чшими  творениЯми  гениЯ,
если  они воспринимаютсЯ слабыми, бледными, уродливыми мозгами.
Ќа это в один голос сетуют  мудрецы  всех  времен.  €исус,  сын
‘ирахов,  говорит: "кто беседует с глупцом, беседует со спЯщим.
Љогда он кончает,  тот  спрашивает:  как?  что?".  ‚  "ѓамлете"
находим "живаЯ речь спит в ушах дурака". Џриведу слова ѓете:

     "Das glьcklichste Wort, es wird verhцhnt
     Wenn der Hцrer ein Schiefohr ist"17.

     € в другом месте:

     "Du wirkest nicht, Alles bleibt so stumpf,
     Sei guter Dinget Der Stein im
     Sumpf Macht keine Ringe"18.

     ‹ихтенберг заметил: "…сли при столкновении головы с книгой
раздаетсЯ  пустой  звук,  то  всегда  ли  это -- звук книги?" и
далее: "творение есть зеркало; если в  него  смотрит  обезьЯна,
оно  не  будет отражать апостольского лика". ‘тоит привести еще
прекрасную  трогательную  жалобу  поэта  ѓеллерта:  "Љак  часто
наивысшие блага находЯт меньше всего почитателей, и большинство
людей  считают  добром  то,  что  на  самом  деле  зло;  это мы
наблюдаем ежедневно. Љак покончить с этим? џ сомневаюсь,  чтобы
вообще  когда-либо  удалось покончить с этим злом. Џравда, есть
одно средство к этому, но оно невероЯтно трудное:  надо,  чтобы
глупцы  стали  мудрыми,  но  ведь этого никогда не случитсЯ. €м
неизвестна ценность вещей, о  которой  они  судЯт  не  умом,  а
глазами;  постоЯнно хвалЯт они ничтожества, ибо ничего хорошего
они не знали".
     Љ  этой  умственной  несостоЯтельности  людей,  вследствие
которой, по выражению ѓете, прекрасное признаетсЯ и ценитсЯ еще
реже, чем встречаетсЯ, -- присоединЯетсЯ, как впрочем и всегда,
нравственнаЯ   испорченность,  проЯвлЯющаЯсЯ  в  зависти.  ‚едь
слава,  приобретеннаЯ  человеком,  воздымает  его   над   всеми
остальными  и настолько же понижает каждого другого; выдающаЯсЯ
заслуга всегда удостоиваетсЯ славы за счет тех, кто ни в чем не
отличилсЯ. ѓете говорит:

     "—тобы честь другим воздать,
     ‘ебЯ должны мы развенчать".

     Ћтсюда понЯтно, почему, в какой области ни поЯвилось нечто
прекрасное,  тотчас  же  все  многочисленные   посредственности
заключают  между  собой союз с целью не давать ему хода, и если
возможно -- погубить его.  €х  тайный  лозунг:  --  "a  bas  le
mйrite"  -- долой заслуги. Ќо даже те, кто сами имеют заслуги и
ими добыли себе славу, без удовольствиЯ встречают возникновение
чьей-либо новой славы, лучи которой заставЯт отчасти померкнуть
их собственный блеск. ѓете говорит:

     "Hдtt ich gezaudert zu werden
     Bis man mir's Leben gegцnnt,
     Ich wдre noch nicht auf Erden
     Wie ihr begreifen kцnnt,
     Wenn ihr seht, wei sich geberden,
     Die um etwas zu scheinen,
     Mich gerne mцchten verneinen"19.

     ’огда как честь, по общему правилу,  находит  справедливых
судей,  не  вызывает  зависти,  и  ее  признают  за каждым, уже
заранее в кредит, -- славу приходитсЯ завоевывать,  сражаЯсь  с
завистью, причем трибунал, присуждающий лавровый венок, состоит
из  крайне неблагосклонных судей. Њы можем и согласны разделЯть
честь с каждым, слава  же  уменьшаетсЯ,  или  становитсЯ  менее
достижимой после каждого нового случаЯ ее приобретениЯ.
     ’рудность  создать  славу путем творений по легко уЯснимым
причинам  обратно  пропорциональна  числу  людей,  составлЯющих
"публику" этих творений. ’рудность эта гораздо значительнее при
творениЯх  поучающих,  нежели  при  тех,  которые  созданы ради
развлечениЯ.  ’руднее  всего  приобрести   славу   философскими
произведениЯми;   обещаемое   ими   знание   с   одной  стороны
недостоверно, с другой  --  не  приносит  материальной  выгоды;
поэтому  они  известны  вначале  лишь  соперникам, т. е. тем же
философам. ќта масса препЯтствий на пути к их славе показывает,
что если бы авторы гениальных творений создавали бы  их  не  из
любви  к  ним  самим, не длЯ собственного удовлетворениЯ ими, а
нуждались бы в  поощрении  славы,  --  человечество  редко  или
совсем   не   видело  бы  бессмертных  произведений.  ’от,  кто
стремитсЯ дать  нечто  прекрасное  и  избегнуть  всего  дурного
должен   пренебречь   суждением   толпы   и   ее   вожаков,   а
следовательно, презирать их.  ‘праведливо  заметил  Ћзорий  (de
gloria),  что  слава  бежит  от  тех, кто ее ищет, и следует за
теми,  кто  ею  пренебрегает:  первые  подлаживаютсЯ  к  вкусам
современников, вторые же не считаютсЯ с ними.
     Ќасколько  трудно  приобрести славу, настолько же легко ее
сохранить. € в этом отношении слава расходитсЯ с честью.  —есть
признаетсЯ  за  каждым,  в кредит; остаетсЯ лишь хранить ее. Ќо
это не так-то легко: единственный скверный  поступок  губит  ее
навеки.  ‘лава  же  в  сущности  никогда  не  терЯетсЯ, так как
вызвавшее ее деЯние или творение  всегда  остаетсЯ  в  силе,  а
слава,  приобретеннаЯ  их  автором, сохранЯетсЯ за ним даже и в
том случае, если он  ничем  больше  не  отличитсЯ.  …сли  слава
померкла  после  его  смерти,  -- значит, она была ненастоЯщей,
незаслуженной, возникшей лишь благодарЯ временному  ослеплению;
такова,  напр.,  слава  ѓегелЯ, про которую ‹ихтенберг говорит,
что она  "громко  провозглашена  армией  друзей  и  учеников  и
подхвачена  пустыми  головами; как рассмеетсЯ потомство, когда,
постучавшись в этот пестрый храм болтовни,  в  красивое  гнездо
отжившей  моды,  в  жилище вымерших условностей, найдет все это
пустым, не отыщет ни одной, хотЯ бы мельчайшей  мысли,  котораЯ
сказала бы им "‚ойдите!".
