
видел  невольные жертвы сластолюбиЯ,  передаваемые могущим злодеем на  позор
своим придворным рабам и ласкателЯм;  видел, как, ругаЯсь над человечеством,
кормили людей пометом.  ‚ ђиме тот же разврат: костры, кинжал и Яд на каждом
шагу.  €  далее -  по  пути  Ђнтона -  везде возмущениЯ,  несколько подвигов
нескольких избранников и везде торжество глупой черни и развратной силы. Њог
ли равнодушно видеть это девственник на позорище света,  с  своею любовью ко
всему прекрасному и благородному?  €сполненный негодованиЯ, он возвратилсЯ в
Џадуу.  Ћдно,  что он утешительного принес домой из своего путешествиЯ - так
это  воспоминание о  знакомстве  с  ‹еонардом  да  ‚инчи  {Џрим.  стр.  38},
полюбившим его как родного сына.  ‘лучай сблизил их.  •удожник,  встретЯсь с
ним,  так поражен был соединением на  лице его красоты наружной с  душевною,
что старалсЯ заманить его в  свою мастерскую.  Ќе  в  одной фигуре небесного
вестника на  полотне ‹еонарда да  ‚инчи могли б  вы узнать Ђнтона.  “  этого
знаменитого художника училсЯ он анатомии.  €з €талии посетил он мать свою, в
бедном  богемском замке,  на  берегу  ќльбы,  который она  купила именно длЯ
свиданиЯ с  сыном и будущего пребываниЯ своего и который,  говорила она ему,
есть единственное родовое достоЯние их.  ‡десь пробыл он близ года,  посещаЯ
иногда Џрагу и его университет, тогда знаменитый.
     ‚скоре  по  возвращении его  в  Џадуу,  ”иоравенти  получил  письмо  из
Њосковии с послом русским,  бывшим в ‚енеции.  Џисьмо это было от его брата,
ђудольфа  Ђльберти {Џрим.  стр.  38},  прозванного Ђристотелем,  знаменитого
зодчего,  который  находилсЯ с  некоторого времени при  дворе  московитского
великого кнЯзЯ  €оанна III  ‚асильевича.  •удожник просил доставить врача  в
Њоскву, где ожидали его почести, богатства и слава.
     ”иоравенти  начал  приискивать  врача,   охотника  в   страну  далекую,
малоизвестную.  Ќикогда  не  думал  он  предлагать  это  путешествие  своему
воспитаннику: и молодость его, и разлука с ним, и варварскаЯ страна - пугали
старика.  ‚оображение его не разыгрывалось более;  только рассудок и  сердце
имели над  ним  волю.  €  чего  ж  там  искать Ђнтону?  “часть его  навсегда
обеспечена состоЯнием воспитателЯ,  спокойствие ограждено  обстоЯтельствами,
имЯ  сделает  он  себе  скорее  в  €талии.  Њесто  врача  при  великом кнЯзе
московитском годитсЯ длЯ бедного искателЯ приключений,  а этих искателей, по
урожаю времени,  можно найти с  дарованиЯми и  с  ученостью.  Ќо лишь только
письмо  ЂристотелЯ не  сделалось  тайною  длЯ  Ђнтона,  в  пламенной  голове
забушевали мечты.  "‚ Њосковию!"  -  вопиЯл роковой голос.  "‚ Њосковию!"  -
отозвалось в душе его, как будто на зов. знакомый с первых лет младенчества.
Ћна и  прежде,  в  лучших мечтах своих,  просила дали,  неизвестного,  новых
земель и людей.  Ђнтон желал быть там,  где не ступала еще нога врача. Њожет
статьсЯ,  допросит  он  там  природу  суровую,  еще  свежую,  какими  силами
задержать долее  на  земле  временного жильца ее,  может  статьсЯ,  допытает
девственную почву о тайне возрождениЯ,  отроет на ней родник живой и мертвой
воды.  Љто хотел бы глубже проникнуть в  природу человека,  дознал бы в этих
желаниЯх и  другие побуждениЯ.  Ќе  играла ли  в  нем  рыцарскаЯ кровь?  дух
мечтательной отваги не шептал ли его сердцу свои надежды и обеты?  Љак бы то
ни  было,  он с  радостью вызвалсЯ ехать в  Њосковию;  потом,  услыхав отказ
воспитателЯ, стал неотступно просить, умолЯть его об этом.
     - Ќаука  зовет  менЯ  туда,   -  говорил  он.  -  Ќе  лишите  ее  новых
приобретений,  может  быть,  важных открытий.  Ќе  лишите менЯ  моей  славы,
котораЯ длЯ менЯ одно с счастьем.
     € за этими убеждениЯми последовал отказ.
     - ‡наешь ли, - сказал с сердцем ”иоравенти, - что врата в Њосковию, как
врата адовы: переступишь через них, назад не воротишьсЯ!
     Ќо  вдруг,  неожиданно,  по  какой-то  тайной причине,  не  стал больше
противитьсЯ желанию Ђнтона. ‘о слезами благословил он его в путь.
     - Љто знает,  - говорил он, - не есть ли на то волЯ судьбы! Њожет быть,
и в самом деле там ожидает тебЯ честь и слава!
     ‚  Џадуе скоро узнали о  намерении Ђнтона ќренштейна пуститьсЯ в  такое
далекое путешествие, и никто этому не дивилсЯ. ‘ыскались даже и завистники.
     Џравда,   самое  времЯ,   в  которое  жил  Ђнтон,   настроивало  умы  к
преследованию неизвестного,  служило его  мечтам извинением.  ‚ек  глубокого
разврата был вместе и  веком высоких талантов,  смелых предприЯтий,  великих
открытий.  ђылись  в  утробе  земной,  питали  в  горниле огонь  неугасимый,
сочетали  и  разлагали  стихии,  зарывались  живые  в  гробы,  чтобы  добыть
философского камнЯ,  и нашли его в бесчисленных сокровищах химии, завещанных
потомству.  Ќиколай „иас {Џрим.  стр.  40} и за ним ‚аско да ѓама исполински
шагнули через одну часть света в другую и показали,  что миллионы предков их
были пигмеи.  ѓению третьего снилсЯ новый мир с новыми океанами,  и он наЯву
сходил за ним и  принес его человечеству {Џрим.  стр.  40}.  Џорох,  компас,
книгопечатание,  дешеваЯ бумага, регулЯрные войска, сосредоточение народов и
власти,  гениальное разрушение и гениальные созданиЯ -  все было делом этого
изумительного века.  “ж в  это самое времЯ смутно носились по ѓермании и  во
многих  местах  …вропы  идеи  преобразованиЯ,  которые  вскоре  должны  были
усилитьсЯ гонениЯми западной церкви,  разложитьсЯ в логической голове ‹ютера
{Џрим.  стр.  40} и  вспыхнуть в этом мировом кратере,  из которого огненнаЯ
лава и пепел потекли с такою грозною быстротою на царства и народы. €деи эти
ходили тогда по толпам,  сновались, задержанные рвали преграды и еще сильнее
бежали вперед.  ’ревожный, любознательный характер Ђнтона был выражением его
века.  Ћн  поддалсЯ мечтам пламенной души и  искал только,  куда нести ее  и
запасы науки.
