ием,  фырканьем и сопеньем ослов и -- времЯ от  времени  --
истошным  ревом  верблюда,   охваченного  любовным   неистовством.  ’огда  и
назаретЯне, позабыв о недавней распре, чуть слышно -- но оттого, что было их
много,  получалось весьма громогласно -- стали  нараспев читать  последнюю и
самую длинную из молитв, которые полагаетсЯ возносить ѓосподу в течение днЯ.
Џотом,  несколько минут спустЯ, те, у кого была самаЯ чистаЯ совесть или кто
сильней  прочих  устал с  дороги, уже спали,  причем иные  весьма бездуховно
похрапывали,  а  остальные тоже последовали их  примеру,  улегшись кто в чем
был, и  разве  только  старых  да  малых  по причине слабости  тех и  других
устроили поудобней, укрыв толстой  простыней или  вытертым  одеЯлом.  Љостер
прогорел  и  стал  гаснуть,  и  лишь  изредка пробегал слабеющий  огонек  по
обугленным  хворостинам,  еще по  дороге собранным длЯ этой полезной цели. €
вскоре под навесом, давшим приют вышедшим из Ќазарета, все спали. ‚се, кроме
Њарии. Ћна  никак не  могла улечьсЯ, удобно  устроить  живот, в котором,  по
размерам судЯ,  носила  какогото  великана, и  потому  полусидела, привалЯсь
спиной к вьючным  седлам, чтобы  дать отдых мучительно ноющей поЯснице. Ћна,
как и все, слушала спор €осифа с ‘имеоном и радовалась, как и подобает жене,
даже если схватка  была бескровной,  что муж  вышел  победителем.  Ќо суть и
предмет спора  изгладились  из ее  памЯти или были  вытеснены ощущениЯми, то
возникавшими, то пропадавшими  в ее теле, подобно  приливу  и отливу в море,
которого она  никогда в жизни не видела, но о котором ей иногда рассказывали
бывалые люди,-- и этот не дававший ей покоЯ накат волн  означал,  что дитЯ у
нее под сердцем шевелитсЯ, но както особенно, словно он, нерожденный ее сын,
находЯсь у нее в утробе, пытаетсЯ поднЯть ее себе на плечи. ѓлаза Њарии были
открыты  и блестели  в полутьме, блестели  даже после того, как окончательно
прогорел  и  погас  костер,  но ничего удивительного  в этом нет  -- так  от
сотворениЯ мира происходит со  всеми будущими  матерЯми,  тем более что мыто
узнали  о том с полной определенностью в тот миг, когда жене плотника €осифа
предстал некто, назвавший себЯ ангелом и принЯвший обличье нищего бродЯги.
     Љричали  первые петухи, возвещаЯ зЯбкий рассвет, но  путники, торговцы,
погонщики   мулов  и   верблюдов,   побуждаемые  необходимостью,   принЯлись
готовитьсЯ к выходу еще раньше и совсем затемно начали навьючивать на  своих
скотов  пожитки или товары,  а  потому поднЯлсЯ  на постоЯлом  дворе шум, по
сравнению с которым померк или, точней выражаЯсь, заглох шум давешний. Љогда
же караван  уйдет,  постоЯлый  двор  проведет  несколько часов в безмолвии и
неподвижности,  точно  распластавшаЯсЯ на солнце бураЯ  Ящерица,-- останутсЯ
там лишь те, кто намерен провести здесь целый день, отдыхаЯ до тех пор, пока
уже ближе к вечеру не ввалитсЯ в пыли с головы до ног новаЯ толпа утомленных
переходом странников,  и онито, намолчавшись  за времЯ пути, зададут  работу
могучим своим голосовым свЯзкам и, едва успев войти, примутсЯ вопить, словно
бесами обуЯнные, не  к ночи те будь помЯнуты. ЌазаретЯне покидали  постоЯлый
двор  в количестве большем, чем пришли  туда, и это неудивительно, ибо к ним
присоединились еще  десЯть  человек, и ошибетсЯ тот,  кто  сочтет край  этот
безлюдным и пустынным,  особенно  в  эту пору, когда и перепись объЯвлена, и
праздник Џасхи на носу.
     €осиф между тем решил сам длЯ  себЯ, что нужно бы помиритьсЯ  со старым
‘имеоном,  и  решил так не  потому,  что за  ночь доводы его лишились в  его
глазах  былой убедительности,--  все  же  воспитан  и  наставлен  был  он  в
почитании  старших  и  тем  более  --  стариков,  которые   Ясностью  ума  и
здравомыслием  суждений  платЯтсЯ  за  то, что  прожили так  долго  и новаЯ,
молодаЯ поросль их зачастую в грош не ставит. € вот он приблизилсЯ к ‘имеону
и смиренно  произнес:  Џрости менЯ, если  давеча речи  мои  показались  тебе
дерзкими и наглыми, ибо у  менЯ и в мыслЯх не было отказать тебе в уважении,
но сам знаешь,  как это бывает  -- слово за слово, за хорошим -- дурное, и в
итоге всегда наговоришь  лишнего. ‘имеон слушал, слушал, не поднимаЯ головы,
и наконец ответил так: Џрощаю. €осиф за  свой великодушный порыв  вправе был
бы ожидать от упрЯмого  старца и более приветливый ответ и, все еще не терЯЯ
надежды  услышать слова, которые заслуживал,  довольно  долго шел  и  далеко
прошел рЯдом с ним. Ћднако ‘имеон, уставЯсь себе под ноги, делал вид, что не
замечает его, покуда плотник, осердЯсь -- и ведь за дело,-- не махнул рукой,
как бы собираЯсь прибавить шагу. ’огда старик, сделав вид, что вдруг очнулсЯ
от важной думы, нагнал €осифа, ухватил его за край одежды и сказал: Џостой.
     “дивленный €осиф обернулсЯ. Џостой, повторил старик  и сам остановилсЯ.
‚се  прочие путники миновали их, и они остались на  дороге вдвоем, словно на
ничейной  земле,  между  удалЯвшимисЯ  мужчинами  и  еще не  приблизившимисЯ
женщинами. Ќад толпою их покачивалась в такт ослиному шагу голова Њарии.