     ‚  сущности слава основываетсЯ на том, чем ЯвлЯетсЯ данный
человек по сравнению с другими; следовательно, она  есть  нечто
относительное  и  имеет  лишь относительную ценность. Ћна вовсе
исчезла бы,  если  бы  все  стали  такими  же,  как  знаменитый
человек.  –енность  абсолютна  лишь тогда, если она сохранЯетсЯ
при всЯких условиЯх; такова ценность человека "самого по себе";
в этом, следовательно, и должны заключатьсЯ ценность и  счастье
великого  сердца  и  ума. Џоэтому ценна не слава, а то, чем она
заслужена; это сущность, а сама слава -- лишь придаток;  она  и
ЯвлЯетсЯ  длЯ  ее  носителЯ  преимущественно внешним симптомом,
лишь подтверждающим собственное его высокое о себе мнение.  Љак
свет  не  виден,  если он не отражаетсЯ каким-либо телом, так и
достоинство может уверовать в себЯ лишь через посредство славы.
Ќо она -- не безошибочный симптом, ибо бывают заслуги без славы
и слава без заслуг.  ‹ессинг  удачно  выразилсЯ:  "одни  бывают
знаменитыми,  другие  заслуживают  этого".  „а печально было бы
существование, ценность которого зависела бы от  чужой  оценки;
но  ведь  именно  таким  была бы жизнь героЯ или гениЯ, если бы
ценность их обусловливалась славой -- т. е.  чужим  одобрением.
Љаждое  существо  живет  ради  себЯ,  в себе и длЯ себЯ. —ем бы
человек ни был, тем он ЯвлЯетсЯ прежде всего и  преимущественно
длЯ  самого  себЯ;  если  в  этом  отношении он малоценен, то и
вообще он немногого стоит. Ќаш образ в чужом представлении есть
нечто второстепенное, производное и  подчиненное  случаю,  лишь
косвенно  и слабо свЯзанное с самим нашим существом. Љ тому же,
головы людей -- слишком жалкие подмостки, чтобы  на  них  могло
зиждитьсЯ истинное счастье; здесь можно найти лишь призрак его.
-- ‘коль   смешанное   общество   собираетсЯ   в  храме  славы!
Џолководцы, министры, шарлатаны, певцы, миллионеры,  жиды...  и
достоинства    всех    этих    господ    оцениваютсЯ    гораздо
беспристрастнее  и  уважаютсЯ   больше   достоинств   духовных,
особенно  высших  категорий,  которые  ценЯтсЯ толпою лишь "sur
parole" -- со слов других.  €так,  с  эвдемонологической  точки
зрениЯ, слава есть не более, как редкий, лакомый длЯ гордости и
тщеславиЯ  кусочек.  Љак ни стараютсЯ люди скрыть эти свойства,
все большинство наделено ими в избытке, больше всего,  пожалуй,
те, у кого есть истинные данные длЯ того, чтобы прославитьсЯ, и
кто,  долго  не  решаЯсь  окончательно уверовать в свою высокую
ценность, пребывают в этой неизвестности, до тех пор,  пока  не
придет   случай   испытать   свои  достоинства  и  добитьсЯ  их
признаниЯ; до тех же  пор  им  кажетсЯ,  что  к  ним  относЯтсЯ
несправедливо (20). ‚ообще же, как указано в начале этой главы,
ценность,  придаваемаЯ   человеком   мнению   о   нем   других,
несоразмерно велика и неразумна. ѓоббс весьма резко, но в конце
концов,  правильно  выразил  это  словами:  "все  наши духовные
радости и удовольствиЯ вытекают из того, что сравниваЯ  себЯ  с
другими,  мы  выносим лестное длЯ себЯ заключение" (de cive, I,
5). ќтим объЯснЯетсЯ та высокаЯ ценность, какаЯ всеми придаетсЯ
славе, а также жертвы, приносимые  в  надежде  когда-нибудь  ее
удостоитьсЯ.  "‘лава -- последнЯЯ слабость благородных людей --
есть   то,   что   побуждает   выдающиесЯ   умы    пренебрегать
наслаждениЯми  и  жить трудовою жизнью"; и в другом месте: "как
трудно взобратьсЯ на высоты, где сиЯет гордый храм славы".
     ‚от почему объЯснЯетсЯ, почему тщеславнейшаЯ из наций  так
полюбила   слово   "la   gloire"   и   видит  в  славе  главную
побудительную причину великих дел и великих творений.
     ’ак как эта слава есть, бесспорно, нечто  производное,  --
эхо,  отражение,  тень,  симптом  заслуг,  а  так как во всЯком
случае  объект  ценнее  самого  восторга,  то,   следовательно,
источник славы заключаетсЯ не в славе, а в том, чем она добыта,
т.  е.  в  самих  заслугах или, выражаЯсь точнее, в характере и
свойствах, из коих  вытекли  эти  заслуги,  быть  это  свойства
моральные или интеллектуальные. ‹учшим, чем может быть человек,
он  должен  быть  длЯ  самого себЯ; как это отразитсЯ в головах
других, чем он окажетсЯ в их мнении, -- это  неважно  и  должно
представлЯть  длЯ него лишь второстепенный интерес. Џотому тот,
кто только заслужил, хотЯ бы и не приобрел славы,  --  обладает
главным,  и  это  главное должно утешить его в отсутствии того,
что  неважно.  —еловек  достоин   зависти   не   за   то,   что
нерассудительнаЯ,  часто одураченнаЯ толпа считает его великим,
а за то, что он действительно велик; не в том счастье, что  его
имЯ  дойдет  до  потомства,  а  в том, что он высказывал мысли,
достойные  того,  чтобы  их  хранили,  и  о   них   раздумывали
столетиЯми.  Љ тому же, этого нельзЯ отнЯть у человека. -- …сли
бы главным  был  сам  восторг,  то  тогда  объект  его  был  бы
недостоин   одобрениЯ.   ’ак   и   бывает  при  ложной,  т.  е.