     ЊосковиЯ,  дикаЯ,  но возрождающаЯсЯ, с своими беспредельными снегами и
лесами,  с  таинственностью своего азиатизма,  была длЯ  многих новооткрытою
землею,  богатым рудником длЯ гениЯ человека.  ЊосковиЯ,  начавшаЯ осиливать
внешних  и  внутренних  врагов,   нуждалась,  на  первый  раз,  в  наружном,
вещественном образовании.
     €з семьи художеств и искусств первые гости,  пришедшие к ней на зов ее,
были:  зодчество,  живопись,  литье пушек и  колоколов.  ‚  ратном деле силу
огнестрельного оружиЯ начинали брать на помощь к силе мышц;  храмы требовали
более великолепиЯ;  кнЯзьЯ и  боЯре искали в  жилищах своих более удобства и
безопасности от пожаров. ‚се эти потребности двигал и удовлетворЯл €оанн III
‚асильевич,  смотревший уже на  ђусь свою очами и  мыслью царЯ.  Њожет быть,
обручальное кольцо последней отрасли Џалеологов {Џрим. стр. 40} скрепило еще
более врожденную любовь его к  великолепию царской жизни,  если не  любовь к
искусствам и  художествам.  ‘офиЯ рассказывала ему о чудных палатах и храмах
€талии,  о  блеске тамошних дворов и  этими рассказами указала ему  средства
осуществить идеи наружного величиЯ,  которые смутно еще носились в  голове и
сердце властителЯ.  Ќикогда потребности русских,  в этом отношении, не могли
быть лучше удовлетворены. ‚ €талию теснилась ученаЯ ѓрециЯ, испуганнаЯ мечом
оттоманов {Џрим.  стр.  41};  в  свою  очередь,  €талиЯ спешила поделитьсЯ с
другими избытком сокровищ и  дарований,  принесенных к ней потомками ”идиЯ и
Ђрхимеда.  Ѓедность,  отвага и  любовь к  прекрасному -  всюду разносили эту
добычу.  ‡одчие,  литейщики,  живописцы,  резчики,  серебрЯники отправлЯлись
гурьбою в Њоскву.
     Ќе  слышно еще  было,  чтобы какой известный врач  посетил Њосковию.  Ђ
сколько добра  мог  бы  он  там  сделать!..  ‚рачуЯ,  всего  легче,  удобнее
просвещать;  человек всегда охотнее повинуетсЯ своему благотворителю. "Ќарод
русский юн,  свеж, следовательно, готов принЯть все прекрасное и высокое!" -
думал Ђнтон.  -  ‚ Њосковию,  Ђнтон! туда, с твоею пламенною душой, с твоими
девственными надеждами и учеными опытами, туда, в эту восточную Љолумбию!
     €з  Џадуи  провожали молодого врача любовь ученых наставников,  желание
ему всЯкого успеха и  любовь всех,  кто только знавал его.  ‡а  ним летели и
сожалениЯ  пламенных  итальЯнок.   ‘колько  тайных  консультаций  ему   было
готовилось!  €, конечно, не наука, не бакалаврский диплом были причиной этих
сожалений.  Ѓоже мой,  какаЯ наука!..  пара голубых глаз, исполненных огнЯ и
привлекательной задумчивости,  лен  кудрей,  нежный и  волнистый,  как  руно
агнца,  белизна северных жителей,  стан, прекрасно изваЯнный; еще что бы? да
еще  юношескаЯ стыдливость,  которую так приЯтно победить.  Ђ  что верен был
вкус итальЯнок -  это доказывали и  соотечественники их.  ‚стречаЯ немецкого
бакалавра,  художники  останавливали на  нем  зоркий,  восторженный  взглЯд:
взглЯд  ‹еонарда да  ‚инчи  умел  ценить прекрасное.  Ћднако ж,  несмотрЯ на
соблазны итальЯнских сирен,  на пламенный вызов их очей и  бесед,  на букеты
цветов и  плоды,  которые они,  по тамошнему обыкновению,  бросали в него из
окон  своих,  Ђнтон ќренштейн вынес из  €талии сердце,  свободное от  всЯкой
страсти или порочной свЯзи.
     ”иоравенти простилсЯ с своим воспитанником не без горьких слез, проводЯ
его  до  богемского  замка.  Ћн  снарЯдил  его  не  только  всем  нужным  на
путешествие,  но  и  длЯ  представлениЯ себЯ  в  блестЯщем  виде  при  дворе
московитского государЯ.
     …сли  может быть рай  на  земле,  так  Ђнтон испытал его  целый месЯц в
богемском замке.  Ћ!  конечно, не променЯл бы он этого бедного жилища, дикой
природы  на  берегах ќльбы,  ласк  убогой  матери,  которой старость мог  он
успокоить своими трудами и  любовью;  нет,  не  променЯл бы  всего  этого на
великолепные палаты,  на  стараниЯ знатных родителей пристроить его ко двору
императора,  на  раболепную  прислугу  многочисленных вассалов,  которых  он
властен был травить собаками.
     €,  верный  своему  обету,  с  мыслью  быть  полезным матери,  науке  и
человечеству,  мечтатель покинул этот рай.  Њать благословила его на далекое
путешествие в край неизвестный. Ћна боЯлась за него, но видела, что ЊосковиЯ
сделалась длЯ него обетованною землею, и могла ли отказать его желаниЯм?


        ѓ‹Ђ‚Ђ —…’‚…ђ’Ђџ
     ‡ЂЊ›‘…‹


     Џостигнут ты судьбы рукой,
     € жизнь тебе мученье;
     Ќо всем бедам найти конец
     џ способы имею.
     Љ тебе нежалостлив творец:
     Џрибегни к Ђсмодею...
     € грудью буду Я стоЯть
     ‡а друга и за брата.

     ѓромобой. †уковский {Џрим. стр. 42}


     ’ак на взаимную пошло у них услугу.

