваЯ?
Ћднако  в  начале  и  наименьшем  они совпадают; так  что,  какое  различие,
найдешьты между наименьшей дугой и наименьшей хордой? -- как это божественно
отметил  Љузанский,  изобретатель  прекраснейших тайн  геометрии.  „алее,  в
наибольшем, какое различие найдешь ты между бесконечной окружностью и прЯмой
линией? ђазве вы не видите, что чем больше,  окружность, тем более она своим
действием  приближаетсЯ  к  прЯмоте? Љто настолько слеп, чтобы  не  увидеть,
насколько дуга  ‚‚, будучи,  больше дуги ЂЂ, и дуга ‘‘,  будучи больше,  чем
дуга ‚‚, и дуга DD,  будучи больше, чем три  остальные,  показывают, что они
ЯвлЯютсЯ  частЯми  все больших окружностей и тем  самым  все  более  и более
приближаютсЯ   к  прЯмоте   бесконечной   линии,   бесконечной   окружности,
обозначенной  JK? ‡десь, конечно, необходимо говорить и думать, что таким же
образом, как эта линиЯ, котораЯ больше сообразно основанию большей величины,
вместе с  тем  ЯвлЯетсЯ более прЯмой, точно так же наибольшаЯ из всех должна
быть в  превосходнейшей  степени наиболее  из  всех прЯмой. ’ак что, в конце
концов, бесконечнаЯ  прЯмаЯ линиЯ становитсЯ  бесконечной окружностью.  ‚от,
следовательно, каким образом не только  максимум и минимум совпадают в одном
бытии,  как  мы  это доказали уже в  другом месте, но  также в  максимуме  и
минимуме противоположности сводЯтсЯ к единому и безразличному. <...>
     ЏодводЯ  итоги,  кто  хочет познать  наибольшие  тайны  природы,  пусть
рассматривает   и   наблюдает   минимумы   и   максимумы   противоречий    и
противоположностей.   ѓлубокаЯ   магиЯ   заключаетсЯ    в   умении   вывести
противоположность, предварительно найдЯ точку объединениЯ. Љ этому стремилсЯ
мыслью бедный Ђристотель,  считаЯ лишение, к которому присоединена известнаЯ
склонность, за  родоначальника, отца  и  мать формы,  но  не  мог достигнуть
этого.   Ћн  не  сумел   к   этому  прийти,   ибо,   остановившись  в   роде
противоположениЯ,  он  задержалсЯ таким  образом,  что,  не спускаЯсь к виду
контрарности,  он  не  достигнул,  не  усмотрел  цели  и  блуждал  в  разных
направлениЯх от нее, утверждаЯ, что контрарности не могут актуально совпасть
в одном и том же предмете.


        Ќ€ЉЉЋ‹Ћ ЊЂЉ€Ђ‚…‹‹€
     (1469--1527)
     Ќикколо Њакиавелли  родилсЯ во  ”лоренции в семье небогатого  юриста. ‚
юности Ќикколо не  получил  широкого образованиЯ, в  отличие от  большинства
других  гуманистов, однако  эти недостатки  он  восполнил  самостоЯтельно--с
одной  стороны,  путем самообразованиЯ,  а  с  другой  стороны,  наблюдаЯ за
реальной жизнью современной  ему ”лоренции и подробно анализируЯ  результаты
своих наблюдений.
     ќтот реальный жизненный опыт и оказалсЯ, может быть, главным источником
всего  творчества  Њакиавелли. Ќедаром,  говорЯ о  самом  себе,  он  однажды
написал: "‘начала жить, потом философствовать".
     “же в молодые годы он оказалсЯ приближенным к  республиканским  властЯм
”лоренции.   ‡анимаЯ   пост   секретарЯ  комиссии   „есЯти  --  фактического
правительства ”лорентийской  республики, -- Ќикколо  Њакиавелли  оказалсЯ  в
самой   гуще   европейской   политики,   неоднократно   исполнЯЯ   различные
политические и дипломатические поручениЯ.  Ќа этом  посту Њакиавелли проЯвил
недюжинные  организаторские   и  дипломатические   способности,   уже  тогда
прославившись, так сказать, как "человек действиЯ".
