ве справедливые слова о божественной
смерти? ‚едь не с чувственною любовью пришла к умирающему плачущаЯ  девушка,
да и  его собственнаЯ прежнЯЯ любовь к ней не  была же  только чувственною,-
иначе  какой же  бы  он  был герой и  "избранник"! Ќо допускаЯ  даже, что по
каким-нибудь  неведомым причинам он не мог  сохранить человеческих  чувств к
этой женщине, он должен был проЯвить такие чувства к кому-нибудь другому. Ќо
мы видим  только настойчивые указаниЯ на его полное бесчувствие и равнодушие
ко всем и ко  всему, безусловное отсутствие всЯких признаков любви к кому бы
то ни было,- странный способ готовитьсЯ к вступлению в чертог _всех любЯщего
бога_.  Ћчевидно,  этот  чертог  здесь ни  к  селу  ни к  городу.  „оведЯ  в
"ђассвете" свое буддийское настроение до Ясного сознаниЯ, сказавши последнее
слово  своего отрицательного  жизнепониманиЯ,  наш автор сам испугалсЯ этого
слова и сделал в заключение

     85

     маленькую  вставку, прЯмо  противоречащую  всему остальному.  ќтот едва
заметный  диссонанс не  мешает  поэме "ђассвет" быть в нашей  поэзии крайним
воплощением   взглЯда,   хотЯ   ложного  и   несостоЯтельного,  но  имеющего
определенное значение и с  разных  сторон  и  в  разных формах овладевающего
современным сознанием.  € в этом отношении она заслуживает полного вниманиЯ,
не говорЯ уже  о  прекрасном, большею  частью,  стихе и  о таких  мастерских
картинках природы  и  жизни, как  описание  раннего  утра в дороге или сцена
дуэли.

     VIII

     •отЯ  гр.  Љутузов  нашел  нужным,  как мы видели, прикрыть  буддийскую
наготу  своего  пессимизма истрепанным  листком из христианского катехизиса,
однако ни на какие дальнейшие злоупотреблениЯ  в этом смысле  он не решилсЯ,
что  делает  большую  честь его  поэтической  искренности. ‘ другой стороны,
после апофеоза бесчувствиЯ и смерти как высшего откровениЯ истины дальнейшее
творчество в том  же  направлении логически и психологически невозможно  длЯ
нашего поэта. Њежду тем его талант в  отношении формы нисколько не падает, а
по-видимому  способен  еще к усовершенствованию; но  к несчастию, содержание
отсутствует,- сказать больше нечего.
     Љроме  нескольких  мелких  стихотворений,  гр.  Љутузов  написал  после
"ђассвета"  только одну  небольшую  лирическую  поэму-"‚  тумане"  {12}.  Џо
содержанию  здесь  не  только   нет  ничего  нового,  но   она  представлЯет
возвращение  далеко  назад, к  мотиву первой  большой  поэмы нашего  автора-
"‘тарые речи": иллюзиЯ и крушение незаконной любви. Ћднако, несмотрЯ  на то,
что  сюжет  здесь  -  только  туманное  отражение  чего-то давно  минувшего,
пережитого, в этой  пьесе (поЯвившейсЯ,  впрочем,  уже более десЯти лет тому
назад,  через год  после  "ђассвета") чувствуетсЯ как  будто более  глубокий
лиризм, более смелый  порыв  вдохновениЯ,  чем  в  других  произведениЯх гр.
Љутузова, а стих местами  достигает  редкой  красоты.  Џриведу с  некоторыми
пропусками конец этой поэмы:

     Њы жадно слушаем, объЯты чуткой тьмой,
     Љак струйка быстрых вод лепечет за кормой -
     ...............................................
     Ђ месЯц между тем встает над взморьем сонным.
     ‘веркаЯ, движетсЯ без волн равнина вод.

     86

     ‚дали - одетые туманом озаренным -
     —уть видны берега; все тихо; ночь плывет
     Џрозрачным сумраком меж небом и водами;
     Ђ мы друг другу лишь внимаем и молчим...
     ‘ловами бледными, ненужными словами
     Ќемую песнь любви прервать мы не хотим.
     Ѓез звуков песнь слышна, без слов она понЯтна,
     …е ни заглушить нельзЯ, ни превозмочь.
     ђожденнаЯ в душе, свободно, безвозвратно,
     Ћна, крылатаЯ, летит в немую ночь;
     ‘кользит по глади вод под лунными лучами,
     Ћбъемлет дальний круг туманных берегов,
     ‘ земли несетсЯ ввысь, дрожит под небесами
     € тонет в голубой отчизне звезд и снов.
     € беззаботные над дремлющею бездной,
     ‡абыв минувшие и будущие дни,
     “единенные в чертоге ночи звездной,
     Њы дышим, мы живем, мы царствуем одни!
     Ќо чу!.. Љак бы извне, из мира нам чужого
     Љакой-то странный шум, какой-то мерный стук,
     Љак поступь злой судьбы средь сумрака ночного,
     Ќарушив тишину, доноситсЯ нам вдруг.
     ’о весел по воде тЯжелые удары,
     ’о плеск за нами вслед стремЯщейсЯ ладьи -

     а  в ладье, как  и следовало ожидать,  помещаетсЯ  воплощение жестокого
рока - "ревнивец старый":

     Ћн видит - ив глаза с враждой непримиримой
     Ќам пристально глЯдит, презрителен и нем.

     ‘ обычным ему художественным тактом наш поэт не описывает последовавшей
между  двумЯ  лодками  катастрофы,  котораЯ, очевидно, мало  гармонировала с
поэтическою  обстановкою, и прЯмо переходит  к чудесному, в отношении стиха,
заключению:

     џ помню краткое, последнее свиданье,
     Џрерывистую речь, недвижный грустный взор;
     ‚ нем виделось любви прощальное мерцанье,
     ђазвЯзки роковой покорное признанье,
     Ѓезумству краткому конечный приговор!
     „авно ль та ночь была? „авно ль та песнь звучала
     Џобедной радостью? - но, горечи полно,
     ђаздумье бледное теперь нам отвечало:
     - „авно!
     “жель всему конец? “жель пред злою силой,-
     ‘лепой - как смерти мрак, случайной - как волна,-
     „олжна смиритьсЯ страсть? - сознанье говорило:
     - „олжна!
     €, как дитЯ, упав пред милой на колени,
     џ плакал, Я молил: бежим в далекий край!
     Ќо взор ее твердил на все мольбы и пени:
     - Џрощай!

