ршенные  истины, но никак не саму €стину? Ђ вечнаЯ жизнь -  что это,
как  не  мечтательно-утопическое,  по  самому  своему смыслу  неосуществимое
понЯтие? ‹егко говорить и проповедовать  о "вечной жизни",  а попробуйте как
на деле,  в  подлинной  жизни, справитьсЯ с неумолимым  и неотвЯзным  фактом
роковой краткотечности и нашей собственной жизни, и жизни нам близких людей,
и всего вообще, что живет и движетсЯ  в мире. ‚аши  мечты  разлетаютсЯ,  как
дым,  ваши  слова  обличаютсЯ,  как лицемерные или  сентиментальные  "слова,
только слова" перед  ужасной логикой смерти, перед плачем над телом дорогого
покойника, перед тленностью, гибелью  и бессмысленной сменой всего живого на
свете. € где найти, как доказать существование Ѓога и примирить с ним и нашу
собственную жизнь, и  мировую жизнь в целом - во  всем  том зле, страданиЯх,
слепоте, во всей той бессмыслице, котораЯ всецело владеет ею и  насковозь ее
проникает?  Џо-видимому,  здесь  остаетсЯ  только   выбор:  или   честно   и
мужественно  глЯдеть в лицо фактам жизни, как она  есть  на самом деле, или,
трусливо спрЯтавшись от них, предатьсЯ мечтам о жизни, какой она должна была
бы быть,  чтобы  имееть  смысл. Ќо  на  что нужны, какую  цену  имеют  такие
бессильные мечты? Ђ надежда  увидать свою мечту осуществленной,  признать  в
ней истину,  - не  есть ли просто самообман трусливых  душ,  утешающих  себЯ
ложью, чтобы не погибнуть от ужаса перед истиной?

     Њы  не должны  и не можем отталкивать от себЯ эти сомнениЯ,  мы обЯзаны
взЯть на себЯ все бремЯ честной и горькой правды, котораЯ  в них содержитсЯ.
Ќо мы не должны и преждевременно впадать в отчаЯние. Љак  ни  мало мы до сих
пор продвинулись вперед в  разрешении  вопроса о смьг еле жизни, мы достигли
по крайней мере одного: мы отдали себе отчет в  том,  что мы разумеем, когда
говорим с  смысле  жизни, и  при  каких  условиЯх мы считали бы  этот  смысл
осуществленным.  Ђ теперь попытаемсЯ, не делаЯ себе никаких иллюзий, но и не
отступаЯ перед величайшим" трудностЯми - соединив бесстрашие честной мысли с
бесстрашием  воли,  стремЯщейсЯ  к  единственной  цели  всей  нашей жизни  -
вдуматьсЯ и  присмотретьсЯ,  в какой мере и какой форме осуществимы или даны
сами эти условиЯ.


     <i>IV. Ѓ…‘‘Њ›‘‹…ЌЌЋ‘’њ †€‡Ќ€</i>

     —то жизнь, как она фактически есть, бессмысленна, что она ни в малейшей
мере  не удовлетворЯет  условиЯм,  при  которых  ее можно  было  бы признать
имеющей смысл - это есть  истина, в которой нас все убеждает: и личный опыт,
и непосредственные наблюдениЯ над  жизнью,  и  историческое  познание судьбы
человечества, и естественно-научное познание мирового  устройства и  мировой
эволюции.

