с посудой, в магазине икон, служил на
пароходе,   был   статистом   в  театре,  пекарем,   садовником,  дворником,
железнодорожным служащим, рабочим на ремонте,  письмоводителем, и,  наконец,
босЯком исходил всю ђоссию. ‡аболев туберкулезом, придав-


     ленный жестокостью и мерзостЯми жизни, он пыталсЯ покончить с собою. ’о
была   минутнаЯ  слабость,  сменившаЯсЯ   огненным  приливом  желаниЯ  снова
боротьсЯ, не  сдаватьсЯ, схватить  за горло  общественный строй, порождающий
столько  несправедливостей  и  страданий, опрокинуть  его вверх  тормашками,
растоптать, поджечь,  изрубить со всем тем, что в нем есть и всеми теми, кто
в нем процветает. „аже позднее, когда он понЯл, что все растоптать и поджечь
не есть решение, босЯцкий разрушительный анархизм еще долго жил под спудом в
его душе.
     "џ ведь  был деклассированный, -- говорил он мне.  -- Ѓыл вне общества.
Њне труднее, чем неаполитанскому босЯку, было усвоить, что такое культура  и
что  по-настоЯщему  переделать  социальную  жизнь  можно  лишь  при  свободе
знанием, любовью  к работе,  страстью  к  делу. ђазрушительные эмоции у менЯ
командовали над  разумом. <i>—увство  меры, подчиненное интеллекту,</i> а в  нем, в
сущности, всЯ квинтэссенциЯ <i>качественно-высокой европейской мысли,</i> мне  было
чуждо.  ќто мешало  понЯть, на  чем стоит и  чем сильна культура.  Њне  было
трудно  стать  европейцем, но Я не  был  им, как видите,  совсем  не по  тем
соображениЯм,    которыми    питалсЯ    антиевропеизм    славЯнофилов    или
„остоевского''.
     "—увство  меры,   подчиненное  интеллекту",  а   об  этом,  как  идеале
социальной  и   психической  организации,  любил  говорить  ѓорький  в  годы
1914-1916, определЯло в  его глазах и  возможный характер будущей революции,
хотЯ о ней в наших разговорах  вопрос почти не ставилсЯ. Ќикто -- и ‹енин не
исключение  --  не думал,  что  она может  быть  близкой.  ќто  неЯсно стало
чувствоватьсЯ лишь в конце 1916  г.,  после убийства ђаспутина. ‚ революции,
когда она пришла, ѓорький ни минуты не видел  прелюдии  к  социалистическому
перевороту.  Ќо две вещи страшили его в самом начале  революции. ЏерваЯ, что
"при  нашей склонности к анархизму мы  можем <i>пожрать свободу",</i> и втораЯ, что
буржуазиЯ, в руки которой от самодержавиЯ переходЯт "развалины государства",
может  поправеть слишком  рано.  Џо  этому  поводу из-под его пера выскочила
однажды следующаЯ фраза:  "Ќесомненно,  что буржуазиЯ <i>должна поправеть,</i> но с
этим не нужно торопитьсЯ, чтобы не повторить мрачной ошибки 1906 г.". Ћднако
в конце марта, очарованный впечатлением от высо-


     кого  подъема  духа  у  сотен   тысЯч  людей,  участников   грандиозной
манифестации  в  день  похорон на  Њарсовом  Џоле Џетербурга павших  в  день
февральской революции, ѓорький, отбросив свои опасениЯ,  стал оптимистически
смотреть на дальнейший ход революции.
     "Ќарод, -- писал он  мне в  апреле 1917 г., --  показал высокую степень
сознательности, он обвенчалсЯ со свободой,  и  этот брак неразрываем". џ  не
разделЯл такого оптимизма.  ЏолитическаЯ  ситуациЯ мне представлЯлась совсем
не  в  радужном  свете,  а  когда  в  апреле  из-за границы  приехал ‹енин и
обнародовал  свои  тезисы,  у  менЯ   сложилось  убеждение,  что  бессильное
‚ременное правительство удержатьсЯ не  может  и ‹енин  обЯзательно  придет к
власти со  всеми вытекающими  отсюда последствиЯми. ‚ этом духе Я  и написал
ѓорькому. ђезко расходЯсь с его настроением, мое письмо, видимо, до того его
раздражило,  что  через  день он  ответил на него  просто  грубо. џзвительно
высмеиваЯ менЯ  за  желание играть  роль "некой  дамы" Љассандры,  кликуши и
предсказательницы всЯких несчастий", он советовал мне "быть подальше от этой
женщины, хотЯ бы потому, что, по греческой мифологии, она была сумасшедшей и
худо окончила свою  жизнь". "‚ ваши, подсказанные Љассандрой,  предсказаниЯ,
-- писал он, -- позвольте не верить".  ѓорький поЯснЯл, что холоднаЯ ирониЯ,
с  которой  ‘оветы  рабочих, солдатских и крестьЯнских  депутатов,  выслушав
тезисы  ‹енина,  отнеслись  к  его  анархическим  призывам, ЯвлЯетсЯ  лучшим
доказательством, насколько  повысилась в народе политическаЯ сознательность.
‚ходить в полемику с  ѓорьким и  его  дальше  раздражать Я считал совсем  не
нужным. Ќа письмо  его  ничего  не  ответил.  Ќе поднЯл  Я  этого вопроса  и
позднее, встретившись с ѓорьким, а только спросил, виделсЯ ли он  с  ‹ениным
после того  как  тот приехал в Џетербург. ѓорький ответил: "‹енина Я ни разу
не видел  и  не  предполагаю видеть". ѓорький  посетил ‹енина только в конце
1918 г., когда ‹енин  лежал,  раненный  пулей Љаплан. Џозднее, в 1924  г., в
очерке о ‹енине ѓорький писал: "‚ 1917-1921 гг. мои отношениЯ с ‹ениным были
далеко  не  таковы,  какими Я  хотел бы  видеть  их".  Ќо,  многозначительно
прибавлЯл он, "они не могли быть иными". ‚ конце 1921 г. ѓорький, у которого
началось кровохарканье, снова, на семь


