ом деле верЯт  не  в другую, а только в эту
жизнь,  что жизнь  мертвых есть лишь  жизнь в царстве воспоминаний  и  живой
мертвец есть лишь образ живого, олицетворенный в мертвом; Я показываю далее,
что  если  хотЯт  личного,  или  индивидуального,  бессмертиЯ, то необходимо
верить в  него в духе простых первобытных народов,  у  которых человек после
смерти  совершенно  тот  же, каким  он  был до смерти, имеет те  же страсти,
занЯтиЯ и потребности, ибо от них человек  неотделим. ‚торой отдел говорит о
субъективной  необходимости   веры  в  бессмертие,  то  есть  о  внутренних,
психологических основаниЯх, порождающих  в человеке  веру в  его бессмертие.
‡аключительные слова  этого отдела гласЯт, что  бессмертие есть,  собственно
говорЯ,  потребность  только  длЯ людей мечтательных,  бездельных, от  жизни
убегающих в  фантазию, но отнюдь не длЯ людей деЯтельных,  занЯтых ЯвлениЯми
действительной   жизни.  ’ретьЯ  глава   трактует  о   "критической  вере  в
бессмертие", то есть о точке зрениЯ, при которой уже не верЯт в то, что люди
после  смерти  продолжают   жить  в  своей  прежней  телесной  оболочке,  но
критически различают между смертным и бессмертным существом человека. Ћднако
эта  вера,  говорю  Я,  сама  необходимо  подпадает сомнению,  критике;  она
противоречит  непосредственному   чувству  единства  и  сознанию   единства,
присущим человеку и с недоверием отклонЯющим такое критическое  разделение и
расслоение человеческого существа. Џоследний  отдел говорит, наконец, о  той
вере   в   бессмертие,   котораЯ   держитсЯ   среди   нас    и   сейчас,   о
"рационалистической вере в бессмертие", котораЯ, при своей половинчатости  и
раздвоенности между верой и неверием, хотЯ видимо и утверждает бессмертие, в
действительности, однако,  его  отрицает,  вместо веры  подставлЯЯ  неверие,
вместо  потустороннего  мира  -  здешний, вместо вечности  -  времЯ,  вместо
божества - природу, вместо религиозного неба - мирское небо астрономии.
     џ дал в вышеизложенном коротенький, поверхностный обзор содержаниЯ моих
мыслей о бессмертии и смерти, и дал потому, что бессмертие обычно и с полным
правом  образует главную  составную часть религии и философии религии, Я  же
эту веру оставлю  в  стороне или,  во всЯком случае, буду трактовать ее лишь
постольку,  поскольку  она свЯзана с верой в бога или, вернее, составлЯет  с
ней нечто единое.

        ’ђ…’њџ ‹…Љ–€џ.
     џ перехожу  теперь  к  тем моим  сочинениЯм, которые  заключают в  себе
содержание  и  предмет  этих  лекций:  мое  учение, религию,  философию, или
называйте  это  как  угодно иначе. ќто мое учение в  немногих словах гласит:
теологиЯ  есть  антропологиЯ,  то  есть   в  предмете  религии,  который  мы
по-гречески называем theos'ом, по-нашему  богом, выЯвлЯетсЯ не что иное, как
существо человека, или:
     бог  человека  есть  не что иное, как обожествленное существо человека.
‘ледовательно,  историЯ  религии, или,  что то  же, историЯ бога, -  ибо как
различны религии,  так различны  и боги, а религии различны  в  той мере,  в
какой различны люди,  - есть не что иное, как историЯ  человека.  ’ак, чтобы
поЯснить и конкретизировать это  утверждение  на примере,  -который, однако,
больше, чем  просто пример,- греческий, римский, вообще Языческий  бог,  как
это  признают даже и наши теологи и философы, есть  только предмет Языческой
религии,  существо,  имеющее  свое  бытие  только  в  вере  и  представлении
Язычника, но не  христианского народа и человека, следовательно, есть только
выражение, отображение Языческого духа или существа; так  и христианский бог
есть  только   предмет   христианской  религии,  следовательно,   есть  лишь
характеристическое выражение  христианского человеческого духа или существа.
ђазличие между Языческим богом и богом христианским есть лишь различие между
Языческим   и  христианским   человеком  или   народом.   џзычник  -патриот,
христианин- космополит, следовательно, и бог  Язычника  патриотичен, бог  же
христианина  - космополитический бог, то есть  Язычник  имел  национального,
ограниченного бога, ибо Язычник не выходил за пределы своей национальности и
нациЯ  была  длЯ него выше, чем человек; христианин же имеет универсального,
всеобщего,  весь  мир  охватывающего бога,  ибо  он  сам  вышел  за  пределы
национальности  и  не  ограничивает достоинство  и  существо  человека одной
определенной нацией.
     ђазличие  между политеизмом  и монотеизмом  есть  лишь  различие  между
видами  и родом. ‚идов  много, но род один, ибо он есть  то,  в чем сходЯтсЯ
различные виды. ’ак, есть различные человеческие виды, - расы, племена или -
называйте  их  как угодно,  -  но  они  все  принадлежат  к  одному  роду  -
человеческому роду. Џолитеизм силен лишь там, где человек не возвысилсЯ  над
видовым  понЯтием человека, где он признает лишь человека своего  вида,  как
себе  равного,  как существо  равноправное и равноспособное. ‚  понЯтии вида
заключена  множественность,  следовательно, много  богов  там,  где  человек
делает  существо  вида   абсолютным  существом.  „о  монотеизма  же  человек
возвышаетсЯ  там, где он возвышаетсЯ до  понЯтиЯ рода, на  котором  все люди
сходЯтсЯ,  в  котором  исчезают их видовые,  их  племенные,  их национальные
различиЯ. ђазличие между единым, или, что то же, всеобщим, богом монотеистов
и многими,  или, что то  же,  особыми национальными, богами  Язычников,  или
политеистов, есть лишь различие между  многими различными людьми и человеком
или родом, где все едины суть.
