лЯд свыше на всех
нас и на все, что здесь с нами происходит, на все наши земные дела. ‚едь все
равно,  что бы мы здесь ни делали, мы не можем соответствовать  тому уровню,
который нам  предназначен, как  далекаЯ и  всего лишь возможнаЯ  перспектива
нашего развитиЯ, и тому  заданию, которое невыполнимо длЯ нас, а  значит, не
можем  не  быть  наказываемы  за  это несоответствие.  „остойнаЯ  сочувствиЯ
участь.
     €  нам, видимо,  сочувствуют,  потому что любЯт.  ‘очувствуют всей  той
ерунде, из которой состоит наша земнаЯ жизнь,  да  и  мы сами тоже в большой
степени, и любЯт нас за что-то совсем другое.
     Ќо,  правда,  нам  непозволительна  такаЯ  роскошь  -  считать  ерундой
что-либо земное  вокруг  или  в  нас  самих  и  разбиратьсЯ  во  всем  этом,
сортировать - что серьезно,  что несерьезно,  что  достойно вниманиЯ, что  -
недостойно, что ведет к Ѓогу, что - нет.
     Ћбласть  нашего выбора - душа, и только  две вещи  длЯ выбора - добро и
зло. ‚се  остальное, что ни есть сущего - та  область,  где мы не хозЯева  и
даже не  гости, мы всего лишь составнаЯ  часть ее и не можем  отделить самих
себЯ от  нее, не можем  посмотреть на нее со  стороны, на  расстоЯнии  или с
высоты, свысока (не на словах, а на деле). ’ак же как невозможно самому себЯ
вытащить  за волосы из болота и откуда бы  то ни было. €  так  же невозможно
решить,  какаЯ часть земной ноши подходит, с точки зрениЯ -  сопутствует  ли
она  движению  к  Ѓогу  или  нет,  какаЯ -  не подходит,  так  невозможно  и
отказатьсЯ   от   какой-то  такой  части,  котораЯ  покажетсЯ  неподходЯщей.
Ќевозможно, потому что эта ноша, отвергаемаЯ кем-то, двойным грузом лЯжет на
тех, кто не отказалсЯ и от своей.
     —еловек (не конкретно,  а вообще) не может отделитьсЯ от своего земного
груза, который становитсЯ  чем дальше,  тем сложнее и, если не физически, то
морально,  тЯжелее. €  этот груз  имеет  очевидные  свойства:  он неумалЯем,
неупрощаем со временем и так прочно привЯзан к человеку, как землЯ и воздух.
ЏользоватьсЯ землей и воздухом - значит, тащить на себе весь этот груз. € не
искать  –арствиЯ  Ќебесного  (или  его моментов,  частиц)  на земле, которое
освободило бы хоть в какой-то мере от земной ноши.

        * * *
     ‡емнаЯ жизнь - это своего рода вечный пир во времЯ чумы. „аже осознаваЯ
присутствие  рЯдом  чумы  (зла  и греха, сопровождающих  неотрывно  жизнь  и
превращающих многие души из пшеницы в плевелы), невозможно остановить пир  -
эту  заведенную  навечно  или  надолго машину  бесконечного  воспроизведениЯ
красоты и материальности.
     ‚се земное  крутитсЯ  вокруг этого,  надеЯтьсЯ избавитьсЯ  от  этого  -
иллюзиЯ  несбыточнаЯ.  …сли только умереть. €збавитьсЯ от  этого  в какой-то
степени, достаточной, с точки  зрениЯ  человека (конкретного  или общества),
длЯ спасениЯ души и вообще соответствиЯ  как бы христианскому  облику - тоже
иллюзиЯ.
     ’ем самым человек хочет  как  бы отойти в сторону от жизни, отступить с
основной,  общей дороги на обочину. Ќо  нет  такой обочины в  жизни,  мы все
взаимосвЯзаны,  соединены  горизонтальными  свЯзЯми (не  человек  -  Ѓог,  а
человек - человек)  и  не  можем быть отделенными  от этих  свЯзей, грозЯщих
иногда бедой, несчастьем, расплатой за чужие грехи.
     Ќе  от  этого  ли  на  самом  деле  стремитсЯ  уйти  человек,  стараЯсь
отодвинутьсЯ от главной дороги на  обочину. ‚едь на главной дороге не только
соблазны, грехи, красоты и суета, но и жертвы, страдание, искупление.
     Љроме  того,  устанавливаЯ, пусть  и  с сознанием  и  признанием  своей
греховности, некие как бы пределы длЯ  соответствиЯ христианским требованиЯм
(то   есть   определенного  набора  добродетелей,   некоего  образа   жизни,
достаточных длЯ того, чтобы соответствовать), человек, может быть, незаметно
длЯ себЯ вторгаетсЯ  в  ту область, где он  хозЯйничать не должен,  да и  не
может.
     Ќе  может  он себе  устанавливать  подобных  пределов  и  определЯть  -
достаточно или недостаточно он  сделал,  чтобы быть  христианином.  ‚  любом
случае у  него остаетсЯ  неосвоенный  дальнейший  путь в  этом  направлении,
которого (пути) он пока не видит или никогда не увидит.
     Џределов на этом пути нет. ’ак, человек, осознающий, что нельзЯ убивать
людей, доволен этим  своим  пониманием,  хотЯ он еще  не понЯл,  что  нельзЯ
убивать также  и,  например, кошек и  собак. —еловек, понЯвший,  что  нельзЯ
убивать кошек и  собак, доволен  этим  более высоким уровнем пониманиЯ  и не
знает, что за ним  есть другой уровень, на  котором можно понЯть, что нельзЯ
также  убивать  и  мышей  и тараканов.  € нет  такого  последнего уровнЯ, на
котором  человек  может  успокоитьсЯ в этой земной  жизни. …го дело - идти в
этом направлении, а не устанавливать пределы, пытаЯсь тем самым превратитьсЯ
из  объекта в субъекта в отношениЯх между Ѓогом и человеком, то есть  ввести
или  заключить  эти  отношениЯ  в  какое-то  спокойное, удобоприемлемое  длЯ
человека русло.
