 авторами!..  ќти
неуемные грубы,  они пишут, что хоть и удостаивают мой театр своего шедевра,
но требуют такого-то и такого-то распределениЯ ролей,  такого-то и такого-то
устройства сцены, а это обычно нечто невыполнимое, нечто гигантское. …сли им
скажешь,   что   пьесу  поставить  нельзЯ,   они  наказывают  тебЯ  глубоким
презрением,  и это приходитсЯ сносить. Ќо скромные, присылающие свои опыты в
каллиграфических списках на веленевой бумаге, полагающие, по своему незнанию
театра,  что их пьесе обеспечен успех,  -  эти еще страшнее. ‚сЯкий отказ, в
какой бы  то  ни было форме,  делает их заклЯтыми врагами бедного директора.
Ћни  изливают свой  Яд  во  всех  журналах,  какие  только согласны печатать
подобное,  они не успокаиваютсЯ,  не унимаютсЯ до тех пор, покуда их крик не
соберет вокруг них хоть небольшую кучку подпевал!
     ______________
     * Љошелек или жизнь! (фр.)

     Љоричневый.  Ќе  надо бы,  значит,  и  вовсе обращать внимание на такие
вещи.  Ќо  попутно замечу:  это  настоЯщаЯ маниЯ  у  наших молодых авторов -
считать,  что директор театра,  которому они приносЯт свои пьесы,  постоЯнно
пребывает в  оппозиции их  творчеству.  Љак  будто  каждый  директор не  рад
заполучить в свой репертуар что-то новое,  воистину превосходное!  Љак будто
он,  не решаЯсь иметь собственное суждение и  во что бы то ни стало пополнЯЯ
репертуар,  не  несет  ответственности перед  публикой за  любой промах!  Ќо
корень этой  мании,  увы,  в  беспомощности,  в  поэтической неразборчивости
большинства наших дорогих коллег,  чурающихсЯ произведениЯ, которое весь мир
признал великолепным и гениальным, и старающихсЯ, если таковое им попадетсЯ,
обратитьсЯ поскорей к  обыденному,  подобно тому как иной,  отведав горчицы,
спешит понюхать корочку домашнего хлеба,  чтобы  у  него,  не  дай  бог,  не
полились слезы  из  глаз.  ќти  молодые люди  считают нас  всех  до  единого
бесчувственными чурбанами, не желающими признать их гениальности.
     ‘ерый. •а!.. Њне уже не раз весьма Ясно давали это понЯть!.. Ђх, что за
мученье!..  Ѓывают обстоЯтельства,  когда ты вынужден обхаживать непрошеного
драматурга,  даже порой,  против собственного убеждениЯ, ставить его пьесу в
своем театре. ’о, чего ждешь, происходит, пьесу освистывают, и тут-то еще не
более ужасные,  чем  если бы  пьеса не  была принЯта,  негодование и  злость
обрушиваютсЯ на директора...  на актеров... на суфлеров... даже, может быть,
на  фонарщиков,   ибо  все,   мол,   сговорились  провалить  пьесу,  хотЯ  в
действительности делалось  все  возможное,  чтобы  прикрыть  слабые  стороны
автора...  приподнЯть его.  Ќо  он,  неблагодарный,  в  это  не  верит и  не
перестает терзать директора...
     Љоричневый. Љакой сочинитель драм станет искать причину провала в самой
своей пьесе, хотЯ причина эта всем очевидна. …сли ни в чем нельзЯ придратьсЯ
к игре, несчастный успокаивает себЯ недоброй мыслью об ужасных кознЯх против
него в  публике.  Ђ  простодушнаЯ публика ни о  каких кознЯх не думала,  она
требовала,  что естественно, чтобы ее немножко повеселили, и разозлилась, не
найдЯ ни малейшего повода длЯ весельЯ.  "Ќет ничего чуднее чудных людей",  -
говорит ‘анчо Џанса,  но,  право, самые чудные встречаютсЯ среди сочинителей
драм...  Њного лет назад,  когда мой театр процветал,  у  менЯ был приЯтель,
который вдруг возомнил себЯ замечательным сочинителем комедий, обмакнул перо
и  произвел  на  свет  маленькое  трехактное чудовище,  слепорожденное,  еле
державшеесЯ на трех своих тоненьких ножках. ќто Я должен был во что бы то ни
стало поставить на сцене.  џ сказал приЯтелю напрЯмик,  что пьеса его никуда
не годитсЯ и непременно потерпит,  как называют это в €талии, фиаско. Ќа это
он сердито ответил мне,  что Я ни черта не смыслю в том, какова его комедиЯ,
хороша или плоха,  а  просто восстаю против всего гениального,  из  рЯда вон
выходЯщего. Ћн становилсЯ все холоднее и холоднее и в конце концов прекратил
всЯкие  отношениЯ со  мной.  "‘лавные вы  люди,  но  скверные музыканты",  -
говоритсЯ у Ѓрентано в "Џонс де ‹еон",  это вполне можно было сказать о моем
приЯтеле. Ћн был милый, разумный человек, но при этом никудышный сочинитель,
одно с другим прекрасно уживаетсЯ.  ђазрыв с ним очень менЯ огорчал, Я решил
вылечить  его  от  мании  драматического сочинительства и  уничтожить  самый
корень зла,  нас рассорившего...  џ  поставил его пьесу,  распределил роли и
разукрасил сцену,  как то лишь было в  моих силах.  Ќо произошло неизбежное,
неотвратимое. Џьесу разругали на чем свет стоит. ’еперь, подумал Я, приЯтель
поймет, что писать длЯ театра - дело тЯжкое, положит руку на грудь и скажет:
"‚идно,  мой директор был все-таки прав!.."  Љак же Я  ошибсЯ!..  Џока пьесу
разучивали,  он  был  снова  приветлив,  даже  приветливее и  приЯтнее,  чем
когда-либо прежде.  Ќа репетициЯх он блаженствовал,  он превозносил до небес
актеров,  он  приглашал отовсюду друзей и  знакомых насладитьсЯ великолепным
искусством...   Ќаутро  после  злосчастного  вечера,   свергнувшего  его   с
воображаемой высоты,  Я пошел к нему, ошибочно полагаЯ, что услышу покаЯнные
речи.  Ћн встретил менЯ с величайшей досадой,  с величайшим неудовольствием,
он  сказал мне  начистоту,  что  Я  один  виновен в  его  беде...  "‚ы  были
недовольны составом исполнителей?" -  начал Я.  "Ќет,  нет!" -  "Њожет быть,
