рошо было бы, если бы мастер  взЯл
его  в  ученики,  посвЯтил  в  свои  упражнениЯ, а тайну своего
искусства и сделал бы из  него  йога.  Ќо  как  этого  достичь?
Љазалось, отшельник никогда и не уводит его, как видЯт глазами,
никогда и словом с с ним не перемолвитсЯ. Љазалось, дни и часы,
лес  и  шалаш -- все это было длЯ него по другую сторону, как и
он сам был по другую сторону слов.
     € все же однажды он произнес одно слова. „лЯ  „асы  опЯть,
настало такое времЯ, когда он ночь за ночью видел страшные сны,
то завораживающе сладкие, то завораживающе страшные, то Џравати
ЯвлЯлась  ему, то он вновь переживал все страхи беглеца. € днем
он не добивалсЯ никаких успехов, долгого неподвижного  покоЯ  и
углублениЯ в себЯ он не выдерживал, думал о женщинах, о любви и
подолгу  без  всЯкого  дела  бродил  по  лесу. Ѓыть может, была
виновата погода: стоЯла духота, налетали порывы горЯчего ветра.
€ вот снова наступил один из таких дурных дней,  когда  звенели
комары  и  накануне  ночью  „аса  опЯть  увидел сон, гнетущий и
страшный, о чем, собственно, он уже не помнил, но теперь  наЯву
сон   показалсЯ   „асе   недозволенным,   жалким   и  постыдным
возвращением в прежнюю жизнь, на ранние ее ступени.  ‚есь  этот
день он топталсЯ вокруг шалаша, встревоженный и мрачный, работа
валилась  из рук, несколько раз он садилсЯ, желаЯ упражнЯтьсЯ в
самоуглублении, но его тут же охватывала какаЯ-то  лихорадочнаЯ
тревога,  руки  и ноги дергались, будто тысЯчи муравьев ползали
по его телу, в  затылке  горело,  и  минуты  он  не  выдерживал
подобного состоЯниЯ; сконфуженный и пристыженный, он косилсЯ на
старца,  сидевшего в совершенной позе, глаза обращены вовнутрь,
а сиЯющее отрешенной радостью лицо покачиваетсЯ  словно  цветок
на стебельке.
     Љогда  йог  поднЯлсЯ и направил свои стопы к шалашу, „аса,
давно уже подстерегавший этот миг,  заступил  ему  дорогу  и  с
отчаЯнием гонимого страхом сказал:
     -- Џрости, досточтимый, что Я вторгсЯ в твою тишину. џ ищу
мира,  ищу  покоЯ.  џ хотел бы жить, как ты, и стать, как ты. џ
еще молод, но изведал уже много горЯ, судьба  жестоко  обошлась
со  мной.  џ  родилсЯ  кнЯзем,  но менЯ изгнали к пастухам, и Я
вырос пастухом, сильным и веселым, как молодой бычок, и  Я  был
чист  сердцем.  Џотом  Я  узнал  женщин,  и  когда увидел самую
красивую из них, Я всю свою жизнь подчинил ей  и  умер  бы,  не
пойди  она  за  менЯ.  бросил  товарищей-пастухов, посваталсЯ к
Џравати и стал зЯтем. џ служил эту службу, тЯжело  работал,  но
ведь  Џравати была моей, любила менЯ, или Я думал, что она менЯ
любит, и каждый  вечер  Я  возвращалсЯ  в  ее  объЯтиЯ,  и  она
прижимала  менЯ  к  своему сердцу. € вдруг в наши краЯ приходит
раджа, тот самый, из-за которого  менЯ  еще  ребенком  изгнали,
пришел  и отнЯл мою Џравати, и Я увидел Џравати в его объЯтиЯх.
ќто  была  самаЯ  страшнаЯ  боль,  какую  Я  испытал,   и   она
преобразила  менЯ  и  всю мою жизнь. џ убил раджу, да, Я убил и
стал жить жизнью преступника, беглеца,  менЯ  преследовали,  ни
часу Я не был спокоен за свою жизнь, покуда не добралсЯ сюда. џ
человек  безрассудный,  о,  досточтимый,  Я убийца, быть может,
когда-нибудь менЯ схватЯт и четвертуют. Ќе могу Я  больше  жить
этой ужасной жизнью, Я хочу избавитьсЯ от нее.
     ‰ог  невозмутимо  выслушал  эти  излиЯниЯ,  прикрыв глаза.
’еперь он раскрыл их и  устремил  свой  взглЯд  на  лицо  „асы,
Ясный, пронизывающий, почти невыносимо твердый, сосредоточенный
и  лучащийсЯ взглЯд и, в то времЯ как он рассматривал лицо „асы
и  размышлЯл  над  торопливым  рассказом,  его   рот   медленно
искривилсЯ  длЯ  улыбки  и  длЯ  смеха и с беззвучным смехом он
затрЯс головой и повторЯл, смеЯсь:
     -- ЊайЯ, майЯ{<a href=#3_2_3_02>3_2_3_02</a>}!
     ‚конец смущенный и пристыженный,  „аса  так  и  застыл,  а
старец поднЯлсЯ и перед трапезой погулЯл немного по узкой тропе
между    зарослЯми   папоротника,   словно   выдерживаЯ   такт,
размеренными шагами прошелсЯ взад и вперед и, сделав так  шагов
сто, вернулсЯ в свой шалаш, и лицо его снова стало таким, каким
оно  было  всегда, обращенным куда-то еще, а не к миру Явлений.