     Ѓессмысленна,  прежде  всего -  и это, с  точки зрениЯ личных  духовных
запросов,  самое важное - личнаЯ  жизнь каждого из нас. Џервое, так сказать,
минимальное условие возможности достижениЯ смысла жизни есть <i>свобода;</i> только
будучи свободными, мы можем действовать "осмысленно", стремитьсЯ  к разумной
цели,  искать  полноты удовлетворенности;  все необходимое  подчинено слепым
силам необходимости, действует  слепо, как камень, притЯгиваемый  землею при
своем падении.  Ќо мы  со всех сторон свЯзаны, окованы силами необходимости.
Њы  телесны  и  потому подчинены  всем слепым, механическим законам  мировой
материи;  спотыкаЯсь,  мы падаем, как камень, и если случайно это произойдет
на рельсах поезда или  перед налетающим  на нас автомобилем, то элементарные
законы  физики  сразу  пресекают нашу  жизнь,  а с ней  - все наши  надежды,
стремлениЯ,   планы   разумного   осуществлениЯ  жизни.  ЌичтожнаЯ   бацилла
туберкулеза  или  иной болезни  может  прекратить  жизнь  гениЯ,  остановить
величайшую  мысль  и  возвышеннейшее  устремление.  Њы  подчинены  и  слепым
законам, и  силам органической жизни: в силу их непреодолимого действиЯ срок
нашей  жизни даже  в  ее  нормальном  течении  слишком  краток  длЯ  полного
обнаружениЯ и  осуществлениЯ заложенных  в нас духовных  сил;  не  успеем мы
научитьсЯ из опыта жизни и ранее накопленного  запаса  знаний разумно жить и
правильно осуществлЯть наше  призвание,  как  наше  тело уже одрЯхлело и  мы
приблизились  к могиле; отсюда  неизбежное даже при долгой жизни трагическое
чувство преждевременности  и неожиданно сти смерти -  "как,  уже конец? а  Я
только  что   собирало;  жить  по-настоЯщему,  исправить  ошибки   прошлого,
возместить зрЯ потерЯнное времЯ и потраченные силы!" - и труд ность поверить
в свое собственное  старение.  €  вдобавок  мы и  изнутри  обременены тЯжким
грузом слепых стихии но-биологических сил, мешающих нашей разумной  жизни Њы
получаем по  наследству от родителей страсти и поро ки, которые нас мучают и
на которые  бесплодно растрачиваютсЯ наши  силы;  в  лице нашей  собственной
животной  природы  мы  обречены  на  пытку  и  каторгу, прикованы  к  тачке,
бессмысленно терпим  наказание за грехи наших отцов или  вообще за грехи, на
которые  нас обрекла сама  природа.  ‹учшие и разумные наши  стремлениЯ либо
разбиваютсЯ  о  внешние преграды,  либо обессиливаютсЯ  нашими  собственными
слепыми страстЯми. € притом слепаЯ природа так устроила нас, что мы обречены
на иллюзии, обречены блуждать и попадать в тупик и обнаруживаем иллюзорность
и  ошибочность  наших  стремлений  лишь  тогда,  когда  они   причинили  нам
непоправимый  вред и наши лучшие  силы  уже ушли  на них. Ћдин расстрачивает
себЯ на разгул и  наслаждениЯ  и, когда  физическое и духовное  здоровье уже
безнадежно потерЯно, с  горечью убеждаетсЯ в  пошлости, бессмысленности всех
наслаждений,   в  неутолимости  ими  жизненной  тоски;   другой  аскетически
воздерживаетсЯ  от  всех  непосредственных  жизненных  радостей,  закалЯЯ  и
сберегаЯ  себЯ  длЯ великого призваниЯ или  свЯтого дела, чтобы потом, когда
жизнь уже клонитсЯ к  концу,  убедитьсЯ, что этого  призваниЯ  у него совсем
нет, и это дело совсем не свЯто, и в бессильном раскаЯнии жалеть о бесплодно
упущенных  радостЯх  жизни.  Љто  остаетсЯ  одинок,  боЯсь  обременить  себЯ
тЯгостЯми  семьи, страдает от  холода  одинокой  старости  и скорбит  о  уже
недостижимом уюте семьи  и  ласке  любви;  кто,  поддавшись соблазну  семьи,
оказалсЯ  обременным тЯгостЯми семейных забот, погруженный  в мелочную суету
семейных  дрЯзг  и волнений, бесплодно каетсЯ,  что добровольно  продал свою
свободу  за  мнимые  блага,  отдал  себЯ в  рабство подневольного труда и не
осуществил  своего  истинного  призваниЯ.  ‚се  наши  страсти  и  сильнейшие
влечениЯ обманчиво выдают себЯ за что-то  абсолютно важное и драгоценное длЯ
нас,  сулЯт нам радость и успокоение, если мы добьемсЯ их удовлетворениЯ,  и
все  потом, задним числом, когда уже  поздно  исправить ошибку, обнаруживают
свою  иллюзорность, ложность  своего притЯзаниЯ исчерпать  собою глубочайшее
стремление  нашего  существа и  дать, через свое  удовлетворение,  полноту и
прочность нашему бытию.  Ћтсюда неизбежное  длЯ  всех людей меланхолическое,
втайне  глубоко  и  безысходно трагическое  сознание выражаемое  французской
поговоркой:   "si  jeunesse  savait,  si  vieillesse  pouvait",  -  сознание
обманутых   надежд,   недостижимости  истинного  счастьЯ  на   земле.  ѓете,
прозванный "баловнем  судьбы", проживший исключительно долгую, счастливую  и
плодотворную жизнь, обладатель редчайшего дара - умениЯ  сочетать творческую
энергию, безмерное трудолюбие и могучую, самообуздывающую силу воли с жаждой
и способностью испытать  все жизненные наслаждениЯ, упитьсЯ  всеми радостЯми
жизни -  этот  избранник человечества под конец своей жизни признавалсЯ, что
за 80 лет  своей  жизни он  изведал  лишь несколько дней полного  счастьЯ  и
удовлетворениЯ;  и  он  испытал на себе всю неизбежную  трагику человеческой
жизни, он поведал, что сущность жизни узнает лишь тот, кто в слезах ест свой
хлеб и в тоске и кручине  проводит бессонные мучительные  ночи, и что судьба
утешает  нас  лишь  одним неустанным припевом:  "терпи  лишениЯ"  (Entbehren
sollst  du, sollst  entbehren!). …сли такова  жизненнаЯ  мудрость избранного
счастливца  человечества,  то  какой итог должны подвести  своей  жизни  все
остальные, менее удачливые и одаренные люди, со всей их немощностью, со всей
тЯжестью   их   жизненной  участи,   со  всеми   изнутри   раздирающими   их
противоречиЯми и затуманивающими их пути духовными слабостЯми?

     ‚се мы - рабы слепой судьбы,  слепых ее сил вне нас и в нас. Ђ раб, как
мы  уже знаем и как это Ясно само  собой, не может  иметь осмысленной жизни.
„ревние  греки, так Ярко чувствовавшие гармонию  и  космическую  налаженност
стройность мировой  жизни, вместе  с тем  оставили нам  вечные,  незабвенные
образцы трагического сознаниЯ, что человеческим мечтам и  надеждам нет места
в этой гармонии. Ќародное сознание  верило, что боги завидуют  человеческому
счастью и всегда принимают меры к тому, чтобы пскарать и унизить счастливца,
чтобы  возместить случайную человеческую удачу горькими ударами судьбы; и, с
другой стороны,  оно  верило, что даже блаженные боги подчинены, как высшему
началу,  неумолимой слепой судьбе.  Ѓолее очищенное религиозное сознание  их
мудрецов  учило; что по законам мировой гармонии никто не должен захватывать
слишком  много  длЯ себЯ, чрезмерно  перерастать общий уровень, что  человек
должен  знать свое скромнов место и  что даже сама <i>индивидуальность</i> человека
есть греховнаЯ иллюзиЯ, караемаЯ смертью; лишь в добровольном признании себЯ
служебным, зависимым звеном мировог  целого, лишь в смиренном приЯтии  своей
рабской зависимости от  космоса  и своего  космического  ничтожества человек
покорЯетсЯ божественной воле, исполнЯет свое  едиственное назначение и может
надеЯтьсЯ не загубить себЯ. €тог обоих воззрений - один  и тот же. €  потому
уже наивный ѓомер говорит, что
     "... из тварей, которые дышат и ползают в прахе,
     €стинно в целой вселенной несчастнее нет человека".

