агробном существовании  индивидуума
даетсЯ в великом учении Љанта об ђеальности. времени. €менно в данном пункте
это учение  особенно важно и  плодотворно, потому что своими, хотЯ и  вполне
теоретическими, но  глубоко обоснованными взглЯдами, оно заменЯет положениЯ,
которые и на том, и на другом пути вели  к абсурду,  и сразу устранЯет самый
волнующий из всех  метафизических вопросов. Ќачало, конец, продолжение - это
все  такие понЯтиЯ,  которые  заимствуют свой смысл единственно от времени и
получают значение только при условии последнего. Ђ времЯ между тем  не имеет
абсолютного бытиЯ, не есть способ и склад внутреннего существованиЯ вещей, а
представлЯет  собою только ту форму, в которой мы познаем наше и  всех вещей
бытие и  существо;  отсюда  следует, что это познание весьма несовершенно  и
ограничено одними ЯвлениЯми. ’аким образом, только к последним находЯт  себе
применение понЯтиЯ прекращениЯ и продолжениЯ, - а не к тому, что в них, этих
ЯвлениЯх,  нам  представлЯетсЯ,  т.е.  не ко  внутренней сущности  вещей,  в
применении к которой эти понЯтиЯ, следовательно, больше не имеют смысла. ќто
видно уже из того, что  на вопрос о  загробной жизни  индивидуума, - вопрос,
который вытекает из названных понЯтий временного характера,  - не может быть
дано никакого ответа, и  каждое решение его в ту или другую сторону  открыто
серьезным  возражениЯм. ‚ самом деле: можно утверждать,  что наше внутреннее
существо  продолжаетсЯ после смерти, так как немыслимо,  чтобы оно погибало;
но  можно  утверждать и то, что наше внутреннее  существо погибает,  так как
немыслимо, чтобы оно  продолжалось: в  сущности, одинаково  верно  и  то,  и
другое. ‡десь можно бы таким образом построить нечто  вроде антиномии, -  но
она  опиралась  бы  на одни  только  отрицательные  данные.  ‚  ней субъекту
суждениЯ мы приписывали бы два противоречиво-противоположные предиката, - но
только потому, что  всЯ категориЯ  последних к этому  субъекту  неприменима.
…сли же отказывать г  ему  в  обоих предикатах не вместе, а порознь, то дело
принимает  такой   вид,   как   будто   бы   этим   утверждаетсЯ   предикат,
противоречиво-противоположный  тому, который  в  каждом ;• данном  случае за
субъектом   отрицают.   ќто  объЯснЯетсЯ  тем,   что  здесь  мы   сравниваем
несоизмеримые величины,  поскольку даннаЯ  проблема переносит  нас  в  такую
область,   котораЯ  упразднЯет   времЯ  и  все-таки   употреблЯет  временные
определениЯ:  следовательно,  приписывать   субъекту   эти  определениЯ  или
отказывать ему в них, - одинаково не-: верно. „ругими словами:  эта проблема
трансцендентна. ‚ этом смысле смерть остаетсЯ тайной.

     Ќо,  удерживаЯ  это  различие  между  Явлением  и  вещью  в себе, можно
выставить утверждение,  что  человек, правда, как Явление и  преходЯщ, но на
его внутреннее существо эта бренность не распространЯетсЯ и последнее, таким
образом,  • неразрушимо,  -  хотЯ вследствие характерной длЯ него элиминации
временных понЯтий ему и нельзЯ приписать никакой продолжительности. €так, мы
приходим  здесь к понЯтию  такой  неразрушимости,  котораЯ, однако, не имеет
временного  характера.  ќто  понЯтие,  добытое путем  абстракции,  и мыслимо
только в абстракции: не подтверждаемое никакой интуицией, оно, собственно, и
не может быть  доведено до  отчетливой  формы. Ќо, с  другой  стороны, здесь
следует  указать  на  то, что  мы, в  противоположность  Љанту, не  отрицаем
безусловно познаваемости вещи в  себе, а знаем, что последнюю следует искать
в  воле.  Џравда,  мы  никогда  не  утверждали, что  обладаем  абсолютным  и
исчерпывающим знанием  вещи в себе; напротив, мы  очень  хорошо  видели, что
невозможно познать что бы то ни было таким, каково оно в своей безусловности
и  внутренней  сущности.  €бо   коль  скоро  Я  познаю,  Я  имею   известное
представление; последнее же, именно потому, что оно  - мое представление, не
может быть тожественно с познаваемым предметом, а переводЯ  его из бытиЯ длЯ
себЯ  в  бытие длЯ других, воспроизводит его в совершенно другой форме, т.е.
все  еще должно быть рассматриваемо не иначе, как Явление  данного предмета.
Џоэтому  длЯ  познающего  сознаниЯ, какими бы  свойствами оно  ни  обладало,
всегда  могут  существовать одни только ЯвлениЯ. ќто  не вполне  устранЯетсЯ
даже и там, что объектом познаниЯ служит здесь мое собственное существо: ибо
поскольку  это  существо  попадает  в  поле  моего познающего сознаниЯ,  оно
оказываетсЯ уже  только  рефлексом моего существа,  чем-то от  самого  этого
существа отличным, т.е. уже до известной степени -  Явлением. ’аким образом,
поскольку Я - познающее, в своем собственном существе Я имею только Явление;
а  поскольку  Я  сам -  непосредственно  это  существо,  постольку  Я  -  не
познающее. ‚едь  то,  что  познание  -  только производное  свойство  нашего
существа и обусловливаетсЯ  животной природой последнего, - это Я достаточно
выЯснил во  второй книге. ‘трого говорЯ, даже  и волю свою мы всегда познаем
еще  только  как Явление, а не  в ее безусловной,  внутренней  сущности.  Ќо
именно в этой же второй книге, равно как и в сочинении "Ћ воле в природе", Я
обстоЯтельно показал, что когда, желаЯ проникнуть в недра вещей, мы покидаем
все то, что нам дано лишь  косвенно и извне, и становимсЯ лицом к лицу с тем
единственным   Явлением,   в   сущность    которого   нам   дано   заглЯнуть
непосредственно изнутри,  то  как  нечто  конечное, как  Ядро реальности  мы
безусловно находим в нем, этом Явлении, волю; и оттого мы признаем последнюю
вещью  в себе, поскольку она уже не имеет  своей  формой пространство,  хотЯ
сохранЯет  еще  форму  времени, поскольку, следовательно,  она  раскрываетсЯ
перед нами только  в самом непосредственном проЯвлении своем, - и признаем к
тому  же  с той  оговоркой,  что  это познание  вещи  в  себе  еще  не  есть
исчерпывающее и  вполне  адекватное.  ‚  этом  смысле,  значит, мы  и  здесь
удерживаем понЯтие воли, как вещи в себе.