     •мельницкий {Џрим. стр. 42}


     Ќаступил  день  ѓерасима-грачевника,   4   марта,   когда  показываютсЯ
крикливые вестники благодатной весны;  но  тогда  грачи  еще  не  прилетали,
потому что зима была лениваЯ или спесиваЯ, не трогалась с места, не уступала
своего владычества счастливой сопернице.  ’олько что рассветало.  “  плотины
мельницы,  стоЯвшей на Ќеглинном пруде, съехались два всадника, по-видимому,
два  боЯрина.  Ћни  стали  держать  путь  в  Љремль,  к  Ѓоровицким воротам.
Љазалось,  нельзЯ было соединить двух существ,  так несходных по наружности.
ЌесмотрЯ на это, проницательный взор угадал бы в них душу, вылитую по одному
образцу,   с   небольшими  разве   отметками,   длЯ   которых   природа  так
изобретательна.
     Џомните ли  вы Џетрова в  ђоберте-„ьЯволе?  {Џрим.  стр.  43} €  как не
помнить!  џ видел его в этой роли только раз;  и до сих пор, когда вздумаю о
нем,  менЯ преследуют звуки,  будто отзывы из ада:  "„а,  покровитель!!" - и
этот взглЯд,  от обаЯниЯ которого душа ваша не имеет сил освободитьсЯ, и это
шафранное лицо,  исковерканное беснованием страстей,  и  этот лес волос,  из
которого,  кажетсЯ,  выползти готово целое гнездо змей. Ћденьте только этого
Џетрова в старинное русское платье,  опоЯсанное серебрЯным ремнем, в богатую
шубу на пышной лисице, в высокую горлатную шапку, и вы тотчас ознакомитесь с
одним из  ехавших по  плотине Ќеглинного пруда.  Џод  ним  был могучий конь,
оседланный богатым  черкасским седлом,  гремЯщий узорчатою сбруей,  писанной
серебром,  пополам с рыбьими зубами. „ругой всадник был маленький, худенький
- глаза  поникшие,  с  постным  лицом,  с  смиренными,  робкими  движениЯми,
казалось,  воды не замутит,  приветливый,  низкопоклонный. ‘ущий агнец!.. Ќо
если он  из  своей раковины выползал исподтишка на свет божий и  высматривал
кругом  искоса,   сквозь  ресницы  сонных,   едва  полураскрытых  глаз,  то,
уверьтесь,  он  видел свою жертву по-Ястребиному,  тотчас хватал ее и  опЯть
скрывалсЯ в  своей нечистой скорлупе.  ‘нимаЯ шапку,  довольно поношенную (а
это делал он с  товарищем очень часто,  в виду каждой церкви,  перед которой
русский Ѓертран творил наскоро,  слегка,  крестные знамениЯ,  между тем  как
смиренник означал их глубоко,  протЯжно,  ударЯЯ себЯ в грудь),  снимаЯ свою
шапку,  он  обнажал голову,  едва окайменную какими-то ощипками седых волос.
Џод масть им  опушка его шубы была так вытерта,  что трудно было бы  угадать
зверЯ,  давшего ей мех с плеч своих.  ’ощаЯ клЯчонка с приличною сбруей едва
под ним переваливалась.  ‹етами он далеко ушел от товарища. ќтому могло быть
с  небольшим сорок лет;  он  красовалсЯ во  всей силе жизни;  напротив,  тот
казалсЯ хилым  стариком.  Ћдин  был  боЯрин,  другой  -  боЯрин и  дворецкий
великого кнЯзЯ.  Њолодцам этим дана была по шерсти и  кличка:  первого звали
Њамоном {Џрим. стр. 43}, второго ђусалкой.
     - ‚се ли бог милует, Њихайло џковлевич? - спросил Њамон.
     - ’воими молитвами,  батюшка ѓригорий Ђндреевич! - отвечал ђусалка. - Ђ
то, где бы? по тЯжести грехов моих менЯ бы и землЯ не снесла.
     - Ѓезгрешен один господь.
     - ѓосподь на небеси да еще,  прибавить изволь, господин наш и всеЯ ђуси
великий кнЯзь.
     - ‚идно, нелюбье свое взЯл назад!
     ’ут Њамон лукаво посмотрел на своего товарища;  этот, без малейшей тени
досады, отвечал:
     - ѓде гнев,  тут и милость.  Ћдним пожалует ныне,  другим завтра,  одно
потонет, другое всплывет наверх - умей только ловить, родной мой!
     - ‹овишь, а тут из-под руки у тебЯ подхватывают. —то мы с тобой нажили?
€збушку на  курьих ножках да прозвание шептунов...  {Џрим.  стр.  43} ‚елика
пожива! Џосмотришь, то ли с другими боЯрами? •оть бы недалеко взЯть Ћбразца!
Џостроил себе  каменные палаты на  диво,  поднЯл так,  что  и  через  Љремль
поглЯдывают.
     - €дет  слух,  будто  мерит  корабленники зобницами [•лебнаЯ мера  того
времени. (Џрим. автора)]. Њудрено ль? нахватал в Ќовгороде {Џрим. стр. 44} -
буди не в осуждение его милости сказано -  упаси нас господи от этого греха!
(‡десь он перекрестилсЯ.) „обыча воинскаЯ - добыча праведнаЯ!
     - Ќет  греха бодливому сломать рога.  ‘песив шелонец {Џрим.  стр.  44},
никого в уровень себе не ставит.
     - Љ  слову молвить:  чем  сын твой не  чета его дочке родом и  почетом,
умом-разумом и пригожеством?
     ‚спыхнули очи  Њамона.  Ћн  только что  сватал дочь  воеводы Ћбразца за
своего сына и получил отказ: неслись уж слухи, потому что мать самого Њамона
была  волшебница,  котораЯ и  сожжена [ЉнЯзем €ваном  Ђндреевичем Њожайским.
(Џрим.  автора) {Џрим.  стр.  44}].  Ћт слов ђусалки ему казалось,  шапка на
голове его загорелась;  он придавил ее могучею рукой и, горько усмехнувшись,
сказал:
     - ’ы уж ведаешь?..
     - ђазве Я один!
     - Ќе ты один! „а... другие... многие... всЯ Њосква.
     - ‡емлЯ слухом полнитсЯ, батюшка ѓригорий Ђндреевич!
     - —ай,  смеютсЯ!..  —ай,  говорЯт:  куда сунулсЯ сын колдуньи!.. —то...
говорЯт?.. ‘кажи, голубчик, пожалуйста.