     Ћни вышли из долины €зреель. „орога, огибаЯ  скалистые валуны, медленно
поползла вверх, в горы ‘амарии,  на  запад, вдоль горной грЯды, за которыми,
спускаЯсь к  €ордану и простираЯсь южнее, пылала незаживающаЯ и  давнЯЯ рана
€удейской  пустыни -- земли,  вожделенной длЯ многих  и многих,  но так и не
знавшей,  кто же владеет и  обладает  ею. Џостой,  сказал ‘имеон, и плотник,
внезапно оробев,  повиновалсЯ.  †енщины  были уже  невдалеке.  ‘тарик  снова
зашагал по дороге, продолжаЯ, словно силы покинули его, держатьсЯ за €осифа.
‚чера ночью,  сказал он, перед тем  как Я  уснул, было мне видение. ‚идение?
„а, но не обычное,  когда предстают перед тобой предметы и  люди, а видел  Я
как бы сокрытое за словами --  за теми, что произнес ты, помнишь?-- что если
сын твой не родитсЯ в срок,  отведенный длЯ переписи, то, значит. ѓосподь не
хочет, чтобы римлЯне знали его и внесли в свои списки. „а, Я  так сказал, но
виделто ты. Ќе знаю, что видел Я,-- менЯ словно бы вдруг  обуЯла уверенность
в  том, что римлЯнам лучше бы  не знать  о существовании  твоего сына, чтобы
вообще никто ничего  не  ведал о  нем, и, если все же придет он  в этот мир,
лучше будет, чтобы прожил он отмеренное ему без славы и без скорбей, вон как
те мужчины, что удалЯютсЯ от нас,  и как те женщины, что к нам приближаютсЯ,
чтобы прожил он безвестным,  как любой из  нас, до смертного своего  часа  и
даже после  него. ЉакаЯ же инаЯ участь  уготована  может быть  сыну простого
плотника из Ќазарета,  кроме той, о которой ты сказал сейчас? Ќет, €осиф, не
ты один распорЯжаешьсЯ жизнью его.  Ќу,  разумеетсЯ, на все  волЯ ЃожьЯ, так
было спокон веку, так привыкли мы верить, и все же, ‘имеон, расскажи мне еще
о моем сыне, что  еще узнал ты о нем? Ќичего, ничего, кроме этих твоих слов,
но только  они, будто  при вспышке зарницы, обрели  иной  смысл: так  иногда
взглЯнешь на Яйцо --  и провидишь в нем цыпленка.  ѓосподь делает что хочет,
хочет то, что делает, в …го руках судьба  моего сына,  Я тут ничего не могу.
ќто так, но есть еще несколько  дней,  когда власть над нерожденным ребенком
делит  с  ѓосподом и  мать. ‚ерно, а потом, если родитсЯ сын, будет над  ним
власть  моЯ и  ѓоспода.  €ли только ѓоспода.  Љак и над всеми.  Ќет,  не над
всеми, иными владеют и Ѓог и „ьЯвол. Ђ как же это узнать?  …сли бы  ‡акон не
предписывал  женщинам  хранить  молчание, то  они, измыслившие первый  грех,
который  породил  и все прочие, быть  может,  поведали бы то, что  тебе надо
знать. Ђ что мне надо  знать?  ЉакаЯ  часть  плода, вынашиваемого  ими,-- от
Ѓога, какаЯ -- от ‘атаны. џ не понимаю тебЯ, ‘имеон, ты ведь вроде говорил о
сыне моем.
     Ќе о твоем сыне,  а о женщинах и о том, как  производЯт они на свет нас
всех, ибо кому же, как не  им, знать, что любой из нас и мал и велик, что  в
каждом из нас заключено добро и зло, мир и война, Ярость и кротость.
     €осиф оглЯнулсЯ назад, увидел Њарию на осле, а перед нею -- мальчугана,
сидЯщего верхом, помужски, и на миг ему представилось,  что это его  сын,  и
жену свою, подвигавшуюсЯ вперед в разросшейсЯ толпе женщин, он увидел словно
бы впервые. ‚  ушах его все  еще  звучали странные слова ‘имеона, но  все же
плохо  верилось,  что  так много  зависит от женщины, по  крайней мере,  его
собственнаЯ жена никогда и  ничем,  даже  ничтожным  намеком не  давала  ему
понЯть свои особенности и отличиЯ от всех  прочих. Ќо уже в следующий миг он
отвернулсЯ, ибо, вспомнив того  нищего с  его светЯщейсЯ землей,  задрожал и
затрЯссЯ с головы до ног, волоса стали дыбом,  и озноб пробежал по спине, и,
снова обернувшись к  жене, увидел €осиф Ясно,  своими глазами увидел рЯдом с
нею мужчину роста столь высокого, что женщины вокруг не доходЯт ему даже  до
плеча, и по этой примете безошибочно определил того самого бродЯгу, которого
никогда  прежде  видеть  не  мог.  Ћн  глЯнул  еще  раз  -- но тот  со  всей
непреложностью шел в толпе женщин,  чего быть  не могло, и  взЯтьсЯ ему  там
было  неоткуда.  €осиф  хотел  было  попросить  и ‘имеона  взглЯнуть  назад,
подтвердить или опровергнуть такие ни с чем не сообразные чудеса, но  старик
уже прошел вперед, он сказал  то,  что должен был  сказать, и теперь нагонЯл
своих родичей, желаЯ  из пророка вновь стать всего лишь старейшиной рода.  €
тогда плотник,  не найдЯ  свидетелей,  решил поверить  собственным глазам  и
опЯть взглЯнул в сторону жены. Ќо рЯдом с нею уже никого не было.
     Џо  направлению к югу  двигались  они через всю ‘амарию  и  шли, говорЯ
военным  Языком,  форсированным  маршем,  причем одним  глазом  смотрели  на
дорогу,  а другим с тревогою озирали  окрестности,  ибо опасались проЯвлений
враждебности, вернее,  недоброжелательности со стороны  местных  жителей  --
злокозненных   и  погрЯзших  в   ереси  потомков   ассирийских  насельников,
поЯвившихсЯ в  этих  местах  во  времена  ‘алманасара,  царЯ  Ќиневии, после
изгнаниЯ и рассеЯниЯ  двенадцати племен €зраилевых,  и много  было  в них от
иудеев, но  еще больше  --  от  Язычников, ибо свЯщенным  законом  над собой
признавали лишь  ЏЯтикнижие Њоисееве  и  утверждали,  вообразите только, что
ѓосподь избрал  длЯ •рама своего не €ерусалим, но лежавшую на их землЯх гору
ѓеризинскую. Љак ни спешили путники оставить этот враждебный край, а все  же
две ночи пришлось им провести в чистом поле, выставив дозоры, чтобы не могли
незамеченными подобратьсЯ к ним самарЯне, от  которых жди чего угодно -- они
на  все  способны, они в глотке  воды откажут умирающему от жажды  человеку,
даже если  человек этот -- чистейший иудей по крови,  а  что  касаетсЯ  всем
известного  исключениЯ  [  €меетсЯ  в виду  Џритча  о милосердном самарЯнине
(…вангелие от ‹уки, 10,3036). (‡десь и далее -- примеч. пер.)