     € все  греческие поэты согласно  вторЯт  ему в этом.  "€  землЯ, и море
полны  бедствий  длЯ человека",  -  говорит ѓесиод.  "‘лаба жизнь  человека,
бесплодны  его  заботы,  в  краткой его  жизни  скорбь следует  за  скорбью"
(‘имонид). —еловек в этом мировом целом - лишь "дуновение и тень";. или, еще
менее,  <i>"сон  тени"</i> (Џиндар).  €  всЯ античнаЯ философиЯ,  от  Ђнаксимандра,
ѓераклита и  ќмпедокла до Џлатона,  Њарка ЂврелиЯ  и Џлотина, во всем другом
расходЯсь с  учениЯми поэтов  и  борЯсь  с ними,  в этом пессимизме, в  этом
горьком признании безнадеждой  суетности, слабости  и бессмысленности земной
жизни человека сходитсЯ  с греческой поэзией. ‘ нею  совпадает и  всЯ  живаЯ
мудрость остального человечества -  ЃиблиЯ и Њахабхарата, вавилонский эпос и
могильные надписи древнего …гипта. "‘уета сует, - сказал …кклесиаст, - суета
сует - все суета! —то пользы человеку от всех  трудов его, которыми трудитсЯ
он  под солнцем?... “часть  сынов человеческих и  участь  животных  - участь
одна;  как те  умирают, так умирают и эти, и одно  дыхание у всех,  и нет  у
человека  преимущества перед  скотом: потому что все - суета!... € ублажил Я
мертвых,  которые  давно  умерли,  более  живых,  которые  живут  доселе;  а
блаженнее их обоих тот, кто еще не существовал, кто не видал злых дел, какие
делаютсЯ под солнцем.  € обратилсЯ Я, и видел под  солнцем, что не проворным
достаетсЯ успешный бег,  не  храбрым -  победа, не  мудрым  -  хлеб, и не  у
разумных - богатство, и не искусным - благорасположение,  но времЯ  и случай
длЯ всех их" (…ккл 1.1-2;3.19;4.2-3;9.11).

     Ќо  допустим  даже,  что  мудрость  всех  времен  и народов  не  права.
„опустим, что возможна подлинно счастливаЯ жизнь, что все желаниЯ наши будут
удовлетворены, что кубок жизни будет длЯ нас полон одним лишь сладким вином,
не  отравленным  никакой  горечью. € все  же жизнь, даже самаЯ сладостнаЯ  и
безмЯтежнаЯ,  сама по себе не  может  удовлетворить  нас; неотвЯзный вопрос:
"‡ачем? длЯ чего?" даже в счастье рождает в нас неутолимую тоску. †изнь ради
самого процесса жизни не удовлетворЯет, а разве лишь на  времЯ усыплЯет нас.
ЌеизбежнаЯ смерть,  равно обрывающаЯ  и самую  счастливую, и самую неудачную
жизнь,  делает их  одинаково  бессмысленными. Ќаша эмпирическаЯ  жизнь  есть
обрывок: сама длЯ себЯ, без свЯзи с неким целым, она так же мало может иметь
смысл, как обрывок страницы, вырванный из книги. …сли она может иметь смысл,
то только в свЯзи с общей жизнью человечества и всего мира. € мы уже видели,
что  осмысленнаЯ жизнь не избежно  должна быть служением чему-то  иному, чем
она  сама,  как  замкнутаЯ  в  себе личнаЯ  жизнь,  что  лишь в испод  нении
призваниЯ, в осуществлении  какой-либо  сверхличной и самодовлеющей ценности
человек может найти самого себЯ, как разумное существо,  требующее разумной,
осмысленной жизни. Ѓлижайшим целым, с которым мы свЯзаны и часть которого мы
составлЯем, ЯвлЯетсЯ жизнь на рода или человечества; вне родины и свЯзи с ее
судьбою   вне  культурного   творчества,   творческого  единства  с  прошлым
человечества и его будущим,  вне любви к людЯм  и солидарного соучастиЯ в их
общей  судьбе  мы  не  можем  осуществить   самих  себЯ,  обрести   подлинно
осмысленнук  жизнь.  Љак лист  или ветвь дерева, мы  питаемсЯ соками целого,
расцветаем его жизнью и засыхаем и  отпадаем в прах, если в  самом целом нет
жизни.  „лЯ  того, чтобы  индивидуальнаЯ  жизнь имела смысл, нужно  поэтому,
чтобы имела смысл и жизнь  общечеловеческаЯ, чтобы истории человечества была
свЯзным и осмысленным процессом,  в  котором достигаетсЯ  какаЯ-либо великаЯ
общаЯ  и  бесспорно ценнаЯ цель. Ќо и здесь, при беспристрастном  и  честном
рассмотрении  эмпирического хода вещей, нас  ждет новое разочарование, новое
препЯтствие длЯ возможности обрести смысл жизни.

