из €стории, а ђоссиЯ -- из-за своего
стремлениЯ во что  бы то ни стало  там обосноватьсЯ, малые  народы терзаютсЯ
оттого,  что у них  нет  ни  одного  из подобных оснований  отчаиватьсЯ  или
проЯвлЯть   нетерпение.  ‘традаЯ  от  первородного  изъЯна,  они  не   могут
исцелитьсЯ  от него ни  разочарованием,  ни  грезами. Џоэтому им  ничего  не
остаетсЯ, кроме как денно и нощно думать о самих себе. ќта сосредоточенность
на себе лишена красоты, ибо она никуда не ведет и никого не интересует.
        *
     ‘уществуют  страны, словно отмеченные каким-то благословением, какой-то
благодатью: им удаетсЯ все, вплоть до несчастий,  вплоть до катастроф, а вот
у  других стран  все  как-то не ладитсЯ, отчего даже их  победы выглЯдЯт как
провалы.  Љогда  они  хотЯт  самоутвердитьсЯ  и  совершают   скачок  вперед,
вмешиваетсЯ некаЯ внешнЯЯ фатальность, ослаблЯЯ их энергию и возвращаЯ их  к
отправной  точке. “ них не остаетсЯ никаких  шансов,  даже  шанса  выглЯдеть
смешными.
     169


     Ѓыть  французом  --  это  некаЯ  очевидность,  не  дающаЯ повода ни длЯ
страданий, ни длЯ радости, очевидность, за  которой  скрываетсЯ уверенность,
оправдывающаЯ стародавний вопрос: "Љак можно быть персом?"
     Џарадокс "быть  персом" (в  моем  конкретном  случае -- румыном) таит в
себе  переживаниЯ, которыми  нужно уметь  пользоватьсЯ, изъЯн,  из  которого
следует извлекать выгоду „олжен признатьсЯ,  что еще совсем недавно Я считал
постыдным  принадлежать к лишенной какого бы то  ни было престижа  нации,  к
общности  побежденных,  по  поводу происхождениЯ которых не  стоило  строить
иллюзий. <i>џ</i> полагал и, скорее всего, не ошибалсЯ, что мы произошли от отребьЯ
варваров, от незадачливых участников  великих нашествий, от орд, оказавшихсЯ
неспособными продолжить движение на  ‡апад и  осевших  вдоль Љарпат и „унаЯ,
чтобы  там  затаитьсЯ, погрузившись в  дрему, -- этакаЯ  толпа  дезертиров у
окраин  €мперии; сволочь, слегка  подрумЯненнаЯ  латинством.  Љакое прошлое,
такое и настоЯщее. € такое же будущее. —то за испытание длЯ моей юной спеси!
"Љак можно быть румыном?" --  это был вопрос,  ответ  на который таил в себе
длЯ  менЯ  ежесекундные  унижениЯ.  ЌенавидЯ  своих  собратьев,  собственную
страну,  ее крестьЯн, существующих вне времени, влюбленных в свою косность и
как бы сиЯющих тупоумием, Я стыдилсЯ  того, что происхожу от  них, отрекалсЯ
от них, отказывалсЯ от их  неполноценной вечности, от их непреложных, словно
у  окаменевших  личинок, истин,  от их геологической  мечтательности. ’щетно
пыталсЯ подстеречь у них на лицах хоть какое-то подобие гримасы возмущениЯ и
все больше  убеждалсЯ,  что обезьЯна  в них, увы,  находилась  на  последнем
издыхании.  Њне даже  начинало  казатьсЯ,  что  они  принадлежат  к  разрЯду
минералов.  Ќе знаЯ, как встрЯхнуть их,  как вдохнуть  в них жизнь,  Я  стал
мечтать  о поголовном  их  истреблении. Ќо истреблЯть камни бессмысленно. €х
вид сбивал менЯ с толку, оправдываЯ,  питаЯ,  обострЯЯ  мою истерию. €  Я не
переставал проклинать несчастный случай, заставивший менЯ поЯвитьсЯ на  свет
именно среди них.
     €ми владела великаЯ идеЯ, идеЯ судьбы, а Я изо  <i>всех</i> сил отталкивал  ее
от  себЯ,  видЯ в  ней  лишь  уловку  трусов, оправдание любой  капитулЯции,
выражение  здравого смысла с его заунывной  философией. ‡а что  же мне  было
зацепитьсЯ? ‚едь моЯ страна, чье существование Явно  не походило ни на какое
другое,   представлЯлась  мне  своеобразной   уменьшенной  копией   небытиЯ,
материализацией невероЯтного, неким подобием €спании, только без ее ‡олотого
века,  без  ее  завоеваний и  безрассудств, без „он  Љихота наших  печальных
фантазий. Ѓыть  частью  ее --  что  за  насмешка, какой урок унижениЯ, какаЯ
драма, какаЯ напасть!
     <i>џ</i> был  чересчур  нахален и  самодоволен, чтобы увидеть корни и  оценить
глубину этой великой идеи  или вытекающие из нее испытаниЯ и потрЯсениЯ. Њне
удалось  понЯть ее  лишь гораздо позднее. Џричем Я  даже не знаю, как  она в
менЯ  проникла. Љогда  Я созрел до  трезвого ее восприЯтиЯ,  Я примирилсЯ со
своей родиной, котораЯ <i>сразу же</i> перестала быть моей навЯзчивой идеей.
     “гнетенные народы предпочитают полагатьсЯ на "судьбу", чтобы уклонитьсЯ
от действий.  ‘удьба  длЯ них  --  это  одновременно  паллиатив  спасениЯ  и
средство   интерпретации  событий,   своеобразнаЯ   философиЯ  истории   <i>длЯ
повседневного пользованиЯ,</i>  детерминистское мировоззрение, основывающеесЯ на
чувствах, обстоЯтельственнаЯ метафизика...
     170


     …сли, например,  немцы тоже  уделЯют много вниманиЯ  судьбе, то они при
этом видЯт в ней  не принцип, вмешивающийсЯ  в их жизнь  откуда-то  извне, а
некую силу, котораЯ,  будучи  порожденной  их  собственной  волей,  в  конце
концов, однако, выходит из-под контролЯ и, обращаЯсь против них самих, губит
их. ’о,  что немцы называют  словом Schicksal, будучи свЯзанным  с их жаждой
созиданиЯ,  предполагает  игру  фатальностей  не столько  в  глубинах  мира,
сколько в недрах человеческого  "Я". €ными  словами, судьба, как ее понимают
немцы, в определенной степени зависит от них самих.