     Ќо  могут  ли быть какие-нибудь  удобные рамки или приемлемые  русла  в
области   отношений   человека   и  Ѓога?  „лЯ   человека  эти  отношениЯ  -
непознаваемость до конца,  недостижимость в земной жизни каких-либо конечных
или просто успокоительных результатов.
     Љонечно,  и  субъектом, действующим  лицом человек  в  этих  отношениЯх
бывает (или может быть), но только в  одном случае -  в случае  его  любви к
ближнему. ‚  остальном же он  не субъект,  который  решает,  где его пределы
взаимоотношений с  Ѓогом и  каковы  его возможности на этом пути, а  объект,
который  должен  не  только  усвоить  некие  как  бы  правила  христианского
поведениЯ,  но и соответствовать своей конкретной участи  на земле,  то есть
тому, что решила длЯ него  судьба, а  не тому, что он сам  хотел бы длЯ  нее
решить.
     ’о же самое, что длЯ какого-нибудь конкретного человека,  можно сказать
и  вообще  длЯ человека на земле. “ него есть тоже своего рода участь, общаЯ
длЯ  всех участь - это материальность и красота земного мира, в  том числе и
его самого.
     €з  этой  участи происходит весь  тот набор  обЯзанностей  человека  по
отношению к земной жизни. € он как бы обЯзан, хочет - не хочет, отдать  дань
всему тому содержанию, которое  навЯзывает жизнь. ‚ынести  эту  ношу, причем
всерьез, а не понарошку.
     ‚едь не  наше дело разбиратьсЯ в этом содержании, откладываЯ  в сторону
не годЯщеесЯ, с нашей точки зрениЯ, длЯ спасениЯ души  и оставлЯЯ годЯщеесЯ.
’о есть,  наверное, есть  то, что годитсЯ  и что не годитсЯ, но решать самим
то,  что должно  быть  решено  только  свыше  -  это, скорее,  такой как  бы
хитроумный ход, имеющий целью "подстелить соломку" там, где есть вероЯтность
упасть. Ќо  это все тоже входит в  состав нашей земной участи. €  какаЯ  она
должна  быть конкретно, и в  чем больше смысла,  в подстелении соломки или в
падении, которое  может сделать кого-то  жертвой, приносЯщей "много плода" -
это все неведомо  нам,  мы  же не  знаем, какова  наша  судьба  и каков  наш
завтрашний день и кому что предназначено.
     Ђ такие вещи, которые в нас собственно и интересуют: любовь к ближнему,
жертва  -  они находЯтсЯ где-то в самой  глубине жизни, земной жизни, не  на
обочине, не в тени, не на соломке.

        x x x
     Љак бы  ни было  иллюзорно, тленно, да и  просто тЯжело со всеми своими
требованиЯми к человеку его земное содержание,  ему предназначено  не только
нести его полностью на себе, все без исключениЯ, но и увлекатьсЯ им всерьез.
’акаЯ страннаЯ участь человека на земле - так безвыходно он  привЯзан  к его
земному содержанию и при этом так оно никому не интересно, кроме его самого.
     € сам он в качестве носителЯ своего земного содержаниЯ, только земного,
такого дорогого ему,  тоже никому,  кроме себЯ, не нужен. ‚  этом смысле,  в
смысле этой ненужности человек как бы сирота в этой земной жизни. …го земное
содержание -  сирота. Ћно одновременно  навЯзано ему, навЯзано  так,  что не
отвЯзатьсЯ, и оставлено с ним наедине: тащи его, как хочешь, на своем горбу,
умудрЯйсЯ не  рухнуть  под его тЯжестью  и на какую-то постороннюю помощь не
особенно  рассчитывай.  ‚едь сказано: "ЉакаЯ  тебе польза,  если приобретешь
весь мир, а душе своей повредишь". (Њатф.16:26).
     €  пусть здесь речь идет  не столько о мире, сколько о душе,  но как же
дешево ценитсЯ этот мир, какое прохладное и отчужденное отношение  к нему, к
нему  самому  по себе, а не как  к  вместилищу душ. €  такое же прохладное и
отчужденное отношение ко всему нашему земному содержанию, составлЯющему этот
земной мир.  ќто земное содержание нашей жизни не любимо никем, кроме нас же
самих, оно сирота в вечности, и ему холодно, как сироте, и страшно.
     Ќам самим, насколько в  нас есть этого земного  содержаниЯ, настолько и
нам  холодно  и  страшно.  €  только  наша погруженность в него,  полнаЯ,  с
головой, если она иногда случаетсЯ, отвлекает нас от этого страха и холода и
заставлЯет на времЯ забыть о них.
     ќто  сиротство   человека   как   носителЯ   земного  содержаниЯ,   его
заброшенность  и  оставленность наедине с  ним обнаруживаетсЯ и  чувствуетсЯ
человеком обычно  тогда,  когда  он,  немного  отвлекшись от своего  земного
содержаниЯ, только чуть-чуть высунувшись за его пределы, то есть пытаЯсь как
бы  со  стороны  взглЯнуть на  свою  земную  жизнь и понЯть ее смысл,  сразу
сталкиваетсЯ  с таким  равнодушием  и отчуждением со стороны  вечности к его
земной жизни, которое выражаетсЯ в совершенной невозможности обнаружить этот
смысл,  да  и  вообще  хоть  какую-нибудь  информацию  о  человеке,  данную,
подсказанную извне, а не то, что он сам о себе и длЯ себЯ придумал со своими
ограниченными возможностЯми, ограниченными его принадлежностью земной жизни.
     Ћн как  бы ждет разъЯснений от  того,  кто  понимает о нем и его земной
жизни больше его самого. € в ответ не  слышит ничего. € поэтому ему кажетсЯ,
что, во-первых, отвечать просто  некому и,  во-вторых, что он  такой  полный
сирота на земле со всеми своими земными делами и так холодно и одиноко ему в
этом  сиротстве и страшно, как всЯкому  сироте.  ‚едь общий вид нашей земной
жизни изнутри ее, как  бы с ее точки зрениЯ, представлЯетсЯ таким, что мы  в
нее неизвестно откуда, из неназванной, не пославшей нам никакой информации о
себе, а значит,  чужой  и  холодной  длЯ  нас неизвестности  в земную  жизнь
приходим и туда же из нее уходим.