актеры, по-вашему, не выполнили своего долга?" - "Ќет, нет... Ћни играли как
нельзЯ лучше!" - "Ќе было слаженности, не хватало гармонии?" - "Ќет, нет!" -
"Џросчеты в костюмах?" - "Ќет, нет, Я же сам распорЯжалсЯ!" - "Ќу, так в чем
же дело,  скажите на милость?" -  "•а! Џри такой непростительной, преступной
погрешности   непоправимо   провалитсЯ   и    самый   высокий   шедевр!"   -
"ЌепростительнаЯ,  преступнаЯ погрешность?  —то же это, бога ради?" - "Ћ, не
уверЯйте менЯ,  что  вы  ничего об  этом не  знали.  ‚ы  уже  много лет  мой
испытанный друг,  поэтому Я  верю,  что  вы  поступили со  мной  так  не  из
коварства или злорадства,  а  лишь из  упрЯмства,  поскольку сочли мою пьесу
плохой!" -  "ЉлЯнусь честью,  Я совершенно не понимаю, что вы имеете в виду.
ЋбъЯснитесь, пожалуйста!" - "‚спомните четвертую сцену второго акта!" - "Љак
же,  сцену эту играли прекрасно, но публика вела себЯ неспокойно, потому что
сцена,  скажу напрЯмик,  слишком длинна и  при полной своей несущественности
понапрасну задерживает действие как  раз  в  тот  момент,  когда оно  должно
быстро продвигатьсЯ дальше". - "‘овершенно верно, именно во времЯ этой сцены
публика,  котораЯ  пребывала дотоле  в  восторге,  хотЯ  и  не  выражала его
громкими  аплодисментами,   стала  проЯвлЯть  недовольство,   объЯснЯющеесЯ,
однако,  может быть,  лишь той чистой случайностью, что кто-то слишком резко
опустил палку  на  пол  (ЯркаЯ  пантомима напрЯженного ожиданиЯ),  а  другие
болваны принЯли за неодобрительный стук и подхватили его.  ‘ловом, возможно,
что сцена эта публике не понравилась,  - иначе и быть не могло, - Я, однако,
тут  навернЯка  ни  при  чем,  ибо  именно  эта  сцена,  о  которой  вы  так
отрицательно отзываетесь, - самаЯ гениальнаЯ, самаЯ удачнаЯ во всей комедии.
‚ы -  только вы все мне испортили".  -  "’ысЯча чертей - Я? ‚ этой сцене?" -
"•а-ха-ха,  дорогой,  разве Я  сотни раз не  твердил вам,  что в  этой сцене
кресло  старика-полковника должно стоЯть на  правой стороне сцены?..  Ђ  оно
стоЯло на  левой...  всЯкаЯ гармониЯ,  всЯкаЯ цельность пропала...  характер
спектаклЯ размылсЯ... пьеса должна была провалитьсЯ!.."
     ‘ерый.  ‚еликолепно,  совершенно великолепно!..  Ќо поверьте,  бывает и
так,  что  Я  получаю пьесы,  которые ставлю затем с  полным правом,  даже с
истинным  удовольствием,   однако   чрезвычайно  редко   мне   удаетсЯ  хоть
мало-мальски удовлетворить автора.  Џрежде всего почти каждый требует, чтобы
его  пьеса была разучена тотчас же  и  поставлена чуть ли  не  на  следующей
неделе. •отЯ это совершенно невыполнимо и интересы самого же автора требуют,
чтобы его творение было как следует приготовлено и  без спешки разучено,  он
уже  через  месЯц начинает дутьсЯ и  находит непростительным не  бросить все
прочее и  не  работать только над  его пьесой...  ’еперь сыплютсЯ неприЯтные
письма с напоминаниЯми,  вызывающие у тебЯ величайшее возмущение,  тем более
когда знаешь,  что  делаешь все  возможное длЯ скорейшей и  блистательнейшей
постановки пьесы...  Ќаконец,  спектакль состоитсЯ...  пьеса нравитсЯ...  ее
повторЯют!..  Ќо  автор недоволен,  он  ждал фурора,  был  убежден,  что его
произведение заткнет за  поЯс все  другое и  будет красоватьсЯ в  репертуаре
дважды-трижды в неделю,  и теперь причину того,  что это не происходит,  что
это не может произойти, он ищет и находит в злой воле директора... “важаемый
коллега... из-за таких дел иногда можно просто с ума сойти!..
     Љоричневый.  Ђх,  ах,  по-моему,  вы  и  тут  видите  все  в  очень  уж
трагическом свете,  хотЯ должен согласитьсЯ с вами,  что poetarum irritabile
genus*  знает  толк  в  такого  рода  гнусном мучительстве и  может  изрЯдно
отравить жизнь бедному директору.  Ќо  если  у  директора есть действительно
поэтическое чутье, действительно глубокое, а не поверхностное художественное
образование и он потому -  так оно тогда и бывает -  не обнаруживает никаких
досадных  слабых  сторон,  он  в  силах  потЯгатьсЯ с  любым  атакующим  его
драматургом,  а что касаетсЯ досады, то через нее он перешагнет, обладаЯ той
долей беспечности, которой надо пожелать каждому директору театра... Њы оба,
почтеннейший,   ведь  причислЯем  себЯ,   конечно,  к  самым  тонким,  какие
когда-либо были на свете,  директорам и можем,  стало быть, всегда побранить
своих коллег.  Њногие из  них непроходимо глупы.  Ќо поскольку небесный отец
наш  -  покровитель глупцов,  он  дарует  им  часто  умную  мысль  или  даже
приставлЯет к  ним  какого-нибудь  зримого или  незримого херувима,  который
хлопочет за  них вовсю,  благодарЯ чему они часто невольно попадают в  самую
точку.  ѓораздо хуже обстоит дело с  теми из наших славных коллег,  которые,
как говоритсЯ,  прошли курс обучениЯ и,  ни  в  чем по-настоЯщему не смыслЯ,
думают,  что смыслЯт во всем. ќто они "вражьим пикам подставлЯют грудь"{446}
- Я  хочу  сказать,  это  они,  со  своими вечно колеблющимисЯ суждениЯми об
искусстве,  со своими вечно повторЯющимисЯ просчетами, сами подставлЯют себЯ
смертельным атакам,  да и нам,  людЯм дельным,  понимающим и твердым в своих
оценках,  сажают  на  шею  это  irritabile genus.  Ќо  вы-то,  почтеннейший,
непоколебимы, вы-то хорошо снарЯжены и вооружены.
     ______________
     * ђаздражительное племЯ поэтов (лат.).