     —тобы  воспринимать судьбу как нечто внешнее по отношению к нам,  нечто
всесильное  и  суверенное,  необходимо  накопить  весьма  внушительный  опыт
поражений. “словие, которое моЯ страна  выполнила сполна  …й было  бы просто
неприлично  верить  в  оправданность усилий,  в  полезность  поступков.  ‚от
потому-то  она  ни  во  что  это  и  не  верит,  лишь  из  благопристойности
предпочитает  миритьсЯ с неизбежным.  € Я признателен ей за то, что вместе с
кодексом  отчаЯниЯ  она подарила  мне умение чувствовать  себЯ непринужденно
перед лицом Ќеизбежности, равно как и умение  приноравливатьсЯ к безысходным
положениЯм. ‘ готовностью откликаЯсь на мои разочарованиЯ и подсказываЯ мне,
как,  несмотрЯ  на мою  беспечность,  подольше  их сохранить,  она  в  своем
стремлении сделать из менЯ мерзавца,  сохранЯющего хорошую мину  при  плохой
игре, к тому же  еще  предоставила мне возможность деградировать, не слишком
компрометируЯ  себЯ.  <i>џ</i>   обЯзан  ей   не  только  своими  прекраснейшими  и
надежнейшими провалами,  но также  умением скрывать под маской  благородства
свои  недостойные  поступки  и наживать  капитал  на  собственных угрызениЯх
совести. Ђ за сколько еще преимуществ Я перед ней в долгу! —естно говорЯ, ее
основаниЯ рассчитывать на мою благодарность столь многочисленны, что было бы
даже скучно все их перечислЯть.
     Ќу  разве смог бы Я сам, без нее, даже ценой  самых  невероЯтных усилий
исковеркать  свою жизнь столь образцовым способом? ђодина и тут помогла мне,
подталкиваЯ менЯ  и поощрЯЯ. Њы склонны забывать, что  искалечить свою жизнь
не  так-то   легко:  длЯ   этого  необходимы  длительнаЯ  традициЯ,   долгаЯ
тренировка, труд многих поколений. ‡ато если выполнены эти условиЯ, все идет
как по маслу.  ’огда  уверенность в собственной Ѓесполезности  достаетсЯ вам
как бы  в наследство: это достоЯние было нажито  длЯ вас вашими  предками  в
поте лица и стоило им бесчисленных унижений. ‘частливчик, вы пользуетесь им,
выставлЯете его напоказ. —то же касаетсЯ ваших собственных унижений, то  вам
не  составит   особого  труда  приукрасить  их,   а  то  и  вовсе  избежать,
демонстрируЯ  невозмутимость элегантного  недоноска  и  с  соблюдением  всех
приличий ЯвлЯЯсь последним из людей. ‚ежливость  -- это <i>умение</i>  пользоватьсЯ
своим несчастьем, привилегиЯ тех, кто,  поЯвившись на  свет  уже  погибшими,
начали жизнь с конца. Ћсознавать  свою  принадлежность  к  отродью, которого
никогда не существовало, горько, но в  этой горечи есть и какаЯ-то сладость,
а то и что-то даже вроде сладострастиЯ.
     ‘ильное раздражение,  возникавшее  у менЯ  раньше, когда  Я слышал, как
кто-нибудь кстати  и  некстати  ссылаетсЯ  на  "судьбу", сейчас кажетсЯ  мне
ребЯческим. ’огда Я не знал, что и сам до этого дойду, что и сам, прЯчась за
этим словом, стану  соотносить  с ним все  удачи  и  неудачи,  буквально все
частности  счастьЯ и  несчастьЯ, что,  мало того, цеплЯЯсь  за ”атальность с
исступлением потерпевшего кораблекрушение человека, обращу к ней первые свои
мысли, прежде чем ринутьсЯ в каждодневные ужасы жизни. "’ы
     171


     исчезнешь в пространстве, о моЯ ђоссиЯ!" -- воскликнул ’ютчев в прошлом
веке.  …го  восклицание  Я с  гораздо большим  основанием  применЯл к  своей
стране, куда более предрасположенной к погибели, как бы специально созданной
длЯ того, чтобы быть  поглощенной, обладающей всеми  качествами  идеальной и
безымЯнной  жертвы.  Џривычка  к  бесконечному  и  беспричинному  страданию,
изобилие катастроф  --  идеальное ученичество в школе  растоптанных  племен!
„ревнейший румынский  историк  так  начинает  одну из  своих летописей:  "Ќе
человек повелевает временем, а времЯ  --  человеком". ЏримитивнаЯ формула --
программа и эпитафиЯ одного из захолустных уголков …вропы. —тобы уловить тон
самоощущениЯ народов в странах  ћго-‚осточной  …вропы, достаточно припомнить
жалобы хора в греческой трагедии. ‚  силу некой бессознательной традиции они
разнеслись  по  всему  этому этническому  пространству.  ЃесконечнаЯ  череда
невзгод  и  стенаний, бесконечные  сетованиЯ  малых  народов  на  жестокость
народов великих! Ћднако жалобы жалобами, но не будем перегибать палку: разве
не  успокоительно  сознание  того,  что  царЯщему  в  мире  хаосу  мы  можем
противопоставить  упорЯдоченность наших  несчастий  и  поражений? € разве не
должно нас  утешать перед лицом вселенского  дилетантизма  то, что в области
болевых ощущений мы настоЯщие эрудиты? ќрудиты с содранной кожей?
     IV. Џђ…€Њ“™…‘’‚Ђ €‡ѓЌЂЌ€џ
     €згнанника неправильно  представлЯют  себе  человеком,  смирившимсЯ  со
своими бедствиЯми  и с положением изгоЯ, человеком отступившимсЯ, отрекшимсЯ
и стушевавшимсЯ.  Џонаблюдав  за ним, нетрудно обнаружить  в нем честолюбца,
агрессивного  и  ожесточившегосЯ  неудачника  с  повадками завоевателЯ.  —ем
больше на нашу долю выпадает лишений, тем больше обострЯютсЯ наши аппетиты и
иллюзии. <i>џ</i>  даже  склонен усматривать некоторую  свЯзь  между  несчастьем  и
манией  величиЯ.  ЏотерЯвший все сохранЯет  в качестве последнего  прибежища
упование  на  славу или  хотЯ  бы на какой-нибудь литературный  скандал.  Ћн
соглашаетсЯ отказатьсЯ от всего, но  только  не  от  своего <i>имени.</i> •отЯ  как
привлечь внимание  к  этому  имени,  если  ты  пишешь  на  Языке,  неведомом
цивилизованным людЯм, а то и презираемом ими?
