        Ћлдос •аксли. „вери восприЯтиЯ. ђай и ад

  
----------------------------------------------------------------------------  
     Џеревел Њ. Ќемцов
     Ћргинал здесь - Speaking In Tongues ‹авка џзыков http://vladivostok.com/Speaking_In_Tongues/
     Aldous Huxley. The Doors of Perception. Heaven and Hell
     c Mrs. Laura Huxley, 1954, 1956 c Њ.Ќемцов, перевод, 1991
----------------------------------------------------------------------------  
  
  
     ЏосвЯщаетсЯ Њ.
  
  
     …сли бы двери восприЯтиЯ были чисты, все предстало бы  человеку  таким,
как оно есть - бесконечным.

     “ильЯм Ѓлейк
  
  
        „‚…ђ€ ‚Ћ‘Џђ€џ’€џ
  
  
     ‚  1886  году  немецкий  фармаколог  ‹юдвиг  ‹евин  опубликовал  первое
систематическое исследование кактуса, которому впоследствии  было  присвоено
его собственвое имЯ.
     Anhalonium Lewinii оказалсЯ новостью  длЯ  науки.  „лЯ  первобытной  же
религии и длЯ индейцев Њексики и американского ћго-‡апада он  был  другом  с
незапамЯтных лет. Ќа самом же деле - гораздо больше, чем просто  другом.  Ќо
словам одного из первых испанцев, посетивших Ќовый ‘вет, "они  едЯт  корень,
который называют Џейотль и которому поклонЯютсЯ, словно это божество".
     Џочему они поклонЯлись корню как божеству,  стало  Ясным,  когда  такие
видные психологи, как џнш, •эвлок ќллис и “ир Њитчелл, начали проводить свои
эксперименты с мескалином - активным элементом пейотлЯ. ‚  действЯтельности,
они остановились далеко по эту сторону  идолопоклонства,  однако  единодушно
отвели мескалину уникальное место среди  остальных  наркотиков.  ‚водимый  в
соответствующих дозах, он изменЯет качество сознаниЯ более глубоко, и, в  то
же времЯ, он менее токсичен, чем любые другие вещества  в  фармакологическом
арсенале.
     €сследованиЯ мескалина проводились  спорадически,  начинаЯ  со  времени
‹евина и •эвлока ќллиса. •имики не просто выделили алкалоид - они  научились
синтезировать его, чтобы запасы вещества больше не  зависели  от  скудных  и
непостоЯнных  урожаев  пустынного  кактуса.  Џсихиатры-алиенисты   принимали
мескалин  в  надежде  достичь  таким  образом  лучшего  и  непосредственного
пониманиЯ ментальных процессов своих пациентов.  ђаботаЯ,  к  сожалению,  со
слишком немногочисленными темами  в  слишком  узком  спектре  обстоЯтельств,
психологи наблюдали и каталогизировали некоторые из  наиболее  поразительных
эффектов, производимых этим наркотиком. Ќевропатологи и физиологи обнаружили
кое-что касательно механизма его воздействиЯ на центральную нервную систему.
€, по меньшей мере, один профессиональный  философ  принимал  мескалин  ради
того, чтобы пролить свет на такие древние  неразгаданные  тайны,  как  место
разума в природе и отношениЯ между мозгом и сознанием.
     ‚се эти вещи пребывали в покое де тех пор, пока два или три года  назад
не начали наблюдать новый и, возможно, весьма значительный факт(1). Ќа самом
деле, этот факт глЯдел всем в лицо на протЯжении нескольких десЯтилетий;  но
так  случилооь,  что  никто  не  замечал  его,  пока  молодого   английского
психиатра, в настоЯщее времЯ  работающего  в  Љанаде,  не  поразило  близкое
сходство  по  химическому  составу  мескалина   и   адреналина.   „альнейшие
исследованиЯ  показали,  что  и  лизергиноваЯ  кислота   -   крайне   мощный
галлюциноген,  получаемый  из  спорыньи,  -   имеет   с   ними   структурные
биохимические свЯзи. Џозже было открыто, что адренохром  -  продукт  распада
адреналина - может вызыватъ  многие  симптомы,  наблюдаемые  при  отравлении
мескалином. ’олько  адренохром,  вероЯтно,  возникает  в  человеческом  теле
спонтанно. „ругими словами, каждый из нас  способен  производить  химическое
вещество, микроскопические дозы которого, как  стало  известно,  приводЯт  к
глубоким изменениЯм в сознании. Ќекоторые из таких изменений сходны с  теми,
что имеют место при самом характерном  длЯ  двадцатого  века  заболевании  -
шизофрении.
     “мственное расстройство происходит вследствие химического расстройства?
Ђ химическое, в свою  очередь,  -  вследствие  психологических  расстройств,
влиЯющих на надпочечники? “тверждать такое было бы  слишком  необдуманным  и
преждевременным. Њы можем сказать лишь,  что  этот  случай  был  выделен  из
прочих за отсутствием доказательств в пользу  обратного.  ’ем  временем,  по
этим наметкам продолжаютсЯ систематические работы, и следопыты -  биохимики,
психиатры, физиологи - идут по следу.
     Љак следствие целой цепочки  крайне  удачных  длЯ  менЯ  обстоЯтельств,
весной 1953 года Я обнаружил себЯ стоЯщим как раз на их дороге. Ћдин из этих
следопытов приехал по своим делам в Љалифорнию. ЌесмотрЯ  на  семьдесЯт  лет
исследований  мескалина,  психологического  материала  в  его   распорЯжении
по-прежнему было до смешного мало, и ему очень  хотелось  пополнить  его.  џ
оказалсЯ рЯдом и желал - даже стремилсЯ к тому, чтобы стать морской свинкой.