     ‚от эта  неинформированность,  неданность  каких-либо сведений  как  бы
доказывает нелюбовь к нам со стороны  всего  остального,  что  не  есть этот
земной мир. € если представить, что рЯдом с нашей земной жизнью,  вокруг нее
находитсЯ нечто  большее, всеобъемлющее, то  мы как носители нашего земного,
именно  земного, содержаниЯ  находимсЯ среди этого большего,  как чужие  или
незваные и незнакомые гости, которых не хотЯт знать, или беспризорные дети.
     ‘трах  находитьсЯ внутри  такого  холодного, просто ледЯного равнодушиЯ
существует  обычно  в виде  страха смерти, хотЯ  он и  не обЯзательно свЯзан
именно с событием смерти,  а существует в отраженном и  распыленном  виде во
всей жизни.  Ќо просто обычно он  не  чувствуетсЯ и не помнитсЯ, заслоненный
материальностью этой  жизни,  а при напоминании о конце этой  материальности
сразу возникает.

        x x x
     ќто  ощущение  ненужности,   заброшенности  на  земле  внутри  ледЯного
пространства  (ледЯного  не  в  смысле  температуры, а в  смысле равнодушиЯ,
безразличиЯ), которое,  кажетсЯ, что-то знает о нас, чего мы здесь,  внутри,
узнать о себе не в  состоЯнии, но настолько холодно  по отношению к нам, что
как бы  не  снисходит  к  нам,  к нашему  убожеству  и  несовершенству  и не
принимает за своих, чтобы доверить нам какие-то недостающие нам тайны  - это
ощущение вполне соответствует действительности.
     —утье нас не обманывает, так и есть:  все наше земное содержание, такое
важное длЯ нас, и всЯ наша земнаЯ ноша, на несение которой мы тратим столько
сил  и энтузиазма - все  это здесь  у нас на земле начинаетсЯ и  здесь  же и
кончаетсЯ, не  умеЯ  пробитьсЯ  за  некие  рамки  и  вызвать  хоть  какое-то
отношение  к  себе,  плохое ли,  хорошее ли, и  поколебать  то  невероЯтной,
непостижимой (неземной) силы равнодушие, которое существует  извне и которое
мы так хорошо ощущаем.
     —тобы представить себе, чт* это  за  равнодушие,  можно представить его
примерно так, что это такое же равнодушие, которое может быть и человеческим
свойством, но преувеличенное до такой  степени,  что его можно сравнить если
только с равнодушием всей земли, всей природы (если только можно представить
ее  целиком)  по отношению к человеку. Љонечно, равнодушиЯ  в такой степени,
такого величиЯ  и силы  человек достичь  не в  состоЯнии и постичь тоже,  не
говорЯ уже о том, чтобы поколебать, нарушить его.
     Ќо  и зачем пытатьсЯ  нарушить его? ‚едь оно  врЯд ли существует только
длЯ того, чтобы  наши попытки как-то пробитьсЯ  сквозь  его  ледЯное величие
неизменно заканчивались поражением и мы так всегда и оставались бы в темноте
и  страхе  неизвестности  наедине  со  всей  земной  реальностью.   ‚рЯд  ли
существуют именно  такие намерениЯ у владельца этого равнодушиЯ по отношению
к человеку, такие бесплодные и бесперспективные намерениЯ.
     Њожет  быть,  эта  ледЯнаЯ  стена  равнодушиЯ  ко всему  нашему земному
содержанию  так  непоколебима  именно  длЯ того,  чтобы  наше внимание, наши
вопрошающие   движениЯ  души  отражались  от  ее  ледЯной  поверхности,  как
солнечный луч от зеркала и направлЯлись совсем в другую сторону.
     Ќас,  естественно,  больше  всего и прежде  всего интересует  отношение
извне к  своей любимой земной жизни. Ќам все это так бесконечно  дорого, что
мы как будто  и не  видим ничего другого, кроме  этого, чт* в  нас могло  бы
вызвать интерес  извне. ‚от, может быть, именно  такое  ледЯное, чрезмерное,
демонстративное  равнодушие ко  всему  этому, вниманиЯ  к  чему мы так ждем,
необходимо длЯ того,  чтобы  достаточно основательно потрЯсти нас неизбежным
столкновением с этим равнодушием и заставить вспомнить или  узнать впервые о
чем-то  другом  в  нас,  чт*  как   раз  наоборот  вызывает  преувеличенный,
бесконечный интерес. ‘тепень этого интереса (или даже - заинтересованности),
этого вниманиЯ извне можно сравнить только со степенью происходЯщего из того
же источника равнодушиЯ.
     ’ак    вот    одновременно   существуют   (сосуществуют)    бесконечнаЯ
заинтересованность и  бесконечное равнодушие извне  по отношению к  одному и
тому же -  к человеку. €  таким образом человеку как бы указывают: посмотри,
обрати  внимание  на  то  в  себе,  что  действительно  достойно интереса  и
вниманиЯ. ќта некаЯ тайнаЯ сердцевина, сущность, глубоко запрЯтаннаЯ внутри,
котораЯ неспроста привлекает, притЯгивает такое внимание извне. Ќеспроста, а
по какому-то созвучию, родству этой сущности с той сущностью извне, внимание
которой она привлекает. Љак существа одного вида в природе.
     ‚о  всей  природе  только существо  того  же  вида  может  так  глубоко
интересовать.  ’аким  же  образом  из  всего  человека выбираетсЯ  только то
единственное, что тождественно, родственно и предназначено длЯ более тесного
родства,  более  непосредственной  свЯзи с  тем,  что  извне. €  это родство
избирательно, как  магнит только металл, притЯгивает друг к другу только то,
что - свое, родственное,  родное, принадлежащее друг другу, или части одного
целого, как  бы жителей одного  мира. Ќо если это внимание извне и сообщение
между Явно разными мирами, то скорее, это будущие, или потенциальные, жители
одного мира.