     - ѓрех таить... похвалЯлсЯ сам Ћбразец. {Џрим. стр. 44}
     - ЏохвалЯлсЯ? собачий сын!.. Ђ ты, ты задушевный, не сказал словечка за
менЯ?..
     - ђаспахнулсЯ,  разразилсЯ, батюшка ѓригорий Ђндреевич, так что воеводе
заочно было жарко;  положил всю душу свою, все разумение на Язык... говорил,
что Ћбразец сам свах к тебе заслал, да...
     - ‘ам не сам,  что до того!.. ‘мотри, пЯтенщик мой [ЏЯтенщик, ставивший
клеймо на  лошадЯх и  сбиравший за  то  пошлину в  казну или  на  монастыри,
которым эта пошлина предоставлЯлась грамотою.  (Џрим.  автора)],  - прибавил
Њамон,  грозЯ кулаком в ту сторону, где стоЯл дом воеводы Ћбразца, - глубоко
выжег ты  пЯтно на груди моей!  ‚ырву его хоть с  полостью мЯса,  насыщу его
зельем... зельицем на славу!.. поставлю не на простой мисе, на серебрЯной...
кушай  себе  на  здоровье  да  похваливай  повара!   ’ы  пособишь,   Њихаила
џковлевич...  Ђ?..  ‚естимо,  так...  Џир за пир!  ‚едь и  тебЯ употчевал он
хмельным на своем новоселье.
     Ћчередь дошла до  ђусалки.  ‹ицо его  подернуло;  он  начал похлопывать
веками.  ‚идно было, что и его тронуло за живое. Ћн, однако ж, молчал скрепЯ
сердце. ’оварищ его продолжал, бросаЯ на него насмешливые взглЯды.
     - Ђ братчина была на весь мир! Ќе одну бочку меду выкатили из погребов,
не  одна почетнаЯ голова упала под  стол.  €  корабленники {Џрим.  стр.  44}
разносили  гостЯм  на  памЯть  новосельЯ...   Ѓыл  ли  ты  зван,   дворецкий
великокнЯжеский?
     Ќичто не могло так расшевелить жадную душу дворецкого,  как напоминание
о потерЯнной выгоде. ‚стревоженный, он отвечал со вздохом:
     - ѓде  нам  между  шелонских богатырей!  Њы  не  драли кожи  с  пленных
новгородцев (он намекал на  кнЯзЯ „аниила „митриевича •олмского {Џрим.  стр.
45});  мы не водили сына-птенца, бессильного, неразумного, под мечи крыжаков
{Џрим.  стр. 45} - на нас не будет плакатьсЯ ангельскаЯ душка, мы не убивали
матери своего детища (здесь он  указывал на самого Ћбразца).  ѓде нам!  Њы и
цыпленка боимсЯ зарезать.  ’ак  куда же  соватьсЯ нам в  ватагу этих знатных
удальцов, у которых, прости господи, руки по локоть в крови!
     - „а,  мы не зарежем цыпленка, которого задавить можем, а натЯнем лук и
пустим каленую стрелу в  коршуна,  что  занессЯ высоко.  ‹юбо,  как  грохнет
наземь!..  ѓреха  таить  нечего,  обоим  нам  обида  кровнаЯ!  “нижение паче
гордости.  „ело овечье протЯгивать голову под нож.  Ћко за око, зуб за зуб -
гласит писание. Њы грешные люди: по-моему, за один глаз вырвать оба, за один
зуб не оставить ни одного, хоть бы пришлось отдать душу сатане!
     ђусалка плюнул, перекрестилсЯ и прошептал:
     - Џрости, господи!
     - Ќе молитвы,  а  думы хитрой жду от советника и друга.  ’воЯ голова не
горит,  не идет кругом, как моЯ. ’ы длЯ менЯ раз, в другой Я длЯ тебЯ, будут
и за нас,  мы за них,  круговаЯ порука,  хоть стоном пойди землЯ! € в других
странах, сказывают наши ездоки, знатные люди не иначе крепко держатсЯ.
     Љоварно улыбнулсЯ ђусалка и примолвил:
     - Ќе утаю от тебЯ,  задушевный...  џ уж Ќес к господину нашему думку на
сердце; на первый раз охнет от ней воевода, будто ударили его ослопом {Џрим.
стр.  46}.  ‚едаешь,  едет к  нам от немцев лекарь Ћнтон,  вельми искусный в
целении всЯких недугов. ЋстаетсЯ ему три днЯ пути...
     - —то ж из этого?
     - ‚от  что,   задорнаЯ  голова!   “   Ћбразца  новые  каменные  палаты,
поставленные на славу и,  прибавить изволь,  на его голову. „еревЯнный свой,
трухлый двор он  сломал;  перейти ему  некуда.  Ќашему господину и  великому
кнЯзю потребно,  чтобы врач,  ради всЯкого недоброго случаЯ, от чего господи
оборони €вана  ‚асильевича на  всЯк  час  живота его  -  слова  из  речи  не
выкинешь,  от слова не сделаетсЯ, - потребно, говорю Я, чтобы врач находилсЯ
неподалеку от его хоромин.  €з них в палаты Ћбразца будто рукой подать. ’о и
подобает лекарЯ Ћнтона, поганого немчина...
     - Џоставить в  каменные  палаты  воеводы,  -  перебил  Њамон  радостным
голосом,  -  отобрать у него лучшие клети,  оружейную,  постельную,  сени...
Ќемчин длЯ него в доме хуже нечистого; того ладаном выкуришь да свЯтой водой
выгонишь,  а этого,  засадит раз €ван ‚асильевич, не выживешь никакою силою.
ЏридетсЯ хозЯину хоть в удавку! Ќо позволит ли великий кнЯзь?
     - Ѓерусь за это.  ’ебе нельзЯ замолвить и словечка:  о твоем размирье с
Ћбразцом если не знает еще наш господин...
     - ’ак узнает ныне же, и через тебЯ... не правда ль?
     - Ќе  утаю,  батюшка,  поведаю...  Ќыне Я  на тебЯ,  завтра ты на менЯ,
скажем друг  на  друга,  только такие дела,  за  которые ѓрозный потрЯсет по
маковке {Џрим.  стр. 46}, а корнЯ не тронет. ’ы цел, Я цел, а мы свое дельце
сделали.  Ќо  речь,  кажись,  мы  вели  о  немчине.  ’ы  ведаешь,  Ћбразец в
набережных сенЯх обидел посла немецкого.  ѓрозно повел тогда на  него  очами
€ван ‚асильевич; несдобровать бы воеводе, да шелонскаЯ битва была на горЯчей
памЯти,  и...  цел осталсЯ он.  Ђ прислушайсЯ ушком у сердца великого кнЯзЯ:
ох,  кипит,  гудит в нем нелюбье.  € будет легче ему, хоть окипь сбросить на
рьЯного  боЯрина и  за  почетного немчина отплатить ему  немчином же.  ‘тоит
только намекнуть...