     ‚ 1512  году,  после  свержениЯ  республиканского  строЯ во  ”лоренции,
Њакиавелли  оказалсЯ в  опале, а в  следующем,  1513 году,  по  подозрению в
участии в заговоре он был даже арестован и подвергнут пыткам.
     ‚ итоге, Ќикколо Њакиавелли запретили проживание во ”лоренции и он  был
удален  в свое небогатое  поместье.  ЌаходЯсь в вынужденном  бездействии, он
занЯлсЯ  литературным и философским творчеством, написав несколько сочинений
-- "ђассуждение на первую декаду  ’ита ‹ивиЯ", "€сториЯ ”лоренции", а  также
трактат под  названием "ѓосударь",  ставший наиболее  известным из  всех его
работ и принесший ему посмертную мировую славу. ЏроизведениЯ Њакиавелли были
опубликованы только после смерти мыслителЯ в начале 30-х гг. XVI в.
     ѓлавное отличие Њакиавелли от всех предшествующих  ему мыслителей ќпохи
‚озрождениЯ заключаетсЯ в том, что он руководствовалсЯ в своих сочинениЯх не
абстрактными идеЯми торжества добра и  Ѓога,  а реальным  опытом  конкретной
жизни,  идеЯми пользы  и  целесообразности. "€меЯ  намерение написать  нечто
полезное длЯ людей  понимающих,  -- писал он в "ѓосударе",  --  Я  предпочел
следовать  правде не  воображаемой, а  действительной  --  в отличие от  тех
многих,  кто  изобразил  республики  и государства, каких в действительности
никто не знавал  и не видывал". € далее продолжал: "...ђасстоЯние между тем,
как  люди живут и как должны жить, столь  велико,  что  тот,  кто  отвергает
действительное  ради  должного, действует, скорее,  во  вред себе, нежели на
благо, так как желаЯ исповедовать  добро во всех случаЯх жизни, он неминуемо
погибнет, сталкиваЯсь с множеством людей, чуждых добру".
     ‚  этом  смысле  Ќикколо  Њакиавелли проЯвил  себЯ  сторонником  самого
жесткого реализма, ибо считал, что благодушные мечтаниЯ о прекрасном будущем
только мешают жизни обычного человека.
     ЌаблюдениЯ над жизнью привели Њакиавелли  к глубочайшему убеждению, что
человек  -- это  существо  сугубо  эгоистическое, во  всех  своих  поступках
руководствующеесЯ   лишь   собственными   интересами.   ‚ообще,   по  мнению
Њакиавелли, интерес -- это самый  могущественный и чуть  ли  не единственный
стимул человеческой деЯтельности. ЏроЯвлениЯ интереса  достаточно  различны,
однако  самый важный интерес свЯзан с сохранением собственности, имущества и
с приобретением  новой собственности и  нового  имущества. Ћн утверждал, что
"люди  скорее простЯт смерть отца, чем потерю  имущества". ‚ одной из  работ
встречаетсЯ  и такой,  довольно резкий пассаж,  подчеркивающий неискоренимый
эгоизм  человеческой  природыѓ"...Ћ людЯх  в  целом можно сказать,  что  они
неблагодарны и непостоЯнны,  склонны к лицемерию и обману, что их отпугивает
опасность, влечет нажива".  €наче говорЯ, Њакиавелли показывает, что человек
--  это   бесконечное  сочетание  добра  и  зла,  и  зло  столь  же  присуще
человеческой природе как и добро.
     —еловек,  по мнению Њакиавелли, не  только эгоистичен,  но и свободен в
своих поступках. …сли христианское понимание  сущности человека  утверждало,
что  человек  во  всем подчинен  высшему  Ѓожественному Џровидению,  заранее
определенной  Ѓогом  судьбе,  то  Њакиавелли  формулирует  совершенно  новое
понимание человеческой судьбы.  Ћн  говорит  о том,  что  судьба человека не
"фатум" (рок, неизбежность),  а  "фортуна". ‘удьба-фортуна  никогда не может
полностью определить жизнь человека. Ѓолее того, в "ѓосударе", флорентийский
мыслитель пытаетсЯ даже вычислить соотношение  -- насколько  жизнь  человека
зависит от высших обстоЯтельств, а  насколько  от него самого. €  приходит к
выводу, что "фортуна распорЯжаетсЯ  половиной  наших поступков, но управлЯть
другой половиной или около того она предоставлЯет нам самим".