     ‘ерый. ќтим Я, пожалуй, могу похвастатьсЯ. Ќо, возможно, мне не хватает
той  доли  беспечности,  которой  вы  справедливо желаете  каждому директору
театра.  ‘ловом,  Я даю волю досаде!.. Њы говорили о беспредельном тщеславии
актеров.   Џраво,   по   этой   части  большинство  театральных  авторов  их
превосходит.   Ќе   так  давно  Я   поставил  произведение  одного  молодого
талантливого  автора{446},  в  отдельных  местах  превосходное,  в  целом  -
неудачное,  но  все  же  способное сильно заинтересовать ту  часть  публики,
котораЯ склонна предаватьсЯ в театре раздумьЯм.  „ействительно,  пьеса нашла
свою  публику и  была с  успехом повторена.  “довлетворилсЯ ли  этим молодой
человек?.. Ќет, он был недоволен, огорчен... Ћн потребовал ни много ни мало,
чтобы публика,  замечаЯ только его  пьесу,  забыла не  только все  остальные
ЯвлениЯ  театральной  жизни,  но  даже  важные,  просто  неслыханные событиЯ
бурного  времени,   тогда  начавшиесЯ.   Љогда  в  городе  гремело  победное
ликование,  когда люди, собираЯсь на улицах, снова и снова обсуждали великую
новость,  он закусывал губы от огорчениЯ,  что речь шла не об его пьесе, а о
выигранной битве, котораЯ спасла город...
     Љоричневый.  џ как раз думаю о том, откуда идет эта безудержнаЯ страсть
писать длЯ театра,  и  нахожу причину в особом волшебном наслаждении вживе и
наЯву  -  как  подлинное  событие  -  увидеть  картину,  родившуюсЯ в  душе.
ЏолнокровнаЯ жизнь  этой  внутренней картины  обольщает сознание  творческой
личности,  а  это  обольщение  оборачиваетсЯ повышенным самолюбием,  которое
легко вырождаетсЯ в смешное тщеславие. € тут мне вспоминаетсЯ, что недавно Я
наслаждалсЯ восхитительным зрелищем  некоей  группы,  которую  следовало  бы
увековечить резцом  гравера  и  повесить  у  каждого  директора,  чтобы  она
ободрЯла и веселила его в горькую минуту...
     ‘ерый. —то же это за группа?
     Љоричневый.  „вое мужчин,  обнимающихсЯ и  глЯдЯщих в сторону за спиной
друг у друга с кисло-сладкой злорадной улыбкой, котораЯ только у одного чуть
отдает грустью!..
     ‘ерый. —то же это за мужчины?
     Љоричневый.  „ва  недавно  освистанных сочинителЯ!  ‹еандр  и  Њарцелл,
каждый написал комедию и отдал ее длЯ постановки дирекции театра.  Ћни много
говорЯт друг с другом о своем творчестве,  оба,  как полагаетсЯ,  курЯт друг
другу фимиам,  а про себЯ каждый думает: "Љак это угораздило его... и т.д.".
Ќо  вот пьеса ‹еандра поставлена и  освистана.  Њарцелл от  души негодует на
обрушившуюсЯ на  коллегу несправедливость...  виной игра...  тупаЯ публика и
т.д.,  но при этом каждому,  с полной убежденностью, заЯвлЯет: "Џьеса никуда
не годилась,  и судьи,  сидевшие внизу в темноте, судили по справедливости!"
‹еандр немного пришиблен и думает: "Ќеужели жалкаЯ мазнЯ Њарцелла затмит мой
шедевр?" Ќаступает роковой день...  ЉомедиЯ Њарцелла поставлена и освистана.
‹еандр приходит, говорит Њарцеллу: "Ћ мой дорогой товарищ по несчастью!" - и
заключает его  в  объЯтьЯ.  ‹еандр вздыхает:  "’ак обходитсЯ судьба с  нами,
непризнанными талантами!"  €  объединенные в  страдании злосчастьем и болью,
оба садЯтсЯ и распивают,  довольные друг другом, бутылку доброго вина. Ђ как
только Њарцелл вышел,  ‹еандр сказал: "Ћ Њарцелл, твоЯ комедиЯ была довольно
убога, и досталось ей поделом!.. Ќет, такой чепухи Я не писал, менЯ погубили
козни молокососов-критиков".  Ђ как только вышел ‹еандр,  Њарцелл сказал: "Ћ
‹еандр,  как  мог  ты  думать,  что  твои  вЯлые  шутки будут иметь какой-то
успех?..  Ђ  моЯ  пьеса...  ЊоЯ  великолепнаЯ  пьеса...  загублена  гнусными
кознЯми!.."  ‡атем оба  сходЯтсЯ на  том,  что барабан взЯл чуть быстроватый
темп,   а   дудки  подстроились  к   трем  "лЯ"  смычковых,   что   признает
присутствующий при  разговоре музыкант.  ЊнениЯ  вежливо  расходЯтсЯ лишь  в
вопросе о  том,  в какой пьесе особенно отличились барабанщик и дудочник,  и
все присутствующие хором гудЯт: "Љто тут судьЯ?"
     ‘ерый.  ‚осхитительно,  в самом деле!.. Ќо оба, конечно, какое-то времЯ
ужасно наседали на  бедного директора,  пока не  уговорили его  поставить их
пьесы,  которые,  конечно,  и в самом деле мало чего стоили,  ибо, что бы ни
говорили,  у публики есть верное чутье.  Љакие горькие посыпались,  наверно,
рецензии!
     Љоричневый. ‚ы, кажетсЯ, испытываете великое отвращение к рецензиЯм?
     ‘ерый.  ‚ самом деле, каждаЯ рецензиЯ с нападками на мой театр, на моих
актеров -  длЯ менЯ нож в  сердце.  Џросто терпеть не  могу,  когда на  менЯ
ополчаютсЯ,  игнорируют мой неустанный труд,  ругают менЯ за то,  что начато
мною по зрелом размышлении.  ‘лава богу, Я наконец добилсЯ того, что критики
моего театра - это мои друзьЯ!
     Љоричневый. —то вы говорите? …сли Я верно вас понЯл, то теперь вы сами,
через посредство друзей, рассуждаете о собственном театре?
     ‘ерый.  Ќе могу отрицать, что стараюсь пресечь всЯкие кривотолки о моем
учреждении тем,  что сам,  как человек,  посвЯщенный в  глубокие театральные
тайны, говорю с публикой через друзей.
     Љоричневый.  ‡наете ли вы,  что именно этим вы уничтожаете тот принцип,
который только  и  способен внести движение и  жизнь  в  театральное дело?..
Џозвольте мне  и  тут снова сослатьсЯ на  свой давний опыт.  џ  был настроен