‚от так и произошло: однажды Ярким майским утром Я проглотил четыре  десЯтых
грамма мескалина, растворенных  в  половине  стакана  воды,  и  сел  ожидать
результатов.
     Њы живем вместе, мы совершаем поступки и реагируем друг  на  друга;  но
всегда и во всех обстоЯтельствах мы  -  сами  по  себе.  Ќа  арену  мученики
выходЯт рука об руку; распинают  же  их  поодиночке.  ЋбнЯвшись,  влюбленные
отчаЯнно   пытаютсЯ   сплавить   свои   изолированные   экстазы   в   единую
самотрансценденцию; тщетно. Џо самой своей природе, каждый  воплощенный  дух
обречен страдать и наслаждатьсЯ в одиночестве.
     ЋщущениЯ, чувства, прозрениЯ, капризы  -  все  они  личны  и  никак  не
передаваемы, если не считать посредства символов  и  вторых  рук.  Њы  можем
собирать информацию об опыте, но никогда не сам опыт.  Ћт  семьи  до  нации,
каждаЯ группа людей - это общество островных вселенных.
     Ѓольшинство островных вселенных достаточно похожи одна на другую, чтобы
позволить  сконструировать  понимание  или  даже   взаимную   эмпатию,   или
"вчувствование". ’аким образом, вспоминаЯ собственные горести и унижениЯ, мы
можем сочувствовать другим, попадающим в аналогичные ситуации, можем ставить
себЯ на их место (всегда, разумеетсЯ, в несколько пиквикианском смысле).  Ќо
в определенных случаЯх коммуникациЯ между вселенными не  полна,  или  ее  не
существует вовсе. ђазум  находитсЯ  на  своем  месте,  а  места,  населЯемые
безумными или исключительно одаренными, настолько отличаютсЯ  от  тех  мест,
где живут обынковенные мужчины и женщины, что есть лишь очень немного или же
нет совершенно никакой общей памЯти, котораЯ могла бы  служить  основой  длЯ
пониманиЯ  или  дружественного  чувства.слова  произносЯтсЯ,  но  не   могут
просветлить. ‚ещи и событиЯ, к которым  относЯтсЯ  символы,  принадлежат  ко
взаимоисключаемым царствам опыта.
     ‚идеть себЯ так, как другие видЯт нас, - самый благотворный  дар.  …два
ли менее важна способность видеть других так, как они сами  себЯ  видЯт.  Ќо
что если эти другие принадлежат к иному виду  и  населЯют  коренным  образом
чуждую вселенную?
     Ќапример, как может человек в здравом уме узнать, каково быть безумным?
€ли  же,  не  имеЯ  возможности  родитьсЯ  заново  провидцем,  медиумом  или
музыкальным гением, как мы  можем  когда-либо  посетить  миры,  которые  длЯ
Ѓлейка, длЯ ‘веденборга, длЯ €оганна ‘ебастьЯна Ѓаха были  родным  домом.  €
как может человек, достигший крайних  пределов  эктоморфии  и  церебротонии,
поставить себЯ когда-нибудь на  место  человека  на  пределах  эндоморфии  и
висцеротонии, или, если не считать определенных строго  очерченных  районов,
разделить чувства того, кто стоит на пределах мезоморфии и соматотонии?  „лЯ
ревностного бихейвиориста такие вопросы, Я полагаю, лишены  всЯкого  смысла.
Ќо длЯ тех, кто теоретически верит в  то,  что  на  практике,  насколько  им
известно, истинно -  а  именно,  что  у  опыта  есть  как  наружнаЯ,  так  и
внутреннЯЯ сторона, - длЯ них поставленные  проблемы  реальны  и  тем  более
суровы, что некоторые неразрешимы совершенно, а некоторые разрешимы только в
исключительных обстоЯтельствах и методами, недоступными  любому  и  каждому.
’аким образом, практически абсолютно определенно, что Я  никогда  не  узнаю,
каково быть сэром „жоном ”альстафом или „жо ‹уисом. ‘  другой  стороны,  мне
всегда казалось возможным, что, например, с помощью гипноза или самогипноза,
посредством  систематической  медитации  или   же   принЯв   соответствующий
наркотик, Я мог бы изменить свой нормальный режим  сознаниЯ  таким  образом,
чтобы иметь возможность узнать изнутри, о чем говорили и провидец, и медиум,
и даже мистик.
     €з того,  что  Я  читал  о  мескалиновом  опыте,  Я  заранее  пришел  к
убеждению, что этот наркотик позволит мне, по  крайней  мере,  на  несколько
часов сойти в тот внутренний мир, который был описан Ѓлейком  и  остальными.
Ќо то, чего Я ожидал, не произошло. џ думал, что  буду  лежать  с  закрытыми
глазами, иметь видениЯ многоцветных геометрий, ожившей  архитектуры,  богато
украшенной драгоценностЯми и неизъЯснимо прекрасной, пейзажей с героическими
фигурами, символических драм, непрерывно подрагивающих иа грани  абсолютного
и окончательного откровениЯ.  Ќо  Я,  совершенно  очевидно,  не  считалсЯ  с
идиосинкразиЯми  собственного  ментального  строениЯ,   с   фактами   своего
темперамента, подготовки и привычек.
     Ќасколько Я себЯ помню, Я всегда (как  и  сейчас)  был  плохо  способен
строить визуальный образ. ‘лова - даже богатые смыслом  слова  поэтов  -  не
вызывают  образов  у  менЯ  в  мозгу.  Ќикакие  гипногогические  видениЯ  не
встречают  менЯ  на  пороге  сна.  Љогда  Я  что-то  вспоминаю,  памЯть   не
представлЯет мне это как Ярко зримое событие или объект. “силием воли Я могу
вызватъ не очень отчетливое изображение того, что произошло вчера днем,  как
выглЯдел ‹унгарно до того, как уничтожили мосты, или  Ѓэйсуотер-ђоуд,  когда
единственные автобусы были зелеными, крошечными и влеклись старыми  лошадьми
со скоростью три с половиной мили в час.
