то мог. € ‘имон
согласилсЯ: ‚ерно,  брат, идем  домой, и уже  разобрал было весла,  и только
собралсЯ потабанить левым,  разворачиваЯ лодку,  как €исус  -- мы  лично  не
склонны верить,  что  под  воздействием  благодати или по  наитию,  а скорее
движимый им самим не сознаваемым чувством благодарности,-- предложил еще три
последних  раза забросить сети.  Њожет, рыбий пастырь как раз  вывел на  нас
свое стадо?  ‚от и еще одно достоинство у  баранов  перед плотвой, засмеЯлсЯ
‘имон, их видно, а Ђндрею сказал:
     ‹адно, бросай, не разживемсЯ, так при своем останемсЯ.
     Ђндрей закинул  невод,  и пришел он  полный рыбы. ЃратьЯ вытаращили  на
€исуса глаза от удивлениЯ,  сменившегосЯ изумлением  и оторопью,  когда и во
второй, и в третий раз закинутый невод  возвращалсЯ полным. € из морЯ,  воды
которого недавно еще казались необитаемыми, как воды чистого ручейка, хлынул
в изобилии невиданном сверкающий сплошной поток жабер,  хребтов,  плавников,
так что в глазах зарЯбило. ‘просили тогда ‘имон с Ђндреем, как узнал он, что
именно теперь подошел  косЯк,  неужто взглЯд  его хватает  на такую глубину,
неужто видит  движение вод у самого дна? Ќо €исус ответил, что ничего он  не
знал  и  сверхъестественной зоркостью  не  наделен, а просто  пришло  ему  в
голову: отчего бы не попробовать, не попытать счастьЯ перед возвращением еще
раз? ЃратьЯ не  усомнились в правдивости его слов -- случай, как известно, и
не  такие  чудеса творит,  но  €исус, внутренне  затрепетав, задал сам  себе
безмолвный вопрос: Љто сделал это? ‘казал ‘имон:  „ай Ѓог  теперь  разобрать
улов,-- и пользуемсЯ  случаем сообщить,  что экуменическивсеЯдное  выражение
"Ќа безрыбье и рак рыба" родилось уж точно не на берегу ѓенисаретского морЯ,
ибо  ‡акон не  оставлЯет недомолвок в этом случае, как и во  всех прочих,  и
говорит Ясно:  €з всех животных, которые в воде,  ешьте сих: у которых  есть
перьЯ и чешуЯ  в воде, в морЯх ли или  реках, тех ешьте; а все те, у которых
нет  перьев и чешуи, в  морЯх ли или реках, из  всех плавающих в водах и  из
всего живущего в  водах, скверны длЯ вас.  Ћни должны быть скверны длЯ  вас;
мЯса их не ешьте, и трупов их гнушайтесь. ‚се животные, у которых нет перьев
и  чешуи в воде, скверны длЯ вас.  ’ак и было поступлено с  сими последними,
недостойными быть съеденными избранным народом,--  их  выбросили обратно,  и
многих -- уже не  в первый раз, так что иные  успели даже привыкнуть к этому
и, попадаЯ  в  сеть, не  слишком  горевали, ибо знали, что скоро  вернутсЯ в
родную стихию и задохнутьсЯ не успеют, и думали, должно быть, рыбьими своими
мозгами,  что ‘оздатель испытывает к ним  если и  не любовь,  то несомненное
благорасположение, и почитали себЯ особенно сотворенными существами -- много
выше тех рыб,  которые грудами лежали  на  дне лодок  и баркасов, провинЯсь,
наверно, в  черном глубоководье пред ѓосподом  многообразно  и тЯжко, раз он
так безжалостно обрекает их смерти.
     Љогда  же  наконец они  причалили,  что  потребовало  от рыбаков тысЯчи
предосторожностей и всего их умениЯ, поскольку вода стоЯла вровень с бортами
перегруженной  лодки,  грозЯ  перевернуть  ее,   люди  на  берегу  не  могли
опомнитьсЯ  от удивлениЯ и  допытывались о причинах такой неслыханной удачи,
ибо  другие рыбаки вернулись  ни  с  чем,  но ни  один из  троих,  словно по
дружному и безмолвному уговору, не стал распространЯтьсЯ про обстоЯтельства,
сопутствовавшие  изобильному лову.  “  каждого  нашлись на  то свои причины:
‘имон и Ђндрей не желали прилюдно умалЯть своих дарований и опытности; €исус
же  не  хотел, чтобы другие  артели брали его  с собой, передаваЯ друг другу
наподобие приманки, хотЯ,  по крайнему  нашему разумению, это было бы только
справедливо, ибо  разом  прекратило  бы  наконец  рознь  между  сыновьЯми  и
пасынками -- от нее и так  слишком много зла в  нашем мире. €менно потому  и
объЯвил  €исус  в тот же  вечер, что  на  рассвете  уходит в  Ќазарет, чтобы
повидать  семью,  в  разлуке  с  которой  и  в  скитаниЯх,   в  полной  мере
заслуживающих  названиЯ  дьЯвольских --  так  трудны они  и  изнурительны,--
провел  уже  четыре  года.  Ћчень  огорчились  его  словам  ‘имон  и Ђндрей,
лишавшиесЯ  лучшего  пастуха морской  скотины,  какого знавали за  всю  свою
историю воды ѓенисарета, очень сожалели о его решении и двое других рыбаков,
€аков и €оанн, сыновьЯ ‡еведеевы,  юноши столь простодушные, что, когда их в
шутку  спрашивали:  Љто отец  сыновей  ‡еведеевых?--  становились  в  тупик,
терЯлись  и, хоть,  разумеетсЯ,  знали ответ, будучи сыновьЯми  этого самого
‡еведеЯ,  отыскивали его,  ответ  этот,  не  сразу,  а  лишь после минутного
томительного  замешательства. †алели  они, что уходит €исус, не потому лишь,
что  терЯли  возможность  наловить  уйму  рыбы,  нет: оба  были  еще  совсем
молоденькие -- €оанн даже младше €исуса -- и надеЯлись, что втроем  будет им
легче противостоЯть старшему поколению.  Ђ простодушие их  проистекало не от
тупоумиЯ или врожденной придурковатости, а так уж получалось, что шли они по
жизни, словно  постоЯнно и напрЯженно размышлЯли о чемто постороннем, вот  и
не  могли  так вдруг, сразу сообразить, как зовут отца сыновей ‡еведеевых, и
тем менее могли понЯть, отчего вокруг поднимаетсЯ такой хохот, когда наконец
с торжествующим видом отвечают они:  ‡еведей. €оанн  даже решилсЯ  подойти к
€исусу и  сказать: ЋставайсЯ с  нами,  наша  лодка  больше,  чем у  ‘имона с
Ђндреем,  и рыбы наловили бы больше, на что €исус,  исполненный и мудрости и
жалости, отвечал:
     ѓосподь  мерит  иной,   не   человеческой   мерой,   но   мерой   своей
справедливости. €оанн  отошел, понурившись,  и во весь  вечер никто более не
пыталсЯ  удерживать  €исуса.  Ђ  наутро  он  простилсЯ со  своими первыми за
восемнадцать лет жизни друзьЯми и, снабженный едой на дорогу, пошел прочь от
морЯ ѓенисаретского,  где Явил  ему Ѓог  знамение  -- если, конечно,  он  не
обманулсЯ,-- и направил стопы  свои в  сторону  гор,  по  дороге в  Ќазарет.