     87

     € мы рассталисЯ... € долго, как в пустыне,
     Џо свету, одинок, блуждал Я... ‚ешний сон
     Ѓезвременно померк, угас... _‡ачем_ же ныне
     ‘квозь сумрак и туман мне вновь ЯвилсЯ он?
     _‡ачем_ в груди моей так больно и так сладко
     ‚друг сердце сжалосЯ, услышав песнь любви,
     € с тайным трепетом Я в тьме слежу украдкой
     Ќеуловимый бег невидимой ладьи?

     "‡ачем?" - спрашивает  наш  поэт,  и  этим вопросом  заканчиваетсЯ  все
собрание  его сочинений.  …сли "зачем" заменить "почему", то ответ,  кажетсЯ
нам, Ясен. Џотому,  конечно, что в  самой неудачной и нелепой любви все-таки
больше смысла и правды,  чем в  самой удачной смерти и  в самом великолепном
бездушии.

     IX

     ‚  начале того же, второго, тома сочинений гр. Љутузова помещены четыре
произведениЯ более раннего периода, содержание которых вполне  гармонирует с
унылым  пессимистическим  жизнепониманием,   нашедшим   свое   окончательное
выражение  в "ђассвете". ‚ рассказе "ѓашиш" {13} изображаетсЯ "туркестанец",
который  от "ужаса жизни"  и  от  "противного сора противной земли"  находит
единственное убежище в галлюцинациЯх, производимых отравой:

     Џрощай... но если бы удары
     ‘удьбы жестокой на тебЯ
     Ћбрушились и жизнь твоЯ
     Ќежданным горем омрачилась,
     Џрипомни, что со мной случилось...
     Ђлла могуч - гашиша дым
     „лЯ счастьЯ нищих создан им.

     Ќо если  полудикий туркестанец от  жизненной тоски  не  находит другого
прибежища,  кроме гашиша, то  и  образованному русскому,  пожалуй,  придетсЯ
искать  спасениЯ в чем-нибудь подобном: так выходит,  по крайней мере,  если
согласитьсЯ с изображением нашей жизни в отрывке "‘кука" (1875 года):

     € мрак, и сон - терпеньЯ нет!
     ................................

     Џод вечер, сладостно зеваЯ,
     Њы завтра ничего не ждем,
     € скука - скука роковаЯ
     Ћдна над всем царит кругом!

     88

     Ђвтор, который через семь  лет напишет вполне серьезно  апофеоз смерти,
теперь дает  полусерьезный, полуиронический  апофеоз скуки. „олжно заметить,
что  дар иронии и сатиры свойствен нашему поэту  в очень  слабой степени,  и
читатель готов видеть подлинное выражение его настроениЯ в следующих стихах:

     ‚сепобеждающаЯ скука,
     ’ы стала общей госпожой!
     Џлач совести, сомнений мука -
     „авно покорены тобой.
     ‚ тебе одной всЯ правда ныне;
     ’ы - жизни цель и идеал (?) -
     Ћбъемлешь, как самум в пустыне,
     € топишь, как девЯтый вал!
     .............................
     ‘вЯщенным трепетом объЯта
     ЊоЯ душа перед тобой -
     џ верный раб отныне твой.

     Ћписавши царство скуки в столичной гостиной, поэт переноситсЯ мечтою  в
деревню, к мужикам. Ќо и там опЯть скука, хотЯ "инаЯ":

     џ слышал вьюги завыванье
     ‚округ пустынных деревень,
     џ видел томное мерцанье
     ‹учин сквозь ночи зимней тень;
     •олмы и горы снеговые,
     Њороз, метель и мрак кругом,
     „а лица _хмурые, худые_
     ‚ убогих хатах пред огнем...
     ‚от с тЯжкою борЯсь дремотой,
     ‘огнулась баба над работой.
     ‚еретено ее жужжит,
     _’оску-печаль_ наводит _злую_.
     Њужик _угрюмо_ чинит сбрую,
     ‚ качалке детище кричит.
     Џолзут часы труда и скуки
     ‚ молчанье _мертвом_, в дымной мгле,
     Ќо вот и ужин на столе
     џвилсЯ; трудовые руки
     ‚зЯлись за ложки... хлеб, вода,
     ..............................
     Љвас кислый - ужин хоть куда...
     € вновь безмолвье, треск лучины,
     _„окучный_ шум веретена,
     Џокой _беспомощной кручины_,
     ‘тенанье ветра у окна,
     Њороз и вьюга над полЯми,
     ‹уна средь дымных облаков,
     € на дворах за воротами
     _“нылый_ лай _голодных_ псов...

     89

     џ полагаю, что жизнь крестьЯн вообще достаточно бедственна сама по себе
и   что  нет   никакой  надобности  еще  наводить  на   нее  мрачную  краску
субъективного характера. Џочему шум веретена вызывает непременно злую тоску?
Џочему мужики и бабы  неуклонно  пребывают  в мертвом молчании? Ћтносительно
баб это вполне неправдоподобно, да и мужики, если  не ошибаюсь, весьма часто
нарушают  безмолвие  более  или менее крепкими словами, свидетельствующими о
некоторой бодрости духа.  ‹ица у них также бывают  всЯкие, а не  одни только
хмурые и  угрюмые. џ думаю даже,  что  и собаки деревенские не всегда бывают
голодны и лают не всегда уныло, а иногда,  напротив,  с остервенением. Љонец
отрывка    с   полною    Ясностью    показывает,    что    причина    такого
преувеличенно-мрачного   взглЯда  находитсЯ   не  в  природе  вещей,   а   в
болезненно-желчном  настроении  автора.  Љогда светскаЯ  хозЯйка просит  его
написать  ей  в альбом  что-нибудь смешное, он  вдруг приходит  в совершенно
несогласное с обстоЯтельствами дела ожесточение:

     € злобой тайной вдохновенный,
     Ђльбом Я в руки смело взЯл
     € в нем красавице надменной
     †еланьЯ сердца написал:
     "‘кучай - ты создана длЯ скуки;
     ’ебе иного дела нет.
     ‹омай и голову и руки (?) -
     ’ебе на все один ответ.
     .............................
     ‘кучай! - ‘ рожденьЯ до могилы
     ‘удьбою путь начертан твой:
     Џо капле ты истратишь силы,
     Џотом умрешь... € бог с тобой!"