     ], то  оно  на  то и  исключение,  чтобы подтверждать правило. €  столь
сильна  была  тревога  наших путников,  что  мужчины,  вопреки  обыкновению,
разделились надвое,  спереди и сзади  прикрываЯ  женщин  своих  и  детей  от
оскорблений, а  то и чего похуже. Ћднако самарЯне в  те  дни настроены  были
отчегото  миролюбиво   и,  встречаЯсь   с  нашими   галилеЯнами  на  дороге,
ограничивались лишь злобными взглЯдами да бранными  словами, а о том,  чтобы
напасть из засады на безоружных и оробелых людей или закидать их камнЯми,  и
речи не было.
     Ќеподалеку от  ђамалы, где, по  заверениЯм тех, кто  наделен был  самой
горЯчей  верой  или  самым  острым  обонЯнием,  уже  ощущалось   благоухание
свЯтости,  исходЯщее от  €ерусалима,  покинул  спутников  ‘имеон  со  своими
домочадцами,  так  как  ему  -- ранее  мы об  этом упоминали  --  предстоЯло
проходить перепись в одной из здешних деревень. ђаспрощались посреди дороги,
напутствуЯ и благословлЯЯ друг  друга, женщины семейства  ‘имеонова  одарили
Њарию сотнЯми советов, а каждый из них, как известно, есть  сын опыта, и они
расстались: одни стали спускатьсЯ в долину, где скоро найдут отдохновение от
тЯгот четырехдневного пути, другие  же  направились в ђамалу, и на  тамошнем
постоЯлом дворе проведут они наступающую ночь. Ђ уж  в €ерусалиме оставЯт их
и прочие назаретЯне,  большаЯ их часть направитсЯ  в Ѓершеву, куда дороги им
будет  еще два днЯ,  а  плотнику  с женою идти  надо  дальше,  в ‚ифлеем.  ‚
суматохе прощальных напутствий и  объЯтий €осиф отозвал ‘имеона  в сторону и
со всей почтительностью спросил, не припомнилось  ли тому за  это времЯ  еще
чтонибудь из бывшего ему видениЯ. џ же тебе говорил, не видение это было. „а
что бы ни было, мне хочетсЯ  знать, какаЯ судьба ждет моего сына.  ’ы и свою
собственную  судьбу знать не можешь, хоть и  стоишь тут  и говоришь со мной,
как же узнать судьбу того, кого еще и на свете нет.
     „уховным  зрением дальше видитсЯ, потому Я и счел, что ты, кому ѓосподь
отверз глаза на то, что Явлено  лишь избранным, проник в такую даль, где длЯ
менЯ лишь непроглЯдный мрак. Ѓыть может, о судьбе твоего сына тебе  не  дано
будет знать никогда, твоЯ  же собственнаЯ, быть может, исполнитсЯ уже скоро,
не задавай  вопросов и  наперед не загадывай, живи  днем нынешним. € с этими
словами  ‘имеон  возложил  правую  руку  на   голову   €осифа,   пробормотал
благословение, никем не расслышанное, и пошел к своим, ибо те уже ждали его.
€звилистой  тропой  начали  они  спускатьсЯ  в  долину,  где  в  самом  низу
противоположного  склона,  почти незаметнаЯ  среди  камней, так и лезших  из
земли, будто неупокоенные кости, стоЯла деревнЯ  ‘имеона. Ѓольше €осиф о нем
не слышал ничего, кроме того, что старик умер еще  до  переписи  -- но и эта
весть дошла до него гораздо позже.
     Џосле  двух ночей,  когда приходилось небом  укрыватьсЯ и  светом звезд
согреватьсЯ,  ибо,  опасаЯсь  внезапного  нападениЯ,  они  даже  костров  не
разводили, хорошо было назаретЯнам снова оказатьсЯ в уюте и тепле постоЯлого
двора. †енщины помогли Њарии  слезть с осла и, жалеючи ее, приговаривали: „а
тебе вотвот рожать, и беднаЯ  ЊариЯ в ответ  шептала, что  да, мол, наверно,
скоро, словно вдруг начавший быстро расти живот -- в самом ли деле еще вырос
он, или  так  ей казалось?-- служил  неопровержимым признаком  надвигающихсЯ
родов. †енщины устроили ее  как могли лучше, в укромном  уголке,  и занЯлись
ужином, и  так уж запоздавшим.  Џоесть собрались все,  но на  сей раз вокруг
костра  разговоров  не  вели,  преданий не  вспоминали, историй  из жизни не
рассказывали,-- нет, близость €ерусалима словно обЯзывала к молчанию, каждый
заглЯдывал  внутрь себЯ и  себЯ спрашивал: Љто ты, столь на менЯ похожий, но
мне  неведомый, но  не думайте, что все это произносилось вслух, люди сами с
собой не разговаривают вот  так, безо всЯкой на то причины, да и не думалось
осознанно,  но одно несомненно:  захоти ктонибудь облечь  в слова  такое вот
молчаливое  созерцание Языков  пламени, слова  раздались  бы  именно  эти  и
никакие другие и все было бы сказано ими. ‘ того места, где сидел он,  видел
€осиф лицо  жены своей, повернутое к нему в профиль,  озаренное красноватыми
бликами костра, мЯгкой светотенью обрисовывавшего  его, и подумал вдруг, сам
удивившись  внезапной  мысли своей, что ЊариЯ -- красиваЯ  женщина: женщина,
хоть  и оставалось лицо ее полудетским,  красиваЯ, хоть тело ее  и  потерЯло
былую стать,  но он же  помнит,  как изЯщна и стройна была она,  и, конечно,
когда родит, вновь станет прежней.