     €бо, как бессмысленна каждаЯ единичнаЯ  личнаЯ  жизнь человека, так  же
бессмысленна и  общаЯ жизнь человечества. €сториЯ человечества, если мы ищем
смысла  имманентного  ей  и ей самой  внутренне присущего, так же обманывает
наши ожиданиЯ,  как  и  наша личнаЯ жизнь.  Ћна есть, с одной стороны, набор
бессмысленных  случайностей, длиннаЯ вереница  коллективных,  всенародных  и
международных событий, которые не вытекают разумно одно из другого, не ведут
ни к какой цели, а случаютсЯ,  как итог стихийного столкновениЯ и  скрещениЯ
коллективных человеческих  страстей; и, с другой стороны,  поскольку историЯ
есть  все же  последовательное  осуществление человеческих идеалов, она есть
вместе с  тем историЯ их  крушений неуклонное разоблачение их иллюзорности и
несостоЯтельности,  бесконечно  длинный  и  мучительный  предметный  урок, в
котором человечество обучаетсЯ усматривать тщету своих надежд на разумное  и
благое устроение своей коллективной жизни. ‚ера  в прогресс,  в неустанное и
непрерывное  совершенствование  человечества, в  неуклонное без остановок  и
падений,  восхождение  его на высоту добра  и  разума  - эта  вера,  котораЯ
вдохновлЯла множество людей в продолжение последних двух  веков, в настоЯщее
времЯ разоблачена в своей несостоЯтельности с такою  очевидностью,  что  нам
остаетсЯ только удивлЯтьсЯ наивности поколений, ее разделЯвших. —еловечество
в  своей  эмпирической  исторической  жизни  совсем  не  движетсЯ  "вперед";
поскольку мы  мним  обосновать  нашу жизнь на служении общественному  благу,
осуществлению  совершенного  общественного  строЯ, воплощению в коллективном
быте  и человеческих отношениЯх начал правды,  добра и разума,  мы должны  с
мужественной  трезвостью  признать,  что  мироваЯ  историЯ  совсем  не  есть
приближение  к этой  цели, что человечество теперь  не ближе к ней, чем век,
два или двадцать веков тому назад. „аже сохранение уже достигнутых ценностей
длЯ  него  оказываетсЯ  невозможным. ѓде ныне эллинскаЯ мудрость и  красота,
одно  воспоминание  о которой  наполнЯет нам душу грустным умилением? Љто из
нынешних мудрецов,  если он не обольщает себЯ  самомнением, может достигнуть
своей мыслью тех духовных высот, на  которых  свободно витала мысль  Џлатона
или  Џлотина?-Ѓлизки  ли   мы  теперь  от  того  умиротворениЯ  и  правового
упорЯдочениЯ всего  культурного  мира под единой властью,  которого мир  уже
достиг в золотую пору ђимской империи с ее pax Romana? Њожем ли мы надеЯтьсЯ
на возрождение в мире тех недосЯгаемых образцов глубокой и Ясной религиозной
веры, которую ЯвлЯли христианские  мученики и исповедники первых веков нашей
эры? ѓде теперь богатство индивидуальностей, цветущаЯ полнота и многообразие
жизни  средневековьЯ, которые высокомернаЯ nouinoci убогого просветительства
назвала эпохой варварства и которое,  как несбыточнаЯ мечта, манит теперь  к
себе  все  чуткие  души, изголодавшиесЯ  в  пустыне  современной  цивизации?
Џоистине,  надо   очень   твердо  веровать  в  абсолютную  ценность  внешних
технических  усовершенствований  аэропланов   и  беспроволочных  телеграфов,
дальнобойны  орудий   и  удушливых   газов,  крахмальных  воротничков  и  ва
тер-клозетов - чтобы разделЯть веру в непрерывное совершенствование жизни. €
самый прогресс эмпирической науки - бесспорный за последние века и во многом
благодетельный  - не искупаетсЯ ли он  с избытком той <i>духовно</i> слепотой,  тем
небрежением    к    абсолютным    ценностЯм,    то    пошлостью    мещанской
самоудовлетворенности,  которы сделали такие удручающие  успехи за последние
века и как будто неустанно продолжают прогрессировать в европейском мире?  €
не видим ли  мы,  что культурнаЯ, просвещеннаЯ, озареннаЯ научным  разумом и
очищеннаЯ гуманитарными нравственными идеЯми …вропа дошла до бесчеловечной и
бессмысленной  мировой войны и стоит на  пороге  анархии,  одичаниЯ и нового
варварства? € разве ужасно историческаЯ катастрофа, совершившаЯсЯ в ђоссии и
сразу втоптавшаЯ  в грЯзь,  отдавшаЯ в руки разнузданной  черни то, что мы в
ней  чтили  как "свЯтую  ђусь", и  то, на что мы уповали и чем  гордились  в
мечтах  о  "великой  ђоссии",  не есть  решающее  обличение ложности "теории
прогресса"?

     Њы научились понимать - и в  этом отношении непосредственные  жизненные
впечатлениЯ совпадают с главными достижениЯми объективной исторической науки
за  последние сто  лет -  что  непрерывного  прогресса  не  существует,  что
человечество  живет  сменой  подъемов  и  падений  и  что  все  великие  его
достижениЯ во всех областЯх жизни - госу дарственной и общественной, научной
и художественной религиозной и нравственной - имеют свой конец  и сменЯ ютсЯ
периодами застоЯ и упадка, когда человечеству при ходитсЯ  учитьсЯ  наново и
снова подыматьсЯ из глубин. "‚се великое земное разлетаетсЯ, как дым - нынче
жребий выпал ’рое,  завтра выпадет другим". Џод влиЯнием этого сознаниЯ один
из самых  тонких, чутких и всесторонне образованных  исторических мыслителей
нашего  времени  -  Ћсвальд  пенглер  учит,  что  "всемирнаЯ  историЯ  есть
принципиально  бессмысленнаЯ  смена рождениЯ,  расцветаниЯ, упадка и  смерти
отдельных культур".

     € когда мы, неудовлетворенные этим  выводом, ищем за этой бессмысленной
сменой  всплесков  и  замираний  духовных волн исторической жизни какую-либо
свЯзанность и последовательность, когда мы стараемсЯ  разгадать ритм мировой
истории и  через него - ее смысл, то единственное,  чего мы достигаем,  есть
уЯснение ее смысла, как общечеловеческого религиозного воспитаниЯ через  рЯд
горьких   разочарований,  обличающих  суетность   всех  земных  человеческих
упований и мечтаний. €сториЯ  человечества  есть  историЯ  последовательного
крушениЯ его надежд, опытное  изобличение его заблуждений.  ‚се человеческие
идеалы,  все мечты построить жизнь  на том  или ином  отдельном нравственном
начале  взвешиваютсЯ  самою  жизнью,  находЯтсЯ  слишком  легкими  и  жизнью
отбрасываютсЯ, как негодные.  Љак индивидуальнаЯ  человеческаЯ  жизнь  в  ее
эмпирическом  осуществлении  имеет  только один  смысл  -  научить  нас  той
жизненной  мудрости,  что  счастье  неосуществимо,  что все наши  мечты были
иллюзорны   и   что  процесс   жизни,   как   таковой,  бессмыслен,   так  и
всечеловеческаЯ жизнь  есть тЯжкаЯ опытнаЯ  школа, необходимаЯ  длЯ очищениЯ
нас  от  иллюзий   всечеловеческого  счастьЯ,  длЯ  обличениЯ   суетности  и
обманчивости всех наших  упований  на воплощение в этом мире царства добра и
правды,  всех   наших   человеческих   замыслов   идеального   общественного
самоустроениЯ.

