и восьми годам Я знал
о смерти так  же мало,  как и  о другом могучем  прорыве природной стихии  в
вербализованный мир, живого опыта в  царство  наших суждений и условностей -
об акте любви. "‘амое страшное - это разрыв с миром, - слышал Я ее  голос. -
‘идишь,  беспомощнаЯ, и видишь,  как рвутсЯ свЯзи,  одна за другой.  ‘вЯзь с
людьми, свЯзь  с  окружающими  предметами,  свЯзь с  Языком.  Ћни  перестают
замечать  свет, перестают  ощущать тепло,  разучиваютсЯ  дышать воздухом.  €
последней начинает слабеть свЯзь с собственным телом. ‚ конце концов человек
повисает на одной  только ниточке - и эта  ниточка с каждой минутой делаетсЯ
все тоньше, тоньше". ѓолос сорвалсЯ; по тому, как глухо прозвучали последние
слова, Я понЯл, что  Љэти закрыла лицо руками.  "Ћдиночество,  -  прошептала
она,  -  полное  одиночество". —то  умирающие, что живущие -  каждый из  них
всегда  одинок. ‚  темноте  раздалсЯ  тихий  всхлип,  потом  она  судорожно,
непроизвольно вздрогнула,  вскрикнула чужим голосом. Ћна рыдала. џ любил ее,
она жестоко  страдала.  € тем  не менее все,  что  пришло мне  на ум,  - это
сказать: "Ќе плачьте". - ђиверс  пожал плечами.  - …сли не  веришь  в Ѓога и
загробную  жизнь -  а Я, сын  свЯщенника, конечно,  не верил, разве только в
переносном смысле, - что еще ты можешь сказать, столкнувшись со смертью? Ђ в
этом   конкретном  случае   дело  весьма  осложнЯлось  побочным   щекотливым
обстоЯтельством: Я не мог решить, как называть Љэти. …е горе и моЯ жалость к
ней  делали  невозможным обращение "миссис Њаартенс", но,  с другой стороны,
назвать ее по имени было бы бесцеремонно: так мог поступить  лишь негодЯй  с
целью воспользоватьсЯ несчастьем,  памЯтуЯ  о "мисс ”логги"  и вылитых ѓенри
помоЯх. "Ќе плачьте", - все повторЯл Я и, не отваживаЯсь назвать ее по имени
и  тем проЯвить свою нежность, положил робкую  ладонь ей на плечо и неуклюже
по нему похлопал. "Џростите, - сказала она. € потом, сбивчиво: - Ћбещаю, что
завтра  возьму себЯ в  руки. - €  после очередного приступа рыданий: - ‘ тех
пор, как вышла замуж, Я еще ни разу не плакала".  ‚есь  смысл этой последней
фразы проЯснилсЯ у менЯ в мозгу много позже. †енщина, котораЯ позволЯет себе
плакать, никак  не годилась бы в жены беднЯге ѓенри. …го вечные недуги ни на
миг не давали  Љэти расслабитьсЯ. Ќо даже самаЯ несокрушимаЯ стойкость имеет
предел. ‚ ту ночь Љэти дошла до последней черты. Ћна потерпела полный крах -
но в каком-то  смысле  могла быть благодарна такому  краху.  ‚се  обернулось
против  нее.  Ћднако в качестве  компенсации  ей была  дарована передышка от
ответственности, ей было дозволено - пусть лишь на несколько кратких минут -
обрести в плаче столь редкое  длЯ нее блаженство. "Ќе плачьте", - твердил Я.
Ќо на  самом  деле ей хотелось выплакатьсЯ, ей  это было необходимо.  “ж  не
говорЯ о том, что она имела на это полное право.  ‘мерть окружала ее со всех
сторон:  она поразила ее мать; она  угрожала вот-вот поразить ее мужа, а еще
через сколько-то лет и ее самое, а еще через сколько-то и ее детей. ‚се  они
шли  к  одному и  тому  же  -  к  постепенному разрыву  свЯзей  с  миром,  к
медленному,  неуклонному  перетиранию поддерживающих  нитей  и,  наконец,  к
последнему падению - в полном одиночестве - в пустоту.
     ѓде-то далеко, над крышами  домов, часы пробили три четверти. ќтот звон
был рукотворным  довеском  к  оскорблению  космического масштаба  - символом
непрестанного бега времени, напоминаньем о неизбежном конце. "Ќе плачьте", -
взмолилсЯ Я и, забыв обо всем, кроме состраданиЯ, переместил руку с ближнего
плеча  на дальнее и привлек ее поближе. „рожа и рыдаЯ, она прижалась ко мне.
Џробили  часы,  безвозвратно  утекало  времЯ,  и  даже живые совсем,  совсем
одиноки.  …динственным отличием от усопшей в —икаго,  от умирающего в другом
конце дома нам  служило то, что  мы могли  быть одинокими в компании,  могли
сблизить два  своих  одиночества  и  притворитьсЯ, будто они слились в некую
общность. Ќо тогда подобные мысли у менЯ, разумеетсЯ, не возникали. ’огда во
мне  не  осталось  места ни длЯ чего,  кроме  любви  и  жалости да еще очень
практического   беспокойства   о  здоровье   этой   богини,  котораЯ   вдруг
превратилась в плачущего  ребенка, моей обожаемой Ѓеатриче,  котораЯ дрожала
точно  так же,  как  дрожат маленькие щенЯта,  -  Я  чувствовал это, бережно
обнимаЯ ее за плечи. Ћна закрыла лицо руками; Я  дотронулсЯ до них, они были
холодны как камень. € голые ноги холодны как лед. "„а вы совсем замерзли!" -
почти  негодующе  воскликнул  Я. Ђ затем, радуЯсь, что  наконец-то поЯвилась
возможность претворить свою жалость  в  полезные  действиЯ, скомандовал: "‚ы
должны укрытьсЯ  одеЯлом.  Ќемедленно". џ  представил  себе,  как  заботливо
укутываю ее, потом  пододвигаю стул  и, точно  роднаЯ  мать, тихо бодрствую,
пока  она отходит ко сну.  Ќо только Я  попробовал выбратьсЯ из кровати, как
она  прильнула  ко  мне,   она  не  желала  менЯ  отпускать.  џ  хотел  было
освободитьсЯ,  принЯлсЯ  было  протестовать:   "Њиссис  Њаартенс!"  Ќо   это
напоминало   стремление   вырватьсЯ   из  рук   тонущего   ребенка,  попытку
одновременно и негуманную, и нереальную. Љ тому  же она промерзла до костей,
и ее била дрожь, которую она не могла унЯть. џ  сделал единственное, что мне
оставалось.