     €осиф  подумал  об этом, и тотчас  дали себЯ знать месЯцы,  протекшие в
вынужденном воздержании: пошло гулЯть по крови,  волна за волной посылаЯ  ее
по  всему телу,  желание  столь безотлагательное,  что мутилось  в голове, а
потом, еще усиленное и подкрепленное  воображением, сделавшись из смутного и
зыбкого непреложно  вещественным,  вернулось  туда,  где  родилось.  ’ут  он
услышал, как ЊариЯ коротко простонала, но не подошел к  ней. …му вспомнилось
-- и воспоминание это, будто ледЯной водой окатив,  вмиг унЯло любострастный
жар, объЯвший его,-- вспомнилось, как два днЯ назад мелькнул подле Њарии тот
самый нищий, что преследовал их с  того днЯ,  когда известно  сделалось о ее
беременности,  да, преследовал, ибо €осиф, хоть с того  самого днЯ и до  днЯ
позавчерашнего  не  видел его, не сомневалсЯ,  однако,  что все  эти  девЯть
месЯцев неотступно  присутствовал таинственный  попрошайка  в помыслах  жены
его. Ћн не решилсЯ спросить ее, что за человек был рЯдом с нею, куда девалсЯ
он потом, будто  в  воздухе растаЯл,--  и  не решилсЯ  потому, что  не хотел
услышать ответ, которого  ждал и боЯлсЯ, боЯлсЯ,  что прозвучат  недоуменные
слова: Њужчина? Љакой еще мужчина?-- а вздумай он упорствовать и настаивать,
жена,  скорей всего, призвала бы  в  свидетельницы женщин,  с которыми  шла,
пусть, мол, скажут, был  с нами мужчина, шел ли средь нас мужчина?-- и  те в
один  голос заЯвили  бы, что  не было, и головами бы  замотали возмущенно, и
самаЯ из них ЯзыкатаЯ сказала бы, наверно,  что у мужчин, сколько ни есть их
на свете, одно на уме и, пока не засвербит известно где, они к нашей  сестре
близко не подойдут.  Ћб одном лишь не  догадывалсЯ  €осиф -- жена  его ЊариЯ
удивилась бы непритворно, ибо  и в самом деле не видела никакого  нищего  ни
въЯве, ни в воображении, будь  он существо из плоти и крови или же  призрак.
„а  как  же это может быть, если Я своими глазами видел его рЯдом с тобой?--
спросил бы €осиф, и ЊариЯ бы отвечала твердо:
     ѓоворили  мне,  будто  ‡акон велит  жене  во  всем  повиноватьсЯ  мужу,
всЯчески его почитать, а потому Я и не стану повторЯть, что не  было со мною
рЯдом никакого мужчины, раз ты утверждаешь  обратное, скажу лишь, что никого
не видала.  ќто был тот самый нищий! „а почем же ты знаешь, если в тот день,
когда постучалсЯ  он к нам, ты  и рассмотреть его  не успел. Ћн,  он, больше
некому.  „а отчего же -- просто шел прохожий  человек своей дорогой,  только
медленней, чем мы, вот и обогнали его -- сначала вы, мужчины, а  потом и мы,
когда же он поравнЯлсЯ со  мной, ты обернулсЯ, вот  и все,  и больше ничего.
‘тало быть,  ты  подтверждаешь? Ќет,  Я,  как подобает жене,  сознающей долг
свой, всего лишь ищу объЯснение,  которое бы  тебЯ устроило. €зпод опущенных
век, почти  уже  засыпаЯ, вглЯдываетсЯ €осиф  в  лицо  жены,  желаЯ  познать
истину, но  черным, как  обратнаЯ  сторона луны,  сделалось  оно,  и  слабый
отблеск  догорающего  костра обвел  профиль  ее тонкой линией. €осиф  уронил
голову на грудь,  будто окончательно уверилсЯ в том, что загадки этой ему не
разгадать, и,  погружаЯсь в сон,  унес с  собой  такую  вот сущую  нелепицу:
человек  этот -- его нерожденный сын, пришедший из  будущего, чтобы сказать:
‚от каким буду Я, да только ты менЯ не увидишь. ‘пит  €осиф, улыбаЯсь во сне
покорно и смиренно, но и печально, словно слышалсЯ ему ответ Њарии на эту не
высказанную им мысль:  Ќе  дай Ѓог, ибо мне доподлинно известно, что бродЯге
этому негде  голову  приклонить. €стинно, истинно говорю  вам: многое в мире
сем стало  бы  известно,  прежде чем  воспоследовали  из этого многого  иные
событиЯ, если бы вошло  в обычай  у мужей и жен говорить друг с  другом, как
водитсЯ у мужей с женами.
     Ќа следующий день рано поутру двинулись к €ерусалиму многие из тех, кто
провел ночь на  этом постоЯлом дворе, но  получилось  на  этот раз  так, что
€осиф,  хоть  и не упускал  из  виду землЯков,  направлЯвшихсЯ  в  ‚ирсавию,
оказалсЯ  рЯдом с  женой, шел, так сказать,  у стремени  ее, в  точности как
третьего днЯ  --  тот бродЯга или  кто он там  был. €осифу,  впрочем, в  эти
минуты не хочетсЯ о нем думать: в самой глубине души он  твердо убежден, что
сподобилсЯ  особенной благодати ѓоспода, который привел ему увидеть сына еще
до того, как  тот родитсЯ,-- и увидеть не личинкой человеческой, беспомощной
в коконе пелен, кричащей пронзительно и пахнущей неприЯтно, но зрелым мужем,
на целую пЯдь  превосходЯщим ростом  и отца, и прочих  соплеменников.  €осиф
счастлив, что занимает сейчас место сына своего, и себЯ он чувствует и отцом
и сыном, и такую силу обретает чувство его, что внезапно забывает он о  том,
что  истинное  его  дитЯ  направлЯетсЯ, пусть  и  не  своими  ногами,  но  в
материнской утробе, в €ерусалим.
     €ерусалим,    €ерусалим!--    кричат   набожные   путники,   когда   на
противоположном краю  долины на склоне  холма небесным видением предстает им
этот город, центр мира,  под Ярким полуденным солнцем вспыхивающий мириадами
искр,  будто  хрустальный   венец,  чистым  золотом,   как   все  мы  знаем,
загорающийсЯ  в  закатных  лучах,  млечной  белизной  осиЯнный  в полнолуние
€ерусалим, €ерусалим.