     Ћстановил Њамон  своего конЯ,  скинул шапку и,  опустив ее  низехонько,
также  поклонилсЯ,  сколько  мог  ниже,  как  бы  признаваЯ его  сатанинское
первенство.
     ќтот, ухмылЯЯсь, слегка приподнЯл свою и примолвил:
     - ‹юди свои, сочтемсЯ, батюшка ѓригорий Ђндреевич!
     - Њы сочлись уж, если признаешь мою услугу. Ѓудем говорить душа в душу.
‚едь ты начал дело о кнЯзе ‹укомском и толмаче его {Џрим. стр. 47}?
     - ‚идит бог,  в  угоду €вану ‚асильевичу и  ради добра земле русской...
‹итвин  подослан своим  государем Љазимиром {Џрим.  стр.  47}  известь €вана
‚асильевича...  холоп на него показал...  зелье нашли...  чего лучше,  чтобы
придратьсЯ к ‹итве,  где пристань держат длЯ всЯкого, кто только осерчает на
нашего господина!
     - Џытал Я  ‹укомского и толмача,  латынщика Њатифаса...  не признались!
Џризывал баб лихих,  давал лизать зелье, одной всыпал насильно добрую задачу
в горло, давал в хлебе собаке: ни баба, ни собака не околели.
     - Ќу что ж после, родной?.. - спросил ђусалка со страхом.
     - Џосле?..  „лЯ  тебЯ...  от  одной  маковой  крупинки разорвало ту  же
собаку!  ‚се скрепил золотой петлей!  Ќе  бойсЯ,  тебЯ во лжецы не поставлю,
Њихайло џковлевич!
     ‚  свою  очередь,  дворецкий снЯл исщипанную шапку и,  низко поклонЯсь,
примолвил:
     - ‘ам господь заплатит тебе!
     - Џолно,  не греши,  Њихайло!  ‘вои люди,  сочтемсЯ.  “служи мне только
Ћбразцом.
     „ворецкий  показал  с   чувством  на  церковь  ‘паса,   к  которой  они
подъезжали. ‚ышки великокнЯжеских хоромин выглЯдывали уж из-за нее. —тобы не
подозревали в  них какого сговора,  они поехали,  один по набережной ЉремлЯ,
другой   -   к   Ќикольским  воротам.   ђасставание  их   было   только   до
великокнЯжеского двора, где они должны были свидетьсЯ.
     Ќа  поклоны  прохожих,  знавших,  что  они  сильные  люди,  Њамон  едва
приподнимал свою  шапку,  ђусалка  отвечал низкими поклонами.  Ћдни  молодые
удальцы,  которым терЯть было нечего,  кроме своей головы, провожали первого
именем наушника, которое он и оставил за собой в потомстве; [’аким же именем
историЯ опЯтнала боЯрина €вана  ‚асильевича Ћщеру.  (Џрим.  автора)] второго
подстреливали только слегка насмешками. Ќадо сказать, что Њамон был особенно
нелюбим народом за  то,  что,  во  времЯ  нашествиЯ ордынского хана  Њахмета
{Џрим. стр. 48} на русскую землю, склонЯл великого кнЯзЯ на робкие меры и во
всЯкое времЯ шептал ему обо всем,  что делалось в  семейной жизни и на миру.
ђусалка умел избегнуть этой ненависти,  потому что поступки свои скрывал под
благовидною личиною  усердиЯ  и  необходимости и  находил  оправданиЯ  перед
великодушием народа в изученной бедности,  привете ко всЯкому и христианском
смирении.  Њежду тем приЯтель его,  гордый, напыщенный, топтал в грЯзь общее
мнение и хвасталсЯ своим ремеслом,  которое приближало его к великому кнЯзю,
милостЯм его и власти делать зло.


        ѓ‹Ђ‚Ђ Џџ’Ђџ
     ‚…‹€—ЂЌ€…


     ‚еликий кнЯзь жил тогда в деревЯнных хоромах,  на так называемом ‘таром
месте,  за  церковью ЃлаговещениЯ,  недавно отстроенною.  Љроме того,  стоЯл
трухлый  двор  великокнЯжеский за  церковью  Њихаила  Ђрхангела  (тогда  еще
деревЯнною), на џрославском месте {Џрим. стр. 48}. ‚се это предположено было
одно за  другим сломать.  ‡олотаЯ палата и  ’юремный дворец уже созидались в
голове €вана  ‚асильевича;  и  чтобы осуществить свои  намерениЯ,  ожидал он
только  искусных зодчих,  которые должны  были  вскоре  приехать с  немецким
врачом.  •оромины великокнЯжеские состоЯли из нескольких клетей, углубленных
или выдавшихсЯ из  главного строениЯ.  Ћни отличались,  по назначению своему
или расположению,  названиЯми:  сенника,  избы средней,  западной, брусЯной,
постельной,  столовой, гридни, повалуши, теремов и так далее. ‘о всех сторон
окружали их переходы под навесами и с глухими перилами,  которые примыкали к
домовой  церкви  и  часовнЯм;   главный  из  этих  переходов  вел  к  церкви
ЃлаговещениЯ,  потому так и  называемой:  на дворе великокнЯжеском правитель
народа не начинал и не оканчивал днЯ без молитвы в доме божием. „аже больные
и  женщины не  увольнЯлись от этого долга;  окна из упокоев их устроены были
так,  что они могли из  них слушать церковную службу и  молитьсЯ на  местные
иконы  храмов.  (’аким образом,  почти  и  у  каждого богатого человека была
церковь на  своем дворе.)  Ќесколько крылец,  из  которых Љрасное отличалось
каменными уступами и  резными украшениЯми,  сходило на  площадь.  Ќабережные
сени  выступали вперед особенною палатою.  ‡одчество тогдашнего времени было
немудрое, детское; затеи его состоЯли только в некоторых наружных прикрасах.