     Љ человеку, как  Явлению  во времени,  понЯтие прекращениЯ,  бесспорно,
применимо, и эмпирическое  знание неприкровенно указывает на смерть,  как на
конец  этого  временного  существованиЯ. Љонец личности так  же  реален, как
реально было  ее  начало,  и  в  том самом смысле, в  каком  нас не было  до
рождениЯ,  нас  не будет  и  после  смерти.  Ќо  при  этом смерть  не  может
уничтожить большего, чем дано было рождением, - следовательно, не  может она
уничтожить  того, благодарЯ чему  только и стало возможным самое рождение. ‚
этом  смысле  "рожденный  и возрожденный"  - прекрасное  выражение.  Ќо  всЯ
совокупность эмпирического  знаниЯ  предлагает нам  одни ЯвлениЯ:  только на
последнее,  значит,  распространЯютсЯ  временные  процессы  возникновениЯ  и
уничтожениЯ, а  не  на  само  ЯвлЯющеесЯ,  не на  внутреннюю  сущность.  „лЯ
последней вовсе не существует обусловливаемой мозгом противоположности между
возникновением и уничтожением, - здесь  эта противоположность , терЯет смысл
и  значение.  ‚нутреннЯЯ сущность, таким образом,  остаетсЯ недоступной  длЯ
временного  конца какого бы ,  то  ни было  временного  ЯвлениЯ  и постоЯнно
удерживает за .  собою  такое бытие,  к которому неприменимы понЯтиЯ начала,
конца и  продолжениЯ. Ђ подобное  бытие,  насколько мы можем его проследить,
это,  в  каждом  ЯвлЯющемсЯ существе, -  его  волЯ;  так это и  в  человеке.
‘ознание же состоит в познании,  а последнее в качестве  деЯтельности мозга,
т.е. функции организма, относитсЯ, как Я уже достаточно; выЯснил, к простому
Явлению и поэтому кончаетсЯ вместе с ним: неразрушима одна только волЯ, чьим
созданием, или, вернее, отображением, было тело. ‘трогое различение  воли от
познаниЯ,  с  утверждением  примата  первой,  -  эта  основнаЯ   черта  моей
философии,  - вот единственный ключ к разрешению того противоречиЯ,  которое
принимает различные формы и каждый раз  с новой силой возникает даже в самом
элементарном сознании, - того  противоречиЯ,  что  смерть -  наш конец, а мы
между тем все-таки должны быть вечны и  неразрушимы: спинозовское "чувствуем
и воочию убеждаемсЯ, что мы вечны". Ћшибка всех философов заключалась в том,
что  метафизическое,   неразрушимое,  вечное   в  человеке  они  полагали  в
интеллекте,  между  тем  как  на самом деле оно лежит исключительно в  воле,
котораЯ  от  первого  совершенно отлична  и только одна первоначальна. Љак Я
самым основательным образом  показал  во  второй книге, интеллект -  феномен
производный и обусловленный мозгом, и поэтому он вместе с  ним  начинаетсЯ и
кончаетсЯ.  ‚олЯ  одна  -  начало  обуславливающее,  зерно  ЯвлениЯ, от форм
последнего, к которым  относитсЯ и времЯ,  свободное, -  а  следовательно, и
неразрушимое. ‘о  смертью, таким образом,  погибнет сознание, но  не то, что
породило и  поддерживало  это сознание:  гаснет жизнь,  но остаетсЯ  принцип
жизни,  который в ней  проЯвлЯлсЯ. Ћттого всЯкому и подсказывает несомненное
чувство, что в нем  есть нечто безусловно непреходЯщее и неразрушимое;  даже
свежесть и живость наших воспоминаний из очень далекого времени, из  раннего
детства,  свидетельствуют  о  том,  что  в  нас  есть  нечто  такое,  что не
увлекаетсЯ потоком времени, не стареет, а пребывает неизменным. Ќо что такое
это непреходЯщее, - этого нельзЯ себе Ясно представить. ќто не сознание, как
и  не тело,  на котором, очевидно, зиждетсЯ сознание. ќто  скорее то, на чем
зиждетсЯ самое тело вместе с сознанием, т.е. именно то, что,  попадаЯ в поле
сознаниЯ,  оказываетсЯ  волей.  ‚ыйти  за  пределы  этого  непосредственного
проЯвлениЯ  ее  воли  мы,  разумеетсЯ,  не  можем, потому что  нам  не  дано
перешагнуть за  предел сознаниЯ; и  поэтому  вопрос  о  том, что  такое  это
неразрушимое в нас  начало, поскольку  оно не попадает в сознание, т.е.  что
оно  такое само по  себе  и безусловно, -  этот  вопрос должен  остатьсЯ без
ответа. ‚  пределах ЯвлениЯ и посредством его форм,  времени и пространства,
как  принципа индивидуации, дело, по-видимому, обстоит так, что человеческий
индивидуум  погибает, а человеческий род  неизменно пребывает и живет. Ќо во
внутреннем существе вещей, которое остаетсЯ свободным от этих форм, отпадает
и все различие между индивидуумом и родом, и оба  составлЯют непосредственно
одно. ‚сЯ волЯ к жизни сполна находитсЯ в индивидууме, как она находитсЯ и в
роде, и потому бессмертие рода - это только символ неразрушимое индивидуума.