     €  •рам  возникает так, словно  в этот самый  миг поставил  его  наземь
ѓосподь, и  некое дуновение,  которое коснулось вдруг волос,  и щек, и одежд
паломников  и  просто  путников,  родилось,  быть может,  от мановениЯ длани
ѓоспода, и, если внимательно вглЯдетьсЯ в облака на небе, можно еще заметить
эту  огромную исчезающую в высоте  руку, длинные, выпачканные глиной пальцы,
ладонь,  прочерченную  линиЯми  жизни  и смерти людей и всех прочих сущих во
‚селенной, и даже -- пришло нам времЯ узнать и это -- линиЯми жизни и смерти
самого Ѓога. ’ЯнутсЯ к небесам трепещущие от избытка чувств  руки  путников,
неудержимо  рвутсЯ  из  уст  их славословиЯ,  и звучат они уже не хором, ибо
каждый объЯт  собственным  восторгом, иные  же, по природе своей  склонные к
сдержанности в изъЯвлении  подобных чувств, замирают недвижно, смотрЯт ввысь
неотрывно, а слова  молитвы произносЯт  суховато и  жестко, словно  в  такую
минуту дозволЯетсЯ им как равному с равным говорить с ѓосподом своим. „орога
плавно идет под  уклон,  и,  по мере того  как  путники спускаютсЯ в долину,
чтобы  потом  начать  очередной  подъем,  который  приведет  их к  городским
воротам, все выше и выше вздымаетсЯ  перед ними •рам, все больше и больше, в
соответствии с правилами перспективы,  закрываЯ собою  Ђнтониеву башню,  где
даже  с такого  расстоЯниЯ  можно разглЯдеть  силуэты дозорных легионеров --
вспыхивает  на  солнце  и  тотчас гаснет металл доспехов  и  оружиЯ. ‡десь и
расстаетсЯ с попутчиками чета назаретЯн,  ибо ЊариЯ устала и  не  вынесла бы
дробной  рыси, которой  пришлось бы  пустить ее длинноухого  скакуна,  чтобы
держатьсЯ  вровень  с  паломниками,  ускорившими  шаги  и  чуть  не  на  бег
перешедшими при виде городских стен.
     €  остались  €осиф с Њарией  на дороге  одни --  она  пытаетсЯ  собрать
остаток сил, он слегка досадует на задержку, случившуюсЯ уже  почти  у цели.
Ћтвесные лучи бьют в безмолвие, окружающее  плотника  с женой.  € в этот миг
сдавленный  стон  вырываетсЯ у Њарии. —то,  болит?-- обеспокоенно спрашивает
€осиф.  Ѓолит, отвечает  она,  но тотчас же ее лицо стало иным, недоверчивое
выражение расплываетсЯ по  нему, словно она столкнулась с чемто  непостижным
ее разуму: больно было не  ей, хотЯ  и ей  тоже,-- боль эта  передавалась от
когото другого, и  не "когото", а  от  ребенка, заключенного в  ее чреве: но
разве возможно чувствовать боль,  испытываемую другим, как свою собственную,
словно  -- ну,  может  быть, не так  и не теми словами  описываем  мы это,--
словно эхо, которое изза неведомой акустической аномалии делаетсЯ отчетливей
и громче  звука,  породившего его.  Ќу что,  все  болит?-- осторожно,  боЯсь
услышать  ответ  утвердительный,  спросил  €осиф,  ЊариЯ  же не  знает,  что
ответить ему:  скажешь "да"  --  солжешь,  а "нет" тоже будет  не правдой, и
потому она не  отвечает ничего, а боль не исчезла,  она тут, ЊариЯ чувствует
ее, но так, словно не в силах вмешатьсЯ, смотрит она  во чрево свое, болЯщее
болью младенца, и не может облегчить ее, ибо слишком далеко оказалась. €осиф
не  понукал осла,  не подхлестывал его --  тот сам вдруг прибавил рыси, стал
живее переставлЯть ноги, взбираЯсь по крутому  склону, что вел к €ерусалиму,
проворно  и  легко пошел дальше, будто  услышав неведомо от кого,  что скоро
обретет он полную кормушку и долгожданный отдых, но не знаЯ, что сначала еще
предстоит одолеть немалый кусок пути до ‚ифлеема, а когда доберетсЯ он туда,
поймет, что  жизнь не так проста, как кажетсЯ, и  хорошо, конечно, было ћлию
–езарю провозглашать в час славы "Џришел, увидел, победил",-- куда хуже было
то,  что вскоре  пришлось  увидеть  смерть  в образе собственного сына  и не
победить,  а умереть, и ни малейшего утешениЯ нет  в том, что пал он от руки
сына не родного, а приемного.
     €здавна  ведетсЯ и непохоже, что скоро  кончитсЯ  война  отцов и детей,
передаваемаЯ  по наследству  вина, отторжение  крови,  приношение невинных в
жертву.
     “же за городскими воротами ЊариЯ снова не смогла сдержать крика боли --
только на  этот раз  уже такого пронзительного, словно насквозь пронзили  ее
копьем. Ќо  услышал его один €осиф, ибо невообразимый шум поднЯли на торжище
у стен люди и скоты -- последние, правда, вели себЯ не  в пример тише,--  но
все же те и другие  галдели так, что елееле можно было разобрать собственный
голос.  Џлотник решил проЯвить благоразумие:  ЌельзЯ двигатьсЯ дальше, давай
лучше  поищем здесь пристанище, а  завтра  Я  схожу в ‚ифлеем,  на перепись,
скажу, что ты на сносЯх и, если надо будет, придешь, когда родишь, Я  же  не
знаю, какие там у  римлЯн законы, может, достаточно главы семьи,  особенно в
таком случае, как наш, ЊариЯ же ответила: “же все прошло, и это была правда:
боль  теперь  уже  не  пронзала  копьем,  а колола  булавкой,  терла,  будто
власЯница,  и, хоть постоЯнно напоминала о себе, была вполне терпимой. €осиф
вздохнул  с  несказанным   облегчением:  отпала  необходимость  блуждать  по
лабиринту  иерусалимских  улочек,  ища,  кто  бы  приютил  у  себЯ  женщину,
собравшуюсЯ предатьсЯ мучительному труду родов,  он же, как и всЯкий мужчина
в таких обстоЯтельствах, трусил отчаЯнно, только не хотел самому себе в этом
признаватьсЯ.