     ‚от в качестве носителей (или владельцев) этой сердцевины,  сущности мы
и представлЯем, видимо, большую ценность, если уж эту сердцевину, сущность в
нас так любЯт.

        x x x
     ‘тепень этой любви и заинтересованности,  вниманиЯ  извне к  нам в этом
качестве (только в этом) так  же невозможно себе представить, как и  степень
равнодушиЯ извне к нам же, но во всех остальных качествах. ‚ернее, еще более
невозможно,  потому  что если равнодушию  еще  можно  найти более  или менее
соответствующий  аналог в нашей земной  жизни (о  чем уже было сказано),  то
такой безграничной любви, бесконечной заинтересованности и вниманию никакого
аналога в нашем земном мире нет.
     —еловек  даже  себЯ  не  любит  так  и  даже  в себе  не  заинтересован
настолько, не говорЯ  уже о  других, как  его любЯт и заинтересованы  в  нем
извне.  Ќужно быть принципиально  другим существом,  а  не человеком,  чтобы
иметь способность такой любви.
     ђазница заключаетсЯ еще и в том, что о равнодушии к нам извне мы знаем,
потому что совершенно непосредственно, так сказать, на собственной шкуре его
испытываем в виде страха смерти, а о  любви к нам  извне, тем более в  такой
бесконечной степени, мы  чаще всего не знаем, вернее, не можем знать так  же
непосредственно   и   просто.   ќто   знание  как   бы   затруднено,   более
труднодоступно, и между ним и человеком существует, хоть и не непреодолимаЯ,
но труднопереходимаЯ граница, некое препЯтствие.
     Ћбычно  мы не  можем знать, чт* там за этой  преградой, а можем  только
предполагать  и надеЯтьсЯ,  что это нечто - благоприЯтно длЯ  нас,  и искать
этому   подтверждение,   потом  искать   подтверждение   тому,  что   первое
подтверждение  истинно.  Ќо не  знать  так же  определенно, непосредственно,
собственным  ощущением, что называетсЯ  - из  первых рук,  как известен  нам
почти всю жизнь страх смерти.
     ’акое  вот  несоразмерное,  несимметричное  соотношение  получаетсЯ:  о
равнодушии к нам извне мы очень хорошо знаем, а о любви  к  нам  извне можем
только  предполагать.  €  это  норма,  хотЯ,  казалось  бы,  несправедливаЯ.
ђедкость  - знание  об этой  любви, точное знание очевидца,  свидетелЯ,  длЯ
которого  труднопреодолимаЯ  преграда  оказалась  как  бы  прозрачной, легко
позволЯющей видеть собственными  глазами  истину, скрытую обычно, как солнце
за  облаками длЯ землЯн,  как  видЯт любой  другой  предмет  -  просто,  без
посредников. ‘видетельство - то, что увидено собственными глазами.
     Ќадо ли  свидетельствовать  о том бесконечном  равнодушии к  нам  как к
носителЯм всего нашего земного содержаниЯ? ‚роде бы каждый и  сам это вполне
ощущает,  только не  всегда,  далеко  не  всегда осознают,  что  значит  это
ощущение  на самом деле, вернее,  чем  оно  еще  ЯвлЯетсЯ, кроме  привычного
страха смерти.
     Ђ  вот  о любви, столь  же бесконечной, как  и равнодушие, и  оттуда же
происходЯщей, свидетельствовать надо бы. ЋщущениЯ ее у  нас чаще всего  нет,
тем более знаниЯ о ней.
     Џри этом неизбежном страхе смерти и ощущении  бесконечного равнодушиЯ к
нам извне и  нашего земного сиротства, возможно,  трудно  себе  представить,
поверить, осознать, что все-таки не страшно  нам должно быть ни  в вечности,
ни на  земле:  нас  любЯт, в  нас бесконечно  заинтересованы,  мы бесконечно
нужны. Ќо не в качестве земных жителей, носителей своих тел и всей остальной
земной  ноши, воспроизводителей  своего рода,  части всей  земной красоты  и
материальности. Ђ в качестве носителей наших же собственных заложенных в нас
и  пока  еще  не  осуществленных  и почти  не осуществлЯемых возможностей  -
возможностей нашего нового качества.


        5. Љроткие враги мира сего


     ‘видетельства  о  том,  что невозможно  самим  непосредственно знать  и
видеть  собственными глазами, непреодолимые  или  труднопреодолимые преграды
между  человеком и его знанием  (не верой, не  надеждой, а знанием)  о Ѓоге,
вернее,  о …го  отношении к человеку, невозможность, нереальность выполнениЯ
человеком своей задачи на земле и даже,  чаще  всего, и незнание о ней - все
это недопонимание, недознание себЯ и всей земной жизни в соотношении с Ѓогом
происходит,  длЯ  христианского мира,  от  неполного  и  даже  часто  весьма
поверхностного пониманиЯ христианства,  то есть  того  пути  (или  способа),
который дан христианскому миру длЯ движениЯ к Ѓогу  и пониманиЯ себЯ  и всей
земной жизни в соотношении с Ќим.
     Џонимание,  знание  этого  предоставлЯетсЯ человеку,  как  элементарнаЯ
справка,  простой ответ  на  простой  вопрос,  в  конце пути,  обозначенного
христианством. Ќо именно в  конце,  в полном варианте познаниЯ  христианской
идеи, который возможен, конечно, не книжным путем или не только и не столько
книжным и который, видимо, и  означает то самое "рождение свыше", возможное,
наверное, только по воле свыше.
     € не то  чтобы человек  становитсЯ ангелом во плоти. Ќо Ћтца  Ќебесного
приобретает  и  получает  всю, именно всю информацию о  себе,  какаЯ  только
существует.  Ќаверное,  от Ќего  же ‘амого  и  получает  как  ощутимый  знак
родства.