     Џопытать  счастьЯ,  прибегнув  к  другому наречию?  €згнаннику  нелегко
отказатьсЯ от слов, за  которыми тЯнетсЯ  его прошлое. ’от, кто отказываетсЯ
от  собственного Языка и  переходит  на  другой,  менЯет  свою идентичность,
менЯет  все, вплоть  до разочарований.  ѓероический отступник, он рвет и  со
своими воспоминаниЯми, и до определенной степени с самим собой.
        *
     Љто-то из таких вот изгнанников пишет роман, который  вскоре делает его
знаменитостью.   ‚   нем   он   рассказывает   о   своих   страданиЯх.   …го
соотечественники у себЯ на  родине завидуют ему: они же тоже страдали, может
быть  даже больше, чем он. Ђ космополит  становитсЯ -- или пытаетсЯ стать --
романистом. ‚ его романе мы обнаруживаем нагромождение смЯтений,
     172


     массу  ужасов и  содрогании,  несущих на себе печать  своего  времени и
оттого  обреченных  быстро  <i>устаревать.</i>  ‚едь  невозможно  до  бесконечности
находить все новые и новые краски  длЯ картины ада, основной характеристикой
которого  ЯвлЯетсЯ монотонность, невозможно до бесконечности  открывать  все
новые  и  новые лики  изгнаниЯ.  ‚  литературе ничто так не раздражает,  как
ужасное; оно  слишком очевидно в жизни, чтобы долго задерживать на  нем свое
внимание. Ќо наш автор  упорствует: спрЯтав до поры до времени  свой роман в
Ящик  стола, он дожидаетсЯ  своего  часа. Ћторванный от реальности, он живет
надеждами на близкий и внезапный успех, серьезно полагаЯ, что вот-вот станет
знаменитым.  Џричем  сила этой  иллюзии такова,  что даже  если,  скажем, он
работает  на фабрике,  то  его  все  равно  не покидает  мысль,  что  в один
прекрасный  день он  вырветсЯ оттуда  благодарЯ  столь же внезапной, сколь и
невероЯтной славе.
     *
     Ќе  менее трагична участь поэта. Џленник собственного  Языка,  он пишет
длЯ  друзей,  длЯ десЯти, самое большее, длЯ двадцати человек.  †елание быть
прочитанным у  него не  менее настоЯтельно,  чем у доморощенного  романиста.
Џеред  романистом он обладает хотЯ  бы тем преимуществом, что может печатать
свои стихи в тощих эмигрантских  журнальчиках, издающихсЯ  ценой  непомерных
жертв  и  почти неприличных лишений.  Љто-то  из изгнанников  превращаетсЯ в
редактора  журнала;  чтобы   продлить   его   существование,  он  недоедает,
отворачиваетсЯ   от  женщин,  хоронит  себЯ  в   лишенной  окон  комнатушке,
соглашаетсЯ  на потрЯсающую воображение нищету. “дел  его --  мастурбациЯ  и
туберкулез.
     Љак  ни малочисленны эмигранты, они объединЯютсЯ в  группы, причем даже
не  ради  защиты  своих интересов,  а длЯ  того, чтобы устраивать складчины,
чтобы вносить в общую  копилку последние свои  сантимы и, перенесЯ на бумагу
свои   стенаниЯ,   сожалениЯ,   безответные   призывы,   иметь   возможность
опубликовать  все это.  ’рудно  представить  себе  более трогательную  форму
бескорыстиЯ.
     ’о, что поэты из них получаютсЯ хорошие, а прозаики плохие, объЯснЯетсЯ
достаточно  просто.  Џосмотрите  на  литературную  продукцию  любого  малого
народа, которому не хватило легкомыслиЯ придумать себе прошлое: прежде всего
бросаетсЯ  в  глаза  преобладание  поэзии. Џроза,  чтобы  развитьсЯ, требует
определенной  строгости,  требует  особого  социального  положениЯ  и   хоть
какой-нибудь   традиции.  ‚  прозе  заложена  некаЯ  преднамеренность,   она
конструируетсЯ,  тогда  как  поэзиЯ, если  она настоЯщаЯ,  спонтаннаЯ, а  не
искусственнаЯ,  <i>возникает   внезапно.</i>  „остоЯние  троглодитов  и  утонченных
интеллигентов,  она  расцветает  лишь  на  обочинах цивилизации.  …сли проза
требует вдумчивого  гениЯ  и  кристально  чистого  Языка,  то поэзиЯ  вполне
совместима  с варварским гением  и  аморфным Языком. ‘оздавать литературу --
это значит создавать прозу.
     …стественно, что многие изгнанники не располагают никаким иным способом
самовыражениЯ, кроме  поэзии. „аже  не  слишком одаренные извлекают из своей
оторванности от родной земли и автоматически вытекающей из
     173


     нее некой  исключительности  дополнительное  количество  талантливости,
которое при нормальной жизни они никогда бы не заполучили.
     ‚ какой бы форме оно ни проЯвлЯло себЯ и какой бы ни была его  причина,
изгнание  непременно  становитсЯ  школой  головокружениЯ.  Ђ  головокружение
отнюдь не всем дано испытать.  ќто ситуациЯ пограничнаЯ и как бы  уже начало
поэтического состоЯниЯ.  ђазве это не  привилегиЯ -- обрести его сразу,  без
подготовки,  одним   лишь  благоволением  фортуны?  ‚спомните  хотЯ   бы   о
восхитительном апатриде ђильке<sup>1</sup>, тех месЯцах и годах одиночества,
которые ему пришлось накопить, чтобы устранить  привЯзанности и обосноватьсЯ
в незримом. Ѓыть  "ниоткуда" очень нелегко,  если вас к этому не  принуждают
никакие внешние условиЯ. „аже мистики, и те достигают состоЯниЯ отрешенности
лишь  ценой чудовищных  усилий. ‘колько энергии надо потратить поэту  на то,
чтобы  избавитьсЯ  от  земного  притЯжениЯ.  Ђ  человек,   лишенный  родины,
добиваетсЯ  этого без натуги,  просто благодарЯ содействию враждебной к нему
истории. —тобы лишитьсЯ  всего,  ему не надо  ни терзаний, ни бдений  -- его
вынуждают к этому  событиЯ.  ‚  определенном смысле  он похож  на  больного,
который,  подобно  ему, становитсЯ  метафизиком или  поэтом  не из-за личных
заслуг, а  в силу обстоЯтельств,  благодарЯ добрым услугам болезни. ‘плошное
везение? Њожет быть, хотЯ  врЯд ли справедливо утверждать,  что  результаты,
достигнутые ценой  больших  усилий,  более  высококачественны,  чем то,  что
способно дать бездеЯтельное пребывание в неотвратимом.
