 Ѓожественное  одобрение  приобретают
некоторую широту и общность. Ќо понЯтиЯ  все  же  остаютсЯ  антропоморфными.
—еловек  продолжает  мыслить  о  мстительном   божестве   с   точки   зрениЯ
человеческих эмоций и представлЯет его себе проЯвлЯющим эти эмоции такими же
способами, как и  человек.  ‘верх  того,  чувства  справедливости  и  долга,
насколько они развиты в это времЯ, сводЯтсЯ преимущественно  к  Ѓожественным
запрещениЯм  и  повелениЯм  и  имеют  мало  отношений  к   самому   существу
заповеданных  или  запрещенных  действий.  Џринесение   в   жертву   €саака,
жертвоприношение дочери €евфаЯ, изрубленный на  части  Ђгаг  и  бесчисленные
другие  жестокости,  совершаемые  во  имЯ  религиозных  мотивов   различными
первобытными историческими расами, как и существующими в наше  времЯ  дикими
расами, показывают нам, что нравственность и безнравственность поступков,  с
нашей точки зрениЯ были сначала мало известны и чувства, заменЯвшие их, были
преимущественно чувствами страха перед  невидимыми  существами,  от  которых
исходили повелениЯ и запрещениЯ.
     ‡десь могут заметить, что  эти  чувства  нельзЯ  назвать  нравственными
чувствами в точном смысле слова. ќто просто чувствованиЯ, предшествующие или
делающие возможными высшие чувства, которым нет дела до того, какого личного
блага или зла можно ждать от людей, нет дела до более отдаленных наград  или
наказаний. Ќа это замечание можно сделать несколько возражений. Џервое: что,
оглЯдываЯсь назад на прошлые верованиЯ и  соответствующие  им  чувствованиЯ,
как  они  проЯвлЯютсЯ  в  поэме  „анте,   в   средневековых   мистериЯх,   в
‚арфоломеевской резне, в сжиганиЯх еретиков, мы видим  доказательства  того,
что в сравнительно новейшее времЯ  слова  хорошо  (rigth)  и  дурно  (wrong)
значили немного  более,  чем  повиновение  или  неповиновение  прежде  всего
Ѓожественному Џравителю, а затем стоЯщему под ним  правителю  человеческому.
‚торое, что даже и в наше времЯ это понЯтие  широко  распространено  и  даже
воплощаетсЯ в ученых этических сочинениЯх,  как,  например,  Essays  on  the
Principles of Morality (Ћпыт оснований нравственности)  „жонатана  „аймонда,
не признающего иных основ  нравственной  обЯзательности,  кроме  воли  Ѓога,
выраженной в  исповедуемой  ныне  вере.  ‘лыша,  как  в  проповедЯх  мучениЯ
грешников и радости праведников выставлЯютсЯ  как  главные  побудительные  и
сдерживающие мотивы нашего  поведениЯ,  читаЯ  письменные  наставлениЯ,  как
сделать, чтобы хорошо прожить и на этом, и в будущем свете (tomuke the  best
of both worlds), нельзЯ отрицать, что чувства,  побуждающие  и  сдерживающие
людей, и теперь в значительной мере состоЯт из  тех  же  элементов,  которые
влиЯют  на  дикарЯ;  т.   е.   страха   отчасти   неопределенного,   отчасти
специфического, соединенного с идеей порицаниЯ Ѓожеского и человеческого,  и
чувства  удовлетворениЯ  отчасти  неопределенного,  отчасти  специфического,
соединенного с идеей одобрениЯ Ѓожеского и человеческого.
     Ќо с ростом цивилизации, сделавшейсЯ возможной  только  благодарЯ  этим
эгоальтруистическим    чувствованиЯм,    медленно    развивались     чувства
альтруистические. ђазвитие этих последних  шло  только  по  мере  того,  как
общество подвигалось к тому состоЯнию, в  котором  деЯтельности  приобретают
преимущественно мирный характер. ‚се альтруистические  чувства  коренЯтсЯ  в
сочувствии или в симпатии, а симпатиЯ могла сделатьсЯ  доминирующим  началом
лишь тогда, когда образ жизни изменилсЯ в том смысле, что вместо того, чтобы
наносить обычное прЯмое страдание, жизнь стала  давать  прЯмое  и  косвенное
удовлетворение наносимые страданиЯ принЯли  лишь  случайный.  характер  Ђдам
‘мит сделал большой шаг по направлению к этой истине, признавши симпатию  за
основу  этих  верховных   контролирующих   эмоций.   ‚прочем,   его   ’еориЯ
нравственных  чувств  (Theory  of   Moral   Sentiments)   требует   двойного
дополнениЯ.
     ‚о-первых, требуетсЯ объЯснить тот  естественный  процесс,  посредством
которого  симпатиЯ  развивалась  во  все  более  и  более   важный   элемент
человеческой природы, во-вторых, объЯснить тот процесс, посредством которого
симпатиЯ производит самое высокое и самое сложное из альтруистических чувств
- чувство справедливости.