     Ќо в  таких  образах  мало  субстанции  и  совершенно  нет  собственной
независимой жизни. Ћни соотносЯтсЯ с  настоЯщими  воспринимаемыми  объектами
так же, как гомеровские тени  -  с  людьми  из  плоти  и  крови,  пришедшими
навестить их. ’олько  когда  у  менЯ  сильно  поднимаетсЯ  температура,  мои
ментальные образы по-настоЯщему оживают. ’ем, у кого  свойство  визуалиэации
сильно,  мой  внутренний  мир  может  показатьсЯ  до   странности   тусклым,
ограниченным и неинтересным. ’аков был мир - убогий, но мой, - который,  как
Я ожидал, трансформируетсЯ в нечто совершенно на него не похожее.
     ’а перемена в этом мире, котораЯ имела  место  в  действительности,  не
была революционной ни в каком  смысле.  —ерез  полчаса  после  того,  как  Я
проглотил наркотик, Я заметил медленный танец золотых огней. Ќемного  погодЯ
поЯвились роскошные красные поверхности, которые набухали и  расширЯлись  от
Ярких  узлов  энергии,  вибрировавших  в  соответствии  со  своим  постоЯнно
менЯвшимсЯ узором. €ной раз, закрыв глаза, Я видел комплекс серых  структур,
внутри которых возникали бледно-голубоватые  сферы,  становились  интенсивно
твердыми и, поЯвившись, бесшумно скользили вверх, прочь из виду. Ќо  никогда
там не было ни лиц, ни форм, ни людей,  ни  животных.  џ  не  видел  никаких
пейзажей,  никаких  громадных  пространств,  никакого  волшебного  роста   и
превращений зданий,  ничего,  даже  отдаленно  напоминавшего  бы  драму  или
притчу. ’от иной мир, в который впустил менЯ мескалин, не был миром видений;
он существовал в том, что Я мог видеть открытыми глазами.  ‚еликаЯ  перемена
произошла в царстве объективного факта. ’о, что случилось с моей объективной
вселенной, было относительно незначительным.
     џ принЯл таблетку в одиннадцать. Џолтора часа спустЯ Я сидел у  себЯ  в
кабинете, пристально глЯдЯ на небольщую стеклЯнную вазу. ‚ вазе  было  всего
три цветка:
     полностью расцветшаЯ  роза  "Љрасавица  Џортугалии",  жемчужно-розоваЯ,
лишь с легким намеком  на  более  горЯчий,  пламенный  оттенок  у  основаниЯ
каждого лепестка; крупнаЯ фуксиново-кремоваЯ гвоздика;  и  бледно-лиловый  у
основаниЯ своего сломанного стеблЯ,  дерзкий  геральдический  цветок  ириса.
‘лучайный  и  преходЯщий,  этот  маленький  букетик  нарушал   все   правила
традиционного хорошего вкуса. ‚ то утро  за  завтраком  менЯ  поразил  живой
диссонанс его красок. Ќо это больше не имело значениЯ. ‘ейчас Я  смотрел  не
на необычное сочетание цветов. џ видел то, что  видел  Ђдам  в  утро  своего
сотворениЯ - мгновение за мгновением , чудо обнаженного существованиЯ.
     "ЏриЯтно?" - спросил кто-то. (‚о  времЯ  этой  части  эксперимента  все
разговоры записывались на диктовальную машину, и Я мог впоследствии освежать
свою памЯть тем, что именно говорилось.)
     "Ќи приЯтно, ни неприЯтно, - отвечал Я. - ќто просто есть."
     Istigkeit -  кажетсЯ,  это  слово  любил  употреблЯть  Њайстер  ќкхарт?
"…сть-ность".
     Ѓытие философии Џлатона - если не считать того, что Џлатон, повидимому,
совершил огромную, невероЯтно смешную ошибку, отделив Ѓытие от становлениЯ и
идентифицировав его с математической абстракцией €деи. ЃеднЯга,  он  никогда
так и не cмог увидеть букет цветов, сиЯющих своим внутренним светом  и  едва
ли не подрагивающих под напором значимости того, чем они зарЯжены; так и  не
смог воспринЯть вот чего: то, что и роза, и ирис, и гвоздика так  интенсивно
обозначали, было никак не большим и никак не меньшим, чем то, чем они были -
мимолетностью, котораЯ все же  была  вечной  жизнью,  непрестанной  гибелью,
котораЯ  одновременно  была  чистым  Ѓытием,  свЯзкой  крошечных  уникальных
частностей, в которой по какому-то невыразимому  и  все-таки  самоочевидному
парадоксу должен был видетьсЯ божественный источник всего существованиЯ.
     џ продолжал смотреть на цветы, и в их живом свете Я, казалось,  заметил
качественный эквивалент дыханиЯ - но дыханиЯ  без  возвращений  к  начальной
точке, без повторЯюшихсЯ приливов, одного лишь  неостанавливающегосЯ  потока
от красоты к еще  более  возвышенной  красоте,  от  глубокого  к  еще  более
глубокому значению.
     ’акие слова, как Њилость и Џреображенье пришли мне на ум, и  это  было,
конечно же, тем, что они обозначали среди всего остального. Њой взор блуждал
от розы к гвоздике и от их легкого пушистого  накала  -  к  гладким  свиткам
чувствующего аметиста, которым  был  ирис.  ‘овершенное  видение,  Sat  Chit
Ananda, ‚ечность-‡нание-Ѓлаженство - впервые Я  понЯл  -  не  на  вербальном
уровне, не зачаточными намеками или издалека, но точно и  полно,  -  к  чему
относились эти изумительные слоги. Ђ потом Я вспомнил один фрагмент, который
прочитал в каком-то  эссе  ‘удзуки.  "—то  такое  ‚селенскаЯ  ”орма  Ѓудды?"