—то же это была за улыбка, показавшаЯсЯ на  этом  всегда  таком
неподвижном лице в ответ на все сказанные „асой слова? ЏридетсЯ
ему  поломать  над  этим  голову.  Ѓыл  ли доброжелательным или
издевательским смех, так ужасно  прозвучавший  вмиг  отчаЯнного
признаниЯ   „асы,  его  мольбы,  был  ли  он  утешительным  или
осуждающим, божественным или демоническим? Ѓыл ли  он  циничным
хихиканьем старика, ничего уже не способного принимать всерьез,
или же смехом мудреца над чужой глупостью? Ћзначал ли он отказ,
прощание  или  приказание  удалитьсЯ?  €,  может  быть, это был
совет, предложение „асе подражать и тоже смеЯтьсЯ? Ќикак он  не
мог  уЯснить  себе этого смеха. € ночью, долго лежа без сна, он
все думал об этом смехе, в который длЯ старца превратилась  всЯ
жизнь, все счастье и все горе „асы. ‘ мыслью об этом смехе „аса
не расставалсЯ, как не расстаютсЯ с сухим и жестким корнем, его
грызут потому, что он что-то еще напоминает, чем-то еще пахнет,
и точно так же „аса цеплЯлсЯ за слово, которое старик выкрикнул
на  такой  высокой  ноте,  так  радостно и с таким непостижимым
удовольствием:  "ЊайЯ,  майЯ!"  —то  именно  означало  оно,  он
наполовину знал, наполовину догадывалсЯ, да и то, как имеющийсЯ
старец  выкрикнул  его,  позволЯло  догадыватьсЯ о смысле этого
слова. ЊайЯ -- это была жизнь  „асы,  юность  „асы,  сладчайшее
счастье  и  горькое  горе  его,  майЯ  --  это  была прекраснаЯ
Џравати, майЯ -- это любовь и  ее  радости,  майЯ  --  это  всЯ
жизнь.  ќто была жизнь „асы и всех людей, какой ее видел йог, и
было в ней длЯ него что-то детское, скоморошье, какой-то театр,
игра воображениЯ, Ќичто в  пестрой  оболочке,  мыльный  пузырь,
что-то,  над  чем  с  удовольствием можно посмеЯтьсЯ, но к чему
вместе с тем следует отнестись презрительно и что уже ни в коем
случае нельзЯ принимать всерьез.
     Ќо если длЯ старого йога этот  смех  и  это  его  словечко
"майЯ"  означали, что о жизни „асы сказано все, то о самом „асе
этого никак нельзЯ было  утверждать,  и  как  бы  он  ни  желал
превратитьсЯ  в  смеющегосЯ  йога,  как бы ни желал не видеть в
своей жизни ничего, кроме майи, в нем, начинаЯ с тех  тревожных
дней  и  ночей,  вновь  пробудилось  и  ожило  все,  о  чем он,
изнеможенный бегством,  найдЯ  здесь  прибежище,  казалось  бы,
давно   забыл.  Ќадежды  овладеть  искусством  йогов,  а  то  и
сравнитьсЯ в нем со старцем было у него куда как мало. Ќо тогда
какой же  смысл  оставатьсЯ  в  этом  лесу?  Ћн  был  длЯ  него
прибежищем,  здесь  он  немного отдышалсЯ, накопил сил, немного
пришел в себЯ, и это было ценно, это было кое-что. Ђ вдруг  тем
временем  там, в стране, уже никто не гонитсЯ за убийцей кнЯзЯ,
и он, „аса, ничего не опасаЯсь, может продолжать свой путь? ’ак
он и решил сделать, на следующий же день отправитьсЯ в  дорогу:
мир  ведь  велик, нечего ему прЯтатьсЯ тут, как в норе. ђешение
это немного успокоило его.
     „аса намеревалсЯ  уйти  рано  утром,  однако,  проснувшись
после долгого сна, увидел, что солнце поднЯлось высоко и старец
уже  начал свое самопогружение, не простившись же „аса не хотел
уходить, да и надо было еще кое о чем спросить йога. „аса  ждал
час, ждал другой, покуда старец не поднЯлсЯ, не расправил члены
и  не  стал  прохаживатьсЯ  взад  и  вперед.  „аса заступил ему
дорогу, поклонилсЯ и до тех пор не отступал, пока йог не поднЯл
глаза и не посмотрел на него.
     -- “читель! -- смиренно обратилсЯ „аса к нему. -- џ  пойду
своей дорогой и не буду больше нарушать твой покой. Ќо еще один
раз,  досточтимый,  позволь  мне  обратитьсЯ к тебе с просьбой.
Љогда  Я  рассказал  тебе  о  своей  жизни,  ты  рассмеЯлсЯ   и
воскликнул "майЯ!". “молЯю, скажи мне что-нибудь о майе.
     ‘тарик   направилсЯ   к  шалашу,  взглЯдом  приказав  „асе
следовать за ним. ’ам он взЯл высушенную тыкву с  водой,  подал
ее  „асе  и  велел  ему  вымыть  руки.  „аса  послушно выполнил
приказание. ’огда учитель выплеснул остаток воды в  папоротник,
подал  пустой  сосуд  молодому человеку и велел принести свежей
воды. „аса послушно отправилсЯ за водой. Џо  дороге  ему  стало
грустно:  вот  он  в  последний раз спускаетсЯ по узкой тропе к
источнику, в последний раз подносит легкий сосуд со стертыми от
рук краЯми к небольшому зеркальцу воды, в котором отражаютсЯ  и
стоножник,  и  кроны  дерев,  и  разбившаЯсЯ  на  светлые блики
сладостнаЯ голубизна небес, а когда он наклонилсЯ, то увидел  и
свое собственное лицо в буроватом сумраке. Њедленно и задумчиво
„аса  опустил  сосуд в воду и почувствовал неуверенность, он не
мог понЯть, почему у него так странно на душе, почему,  раз  уж
он решилсЯ вновь пуститьсЯ в путь, ему причинило такую боль то,
что  йог  не  пригласил  его  остатьсЯ,  быть  может,  остатьсЯ
навсегда.
     Ћн присел на корточках возле  родника,  зачерпнул  немного
воды, медленно, боЯсь расплескать, поднЯлсЯ с сосудом в руках и
хотел   было  направитьсЯ  к  шалашу,  как  неожиданно  услышал
странный звук, воспринЯтый им с восторгов и вместе с ужасом, --
это был голос, который он не раз слышал  во  сне  и  который  с
такой  горчайшей  тоской  мечтал  услышать наЯву. Љак сладок он
был, как сладко, по-детски нежно звучал, как влюбленно призывал
в лесном сумраке, -- сердце „асы замерло от страха  и  желаний.
ќто  был  голос  Џравати, голос его жены. "„аса" -- манила она.
‚се еще не верЯ, он оглЯнулсЯ с сосудом в руках,  и  вдруг  она
поЯвилась,  вышла из-за деревьев, стройнаЯ, гибкаЯ, длинноногаЯ
Џравати,  возлюбленнаЯ,  незабвеннаЯ,  невернаЯ.  Ћн  отшвырнул
сосуд и бросилсЯ к ней. “лыбаЯсь, чуть застыдившись, она стоЯла
перед  ним,  глЯдЯ  на  него  своими  огромными глазами лани, и
теперь вблизи он заметил, что на ней были сандалии  из  красной
кожи  и  красивое, богатое платье, на руке золотой браслет, а в
черных волосах -- сверкающие всеми цветами  драгоценные  камни.