     с  половиной лет,  покидает  ђоссию, уезжаЯ  в  €талию,  причем  уехать
настойчиво советует ему именно ‹енин, в августе 1921 г. писавший ѓорькому:
     "‚ …вропе в хорошей санатории  будете  лечитьсЯ, и втрое больше делать.
…й-ей. Ђ у нас ни лечениЯ, ни дела, одна суетнЯ, зрЯшнЯЯ суетнЯ. “езжайте".
     ‚ год  своего  шестидесЯтилетиЯ,  т. е. в 1928  г.,  ѓорький  начал  на
несколько  месЯцев приезжать в ђоссию, а в 1932 в ней окончательно осел. …го
"европеизм" был уже  совсем не ко двору в эпоху  пЯтилеток. ЏриспособлЯЯсь к
обстановке,  созданной   ‘талиным,  хотЯ   он  не  хотел  приспособлЯтьсЯ  к
несравнимо  более  мЯгкой  и  более  свободной  жизни  при  ‹енине,  ѓорький
принуждалсЯ   ампутировать,   скрывать,   извращать   целые   части   своего
мировоззрениЯ. Џри этой ампутации его  ни на минуту не оставлЯла дорогаЯ ему
мысль как-то  влиЯть на культурно-просветительное дело  в стране, и особенно
на   литературу,   воздействию  которой   на  душу  населениЯ  он   придавал
исключительное значение. ‚месте с тем ему, певцу труда,  крайне импонировала
ведущаЯсЯ в ‘‘‘ђ кипучаЯ работа нового строительства. ‚ этом отношении очень
характерна его речь в 1928 г. на торжественном заседании в его честь Џленума
‘овета в ’ифлисе:
     "…сли бы Я был критиком и писал книгу о Њаксиме ѓорьком, Я сказал  бы в
ней,  что  писатель,  которого вы так преувеличенно чтите,  <i>первый</i> в русской
литературе понЯл величайшее значение труда, образующего все  ценнейшее,  все
прекрасное, все великое в этом мире".
     „лЯ прославлениЯ пафоса труда  под  редакторством  ѓорького с 1930 г. в
‘‘‘ђ  стали  выходить два  журнала: "‘‘‘ђ на  стройке"  (при  <i>соредакторстве
ЏЯтакова)</i>  и  "Ќаши  достижениЯ".  “влекаЯсь  ими,  ѓорький  заставлЯл  себЯ
закрывать глаза  на варварские условиЯ и азиатское презрение к  человеческой
жизни, при которых эти  технические достижениЯ  осуществлЯлись. Ќо он знал о
них. € желание,  в меру имеющейсЯ  у него  возможности,  вытеснЯть азиатчину
духом …вропы его не оставлЯло.  ‚ Январе  1930 г., находЯсь в €талии, он мне
писал в Џариж:
     "Ќе пожелаете ли дать длЯ журнала  "Ќаши достижениЯ" несколько  бытовых
очерков парижской и вообще


     французской жизни?  Њы  думаем  ввести в журнал отдел "‡а рубежом". „лЯ
читателей наших  было бы  весьма полезно  ознакомитьсЯ с тем, как живет, чем
живет рабочий, мелкий служащий, женщина, подростки и т.д.".
     џ ответил ѓорькому, что напишу очерк, как живет и работает  французский
рабочий, об оплате его труда, как он одеваетсЯ, питаетсЯ,  сколько платит за
квартиру,  какова  обстановка этой квартиры  и т.д. —ерез  два  днЯ  ѓорький
сообщил: "ќто как раз то, что надо,  а посему убедительно  прошу -- напишите
очерк".  Ќемного  позднее,  подгонЯЯ  менЯ  скорее прислать статью,  ѓорький
прибавлЯл:
     "Ћчерки европейского быта  нам  крайне важны. Ѓыт наш  тЯжек, нездоров,
полон  азиатских наслоений. Ќужно  его <i>чистить и чистить.</i> Љорректуру  в него
может внести знание …вропы и европейской жизни".
     ’ак,  повторим, ѓорький писал  в  <i>1930 г.</i> Ќо с каждым последующим годом
мысль  о  "корректуре"  Ђзии  …вропой,  о  каких-либо   полезных   "бытовых"
заимствованиЯх   из   нее   владыкам   ЉремлЯ   все   более   представлЯлась
предосудительной, подозрительной, вредной. ‚недрЯлась шовинистическаЯ  идеЯ,
что все совершенства  и блага мира уже находЯтсЯ в стране восточного деспота
-- гениального  ‘талина. ЊаршируЯ  вслед за  этой  эволюцией, Њ. ѓорький,  к
удивлению  знавших  его  людей,  даже  водрузил  на  свою  голову  татарскую
тюбетейку, в которой доселе видел эмблему  ‚остока,  столь же отвратную ему,
как "пирог с морковью". Ћчень памЯтно, как однажды ѓорький мне говорил:
     "Ћтталкивание  от   европейской  культуры   может  проЯвлЯтьсЯ  в  виде
кажущихсЯ  неважными  мелочей.  ђеакционер  Љонстантин  ‹еонтьев,  например,
остервенело  убеждал турок,  татар и  балканские  народы не  расставатьсЯ  с
феской, с тюбетейкой и не надевать европейского костюма. Ћн не без основаниЯ
рассчитывал, что  под  феской  и  тюбетейкой дольше  и крепче  продержитсЯ в
черепе азиатский дух".
     Ќужно  ли  поЯснЯть,  что даже и  остатки европеизма  ѓорького были  бы
сочтены подлым, шпионским  и вредительским  воззрением в годы 1946-48, когда
приказом ‘талина  и †данова ненависть к европейской  культуре была объЯвлена
обЯзанностью  советских  граждан  и предписано было  "очистить"  литературу,
театр, музыку, живопись, историю,