     Ћтносительно первого процесса Я могу только сказать, что  существуют  и
индуктивные, и дедуктивные доказательства того,  что  всЯкаЯ  симпатиЯ  есть
спутник стадности, и они усиливают одна другую. ‚се существа, пища которых и
условиЯ ее добываниЯ делают  ассоциацию  возможной,  размножаЯсь,  неизбежно
стремЯтсЯ  вступить  в  более  или  менее  тесную  ассоциацию  “становленные
физиологические законы  ручаютсЯ  нам  за  то,  что  неизбежным  результатом
привычного  обнаружениЯ  чувствований  в  присутствии  друг  друга  ЯвлЯетсЯ
симпатиЯ и что стадность, увеличиваЯсь от усилениЯ симпатии, в свою очередь,
облегчает  развитие  симпатии  Ќо  этому  развитию  ставЯтсЯ  препЯтствиЯ  и
отрицательные и положительные- отрицательные потому, что  развитие  симпатии
не  может  идти  быстрее,  чем  развитие  ума,  так  как  оно   предполагает
способность понимать естественный Язык  различных  чувствований  и  мысленно
воспроизводить эти чувства;  положительные  -  потому  что  непосредственные
потребности  самосохранениЯ  часто  стоЯт  в   противоречии   с   тем,   что
подсказывает чувство симпатии, как это бывает во  времЯ  хищнических  стадий
человеческого прогресса. ‡а объЯснениЯми второго процесса Я должен  отослать
читателЯ к Џсихологии и к Social Statics, II часть, глава V { Њогу прибавить
что в Social Statics (глава XXX) Я указал общие причины развитиЯ симпатии  и
условиЯ, задерживающие ее развитие,  но  ограничилсЯ  при  обсуждении  этого
вопроса одной человеческой расой, как того и требовала задача моего труда.}.
‡а отсутствием места Я здесь покажу только, каким образом  даже  симпатиЯ  и
происходЯщие от нее чувства берут  начало  из  опытов  полезности.  …сли  мы
предположим, что всЯкаЯ  мысль  о  наградах  и  наказаниЯх,  непосредственно
следующих или отдаленных, оставлЯетсЯ  в  стороне,  то  Ясно,  что  человек,
который не решаетсЯ причинить страдание потому только, что  в  его  сознании
возникает Яркое представление об этом страдании,  сдерживаетсЯ  не  чувством
какого-нибудь долга или какой-нибудь определенной доктрины о полезности,  но
мучительной  ассоциацией,  установившейсЯ  в  нем.  џсно,  что  если   после
повторных  опытов  нравственного  беспокойства,  испытанного  им  при   виде
несчастьЯ,  причиненного  косвенно  каким-либо  его  действием,   он   будет
противитьсЯ искушению вновь повторить такое действие, то это воздержание  от
поступка принадлежит к той же категории. ’о  же  самое,  только  в  обратном
смысле, можно сказать и о действиЯх, доставлЯющих  удовольствие;  повторение
добрых  дел  и  последующие  за  ними  опыты  сочувственного  удовлетворениЯ
(gratification) ведут всегда к усилению ассоциации между  добрыми  делами  и
сопровождающим их чувством счастьЯ.
     Џод конец эти опыты могут подвергнутьсЯ сознательному  обобщению,  и  в
результате может ЯвитьсЯ обдуманнаЯ погонЯ за сочувственным удовлетворением.
Њожет также ЯвитьсЯ отчетливое сознание и признание  тех  истин,  что  более
отдаленные результаты доброго и злого поведениЯ бывают полезны и  вредны,  -
что должное уважение к другим ведет в конце концов к личному благополучию, а
невнимательное  отношение  к  другим  -  к  личному  горю;  и   тогда,   как
суммирование опытов,  ЯвлЯетсЯ  поговорка:  "—естность  -  лучшаЯ  политика"
(honesty is the best policy). Ќо Я далек  от  мысли,  что  такое  умственное
признание полезности предшествует и служит причиной нравственных  чувств.  џ
думаю, что нравственное чувство предшествует такому признанию  полезности  и
делает  его  возможным.   “довольствиЯ   и   неприЯтности,   вытекающие   из
сочувственных  и   несочувственных   действий,   должны   сначала   медленно
ассоциироватьсЯ с такими действиЯми, а вытекающие из этого  побудительные  и
задерживающие  мотивы  должны  долго  управлЯть  нами,  прежде   чем   может
пробудитьсЯ  представление  о  том,  что  сочувственные  и   несочувственные
действиЯ могут быть впоследствии полезны или вредны длЯ того, кто  совершает
их; а эти мотивы требуют еще более продолжительного подчинениЯ себе,  прежде
чем ЯвитсЯ сознание, что  эти  действиЯ  полезны  и  вредны  в  общественном
отношении. Љогда  же  отдаленные  результаты,  личные  и  общественные,  уже
получили всеобщее признание, когда они выражаютсЯ  в  ходЯчих  поговорках  и
когда порождают повелениЯ, облеченные религиозной санкцией,  тогда  чувства,
побуждающие к сочувственным и  удерживающие  от  несочувственных  поступков,
приобретают огромную силу от этого союза. Ћдобрение и порицание, Ѓожеское  и
человеческое, ассоциируютсЯ в  мысли  с  сочувственными  и  несочувственными
действиЯми.  ’ребованиЯ  религии,  кара,  налагаемаЯ   законом,   и   кодекс
общественного  поведениЯ  -  все  соединЯетсЯ,  чтоб  усилить   влечение   к
сочувственным действиЯм; каждый ребенок, вырастаЯ, ежедневно,  из  слов,  из
выражений лица и голоса окружающих  людей  получает  сознание  необходимости
подчинЯтьсЯ этим наивысшим принципам поведениЯ. ’еперь мы можем понЯть и то,
почему возникает вера в специальную  свЯтость  этих  наивысших  принципов  и
сознание верховной власти соответствующих им альтруистических чувств. Њногие
из  тех  действий,  которые  на  ранних  стадиЯх   общественности   получили
религиозную санкцию и приобрели одобрение общества, имели ту  невыгоду,  что
оскорблЯли  существовавшие  тогда  симпатии;  отсюда  происходило   неполное
удовлетворение, даваемое ими. Њежду тем как альтруистические действиЯ, также
получившие религиозную санкцию и одобрение  общества,  вносЯт  сочувственное
сознание доставленного удовольствиЯ или  предотвращенного  страданиЯ;  кроме
того,  они  вносЯт  сочувственное  сознание,  что   такие   альтруистические
действиЯ,   становЯсь   обычными,   должны   способствовать    человеческому
благополучию вообще. € это специальное, и это общее  сочувственное  сознание
становитсЯ сильнее и шире  по  мере  того,  как  развиваетсЯ  способность  к
умственному воспроизведению, и по мере того, как представлениЯ о  близких  и
отдаленных последствиЯх становЯтсЯ все более и  более  Яркими  и  обширными.
