        ‚.‘.‘оловьев. ’ри речи в памЯть „остоевского


---------------------------------------------------------------------------
     ‚.‘.‘оловьев. ‘очинениЯ в двух томах, т.2
     Њ., Њысль, 1988, сс.290-323
     OCR: TextShare.da.ru і http://textshare.da.ru

---------------------------------------------------------------------------
     ‚ фигурных скобках {} текст, выделенный курсивом.
     ‚ круглых скобках () номер помещённых в конце примечаний.
     ‡вездой * обозначены подстраничные примечаниЯ автора.


        Џђ…„€‘‹Ћ‚€…

     ‚ трех речах о „остоевском Я не занимаюсь  ни  его  личной  жизнью,  ни
литературной критикой его произведений. џ имею в виду  только  один  вопрос:
чему служил „остоевский, какаЯ идеЯ вдохновлЯла всю его деЯтельность?
     ЋстановитьсЯ на этом  вопросе  тем  естественнее,  что  ни  подробности
частной жизни, ни художественные достоинства или недостатки его произведений
не объЯснЯют сами по  себе  того  особенного  влиЯниЯ,  которое  он  имел  в
последние годы  своей  жизни,  и  того  чрезвычайного  впечатлениЯ,  которое
произвела его смерть. ‘ другой стороны, и те ожесточенные  нападки,  которым
все  еще  подвергаетсЯ  памЯть  „остоевского,   направлены   никак   не   на
эстетическую сторону его произведений, ибо  все  одинаково  признают  в  нем
первостепенный художественный талант, возвышающийсЯ иногда до  гениальности,
хотЯ и не свободный от крупных недостатков. Ќо та идеЯ, которой служил  этот
талант, длЯ одних ЯвлЯетсЯ истинной и благотворной, а другим  представлЯетсЯ
фальшивой и вредной.
     ЋкончательнаЯ оценка всей деЯтельности „остоевского  зависит  от  того,
как мы смотрим на одушевлЯвшую его идею, на то, во что он верил и что любил.
"Ђ любил он прежде всего живую человеческую душу во всем и  везде,  и  верил
он, что мы все {род Ѓожий}, верил  в  бесконечную  силу  человеческой  души,
торжествующую над всЯким внешним насилием и над всЯким внутренним  падением.
ЏринЯв в свою душу всю  жизненную  злобу,  всю  тЯготу  и  черноту  жизни  и
преодолев все  это  бесконечной  силой  любви,  „остоевский  во  всех  своих
творениЯх  возвещал  эту  победу.  €зведав  {божественную}  силу   в   душе,
пробивающуюсЯ  через  всЯкую  человеческую  немощь,  „остоевский  пришел   к
познанию Ѓога и Ѓогочеловека. {„ействительность} Ѓога и •риста открылась ему
во {внутренней} силе любви и всепрощениЯ, и эту же всепрощающую  благодатную
силу проповедовал он как основание и длЯ  внешнего  осуществлениЯ  на  земле
того царства правды, которого он жаждал и  к  которому  стремилсЯ  всю  свою
жизнь"*. {* €з слов. сказанных на могиле „остоевского 1 февралЯ 1881 г. (1)}
     Њне кажетсЯ, что па „остоевского нельзЯ смотреть как  на  обыкновенного
романиста, как на  талантливого  и  умного  литератора.  ‚  нем  было  нечто
большее, и это большее составлЯет его отличительную особенность и  объЯснЯет
его действие на других. ‚ подтверждение этого можно было бы  привести  очень
много свидетельств. Ћграничусь одним, достойным особого  вниманиЯ.  ‚от  что
говорит гр. ‹. Ќ. ’олстой в письме к €. Ќ. ‘трахову: "Љак бы Я  желал  уметь
сказать все, что Я  чувствую  о  „остоевском.  ‚ы,  описываЯ  свое  чувство,
выразили часть моего. џ никогда не видал этого человека и  никогда  не  имел
прЯмых отношений с ним; и вдруг, когда он умер, Я понЯл, что  он  был  самый
близкий, дорогой, нужный мне человек. € никогда мне в  голову  не  приходило
меритьсЯ с ним, никогда. ‚се, что  он  делал  (хорошее,  настоЯщее,  что  он
делал), было такое, что чем больше он  сделает,  тем  мне  лучше.  €скусство
вызывает во мне зависть, ум - тоже, но дело сердца - только радость.  џ  его
так и считал своим другом и иначе не думал, как то, что мы  увидимсЯ  и  что
теперь только не пришлось, но что это мое.  €  вдруг  читаю  -  умер.  Ћпора
какаЯ-то отскочила от менЯ. џ растерЯлсЯ, а потом стало Ясно, как он мне был
дорог, и Я плакал  и  теперь  плачу.  Ќа  днЯх,  до  его  смерти,  Я  прочел
"“ниженные и оскорбленные" и умилЯлсЯ" (2). Ђ в другом, прежнем письме:  "Ќа
днЯх Я читал "Њертвый дом". џ много забыл, перечитал и не знаю  лучше  книги
изо  всей  новой  литературы,  включаЯ  Џушкина.  Ќе  тон,  а  точка  зрениЯ
удивительна: искреннЯЯ, естественнаЯ и христианскаЯ. •орошаЯ,  назидательнаЯ
книга. џ наслаждалсЯ вчера  целый  день,  как  давно  не  наслаждалсЯ.  …сли
увидите „остоевского, скажите  ему,  что  Я  его  люблю"**.  {**  ‚  I  томе
‘обр[аниЯ] соч[инений] „остоевского, приложениЯ, стр. 69 и 67 (3).}
     ’е сердечные качества и та  точка  зрениЯ,  на  которые  указывает  гр.
’олстой, тесно свЯзаны с той господствующей идеей, которую „остоевский носил
в себе целую жизнь, хотЯ лишь под конец стал вполне овладевать ею.  “Яснению
этой идеи посвЯщены три мои речи.