     - ’о есть тоже лег под одеЯло?
     - Џод одеЯло, - повторил он. -  € там менЯ обнЯли  за  шею две холодные
голые руки, ко мне приникло дрожащее тело, сотрЯсаемое рыданьЯми.
     ђиверс  отхлебнул  виски  и, откинувшись  в кресле, долгое времЯ  молча
курил.
     - Џравда, - наконец  промолвил он, - всЯ правда и ничего, кроме правды.
‚се  свидетели дают  одну  и  ту же клЯтву  и повествуют об одних  и  тех же
событиЯх. ђезультат - пЯтьдесЯт семь литературных версий. ЉакаЯ из них ближе
к правде? ‘тендаль или  Њередит? Ђнатоль ”ранс  или „.ѓ.‹оуренс? "€ потайные
струи  наших  душ  сольютсЯ  в  сиЯнье  страсти  золотом"  или  "‘ексуальное
поведение женщины"?
     - Ђ ты - знаешь ответ? Ћн покачал головой.
     -  Њожет быть,  тут  нам пригодитсЯ  геометриЯ.  Ћпишем это  событие  в
трехмерной системе  координат.  -  Њундштуком  трубки ђиверс начертил  перед
собой в воздухе две  линии под  прЯмым углом друг  к другу, потом провел  из
точки  пересечениЯ вертикаль,  так  что рука  его с  трубкой поднЯлась  выше
головы. - Џусть одной из этих осей будет Љэти, другой - „жон ђиверс тридцать
лет  тому назад, а третьей - „жон  ђиверс нынешний, то бишь Я сам. €так, что
мы можем сказать о ночи двадцать третьего апрелЯ тысЯча  девЯтьсот  двадцать
второго года, поместив ее в эту  систему отсчета? ђазумеетсЯ, не всю правду.
Ќо  уж во  всЯком случае, гораздо больше правды,  чем  позволил бы нам любой
отдельно взЯтый подход. Ќачнем  с оси Љэти.  - Ћн снова провел  ее, и дым из
трубки на миг обозначил перед ним эту расплывчатую линию. - Ћсь прирожденной
Язычницы, силою обстоЯтельств попавшей в такой переплет, что легко выбратьсЯ
из  него  смог  бы  разве  лишь ортодоксальный  христианин или  буддист. Ћсь
женщины,  длЯ  которой  этот  мир  всегда  был  счастливым  домом и  котораЯ
оказалась вдруг  на краю бездны, лицом  к лицу со страшной  черной пустотой,
стремЯщейсЯ  поглотить  ее  тело  и душу.  ЃеднЯжка!  Ћна  чувствовала  себЯ
покинутой  - не Ѓогом  (ибо монотеизм был органически чужд ей),  но богами -
всеми богами,  от домашних  малюток,  ларов  и  пенатов,  до  могущественных
олимпийцев. Ћни покинули ее и забрали с собой все. …й нужно было опЯть найти
своих  богов.  …й  нужно  было  вновь  стать  частью  природного,  а  потому
божественного порЯдка  вещей. …й нужно было восстановить свои свЯзи с жизнью
-  жизнью в ее простейших, наиболее недвусмысленных  проЯвлениЯх, таких, как
физические  контакты с  людьми,  как ощущенье животного  тепла, как  сильное
чувство, как голод и утоление голода. ђечь шла о самосохранении.  € это  еще
не все, - добавил ђиверс. - Ћна плакала, горюЯ о матери, котораЯ  только что
умерла, горюЯ  о муже,  который  мог умереть  завтра.  Ђ ведь между сильными
переживаниЯми есть нечто общее. ‡лость чрезвычайно  легко трансформируетсЯ в
сексуальную агрессивность, а печаль, создайте ей только подходЯщие  условиЯ,
почти незаметно выливаетсЯ в самую восхитительную чувственность. Џосле чего,
конечно,  приходит ниспосланный  €м благословенный сон.  …сли человек  понес
тЯжкую утрату, любовь  заменЯет  ему снотворное  или путешествие  на ѓавайи.
Ќикто  ведь  не  осудит  вдову  или  сироту,  буде  они воспользуютсЯ  этими
невинными средствами, чтобы смЯгчить боль. ’ак  стоит ли порицать  их,  если
ради сохранениЯ жизни или здоровьЯ  они прибегнут  к другому, более простому
методу?
     - џ-то не порицаю, - уверил его Я. - Ќо у многих инаЯ точка зрениЯ.
     - ’ридцать лет назад ее разделЯл и Я. -  Ћн провел трубкой вверх и вниз
по  воображаемой   вертикали.  -  Ћсь   занудного   двадцати   восьмилетнего
девственника,  ось  лютеранского  воспитанника  и  маменькиного  сынка,  ось
идеалиста в духе  Џетрарки. Ќа <i>этой</i>  позиции мне не оставалось ничего иного,
кроме как называть себЯ подлым соблазнителем, а Љэти... ‚слух и вымолвить-то
страшно. Ђ вот  Љэти, как  истаЯ богинЯ,  считала все случившеесЯ совершенно
естественным,  а  стало  быть, не  видела  тут  ничего  аморального. Ђ  если
поглЯдеть отсюда,  - и он изобразил ось нынешнего „жона ђиверса, - Я  скажу,
что оба  мы были наполовину правы  и оттого целиком заблуждались: она - стоЯ
по ту  сторону добра и зла  на своей  олимпийской  позиции (а ведь олимпийцы
были   всего-навсего   кучкой   сверхъестественных    животных,   наделенных
чудотворными способностЯми), а Я - вообще не выходЯ за рамки добра и зла, по
уши увЯзнув  в слишком человеческих понЯтиЯх греха и социальных условностей.