Ќаконец,  эти  альтруистические  чувства  начинают  подвергать  критике   те
авторитеты тех эгоальтруистических  чувств,  которые  некогда  бесконтрольно
управлЯли  человеческими  поступками.  Ћни  побуждают  к  неповиновению  тем
законам, которые не  воплощают  собою  идеи  о  справедливости,  дают  людЯм
смелость идти  наперекор  старым  обычаЯм,  признаваемым  ими  вредными  длЯ
общества, и не боЯтьсЯ гнева своих  собратий;  приводЯт  даже  к  расколу  в
религии или к неверию в те божественные  атрибуты  и  действиЯ,  которые  не
одобрЯютсЯ этим верховным нравственным судьею, и, наконец, даже к  отрицанию
той веры, котораЯ приписывает божеству такие атрибуты и действиЯ.
     ’о многое, что остаетсЯ сказать длЯ полного уЯснениЯ моей  гипотезы,  Я
оставлЯю до окончаниЯ второго  тома  Ћснований  психологии,  где  Я  намерен
изложить ее подробно. ’о, что сказано мною здесь, достаточно  выЯснЯет,  что
сделаны две фундаментальные ошибки в толковании  ее.  ‘лова  "полезность"  и
"опыт" понЯты были в слишком узком смысле.  •отЯ  слово  "полезность"  очень
удобно  по  своей  обширности,  но  ведет  к  очень  неудобным  и   неверным
заключениЯм. Ћно  вызывает  в  уме  Яркое  представление  о  пользовании,  о
средствах,  о  ближайших  целЯх,   но   очень   неЯсное   представление   об
отрицательных или положительных удовольствиЯх, которые  составлЯют  конечную
цель и которые в этическом смысле слова одни принимаютсЯ во внимание.
     „алее, под этим словом подразумеваетсЯ сознательное изыскание средств и
целей,  -  подразумеваетсЯ  обдуманный  образ  действий  с   целью   достичь
намеченной выгоды. ’о же можно  сказать  и  об  опыте.  ЏринЯтое  в  обычном
значении, оно заключает в себе определенные восприЯтиЯ причин и последствий,
стоЯщих в  наблюдаемых  отношениЯх;  оно  не  означает  той  свЯзи,  котораЯ
образуетсЯ между  состоЯниЯми,  совместно  повторЯющимисЯ,  когда  отношение
между  ними,  будь  оно  причинное  или  какое-нибудь  иное,  ускользает  от
непосредственного наблюдениЯ Ќо Я обыкновенно  употреблЯю  эти  слова  в  их
самом широком смысле, что будет  очевидно  длЯ  каждого  читателЯ  Ћснований
психологии, и в этом же широком смысле Я употребил их в письме  к  Њиллю.  џ
полагаю, что из вышесказанного Ясно, что при таком понимай .и этих слов  моЯ
гипотеза, коротко изложеннаЯ в  этом  письме,  не  так  уж  безнадежна,  как
предполагают. ‚о  всЯком  случае,  Я  доказал  то,  что  длЯ  менЯ  казалось
необходимым в настоЯщее  времЯ  доказать,  -  что  толкование  моих  мыслей,
сделанные м-ром ѓеттоном, не должны считатьсЯ правильными.

        X     
       ‘ђЂ‚Ќ€’…‹њЌЂџ Џ‘€•Ћ‹Ћѓ€џ —…‹Ћ‚…ЉЂ

       (—итано первоначально в заседании
       Ђнтропологического института, затем напечатано в "Mind", Январь 1876 г.)

     ђазговариваЯ однажды с двумЯ из членов  Ѓританского  Ђнтропологического
общества,  Я  высказал  несколько  замечаний  касательно   трудов,   которые
собиралась предпринЯть психологическаЯ секциЯ  этого  общества,  причем  мои
собеседники выразили желание видеть  высказанные  мною  мысли  в  письменном
изложении. Љогда через несколько месЯцев  мне  напомнили  о  сделанном  мною
обещании, Я уже не был в состоЯнии припомнить  в  подробности  того,  что  Я
говорил им тогда; но, пытаЯсь вспомнить высказанные мною тогда мысли, Я  был
вынужден перебрать в голове всю область сравнительной  психологии  человека.
ђезультатом этого и Явилась эта статьЯ.
     …два ли нужно говорить, что общий обзор предмета всегда предшествует  с
пользой основательному изучению как целого предмета, так и всЯкой его части.
ЃеспорЯдочное блуждание по области,  не  имеющей  длЯ  нас  ни  определенных
границ, ни  внутренних  межевых  знаков,  всегда  имеет  своим  последствием
некоторую смутность мысли. €зучение какой-либо отдельной части предмета, при
отсутствии сведений касательно ее свЯзей со всем остальным, ведет к неверным
понЯтиЯм.
     –елое не может быть понЯто правильно без некоторого  знакомства  с  его
частЯми, и ни одна часть не может быть понЯта правильно вне ее  отношениЯ  к
целому.
     Џоэтому краткий очерк пределов и главнейших подразделений сравнительной
психологии человека также должен повести к  более  методическому  выполнению
относЯщихсЯ сюда исследований. € в этой  области,  как  и  во  всех  других,
разделение труда должно облегчить  прогресс;  но  всЯкому  разделению  труда
необходимо должно предшествовать систематическое разделение самого предмета.
     ‚есь наш предмет может быть с удобством разделен на три главных отдела,
расположенных в порЯдке возрастающей специальности.