        Џ…ђ‚Ђџ ђ…—њ

     ‚ первобытные времена человечества  поэты  были  пророками  и  жрецами,
религиознаЯ  идеЯ  владела  поэзией,  искусство  служило  богам.  Џотом,   с
усложнением жизни,  когда  Явилась  цивилизациЯ,  основаннаЯ  на  разделении
труда,  искусство,  как  и  другие  человеческие  деланиЯ,   обособилось   и
отделилось от религии. …сли прежде  художники  были  служителЯми  богов,  то
теперь само искусство стало  божеством  и  кумиром.  џвились  жрецы  чистого
искусства, длЯ которых совершенство художественной формы стало главным делом
помимо всЯкого религиозного содержаниЯ. „вукратнаЯ  весна  этого  свободного
искусства (в классическом мире и  в  новой  …вропе)  была  роскошна,  но  не
вековечна. Ќа наших глазах  кончилсЯ  расцвет  новоевропейского  художества.
–веты опадают, а  плоды  еще  только  завЯзываютсЯ.  Ѓыло  бы  несправедливо
требовать от завЯзи качеств спелого плода: можно  только  предугадывать  эти
будущие качества. €менно таким  образом  следует  относитьсЯ  к  теперешнему
состоЯнию искусства и литературы. ’еперешние художники не могут и  не  хотЯт
служить чистой красоте, производить совершенные формы; они ищут  содержаниЯ.
Ќо, чуждые  прежнему,  религиозному  содержанию  искусства,  они  обращаютсЯ
всецело к текущей действительности и ставЯт себЯ к ней в  отношение  рабское
{вдвойне:}  они,  во-первых,  стараютсЯ  рабски   списывать   ЯвлениЯ   этой
действительности, а во-вторых, стремЯтсЯ столь же рабски служить злобе  днЯ,
удовлетворЯть общественному настроению данной минуты, проповедовать  ходЯчую
мораль, думаЯ чрез то сделать искусство полезным. Љонечно, ни та, ни  другаЯ
из этих целей не достигаетсЯ. ‚ безуспешной погоне за  мнимо  реальными*  {*
‚сЯкаЯ подробность, взЯтаЯ отдельно, сама по себе не  реальна,  ибо  реально
только  {все  вместе,  к}  тому  же  реалист-художник  все-таки  смотрит  на
реальность от себЯ, понимает ее по-своему, и, следовательно, это уже не есть
объективнаЯ реальность.} подробностЯми только терЯетсЯ настоЯщаЯ  реальность
целого,  а  стремление  соединить  с  искусством  внешнюю  поучительность  и
полезность к ущербу его внутренней  красоты  превращает  искусство  в  самую
бесполезную и ненужную вещь в мире,  ибо  Ясно,  что  плохое  художественное
произведение  при  наилучшей  тенденции  ничему  научить  и  никакой  пользы
принести не может.
     Џроизнести безусловное осуждение современному состоЯнию искусства и его
господствующему направлению очень легко. Ћбщий упадок творчества  и  частные
посЯгательства на идею красоты слишком бросаютсЯ в глаза, -  и,  однако  же,
безусловное осуждение всего этого  будет  несправедливо.  ‚  этом  грубом  и
низменном современном художестве, под этим двойным  зраком  раба  скрываютсЯ
залоги божественного величиЯ. ’ребованиЯ  современной  реальности  и  прЯмой
пользы от искусства (4), бессмысленные в своем теперешнем  грубом  и  темном
применении, намекают, однако, на такую возвышенную и глубоко  истинную  идею
художества, до которой еще не  доходили  ни  представители,  ни  толкователи
чистого искусства. Ќе довольствуЯсь красотой  формы,  современные  художники
хотЯт более или менее сознательно, чтобы искусство  было  {реальною  силою},
просветлЯющей и  перерождающей  весь  человеческий  мир.  Џрежнее  искусство
{отвлекало} человека от той тьмы и злобы, которые господствуют в  мире,  оно
уводило его на свои безмЯтежные высоты и {развлекало}  его  своими  светлыми
образами; теперешнее искусство, напротив, {привлекает}  человека  к  тьме  и
злобе житейской с неЯсным иногда желанием просветить эту тьму,  умирить  эту
злобу. Ќо откуда же искусство возьмет эту просвещающую и возрождающую  силу?
…сли искусство не должно ограничиватьсЯ отвлечением человека от злой  жизни,
а должно улучшать саму эту злую жизнь, то эта великаЯ  цель  не  может  быть
достигнута простым  воспроизведением  действительности.  €зображать  еще  не
значит преображать, и обличение еще не есть  исправление.  —истое  искусство
поднимало человека над землею, уводило  его  на  олимпийские  высоты;  новое
искусство возвращаетсЯ к земле с любовью и состраданием, но не длЯ того  же,
чтобы погрузитьсЯ во тьму и злобу  земной  жизни,  ибо  длЯ  этого  никакого
искусства не нужно, а с тем, чтобы исцелить и обновить эту жизнь. „лЯ  этого
нужно быть причастным и близким земле, нужна любовь и сострадание к ней,  но
нужно еще и нечто большее. „лЯ могучего действиЯ на землю, чтобы повернуть и
пересоздать  ее,  нужно  привлечь  и  приложить  к  земле  {неземные  силы}.
€скусство, обособившеесЯ, отделившеесЯ от религии, должно вступить с  нею  в
новую свободную свЯзь. •удожники  и  поэты  опЯть  должны  стать  жрецами  и
пророками, но уже в другом, еще более важном и возвышенном смысле: не только
религиознаЯ идеЯ будет владеть ими,  но  и  они  сами  будут  владеть  ею  и
сознательно управлЯть ее земными воплощениЯми. €скусство  будущего,  которое
{само} после долгих  испытаний  вернетсЯ  к  религии,  будет  совсем  не  то
первобытное искусство, которое еще не выделилось из религии.