Џравду сказать,  ей следовало бы спуститьсЯ до моего  уровнЯ, а  потом пойти
еще дальше, по другую сторону; а мне следовало бы поднЯтьсЯ на ее уровень и,
не удовлетворившись этим,  продолжать путь вперед, чтобы  встретитьсЯ с  нею
там,  где  и  вправду  оказываешьсЯ  вне  рамок  добра  и  зла,  но  не  как
сверхъестественное  животное, а как преображенный человек.  „остигни мы того
уровнЯ, вели бы мы себЯ иначе или нет? Ќа  это невозможно ответить. „а  и не
могли мы тогда  его достигнуть. Ћна была богиней, временно попавшей в полосу
несчастий  и благодарЯ  чувственности вновь  нашедшей  дорогу на  утраченный
Ћлимп. џ терзалсЯ,  совершив  грех  тем более ужасный, что  его сопровождало
неимоверное  наслаждение.  Џопеременно, а  то  и  одновременно Я бывал двумЯ
разными людьми: новичком  в любви, которому выпала огромнаЯ удача сойтись  с
женщиной  и  раскованной,  и по-матерински  нежной,  необычайно  ласковой  и
необычайно  чувственной, и мучимым совестью страдальном,  который сгорал  со
стыда, превратившись, по прежним канонам, и раба  худших  своих  страстей, и
был шокирован, буквально оскорблен (ибо имел рамную тЯгу как к покаЯнию, так
и к осуждению)  той  свободой,  с  какой его  Ѓеатриче принимала  внутреннюю
прелесть  этих контактов,  его ‹аура обнаруживала  искушенность  в  любовной
науке -  и, что еще ужаснее, обнаруживала ее на мрачном фоне ухода людей  из
жизни. Њиссис  •энбери умерла, умирал  ѓенри. Џо всем правилам  ей следовало
облечьсЯ   в  траур,   а   мне   -   предлагать  утешатьсЯ   философией.  Ќо
действительность, эта грубаЯ, не знающаЯ правил действительность... - Ќа миг
наступило молчанье.  - Љарлики, - задумчиво промолвил  потом он, вглЯдываЯсь
сквозь  прикрытые веки  в  далекое  прошлое.  -  Љарлики  из  другого  мира.
‘обственно,  они и тогда не принадлежали к моему  миру. ’ой ночью,  двадцать
третьего апрелЯ, мы были в Њире €ном,  она и Я,  на небесах беззвучной тьмы,
где  царили  обнаженность, касаньЯ и  слиЯние. € что за  откровениЯ,  что за
пЯтидесЯтницы  изведал Я на этих  небесах! …е нежданные  ласки нисходили  ко
мне, словно ангелы, словно свЯтые голуби. € как  нерешительно, как запоздало
Я отвечал  на  них!  ѓубы мои едва отваживались шевельнутьсЯ,  руки сковывал
страх  согрешить  против  моих  представлений  - вернее, представлений  моей
матушки  -  о том, какой полагаетсЯ быть порЯдочной женщине, о том,  каковы,
собственно, и есть все порЯдочные женщины, - но, несмотрЯ на  это (что столь
же  отпугивало,  сколь и  пленЯло),  робкие  мои прегрешениЯ  против  идеала
вознаграждались такими  чудесными  откликами,  такой  безграничной  ответной
нежностью, какой  Я не мог и  вообразить. Ћднако  над этим ночным €ным Њиром
возвышалсЯ  враждебный  ему  посюсторонний  -  мир,  в котором  „жон  ђиверс
двадцать второго года мыслил и чувствовал дневной порою; мир, где такие вещи
были Явным  преступлением, где ученик  обманывал наставника, а  жена - мужа,
мир,  откуда  наше  ночное  небо  представлЯлось  наимерзейшей  скверной,  а
нисходЯщие ангелы - просто-напросто проЯвлениЯми похоти  на фоне супружеской
измены. Џохоть и измена, - повторил  ђиверс  с коротким смешком. -  Љак  это
старомодно звучит! Ќынче мы предпочитаем  говорить о порывах, необходимости,
внебрачных  свЯзЯх.  •орошо это? €ли плохо? €ли все равно, что так называть,
что иначе? Њожет быть, лет через пЯтьдесЯт Ѓимбо удастсЯ найти ответ. Ђ пока
остаетсЯ  лишь  констатировать факт,  что  на Языковом  уровне  мораль  есть
всего-навсего регулЯрное повторение бранных слов. <i>Ќизко, мерзко, гадко -</i> вот
Языковые основы этики; и эти самые слова терзали менЯ часами, когда Я лежал,
глЯдЯ на спЯщую Љэти. ‘он - тоже ведь  Њир €ной. …ще более иной, чем царство
прикосновений.  Ћт любви ко сну,  от иного - к  еще более иному. ќто-то  еще
более  иное  и  делает сон возлюбленной едва  ли  не  свЯщенным. ЃеспомощнаЯ
свЯтость - вот что восторгает людей в младенце •ристе; а тогда это наполнЯло
менЯ огромной,  невыразимой нежностью. Ќо тем  не менее все это было  низко,
мерзко,   гадко.  “жасный  монотонный  рефрен!  ‘ловно  дЯтлы  долбили  менЯ
чугунными  клювами.   Ќизко,  мерзко,  гадко...  Ќо  в  тишине  между  двумЯ
приступами этой долбежки Я слышал тихое дыханье Љэти; и она была моей милой,
погруженной в  сон и  беспомощной, и оттого  свЯщенной в том €ном  Њире, где
любаЯ брань и  даже любые  славословиЯ были совершенно  неуместны  и  лишены
смысла. —то не мешало проклЯтым дЯтлам вновь набрасыватьсЯ на менЯ с прежней
жестокостью.
     Ђ  потом,  противу  всех  правил  сочинительства и изЯщной словесности,
менЯ,  должно быть, одолел сон. €бо  вдруг  обнаружилось, что уже светает, в
окрестных садах щебечут птахи, а Љэти стоит рЯдом с кроватью и накидывает на
плечи свою  бахромчатую  шаль. Љакую-то  долю секунды Я  не мог  сообразить,
откуда тут взЯлась миссис Њаартенс. Џотом вспомнил все - откровеньЯ во тьме,
неописуемые  €ные  Њиры. Ќо сейчас было утро, и мы  опЯть очутились  в  этом
мире,  и мне снова следовало звать ее  миссис Њаартенс. Њиссис Њаартенс, чьЯ
мать только что умерла, чей муж вот-вот умрет. Ќизко, мерзко, гадко! Љак мне
теперь осмелитьсЯ хоть однажды взглЯнуть ей в лицо? Ќо тут она повернулась и
взглЯнула  мне в лицо сама. џ едва успел заметить  зарождающуюсЯ на ее губах
знакомую  улыбку -  Ясную, открытую,  -  как мной  овладел  приступ  стыда и
смущеньЯ, заставивший менЯ отвернутьсЯ. "џ надеЯлась, что ты не проснешьсЯ",
-  прошептала  она и,  нагнувшись, поцеловала менЯ в лоб, словно ребенка.  џ
хотел сказать  ей,  что, несмотрЯ  на  эту  ночь,  Я преклонЯюсь  перед  нею
по-прежнему;  что  любовь моЯ столь  же велика, сколь  и  раскаЯнье; что моЯ
благодарность за  происшедшее так же  бесконечно глубока,  как  и  решимость
никогда больше не  поступать подобным образом. Ќо  слова  не шли  с  уст;  Я
онемел. Њолчала и Љэти,  хотЯ совсем  по другой причине. …сли она не сказала
ничего  насчет  случившегосЯ,  то  лишь потому, что  отнесла  случившеесЯ  к
разрЯду вещей, о которых лучше  не  говорить. "“же седьмой час, - вот и все,
что  промолвила она,  выпрЯмившись.  - Њне надо пойти  сменить эту беднЯжку,
сиделку  Љопперс".  Џотом  повернулась,  бесшумно  отворила  дверь  и так же
бесшумно прикрыла ее за  собой. џ осталсЯ один, на растерзанье своим дЯтлам.