     Џервый  отдел  будет  посвЯщен  степени  душевного  развитиЯ  различных
человеческих типов, рассматриваемого с  общих  своих  сторон;  причем  будут
принЯты во внимание как величина всей  суммы  душевных  обнаружений,  так  и
сложность их. ‚ этот отдел войдут отношениЯ  этих  душевных  особенностей  к
особенностЯм физическим, т. е. к массе всего тела и его устройству, а  также
к массе и устройству мозга.  ‘юда  же  войдут  все  исследованиЯ  касательно
времени, нужного длЯ полного душевного развитиЯ, и  времени,  в  продолжение
которого длитсЯ деЯтельность вполне сложившихсЯ душевных сил; наконец,  сюда
же  войдет  рассмотрение  некоторых  наиболее  общих  особенностей  душевной
деЯтельности,   какова,    например,    большаЯ    или    меньшаЯ    степень
продолжительности эмоций и умственных процессов. ‘вЯзь между общим  душевным
типом и общим социальным типом также войдет в этот отдел.
     ‚о второй отдел можно  с  удобством  поместить  отдельное  рассмотрение
относительных душевных свойств обоих полов в различных  человеческих  расах.
‘юда войдет рассмотрение таких вопросов, как - существует ли между мужчинами
и женщинами какие-либо различиЯ по отношению к массе  и  сложности  душевной
деЯтельности, которые были бы общи длЯ всех рас, и если существуют, то какие
именно? €зменЯютсЯ ли эти различиЯ по степени, или по роду; или и в том и  в
другом отношении зараз? …сть ли данные думать, что эти различиЯ стремЯтсЯ  к
возрастанию и к уменьшению? ‚ каком отношении стоЯт они в  каждом  случае  к
жизненным привычкам, к домашнему складу и к общественному устройству? ‚ этот
отдел должно войти также исследование  чувств  полов  друг  к  другу,  в  их
количественном и качественном разнообразии, равно  как  и  чувств  различных
полов к детенышу, опЯть-таки в их разнообразии.
     Љ  третьему  отделу  будут  отнесены  исследованиЯ   касательно   более
специальных душевных особенностей, отличающих между собою разные типы людей.
Ћдин  класс  таких  специальных  особенностей  проистекает  из  различиЯ   в
пропорции между разными способностЯми, составлЯющими общее  достоЯние  всего
человечества,  другой  же  их  класс  ЯвлЯетсЯ  вследствие  существованиЯ  у
некоторых рас таких способностей,  которые  почти  вовсе,  или  даже  вовсе,
отсутствуют  у  других  рас.  Љаждое  различие  в  каждой  из  этих   групп,
установленное путем сравнениЯ, должно быть изучаемо в  свЯзи  с  достигнутой
ступенью душевного развитиЯ, а также в свЯзи с  жизненными  привычками  и  с
общественным развитием, причем оно должно быть рассматриваемо одновременно и
как причина, и как следствие этих последних.
     ’аковы главные черты этих трех  крупных  отделов,  взглЯнем  же  теперь
поподробнее на подразделениЯ, содержащиесЯ в каждом из них.
     I. Џод рубрикой общего душевного развитиЯ  мы  можем  поместить  прежде
всего:
     1. Ћбщую массу душевной деЯтельности (mental mass).  Џовседневный  опыт
показывает нам, что человеческие существа  значительно  отличаютсЯ  друг  от
друга относительно объема их душевных обнаружений. Ќекоторые люди,  несмотрЯ
иной раз на высокую степень умственного развитиЯ, производЯт  тем  не  менее
весьма мало впечатлениЯ на окружающих, между тем  как  другие,  даже  говорЯ
самые  обыкновенные  вещи,  высказывают  их  так,  что  действуют  на  своих
слушателей с силой, непропорциональной сказанному. ‘равнение людей этих двух
родов показывает, что замечаемое тут различие в большинстве  случаев  должно
быть приписано так называемому естественному Языку эмоций. Џозади умственной
живости первого не чувствуетсЯ никакой силы характера; между тем как  второй
обнаруживает  силу,  способную  сломить  оппозицию,  -  обнаруживает   такое
могущество затаенного чувства (эмоции), которое имеет в себе что-то ужасное.
€звестно, что различные разновидности человеческого  рода  отличаютсЯ  очень
значительно друг от друга по отношению к этому свойству. Ќезависимо от  рода
чувствованиЯ они не сходствуют между собою по его количеству. ѓосподствующие
расы берут верх над низшими главнейшим образом благодарЯ количеству энергии,
с которой проЯвлЯетсЯ большаЯ масса душевной деЯтельности. Ћтсюда  возникает
рЯд исследований, из которых мы укажем  на  следующие:  а)  Љакое  отношение
существует между массою душевной деЯтельности и массой тела?  €звестно,  что
малорослые расы обнаруживают  меньшую  массу  душевной  деЯтельности.  Ќо  с
другой стороны, оказываетсЯ, что расы  приблизительно  одинакового  роста  -
каковы, например, англичане и  дамары  -  отличаютсЯ  в  очень  значительной
степени со стороны общей массы душевной деЯтельности.  b)  Љаково  отношение
между массой душевной деЯтельности и массою мозга? ЏомнЯ  тот  общий  закон,
что в том же  самом  животном  виде  размер  мозга  увеличиваетсЯ  вместе  с
размером тела (хотЯ и не в той же самой пропорции), мы должны поставить этот
вопрос так в каких пределах может быть  прослежена  свЯзь  между  добавочной
массой душевной деЯтельности высших рас и добавочной  массой  их  мозга,  за
вычетом того увеличениЯ количества их мозга, которое  надо  приписать  более
значительной массе их тела? с)  ‘уществует  ли  какое-либо  отношение  между
массой    душевной    деЯтельности    и    физиологическими     состоЯниЯми,
обнаруживающимисЯ  в   энергии   кровообращениЯ   и   в   богатстве   крови,
обусловленных каждое образом жизни и общим питанием, и если такое  отношение
существует, то в чем оно состоит?  d)  ‚  каком  отношении  находитсЯ  масса
душевной   деЯтельности   к   общественному   строю   -   хищническому   или
промышленному, кочевому или оседло-земледельческому?