     €  недаром, утверждаЯ свободу воли человека, Њакиавелли призывает людей
"лучше быть смелым, чем осторожным", ибо "фортуна -- женщина, и кто хочет  с
ней сладить, должен колотить ее и пинать".
     Ѓудучи сам  "человеком действиЯ",  Њакиавелли  приходит  к  выводу, что
главное в человеке --  это  способность к деЯтельности,  волЯ, стремЯщаЯсЯ к
осуществлению больших целей, основаннаЯ на  эгоистическом  интересе.  „анную
способность к деЯтельности он назвал "доблестью" ("вирту").  "‚ирту" присуща
далеко не всем людЯм, почему они  и прозЯбают в своей жалкой жизни. Ћднако в
истории  всегда  были  и  всегда  есть  отдельные  личности, чьЯ  "доблесть"
заставлЯет их  совершать выдающиесЯ поступки и тем самым двигать всю историю
человечества.  € Њакиавелли призывает брать  пример с этих людей, осознающих
потреоности своего времени и способных делать  то,  что необходимо в  данный
момент.
     ‘  этой  точки  зрениЯ, в  работах  Њакиавелли  как  бы  получают  свое
реалистическое  завершение все предшествующие гуманистические  рассуждениЯ о
сущности человеческой личности.  Ћтказавшись от чисто религиозно-философских
рассуждений на эти темы, он трезво и жестко формулирует определенные правила
и нормы человеческого  общежитиЯ, которые, по  его мнению,  определЯют жизнь
каждого  конкретного  человека.  Ћтдельный  человек  предстает в  сочинениЯх
Њакиавелли во  всей  своей  неприкрашенной,  трезво оцененной реальности,  с
присущими ему добрыми намерениЯми и злыми поступками.
     Ќаиболее  Ярко  эти  идеи  были  выражены  флорентийским  мыслителем  в
рассуждениЯх  на  тему  власти  и  значении  государЯ. ‘амо  государство,  в
понимании Њакиавелли,  возникло  как  результат  все  той  же  эгоистической
природы  человека.  ѓосударство  --  это высшаЯ  сила,  способнаЯ  поставить
достаточно жесткий предел эгоистическим устремлениЯм  отдельных  людей и тем
самым  спасти  их   от  самоуничтожениЯ.   ‹юди,  руководствуЯсь   интересом
самосохранениЯ, и создают государство.
     ѓоворЯ  о   формах  государства,  Њакиавелли,  несмотрЯ   на  все  свои
республиканские  убеждениЯ, приходит к выводу, что наиболее целесообразным и
полезным  государственным  устройством  ЯвлЯетсЯ  все  же  монархиЯ.  Ћтсюда
возникает его идеЯ "нового государЯ".  "Ќовый государь"  должен опиратьсЯ не
на теории  и философские  представлениЯ о жизни,  а  на саму реальную жизнь.
‹юди не могут  быть только добрыми  и хорошими, они  -- и хорошие,  и плохие
одновременно.  ѓосударь,  если  он  хочет  править  долго,  обЯзан  в  своем
правлении опиратьсЯ и на хорошее и на плохое. €наче говорЯ, в руках государЯ
должен находитьсЯ  не  только  прЯник,  но и  плеть. Ѓолее того,  как только
государь выпускает плеть из своих рук, тотчас же нарушаетсЯ всЯкий порЯдок.
     Ќикколо Њакиавелли, говорЯ, что мудрый правитель государства обЯзан "по
возможности не удалЯтьсЯ от добра, но при  надобности не чуратьсЯ и зла", по
сути  дела  признает  --  реальное  управление  государством невозможно  без
насилиЯ, без  самых  изощренных  поступков.  Ќедаром,  характеризуЯ  "нового
государЯ", он  пишет, что  такой правитель  должен  сочетать  в  одном  лице
качества  льва,  способного  повергнуть любого  врага,  и  лисицы, способной
обмануть самого большого хитреца.
     Ћднако у  Њакиавелли нет воспеваниЯ насилиЯ и жестокости. Ѓолее того, с
его точки  зрениЯ, жестокость и насилие оправданы только в том случае, когда
они подчинены  государственным интересам, когда целью их применениЯ ЯвлЯетсЯ
государственный порЯдок.  †естокость призвана исправлЯть,  а не разрушать --
утверждает флорентийский мыслитель.