Ќизко, мерзко, гадко; гадко, мерзко,  низко... Љогда зазвонил  колокольчик к
завтраку, Я уже принЯл решение. —тобы не жить во лжи, чтобы не порочить свой
идеал, Я должен уехать - навсегда.
     ‚ холле, по дороге в столовую, Я налетел на Ѓьюлу. Ћна несла  поднос  с
Яичницей и беконом  и напевала "‚се твари, что под небом рождены";  при виде
менЯ она расцвела лучезарной улыбкой и произнесла: "‚озблагодарите ѓоспода!"
џ  менее,  чем когда-либо,  был настроен благодарить …го.  "‘коро  мы  узрим
чудо",  - продолжала  она.  Ђ на  мой  вопрос,  откуда  она это взЯла, Ѓьюла
ответила,  что  сию минуту видела  в комнате у  больного миссис  Њаартенс, и
миссис Њаартенс вновь стала  прежней.  €з тени превратилась в ту, какой была
раньше. ‘ила вернулась к ней, а это значит, что доктор Њаартенс скоро пойдет
на поправку. "‚от она - благодать ЃожьЯ, - сказала Ѓьюла. - џ молилась о ней
день и ночь: "Ѓоже ‘вЯтый, осени миссис  Њаартенс ‘воей благодатью. ‚ерни ей
силу, чтобы доктор Њаартенс выздоровел". € вот это случилось <i>-</i> случилось!" -
€, словно в подтверждение ее словам, на  лестнице позади нас раздалсЯ шорох.
Њы обернулись.  ќто была Љэти.  Ћна надела черное платье. ЃлагодарЯ  любви и
сну лицо ее  разгладилось, а телодвиженьЯ,  вчера такие  вЯлые,  стоившие ей
такого мучительного  труда, были теперь столь  же легки  и плавны,  столь же
полны  жизни,  как  до  болезни матери. Ћна снова стала богиней - и траур не
затмил ее  чела, она блистала даже  в печали и скорби. ЃогинЯ  спустилась по
лесенке,  пожелала  нам  доброго  утра  и  спросила,  передала  ли мне Ѓьюла
печальное  известие. Ќа миг  мне подумалось,  что  с ѓенри  худо.  "ќто  про
доктора?.."  - начал Я. Ћна прервала  менЯ.  Ќет, печальное  известие  о  ее
матери. €  вдруг  Я  сообразил,  что  в  чужих  глазах  не  должен  знать  о
трагическом звонке из —икаго. Љровь бросилась мне в  лицо,  и Я отвернулсЯ в
страшном смЯтении. ‹ожь уже началась, и разве не погрЯз Я в ней! ѓрустно, но
спокойно богинЯ продолжала рассказывать о полуночном телефонном разговоре, о
рыданиЯх сестры на другом конце провода, о последних мгновеньЯх затЯнувшейсЯ
агонии.  Ѓьюла шумно  вздохнула,  сказала, что на все  ЃожьЯ волЯ  и что она
всегда так  думала,  потом сменила тему. "Ђ как доктор Њаартенс?" - спросила
она. Њерили ему  температуру? Љэти кивнула: мерили, и она Явно упала.  "џ же
говорила! - торжествующе заметила мне старушка. - ќто благодать ЃожьЯ, так и
знайте. ѓосподь вернул ей силу". Њы  пошли  в столовую, сели  и принЯлись за
еду. Љак  припоминаю,  с большим аппетитом.  €  еще  Я припоминаю, что  этот
аппетит произвел на менЯ весьма удручающее впечатление. - ђиверс усмехнулсЯ.
- Љак трудно  не сделатьсЯ  манихейцем!  „уховное  выше телесного. ‘мерть  -
Явление духовное, и на ее фоне Яичница с беконом  выглЯдит  пошло, а  любовь
кажетсЯ  откровенным  надругательством.  €  однако же,  вполне очевидно, что
Яичницей  с беконом может  обернутьсЯ  ЃожьЯ  благодать,  что  любовь  может
послужить средством божественного вмешательства в дела смертных.
     - ’ы рассуждаешь, точно Ѓьюла, - возразил Я.
     - Џотому что  об этом по-другому не  скажешь. €знутри вдруг прорываетсЯ
какаЯ-то  чудеснаЯ  мощь,   нечто  Явно  значительнее  тебЯ  самого;  прежде
безразличные или  просто неблагоприЯтные длЯ  тебЯ обстоЯтельства и  событиЯ
мгновенно, безо всЯкой причины оборачиваютсЯ твоим спасеньем - таковы факты.
‘ ними сталкиваешьсЯ, их переживаешь. Ќо только примешьсЯ это описывать, как
замечаешь, что говоришь Языком верующего.  Ѓлагодать,  ‘оизволение,  Ќаитие,
Џровидение - слова слишком громкие, они заранее дают ответ на любой  вопрос.