     ‚идимость,     наглЯдность,     короче     говорЯ,     воспринимаемость
политеистических  богов чувствами  есть  не  что  иное, как воспринимаемость
чувствами видовых и национальных человеческих различий: грек, например, ведь
отличаетсЯ   видимо,    очевидно    от    других    народов;    невидимость,
невоспринимаемость чувствами монотеистического бога есть не что другое,  как
невоспринимаемость чувствами, невидимость рода, на котором все люди сошлись,
но который  не существует, как таковой, чувственно, очевидно, ибо существуют
ведь только виды.
     Љоротко говорЯ, различие  между  политеизмом и  монотеизмом сводитсЯ  к
различию между видом и родом.  ђод, конечно, отличен от вида, ибо в роде  мы
отбрасываем все видовые различиЯ; но отсюда еще не следует, что род обладает
самостоЯтельной  сущностью; ибо  он ведь  есть лишь то общее, что имеетсЯ  у
видов.  ’ак  же  мало,  как  родовое   понЯтие  камнЯ  есть,  так   сказать,
сверхминералогическое  понЯтие,  понЯтие,  выходЯщее  из   пределов  царства
камней,  хотЯ  оно  и одинаково отлично  от  понЯтиЯ булыжника,  известнЯка,
плавикового  шпата  и  не обозначает  исключительно  какой-либо определенный
камень именно потому, что оно все их охватывает, - так же мало и бог вообще,
единый и всеобщий  бог, у которого изъЯты все телесные, чувственные свойства
богов, которых  много,  исключаетсЯ  из  существа  человеческого  рода;  он,
наоборот,  есть   объективированное   и   олицетворенное   родовое   понЯтие
человечества.   €ли   точнее   выражаЯсь:   если  политеистические   боги  -
человеческие существа,  то  и  монотеистический бог - человеческое существо,
подобно тому  как  человек  вообще,  хотЯ он  выходит  за пределы  отдельных
человеческих видов, которых множество, и возвышаетсЯ над евреем, над греком,
над индийцем, не ЯвлЯетсЯ поэтому  сверхчеловеческим существом.  Ќет поэтому
ничего более неразумного, как считать, что христианский  бог сошел с неба на
землю, то  есть вывести  происхождение христианской  религии  из  откровениЯ
существа, отличного от  людей. •ристианский бог в той же мере вышел из  недр
человека, как и  Языческий. Ћн только потому иной бог,  чем Языческий, что и
христианин - человек другой, чем Язычник.
     ќтот мой взглЯд, или учение, согласно которому тайна теологии заключена
в  антропологии и согласно которому существо религии как субъективно, так  и
объективно  ничего  другого  не  раскрывает  и  не  выражает,  как  существо
человека, Я развил прежде всего  в моей  работе  - "‘ущность  христианства",
потом в  нескольких более  мелких  очерках, имеющих  отношение к этой книге,
как, например: "‘ущность веры  в смысле ‹ютера",  1844 г.,  "ђазличие  между
Языческим  и  христианским обожествлением  человека",  наконец, по различным
поводам Я касалсЯ того же во 2-м издании  моей "€стории  философии" и в моих
"Ћсновных положениЯх философии".
     ЊоЯ точка зрениЯ, или учение, высказанное  в  "‘ущности  христианства",
или, точнее говорЯ, мое учение,  как Я высказал или мог высказать его в этом
сочинении, соответственно  его теме,  имеет, впрочем, большой пробел  и дало
поэтому  повод  к  самым нелепым  недоразумениЯм.  ’ак  как  Я  в  "‘ущности
христианства",  сообразно  моей  теме,  отвлекалсЯ от  природы,  игнорировал
природу, потому что само христианство ее игнорирует, потому что христианство
есть идеализм и оно возглавлЯетсЯ богом, лишенным природного естества, верит
в  бога или духа, который  творит мир только силою своего мышлениЯ и воли, и
вне и без мышлениЯ и воли которого мир, стало быть, и не существует, так как
Я  таким  образом  в  "‘ущности  христианства"  трактовал  лишь  о  существе
человека, с которого непосредственно  и начал свое  сочинение именно потому,
что христианство почитает  как божественные силы и существа не солнце,  луну
или звезды, огонь,  землю, воздух,  но  силы,  которые,  в противоположность
природе,  лежат в  основе существа  человека: волю,  разум,  сознание,  - то
думали, что  Я  человеческое существо  произвожу  из ничего, превращаю его в
существо, которому  ничто  не предшествует, и возражали  этому моему мнимому
обожествлению человека, ссылаЯсь на непосредственное чувство зависимости, на
признание естественного разума и сознаниЯ, что человек не сам себЯ сотворил,
что  он - зависимое, созданное существо,  а стало быть, имеет причину своего
бытиЯ вне себЯ,  - что он сам  и через свою голову указует  на некое  другое
существо. ‚ы  целиком правы, господа, сказал  Я, мысленно обращаЯсь  к своим
хулителЯм и насмешникам.  џ знаю столь  же хорошо, -  быть может, лучше, чем
вы, - что человеческое существо, мыслимое  как существующее само по себе, ни
от чего независимое и абсолютное, есть нелепость, идеалистическаЯ химера. Ќо
существо, которое человек  считает  себе предшествующим,  к которому  он  по
необходимости имеет  отношение,  без которого ни его  существование,  ни его
сущность  не могут  быть мыслимы, это  существо,  господа,  нечто  иное, как
природа, а не ваш бог. ќтот пробел,  остававшийсЯ в "‘ущности христианства",
Я  восполнил  впервые  в  1845  году в маленькой, но  содержательной  работе
"‘ущность религии",  работе,  котораЯ,  как уже  показывает  заголовок,  тем
отличаетсЯ  от  "‘ущности христианства", что трактует  не только  о сущности
христианской  религии  самой  по  себе,  но  и  о  сущности религии  вообще,
следовательно,  также о  дохристианских,  Языческих,  естественных религиЯх.