совершенно так  же,  как  вы,  когда впервые сел  за  кормовое весло театра.
Љаждый  упрек  моему  учреждению,   даже  самый  справедливый,   ранил  менЯ
пребольно.  џ не успокоилсЯ, пока приЯтными речами и бесплатными билетами не
соблазнил театрального критика  городка  сдатьсЯ  мне  полностью и  целиком.
’еперь пошли похвалы,  похвалы и тому,  что похвал не заслуживало,  и каждой
постановкой новой пьесы мудраЯ,  глубоко сведущаЯ,  не  жалеющаЯ ни сил,  ни
труда  ради  высокого  наслаждениЯ искусства дирекциЯ вновь  доказывала свое
неустанное стремление к  высшему совершенству театра...  ќти  славословиЯ не
могли не сделать менЯ в глазах людей понимающих довольно смешным, ибо мне не
хватало тогда - нет, не доброй воли, а сил и осмотрительности, чтобы поднЯть
свой театр хотЯ бы над средним уровнем.  ’акие суждениЯ о моем театре - а за
этими  грубыми похвалами следовали обычно еще  потоки пустопорожних слов  об
игре моих бедных комедиантов -  стали объектом ехиднейших насмешек, и другие
газеты, читавшиесЯ в этом городке, поливали менЯ и мое учреждение остроумной
бранью,  причем никто не  давал себе труда проникнуть в  суть моего театра и
указать мне мои промахи,  хотЯ они были так очевидны.  ‚  своем ослеплении Я
дошел до  того,  что привлек на  свою сторону местную цензуру,  и  выступать
против  моего  учреждениЯ  в   печати  стало  нельзЯ.   ’ут-то  мне  вынесли
окончательный   приговор!..   ЏорЯдочные,   понимающие   люди   презрительно
повернулись ко мне спиной.  ЏочиваЯ на лаврах,  подстеленных под них с такой
щедростью,   словно  это   обыкновеннаЯ  солома,   мои  актеры  зазнались  и
распустились.   ‘обственно,  драматический  интерес  сошел  на  нет,  пошлой
пышностью костюмов и декораций Я поневоле превратил свою сцену в паноптикум,
чтобы приманить публику.  „олго продолжатьсЯ так  не  могло.  џ  увидел свою
ошибку  и  убралсЯ прочь...  ‚скоре после  этого  менЯ  пригласили на  место
директора одного более  значительного театра.  ЊесЯца через  два  в  местной
газете поЯвилсЯ отзыв о  том,  что к  тому времени было сделано мною и  моей
труппой.  џ  подивилсЯ острой,  проникновенной характеристике моих  актеров,
глубокому знанию,  с  каким автор описал каждого,  каждого поставил на  свое
место. Ѓеспощадно раскритикован был каждый, даже самый маленький промах, мне
без  обинЯков было указано на  все  погрешности и  сказано,  что главный мой
недостаток  -   неумелый  выбор  репертуара,   неразборчивость  и  т.д...  џ
почувствовал боль, но, умудренный прежним опытом, преодолел это чувство всей
силой  духа.  €,  поостыв,  должен  был  признать,  что  острый критик моего
учреждениЯ прав  даже в  самых незначительных мелочах.  Љаждую неделю теперь
поЯвлЯлась рецензиЯ на мои спектакли.  ‡аслугам воздавали должную хвалу;  но
зато в  коротких,  Ясных,  проникающих в  душу словах,  а  не в патетических
декларациЯх,  с Язвительной,  хлесткой насмешливостью секли за все скверное,
если шло оно не  просто от  недостатка таланта,  а  от  наглой распущенности
псевдохудожника.  Љритик писал столь умно, так попадал всегда в самую точку,
показывал такое  глубокое знание театральной механики и  был  при  этом  так
разительно остроумен, что не мог не вызвать у публики живейший интерес, даже
привлечь ее целиком на свою сторону.  €ной номер выпускалсЯ двойным тиражом,
как  только на  сцене происходило что-либо важное.  €  он  бросал в  публику
искры,  которые рассыпались во все стороны,  весело полыхаЯ.  Ќо и подлинный
интерес к самому моему театру возрастал с этими статьЯми как раз в той мере,
в  какой он,  поскольку Я и мои актеры постоЯнно были настороже,  становилсЯ
все совершенней и  совершенней.  ‹юбой артист,  даже самый разумный,  рвет и
мечет,  когда его хоть чуть-чуть побранЯт,  пусть и вполне справедливо.  Ќо,
поостыв,  только  чванный  болван  не  почувствует  правды,  котораЯ  всегда
побеждает. Џоэтому лучшие мои актеры глубоко уважали беспощадного критика, а
против наглых эгоистов этот достойный человек дал  мне в  руки замечательное
оружие.   ‘трах,   что  тебЯ  поставЯт  к  нравственному  позорному  столбу,
действовал сильнее всЯких нотаций...  просьб...  увещаний... Ќи мне, ни моим
актерам, пускавшимсЯ длЯ этого на всЯческие ухищрениЯ, не удалось напасть на
след неизвестного критика. ЋставаЯсь темной тайной, он оттого-то и оставалсЯ
длЯ  моего  театра  призрачным жупелом,  державшим менЯ  и  моих  актеров  в
постоЯнном страхе.  Ќо так оно и должно быть. Љто беретсЯ писать театральные
рецензии, тот должен не иметь ни малейшего касательства к самому театру или,
на худой конец,  настолько владеть собой,  чтобы, несмотрЯ на это, сохранЯть
свободу суждений и обладать средствами скрыть свою персону.
     ‘ерый.   •отЯ  бы  уж  длЯ  того,   наверное,  чтобы  избежать  нападок
раскритикованных театральных героев.  џ  знал  одного  актера,  ходившего  с
довольно толстой палкой,  которую он  называл рецензентской и  которой раз в
месЯц  вечером,  мирно посидев за  вином в  кабачке с  театральным критиком,
колотил его при расставании,  поскольку тот именно раз в  месЯц причинЯл ему
огорчениЯ.
     Љоричневый.  Ќе  приведи бог!..  ќто же  поистине кулачное право!..  Ќо
рецензент заслуживал быть битым как  раз  потому,  что позволЯл бить себЯ...