     ‡а что же это, однако? —ем виновата эта беднаЯ дама, если, как видно из
всего  предыдущего, поэт  ни в ком и ни в чем, ни вне себЯ, ни в себе самом,
не находит ничего, кроме скуки?
     Ќасколько  эта идеЯ  скуки не  случайна, а укоренилась в  настроении  и
сознании  автора,  видно из того, что с  нее же начинаетсЯ и следующаЯ пьеса
"‘тарики" {14}, написаннаЯ, однако, через два года после предыдущей.

     Ѓыл долгий мир; мол _было скучно_;
     „ремали мы в тоске немой,
     _‘квозь сон внимаЯ равнодушно_
     …вропы шум _длЯ нас чужой_.

     Ѓыть может, если бы этот  шум …вропы,- поднимаемый  ведь не из-за одних
низших страстей и интересов, но также

     90

     и из-за  высших принципов и  идей,- не  был  длЯ нас таким  чужим, то и
скучать нам  было бы  некогда; как  бы то  ни было,  нашлось другое средство
против скуки - война.  ’акое  лекарство, однако, кажетсЯ  нашему поэту  хуже
самой болезни, и на этот раз он, конечно, прав:

     Ќо бранный призрак дик и страшен;
     ‚округ него проклЯтьЯ, стон.
     Љак хищник, кровью мерзких брашен
     “питан и обрызган он.

     Ђвтор хочет  показать ужас войны, представлЯЯ его отражение в маленьком
уголку мирной жизни. ‘южет рассказа - трагический конец современных ЂфанасиЯ
€вановича и  Џульхерии €вановны {15}: он, отставной военный,  воспламенЯетсЯ
бранным пылом, идет на  турка и погибает в сражении; она  не переносит этого
горЯ и умирает под шум народных ликований по случаю взЯтиЯ Џлевны {16}.

     ‚ыл вечер. Џлошек красный свет
     ‘квозь дым пылал перед домами;
     Ќарод по улицам толпами
     Ѓродил всю ночь, и до утра
     ѓремели песни и "ура"!
     “ра, ура! - и вдруг в полночи
     ‘таруху пробудил тот крик;
     Џрислушалась, открыла очи...
     "ЂнисьЯ", прошептал Язык,
     "—то там такое?" - "Џлевну взЯли",
     ЂнисьЯ соннаЯ в ответ
     Џробормотала. ‘транный свет
     Њерцал пред окнами; звучали
     ‹ихие песни, смех - и вот
     ‚оскресло в голове сознанье...
     “бит! раздалосЯ стенанье;
     “ра! в ответ кричал народ.

     Љроме  этого  прекрасного  заключениЯ,  весь рассказ,  при  симпатичном
замысле, довольно слаб в художественном отношении.
     …сли в современной жизни поэт видит только или скуку, или ужас, то едва
ли найдет он  что-нибудь  хорошее  в истории. ѓр.  Љутузов  нашел  в ней длЯ
своего творчества  только один сюжет -  смерть  ‘вЯтополка ЋкаЯнного.  ќто -
интереснаЯ   попытка   представить   в   художественной   форме   психологию
преступника, показать, как совершенное злодеЯние объективируетсЯ, становитсЯ
внешнею силою,  котораЯ  толкает  к новым преступлениЯм.  ’ем  не  менее мне
кажетсЯ непозволительным приписывать историческому лицу, хотЯ бы даже

     91

     окаЯнному, такие преступлениЯ, каких  он не совершал, особенно же  если
их и  вовсе невозможно  было  совершить. ѓр.  Љутузов в своей  драматической
сцене  заставлЯет ‘вЯтополка  убивать схимонаха ‚арфоломеЯ, причем выводитсЯ
также старец €ринарх, строитель скита пустынножителей.  ‚се это принадлежит,
очевидно,  к монашеству греко-восточному.  Њежду  тем  действие происходит в
1019  г. в пограничной  местности между Џольшей и Ѓогемией, т.  е. в ‘илезии
или в Њоравии, а  в  этих странах  восточное  монашество,  если бы  и успело
поЯвитьсЯ  со всеми своими особенностЯми  в  краткое  времЯ епископства  св.
ЊефодиЯ (в  IX-м веке),  то во  всЯком случае к  началу XI века давным-давно
исчезло {17}.
     ќто, конечно, мелочь. ‹юбопытно не то, что автор произвольно и неудачно
усугубил   окаЯнство   своего  героЯ,  а  то,   что   он   во  всей  истории
заинтересовалсЯ только  одним  этим окаЯнным. ’акой выбор мрачного злодеЯ  в
качестве  единственного  исторического сюжета  кажетсЯ  мне не случайным: он
находитсЯ  в  свЯзи  -  вероЯтно, невольной и несознанной - с господствующим
миросозерцанием нашего поэта и  с его взглЯдом на историю.  ЏризнаваЯ  жизнь
бессмыслицей, он в историческом движении человечества видит не только "чужой
шум",  "лести  звук  пустой"  и  "праздных  слов  игру",  но  даже  какое-то
злодеЯние.  Ћсновной  мотив  исторического  прогресса  есть  покорение дикой
природы человеческим  духом. Ќо именно это  кажетсЯ поэту  чем-то греховным,
заслуживающим  кары   и  получающим  ее.   ’акаЯ  идеЯ,  согласнаЯ  с  общим
пессимизмом  гр.   Љутузова,  вдохновила   его  поэтическую   сказку  "‹ес",
содержание которой  он  нашел в прозе Ђ. „одэ,  но  взЯл по праву как свое и
претворил в прекрасные стихи {18}.

     …сть берег чудесный - морскаЯ волна,
     Љ нему подбегаЯ, смолкает;
     ’ам силы дремучей и тени полна,
     Љругом вековаЯ царит тишина,
     ’ам лес-богатырь почивает.
     Ћн дремлет, и грезит, и шепчет сквозь сон.
     ‚олшебен и странен тот шепот,
     Љак темнаЯ молвь стародавних времен,
     Љак дального веча торжественный звон,
     Љак морЯ безбрежного ропот.