„аса отпрЯнул. Ќеужели она все еще кнЯжескаЯ шлюха? Ќо разве он
не убил этого Ќалу? Ђ она все еще носит его подарки. „а как она
смела  с  этими  браслетами и камнЯми выйти к нему и произнести
его имЯ!
     Ќо она была  прекраснее,  чем  когда-либо,  и  прежде  чем
потребовать  от  нее  ответа, он должен был обнЯть ее, зарытьсЯ
лбом в ее волосы, приподнЯть ее лицо, поцеловать в губы, и  при
этом  он  чувствовал,  как  к  нему вернулось все, что когда-то
принадлежало  ему:  счастье,   любовь,   вожделение,   восторг,
страсть.  €  вот  в мыслЯх своих он уже далеко от этого места и
старого отшельника, лес, шалаш, одиночество, медитациЯ,  старый
йог -- все это отброшено, превратилось в ничто и забыто; даже о
сосуде,  который  он  должен  был отнести старику, наполнив его
водой, он забыл. ’ыква так и осталась лежать у родника, а  „аса
уже  спешил  с  Џравати к опушке леса. ’оропливо, сбиваЯсь, она
рассказывала ему, как она попала сюда, что привело  ее  в  этот
лес.
     “дивителен  был ее рассказ, удивителен, непостижим и похож
на сказку, и словно в сказку вошел „аса в свою новую жизнь.  Ќе
только Џравати была снова с ним, не только ненавистный Ќала был
мертв  и  поиски  убийцы  давно  прекращены, но сверх того его,
„асу, кнЯжеского сына, выросшего среди пастухов,  провозгласили
в  столице  законным  наследником  и государем; старый пастух и
старый  брахман  рассказали  почти  всеми  забытую  историю  об
изгнании   „асы,   и  теперь  того  самого  человека,  которого
некоторое времЯ все искали как убийцу раджи Ќалы, чтобы  пытать
и  казнить,  теперь его принЯлись искать с еще большим рвением,
чтобы провозгласить новым раджой и торжественно ввести в  город
и во дворец отца. ‚се это походило на сон, и самым приЯтным длЯ
„асы  было  то, что из многочисленных гонцов, рыскавших по всей
стране, Џравати перваЯ нашла и приветствовала его.
     Ќа опушке леса они увидели палатки, от них тЯнуло дымом  и
жареным  мЯсом.  ‘луги встретили Џравати громкими возгласами, а
когда она сказала, что это --  „аса,  ее  супруг,  тут  же  был
устроен  большой праздник. ‘реди спутников Џравати был человек,
который давно когда-то вместе  с  „асой  пас  свЯщенных  коров,
он-то  и привел Џравати и всех остальных сюда, в этот край, где
некогда  протекала  прежнЯЯ  жизнь  „асы.  “знай  „асу,  пастух
рассмеЯлсЯ от радости, бросилсЯ было к нему и хотел хлопнуть по
плечу  или  обнЯть,  но  спохватилсЯ:  товарищ-то  стал  теперь
раджой, и пастух так и застыл  на  полпути,  затем  медленно  и
почтительно  приблизилсЯ  и приветствовал „асу низким поклоном.
„аса поднЯл его, заключил в объЯтиЯ, ласково назвал по имени  и
спросил,  что  ему  подарить. Џастух попросил себе телку, и ему
выдали трех из лучшей породы.  Ќовому  кнЯзю  представлЯли  все
новых   и   новых   людей:  чиновников,  охотников,  придворных
брахманов, и он принимал  их  приветствиЯ  как  нечто  должное;
затем  подали  кушаньЯ,  загремели  барабаны, послышались звуки
цитр  и  флейт,  однако  весь  этот  шум,   всЯ   эта   роскошь
представлЯлись  „асе как бы во сне, он не мог поверить в это, и
Явью длЯ него была только Џравати, его молодаЯ жена, которую он
держал в своих объЯтиЯх.
     Ќебольшими  переходами  шествие  приближалось  к   городу,
вперед были высланы гонцы, которые и сообщили радостную весть о
том,  что  нашли  наконец  молодого раджу и он скоро прибудет в
город, а когда „аса  издали,  увидел  городские  стены,  оттуда
понеслись  звуки  гонгов,  барабанов  и  навстречу торжественно
вышли брахманы в белых одеждах. ‚о главе их шествовал  преемник
того  ‚асудевы, который лет двадцать тому назад отправил „асу к
пастухам и только недавно умер. Ћни  приветствовали  его,  пели
гимны,  а  перед  дворцом,  куда направилось шествие, разложили
огромные жертвенные костры. ‚о дворце,  где  теперь  предстоЯло
жить   „асе,  его  встретили  новыми  приветствиЯми,  раздались
хвалебные песнопениЯ, бесконечные здравицы.  „о  глубокой  ночи
продолжалось празднество.
     …жедневно  „асу  обучали  два  брахмана,  и он очень скоро
постиг необходимые науки, присутствовал при  жертвоприношениЯх,
судил  и  овладевал  воинским  и  рыцарским искусством. Ѓрахман
ѓопала ввел его в  политические  дела,  рассказав,  каковы  его
права,  права его рода и его наследников, и какие у него враги.
ќто была прежде всего мать Ќалы,  та  самаЯ,  котораЯ  когда-то
лишила царевича „асу всех прав, а хотела лишить и жизни, теперь
же  должна  была  ненавидеть  его  как  убийцу своего сына. Ћна
бежала под покровительство соседнего кнЯзЯ, по  имени  ѓовинда,
жила  в  его  дворце,  а  сам  ѓовинда  и его род издавна слыли
опасными врагами, они  воевали  еще  с  предками  „асы,  требуЯ
уступки  некоторых  земель  его  кнЯжества. „ругой сосед, южный
кнЯзь ѓайпали, состоЯл в дружбе с  отцом  „асы  и  неоднократно
выказывал  свою  неприЯзнь  к  Ќале; посему важной обЯзанностью
почиталось побывать у него в ближайшее времЯ, поднести ему дары
и пригласить на следующую же охоту.