("‚селенскаЯ  ”орма  Ѓудды"  -  это  еще  один  способ  обозначить  "ђазум",
"’аковость"(2), "Џустоту", "Ѓога"(3).) ‚опрос задает  в  дзэнском  монастыре
искренний и сбитый с толку новообращенный.  €  с  немедленной  неуместностью
одного из братьев Њаркс “читель отвечает: "Ћграда в дальнем конце сада".  "Ђ
человек,  который   осознает   эту   истину?   -   с   сомнением   вопрошает
новообращенный. - Њогу ли Я спросить, кто он?"
     ѓраучо вытЯгивает его своим посохом по  лопаткам  и  отвечает:  "‹ев  с
золотой шкурой".
     Љогда Я читал это,  оно  было  длЯ  менЯ  какой-то  смутно  осмысленной
чепухой. ’еперь же все стало Ясно как день и очевидно  как  ќвклид.  Љонечно
же. ‚селенскаЯ ”орма Ѓудды - это ограда в дальнем конце сада. ‚ то же  времЯ
- и не менее очевидно, - она - эти цветы, все,  на  что  Я  -  или,  скорее,
благословенное Ќе-џ, освобожденное на мгновение из моих удушающих объЯтий, -
побеспокоюсь взглЯнуть.
     Љниги, например, которыми уставлены полки по стенам моего кабинета. Љак
и цветы, они сиЯли более Яркими красками, более глубоким эначением, когда  Я
смотрел на них.  Љрасные  книги  -  как  рубины;  изумрудные  книги;  книги,
переплетенные в белый нефрит; книги из агата,  аквамарина,  желтого  топаза;
лЯпис-лазурные книги, чей цвет был так интенсивен, так по самой  сути  своей
значим, что они,  казалось,  сейчас  же  покинут  свои  полки,  чтобы  более
настойчиво навЯзать себЯ моему вниманию.
     "Љак насчет пространственных отношений? - спросил исследователь, пока Я
смотрел на книги.
     Ќа  это  было  трудно  ответить.  „а,  перспектива  выглЯдела  довольно
странно, и стены комнаты, казалось, уже не смыкались под прЯмыми углами.  Ќо
эти факты были, на самом деле, не важны. ‚ действительности,  важным  фактом
было то, что пространственные отношениЯ перестали иметь большое значение,  и
что мой ум воспринимал мир в иных  категориЯх,  нежели  пространственные.  ‚
обычное времЯ глаз занимает себЯ такими проблемами,  как  ѓде?  -  Ќасколько
далеко? - Љак и относительно чего располагаетсЯ? Џод воздействием  мескалина
подразумеваемые вопросы, на которые отвечает глаз, - иного порЯдка. Њесто  и
расстоЯние прекращают представлЯть какой-либо  интерес.  ђазум  воспринимает
все в понЯтиЯх  интенсивности  существованиЯ,  глубины  значениЯ,  отношений
внутри узора. џ видел книги, но мне не было никакого дела до их расположениЯ
в пространстве. —то Я заметил, что отпечаталось у менЯ в уме - это тот факт,
что они сиЯли живым светом, и что в  некоторых  из  них  сиЯние  было  более
проЯвленным, чем в других. ‚ этом контексте положение  и  три  измерениЯ  не
имели значениЯ. Ќе то чтобы категориЯ  пространства  уничтожилась,  конечно.
Љогда Я встал и прошелсЯ, то обнаружил,  что  могу  сделать  это  достаточно
нормально, не путаЯсь в расположении предметов. Џространство оставалось  тем
же; но оно утратило свое господство. “м был в первую очередь занЯт не мерами
и местоположениЯми, а бытием и значением.
     €  вместе  с  безразличием  к  пространству  пришло  еще  более  полное
безразличие ко времени.
     "…го, кажетсЯ, очень много," - вот  все,  что  Я  мог  ответить,  когда
исследователь спросил менЯ, что Я ощущаю по поводу времени.
     Њного, но сколько точно  -  совершенно  неважно.  џ,  конечно,  мог  бы
посмотреть на часы; но Я знал, что мои часы находЯтсЯ в другой вселенной.  ‚
действительности, и до того, и в тот момент Я воспринимал или неопределенную
длительность, или нескончаемое настоЯщее, сделанные  из  одного,  непрерывно
менЯющегосЯ, апокалипсиса.
     Ћт книг исследователь перевел мое внимание на мебель. Ќебольшой  столик
длЯ печатной машинки стоЯл в центре комнаты; за ним, под моим углом  зрениЯ,
находилсЯ плетеный стул, а за стулом - письменный  стол.  ’ри  эти  предмета
образовывали причудливый узор горизонталей, вертикалей и диагоналей  -  узор
тем   более   интересный,   что   его   нельзЯ   было   передать   терминами
пространственных  отношений.  ‘толик  и  письменный  стол   объединЯлись   в
композицию, напоминавшую что-то из  Ѓрака  или  •уана  ѓриса,  -  натюрморт,
узнаваемо соотносимый с объективным миром, но переданный  без  глубины,  без
какой бы то ни было претензии на фотографический реализм. џ смотрел на  свою
мебель не как пользователь, который должен  сидеть  на  стульЯх,  писать  за
столами и столиками, и не как фотограф или научный регистратор, а как чистый
эстет, чьей единственной заботой ЯвлЯютсЯ формы и их взаимоотношениЯ  внутри
полЯ зрениЯ в пространстве картины.
     Ќо пока Я смотрел, этому чисто эстетическому взглЯду кубиста  на  смену
пришло то, что Я могу описать только как сакраментальное видение реальности.