     ’аким  образом,  бесконечно   важное  понимание  неразрушимости  нашего
истинного существа длЯ смерти  целиком зиждетсЯ на разнице между Явлением  и
вещью в себе. Џоэтому Я освещу эту разницу самым Ярким  образом, вытеснив ее
теперь на том, что  противоположно смерти,  т.е.  на возникновении  животных
существ, - рождении. €бо этот  процесс, такой  же загадочный, как и  смерть,
непосредственнее всего  рисует у  нас перед глазами основное  различие между
Явлением и внутренней сущностью вещей, т.е. между миром, как представлением,
и  миром, как  волей, а  равно  и полную  разнородность,  существующую между
законами этих обоих миров.

     Ђкт  рождениЯ   представлЯетсЯ  нам  в  двоЯком  виде;  во-первых,  длЯ
самосознаниЯ, которого единственным предметом, как  Я  уже -говорил,  служит
волЯ со всеми своими состоЯниЯми; во-вторых, длЯ сознаниЯ других вещей, т.е.
лЯ мира представлений,  или эмпирической реальности вещей.  ‘о стороны воли,
т.е. изнутри, субъективно,  длЯ  самосознаниЯ, названный акт  представлЯетсЯ
как  самое   непосредственное  и  полное   удовлетворение  воли,   т.е.  как
сладострастие.  ‘о стороны  же  представлениЯ, т.е.  извне,  объективно, длЯ
сознаниЯ  других  вещей,  он -  уток  искуснейшей ткани,  основа  невыразимо
сложного  животного организма,  который после этого нуждаетсЯ  еще только  в
дальнейшем  развитии,  длЯ того чтобы  предстать  перед  нашими  изумленными
глазами. ќтот организм, бесконечную  сложность и совершенство которого знает
лишь тот,  кто изучал анатомию, со стороны представлениЯ  нельзЯ понимать  и
мыслить иначе  как  систему"  обдуманную  в самых закономерных комбинациЯх и
осуществленную с  чрезвычайным искусством и точностью, как труднейший проект
самых глубоких  соображений,  между тем  со стороны  га, в  самосознании, мы
видим,  что этот организм произвел в результате векового акта, составлЯющего
прЯмую  противоположность  всЯкому  соображению,  - в результате  слепого  и
дикого порыва, необыкновенно сладострастного ощущениЯ. ќта противоположность
находитсЯ  в  тесном  родстве  с  указанным выше  бесконечным  контрастом  и
абсолютной легкостью,  с  какою природа  создает свои  творениЯ, и  в  своей
удивительной беспечности, нисколько не задумываЯсь, обрекает  свои детища на
гибель, -  и  непостижимо  искусной  и  продуманной конструкцией  этих самых
творений,  судЯ  по  которой создать  их  было бесконечно  трудно,  так  что
необходимо, по-видимому, самым тщательным и изысканным образом печьсЯ  об их
сохранении,  -  тогда как на самом  деле мы видим совершенно  иное.  ’еперь,
когда  путем этих,  правда  весьма  необычных, "соображений мы  крайне резко
сопоставили обе разнородные грани мира и как бы сжали их в одну руку, нам не
следует ни  на минуту  разъединЯть  их, длЯ того  чтобы  убедитьсЯ в  полной
неприменимости законов ЯвлениЯ, или мира как представлениЯ, к миру воли, или
вещей б себе; тогда длЯ нас  станет понЯтнее, что в то времЯ, как на стороне
представлениЯ,  т.е.  в  мире  феноменов, нам мерещитсЯ то возникновение  из
ничего, то  совершенное уничтожение возникшего, - на другой стороне, в сфере
вещи в себе, перед нами лежит такаЯ сущность, в применении  к  которой вовсе
не  имеют  смысла  понЯтиЯ  возникновениЯ и  уничтожениЯ.  €бо  только  что,
углубившись в самый корень мира, где в самосознании встречаютсЯ лицом к лицу
Явление и внутреннЯЯ сущность, мы как  бы осЯзательно понЯли  что они,  т.е.
Явление и сущность, безусловно несоизмеримы между собою, что весь характер и
склад бытиЯ одного, со всеми основными  законами  этого бытиЯ, длЯ другой не
значит ничего и даже меньше, чем ничего.

     џ  думаю, что это последнее  соображение лишь немногие поймут  хорошо и
что   всем,  кто  его   не  поймет,   оно  покажетсЯ   неприЯтным   и   даже
предосудительным;  но из-за этого Я не поступлюсь ничем, что может служить к
уЯснению моей основной мысли.