     ѓоспожа  Џравати  быстро  освоилась   со   своим   высоким
положением,    и   когда   в   богатых   одеЯниЯх,   украшеннаЯ
драгоценностЯми, во всей красе она  выступала  рЯдом  со  своим
высокородным супругом, то казалась ничуть не менее благородного
происхождениЯ. ‘частлива, была их любовь и длилась многие годы,
и счастье придавало им некий блеск и сиЯние, как будто они были
любимцами  богов,  и  народ  уважал  и  любил их. Ђ когда после
долгих напрасных ожиданий Џравати  родила  наконец  „асе  сына,
названного им в честь отца ђаваной, счастье его стало полным, и
с   тех  пор  все,  чем  он  владел  --  землЯ,  власть,  дома,
хозЯйственные  постройки,  скотные  дворцы,  самый   скот,   --
приобрело  в  его  глазах  еще  большее  значение  и  важность,
засверкало и повысилось в цене: все эти владениЯ радовали  его,
ибо  они служили Џравати, нарЯжали и украшали ее, но теперь они
стали   еще   прекрасней,   еще   радостней   и   важней,   ибо
предназначались в наследство сыну, ђаване, на них зиждилось его
будущее, счастье.
     …сли  Џравати больше всего радости доставлЯли празднества,
шествиЯ, роскошь и богатство  одежд,  украшений,  многолюдность
свиты, то „аса всем этим радостЯм предпочитал сад, где он велел
посадить  редкие  и  дорогие  деревьЯ и цветы, завел попугаев и
других  пестрых  птиц,  кормить  их  и  болтать  с  ними  стало
ежедневной   привычкой.   ђадовали   его   и  занЯтиЯ  науками,
благодарный ученик брахманов, он выучил много гимнов и речений,
овладел искусством читать  и  писать,  стал  держать  при  себе
писца,  знавшего, как приготавливать пальмовый лист длЯ письма,
и  постепенно  под  заботливым  попечительством  была   создана
небольшаЯ библиотека. ‚ ней-то среди книг, в небольшом роскошно
отделанном покое со стенами из благородного дерева, украшенными
резными  фигурами, частью позолоченными и представлЯвшими жизнь
богов, он слушал споры приглашенных брахманов, лучших из лучших
ученых и мыслителей-жрецов о свЯщенных делах, о сотворении мира
и  о  майе   великого   ‚ищну,   о   свЯтых   ‚едах,   о   силе
жертвоприношений  и  еще  большем  могуществе аскезы, благодарЯ
которому смертный человек  делаетсЯ  способным  нагонЯть  страх
даже  на  богов.  Ѓрахманы,  убедительнее  всех  выступавшие  в
диспутах, щедро вознаграждались дарами,  и  кое-кто  из  них  в
награду  за  победу в споре уводил с собой хорошую корову. Ѓыло
что-то смешное и трогательное в том, как  ученые  мужи,  только
что  цитировавшие  стихи  из  ‚ед  и  мудро рассуждавшие о них,
превосходно разбиравшиесЯ в созвездиЯх, морЯх и океанах, гордые
и надутые, расходились по домам со своими  наградами,  а  то  и
затевали из-за них перебранку друг с другом.
     „а и вообще радже „асе, с его счастьем, богатством, садом,
книгами,  все  свЯзанное с жизнью и человеческой природой времЯ
от времени представлЯлось странным, сомнительным,  одновременно
трогательным  и  смешным,  как  те  мудрые тщеславные брахманы,
одновременно  светлым  и   темным,   желанным   и   презренным.
ЌаслаждалсЯ  ли  он  цветком  лотоса  на  прудах  своего  сада,
переливом  красой  в  оперении  павлинов,  фазанов  и   удодов,
позолоченной  резьбой  на  стенах  дворца  --  все  это  иногда
представлЯлось ему то божественными как бы  пронизанным  теплом
вечной  жизни, а иногда или даже одновременно он ощущал во всем
этом нечто ненастоЯщее, ненадежное, сомнительное, какую-то тЯгу
к бренности и исчезновению готовность к возврату в безобразное,
в хаос. ‚едь и он  сам,  кнЯзь  „аса,  был  царевичем,  а  стал
пастухом,  убийцей  и  бродЯгой,  а  потом  опЯть  возвысилсЯ в
кнЯзьЯ, не понимаЯ, какие силы вели его по этой стезе, не ведаЯ
ни завтрашнего, ни послезавтрашнего днЯ; так и  всЯ  обманчиваЯ
игра  жизни  есть  повсюду  одновременно  возвышенное и низкое,
вечное и тленное, великое и смешное.  „аже  она,  многолюбимаЯ,
даже  прекраснаЯ  Џравати порой на несколько мгновений казалась
ему лишенной всЯкого волшебства, смешной: слишком много  на  ее
руках  было  браслетов,  слишком  много  гордыни и торжества во
взоре, тщаниЯ о достоинстве походки.
     Ќо еще больше, чем сад и книги, „аса любил ђавану, сыночка
своего, воплощение любви своей, цель жизни, предмет его ласки и
забот -- нежного и красивого ребенка, принца крови,  с  глазами
лани,  как  у матери, склонного к задумчивости и мечтаниЯм, как
отец. Џорой, когда малыш, сидЯ на ковре и  чуть  поднЯв  брови,
глЯдел  тихим,  отсутствующим  взглЯдом  на драгоценный камень,
резную игрушку, или пестрое перышко, или, бегаЯ по саду,  вдруг
застывал перед каким-нибудь причудливым деревом, „асе казалось,
что  он  похож  на  него. Ђ как сильно он его любил, „аса понЯл
только,  когда  впервые  вынужден  был  расстатьсЯ  с  ним   на
неопределенное времЯ.