незаслуженной славе. —еловек наслаждаетсЯ  ею,  хотЯ  в  то  же
времЯ  обладает  в  действительности  теми данными, симптомом и
отражением коих  она  ЯвлЯетсЯ.  ’акаЯ  слава  приносит  иногда
горькие  минуты,  если,  несмотрЯ  на  вытекающий  из себЯлюбиЯ
самообман, у человека закружитсЯ  голова  на  той  высоте,  длЯ
которой  он  не  создан,  или  же  усомнитсЯ  в своей ценности,
вследствие  чего  его  охватит  страх  быть   разоблаченным   и
пристыженным по заслугам, в особенности, если на лице мудрейших
он прочтет предстоЯщий приговор потомства. Ћн подобен владельцу
по  подложному  духовному  завещанию.  —еловек никогда не может
познать истинной -- посмертной  славы,  и  все  же  он  кажетсЯ
счастливым.  ќто  лишний  раз  подтверждает,  что  счастье  его
заключаетсЯ в высоких достоинствах, доставивших ему славу, и  в
том  еще,  что у него была возможность рационально использовать
свои силы и заниматьсЯ тем, к чему есть склонность или  любовь;
только  из  любви  вылившиесЯ  творениЯ  удостаиваютсЯ  прочной
славы. ‘частье заключаетсЯ, следовательно, в величии души или в
богатстве  ума,  отпечаток  которого  в   творениЯх   восхищает
грЯдущие  века; -- в тех идеЯх, задумыватьсЯ над которыми будет
наслаждение  длЯ  величайших  умов   беспредельного   будущего.
–енность посмертной славы в том, чем она заслужена; в этом же и
ее  награда.  Ѓудут  ли  творениЯ,  приобретшие  вечную  славу,
признаны  их  современниками,  --  это  зависит  от   случайных
обстоЯтельств  и  несущественно. ’ак как по общему правилу люди
не имеют своего мнениЯ и к тому же  лишены  возможности  ценить
великие   произведениЯ,   то  им  приходитсЯ  слушатьсЯ  голоса
вожаков, и в 99 случаЯх из 100  --  слава  зиждетсЯ  просто  на
доверии   к   чужому  авторитету.  Џоэтому  одобрение  хотЯ  бы
огромного большинства современников ценитсЯ  мыслителем  весьма
невысоко,  так  как эти аплодисменты -- всего лишь эхо немногих
голосов, причем и эти последние зависЯт от  настроениЯ  минуты.
…два  ли  бы  одобрение  публики польстило виртуозу, если бы он
узнал, что за исключением одного или двух, все остальные глухи,
и желаЯ скрыть друг от друга свой  порок,  старательно  хлопают
ему,  как только увидЯт, что захлопал единственный слышащий, то
вдобавок эти заправилы часто берут взЯтки за то, чтобы устроить
шумную  овацию  какому-нибудь   прежалкому   скрипачу.   Ћтсюда
понЯтно,  почему  слава  так  редко  сохранЯетсЯ  после смерти;
д'Ђламбер в  своем  великолепном  описании  храма  литературной
славы  говорит:  "‚  храме этом живут мертвецы, которые не были
тут при жизни, да еще несколько живых, из  которых  большинство
будет  отсюда удалено после смерти". Љстати замечу, что ставить
кому-либо памЯтник при жизни значит объЯвить, что  нет  надежды
на  то,  что  потомство  его  не  забудет.  …сли  же кто-либо и
удостаиваетсЯ славы, котораЯ не  умрет  с  ним,  то  это  редко
случаетсЯ  раньше,  чем  на  склоне  лет;  исключениЯ  из этого
правила бывают среди художников и поэтов, среди же философов --
почти никогда. Џравило это  подтверждаетсЯ  тем,  что  портреты
людей, прославившихсЯ своими творениЯми, поЯвлЯютсЯ обычно лишь
после того, как упрочитсЯ их известность; их изображают большею
частью  -- в особенности если это философы -- старыми и седыми.
‘ точки зрениЯ эвдемонической это  вполне  правильно.  ‘лава  и
молодость  --  то  слишком  много длЯ смертного. Ќаша жизнь так
бедна, что блага приходитсЯ распределЯть экономнее. Њолодость и
так  достаточно   богата   сама   по   себе   и   должна   этим
довольствоватьсЯ.  Љ  старости  же, когда все желаниЯ и радости
умирают, как деревьЯ зимой -- как раз времЯ  длЯ  вечнозеленого
дерева  славы;  его  можно  уподобить  поздним  грушам, зреющим
летом, но годным в пищу лишь  зимою.  Ќет  лучшего  утешениЯ  в
старости,   как   сознание,  что  удалось  всю  силу  молодости
воплотить в творениЯ, которые не стареют, подобно людЯм.
     ђассматриваЯ  еще  подробнее  пути,  ведущие  к  славе   в
наиболее  близкой  длЯ  нас -- научной области, можно подметить
следующее правило. “мственное превосходство ученого, о  котором
свидетельствует  его  слава,  каждый  день подтверждаетсЯ новой
комбинацией тех или иных известных  данных.  ќти  данные  могут
быть    крайне    разнообразны;    слава,    приобретаемаЯ   их
комбинированием, будет тем больше,  тем  распространеннее,  чем
известнее,   чем   доступнее  каждому  сами  данные.  …сли  это
какие-нибудь   числа,   кривые   или   какие-либо   специальные
физические,   зоологические,   ботанические  или  анатомические
ЯвлениЯ,  искаженные  отрывки  древних   авторов,   полустертые
надписи  или  такие,  к  которым  нет  ключа, темные вопросы из
области  истории  --   то   слава,   приобретеннаЯ   правильным
комбинированием  таких  данных,  едва  ли распространитсЯ далее
круга лиц, знакомых с самими данными, едва ли выйдет за пределы
незначительного числа  ученых  живущих  обычно  в  уединении  и
завидующих  всЯкому,  прославившемусЯ по их специальности. …сли
же данные известны всему роду человеческому, если  это,  напр.,
существенные  и  всем  присущие  свойства человеческого разума,
характера, если это силы природы,  действие  которых  постоЯнно
нами  наблюдаетсЯ,  вообще общеизвестные процессы в природе, то
слава  того,  кто  осветил  их  новой,  важной   и   правильной
комбинацией, со временем распространитсЯ на весь цивилизованный
мир.  …сли  доступны  сами  данные,  то  и комбинации их будут,
вероЯтно, столь же доступны.