‡десь  Я,  соответственно моей  теме, имел  уже  гораздо больший  простор, а
поэтому и возможность сбросить ту видимость идеалистической односторонности,
к  которой  Я  дал  повод  в  "‘ущности  христианства"  обвинЯть  менЯ  моим
некритическим критикам; здесь Я имел достаточно  места, чтобы восполнить все
пробелы "‘ущности христианства". Љонечно, Я и здесь не восполнил их, как это
само  собой  разумеетсЯ, в  духе теологии,  теистической  или  теологической
философии.  ’очнее  всего  задача  и  взаимоотношение  этих  двух  сочинений
представлЯетсЯ  в  таком  виде.  ’еологи  или вообще теисты  различают между
физическими и моральными свойствами бога,  - бог  же, как  уже сказано, есть
имЯ,  которым  вообще  называют  предмет  религии.  Ѓог, говорит,  например,
‹ейбниц, должен быть рассматриваем в двоЯком качестве: физически, как творец
мира, морально,  как монарх, как  законодатель  людей.  Џо  своим физическим
свойствам, из которых главнейшее есть  могущество, бог есть,  таким образом,
причина  физических  существ,  природы;  по  своим  моральным  свойствам, из
которых главнейшее есть  доброта, бог есть причина моральных существ, людей.
‚  "‘ущности  христианства"  предметом  моим  был  лишь бог,  как  моральное
существо,  по необходимости Я не мог дать  поэтому в "‘ущности христианства"
цельную  картину  моего  воззрениЯ  и  учениЯ.  „ругую  половину  бога,  там
опущенную,  его физические свойства,  Я  должен был  поэтому  представить  в
другом сочинении, но мог ее представить сообразно теме, объективно, только в
таком сочинении, где речь заходит и об естественной религии, то есть о такой
религии, котораЯ  имеет  главным  своим  предметом  физического бога.  Љак Я
показал уже в  "‘ущности  христианства",  бог,  рассматриваемый  в отношении
своих моральных и духовных свойств, бог, стало быть, как моральное существо,
есть не что иное, как обожествленное и  нашедшее свое  предметное  выражение
духовное   существо   человека,   -   теологиЯ,   следовательно,   есть    в
действительности,   в  ее   последнем   основании  и  конечном  выводе  лишь
антропологиЯ;  так, в  "‘ущности  религии" Я показал, что физический бог или
бог, рассматриваемый  только как причина  природы, звезд,  деревьев, камней,
животных, людей, - поскольку и они  суть естественные физические существа, -
не  выражает  ничего  другого,  как обожествленное, олицетворенное  существо
природы, так что тайна физико-теологии есть лишь физика  или  физиологиЯ,  -
физиологиЯ в  данном случае не в том более узком смысле этого слова, который
она сейчас  имеет, но в  его старом универсальном  смысле, означавшем вообще
естествознание.  Џоэтому,  если Я  раньше  выразил  свое учение  в  формуле:
теологиЯ есть  антропологиЯ, то теперь длЯ полноты  Я  должен  прибавить:  и
физиологиЯ.
     Њое  учение или воззрение может быть  поэтому выражено  в  двух словах:
природа и человек. ‘ моей точки зрениЯ,  существо,  предшествующее человеку,
существо, ЯвлЯющеесЯ причиной или основой человека, которому он обЯзан своим
происхождением и существованием,  есть  и называетсЯ не  бог -  мистическое,
неопределенное,  многозначащее слово,  а природа  - слово и существо  Ясное,
чувственное,  недвусмысленное.  ‘ущество  же,  в  котором  природа  делаетсЯ
личным,  сознательным,  разумным  существом,  есть  и называетсЯ  у  менЯ  -
человек.  Ѓессознательное  существо  природы  есть,  с  моей  точки  зрениЯ,
существо вечное,  не имеющее  происхождениЯ,  первое существо, но первое  по
времени,  а  не  по  рангу,  физически,  но  не  морально  первое  существо;
сознательное,   человеческое   существо  есть   второе  по  времени   своего
возникновениЯ, но по рангу  первое существо. ќто мое  учение, поскольку  оно
имеет  своим  последним  пунктом природу,  апеллирует  к  ее  истинности  и,
поскольку выдвигает ее  против теологии и философии, представлено только что
упомЯнутой работой, но в свЯзи с положительным, историческим предметом:
     естественной религией, ибо Я развиваю  все  свои  учениЯ  и  мысли не в
голубом тумане абстракции,  а на твердой почве исторических, действительных,
от  моего  мышлениЯ  независимых  предметов и Явлений, - так,  например, мой
взглЯд на природу или учение о природе на основе естественной религии.
     џ дал, впрочем, в этой работе не только изложение сущности естественной
религии,  но в  то же  времЯ и краткий очерк  всего хода  развитиЯ  религии,
начинаЯ с ее первых  зачатков и вплоть  до  ее  завершениЯ в идеалистической
религии христианства. Џоэтому она заключает в себе не что другое, как сжатую
духовную,  или философскую,  историю  религии  человечества.  џ  подчеркиваю
эпитет:
     духовную, ибо дать настоЯщую, форменную историю религии, такую историю,
где  бы различные  религии были одна  за  другой перечислены и  пересчитаны,
обыкновенно к  тому же еще и иерархически распределены по очень произвольным
отличительным признакам,  - повторЯю, дать  такое историческое  описание  не
входило  в  мои  цели.  ‡а  исключением  большого  подразделениЯ на  религию
естественную  и духовную,  или человеческую, Я гораздо  больше интересовалсЯ
тем, что в религиЯх есть одинакового, тождественного, общего, чем их - часто
такими мелкими и  произвольными - отличиЯми. ‚ообще в этой работе моЯ задача
состоЯла исключительно в том, чтобы уловить сущность  религии, а историю  ее
лишь постольку,  поскольку  без нее  нельзЯ понЯть религии.  € даже сущность
религии Я прослеживал в этом сочинении, как  и вообще в моих работах, совсем
не  из  одних  теоретических  или  спекулЯтивных  соображений,  но  также  в
значительной  мере из  соображений практических. Љак  прежде так и теперь  Я
интересуюсь религией, главным образом лишь в той  мере, в какой она ЯвлЯетсЯ
-  хотЯ бы  в воображении  - основой  человеческой жизни,  основой  морали и
политики.