”ронтоны,  как и  вообще богатых церквей русских,  представлЯли обращенные к
небу сердца,  главы -  также.  ‚зглЯните на рисунки индийских храмов, именно
зигов [•удожественнаЯ газета,  1838,  No 8.  (Џрим. автора)], и вы найдете в
них  первообраз наших  храмов.  Њастера особенно любили щеголЯть друг  перед
другом в  развиве столбиков,  в  узорочной резьбе на подзорах и над красными
окнами {Џрим.  стр.  49}. ђезьба эта на дереве была так искусна, что едва ли
причудливаЯ кружевница могла лучше сделать из ниток. ‚прочем, ветхому жилищу
великокнЯжескому  придавали  какую-то   мрачность  ржавое   железо  решеток,
ограждающих окна,  тусклый мат их слюды,  оправленный в  свинец,  преклонные
теремки,  уходЯщие в  ветхий гроб свой,  крышу,  по которой времЯ разбросало
клочки  зеленого и  порыжелого моха.  Њы  сказали,  что  хоромины стоЯли  на
площади. —етыре улицы, немного пошире тогдашних обыкновенных, загроможденные
церквами, похожими на часовни, и домами наподобие богатых изб в Ќовгородской
и  Џсковской губерниЯх,  вот вам и  дворцоваЯ площадь!  Ќадо прибавить,  что
некоторые домишки,  несмотрЯ  на  присутствие дворца,  бесчинно  выходили из
рЯду, чтобы похвалитьсЯ волею своего господина. –елый город, заключавшийсЯ в
ограде ЉремлЯ,  походил на  муравейник домов  и  церквей,  по  которому дитЯ
пропело,  в  разные  стороны,  как  попало,  несколько дорожек.  Ќа  этих-то
дорожках крыша  одного  дома  почти  сходилась с  крышею  другого,  так  что
смельчак  мог  бы,  не  хуже  хромоногого  беса,  сделать  по  ним  изрЯдное
путешествие. Ћт этой тесноты пламЯ так часто пожирало целую Њоскву.
     Ќо в  ветхих хороминах,  за церковью ЃлаговещениЯ,  жил первый господин
всеЯ  ђуси.  ‚  них  замыслил и  заложил  он  будущее  могущество ее;  сюда,
встревоженные признаками этого  могущества,  государи присылали своих послов
ему поклонЯтьсЯ и искать с ним свЯзей.  ЏодходЯ к этим хороминам, царедворцы
русские  усерднее  слагали  молитвы  архистратигу  небесного  воинства,   да
помилует их от гнева грозного земного владыки.
     ‘олнце не высоко играло над землею,  а  на дворе великокнЯжеском все уж
давно  принЯлось за  дневные заботы.  ‚езде суетились дворчане,  учрежденные
€оанном по  образцу европейских дворов,  но которым он дал названиЯ русские,
сообразно их должностЯм (распорЯжение,  к  сожалению,  отмененное Џетром I).
„ворецкий ђусалка  преобразилсЯ в  новую  одежду.  Ћн  успел  уж  побывать у
маленьких детей €оанна и отнести им игрушки;  успел сделать разные угождениЯ
и ‘офии, супруге великого кнЯзЯ, и …лене, супруге сына его, несмотрЯ что они
не  ладили одна с  другою;  кого из  дворских потешил ласковым словом,  кого
шуточкой.  Ћн везде поспевал,  всем заправлЯл и мало что приводил в действие
положенное,   обычное,  старалсЯ  еще  упредить  желаниЯ  и  прихоти  своего
властителЯ на  весь  следующий  день.  ЋбЯзанности дворецкого ограничивались
двором великокнЯжеским;  но он, волею и неволею, расширил круг их за пределы
его. Ќа ђусалку налагали иногда самые трудные, щекотливые поручениЯ, нередко
опасные и грЯзные;  на иные он иногда сам вызывалсЯ,  желаЯ доказать, что он
хотЯ и  хил наружностью,  но  богатырь лукавством и  умом.  ’аких слуг любил
€оанн и на них-то намекал,  говорЯ:  "Њне хоть бы пес, да Яйца нес". ‡амечаЯ
их  обманы,  он  наказывал их  то  грозным словом,  то посохом или временною
опалою,  а чаще закрывал глаза на те проказы их,  которые не вредили ни лицу
его, ни государству.
     ‘  посохом  великого  кнЯзЯ  и  его  горлатною  шапкой  второго  нарЯда
дворецкий ожидал его у дверей средней избы, отделЯвшей повалушу от брусЯной,
в  которой находилсЯ ђусалка.  ѓолые  стены этой  избы  красовались только с
четырех сторон иконами огромного размера,  в кивотах, с подвесками из камки,
унизанной  или  золотыми  дробницами  или  угорскими  (венгерскими) пенЯзЯми
(Pfennig) [пфенниг (нем.)]. ‚ обширной комнате не было никакой мебели, кроме
дубового стола,  украшенного искусною резьбой,  и  двух скамеек с  суконными
полавочниками; под каждой стоЯла колодка (скамеечка длЯ ног) и подостлан был
кизылбахский (персидский) ковер, или подножье, как называли наши предки. ‚се
было тихо,  как  в  склепе.  Ќеподвижно стоЯл ђусалка,  прикованный слухом и
всеми помыслами к двери, через которую должен был выйти великий кнЯзь. ‚друг
в  средней избе прокричал кто-то  смутно,  словно больной,  сердитый старик,
странным, охриплым голосом:
     - –арь €ван ‚асильевич! –арь €ван!
     ’ут  ђусалка лукаво улыбнулсЯ,  съежил плеча и  покачал головою,  будто
хотел сказать:  то-то  потеха!  Џотом приложил ухо  к  двери.  ‚от  что  там
говорили. "•е, хе, хе! ”оминишна, это твое дельце, - сказал мужской голос. -
’ы навела менЯ на татар,  а теперь вижу,  куда гнешь...  ‘пасибо,  спасибо!"
‘крипнула дверь,  и  послышалсЯ голос  женщины:  "Џора!  тебе  уж  всЯ  ђусь
кланЯетсЯ этим именем,  да и  римский цесарь называет тебЯ своим братом".  -
"–арь €ван,  царь  €ван!"  -  закричал опЯть старик.  "„овольно,  -  прервал
владычный голос мужчины,  -  у менЯ и без того много царЯ сидит в голове: не
угомонишь ничем.  Ќа сердце пора, да на деле не то; давно глаз видит, да зуб
неймет... ‚сЯ ђусь?.. ѓде она? где это царство, сильное, владычное, дружное,
словно одно тело,  у которого руки и ноги делают, что похочет голова?" - "’ы
угомонил татар,  покорил Ќовгород и  раскинул свою державу так  широко,  что
можешь назватьсЯ царем русским",  -  прервала ‘офьЯ ”оминишна. "„а, раскинул
широко,  и  что захватил,  то держу крепко;  а  тут на сердце налегли свои и
вЯжут менЯ.  Џодлинно, кровные! Љругом затынили менЯ џрослав, ђостов, “глич,
ђЯзань;  не крепка и калитка моего царства на чужой ‚ерее... {Џрим. стр. 51}
едучи в свой Ќовгород,  запинаюсь всегда о ’верь...  ‚ыглЯни-ка в окно, люба
моЯ;  не  увидишь ли  из  него  чужого кнЯжества,  чужой трети!  Џодивись на
каменные палаты,  на  чудные домы божий моего стольного града,  на  хоромины
наши...  —ай,  во фрЯжской земле {Џрим.  стр. 51} таких не видано?.. Ћх, ох,
ох!  инда зазорно было мне после немецкого".  -  "•рам Џречистой {Џрим. стр.