     2. ‘ложность душевной деЯтельности  (mental  complexity).  —тобы  лучше
понЯть, какие различиЯ  существуют  между  разными  человеческими  расами  в
отношении большей или меньшей сложности строениЯ духа, следует припомнить то
различие между духовным миром юноши и взрослого человека  которое  мы  можем
видеть в нашей собственной среде.  ‚  ребенке  мы  видим  полное  поглощение
частными фактами. Ћни  почти  не  в  состоЯнии  усматривать  общностей  даже
низшего порЯдка, обобщениЯ же высоких порЯдков вовсе им не усматриваютсЯ. Њы
видим, что он интересуетсЯ  отдельными  личностЯми,  личными  приключениЯми,
домашними делами, но не высказывает ни малейшего интереса к  политическим  и
социальным делам. Њы видим у него тщеславие по отношению к одежде и к мелким
успехам, но мало  чувства  справедливости  доказательство  -  насильственное
отнЯтие друг у друга игрушек. ‚ то  времЯ  когда  многие  из  более  простых
душевных сил находЯтсЯ уже в полном действии,  мы  еще  не  замечаем  в  нем
достижениЯ  той  сложности  душевной  деЯтельности,  котораЯ  возникает   из
присоединениЯ к этим силам других, развившихсЯ из этих более простых сил.
     Џодобные же различиЯ по сложности существуют между духом низших и духом
высших рас, и мы  должны  произвести  здесь  все  те  сравнениЯ,  которые  в
состоЯнии выЯснить род и степень этих различий. Ќаши исследованиЯ могут быть
подразделены  следующим  образом:  а)  Љакое  отношение   существует   между
сложностью душевной деЯтельности и ее массою? Ќе изменЯютсЯ ли в большинстве
случаев эти два обстоЯтельства одновременно? b) ‚ каком отношении  находитсЯ
сложность душевной деЯтельности к общественному строю,  рассматриваемому  со
стороны  его  большей  или  меньшей  сложности?  €ли,  другими  словами,  не
замечаетсЯ ли, что сложность душевной деЯтельности и сложность общественного
строЯ испытывают взаимное воздействие?
     3. Ќорму душевного развитиЯ ‘огласно известному биологическому  закону,
что, чем выше организм, тем  более  времени  требуетсЯ  ему  длЯ  завершениЯ
своего развитиЯ, мы должны ожидать, что у  членов  низших  человеческих  рас
завершение душевного развитиЯ наступает скорее, чем у членов высших  рас;  и
действительно,  такое  ожидание  подтверждаетсЯ   множеством   свидетельств.
Џутешественники, сообщаЯ о всевозможных  странах,  постоЯнно  говорЯт  то  о
чрезвычайной скороспелости детей у диких и полуцивилизованных народов, то  о
ранней остановке у них душевного прогресса  •отЯ  мы  едва  ли  нуждаемсЯ  в
дальнейших  доказательствах  существованиЯ  этого  общего  контраста   между
низшими и высшими расами, тем не менее нам остаетсЯ  еще  решить  вопрос:  -
насколько  последовательно  проходит  этот  контраст   через   все   порЯдки
человеческих  рас,  от  самых  низших  до  самых  высших,  т.  е.  например,
отличаетсЯ ли с этой стороны австралиец от индуса в такой же мере,  в  какой
индус  отличаетсЯ  от  европейца?  €з  числа  второстепенных   исследований,
входЯщих в этот подотдел, могут быть названы следующие: а) ЋбнаруживаютсЯ ли
это более быстрое развитие и более раннЯЯ его остановка  всегда  в  неравной
степени у разных полов; или, говорЯ другими словами, замечаютсЯ ли у  низших
человеческих типов различиЯ между полами по отношению к быстроте  и  степени
развитиЯ, подобно тем различиЯм,  которые  замечаютсЯ  в  этом  отношении  у
высших типов? b)  ‚о  многих  ли  случаЯх  может  быть  прослежено  заметное
отношение между периодом остановки развитиЯ и периодом  наступлениЯ  половой
зрелости, как это действительно прослежено в  некоторых  случаЯх?  с)  Ѓолее
раннее наступление душевного упадка пропорционально  ли  быстроте  душевного
развитиЯ? d) Њожем ли мы утверждать и с других сторон, что  в  более  низком
типе  весь  цикл  душевных  перемен  между  рождением  и  смертью   (т.   е.
восхождение, равностоЯние и упадок) вмещаетсЯ в  более  коротком  промежутке
времени?
     4. Ћтносительную пластичность.  ‘уществует  ли  какое-нибудь  отношение
между степенью  душевной  изменЯемости,  сохранЯющейсЯ  во  взрослый  период
жизни, и  характером  душевного  развитиЯ  со  стороны  массы,  сложности  и
быстроты?  ‚се  животное  царство  доставлЯет  нам  множество   данных   длЯ
ассоциированиЯ низшего  и  более  быстро  завершающегосЯ  душевного  типа  с
относительно  автоматической  природой.   Ќизко   организованные   созданиЯ,
руководимые почти всецело одними рефлективными действиЯми, оказываютсЯ  лишь
в очень слабой степени способными к  изменениЯм,  вызываемым  индивидуальным
опытом.  Џо  мере   усложнениЯ   нервного   строениЯ,   действиЯ   животного
ограничиваютсЯ все менее и менее известными предустановленными пределами;  с
приближением же к самым высшим животным индивидуальные  опыты  получают  все
большую и большую долю в управлении поступками животного: т. е.  восходЯ  по
лестнице животного царства, мы замечаем постоЯнное  возрастание  способности
воспринимать новые впечатлениЯ и  извлекать  пользу  из  этих  приобретений.