     Љому именно  определено родитьсЯ свыше, получить всю информацию, пройти
весь путь  познаниЯ, содержащийсЯ в христианской идее - это такаЯ  же тайна,
как  и  все,  в чем  есть волЯ  свыше.  Џути  ѓосподни  неисповедимы.  •отЯ,
возможно, знающие все могут объЯснить и это.
     Ќо не так важны  заложенные, видимо, в судьбе причины избранности  этих
немногих,  прошедших весь путь. ‚ажно то, что  их  неизменно  мало всегда, в
любые времена. €х малость неизбежно терЯетсЯ среди недопониманиЯ и их самих,
и христианства одновременно.
     Ќо  как раз с  этими  немногими,  хоть они  и терЯютсЯ среди  многих  и
кажутсЯ странными, чужими и слишком трудно живущими - с  ними как раз все  в
порЯдке.  “  них нет или почти нет вопросов.  Џри всей трудности их  жизни в
действительно чужом длЯ них мире, который так же неудобен длЯ них, как и они
длЯ него, именно они наиболее спокойны и благополучны.
     Ќеудобство,  нелепость их -  только  на поверхности. ‚есь путь познаниЯ
христианской идеи, пройденный до  конца,  неизбежно отражаетсЯ на жизни,  на
самой жизни, а не  только на  степени информированности того, кто этот  путь
прошел.  €  отражаетсЯ так основательно,  затрагивает эту жизнь так глубоко,
что менЯет самые ее основы.
     ќто  тоже  своего  рода  тайна  - к*к рождение  свыше,  что  в сущности
означает предельную информированность, может  так  основательно  перевернуть
жизнь, поставить все на  свои  места,  настоЯщие места, и с головы на ноги и
сделать всю  жизнь как  бы  оболочкой,  окружением  или сопровождением  того
нового  центра,  которым  и  становитсЯ  факт  рождениЯ  свыше.  €  как  это
становитсЯ  непреодолимой  пропастью  между обладателЯми таких  перевернутых
жизней и всеми  остальными, пропастью говорЯщих на  разных Языках - это тоже
тайна.
     Џеревернутость  и поставленность с головы на ноги выглЯдит очень нелепо
и  всегда  в  большей  или  меньшей  степени  причинЯет  неудобства  каждому
владельцу  перевернутой жизни.  Ќо это не так важно, по сравнению с  глубоко
упрЯтанной под  гладкой  поверхностью  настоЯщей нелепостью  всей  остальной
жизни -  вот то,  что действительно  непоправимо  и  безнадежно, потому  что
неизвестна, не обнаружена,  не выЯвлена, во  всЯком случае  настолько, чтобы
была  Ясна,  причина этой  нелепости  и  способ исправлениЯ. …сли  нелепость
считаетсЯ скорее  нормой, чем аномалией, кто будет ее исправлЯть или хотЯ бы
пытатьсЯ исправлЯть?
     ќта  невыЯвлЯемость происходит длЯ христианского мира от  недопознаниЯ,
недоузнаваниЯ, недопониманиЯ им христианства - то есть данного  ему  пути не
столько  к  некоему  уровню  информированности,  просвещенности  в  качестве
увлекательного приложениЯ к жизни, а к изменению ее самой.
     Ђ  информированность  в   этом  вопросе,  котораЯ,  на  первый  взглЯд,
действительно может показатьсЯ неким необЯзательным приложением к "основной"
жизни, на  самом деле  оказываетсЯ как бы ловушкой, где в качестве съедобной
приманки    используетсЯ   как    раз   необЯзательность,   поверхностность,
увлекательность  неполного  познаниЯ  христианской  идеи.  …е  верхний  слой
действительно  кажетсЯ простым, спокойным, радостным  и  дающим  утешение  -
почему бы не приобщитьсЯ.
     Џриобщившись  и  принЯв  в  основном слова о христианстве (этот верхний
слой), а не  само его, но считаЯ уже себЯ христианами, сразу оказываемсЯ как
бы в другом мире. Ќа том же  месте, но  в другом мире, где существует другой
закон над  жизнью.  Џотому  что  слова,  воспринимаемые  как  необЯзательное
дополнение  к  жизни, -  воспринЯтые,  оказываютсЯ  ее законом,  действующим
независимо от того,  признали его  и  вообще узнали о  его существовании или
продолжают  считать его всего лишь словами, необЯзательными длЯ  исполнениЯ.
Џросто словеснаЯ  информациЯ оказываетсЯ чем-то совсем другим  и  бесконечно
б*льшим, но только узнав ее полностью, до конца, можно понЯть - чем именно.
     ќто  тоже  своего рода тайна  - как слова  становЯтсЯ  законом,  причем
таким, который  всегда исполнЯетсЯ. € от этой тайны начинает  веЯть холодом,
как при удалении от нагретой солнцем поверхности вглубь.

        x x x
     Џервый шаг  вглубь: ни повторЯть, ни уговаривать  никого не собираютсЯ,
однажды  все сказано  - и  на  этом словеснаЯ  (лирическаЯ) часть закончена.
„альше - можно догадатьсЯ, что будет дальше, по всему, по  нам  самим. "…сли
бы Я  не пришел  и  не говорил им,  то не имели бы греха; а  теперь не имеют
извинениЯ во грехе своем" (€оан.15: 22).
     ‚прочем, в этой ловушке нас не оставлЯют на произвол судьбы. Ќас вообще
никогда не оставлЯют, просто  мы сами то замечаем, то не замечаем этого. Ќам
все  времЯ  пытаютсЯ  объЯснить,  втолковать  все  одно  и  то  же:  изредка
по-хорошему - на словах, чаще же по-плохому - во всей остальной жизни.
     Ќо мы не очень спешим идти навстречу  этим  попыткам, и, как  много лет
назад, когда христианство впервые  принималось христианским (теперь)  миром,
так и сейчас, при многолетнем опыте приобщениЯ к христианству, уровень этого
приобщениЯ  всегда  был  довольно  поверхностным   и  таким   он   постоЯнно
воспроизводитсЯ из поколениЯ в поколение до сих пор.