     ‚ начале этой главы Я указал на то,  что великаЯ привЯзанность к жизни,
или,  вернее, страх  смерти, нисколько не вытекает из  познаниЯ -в последнем
случае он, этот страх, был бы результатом сознательного убеждениЯ в ценности
жизни. џ выЯснил, что страх смерти имеет свои корни непосредственно в воле и
возникает из ее первоначального естества, когда ей  чуждо всЯкое  познание и
она  ЯвлЯетсЯ  поэтому  слепой  волей  к  жизни.  Љак в  жизнь  нас завлекло
совершенно  иллюзорное  побуждение сладострастиЯ,  так нас удерживает в ней,
несомненно, такой же иллюзорный страх смерти. € это побуждение, и этот страх
непосредственно вытекают  из воли, котораЯ сама по себе чужда познанию. …сли
бы, наоборот, было существо, исключительно познающее, то смерть была бы  длЯ
него  не только безразлична, но  и прЯмо желанна. Њежду тем соображение,  до
которого  мы  подошли  здесь, учит  нас,  что  смерть  поражает только  наше
Ћпознающее  сознание, между  тем как волЯ,  поскольку она -  та вещь в себе,
котораЯ  лежит в основе всЯкого индивидуального ЯвлениЯ, -  волЯ свободна от
всего, что зиждетсЯ а временных определениЯх, т.е. она непреходЯща. …е порыв
к  существованию  и проЯвлению, откуда  возникает мир,  всегда  находит себе
удовлетворение, ибо мир сопровождает в, как тень - свое тело: ведь он не что
иное, как обнаружено ее существа. Ђ если волЯ все-таки  боитсЯ в нас смерти,
" это происходит от того, что познание показывает ей здесь сущность только в
индивидуальном Явлении; отсюда и возникает длЯ воли иллюзиЯ, будто вместе  с
этим Явлением погибает  и  она,  подобно  тому  как мне  кажетсЯ,  что  если
разобьют  зеркало, в  которое  Я смотрюсь,  то вместе с ним  рушитсЯ  и  мое
изображение в  нем: это-то и проникает волю содроганием,  как  противное  ее
изначальному  естеству,  которое  представлЯет собою слепой  порыв  к бытию.
Ћтсюда следует, что то начало в нас, которое одно способно боЯтьсЯ смерти  и
действительно  одно  и боитсЯ  ее, т.е. волЯ, смерти не подлежит;  а то, что
смерти подвластно и действительно погибает, - это по самой  природе своей не
способно  испытывать  никакого  страха, как  и  вообще  никаких  желаний или
аффектов,  и поэтому равнодушно к бытию или небытию,  это  именно -  простой
субъект  познаниЯ,  интеллект,   чествование  которого  заключаетсЯ  в   его
отношении  к  миру представлениЯ,  т.е. к миру  объективному,  коего он  жил
коррелЯтом и с существованием коего его собственное бытие в действительности
составлЯет одно.  …сли таким образом индивидуальное сознание и не переживает
смерти, то  ее переживает то, что  одно только  и противитсЯ -  волЯ. Ћтсюда
объЯснЯетсЯ и  то противоречие,  что  хотЯ философы, стоЯ на почве познаниЯ,
всегда очень основательно доказывали, что смерть не есть зло, - все-таки длЯ
страха смерти все эти доводы оставались неубедительны, - именно потому,  что
корни его лежат  не в познании, а  исключительно  в воле. …сли все религии и
философемы сулЯт вечную награду за одну только добродетель воли, или сердца,
а не за достоинства интеллекта, или головы, то  это  тоже вытекает именно из
того, что неразрушимое  начало в нас - волЯ, а не интеллект. Љ уЯснению этой
мысли  может  послужить  и   следующее.  Џрирода  воли,  составлЯющей   наше
внутреннее  существо, проста: волЯ  только  хочет и не познает.  ‘убъект  же
познаниЯ  -  Явление вторичное,  проистекающее из объективации  воли:  это -
объединЯющий пункт чувствительности нервной системы, как бы фокус, в котором
собираютсЯ дуги деЯтельности всех частей мозга.  € поэтому  вместе  с мозгом
должен погибнуть  и  он.  ‚  самосознании  он,  как чисто  познающее начало,
противостоит  воле, в качестве ее  зрителЯ, и  хотЯ  он  произошел  из  нее,
все-таки он познает в ней нечто от себЯ отличное, - познает вследствие этого
только   эмпирически,   во  времени,  по  частЯм,   в  ее   последовательных
возбуждениЯх и актах, -  да  и о  решениЯх ее он узнает лишь апостериорно  и
часто  весьма косвенным путем. ќтим и объЯснЯетсЯ,  почему  наше собственное
существо представлЯет длЯ нас, т.е. длЯ нашего интеллекта, загадку и  почему
индивидуум  смотрит на  себЯ как на нечто  возникшее и  преходЯщее, хотЯ его
сущность сама по себе безвременнаЯ,  т.е. вечнаЯ. Љак волЯ не  поикает, так,
наоборот, интеллект или субъект  познаниЯ -  начало исключительно познающее,
чуждое каких бы то ни было желаний. ”изически это выражаетсЯ в том, что, как
Я уже упомЯнул во  второй книге, по Ѓиша, различные  аффекты непосредственно
действуют на  все части  организма и  нарушают их функции, - за  исключением
мозга, который они  в крайнем случае могут поражать лишь косвенно, т.е. лишь
в результате именно этих функциональных нарушений в других органах ("Ћ жизни
и смерти", разд. 6, ї 2). Ђ отсюда следует, что  субъект  познаниЯ,  сам  по
себе  и как такой,  ни в чем  не может принимать  участиЯ или интереса и длЯ
него  безразлично  существование или несуществование  чего бы то ни  было на
свете, и даже свое собственное. Џочему же  это  безучастное  существо должно
быть бессмертным? Ћно кончаетсЯ  вместе  с  временным  Явлением воли, т.е. с
индивидуумом, как вместе с ним оно и началось. ќто - фонарь,  который гасЯт,
как только он сослужил свою  службу. €нтеллект,  как и  наглЯдный мир, в нем
одном существующий, - простое Явление; но  конечность их, интеллекта и мира,
не касаетсЯ того,  чего проЯвлением  они  служат. €нтеллект - функциЯ первой
системы головного мозга; но эта система, как и остальное тело, - объектность
воли.  Џоэтому  интеллект  зиждетсЯ  на  соматической  жизни  организма,  но
последний сам зиждетсЯ на воле. ‘ледовательно, на органическое  тело можно в
известном  смысле  смотреть  как  на  промежуточное  звено  между  волей   и
интеллектом,  хотЯ на  самом  деле оно не  что иное, как  волЯ, принЯвшаЯ  в
воззрении  интеллекта  пространственный  образ.  ‘мерть  и  рождение  -  это
постоЯнное  обновление  сознаниЯ  воли,  котораЯ  сама по себе  не имеет  ни
начала, ни конца и котораЯ одна ЯвлЯетсЯ как бы субстанцией бытиЯ (но всЯкое
такое  обновление  влечет за  собою и  новую  возможность отрицаниЯ  воли  к
жизни). ‘ознание-это  жизнь  субъекта  познаниЯ,  или мозга, а смерть-  юнец
этого  субъекта.  Џоэтому   сознание,  конечно,  всегда  ново,  каждый   раз
начинаетсЯ с  начала. Џребывает  неизменной одна только волЯ, но  только она
одна и  заинтересована в той неизменности потому,  что она  - волЯ  к жизни.
Џознающий  субъект сам по себе ничем  не заинтересован. Ќо  в Я объединЯютсЯ
между собою  и  эта волЯ,  и этот субъект. ‚ каждом  животном  существе волЯ
приобрела себе интеллект, и он  длЯ нее - свет, при котором она осуществлЯет
свое основание, вероЯтно, и в том, что индивидуальнаЯ волЯ Ќеохотно решаетсЯ
на разлуку со своим интеллектом, который в общем течении природы выпал на ее
долю, -  со  своим проводником  и стражем, без которого  она  чувствует себЯ
беспомощной и слепой.