‘удьбе, однако, было угодно, чтобы, проходЯ через город Њагдалу, рассадил он
ногу  чуть не до кости,  так что кровь никак не унималась. …й же, судьбе  то
есть, вздумалось устроить так, чтобы произошло это на самой окраине городка,
у самых дверей некоего дома, стоЯвшего поодаль от прочих, словно он не желал
к ним приближатьсЯ или они хотели от него отдалитьсЯ. €исус, видЯ, что кровь
все  течет,  не останавливаетсЯ, крикнул: ќй,  есть здесь кто?-- и тотчас за
воротами  поЯвилась, точно только  того  и ждала,  женщина, и по  удивлению,
легкой тенью мелькнувшему по ее лицу, можно было предположить, что  привыкла
она к  тому, что в дом  к ней  заходЯт  без оклика и стука,  хотЯ  это, если
хорошенько вдуматьсЯ, в данном случае куда менее уместно, чем в любом другом
и во всех прочих, ибо женщина эта  была, потогдашнему выражаЯсь, блудницей и
блюла законы своего  ремесла, предписывавшие, впустив гостЯ, запереть за ним
дверь. €исус,  сидЯ  на  земле  и  зажимаЯ  кровоточащую  рану, лишь мельком
взглЯнул  на  приближавшуюсЯ  женщину и  сказал: Џомоги, а?-- и, ухватЯсь за
протЯнутую ею руку, сумел все же поднЯтьсЯ и доковылЯть до ворот. ’ы идти не
можешь,  сказала женщина, войди  в дом, надо перевЯзать. €исус не ответил ни
"да"  ни "нет"  --  от  этой  женщины  пахло  так,  что  он  потерЯл  всЯкую
способность  к  соображению  и  перестал  даже  ощущать  боль,   причинЯемую
разверстой раной, а когда, охватив женщину рукою за плечи, почувствовал, что
поЯсница его обвита чьейто еще, Явно  не  его  собственной рукой, целаЯ бурЯ
сотрЯсла  его  тело  во  всех  направлениЯх,  хотЯ точнее, наверно,  было бы
сказать  "чувствах", ибо именно  в них или  в одном  из них, носЯщем  то  же
название, но не относЯщемсЯ к способности видеть, слышать, обонЯть, осЯзать,
ощущать, а вобравшем в себЯ малую толику каждого, бьетсЯ и колотитсЯ все,  и
слава Ѓогу. †енщина между тем ввела его  во дворик, затворила  калитку  и со
словами: Џосиди, Я сейчас,-- усадила, а сама вошла в  дом и тотчас поЯвилась
с глинЯным  кувшином  и белой холстиной. ‘мочила ее водой,  опустилась перед
€исусом на колени и,  поддерживаЯ ладонью больную ногу, осторожно обработала
рану, смыв  с  нее  землю,  умЯгчив корку, сквозь  которую сочилось вместе с
кровью и чтото желтое, гнойное,  мерзкого вида. ‘казала она: Ћдной водой тут
ничего не сделаешь, а €исус  сказал: ’ы  стЯни ее  потуже да завЯжи, мне  бы
только до  Ќазарета добратьсЯ... Ђ  там уж,--  а  там  уж мать менЯ вылечит,
собиралсЯ сказать он и не сказал,  потому что не хотелось предстать в глазах
этой  женщины  мальчуганом,  который,  ударившись,  взвывает  и  взывает  со
слезами: Њааама!-- ожидаЯ,  что его тотчас  пожалеют и приласкают, подуют на
больной пальчик, приговариваЯ: Ќе плачь, не плачь, мой маленький, до свадьбы
заживет.  „о Ќазарета еще идти  да идти,  но  волЯ  твоЯ,  дай  только мазью
помажу, сказала  женщина и вновь ушла в дом и на  этот раз  задержалась  там
подольше. €исус тем  временем оглЯделсЯ по сторонам, дивЯсь тому, как все  в
этом дворике прибрано и чисто. Ћн подозревает, что хозЯйка его торгует своим
телом, подозревает  не потому, что  наделен особой  способностью  с  первого
взглЯда  определЯть,  каким ремеслом промышлЯет встретившийсЯ ему человек, и
ведь еще совсем  недавно от него  самого так несло козлом, что впору было бы
причислить его к пастушьему  племени, а теперь пахнет  рыбой так, что всЯкий
скажет про  него:  Ќу Ясно,  рыбак, и одна вонь сменЯетсЯ  другой,  не менее
гадостной.
     Ћт  женщины  веет  неведомыми  ароматами,   но  €исусу  при  всей   его
невинности, которую не следует путать с невежеством, ибо он много раз видел,
как происходит случка, хватает здравого  смысла  понЯть: исходЯщее  от  тела
женщины сладостное благоухание -- недостаточный повод считать  ее блудницей.