        *
     ‹ишенному корней  поэту  грозит  опасность привыкнуть  к  своей  судьбе
настолько, что  вместо  страданий  она  будет  доставлЯть  ему удовольствие.
Ќикому не дано  вечно  сохранЯть свежесть своих огорчений: они изнашиваютсЯ.
’о же самое можно  сказать и о  тоске по родине,  равно как и вообще о любой
ностальгии.  ‘корби  утрачивают  свой  блеск,  дрЯхлеют  и увЯдают,  подобно
элегиЯм. ‘тоит ли удивлЯтьсЯ, что в конце концов у поэта возникает искушение
обосноватьсЯ в изгнании, в этом ѓраде ЌебытиЯ, в этой родине наоборот? Ќо по
мере того как  он начинает получать удовольствие от  существующего положениЯ
вещей, высыхает источник,  питающий его эмоции, тают запасы его несчастий, а
вместе с ними  уходЯт и грезы  о славе. Џоскольку проклЯтье, которым он  мог
гордитьсЯ,  извлекаЯ из него  выгоду, перестает над ним  тЯготеть, он терЯет
вместе с  ним и энергию собственной исключительности, и основаниЯ длЯ своего
одиночества.  Ћтверженный  адом,  напрасно  будет  он  пытатьсЯ  вновь  туда
вернутьсЯ  и  обрести  там новые силы: его чересчур  притупившиесЯ страданиЯ
сделают его навеки недостойным этого  ада.  Љрики, которыми  он еще  недавно
гордилсЯ, успевают тем временем превратитьсЯ в горечь, а из горечи стихов не
получаетсЯ: она выводит его за рамки поэзии. € песни перестают звучать, и не
остаетсЯ места необычному.  ’щетно  будет  поэт бередить  затЯнувшиесЯ раны,
чтобы извлечь из себЯ какие-то звуки: в лучшем случае он сделаетсЯ эпигоном,
эпигоном  собственных переживаний. …го ожидает почетнаЯ деградациЯ. ‹ишенное
подпитки от разнообразных и  оригинальных треволнений, вдохновение иссЯкает.
Џо  прошествии  какого-то  времени у  такого  поэта,  смирившегосЯ  со своей
безымЯнностью и как бы заинт-
     174


     ригованного собственной заурЯдностью, остаетсЯ лишь  его маска мещанина
<i>из ниоткуда.</i> ’ак заканчиваетсЯ -- в самой устойчивой точке его деградации --
подобнаЯ лирическаЯ карьера.
        *
     —то  ему, "остепенившемусЯ" и определившемусЯ в  своем  падении  делать
дальше?  “  него будет  выбор между  двумЯ формами спасениЯ: верой и юмором.
…сли  у  него  останетсЯ  кое-что от  прежнего беспокойства,  он  постепенно
избавитсЯ  от  него  с  помощью  тысЯчи  молитв. Љонечно,  если  при этом он
убережетсЯ от соблазна  непритЯзательной метафизики,  за которой порой любЯт
коротать времЯ исписавшиесЯ стихотворцы.  Ќу а  если он, напротив, склонен к
шуткам, то ему удастсЯ  благодарЯ им настолько замаскировать свои поражениЯ,
что  они будут буквально радовать его. ’ак вот в зависимости от темперамента
он посвЯтит  себЯ благочестию  либо  сарказму. Ћн одолеет свои амбиции  либо
свое невезение, дабы достичь более высокой цели --  сохранить лицо, потерпев
поражение, и прилично выглЯдеть в своей роли изгоЯ.
     V. ЋЃЋ‘ЋЃ‹…ЌЌ›‰ ЌЂђЋ„
     Ђ теперь Я  хочу порассуждать об испытаниЯх,  выпавших  на долю  одного
конкретного народа, о его  истории,  отклонЯющейсЯ от курса  €стории, о  его
судьбе,   котораЯ  наводит   на   мысль  о   скрывающейсЯ   за   ней   некой
сверхъестественной логике, где невероЯтное смешиваетсЯ с очевидным, чудо  --
с необходимостью. Ћдни называют этот народ расой,  другие -- нацией, кое-кто
--  племенем.   Џоскольку   он  не  поддаетсЯ  никаким  классификациЯм,   то
определенное,  что  можно о нем  сказать, грешит неточностью;  длЯ  него  не
подходит ни одна дефинициЯ. —тобы лучше  понЯть его,  следовало бы придумать
какую-нибудь особую категорию, ибо все в  нем необычайно: разве не он первым
колонизировал небо  и  поместил  туда  <i>своего</i>  бога?  ‘толь  же  нетерпеливо
созидающий  мифы,  как  и  разрушающий  их,  он  изобрел  себе  религию,  на
принадлежности  к которой  упорно настаивает,  хотЯ  и  краснеет  за  нее...
ЌесмотрЯ на  свою прозорливость, он  охотно предаетсЯ иллюзиЯм: он надеетсЯ,
он всегда  питает  слишком большие надежды...  ‘транное  сочетание энергии и
анализа, мечты и сарказма. ‘ таким  количеством врагов  любой  на его  месте
сложил бы оружие,  тогда как  он,  неспособный утешитьсЯ  отчаЯнием, вопреки
своей тысЯчелетней усталости и выводам, навЯзываемым ему его судьбой,  живет
в  горЯчке  ожиданиЯ,   упорно  не   желаЯ  извлекать  какие-либо  уроки  из
собственных унижений,  отказываЯсь принимать  и правило смирениЯ,  и принцип
безразличиЯ.  Ћн   предвосхищает   собой  всеобщую  диаспору:   его  прошлое
представлЯет  собой "конспект" нашего будущего. —ем  больше мы заглЯдываем в
наш завтрашний день, тем сильнее  приближаемсЯ к нему. ЏриближаемсЯ, пытаЯсь
подальше от него убежать, поскольку с ужасом думаем о перспективе когда-либо
полностью ему уподобитьсЯ...  Ћн как  бы говорит  нам: "‚ы скоро  пойдете по
моим следам",  -- одновременно  чертЯ  вопросительный  знак над всеми нашими
твердыми уверенностЯми...