     Џридем в ‚ифлеем, размышлЯл он, а это такое же захолустье, как Ќазарет,
там  все проще будет: в  маленьких городках все друг друга  знают,  и помощь
ближнему длЯ них не звук пустой. Ђ  ЊариЯ перестала стонать  -- значит, либо
прекратились у ней боли, либо может стерпеть, так или иначе,  надо двигатьсЯ
в  ‚ифлеем.  Ћсла хлопнули ладонью по крупу, что, если  вдуматьсЯ, следовало
рассматривать не  столько как почти невыполнимый в этой невообразимой толчее
приказ живей шевелить копытами, сколько как движение души,  с которой камень
свалилсЯ. “зенькие улочки были запружены и до отказа забиты людьми всех рас,
племен и наречий, и проход как по волшебству расчищалсЯ лишь в  тех случаЯх,
если в глубине поЯвлЯлсЯ римский дозор либо караван верблюдов, и народ тогда
раздавалсЯ в обе  стороны  наподобие  вод Љрасного морЯ.  Ћднако малопомалу,
призвав на выручку терпение и упорство, протиснулись чета назаретЯн и  ослик
их  туда,  где кончилось  скопление этих  бешено  суетЯщихсЯ,  размахивающих
руками людей, ни на что, кроме куплипродажи, вниманиЯ не обращающих, так что
ни к чему было бы им знать, что вон,  глЯньтека,-- €осифплотник с женой, а у
нее уж  брюхо на нос лезет, зовут ее  ЊариЯ, а путь они держат в  ‚ифлеем на
перепись,  и  если  в  самом  деле  никакого  проку нет  от  благодетельного
попечениЯ  римских властей, то потому,  видно, что живем  мы  в  краю, столь
изобильном одинаковыми именами, что на каждом шагу нашлись бы в этой толпе и
другие €осифы,  и другие  Њарии всех возрастов и сословий, и, вероЯтно, наши
герои -- не единственные, кто ждет рождениЯ своего первенца, и наконец, чтоб
уж ничего не оставлЯть недосказанным,  добавим -- ничего удивительного нет и
в том, если гденибудь поблизости и в одно и то же времЯ, может, и на одной и
той же улице  ЯвЯтсЯ  на  белый  свет  два  младенца  мужского,  слава ’ебе,
ѓосподи,  пола, а  вот судьба у каждого из  них будет своЯ, даже  если мы  в
качестве  последней  попытки  придать  вес и значение примитивной  тогдашней
астрологии назовем тех мальчиков одинаково --  скажем, €ешуа, или, как  иные
еще  произносЯт, €исус. € пусть не говорЯт  нам, будто мы  забегаем вперед и
опережаем событиЯ, даваЯ имЯ тем, кому еще лишь предстоит  родитьсЯ, не мы в
этом  виноваты  -- спрашивайте с плотника назарейского, которому  уже  давно
втемЯшилось в башку, что именно так и будет наречен первенец его.
     €, выйдЯ  из южных  ворот иерусалимских, путники двинулись по дороге на
‚ифлеем, радуЯсь, что они уже близки к цели и смогут наконец отдохнуть после
всех  этих долгих и  трудных  переходов, но бедную Њарию  ждет  не  отдых, а
тЯготы иные, хоть и не меньшие  --  ей и никому другому предстоит произвести
на  свет свое дитЯ, и один Ѓог знает, где и как это будет. €бо хоть ‚ифлеем,
если верить Џисанию, место  обитаниЯ колена „авидова,  к которому причислЯет
себЯ €осиф, но одни родственники его уже к этому времени поумирали, о других
нет у него никаких сведений, и это  обстоЯтельство позволЯет  нам здесь еще,
на дороге, предположить с большой долей уверенности, что возникнут серьезные
трудности с  тем, куда  бы приткнутьсЯ плотнику с  беременной женой, ибо  не
может же, согласитесь, €осиф стукнуть в  первую попавшуюсЯ дверь  и сказать:
Џримите нас, сын мой уже  проситсЯ на этот свет,--  и услышать, как хозЯйка,
лучась  улыбкой,   сама   не   своЯ  от  радости,   ответит:  ‚ходи,  входи,
достопочтенный €осиф, мы  уж и воду согрели, и  циновку расстелили, и чистое
полотно приготовили,  входи, будь как  дома. Џодобное было  возможно  лишь в
золотом  веке,  когда волк,  чтобы не лишать жизни Ягненка,  питалсЯ травами
луговыми, но мыто живем в жестокое времЯ, в железном веке, и пора чудес либо
уже канула в прошлое, либо еще не настала, а кроме всего прочего, ничего нет
хорошего  в  чудесах,  что  бы  там  о  них  ни  говорили,  если  приходитсЯ
выворачивать  наизнанку  логику  и внутреннюю природу вещей, чтобы  вещи эти
улучшить. €осифу же хочетсЯ замедлить  шаги,  чтобы попозже  встретитьсЯ  со
всеми  этими трудностЯми, но мысль  о  том, что самаЯто главнаЯ трудность --
как бы сделать так, чтобы сын его родилсЯ не в чистом поле,-- заставлЯет его
поторопить осла, а как устала  эта покорнаЯ скотина, знает  лишь  она  одна,
потому что  Ѓог,  если даже чтонибудь и ведает,  печетсЯ о людЯх,  да  и  то
далеко не обо всех, ибо немерено  тех,  кто живет как скотина,  а  то  и еще
похуже. Ѓогу же вроде недосуг убедитьсЯ в этом и принЯть меры.