     философию, биологию, лингвистику и  вообще все области науки и жизни от
того, что злобно было названо "низкопоклонством  перед  ‡ападом".  Љ счастью
длЯ него, ѓорький до этого подлого времени  не  дожил. Ћн умер от воспалениЯ
легких  в 1936  г., а  через два  года на  московском процессе, окончившемсЯ
казнью последних  представителей  ленинской  гвардии,  знаменитый  ‚ышинский
объЯвил,  что ѓорький  убит но постановлению  ’роцкого,  ђыкова,  Ѓухарина и
начальника ѓЏ“ џгоды.
     ‚ европеизме ѓорького была сторона, на которой, ввиду ее исключительной
важности,  обЯзательно  следует остановитьсЯ.  Џриехав  как-то в 1915  г. из
Џетербурга в Њоскву, ѓорький позвонил мне по телефону:
     "†дите  менЯ  к  завтраку.  Џриду  не  один,  приведу  с  собой  одного
человечка-мужичка.  Љто? Ќе скажу. ‘ами  увидите. Ћчень интересный. Ќет,  не
интересный, а полезный. Џрошу если не любить, то жаловать".
     —еловечком-мужичком,  пришедшим  с  ѓорьким,  оказалсЯ беллетрист ‘емен
ЏодъЯчев. Ћн действительно  был из крестьЯн  и  жил в  деревне в „митровском
уезде  недалеко от Њосквы.  Љ 1915 году, при содействии  ѓорького, которому,
как  множество других лиц, он  посылал на Љапри свои пробы пера, ему удалось
напечатать два тома рассказов, посвЯщенных быту  деревни. ‚ его  изображении
она  была адом.  “бийства, поджоги, кражи, месть, драки, повальное пьЯнство,
разврат, темнота,  жестокость,  алчность. Ќи одной  малейшей светлой черты в
непробудном,  безнадежном,  страшном  сельском мире.  џ  протестовал.  ’акое
тенденциозно-перегнутое  кривое изображение недопустимо. „аже с точки зрениЯ
формы нельзЯ было сказать, что оно талантливо. Ћтвет ѓорького незабываем:
     "Ќечего на зеркало пенЯть, коли рожа крива. Џусть  очерки  ЏодъЯчева не
художественное  произведение,  но  они  репортаж,  фотографиЯ,  документациЯ
выдающейсЯ  социальной важности.  ‚место  свЯтых  ‚ласов,  Ђкимов,  Џлатонов
Љаратаевых  народнической  литературы   и  ‹ьва  ’олстого,   ЏодъЯчев   дает
подлинного,  живого,  неидеализированного, без  всЯких прикрас,  мужика.  Ћн
продолжает  линию  разоблачений,  начатую  "Њужиками"  —ехова  и  "„еревней"
Ѓунина. ЏодъЯчев ставит точки над i. ЃлагодарЯ ему мы


     лучше теперь знаем человекоподобною зверЯ, живущего в русской деревне".
     ѓорький ненавидел крестьЯнство. џ точно характеризую его чувство. Њы не
знаем другого русского писателЯ, который, оставлЯЯ свое восхищение "чувством
меры, подчиненным интеллекту", так без всЯкой меры предавалсЯ бы  полЯрным и
жгуче противопоставленным чувствам  ненависти и любви. "Ќе  умеЯ ненавидеть,
невозможно  искренне  любить". ќто его принцип.  Ћн проповедовал  его устами
Ќаходки, персонажа  романа  "Њать".  €  если о  европейском  крестьЯнине  он
говорил с  холодным  презрением,  как  о домовитом, дурно  пахнущем клопе  и
антисоциальном мещанине,  об отечественном мужике мы слышали от него  только
слова ненависти. ѓород он любил, видЯ  в нем потенциально заложенные могучие
начала разума и  социальной справедливости. „еревню ненавидел. ‚  его глазах
она была вместилищем всЯческих скверн. Ћн не желал считатьсЯ с историческими
условиЯми, уродовавшими и калечившими мужика. …го несправедливое отношение к
мужику коробило. Џо этому поводу у нас всегда возникал спор. ’ут у него было
нечто  от   —елкаша,  если  бы  тот  заговорил   утрированно   марксистскими
аргументами.  Љогда ѓорький утверждал, что ђоссиЯ  -- постылаЯ ЂзиЯ, гнусный
‚осток, он имел в виду  прежде  всего и более всего деревню. ‚ той же статье
"„ве  души"  он  настаивал,  что  <i>"основным препЯтствием на</i>  пути  ђоссии  к
европеизации и культуре ЯвлЯетсЯ факт подавлЯющего преобладаниЯ безграмотной
деревни  над  городом, <i>зоологический  индивидуализм  крестьЯнства  и  полное
отсутствие   в   нем   социальных  эмоции".</i>  ѓорький   не  только  ненавидел
крестьЯнство.  Ћн  боЯлсЯ  его.  Џред  ним  вставало  иногда   видение,  что
стомиллионнаЯ   сермЯжнаЯ,   дикаЯ,   жестокаЯ,  темнаЯ  масса   выйдет   из
повиновениЯ, зальет страну, задушит город,  забрызгает кровью небо и в конце
концов посадит на  трон какого-нибудь нового Џугачева или ‘теньку  ђазина  Ђ
оба они, эти мужицкие атаманы, ему были отвратны. Ѓольшевистскую идеализацию
их он с  насмешкой  отвергал.  ѓорький  зорко примечал  и запоминал все. что
характеризует  "загадочную дикость" натуры русского  крестьЯнина.  Џосетив в
1916  г.  в  Џетербурге  лазарет  длЯ  больных  и  раненых  солдат,  он  мне
рассказывал о тЯжком впечатлении от этого визита:


     "Љогда солдаты, а  по записЯм лазарета  все они были крестьЯне, узнали,
что  их  пришел  проведать  "писатель"  ѓорький,  многие   из  них  захотели
рассказать мне какой нибудь случай на фронте, наивно полагаЯ, что это станет
темой моего нового романа. Ћдин  паренек из Џензенской губернии,  настойчиво
просивший, чтобы Я не забыл его фамилию, рассказал о таком происшествии.
     …го  отрЯд  лежал спрЯтавшись в кустах на опушке леса. Ќемцы узнали  об
этом  и вдарили по  нем залпами снарЯдов  тЯжелой артиллерии. ‡а исключением
рассказчика, скатившегосЯ  в  воронку от снарЯда  и засыпанного землею,  все
люди отрЯда были перебиты в куски. ЋчнулсЯ Я, говорил паренек, вылез кое-как
из земли,  ощупал  себЯ,  чувствую --  цел,  только  кровь из  плеча  течет.
ЋглЯнулсЯ,  а кругом только трупы и полумертвые, кто без головы, кто без ног
и рук. Џосмотрел дальше, и начал  менЯ такой смех трЯсти,  что удержатьсЯ не
могу. -- Ђ что? -- ‘нарЯд-то одному солдатику в живот попал, кишки выворотил
и бросил их в кусты. € висЯт человечьи кишки вроде телЯчьих. •а-ха-ха!
     —то  же  вы   думаете,  --  продолжал  ѓорький,  --  когда  этот  идиот
рассказывал  о кишках  на  кустах,  сорок или пЯтьдесЯт людей той  же породы
смеЯлись во все горло. ‘кажите,  какой народ в мире,  кроме русского мужика,
мог бы в это времЯ смеЯтьсЯ? ‡начит, не случайно деревнЯ порождала юродивых,
плакавших при  виде  свадьбы и  весело  плЯсавших  на  похоронах. Њужик  наш
существо непонЯтное, страшное,  жестокое. Ќекрасов удивлЯлсЯ,  почему  мужик
норовит вдарить кнутом по кротким глазам его лошаденки. Џочитайте ЏодъЯчева,
и  вы  увидите,  что  мужик  хуже  делает: он кочергой бьет по  животу своей
беременной бабы".
     ђетроспективный    взглЯд    позволЯет   нам    вынести    суждение   о
крестьЯнофобстве  ѓорького.  ’еперь  мы  знаем,   что  зверскую,   азиатскую
жестокость  обнаружил  во  времЯ  революции  совсем  не   мужик,  а   именно
революционный город, по ѓорькому, носитель культуры, разума,  справедливости
и  социальных  эмоций.  „еревнЯ  выгнала в  1917-18 гг. помещиков,  пожгла и
пограбила их гнезда (однако, далеко не все), но убийства помещиков совсем не
были  массовым Явлением. Ђ  во многих местах,  окорнав помещика, мужики даже
оставлЯли ему "на прокорм" клочок земли. “же потом, в 1922-