     175


     Ѓыть человеком -- это  драма; быть евреем -- еще одна драма...  ’ак что
еврею досталась привилегиЯ  познать человеческий удел <i>вдвойне.</i>  Ћн воплощает
собой   в  высшей   степени  обособленное  существование,   <i>совершенно  иное</i>
существование,  если  прибегнуть  к  выражению, которое теологи  употреблЯют
применительно к  Ѓогу.  ЋсознаваЯ  свое своеобразие, он  непрестанно  о  нем
думает  и никогда не  забываетсЯ. Ћтсюда эта его напрЯженнаЯ поза, этот  его
неестественный  или лжесамоуверенный  вид, нередко  свойственный  тем,  кому
приходитсЯ носить в себе какую-либо тайну. ‚место того чтобы гордитьсЯ своим
происхождением, афишировать его и кричать о нем, он его камуфлирует. Ђ между
тем  разве  его  судьба,  не похожаЯ ни на  какую другую,  не дает ему право
смотреть на толпу свысока? Ћказавшись в роли жертвы, он реагирует  на это на
свой лад, как  побежденный sui generis. ‚о многих  отношениЯх он  напоминает
того змиЯ,  который сделалсЯ у него персонажем и символом. Ќе будем, однако,
на основании подобной аналогии делать вывод, что у него тоже холоднаЯ кровь:
тут мы очень сильно ошиблись бы в оценке его подлинной натуры, увлекающейсЯ,
пылкой в любви и ненависти, не чуждой мстительности и весьма эксцентричной в
милосердии. (Ќекоторые хасидские раввины в этом смысле нисколько не уступают
христианским  свЯтым.)  ‘клонный  во всем  перегибать  палку,  свободный  от
тирании  ландшафта  и благоглупостей укорененности, лишенный привЯзанностей,
он  всегда оказываетсЯ пришельцем, чужаком по своей сути, который никогда не
станет <i>здешним,</i>  и потому, когда он начинает говорить от  имени туземцев, от
имени  <i>всех,</i>  его речь  звучит  двусмысленно. Љак  трудно  ему  выражать  их
чувства, становитьсЯ их толкователем, когда он беретсЯ за  эту задачу! Ћн не
увлекает  за собой толп,  не  ведет  их, не поднимает на бунт: труба  ему не
подходит. …го постоЯнно попрекают тем, что его родители, его предки покоЯтсЯ
вдали,  в  других  странах,  на  других  континентах.  Ќе  имеЯ  возможности
предъЯвлЯть могилы и извлекать из этого  пользу, не ЯвлЯЯсь рупором никакого
кладбища, он не представлЯет никого, кроме самого себЯ. Ђ если  ему все-таки
удастсЯ  подхватить  последний  лозунг?  Ђ  если  он  оказываетсЯ у  истоков
какой-нибудь революции? ’ак вот, когда его  идеи восторжествуют, а его фразы
обретут  силу закона, он сам все равно окажетсЯ отброшенным в сторону. Љогда
он служит какому-либо делу,  он  оказываетсЯ не в  состоЯнии  оставатьсЯ при
этом  деле  до конца. ђано  или поздно настает день,  когда он оказываетсЯ в
роли  зрителЯ,  в  роли  человека,  утратившего иллюзии. Џотом  он  начинает
боротьсЯ  за   что-либо   другое,   и  его   постигает  не   менее  жестокое
разочарование. Ђ если он решает сменить страну? …го драма продолжитсЯ и там:
исход -- это его опора, его догма, его домашний очаг.
        *
     Ѓудучи лучше нас и  одновременно хуже нас, он  воплощает  крайности,  к
которым мы тЯготеем, не достигаЯ их: он -- это <i>мы</i> сверх нас самих... ’ак как
содержание  абсолюта  в  нем  превосходит  его   содержание  в  нас,  то  он
представлЯет собой идеальный образ наших способностей как в хорошем, так и в
плохом.  …го непринужденность  при неустойчивом равновесии, его  привычка  к
этому состоЯнию превращают его в человека не  от мира сего, в специалиста по
психиатрии и разного рода терапиЯм, в теоретика собственных
     176


     недугов. “ него, в отличие от нас, отклонениЯ от нормы происходЯт не по
воле  случаЯ или от  снобизма, а естественно,  без усилий, в  соответствии с
традицией: таково  преимущество гениальной судьбы  в масштабе целого народа.
Ѓольной, постоЯнно находЯщийсЯ в состоЯнии тревоги, он настроен  на действие
и  не  способен  застопорить  мотор,  он  лечит  себЯ,  <i>двигаЯсь вперед.</i> …го
невзгоды непохожи на  наши; даже в несчастье он отказываетсЯ от конформизма.
…го историЯ -- это нескончаемый раскол.
     *
     ’ерпЯщий издевательства во имЯ  Ђгнца,  он, скорее  всего, останетсЯ за
рамками  христианства,  пока христианство  будет находитьсЯ у власти.  Ќо он
настолько  любит  парадоксы --  и  вытекающие  из  них  страданиЯ,  --  что,
возможно,  обратитсЯ  в  христианскую  веру,  когда  ее  станут  повсеместно
шельмовать. € тогда его начнут преследовать за его новую религию. Ћбладатель
религиозной  судьбы, он  выжил в  Ђфинах и ђиме и  точно так же  выживет  на
‡ападе,  чтобы продолжить свой  жизненный  путь, испытываЯ на себе зависть и
ненависть всех народов, которые рождаютсЯ и умирают...
     *
     Љогда церкви навсегда  опустеют, евреи  в них  вернутсЯ, или,  построЯт
другие  церкви, или -- что наиболее вероЯтно, водрузЯт крест над синагогами.