     €зложенные  мною взглЯды  находЯт  себе  подтверждение и в повседневном
моральном опыте: он учит нас,  что сальна только волЯ, между тем как объекты
ее, в качестве обусловленных познанием,  представлЯют собою  только Явление,
только  пар  и пену,  подобно  тому  вину,  которым  потчевал  Њефистофель в
погребке Ђуэрбаха;  после  каждого  чувственного наслаждениЯ  и мы  говорим:
"казалось мне, - Я пил вино".

     “жасы  смерти  главным образом зиждутсЯ  на той  иллюзии, что  с нею  Я
исчезает,  а мир остаетсЯ.  Ќа самом же  деле  верно скорее противоположное:
исчезает  мир, а сокровенное  Ядро Я, носитель и создатель того субъекта,  в
чьем представлении мир только и имеет свое существование, остаетсЯ. ‚месте с
мозгом  погибает  интеллект,  а  с  ним  и  объективный   мир,  его  простое
представление.  ’о,  что  в  других  мозгах,  как  и  прежде,  будет жить  и
волноватьсЯ подобный же  мир, -  это длЯ исчезающего интеллекта безразлично.
…сли бы поэтому  истиннаЯ реальность лежала не в воле  Я  если бы за границы
смерти простиралось  не моральное  бытие, то ввиду того,  что интеллект, а с
ним  и его мир, погаснет,  сущность вещей  вообще была бы  не  чем иным, как
бесконечной сменой  мимолетных  и  мрачных  сновидений,  без всЯкой взаимной
свЯзи: ибо неизменное  пребывание бессознательной природы находитсЯ только в
представлении времени у  природы  познающей. € следовательно, все тогда было
бы - некий  мировой дух, без цели и смысла грезЯщий по большей части мрачные
и тЯжелые сны.

     €  поэтому когда индивидуум  чувствует страх  смерти,  то  перед  нами,
собственно  говорЯ,  раскрываетсЯ  странное и  даже смеха достойное зрелище:
владыка миров, который все  наполнЯет своим  существом и  благодарЯ которому
только  и существует все,  что  есть,  -  этот  владыка  трепещет  и  боитсЯ
погибнуть,  погрузитьсЯ  в  бездну  вечного   ничто,  -  между   тем  как  в
действительности все  полно им и нет такого места, где бы  его  не было, нет
существа, в котором  бы  он не жил, ибо небытие ЯвлЯетсЯ  носителем бытиЯ. €
тем не менее это он трепещет в индивидууме, который страждет страхом смерти,
ибо он одержим  той  рождаемой принципом  индивидуациЯ  иллюзией,  будто его
жизнь ограничена жизнью теперь умирающего существа:  эта иллюзиЯ входит в то
тЯжелое сновидение, которой он грезит, как водЯ к жизни. Ќо можно бы сказать
умирающему: "ты перестаешь быть чем-то таким, чем лучше было бы тебе никогда
и не становитьсЯ".

     …сли  в  человеке  не  наступило  отрицание воли  к  жизни,  то  смерть
оставлЯет  после  него  зародыш  и  зерно совершенно  иного бытиЯ, в котором
возрождаетсЯ  новый  индивидуум, - таким свежим и первозданным, что  он  сам
предаетсЯ  о  себе удивленному размышлению. Ћтсюда мечтательные и задумчивые
порывы  благородных  юношей в ту пору,  когда  это свежее сознание достигает
своего расцвета. —то длЯ индивидуума сон,  то  длЯ  воли как  вещи в  себе -
смерть.  ‚олЯ не выдержала  бы, не могла  бы в  течение  целой бесконечности
переносить все ту  же сутолоку и страданиЯ без  истинного выигрыша длЯ себЯ,
если бы у  нее сохранились при  этом  воспоминание и  индивидуальность.  Ћна
отбрасывает  их, в этом - ее ‹ета, и освеженнаЯ этим сном смерти, наделеннаЯ
другим  интеллектом,  она опЯть ЯвлЯетсЯ  в виде нового  существа: "к  новым
берегам зовет нас новаЯ зарЯ"...

     Љак утверждающаЯ себЯ волЯ к жизни, человек имеет корни  своего бытиЯ в
роде.  ‚следствие  этого  смерть - только утрата  одной  индивидуальности  и
обличение  в  другую,   т.е.  изменение  индивидуальности,  совершаемое  под
исключительным   руководством  собственной  воли  человека.   €бо  только  в
последней лежит та вечнаЯ сила, котораЯ могла дать ему бытие и Я, но котораЯ
в  силу  его свойства  не  в состоЯнии  удержать  их за ним. ‘мерть,  это  -
безумие, которое поддерживает сущность каждого ("эссенциЯ") в его притЯзании
на   существование  ("экзистенцию");  это   -  раскрывающеесЯ  противоречие,
заложенное во всЯком индивидуальном бытии:

     ‚се то, чему начало было,

     „остойно, чтобы оно уплыло

     [ѓете. "”ауст"].

     €  все-таки  в  распорЯжении  этой самой  силы,  т.е.  воли,  находитсЯ
бесконечное число подобных же существовании  с их Я, которые, однако,  будут
столь  же ничтожны и  преходЯщи.  Ђ  так  как  всЯкое  Я имеет  свое  особое
сознание,  то длЯ последнего, как такого,  это  бесконечное  число  других Я
ничем  не отличаетсЯ  от Я единственного. ‘  этой  точки  зрениЯ,  длЯ  менЯ
представлЯетсЯ  не  случайностью,  что  вечность  одновременно   означает  и
отдельный человеческий  век, в бесконечное времЯ: уже  отсюда можно  видеть,
хоть и неЯсно,  что" сами  по себе и  в своем конечном  основании, и  то,  и
другое  составлЯют  одно  и что  поэтому,  собственно  говорЯ,  безразлично,
существую ли Я, только в течение отмеренного мне века или же в бесконечности
времени.