џ вновь был там, где Я был, когда смотрел на цветы - снова в мире,  где  все
сиЯло ‚нутренним ‘ветом и было бесконечным  в  своей  значимости.  Ќапример,
ножки этого стула - как чудесна их цилиндричность, как сверхъестественна  их
отполированнаЯ  гладкость!  џ  потратил  несколько  минут  -  или  несколько
столетий? - не просто пристально вглЯдываЯсь в эти бамбуковые  ножки  стула,
но, в действительности, будучи ими - или, скорее, будучи самим собой в  них;
или, чтобы быть еще более точным (ибо "џ"
     в этом случае сюда не вовлекалось - так же, как, в определенном смысле,
и "они"), будучи своим Ќе-џ в том Ќе-џ, которое было стулом.
     ђазмышлЯЯ  о  своем  опыте,  Я  обнаруживаю,  что  согласен  с   видным
кембриджским философом д-ром Љ.Ђ.Ѓродом  в  том,  "что  нам  следует  хорошо
постаратьсЯ и намного более серьезно, чем до сего времени  мы  склонны  были
делать, рассмотреть тот тип теории,  который  выдвинул  Ѓергсон  в  свЯзи  с
памЯтью и чувственным восприЯтием.
     Џредположение заключаетсЯ в том, что функциЯ мозга, нервной  системы  и
органов чувств, в основном, выделительна, а не продуктивна. ЉаждаЯ  личность
в каждый момент способна помнить все, что когда-либо с  нею  происходило,  и
воспринимать все, что происходит везде во вселенной. ”ункциЯ мозга и нервной
системы заключаетсЯ в том, чтобы защитить нас от  этой  массы,  в  основном,
бесполезного и не имеющего смысла знаниЯ, ошеломлЯющего и повергающего нас в
смЯтение, исключаЯ большую часть того  что,  иначе,  мы  бы  воспринимали  и
помнили в любой момент, и оставлЯЯ лишь очень маленькую  и  особую  подборку
того, что, вероЯтнее всего, окажетсЯ практически полезным". ‚ соответствии с
такой теорией, каждый из нас потенциально - ‚есь ђазум. Ћднако, поскольжу мы
- животные, наша задача - во что бы то ни  стало  выжить.  „лЯ  того,  чтобы
сделать биологическое выживание возможным, поток ‚сего  ђазума  должен  быть
направлен через редуцирующий клапан мозга и нервной системы. ’о, что выходит
с другого конца, - жалкий ручеек того сознаниЯ, которое поможет нам остатьсЯ
в живых на поверхности данной планеты.
     „лЯ того, чтобы формулировать и выражать  содержание  этого  урезанного
осознаниЯ, человек изобретал и бесконечно разрабатывал те системы символов и
подразумеваемые философии, которые он называл  Языками.  ЉаждаЯ  личность  -
одновременно и бенефициарий, и жертва лингвистической  традиции,  в  которой
эта личность родилась:  бенефициарий  -  потому,  что  Язык  дает  доступ  к
накопленным записЯм опыта других людей, жертва - поскольку Язык укреплЯет ее
в той вере, что  это  урезанное  сознание  -  единственное,  и  искажает  ее
ощущение реальности настолько, что эта личность  только  рада  принЯть  свои
представлениЯ за данные, свои слова - за действительные  вещи.  ’о,  что  на
Языке религии называетсЯ "этим миром", - это вселеннаЯ урезанного осознаниЯ,
раз и навсегда выраженнаЯ и окаменевшаЯ в Языке. ђазличные  "иные  миры",  с
которыми человеческие существа вступают  в  беспорЯдочные  контакты,  -  это
огромное количество элементов всеобщности  осознаниЯ,  принадлежащего  ‚сему
ђазуму. Ѓольшинство  людей  большую  часть  времени  знает  только  то,  что
проходит через редуцирующий клапан и освЯщено местным  Языком  как  подлинно
реальное. Ћпределенные лица, тем не менее, повидимому, рождаютсЯ с  каким-то
встроенным объездом, огибающим этот редуцирующий клапан. “ иных людей  такие
временные объезды достигаютсЯ либо спонтанно, либо в  результате  намеренных
"духовных  упражнений",   либо   посредством   гипноза,   либо   посредством
наркотиков. —ерез эти постоЯнные  или  временные  объезды  протекает,  может
быть, и не совсем восприЯтие "всего,  что  происходит  везде  во  вселенной"
(поскольку объезд не уничтожает редуцирующий клапан, по-прежнему исключающий
всеобщее содержание ‚сего ђазума), но все же нечто большее и, превыше всего,
нечто отличное от тщательно отобранного утилитарного материала, который  наш
суженный  индивидуальный  разум  считает  полной  или,  по   меньшей   мере,
достаточной картиной реальности.
     Њозг снабжен некоторым количеством энзимных систем, которые служат  длЯ
координации его работы. Ќекоторые из  этих  энзимов  регулируют  поступление
глюкозы в клетки мозга. Њескалин подавлЯет выработку этих энзимов  и,  таким
образом, снижает количество глюкозы, поступающей в орган, которому постоЯнно
нужен сахар.
     Љогда  мескалин  сокращает  нормальный  сахарный  рацион  мозга  -  что
происходит  тогда?  Ќаблюдению  подверглось   слишком   мало   случаев,   и,
следовательно, исчерпывающего ответа дать пока нельзЯ. Ќо то, что  произошло
с большинством тех немногих, которые  принимали  мескалин  под  наблюдением,
можно подытожить вот так:
     ‘пособность помнить и "мыслить  прЯмолинейно"  слаба,  если  вообще  не
редуцирована. (‘лушаЯ записи своего разговора под воздействием наркотика,  Я
не могу обнаружить, что был тогда глупее, чем обычно.)