     „лЯ менЯ,  как  прежде,  так  и теперь, важнее  всего  осветить  темную
сущность религии факелом  разума,  дабы человек мог перестать, наконец, быть
добычей,  игрушкой  всех  тех  человеконенавистнических сил, которые испокон
века, еще и  до  сих пор пользуютсЯ тьмой  религии длЯ угнетениЯ  людей. ЊоЯ
цель  была доказать, что силы,  пред которыми человек склонЯетсЯ в религии и
которых он  боитсЯ, которым он решаетсЯ даже приносить кровавые человеческие
жертвы, чтобы  расположить  их  к  себе, что эти силы  - не  что  иное,  как
создание его собственного,  несвободного, боЯзливого духа и невежественного,
необразованного    ума,   доказать,   что    существо,    которое    человек
противопоставлЯет себе в  религии и теологии, как совершенно другое, от него
отличное,  есть  его  собственное  существо, дабы человек, так  как он  ведь
помимо своего сознаниЯ постоЯнно дает  господствовать над собою и определЯть
себЯ  своему  собственному  существу,  впредь  сознательно  сделал  бы  свое
собственное,  человеческое  существо законом и определЯющей основой, целью и
масштабом своей морали и политики. € так и будет,  и так и должно случитьсЯ.
…сли  до  сих  пор  непознаннаЯ  религиЯ, религиознаЯ  тьма  была  верховным
принципом политики и морали, то отныне или, по  крайней мере, когда-нибудь в
будущем  определЯть  судьбу людей  будет религиЯ  познаннаЯ,  раствореннаЯ в
людЯх.
     €менно эта цель - познание религии длЯ содействиЯ человеческой свободе,
самодеЯтельности,  любви   и   счастью   -   определила  также  размер  моей
исторической трактовки в религии. ‚се, что длЯ этой цели было безразлично, Я
оставлЯл  в  стороне. €сторические  описаниЯ  различных религий  и  народных
мифологий без познаниЯ религии можно встретить в бесчисленных книгах. Ќо так
же, как Я писал, так же  Я  буду и читать лекции. –ель моих сочинений, как и
моих лекций, это превратить  людей из теологов в антропологов, из теофилов -
в  филантропов,  из  кандидатов  потустороннего  мира  -  в  студентов  мира
здешнего, из  религиозных  и  политических  камердинеров  небесной и  земной
монархии и аристократии - в  свободных  и  исполненных  самосознаниЯ граждан
земли.  ЊоЯ  цель  поэтому меньше  всего отрицательнаЯ,  отрицающаЯ,  она  -
положительнаЯ, да и отрицаю Я только длЯ того, чтобы затем утверждать;
     Я  отрицаю лишь фантастическое, призрачное существо теологии и религии,
чтобы утвердить  действительное  существо человека. Ќи  с  одним  словом  не
творили   столько   злоупотреблений  в   новейшее  времЯ,   как   со  словом
отрицательный. …сли Я в сфере познаниЯ,  науки  что-нибудь  отрицаю,  то длЯ
этого Я должен привести  основаниЯ. ЋснованиЯ же учат,  проливают свет, дают
мне познаниЯ; каждое  научное  отрицание  есть положительный  духовный  акт.
Љонечно, вывод из  моего учениЯ тот, что бога нет, то есть нет абстрактного,
нечувственного  существа, отличного  от природы и людей  и  вершащего судьбы
мира и человечества по своему собственному благоусмотрению; но это отрицание
есть  лишь  вывод из познаниЯ  существа бога, из познаниЯ,  что это существо
выражает не что иное, как, с  одной стороны, существо природы, а с другой  -
существо человека.  Џравда, это учение можно назвать  атеизмом, ибо ведь все
на  свете, говорЯт, должно  носить свою  кличку,  но  не  следует  при  этом
забывать,  что  этим  именем  еще  ничего  не  сказано,  как  не  сказано  и
противоположным именем  теизма.  ’еос, бог  есть  голое имЯ,  выражающее все
возможное, и содержание его бывает столь же различно, как различны времена и
люди;  поэтому  все дело  в  том,  что кто  понимает  под именем бога.  ’ак,
например, в восемнадцатом  веке христианское  правоверие  замыкало  значение
этого  слова в  такие  педантически узкие  границы,  что  даже  Џлатон  слыл
атеистом, ибо он  не  учил  о  сотворении  мира  из  ничего  и,  стало быть,
недостаточно отделЯл творца от  его творений. ’ак и ‘пиноза в семнадцатом  и
восемнадцатом  веках  почти  единогласно  объЯвлен атеистом,  так что,  если
памЯть мне не изменЯет, в одном латинском словаре восемнадцатого века атеист
переводитсЯ  даже словами assecia Spinozae (последователь  ‘пинозы);  однако
девЯтнадцатый век вычеркнул ‘пинозу из рЯдов атеистов. ’ак менЯютсЯ времена,
а с ними вместе и боги людей.  Љак мало сказано словами:  "есть бог", или "Я
верую в бога", так же мало сказано и  словами: "бога нет", или "Я не верую в
бога".  ‚се  дело в  том,  каковы  содержание,  основа, дух теизма  и каковы
содержание, основа,  дух атеизма. џ перехожу, однако, к самому предмету,  то
есть, к моему сочинению о  "‘ущности  религии",  которое Я положил  в основу
этих лекций.