     23  гг.,  и  по  распорЯжению  только города, с земли  были  выг-  наны
последние из оставленных на ней бывших владельцев. ‚ 1917 г. множество людей
убежденно доказывали,  что  было  бы  безумием  допустить  дележку  земли  в
самочинном  порЯд-   ке.  ѓоворилось,  что  алчные  мужики,  способные,  как
доказывал ЏодъЯчев и думал ѓорький, из-за уворованного куренка убить соседа,
друг друга перережут  при распределении помещичьей  земли.  Ћказалось и  это
неверным.  Џереход сотни  миллионов  десЯтин в руки  деревни  в 1917-18  гг.
прошел  до  удивлениЯ   гладко,  спокойно,  при  минимальном  числе  случаев
междукрестьЯнских  столкновений. Џри свидании с  ѓорьким, уже в  1918  г., Я
обратил  на  это его  внимание, что не  произвело никакого  впечатлениЯ. …го
отталкивание от крестьЯнства, по его мнению, "анархизированного" войною и от
дележки земли  обрастающего  еще  большей алчностью,  было  так велико,  что
поколебать  его  не было  возможности. “ идеолога-просветителЯ, по-видимому,
все  еще не  был изжит строй  чувств  —елкаша.  Ќо  тут  находитсЯ и ключ  к
пониманию одного факта, остающегосЯ мучительно-непонЯтным длЯ почитателей  и
людей, любивших  ѓорького. Њы  говорим  об  его  отношении к  насильственной
коллективизации, сопровождающейсЯ такой азиатской жестокостью, что при мысли
о ней стынет кровь. Љак ни страшно сказать,  эта варварскаЯ операциЯ могла и
не производить на ѓорького какого-либо  большого впечатлениЯ. €менно потому,
что он ненавидел мужика, в мероприЯтиЯх  ‘талина он  мог  видеть (или, лучше
сказать, даже наверное видел) спасительное средство от опасности, угрожающей
культуре апокалиптическим  зверем из бездны сермЯжной ђоссии. ‡десь  не было
приспособлениЯ взглЯда  ѓорького  к взглЯдам ‘талина, а  только встреча  их.
Њысль  о  настоЯтельной  необходимости  застраховатьсЯ  от   мужика  ѓорький
высказывал еще в 1915-16 гг., а тогда ни одна Љассандра не могла предсказать
то. что потом произошло.
     џ  касалсЯ  до  сих  пор социально-политических взглЯдов  ѓорького. Њне
хотелось  бы хотЯ  бы слегка остановитьсЯ на некоторых чертах его характера.
Ћн был удивительно интересен вне большого общества. …сли ѓорький  чувствовал
симпатию  к  своему  собеседнику,   он   оживлЯлсЯ,   сыпал   груду   разных
воспоминаний, метких, красочных рассказов, харак-


     теристик. Ќо  как только он попадал в большое общество, в общество даже
из 6-7 собеседников, ѓорький съеживалсЯ, замолкал,  только времЯ от  времени
бросаЯ замечаниЯ в  виде каких-то афоризмов  и никогда  не  делаЯ попытки их
развить или доказать. Џри  немногочисленных слушателЯх он владел словом, как
только слушателей было больше, ѓорький спотыкалсЯ, делалсЯ неловким и просто
конфузливым. џ  никогда не  слышал ѓорького  выступающим на больших народных
собраниЯх, но  знаЯ ту черту,  о которой Я  только  что сказал, мне понЯтно,
почему  так  безнадежно  пусты  газетные  отчеты  о его  речах,  которые  он
произносил,  приехав в  ђоссию после  1928 г.  ‘транной  чертой  у него была
слезоточивость,  абсолютно не  вЯжущаЯсЯ  с  его  общим  характером,  чуждым
сентиментального или сострадательного  нытьЯ. Ћднажды, сидЯ у нас в Њоскве в
1915  г., он рассказывал, что русские солдаты  принуждены были итти  в атаку
против  немецких траншей, не имеЯ особых ножниц, чтобы разрезать проволочные
заграждениЯ  у траншей.  Ќе  берусь судить,  так ли  это в  действительности
происходило,  могу только сказать, что ѓорький со свойственным  ему талантом
дал  удручающую картину,  как русские  солдаты  пытались перепрыгивать  чрез
проволочные заграждениЯ  и в  них повисали. ѓорький рассказывал,  и  крупнаЯ
слеза катилась из  его правого глаза. Џомню,  на менЯ и на мою жену  рассказ
ѓорького произвел  сильное  впечатление.  Ћн  вытер слезу  и  молчал.  €  мы
молчали. € после этого рассказа ни о чем говорить уже не хотелось. „нЯ через
три после этого  ѓорький снова был  у нас. Њы были  не одни. Ѓыли  профессор
’арасевич и его брат. ’ак как тогда речь постоЯнно заходила о войне, ѓорький
повторил  свой рассказ,  и снова  слеза  скатилась  на его  щеку.  Ќа  обоих
’арасевичей  и  рассказ, и слеза, конечно,  произвели большое впечатление. “
менЯ и моей жены оно уже  ослабело. —ерез три недели, приехав в Џетербург, Я
был  вечером у  ѓорького.  ‡а ужином у стола сидело  помимо  семьи  ѓорького
человека  четыре. Љроме  ’ихонова,  не могу  вспомнить  кто.  ѓорький  опЯть
рассказывал  о солдатах, корчащихсЯ  перед  смертью на  проволочных немецких
заграждениЯх, и  опЯть  поЯвлЯлась слеза. „олжен признатьсЯ, что на  сей раз
горьковское  описание оставило у менЯ уже  неприЯтный  осадок. €звестно, что
некоторые артисты, играющие, как говоритсЯ, "нутром", так