     ЌесмотрЯ  на  антирелигиозный   (по-видимому)   характер   современного
искусства,  проницательный  взглЯд  сумеет  отличить  в  нем  неЯсные  черты
будущего религиозного искусства, именно в двойном  стремлении  -  к  полному
воплощению идеи в мельчайших матерьЯльных подробностЯх до совершенного почти
слиЯниЯ  с  текущею  действительностью  и  вместе   с   тем   в   стремлении
{воздействовать}  на  реальную  жизнь,  исправлЯЯ  и  улучшаЯ  ее,  согласно
известным идеальным требованиЯм. Џравда, сами эти  требованиЯ  еще  довольно
безуспешны. Ќе сознаваЯ религиозного характера своей задачи,  реалистическое
художество отказываетсЯ от единственной твердой опоры и могучего рычага  длЯ
своего нравственного действиЯ в мире.
     Ќо весь этот грубый реализм  современного  художества  есть  только  та
жесткаЯ оболочка, в которой до времени скрываетсЯ крылатаЯ поэзиЯ  будущего.
ќто не личное только чаЯние  -  на  это  наводЯт  положительные  факты.  “же
ЯвлЯютсЯ художники,  которые,  исходЯ  из  господствующего  реализма  и  еще
оставаЯсь в значительной мере на его низменной почве, вместе с  тем  доходЯт
до религиозной истины, свЯзывают с нею задачи  своих  произведений,  из  нее
почерпают свой общественный идеал, ею освЯщают свое  общественное  служение.
…сли в современном реалистическом художестве мы видим  как  бы  предсказание
нового религиозного искусства, то это предсказание уже  начинает  сбыватьсЯ.
…ще нет представителей этого нового религиозного искусства, но уже  ЯвлЯютсЯ
его предтечи. ’аким предтечей был и „остоевский.
     Џо роду своей деЯтельности принадлежа к художникам-романистам и уступаЯ
некоторым из них в том или другом отношении, „остоевский  имеет  перед  ними
всеми то главное преимущество, что видит не только вокруг себЯ, но и  далеко
впереди себЯ...
     Љроме „остоевского, все наши лучшие романисты берут окружающую их жизнь
так, как они ее застали, как она сложилась и выразилась,  -  в  ее  готовых,
твердых и Ясных формах. ’аковы в особенности романы  ѓончарова  и  гр.  ‹ьва
’олстого.  Ћба  они  воспроизводЯт  русское  общество,  выработанное  веками
(помещиков, чиновников, иногда крестьЯн), в его бытовых, давно существующих,
а  частью  отживших  или  отживающих  формах.  ђоманы  этих  двух  писателей
решительно однородны по своему художественному предмету при всей особенности
их талантов. ЋтличительнаЯ особенность ѓончарова - это сила  художественного
обобщениЯ, благодарЯ которой он мог создать  такой  всероссийский  тин.  как
Ћбломова, равного которому {по широте} мы не находим ни у одного из  русских
писателей*. {* ‚ сравнении с  Ћбломовым  ”амусовы  и  Њолчалины,  Ћнегины  и
Џечорины. Њаниловы и ‘обакевичи, не говорЯ уже  о  героЯх  Ћстровского,  все
имеют лишь {специальное} значение.} - —то же касаетсЯ до ‹. ’олстого, то все
его произведениЯ отличаютсЯ не столько широтой типов (ни один из его  героев
не стал нарицательным именем), сколько  мастерством  в  детальной  живописи,
Ярким изображением  всЯческих  подробностей  в  жизни  человека  и  природы,
главнаЯ же его  сила  -  в  тончайшем  воспроизведении  {механизма  душевных
Явлений}. Ќо и эта живопись внешних  подробностей,  и  этот  психологический
анализ ЯвлЯютсЯ на неизменном фоне готовой, сложившейсЯ жизни, именно  жизни
русской дворЯнской семьи, оттенЯемой  еще  более  неподвижными  образами  из
простого люда. ‘олдат Љаратаев слишком смирен, чтобы заслонить собою господ,
и даже всемирно-историческаЯ фигура  Ќаполеона  не  может  раздвинуть  этого
тесного горизонта: владыка …вропы  показываетсЯ  лишь  настолько,  насколько
соприкасаетсЯ  с  жизнью  русского  барина;  а  это  соприкосновение   может
ограничиватьсЯ очень немногим,  например  знаменитым  умыванием,  в  котором
Ќаполеон  графа  ’олстого  достойно  соперничает  с  гоголевским   генералом
Ѓетрищевым (5). - ‚ этом  неподвижном  мире  все  Ясно  и  определенно,  все
установилось; если есть желание чего-то другого, стремление  выйти  из  этих
рамок, то это стремление обращено не вперед, а назад, к еще более простой  и
неизменной жизни, - к жизни природы ("Љазаки", "’ри смерти").
     ‘овершенно противуположный  характер  представлЯет  художественный  мир
„остоевского. ‡десь все в брожении, ничто не установилось,  все  еще  только
становитсЯ.  Џредмет  романа  здесь  не  {быт}  общества,   а   общественное
{движение}. €зо всех наших замечательных романистов  один  „остоевский  взЯл
общественное движение за главный предмет своего  творчества.  Ћбыкновенно  с
ним сопоставлЯют в этом отношении ’ургенева, но без достаточного  основаниЯ.