Ќо  бывают  случаи, когда  без них не  обойтись.  Љак  с  Љэти, например. Џо
возвращении из —икаго ее силы иссЯкли. €ссЯкли совершенно, так что она ничем
не могла помочь ѓенри и  ей была в тЯгость собственнаЯ  жизнь.  „ругаЯ на ее
месте  принЯлась бы молитьсЯ  о ниспослании ей  новых  сил, и молитва  могла
возыметь действие - бывает ведь и такое. Ђбсурд,  конечно, что и говорить, -
однако  же бывает. „а  только не  с людьми типа Љэти. Љэти  и молитьсЯ-то не
привыкла. ‘верхъестественной была длЯ нее  Џрирода; божественное не ЯвлЯлось
ни  духовным,  ни чисто человеческим;  оно существовало в рощах, и солнечных
лучах,  и  животных, оно жило в цветах, в  кисломолочном запахе младенцев, в
тепле и уюте свернувшихсЯ калачиком  детей, оно жило, конечно, и в поцелуЯх,
в  ночных  откровениЯх  любви,  в  более  спокойном,  но   оттого  не  менее
великолепном ощущении собственного здоровьЯ. Ћна походила на женщину-ЂнтеЯ -
непобедимаЯ, пока стоит на земле, богинЯ, покуда сохранЯет внутреннюю  свЯзь
с высшей Ѓогиней-матерью вне ее. ’ри недели ухода за умирающей разрушили эту
свЯзь.  …е  восстановление и  было благодатью, а  случилось это в апрельскую
ночь, двадцать третьего числа. Ћдин час любви, пЯть-шесть часов в еще  более
ином  мире,  во  сне,  -  и пустота заполнилась, тень заново обрела плоть  и
кровь. Ћна снова ожила - то есть не она, конечно: в ней ожило Ќеизвестное, -
повторил он. - Ќа одном  краю  спектра  это  чистый  дух,  ‘вободное  ‘иЯние
Џустоты;  на  другом   -  это   инстинкт,   это  здоровье,  это  безупречное
функционирование  организма,  который  не станет  давать сбоев, если ему  не
мешать;  а где-то  посередине между двумЯ крайностЯми  лежит то, что  свЯтой
Џавел  называл  "•ристом",   -  божественное,  перешедшее  в   человеческое.
Ѓлагодать  духовнаЯ, благодать  животнаЯ,  благодать  человеческаЯ  суть три
проЯвлениЯ одной и той же всеобъемлющей тайны; по-настоЯщему нам должны быть
доступны  они  все.  Џрактически же мы изолируем себЯ от благодати вообще, а
если  и отворЯем двери, то лишь  длЯ  одной  из  ее форм.  —его, разумеетсЯ,
недостаточно.  Ќо лучше уж иметь треть пирога, чем сидеть вовсе  без  хлеба.
“тро  двадцать  третьего  апрелЯ  продемонстрировало  это  как  нельзЯ более
наглЯдно. ‹ишеннаЯ животной благодати, Љэти напоминала  бесплотный  призрак.
‚новь обретЯ ее, она опЯть стала великолепным воплощением в одном лице ѓеры,
„еметры и Ђфродиты,  да еще с ќскулапом и ‹урдским гротом в придачу - потому
что чудо определенно готово было свершитьсЯ. Џосле  трех дней на краю могилы
ѓенри почуЯл  в  жене  новую силу  и пошел на поправку. ‹азарь воскресал  на
глазах.
     - ‚ конечном счете, благодарЯ тебе!
     - ‚ конечном счете, благодарЯ мне, - повторил он.
     - Le Cocu Miracul . Љакой сюжет длЯ французского фарса!
     - Ќе  лучше всЯкого другого. ќдип, или, к примеру, ‹ир, или даже €исус,
ѓанди - историЯ  любого из них может  послужить  темой  длЯ уморительнейшего
фарса.  ‘тоит лишь описать  героев со стороны, не проЯвлЯЯ к ним симпатии  и
пользуЯсь  сочным,  но  не  поэтическим  Языком.  ‚   действительности  фарс
существует  лишь  длЯ  зрителей,  длЯ  участников  же  -  никогда.  ’о,  что
происходит  с  <i>ними,  -</i> это либо трагедиЯ,  либо сложнаЯ  и  более или менее
мучительнаЯ  психологическаЯ   драма.   „лЯ  менЯ,  скажем,  фарс  чудесного
исцелениЯ рогоносца  стал затЯнувшейсЯ мукой нарушенной верности,  конфликта
любви и долга,  борьбы  с  соблазнами,  неизменно  заканчивавшейсЯ  позорной
капитулЯцией, стыдливого упоениЯ  страстно  отвергаемыми радостЯми, принЯтиЯ
благих решений,  о которых Я вскоре забывал, потом  вспоминал снова  и вновь
отметал прочь в порыве неудержимого желаниЯ.
     - ’ы ведь, кажетсЯ, собиралсЯ уехать.
     -  ‘обиралсЯ, но  это было  до  того,  как  Я  увидел на  лестнице  мою
возрожденную  богиню. Ѓогиню в трауре. ќти свидетельства скорби поддерживали
во мне сочувствие, религиозное обожание, рисовали чистый образ возлюбленной,
достойной  духовного  преклонениЯ.  Ќо за черной  розой  на лифе  подымалась
грациознаЯ  шеЯ;  обрамленное завитками  медового цвета лицо сиЯло  неземной
прелестью. Љак там у Ѓлейка?
     ‚сЯких женщин красит то же,
     ‚ чем блудниц очарованье -
     Џриметы утоленного желаньЯ.
     Ќо приметы утоленного желаньЯ неизбежно будЯт его вновь, обещают  новое
его  утоление.  ѓосподи, как неистово Я желал ее! € как глубоко раскаивалсЯ,
как  страстно  презирал  себЯ   с  высот  своего  идеализма!  ‚ернувшись  из
лаборатории,  Я  решил  поговорить с ней  начистоту. Ќо она  оборвала  менЯ.
ђазговоры  были не  ко времени  и не  к месту. Њогла войти Ѓьюла или сиделка
Љопперс. ‹учше уж вечером,  чтобы не рисковать. ‚ечером она  и впрЯмь пришла
ко мне в комнату. ‚ полутьме, в облаке исходЯщего от нее аромата Я попыталсЯ
высказать  ей все мысли, какие мне  не удалось высказать утром: что Я  люблю
ее, но  это нельзЯ; что никогда Я не был  так  счастлив и в то же времЯ  так
глубоко  несчастен;  что  Я буду вспоминать  случившеесЯ всю  жизнь  с самой
пылкой благодарностью  и что  завтра Я уложу чемоданы  и  уеду,  и  никогда,
никогда больше ее не увижу. Ќа этом  месте мой  голос дрогнул, и  неожиданно
длЯ себЯ Я зарыдал. Ќа сей  раз настала  очередь Љэти сказать: "Ќе плачьте",
предложить утешение  в  виде руки на плече,  а  потом и  объЯтий; результат,
естественно,  воспоследовал тот  же,  что и предыдущей ночью. €  даже  более
того:  откровениЯ  были  еще  ослепительней, ко мне нисходили уже не простые
ангелы,  но  Џрестолы, ѓосподства, ‚ласти; а  на следующее  утро  (нечего  и
говорить, что чемоданы  Я  так  и не  уложил) наступило  раскаЯнье под стать
восторгам, дЯтлы мои рассвирепели в соответствующей степени.
     - Ќу, Љэти, Я думаю, они не трогали.
     -  Ћна  категорически  отказывалась говорить  на  эту  тему, -  ответил
ђиверс.
     - Ќо уж ты-то, наверное, не преминул?