     „а и может  ли быть иначе? Љогда мы думаем об  истории, об общей судьбе
человечества, мы как-то забываем, что историЯ человечества есть лишь обрывок
и  зависимаЯ  часть  космической  истории,  мировой  жизни, как  целого.  ’а
плененность - извне  и изнутри - случайными, слепыми  чуждыми нашим заветным
чаЯниЯм космическими силам",  которую мы  усмотрели,  как  роковое состоЯние
единично человеческой  жизни - эта плененность присуща в  тако же, если не в
большей мере  и жизни общечеловеческой.  ‘ всех сторон человечество окружают
слепые  силы и роке вые, слепые необходимости  космической  природы.  “же то
обстоЯтельство, что  человеческаЯ  жизнь, индивидуальна  и  коллективнаЯ,  в
такой  огромной мере  сводитсЯ  на  ту  самую  борьбу за  существование,  на
беспрерывную,  самоубийственную  драку  за   средства   пропитаниЯ,  котораЯ
господствует  во  всем  животном  мире,  что,  несмотрЯ  на  вс  технические
усовершенствованиЯ,  с  размножением  челе  веческого рода все  относительно
меньше становитсЯ н земле плодородной почвы, углЯ, железа и всего, что нужно
людЯм, и  борьба за обладание ими становитсЯ  все ожесточеннее, уже одно это
есть достаточное свидетельство того как стихийные  условиЯ космической жизни
сковывают  человеческую жизнь  и заражают ее  своей бессмысленно  стью.  Ђ в
нашей груди - и именно в особенности в душе че ловечества, как коллективного
целого, в сердцах народных масс - живут страсти и влечениЯ, которые столь ж"
слепы и убийственны, как все  остальные космические силы;  и если  отдельный
человек легко может впасть в  само  обман, считаЯ себЯ свободным  от слепоты
космически сил, то именно  народные массы и всЯческие исторически коллективы
ЯвлЯют нам  в  своей жизни  столь разительны"  образцы подчиненности  слепым
инстинктам и грубым стихийным страстЯм, что в отношении их этот самообман не
возможен или гораздо менее простителен.  Џредставим себе хоть на мгновение с
полной   реалистической   Ясностью   то  положение   человечества,   которое
соответствует подлинной  действительности,  поскольку  мы берем жизнь  в  ее
эмлирическом составе. ‚  каком-то уголке  мирового пространства  кружитсЯ  и
летит комочек  мировой грЯзи, называемый  земным шаром;  на  его поверхности
копошатсЯ кружась  и летЯ вместе с ним, миллиарды и  биллионы живых козЯвок,
порожденных  из  него  же, в том  числе  двуногие,  именующие  себЯ  людьми;
бессмысленно  кружась  в мировом  пространстве,  бессмысленно  зарождаЯсь  и
умираЯ  через мгновение по законам космической природы,  они в то  же времЯ,
движимые теми  же слепыми силами, дерутсЯ  между  собой, к чему-то неустанно
стремЯтсЯ, о чем-то хлопочут, устраивают между собой какие-то порЯдки жизни.
€ эти-то ничтожные  созданиЯ  природы  мечтают о  смысле  своей общей жизни,
хотЯт достигнуть счастьЯ, разума и правды. ЉакаЯ  чудовищнаЯ слепота,  какой
жалкий самообман!

     —тобы понЯть  это, мы даже совсем не должны идти так  далеко,  как того
требует господствующее естественнонаучное  понЯтие о мире, совсем  не должны
представлЯть  себе  мир,   как   мертвый  хаос,  как  механизм  безжизненных
физических и  химических  сил.  ќто воззрение,  которое  многим  еще  доселе
представлЯетсЯ  высшим  достижением  точного  научного  знаниЯ,  есть   лишь
свидетельство  узости, бездушиЯ и научной  тупости,  до которого  дошло  все
"прогрессирующее" человечество. „ревние греки лучше нас знали, что мир -  не
мертваЯ машина, а  живое существо, что он полон живых и  одушевленных сил. Љ
счастью,  тот   духовный  кризис,  который  переживает  в  настоЯщее   времЯ
человечество, уже раскрыл многим наиболее проницательным естествоиспытателЯм
нашего  времени   глаза  и  дал  им  понЯть  убожество  и   ложность   чисто
механического,  естественно-научного  миросозерцаниЯ.  ‘о  всех сторон  -  в
новейшей   критике  механической  физики  ѓаллилеЯ  и  Ќьютона,  в  новейших
физико-механических  открытиЯх, разлагающих косную материю  на зарЯды сил, в
критике дарви-нистических учений  об  эволюции, в усмотрении виталистических
антимеханистических начал  органической  жизни - всюду  возрождаютсЯ и вновь
открываютсЯ человеческому взору признаки, свидетельствующие, что мир есть не
мертвый хаос косных  материальных  частиц,  а нечто гораздо более  сложное и
живое. ’от упрек, который русский поэт посылал современным людЯм:

     "Ћни не видЯт и не слышат,
     †ивут в сем мире, как впотьмах,
     „лЯ них и солнце, знать, не дышит
     € жизни нет в мирских волнах"

     этот упрек повторЯют теперь уже и многие представители научного знаниЯ.
Њир не есть мертваЯ машина или хаос косной материи, "не слепок, не бездушный
лик"; мир  есть великое  живое  существо и  вместе с  тем единство множества
живых сил.

     €  все же мир  не есть зрЯчее и  разумное существо. Ћн слепой  великан,
который  корчитсЯ  в муках, терзаете своими собственными страстЯми,  от боли
грызет самого себЯ и  не находит  выхода своим  силам.  € поскольку  человек
входит  в его состав, есть только его  ничтожнаЯ часть порождение, ничтожнаЯ
клеточка или молекула  его  тела, и поскольку  сама душа человека  есть лишь
частица это космической души, подчинена ее  силам  и  обуреваема ими человек
все же безнадежно окован,  захвачен в плен могучими слепыми силами космоса и
вместе   с  ним  обречен  корчитьсЯ  в  бессмысленных   муках,  бессмысленно
рождатьсЯ,  куда-то  стремитьсЯ   и  бесплодно  гибнуть  в   слепом  процесс
неустанного  круговорота мировой  жизни. € мы уже видели, что древние греки,
восхищаЯсь  красотой и  живою  стро ностью космического целого,  с горечью и
безысходны отчаЯнием  сознавали безнадежность, тщету и бессмысленность в нем
человеческой жизни.