     Љо  двору  прибыл  гонец  из  тех мест, где кнЯжество „асы
соседствовало с кнЯжеством ѓовинды, и сообщил, что люди ѓовинды
напали на земли „асы, угнали скот, нескольких жителей захватили
в плен и увели с  собой!  „аса  тотчас  же  собралсЯ,  приказал
начальнику   личной   стражи  и  нескольким  десЯткам  верховых
следовать за ним и пустилсЯ в погоню за разбойниками; но в  тот
миг,  когда  перед  отъездом  он взЯл на руки и поцеловал сына,
любовь в сердце его разгорелась  жгучей  болью.  €  эта  жгучаЯ
боль,  поразившаЯ и озадачившаЯ его с неожиданной силой, словно
напоминание,  пришедшее  из  неведомых  глубин,  стала   чем-то
осознанным  и  понЯтным  в  то времЯ, когда он спешил к рубежам
своего кнЯжества. ‚ пути его занимали  размышлениЯ  о  том,  по
какой причине он так спешно и решительно скачет на коне в такую
даль,  какаЯ  сила  заставила  его  поступить  именно так, а не
иначе. Ћн долго думал и наконец понЯл, что в глубине  души  ему
безразлично  и  не может причинить боли, угнал ли кто-нибудь на
границе скот и людей, что разбоЯ  этого  и  попраниЯ  кнЯжеских
прав  было  недостаточно,  чтобы  вспыхнул его гнев и вызвал бы
определенные  поступки,  и  что  длЯ  него  было   бы   гораздо
естественней  встретить  известие  о  нападении сострадательной
усмешкой. Ќо тогда -- и это он хорошо понимал -- он совершил бы
тЯжкую несправедливость по отношению к гонцу, доведшему себЯ до
полного изнеможениЯ ради передачи этого известиЯ,  и  не  менее
несправедлив  он  был  бы к тем людЯм, которых ограбили, к тем,
кого взЯли в плен, вырвав из мирной жизни и угнав в рабство  на
чужбину.  „а и другим своим подданным, которых никто не обижал,
он нанес бы своим отказом от бранной мести обиду, они  были  бы
оскорблены,  они  никогда не смогли бы понЯть, как же это кнЯзь
не защитил их страну, и когда на него  самого  нападут,  он  не
сможет  ожидать  от них ни помощи, ни отмщениЯ. € он понЯл, что
его долг -- мчатьсЯ в те краЯ и мстить. Ќо что  такое  долг?  €
сколько  у  нас  долгов,  которыми  мы  так часто и без всЯкого
сожалениЯ пренебрегаем? € почему же  этот  долг  мести  не  был
одним из тех, которыми он мог бы пренебречь, и почему он сейчас
выполнЯет его не в полсилы, а ревностно и со страстью? Ќе успел
он  задать себе этот вопрос, как сердце уже ответило на него --
вновь его пронзила та глубокаЯ боль,  которую  он  испытал  при
расставании  с  принцем  ђаваной. € он понЯл: если бы он, кнЯзь
„аса, не противЯсь, позволил грабить свои земли, угонЯть скот и
людей, то разбой и насилие проникали бы все глубже в его страну
и в конце концов поразили бы его самого, причинив  наигорчайшую
боль.   Ћни   отнЯли  бы  у  него  сына,  похитили  бы  ђавану,
наследника, похитили бы и убили, быть может, даже  под  пыткой,
что  было бы верхом его страданий и куда более страшным ударом,
чем даже смерть Џравати. ‚от  почему  он  так  спешил,  погонЯЯ
конЯ,  вот  почему  он  так верен своему долгу кнЯзЯ и раджи. €
вовсе он не был таким потому, что кто-то угнал  скот,  отнЯл  у
него  полоску  земли,  и  не  потому  что  он  так  жалел своих
подданных, так дорожил честью  отцовского  имени  и  кнЯжеского
своего  достоинства, а потому лишь, что так до боли сильно, так
безумно любил сына и что так сильно, безумно боЯлсЯ боли, какую
могла бы ему причинить потерЯ его.
     ‚от до чего „аса додумалсЯ  во  времЯ  своего  похода.  Ќо
тогда  ему так и не удалось настигнуть и наказать людей ѓовинды
-- они уже скрылись с награбленным добром,  и,  чтобы  доказать
свою  храбрость  и  непреклонную  волю,  „асе  пришлось  самому
перейти границу,  разорить  деревню  соседа  и  угнать  скот  и
пленников.  Њного  дней  его  не  было  в  столице, и все же на
обратном пути, после одержанной победы, он снова  погрузилсЯ  в
глубокие  размышлениЯ,  был  тих  и  вернулсЯ  во дворец словно
чем-то опечаленный, ибо раздумьЯ его привели к мысли о том, как
прочно, без всЯкой надежды  вырватьсЯ,  всем  своим  существом,
всеми  поступками запуталсЯ он в коварных тенетах. € в то времЯ
как его склонность; к размышлению,  потребность  в  безмЯтежном
тихом  созерцании, бездеЯтельной и безвинной жизни все росла, с
другой стороны, из его любви к ђаване и из  страха  за  него  и
забот о его жизни и будущем точно также вырастала необходимость
действий,  и он запутывалсЯ все больше: из ласки вырастал спор,
из  любви  --  война;  вот  он  уже  --  будь  это  даже   ради
справедливого  возмездиЯ  --  похитил стадо, нагнал смертельный
страх на целую деревню,  увел  в  плен  бедных,  ни  в  чем  не
повинных  людей,  а это повлечет за собой новые набеги, месть и
насилие, и так чем дальше, тем больше, покуда всЯ его страна не
будет охвачена войной и все не потонет в грохоте оружиЯ. €менно
это уразумение и предвидение и заставило его так  притихнуть  и
даже опечалитьсЯ при возвращении во дворец.
     „ерзкий   сосед   и  впрЯмь  не  давал  покоЯ  „асе.  Ћдин
разбойничий набег следовал  за  другим.  ‚  наказание,  и  ради
обороны  „аса  вынужден  был  вновь  выступить,  и  когда врагу
удавалось  уйти  за  свою  границу,  он  позволЯл  солдатам   и
охотникам  проследовать соседа и наносить ему все новый урон. ‚
столице больше и  больше  поЯвлЯлось  вооруженных  верховых,  в
некоторых  пограничных  деревнЯх  „аса  теперь постоЯнно держал
отрЯды  воинов,  дни  сделались  беспокойными  от   бесконечных
военных  советов  и  приготовлений.  „аса  не мог понЯть, какой
смысл, какаЯ польза от этих непрекращающихсЯ стычек,  он  жалел
всех,  кто страдал от них, жалел убитых, свой сад и свои книги,
которые теперь забросил, жалел об утраченном покое своей  жизни
и  своей  души.  Ћб этом он часто говорил с брахманом ѓоналой и
несколько раз со своей супругой Џравати. ‘ледовало  бы,  сказал
он,  призвать  в  судьи  кого-нибудь  из  уважаемых  кнЯзей  по
соседству, дабы установить мир, и он  сам,  со  своей  стороны,
охотно  пошел  бы  на  уступки,  отдал бы и пастбища, и две-три
деревни, только бы это  помогло  делу  мира.  Ќо  ни  жрец,  ни
Џравати  и  слышать  об  этом  не  желали,  и  „аса был глубоко
разочарован и раздосадован.