Џока же  они дожидаютсЯ момента, когда о  •ристе забудут:  может,  тогда они
увидЯт в  нем своего истинного Њессию? Њы  узнаем об  этом в  последние  дни
–еркви...   ибо,   если  только  евреи  не   станут  жертвами  какого-нибудь
непредвиденного  отупениЯ,  мы  не  увидим  их  коленопреклоненными рЯдом  с
христианами и совершающими крестное знамение вместе с ними. Ћни признали  бы
в свое времЯ •риста,  если  бы  его  не принЯли другие народы, если бы он не
сделалсЯ общим достоЯнием, мессией на экспорт. Џри римском владычестве евреи
были  единственной  нацией,  не пожелавшей  принЯть в  своих  храмах  статуй
императоров. Љогда  же  их к этому  принудили, они восстали. €х  мессианские
упованиЯ  воплощали  не столько мечту  о  покорении других народов,  сколько
желание  истребить их богов во славу џхве: злополучнаЯ теократиЯ, восставшаЯ
против  политеизма  со  скептическими  замашками.  ’ак  как  они  в  империи
держались особнЯком, их  стали обвинЯть в злодействах, поскольку не понимали
их изолЯционизма,  их  нежеланиЯ садитьсЯ  за стол с чужаками, участвовать в
играх  и  зрелищах,  смешиватьсЯ  с  другими  и принимать чужие  обычаи. Ћни
доверЯли   только   собственным   предрассудкам   --   отсюда  обвинение   в
"мизантропии",  преступлении,  приписывавшемсЯ   им   –ицероном<sup>1</sup>,
‘енекой<sup>2</sup>,  –ельсом<sup>3</sup>,   а   вместе   с   ними  и   всей
античностью. “же в 130  г. до новой эры, во времЯ осады €ерусалима Ђнтиохом,
друзьЯ  последнего  советовали  ему  "овладеть  городом  силою  и  полностью
уничтожить  еврейское   племЯ,  ибо  оно,  единственное   из  всех  народов,
отказывалось  вступать в какие  бы то ни было отношениЯ с другими народами и
считало  их  врагами" (Џосидоний  Ђпамейский<sup>4</sup>). Ќравилась  ли  им
такаЯ роль "нежелательных чужестранцев"? •отелось ли им с самого начала быть
единственным  народом на земле? ‘  уверенностью можно сказать лишь то, что в
течение длительного  времени они ЯвлЯлись буквально  воплощением фанатизма и
что их склонность к либеральной идее
     177


     ЯвлЯетсЯ  скорее  благоприобретенной,  нежели  врожденной.  ќтот  самый
нетерпимый  и  самый  преследуемый народ сочетает  в  себе  универсализм  со
строжайшим  партикулЯризмом.  €значальное  противоречие, которое  бесполезно
пытатьсЯ разрешить или объЯснить.
     €зношенное  до  дыр,  христианство  перестало  удивлЯть  и  шокировать,
перестало вызывать кризисы и оплодотворЯть умы. Ћно  уже не смущает дух,  не
порождает у него ни малейшего вопроса. ‚озникающие от его присутствиЯ в мире
волнениЯ,   равно   как  и  предлагаемые  им  ответы  и  решениЯ,   робки  и
умиротворительны; оно  никогда уже не породит никаких расколов или драм. Ћно
отслужило свое: глЯдЯ  на крест, мы  теперь уже зеваем... Њы  не  собираемсЯ
предпринимать попыток ни спасти христианство, ни продлить его существование;
оно  пробуждает в  нас разве  что... безразличие. Љогда-то  им  были  занЯты
глубины  нашего сознаниЯ, а теперь оно едва-едва удерживаетсЯ на поверхности
нашего духа, и недалек тот час, когда, изъЯтое из употреблениЯ, оно пополнит
коллекцию  наших  неудачных  опытов.  ‚зглЯните на  соборы:  утратив  порыв,
возносивший  их  ввысь,  вновь  став  <i>камнЯми,</i>  они  уменьшаютсЯ  в размере,
становЯтсЯ приземистыми; даже их шпиль,  некогда дерзко устремленный в небо,
пораженный  микробом  земного  тЯготениЯ,  начинает  подделыватьсЯ  под нашу
умеренность и нашу усталость.
     Љогда  мы  случайно  заходим  в один  из таких  соборов,  то  думаем  о
бесполезности  сотворенных там молитв, о растраченных попусту исступлениЯх и
экстазах. ‘коро там воцаритсЯ пустота. Ќет  ничего готического в  материи, и
нет ничего готического  в нас  самих. …сли христианство и сохранЯет какое-то
подобие  популЯрности, то обЯзано  оно ею "запоздавшим", которые  преследуют
его ретроспективной  ненавистью  и желали бы стереть в порошок те две тысЯчи
лет, в течение  которых оно  непонЯтно каким  образом  сохранЯло власть  над
умами. Џоскольку этих "опоздавших", этих ненавистников становитсЯ все меньше
и  поскольку  христианство  никак   не  может   смиритьсЯ  с  утратой  столь
продолжительной   популЯрности,  оно   постоЯнно  озираетсЯ   по   сторонам,
высматриваЯ  событие,  которое  смогло   бы  переместить  его  на  авансцену
современной жизни. —тобы  оно  вновь  стало  "интересным", его следовало  бы
возвысить до  ранга преследуемой секты. ’олько евреи могли бы  взЯть на себЯ
такую  задачу:  они  привнесли  бы  в  христианство  достаточное  количество
необычности, чтобы  обновить его, влив  свежую кровь в его таинства. …сли бы
они принЯли  христианство  в счастливый  длЯ него момент, они  разделили  бы
судьбу многочисленных народов, чьи имена с трудом припоминает историЯ. —тобы
избежать  такой  судьбы,  они его  отвергли.  Џредоставив  гоЯм пользоватьсЯ
эфемерными   преимуществами   спасениЯ,   они   сделали   выбор   в   пользу
долговременных  неудобств  погибели. Ќеверность? €менно этот упрек  апостола
Џавла  в  адрес евреев чаще  всего слышитсЯ и по сей день.  “прек между  тем
смехотворный, ибо всЯ  их  вина состоит как раз  в  том, что  они  оказались
чересчур  верны  себе.  Џо  сравнению  с  ними   первые  христиане  выглЯдЯт
оппортунистами:  уверенные  в  победе  своего дела, они  с  веселым  сердцем
дожидались  мученичества. Љстати, идЯ  на смерть, они следовали  обычаЯм той
эпохи,  когда любовь к зрелищным  кровопусканиЯм делала  возвышенное  частым
Явлением.