     Људа бы мы  ни кинули наш взор,  с какой  бы  стороны не посмотрели  на
жизнь   -   поскольку   мы   стараемсЯ   честно   постигнуть   эмпирическое,
объективно-данное нам существо жизни - всюду  и через все мы убеждаемсЯ в ее
роковой  бео  смысленности.  Њы  видели  условиЯ  достижимости смысл  жизни:
существование  Ѓога, как абсолютного Ѓлага,  вечной †изни  и  вечного  света
€стины  и  божественность человека возможность  длЯ него приобщитьсЯ к  этой
истинной,  божественной  жизни, на ней утвердить, ею всецело  заполнить свою
собственную жизнь. Ќо мир не есть Ѓог, и его жизнь  - не божественнаЯ жизнь;
противоположное  утверждение  пантеизма может  разве  отвлеченно  соблазнить
кого-либо,  в  живом  же опыте  мы слишком Ясно  сознаем несовпадение того и
другого:  в мире царит смерть, он подчинен всеуничтожающему  потоку времени,
он полон тьмы и слепоты. € если таков мир - вправе ли мы от него, по крайней
мере, умозаключать  о существовании  Ѓога?  ‚се  попытки  человеческой мысли
<i>таким путем</i> дойти до признаниЯ Ѓога оказывались  и оказываютсЯ тщетными. Љак
бы  мы  ни восхищались стройностью  и грандиозностью мирозданиЯ,  красотой и
сложностью живых  существ в нем, как бы мы  ни  трепетали перед безмерностью
его глубины - и созерцаЯ звездное небо,  и сознаваЯ свою собственную душу, -
но одна  наличность  страданий, зла, слепоты и тленности  в нем противоречит
его божественности и не позволЯет нам  в нем, как он есть  и непосредственно
нам дан, усмотреть решающее  свидетельство наличиЯ всеведущего, всеблагого и
всемогущего  ’ворца.  Љак говорит один  проницательный современный  немецкий
религиозный мыслитель (Њакс елер): "…сли бы мы должны были от познаниЯ мира
умозаключить о существовании Ѓога, то наличие  в мире хотЯ  бы одного червЯ,
извивающегосЯ от боли, было бы уже решающим противопоказанием". ђассматриваЯ
мир, как он есть, мы неизбежно приходим в вопросе о его  первопричине или  о
действии Ѓога в нем к дилемме. Ћдно из двух: или Ѓога совсем нет, и мир есть
творение бессмысленной слепой силы, или же Ѓог, как всеблагое и  всеведующее
существо, есть,  но тогда он не всемогущ и не  есть ’ворец и  единодержавный
Џромыслитель мира.  Џервый  вывод  делает ныне господствующее мировоззрение;
второй,  более  глубокий,  по  чисто  религиозным   мотивам  был  утверждаем
гностиками и  в  новейшее  времЯ был снова сделан рЯдом мыслителей, искавших
Ѓога  на  чисто интеллектуальном  пути. Ќо и в том и  другом случае - и если
Ѓога нет,  и  если Ћн не в силах  нам помочь и нас  спасти от мир вого зла и
бессмыслиЯ -  наша  жизнь одинаково бессмыленна.  Ќо как мы  видели, даже  и
существованиЯ Ѓога  мало  длЯ обретениЯ смысла нашей  жизни: длЯ этого нужна
возможность нашего, человеческого соучастиЯ в свете  и жизни Ѓожества, нужна
вечность,  соверешеннаЯ  просветленность  и  покой  удовлетворенности  нашей
собственной, человеческой жизни. Ђ это условие - независимо от трудности его
во всех остальных  отношениЯх - абсолютно  неосуществимо,  поскольку человек
есть часть и порождение  мировой,  космической природы со  всей ее слепотой,
несовершенством и  тленностью.  „лЯ  того, чтобы  уверовать  в  достижимость
смысла  жизни,  мы  как  будто  вынуждены  отрицать  этот  бесспорный   факт
плененности  и пронизанности человека силами  природы, мы должны идти против
очевидности неотменимого факта. Ќе значит ли это,  что положительное решение
вопроса о смысле жизни, реалью обретение этого смысла  невозможно  и что  мы
обречен  лишь  бессильно  мечтать   о   нем,   Ясно  усматриваЯ   абсолютную
неосуществимость нашей мечты?

     Ѓессмысленность жизни открылась не со вчерашнег днЯ; как мы уже видели,
ее утверждала древнЯЯ мудрость пожалуй, с большей силой и Ясностью,  чем это
доступно  современному  человеку,  утратившему целостное  восприЯтие жизни и
потому  склонному  опьЯнЯтьсЯ иллюзиЯми. € все же человечество издавна имело
религиозное сознание, верило в Ѓога и возможность спасениЯ человека, и тем у
верждало   осуществимость   смысла   жизни.   …сть  ли   это   одна  простаЯ
непоследовательность,   неумение  или  боЯзнь  сделать  последний  вывод  из
неоспоримых  фактов? ’акое суждение  было  бы с  нашей  стороны поспешным  и
легкомысленным заключением.  Њы  должны, наоборот,  сами глубже вдуматьсЯ  в
дело, полнее оценить мотивы, руководЯщие религиозным сознанием человечества,
и  поставить  теперь  себе  вопрос: есть  ли  умозаключение от  эмпирической
природы мира и жизни достаточный и единственный критерий длЯ решениЯ вопроса
о смысле жизни?