     ‘  Џравати  разговор  вышел  весьма   бурными   привел   к
размолвке.  Ќастойчиво,  заклинаЯ  ее, он приводил свои доводы,
излагал  свои  мысли,  а  она  каждое  слово  воспринимала  как
направленное  не  против  войны и бессмысленной бойни, а против
нее самой. ‚ том-то как раз и дело, поучала  она  его  в  своей
пространной  и  пылкой  речи,  что  неприЯтель намерен обратить
добродушие и миролюбие „асы, чтобы не сказать его  страх  перед
войной,  о  свою  пользу,  он  заставит „асу заключить мир ради
самого мира, и всЯкий раз надо будет платить за это  уступками,
отдавать  земли  и  людей, но это вовсе не успокоит неприЯтелЯ,
напротив, как  только  враг  таким  образом  ослабит  „асу,  он
перейдет  к  большой  открытой войне и отнимет у них последнее.
ђечь ведь не о стадах и деревнЯх, а о самом кнЯжестве, быть ему
или не быть. € если он, „аса, гам не знает, в  каком  он  долгу
перед  своим  сыном,  --  что  ж, ее обЯзанность наставить его.
ѓлаза ее горели, голос дрожал, давно уже „аса не видел ее такой
красавицей, полной страсти,  но  он  испытал  от  этого  только
печаль.
     ’ем временем разбойничьи набеги, нарушениЯ мира на границе
продолжались  и только на период больших дождей немного утихли.
‚се окружение „асы разделилось теперь на две партии. ЏерваЯ  --
партиЯ  мира  --  была  малочисленной; кроме самого „асы, к ней
примыкали только несколько старых  брахманов  --  люди  ученые,
целиком  погрузившиесЯ  в  медитацию.  Ќа стороне партии войны,
партии  Џравати  и  ѓопалы,  было  большинство  жрецов  и   все
военачальники.  ‘трана  спешно  вооружалась,  и  все знали, что
враждебно настроенный  сосед  делал  то  же  самое.  Њаленького
ђавану  старший  лучник  обучал стрельбе из лука, а мать возила
его на все смотры войск.
     ‚ то времЯ „аса иногда вспоминал лес, где  он,  несчастный
беглец,  нашел себе прибежище на несколько недель, седоволосого
старика, жившего там ради самоуглублений. „аса думал  о  нем  и
чувствовал,  как  у  него рождаетсЯ желание вновь повидать его,
выслушать его совет. Ќо он не знал, жив ли  еще  старец,  да  и
пожелает ли выслушать его, дать ему совет, и даже если он жив и
посоветует  ему  что-нибудь, ведь все равно -- все пойдет своим
чередом и ничто не изменитсЯ. ‘амоуглубление и мудрость --  это
хорошие и благородные вещи, находЯтсЯ они, должно быть, только,
в  стороне  от  игры, на краю жизни, а если ты плывешь в потоке
жизни, борешьсЯ с его волнами, твои дела и муки  ничего  общего
не  имеют  с  мудростью,  они  приходЯт сами собой и становЯтсЯ
роком, их надо совершить и выстрадать. „аже боги не пребывали в
вечном мире и вечной мудрости, и они знали, что такое опасность
и страх, знали борьбу и сражениЯ. „аса слышал  много  рассказов
об  этом.  € он сдалсЯ, перестал спорить с Џравати, делал смотр
войскам, чувствовал, как надвигалась война,  переживал  все  ее
страсти  в  лихорадочно  томительных  снах, и покуда он худел и
лицо его темнело, он видел, как блекли и счастье, и всЯ радость
его жизни. Ћсталась только любовь к сыну, и она росла вместе  с
заботой,  росла  вместе с военными приготовлениЯми, она красным
цветком горела  в  его  опустевшем  саду.  „аса  диву  давалсЯ,
сколько  человек  способен вынести пустоты, отсутствиЯ радости,
как  он  привыкает  к  заботам  и  неудовольствию;  как  такое,
казалось  бы,  ставшее  бесстрастным сердце может быть охвачено
столь горЯчей и всеобъемлющей, столь  боЯзливой  и  озабоченной
любовью. Ѓыть может, жизнь его и была лишена всЯкого смысла, но
она не была лишена Ядра, сердцевины -- всЯ она вращалась теперь
вокруг  его  любви  к сыну. ђади него он вставал по утрам, ради
него трудилсЯ весь день, ради него отдавал распорЯжениЯ,  целью
которых была война и каждое из которых было ему неприЯтно. ђади
него он терпел бесконечные совещаниЯ военного совета, ради него
лишь настолько противилсЯ решениЯм большинства, чтобы заставить
его  занЯть хотЯ бы выжидательную позицию и не бросатьсЯ очертЯ
голову в безрассудные авантюры.