—тобы характеризовать общее значение писателЯ, надо брать его лучшие,  а  не
худшие  произведениЯ.  ‹учшие  же  произведениЯ  ’ургенева,  в   особенности
"‡аписки охотника" и  "„ворЯнское  гнездо",  представлЯют  чудесные  картины
никак не общественного движениЯ, а лишь общественного {состоЯниЯ -} того  же
старого дворЯнского мира, который мы находим у ѓончарова и ‹. ’олстого. •отЯ
затем ’ургенев постоЯнно следил за нашим общественным  движением  и  отчасти
подчинЯлсЯ его влиЯнию, но смысл этого движениЯ не был им угадан,  а  роман,
специально  посвЯщенный  этому  предмету   ("Ќовь"),   оказалсЯ   совершенно
неудачным*.   {*   •отЯ   ’ургеневу   принадлежит   слово    "нигилизм"    в
общеупотребительном его значении,  но  практический  смысл  нигилистического
движениЯ не был им угадан, и позднейшие его проЯвлениЯ,  далеко  ушедшие  от
разговоров Ѓазарова, были длЯ автора "Ћтцов и детей" тЯжкой неожиданностью.}
     „остоевский  не  подчинилсЯ  влиЯнию   господствовавших   кругом   него
стремлений, не следовал покорно за  фазисами  общественного  движениЯ  -  он
предугадывал повороты этого движениЯ и заранее {судил} их. Ђ судить  он  мог
по праву, ибо имел у себЯ мерило суждениЯ в своей вере, котораЯ ставила  его
выше господствующих  течений,  позволЯла  ему  видеть  гораздо  дальше  этих
течений  и  не  увлекатьсЯ  ими.  ‚  силу  своей  веры   „остоевский   верно
предугадывал высшую, далекую цель всего движениЯ, Ясно видел  его  уклонениЯ
от этой цели, по праву судил и  справедливо  осуждал  их.  ќто  справедливое
осуждение относилось только к неверным путЯм и дурным приемам  общественного
движениЯ, а не к самому движению, необходимому и  желанному;  это  осуждение
относилось  к  низменному   пониманию   общественной   правды,   к   ложному
общественному идеалу, а не к исканию общественной правды,  не  к  стремлению
осуществить общественный  идеал.  ќтот  последний  и  длЯ  „остоевского  был
впереди: он верил не в прошедшее только, но и в  грЯдущее  –арство  Ѓожие  и
понимал необходимость труда и  подвига  длЯ  его  осуществлениЯ.  Љто  знает
истинную цель движениЯ, тот может  и  должен  судить  уклонениЯ  от  нее.  Ђ
„остоевский тем более имел на это право, что он сам первоначально испытал те
уклонениЯ, сам стоЯл  на  той  неверной  дороге.  Џоложительный  религиозный
идеал, так  высоко  поднЯвший  „остоевского  над  господствующими  течениЯми
общественной мысли, этот положительный идеал  не  далсЯ  ему  сразу,  а  был
выстрадан им в тЯжелой и долгой борьбе. Ћн судил о том, что знал, и суд  его
был  праведен.  €  чем  Яснее  становилась  длЯ  него  высшаЯ  истина,   тем
решительнее должен был он осуждать ложные пути общественного действиЯ.
     Ћбщий смысл всей деЯтельности „остоевского, или  значение  „остоевского
как общественного деЯтелЯ, состоит в разрешении этого  двойного  вопроса:  о
высшем идеале общества и о настоЯщем пути к его достижению.
     ‡аконнаЯ причина социального движениЯ заключаетсЯ в противоречии  между
нравственными требованиЯми личности и сложившимсЯ  строем  общества.  Ћтсюда
начал и „остоевский как описатель, толкователь и  вместе  с  тем  деЯтельный
участник  нового  общественного  движениЯ.  ѓлубокое  чувство   общественной
неправды, хотЯ и в самой безобидной форме, высказалось в его первой  повести
"Ѓедные  люди".  ‘оциальный  смысл  этой  повести  (к  которой  примыкает  и
позднейший роман "“ниженные и оскорбленные") сводитсЯ к той старой  и  вечно
новой истине, что при существующем порЯдке вещей {лучшие} (нравственно) люди
суть вместе с тем {худшие} длЯ общества, что им суждено быть бедными людьми,
униженными и оскорбленными*. {* ќто та же саман тема, как в "Les Miserables"
‚иктора ѓюго: контраст между внутренним, нравственным достоинством  человека
и его социальным положением. „остоевский очень высоко ценил этот роман и сам
подвергсЯ некоторому, хотЯ довольно  поверхностному,  влиЯнию  ‚иктора  ѓюго
(склонность к антитезам). Ѓолее глубокое влиЯние  помимо  Џушкина  и  ѓоголЯ
оказали на него „иккенс и †орж ‡анд (7).}
     …сли бы социальнаЯ неправда  осталась  длЯ  „остоевского  только  темой
повести или романа, то и он сам осталсЯ бы только литератором и не достиг бы
своего особого значениЯ в  жизни  русского  общества.  Ќо  длЯ  „остоевского
содержание его повести  было  вместе  с  тем  жизненною  задачей.  Ћн  сразу
поставил вопрос на нравственную и практическую почву. “видав  и  осудив  то,
что делаетсЯ на свете, он спросил: что же должно сделать?
     Џрежде всего  представилось  простое  и  Ясное  решение:  лучшие  люди,
видЯщие на других и  на  себе  чувствующие  общественную  неправду,  должны,
соединившись, восстать против нее и пересоздать общество по-своему.
     Љогда перваЯ наивнаЯ попытка**  {**  ЌаивнаЯ,  собственно,  со  стороны
„остоевского, которому пути социального переворота представлЯлись  в  весьма
неопределенных чертах.} исполнить это решение привела „остоевского к эшафоту
и на каторгу, он, как и его товарищи, сначала  мог  видеть  в  таком  исходе
своих замыслов только свою неудачу и чужое насилие. Џриговор, его постигший,
был суров. Ќо чувство обиды не помешало „остоевскому понЯть, что он  был  не
прав с своим замыслом социального переворота, который был нужен только ему с
товарищами (6).