     ‚изуальные  впечатлениЯ  в  огромной  степени  усилены,  а  глаз  вновь
приобретает что-то от  перцептивной  невинности  детства,  когда  сенсум  не
подчинЯетсЯ концепту немедленно  и  автоматически.  €нтерес  к  пространству
уменьшен, а интерес ко времени падает почти до нулЯ.
     •отЯ интеллект и остаетсЯ незатронутым, а через восприЯтие  в  огромной
степени и улучшаетсЯ, волЯ подвергаетсЯ глубоким переменам к  худшему.  ’от,
кто принимает мескалин, не видит  причины  делать  что-либо  в  частности  и
обнаруживает, что  большинство  причин,  по  которым  он  обычно  готов  был
действовать и страдать, глубоко  неинтересны.  …го  нельзЯ  ими  беспокоить,
поскольку есть нечто лучшее, о чем ему можно думать.
     ќто нечто лучшее можно испытать (как Я это испытал) или "снаружи",  или
"внутри", или в обоих мирах -  внешнем  и  внутреннем,  -  одновременно  или
последовательно.  ’о,  что  эти  вещи   -   действительно   лучше,   кажетсЯ
самоочевидным всем принимавшим мескалин, тем, кто приходит  к  наркотику  со
здоровым телом и необремененным умом.
     ’акое воздействие мескалина - тот вид действиЯ, которого можно  ожидать
после введениЯ наркотика, обладающего силой,  чтобы  ослабить  эффективность
мозгового  редуцирующего  клапана.  Љогда  в  мозгу   заканчиваетсЯ   сахар,
недопитанное эго слабеет, его нельзЯ беспокоить, требуЯ выполнениЯ  каких-то
необходимых  заданий,  оно  терЯет  всЯкий  интерес  к   тем   временным   и
пространственным  отношениЯм,  которые  так  много  значат  длЯ   организма,
решившего существовать в мире и дальше. Љогда ‚есь ђазум просачиваетсЯ через
этот,  больше  уже  не  герметичный,  клапан,  начинают  происходить  разные
биологически бесполезные вещи. ‚  некоторых  случаЯх  начинает  иметь  место
сверхчувственное восприЯтие. „ругие открывают мир красоты видений.
     €ным  ЯвлЯетсЯ  слава,  бесконечнаЯ  ценность  и   значимость   чистого
существованиЯ,  данного,  неконцептуализированного  событиЯ.  Ќа   последней
стадии отсутствиЯ эго поЯвлЯетсЯ "смутное знание" того, что ‚се -  во  всем;
что ‚се - это, в действительности,  каждое.  џ  понимаю,  что  это  -  самое
ближнее, к чему может прийти конечный ум, "воспринимаЯ все,  что  происходит
везде во вселенной".
     Ќасколько значительно в этом  контексте  огромное  усиление  восприЯтиЯ
цвета под воздействием мескалина!  „лЯ  определенных  животных  биологически
очень важна способность различать  определенные  оттенки.  Ќо  за  пределами
своего утилитарного спектра  большинство  существ  совершенно  не  различают
цвета. Џчелы, к примеру, проводЯт большую часть времени за  "дефлорированием
свежих девственниц весны"; но, как показал фон  ”риш,  различают  они  всего
лишь несколько цветов.
     ‚ысокоразвитое  цветоощущение   человека   -   биологическаЯ   роскошь,
неоценимо  драгоценнаЯ  длЯ  него  как  длЯ  интеллектуального  и  духовного
существа, но не обЯзательнаЯ длЯ его выживаниЯ как животного. …сли судить по
прилагательным, которые ѓомер вкладывает в уста героев ’роЯнской  войны,  то
они едва превосходили пчел в  своей  способности  различать  цвета.  ‚  этом
отношении, по крайней мере, прогресс человечества был изумителен.
     Њескалин увеличивает силу  всех  цветов  и  заставлЯет  воспринимающего
ощутить бессчетное количество оттенков, к которым он обычно совершенно слеп.
Њожет  показатьсЯ,  что  длЯ   ‚сего   ђазума   так   называемые   вторичные
характеристики вещей ЯвлЯютсЯ  первостепенными.  ‚  отличие  от  ‹окка,  он,
очевидно, чувствует, что цвета более важны, более достойны того,  чтобы  ими
заниматьсЯ, нежели массы, положениЯ и  размеры.  Љак  и  те,  кто  принимает
мескалин, многие  мистики  воспринимают  сверхъестественно  Яркие  цвета  не
только внутренним взором, но и  в  объективном  мире  вокруг  себЯ.  ‘ходные
данные сообщают психики и сензитивы. …сть и некоторые медиумы,  длЯ  которых
краткое откровение принимающего мескалин -  дело  ежедневного  и  ежечасного
опыта в течение длительных периодов.
     €з этого долгого, но необходимого экскурса в царство  теории  мы  можем
теперь возвратитьсЯ к чудесным фактам  -  четырем  бамбуковым  ножкам  стула
посреди  комнаты.  Џодобно  нарциссам  ‚ордсворта,   они   несли   с   собой
всевозможные   богатства   -   дар   превыше   всЯких   цен,   дар    нового
непосредственного видениЯ самой Џрироды  ‚ещей,  вместе  с  более  умеренным
сокровищем пониманиЯ на месте, в особенности - пониманиЯ искусств.
     ђоза это роза это роза. Ќо эти ножки стула были ножками стула были  ‘в.