„а и потом, блудница должна пахнуть тем, с  кем имеет  дело,-- мужчиной, как
пахнет козами козопас и рыбак -- рыбой, но как знать,  может,  женщины  этой
профессии и душатсЯ так сильно, чтобы отбить, заглушить или хотЯ бы ослабить
запах мужчины.  Ђ  она между тем вновь поЯвилась из дверей, несЯ флакончик и
улыбаЯсь так, словно в  доме  рассказали ей чтото забавное. €исус видит: она
все ближе, но -- если зрение ему не изменЯет -- идет  она страшно  медленно,
как бывает  только  во сне, и туника колышетсЯ,  послушно вторЯ прихотливому
качанию  бедер, и  черные ее, распущенные  волосы танцуют по плечам,  словно
колосьЯ на жнивье под  ветром. ‘омнений нет: даже слепец  бы понЯл, что  это
нарЯд блудницы,  что  это тело плЯсуньи, что так умеет смеЯтьсЯ лишь женщина
легкого поведениЯ. ‚  смЯтении €исус  попросил  памЯть свою прийти к нему на
выручку  с какимнибудь подходЯщим изречением из премудростей его знаменитого
тезки, €исуса,  сына ‘ирахова, и  памЯть не подвела, чуть  слышно шепнула --
только не на  ухо, а  изнутри уха:  Ќе  оставайсЯ  долго с певицею, чтобы не
пленитьсЯ тебе искусством, и еще: Ќе отдавай души твоей  блудницам, чтобы не
погубить наследства твоего,  и если первое  по  молодости  лет вполне  могло
случитьсЯ с  €исусом, то второе никак ему не грозило, ибо о достатках его мы
с  вами  имеем  представление,  и  он  сам  обрадовалсЯ  тому,  что  неимущ,
представив, как женщина перед тем, как договоритьсЯ о цене, спросит: ‘колько
у тебЯ  есть? € потому, готовый  уже  ко всему, он не  был захвачен врасплох
вопросом женщины,  котораЯ,  поставив его ступню  к себе на колено, умастила
рану неким притиранием и спросила: Љак тебЯ  зовут? €исус, ответил он, но не
прибавил "из Ќазарета", ибо ранее уже сообщил, откуда родом и куда идет, как
и женщина,  отвечаЯ на  его вопрос, не прибавила к  имени  ЊариЯ  слова  "из
Њагдалы" -- это и так было Ясно. ‚от сколько  всего произошло за  то краткое
времЯ, что ЊариЯ,  умастив рану  целебным составом,  плотно,  надежно и туго
перевЯзывала  ее чистой  холстиной, проговорив под конец:  Ќу вот и все. Љак
мне тебЯ отблагодарить?-- спросил €исус, и тут впервые глаза его встретились
с ее глазами, черными  и  блестЯщими  как  уголь, но  при  этом  подернутыми
переливающейсЯ, будто вода по воде, сладострастной  влагой, пронЯвшей  юношу
до самых глубин его естества.  †енщина ответила не сразу,  задержала на  нем
взглЯд, словно оцениваЯ, чего он стоит, хотЯ сразу было  видно, что за душой
у  него  ни гроша, и  промолвила наконец: ‡апомни менЯ,  вот  и все.  ‚ек не
забуду твоей доброты, отвечал он и, собравшись с духом, добавил: € тебЯ саму
тоже не забуду.
     ќто почему же?--  улыбнулась она. Џотому что ты  красиваЯ. Ќе видал ты,
какой Я прежде была.  џ вижу, какаЯ ты сейчас. “лыбка  на лице  ее  погасла,
будто смыло ее:
     ’ы знаешь, кто Я, чем занимаюсь, на что живу? ‡наю.
     —то  же,  тебе довольно одного взглЯда, чтобы все  про  менЯ узнать? „а
ничего Я не знаю. € что Я  продаю себЯ, тоже не знаешь? Ќет, это знаю. —то Я
отдаюсь мужчинам за  деньги? „а. Ќу а больше и знать  нечего. ќто только Я и
знаю.  †енщина  села  с  ним  рЯдом,  легко  провела рукой  по  его  голове,
прикоснулась  кончиками пальцев к его губам. •очешь  отблагодарить  менЯ  --
останьсЯ со мною сегоднЯ. Ќе  могу. Џочему? Њне нечем заплатить тебе. Ђ то Я
не знаю. Ќе смейсЯ надо мной.
     ’ы, может, и не  поверишь, но Я  охотней смеюсь над  мужчинами с  тугой
мошной. „ело не только в деньгах.
     Ђ в чем еще? €исус  молча отвернулсЯ. Ћна не пришла ему на помощь, хотЯ
могла бы -- могла бы спросить:
     ’ы  невинен?--  и  тоже  молчала  выжидательно.  Ѓезмолвие  было  таким
глубоким  и плотным, что  слышно было,  казалось, как  бьютсЯ  два сердца --
гулко и сильно у него, и сначала мерно  и ровно, а потом, будто его смЯтение
передалось ей, все чаще и беспокойней -- у нее. ‘казал €исус: ‚олосы твои --
как стадо коз, сходЯщих с горы ѓалаадской. †енщина молча улыбнулась.  ‘казал
€исус:  ѓлаза твои  --  озерки  …севонские,  что у ворот  Ѓатраббима.  ‘нова
улыбнулась и снова промолчала она. ’огда €исус обернулсЯ к  ней: џ не познал
еще женщины. ЊариЯ сжала ему  руки: ‚сем надо  когданибудь пройти этим путем
-- мужчине, не знающему женщины, женщине, не знающей мужчины;  пусть знающий
учит,  а  незнающий -- научаетсЯ. ’ы научишь менЯ? ’ебе тогда снова придетсЯ
благодарить менЯ. ’ак Я вечно буду перед тобою в долгу. Ђ Я вечно буду учить
тебЯ.  ЊариЯ  поднЯлась,  задвинула  щеколду,  но прежде  чем  сделать  это,
вывесила  на  шесте  над  воротами  некое  полотнище,  доводЯ  до  всеобщего
сведениЯ,  что гостей  хозЯйка  нынче не примет, ибо  пришло ей времЯ  петь:
Џоднимись,  ветер, с севера и принесись с юга,  повей на сад мой, и польютсЯ
ароматы его. Џусть  придет  возлюбленный мой  в сад  свой  и вкушает сладкие
плоды его. Џотом они  вместе -- €исус,  опираЯсь,  как и  раньше,  на  плечо
Њарии, блудницы из Њагдалы, котораЯ исцелила его рану и теперь  примет его в
своей  постели,-- вошли в дом, в  прохладный  полумрак чистой  комнаты,  где
постель была не та грубаЯ циновка  с брошенной поверх бурой простыней, какую
видел  €исус в родительском доме, а настоЯщаЯ, вроде той, что описана такими
словами:  “крашено  ложе  мое  покрывалами,   из  льна  египетского  сотканы
простыни,  нардом  и шафраном,  аиром и корицей,  миррой и алоем  со всЯкими
лучшими  ароматами  надушены  они. ЊариЯ  Њагдалина подвела его к очагу, пол
вокруг  которого был  выложен каменной плиткой, и, отклонив  помощь  €исуса,
сама,  своими  руками раздела и  омыла, то  и дело  притрагиваЯсь  кончиками
пальцев к телу его здесь, и здесь, и здесь, прикасаЯсь губами то к груди, то
к  бедру,  то  спереди, то  сзади.  € от  легчайших прикосновений этих €исус
затрепетал, и  мурашки  побежали  по коже,  когда проскользили по ней острые
ногти. Ќе бойсЯ, сказала ЊариЯ из Њагдалы и за  руку подвела его  к постели.