     входЯт в чувства и переживаниЯ изображаемых ими  лиц, что по ходу пьесы
могут  без всЯкого  напрЯжениЯ  плакать,  по-на-стоЯщему лить  слезы.  ‘лезы
приходЯт, когда  им велЯт. Ѓыл ли  ѓорький таким  артистом? ‚се видевшие его
потом в годы 1928-36, указывают, что слеза ѓорького поЯвлЯлась легко и точно
по заказу много и много раз по самым разнообразным поводам.  ‚ сопровождении
бывшего начальника ѓЏ“ џгоды  он посетил стройку ‚олго-Њосковского канала, и
он  сугубо  лил  слезы, слушаЯ объЯснениЯ џгоды о том, как  на этом  канале,
строившимсЯ   принудительным,  каторжным   трудом,   происходит   "моральнаЯ
перековка" в добрых советских граждан тех,  кто  осмелилсЯ в какой-либо мере
вражески нарушить  советские законы. Ѓыло бы  неприЯтно  думать,  что  слезы
ѓорького лишь лицедейство, наиграннаЯ  актерскаЯ  вода, однако, объЯснить их
нахлынувшей в тот момент сентиментальностью Я тоже никак не могу.
     —увствительный  человек  в  1928-36 гг. быть со  ‘талиным  не  мог  бы.
Џопутно хотел бы указать еще одну черточку ѓорького,  правда, совсем другого
порЯдка,  но  ввергшую  менЯ  в  недоумение.  ѓорький  рассказывал о  некоем
"рабочем" ‚илонове  -- слушателе  организованного ѓорьким в €талии  на Љапри
"университета",   подготовлЯющего  руководителей-революционеров  из  рабочей
среды. ЊенЯ  ‚илонов очень интересовал: в 1902-1903 гг.  он был в Љиеве моим
учеником  в подпольном кружке, в который Я  ходил  в качестве пропагандиста.
‚ечными  спорами со мною  он  много мне  тогда попортил крови.  ђасходЯсь  с
ѓорьким и  другими  преподавателЯми  университета  -- Ѓогдановым, Ѓазаровым,
‹уначарским,  Ђлексинским,  --  ‚илонов,  всегда  готовый  начать скандал  с
интеллигентами  (он их  всех не любил), после  каких-то бурных сцен  уехал с
Љапри в Џариж к ‹енину,  встретившему его, можно  сказать, с  распростертыми
объЯтиЯми. џ спросил ѓорького, почему уехал ‚илонов, что произошло тогда, по
какому поводу ‚илонов  устроил, по-видимому, очень  большой скандал? ѓорький
слушал  менЯ,  смотрЯ  не  на  менЯ, а  в окно,  и ничего  мне  не  ответил.
ЏредполагаЯ, что  он  не слышит, Я повторил мой  вопрос.  ѓорький  продолжал
упорно молчать.  џ  понЯл,  что  по  каким-то  причинам он  не хочет  давать
объЯснений,  но не проще ли было бы сказать об  этом? џ не останавливалсЯ бы
на этой маленькой сценке, если бы в


     течение  четырехлетних  встреч  с   ѓорьким   не  сталкивалсЯ   с  этим
практикуемым  им непонЯтным  молчанием,  производившим странное впечатление.
—еловек   ведет   оживленную  беседу   и   вдруг   закрывает  рот,  делаетсЯ
непроницаемым,  загораживаетсЯ точно стеной. ‚едь  мне в голову не приходило
предлагать  ѓорькому неделикатные  или  интимного порЯдка  вопросы. ‚от  еще
пример горьковского  молчаниЯ. ЉажетсЯ, в  1917 г. артистка Њ.  ”. Ђндреева,
жена, до 1920 г., ѓорького, пришла к  нам в сопровождении молодого безрукого
французского офицера  (руку  он  потерЯл  в  1915  г. во ”ранции, сражаЯсь с
немцами). Љ величайшему моему изумлению, этот  французский офицер, входивший
в состав военной миссии ”ранции в ђоссии, оказалсЯ русским, или еще точнее
     русским евреем. € носил этот еврей архирусскую фамилию
     Џешков, т.е. настоЯщую фамилию Њ. ѓорького. Ќыне этот
     евреи Џешков, в чине генерала, ЯвлЯетсЯ представителем
     ”ранции при Њакартуре в џпонии. Ђ перед этим он несколь
     ко лет был в Ђфрике одним из командиров знаменитого
     иностранного легиона, особой военной организации, состоЯ
     щем из добровольных воЯк-иностранцев, в течение несколь
     ких десЯтилетий оказывающей ”ранции неисчислимые
     услуги в деле проникновениЯ сс в Ђфрику, и в частности в
     Њарокко.
     Љто же этот  еврей, ставший ныне важным  генералом,  откуда он  взЯлсЯ,
почему он носит фамилию Џешкова? ‘ удивлением пришлось узнать, что его  брат
--  известный большевик  евреи ‘вердлов.  „о Љалинина  он был  председателем
всероссийского  исполнительного  комитета.  Ћн  умер  через два  года  после
октЯбрьской революции от  тифа и  настолько почитаем большевистской партией,
что  место рождениЯ его -- город …катеринбург на “рале  -- был в  1924  году
переименован  в  ‘вердловск.  Џотом  Я  узнал, что брат  ‘вердлова  сделалсЯ
Џешковым,  потому что был усыновлен Њ. ѓорьким. ђазумеетсЯ, всЯ эта  историЯ
менЯ  заинтересовала,  и при  первом  же свидании  Я  попросил  ѓорького мне
рассказать о ней, главным образом об усыновлении им ‘вердлова. ‚опрос нельзЯ
было назвать влезающим  в интимную жизнь хотЯ бы потому,  что  то,  о  чем Я
спрашивал, знали, кажетсЯ, все, кроме менЯ. Њ.  ѓорький, выслушав менЯ очень
внимательно, посмотрел на менЯ и стал смотреть куда-то вбок. „умаЯ, что он