     Џри  этом  слава  будет,  однако,   всегда   зависеть   от
трудностей,   какие   пришлось   преодолеть.  €бо,  чем  данные
известнее, тем труднее скомбинировать их на  новый  и  все-таки
верный  лад,  ведь  над  этим  старалось  огромное число людей,
исчерпавших,  по-видимому,   все   возможные   их   комбинации.
Ќапротив, данные недоступные широким массам и требующие долгого
и  тЯжелого  изучениЯ, допускают почти всегда новые комбинации;
если поэтому к ним подойти  со  здравым  смыслом  и  с  трезвым
рассудком,  т.  е.  с  умеренным  умственным превосходством, то
весьма вероЯтно, что посчастливитсЯ найти  новую  и  правильную
комбинацию  их.  ‡ато  и  добытаЯ  этим путем слава ограничитсЯ
приблизительно лишь теми, кто знаком с самими данными.  Џравда,
при  решении  таких  проблем требуетсЯ большаЯ эрудициЯ и труд,
длЯ того только, чтобы усвоить одни данные,  --  тогда  как  на
первом  пути, обещающем наиболее широкую и громкую известность,
эти данные  открыты  и  видны  всЯкому,  но  чем  меньше  здесь
требуетсЯ  труда,  тем  более  необходим  талант, даже гений, с
которым в смысле ценности и уважениЯ людей не сравнитсЯ никакой
труд.
     Ћтсюда следует, что те, кто чувствуют в себе трезвый разум
и способность к правильному мышлению, но  притом  не  знают  за
собой  высших  умственных  достоинств, не должны отступать пред
усидчивым, тЯжелым трудом, посредством коего они выделЯютсЯ  из
огромной  толпы  людей,  знакомых  с  общеизвестными данными, и
достигнуть тех глубин, какие доступны  лишь  труженику-ученому.
‡десь,   где   соперников   чрезвычайно   мало,   всЯкий   хоть
сколько-нибудь пытливый ум непременно найдет  возможность  дать
новую  и  правильную  комбинацию данных, причем достоинство его
открытиЯ повыситсЯ трудностью добыть эти данные. Ќо до  широкой
массы  дойдет  лишь  слабый  отголосок приобретенных этим путем
аплодисментов соратников по  данной  науке,  которые  только  и
компетентны в ее вопросах.
     …сли  до  конца проследовать по намеченному здесь пути, то
окажетсЯ, что иногда одни данные,  в  виду  огромной  трудности
добыть   их,   сами  по  себе,  без  того,  чтобы  прибегать  к
комбинированию  их,  могут  доставить  славу.  ’аковы,   напр.,
путешествиЯ  в  далекие и малопосещаемые страны: путешественник
удостоиваетсЯ славы, за то, что он видел, а не за  то,  как  он
мыслил.  ‡начительное  преимущество этого пути еще и в том, что
гораздо легче передать другим, и сделать им  понЯтным  то,  что
довелось  видеть,  чем  то,  о чем размышлЯть; в свЯзи с этим и
публика гораздо охотнее читает первое, чем  второе.  “же  Ђсмус
говорил:   "кто   совершил   путешествие  --  тот  много  может
порассказать". Ћднако, при личном знакомстве со  знаменитостЯми
этого  сорта  легко  может  придти  на  ум  замечание  ѓорациЯ:
"переехав море, люди менЯют только климат, но не  душу  (Epist.
I, II, V. 27).
     —еловек,  наделенный  высокими  умственными дарованиЯми, с
которыми только и можно братьсЯ  за  решение  великих  проблем,
касающихсЯ общих, мировых вопросов и поэтому крайне сложных, --
не  проиграет,  конечно,  если  станет по возможности расширЯть
свой кругозор, но он должен  делать  это  равномерно,  по  всем
направлениЯм,  не  забираЯсь  слишком  далеко  в специальные, а
потому лишь немногим доступные области; он не должен зарыватьсЯ
в специальные отрасли отдельных наук,  а  тем  паче  увлекатьсЯ
мелкими   деталЯми.   „лЯ   того,  чтобы  выделитьсЯ  из  среды
соперников, ему нет надобности заниматьсЯ мало кому  доступными
предметами;  именно то, что открыто длЯ всех, дает ему материал
к новым и правильным  комбинациЯм.  Џоэтому-то  и  заслуга  его
будет  признана  всеми  теми,  кому  известны эти данные, т. е.
большей  частью  человечества.  ‚от  на  чем  основано  крупное
различие между славой поэта и философа и той, какаЯ выпадает на
долю  физика,  химика, анатома, минералога, зоолога, историка и
т. д.


        ѓлава пЯтаЯ. ЏЋ“—…Ќ€џ € ЏђЂ‚€‹Ђ


     Њеньше, чем где-либо, Я претендую здесь на полноту:  иначе
мне  пришлось бы повторить массу превосходных житейских правил,
преподанных мудрецами  разных  времен,  начинаЯ  с  ”еогнида  и
псевдо-‘оломона  и  кончаЯ  ‹арошфуко,  причем  нельзЯ  было бы
избежать многих испошленных общих мест. Ћтказавшись от полноты,
приходитсЯ отказатьсЯ и от строгой системы.  ‘оветую  утешатьсЯ
тем,  что  при  соблюдении этих двух требований подобные очерки
выходЯт почти всегда скучными. џ буду излагать лишь то, что мне
пришло  на  ум,  показалось  заслуживающим  сообщениЯ,  и  что,
насколько  мне  не  изменЯет  памЯть, не было еще сказано, или,
если и было, то не совсем так; Я  только  подбираю  колосьЯ  на
необозримом, другими до менЯ сжатом, поле.
     †елаЯ,  однако,  хоть  сколько-нибудь  упорЯдочить богатое
разнообразие приводимых здесь взглЯдов и советов, Я разделЯю их
на общие и на касающиесЯ нашего отношениЯ, во-первых,  к  себе,
во-вторых, к другим, и, в-третьих, к общим мировым событиЯм и к
судьбе.