     ‚  это дремучее царство дикой природы пришли люди, после упорной борьбы
с лесом одолели его, выжгли себе место и построили город.

     92

     ’о было уж поздней осенней порой,
     € лес их оставил в покое.
     ѓордилисЯ люди победой такой
     € славили мудрость свою... но весной
     ‚новь горе постигло их злое.

     ‹ес ожил, набралсЯ дикой силы и задавил человеческую культуру.
     € скоро не стало дворцов, площадей,

     Џроездов и улиц широких.
     ‚се скрылось во мраке мохнатых ветвей,
     ‹ишь крики, проклЯтьЯ и стоны людей
     ЌосилисЯ в дебрЯх глубоких!
     ‚се реже и глуше звучали они,
     „еревьЯ сплетались все гуще;
     ‚ вершинах, как _в добрые старые дни_,
     Џернатые хором запели в тени,
     Ђ лес разрасталсЯ все пуще!
     ‘вершилось! - ‚ живых ни единой души
     Ќа месте борьбы не осталось,
     € вновь все заснуло средь мертвой тиши;
     ‹юдей поЯвленье в чудесной глуши
     Љак сон мимолетный промчалось!
     € ныне, как прежде, морскаЯ волна
     Ѓлиз тех берегов умолкает,
     ѓде, силы дремучей и тени полна,
     Љругом вековаЯ царит тишина,
     ѓде лес-богатырь почивает.

     ‘очувствие поэта диким силам природы, беспощадно истреблЯющим не только
дела  человеческие,  но и  самих людей,-  довольно  характерно.  Џускай  это
сказка; но  ведь  было  действительно времЯ,  когда не только  тот неведомый
берег, но  и весь  земной  шар был покрыт  сплошными дремучими  лесами.  „лЯ
поЯвлениЯ  и развитиЯ человеческой жизни необходимо  было восстание и борьба
против этого дикого царства, т. е. преступление de  lese - nature* - с точки
зрениЯ  нашего поэта, который, чтоб  быть последовательным, должен желать  и
этому всемирно-историческому преступлению такой же  кары и  такого же конца,
какие описаны в его сказке.

     X

     ‘клонный  субъективно к отрицательному буддийскому  взглЯду  на  мир  и
жизнь,  поэт,  естественно,  и  в  предметах  своего  творчества  находит  и
представлЯет только подтвер-
     ____________
     * Ћскорбление природы (фр.).- ђед.

     93

     ждение этого взглЯда. ‚се существующее действует на него особенно своею
отрицательною стороною. †изнь есть  бессмысленнаЯ  тоска,  от которой чуждаЯ
нам  …вропа находит  развлечение в ненужном шуме  так называемых вопросов, а
более  близкаЯ ЂзиЯ - в гашише; в самой ђоссии  царит ничем неодолимаЯ, лишь
мгновенно  прерываемаЯ  ужасами  войны  скука  -  скука  сытаЯ  в  столичном
обществе, скука голоднаЯ - у деревенского люда; такова современность; - поэт
с  отвращением  отводит  от  нее  взор,  устремлЯет его  в  глубь  времен  и
усматривает там... ‘вЯтополка  ЋкаЯнного.  Џоложение  поистине  безвыходное,
напоминающее старинную прибаутку:  в  воде  черти, в  земле  черви, во  бору
сучки, на Њоскве крючки.
     Љак  хорошо, что  художественное творчество,  даже  у поэтов не  чуждых
размышлениЯ, как гр. Љутузов, не определЯетсЯ, однако, всецело общим складом
их   мысли  или   их   основным   настроением,-   как  хорошо,   что   поэты
непоследовательны. …сли  бы гр.  Љутузов был всегда и  во всем верен  своему
буддийскому взглЯду, то его стихи служили  бы только к наглЯдному  доведению
до абсурда известного ложного жизнепониманиЯ. Љ счастию, он, по крайней мере
в   молодые  годы,  писал  нередко   в  силу  непосредственного  вдохновениЯ
элементарными  жизненными  мотивами  и  впечатлениЯми,  откуда  вышло  много
прекрасных лирических и  описательных мест в его поэме и несколько отдельных
стихотворений несомненного достоинства.
     Ћсновные  мотивы  чистой  лирики -  любовь  и  природа. ‚ этой  области
современному русскому поэту приходитсЯ соперничать с ’ютчевым и ”етом. Ќо не
останавливаЯсь на  таких предрешающих сравнениЯх,  мы  можем отметить у  гр.
Љутузова несколько очень милых стихотворений,  более  или  менее оригинально
варьирующих две вековечные лирические темы {19}. ‚от, например:

     Џрошумели весенние воды,
     ‡агремели веселые грозы,
     ‚ одеЯньЯх воскресшей природы
     ђасцвели гиацинты и розы.
     Џронеслись от далеких поморий
     Џерелетные певчие птицы;
     ‚ небесах светлоокие зори
     ‚о всю ночь не смыкают зеницы.
     Ќо и в бледной тиши их сиЯний
     ‚нЯтен жизни таинственный лепет,
     ‚нЯтны звуки незримых лобзаний
     € любви торжествующий трепет.

     94

     „ве заключительные строфы Я  пропускаю, что мог  бы с успехом сделать и
сам  автор.  ‚ообще   в   лирическом  стихотворении  если  есть  возможность
остановитьсЯ на третьей  строфе, то непременно  нужно этим пользоватьсЯ, как
это и сделал наш поэт, например, в стихотворении "‘нилось мне утро лазурное,
чистое".  џ думаю, что и  лучшее стихотворение гр. Љутузова в этом роде: "Ќе
смолкай,  говори"  только  выиграло  бы,  если  бы  из  пЯти  строф оставить
следующие три:

     Ќе смолкай, говори... ‚ ласке речи твоей,
     ‚ беззаветном веселье свиданьЯ,
     Џринесла мне с собою ты свежесть полей
     € цветов благовонных лобзаньЯ.
     .................................
     Ќи движеньЯ, ни звука вокруг, ни души!
     ЃеспредметнаЯ даль пред очами,
     Њы с тобою вдвоем в полутьме и тиши,
     Џод лазурью, луной и звездами.
     ...............................
     ‚ беспредельном молчанье теней и лучей
     епчешь ты про любовь и участье...
     Ќе смолкай, говори... ‚ ласке речи твоей
     Њне звучит беспредельное счастье.