     Ќо, разумеетсЯ, все то,  о чем Я выше говорил, мы  не можем представить
себе совершенно без помощи  понЯтий о времени, - а между тем они должны быть
устранены, когда  речь  идет  о  вещи  в  себе.  Ќо одним  из  непреодолимых
ограничений нашего интеллекта ЯвлЯетсЯ то, что  он никогда не  может  вполне
отрешитьсЯ  от  этой  первой  и  самой  непосредственной  формы  всех  своих
представлений  -  времени,  и  оперировать  без  нее. Ћттого мы,  бесспорно,
приходим к  различию,  что  она  распространЯетсЯ  не на всю душу (познающее
существо остаетсЯ неизменным), а только на волю, - благодарЯ чему и отпадает
здесь  много  не-сообразностей, свойственных  учению  о  метемпсихозе; кроме
того, от обычной веры в метемпсихоз настоЯщаЯ отличаетсЯ сознанием того, что
форма времени ЯвлЯетсЯ здесь лишь  в качестве неизбежного  приспособлениЯ  к
ограниченности нашего интеллекта.  …сли же  мы  призовем на помощь тот факт,
разъЯснЯемый  ниже,  в  43-й главе,  что  характер,  т.е. волЯ,  наследуетсЯ
человеком  от  отца,  а интеллект  -  от матери,  то с  общим  строем  наших
воззрений   вполне   совпадает   то,  что   волЯ  человека,   сама  по  себе
индивидуальнаЯ, в смерти разлучаетсЯ с интеллектом, при рождении  полученным
от матери, и затем, согласно своим  вновь модифицированным свойствам, следуЯ
нити гармонирующего  с последними и безусловно необходимого  течениЯ мировых
вещей, получает  в новом  рождении новый интеллект, благодарЯ  которому  она
становитсЯ  новым  существом, не сохранЯющим никакого  воспоминаниЯ  о своем
прежнем бытии, ибо интеллект, который  один только  и обладает  способностью
воспоминаний,  представлЯет собою смертную часть, или форму,  между  тем как
волЯ-часть вечнаЯ, субстанциЯ; вот  почему длЯ  характеристики  этого учениЯ
более подходит слово "палингенезиЯ", чем "метемпсихоз".

     ќти  постоЯнные  возрождениЯ  образуют  собою  череду  жизненных  снов,
которые  грезЯтсЯ  воле,  в  себе  неразрушимой,  пока  она,  умудреннаЯ   и
исправленнаЯ такой обильной сменой разнородного познаниЯ в постоЯнно новых и
новых формах, не уничтожит сама себЯ.

     ‘ этим воззрением согласуетсЯ и подлинное, так сказать - эзотерическое,
учение буддизма, как его характеризуют новейшие исследованиЯ. Ћно исповедует
не метемпсихоз, а своеобразную, зиждущуюсЯ на моральной основе палингенезию,
которую оно развивает и  объЯснЯет с  большим глубокомыслием,  как это можно
видеть из данного у ‘пенса •арди в его "ђуководстве по буддизму", стр. 394 -
396,  высокопоучительного  и  интересного изложениЯ этой религиозной  теории
(ср. стр. 429,  440 и 445 той же книги); подтверждение  этому  можно найти у
’эйлора  в  "Џрабод —андра „айЯ", 1912,  стр.  35;  а  также у  ‘ангермано в
"Ѓирманской империи", стр. 6; как и в "Ђзиатских исследованиЯх", том 6, стр.
179 и  том 9,  стр.  256.  €  очень  полезный немецкий компендиум  буддизма,
составленный Љеппеном, тоже содержит верные сведениЯ по этому пункту. Ћднако
длЯ большинства буддистов это учение слишком тонко; поэтому длЯ них,  в виде
удобопонЯтного суррогата, проповедуетсЯ именно метемпсихоз.

     ‚прочем,  не  следует упускать из  виду,  что даже  эмпирические данные
свидетельствуют  в пользу  такого рода палингенезии.  …сть фактическаЯ свЯзь
между рождением  вновь  поЯвлЯющихсЯ существ и смертью существ отживших: она
сказываетсЯ  именно  в той большой плодовитости человеческого рода,  котораЯ
возникает вслед  за опустошительными эпидемиЯми. Љогда  в  XIV  веке  чернаЯ
смерть обезлюдила  большую часть ‘тарого ‘вета, то  в человечестве  возникла
совершенно  необычайнаЯ  плодовитость  и  двойни  сделались весьма часты;  в
высшей  степени странно  было при  этом  то обстоЯтельство,  что ни  один из
родившихсЯ за  это времЯ детей не получил  сполна  всей  нормы зубов, -  это
значит, что напрЯгавшаЯсЯ природа поскупилась на детали.  Ћб этом повествует
”.  нуррер  в  своей "•ронике  эпидемий", 1825.  ’очно  так же  и  Љаспер в
сочинении   "Ћ  вероЯтной   продолжительности   человеческой  жизни",  1835,
устанавливает  то  основное  положение,  что самое  решительное  влиЯние  на
долговечность  и смертность в каждом данном населении имеет число рождений в
нем, которое всегда идет нога в ногу со смертностью, так что смертные случаи
и случаи рождениЯ всегда и повсюду увеличиваютсЯ и уменьшаютсЯ  в одинаковой
пропорции; Љаспер неопровержимо доказывает это на массе фактов, собранных из
многих стран  и притом из разных частей последних.  €  тем не менее не может
существовать физической причинной свЯзи между моей преждевременной смертью и
плодовитостью  чужого  брачного  ложа, или  наоборот.  €так,  метафизическое
выступает   здесь   самым   неоспоримым    и   поразительным   образом   как
непосредственное основание длЯ объЯснениЯ феноменов физических.