     ‘реди ужасов мертвого дома „остоевский впервые сознательно повстречалсЯ
с правдой народного чувства и  в  его  свете  Ясно  увидел  неправоту  своих
революционных стремлений. ’оварищи „остоевского но острогу были  в  огромном
большинстве из простого народа, и, за немногими Яркими исключениЯми, все это
были худшие люди народа.  Ќо  и  худшие  люди  простого  народа  обыкновенно
сохранЯют то, что терЯют лучшие люди интеллигенции: веру в Ѓога  и  сознание
своей греховности. Џростые преступники, выделЯЯсь из народной  массы  своими
дурными делами, нисколько не отделЯютсЯ от нее в своих чувствах и  взглЯдах,
в  своем  религиозном  миросозерцании.  ‚  мертвом  доме  „остоевский  нашел
настоЯщих "бедных (или, по народному выражению, несчастных) людей"  (8).  ’е
прежние, которых он оставил за собою,  еще  имели  убежище  от  общественной
обиды в чувстве собственного достоинства, в своем  личном  превосходстве.  “
каторжников {этого} не было, но было нечто  большее.  •удшие  люди  мертвого
дома  возвратили  „остоевскому  то,  что   отнЯли   у   него   лучшие   люди
интеллигенции.  …сли  там,   среди   представителей   просвещениЯ,   остаток
религиозного  чувства  заставлЯл  его  бледнеть  от  богохульств  передового
литератора, то тут, в мертвом доме, это чувство должно  было  воскреснуть  и
обновитьсЯ под впечатлением смиренной и благочестивой веры каторжников.  Љак
бы забытые –ерковью, придавленные государством, эти люди верили в –ерковь  и
не отвергали государства. € в самую  тЯжкую  минуту  за  буйной  и  свирепой
толпой каторжников встал в памЯти „остоевского  величавый  и  кроткий  образ
крепостного мужика ЊареЯ, с любовью ободрЯющего испуганного барчонка (9).  €
он почувствовал и понЯл, что перед этой высшей Ѓожьей  правдой  всЯкаЯ  своЯ
самодельнаЯ правда есть ложь,  а  попытка  навЯзать  эту  ложь  другим  есть
преступление.
     ‚место злобы неудачного  революционера  „остоевский  вынес  из  каторги
светлый взглЯд нравственно  возрожденного  человека.  "Ѓольше  веры,  больше
единства,  а  если  любовь  к  тому,  то  все  сделано",  -  писал  он.  ќта
нравственнаЯ сила, обновленнаЯ соприкосновением с народом, дала „остоевскому
право  на  высокое  место  впереди  нашего  общественного  движениЯ  не  как
служителю злобы днЯ, а как истинному двигателю общественной мысли.
     Џоложительный  общественный  идеал  еще  не   был   вполне   Ясен   уму
„остоевского по возвращении из ‘ибири. Ќо три истины в этом  деле  были  длЯ
него совершенно Ясны: он понЯл прежде всего, что отдельные лица, хотЯ  бы  и
лучшие люди, не имеют  права  насиловать  общество  во  имЯ  своего  личного
превосходства; он понЯл  также,  что  общественнаЯ  правда  не  выдумываетсЯ
отдельными умами, а коренитсЯ во всенародном чувстве, и, наконец, он  понЯл,
что эта правда имеет значение  религиозное  и  необходимо  свЯзана  с  верой
•ристовой, с идеалом •риста.
     ‚ сознании этих  истин  „остоевский  далеко  опередил  господствовавшее
тогда направление общественной мысли и благодарЯ этому мог  {предугадать}  и
указать, куда ведет это направление. €звестно,  что  роман  "Џреступление  и
наказание" написан как  раз  перед  преступлением  „анилова*  {*  „анилов  -
студент Њосковского университета, убивший и ограбивший ростовщика, имеЯ  при
этом какие-то особые планы (10).} и  Љаракозова,  а  роман  "Ѓесы"  -  перед
процессом нечаевцев.  ‘мысл  первого  из  этих  романов,  при  всей  глубине
подробностей, очень прост и Ясен, хотЯ  многими  и  не  был  понЯт.  ѓлавное
действующее лицо - представитель того воззрениЯ, по которому всЯкий  сильный
человек сам себе господин  и  ему  все  позволено.  ‚о  имЯ  своего  личного
превосходства, во имЯ того, что он сила, он считает  себЯ  вправе  совершить
убийство и действительно его совершает. Ќо вот вдруг  то  дело,  которое  он
считал только нарушением внешнего бессмысленного  закона  и  смелым  вызовом
общественному предрассудку, - вдруг  оно  оказываетсЯ  длЯ  его  собственной
совести чем-то гораздо большим, оказываетсЯ грехом,  нарушением  внутренней,
нравственной правды. Ќарушение внешнего закона получает  законное  возмездие
извне в ссылке и каторге, но внутренний грех гордости,  отделивший  сильного
человека  от  человечества  и  приведший  его  к  человекоубийству,  -  этот
внутренний грех самообоготворениЯ может  быть  искуплен  только  внутренним,
нравственным  подвигом  самоотречениЯ  (11).  ЃеспредельнаЯ  самоуверенность
должна исчезнуть  перед  верой  в  то,  что  больше  {себЯ},  и  самодельное
оправдание должно смиритьсЯ перед высшей правдой Ѓожией, живущей в тех самых
простых и слабых людЯх, на которых сильный человек смотрел как на  ничтожных
насекомых.
     ‚ "Ѓесах" та же тема если не  углублена,  то  значительно  расширена  и
усложнена.  –елое  общество  людей,  одержимых   мечтой   о   насильственном
перевороте, чтобы переделать мир по-своему, совершают зверские  преступлениЯ
и гибнут позорным образом, а исцеленнаЯ верой ђоссиЯ склонЯетсЯ перед  своим
‘пасителем.
     Ћбщественное значение этих романов велико; в них  {предсказаны}  важные
общественные ЯвлениЯ, которые не замедлили обнаружитьсЯ; вместе  с  тем  эти
ЯвлениЯ осуждены во имЯ высшей религиозной истины, и указан лучший исход длЯ
общественного движениЯ в принЯтии этой самой истины.