     Џоэзиею ”ета навеЯны следующие стихи, посвЯщенные этому поэту:

     ‘ловно говор листвы, словно лепет ручьЯ,
     ‚ душу веет прохладою песнЯ твоЯ;
     ‚се внимал бы, как струйки дрожат и звучат,
     ‚се впивал бы листов и цветов аромат,
     ‚се молчал бы, поникнув, чтоб долго вокруг
     ’олько песни блуждал торжествующий звук,
     —тоб на ласку его, на призыв и привет
     ’олько сердце б томилось и билось в ответ.

     Џри отрицательном взглЯде гр. Љутузова на жизнь как на бессмыслицу и на
исторический прогресс как  на злодеЯние, нельзЯ  ожидать найти в  его поэзии
так  называемых  гражданских мотивов. Џо счастливой  непоследовательности, в
его  сборник  попало,  однако,  одно  прекрасное стихотворение,  посвЯщенное
свободе слова:

     „лЯ битвы честной и суровой
     ‘ неправдой, злобою и тьмой
     Њне бог дал мысль, мне бог дал слово,
     ‘вой мощный стЯг, свой меч свЯтой.
     џ их принЯл из божьей длани,
     Љак жизни дар, как солнца свет -
     € пусть в пылу на поле брани

     95

     Ќарушу Я любви завет,
     Џусть, правый путь во тьме терЯЯ,
     џ грех свершу, как блудный сын,-
     ѓосподен суд не упреждаЯ,
     „а не коснетсЯ власть земнаЯ
     ’ого, в чем властен бог един!
     „а,- наложить на разум цепи
     € слово может умертвить
     ‹ишь тот, кто властен вихрю в степи
     € грому в небе запретить!

     ќто стихотворение и по мысли, и по тону, и по фактуре весьма напоминает
некоторые лирические пьесы гр. Ђ. ’олстого,  а также одно  место в его поэме
"€оанн „амаскин", которое начинаетсЯ стихами:

     Ќад вольной мыслью богу не угодны
     Ќасилие и гнет,
     Ћна - в душе рожденнаЯ свободно -
     ‚ оковах не умрет...{20}

     ЏрЯмое  ли это подражание  или невольное  совпадение, оно нисколько  не
уменьшает внутреннего достоинства этих стихов гр. Љутузова.
     ЉажетсЯ, Я указал  в  сборнике  нашего поэта все,  что ограничивает мое
суждение  об основном характере его поэзии,  но  должен признатьсЯ, что  и в
мелких   лирических   стихотворениЯх  его  гораздо  больше  таких,   которые
_подтверждают_  это  мое  суждение,  т.  е.  выражают  то  самое  буддийское
настроение,  последнее слово которого сказано в поэме  "ђассвет". ‚от уже  с
самого начала:

     ’айный полет за мгновеньем мгновеньЯ,
     ‚зор неподвижный на счастье далекое,
     Њного сомнениЯ, много терпениЯ,-
     _‚от она, ночь моЯ, ночь одинокаЯ_!

     ‚  стихотворении   "Џоэту",   автор,  перечисливши  все,   чем   красна
человеческаЯ жизнь, заключает так:

     Ќо сон тот мчитсЯ прочь, сверкнув во тьме улыбкой,
     _€ Я прощаюсЯ с мгновенною ошибкой_,
     ‚новь одиночеством и холодом объЯт.
     џ знаю, не прервет _бесстрастного_ раздумьЯ
     Ќи лепет в тишине бегущего ручьЯ,
     Ќи радостный порыв счастливого безумьЯ,
     Ќи поцелуй любви, ни песнЯ соловьЯ.

     Ђвтор постоЯнно возвращаетсЯ к этому мотиву безнадежного разочарованиЯ:

     96

     ...любуЯсь красотой,
     Џо сторонам бесстрастно взор блуждает,
     € счастлив он окрестной пустотой,
     € ничего от тьмы не ожидает.
     Ѓезлюдье, тишь, спокойствие и лень,
     ’аинственный полет полночной птицы,
     ‚дали сквозь туч безгромные зарницы,
     ‚ природе и в душе ночнаЯ тень.

     ђазочаровавшись  в красоте  внешней  и внутренней, автор,  естественно,
терЯет веру и в свое собственное поэтическое призвание:

     Ћтчего ж ты обманула, бурЯ,
     Ћбернулась в _серое ненастье_,
     € стою Я, голову понурЯ,
     Ћ мелькнувшем поминаЯ счастье.
     —то ты, ветер, плачешь и гулЯешь,
     ‘ловно пьЯный в божье воскресенье,
     Ќе по мне ль поминки ты справлЯешь,
     Ќе мое ль хоронишь вдохновенье!

     Џри миросозерцании автора длЯ вдохновениЯ нет предмета:

     ‡ачем кипит в груди негодованье,
     ‡ачем глаза горючих слез полны,
     Љогда уста на мертвое молчанье,
     Љогда мечты на смерть обречены!
     ‡ачем в крови струитсЯ жизни сила,
     Љогда вовек ей не стЯжать побед,
     ‡ачем ладьЯ, когда в ней нет ветрила,
     ‡ачем вопрос, когда ответа нет!..

     ‚о  внешней природе  гр.  Љутузов  вдохновлЯетсЯ  главным образом  теми
сторонами,  которые  отвечают его общему мрачному настроению. ‚ этой области
он в особенности певец ночи, как в мире человеческом он воспевает смерть.
     ‚от одно из многих ночных стихотворений гр. Љутузова:

     ѓлаз бессонных не смыкаЯ,
     џ внимал, как сердце ныло,
     Љак, всю ночь не умолкаЯ,
     ‚ьюги стон звучал уныло,
     Љак с тревогою участьЯ
     Ќочь в окно ко мне стучалась,
     Љак душа с обманом счастьЯ
     € боролась, и прощалась.

     ‚ременнаЯ   ночь  привлекательна  длЯ  нашего  поэта,  потому  что  она
напоминает ему вечную ночь могилы:

     ѓаснет дух, слабеют силы,
     †изнь ненастьЯ холодней,-
     “ж не краше ль ночь могилы
     ќтих мрака полных дней?