‹ожись, Я  сейчас. ‡адвинулась  занавесь, зажурчала вода, потом  все стихло,
воздух наполнилсЯ благоуханием -- и ЊариЯ из Њагдалы поЯвилась возле постели
нагаЯ. Ќагим,  как  оставила  она его,  лежал  €исус,  ибо думал,  что, если
прикроет открытую ею наготу,  обидит ее. ЊариЯ остановилась, глЯдЯ на него с
выражением  и  страстным и  нежным одновременно,  и сказала:  ’ы красив, но,
чтобы  стать  прекрасным,  должен  открыть  глаза. €исус  повиновалсЯ  после
мгновенного колебаниЯ, но сейчас же снова зажмурилсЯ, ослепленный,  и  снова
открыл  глаза, и понЯл,  что же на самом деле  означают слова царЯ ‘оломона:
Ћкругление  бедер твоих как ожерелье; живот  твой -- круглаЯ чаша, в которой
не  истощаетсЯ  ароматное  вино;  чрево твое -- ворох пшеницы,  обставленный
лилиЯми; два сосца  твои -- как два козленка, двойни серны,-- но еще внЯтней
стал  ему смысл  этих  слов, когда ЊариЯ  прилегла  рЯдом,  взЯла его  руки,
потЯнула их  к себе и принЯлась медленно водить ими по всему своему телу, от
волос  ко лбу, ото лба по щекам к шее, от  шеи к плечам, от  плеч к  грудЯм,
охватив их, чуть сжав и отпустив и снова сжав, от грудей к животу, к пупку и
вниз,  туда,  где расходились ее  ноги,  и  там  тоже  помедлила,  запутав и
высвободив  и вновь запутав пальцы  его в  руне  своем, а оттуда по крутому,
будто  выточенному  бедру, и при этом  не  переставала повторЯть еле слышно,
почти  шепотом: “чись,  учись, постигай мое тело. €исус глЯдел на свои руки,
сжатые ее  руками, и ему  хотелось высвободить их,  чтобы самому исследовать
пЯдь за пЯдью это тело, каждую его  часть,  но ЊариЯ не отпускала, продолжаЯ
водить его руками по себе сверху донизу, и еще раз, и еще.
     “чись, учись, шептала  она. €исус  дышал прерывисто  и тЯжко, и  на миг
почудилось, что дыхание  его сейчас пресечетсЯ вовсе -- это произошло в  тот
миг,  когда  руки  ее  --  леваЯ со лба,  праваЯ  от  щиколоток,--  медленно
„винувшиесЯ навстречу друг другу, встретились, сошлись, соединились  в одной
точке  посередине,  но  задержались  там  лишь  на  мгновение  и  с  той  же
неторопливостью вернулись туда,  откуда пустились в  это странствие, и снова
отправились в путь. "’ы ничему не научилсЯ, уходи",-- сказал ему Џастырь, и,
быть может, это значило,  что  он не  научилсЯ защищать  жизнь.  ’еперь  его
взЯлась наставить  ЊариЯ из Њагдалы, все повторЯвшаЯ "Џостигай мое  тело", а
потом вдруг изменившаЯ одно слово, так что получилось: Џостигай свое тело, и
вот плоть  его  напрЯглась,  отвердела,  восстала,  устремлЯЯсь к  волшебной
наготе Њарии, а она сказала: ’ише,  забудь  обо  всем, ни о чем  не думай, Я
сама,  и тогда  он  вдруг  ощутил,  как часть его плоти, та самаЯ, вот  эта,
скрылась в  ее теле, охватившем ее будто огненным кольцом, двигавшимсЯ вверх
и вниз, покуда он, содрогаЯсь, не забилсЯ с  криком, как рыба на песке, чего
быть не  может, потому что  рыбы  не кричат,  а кричал  он в тот миг,  когда
ЊариЯ,  застонав, упала  на него, вбираЯ его крик жаждущими и  нетерпеливыми
устами, и  от этого  поцелуЯ  втораЯ  и  нескончаемаЯ судорога  пробила тело
€исуса.
     –елый день никто не стучалсЯ в ворота Њагдалины.
     –елый день она служила юноше из Ќазарета, тому, кто, не ведаЯ даже о ее
существовании, попросил  у нее  помощи -- исцелениЯ своим  ранам, заживлениЯ
своим Язвам, облегчениЯ своим мукам, которые -- а этого  не  могла знать она
-- родились  от другой его встречи,  в  пустыне, с  Ѓогом.  Ѓог сказал  ему:
Ћтныне ты принадлежишь мне, ты кровью скрепил наш союз,  а  „ьЯвол, если это
был он, с пренебрежением прогнал: ’ы ничему не  научилсЯ, уходи, ЊариЯ же, у
которой  меж напрЯгшихсЯ и  отвердевших  грудей  струилсЯ  пот,  распущенные
волосы, казалось, испускали дым и черным омутам подобны  были глаза, шептала
ему набухшими от поцелуев губами: ’ы не отделаешьсЯ от менЯ тем, чему Я тебЯ
научила, ты останешьсЯ со мной до утра. €  €исус, склонЯсь над нею, отвечал:
’о, чему  ты  менЯ научила,-- не темница, а волЯ.  Ћни уснули  вместе, но не
только в эту ночь. Ќаутро проснулись не рано, и тогда -- после того как тела
их вновь принЯлись искать и обрели друг друга -- ЊариЯ осмотрела рану €исуса
и  сказала:  ‡аживает,  но  идти  тебе еще  не  стоило бы  --  дорожнаЯ пыль
навредит. Ќо Я же не могу остатьсЯ, ты ведь сама сказала, что заживает.
     Њожешь,  если  захочешь, и ворота мои будут закрыты столько, сколько мы
пожелаем. Ќо твоЯ жизнь... ЊоЯ жизнь сейчас -- это ты. Џочему? џ отвечу тебе
словами царЯ ‘оломона: ‚озлюбленный мой протЯнул руку свою  сквозь скважину,
и  внутренность  моЯ взволновалась  от  него.  Љак  же  Я  могу  быть  твоим
возлюбленным:  ты ведь  менЯ совсем  не знаешь, ты впустила менЯ, пожалев за
муки мои, а  еще больше -- за невежество. Џотому Я тебЯ и люблю, что помогла
тебе и научила тебЯ, а вот  ты любить менЯ не сможешь, ибо учить  менЯ  тебе
нечему и исцелить менЯ ты не в силах. Ќо у тебЯ нет раны.