     - ђта не закрывал. Ќо в разговоре должны участвовать двое. Љак только Я
пыталсЯ выложить то, что накипело у менЯ на  сердце и не выходило из головы,
она либо менЯла тему, либо с легким смешком, снисходительно похлопав менЯ по
руке, мЯгко, но  решительно  пресекала  мои  излиЯниЯ. џ спрашиваю себЯ,  не
лучше ли было бы, если б мы сыграли в открытую: назвали вещи их собственными
неблагозвучными  именами и преподнесли друг другу  на  серебрЯной  тарелочке
свои  трепещущие  кишочки?  Њожет,  и   лучше.  Ђ   может,  и  нет.   Џравда
раскрепощает; но,  с другой стороны, не дразни собаку,  так она и не укусит;
или, раз  собака не кусает, к чему ее дразнить? Ќикогда не следует забывать,
что самые свирепые войны люди затевали не по материальным причинам; это были
войны  из-за  чепухи, из-за  болтовни  красноречивых  идеалистов,  -  короче
говорЯ, религиозные войны. Ћткуда беретсЯ свЯтаЯ вода? €з свЯтого колодца. Ђ
свЯтаЯ  война?  €з  свЯтой  простоты -  такаЯ  война есть триумф примитивной
жестокости, результат одержимости неосмысленными символами.
     "—то вы читаете, мой господин?" - "‘лова, слова, слова". Ђ что стоит за
словами?  Ћтвет: трупы,  миллионы  трупов. Ћтсюда  мораль  -  держи Язык  за
зубами;  а коли  уж  придетсЯ  раскрыть  рот, никогда не  принимай сказанное
чересчур всерьез. € Љэти надежно держала за зубами  <i>наши</i> Языки. Ћна обладала
природной   мудростью,  заставлЯющей   ее  воздерживатьсЯ  от   произнесениЯ
непечатных слов (и  a fortiori<sup> </sup>неудобоваримых  научных терминов),
молчаливо принимаЯ как должное ежедневные и  еженощные  непечатные действиЯ,
которые  этими словами описываютсЯ.  ‚ тишине  действие  есть действие  есть
действие. Ѓудучи описано и обсуждено, оно превращаетсЯ в этическую проблему,
в  casus belli, в источник неврозов. ‡аговори Љэти - и где  бы мы очутились,
скажи на  милость?  ‚  безнадежно  запутанном лабиринте угрызений  совести и
самобичеваний. Љонечно, и  до этого  находЯтсЯ охотники.  Ђ  есть и те,  кто
ненавидит подобные  пещи,  но  в  силу раскаЯньЯ  чувствует  себЯ  обЯзанным
страдать. Љэти (благослови ее Ѓоже!) не была ни методисткой, ни мазохисткой.
Ћна  была   богиней,  а  молчание  богинь  -  чистое  золото.  ќто  тебе  не
какаЯ-нибудь       липоваЯ      позолоченнаЯ       побрЯкушка.       —истое,
двадцатичетырехкаратное  молчание без  всЯких  примесей.  †ительницы  Ћлимпа
держат Язык за зубами  не из разумной осмотрительности, а просто потому, что
говорить-то не о чем. ‚се богини слеплены  из одного теста. “  них не бывает
внутреннего разлада. Ђ вот жизнь людей вроде тебЯ и менЯ - это один сплошной
спор. †еланьЯ  по одну сторону, дЯтлы -  по другую.  € ни секунды  настоЯщей
тишины. —его  мне в  ту пору очень недоставало, так это порции сладкозвучных
оправданий происходЯщего  длЯ нейтрализации всех этих мерзко-низко-гадко. Ќо
от Љэти нечего было ждать. “тешительные или непристойные, разговоры не имели
длЯ  нее  никакого смысла. ‘мысл  заключалсЯ  в непосредственном контакте  с
животворЯщими мирами любви и  сна. ‘мысл был в  очередном приЯтии благодати.
‘мысл,  наконец, был и  во вновь  обретенной ею  способности помогать ѓенри.
—тобы  оценить  пирог,  нужно его  отведать,  а  не рассуждать  о  рецептах.
“довольствиЯ принимались и дарились, силы росли, ‹азарь восстал из мертвых -
словом, на вкус пирог оказалсЯ весьма неплох.  ’ак бери ломоть потолще да не
болтай с набитым  ртом - это  дурнаЯ  манера, и к  тому же  мешает смаковать
амброзию.  Ќо  длЯ  менЯ  такой  совет  был слишком хорош,  чтобы Я мог  ему
последовать. ‘ нею-то Я не говорил, она не позволЯла. ‡ато постоЯнно говорил
сам  с собой - говорил и говорил,  покуда  амброзиЯ не превращалась в полынь
или не приобретала отвратительного душка  запретных наслаждений, осознанного
и  добровольно  творимого  греха.  Ћднако  чудо   вершилось  своим  чередом.
Ќеуклонно, быстро, без единого рецидива болезнь отступала от ѓенри.
     - ’ебе от этого не становилось легче жить? - спросил Я.
     ђиверс кивнул:
     - ‘ одной стороны, да. џ ведь, разумеетсЯ, понимал - даже тогда, даже в
том  состоЯнии  идиотской  невинности, -  что  ЯвлЯюсь  косвенным виновником
происшедшего чуда.  џ предал наставника; но, не  предай Я его, он, возможно,
был  бы уже  мертв. џ совершил зло;  но его результатом оказалось благо. ќто
отчасти менЯ оправдывало. Ќо, с другой стороны, каким ужасным представлЯлось
то, что обретеннаЯ Љэти благодать  и жизнь  ее мужа зависЯт от столь низкого
по  своей  сути  предмета,  от   такой  ужасной  мерзости  и   гадости,  как
человеческие тела  и  их  сексуальное удовлетворение! Џротив этого восставал
весь мой идеализм. € тем не менее факт был налицо.
     - Ђ ѓенри? - спросил Я.  - ‡нал  он что-нибудь или хотЯ бы догадывалсЯ,
чему обЯзан своим исцелением?
     - Ћн не знал ничего, - уверенно  сказал ђиверс. - Ћн знал даже  меньше,
чем ничего. ‚ том расположении духа, в каком находилсЯ ѓенри,  вырвавшись из
могилы, подозрениЯ были немыслимы. "ђиверс, - сказал он мне  как-то раз, уже
настолько оправившись, что Я мог приходить и читать ему, - Я хочу поговорить
с вами. Ќасчет Љэти,  - добавил он после короткой паузы. ‘ердце мое замерло.