‚озвращаюсь,  однако,  к своему критику!..  Џрошло много лет, Я давно уже не
директорствовал в  том  театре,  когда  по  странной  случайности  обнаружил
давнишнего моего критика.  Љак  Я  удивилсЯ!..  ќто  был пожилой,  серьезный
человек, один из высших местных чиновников, которого Я очень уважал, который
часто приглашал менЯ  к  себе в  дом  и  часто бывал у  менЯ,  человек,  чьи
остроумные разговоры доставлЯли мне тем большее удовольствие, что со мной он
никогда не говорил о делах театральных.  џ и думать не думал, что мой друг -
горЯчий  поклонник,  глубокий знаток  драматического искусства,  что  он  не
пропустил ни одного моего спектаклЯ. ‹ишь теперь Я узнал от него самого, что
он  каждый вечер как можно незаметнее пробиралсЯ в  театр и  занимал место в
задних рЯдах партера.  џ пожурил его за брань, которой он часто менЯ осыпал,
и  тогда он  со свойственной ему приЯтной душевностью взглЯнул мне в  глаза,
взЯл обе мои руки и  чистосердечно сказал:  "ђазве Я  искренне не желал тебе
добра,  старина?.."  Њы  горЯчо прижали друг друга к  груди...  Ќо  все это,
достопочтенный коллега,  произошло более  двадцати пЯти  лет  тому  назад...
Џовторю то,  что  уже  сказал,  времена,  когда рецензии писались достойно и
основательно,  миновали,  нас  захлестнула волна периодических изданий,  где
театру  отведена постоЯннаЯ рубрика.  ’еперь дело  обстоит иначе,  директору
театра уже нечего боЯтьсЯ рецензий, но и нечего ждать от них. Ѓольшинство их
либо плоско,  по  субъективным причинам хвалебно,  либо по  тем же  причинам
ругательно, отрицательно, написано без знаниЯ театра, без таланта. Ћчень уж,
думаю,  нетвердо стоит на ногах директор театра,  если он боитсЯ вторых или,
того хуже, сам косвенно устраивает первые. Ќынче, по-моему, нет ничего более
желательного длЯ директора, чем честнаЯ, дельнаЯ оппозициЯ против него. ‘ ее
помощью,  может быть, и удалось бы вывести публику из того сомнамбулического
состоЯниЯ,  в  котором она хочет смотреть только фантасмагории,  пробудить в
ней живой интерес к настоЯщему драматизму.  ’олько ведь в нем найдет в конце
концов   свое   истинное   спасение   любой   театр,   изнемогший  от   всех
перепробованных разновидностей зрелищ.  ‹ишь  в  живой борьбе родитсЯ что-то
хорошее,  а усыплЯющаЯ мелодиЯ вечного,  неподвижного однообразиЯ парализует
силы и  наперед исключает какой-либо интерес.  Љаково должно быть на  душе у
директора театра,  когда публика,  уже не  интересуЯсь истинным драматизмом,
равнодушно принимает хорошее и  дурное?  Љогда искуснейшаЯ игра  выдающегосЯ
таланта не вызывает энтузиазма,  а  принимаетсЯ с  таким же одобрением,  как
неумелаЯ попытка бесталанного новичка?..  „а,  в  самом  деле,  только  Ярко
выраженнаЯ оппозициЯ может покончить с  этой летаргией,  и директору надо бы
самому как-то подзадорить эту оппозицию.
     ‘ерый.  —то?..  —тобы  директор  сам  подзадорил оппозицию против  себЯ
самого?..  —тобы он сам создал себе врага,  с которым, может быть, предстоит
опаснаЯ борьба?
     Љоричневый.  ‚раг,  которого ты  сам  себе создал,  несомненно наименее
опасен.
     ‘ерый.  Ќет,  эта оппозициЯ -  самый,  пожалуй,  парадоксальный из всех
парадоксов,  каковыми ваши слова, признаюсь, изобиловали. ‚аш горький упрек,
что,  мол,  директор, вероЯтно, нетвердо стоит на ногах, если боитсЯ критики
своего учреждениЯ,  Я  снесу,  заметив,  однако,  в  ответ,  что воспитывать
публику длЯ  драматического искусства может сам театр и  что поэтому хорошо,
если и  критика,  идущаЯ верным путем и направлЯющаЯ на него публику,  будет
исходить от самого театра.
     Љоричневый.  ‚ы смешиваете две совершенно разные вещи.  ‚ерно, конечно,
что дирекциЯ хорошо сделает,  если снова угостит истинной драмой отвыкшую от
нее публику.  Ќо угощенье придетсЯ ей снова по вкусу только при условии, что
приготовлено оно  будет без всЯких погрешностей.  „ело поэтому не  только за
выбором пьес,  но и  за манерой их исполнениЯ,  а о ней директор компетентно
судить не  может,  поскольку он  замкнут в  собственной деЯтельности.  —тобы
признать действительно превосходное произведение,  публике не нужно никакого
особого указующего перста,  а  если  потом расхвалЯт постановку,  в  которой
публика по праву нашла какие-то недостатки,  то это,  конечно,  пойдет не на
пользу публике,  а во вред.  —то такое вообще публика,  над которой директор
хочет поднЯтьсЯ и которую он хочет воспитать?.. ѓрубаЯ, несмышленаЯ масса?..
‚ы  сами признали,  что  в  публике всегда царит верный такт,  а  это вполне
доказывает  путеводную  смышленость сей  таинственной массы.  ’аинственной Я
называю ее потому,  что то,  что мы именуем публикой,  каким-то необъЯснимым
образом  предстает и  выражает себЯ  как  некое  целое,  в  котором исчезает
индивидуальность каждой составной части.  ‚опрос,  из  чего состоит публика,
нельзЯ решить, ответив: из ѓанса, ѓюрге, Џетера и их соседей... ‚ы понимаете
теперь,  что  Я  не  совсем  всерьез  посоветовал вам,  досточтимый коллега,
швырнуть публике  вместо  несчастного "ѓусмана,  льва"  какую-нибудь  другую
блестЯщую пьесу.
     ‘ерый.  Ђх,  и вообще, хотЯ мнениЯ наши часто совпадают, Я терЯю к вам,
дорогой мой,  доверие и  никак не могу свыкнутьсЯ с мыслью,  что вы директор
театра...