     ЋсуждаЯ исканиЯ  самовольной  отвлеченной  правды,  порождающие  только
преступлениЯ, „остоевский противопоставлЯет им народный  религиозный  идеал,
основанный на вере •ристовой. ‚озвращение к этой вере есть общий исход и длЯ
ђаскольникова, и длЯ  всего  одержимого  бесами  общества.  Ћдна  лишь  вера
•ристова, живущаЯ в народе, содержит в себе тот  положительный  общественный
идеал, в котором отдельнаЯ личность солидарна  со  всеми.  Ћт  личности  же,
утратившей эту солидарность, прежде всего требуетсЯ, чтобы она отказалась от
своего  гордого  уединениЯ,  чтобы  нравственным  актом  самоотвержениЯ  она
воссоединилась духовно с целым народом. Ќо во имЯ чего же? ‚о  имЯ  ли  того
только, что он - народ, что шестьдесЯт миллионов больше, чем единица или чем
тысЯча? ‚ероЯтно, есть люди, которые именно так это  и  понимают.  Ќо  такое
слишком уж простое понимание было совершенно чуждо „остоевскому.  ’ребуЯ  от
уединившейсЯ личности возвращениЯ к народу, он  прежде  всего  имел  в  виду
возвращение к той истинной вере,  котораЯ  еще  хранитсЯ  в  народе.  ‚  том
общественном идеале  братства  или  всеобщей  солидарности,  которому  верил
„остоевский, главным было его  религиозно-нравственное,  а  не  национальное
значение. “же в "Ѓесах"  есть  резкаЯ  насмешка  над  теми  людьми,  которые
поклонЯютсЯ народу только за то, что  он  народ,  и  ценЯт  православие  как
атрибут русской народности (12).
     …сли мы  хотим  одним  словом  обозначить  тот  общественный  идеал,  к
которому пришел „остоевский, то это слово будет не народ, а {–ерковь}.
     Њы верим в –ерковь как в мистическое тело •ристово;  мы  знаем  –ерковь
также как собрание верующих того  или  другого  исповеданиЯ.  Ќо  что  такое
–ерковь как общественный идеал? „остоевский  не  имел  никаких  богословских
притЯзаний, а потому  и  мы  не  имеем  права  искать  у  него  каких-нибудь
логических определений  –еркви  по  существу.  Ќо,  проповедуЯ  –ерковь  как
общественный идеал, он выражал вполне Ясное и определенное требование, столь
же Ясное и определенное (хотЯ прЯмо противоположное), как и  то  требование,
которое заЯвлЯетсЯ  европейским  социализмом.  (Џоэтому  в  своем  последнем
дневнике  „остоевский  и  назвал  народную  веру  в  –ерковь  нашим  русским
социализмом (13).) …вропейские социалисты требуют насильственного низведениЯ
всех к одному чисто материальному  уровню  сытых  и  самодовольных  рабочих,
требуют низведениЯ государства и общества на степень  простой  экономической
ассоциации. "ђусский социализм", о котором  говорил  „остоевский,  напротив,
{возвышает} всех до нравственного уровнЯ –еркви как духовного братства. •отЯ
и  с  сохранением  внешнего  неравенства   социальных   положений,   требует
одухотворениЯ всею государственного и общественного строЯ чрез воплощение  в
нем истины ч жизни •ристовой.
     –ерковь  как  положительный  общественный  идеал  должна  была  ЯвитьсЯ
центральной идеей нового романа или нового рЯда романов, из которых  написан
только первый - "ЃратьЯ Љарамазовы"*. {* ѓлавную мысль,  а  отчасти  и  план
своего нового произведниЯ „остоевский передавал мне в кратких  чертах  летом
1878 г. ’огда же (а не в 1879 г . как сказано но ошибке в  воспоминаниЯх  H.
H. ‘трахова) мы ездили в Ћптину Џустынь (14).}
     …сли этот общественный идеал „остоевского прЯмо  противуположен  идеалу
тех современных деЯтелей, которые изображены в  "Ѓесах",  то  точно  так  же
противуположны длЯ них и пути достижениЯ. ’ам путь есть насилие и  убийство,
здесь путь есть {нравственный подвиг}, и притом двойной подвиг, двойной  акт
нравственного самоотречениЯ. Џрежде всего требуетсЯ от личности,  чтобы  она
отреклась от своего произвольного мнениЯ, от своей самодельной правды во имЯ
общей,  всенародной  веры  и  правды.  ‹ичность  должна  преклонитьсЯ  перед
народной верой, но не потому, что она народнаЯ, а потому, что она  истиннаЯ.
Ђ если так, то, значит, и народ во имЯ этой  истины,  в  которую  он  верит,
должен отречьсЯ и отрешитьсЯ ото всего в нем самом,  что  не  согласуетсЯ  с
религиозною истиной.
     Ћбладание истиной не может составлЯть привилегии народа так же, как оно
не может быть привилегией  отдельной  личности.  €стина  может  быть  только
{вселенскою}, и от народа требуетсЯ подвиг служениЯ этой вселенской  истине,
хотЯ бы, и даже {непременно, с} пожертвованием своего национального эгоизма.
€ народ должен оправдать себЯ  перед  вселенской  правдой,  и  народ  должен
положить душу свою, если хочет спасти ее.
     ‚селенскаЯ правда воплощаетсЯ в –еркви. Ћкончательный идеал и цель не в
народности, котораЯ сама по себе есть только служебнаЯ  сила,  а  в  –еркви,
котораЯ есть высший предмет служениЯ,  требующий  нравственного  подвига  не
только от личности, но и от целого народа.
     €так, –ерковь как положительный общественный идеал, как основа  и  цель
всех  наших  мыслей  и  дел  и  всенародный  подвиг  как  прЯмой  путь   длЯ
осуществлениЯ  этого  идеала  -  вот  последнее  слово,  до  которого  дошел
„остоевский и которое озарило всю его деЯтельность пророческим светом.