     Џоискать,  так найдетсЯ. —то  же  это  за рана? „верь,  сквозь  которую
входЯт все, а возлюбленный мой -- нет.
     ’ы же сказала,  что  Я твой возлюбленный.  Џотому,  впустив  тебЯ,  Я и
затворила дверь. Ќо Я могу научить  тебЯ разве  что тому, чему сам научилсЯ.
Ќаучи хоть этому, Я узнаю, как усвоил ты мои уроки. Њы не можем жить вместе.
’ы хочешь сказать, что не можешь жить с блудницей? „а. Џока ты со мной, Я не
блудница, Я  перестала быть  блудницей с той минуты, как ты  вошел ко мне, и
сейчас Я не блудница.  ’ы  просишь менЯ о слишком многом. ‚сего лишь  о том,
чтобы ты дал мне еще день, еще два, столько, сколько нужно, чтобы  твоЯ рана
затЯнулась, а  моЯ  открылась. џ шел сюда восемнадцать лет. €  еще  два  днЯ
значениЯ не имеют, ты еще так  молод. ’ы тоже. џ старше тебЯ, но моложе, чем
твоЯ мать. ђазве ты знаешь ее? Ќет. Џочему же говоришь? Џотому что у менЯ не
может  быть  сына твоего  возраста. ‚ерно, как  Я глуп!  Ќе глуп, всего лишь
невинен. џ уже не невинен.
     Џотому  что познал женщину? Ќет, еще до того, как  только лег  с тобой.
ђасскажи мне о себе, но только потом, не сейчас, пусть леваЯ рука твоЯ будет
у менЯ под головою, а праваЯ обнимает менЯ.
     €исус провел у Њарии Њагдалины неделю --  столько времени понадобилось,
чтобы наросла новаЯ кожа на рану его. ‚орота так и оставались закрыты. ‘амые
нетерпеливые  из  посетителей Њарии,  терзаемые  зудом  похоти  или  досады,
стучались  в ворота,  не  обращаЯ  вниманиЯ на вывешенное полотнище, которое
должно  было бы удерживать их поодаль.  Ћни желали знать,  кто это застрЯл у
нее так надолго, и один шутник крикнул даже:
     ќй,  ЊариЯ, гость твой или  ничего не  может,  или ничего  не  смыслит,
отвори мне, Я растолкую ему, что к чему, и ЊариЯ, выйдЯ во двор, отвечала на
это так: Љто бы ни был ты, но мочь больше не сможешь, и,  что делал  прежде,
делать не будешь.  ’ипун тебе на Язык, проклЯтаЯ потаскуха! ‘тупай прочь, ты
ошибсЯ:  Я не проклЯта,  а благословенна, как  ни  одна  женщина  на  свете.
‚озымели ли действие ее слова, или само собой так случилось, но больше никто
не  приходил  под ворота, не  стучалсЯ в них, и оттого, вероЯтней всего, что
никому из мужчин Њагдалы и дальней округи не хотелось рисковать и навлечь на
себЯ бессилие, ибо весьма распространено мнение, будто проститутки, особенно
высшего  разбора,  превзошедшие все тонкости  своего ремесла, в совершенстве
владеют  от  природы ли полученным, многолетней опытностью ли  приобретенным
даром  не только  возвеселивать мужскую  плоть, но  наоборот  -- внушать  ей
непобедимое уныние, заставлЯЯ  горделивый уд понуро клонитьсЯ долу.  ’ак или
иначе, но никто  не  тревожил более €исуса  и  Њарию  за эти восемь  дней, в
продолжение  которых  уроки  даваемые и получаемые как  бы слились в  единое
целое,   состоЯщее   из  движений,  шепота  и  лепета,  нежданных  открытий,
постижений и изобретений, бессмысленных  и  ничтожных самих по себе,  словно
кусочки  смальты,  которые  лишь  сложенные вместе становЯтсЯ  прекрасным  и
исполненным значениЯ мозаичным панно. Ќе раз ЊариЯ из Њагдалы просила своего
возлюбленного рассказать  о себе,  но  €исус неизменно уклонЯлсЯ  от ответа,
говорЯ, к  примеру: Џришел Я  в сад мой, сестра моЯ,  невеста, набрал  мирры
моей с ароматами моими, поел сотов моих с медом моим, напилсЯ  вина  моего с
молоком моим, и, произнесЯ эти поэтические строки, с таким  же  вдохновением
переходил от слов к  делу, истинно,  истинно говорю  тебе,  милый €исус,  от
подобных  разговоров  мало   толку.  Ќо  однажды  он  решил  рассказать  про
отцаплотника и  матьпрЯху, про восьмерых братьев  и  сестер,  про  то,  как,
согласно обычаю,  стал изучать  отцовское ремесло, но потом  ушел из дому  и
четыре года пас овец и коз,  а потом, по дороге домой, провел несколько дней
с рыбаками, но слишком краток был срок, чтобы вполне овладеть их искусством.
     Ћн рассказывал это в  конце днЯ, когда они ужинали во дворе, и времЯ от
времени  поднимал  голову,  провожаЯ  взглЯдом  ласточек,  с  пронзительными
криками носившихсЯ  над ними, и потом замолчал,  и можно было подумать -- он
сказал все, мужчина во всем призналсЯ женщине,  но  та, верно, думала иначе,
ибо спросила: € все?
     ‚се,  кивнул  он. Џолным  сделалось безмолвие,  в другое место унеслись
чертить свои круги ласточки,  и тогда  €исус  сказал:  Ћтца моего распЯли на
кресте  четыре  года назад,  под ‘епфорисом, а звали его  €осиф. ’ы,  верно,
первенец? Џервенец. Џочему же тогда не осталсЯ с семьей, как велит тебе долг
первородства? ’ебе не все  дано понЯть, и не спрашивай менЯ больше ни о чем.
Ќу ладно, о семье не стану, но расскажи  мне, как ты жил в пастухах. „а не о
чем рассказывать, все одно и то же, овцы да козы, козлы да бараны, и молоко,
молоко, повсюду молоко. € нравилось тебе это? Ќравилось.  Ћтчего же ты ушел?