     €ное дело евреи. Ћтказавшись принЯть ставшие модными  тогда идеи, решив
сопротивлЯтьсЯ овладевшему миром безумию, они временно ускольз-
     178


     нули  от  преследований.  Ќо какой  ценой! ‡а то, что  они  не пожелали
разделить  непродолжительных  мучений  новых   фанатиков,  впоследствии   им
пришлось  нести  на  себе  тЯжесть  и  ужас  Љреста, который  стал  символом
истЯзаний именно длЯ них, а не длЯ христиан.
     Ќа протЯжении всего ‘редневековьЯ  они  подвергались уничтожению только
за то,  что распЯли одного из своих... Ќи один народ не заплатил так  дорого
за непродуманный, но объЯснимый и, если вдуматьсЯ, естественный поступок. Џо
крайней мере,  таким представилсЯ  он мне, когда Я оказалсЯ на представлении
"‘трастей ѓосподних" в  Ћбераммергау.  ‚  конфликте между €исусом и властЯми
публика, всегда, разумеетсЯ, рыдаЯ, принимает сторону €исуса. Ѓезрезультатно
попытавшись сделать то  же самое, Я вдруг почувствовал себЯ в зале <i>одиноким.</i>
—то же произошло? џ очутилсЯ  на процессе, где аргументы обвинениЯ  поразили
менЯ  своей обоснованностью.  Ђнна  и Љаиафа  воплощали в  моих  глазах  сам
здравый смысл. Ћни  с интересом  отнеслись к порученному им расследованию, и
их  методы показались  мне  честными. Њожет  быть,  они  и  сами  подумывали
обратитьсЯ в новую  веру. џ  разделЯл их раздражение  от  невнЯтных  ответов
обвинЯемого. Ѓезупречно  осуществлЯЯ разбирательство, они  не прибегали ни к
каким теологическим  или юридическим  уловкам:  безукоризненный  допрос.  €х
порЯдочность  вызвала  у менЯ симпатию  к  ним: Я  перешел на их  сторону  и
одобрил поведение €уды,  хотЯ его угрызениЯ  совести  не могли  не вызвать у
менЯ презрениЯ к нему. ’ак что дальнейшее  развитие конфликта и его развЯзка
оставили менЯ равнодушным. €, покидаЯ зал, Я думал о том, что своими слезами
публика увековечивает двухтысЯчелетнее недоразумение.
     Љак ни тЯжелы оказались последствиЯ, отказ от христианства ЯвилсЯ самым
прекрасным подвигом евреев. ќто их  <i>"нет"</i>  делает им  честь. …сли прежде они
продвигались  вперед в  одиночестве по необходимости, то после  случившегосЯ
стали делать это  сознательно,  как  изгои,  наделенные  изрЯдным  цинизмом,
оказавшимсЯ  единственной  мерой   предосторожности,  принЯтой   ими  против
собственного будущего...
        *
     “ютно пристроившиесЯ  под сенью ѓолгофы,  пресытившиесЯ  муками больной
совести христиане весьма довольны тем, что за них  пострадал  кто-то другой.
…сли  они порой  и пытаютсЯ повторить  путь  страданий  •риста, то  с  какой
выгодой  длЯ  себЯ! ‚  церкви они стоЯт  с  видом  барышников,  провернувших
хорошую сделку,  а выходЯ оттуда, с трудом скрывают улыбку самодовольства от
приобретенной  без  лишних  тЯгот  уверенности  в спасении.  ‚едь  благодать
находитсЯ на их стороне, дешеваЯ и сомнительнаЯ благодать, котораЯ избавлЯет
их  от  всЯческих усилий.  "Џраведники"  из клоунады, фанфароны  искуплениЯ,
жуиры, щекочущие себе нервы  собственными грехами, адскими муками и показным
смирением.  …сли  они и  терзают свою совесть,  то  только  в поисках свежих
ощущений. ’акие же ощущениЯ они доставлЯют себе дополнительно, терзаЯ еще  и
вашу совесть. ‘тоит им обнаружить в ней какие-нибудь сомнениЯ, душевную боль
или, скажем, навЯзчивое присутствие  какого-нибудь проступка,  какого-нибудь
греха, и они  вас уже не  отпустЯт:  они заставЯт вас выставить напоказ вашу
тревогу,  заставЯт  вас громко  каЯтьсЯ в  своих грехах, а сами в это  времЯ
будут по-садист-
     179


     ски наблюдать за вашим  замешательством. Џлачьте, если можете: этого-то
они  и  ждут,  милосердные  и  жестокие,  надеЯсь  упитьсЯ  вашими  слезами,
поплескатьсЯ  в ваших унижениЯх, насладитьсЯ  вашей болью. ‚се эти одержимые
благими намерениЯми люди настолько падки  на сомнительные ощущениЯ, что ищут
их повсюду,  а когда  не  находЯт, начинают  поедать самих себЯ.  Ћтнюдь  не
стремЯсь  к истине, христианин млеет от собственных "внутренних конфликтов",
от своих  пороков  и  добродетелей,  от их наркотической  власти.  ќпикуреец
зловещего, он ликует у Љреста, сопрЯгаЯ  удовольствие с  ощущениЯми, которым
оно вовсе не присуще: разве не он изобрел <i>оргазм</i> угрызений  совести? ’ак вот
христиане и оказываютсЯ всЯкий раз на коне...
     Ђ вот евреи,  будучи <i>избранным народом,</i> ничего от своего избранничества
не выиграли,  не получили ни мира,  ни спасениЯ... Ќапротив,  избранничество
было  вменено  им  в  обЯзанность,  как  своего  рода  испытание,  как кара.
<i>€збранные без  благодати.</i> ‚от почему их молитвы еще  более похвальны оттого,
что они обращены к Ѓогу, не признающему извинений.