     •отЯ каждое  новорожденное существо  и вступает в новое бытие свежим  и
радостным и наслаждаетсЯ им, как подарком, - во на самом деле здесь нет и не
может быть никакого подарка. …го свежее существование куплено ценою старости
и смерти существа отжившего, которое хотЯ  и  погибло, по содержало  в  себе
неразрушимый зародыш, из коего и возникло это новое существо: оба они - одно
существо. Џоказать мост между ними  - это было бы, конечно, решением великой
загадки.

     ‚ысказанную здесь  великую истину никогда всецело не отвергали, хотЯ ее
и не могли свести к ее точному и  правильному смыслу:  на  последний бросает
свет только учение о примате и метафизической сущности воли и о производной,
чисто  органической  природе  интеллекта.  Њы  видим  именно,  что  учение о
метемпсихозе, которое ведет свое начало от самой древней и самой благородной
эпохи человеческого  рода, всегда было распространено на земле  и было верой
огромного  большинства людей и даже догматом  всех  религий"  за исключением
иудейской и  двух ее отпрысков; во тоньше всего и ближе всего к истине  оно,
как Я уже упомЯнул, - в буддизме. €так, если христиане уповают на свидание с
ближними в  ином мире, где люди встретЯтсЯ между собою во всей полноте своей
личности и тотчас же узнают друг друга, то в остальных религиЯх это свидание
происходит  уже  и  теперь,  но  только  инкогнито:  именно, в  кругообороте
рождений  и  в силу метемпсихоза, или палингенезии,  те лица, которые  стоЯт
ныне в близком  общении  или соприкосновении с нами,  и возродЯтсЯ  вместе с
нами при ближайшем рождении  и  будут иметь те  же  или,  по  крайней  мере,
аналогичные  отношениЯ  и  чувства  к  нам,  что  и  теперь,  -  все  равно,
дружественные или враждебные (см.: ‘пенс  •арди.  "ђуководство по буддизму",
стр. 162). Љонечно, воспризнание себЯ и  других ограничиваетсЯ здесь смутным
чувством, каким-то восприииманием, которое никогда не может быть „оведено до
полной отчетливости и терЯетсЯ в бесконечной дали,  - только сам Ѓудда имеет
то преимущество, что он Ясно помнит свое и других прежние  рождениЯ, как это
описано  в  "џтака".  €  поистине,  когда   в  счастливые  минуты  мы  чисто
объективными глазами смотрим на дела и пробуждениЯ людей в их реальности, то
невольно  возникает у нас  интуитивное  убеждение, что  не  только  в  идеЯх
(Џлатоновых)  всегда есть  и  будет  одно  и  то  же,  но  что и современное
поколение,  в  своем  подлинном  Ядре,   непосредственно  и   субстанциально
тожественно с каждым из предшествовавших ему поколений. ‚опрос сводитсЯ лишь
к  тому, в  чем состоит это  Ядро:  ответ,  который дает на это  мое учение,
известен. €нтуитивное убеждение, о котором Я только что упомЯнул,  вероЯтно,
возникает у нас оттого, что очки  времени и пространства, все представлЯющие
во множественном виде, на мгновение терЯют свою силу.

     Џо  поводу универсальности веры  в метемпсихоз Ћбри  в своей прекрасной
книге  "Ћб  индийской  нирване" (стр. 13)  справедливо говорит:  "это старое
верование  обошло  весь  мир,  и   в  глубокой  древности   оно   было   так
распространено, что один ученый англичанин  считает его  не имеющим ни отца,
ни матери, ни родословной  (’омас  ‚ернет, у Ѓособра. "€сториЯ Њанихейства",
Џ, стр. 391)".