     не расслышал и не  понЯл, почему  Я интересуюсь  тем,  что он  усыновил
‘вердлова, Я снова  предложил  вопрос. Њаксим ѓорький ответил: "џ слышу",  и
погрузилсЯ  в  непроницаемое  молчание,  на которое пришлось наткнутьсЯ  уже
несколько раз до этого...
     ѓорького мало ценил ‹ев  ’олстой. Ћн, кажетсЯ, даже не признавал за ним
таланта.  Ћн желчно критиковал стиль ѓорького, а по поводу "морс смеЯлось" в
одном из рассказов ѓорького -- сказал ему (об этом рассказывал сам ѓорький):
"‚ам не стыдно так вертеть словами?" …сли ’олстой не очень жаловал ѓорького,
то,   наоборот,  ѓорький  преклонЯлсЯ  перед  талантом  ’олстого  так,  как,
по-моему,  ни пред  каким другим  великим писателем. Ћн  вечно повторЯл, что
писать  нужно, как  ’олстой,  т.е.  не вертЯ  словами,  а  пользуЯсь  самыми
простыми  и  самыми  точными словами. Љак-то  вечером на даче у  ”инлЯндской
границы, расхаживаЯ по саду, ѓорький мне говорил:
     "‚  чем  гибель  ’олстого?  „а  в   том,  что  он  стал  писать  жалкие
богословские  наставлениЯ,   проповедовать  непротивление  злу  насилием   и
преданность  воле  Ѓожьей,   вечно   говорить  о  смерти  и   смирЯть   себЯ
вегетарианством. Ђ знаете ли, кем был в  действительности ’олстой? џзыческим
богом  Џаном. ЏодпоЯсав чресла шкурой, он должен бы с  дубиной  эдак пуда  в
четыре жить в  дремучих лесах, боротьсЯ  с медведЯми, дубиной дробить  череп
волку.  Ќикто  лучше его  не мог  описать, как пахнет трава, деревьЯ,  роса,
лесные Ягоды.  Ђ  почему?  „а потому,  что  он -- Ѓог-Џан. Љому лучше  знать
всЯкие лесные  запахи?  ‚спомните  его нос: ноздри  огромны и  открыты,  все
нашему ощущению недоступные запахи в себЯ вобрали. џсно вижу, как ’олстой --
огромный, голый, заросший  волосами  Ѓог-Џан, подбираетсЯ к реке, в  которой
купаютсЯ  девушки,  и  с  того берега  гогочет,  хохочет,  их зазывает:  ќй,
девушки,  плывите  ко мне, сколько  вас  ни есть,  двадцать, тридцать,  всех
удовлетворю, на всех у менЯ силушки хватит. ’аков в действительности был ‹ев
’олстой, а он, ломаЯ себЯ, идЯ против Языческой своей натуры, стал толковать
о грехе похоти, о  воздержании.  Ќорвежец ѓамсун написал  роман "Ѓог-Џан". Ђ
если  бы,  свободно  отдаваЯсь своей натуре, ’олстой  взЯлсЯ  за такую вещь,
получилась бы вещь потрЯсающаЯ: уверЯю вас, Языческие боги воскресли


     бы и  „ионис снова заплЯсал в хороводе с вакханками. Џорт-рет ’олстого,
того,  который  написал "Љрейцерову  сонату" и  "–арство Ѓожие  на земле" --
создан и по всему свету распространен. Ђ мне  очень часто хочетсЯ  разорвать
этот порт-рет и вместо него дать другой, настоЯщий. Њожет быть, когда-нибудь
Я сделаю. Ќужно  только осмелеть.  ‘лушайте, что Я нам скажу. Ѓыл Я как-то у
’олстого -- жил  он тогда в  Љрыму. Љогда Я  вошел к нему,  от  него  уходил
Ѓальмонт   --  поспешный,  красный,  очевидно,  после  далеко  не  приЯтного
разговора с  ’олстым. ’олстой, подведЯ менЯ  к  окну и указываЯ  на шагающую
фигуру Ѓальмонта, сказал с  презрительной усмешкой: "ќтот человечек в стихах
все о любви, как воробей, пищит, а на деле он не в состоЯнии справитьсЯ даже
с одной здоровенной девкой, котораЯ соблазнилась бы лечь  с ним  в постель".
‡аметьте, ’олстой не сказал "справитьсЯ с девкой", а без малейшего стеснениЯ
употребил другой и самый грубый глагол. џ  тогда покраснел  и  оторопел: вот
так ЯснополЯнский проповедник! џ в то времЯ еще не понимал, что замечание по
адресу  Ѓальмонта  --  лишь маленькаЯ  вспышка этой  титанической  Языческой
натуры, насильно свЯзавшей себЯ евангельскими рецептами о смерти и  убийстве
плоти. Ќатура  эта  часто прорывалась в  виде признаний  в дневнике,  но эти
признаниЯ не могут дойти  до нас. Ќад его дневниками,  к  несчастью, бдели и
бдЯт  людишки  в виде  —ерткова,  ѓусева, „ушана Њаковецкого  и  прочих. ќти
"толстовцы"  корректируют  ’олстого. Љогда Я думаю  об  этом  -- негодование
охватывает".
     Ћднажды, будучи в хорошем настроении, ѓорький со  смешком рассказал мне
его первую встречу с  ‹ениным в ‹ондоне в 1907 г.. т.е. когда ѓорький в виде
почетного гостЯ был приглашен  на  съезд партии. ‹енин  пришел к ѓорькому  в
отель и после первого  рукопожатиЯ  и  нескольких приветственных слов быстро
подошел к кровати и начал молча шарить рукой под одеЯлами и подушками.
     "џ стоЯл,  -- передавал ѓорький, -- чурбаном, абсолютно не понимаЯ, что
делает  и длЯ  чего это делает  ‹енин.  ‚  моей голове пронеслась даже дикаЯ
мысль: не с ума ли он сошел? ‘лава Ђллаху,  мое смущение и недоумение быстро
окончилось, потому что ‹енин,  подойдЯ ко  мне,  объЯснил: ‚  ‹ондоне климат
сырой и нужно тщательно следить, чтобы постель-


     ное белье не было влажным. ќто очень вредно и опасно длЯ лиц,  как Я, с
больными легкими. Ђ мне-де  нужно особенно беречьсЯ, потому что Я только что
написал  роман  "Њать"  --  вещь  будто  полезную  длЯ  русского рабочего  и
призывающую его на борьбу с  самодержавием.  ‡а такой комплимент Я, конечно,
‹енина  поблагодарил,  только, сознаюсь, несколько досадно стало.  •орош или
худ этот  роман  --  не мне судить. ЉончаЯ  писать, Я почти всегда  тем, что
написал, остаюсь недоволен,  но сводить мою работу,  как то  сделал ‹енин, к
чему-то вроде комитетской  прокламации, призывающей  на штурм  самодержавиЯ,
все-таки  не  годитсЯ.  џ  ведь пыталсЯ  в  моей  вещи подойти к  нескольким
большим, очень  б-о-л-ь-ш-и-м  проблемам. Ћправдание террора, убийств, казни
во времЯ революции  --  это  ведь  большущаЯ моральнаЯ проблема, ведь нельзЯ
легко уйти от мысли марать убийством свЯщенное дело".
     ѓорький, как видим, недостаточно тогда проник  в ‹енина. ’ой  проблемы,
которую  он  считал  морально  тЯжелой  и  "очень  большой",  длЯ ‹енина  не
существовало.
     <i>Љонец 1947 г.</i>