     Џравда,  если  говорить не  о личностЯх,  а о народах,  то этот уровень
неизбежно будет  похож  на "среднюю температуру по больнице"  - у кого-то он
максимально глубок, у кого-то он  максимально поверхностен. Ќо как бы он  ни
был  глубок у некоторых, отдельно взЯтых, это не делает  погоды. ‚едь каждый
человек, без исключениЯ, ЯвлЯетсЯ объектом  неравнодушиЯ  и вниманиЯ  свыше,
каждый  потенциально  способен,  при  желании, идти к Ѓогу, а не в  обратную
сторону.
     ’ак вот огромное  численное преимущество тех, кто  остановилсЯ на самом
поверхностном уровне,  не  говорЯ  уже о  тех,  кто  вовсе идет  в  обратном
направлении, по  сравнению с теми,  кто имеет  представление о  христианской
идее полное, создает некую самостоЯтельную величину, самостоЯтельно ценную.
     €   эта  величина,  какаЯ  она  была  и  есть,  производит  безнадежное
впечатление.  Љак будто кому-то дали  задание пройти километр, а он за много
лет  прошел  пЯть  метров  и  каким-то  чудесным образом  не  понимает,  что
положение его безнадежно, что если  идти с такой скоростью, то или он сам не
доживет  до конца пути, или дорога зарастет непроходимыми зарослЯми, или еще
что-то случитсЯ.

        x x x
     •ристианскаЯ идеЯ  действительно такова,  что можно узнать только самый
поверхностный ее слой и при  этом быть уверенным, что знаешь и понимаешь все
до конца и не беспокоитьсЯ о незнании остального ее содержаниЯ.
     ќто  странное и таинственное свойство книги, кажущейсЯ просто  одной из
всех существующих  книг - Ќового ‡авета, а вернее, в основном, …вангелиЯ. …е
предельнаЯ  простота, элементарность,  котораЯ  притЯгивает многих, всЯких и
разных, и все кому не лень могут, только услышав или прочитав несколько фраз
из …вангелиЯ, уже считать себЯ христианами и быть  уверенными, что это так и
есть на самом  деле. €  ее бесконечнаЯ сложность  и трудность постижениЯ ее,
что делает ее неизвестной и непрочитанной длЯ многих из тех, кто ее читал.
     €нтересно, что эти многие по-своему правы и они действительно  ЯвлЯютсЯ
христианами в том смысле,  что  несут всю ответственность  за свою  и  чужую
жизнь,  за  жизнь  христианского  мира  вообще  -  ответственность,  котораЯ
предусмотрена  длЯ людей христианством, как  неким  законом.  €  именно всю,
полную ответственность, как  если бы  познание и понимание христианства,  то
есть самого закона, было  бы тоже - полным,  а не в той пропорции, в которой
оно известно и  понЯто.  € эта ответственность,  как легко можно  видеть  по
всему, довольно тЯжелаЯ длЯ человека, длЯ христианского  мира, и она гораздо
больше, чем узнаннаЯ и понЯтаЯ им часть христианства.
     €з  этого  напрашиваетсЯ такой простой  вывод,  что  именно сам человек
должен  быть  максимально  заинтересован  в  большей,  чем  сейчас,  степени
познаниЯ и пониманиЯ христианства -  того  закона, по которому он живет и по
которому с него взыскиваетсЯ, независимо от того, знает он его, не знает или
знает  частично.  ‚едь это незнание или  частичное знание  очень дорого  ему
обходитсЯ.  Ќо  этой  заинтересованности   не   чувствуетсЯ,  хотЯ  вопросы,
удивление и недоумение по  поводу большой разницы между количеством знаний и
количеством ответственности возникают.
     ‚от  эти вопросы, обычно вызываемые экстраординарными обстоЯтельствами,
и  напоминают  времЯ от  времени как самому  человеку,  у которого возникают
вопросы, так и  окружающим, о существовании  этой разницы  и  о том, что он,
видимо, призван,  по мере возможностей, преодолевать эту разницу или хотЯ бы
старатьсЯ делать это. €  тут оказываетсЯ, что заниматьсЯ этим преодолеванием
очень  трудно.  ’руднее, чем  нести  ответственность  за  бездействие в этом
направлении. ’ем более,  что часто  существует  некое  распределение  ролей,
когда одни отличаютсЯ наибольшей степенью неведениЯ, а другие за  это бывают
битыми.
     „лЯ того, чтобы между этой причиной и этим следствием установилась  как
бы обратнаЯ  свЯзь, да  и даже  хотЯ бы прЯмаЯ свЯзь  - уже  длЯ этого нужен
другой уровень познаний, чем преимущественно существующий.  ЏолучаетсЯ такой
замкнутый  круг.  Ћсобую  замкнутость  и  сомкнутость  ему добавлЯет то, что
большаЯ   степень  познаниЯ  не  способствует   обыкновенной   живучести  ее
носителей, и они, даже при всем их желании, иногда просто физически не могут
разбавить своим  присутствием неведающее  или маловедающее большинство и тем
самым улучшить общий уровень.

        x x x
     ‚прочем,  наверное,  этот  уровень ЯвлЯетсЯ оптимальным  длЯ  реального
человека, общества,  какое оно есть, и его реальной земной  жизни, какаЯ она
есть. Ќе зрЯ  же он сохранЯетсЯ в почти неизменном виде много лет, столетий.
€ если до сих  пор  ничто не могло сдвинуть с его места и подвинуть в лучшую
сторону,  то можно предположить, что он  застрЯл на этом месте безнадежно. €
как  ни воздействуй  на человека,  вернее,  на  человеческое  общество, хоть
по-хорошему -  словом, хоть по-плохому - всем остальным, оно будет стоЯть на
своем,  на  стихийно  установившемсЯ  и остановившемсЯ уровне и  лучше будет
всегда битым, чем сойдет с этого места.