     “же  в  "‚едах" и  во всех  свЯщенных  книгах  €ндии  метемпсихоз,  как
известно, представлЯет  собою  Ядро брахманизма и буддизма; поэтому он еще и
теперь  исповедуетсЯ  во всей  неисламизированиой  Ђзии, т.е. среди  большей
половины человеческого  рода;  он имеет там силу  глубочайшего  убеждениЯ  и
оказывает невероЯтно могучее влиЯние на практическую жизнь. ’очно так же был
он и верой  египтЯн,  от которых  его с восторгом перенЯли Ћрфей, Џифагор  и
Џлатон;  в особенности же  придерживались  его пифагорейцы.  Ђ  то,  что его
исповедовали и в греческих  мистериЯх, - это неоспоримо вытекает из  девЯтой
книги "‡аконов" Џлатона (стр. 38 и 42, в двуЯз. изд.). Ќемезий говорит даже:
"без исключениЯ, все греки, которые признавали бессмертие  души, думали, что
она переноситсЯ из одного тела в другое" ("Ћ прир[оде] чел(овека]", гл.  2).
’очно так же учение метемпсихоза содержитсЯ и в ќдде, именно в ‚олуспе. Ќе в
меньшей степени было оно и основным  принципом религии друидов (–ез[арь]. "Ћ
галль[ской] войне",  VI. - Ђ. Џиктэ. "’айна  Ѓарда, острова Ѓретани", 1856).
„аже  одна магометанскаЯ секта  в €ндостане, "бахры", о которых обстоЯтельно
повествует  Љольбрук в  "Ђзиатских исследованиЯх", т. 7, стр. 336  и  далее,
верует в метемпсихоз и потому воздерживаетсЯ  от  всЯкой мЯсной пищи. „аже у
американских  и негритЯнских  народов, даже  у австралийцев  находЯтсЯ следы
этого учениЯ, как это можно видеть из английской газеты "’айме" от 29 ЯнварЯ
1841  г.: в этом номере даетсЯ тщательное описание  казни  двух  австрийских
дикарей, преданных  ей за  поджог к убийство, и  мы читаем: "младший  из них
встретил свою участь ожесточенно и мужественно: его мысли были направлены на
месть, - по крайней мере, единственные слова его, которые можно было понЯть,
гласили, что он воскреснет в виде "белого",  и это  придавало ему мужества".
’очно так же ив книге “нгевиттера "ЂвстралиЯ", 1853, сообщаетсЯ, что папуасы
в  Ќовой  ѓолландии считают белых  своими же родственниками, вернувшимисЯ на
свет.  ‚се  это  показывает,  что  вера  в  метемпсихоз  представлЯет  собою
естественное убеждение человека, когда он отдаетсЯ непредвзЯтому размышлению
о жизни. €менно эта вера ЯвлЯетсЯ действительно тем, за  что Љант  незаконно
выдает  свои  три  мнимые  идеи  разума,  -  т.е. философемой,  прирожденной
человеческому разуму и вытекающей из его собственных форм; и если где-нибудь
мы  ее  не находим, то это  значит, что она  вытеснена  иного рода  учениЯми
положительной  религии.  €  Я  замечал,   что   она   сейчас   же  оказывает
непосредственно убедительное влиЯние на  всЯкого, кто только впервые услышит
о ней. Џослушайте, например, как серьезно высказываетсЯ о ней даже ‹ессинг в
последних семи параграфах  своего "‚оспитаниЯ человечества". €  ‹ихтенберг в
самохарактеристике говорит: "Я не уюту отрешитьсЯ от  мысли, что, прежде чем
родитьсЯ, Я  умер".  „аже столь чрезмерно  эмпирический ћм говорит  в  своем
скептическом трактате  о бессмертии, стр. 23: "Њетемпсихоз, следовательно, -
единственнаЯ  система  этого  рода, к которой  философиЯ может обратить свой
слух".  ’о,  что  противостоит  этому верованию,  распространенному  во всем
человечестве  и убедительному как  длЯ  мудрецов, так и длЯ народов,  -  это
иудаизм  и  возникшие  из него  религии; они  учат, что  человек сотворен из
ничего, и таким образом  ставЯт  перед  ним  трудную задачу  свЯзать с  этим
происхождением -  из ничего  бесконечную жизнь  после смерти. „ействительно,
иудаизму удалось огнем и мечом изгнать из …вропы и некоторой  части Ђзии это
утешительное  первоверование  человечества,  -  и  долго  еще  будет  оно  в
изгнании. Ќо как трудно было справитьсЯ с ним, показывает древнейшаЯ историЯ
церкви:   большинство    еретиков,    например,   симоиисты,   василидианды,
валентинианцы,  маркиониты, гностики и  манихеи, были  приверженцами  именно
этой  древней  веры.  Ћтчасти  даже  сами  иудеи  подпали  ей, как  об  этом
свидетельствуют   ’ертуллиан  и   ћстин   (в  своих  диалогах).  ‚   ’алмуде
рассказываетсЯ, что душа ЂвелЯ переселилась в тело ‘ета,  а потом  - ЊоисеЯ.
„аже  и  известное  место из  ‘вЯщ.  ЏисаниЯ (Њатф.  16,13-15) получает свой
глубокий смысл лишь в том  случае, если предположить, что оно было высказано
при условии догмата метемпсихоза. Џравда, ‹ука, у  которого тоже встречаетсЯ
это место (9,18-20),  прибавлЯет:  "другие же говорЯт,  что  один из древних
пророков воскрес", т.е. приписывает  евреЯм  предположение, что такой старый
пророк  может  еще  воскреснуть во  всей  полноте  своего  существа,  -  что
представлЯет собой  Явную невозможность, так как они  ведь знают, что пророк
вот уже  шесть  или  семь  столетий  как лежит  в  могиле и,  следовательно,
давным-давно обратилсЯ в прах. ‚ христианстве место учениЯ о переселении душ
и  об искуплении последними всех грехов, содеЯнных  в  прежней жизни, занЯло
учение  о первородном  грехе, т.е. об  искуплении  греха, содеЯнного  другим
индивидуумом. €так,  и учение о первородном грехе, первое - непосредственно,
второе  - косвенно, отожествлЯет, и притом с моральной тенденцией, человека,
живущего теперь, с человеком,  жившим прежде. ‘мерть - великий урок, который
получает  от природы волЯ к жизни, или, точнее, присущий ей эгоизм; и на нее
можно смотреть, как на кару за наше бытие.

     ‘мерть  -  мучительное  разрешение  того  узла,  который  сладострастно
завЯзало деторождение, смерть - извне проникающее, насильственное разрушение
основной ошибки человеческого существа, - великое разочарование. Њы в основе
своей -  нечто такое, чему бы не  следовало  быть, -  оттого мы и  перестаем
быть.  ќгоизм заключаетсЯ,  собственно, в том, что человек ограничивает  всю
реальность своей собственной личностью" полагаЯ, что он существует  только в
ней, а  не в  других личностЯх.  ‘мерть открывает ему глаза,  уничтожаЯ  его
личность:  впредь  сущность человека,  которую представлЯет  собою его волЯ,
будет  пребывать  только в других  индивидуумах; интеллект же  его,  который
относилсЯ лишь к Явлению, т.е. к миру как представлению, и был не более, как
формой  внешнего  мира,  будет  и  продолжать  свое  существование  тоже   в
представлении, т.е. в объективном бытии вещей, как таковом, - следовательно,
только  в бытии  внешнего  мира, который  существовал и  до  сих пор.  ’аким
образом,  с момента смерти все человеческое Я живет  лишь  в том, чти оно до
сих  пор  считало не-Я,  ибо  различие  между внешним  и  внутренним  отныне
исчезает.

     Њы припоминаем здесь, что лучший  человек - тот, кто делает  наименьшую
разницу между собою и другими, не  видит в них абсолютного не-Я, - между тем
как длЯ дурного  человека эта разница велика,  даже огромна (Я выЯснил это в
своем  конкурсном сочинении об основах морали).  € вот, согласно  сказанному
выше, именно  эта  разница и определЯет ту степень, в которой  смерть  может
быть рассматриваема  как уничтожение человека. …сли же исходить из того, что
разница между "вне менЯ" и "во мне" как пространственнаЯ  коренитсЯ только в
Явлении, а  не в вещи в  себе, и значит  не абсолютно  реаль