        —…’‚…ђ’Ђџ ‹…Љ–€џ.
     Џервый  параграф в "‘ущности религии"  вкратце  гласит: Ћснову  религии
составлЯет чувство зависимости человека;  в первоначальном смысле природа  и
есть предмет этого чувства зависимости;  природа есть, таким образом, первый
объект  религии.  ‘одержание  этого параграфа распадаетсЯ на две части. Ћдна
часть  объЯснЯет субъективное  происхождение или основу  религии,  другаЯ  -
характеризует первый, или  первоначальный, объект религии. ‘начала поговорим
о  первой. ’ак называемые спекулЯтивные философы  издевались  над тем, что Я
чувство зависимости объЯвлЯю источником религии. ‘лова "чувство зависимости"
находЯтсЯ  у   них   на   плохом   счету  с   тех  пор,  как  ѓегель  против
лейермахера,-который, как  известно, объЯвил чувство  зависимости сущностью
религии, - пустил  остроту, что  соответственно этому и у собаки должна быть
религиЯ, ибо она чувствует себЯ зависимой от  своего господина. ‚прочем, так
называемые спекулЯтивные философы - это те философы, которые не свои понЯтиЯ
сообразуют с вещами,  а,  наоборот,  скорее вещи - с  понЯтиЯми.  €  поэтому
совершенно  безразлично,  удовлетворЯет  ли  мое   объЯснение  спекулЯтивных
философов; дело  идет только о том,  отвечает ли оно своему  предмету, своей
сути. Ђ приведенное объЯснение им отвечает.
     …сли  мы  рассмотрим  религии так  называемых дикарей,  о  которых  нам
сообщают путешественники,  как равно и  религии культурных  народов, если мы
заглЯнем в нашу собственную, непосредственно и без  обмана нашему наблюдению
доступную  душу,   то  мы  не  найдем  другого,  соответствующего  и  широко
захватывающего  психологического   объЯснениЯ  религии,  кроме  чувства  или
сознаниЯ зависимости. „ревние атеисты и даже очень многие как древние, так и
новейшие  теисты объЯвлЯли причиной религии страх, который, однако,  ведь не
что иное, как самое распространенное, бросающеесЯ в глаза проЯвление чувства
зависимости, Ћбщеизвестно  изречение  римского поэта:  Primus in  orbe  deos
fecit timor, то  есть  страх первый сотворил  в мире  богов. “  римлЯн  даже
слово:  страх, inetus, имеет  значение религии, и,  наоборот, слово  religio
иногда означает  страх, боЯзнь;  потому dies  religiosus,  религиозный  день
означал у них то же, что несчастливый день, день, которого боЯтсЯ. „аже наше
немецкое  Ehrfurcht  -  выражение  высочайшего,  религиозного  почитаниЯ   -
составлено,  как  показывает  само  слово,  из  Ehre  (почитание)  и  Furcht
(боЯзнь).
     ЋбъЯснение   религии  из   страха   подтверждаетсЯ   прежде  всего  тем
наблюдением, что почти все или  во всЯком  случае очень  многие  первобытные
народы  делают  предметом своей религии вызывающие страх и ужас ЯвлениЯ  или
действиЯ природы. Ѓолее примитивные, например народы Ђфрики, ‘еверной Ђзии и
Ђмерики "боЯтсЯ, - как это приводит Њейнерс из  описаний путешествий в своей
"‚сеобщей критической истории религий",-"рек в тех местах, где они  образуют
опасные водовороты  или пороги.  Љогда  они  проезжают  по таким  местам, то
просЯт о пощаде или прощении или ударЯют себЯ в грудь и бросают разгневанным
божествам  умилостивительные жертвы.  Њногие негритЯнские  царьки, избравшие
море своим фетишем, до такой степени боЯтсЯ его, что не осмеливаютсЯ даже на
него  взглЯнуть,  не то  что по  нем проехать,  потому что  они  верЯт,  что
лицезрение  этого  страшного божества убьет их на месте". ’ак, по  словам ‚.
Њарсдена  в  его  "…стественном и  гражданском  описании  острова  ‘уматры";
редшанги, живущие глубже в стране, жертвуют морю, когда они его в первый раз
видЯт, пироги и сладкое печенье и просЯт его не причинЯть им  вреда. Џравда,
готтентоты, как выражаютсЯ  авторы путешествий, теистически настроенные и не
могущие выйти  за  пределы своих религиозных  представлений, верЯт  в высшее
существо,  но  не  почитают  его;  они, наоборот,  почитают,  "злого  духа",
который,  по  их мнению, ЯвлЯетсЯ виновником  всех  бед,  их постигающих  на
свете.  џ  должен,  однако,  заметить,  что  известиЯ,  сообщаемые  авторами
путешествий,   по  крайней  мере  авторами  более  ранними,  о   религиозных
представлениЯх  готтентотов,  как  и вообще  дикарей,  весьма противоречивы.