     ’акой  вот союз, альЯнс между  тем миром и этим, между реальной  земной
жизнью  и  христианской идеей  -  союз,  который в принципе невозможен.  ќто
иллюзиЯ  дружбы  между ними, которой не  может  быть  и котораЯ христианской
идеей и не предусмотрена.
     ЉажущаЯсЯ  дружба  эта заключаетсЯ в  попытке  примирить непримиримое и
соединить несоединимое - чтобы и жизнь земнаЯ продолжалась, не прекратилась,
и христианскаЯ идеЯ чтобы  тоже существовала, и все это  в  одном  и том  же
месте - в человеке, что  невозможно в чистом виде. ‚  чистом виде может быть
что-то одно - или то, или другое, но не вместе.
     €ллюзиЯ мира  и дружбы между ними может быть только  за  счет  качества
того и другого, за счет ущерба в том и другом. “меньшить уровень восприЯтиЯ,
или  причастности,  к  христианству  до  незначительного,  безопасного,  как
лечебнаЯ  доза Яда,  длЯ жизни, длЯ земной жизни, уменьшить  и уровень самой
этой земной жизни до соответствующего уровню восприЯтиЯ христианства - такие
вот взаимные потери с обеих сторон создают иллюзию дружбы.
     €ллюзиЯ дружбы, снижение дозы от  Ядовитой  до лекарственной совершенно
необходимы.  џд  ни  длЯ  кого  быть привлекательным  не  может, вернее, длЯ
большинства. Џривлечь многих может если  только лекарство, дающее  надежду и
утешение.

        x x x
     ‚от  именно  в качестве утешениЯ и  приглЯнулась,  видимо, христианскаЯ
идеЯ многим.  •отЯ  утешениЯ она как раз и не содержит и вообще не  подходит
длЯ такого прикладного  применениЯ. Ћна вовсе не служит  некой приправой или
дополнением к  земной жизни. …е  настоЯщаЯ  роль скорее похожа на посланника
иного  мира,  причем,  враждебного  мира.  €  каждый,  кто  попадает  на  ее
территорию,  оказываетсЯ  на территории  враждебной  стороны, и  последствиЯ
этого могут быть соответствующие.
     —то-нибудь утешительное в этой  ситуации трудно увидеть. ’ем более, что
защищать  своих  жителей эта  враждебнаЯ территориЯ  вовсе не  стремитсЯ,  а
предпочитает, чтобы они, тайные враги здешнего  мира,  будучи с виду этакими
кроткими и безобидными голубЯми, каким-то образом  продолжали существовать в
теперь  уже, в сущности, враждебной  им  земной жизни, когда-то родившей их.
Џри  этом  они должны  и  враждовать,  и  не  враждовать  со  здешним  миром
одновременно, и воевать и не воевать с ним.
     Њожно,  конечно, постаратьсЯ сделать  вид, что не существует  такой  уж
принципиальной вражды и попробовать как-нибудь тихо и незаметно отсидетьсЯ в
уголке, "убить времЯ" своей земной  жизни. Ќо и  это тоже не приветствуетсЯ.
Љак известно,  •ристос  принес с  собой  "не мир, но меч" (Њатф.10:34).  ќто
очень  известно  (потому что  нет ничего не очень  известного в канонических
текстах   …вангелиЯ)  и  одновременно  очень  неизвестно  -  так  как  иначе
невозможно представить христианскую  идею  в качестве утешениЯ.  Ђ  в другом
качестве  она многим  не  нужна. Ќемногим, некоторым  может понадобитьсЯ,  а
многим - нет. Ђ ей нужны многие - в этом смысл.
     ‘лишком  важна  каждаЯ  душа,  как бы  много их  ни  было, важна  своей
потенциальной  возможностью   быть  спасенной,  как  бы  она  сама  к  этому
легкомысленно ни относилась. €, возможно, некоторые из этих многих обнаружат
в христианстве большее,  чем утешение, и отделЯтсЯ "зерна от плевел". Ќо это
потом, а длЯ начала  нужно, чтобы просто  о существовании христианской  идеи
было известно всем, чтобы она была той идеей, котораЯ витает  в  воздухе,  и
невозможно было бы не знать о ней.
     ‚от  длЯ  этого  и  используетсЯ  свойство христианской идеи быть  (или
казатьсЯ)  утешением, то есть чем-то притЯгивающим и приЯтным. ќто странное,
таинственное ее свойство быть (или казатьсЯ) частью себЯ, оставаЯсь при этом
всем   целым.   Ќеобходимое,   видимо,  свойство,   которое   вносит   некую
дополнительную сложность и дополнительный драматический момент в и без  того
уже  сложные  отношениЯ  христианства   и  общества,  его  принимающего  или
принЯвшего.

        x x x
     ‡нало  ли  общество (или  общества),  много лет назад впервые принЯвшие
христианство,  чт*  они принимают? ’ак же  как и  многочисленные последующие
поколениЯ, продолжающие принимать христианство и примерно в такой же степени
не  знать, чт* принимают.  ‚озрастающий  уровень  просвещенности  ничего или
почти ничего не менЯет. Џредставление  о  христианстве и  много  лет назад и
сейчас напоминает  видение небольшой  части айсберга над водой.  ЋстальнаЯ и
основнаЯ часть невидима, скрытаЯ под водой, и поэтому длЯ многих ее как бы и
нет.  ђазве такую экзотическую задачу,  как враждовать со всем  или почти со
всем  земным миром,  который в основном чужд христианству, или  любить своих
врагов, или еще  что-нибудь такое  невероЯтное в этом  духе, берет  на  себЯ
человек, принимающий христианство сейчас или тысЯчу лет назад?
     ‡адача, чаще всего -  просто  избавитьсЯ в какой-то степени  от  страха
смерти и приобрести, почти автоматически, дальнейшую жизнь. Љак, каким путем
и чего это стоит - в эти подробности как-то особенно вникать не стараютсЯ. Ђ
все христианство в этих подробностЯх.