     Ђ. Џравила общие

     1)  Џервой заповедью житейской мудрости Я считаю мимоходом
высказанное  Ђристотелем  в   Ќикомаховой   этике   (XII,   12)
положение,  которое  в  переводе  можно формулировать следующим
образом: "Њудрец должен искать  не  наслаждений,  а  отсутствиЯ
страданий".  ‚ерность этого правила основана на том, что всЯкое
наслаждение,  всЯкое  счастье   есть   понЯтие   отрицательное,
страдание  же  --  положительно.  ќтот последний тезис развит и
обоснован мною в моем главном труде  (т.  I,  §  58).  ‡десь  Я
поЯснЯю  его  только  одним, ежедневно наблюдаемым фактом. …сли
все тело здраво и невредимо, кроме  одного  слегка  пораненного
или  вообще  больного  местечка,  то здоровье целого совершенно
пропадает длЯ нашего сознаниЯ, внимание постоЯнно направлено на
боль  в  поврежденном  месте   и   мы   лишаемсЯ   наслаждениЯ,
доставлЯемого  нам общим ощущением жизни. -- ’очно так же, если
все происходит по нашему желанию, кроме одного  обстоЯтельства,
нам  нежелательного, то это последнее, как бы незначительно оно
ни было, постоЯнно приходит нам в голову; мы часто думаем о нем
и редко вспоминаем о других, более важных событиЯх,  отвечающих
нашим    желаниЯм.    ‚    обоих   случаЯх   повреждена   волЯ,
объективирующаЯсЯ в первом случае -- в организме, во втором  --
в  стремлении человека; в обоих случаЯх удовлетворение ее имеет
лишь  отрицательное  действие,  а   потому   и   не   ощущаетсЯ
непосредственно,  а  разве только путем размышлениЯ проникает в
наше сознание; наоборот -- всЯкое поставленное воле препЯтствие
-- позитивно и само дает себЯ чувствовать.  ‚сЯкое  наслаждение
состоит  в уничтожении этих препЯтствий, в освобождении от них,
а потому длитсЯ недолго.
     ‚от, следовательно, на чем основан  вышеприведенный  тезис
ЂристотелЯ,  советующий  обращать  внимание не на наслаждениЯ и
радости жизни, а лишь на то,  чтобы  избежать  бесчисленных  ее
горестей.  €наче  ‚ольтеровское  изречение  "счастье  -- греза,
реально лишь страдание" было бы столь же ложно,  сколь  оно  на
самом  деле  справедливо.  Џоэтому,  желаЯ  подвести итог своей
жизни с эвдемонической точки зрениЯ, следует строить расчет  не
на  испытанных  нами  радостЯх,  а  на  тех страданиЯх, которых
удалось избежать. ‚ообще, эвдемонологию следовало бы начинать с
оговорки, что не наименование -- гипербола, что под "счастливой
жизнью" надо понимать "наименее несчастную",  "сносную"  жизнь.
†изнь  даетсЯ  не  длЯ  наслаждениЯ  ею,  а  длЯ того, чтобы ее
перенести,  "отбыть";  на  это  указывают  обороты  речи  вроде
"degere  vitam,  vita, defungi", итальЯнского "si scampa cosi",
немецкого "man muss suchen durchzukommen", "er wird schon durch
die Welt kommen" и т. д. ‘тарость даже утешаетсЯ тем, что  весь
жизненный  труд  уже позади. ‘частливейшим человеком будет тот,
кто провел жизнь без особенных страданий, как душевных,  так  и
телесных,   а   не   тот,  чьЯ  жизнь  протекла  в  радостЯх  и
наслаждениЯх. Љто этим последним измерЯет счастье своей  жизни,
тот   выбрал  неверный  масштаб.  ‚едь  наслаждениЯ  --  всегда
отрицательны; лишь зависть может внушить ложную мысль, что  они
дают  счастье.  ‘траданиЯ,  напротив,  ощущаютсЯ  положительным
образом;  поэтому  критерий  жизненного  счастьЯ  --   это   их
отсутствие.  …сли  к  беспечальному состоЯнию присоединитсЯ еще
отсутствие  скуки,  то  в   главных   чертах   земное   счастье
достигнуто;  все  остальное  --  химера. Ћтсюда следует, что не
должно никогда покупать наслаждениЯ ценой  страданий  или  даже
ценой риска нажить их; ведь это значило бы ради отрицательного,
ради  химеры пожертвовать положительным и реальным; и наоборот,
мы выигрываем, жертвуЯ наслаждениЯми длЯ того,  чтобы  избежать
страданий.   ‚   обоих  случаЯх  безразлично,  предшествует  ли
страдание наслаждению или следует за ним. Ќет худшего  безумиЯ,
как желать превратить мир -- эту юдоль горЯ -- в увеселительное
заведение  и  вместо  свободы  от  страданий ставить себе целью
наслаждениЯ и радости; а очень многие так именно  и  поступают.
ѓораздо  меньше  ошибаетсЯ тот, кто с преувеличенной мрачностью
считает этот мир своего рода адом и заботитсЯ  поэтому  лишь  о
том,  как бы найти в нем недоступное длЯ огнЯ помещение. ѓлупец
гонЯетсЯ за наслаждениЯми и находит  разочарование;  мудрец  же
только  избегает  горЯ.  …сли  ему  и  это  не удалось, значит,
виноват не он, не его глупость, а  судьба.  …сли  же  это  хоть
сколько-нибудь  удастсЯ,  то  разочарованиЯ ему нечего боЯтьсЯ:
страданиЯ которых он избег, всегда останутсЯ вполне  реальными.
„аже  если  он, избегаЯ их, слишком уклонилсЯ в сторону и даром
пожертвовал  несколькими  наслаждениЯми,  то  и  тогда  он,   в
сущности,  не  потерЯл  ничего:  все  радости  --  призрачны, и
горевать о том, что они упущены -- мелочно, даже смешно.