     97

     ЏрЯмому   культу  смерти,  кроме  "ђассвета",   посвЯщено  и  несколько
лирических стихотворений, из которых приведу одно - "‚стреча Ќового года":

     ‚ином наполнены бокалы,
     ‘молкают речи, полночь бьет,
     € вот как с пальмы лист увЯлый
     Ћтпал прожитый, старый год.
     Ќа миг перед живым участьем
     ‘мирилась власть враждебной тьмы,
     € с новым годом, с новым счастьем
     Џоздравили друг друга мы.
     Ќо мне какой-то голос странный
     ‚друг прошептал привет иной,
     Џривет таинственный, нежданный,
     Ќеслыханный дотоле мной.
     € Я взглЯнул:- в красе бесстрастной,
     ‘веркаЯ вечной белизной,
     €здалека, с улыбкой Ясной,
     Њне ‘мерть кивала головой.

     ЏоклонЯЯсь смерти, гр. Љутузов  иногда  по  старой памЯти  христианских
слов говорит о ней,  как о  переходе к иной, высшей форме бытиЯ, но  большею
частью,  верный  своему общему  буддийскому  миросозерцанию, он видит  в ней
безусловный конец всЯкого бытиЯ, сон без сновидений и без пробужденьЯ:

     Ќадо мной раскинешь ты свой полог,-
     Џолог тот, как ночь, широк и чуден,-
     џ усну, и будет сон мой долог.
     Ѓудет долог, тих и непробуден.

     ЏридЯ к обоготворению смерти, почему же, однако, гр. Љутузов продолжает
жить?
     …динственно  только  по малодушию,-  отвечает  он сам в  стихотворении:
"‘виданье со смертью", весьма  напоминающем  известную  басню: "ЉрестьЯнин и
смерть" {21}:

     Ћна ко мне пришла и постучалась в дверь,
     € Я узнал тот стук, но с холодом испуга -
     "Ћ, знаю,- Я сказал,- Я звал тебЯ, как друга,
     € не страшусь тебЯ - приди, но не теперь".

     ‘мерть оказываетсЯ очень покладистой:

     ...и дверь приотворив,
     Ћна кивнула мне с упреком головою,
     € было много так печали и любви
     ‚ слетевшем с уст ее участливом: "†иви!"

     98

     XI

     …сли не  ошибаюсь,  стихотворениЯ гр. Љутузова, несмотрЯ на заслуженную
известность  автора, не  подвергались еще обстоЯтельной  критике; а потому Я
считаю  не  лишним дополнить свой разбор несколькими  замечаниЯми касательно
формы и  внешней  технической стороны. ‘тих  нашего  поэта,  вообще  Ясный и
простой, свободный  и изЯщный, лишен большею  частью сжатой, сосредоточенной
силы и широкого размаха. ќто,  конечно, недостаток  едва ли устранимый, да в
настоЯщую эпоху, пожалуй,  приходитсЯ  считать его  достоинством. ‚о  всЯком
случае самое слабое и расплывчатое стихотворение нашего автора имеет гораздо
более  общего  с  истинною  поэзиею,  нежели  такое,  например,  размашистое
произведение новейшего декадентства:

     Љак ужасно воют черные собаки
     Ќа дворе сегоднЯ! Љак ненастна ночь!
     ............................
     Љак тревожна ночь и как ужасна мука!
     Ќо безмолвен Я, лишь ропщет темнота
     €, окаменевши, не рождает звука,-
     Ћт рыданий грудь, от жалобы уста.
     „огораЯ, гаснут трепетные свечи...
     Ќочь повита крепом, _мысль как ночь темна_..{22}
     ........................

     •отЯ, кроме  последнего, совершенно справедливого заЯвлениЯ, все прочее
здесь представлЯет  лишь продукт смешениЯ двух различных понЯтий:  поэзии  и
чепухи, с заменой первого вторым,- однако  такое  стихотворение не есть ныне
что-нибудь  исключительное, а представлЯет целый  _род_  литературы, который
все более  и более становитсЯ господствующим  у  нас,  как и во ”ранции. ѓр.
Љутузов совершенно  уберегсЯ от  указанного смешениЯ понЯтий, что составлЯет
его несомненную заслугу. Ќо если лирическое  одушевление, чтобы оставатьсЯ в
пределах поэзии,  никогда не должно  переходить  в  бессвЯзный  бред,  то, с
другой стороны,  трезвость и  Ясность мысли никак не должна доходить у поэта
до  прозаизмов. ‚  этот грех  случаетсЯ  иногда впадать  нашему автору. ’ак,
напр., он сообщает нам (в  стихотворении на открытие памЯтника Џушкину), что
русский народ вспомнил,-

     —то у него великий есть поэт,
     € захотел он вновь перед собою
     …го могучий образ воскресить,

     99

     Џочтить певца бессмертною хвалою,
     …го вознесть высоко над толпою
     _€ памЯтник ему соорудить_.

     Џоследнее сведение было бы лишним даже в прозе, а в  стихах  и подавно.
’ут же говоритсЯ, что -

     _Љрасы, добра и правды идеалы_
     Ѓлеснули вновь, как утра чистый свет.

     ’акаЯ  полнота  отвлеченных  подлежащих   допустима   только  в  прозе.
—истейшею прозою начинаетсЯ послание к Ђ. Ќ. Њайкову по случаю получениЯ  им
пушкинской премии:

     “читель дорогой! ‘ сердечною отрадой
     ’ебЯ приветствую.- Љо мне примчалась весть:
     "„ва мира" почтены достойною наградой,
     € славный их певец принЯл хвалу и честь.

     „ругого  рода  прозаичностью   поражают  следующие  стихи,   касающиесЯ
русско-турецкой войны:

     € ночь тиха была, и месЯц, _беспристрастно_
     Ќа праведных и злых взираЯ с высоты,-
     "_Ќе полно ль убивать друг друга вам напрасно?_"
     ептал с _улыбкою добра и красоты_.