     Љак и сама радость жизни, его сад,  его  книги  постепенно
стали  ему  чуждыми,  изменили  ему,  или он им, так постепенно
делалась чужой и неверной  ему  и  та,  что  была  долгие  годы
счастьем  и  упоением  его  жизни.  ‚се  началось с политики, и
тогда, когда Џравати произнесла перед  ним  свою  пылкую  речь,
почти  открыто назвав его нежелание совершить несправедливость,
его любовь к миру -- трусостью, и когда она с  раскрасневшимисЯ
щеками бросила ему в лицо жгучие слова о кнЯжеском достоинстве,
геройстве,  позоре,  --  именно  тогда  его  охватило  чувство,
похожее  на  головокружение,  и  он  вдруг  увидел,   насколько
отдалилась от него жена или он от нее. ‘ тех пор пропасть между
ними  все  ширилась  и  ширилась,  и  ни  он,  ни она ничего не
предпринимали,  чтобы  перекрыть  ее.   ‚ернее,   самому   „асе
следовало  бы  что-то  предпринЯть,  ведь пропасть эту видел он
один и это в его представлении она все ширилась  и  ширилась  и
наконец  стала  непроходимой  бездной,  пропастью  между  двумЯ
мирами, между миром мужчины  и  миром  женщины,  между  "да"  и
"нет",  между  душой  и  телом. ЋглЯдываЯсь назад, он видел все
очень Ясно и четко: давно когда-то Џравати, прекраснаЯ Џравати,
влюбила его в себЯ, играла  им,  покуда  не  добилась,  что  он
рассталсЯ  со  своими  товарищами  и  друзьЯми  и  всей  тихой,
радостной пастушеской жизнью и ради нее поселилсЯ  на  чужбине,
стал  служить,  стал  зЯтем  в  доме  недобрых  людей,  которые
использовали его любовь  и  заставили  тЯжко  трудитьсЯ.  Џотом
поЯвилсЯ этот Ќала, и начались все беды „асы. Ќала отнЯл у него
жену  -- он ведь был раджой, его нарЯдные одежды, шатры, слуги,
кони соблазнили бедную, не привыкшую к роскоши женщину, и  врЯд
ли это стоило ему хоть какого-нибудь труда. Ћднако мог ли бы он
соблазнить  ее  так  быстро  и  легко,  будь она в глубине души
целомудренна и верна? Ќу что ж, раджа соблазнил ее  или  просто
овладел  ею и причинил „асе самую горькую боль, какую „аса знал
до тех пор. Ќо он, „аса, отметил, умертвив  того,  кто  похитил
его  счастье,  и  это  было  великое  торжество.  …му  сразу же
пришлось бежать. Њногие  дни,  недели,  месЯцы  он  прЯталсЯ  в
зарослЯх  и  тростнике,  не  доверЯЯ  никому,  поставленный вне
закона. Ќо что делала все это времЯ  Џравати?  Ќикогда  она  не
говорила  ему  об  этом.  Љак бы то ни было, она не побежала за
ним,  а  стала  искать  „асу  только  тогда,  когда  его,   как
перворожденного,  провозгласили  кнЯзем,  и  он ей понадобилсЯ,
чтобы взойти  на  престол  и  поселитьсЯ  во  дворце.  „а,  да,
тогда-то   она   нашла   его  и  увела  из  леса,  оторвала  от
досточтимого  отшельника.  „асу  нарЯдили  в  богатые   одежды,
провозгласили  раджой,  но все это были лишь пустой блеск, лишь
видимость счастьЯ, а на самом деле, от чего он ушел тогда и  на
что   променЯл   свою  жизнь  в  лесу?  ЏроменЯл  на  блестЯщее
кнЯжество,  на  обЯзанности  кнЯзЯ,  вначале  показавшиесЯ  ему
легкими,  но  постепенно  становившиесЯ  все тЯжелей и тЯжелей,
променЯл на свою прекрасную супругу, на сладостные часы любви с
ней и на сына, на любовь к нему, но и на тревогу о его жизни, о
его счастье, -- война ведь стоЯла у порога! ‚от что принесла  с
собой  Џравати  после того, как увидала его у источника в лесу.
Ќо  чего  он  лишилсЯ,  что  покинул?  Ђ  лишилсЯ   он   лесной
умиротворенности,   благочестивого   одиночества,  соседства  и
примера свЯтого старца, надежды на ученичество  и  права  стать
преемником,   надежды   на   обретение   глубокого,   сиЯющего,
непоколебимого душевного покоЯ мудреца, надежды освободитьсЯ от
борьбы и страстей,  всегда  сопутствующих  жизни.  ‘облазненный
красотой   Џравати,   очарованный  женщиной,  он  заразилсЯ  ее
тщеславием и покинул тот единственный путь,  который  только  и
может  привести  к  освобождению  и  покою.  ‚от  какой  теперь
представлЯлась  ему  его  жизнь,  дай  впрЯмь  ее  легко   было
истолковать  именно  таким  образом, стоило только чуть-чуть ее
подкрасить и кое-что опустить. Ђ опустил он, между прочим,  то,
что  еще  вовсе  не был учеником отшельника, а напротив, сам же
намеревалсЯ  покинуть  его.  Љак  легко  все  смещаетсЯ   когда
оглЯдываешьсЯ назад!
     Џравати  смотрела  на  это все, разумеетсЯ, по-иному, хотЯ
она гораздо меньше думала об этом, чем ее супруг!  Ћ  Ќале  она
вообще  не думала. …сли воспоминаниЯ не обманывали ее, она одна
и составила счастье „асы, она добилась этого счастьЯ и основала
его, это она сделала  его  снова  раджой,  подарила  ему  сына,
отдала  ему  свою  любовь,  осчастливила  его  и в конце концов
вынуждена была признатьсЯ себе: он  недостоин  ее  величиЯ,  ее
гордых  замыслов.  ‚едь  она  была  убеждена, что будущаЯ война
приведет только к поражению ѓовинды, а тем самым и  к  удвоению
ее  могущества,  ее  богатств. Ќо вместо того, чтобы радоватьсЯ
этому и самому ревностно трудитьсЯ над достижением  этой  цели,
„аса  недостойным кнЯзЯ образом противилсЯ войне, словно ничего
так страстно не желал, как  состаритьсЯ  в  покое  среди  своих
цветов,  деревьев,  попугаев  и книг. ђазве можно поставить его
рЯдом  с  начальником  конницы  ‚ишвамитрой,   вместе   с   ней
‚ищвамитра  --  самый  Ярый  сторонник  войны  и скорой победы.
‘колько она ни  сравнивала  его  с  „асой,  победителем  всегда
выходил этот храбрый воин.
     ‘ам  „аса  прекрасно  видел,  что  жена  его  сблизилась с
‚ишвамитрой,  видел,  как  она  восхищалась  им   и   позволЯла
восхищатьсЯ  собой  этому  веселому,  дерзкому,  быть может, не
очень умному и несколько поверхностному военачальнику,  который
всегда  так  громко смеЯлсЯ, у которого были прекрасные крепкие
зубы и холенаЯ борода. ‘ горечью смотрел на это „аса, но вместе
с тем и с презрением, с тем насмешливым равнодушием, которое он
сам на себЯ напускал. Ћн не выслеживал их, да и не желал знать,
перешагнула ли дружба этих двоих границы дозволенного,  границы
приличиЯ.  Ќа  эту влюбленность Џравати и красивого полководца,
на  то,  что  она  предпочла  его  чересчур  уж  негероическому
супругу,   „аса   смотрел   с   тем   же   внешне  безразличным
спокойствием, однако с внутренним  ожесточением  и  горечью,  с
какими  он  приучил  себЯ смотреть на все, происходЯщее вокруг.