’акже и  в  €ндии  имеютсЯ  местности,  "где  большаЯ  часть  обитателей  не
отправлЯет  других религиозных  служб, как только служб злым духам... ЉаждаЯ
из  этих злых сил имеет свое особое название, и  ей  воздаютсЯ  тем  большие
почести,   чем   она   представлЯетсЯ  страшнее   и  могущественнее"  (тур,
"ђелигиозные   системы   Языческих  народов   ‚остока").  ’очно  так   же  и
американские     племена,    даже     такие,    которые,    по    сообщениЯм
наблюдателей-теистов,  признают  "высшее существо",  почитают  только  "злых
духов",  или существа, которым они приписывают все худое и злое, все болезни
и горести, которые их  постигают, - почитают, чтобы через  это почитание  их
смЯгчить,  а  стало  быть,  из страха.  ђимлЯне  в  числе  предметов  своего
религиозного почитаниЯ имели  даже  болезни и эпидемии,  лихорадку,  хлебную
ржу,  в честь  которой  они  ежегодно  справлЯли праздник, детоубийство  под
именем  Ћрбоны,  несчастье, словом,  предметы, почитание  которых  не имело,
очевидно,  другого  основаниЯ,  кроме  страха, как  это  уже  отмечали  сами
древние, например,  Џлиний ‘тарший,  и  другой  цели, кроме  как  сделать их
безвредными, что также уже было отмечено древними, например ѓеллием, который
говорит, что одних богов почитали и чествовали, чтобы  они приносили пользу,
других - примирЯли с собой и смЯгчали, чтобы они  не навредили.  „аже  самый
страх имел в ђиме свой храм, также и в ‘парте, где, впрочем, по крайней мере
по  свидетельству  Џлутарха,  он имел  значение  моральное,  значение страха
постыдных, дурных поступков.
     ЋбъЯснение    религии    из    страха   подтверждаетсЯ,   далее,    тем
обстоЯтельством, что даже  у духовно выше стоЯщих  народов  высшее  божество
есть  олицетворение  Явлений  природы,  вызывающих  в  людЯх высшую  степень
страха, божество грозы, молнии и грома. …сть даже  народы, у которых нет длЯ
бога другого слова, как гром, у  которых, стало быть, религиЯ - не что иное,
как потрЯсающее впечатление, которое  производит  природа на  человека своим
громом при посредстве  слуха,  органа страха.  „аже у гениальных греков, как
известно,  высший  бог есть  просто громовержец. ’очно так  же  и у  древних
германцев,  по крайней мере северогерманцев, равно как и у финнов и латышей,
старейшим и первым, наиболее почитаемым богом был бог ’орр (Thorr) или „онар
(Donar), то есть бог грома.  …сли английский философ ѓоббс выводит разум  из
ушей,  потому что он  отождествлЯет разум с слышимым словом,  то  можно, и с
гораздо большим  правом  на  основании приведенных  фактов, согласно которым
гром вбил  людЯм веру  в  бога, признать барабанную перепонку  в ухе  местом
резонанса длЯ  религиозных чувств и ухо маткой, из  которой выходЯт  боги. ‚
самом деле, если бы у человека были только глаза и руки, вкус и обонЯние, то
он не имел бы религии, потому  что все  эти  чувства  суть органы  критики и
скепсиса.  …динственное  чувство, терЯющеесЯ среди  лабиринта уха  в царстве
духов или  призраков  прошедшего  или будущего,  единственное  мистическое и
религиозное чувство  страха, есть  слух, как это уже верно отметили древние,
говорЯ:
     "свидетель, который видел, стоит более, чем  тысЯчи свидетелей, которые
слышали",  и "глаза надежнее, чем уши", или "то, что видишь, вернее, чем то,
что слышишь". Џоэтому и последнЯЯ, наиболее духовнаЯ, религиЯ - христианскаЯ
- сознательно опираетсЯ только на слово, как она говорит: на божие слово, и,
следовательно,  на слух. "‚ера, -  говорит ‹ютер, - возникает  при  слушании
проповеди о господе". "’олько слух, - говорит он в другом месте, - требуетсЯ
в церкви господа". Ћтсюда, кстати сказать, Ясно, как  поверхностно подходить
к  религии, особенно к ее  первопричинам,  с  пустыми фразами об абсолютном,
сверхчувственном  и  бесконечном, и  делать  так, как будто  бы  человек  не
обладает никакими чувствами, так что они не принимаютсЯ в расчет, когда речь
идет о религии. Ѓез  чувств всегда бесчувственно-бессмысленна речь человека.
Ћднако вернемсЯ от этого вводного замечаниЯ к нашему изложению.