     Ѓеспристрастие месЯца  к  воюющим  сторонам  есть вообще антропоморфизм
довольно прозаичный,  а  в настоЯщем случае и неуместный;  ибо если  уж дело
пошло на  олицетворениЯ,  то  месЯц,  очевидно,  должен быть  пристрастным к
туркам. Џрозаичны  и самые слова, которые  поэт заставлЯет его "шептать",  и
особым комичным прозаизмом  отличаетсЯ последний стих вследствие нескладного
и ничем не оправданного соединениЯ  таких широких отвлеченных  понЯтий,  как
добро и красота, с таким тесным представлением, как улыбка,  да  еще на лице
месЯца.  ‹уннаЯ  улыбка  "добра  и  красоты"  - здесь даже странным  образом
прозаическаЯ  сухость  граничит с  декадентскою  нелепостью. Ќапрасно  автор
напечатал  это стихотворение, которое есть лишь весьма  неудачное подражание
заключительным стихам лермонтовского "‚алерика".
     ’акой  же  прозаизм  представлЯет   следующаЯ  строфа  в  стихотворении
"Џоследним заревом горит закат багрЯный":

     € ничего кругом на мысль ту не ответит,
     € будет одинок тот луч в окрестном сне,
     ‡везда небеснаЯ, быть может, лишь заметит
     € _прослезитсЯ_ в вышине.

     100

     Љонечно, поэт имеет  неотъемлемое право заставлЯть  плакать  кого и что
угодно,- однако  под  непременным условием показать нам эти слезы. …сли  он,
например, назовет падучие звезды огненными слезами неба, то  мы видим, о чем
он говорит; но  если он ограничитсЯ голословным утверждением мнимого  факта,
будто  звезда или какаЯ-нибудь другаЯ  вещь прослезилась, то  мы, во-первых,
ему не поверим, а во-вторых, удивимсЯ, зачем ему  понадобилась  такаЯ совсем
не интереснаЯ и нисколько не поэтичнаЯ напраслина.
     ЏопадаютсЯ у  нашего автора и  технические промахи, вследствие  которых
стих в чтении производит впечатление прозы, как, например:

     ‚ы, светлых глаз безумные творцы,
     _Ћткинувшие бранные одежды_...

     Џоследний стих есть  проза, точно  так же как  и последний из следующих
трех:

     ‡амкнулисЯ уста, погасли очи,
     ѓоревшие впотьмах духовной ночи,
     _Љак мысли путеводные огни_.

     „алее:

     …го красе нетленной поклонитьсЯ,
     _Љак свету возвратившейсЯ весны_ -

     подчеркнутый  стих  прозрачен  и  по  бледности  образа,   и  по  самой
структуре.   …ще   худший  грех  случилсЯ  в  "ђассвете",  где  автор  забыл
непреложный закон о цезуре при  шестистопном Ямбе,  вследствие  чего  ЯвилсЯ
такой невозможный стих:

     _Љогда к потерЯнному чувству нет возврата_...

     …два ли кто станет спорить против того, что славЯнские формы:  _злато_,
_вран_ и т. д., вместо:  золото, ворон - должны быть изгнаны из современного
стиха. Ћсобенно неуместны они  вблизи слов вульгарных, пример чего находим у
гр. Љутузова. ‘казавши, что смерть -

     _ЏриплЯсывает_ с радости, смеетсЯ
     € хищников сзывает на обед,

     он продолжает:

     € стаЯми отвсюду мчатсЯ _враны_.

     101

     ќти  _враны_ необходимы  только затем, чтобы  рифмовать с  _Ѓалканы_  -
рифма  хотЯ  недурнаЯ,  но  и  не  настолько богатаЯ,  чтобы  длЯ нее стоило
чем-нибудь  жертвовать.  ђифмы  вообще  составлЯют  слабую сторону  в стихах
нашего поэта. „ействительно богатых, неожиданных нет почти  вовсе; избитых и
слабых, вроде: _любовь - кровь_, _Ясен - прекрасен_ - очень много,  а немало
и совсем предосудительных.  _€ногда - никогда_, _кров -  покров_,  _пришла -
прошла_,  _томной - темной_ - после таких рифм остаетсЯ рифмовать: _смелый -
не  смелый_,  _фунта  -  полфунта_;  сюда  же  принадлежит  излюбленнаЯ  гр.
Љутузовым рифма  _счастьЯ - участьЯ_; раз  согрешить такою жалкою рифмою еще
можно, но  повторЯть ее многократно - не годитсЯ. ЌельзЯ одобрить: _смерть -
твердь_, _мощь  -  дождь_,  _Язык  - миг_; _сознал Я  - залилсЯ_  есть рифма
мнимаЯ, ибо слог  _сЯ_  произноситсЯ в действительности как  _са_;  наконец,
_ободрЯсь_  и  _тарантас_   почти  так  же  мало   похоже   на  рифму,   как
_перекрестЯсь_ и _‘тасов_.
     џ знаю, что нет у нас поэта безгрешного по части рифм, но если бы такой
факт и  составлЯл право, то во всЯком случае гр. Љутузов злоупотреблЯет этим
правом; Я  насчитал у  него более трехсот пар  неправильных  рифм,- длЯ двух
маленьких  томов  это  слишком много! € тем  более это странно, что в  своих
критических  отзывах  о некоторых поэтах  он ставит  безупречность рифмы как
неизбежное условие длЯ достоинства стихотворениЯ. џ не совсем разделЯю такую
строгость  в  смысле  эстетическом, но зато  с  точки  зрениЯ  этической  не
подлежит никакому  сомнению, что писатель непременно должен исполнЯть сам те
требованиЯ,   которые  он   предъЯвлЯет  своим  собратьЯм:  _имже  бо  судом
судите_...

     XII

     ђазобрав  так  подробно  сочинениЯ  гр. Љутузова и  приведЯ  - нарЯду с
несколькими  плохими - так много  истинно прекрасных стихов, Я  хотел, между
прочим,  показать и оправдать высокое мнение, которое Я имею  о  поэтическом
таланте этого писателЯ. ќтим объЯснЯетсЯ и резкость моей критики: кому много
дано, с того много и  взыщетсЯ. Ћбличение стихотворцев бездарных,- если кому
есть  охота  этим  заниматьсЯ,-  имеет  в  виду  только  благо   читателей,-
предохранение их от неприЯтного чтениЯ. ’акой филантропической цели не может
быть при указании недостатков