     Ћдин  из  попутчиков,  еще  когда только  вышли  из  Ќазарета,  сказал,
помнитсЯ,  €осифу, что имеетсЯ в  ‚ифлееме  постоЯлый  двор  --  полезнейший
общественный  институт,  призванный  вроде  бы  с  ходу  решить проблему, на
которой  остановились  мы столь подробно,--  но  даже не слишком утонченному
плотнику свойственна известнаЯ  стыдливость: а вы  представьте  себе только,
что придетсЯ ему пережить,  когда собственнаЯ его  жена будет  выставлена на
всеобщее  обозрение  и потеху,  станет  предметом нескромного  любопытства и
мишенью  длЯ  сомнительных шуточек  постоЯльцев,  из  которых  хуже всех  --
погонщики  мулов  и  верблюдов,  люди  столь  же  грубые,  как  и те, с  кем
приходитсЯ им иметь дело,  и даже превосходЯщие их своей  грубостью,  ибо, в
отличие  от  бессловесных  скотов,  наделены  божественным  даром  речи.  €,
вспомнив об этом, рассудил €осиф, что должно ему будет обратитьсЯ за советом
и помощью  к старейшинам синагоги,  и  упрекнул  себЯ, что раньше об этом не
подумал, и  теперь,  когда решение  было  принЯто, счел за благо  спросить у
жены, как  она себЯ чувствует, однако намерениЯ своего не выполнил сразу  по
причине очевидной -- вспомним, сколь низменно и нечисто  все, от  зачатиЯ до
родов,  что  происходит  в  этой  бездне,  в  лабиринтоподобных  недрах,  во
вместилище  всех зол мирских,  в сосуде  греховном, выделЯющем то кровь,  то
нутрЯные соки, то  околоплодные воды, то отвратительный послед, и отчего же,
ѓосподи, захотел ’ы, чтобы чада ’вои возлюбленные, мужчины, рождались в этой
грЯзи и  скверне, и насколько бы лучше было длЯ  тебЯ.  ѓосподи,  и длЯ нас,
чтобы вчера, сегоднЯ и завтра создавал ’ы нас из  сиЯниЯ и  света, нас всех,
от  первого до последнего,  не делаЯ различиЯ между знатным и простолюдином,
между царем  и  плотником, и  лишь своей  страх наводЯщей печатью злодейства
отмечал бы  тех,  кто, возрастаЯ, не сумеет  убежать  этой  судьбы. € €осиф,
помедлив со своим вопросом, оттого  что отвлексЯ на эти важные раздумьЯ, все
же задал его -- спросил  тоном полубезразличным, как тот, кто, будучи  занЯт
мыслЯми  о высоком, снисходит до того, чтобы справитьсЯ и о мелочи:  Ќу  как
ты?-- и спросил очень кстати и вовремЯ, потому что ЊариЯ несколько мгновений
назад заметила некие перемены в тех скорбЯх, что  испытывала  она,  отличное
слово  "испытывала",  только  употреблено  не  к  месту, ибо  точности  ради
следовало бы сказать, что не она их испытывала, а они ее.
     Ћни  уже  больше часу находились в пути,  и скоро должен был  поЯвитьсЯ
перед ними ‚ифлеем. „орога же ведомо почему,-- впрочем, не всему и не всегда
сыщетсЯ  объЯснение  --  оставалась  пустынна  с  тех  пор,  как  вышла чета
назаретЯн  из  южных  ворот  €ерусалима,  и  было  это  достойно  удивлениЯ:
находилсЯ  ‚ифлеем  так  близко от  града  свЯщенного, что  должны  были  бы
заполнЯть всю ее идущие в обе стороны люди и скоты. Ќо начинаЯ от того места
в нескольких стадиЯх [ ‚ одной стадии около 185 метров.
     ] от  €ерусалима, где дорога  расходилась надвое --  на ‚ирсавию  и  на
‚ифлеем,-- весь мир, если позволительно  уподобить мир человеку, весь как бы
сжалсЯ, скорчилсЯ, будто укрылсЯ одеЯлом с головой, чтобы ничего  не видеть,
а только слышать  шаги  путников,  как  слушаем  мы щебет  птиц в  древесной
листве, скрывающей не только их от нас, но  и нас  от них,-- птицам,  должно
быть,  тоже кажетсЯ,  что мы прЯчемсЯ  от них  за  ветвЯми. €дут  по пустыне
€осиф, ЊариЯ и осел,  ибо пустынЯ  -- это вовсе  не то, что обычно имеетсЯ в
виду, это  -- всЯкое место, где  нет людей, но не следует при этом забывать,
что  оказатьсЯ в  выжженной  и  безжизненной  пустыне можно  и  в самой гуще
оживленной толпы. ‘права  от них -- гробница ђахили, женщины, которую  €аков
ждал четырнадцать лет: когда прошло семь лет службы его у ‹авана, отдали ему
в жены ‹ию и лишь по  истечении следующего  семилетиЯ -- ту, что  любил, ту,
что потом умерла, родив  мальчика, получившего имЯ ‚ениамин, что значит "сын
десницы", но сама ђахиль перед смертью назвала его Ѓенони и права оказалась,
ибо  значит это -- "сын моей  печали".  Ќо вот уже можно различить невдалеке
первые домики ‚ифлеема -- такого же они землистого  цвета, как и в Ќазарете,
только  кажетсЯ, что здесь,  на Ярком свету, примешаны к нему тона желтый  и
пепельный. ЊариЯ чуть жива, елееле держитсЯ в седле, при каждом шаге клонЯсь
набок и с усилием выпрЯмлЯЯсь, так  что €осифу приходитсЯ поддерживать ее, а
ей  -- оперетьсЯ  на его плечо,  и  как  жаль,  что вокруг ни  души и некому
полюбоватьсЯ таким прелестным и  таким  необычным зрелищем. ‚от входЯт они в
‚ифлеем.
     ‘крепЯ сердце  €осиф все же спросил, где постоЯлый двор, ибо решил, что
они отдохнут  там до утра,  поскольку ЊариЯ, хоть и продолжает жаловатьсЯ на
боли, врЯд ли родит в ближайшие часы. Ћднако  постоЯлый двор на другом конце
городка  оказалсЯ, как и следовало ожидать, грЯзным и шумным -- не то базар,
не  то  конюшнЯ,-- и, хоть  по раннему  времени не  был переполнен  народом,
укромного  уголка  там не нашлось, а под вечер  станет  еще хуже -- ввалитсЯ
непременно толпа погонщиков.  Џовернув  обратно, €осиф  усадил  Њарию в тени
смоковницы, в простенке между двумЯ домами, сам же отправилсЯ, во исполнение
первоначального своего намерениЯ, на поиски старейшин. Ќо в синагоге  застал
он лишь сторожа, а тот только  тем и смог  помочь ему, что кликнул одного из
игравших  во  дворе  мальчишек и велел проводить странника  к  старейшине --
пусть, мол, тот разберетсЯ и  распорЯдитсЯ. Ќебесам,  защитникам невинных,--
когда вспоминают там о них,--  угодно  было, чтобы €осиф, обремененный новой
заботой, прошел  мимо того  места,  где оставил он жену,  это  ее  и спасло,
потому  что  сидела  она  в  губительной  тени  смоковницы  и чуть  было  не
отправилась  на тот  свет по непростительному небрежению обоих супругов, ибо
жили они в краю, где таких деревьев растет в избытке,  и надо бы знать, чего
плохого и  чего хорошего следует от них  ожидать. „алее  двинулись  они  как
приговоренные искать  старейшину, но домашние его сказали €осифу,  что тот в
отъезде  и  вернетсЯ  не  скоро. ’огда плотник собралсЯ  с  духом  и громким
голосом вопросил: Ќе найдетсЯ ли во имЯ ѓоспода нашего, который все видит, в
этом доме или в другом приют жене моей, котораЯ вотвот родит. Ќе может быть,
чтобы не было тут уголка, а больше нам ничего и не надо, благо циновки у нас
свои.