Ќадоело, и по родным стосковалсЯ. —то значит "стосковалсЯ"? ‡начит, повидать
захотелось. ’ы говоришь не правду. ‘ чего  ты взЯла? ‚ глазах у тебЯ страх и
вина. €исус не ответил,  поднЯлсЯ, обошел  двор  кругом,  остановилсЯ  перед
Њарией. Љогданибудь,  если суждено  нам  будет  увидетьсЯ,  Я  расскажу тебе
остальное, только обещай,  что  больше  никто не  узнает. ‡ачем откладывать,
скажи сейчас. Ќет, скажу, если мы встретимсЯ снова. ЌадеешьсЯ, что Я  к тому
времени уже  не буду потаскухой, да?  Ђ то сейчас мне довериЯ нет, возьму да
выдам  твою тайну, за деньги  продам или так просто, длЯ  забавы, выболтаю в
благодарность тому, кто будет любить менЯ лучше, чем ты любил и любишь. Ќет,
не потому Я сейчас предпочитаю молчать. ’ак вот, Я  говорю  тебе, что ЊариЯ,
блудница  из Њагдалы, как  только понадобитсЯ тебе, будет у ног твоих. —ем Я
заслужил это? ’ы не знаешь, кто ты.  ’ем и окончилсЯ их разговор, но в ту же
ночь посетил €исуса прежний кошмар, который  в последнее времЯ лишь  смутной
тенью  вкраплЯлсЯ между обычными снами  и сам сделалсЯ привычным и терпимым.
Ќо  в эту  ночь --  оттого ли, что он в последний раз лежал в этой  кровати,
оттого ли, что  вечером упомЯнул о ‘епфорисе,--  кошмар, подобно гигантской,
очнувшейсЯ от спЯчки змее, начал  развертывать свои кольца, поднимать жуткую
свою голову, и с криком, в холодном поту €исус проснулсЯ. —то с тобой?
     —то  такое?-- с  тревогой  спрашивала ЊариЯ. Ќичего,  приснилось чтото,
отвечал  он. ђасскажи,-- сказала она, произнесЯ это слово с такой любовью, с
такой  нежностью, что €исус  не  сумел сдержать  слез,  а  потом --  и слов,
которые старалсЯ утаить Њне снитсЯ,  что отец мой ищет убить  менЯ. ќто отца
твоего убили, а ты здесь, ты жив. џ --  младенец, Я -- в ‚ифлееме €удейском,
и отец мой ищет убить менЯ. Ђ почему в ‚ифлееме?  џ родилсЯ там. Ѓыть может,
сон твой значит, что отец твой  не хотел, чтобы ты поЯвлЯлсЯ на свет. ЊариЯ,
ты же ничего  не знаешь.  Ќет, не знаю. Ѓыли  в  ‚ифлееме младенцы,  которых
погубил мой отец. “бил? Ќу, не  своими руками зарезал, а погубил тем, что не
спас, не отвел занесенный над ними клинок. € тебе  во  сне кажетсЯ, будто ты
--  один из  них. џ умирал уже  тысЯчу раз. Ѓедный, бедный €исус. Ћттого Я и
ушел из дому.  ‚от теперь Я  наконец  все понЯла. „умаешь, понЯла? ђазве это
еще не все?  Ќет, есть еще такое, чего Я пока  не могу тебе сказать. ’о, что
ты скажешь, когда мы встретимсЯ снова?
     „а. €исус  заснул, склонив голову на  плечо Њарии, обдаваЯ дыханием  ее
грудь, а она не сомкнула глаз во  весь остаток  ночи.  ‘ердце  ее  ныло, ибо
вместе с рассветом должна была прийти и разлука, однако душа  была спокойна:
она знала теперь, что человек, спавший рЯдом,-- это тот, кого  ждала она всю
жизнь, кто  принадлежал  ей  и кому принадлежала она,  хотЯ  он досталсЯ  ей
девственником, а она отдала ему многогрешное и нечистое тело, но мир началсЯ
заново, с чистого листа, на котором пока лишь восемь строк -- восемь дней, и
что  это значит по сравнению  с  огромным, нетронутым  будущим, хотЯ  он так
молод,  этот €исус,  и Я, ЊариЯ из  Њагдалы, лежу бок о бок с мужчиной,  как
бывало столько раз, но теперь изнемогаю от любви и у менЯ нет возраста.
     “тро ушло на приготовлениЯ в дорогу, и  казалось, что €исус собралсЯ на
край света, а не  в Ќазарет, до которого и двухсот стадий не  будет, так что
обычный человек, выйдЯ в полдень, к закату  дойдет непременно, даже при том,
что путь из Њагдалы в Ќазарет не оченьто прЯмой и ровный и изобилует крутыми
каменистыми откосами.  Ѓудь осторожен, в  окрестностЯх еще бродЯт мЯтежники,
сказала ЊариЯ. Ќеужели? ’ы давно не бывал в здешних краЯх, это ведь ѓалилеЯ.
€ Я галилеЯнин, они мне зла не причинЯт. Љакой же ты галилеЯнин, раз родилсЯ
в ‚ифлееме €удейском?  ЊенЯ  зачали в Ќазарете,  а на свет Я  поЯвилсЯ, если
правду сказать, не в самом ‚ифлееме, а в пещере,  под землей, хотЯ,  знаешь,
мне кажетсЯ,  что здесь, в Њагдале, Я  родилсЯ во второй  раз. € родила тебЯ
блудница. „лЯ менЯ ты никакаЯ не блудница,  с Яростью ответил €исус. ќто мое
ремесло.  Џосле этих  слов  наступило долгое молчание:  ЊариЯ ждала,  что он
договорит, €исус одолевал и все никак не мог одолеть свое смЯтение и наконец
вымолвил: ’ы уберешь то полотнище, что вывесила над воротами, чтобы никто не
смел входить к тебе? ЊариЯ поглЯдела на  него серьезно, но тотчас улыбнулась
не  без лукавства: ЌельзЯ же  принЯть двоих  мужчин  разом. —то значат  твои
слова?  ‡начат  они, что ты  хоть  и уйдешь,  но останешьсЯ,--  и прибавила,
помолчав: ’рЯпка так  и будет висеть над  воротами  моими. Ќо  все подумают,
будто ты принимаешь мужчину.  € верно  подумают, ибо  со  мною  будешь ты. €
никто больше  не войдет к  тебе? ’ы сказал это, и женщина по  имени ЊариЯ из
Њагдалы перестала быть блудницей в  тот миг, когда ты оказалсЯ здесь. —ем же
ты будешь жить? ’олько  ландыши полевые растут без труда и забот. €исус взЯл
ее  за  обе руки и сказал: Ќазарет недалеко, Я какнибудь приду к тебе.  …сли
придешь, то обретешь менЯ. џ всегда хочу обретать тебЯ. ’ак и будет, пока ты
живешь на свете.  —то  же, Я  умру раньше  тебЯ? џ старше  и,  конечно, умру
первой, но, если  случитсЯ тебе умереть раньше, Я останусь жить  хотЯ бы длЯ
того, чтобы  ты  мог обрести менЯ. Ђ если  ты умрешь первой? •вала тому, кто
привел тебЯ  в  этот мир,  когда Я уже была в  нем. Џосле этих слов ЊариЯ из
Њагдалы подала €исусу  еду, и ему не  было нужды говорить: ЏрисЯдь  со мной,
ибо с первого днЯ, как только затворились ворота, этот мужчина и эта женщина
делили и умножали между собой  чувства и  движениЯ, ощущениЯ и пространство,
не слишком заботЯсь о том, чтобы соблюдать  обычай, закон или правило. Њожно
не сомневатьсЯ,  что они не сумели бы нам ответить, вздумай мы осведомитьсЯ,
каким  это  образом  удавалось  им  это,  как  чувствовали  себЯ  и  надежно
защищенными,  и совершенно  свободными  в этих четырех стенах, где  всего за
несколько  дней  сумели  создать  мир  по собственному  образу и  подобию,--
заметим  мимоходом,  что  больше  был  этот  мир подобен ей,  чем  ему,--  и
поскольку оба были непреложно уверены в том, что будут у них еще встречи, то
нам остаетсЯ лишь терпеливо дожидатьсЯ того часа, когда оба они станут лицом
к лицу с другим миром, с тем, что ожидает за воротами, с тем, чьи  обитатели
беспокойно спрашивают:
     „а что ж там происходит  внутри?-- и  уверЯю вас,  вовсе не  постельные
забавы рисует себе их воображение. €так, ЊариЯ и €исус поели, она надела ему
на ноги сандалии и сказала: …сли хочешь к вечеру быть в Ќазарете, пора идти.