     Љоричневый.  Ђ  Я  ведь действительно директор театра,  и  в эту минуту
счастливейший на свете.
     ‘ерый.  •а!..  Џонимаю!  ђукопись,  которую вы держите в руке и с Явным
удовольствием читали недавно?..  ‚ы,  конечно,  были счастливы, что получили
длЯ постановки превосходную пьесу?..  Њожет быть, от какого-нибудь молодого,
талантливого   писателЯ,   который   только-только   расправлЯет   крыльЯ?..
‘кажите...  ЌельзЯ ли мне приобрести ее длЯ своей сцены?..  џ заплачу,  само
собой разумеетсЯ,  приличный гонорарий... џ сейчас как раз без ума от одного
молодого автора и его последнего произведениЯ...
     Љоричневый.  џ  действительно читал набросок великолепной драмы,  но не
думаю, что она подойдет длЯ вашего театра.
     ‘ерый. Џочему же?
     Љоричневый.   ‘лишком  большой  размах...   много  машинерии...   много
действующих лиц...
     ‘ерый. —то вы, сударь?.. ‚ы забываете, что перед вами директор большого
театра.  —то касаетсЯ великолепиЯ декораций,  костюмов, количества машин, то
далеко не всЯкий театр сумеет потЯгатьсЯ с моим. Ќа своих актеров Я иной раз
могу пожаловатьсЯ,  это верно,  однако врЯд ли в  какой-нибудь странствующей
труппе соберутсЯ такие таланты, какие действительно есть в моем театре.
     Љоричневый.  Љаждый  директор считает свою  труппу лучшей на  свете.  џ
лично думаю,  что  в  наше времЯ такие истинно романтические драмы,  как эта
вот,   у   менЯ  в  руках,   ни  одна  труппа  не  сможет  сыграть  с  такой
законченностью,  с  таким  совершенством,  как  моЯ.  Ќапрасны были  бы  все
стараниЯ ваших лучших талантов поставить эту чудесную пьесу хотЯ бы сносно.
     ‘ерый.  Ќу,  мне  действительно любопытно  познакомитьсЯ с  этим  чудом
сочинительского  искусства,  доставшимсЯ  вам!..  ќто  секрет?..  ЌельзЯ  ли
что-нибудь узнать? Љакой тут замешан молодой, брызжущий талантом писатель?
     Љоричневый.  ђечь идет не о молодом писателе,  а о старом, незаслуженно
забытом.  џ намерен инсценировать длЯ своего театра прекрасную сказку о трех
апельсинах, которую оставил в виде конспекта великолепный ѓоцци.
     ‘ерый.  —то,  вы хотите поставить сказку о  трех апельсинах?..  •а,  вы
подшучиваете надо мной?
     Љоричневый.  Ќикоим образом.  џ  не  знаю драмы,  где было бы  нарЯду с
глубоким комизмом столько патетики.  Љак  раз  когда  вы  вошли,  Я  думал о
подходЯщем переложении проклЯтьЯ великанши Љреонты...  Ќо Я предполагаю, что
вы хорошо помните эту чудесную сказку...
     ‘ерый. ЏризнатьсЯ, нет, такие вещи не очень-то менЯ занимают.
     Љоричневый.  ’ак  вот!..  ’артальЯ,  сын ‘ильвио{453},  заколдован феей
Њорганой, котораЯ подала ему в шоколаде несколько мелко истолченных трагедий
рока.  Ћн  страдает от глубокой тоски,  все времЯ говорит о  роковых больших
ножницах длЯ  бумаги,  которыми его  прапрапрадед,  обрезаЯ  свидетельство о
крещении,  разрезал его пополам,  и  о черном дне свЯтого ‚арфоломеЯ,  когда
начинаетсЯ охота  на  зайцев.  €звестно,  что  чары  рассеютсЯ,  как  только
несчастный принц  весело рассмеетсЯ,  но  никакие попытки рассмешить его  не
удаютсЯ, и король да и весь двор погружаютсЯ в печаль и отчаЯнье. Џанталоне,
премьер-министр  при  дворе,  узнал  наконец,  что  поблизости  живет  некий
забавный субъект,  при одном виде которого не  удержалсЯ бы  от смеха и  сам
Љатон{453}.  „урачину -  таково имЯ этого субъекта -  доставлЯют ко двору, и
его  шутки  действительно веселЯт меланхолика принца.  Ќо  рассмешить принца
все-таки  не  удаетсЯ,  тот  порошок  оказывает  слишком  сильное  действие.
ЏриближаетсЯ роковой день  свЯтого ‚арфоломеЯ,  тоска  принца становитсЯ все
беспросветней.  Џанталоне вспоминает,  что он,  будучи воспитателем принца в
его раннем детстве,  по-отечески воздал ему в этот день по ж...  за то,  что
тот объелсЯ фигами, и полагает, что терзающую принца идею черного рока нужно
искать  именно здесь.  Џо  предложению Џанталоне издаетсЯ указ,  запрещающий
всем  отцам и  воспитателЯм в  соседстве с  дворцом сечь  в  этот день своих
малышей,  чтобы  знакомые  крики  пациентов  не  всколыхнули в  принце  идею
страшного рока и не подтолкнули его к какому-нибудь опрометчивому решению. Ђ
чтобы совсем оторвать в этот день принца от его мрачных мыслей, устраиваетсЯ
большое  народное  празднество.  Ќа  балконе  поЯвлЯютсЯ король,  ипохондрик
принц,  сплошь закутанный в шубу,  Џанталоне,  весь двор. „урачина находитсЯ
среди  народа  и  выделывает  всЯкие  забавные  штуки.  ЏроисходЯт  потешные
турниры,  поЯвлЯютсЯ диковиннейшие маски,  народ толпитсЯ у  двух  фонтанов,
один из которых изливает масло,  а другой - вино, и там идет разнузданнейшаЯ
вознЯ...  ‚се  напрасно,  принц плачет,  как дитЯ,  жалуетсЯ на  невыносимый
воздух,  на шум,  от которого у  него кружитсЯ голова,  и  просит,  наконец,
августейшего отца,  чтобы ему согрели постель и  разрешили прилечь.  Љороль,
весь двор обливаютсЯ слезами.  ‚ этот миг поЯвлЯетсЯ феЯ Њоргана, пресмешнаЯ
на вид старушонка,  с сосудом,  чтобы набрать масла из фонтана.  „урачина на
все лады дразнит ее и наконец так ловко валит наземь, что она, падаЯ, высоко
задирает ноги.  Џри  падении старухи принц  вдруг разражаетсЯ долгим громким
смехом.  —ары рассеЯны. Њоргана в Ярости поднимаетсЯ и обращаетсЯ к принцу с
ужасной речью:

                Ћтверзи слух, чудовище! „ойди мой крик до чрева.
                ‘квозь стен, сквозь гор препЯтствие проникнет голос гнева.
                Љак гибельнаЯ молниЯ испепелЯет сушу,
                ’ак пусть мои вещаниЯ тебе вонзЯтсЯ в душу.
                Љак на буксире лодочка за кораблем уходит,
                ’ак пусть тебЯ проклЯтие повсюду за нос водит.
                „а сгинешь ты от грозного проклЯтиЯ Њорганы,
                Љак в море травоЯдное, как рыба средь полЯны.
                Џлутон, властитель ’артара, и Џиндар, вверх парЯщий,
                Љ трем апельсинам страстию тебЯ сожгут палЯщей.
                Њольбой, угрозой, жалобой не тронетсЯ судьбина:
                ‘пеши на страшный промысел - искать три апельсина!*
     ______________
     * ‘тихи здесь и далее в переводе Њ.‹озинского.

     Њоргана  исчезает.  ’арталью сразу  охватывает безумнаЯ любовь  к  трем
апельсинам,  его уводЯт,  двор следует за ним в  полном смущении,  и на этом
патетическом месте кончаетсЯ первый акт.  ‚о втором акте Џанталоне вне себЯ,
он  описывает безумие принца,  который непрестанно,  как одержимый,  вопит о
трех  апельсинах и  требует от  отца-королЯ  пары  железных башмаков,  чтобы
бродить по свету до тех пор,  пока он не найдет трех апельсинов.  ЏоЯвлЯетсЯ
принц,  он в отчаЯнии,  что еще не получил железных башмаков, он грозит, что
снова впадет в свою прежнюю болезнь, и т.д. Ќикакие мольбы и уговоры отца не
помогают.   Џринц   настаивает  на   своем,   надевает  железные  башмаки  и
отправлЯетсЯ в путь с „урачиной. Љороль падает в кресло в обморок, Џанталоне
опрыскивает его  уксусом,  и  весь  двор облачаетсЯ в  траурные одежды.  Њаг
—елно, большой друг королевства Љоппе, проЯвлЯет участие к принцу и посылает
на  помощь  ему  дьЯвола  ”арфарелла,  который  посредством  огромных  мехов
поддувает в  спину ’арталье и  „урачине,  благодарЯ чему те  за десЯть минут
покрывают две тысЯчи миль.  ‚друг ветер прекращаетсЯ, и оба шлепаютсЯ носами
о землю,  из чего заключают, что три апельсина недалеко. € в самом деле, они
находЯтсЯ вблизи  замка  великанши Љреонты,  хранительницы трех  апельсинов.
ЏоЯвлЯетсЯ маг  —елно,  пытающийсЯ описанием  ужасных  опасностей,  которыми
чревато похищение апельсинов,  отговорить принца  от  его  предприЯтиЯ.  ќти
опасности заключаютсЯ в  Џекарке,  котораЯ,  не  имеЯ метлы,  подметает печь
собственными грудЯми,  в полусгнившей ‚еревке от колодца, в голодном Џсе и в
заржавленных железных ‚оротах.  Џринц не смущаетсЯ этим,  и тогда —елно дает
ему пузырек масла, чтобы смазать засов на ‚оротах, метлу длЯ Џекарки и кусок
хлеба длЯ Џса.  Ћн  напоминает им,  чтобы они высушили ‚еревку на солнце,  а
после  удачного  похищениЯ трех  апельсинов тотчас  же  бежали  из  замка  и
исчезли.  ’ут следует перемена декораций.  Њы видим замок великанши Љреонты,
‚орота с железной решеткой на заднем плане,  голодного Џса, бегающего с воем
взад и вперед,  колодец с лежащей рЯдом свЯзкой ‚еревки, Џекарку!.. ’артальЯ
и   „урачина  смазывают  засов,   и   ‚орота  вдруг   распахиваютсЯ!..   Џес
успокаиваетсЯ,  получив кусок хлеба,  и в то времЯ как „урачина раскладывает
‚еревку на  солнце и  дает Џекарке веник,  ’артальЯ бежит в  замок и  вскоре
радостно возвращаетсЯ с  похищенными апельсинами.  Ќо вдруг наступает темнаЯ
ночь -  грохочет гром,  блещут молнии,  и  из замка доноситсЯ чей-то глухой,
ужасный голос:

                Џекарочка, Џекарочка, избавь менЯ от срама,
                •ватай обоих за ноги и в печь швырЯй их прЯмо!

     € Џекарка отвечает:

                Ќу, нет! џ столько времени, и месЯцы, и годы,
                ’ерзаю груди белые, переношу невзгоды.
                ’ы длЯ менЯ, жестокаЯ, метлу и то жалела,
                Ђ эти веник дали мне. Џускай уходЯт смело.

     ѓолос, еще ужаснее, кричит:
          
                ‚еревка, удави ты их!

     ‚еревка отвечает:

                                        ‡лодейка, ты забыла,
                Љак много лет и месЯцев менЯ ты здесь морила,
                ‚ грЯзи держала, в сырости, в забвении убогом.
                Ћни мне дали высохнуть. Џускай уходЯт с богом.

     ѓолос, все более ужасный, вопит:

                Њой Џес, мой сторож преданный, кусай, хватай
                                                         презренных!

     Џес отвечает:

                Ќет, госпожа, не стану Я кусать людей смиренных!
                џ столько лет и месЯцев тебе служил голодный.
                Ћни менЯ насытили. ’вои слова бесплодны.

     ѓлухой,  как завыванье бури,  надтреснутый, как громыханье грома, голос
теперь кричит:

                ‡акройтесь, раздавите их, железные ‚орота!

     ‚орота отвечают:

                ’ы просишь нашей помощи: напраснаЯ забота!
                Њы столько лет и месЯцев, скорбЯ, ржавели. †иром
                Ќас эти люди смазали. Џускай уходЯт с миром.

     ’ут поЯвлЯетсЯ сама великанша Љреонта, при виде которой оба, ’артальЯ и
„урачина,  обращаютсЯ в  бегство.  Ћна громовым голосом посылает им вдогонку
проклЯтье.  Ќа этом проклЯтье Я  как раз и  остановилсЯ,  когда вы вошли,  и
думал,  как бы получше переложить мартеллианские стихи ѓоцци. Џослушайте эту
самую патетическую из всех патетических речей:

                Ahi ministri infideli, Corda, Cane, Portone
                Scelerata Fornaja, traditrici Persone!
                Ћ melerance dolci! Ahi chi mi v'ha rapite?
                Melerance mi care, anime mie, mie vite
                Oime crepo di rabbia. Tutto...*
     ______________
     * Ћ слуги вероломные, ‚еревка, Џес, ‚орота,
     Џекарка нечестиваЯ, о дщерь €скариота!
     Ћ апельсины сладкие! Њне вас лишитьсЯ надо!
     Ћ апельсины милые, мой свет, моЯ отрада!
     џ лопаюсь от Ярости... (ит.)

     ...Џока Љоричневый все это отчасти рассказывал,  отчасти читал по своей
рукописи,  ‘ерый всЯчески показывал свое нетерпение.  Ћн вскакивал...  снова
садилсЯ,  быстро выпивал подрЯд несколько бокалов вина... барабанил пальцами
по столу, закрывал обеими руками лицо, уши, словно не желаЯ ничего больше ни
видеть, ни слышать. Љоричневый, казалось, всего этого совершенно не замечал,
преспокойно и с Явным удовольствием продолжаЯ свое. Ќо наконец ‘ерый прервал
на полуслове итальЯнские стихи, которые читал Љоричневый.
     ‘ерый. Ћстановитесь!.. ђади бога, остановитесь!
     Љоричневый.  —то?..  ‚ы  не  хотите  услышать  о  трех  дочерЯх  королЯ
антиподов Љонкула,  находившихсЯ внутри апельсинов?  Ћ белоодежной принцессе
„жинетте,  которую ’артальЯ вызволил из  апельсина,  котораЯ пила лимонад из
его  железного башмака,  осталась жива  и  затем,  по  милости злой Њорганы,
превратилась в  ѓолубку?  Ћ  том,  как на  королевской кухне „урачина уронил
жаркое в огонь? Љак его посещала ѓолубка?
     ‘ерый. Ќет!.. нет... нет...
     Љоричневый.
                ‡асни, и мЯсо пусть сгорит. € в том моЯ победа,
                —то ты арапку гадкую оставишь без обеда.
     ‘ерый. Џомилуйте!
     Љоричневый.  Љак король...  весь двор ЯвилсЯ на кухню, и его величество
гневно потребовал жаркого,  ибо варенаЯ говЯдина с  овощами давно съедены...
как  поймали  ѓолубку,  как  она,  когда  ее  расколдовали,  превратилась  в
„жинетту...  Љак принц,  в полуобмороке радости, упал в объЯтьЯ Џанталоне, а
затем,  сотрЯсенный необыкновенной отрыжкой, изверг из себЯ остатки гнусного
порошка Њорганы и  лишь теперь почувствовал себЯ достаточно бодрым и сильным
длЯ  свадьбы  с  прекрасной  „жинеттой...   ‘вадьба...   свадьба...  репы...
компоты... ободранные мыши...
     ‘ерый.  џ больше не выдержу!..  „ействительно, вы своего добились. ‚аши
шутки, ваша необыкновеннаЯ ирониЯ менЯ пленили... Я невольно представил себе
все это безумство на сцене, и у менЯ голова просто пошла кругом...
     Љоричневый.  Ќикаких шуток, никакой иронии нет и в помине, Я совершенно
серьезно заверЯю вас,  что  поставлю эту изЯщную сказку о  трех апельсинах в
своем  театре,  и  поскольку моЯ  труппа  великолепно играет такие  вещи,  Я
уверен, что публика вознаградит менЯ дружной овацией.
     ‘ерый.   ‚ы  мистифицируете  менЯ...  ‚ы  говорите  загадками.  Ќеужели
восстала из гроба труппа ‘акки,  неужели вы ее возглавлЯете, неужели играете
на  Ярмарках  в  €талии?..   Ќа  Ярмарках,  повторЯю,  ведь  даже  в  €талии
фантасмагории чудесного ѓоцци,  которыми он  угощает нас  в  своих  сказках,
отвергались постоЯнными театрами, дававшими только его нормальные пьесы.
     Љоричневый.  Ќе провинитесь перед высоким гением.  Љакое величие, какаЯ
глубокаЯ,  живаЯ жизнь в  сказках ѓоцци!  ‚озьмите хотЯ бы  "‚орона"...  или
"ЉоролЯ ЋленЯ" - непонЯтно, почему эти великолепные драмы, где есть ситуации
куда более Яркие,  чем в  иных хваленых новых трагедиЯх,  не  используютсЯ с
успехом по крайней мере как оперные либретто.  Џризнаю,  однако,  что сейчас
совершенно невозможно поставить эти  вещи как  драмы,  разве что это сделает
директор, располагающий такой замечательной труппой, как моЯ.
     ‘ерый. ‚ы все времЯ говорите о замечательности вашей труппы, впадаЯ тем
самым в ту же ошибку,  которую ставите в вину каждому директору,  считающему
свою труппу лучшей на свете.  •отелось бы мне узнать,  как удаетсЯ директору
странствующей труппы...
     Љоричневый.  Ђх!..  Њожете принЯть за сказки все,  что Я говорю о своем
выборе пьес,  о  своей труппе,  но  дело  обстоит именно так,  а  не  иначе.
Ќаконец,  после  множества  ударов,  после  множества страданий и  мук,  мне
удалось сколотить труппу,  котораЯ, благодарЯ своим замечательным качествам,
а главное - великолепному единодушию, никогда ни в малейшей мере не огорчала
менЯ,