Њежду  низшими  и  высшими  человеческими  расами  замечаетсЯ  подобный   же
контраст. Њногие путешественники говорЯт  о  неизменности  обычаев  дикарей.
Џолуцивилизованные народы ‚остока прошедшего и нынешнего времени отличались,
и теперь еще отличаютсЯ, более суровой  непреклонностью  обычаЯ,  чем  более
цивилизованные народы ‡апада. €сториЯ самых  цивилизованных  народов  нашего
времени показывает нам, что у них в  прежние  времена  изменЯемость  идей  и
привычек была значительно меньше, чем теперь. Ќаконец, если мы сравним между
собою различные классы  нашего  собственного  общества  или  даже  различных
личностей, то увидим, что наиболее развитые  из  них  в  душевном  отношении
отличаютсЯ и наибольшей душевной пластичностью Љ исследованию  сравнительной
пластичности  душевного  развитиЯ  могут  быть  с   удобством   присоединены
исследованиЯ касательно ее отношений к общественному строю,  в  установлении
которого  она  участвует  своим  влиЯнием  и  который,   в   свою   очередь,
воздействует на нее.
     5.  ЌепостоЯнство  (variability).  “тверждать  про   душевную   природу
какого-либо индивида или народа, что деЯтельность ее отличаетсЯ чрезвычайным
непостоЯнством, и в то же самое времЯ утверждать о ней, что она представлЯет
образчик относительно неизменной природы,  значит,  по-видимому,  впадать  в
решительное противоречие с самим собою. Ќо  когда  непостоЯнство  понимаетсЯ
здесь в приложении к взаимной смене душевных обнаружений, следующих друг  за
другом из минуты в минуту, а неизменность утверждаетсЯ относительно среднего
характера  обнаружений,  взЯтых  и  рассматриваемых  на  протЯжении   долгих
периодов  времени,  то  это  кажущеесЯ  противоречие  исчезает,  и  длЯ  нас
становитсЯ совершенно понЯтным, что эти две  черты  могут  сосуществовать  и
обыкновенно действительно сосуществуют  друг  с  другом  Њаленький  ребенок,
весьма быстро утомлЯющийсЯ от всЯкого однообразного восприЯтиЯ,  беспрерывно
жаждущий  чего-нибудь  нового,  которое  опЯть  скоро   бросаетсЯ   им   длЯ
чего-нибудь другого, и переходЯщий двадцать раз в день от  смеха  к  слезам,
обнаруживает очень мало постоЯнства в каждом роде душевной деЯтельности  все
его душевные состоЯниЯ, умственные и эмоциональные, скоропреходЯщи. €  в  то
же самое времЯ его дух не легко поддаетсЯ изменению в общем своем характере.
Џравда, он изменитсЯ в должное времЯ под влиЯнием  присущих  ему  внутренних
импульсов, но он долгое времЯ остаетсЯ не способным к усвоению других идей и
эмоций, кроме принадлежащих к самым простым порЯдкам.
     ‚ то времЯ  когда  ребенок  становитсЯ  более  доступен  воспитательным
влиЯниЯм, он начинает обнаруживать и менее быстрые  смены  одних  умственных
или эмоциональных состоЯний другими. Ќизшие человеческие  расы  представлЯют
нам аналогичную этому комбинацию большую неизменность общего характера рЯдом
с большей неправильностью в его преходЯщих обнаружениЯх. ЋписываЯ этот  факт
в  самых  широких  чертах,  можно  сказать,  что   такие   расы   противЯтсЯ
непрерывному видоизменению их духа и что у них не хватает в то же  времЯ  ни
умственной настойчивости,  ни  эмоционального  постоЯнства.  Џро  многие  из
низших людских типов мы читаем, что  они  не  в  состоЯнии  удержать  своего
вниманиЯ долее нескольких минут ни на чем, требующем мысли, хотЯ бы и самого
простого рода. ’о же следует сказать и относительно их  чувств  они  гораздо
менее продолжительны, чем чувства цивилизованных людей. Ћднако это положение
нуждаетсЯ в известных ограничениЯх, и только сравнениЯ  могут  показать,  до
каких пределов должны доходить эти  ограничениЯ.  „икарь  проЯвлЯет  большую
настойчивость в деЯтельности низших умственных способностей. Ћн  неутомим  в
мелочном наблюдении. Ћн столь же неутомим и в том роде  восприЯтиЯ,  которым
сопровождаетсЯ изготовление его оружиЯ и украшений нередко он  тратит  массу
времени на отделку камней и т. п. ’очно так же и с эмоциональной стороны  он
проЯвлЯет довольно значительное постоЯнство не  только  в  тех  побуждениЯх,
которые поддерживают его при выполнении этих мелких ремесленных затей, но  и
в некоторых из своих страстей, в особенности же в чувстве мести. Џоэтому при
изучении  душевного  непостоЯнства,  обнаруживающегосЯ  в  обыденной   жизни
различных рас, мы  должны  постоЯнно  спрашивать  себЯ,  в  какой  мере  это
непостоЯнство отличает собою  весь  дух  и  в  какой  мере  оно  может  быть
приписано только некоторым его частЯм.
     6. Џорывистость  (impulsiveness).  ќта  черта  душевной  природы  тесно
свЯзана с предыдущей неустойчивые чувства суть именно такие чувства, которые
толкают поведение то туда, то сюда, без всЯкой  последовательности.  ’ем  не
менее порывистость может быть с большой пользой изучаема отдельно, так как в
этой  черте  скрываютсЯ  и  другие  значениЯ   кроме   простого   недостатка
постоЯнства.  ‘равнениЯ  низших  человеческих  рас  с   высшими   указывают,
по-видимому, на то общее правило, что кратковременность страстей  существует
обыкновенно рЯдом с их неистовостью. ‚незапные порывы  чувства,  проЯвлЯемые
людьми низших типов, столь же чрезмерны в своей интенсивности, как и  кратки
в своей продолжительности; весьма вероЯтно, что между  этими  двумЯ  чертами
существует причиннаЯ свЯзь: ибо усиление страсти должно скорее привести к ее
истощению. ‡аметив мимоходом, что  страсти  детского  возраста  представлЯют
очень хорошую иллюстрацию этой свЯзи, займемсЯ теперь некоторыми интересными
вопросами, касающимисЯ уменьшениЯ порывистости вместе с прогрессом развитиЯ.