Ќамеревалась ли она изменить ему, предать  его,  или  это  было
только  выражением ее презрениЯ к образу мыслей „асы -- было не
так уж важно, но что-то  росло  и  развивалось,  надвигаЯсь  на
него,  как  надвигалась  война,  как сам рок, и не существовало
ничего, способного остановить это, не было другого выбора,  как
принЯть  это  и  смиренно  сносить  свою  участь,  ибо в этом и
заключалсЯ героизм и мужество „асы, а совсем не в  воинственных
набегах и не в желании захватить чужие земли.
     Ћставалось  ли восхищение Џравати полководцем или его ею в
пределах дозволенного, в пределах приличиЯ или нет,  во  всЯком
случае  --  и  он понимал это -- Џравати приходилось тут винить
куда меньше, чем  его  самого.  Ћн,  „аса,  мыслитель,  мучимый
сомнениЯми,  был склонен приписывать женщине вину за растаЯвшее
свое счастье или хотЯ бы считать ее в ответе  за  то,  что  сам
запуталсЯ  во всем: в любви и тщеславии, в стремлении отомстить
и в разбойничьих набегах на  земли  соседа;  да,  в  мыслЯх  он
считал женщину, любовь, сладострастие в ответе за все на земле,
за  всю  эту  дикую  плЯску,  лихорадку  страстей и желаний, за
прелюбодеЯние, смерть, убийство и войну. Ќо при этом он  хорошо
сознавал,  что  Џравати  вовсе  не виновница и не причина всего
этого, она сама жертва, ни ее красота, ни его любовь к  ней  не
сделали  ее  тем,  чем  она  была, она лишь пылинка в ‘олнечном
луче, каплЯ в потоке, и это был его долг уклонитьсЯ от  встречи
с  этой  женщиной,  от  любви  к  ней,  от  жажды  счастьЯ,  от
тщеславных мыслей и либо  остатьсЯ  пастухом,  довольным  своей
судьбой,  либо  пойти  тайными путЯми йогов и преодолеть в себе
несовершенное.  Ћн  упустил  эту   возможность,   он   потерпел
поражение,  к  великому  он  не  был призван или же сам изменил
своему призванию, и жена его не так уж не  права,  называЯ  его
’русом.  Ќо  зато  у  него  есть  сын от нее, красивый ласковый
мальчик,  за  которого  он  так  боитсЯ  и  само  существование
которого  все  еще  придаст его собственной жизни смысл и цену,
порождает ощущение  великого  счастьЯ.  Џравда,  такое  счастье
причинЯет  боль,  внушает  страх,  новее  же  это  счастье, его
счастье. € за  это  счастье  он  расплачиваетсЯ  страданиЯми  и
горечью  в  сердце,  готовностью  идти  на  войну,  на  смерть,
сознаваЯ, что идет навстречу року. ’ам, по ту сторону  границы,
сидел  раджа ѓовинда и мать убитого Ќалы, этого недоброй памЯти
соблазнителЯ, она без конца  подстрекала  ѓовинду  на  новые  и
новые   набеги,  и  тот  делалсЯ  все  наглей;  только  союз  с
могущественным раджой ѓайпали придал бы  „асе  достаточно  сил,
чтобы  заставить  злого  соседа хранить мир. Ќо ѓайпали, хотЯ и
был расположен к „асе, состоЯл в родстве  с  ѓовиндой  и  самым
вежливым  образом  уклонЯлсЯ от всех попыток заключить подобный
союз. Ќет, некуда „асе деватьсЯ, нечего ему надеЯтьсЯ на  разум
и  человечность,  судьба надвигалась и надо было ее выстрадать.
„аса  сам  уже  почти  желал  прихода   войны,   хотел,   чтобы
низверглось  наконец  это  скопище  молний,  ускорились  бы все
событиЯ, которых все равно не избежать. Ћн еще  раз  побывал  у
кнЯзЯ ѓайпали, без всЯкого успеха обменЯлсЯ с ним любезностЯми,
предлагал  в совете проЯвлЯть терпение и осторожность, но делал
все это уже без особой надежды и -- вооружалсЯ. ‚ совете мнениЯ
теперь расходились только в одном:  ответить  ли  на  очередной
набег  врага походом в его страну или же дожидатьсЯ, когда враг
сам начнет войну, чтобы  тот  предстал  перед  народом  и  всем
светом в роли нападающего и нарушителЯ мира.
     Ћднако  враг не отЯгощал себЯ подобными вопросами и в один
из  дней  положил  конец  всем  этим  рассуждениЯм,  советам  и
колебаниЯм,  напав  на  кнЯжество  „асы. ‘перва он инсценировал
крупный набег на пограничные  земли,  заставивший  „асу  и  его
начальника  конницы  в  сопровождении лучших воинов поспешить к
рубежам страны, и когда „аса был еще в дороге, неприЯтель  ввел
в  бой  главные  силы,  подошел  к столице, ворвалсЯ в ворота и
осадил дворец. “знав о том, „аса немедленно повернул и поскакал
обратно, и сердце его сжималось от жгучей боли, когда он думал,
что сын его и жена заточены в осажденном дворце, что  над  ними
нависла  смертельнаЯ  опасность  и на улицах идет кровавый бой.
’еперь  его  уже  никак  нельзЯ   было   назвать   миролюбивым,
осмотрительным военачальником -- он обезумел от боли и Ярости и
в  дикой  скачке  понессЯ со своими людьми к столице, застал на
всех  улицах  кипЯщий  бой,  пробилсЯ  к  дворцу,   вступил   в
рукопашную  схватку  с  врагом  и билсЯ, словно бешеный, покуда
наконец на закате этого кровавого  днЯ  в  изнеможении  и  весь
израненный не рухнул наземь.
     Љогда  сознание  вернулось  к  нему, он уже был пленником,
сражение проиграно, а город и дворец занЯты врагом.  ‘вЯзанного
„асу  подвели  к  ѓовинде,  тот с насмешкой приветствовал его и
велел отвести в покои, те самые, что были с резными  стенами  и
позолотой  и  где  хранились  многочисленные  свитки. Ќа ковре,
прЯмаЯ, с окаменелым лицом, сидела его  жена  Џравати,  за  ней
стоЯли   стражи,   а   на   коленЯх   у   нее   лежал  его  сын
ђавана{<a href=#3_2_3_03>3_2_3_03</a>}. ‘ломанным цветком  поник