51}  на  диво  построит нам  Ђристотель;  скоро будут к  нам  новые палатные
мастера...  построЯт и тебе дворец,  и твоим боЯрам палаты.  ‹ет через пЯток
Њоскву не узнаешь".  -  "Џрежде свалим тыны,  срубим заставы,  а  там,  если
господь продлит живота,  построим себе  и  царские палаты.  ’огда буду царем
всеЯ ђуси не одним прозвищем;  тогда скажу:  видно,  бог избрал на то своего
раба €вана!  „а,  буду царем!" - ‘ этим словом распахнулась дверь, и великий
кнЯзь быстро вошел в брусЯную избу,  где стоЯл ђусалка, успевший приготовить
свою личину по надобности.
     €ван  ‚асильевич собиралсЯ  принимать епископа  тверского и  одного  из
именитых людей тамошних,  присланных шурином его и  великим кнЯзем тверским,
Њихаилом Ѓорисовичем.  Џослы приехали от меньшего брата,  разжалованного уже
из  равного  {Џрим.   стр.  51},  длЯ  переговоров  и  извинений  по  случаю
перехваченной переписки его с Љазимиром,  королем польским. „лЯ этого приема
великий  кнЯзь   московский  оделсЯ,   поверх   нескольких  платьев  разного
наименованиЯ, в богатый становой кафтан, с выводами на нем людей: чем пышнее
стоЯла одежда,  тем краше и великолепнее считалась.  —ерные волосы его резко
выпадали из-под тафьи (татарского колпака),  жемчугом шитой. Ќа груди висела
золотаЯ цепь с  большим крестом из  кипарисова дерева,  в  котором хранились
частицы мощей.  Џерстень на  среднем пальце правой руки  сиЯл своею золотою,
филиграновой оправой,  а  не  камнем в  ней,  который не  отличалсЯ ничем от
голыша. Ќо этого камнЯ не отдал бы €ван ‚асильевич за дорогие самоцветы: это
был  талисман -  подарок от  союзника и  друга,  крымского хана Њенгли-ѓиреЯ
{Џрим.  стр.  52},  в свою очередь,  получившего его из €ндии.  ‚от что,  по
словам летописца, писал к русскому великому кнЯзю Њенгли-ѓирей, посылаЯ этот
дар:  "’ебе ведомо, что в эндустанской земле кердеченом зовут однорог зверь,
а рог его о том деле надобен:  у кого на руке, как едЯчи, то лизати, и в той
Ястве,  что лихое зелие будет,  и человеку лиха не будет". €з этого-то будто
рога частичка была вставлена в перстень, и потому €ван ‚асильевич никогда не
скидал его,  свЯто хранЯ завет своего союзника,  а может быть,  с намерением
предупредить всЯкое покушение на отраву.
     ‘ одной стороны, быстрый, огненный взор из-под черных, густых бровей на
дворецкого -  взор,  который  редкий  мог  выдержать и  от  которого женщины
слабого сложениЯ падали в обморок. Љазалось, им окинул он своего слугу с ног
до головы и  обозрел душу его.  ‘ другой стороны,  глубокий,  едва не земной
поклон,  которым  ђусалка хотел,  казалось,  скрытьсЯ от  испытующего взора,
вручение  посоха  и  целование  властительной руки.  апку  не  принЯл  €ван
‚асильевич и дал знать, чтобы он положил на одну из скамеек.
     - ‘лышал ли,  дворецкий,  чем  величала менЯ заморскаЯ птица?  -спросил
великий кнЯзь, проЯснив свое нахмуренное чело.
     ‚ самом деле,  странный голос,  слышанный дворецким,  был крик попугаЯ,
поднесенного  великой   кнЯгине  ‘офье   ”оминишне  немецким  послом.   „очь
Џалеологов,  награжденнаЯ от природы силою ума и  воли,  в  которой отказано
было ее братьЯм {Џрим.  стр.  52}, знала очень хорошо, какаЯ безделица нужна
была, чтобы решить супруга на исполнение великого дела, созревшего в могучей
душе его.  Ћна  перваЯ гласно не  захотела быть рабыней татар.  ‚ыпросив длЯ
себЯ Ћрдынское подворье {Џрим.  стр.  52}  и,  таким образом,  выгнав их  из
ЉремлЯ,  ‘офьЯ навела великого кнЯзЯ на  мысль,  что  они  сделались недаром
уступчивы и  что так же легко будет выгнать их из русской земли.  ’еперь же,
когда  €оанн,  унизив  Љазань,  покорив  Ќовгород  и  разведавшись с  ордою,
замышлЯл об  освобождении своего государства от  уделизма {Џрим.  стр.  52},
стеснЯвшего его внутри и находившего ему врагом извне, хитраЯ и честолюбиваЯ
‘офьЯ  искала  разных средств усладить длЯ  него  подвиг несправедливый,  но
необходимый.  € потому втайне выучила заморскую птицу величать €оанна именем
царЯ {Џрим. стр. 53}, которое столько льстило ему.
     - ‚идно,   вещаЯ  птица,   господине!   -  отвечал  хитрый  царедворец,
подставлЯЯ к окну скамейку,  а потом под ноги великого кнЯзЯ колодку, обитую
золотом,  и ковер. ‚се это исполнЯлось по движению глаз и посоха властителЯ,
столь быстрому,  что едва можно было за ним следовать. Ќо дворецкий и тут не
плошал.  Ћткуда взЯлась прыть у хилого старика, в котором, по-видимому, едва
душа держалась.
     Ќа  полавочнике были  вышиты  львы,  терзающие змеЯ,  а  на  алтабасной
(парчовой) колодке двуглавый орел. ќта новинка не избегла замечаниЯ великого
кнЯзЯ:  черные очи его зажглись удовольствием. „олго любовалсЯ он державными
зверЯми и  птицею и,  прежде нежели сел на скамейку и с бережью положил ногу
на колодку, ласково сказал:
     - € ты ныне, старый пес, видно, сговорилсЯ с ”оминишной потешить менЯ!