     Ќо все  же в  самом христианстве,  в  сущности, нет осуждениЯ  невериЯ,
неспособности  или  очень  небольшой   способности  понимать  его.  Ќо  есть
постоЯнное намерение  объЯснить  то, что не понЯтно,  напомнить  о  том, что
забыто, вообще  позаботитьсЯ  о  том,  чтобы христианскаЯ  идеЯ,  витающаЯ в
воздухе, не выветривалась  и чтобы не вздумали вдруг  ее забыть. Џо-хорошему
или по-плохому - это в зависимости от  нашей способности понимать, то есть в
основном по-плохому.
     €   в  результате  возникают  такие  драматические  ситуации,   которые
совершенно   не   соответствуют   утешительному  и   благообразному   облику
христианства, который  широко известен  и  распространен  в качестве  самого
христианства. ќто несоответствие каждый раз вызывает естественное недоумение
и непонимание и даже протест, что заставлЯет  на минуту или больше очнутьсЯ,
проснутьсЯ  от утешительности и  благообразности, как от сна, и  ощутить всю
пропасть между христианством и  своим представлением о нем, Ѓогом  - и своим
представлением   о  Ќем.   Ћщутить,   скорее  всего,  не  разумом,  а  таким
естественным страхом, ужасом перед вдруг открывшейсЯ пропастью.
     Ћбычно  страхом  все и  заканчиваетсЯ,  он  не  вызывает желаниЯ  найти
какой-нибудь путь через пропасть, чтобы ее  не так боЯтьсЯ.  ќто,  наверное,
самые  тЯжелые  и  драматические  ситуации  во  всей  земной   жизни,  когда
происходЯт такие напоминаниЯ.

        x x x
     ‚ообще   то  поверхностное   представление  о   христианстве,   которое
преобладает во всем христианском мире,  настолько устойчиво и неколебимо уже
очень много лет, что, возможно, это не случайное и временное несовершенство,
а  раз и  навсегда  сложившеесЯ оптимальное  соотношение, как  в  кулинарном
рецепте: столько-то христианства (очень немного) и столько-то земной жизни с
ее противоположной христианству шкалой ценностей.
     ‚озможно,  именно это  соотношение нужно  длЯ того, чтобы земнаЯ жизнь,
пока не наступил еще ее предел, продолжалась, несмотрЯ на присутствие в  ней
несовместимой с  ней христианской идеи. Ќаверное, в этом есть свой смысл,  с
точки зрениЯ земной жизни, ее интересов.
     €  все было бы ничего, и все (многие) были  бы довольны, имеЯ  себе длЯ
жизни такой облегченный, ручной как бы, прирученный вариант христианства. Ќо
остальнаЯ часть айсберга существует независимо от того,  видЯт ее или нет. €
успокоившись знанием  о надводной  части  и  заботЯсь  только  о том,  чтобы
провести свой корабль мимо  нее,  можно запросто  столкнутьсЯ с ее подводной
частью, до сих пор не видимой, и  только тогда понЯть, что она, оказываетсЯ,
существует, несмотрЯ на незнание о ней.
     ’ак  обычно и  происходит  со считающими  себЯ христианами  и  имеющими
только частичное представление о христианстве. € мы, принимаЯ христианство и
желаЯ быть христианами, должны были  бы соответствовать ему всему, во всЯком
случае,  спрашиваетсЯ  с  нас  за  несоответствие, так  сказать,  по  полной
программе,  как если бы мы имели  представление обо всем  христианстве, а не
только о его небольшой части.
     …сли  бы  имели  такое  представление,  то  увидели  бы, какаЯ  это,  в
сущности, жесткаЯ,  тЯжелаЯ,  суроваЯ длЯ человека  вещь - христианство, как
много оно от  него требует, как на  самом  деле невыполнимы, невыносимы  длЯ
человека эти требованиЯ. Ђ читаемый в качестве книги Ќовый ‡авет - не книга,
а закон, обЯзательный к исполнению, и одновременно - приговор.
     €нтересно,  что  самый  обЯзательный к исполнению закон  - одновременно
самый неизвестный  в  качестве закона.  € поэтому, наверное, исполнение  его
происходит  чаще  всего  не в  виде послушаниЯ ему,  а  в  виде наказаниЯ за
непослушание,  которое (наказание)  также  отличаетсЯ  от  наказаниЯ по всем
другим законам своей стопроцентной неизбежностью.


        6. ‘вобода выбора


     ‚озможно,  столь скучные  слова,  как закон, исполнение,  наказание,  в
отношении христианства  и  вообще отношений Ѓога и человека могли бы отчасти
объЯснить тот мрачноватый, причем, устойчиво, неизменно мрачноватый  оттенок
всей  земной  жизни,  который  стереть  с  лица земли  не  удаетсЯ  никакими
усилиЯми.   —исто  по-человечески  и  чисто   по-земному  это  трактуетсЯ  и
воспринимаетсЯ как несовершенство этого мира.
     €деЯ усовершенствованиЯ его различными чисто  внешними приемами  - одна
из самых старинных  и постоЯнных  идей, носЯщихсЯ в воздухе. Џри этом как бы
подразумеваетсЯ,  что  с  помощью  этих  внешних  приемов  (что-то  поменЯть
местами, что-то  передвинуть, что-то совсем убрать и на его место установить
нечто  новое,  вновь  изобретенное)   можно  ликвидировать  этот  постоЯнный
мрачноватый оттенок,  который, однако, происходит  из  глубины, откуда-то из
сущности и не  иссЯкает. ‚ этом легко  можно  убедитьсЯ,  заметив,  с  каким
постоЯнством  он  снова  и снова  восстанавливаетсЯ, да  и,  вернее,  просто
никогда, ни на  минуту не исчезает. Љак бы его усилиЯ к выживанию неотступно
следуют   параллельно  усилиЯм   его  уничтожить,   исходЯщим  от  человека,
сопровождаЯ их с вежливым, но твердым постоЯнством.
     ‚месте  с этой идеей, такой древней,  что  она уже не только в воздухе,
но, наверное, и в крови, и в сознании, и в подсо