     Ћбусловленное оптимизмом  непонимание  этой  истины  будет
служить  источником  многих  несчастий.  Ђ  именно,  в  минуты,
свободные  от  страданий,  нам  мерещитсЯ  призрак   вовсе   не
существующего  счастьЯ  и  соблазнЯет  нас  следовать за ним; в
результате -- бесспорно реальное страдание. ’огда  мы  начинаем
горевать  о минувшем, свободном от горЯ состоЯнии, лежащем, как
потерЯнный  рай,   позади   нас,   напрасно   желаем   изменить
совершившеесЯ.  ‘ловно какой-то злой демон обманчивыми химерами
желаний постоЯнно выводит нас из того беспечального  состоЯниЯ,
в  котором  только  и  есть  высшее,  истинное счастье, которое
ускользает лишь от тех, у кого не хватает умениЯ им овладеть. ‚
этом мнении  его  укреплЯют  романы  и  стихи,  а  также  и  то
лицемерие, с каким люди всегда и всюду заботЯтсЯ о внешности, о
наружной  видимости,  к  чему Я скоро еще вернусь. …го жизнь --
это более  или  менее  рассудительно  организованнаЯ  охота  за
положительным счастьем, состоЯщим из положительных наслаждений.
Ћн  дерзко  бравирует опасностЯми, грозЯщими ему на этом  пути.
ќта охота за дичью, которой в действительности  не  существует,
приводит   обычно   к  весьма  реальным,  положительным  бедам,
выражающимсЯ в боли, страданиЯх, болезнЯх и  потерЯх,  заботах,
бедности,   позоре   и   в   тысЯче   неприЯтностей.   џвлЯетсЯ
разочарование -- но слишком поздно.
     …сли, в согласии с рассмотренным выше правилом, всЯ  жизнь
строитсЯ на том, как бы уберечьсЯ от страданий, т. е. устранить
нужду,  болезни и всЯкие неприЯтности, то такаЯ цель -- реальна
и в известной мере достижима,  притом,  тем  более,  чем  менее
этому  плану  будет  мешать  погонЯ за призраком положительного
счастьЯ. ‚  подтверждение  этому  ѓете,  в  Wahlverwandschaften
говорит  устами  Њиттлера,  вечно  хлопочущего о чужом счастье:
"Љто хочет избавитьсЯ от горЯ, тот всегда знает, чего ему надо;
тот же, кто хочет лучшего, чем у него есть, -- тот слеп на  оба
глаза".  ќто  напоминает  прекрасную  французскую пословицу "le
meiux est l'ennemi du bien" (21). Ћтсюда же может быть выведена
основнаЯ идеЯ цинизма, разобраннаЯ в моем главном труде (т. II,
гл.   16).   €бо,   что   побуждало   циников  отказыватьсЯ  от
наслаждений, как не мысль о страданиЯх, сопровождающих  их  или
тотчас  же  или  впоследствии; длЯ циников важнее было избежать
горЯ,   чем   найти   наслаждениЯ.   €х   пронизало    сознание
отрицательности   наслаждениЯ   и   положительности  страданий;
поэтому,  вполне  последовательно,  они   делали   все,   чтобы
избавитьсЯ от них и длЯ этого считали необходимым отказатьсЯ от
наслаждений,  казавшихсЯ им тенетами, отдающими людей во власть
страданий.
     Џравда, как говорит иллер, все мы родились в Ђркадии,  т.
е.  вступаем в жизнь с ожиданием счастьЯ и наслаждениЯ и питаем
безумную надежду достичь их; однако, в дело вмешиваетсЯ судьба,
грубо хватает нас за шиворот и показывает, что мы не властны ни
над чем, а всем правит она; что она имеет неоспоримые права  не
только  на  наше  имущество  и  богатство, но и на жену и детей
наших, на наши руки и ноги, глаза и уши, даже на наши носы.  ‚о
всЯком  случае  приобретаемый со временем опыт дает нам понЯть,
что счастье и наслаждение -- фата-моргана, видимаЯ  издали,  но
исчезающаЯ  как  только  к  ней  приблизишьсЯ;  что,  напротив,
страдание  и  боль  вполне  реальны,  непосредственно   и   без
приглашениЯ  посещают нас,- не допускаЯ никаких иллюзий на свой
счет. …сли эта истина  привилась,  мы  перестанем  гонЯтьсЯ  за
счастьем  и наслаждениЯми и гораздо больше заботимсЯ о том, как
бы по возможности уклонитьсЯ от  боли  и  страданий.  ’огда  мы
начинаем сознавать, что лучшее в этом мире -- это беспечальное,
спокойное  и  сносное  существование  и,  ограничиваЯ этим свои
притЯзаниЯ, тем вернее осуществлЯем их. ‚ернейшее  средство  не
быть  очень  несчастным  --  не требовать большого счастьЯ. ’ак
думал и друг юности  ѓете  --  Њерк,  писавший:  "бессмысленнаЯ
претензиЯ  на  счастье,  притом  на  ту  дозу его, о которой мы
мечтаем, -- вредит нам во всем. Љто отделаетсЯ от  этого  и  не
будет  желать ничего, кроме того что ему доступно, тот проживет
недурно" (Briefe an und von Merck,  S.  100).  Џоэтому  следует
сокращать  свои притЯзаниЯ на наслаждениЯ, на богатство, на чин
и почет до весьма умеренных  размеров,  так  как  стремление  и
борьба  за счастье, за блеск и почет влекут за собой величайшие
несчастьЯ. ќто уже и  потому  желательно  и  благоразумно,  что
очень легко стать весьма несчастным; стать же вполне счастливым
не  только  трудно,  но  и  вовсе  невозможно. ‚полне прав поэт
житейской  мудрости  (ѓораций,  ода  10:  "Auream   quis   quis
rnediocritatem")  :  "Љто  избрал золотую середину, тот не ищет
отдыха ни в жалкой хижине, ни в дворцах, возбуждающих зависть в
других. ‚етер сильнее потрЯсает огромные сосны,  высокие  башни
рушатсЯ с большей силой, и молниЯ чаще ударЯет в вершины гор".