     ‚  трактате  "ѓосударь" Њакиавелли  много  места  посвЯщает  конкретным
рекомендациЯм,  направленным политическим руководителЯм.  Џо большому счету,
"ѓосударь" -- это настоЯщий учебник власти, пособие, в котором очень реально
рассказываетсЯ о том, как получить власть,  как осуществлЯть власть и о том,
как  сохранить  власть.  ‚последствии,  в  политической  науке  даже  возник
специальный термин  -- "макиавеллизм",  который  характеризует  собой  такой
образ правлениЯ, когда используютсЯ любые средства длЯ  сохранениЯ власти. ‚
принципе, содержание  этого современного термина  не  имеет отношениЯ ктому,
что  писал сам Њакиавелли. ‚едь длЯ него  власть --  не самоцель, а средство
обеспечениЯ  государственного порЯдка. ‚ласть  ради власти,  жестокость ради
жестокости Њакиавелли порицал.
     ”илософско-политическое учение Ќикколо Њакиавелли вызвало неоднозначную
реакцию   в   тогдашней  …вропе.  …го  проповедь  свободного  эгоистического
человека,  размышлениЯ о правах  и возможностЯх светских государей послужила
поводом длЯ  резкого неприЯтиЯ со стороны римско-католической церкви. ‚ 1559
г. его книги были внесены в "€ндикт запрещенных книг".
     ‚ то же времЯ внешне осуждаЯ Њакиавелли, многие европейские политики на
деле,  в своем собственном правлении  применЯли все те  средства, о  которых
писал ”лорентиец. ќто  не  говорит о том,  что они  основывались  на  трудах
Њакиавелли, а лишь о  том, насколько реалистичен он был при анализе существа
власти и законов управлениЯ обществом.
     €  до  сих  пор  в  науке не сложилось  однозначной  оценки  творчества
флорентийского  мыслителЯ.  ‚  одних  работах  он  подвергаетсЯ  критике  за
аморализм,  в   других,   наоборот,  восхвалЯетсЯ   за   реализм.  Ќаверное,
однозначной оценки творчества Ќикколо Њакиавелли и невозможно дать.


        ѓЋ‘“„Ђђњ
     (ѓ‹Ђ‚› XV--XXV)
     ЏубликуетсЯ  по:  Њакиавелли  Ќ.  €збранные  сочинениЯ.  Њ.,  1982.  ‘.
301--378. Џеревод ѓ. Њуравьевой.

        ѓ‹Ђ‚Ђ XV
     Ћ том, за что людей, в особенности государей, восхвалЯют или порицают
     ’еперь   остаетсЯ  рассмотреть,  как  государь  должен  вести  себЯ  по
отношению  к подданным  и  союзникам. ‡наЯ, что  об  этом  писали  многие, Я
опасаюсь, как бы менЯ  не  сочли  самонадеЯнным  за то,  что,  избрав тот же
предмет,  в толковании  его  Я  более всего  расхожусь  с  другими. Ќо, имеЯ
намерение  написать  нечто  полезное  длЯ   людей  понимающих,  Я  предпочел
следовать правде  не  воображаемой, а  действительной  -- в отличие  от  тех
многих,  кто  изобразил  республики и  государства, каких в действительности
никто не знавал и не видывал. €бо расстоЯние между тем, как люди живут и как
должны  бы жить, столь велико, что тот, кто  отвергает  действительное  ради
должного, действует скорее во  вред себе,  нежели на благо,  так  как, желаЯ
исповедовать добро во всех случаЯх жизни, он неминуемо погибнет, сталкиваЯсь
с множеством  людей, чуждых добру. €з чего  следует, что государь,  если  он
хочет  сохранить  власть,  должен  приобрести умение  отступать  от  добра и
пользоватьсЯ этим умением смотрЯ по надобности.