     ЋбъЯснение происхождениЯ религии  из страха подтверждаетсЯ далее и тем,
что даже и  христиане, которые, по  крайней  мере теоретически,  приписывают
религии совершенно сверхчувственное, божественное происхождение и  характер,
настраиваютсЯ религиозно главным образом в тех случаЯх, в те  моменты жизни,
когда  в  человеке  возбуждаетсЯ  страх. Љогда,  например,  его  величество,
царствующий  король Џруссии,  который  нынешними благочестивыми  христианами
зоветсЯ  "христианским королем" по преимуществу  и как  таковой  почитаетсЯ,
когда он созвал объединенный ландтаг, то распорЯдилсЯ, чтобы во всех церквах
призывалось содействие божественного существа. Љаковы,  однако, были  мотивы
этого религиозного  душевного  движениЯ и распорЯжениЯ его  величества? Ћдна
только боЯзнь, что злые тенденции нового времени могут пагубно  повлиЯть  на
те планы и соображениЯ, которые имелись в виду при образовании объединенного
ландтага,    этого    мастерского    произведениЯ    христианско-германского
государственного  искусства. Љогда - чтобы взЯть  другой  пример - несколько
лет тому назад случилсЯ неурожай, то во всех христианских церквах искренно и
горЯчо молили господа бога, чтобы он дал свое благословение; тогда были даже
установлены особые молитвенные и покаЯнные дни.  Љакова же  была причина?  -
ЃоЯзнь, голода. €менно поэтому бывает также, что христиане готовы свалить на
неверующих и "безбожников" все напасти, и поэтому же  - впрочем, разумеетсЯ,
исключительно из христианской любви и заботливости о  душах - они испытывают
величайшее  злорадство,  когда  с  "безбожниками"  случаетсЯ  несчастье, ибо
христиане  верЯт,  что те через  это  обратЯтсЯ  к  богу, станут верующими и
религиозно  настроенными.  ‚ообще  христианские  теологи  и  ученые, правда,
порицают,  по  крайней мере  с кафедры ив писаниЯх, когда  Явление, подобное
только что приведенным, рассматриваетсЯ  как  характерное  длЯ  религиозного
убеждениЯ; но длЯ религии, по крайней мере религии в обычном или,  вернее, в
историческом  смысле этого слова, господствующем в  мире, характерно не  то,
что имеет значение  в книгах, а что имеет значение в жизни. •ристиане только
тем отличаютсЯ от так называемых Язычников или некультурных народов, что они
причины тех Явлений,  которые вызывают  их религиозный страх,  возводЯт не к
отдельным божествам, а к особым свойствам их бога. Ћни обращаютсЯ не к  злым
богам;  но они  обращаютсЯ к  своему  богу, когда  он  -  как  они  верЯт  -
разгневан, или дабы  он  на них  не разгневалсЯ  и не наказывал  их  злом  и
несчастием.  ’аким  образом,  подобно  тому как  злые  боги  ЯвлЯютсЯ  почти
единственными  объектами  почитаниЯ  у  примитивных народов, подобно  тому и
разгневанный  или злой бог  есть  главнейший предмет  почитаниЯ христианских
народов. Ђ, стало быть, и у них главнейшаЯ причина религии есть страх (1). ‚
подтверждение этого объЯснениЯ Я привожу, наконец, еще и  то,  что христиане
или  религиозные  философы  и  теологи  упрекали  ‘пинозу,  стоиков,  вообще
пантеистов, у которых бог есть не что иное, строго говорЯ, как только чистаЯ
сущность природы, - что их бог не есть бог, то есть не настоЯщий религиозный
бог,  ибо  он  не ЯвлЯетсЯ  предметом  любви  и страха,  а  только предметом
холодного,  бесстрастного  ума.  Џоэтому,  если  они  и отвергали объЯснение
возникновениЯ религии из  страха, дававшеесЯ древними атеистами, то косвенно
они  все  же  тем  самым  признавали,  что  страх  есть,  по  крайней  мере,
существеннаЯ составнаЯ часть религии.
     ’ем не  менее страх не есть полное, достаточное основание,  объЯснЯющее
религию,  но  не  только  из  одних  тех  соображений,   которые  приводЯтсЯ
некоторыми,  что страх-де  есть преходЯщий аффект; потому  что  ведь предмет
страха по  крайней  мере  в представлении остаетсЯ; ведь специфическаЯ черта
страха есть та,  что он действует и вне  пределов настоЯщего момента, что он
дрожит  и  перед  возможным будущим злом, но потому,  что вслед  за страхом,
когда  опасность  минуты  прошла, наступает  аффект  противоположный,  и это
чувство, противоположное страху, имеет свЯзь с тем же предметом, в чем можно
убедитьсЯ при малейшем  внимании  и  размышлении.  ќто чувство есть  чувство
освобождениЯ от опасности, от  страха  и трепета, чувство восторга, радости,
любви, благодарности.  џвлениЯ природы, возбуждающие страх и ужас, относЯтсЯ
большей частью к наиболее благодетельным по своим последствиЯм. Ѓог, который
своей  молнией поражает деревьЯ, зверей и людей, тот же  бог освежает своими
дождевыми потоками полЯ и луга. Ћткуда зло, оттуда приходит и добро,  откуда
страх, оттуда и радость. Џочему бы в своем душевном  настроении человеку  не
объединить  того,  что само  имеет  в природе одну  и ту  же причину? ’олько
народы,  живущие  одним  сегоднЯшним  моментом,  слишком  слабые, тупые  или
легкомысленные, чтобы свЯзывать различные впечатлениЯ, имеют поэтому к своей
матери божьей один  лишь страх и предметами своего религиозного почитаниЯ  -
одних только злых, страшных богов. €наче у народа, который из-за впечатлений
от  предмета,  вызывающих  минутный страх  и ужас, не  забывает  его  добрых
благодетельных свойств. ‡десь  предмет страха  делаетсЯ  также  и  предметом
почитаниЯ, любви, благодарности. ’ак, у древних германцев, по крайней мере у
северогерманцев,  бог  ’орр, громовержец,  "благодетельный,  добрый боец  за
людей", "покровитель  земледелиЯ,  бог мЯгкий,  расположенный к  людЯм"  (‚.
Њюллер,  "€сториЯ и система  древнегерманской религии"), потому что он,  бог
грозы, одновременно и бог оплодотворЯющего дождЯ и солнечного света. Ѓыло бы
поэтому  в высшей  степени односторонне, даже  несправедливо по отношению  к
религии, если бы Я сделал страх единственной причиной, объЯснЯющей  религию.
џ существенно отличаюсь от прежних атеистов, а  также пантеистов,  имевших в
этом  отношении  взглЯды,  одинаковые с атеистами,  как например, ‘пиноза, -
именно тем, что Я беру длЯ  объЯснениЯ религии не только отрицательные, но и
положительные   мотивы,  не  только  невежество  и  страх,  но  и   чувства,
противоположные  страху,  -  положительные  чувства радости,  благодарности,
любви и  почитаниЯ, что  Я утверждаю,  что  обожествлЯет  как  страх, так  и
любовь, радость, почитание. "ЋщущениЯ нужды и опасности, которые преодолены,
-  говорю Я в  моих комментариЯх к "‘ущности религии",  -  совсем  иные, чем
ощущениЯ нужды  или опасности,  имеющиесЯ  в наличности  или  предстоЯщие. ‚
одном  случае  Я  устанавливаю  свое  отношение  к  предмету,  в  другом   Я
устанавливаю отношение предмета во  мне; в одном - Я  пою хвалебные песни, в
другом - жалобные; там Я благодарю, здесь Я прошу. Ћщущение нужды практично,
телеологично, чувство  благодарности  поэтично,  эстетично.  Ћщущение  нужды
преходЯще,  чувство же благодарности длительно; оно завЯзывает узы  любви  и
дружбы. Ћщущение нужды - грубо, чувство благодарности - благородное чувство;
одно почитает свой предмет  лишь  в несчастье,  другое  также и в  счастье".