     Џрощай,  сказал €исус, взЯл свою котомку и  посох и вышел во двор. Ќебо
было все  затЯнуто  тучами,  и  сквозь эту  пелену, очень похожую на  очески
грЯзной шерсти. ѓосподу нелегко,  наверно,  было разглЯдеть сверху, что  там
выделывают  овцы его. €исус и ЊариЯ  на прощание обнЯлись,  и объЯтию этому,
казалось, не будет конца, и поцеловались.
     Ќо поцелуй не затЯнулсЯ, и ничего удивительного в этом нет: не в обычае
тогда были долгие поцелуи.


        x x x

     ‘олнце  село, когда €исус вновь  ступил  на землю Ќазарета, где  не был
четыре долгих года -- неделей больше,  неделей меньше не в  счет  -- с  того
самого днЯ, когда  он, ребенок еще, бежал, гонимый смертельным отчаЯнием, из
родного  дома, чтобы искать в мире  когонибудь, кто помог  бы ему воспринЯть
первую  в  жизни  невыносимую  истину.  —етыре года,  как  ни  медленно  они
тЯнутсЯ,-- срок недостаточный, чтобы излечить боль,  но  притупить и утишить
ее могут. ќтот человек расспрашивал книжников в •раме, гнал по горным тропам
стадо „ьЯвола, он повстречал Ѓога, он спал с Њарией Њагдалиной, и о  прежнем
страдании напоминает лишь влажный отблеск  в глазах,  о котором  мы говорили
раньше, но,  быть  может,  все еще  ест ему  глаза  стойкий  дым  жертвенных
всесожжении, или  источает слезы душа, восхищеннаЯ тем, какие дали открылись
ей  на  высокогорных пастбищах,  или  это  страх  того, кто в одиночестве  и
пустыне услышал "џ --  Ѓог", или, что вероЯтней всего, он томитсЯ и тоскует,
вспоминаЯ  тело Њарии из  Њагдалы, покинутой им лишь несколько часов  назад.
Ћсвежите менЯ вином, подкрепите менЯ Яблоками,  ибо  Я изнемогаю от любви,--
эту  сладчайшую истину мог бы изречь €исус, обращаЯсь к матери и братьЯм, но
отчегото  у  самого отчего  дома  замедлЯет  он шаги. Љто они  -- мать моЯ и
братьЯ  мои?-- спрашивает он себЯ, и не потому, что не знает,  вопрос в том,
знают ли они, мать и братьЯ,  что  пришел к ним тот, кто спрашивал в  •раме,
кто  с высоты оглЯдывал  окоем,  кто  повстречал Ѓога, кто познал женщину  и
осознал себЯ мужчиной. ‚от на этом самом месте сидел некогда  нищий бродЯга,
назвавший себЯ ангелом, и,  хотЯ ангелу не составило бы труда в единый взмах
взмЯтенных крыльев вихрем ворватьсЯ в дом, он предпочел  постучать и жалкими
словами попросить милостыню.
     Љалитка закрыта на щеколду,  ее легко открыть снаружи, и нет надобности
окликать: ќй, есть тут  кто?-- как сделал он в Њагдале, ибо дом этот -- его,
и войдет он  к себе  домой спокойно и уверенно,  и  глЯдитека, совсем зажила
рана  на ноге,-- впрочем,  раны телесные, источающие кровь и гной, поддаютсЯ
лечению не в  пример лучше иных. €так, стучатьсЯ незачем, но он стучитсЯ. Ћн
слышит голоса за стеной, он даже различил уже  издали голос матери, но  духу
не хватает просто толкнуть  калитку и объЯвить: Ђ вот и  Я, как  поступил бы
всЯкий,  кто,  знаЯ,  что  приход  его  желанен, хочет преподнести  домашним
радостный  сюрприз.  Љалитку  отворила  ему  маленькаЯ,   лет  восьмидевЯти,
девочка: она не узнала пришельца, и голос крови не сказал ей: ќто твой брат,
разве  не помнишь, твой  старший брат  €исус,  который, несмотрЯ на  то, что
четыре года прибавилось  к возрасту  сестры и его собственному,  несмотрЯ на
вечерние сумерки,  спросил:  ’ебЯ зовут ‹идиЯ?-- и она кивнула,  очарованнаЯ
таким чудом  --  незнакомец  знает ее  по имени,-- однако  €исус рассеЯл все
чары, сказав: џ  твой старший брат,  €исус, впустика менЯ.  ‚о  дворике, под
навесом  у  крыльца, увидел он смутные,  как тени, силуэты, это  были братьЯ
его, обратившие взоры к вошедшему, а двое старших, €осиф и  €аков, поднЯлись
и пошли ему навстречу, хоть и  не слышали слов, что сказал он  их сестре, но
узнали его без труда,  да и ‹идиЯ уже  завопила ликующе:  ќто €исус, это наш
брат,  и после этих  слов уже  все  тени  задвигались, и в  дверЯх поЯвилась
ЊариЯ,  а рЯдом  с нею -- ‹изиЯ,  уже  с нее  ростом, и обе вскричали в один
голос:  €исус!--  ив следующее  мгновение  посреди двора все  обнимали  его,
исполненные  семейственной любви и радости, а такаЯ  встреча и в самом  деле
приносит радость, особенно когда, как в нашем случае, возвращаетсЯ домой наш
первенец, наш  первородный  сын,  которого снова можно пестовать  и  нежить.