     …сли же говорить не о вымышленных, а  об  истинных свойствах государей,
то  надо сказать,  что во всех  людЯх, а  особенно в государЯх, стоЯщих выше
прочих  людей, замечают  те  или  иные качества,  заслуживающие похвалы  или
порицаниЯ. Ђ именно: говорЯт,  что  один  щедр,  другой скуп --  если  взЯть
тосканское слово, ибо жадный  на нашем наречии -- это еще и тот,  кто  хочет
отнЯть чужое, а скупым  мы называем того,  кто  слишком держитсЯ за свое, --
один  расточителен,  другой  алчен; один  жесток, другой сострадателен; один
честен,  другой вероломен;  один изнежен и  малодушен,  другой тверд духом и
смел; этот  снисходителен, тот надменен; этот распутен, тот целомудрен; этот
лукав,  тот  прЯмодушен;  этот  упрЯм, тот покладист; этот  легкомыслен, тот
степенен; этот набожен, тот нечестив и так  далее. —то может быть похвальнее
длЯ государЯ, нежели соединЯть  в себе все лучшие из  перечисленных качеств?
Ќо раз в силу своей  природы человек не может  не иметь одни добродетели, ни
неуклонно им  следовать,  то благоразумному  государю  следует избегать  тех
пороков,  которые  могут  лишить  его   государства,  от  остальных   же  --
воздерживатьсЯ  по мере сил,  но не более. €  даже  пусть государи не боЯтсЯ
навлечь на себЯ обвинениЯ  в  тех пороках, без  которых  трудно удержатьсЯ у
власти,  ибо, вдумавшись,  мы  найдем немало  такого,  что на  первый взглЯд
кажетсЯ добродетелью, а в действительности пагубно длЯ государЯ, и наоборот:
выглЯдит  как   порок,  а  на  деле  доставлЯет  государю   благополучие   и
безопасность.

     ѓ‹Ђ‚Ђ XVI Ћ щедрости и бережливости
     Ќачну с  первого из упомЯнутых качеств и скажу, что  хорошо иметь славу
щедрого  государЯ. ’ем не менее  тот, кто  проЯвлЯет  щедрость, чтобы  слыть
щедрым, вредит самому себе. €бо если проЯвлЯть ее разумно и должным образом,
о ней  не узнают,  а тебЯ все  равно  обвинЯт  в  скупости,  поэтому,  чтобы
распространить  среди  людей  славу  о  своей  щедрости,  ты  должен  будешь
изощрЯтьсЯ в великолепных затеЯх,  но,  поступаЯ таким образом,  ты истощишь
казну,  после  чего,  не  желаЯ  расставатьсЯ  со славой  щедрого правителЯ,
вынужден  будешь  сверх  меры  обременить  народ  податЯми  и  прибегнуть  к
неблаговидным способам  изысканиЯ денег. ‚сем этим  ты постепенно  возбудишь
ненависть подданных, а со временем,  когда обеднеешь, --  то  и презрение. €
после   того    как    многих    разоришь   своей   щедростью   и   немногих
облагодетельствуешь,  первое же  затруднение обернетсЯ  длЯ тебЯ  бедствием,
перваЯ же опасность  -- крушением. Ќо если ты вовремЯ одумаешьсЯ  и захочешь
поправить дело, тебЯ тотчас же обвинЯт в скупости.
     €так, раз государь не может без ущерба длЯ себЯ проЯвлЯть щедрость так,
чтобы ее признали, то  не будет  ли  длЯ него благоразумнее  примиритьсЯ  со
славой скупого  правителЯ? €бо со временем, когда люди увидЯт, что благодарЯ
бережливости он удовлетворЯетсЯ своими доходами и ведет военные кампании, не
обременЯЯ народ дополнительными  налогами,  за  ним утвердитсЯ слава щедрого
правителЯ. € он  действительно окажетсЯ щедрым по  отношению  ко всем тем, у
кого ничего не отнЯл, а  таких большаЯ часть, и скупым  по отношению ко всем
тем, кого мог бы  обогатить,  а таких единицы. ‚ наши  дни лишь те совершили
великие  дела,  кто прослыл скупым,  остальные сошли  неприметно. Џапа  ћлий
желал  слыть  щедрым лишь до тех пор,  пока не  достиг папской власти, после
чего, готовЯсь  к войне, думать забыл  о щедрости.  Ќынешний король  ”ранции
провел несколько войн без введениЯ  чрезвычайных налогов только потому, что,
предвидЯ  дополнительные  расходы, проЯвлЯл  упорную бережливость.  Ќынешний
король €спании не  предпринЯл  бы и  не выиграл  стольких  кампаний, если б