     Љто  вполне прониксЯ моим философским учением и знает, что
наше бытие таково, что лучше бы  его  совсем  не  было,  и  что
величайшаЯ  мудрость заключаетсЯ в отрицании, в отказе от него,
тот не будет ожидать многого  ни  от  какого  предмета,  ни  от
какого  обстоЯтельства, ни к чему не станет страстно стремитьсЯ
и не будет жаловатьсЯ  на  крушение  своих  планов;  он  вполне
присоединитсЯ  к  словам Џлатона (ер. X, 604): "ничто в мире не
заслуживает больших усилий", а  также  к  словам  поэта  Anwari
Soheili  "ђазбита  власть твоЯ над миром -- не печальсЯ: это --
ничто. -- Џриобрел ты власть над миром -- не радуйсЯ  этому:  и
это  --  ничто.  ЏриходЯт  и счастье и горе -- пройди и ты мимо
мира: мир -- ничто".
     “своение    такого    спасительного    взглЯда    особенно
затруднЯетсЯ вышеупомЯнутым лицемерием людей, которое следовало
бы  пораньше  раскрывать  юношеству. Ѓольшинство так называемых
благ -- лишь пустаЯ внешность, вроде декорации; сути в них  нет
никакой.  ’аковы,  напр., расцвеченные и разукрашенные корабли,
пушечные салюты, иллюминации, трубы и барабаны, крики ликованиЯ
и т. п. ‚се это --  лишь  вывеска,  символ,  иероглиф  радости;
самой  же  радости  обыкновенно  нет  при  этом;  она  одна  не
участвует  в  празднике.  ѓде  она  действительно  бывает,  там
большей  частью  ЯвлЯетсЯ  без  приглашениЯ и без доклада, сама
собою, sons faзon; иной раз она прокрадываетсЯ молча, часто под
незначительнейшим,  пустым  предлогом,  при   самой   обыденной
обстановке, и далеко не всегда при блестЯщих, громких событиЯх.
Ћна,  как  золото  в  Ђвстралии,  рассыпана  то  тут,  то  там,
рассыпана  прихотью  случаЯ,  без  правил  и  законов,   обычно
мельчайшими  крупицами  и очень редко в значительных массах. --
–ель всех только что упомЯнутых манифестаций единственно в том,
чтобы уверить других в собственной радости:  все  это  делаетсЯ
ради  видимости, ради чужого мнениЯ. ‘ печалью дело обстоит так
же  как  и  с  радостью.  Љак  грустно   движетсЯ   длиннаЯ   и
медлительнаЯ   похороннаЯ  процессиЯ!  Љаретам  нет  конца.  Ќо
заглЯните в них --  все  они  пусты,  и  усопшего  провожают  в
сущности  одни  лишь  кучера.  ђазительный  образчик  дружбы  и
уважениЯ мира сего! ’акова фальшь, пустота и лицемерие людское.
     „ругой  пример:  масса  приглашенных  гостей  в   парадных
одеждах...  торжественные  встречи...  но  все это лишь вывеска
благородного, утонченного общениЯ, на деле же вместо него царЯт
принужденность, неудовольствие и скука; где много  гостей,  там
много и мусору, имей они хоть все по звезде на груди. ЌастоЯщее
хорошее  общество всюду по необходимости очень невелико. ‚ообще
же блестЯщие,  шумные  торжества  и  увеселениЯ  пусты  внутри,
фальшивы  уже  хотЯ  бы  потому,  что  так  резко  противоречат
горестЯм и  нищете  нашей  жизни;  всЯкий  же  контраст  только
подчеркивает истину. Ћднако, с внешней стороны все это удаетсЯ,
а   в  этом  и  была  всЯ  цель.  Џрекрасно  выразилсЯ  анфор:
"Ћбщество, кружки, салоны, вообще все, что называетсЯ  "светом"
-- это  жалкаЯ  пьеса,  плохаЯ опера, интерес к которой кое-как
поддерживаетсЯ машинами, костюмами и декорациЯми".
     ’очно так же  академии  и  кафедры  философии  в  сущности
только вывески, обманчивый призрак мудрости, котораЯ сама здесь
и   не   ночевала,   а   находитсЯ  где-нибудь  далеко  отсюда.
Љолокольный трезвон,  свЯщеннические  облачениЯ,  благочестивые
лица  и  всЯческое  ханжество  --  тоже лишь вывеска, неудачнаЯ
пародиЯ  набожности.  Џочти  все  на  деле  оказываетсЯ  пустым
орехом;  зерно  редко  само  по  себе  и  еще  реже находитсЯ в
скорлупе. €скать его надо совсем не тут,  и  обычно  его  можно
найти лишь случайно.
     2)   —тобы  оценить  положение  человека  с  точки  зрениЯ
счастьЯ, надо знать не то, что дает ему удовлетворение,  а  то,
что способно опечалить его, и чем незначительнее это последнее,
тем  человек  счастливее:  чтобы быть чувствительным к мелочам,
надо жить в известном довольстве: в несчастии ведь мы их  вовсе
не ощущаем.
     3)   Ќе   следует  предъЯвлЯть  к  жизни  слишком  высокие
требованиЯ, т. е. строить свое счастье на  широком  фундаменте;
опираЯсь  на  него  счастье легче может рушитьсЯ, будучи больше
подвержено  разным  бедам,  которых  избежать  нельзЯ.  ‚  этом
отношении  здание  счастьЯ прЯмо противоположно зданиЯм вообще,
которые прочнее всего держатсЯ именно  на  широком  фундаменте.
Џоэтому  привести  свои  притЯзаниЯ в соответствие с имеющимисЯ
силами и средствами -- таков вернейший  путь  избежать  крупных
несчастий.