     € еще  спрошу у вас,  добрые  люди, есть  ли в  селении вашем повитуха,
чтобы  помогла  жене моей?-- и, говорЯ вслух, как  сказали бы мы теперь,  на
такие глубоко интимные темы, стыдилсЯ бедный €осиф и  краснел, и,  чувствуЯ,
что краснеет,  стыдилсЯ  еще  пуще,  краснел  еще  гуще.  ‘тоЯвшаЯ  у  ворот
невольница, к  которой  и  обратил  он эти речи, содержавшие  в себе разом и
мольбу и протест, удалилась в дом и вскоре вышла снова с ответом, что здесь,
мол,  их принЯть  не могут, пусть поищут себе другое  пристанище, да  только
сомнительно, чтобы нашли, а потому хозЯйка ее и госпожа велела передать, что
лучше всего им будет укрытьсЯ в одной из пещер, которых так много по склонам
недальних гор. Ђ повитуху нам где найти?--  спросил €осиф. Ќевольница на это
сказала, что с позволениЯ  своих хозЯев и если будет на то его, €осифа, волЯ
и  согласие, она сама  готова принЯть роды, ибо за все эти  годы столько раз
присутствовала  при  родовспоможении,  что и  сама эту науку превзошла.  „а,
видно, и  впрЯмь лихие настали времена -- женщина на сносЯх стучитсЯ к  нам,
мы же ее и во двор не впускаем, отсылаЯ рожать в какуюто  пещеру, словно она
медведица или волчица. ‘овесть нас,  однако, в покое не оставлЯет, и  вот мы
поднимаемсЯ  с места, подходим к воротам, за которыми  стоЯт  те, которым по
такой безотлагательной надобности и далеко  не рЯдовому поводу потребовалось
пристанище, и при виде мученического лица этой несчастной щемит наше женское
сердце и мы уместными словами изъЯснЯем причину нашего отказа -- полон, мол,
дом народу, сыновьЯ и  дочери, внуки с внучками, зЯтьЯ да невестки, потому и
не можем мы оказать  вам гостеприимство, однако невольница наша проводит вас
в  пещеру, где мы раньше  скотину держали, а  сейчас  там пусто, и будет вам
удобно  -- и вот,  произнесЯ все это  и выслушав  благодарность беднЯг этих,
возвращаемсЯ  мы  в  наши пенаты,  чувствуЯ в глубине  души тот ни с  чем не
сравнимый покой, который дает только чистаЯ совесть.
     Џока продолжалась  эта беготнЯ  с места  на место, эта суета, стоЯние и
ожидание,  вопросы  и просьбы, выцвела ЯркаЯ синева небес, и солнце уж скоро
должно  сесть  вон за той  горой.  Ђ невольница  --  имЯ  ее ‘аломеЯ -- идет
впереди, указываЯ дорогу, несет котелок с тлеющими головнЯми, чтобы было чем
разжечь огонь  в пещере, несет глинЯный кувшин, чтобы  согреть в нем воды, и
соль, чтобы обтереть новорожденного. Ђ поскольку  чистые трЯпки у Њарии свои
имеютсЯ, а  нож,  чтобы  перерезать  пуповину,  если,  конечно,  ‘аломеЯ  не
предпочтет просто перекусить ее зубами, лежит у €осифа в суме, то все, можно
считать, готово,  и младенец  может поЯвлЯтьсЯ на свет, и хлев этот ничем не
хуже  дома, а тот, кому  не  выпало счастьЯ лежать в ЯслЯх, так и  не узнает
никогда,  что  они, как  ничто другое, похожи на колыбель. Џо крайней  мере,
осел разницы никакой не усмотрит -- солома,  она и на  небесах солома. Љогда
дошли  наконец до пещеры,  солнце  уже едваедва  золотило вершины  холмов, а
задержались  они не  потому, что далеко располагалась пещера  от ‚ифлеема,--
нет, просто ЊариЯ теперь, когда  был ей твердо  обещан долгожданный покой  Я
отдых и  избавление от мучений, молила  всех ангелов охранить  ее и оберечь,
ибо, стоило ослу лишь чуть встрЯхнуть ее, оскользнувшись копытом на камешке,
сердце у нее заходилось от боли. Ѓыло темно, и слабеющий свет сумерек умирал
сразу  же у входа, но, сложив припасенный  в пещере хворост,  сунула ‘аломеЯ
пучок  соломы в горшок с тлеющими углЯми, раздула огонь -- и уже очень скоро
в пещере словно  зарЯ взошла. ‚след  за  тем рабынЯ зажгла  маслЯную плошку,
стоЯвшую на выступе  стены, помогла Њарии спешитьсЯ и отправилась за водой к
‘оломоновым прудам, что были неподалеку. Ђ вернувшись, обнаружила, что €осиф
совсем потерЯл голову, не знает, что делать, за  что прежде хвататьсЯ,  и не
следует нам осуждать его, ибо мужчин никто не учит, как толково вести себЯ в
данных ситуациЯх, да они и сами учитьсЯ этому не желают, и самое большее, на
что  они  способны,-- это взЯть страдалицу  за  ђуку и ждать, когда все само
собой  образуетсЯ. Ќо это, повторЯю,-- максимум, а наша ЊариЯ -- одна в этот
час, ибо  скорее бы мир перевернулсЯ, чем правоверный иудей той поры решилсЯ
бы хоть на такую малую малость. Ќо вошла ‘аломеЯ, сказала: Ќичего, ничего --
и  опустилась  на колени меж  разведенных ног  Њарии,  ибо женщине  и  чтобы
принЯть в  себЯ  семЯ,  и  чтобы  отдать  плод чрева  своего, ноги  надлежит
раскинуть  пошире.  ‘аломеЯ  же  и счет потерЯла младенцам,  которым помогла
поЯвитьсЯ на  свет,  и  муки этой беднЯжки -- точно  такие же, как и у  всех
прочих рожениц, как  и было  определено  ѓосподом