     ‚’ЋђЂџ ђ…—њ (‘казана 1 февралЯ 1882 года)

     џ буду говорить только о самом главнейшем и существенном в деЯтельности
„остоевского. Џри такой богатой и сложной натуре, какаЯ была у „остоевского,
при необыкновенной его  впечатлительности  и  отзывчивости  на  все  ЯвлениЯ
жизни, его духовный мир представлЯл  слишком  великое  разнообразие  чувств,
мыслей и порывов, чтобы  можно  было  воссоздать  его  в  краткой  речи.  Ќо
отзываЯсь на {все} с таким душевным жаром, он всегда признавал только {одно}
как  главное  и  безусловно  необходимое,  к  чему  все   остальное   должно
{приложитьсЯ}. ќта центральнаЯ идеЯ,  которой  служил  „остоевский  во  всей
своей  деЯтельности,  была  христианскаЯ  идеЯ  свободного  всечеловеческого
единениЯ,  всемирного  братства  во  имЯ  •ристово.  ќту  идею  проповедовал
„остоевский, когда говорил об истинной –еркви, о вселенском  православии,  в
ней же он видел духовную,  еще  не  проЯвленную  сущность  ђусского  народа,
всемирно-историческую задачу ђоссии, то новое слово, которое  ђоссиЯ  должна
сказать миру. •отЯ уже 18 веков прошло с тех  пор,  как  это  слово  впервые
возвещено •ристом, но поистине в наши дни оно ЯвлЯетсЯ совсем новым  словом,
и  такого  проповедника  христианской  идеи,  каким  был   „остоевский,   по
справедливости  можно  назвать  "ЯсновидЯщим  предчувственником"   истинного
христианства. •ристос не был длЯ него только фактом  прошедшего,  далеким  и
непостижимым чудом. …сли так смотреть на •риста, то легко можно  сделать  из
Ќего мертвый  образ,  которому  поклонЯютсЯ  в  церквах  по  праздникам,  но
которому нет места в жизни. ’огда все христианство замыкаетсЯ в стенах храма
и превращаетсЯ в обрЯд и молитвословие, а деЯтельнаЯ жизнь остаетсЯ  всецело
нехристианскою. € такаЯ внешнЯЯ –ерковь заключает в себе истинную  веру,  но
эта вера здесь так слаба, что ее достает только на праздничные минуты. ќто -
{храмовое} христианство. € оно должно  существовать  первее  всего,  ибо  на
земле внешнее прежде внутреннего, но его недостаточно. …сть другой  вид  или
степень христианства, где оно уже не довольствуетсЯ богослужением,  а  хочет
руководить деЯтельною жизнью человека, оно выходит из храма и  поселЯетсЯ  в
жилищах человеческих. …го удел  -  внутреннЯЯ  индивидуальнаЯ  жизнь.  ‡десь
•ристос ЯвлЯетсЯ как высший нравственный идеал, религиЯ сосредоточиваетсЯ  в
личной нравственности, и  ее  дело  полагаетсЯ  в  спасении  отдельной  души
человеческой.
     …сть и в таком христианстве истиннаЯ вера, но и здесь она еще слаба: ее
достает только на  {личную}  жизнь  и  {частные}  дела  человека.  ќто  есть
христианство {домашнее}. Ћно должно быть, но и  его  недостаточно.  €бо  оно
оставлЯет весь общечеловеческий мир, все дела, общественные,  гражданские  и
международные,  -  все  это  оно  оставлЯет  и  передает  во   власть   злых
антихристианских  начал.  Ќо  если  христианство  есть  высшаЯ,  безусловнаЯ
истина, то так не должно быть. €стинное христианство не  может  быть  только
домашним, как и только храмовым, - оно должно быть  {вселенским}  (15),  оно
должно распространЯтьсЯ на все человечество и на все  дела  человеческие.  €
если  •ристос  есть  действительно  воплощение  истины,  то  Ћн  не   должен
оставатьсЯ только храмовым изображением или же  только  личным  идеалом:  мы
должны признать …го как всемирно-историческое начало, как живое основание  и
краеугольный  камень  всечеловеческой   –еркви.   ‚се   дела   и   отношениЯ
общечеловеческие должны окончательно управлЯтьсЯ тем же  самым  нравственным
началом, которому мы  поклонЯемсЯ  в  храмах  и  которое  признаем  в  своей
домашней  жизни,  т.е.  началом  любви,  свободного  согласиЯ  и   братского
единениЯ.
     ’акое вселенское христианство исповедовал и возвещал „остоевский.
     •рамовое и домашнее христианство существует в  действительности  -  оно
есть {факт}. •ристианства вселенского еще нет в действительности,  оно  есть
только  {задача},  и  какаЯ   огромнаЯ,   превышающаЯ,   по-видимому,   силы
человеческие  задача.  ‚  действительности  все  общечеловеческие   дела   -
политика,   наука,   искусство,   общественное   хозЯйство,   находЯсь   вне
христианского начала, вместо того чтобы  объединЯть  людей,  разрознивают  и
разделЯют их, ибо все эти  дела  управлЯютсЯ  эгоизмом  и  частной  выгодой,
соперничеством  и  борьбою  и  порождают   угнетение   и   насилие.   ’акова
действительность, таков факт.
     Ќо в том-то и заслуга,  в  том-то  и  все  значение  таких  людей,  как
„остоевский, что они не преклонЯютсЯ пред силой факта и не служат ей. Џротив
этой грубой силы того, что существует, у  них  есть  духовнаЯ  сила  веры  в
истину и добро - в то, что должно быть. Ќе  искушатьсЯ  видимым  господством
зла и не отрекатьсЯ ради него от невидимого добра есть подвиг  веры.  ‚  нем
всЯ сила человека. Љто не способен на этот подвиг, тот ничего не  сделает  и
ничего не скажет человечеству. ‹юди факта живут  чужой  жизнью,  но  не  они
творЯт  жизнь.  {’ворЯт  жизнь}  люди  веры.  ќто  те,  которые   называютсЯ
мечтателЯми, утопистами, юродивыми, - они же пророки, истинно лучшие люди  и
вожди человечества. ’акого человека мы сегоднЯ поминаем.
     Ќе  смущаЯсь   антихристианским   характером   всей   нашей   жизни   и
деЯтельности,   не   смущаЯсь   безжизненностью   и   бездействием    нашего
христианства,  „остоевский  верил  и  проповедовал  христианство,  живое   и
деЯтельное, вселенскую –ерковь, всемирное православное дело. Ћн говорил не о
том только, что есть, а о том, что должно  быть.  Ћн  говорил  о  вселенской
православной –еркви не  только  как  о  божественном  учреждении,  неизменно
пребывающем, но и как о {задаче} всечеловеческого и  всесветного  соединениЯ
во имЯ •ристово и в духе •ристовом - в духе любви и  милосердиЯ,  подвига  и
самопожертвованиЯ. €стиннаЯ –ерковь, которую проповедовал „остоевский,  есть
всечеловеческаЯ, прежде всего в  {том}  смысле,  что  в  ней  должно  вконец
исчезнуть разделение человечества на соперничествующие  и  враждебные  между
собою племена и народы. ‚се они, не терЯЯ своего национального характера,  а
лишь  освобождаЯсь  от  своего  национального  эгоизма,   могут   и   должны
соединитьсЯ в одном общем деле всемирного возрождениЯ. Џоэтому  „остоевский,
говорЯ о ђоссии,  не  мог  иметь  в  виду  национального  обособлениЯ  (16).