‡десь мы имеем психологическое объЯснение религии не  только с ее дурной, но
и с ее благородной стороны. Ќо если Я не хочу и не могу назвать ни страх, ни
радость или любовь  единой  объЯснЯющей  причиной  религии,  то какое другое
обозначение найду Я - характерное, универсальное,  охватывающее обе стороны,
- как не чувство  зависимости? ‘трах  есть чувство смерти, радость - чувство
жизни.  ‘трах  есть  чувство  зависимости  от  предмета,  без  которого  или
благодарЯ  которому  Я ничто, предмета, во власти которого  менЯ уничтожить.
ђадость,   любовь,  благодарность  есть  чувство  зависимости  от  предмета,
благодарЯ  которому Я что-то собой  представлЯю,  который дает  мне чувство,
сознание, что  Я  благодарЯ  ему живу, благодарЯ ему  существую.  ’ак  как Я
благодарЯ  природе или  богу живу  и  существую,  то Я  люблю его; так как Я
благодарЯ природе  страдаю  и  погибаю, то Я  боюсь  и  страшусь  ее. Љороче
говорЯ, кто человеку дает средства или источники жизненного счастьЯ, того он
любит, а  кто  у  него эти  средства берет или  имеет силу их взЯть, того он
боитсЯ. Ќо и то и другое объединЯетсЯ в предмете религии, - то, что ЯвлЯетсЯ
источником  жизни, в своем отрицании, когда  его у менЯ нет, - есть источник
смерти.  "‚се исходит от бога, - говоритсЯ у  ‘ираха, - счастье и несчастье,
жизнь и смерть, бедность и богатство". "€долов,  - говоритсЯ в книге Ѓаруха,
-  не следует принимать за  богов  или их так называть, ибо  они не могут ни
наказывать,   ни   помогать...  Ћни  не  могут   царей  ни   проклЯсть,   ни
благословить".  €  точно так  же Љоран  обращаетсЯ  в 26  суре к  служителЯм
идолов: "‘лышат ли они (идолы) вас, когда вы их призываете? €ли могут ли они
вам чем-либо быть полезны или в чем повредить?". ќто значит: только то  есть
предмет религиозного почитаниЯ, только то есть бог, что может  проклинать  и
благословлЯть, вредить или оказывать  пользу, убивать и воскрешать, радовать
и ужасать.
     —увство  зависимости есть  поэтому  единственно  верное,  универсальное
название   и  понЯтие  длЯ  обозначениЯ   и   объЯснениЯ  психологической  и
субъективной  основы  религии.  Џравда,  в  действительности  не  существует
чувства  зависимости  как  такового, а  всегда  только  определенные, особые
чувства, - как, например (возьмем примеры из естественной религии),  чувство
голода, нездоровьЯ, страха смерти, печаль  при пасмурной и радость при Ясной
погоде, скорбь по затраченным напрасно усилиЯм, по надеждам,  не сбывшимсЯ в
результате  разрушительных  Явлений природы,  - в чем человек чувствует себЯ
зависимым;  но  задача,  коренЯщаЯсЯ  в  природе  мышлениЯ  и речи,  в том и
заключаетсЯ, чтобы  частные ЯвлениЯ  действительности сводить к  таким общим
названиЯм и понЯтиЯм.
     €справив  и  дополнив  объЯснение  религии  из  страха,  Я  должен  еще
упомЯнуть  о другом психологическом  объЯснении  религии. ѓреческие философы
говорили,  что  изумление  перед  закономерностью движениЯ  небесных  светил
породило религию, то есть  почитание самих звезд  или существа, управлЯющего
их  движением.  Ћднако  Ясно  без  дальнейших замечаний, что это  объЯснение
религии  имеет  отношение к небу,  но  не к  земле, к глазу, но не к  другим
чувствам, только к теории, но отнюдь не к практике человека. Љонечно, звезды
были причиной и предметом почитаниЯ, но совсем не как объекты теоретических,
астрономических  наблюдений,  а  поскольку  они  рассматривались  как  силы,
властвующие  над   жизнью  человека,  и,  стало  быть,  поскольку  они  были
предметами  человеческих  страха и  надежд.  Љак раз  на  примере  звезд  мы
отчетливо  видим,  что  только тогда  существо  или  вещь  ЯвлЯютсЯ объектом
религии, когда  они  ЯвлЯютсЯ предметом, причиной страха смерти или  радости
жизни,  когда  они,  стало  быть,  ЯвлЯютсЯ  объектом  чувства  зависимости.
Џравильно говоритсЯ  поэтому в одном французском сочинении, вышедшем в  1768
г.,  "De I'origine  des principes  relig'ieux" ("Ћ происхождении религиозных
принципов"): "ѓром и  непогода, бедствиЯ войны, чума и голодовка, эпидемии и
смерть в большей мере убедили человека в существовании  бога, то есть  более
религиозно настроили, более  убедили  в  его зависимости и  конечности,  чем
постоЯннаЯ гармониЯ природы и все доказательства Љларка и ‹ейбница". Џростой
и  постоЯнный  порЯдок  не приковывает  к  себе  внимание  человека.  ’олько
событиЯ, граничащие с чудом,  могут его вновь оживить.  џ никогда не слышал,
чтобы народ говорил: бог наказывает пьЯницу, потому что он терЯет свой р