Њихаилом и всеми ангелами. ‘пустЯ четыре-пЯть  часов  после  событиЯ,  когда
воздействие недостатка мозгового сахара исчезало, менЯ  взЯли  на  небольшую
прогулку по городу, котораЯ, уже ближе к закату, привела  нас  в  то  место,
которое скромно утверждало себЯ как "‘амаЯ ЃольшаЯ ‚ Њире Ђптека". ‚  задней
комнате  "Ђптеки",  среди  игрушек,  открыток  и  комиксов  стоЯл,  к  моему
удивлению, рЯд книг по искусству. џ взЯл  первый  попавшийсЯ  том.  ќто  был
‚ан-ѓог, а картина, на которой открылась  книга,  оказалась  "‘тулом".  ќтим
ошеломлЯющим портретом "Ding an Sich'a", который безумный художник  видел  с
каким-то полным обожаниЯ ужасом и пыталсЯ выразить это на холсте. Ќо то была
задача,  длЯ  выполнениЯ  которой  даже  силы  гениЯ  оказалось   совершенно
недостаточно. ’от стул, что видел ‚ан-ѓог, очевидно, был? по сути своей, тем
же самым стулом, что видел и Я. Ќо, будучи несравнимо  более  реальным,  чем
стул обычного восприЯтиЯ, стул на этой картине оставалсЯ никаЯ  не  большим,
чем  необычайно  выразительным  символом   факта.   ”акт   был   проЯвленной
’аковостью; это же было всего  лишь  эмблемой.  ’акие  эмблемы  -  источники
подлинного знаниЯ о Џрироде ‚ещей, и это подлинное знание может служить  длЯ
подготовки  ума,  который,  сам  по  себе,  принимает  его   как   следствие
немедленных прозрений. Ќо на этом и все. ‘коль  бы  выразительными  ни  были
символы, они никогда не смогут стать теми вещами, которые замещают.
     ‚  этом  контексте  было  бы   интересными   исследовать   произведениЯ
искусства, доступные великим знатокам ’аковости. Ќа  какие  картины  смотрел
ќкхарт? Љакие скульптуры и картины  играли  роль  в  религиозном  опыте  ‘в.
€оанна ЉрестителЯ, •акуина, •уи-ненга, “ильЯма ‹оу? Ћтветить на эти  вопросы
выше моих сил;  но  Я  очень  сильно  подозреваю,  что  большинство  великих
знатоков ’аковости обращали очень мало вниманиЯ  на  искусство  -  некоторые
вообще отказываютсЯ иметь с ним какое-либо дело, другие довольствуютсЯ  тем,
что критический  глаз  расценит  как  второсортную  или  даже  десЯтисортную
работу. (‹ичности, чей преображенный и преображающий ум может видеть  ‚се  в
каждом этом, первосортность или  десЯтисортность  даже  религиозной  картины
будет вопросом надменнейшего безразличиЯ.) €скусство, Я  полагаю,  -  только
длЯ начинающих или  же  длЯ  тех  преисполненных  решимости  упертых  людей,
которые твердо решили удовольствоватьсЯ эрзац-’аковостью - символами,  а  не
тем, что они  значат,  элегантно  составленным  рецептом  вместо  настоЯщего
обеда.
     џ поставил ‚ан-ѓога обратно на полку и взЯл том,  стоЯвший  рЯдом.  ќто
была книга по Ѓоттичелли. џ переворачивал листы. "ђождение ‚енеры" - никогда
не была среди моих любимых. "‚енера и Њарс", это  очарование,  так  страстно
осуждавшеесЯ  бедным  ђаскиным  на  вершине  его  собственной   затЯнувшейсЯ
сексуальной трагедии.
     ‚еликолепно богатаЯ  и  замысловатаЯ  "Љлевета  Ђпеллеса".  Ђ  потом  -
несколько менее знакомаЯ и не очень хорошаЯ картина  "ћдифь".  Њое  внимание
было привлечено, и Я зачарованно глЯдел на нее: не на бледную  невротическую
героиню или ее прислужницу, не  на  волосатую  голову  жертвы  или  весенний
пейзаж фона, но на лиловатый шелк плиссированного лифа ћдифи и длинные юбки,
развеваемые ветром.
     ќто было тем, что Я уже видел раньше - видел  тем  самым  утром,  между
цветами и мебелью, когда случайно опустил взглЯд, а потом продолжал страстно
и пристально смотреть туда по своей воле - на собственные  скрещенные  ноги.
ќти складки на брюках - что за лабиринт  бесконечно  значимой  сложности!  Ђ
текстура серой фланели - как богата, как глубока, как таинственно  роскошна!
€ вот они опЯть здесь, в картине Ѓоттичелли.
     –ивилизованные человеческие существа носЯт  одежду,  поэтому  не  может
быть  ни  портретной  живописи,   ни   мифологического   или   исторического
сюжетоизложениЯ  без  изображениЯ  складчатых  тканей.   Ќо   хотЯ   простое
портнЯжное искусство может служить объЯснением происхождениЯ, оно никогда не
объЯснит самого  роскошного  развитиЯ  драпировки  как  основной  темы  всех
пластических искусств. •удожники - это очевидно - всегда  любили  драпировку
ради нее самой - или, скорее, ради самих себЯ. Љогда вы  пишете  или  режете
драпировку,  вы  пишете  или  режете  формы,  нерепрезентативные   во   всех
практических целЯх, - тот вид необусловленных форм,  на  которых  художникам
даже в самой натуралистической традиции  нравитсЯ  отвЯзыватьсЯ.  ‚  средней
Њадонне или Ђпостоле строго человеческий, полностью репрезентативный элемент
отвечает примерно всего лишь  за  десЯть  процентов  целого.  ‚се  остальное
состоит из множества раскрашенных вариаций неистощимой темы мЯтой шерсти или
полотна. € эти нерепрезентативные девЯть десЯтых Њадонны или Ђпостола  могут
быть точно так же важны качественно, как и в количестве.