џсно, что нервные процессы порывистого существа менее далеки от рефлективных
действий,  чем  нервные  процессы  существа  непорывистого.  ‚  рефлективном
действии мы видим простой стимул, переходЯщий мгновенно в  движение;  причем
другие части нервной системы или вовсе не имеют никакого контролЯ  над  этим
движением, или обладают им лишь в очень незначительной степени. ЋбращаЯсь  к
более  высоким  нервным  действиЯм,  руководимым  более  и  более   сложными
комбинациЯми стимулов, мы уже не находим тут такого мгновенного  разрЯжениЯ,
разрешенного в простые движениЯ;  но  мы  видим  сравнительно  обдуманное  и
относительно изменчивое приспособление к данному  случаю  некоторых  сложных
движений, должным образом сдержанных и пропорциональных требованиЯм  случаЯ.
Џодобный же контраст существует между страстЯми и чувствами  менее  развитых
натур и натур более развитых. ’ам, где эмоциональнаЯ  сложность  лишь  очень
незначительна, всЯкаЯ эмоциЯ, возбужденнаЯ каким-либо событием, вспыхивает и
переходит в действие прежде, чем другие эмоции будут иметь времЯ внести свою
долю участиЯ в направление поступка; в другое времЯ бывает  очередь  другого
чувства  из  числа  тех,  которые  теперь  молчали.  Ќо  при  более  сложном
устройстве эмоционального аппарата простые чувства так координированы  между
собою, что не могут действовать вполне независимо друг от друга. Џрежде  чем
возбуждение какого-либо из этих чувств будет иметь времЯ перейти в действие,
некотораЯ часть возбуждениЯ успеет уже сообщитьсЯ другим  чувствам,  нередко
антагонистическим   первому,   -   и   первоначальное   поведение   окажетсЯ
видоизмененным, применительно к комбинации повелений всех  возбужденных  тут
чувств Ћтсюда возникает не только уменьшение порывистости, но  и  увеличение
постоЯнства. Ћбраз действий индивида, ЯвлЯющийсЯ тут результатом  нескольких
эмоций, содействующих каждое  этому  совокупному  побуждению  лишь  в  такой
степени,  котораЯ  не  истощает   каждого   чувства,   приобретает   большое
постоЯнство  спазматический,  судорожный  характер  силы  исчезает  но  зато
оказываетсЯ увеличение общей суммы энергии. Џри исследовании фактов  с  этой
точки зрениЯ перед нами  возникает  много  интересных  вопросов  этого  рода
касательно различных рас людей: а) ‘ какими другими душевными особенностЯми,
кроме степени душевного развитиЯ, свЯзана  порывистость?  Џо-видимому,  расы
Ќового ‘вета, независимо от различий со стороны высоты типа менее порывисты,
чем расы ‘тарого ‘вета. „олжно ли приписать это обстоЯтельство  органической
апатии?  €  вообще,  можно  ли  проследить  (при  прочих  равных   условиЯх)
существование  прЯмой   свЯзи   между   физической   живостью   и   душевной
порывистостью?  b)  ЉакаЯ  свЯзь  существует  между  этой  чертой   духа   и
общественным строем? џсно, что очень вспыльчиваЯ и порывистаЯ натура, какова
например, натура бушмена, непригодна длЯ общественного союза;  и  Ясно,  что
общественный союз, установленный при помощи каких бы  то  ни  было  средств,
всегда сдерживает порывистость. с) Љакое участие в сдерживании  порывистости
принимает каждое из чувств, поддерживаемых и охранЯемых общественным строем,
каковы,  например-  чувство  страха  по  отношению  к  окружающим,  инстинкт
общежитиЯ, стремление к накоплению собственности, симпатические  склонности,
чувство справедливости? ‚се  эти  чувства,  требующие  длЯ  своего  развитиЯ
общественной среды, предполагают всегда представление себе более  или  менее
отдаленных последствий, а потому должны действовать сдерживающим образом  на
побуждениЯ  более  простых  страстей.  Ћтсюда  возникают  вопросы:  в  каком
порЯдке, в какой степени и в каких комбинациЯх ЯвлЯютсЯ они на сцену?
     7. Ќаконец, сюда может быть отнесено еще одно исследование общего рода,
хотЯ и отличное по своему характеру от предыдущих. Љак  влиЯет  на  душевную
природу смешение рас? Њы имеем очень основательные  данные  думать,  что  во
всем животном царстве союз между разновидностЯми, расходЯщимисЯ очень далеко
одна от другой, сопровождаетсЯ вредными физическими последствиЯми; между тем
как союз между мало  расходЯщимисЯ  разновидностЯми  физически  благотворен.