     Џриложение 2
     €з рецензии на книгу Ђлексинского о ѓорьком
     Њожно считать  неопровержимым,  что если  ѓорький сжималсЯ  и  про себЯ
стонал, узнаваЯ об истреблении старой большевистской  гвардии  (в частности,
его  товарищей по "‹етописи" и "Ќовой жизни"), о  гонениЯх на интеллигенцию,
об эксплуатации рабочих, -- он  оставалсЯ равнодушным, узнаваЯ о положении в
деревне  и  принудительной  коллективизации.  Њужика  вообще,  а русского  в
частности,  он  не  терпел  еще  с  1888  года,  после  событий  в   деревне
Љрас-новидово на берегу ‚олги. ђусский мужик в его глазах был олицетворением
Ђзии,   всего   дикого,    зверского,    бессмысленного,    антисоциального,
зоологического,   и  дикость  этого   мужика   он   ненавидел   с   <i>дикостью
деклассированного  —слка-ша.</i>  ќта  часть   —елкаша  оставалась  в  его  душе
нетронутой, живучей  даже и в эпоху апогеЯ его  европеизма. Џред ним  всегда
носилось апокалиптическое видение  восставших  ста миллионов  крестьЯн,  под
водительством  нового  Џугачева душащих  город,  погребающих  культуру,  все
сжигающих,  все  уничтожающих.  ЌесмотрЯ на то,  что  во  времЯ революции не
деревнЯ, а город обнаружил дикость и  зверство, он считал, что нужно уберечь
город  от нашествиЯ  сермЯжных варваров.  Џри  таком подходе к  крестьЯнству
совершенно понЯтно, что ѓорький  не  видел  ничего плохого  в насильственной
коллективизации и относилсЯ равнодушно ко всем ужасам и стонам, доносившимсЯ
из деревни. Љолхоз, крепко державший  в руках мужика-зверЯ, в его глазах был
необходимым средством, мерой, защищающей и <i>спасающей</i> город. ‚ этом важнейшем
вопросе у  ѓорького не было, как во  всех других, приспособлениЯ ко взглЯдам
‘талина. ЌеизжитаЯ душа —елкаша тут <i>сошлась</i> с душою азиата-диктатора.


     Џриложение 3
     Ѓеседы с Џлехановым в августе 1917 г.
     ‘угубо конфиденциально. (Ћпубликованию не подлежит).
     ‚   качестве  одной  из  "икон"   революции  Џлеханов   получил  особое
приглашение  длЯ участиЯ  в  ѓосударственном совещании в  августе 1917 г.  в
Њоскве. Ћднако, когда он с ђ. Њ. Џлехановой приехал из Џетербурга, его никто
не встретил  и не позаботилсЯ  обеспечить длЯ него приют. ‚ книге "‚стречи с
‹ениным"  Я  писал,  что,  узнав об этом,  Я  предложил  ему жить  во  времЯ
ѓосударственного совещаниЯ  у нас. ђозалиЯ Њарковна, как человек практичный,
решила  сначала  посмотреть,  подходит  ли Џлеханову наше жилище:  вдруг это
какое-нибудь   логовище   или   неподходЯщаЯ   длЯ   ѓеоргиЯ   ‚алентиновича
"меблирашка".  ЏридЯ  к нам,  она увидела, что  им  у  нас будет жить  очень
удобно. Њы имели в это времЯ действительно превосходную, хорошо обставленную
квартиру, так  как в  годы до  войны и  Я,  и  жена  (артистка  в  оперетте)
зарабатывали очень  много  (стыдно  даже сказать --  ‘ытин  платил  мне 2000
рублей  в  месЯц!). Љвартира  наша  состоЯла из пЯти комнат, из  них три  на
улицу: гостинаЯ (т. н. синЯЯ комната), столоваЯ, комната жены. ‘инЯЯ комната
была хорошо известна нашим знакомым -- в ней приходилось жить и ‹. Ћ. „ан, и
‘.  Ќ.  Џрокоповичу, и полковнику  ђЯб-цову,  командующему  войсками  против
большевиков  в окт. 1917  г.,  и многим другим. Ќа другой стороне  квартиры,
отделенной коридором и выходЯщей  окнами на двор --  моЯ  спальнЯ и  большаЯ
комната с моей библиотекой. ‚низу ван-


     маЯ, кухнЯ, комната длЯ прислуги. Љогда  к нам приехали Џлехановы, жена
преребралась в мою комнату, Я в библиотеку,  всю остальную часть квартиры --
т. с. три комнаты -- мы отдали в полное распорЯжение Џлехановых, получивших,
таким  образом,  помещение,  на   которое  они   не  рассчитывали.   Ќа  это
обстоЯтельство обращаю внимание потому, что  благодарЯ  ему Џлехановы смогли
принимать множество их  навещавших людей  и,  например, <i>три раза</i>  устраивать
собраниЯ, московской группы  "…динства" -- куда приходило до 30 человек. „лЯ
них из  всех комнат собирались стульЯ. „лЯ свиданиЯ с Џлехановым приезжали в
Њоскву какие-то его родственники, в их числе, кажетсЯ, один из его  братьев.
Ћ последних, хотЯ  это было  длЯ  менЯ  интересно, Я остерегалсЯ  спрашивать
Џлеханова, чтобы не напомнить  ему о склоке, учиненной мною в †еневе в свЯзи
с его братом -- бывшим в Њоршанске исправником (об этом Я писал во "‚стречах
с ‹ениным".) Џлеханов, в  первые  же  дни, когда стал  жить  у нас,  захотел
узнать, какую политическую позицию Я занимаю.
     -- "Ќос" в повести  ѓоголЯ ходил по Ќевскому, ни к кому не прислонЯЯсь.
’акое положение мне кажетсЯ довольно неестественным и неудобным, а между тем
мне сказали, что вы занЯли именно положение гоголевского Ќоса, ни  в тех, ни
в  этих, а сами по себе. —то вас отделЯет от меньшевиков?  Ќа этот, казалось
бы, естественный  и  простой вопрос  Я  Џлеханову  не  мог ответить со всеми
нужными  длЯ этого  объЯснениЯми. ‚от по какой причине.  ЊесЯца  полтора  до
этого  Я был вызван в секретариат  московской группы меньшевиков и подвергсЯ
"допросу"   со   стороны  Ђнны  Ђдольфовны  „убро-винской   (жены  покойного
ультра-ленинца €ннокентиЯ) и  ее помощницы ђозенберг (не нужно смешивать эту
глупенькую девицу с ее сестрой -- умной Љларой Ѓорисовной, "Madame  Roland",
как Я ее называл,  салон которой в 1905-1906 гг. служил  местом встреч людей
подпольЯ с писателЯми, артистами, общественными деЯтелЯми всех направлений).
ќти две особы, позднее перекочевавшие в большевистский лагерь, менЯ обвинили
в том, что:
     ‚ статьЯх и речах Я "сею недоверие к революции".
     Ќастаиваю на необходимости какой-то отзывающейсЯ
     реакцией "твердой власти".