Ќаступил миг,  которого Я боЯлсЯ. - Џомните тот вечер перед моей болезнью? -
продолжал он. - Њне  изменил здравый рассудок. џ нагородил кучу такого, чего
не следовало говорить,  уйму несправедливостей,  например, про  Љэти и  того
врача  от  „жонса  •опкинса".  Ќо, как  он теперь  выЯснил,  врач от  „жонса
•опкинса был  инвалид.  „а если  б его в детстве  и не разбил паралич,  Љэти
совершенно не способна даже подумать ни о чем таком. € дрожащим от  волнениЯ
голосом  он продолжал расписывать  мне,  какаЯ Љэти  замечательнаЯ,  как  он
невероЯтно  счастлив, что нашел и заполучил такую славную,  такую  красивую,
такую разумную  и  в  то  же  времЯ такую  чуткую, такую  стойкую,  верную и
преданную жену. Ѓез  нее он сошел  бы с  ума,  выдохсЯ, ничего  не достиг. Ђ
теперь она спасла  ему жизнь,  и его мучает мысль, что он сгорЯча  наговорил
про нее столько гадостей и глупостей. ’ак пусть  же  Я постараюсь забыть  их
или вспоминать только как  бредовые речи больного!  Љонечно, то,  что  тайна
осталась  нераскрытой,   было   большим  облегчением;  однако  в   некоторых
отношениЯх это  оказалось  даже к худшему - к  худшему, ибо при  виде  такой
доверчивости, такого глубочайшего неведениЯ Я устыдилсЯ  самого себЯ - и  не
только  себЯ, но  и Љэти.  Њы были парой ловкачей, обманывающих простофилю -
простофилю, который благодарЯ чувствительности, делающей ему честь, выглЯдел
еще более легковерным, чем ему положено от природы.
     ‚  тот  вечер  Я-таки  выложил  кое-что  из  накипевшего.  ‘начала  она
попыталась   заткнуть  мне   рот  поцелуЯми.  Љогда   Я  оттолкнул  ее,  она
рассердилась  и  пригрозила,  что  уйдет  к  себе.  џ  набралсЯ  мужества  и
кощунственно  удержал ее силой. "’ебе  придетсЯ  выслушать",  - сказал Я ей,
пытающейсЯ вырватьсЯ. €,  удерживаЯ ее на расстоЯнии вытЯнутой  руки, словно
опасное животное,  Я излил свои душевные муки. Љэти выслушала; потом,  когда
речь была кончена, рассмеЯлась. Ѓез всЯкого сарказма, не желаЯ менЯ уЯзвить,
а просто из глубин своей солнечной божественной безмЯтежности. "’ы этого  не
вынесешь, - поддразнила она.  - ’ы у нас слишком благородный длЯ обманов! „а
ты  бы  хоть раз  подумал  о  чем-нибудь, кроме своей  драгоценной личности!
Џодумай длЯ разнообразиЯ обо мне,  о ѓенри! Ѓольной гений и беднаЯ  женщина,
чьЯ забота - старатьсЯ сохранить этому гению жизнь и какое-никакое здоровье.
…го   гигантский,  сумасшедший   интеллект   против   моих  инстинктов,  его
нечеловеческое  отрицание  жизни  против  кипениЯ жизни во  мне. Њою долю не
назовешь легкой, мне приходилось использовать любое средство, подвернувшеесЯ
под руку. € теперь Я  должна слушать, как ты несешь самую противную  чушь из
репертуара воскресной школы и осмеливаешьсЯ говорить мне - это мне-то! - что
не можешь терпеть лжи - прЯмо „жордж ‚ашингтон  и вишневое деревце.  ’ы менЯ
утомлЯешь.  џ лучше посплю". Ћна  зевнула и перевернулась на другой  бок, ко
мне спиной -  спиной, - добавил ђиверс, усмехнувшись себе под нос, - котораЯ
была  чрезвычайно красноречива (стоило  только  принЯтьсЯ изучать ее,  точно
книгу длЯ слепых,  кончиками пальцев), спиной Ђфродиты Љаллипиги. ‚от таким,
друг  мой, -  таким был единственный ответ Љэти, хоть сколько-то  похожий на
объЯснениЯ  или  извинениЯ. Џосле него Я ни  капли  не  поумнел. ‘корее даже
поглупел,  ибо  ее слова побудили  менЯ задать себе множество  вопросов,  до
ответа  на которые  она  никогда  бы  не снизошла. Ќапример, полагает ли она
такие вещи  неизбежными  - по крайней мере  в условиЯх  ее супружества?  „а,
собственно говорЯ, случались ли они прежде? Ђ если так, то когда, как часто,
с кем?
     - “далось тебе это выЯснить? - спросил Я.
     ђиверс покачал головой.
     - џ так  и не продвинулсЯ дальше догадок  и игры воображениЯ - но, Ѓоже
мой, до чего Яркой  была эта игра! …е мне, разумеетсЯ, оказалось достаточно,
чтобы почувствовать  себЯ несчастным, как никогда. Ќесчастным и одновременно
еще неистовее влюбленным.  Џочему  это, когда подозреваешь любимую женщину в
том, что она крутит любовь с кем-то другим, ощущаешь такой прилив желаниЯ? џ
любил  Љэти  до  безумиЯ.  ’еперь же Я перешел предел безумиЯ,  Я  любил  ее
отчаЯнно и  неутолимо, любил мстительно, если  ты понимаешь, что это значит.
‚скоре  Љэти  и  сама  это  почувствовала.  "’ы  так  на  менЯ   смотрел,  -
пожаловалась она два  днЯ спустЯ,  -  словно  нашел бифштекс  на необитаемом
острове.  Ќе  надо  этого  делать.  ‡аметЯт.  Љ тому  же  Я  не бифштекс,  Я
нормальный человек, нежареный. „а и вообще, ѓенри  уже почти  выздоровел,  а
завтра возвращаютсЯ домой дети. ‚се  должно опЯть пойти по-старому. Ќам надо
быть благоразумными". Ѓыть  благоразумными... џ обещал  - назавтра. Ђ пока -
долой свет! - пока была  эта мстительнаЯ любовь, эта страсть, котораЯ даже в
безумии  утоленьЯ сохранЯла примесь обреченности. —асы шли, и утро наступило
своим чередом  -  первые лучи за занавеской, птички в  саду, мука последнего
объЯтиЯ, повторные клЯтвы  быть благоразумными. € как твердо Я держал слово!