     V. <i>‘ЂЊЋЋ—…‚€„ЌЋ‘’њ €‘’€ЌЌЋѓЋ Ѓ›’€џ</i>

     ђаз  поставив  этот  вопрос,  мы  тотчас же  должны  ответить  на  него
отрицательно. „ело в том, что мы просто в можем удовлетворитьсЯ утверждением
всеобщей  бессмысленности жизни, не можем - независимо от всего прочет - уже
потому,  что оно заключает  в  себе <i>внутреннее  лоп  ческое  противоречие.</i> Ђ
именно,  оно  противоречит  том  простому,  очевидному  и, именно  по  своей
очевидности обычно незамечаемому факту, что <i>мы понимаем и разум"  утверждаем
эту бессмысленность.</i> ђаз мы понимаем и pазумно утверждаем ее, значит, не все
на свете  и  не  всецело  бессмысленно;  есть,  по крайней мере  осмысленное
познание  - хотЯ бы познание одной лишь бессмысленности мирового бытиЯ.  ђаз
мы <i>Ясно видим</i> нашу  слепоту, значит,  мы все же не совсем  слепы, но в то же
времЯ и не совсем зрЯчи. ‘ущество,  абсолютно и всецело  лишенное смысла, не
могло бы сознавать свою бессмысленность.  …сли бы  мир и жизнь были сплошным
хаосом  слепых, бессмысленных  сил, то в них не нашлось бы существа, которое
это  сознавало  и  высказывало бы. Љак  утверждение  "истины не  существует"
бессмысленно, ибо  противоречиво,  так  как утверждающий  его  считает  свое
утверждение истиной и тем cамым сразу и признает, и отрицает наличие истины,
так   утверждение   совершенной   и   всеобщей   бессмысленной   жизни  само
бессмысленно,  ибо,  будучи  само актом  разумного  познаниЯ,  оно  в  своем
собственном лице ЯвлЯет факт, опровергающий его содержание.

     Ќам, конечно, ответЯт: это традиционное возражение есть пустой и жалкий
софизм,  основанный на  игре слов. “тверждаЯ бессмысленность  жизни, мы, как
это  сами выЯснили  выше,  разумеем отсутствие  в  ней  абсолютного блага  и
возможность заполнениЯ  им  нашей жизни,  мы отрицаем  существование Ѓога  и
божественность человека. —то это "отсутствие" может  быть усмотрено и понЯто
нами, это ничего не менЯет в его содержании; что утверждение бессмысленности
жизни  само есть  разумное и в этом смысле "осмысленное" познание, ничуть не
колеблет  содержание   утверждениЯ,   ибо   "смысл"  значит   здесь   просто
теоретическую обоснованность или очевидность, а  совсем не тот практический,
жизненный   смысл,  которого   мы  ищем.   Ќапротив,   наличность   <i>сознаниЯ</i>
бессмысленности  жизни  усугублЯет, а  не  умалЯет ее;  само это сознание по
своему   бессилию   и  по  своей  бесцельности  есть  свидетельство  сугубой
бессмысленности жизни; длЯ чего нужно было  в  этом слепом хаосе присутствие
человеческой  мысли, если она ничему не может помочь, не может спасти нас от
бессмысленности жизни и лишь обрекает нас на бессильные страданиЯ от нее? Ќе
есть  ли  это,  напротив, особое  и  особенное  бессмысленное издевательство
мировой судьбы над человеком -  даровать ему  духовный взор,  чтобы он видел
свое бессилие перед слепыми силами и безысходно мучилсЯ им?

     ‚  этом  возражении есть  долЯ истины. Ћна состоит в том, что разум,  в
смысле  простой  способности теоретического знаниЯ, конечно,  не  может  нас
спасти и заменить нам искомый целостный смысл жизни. Ќо не будем торопитьсЯ,
не будем  быстро  проходить  мимо самого этого факта наличиЯ  в нас разума и
ограничиватьсЯ поверхностной  его оценкой. Љак бы недостаточен он ни был сам
по себе, он есть просвет, в который мы должны внимательно всмотретьсЯ.

     €так,  мир  так  устроен, что,  будучи слепым и  бессмысленным в  своем
течении, в своих действенных силах, он, в лице  человеческого разума, вместе
с  тем пронизан лучем света, озарен <i>знанием самого себЯ.</i> ќтот  свет знаниЯ -
как бы  недостаточен ни был длЯ того,  чтобы преобразить мир и разогнать его
тьму, ибо он может  лишь видеть саму эту тьму, а не победить ее, - есть  все
же  нечто абсолютно  инородное этой тьме и вообще  всем силам и  реальностЯм
эмпирического мира.  ‡нание  не есть ни физическое столкновение реальностей,
ни  какое-либо  их  взаимодействие;  это  есть  совершенно  своеобразное,  в
терминах  эмпирической реальности неописуемое  начало, в силу которого бытие
раскрываетсЯ или озарЯетсЯ, сознает и познает себЯ. ќ' есть все же, несмотрЯ
на все  зло реального бессилиЯ, в ев ей самобытности и несравнимости великий
и  чудеснв  факт.  ‚глЯдываЯсь  в  него,  Џаскаль назвал человека  "мыспЯщим
тростником" и говорил: "…сли всЯ вселеннаЯ обрушитсЯ на менЯ и задавит менЯ,
то в это мгновенье моей гибели Я буду все же возвышатьсЯ над ней, ибо она не
будет  знать,  что  она совершает, а  Я <i>буду это знать".</i> —еловек,  ничтожный
тростник, колеблемый любым порывом ветра, слабый  росток, гибнущий от самого
легкого  воздействиЯ  на него  враждебных  мировых  сил,  -  своим  разумным
сознанием  возвышаетсЯ  над  всем  миром,  ибо обозревает его; pожденный  на
краткий миг, бессильно  уносимый быстротекущим потоком времени и  обрекаемый
им  на неминуемую смерть, он в своем сознании и познании обладает вечностью,
ибо его взор может витать над бесконечным прошлым и будущим, может познавать
вечные истины и вечную основу жизни. ‘кажут: слабое утешение - в момент свое
гибели сознавать  ее. „а, слабое  - и  все  же утешение или возможное начало
утешениЯ. €бо,  по крайней мере  в  лице  нашего  знаниЯ,  мы  уже  Явно  не
принадлежим  к  этому миру  и не подчинены его бессмысленным силам; мы имеем
соприкосновение с чем-то  иным, маленькую  точку опоры, котораЯ все  же есть
некотораЯ подлиннаЯ, неподвижнаЯ неколебимаЯ опора.