€исус поздоровалсЯ с матерью, с каждым из  братьев, с  обеими сестрами, а те
от  всей души восклицали: „обро пожаловать, брат, как  хорошо,  брат, что ты
вернулсЯ,  мы  уж  думали,  брат,  ты нас  совсем забыл, и лишь одна  мысль,
мелькнувшаЯ  у  всех,  в  слова  не  облеклась:  Ќе  похоже,  брат,  что  ты
разбогател.  Џотом вошли все в дом и сели за  вечернюю  трапезу, к которой и
готовились в  ту  минуту,  когда  постучал  в ворота  €исус, так  что вполне
уместно прозвучало  бы здесь -- особенно если вспомнить, откуда пришел он  и
как безудержно и  рьЯно всю минувшую неделю тешил, позабыв о нравственности,
грешную плоть,-- так  вот, вполне уместно было бы здесь грубоватооткровенное
присловье, бытующее у людей простых  и бедных, при  виде нежданного гостЯ, с
которым надо поделитьсЯ и без того скудной пищей, проборматывающих  себе под
нос: —ерт его принес: где естно,  там и тесно. Ќо  нет,  ничего подобного не
было да и не могло быть не  только сказано, но даже и  подумано,  ибо, когда
жуют девЯть пар  челюстей, десЯтую не услышишь, ртом  больше, ртом меньше --
разница невелика. € покуда шел ужин, младшие все допытывались у €исуса о его
приключениЯх, но мать и трое  старших и так понЯли, что со времени последней
их встречи под €ерусалимом  €исус новому ремеслу не обучилсЯ,  ибо не только
рыбой от него не пахло, но даже те ароматы,  которыми веЯло от многолюбивого
тела  Њарии из Њагдалы, и самый запах этого тела, въевшийсЯ,  казалось бы, в
тело €исуса намертво,-- примите, однако, в расчет неблизкую дорогу, ветер да
пыль -- учуЯть  можно было, лишь уткнувшись  носом  в  складки его хитона, а
если на это не  осмелилсЯ никто  из домашних, то  мы не решимсЯ  и  подавно.
ђассказал €исус, что пас стадо  --  самое большое из всех, какие  доводилось
ему  в жизни видеть,--  а уж в недавние времена  выходил в море с рыбаками и
помогал им доставать из сетей  огромных  и диковинных рыб и про" чих морских
тварей, и тут случилось  с ним  происшествие необыкновенное, невообразимое и
неожиданное, но о нем он поведает в свое времЯ, не сейчас и не всем. Ќетнет,
расскажи,  расскажи  сейчас, принЯлись  канючить малыши,  а средний,  именем
€уда,  спросил,  причем без всЯкой  задней мысли: ‡а  столько времени  денег
небось  кучу   заработал?  €  трех  монеток  не   будет,  и  двух,  и   даже
однойединственной, отвечал ему €исус и в доказательство правоты своих  слов,
которым  поверить  было попросту  невозможно  -- как  же  это:  четыре  года
непрестанных трудов  и ни гроша  за душой?-- вывернул  свою суму. €  в самом
деле, небогат, прЯмо скажем, был его скарб, редко  доводилось видеть,  чтобы
всего нажитого  было  -- гнутый  и  сточенный нож,  обрывок бечевки,  ломоть
хлеба, черствого  как  камень,  две пары в дым изношенных сандалий и трЯпка,
звавшаЯсЯ некогда туника.
     ќто  отца твоего  туника, сказала  ЊариЯ и,  прикоснувшись рукой  к тем
сандалиЯм,  что  побольше, сказала детЯм: €х носил ваш  отец.  „ети опустили
головы, в  комнате повеЯло печалью, а €исус, укладываЯ обратно в суму убогое
ее содержимое, заметил  внезапно, что один  уголок туники завЯзан узелком, а
заметив, ощутил его  тЯжесть, и кровь бросилась  ему в лицо при мысли, что в
узелок этот  завЯзаны деньги -- а ведь он  сию минуту сказал, что у него нет
ни гроша,-- и спрЯтала их туда ЊариЯ из Њагдалы, котораЯ их и заработала, но
не в поте своего лица, как люди  достойные, нет, стонами притворной страсти,
а пот если и был, то никак не трудовой. Њать и  братьЯ с сестрами не сводили
глаз с узелка  на краешке туники, потом как по  команде взглЯнули на €исуса,
который,  не знаЯ, то  ли прЯтать и таить  доказательство, уличающее  его во
лжи,  то ли  обнародовать его, причем  без  малейшей  возможности  объЯснить
происхождение   этих  денег  так,  чтобы  высоконравственное  его  семейство
снизошло до того, чтобы это объЯснение принЯть, решилсЯ  на второе  и  самое
трудное и развЯзал тугой узелок, откуда выкатились двадцать монет -- никогда
не виданное  в этом доме богатство,-- и  сказал: џ  ничего про них  не знал.
ђаскаленным ветром  пустыни ударило  ему в лицо  осуждающее молчание родных:
какой  стыд! первородный сын  лжет!  €исус  же, порывшись  у себЯ в душе, не
нашел там и тени досады на Њагдалину, а лишь безмерную благодарность ей -- и
за щедрость,  и за  тонкость, с которой щедрость эта была Явлена, потому что
женщина знала: дать ему денег из рук в руки -- значит унизить его, ибо  одно
дело сказать:
     ‹еваЯ  твоЯ  рука  у менЯ под  головой, праваЯ обнимает менЯ, и  совсем
другое -- не думать о  том, сколько самых разных  правых, а также  левых рук
обнимало тебЯ, и о том, что никто никогда не спрашивал, не подложить ли тебе
просто  руку под  голову. €  теперь уже €исус смотрит  на домашних  своих  с
вызовом -- примут ли они  его слова "џ ничего про  них не знал", а ведь  это
чистаЯ  правда, только правда, но одновременно и всЯ, и не всЯ  правда --  и
ожидает безмолвного вопроса: …сли ты ничего про них не знал, как они у  тебЯ
ока