     102

     и промахов  поэта столь талантливого,  как  гр. Љутузов. Ќо  здесь зато
критика  может  иметь  отчасти в  виду  пользу  самого критикуемого  автора.
Ѓездарного  стихоплета исправит  только могила, но талантливый поэт может до
некоторой степени быть исправлен и  критикою,- разумеетсЯ, если  он свободен
от мелкого  самолюбиЯ и тупого самодовольства.  Џочтенный автор  "ђассвета",
конечно, выше такой ограниченности. Љак бы, впрочем, он ни отнессЯ к тем или
другим моим замечаниЯм - одного он во всЯком случае не может отвергнуть, так
как оно  не  есть мое  мнение  или  вывод, а  прЯмое  указание  на факт  его
собственного  опыта   -  разумею   тот  факт,   что   основное   настроение,
вдохновлЯвшее его поэзию, достигнув  своего крайнего  выражениЯ  в  апофеозе
смерти, тем  самым исчерпало все свое содержание,  перестало быть источником
новых вдохновений, и  муза  его преждевременно, в  самом  цветущем  возрасте
захирела, и  вот уже двенадцать лет напоминает о себе лишь редкими отзвуками
былого.  Џоэт  не  может  отрицать  той  очевидной  истины,  что  в  прежнем
направлении, на почве  настроениЯ, породившего "ђассвет", ему больше сказать
нечего. …сли бы он тем не менее  продолжал как ни в чем не бывало сочинЯть в
изобилии  искусственные  стихи, лишенные искренности  и вдохновениЯ, то  нам
пришлось бы признать дело его безнадежным. Ќо к чести длЯ себЯ и  к утешению
длЯ нас,  гр. Љутузов не насилует, вообще говорЯ, своего таланта и не кривит
душою.  ‚ысказав  с  убеждением,  что   "прекрасен   жизни  бред",   но  что
действительно хороша только смерть,- взглЯд, после которого остаетсЯ  только
умереть, а отнюдь не писать стихи, наш поэт хотЯ, слава богу, не решаетсЯ на
первое,  однако воздерживаетсЯ  и  от  второго.  ’ак как ему  нечего  больше
сказать,  то  он  молчит. ’акое положение  достойно,  симпатично и позволЯет
надеЯтьсЯ, что длЯ поэта есть еще  будущее, что творческий дар его еще может
возродитьсЯ.  €з собственного многолетнего  опыта поэт должен сделать вывод,
что  его прежнее настроение, будучи  бесплодным,  не может быть  истинным. Ђ
отсюда  длЯ  него  должна  ЯвитьсЯ  нравственнаЯ  необходимость  перейти  от
отрицательного Языческого  взглЯда к положительному, христианскому - принЯть
мыслию, чувством и делом  ту  истину, которую _на  словах_ ему уже случалось
изредка  исповедовать. „лЯ искренней  перемены в этом смысле  есть, конечно,
огромное препЯтствие, поскольку господствующее настроение писателЯ свЯзано с
самою его натурой. Ћднако  человек вообще, а  человек духовно  одаренный тем
более не есть только продукт натуры, но также разум, определЯющий-

     103

     сЯ  силою  истины.  Љ   тому  же   эта  истина  не  исключает  никакого
естественного  настроениЯ, а лишь вводит каждое  в его  законные пределы.  ‚
частности, пессимизм, как Я раньше сказал, имеет, при правильном применении,
свою относительную истину;  лишь бы только он не претендовал быть последним,
решающим словом, лишь бы только он не переходил в культ смерти и в проповедь
бездушиЯ.
     џ не хочу допустить, чтобы внушениЯ эгоистического безучастиЯ и мертвой
косности действительно заглушили в душе нашего поэта голос лучшего сознаниЯ,
говорЯщий о солидарности всех и о том, что жизнь имеет положительный смысл в
свободном  движении  к  совершенной  правде,  с  верою  в  ее  окончательное
торжество.  Ќаш поэт  не  решитсЯ противоречить этому  лучшему  сознанию  на
словах,- отчего  же он не проникнетсЯ им на  деле? џ  не терЯю надежды,  что
последние двенадцать лет были длЯ него пустыми и  бесплодными  лишь в смысле
видимых  обнаружений  творчества, но  что  они  не прошли  напрасно  длЯ его
внутренней душевной работы и что он перейдет,  наконец,  от религии смерти к
религии воскресениЯ; это было бы началом воскресениЯ  и  длЯ его поэтической
деЯтельности.

     104

     ЉЋЊЊ…Ќ’Ђђ€€: Ѓ“„„€‰‘ЉЋ… ЌЂ‘’ђЋ…Ќ€… ‚ ЏЋќ‡€€

     ‚первые напечатана  в "‚естнике …вропы", 1894, No 5, с.  329-346; No 6,
с. 687-708.
     ‘татьЯ как  бы  начинает цикл литературно-критических  работ о  русских
поэтах, над которым ‚л. ‘оловьев работал до конца жизни. ’ворчество графа Ђ.
Ђ. ѓоленищева-Љутузова было интересно длЯ критика возможностью проследить те
изменениЯ,  что, при внешнем следовании  пушкинской  традиции, происходили в
русской  поэзии конца  XIX в.  и,  как  полагал ‘оловьев, означали  отход от
основных    принципов    христианской    морали.    ‘оловьев   хорошо   знал
ѓоленищева-Љутузова, но их отношениЯ не отли-

     389

     чались  ровностью.  ‚  июле  1893  г.  он  сообщал  брату  Њихаилу:  "џ
возобновил дружеские отношениЯ с  Љутузовым, которые  были  прерваны  четыре
года  тому  назад"  (Џисьма,  4,  127).  Њировоззрение  ѓоленищева-Љутузова,
эпигона дворЯнской  усадебной культуры, едва ли имело ту цельность,  которую
находил   в  нем   ‘оловьев.   ѓлавный   мотив  его   поэзии  -   тоска   по
идеализированному   дворЯнскому  прошлому.   „остаточно  распространенные  в
русской культуре  пореформенного времени, эти настроениЯ никак не могут быть
отнесены  к  нехристианским.  Љак поэта  ‘оловьев ставил ѓоленищева-Љутузова
достаточно высоко и  не без  доли иронии  признавал  его  превосходство  над
собою: "...мне приходит  в голову:  философично  ли  Я  поступаю,  предлагаЯ
публике  свои  стихотворные бусы,  когда существуют у нас:  алмазы  Џушкина,
жемчуг  ’ютчева...  бирюза  ѓоленищева-Љутузова" (Џисьма,  1, 226).  ‘ледует
отметить, что литературн