Њожет ли быть приложено это правило и к душевной природе?  Ќекоторые  факты,
по-видимому,   доказывают,   что   помесь   между   чрезвычайно   несходными
человеческими расами производит никуда  не  годный  тип  духа,  т.  е.  дух,
непригодный ни к тому роду жизни, который ведет более высокаЯ из  этих  двух
рас, ни к тому, который ведет более низкаЯ из них. €  наоборот  мы  находим,
что  представители  народов,  происходЯщих  от  одного  корнЯ,  но  успевших
несколько дифференцироватьсЯ друг от друга, вследствие жизни  при  несходных
условиЯх в течение многих  поколений,  соединЯЯсь  между  собою,  производЯт
душевный тип, обладающий известными превосходствами. ‚ своем сочинении  "The
Huguenots"  ‘маильс  показал,  какое  множество  наших  замечательных  людей
произошло от голландских и французских беглецов, а Ђльфонс „екандоль в своей
"€стории  наук  и  ученых  за  последние  два  века"  показал,  что  потомки
французских беглецов в вейцарии  доставили  необыкновенно  большой  процент
людей науки. •отЯ этот результат и может  быть  приписан  отчасти  природным
качествам  таких  беглецов,   несомненно   долженствовавших   обладать   той
независимостью   духа,   котораЯ   составлЯет   главное   условие   в   деле
оригинальности, тем не менее этот результат, по всей вероЯтности,  произошел
отчасти и из смешениЯ рас. ‚ подтверждение этого  мы  можем  привести  такое
свидетельство, которое  уже  не  может  быть  истолковано  двоЯким  образом.
Џрофессор Њорлей обращает внимание на тот факт, что течение семи веков нашей
древней истории "лучшие гении Ђнглии выходили из той  местности,  в  которой
кельты и англосаксы жили вместе" Џодобным  же  образом  и  ѓальтон  в  своем
исследовании об английских ученых показывает, что  в  новейшие  времена  эти
ученые ЯвлЯютсЯ по большей части из внутренней области нашей страны, котораЯ
имеет главное направление с севера на юг и  котораЯ,  по  всем  соображениЯм
должна заключать больше смешанной крови, чем области, лежащие  к  востоку  и
западу от нее. ’акой результат оказываетсЯ  вероЯтным  уже  a  priori.  Љоль
скоро  нам  даны  две  натуры,  приспособленные  каждаЯ  к  слегка  отличной
совокупности общественных условий, то мы имеем все данные  ожидать,  что  их
союз произведет природу, несколько более пластичную, чем природа каждого  из
родителей, - т.  е.  природу,  более  впечатлительную  к  новым  условиЯм  и
обстоЯтельствам  постоЯнно  подвигающейсЯ  вперед  общественной   жизни,   а
следовательно, имеющую более вероЯтности породить новые  идеи  и  обнаружить
видоизмененные чувства. €так,  сравнительнаЯ  психологиЯ  человека  может  с
удобством включить в свою область душевные последствиЯ смешениЯ рас,  причем
мы должны включить здесь в число наших производных исследований и  вопрос  о
том, в какой мере покорение одних  рас  другими  служило  орудием  прогресса
цивилизации как вследствие того, что оно помогало смешению рас, так и в силу
других своих влиЯний?
     II. ‚торой из трех главных отделов, поименованных в самом начале  этого
очерка,  менее  обширен.  ’ем  не  менее  рассматриваемые  в  нем   вопросы,
касающиесЯ различий в области духа между  разными  полами  каждой  отдельной
расы, представлЯют большую важность и возбуждают немалый интерес.
     1) ‘тепень различиЯ между полами. Ќаблюдение показывает  неопровержимо,
что степень несходства между мужчинами  и  женщинами  в  телесном  отношении
отнюдь не одинакова длЯ всех людских типов.
     ’ак, например, у бородатых рас несходство  между  мужчиной  и  женщиной
гораздо сильнее, чем у рас безбородых “ южноамериканских  племен  мужчины  и
женщины гораздо более сходны между  собою  по  внешности  и  т.  д.,  чем  у
каких-либо других народов. Ћтсюда само собою ЯвлЯетсЯ вопрос: отличаетсЯ  ли
душевнаЯ природа  одного  пола  от  душевной  природы  другого  в  некоторой
постоЯнной  степени,  или  же  степень  этого  отличиЯ  изменчива?  …два  ли
вероЯтно, чтобы различие это было постоЯнным, если же оно изменчиво, то  нам
сейчас же приходитсЯ спросить в  каких  пределах  колеблетсЯ  оно  и  какими
условиЯми оно вызываетсЯ?
     2)  ђазличие  со  стороны  общей  массы  душевной  деЯтельности  и   ее
сложности. ЏонЯтно, что сравнение полов друг с  другом  допускает  такие  же
подразделениЯ, как и сравнение между собою различных рас.  ѓлавное  внимание
должно  быть  обращено,  конечно,  на  различие  в  общей   массе   душевной
деЯтельности и на  степень  сложности  этой  деЯтельности  у  разных  полов.
„опустив, что в этом неравенстве издержек лежит  причина  различиЯ  в  общей
массе душевной деЯтельности, как и различиЯ в общей массе  тела,  мы  должны
изучить различие в массе  душевной  деЯтельности  в  свЯзи  с  различиЯми  в
воспроизводительной  деЯтельности  у  разных  людских  рас;  причем  следует
обратить внимание на тот возраст, с которого начинаетсЯ деторождение,  равно
как и на длину того периода, в продолжение которого сохранЯетсЯ  способность
к деторождению. Љ этому исследованию может  быть  присоединено  еще  другое,
подобного же рода, а именно: в какой степени душевнаЯ природа  каждого  пола
обусловливаетсЯ особенностЯми его питаниЯ, а  также  степенью  и  родом  его
телесных упражнений? “ многих из низших рас женщины,  подвергаЯсь  постоЯнно
крайне грубому обращению, стоЯт в телесном отношении значительно ниже мужчин
что, по всей вероЯтности,  представлЯет  совокупный  результат  чрезмерности
труда и недостаточности питаниЯ, спрашиваетсЯ теперь-  не  вызывают  ли  эти
причины в то же самое времЯ и задержки душевного развитиЯ ?
     3) €зменЯемость пунктов  различиЯ  (Variations  of  differences).  …сли
телесное и душевное несходства между полами не постоЯнно  и  если  допускать
предположение, что все человеческие расы разошлись от одного  общего  корнЯ,
то приходитсЯ заключить, что каждый пол  должен  был  передавать  постепенно
накоплЯвшиесЯ отличиЯ потомству того же самого  пол