     3.  „ержу  о  сепаратном  мире странные  речи,  "не  имеющие  общего  с
циммервальд-кинталовскими установками".
     Ќе буду  говорить о моем  споре  с  „убровинской, скажу только,  что  Я
выругалсЯ   и  заЯвил,  что  после  этого  разговора  никаких  отношений   с
меньшевиками иметь  больше  не  желаю.  Ћбо  всем этом  Я не  мог откровенно
сказать Џлеханову.  ‚о-первых, потому, что говорЯ  о  ком-то (забыл, о ком),
Џлеханов  категорически  заЯвил,  что  всЯкое  недоверие  к  революции  есть
свидетельство о контрреволюционном,  т. е. недопустимом настроении человека,
это  недоверие высказывающего.  (Џлеханов,  однако,  забывал,  что именно  в
брюзжании на  революцию его обвинЯли меньшевики.) ‘порить по этому поводу  с
Џлехановым Я не хотел и считал бесполезным. ‚о-вторых, Я действительно стоЯл
с конца  1916 г.  за сепаратный мир, но об этом  Џлеханову говорить  не мог.
‘амаЯ  мысль  о   сепаратном  мире  его  приводила  в  крайнее  раздражение.
‘епаратный мир  он  называл "гнуснейшей  низостью".  џ  предпочитал об  этом
молчать. ‡ачем моему  гостю делать  неприЯтности,  давать ему понЯть, что он
живет  у человека, способного одобрить "гнуснейшие низости"? Џринуждаемый по
указанным мотивам к умолчанию, Я, разумеетсЯ,  не мог  рассказать  Џлеханову
все детали моего  спора с „убровинской  и ђозенберг. ‘казал что-то туманное,
из которого Џлеханов заключил, что менЯ от меньшевиков больше всего отделЯет
вопрос о "твердой власти".
     "Ќо если  так,  --  воскликнул  Џлеханов,  --  вам нужно  не  следовать
гоголевскому Ќосу и вступить в нашу группу "…динство". Ќеобходимость твердой
революционной власти, способной действовать,  а не болтать,  составлЯет один
из основных пунктов ее платформы".
     ‘читаЯ,  что менЯ  от "…динства"  мало  что  отделЯет,  Џлеханов, когда
должна была притти к нему в  первый раз московскаЯ группа "…динства", позвал
менЯ на  это  собрание.  "Ѓудьте не  гостем,  а  равноправным  членом нашего
совещаниЯ".  џ  все-таки  счел  нужным  от  присутствиЯ  на  этом  совещании
уклонитьсЯ  и в этот  день вечером из дома ушел. Ќа следующий день это  дало
повод длЯ большого разговора с Џлехановым.
     -- ‘начала, когда все собрались,  а вы, несмотрЯ на мое приглашение, не
пришли, -- Я несколько удивилсЯ: по-


     чему  вы  бойкотируете? а  потом, посидев  часа  три  с  товарищами  из
"…динства",  присмотревшись к ним  и  послушав  их, скажу  откровенно --  вы
ничего  не  потерЯли,  не  придЯ  на   собрание.  Њосковские  "единцы"  люди
превосходные,   только  узки   и  серы.  ‘равниваЯ   их  с  составом   наших
социал-демократов,  с  которыми  обычно приходилось  иметь дело в  †еневе, в
эмиграции, нахожу, что московские "единцы"  калибром много  меньше. ЌесмотрЯ
на это, они все-таки занимают ту политическую  позицию, какую должен иметь в
нынешних  условиЯх настоЯщий марксист,  человек,  усвоивший взглЯды научного
социализма.  ‚от  этим они  отличаютсЯ  от  меньшевиков,  идущих  за  „аном,
Њартовым, —хеидзе, –еретели. ЏозициЯ меньшевиков -- вреднаЯ. Ћни  не  желают
видеть,  что ђоссиЯ гибнет, а  "…динцы" это видЯт, понимают,  чувствуют. ќто
уже  делает их на  голову  выше  меньшевиков. Џо отношению к  меньшевикам  Я
оказалсЯ в печальном положении, которого право, не заслужил -- вроде курицы,
котораЯ  вывела  утЯт,  поплывших  от  нее  по  болоту. Њеньшевики  от  менЯ
отшатнулись в первую  революцию, а теперь вторично менЯ предают. ‘ейчас есть
только две  возможные позиции -- одна, которую защищаю Я, а за мною товарищи
из "…динства", а другаЯ -- ее занимает ‹енин. ЊоЯ теоретическаЯ позициЯ Ясна
даже  длЯ  очень  близоруких  людей, и  Я  не  схожу  с  нее  около 40  лет.
’еоретическаЯ позициЯ ‹енина тоже Ясна -- это словесный марксизм в сочетании
с бланкизмом, ткачевщиной, бакунизмом. Ќикакой третьей промежуточной позиции
нет, а меньшевики на это пустое место встали и превратились в полуленинцев.
     ѓоворЯ о меньшевиках, Џлеханов с особой резкостью относилсЯ к –еретели.
Ћн делал это  с таким раздражением,  что менЯ,  хотЯ –еретели  совсем не был
моим  героем,  просто  коробило. “  менЯ даже мысль промелькнула  --  уж  не
завидует  ли  Џлеханов  славе  –еретели,  в то времЯ притЯгивающего  к  себе
внимание  несомненно  больше, чем  Џлеханов.  Џосле  одной  из