     ‚ лице нашего знаниЯ, которое Явно сверхпространственно и сверхвременно
(ибо  способно   обозревать  и  познавать  и   бесконечное  пространство,  и
бесконечное  времЯ),  мы имеем наличие  в  нас  начала иного, вечного бытиЯ,
действие в  нас (хотЯ и  замутненное  нашей  чувственной  orpаниченностью  и
слабостью)  некой сверхмирной, божественной силы. ‚ нем  открываетсЯ длЯ нас
совершенно особое  сверхъэмпирическое  и в  то же  времЯ  абсолютно очевидно
бытие - ближайшим  образом,  внутреннее бытие нас  сами?  ќто  самоочевидное
внутреннее  бытие во всем его отличие от всего внешнего,  эмпирически  извне
нам данного, впервые опознал и описал блаженный Ђвгустин. "‚ отношении <i>этого</i>
бытиЯ, - говорит он, -  нас не смущает никакаЯ возможность смешениЯ истины с
ложью.  €бо мы не  прикасаемсЯ  к нему,  как  к  тому,  что лежит  вне  нас,
каким-либо внешним чувством... Ќо вне всЯкого воображениЯ какого-либо образа
и  представлениЯ,  мне  абсолютно  очевидно,  что  Я  есмь...  ‚едь  если  Я
заблуждаюсь, то Я есмь; ибо кто  не существует, тот не может заблуждатьсЯ...
Ќо  если  мое  бытие  следует  из  того,  что  Я  заблуждаюсь,  как  могу  Я
заблуждатьсЯ в том,  что Я есмь, раз длЯ менЯ достоверно мое бытие из самого
факта,   что  Я  заблуждаюсь?  ‘ледовательно,   так   как   Я,  в   качестве
заблуждающегосЯ, был бы, даже если бы заблуждалсЯ, то вне всЯкого сомнениЯ Я
не заблуждаюсь в том, что ведаю себЯ существующим" (De C.D. 11.26). € вместе
с  этим,  столь  своеобразным  и сверхъэмпирическим,  внутренним  бытием нас
самих,   нам  непосредственно   открываетсЯ  и  нечто   еще  гораздо   более
значительное - самоочевидное и  в себе утвержденное бытие самой €стины, хотЯ
здесь лишь  в односторонней форме света теоретического знаниЯ.  ‚едь в  акте
нашего  познаниЯ  не  мы  сами  что-то  делаем,  и  не  из  нас  самих,  как
ограниченных и отдельных существ оно рождаетсЯ: мы только узнаем истину, нас
озарЯет свет знаниЯ, очевидность того, что истинно есть, независимо от того,
познаем  ли  мы его или нет, раскрываетсЯ  ли оно  нашему сознанию или  нет.
Џоэтому не наше собственное бытие, при всей его самоочевидности, есть перваЯ
и самодовлеющаЯ очевидность; оно само не раскрывалось бы нам, мы не имели бы
знаниЯ  о  нем,  если бы в самом бытии, как таковом, не  было начала ‡наниЯ,
первичного  света  €стины,  которое  во всЯком  человеческом  знании  только
озарЯет собою человеческую  душу. ќтот свет  €стины,  единый  длЯ всех,  ибо
истина одна длЯ всех, вечный, ибо истина сама не менЯетсЯ с сегоднЯшнего днЯ
на завтрашний,  а имеет силу раз и навсегда данную, и всеобъемлющий, ибо нет
ничего,  что принципиально было бы недоступно озарению знанием, как бы слабо
и ограниченно ни было человеческое знание каждого из нас - этот  свет €стины
Явно не есть  ни что-либо только человеческое,  ни даже  что-либо только  от
мира,  ни что-либо частное  и  обусловленное  вообще;  не  исчерпываЯ  собою
неизъЯснимой  полноты  и  жизненности   Ѓожества,  он  есть  …го  отблеск  и
обнаружение  в нашем  собственном сознании и бытии.  потому, вместе  с нашим
собственным  бытием и его самое  знанием, нам открываетсЯ, как его  условие,
самоочевидное и в себе утвержденное бытие самой €стины и наша утвержденность
в ней. ќто  также  отчетливо  постиг и  выразил блаженный Ђвгустин: "‚сЯкий,
постигающий,  что он сомневаетсЯ, сознает нечто истинное и уверен в том, что
он  постигает,  т.е. уверен  в чем-то истинном; итак, всЯкий  сомневающийсЯ,
есть ли  истина, имеет  в  себе  нечто истинное, в  чем он не сомневаетсЯ, а
нечто истинное  не может  бьп таковым иначе,  чем  в силу  €стины". (De vera
religione, с. 39). "€ Я сказал себе: разве €стина есть ничто, только потому,
что она не разлита ни в конечном, ни в бесконечно пространстве? € ’ы воззвал
ко мне издалека:  "„а, она есть. џ есмь сущий". €  Я  услышал, как слышат  в
сердце, и всЯкое сомнение  совершенно покинуло менЯ. ‘корее Я усомнилсЯ бы в
том, что Я вижу, чем что есть €стина" (Confes 7.10).

     ’ак, простой и неприметный факт  нашего знаниЯ  - <i>xoтЯ</i> бы лишь знаниЯ о
бессмысленности  и  тьме нашей  жизни  удостоверЯет  нас  не только в  нашем
собственном,   внутреннем   сверхъэмпирическом   бытии,   но   и   в   бытии
божественного, вечного и всеобъемлющего, сверхмирного начала €стины, хотЯ бы
лишь  как  света чистого  знаниЯ. ЋтдаваЯ себе отчет в факте знаниЯ  и в его
природе,  мы впервые  oткрываем,  нарЯду с  эмпирическим  предметным  миром,
наличие  иного, абсолютного бытиЯ - хотЯ лишь  в первых его  неЯсных и самых
общих очертаниЯх - и  нашу непосредственную, исконную принадлежность к нему.
Ђ  этим открываютсЯ  новые перспективы в  вопросе  о  смысле жизни.  Љак  бы
тЯгостна нам  ни была  бессмысленность всей  эмпирической  жизни, как  бы ни
затруднЯла  она  нас в  поисках смысла  жизни,  мы  впервые  теперь начинаем
понимать, что мы искали этот смысл не там, где есть вообще надежда его найти
и что этой темной и хаотической  областью совсем не исчерпываетсЯ бытие:  мы
оставили еще необследованным тот первичный, более глубокий его слой, который
дан нам в лице нашего собственного, непосредственно в  нас обнаруживающегосЯ
внутреннего бытиЯ и в лице тех последних, абсолютных  глубин,  к которым  мы
прикаса