Џосле  завтрака  Я  отправилсЯ к  ѓенри  и  прочел  ему статью ђезерфорда из
последнего номера "Ќейчур".  Ђ когда Љэти вернулась с  рынка, Я  называл  ее
"миссис Њаартенс и прикладывал все стараньЯ к тому, чтобы выглЯдеть таким же
лучезарно-безмЯтежным, как и она. „лЯ менЯ это, разумеетсЯ, было лицемерием.
’огда как длЯ нее - всего лишь проЯвлением ее олимпийской природы. Ќезадолго
до ленча прикатил кеб с детьми и их пожитками. Љэти и прежде была всевидЯщей
матерью;  но   ее  способность  все   видеть  обычно  умерЯлась  добродушной
терпимостью к  детским  недостаткам. Ќа  сей же раз, по неизвестной причине,
вышло  иначе.  Њожет  быть, ей  ударило в  голову  чудо  воскресениЯ  ѓенри,
наделившее ее не только сознанием своей силы, но и  охотой использовать  эту
силу еще  на чем-нибудь.  Њожет быть,  она  была к тому  же  слегка опьЯнена
собственным мгновенным  возрождением, переходом от  долгих недель  кошмара к
обретению животной благодати с помощью любовных  утех. Љороче,  какою  бы ни
была  причина, каковы  бы ни  были смЯгчающие обстоЯтельства, факт  остаетсЯ
фактом: именно в тот день  Љэти оказалась чересчур уж всевидЯщей. Ћна любила
своих  детей, и их возвращение ее обрадовало, однако, едва  увидев  их,  она
ощутила  жажду  критиковать, замечать непорЯдок, подавлЯть своей материнской
властью. —ерез две минуты после  встречи она отругала ’имми за  грЯзные уши;
через  три заставила ђут признатьсЯ, что у нее запор; а через четыре, исходЯ
из того обстоЯтельства,  что дочь  не дает разбирать свои вещи, догадалась о
наличии какой-то постыдной тайны. €  вот,  по  велению Љэти,  Ѓьюла раскрыла
чемоданчик, и на свет божий выплыла эта маленькаЯ постыднаЯ тайна: коробка с
косметикой  и  наполовину пустой флакон фиалковых  духов.  Љэти  и  в лучшие
времена  выразила  бы неодобрение  -  но выразила  бы  его  сочувственно,  с
понимающим  смешком. Ќа сей же раз она отчитала дочь громко  и Язвительно. Ђ
сначала  швырнула  косметический набор в  мусорное ведро, собственноручно, с
гримасой  крайнего  отвращениЯ, опорожнила флакончик над унитазом и спустила
воду. Љогда мы наконец уселись за стол, поэтесса, краснаЯ и с  распухшими от
слез глазами, ненавидела  всех и всЯ: мать  за то, что она унизила ее, Ѓьюлу
за то, что сбылось ее пророчество, несчастную миссис •энбери за  то, что она
умерла и, следовательно, не нуждалась более в услугах  Љэти, ѓенраи  за  то,
что  он выздоровел и таким  образом  способствовал их неудачному возвращению
домой, а менЯ за то, что Я вел себЯ  с нею  как с ребенком, обозвал чушью ее
любовные стихи  и - что  еще непростительнее - Явно  предпочитал ее обществу
общество матери.
     - Ћна что-нибудь подозревала? - спросил Я.
     - Ќаверное, она подозревала все подрЯд, - ответил ђиверс.
     - Ђ Я думал, вы были благоразумны.
     - Њы-то да. Ќо ђут и прежде ревновала менЯ к матери. Ђ тут мать обидела
ее,  к тому же теперь  она  представлЯла себе - конечно, чисто теоретически,
зато  в  самой красочной  и  преувеличенной  форме,  - что  происходит между
мужчиной и женщиной, которые испытывают взаимную симпатию.  Ѓиенье пламенных
сердец; уст искусанных лобзаньЯ. € так далее. „аже если бы между мной и Љэти
ничего не произошло, она думала бы иначе и ненавидела бы нас соответственно,
питала бы к нам  новую, более  глубокую  ненависть.  ‚  прошлом она не умела
ненавидеть  дольше,  чем  один-два днЯ. Ќа сей  раз  вышло  по-другому.  ќта
ненависть оказалась  неумолимой. –елые дни  напролет она  не разговаривала с
нами, сидела за столом в мрачном молчании, полнаЯ  презреньЯ и  неизреченных
сарказмов.  ЃеднЯжка ђут!  „олорес-‘аломеЯ была,  разумеетсЯ, фантазией,  но
фантазией, котораЯ стоЯла  на твердой почве зарождающейсЯ зрелости. Ћскорбив
эту  фантазию, Љэти  и Я,  оба на  свой лад, оскорбили нечто реальное, некую
живую  составлЯющую  личности  девочки.  Ћна  вернулась  домой  с  духами  и
косметикой,  со   своими   новоиспеченными   женскими   прелестЯми  и  своим
новоиспеченным словарем, со  взглЯдами ќлджернона  и  настроениЯми Ћскара, -
вернулась  домой,  полнаЯ  смутных  ожиданий   чего-то  волшебного,  смутных
предчувствий  чего-то зловещего; и что же на нее  обрушилось? ѓорькаЯ обида:
ее  посчитали  неразумным ребенком, кем  она, по  сути, пока  и была. ’Яжкое
оскорбление:  ее  не принимали  всерьез.  ‘окрушительное  унижение: человек,
которого  сама  избрала своей жертвой и  споим ‘иней Ѓородой, отверг ее ради
другой женщины - да еще, как  на  грех, ее собственной матери. ’ак стоит  ли
удивлЯтьсЯ, что все мои попытки вывести ее из угрюмого расположениЯ духа при
помощи  шуточек  и подлизываний  потерпели неудачу?  "Ћставь  ее  в покое, -
посоветовала Љэти. -  Џусть дуетсЯ, пока не надоест". Ќо дни шли, а ђут и не
думала менЯть гнев на милость. Ќаоборот, она точно упивалась самыми горькими
муками уЯзвленной  гордости и ревнивых  подозрений.  Ђ  потом,  через неделю
после  приезда  детей,  случилось  происшествие,  обратившее ее  хроническую
скорбь в самую неприкрытую, самую резкую враждебность.
     ѓенри  уже настолько оправилсЯ,  что подолгу  сидел,  бродил  по  своей
комнате.   ‘пустЯ  несколько   дней   должно  было  наступить  окончательное
выздоровление. "Џоезжайте-ка с ним на пару неделек за  город", - посоветовал
врач. Ќо отчасти из-за ненастной ранней весны, отчасти из-за поездки  Љэти в
—икаго загородный дом,  где  мы проводили  уик-энды,  не  отпирали  с самого
ђождества.  Џрежде чем ехать туда  жить,