Ќапротив, все значение русского  народа  он  полагал  в  служении  истинному
христианству, в нем же нет ни эллина, ни иудеЯ.  Џравда,  он  считал  ђоссию
избранным народом Ѓожиим,  но  избранным  не  длЯ  соперничества  с  другими
народами и не длЯ  господства  и  первенства  над  ними,  а  длЯ  свободного
служениЯ всем  народам  и  длЯ  осуществлениЯ,  в  братском  союзе  с  ними,
истинного всечеловечества, или вселенской –еркви.
     „остоевский никогда не идеализировал народ  и  не  поклонЯлсЯ  ему  как
кумиру. Ћн верил в ђоссию и предсказывал  ей  великое  будущее,  но  главным
задатком этого будущего была в  его  глазах  именно  слабость  национального
эгоизма и исключительности в русском народе. „ве в нем черты  были  особенно
дороги „остоевскому. ‚о-первых, необыкновеннаЯ способность усваивать  дух  и
идеи чужих народов, перевоплощатьсЯ в духовную  суть  всех  наций  -  черта,
котораЯ особенно выразилась в  поэзии  Џушкина.  ‚тораЯ,  еще  более  важнаЯ
черта, которую „остоевский указывал в русском народе, - это  сознание  своей
греховности, неспособность возводить свое несовершенство в закон и  право  и
успокаиватьсЯ на нем, отсюда  требование  лучшей  жизни,  жажда  очищениЯ  и
подвига. Ѓез этого нет истинной деЯтельности ни длЯ отдельного лица, ни  длЯ
целого народа. Љак бы глубоко ни было падение человека или народа, какою  бы
скверной ни была наполнена его жизнь, он может из  нее  выйти  и  поднЯтьсЯ,
если {хочет}, т. е. если признает свою  дурную  действительность  только  за
дурное, только за факт, которого не  должно  быть,  и  не  делает  из  этого
дурного факта неизменный закон и принцип, не возводит своего греха в правду.
Ќо если человек или народ не миритсЯ  с  своей  дурной  действительностью  и
осуждает  ее  как  грех,  это  уж  значит,  что  у  него  есть  какое-нибудь
представление, или идеЯ, или хотЯ  бы  только  предчувствие  другой,  лучшей
жизни, того, что  {должно}  быть.  ‚от  почему  „остоевский  утверждал,  что
русский народ, несмотрЯ на свой видимый звериный образ, в глубине души своей
носит другой образ - образ •ристов - и,  когда  придет  времЯ,  покажет  …го
въЯвь всем народам, и  привлечет  их  к  Ќему,  и  вместе  с  ними  исполнит
всечеловеческую задачу.
     Ђ задача эта, т. е. истинное христианство, есть  всечеловеческое  не  в
том только смысле, что оно должно соединить все  народы  {одной  верой},  а,
главное, в том, что оно должно соединить и примирить все человеческие {дела}
в одно всемирное общее дело, без него же и общаЯ  вселенскаЯ  вера  была  бы
только  отвлеченной  формулой  и  мертвым  догматом.  Ђ  это   воссоединение
общечеловеческих дел,  по  крайней  мере  самых  высших  из  "них,  в  одной
христианской идее  „остоевский  не  только  проповедовал,  но  до  известной
степени  и  показывал  сам  в   своей   собственной   деЯтельности.   Ѓудучи
{религиозным} человеком, он был вместе с тем вполне свободным {мыслителем} и
могучим  {художником}.  ќти  три   стороны,   эти   три   высшие   дела   не
разграничивались у него между собою и не исключали  друг  друга,  а  входили
нераздельно во всю его  деЯтельность.  ‚  своих  убеждениЯх  он  никогда  не
отделЯл истину от добра и красоты,  в  своем  художественном  творчестве  он
никогда не ставил красоту отдельно от добра и истины. € он был прав,  потому
что эти три живут  только  своим  союзом.  „обро,  отделенное  от  истины  и
красоты,  есть  только  неопределенное  чувство,  бессильный  порыв,  истина
отвлеченнаЯ есть пустое слово, а красота без добра и истины есть кумир.  „лЯ
„остоевского же это были только три неразлучные вида одной безусловной идеи.
ЋткрывшаЯсЯ в •ристе бесконечность человеческой души, способной  вместить  в
себЯ всю бесконечность божества, - эта идеЯ есть вместе и величайшее  добро,
и высочайшаЯ истина, и совершеннейшаЯ красота €стина  есть  добро,  мыслимое
человеческим умом; красота  есть  то  же  добро  и  та  же  истина,  телесно
воплощеннаЯ в живой конкретной форме. € полное ее  воплощение  уже  во  всем
есть конец, и цель, и совершенство, и вот почему  „остоевский  говорил,  что
красота спасет мир.
     Њир не должен быть спасен насильно. ‡адача не в простом соединении всех
частей человечества и всех дел человеческих в одно общее  дело.  Њожно  себе
представить, что люди работают вместе над какой-нибудь великой задачей  и  к
ней сводЯт и ей подчинЯют все свои частные деЯтельности, но если эта  задача
им {навЯзана}, если она длЯ них есть нечто роковое и неотступное,  если  они
соединены слепым инстинктом или внешним  принуждением,  то,  хотЯ  бы  такое
единство  распространЯлось  на  все  человечество,  это  не  будет  истинным
всечеловечеством,  а  только  огромным   "муравейником".   Ћбразчики   таких
муравейников были, мы знаем, в восточ