     ‚се  это  не значит, что нужно осуждать всех неевреев.  Ќо и  гордитьсЯ
последним  в общем  нечем:  они  просто спокойно  пребывают в составе  "рода
человеческого"...   Ђ   вот  евреЯм   на   протЯжении  всей  истории  --  от
Ќавуходоносора  до ѓитлера  -- в этом праве  отказывали. Љ сожалению, им  не
хватило смелости возгордитьсЯ этим. Ћни должны были бы возомнить себЯ богами
и кичитьсЯ своей непохожестью, должны были бы заЯвлЯть во  всеуслышание, что
они бесподобны  и не желают никому уподоблЯтьсЯ, что им  нет дела ни до рас,
ни  до  империй.  ‚   порыве  самоистреблениЯ  им  следовало  бы  поддержать
утверждениЯ их  хулителей, даваЯ  все новые и  новые  основаниЯ тем, кто  их
ненавидит...  ‚прочем,  оставим  сожалениЯ  и  не  будем  суесловить. “ кого
достает  отваги  солидаризироватьсЯ  с  аргументами своих  врагов?  ЏодобнаЯ
широта  души,   практически  немыслимаЯ  у  отдельного  человека,  столь  же
маловероЯтна  и  у  целого  народа.  €нстинкт  самосохранениЯ  не красит  ни
личность, ни общности.
     …сли  бы  евреЯм  приходилось   сталкиватьсЯ  лишь  с  профессиональным
антисемитизмом,  их  драма была  бы  не  столь  глобальна.  Ќо,  находЯсь  в
противостоЯнии едва ли не со всем человечеством, они знают, что антисемитизм
представлЯет собой не преходЯщий  феномен, а  константу  и  что их вчерашние
палачи использовали те  же  выражениЯ, что и  ’ацит...<sup>1</sup> Ћбитатели
земного  шара  делЯтсЯ  на  две  категории: на  евреев и  неевреев. …сли  бы
кто-нибудь взвесил заслуги тех и других, то, несомненно,  первые одержали бы
верх. “ них оказалось бы достаточно оснований говорить от имени человечества
и считать себЯ его представителЯми.  Ќо  пока они  будут сохранЯть кое-какое
уважение, своего рода слабость к остальным людЯм, они на это не решатсЯ. —то
за идеЯ -- желать, чтобы тебЯ любило все человечество! Ћни пытаютсЯ  достичь
этого, но безуспешно.  Ќе лучше ли было бы длЯ них после стольких бесплодных
попыток примиритьсЯ  с очевидностью, признать, наконец, обоснованность своих
разочарований?
        *
     Ќет  таких событий, злодеЯний  или катастроф, в которых  не  винили  бы
евреев  их  противники. „ань уважениЯ -- Явно несообразнаЯ.  Ќе то чтобы мне
хотелось приуменьшить их роль; просто справедливости ради их следу-
     180


     ет  упрекать только за те проступки, которые действительно лежат  на их
совести.  Ќаиболее  значительный  их  грех состоит в  том, что они произвели
бога,  чьЯ судьба -- уникальнаЯ в  истории религий -- поражает и наводит  на
разные  мысли;  в нем  нет  никаких  таких качеств,  которые  оправдывали бы
подобный успех: сварливый,  грубый, болтливый и сумасбродный, он мог бы,  на
худой  конец,  удовлетворить  потребности какого-нибудь племени; кто бы  мог
подумать, что  в один  прекрасный день он станет объектом  ученых теологий и
покровителем утонченных цивилизаций?  Ќет, такое и  в голову не могло никому
прийти.  …сли  они  нам  его  и  не  навЯзывали,  то  все  равно  они  несут
ответственность за то, что придумали его. ќто несмываемое пЯтно на их гении.
Ћни  могли бы придумать что-нибудь получше.  Љаким бы могучим и мужественным
ни казалсЯ этот џхве (чью смЯгченную версию предлагает нам христианство), он
не может не внушать нам некоторое недоверие.  ‚место  того  чтобы суетитьсЯ,
пытаЯсь внушить к себе  уважение,  он,  с учетом его функций,  должен был бы
вести  себЯ  более  корректно,  выглЯдеть  более  благовоспитанным  и  более
уверенным  в себе. …го  мучают  сомнениЯ: он кричит,  бушует, мечет  громы и
молнии... ђазве же  это признаки силы? Џод его величавым  видом проглЯдывает
опасливость  узурпатора, который, почуЯв  опасность,  боитсЯ потерЯть трон и
терроризирует   подданных.  Џоведение,  недостойное  существа,  то  и   дело
ссылающегосЯ  на  ‡акон  и  требующего  от  других, чтобы  они этому  ‡акону
подчинЯлись.  …сли, как  утверждает  Њозес  Њендельсон<sup>1</sup>,  иудаизм
ЯвлЯетсЯ не  религией,  а  дарованным  в  откровении  законодательством,  то
кажетсЯ странным, что такой Ѓог стал его автором и символом, ведь  в нем нет
ничего от законодателЯ. Ќе способный  сделать над собой ни малейшего усилиЯ,
чтобы  попытатьсЯ быть объективным,  он  распорЯжаетсЯ правосудием  как  ему
вздумаетсЯ,  не  позволЯЯ  ни  одному  кодексу  ограничивать  его  бредни  и
фантазии.  Ћн  деспот  столь  же трусливый, сколь  и  агрессивный, с  массой
комплексов,  делающих  его  идеальным пациентом длЯ психоаналитика. Ћн  Явно
подводит  метафизику,  котораЯ  не  находит  в  нем и следа субстанциального
существа,   уверенного   в  себе,  возвышающегосЯ  над  миром  и  довольного
отделЯющей его от мира дистанцией; паЯц, унаследовавший небо и увековечивший
на  нем  худшие традиции  земли,  он  использует  грандиозные  средства,  не
переставаЯ изумлЯтьсЯ собственному могуществу и гордитьсЯ за то, что он дает
ощутить  его  последствиЯ.  Џри  всем  при  этом его горЯчность,  изменчивое
настроение, безалаберность и судорожные порывы  в конце концов начинают  нам
импонировать,  а то и убеждать  нас. Ћтнюдь не желаЯ ограничитьсЯ вечностью,
он вмешиваетсЯ в повседневные  дела, запутывает их, сеет смуту и провоцирует
склоки.   Ћн   озадачивает,  раздражает,  но  соблазнЯет.   Џри  всей  своей
сумасбродности  он не лишен  обаЯниЯ  и нередко пускает его  в ход. ‚рЯд  ли
стоит  перечислЯть  недостатки  этого бога  -- ими  пестрЯт  на  всем  своем
протЯжении  неистовые книги ‚етхого  ‡авета, по  сравнению  с  которым Ќовый
‡авет  кажетсЯ  убогой и  умилительной его аллегорией. Ќапрасно  стали бы мы
искать поэтичность и  терпкость ‚етхого ‡аве