     ‚ообще,  заранее  строить,  каким  бы  то ни было образом,
подробный план своей жизни --  одна  из  величайших  глупостей,
постоЯнно  совершаемых.  Џри этом всегда рассчитывают на долгую
жизнь, а таковаЯ редко кому суждена. Ќо  даже  если  и  прожить
долго,   то  все  же  и  этих  лет  не  хватит  длЯ  выполнениЯ
выработанного плана; оно всегда требует большего  времени,  чем
предполагалось.  Љ тому же эти планы, как и всЯкое человеческое
намерение, так часто встречают разные  препЯтствиЯ,  что  очень
редко  удаетсЯ провести их до конца. Ђ если и удаетсЯ выполнить
все, то оказываетсЯ,  что  забыли  предусмотреть  те  перемены,
какие  времЯ  совершило  в  нас  самих;  упустили  из виду, что
способность к труду и к наслаждениЯм не может продолжатьсЯ  всю
жизнь.  ’ак  что  часто  мы  трудимсЯ  ради  того,  что, будучи
достигнуто, оказываетсЯ нам "не по плечу", или же  тратим  годы
на подготовительные работы, незаметно тем временем отнимающие у
нас  силы,  необходимые  длЯ главной задачи. —асто оказываетсЯ,
что мы  не  можем  воспользоватьсЯ  богатством,  добытым  ценою
многих  опасностей  и долгих усилий, и следовательно, трудились
длЯ других; или, что мы не в силах занимать пост,  которого  мы
многие  годы  так  усердно  добивались;  все это приходит к нам
слишком поздно. €ногда, наоборот, мы опаздываем, особенно, если
дело   касаетсЯ   творений   и   произведений:   вкусы   успели
переменитьсЯ,   подросло   новое  поколение,  нисколько  нашими
мыслЯми и идеЯми не интересующеесЯ, или же  другие,  идЯ  более
кратким  путем, опередили нас и т. п. ’о, что изложено под этим
пунктом, по-видимому, и имел в виду ѓораций,  сказав:  "Љ  чему
утомлЯть слабую душу расчетами вечности?"
     Џричина  этой обычной ошибки лежит в неизбежном оптическом
обмане  нашего  духовного  взора,  вследствие  которого  жизнь,
рассматриваемаЯ   с   порога,   кажетсЯ   бесконечной,  а  если
обернутьсЯ назад, дойдЯ до ее конца, -- она представитсЯ  очень
короткой.  Џравда, этот обман имеет и хорошую сторону: без него
едва ли было бы создано что-то великое.
     ‚ообще с нами в жизни происходит то же, что с путником: по
мере того, как он идет, предметы приобретают все  иные  и  иные
формы,  в  зависимости  от  приближениЯ  к  ним. ’о же с нашими
желаниЯми. —асто мы находим нечто другое,  иногда  лучшее,  чем
то,  чего  искали;  иногда  искомое  находитсЯ совсем не на том
пути, по которому мы шли. €ногда там, где мы искали наслаждениЯ
и радости, мы находим знание, урок -- прочное,  истинное  благо
вместо   преходЯщего   и  обманчивого.  ’акова  основнаЯ  мысль
"‚ильгельма Њейстера" --  романа  "интеллектуального",  который
именно  поэтому  выше  всех  других, выше даже романов ‚альтера
‘котта, имеющих  этическую  подкладку,  т.  е.  рассматривающих
человеческую  натуру лишь в волевой концепции. ’очно так же и в
"‚олшебной флейте", в этом смешном, но  Ярком  и  выразительном
символе,   резкими  и  грубыми,  как  на  декорациЯх,  штрихами
проведена та же основнаЯ мысль. Ћна была бы проведена до конца,
если бы ’амино,  которого  вернуло  желание  обладать  ’аминой,
вместо  нее захотел бы вступить и вступил бы в храм мудрости, и
если бы его противоположность -- Џапаген получил свою Џапагену.
     Ѓлагородные, хорошие люди скоро  усваивают  воспитательные
уроки  судьбы и послушно, с благодарностью следуют им, понимаЯ,
что в этом мире можно найти  опыт,  но  не  счастье,  привыкают
охотно менЯть надежды на знаниЯ и соглашаютсЯ в конце концов со
словами Џетрарки: "џ не знаю иного наслаждениЯ, как познавать".
ќти  люди  могут  достичь даже того, что они лишь наружно, и то
кое-как  будут  следовать  своим  желаниЯм  и  стремлениЯм,   в
сущности  же  серьезно  будут жаждать одного лишь познаниЯ, что
придаст им оттенок возвышенности, гениальности. Њожно  сказать,
что  в  этом  смысле  с нами случаетсЯ то же, что с алхимиками,
искавшими только золото и открывшими вместо него порох, фарфор,
целебные средства и рЯд законов природы.


     Ѓ. Џоведение по отношению к самим себе

     4) Љак рабочий, трудЯсь  над  возведением  зданиЯ  или  не
знает  или  не  всегда отчетливо представлЯет себе план целого,
так же и человек, отбываЯ отдельные дни и часы своей  жизни  не
имеет   общего   представлениЯ   о   ходе  и  характере  своего
существованиЯ. —ем  достойнее,  содержательнее,  планомернее  и
индивидуальное этот общий характер его жизни, тем необходимее и
благотворнее  длЯ человека кидать иногда взглЯд на его план, на
уменьшенный его абрис. Џравда, длЯ этого необходимо,  чтобы  он
уже  вступил  на  путь  самопознаниЯ  и знал, к чему он главным
образом и прежде всего стремитсЯ,  что,  следовательно,  важнее
длЯ  его  счастьЯ  и что может в этом отношении играть вторую и
третью роли; необходимо далее, чтобы он знал, каковы в  главных
чертах его призвание, его роль и отношение к миру. …сли все это
разумно  и  возвышенно,  то  взглЯд  на общие контуры его жизни
сможет больше, чем что-либо иное, укрепить, возвысить человека,
подбодрить его к деЯтельности и удержать от неверного пути.
     Љак  путник  может   составить   общее   представление   о
пройденном  пути  со  всеми  его  изгибами, лишь взобравшись на
какую-либо возвышенность, так и мы только  к  концу  известного
периода  жизни,  а  то  и  к концу самой жизни, можем правильно
судить о  наших  поступках  и  творениЯх,  понЯть  их  свЯзь  и
сцепление  и,  наконец,  оценить их по достоинству. €бо пока мы
ими поглощены, мы действуем  под  влиЯнием  неизменных  свойств
нашего   характера,   под   влиЯнием  мотивов  и  сообразно  со
способностЯми делаЯ, в силу абсолютной необходимости, лишь  то,
что  нам  в  данную минуту представлЯетсЯ правильным и должным.
‹ишь   результаты   показывают,   что   из   этого   вышло,   а
ретроспективный  взглЯд на все совершенное объЯснит нам, почему
и как это получилось. Џоэтому, совершаЯ величайшие  деЯниЯ  или
создаваЯ бессмертные творениЯ, мы не сознаем этих достоинств, а
просто  видим  в них нечто, отвечающее нашим теперешним целЯм и
нашим прежним намерениЯм, а  потому  и  правильное  длЯ  данной
минуты;  лишь  из  целого,  во всей его с