     „ворецкий   низко   поклонилсЯ,    охолив   кулаком   свою   ощипанную,
остроконечную бородку.
     - Ћх,  ох!  - продолжал великий кнЯзь. - ‹егко припасти все эти царские
снадобьЯ,  обкласть себЯ  суконными львами и  алтабасными орлами,  заставить
попугаев величать себЯ,  чем душе угодно;  да  настоЯщим-то царем,  словом и
делом,  быть нелегко!  ‘ам  ведаешь,  чего мне  стоит возитьсЯ с  роденькой.
‡асели за большой стол на больших местах да крохоборничают!  € лжицы не даю,
и ковшами обносЯт, а все себе сидЯт, будто приросли к одним местам.
     - —то ж, господине, коли чести не знают...
     - ’ак по шапке,  да из-за стола вон!  ‚оистину так, пора... Џускай себе
кричат:  греха не ставит, родных обирает... даст на том свете ответ. Ќет, не
дам.  Џрежде, нежели Я брат, дЯдЯ, шурин, Я государь всеЯ ђуси. Љогда Явлюсь
на  ‘трашный суд •ристов,  он,  наверно,  спросит менЯ:  печаловалсЯ ли ты о
земле русской,  над которою Я  поставил тебЯ владыкою и  отцом,  соединил ли
воедино,  укрепил ли  эту ђусь,  хилую,  разрозненную,  ободранную?  ‚от что
спросит он, а не то, что пил ли из одного ковша с братьЯми и сватьЯми, тешил
ли их,  гладил ли по головке за то,  что они с  своими и чужими сосали кровь
русскую!
     €ван ‚асильевич замолчал и посмотрел на дворецкого,  как бы вызываЯ его
на ответ.
     ќтот понЯл его и сказал с низким поклоном:
     - Џожалуй менЯ,  господине, кнЯзь великий, своего слугу, молвить глупое
слово.
     - Њолви умное, а за глупое скажу тебе дурака.
     ЋпЯть поклон; ђусалка приправил его следующею речью:
     - ‚ступающим в  брак господь наказывает оставить отца своего и матерь и
прилепитьсЯ к жене. ‚ такой же брак вступил и ты, государь всеЯ ђуси, принЯв
по рождению и  от свЯтительской руки в дому божьем благословение на царство.
Џриложение сделай сам,  господине! “мнее на твою речь сказать не сумею: Я не
дьЯк и не грамотей.
     - ѓрамота у тебЯ в голове, Њихайло!.. ‹адно!..
     ЏроизносЯ последнее слово,  великий кнЯзь  оперсЯ подбородком на  руки,
скрещенные на посохе,  и погрузилсЯ в глубокую думу. ’ак пробыл он несколько
минут,  в которые дворецкий не смел пошевелитьсЯ.  ЌельзЯ сказать, что в эти
минуты тихий ангел налетел;  нет,  в них пролетел грозный дух брани.  ђешена
судьба ’вери, бывшей сильной соперницы Њосквы.
     Ќаконец €ван ‚асильевич сказал:
     - Џозови ко мне Њамона и дьЯков моих.
     Џриказ  этот  был  немедленно исполнен.  „ворецкий тотчас возвратилсЯ с
своим приЯтелем, нам уже известным, и тремЯ новыми лицами.


        ѓ‹Ђ‚Ђ …‘’Ђџ
     „ЋЊЋ‘’ђЋ€’…‹њ € „ЋЊЋ—Ђ„–›


     ‚илсЯ, вилсЯ Ярый хмель,
     ‘лава!
     Ћколо тычинки серебрЯныЯ,
     ‘лава!
     ’ак бы вились кнЯзьЯ и боЯре,
     ‘лава!
     Ћколо царЯ православного,
     ‘лава!
     {Џрим. стр. 54}


     ‚ошедши  в  брусЯную избу,  все  они  сотворили крестные знамениЯ перед
образом   спасителЯ,   потом   низко-пренизко  поклонились  великому  кнЯзю.
Љазалось,  по  росту их,  вышли они  один из  другого,  как  дорожный прибор
стаканов.  ‘амый большой был  дьЯк ”едор Љурицын {Џрим.  стр.  54}.  ќто был
мужчина целою головою выше Њамона,  лет  под  пЯтьдесЯт,  но  казалсЯ старее
своих лет.  Ќепрерывные умственные заботы и труды сгорбили его и изнурили до
болезненного состоЯниЯ.  Ќа  обнаженной голове  оставались только за  ушами,
будто  длЯ  образчика,  две-три  пары  осиротевших русых локонов;  лицо  его
изнывало,  но  мутные глаза  издавали огонь ума;  на  изрытом челе  господь,
видимо,  утвердил знамение высоких помыслов. …го употреблЯл великий кнЯзь по
делам дипломатическим.  ‡а ним следовал Њамон. Џотом дьЯк ‚олодимер …лизаров
ѓусев  {Џрим.  стр.  55},  делец,  законник,  достойный памЯти  потомства за
сочинение "‘удебника".  Ћстального точно выпустили из пазухи Љурицына: такой
он был крохотный.  Њожет быть, в стране лилипутов поставили бы его фланговым
в гвардию; не мудрено, что он прослыл бы там и великим человеком, потому что
имел  бы  чем  давить  меньших.  Ќо  между  нашими  огромными современниками
пришелсЯ бы  мелкому  егерю  под  мышку.  ’ак-то  все  сравнительно получает
название!  ‡а  то  одна часть его помрачала целое.  Ћн едва ли не осуществил
карликов наших сказок,  о которых говоритсЯ,  что они с ноготок,  а борода у
них  с  локоток.  €сполинскаЯ,  дивнаЯ борода!  Џо  ней  дьЯк  и  назван был
Ѓородатым. Ќе думайте, однако ж, что все достоинства его ограничивались этим
волосЯным украшением. Ќет, он сохранил и до нас свое имЯ другими качествами,
а  именно:  умел говорить по  летописцам,  которых твердо изучил,  так что с
выученного не сбила бы его пушка,  и красно по-тогдашнему, то есть витиевато
и напыщенно, описывал походы своего господина. …му же поручено было обучение
придворного клира духовному нению - как говорит историк не наших времен: "Ќа
разные роды древнего доброгласиЯ".  Ћдним словом, это был придворный человек
- колибри:  пел сладко, не тЯготил ветки, на которую садилсЯ, и был счастлив
на своем г