     Ћчень  часто  они  задают  тон  всему   произведению   искусства,   они
устанавливают ключ, в котором  излагаетсЯ  тема,  они  выражают  настроение,
темперамент, отношение художника к жизни. ‘тоическое спокойствие ЯвлЯет себЯ
в гладких поверхностЯх, в широких неизмученных  складках  драпировок  Џьеро.
ђаздираемый между фактом и желанием, между цинизмом  и  идеализмом,  Ѓернини
умерЯет  все,  кроме  карикатурного  правдоподобиЯ  своих  лиц  с  огромными
портнЯжными абстракциЯми, которые суть воплощение - в  камне  или  бронзе  -
непреходЯщих общих  мест  риторики:  героизма,  свЯтости,  возвышенности,  к
которой человечество вечно стремитсЯ, по большей части, - тщетно. Ђ вот  вам
юбки и накидки ќль ѓреко, тревожно напоминающие  внутренности;  вот  острые,
перекрученные, пламеобразные складки, в которые свои фигуры облачает  Љозимо
’ура:  у  первого  традиционнаЯ  духовность   проваливаетсЯ   в   безымЯнное
физиологическое  влечение;  у  второго  -  корчитсЯ  в  агонии  ощущение,  в
сущности, чужого и враждебного  мира.  €ли  давайте  рассмотрим  ‚атто:  его
мужчины и женщины играют на лютнЯх, готовЯтсЯ  к  балам  и  арлекинадам,  на
бархатных лужайках и под благородными деревьЯми пристают к –итере, о которой
мечтает каждый влюбленный; их огромнаЯ меланхолиЯ и освежеваннаЯ мучительнаЯ
чувственность  их  создателЯ  находЯт  выражение  не  в   зарегистрированных
действиЯх, не в изображаемых жестах и лицах, но  в  рельефе  и  текстуре  их
тафтЯных юбок, атласных колпаков  и  дублетов.  ‡десь  -  ни  дюйма  гладкой
поверхности, ни мгновениЯ мира или  уверенности,  -  только  шелковаЯ  глушь
бессчетных крохотных складок и  морщинок  с  непрекращающейсЯ  модулЯцией  -
внутренней  неуверенностью,  переданной  с  абсолютной  убежденностью   руки
мастера, из тона в тон, из одного неопределенного цвета в  другой.  ‚  жизни
человек   предполагает,   Ѓог   располагает.   ‚   пластических   искусствах
предположение совершаетсЯ субъективной материей; а то,  что  располагает,  -
это, в конечной степени, темперамент  художника,  непосредственно  же  -  по
крайней мере, в портретной, исторической или жанровой живописи -  вырезаннаЯ
или написаннаЯ драпировка. Њежду собой эти двое могут постановить, что  fкte
galante(4) должно трогать до слез, что распЯтие должно  быть  умиротворенным
вплоть до весельЯ, что стигматизациЯ должна быть невыносимо соблазнительной,
что подобие  чуда  женской  безмозглости  (Я  думаю  сейчас  о  несравненной
Њадемуазель Њуатессье ќнгра) должно выражать суровейшую, бескомпромисснейшую
интеллектуальность.
     Ќо это еще не все. „рапировки, как Я теперь открыл, -  гораздо  больше,
чем  средства  длЯ  введениЯ  нерепрезентативных  форм  в  натуралистические
картины и скульптуры. ’о, что остальные из нас видЯт только под воздействием
мескалина, художник обладает врожденной способностью видеть все  времЯ.  …го
восприЯтие не  ограничено  тем,  что  полезно  биологически  или  социально.
Ќемногое  из  знаниЯ,  принадлежащего  ‚сему  ђазуму,   просачиваетсЯ   мимо
редуцирующего клапана мозга и эго в  его  сознание.  ќто  знание  подлинного
значениЯ  всего  существующего.  „лЯ  художника,  как  и  длЯ   принимающего
мескалин, драпировки - живые иероглифы, которые  каким-то  странным  образом
выразительно замещают невообразимую тайну чистого  бытиЯ.  „аже  более,  чем
стул, хотЯ, возможно, менее, чем  те  совершенно  сверхъестественные  цветы,
складки моих серых фланелевых брюк были  зарЯжены  "есть-ностью".  —ему  они
были обЯзаны этим привилегированным статусом, Я сказать не  могу.  ‚озможно,
потому, что складчатые  формы  драпировки  так  странны  и  драматичны,  они
захватывают  взглЯд  и  таким  способом  заставлЯют  внимание  обратитьсЯ  к
чудесному факту просто существованиЯ? Љто знает? Џричина опыта менее  важна,
чем сам опыт. ђаздумываЯ над юбками ћдифи  там,  в  "‘амой  Ѓольшой  ‚  Њире
Ђптеке", Я знал, что Ѓоттичелли - и не один Ѓоттичелли, но и многие другие -
смотрел  на  драпировки  теми  же  самыми  преображенными  и  преображающими
глазами, какими были в то утро и мои. Ћни видели  Istigkeit,  ‚сеобщность  и
Ѓесконечность сложенной материи, и сделали все, что могли, чтобы передать ее
в краске или в камне. €, конечно же, непременно - без успеха.  €бо  слава  и
чудо чистого  существованиЯ  принадлежат  другому  порЯдку,  они  выше  силы
выражениЯ даже высочайшим из искусств. Ќо в юбке ћдифи Я  мог  Ясно  видеть,
что, будь Я  гениальным  художником,  Я  мог  бы  сделать  из  своих  старых
фланелевых штанов. Ќет, немного - видит Ѓог! - по сравнению  с  реальностью;
но достаточно длЯ того, чтобы  восхищать  созерцателей,  одно  поколение  за
другим, достаточно длЯ того, чтобы заставить их  понЯть,  по  крайней  мере,
хоть немногое из подлинного  значениЯ  того,  что  мы  в  своей  прискорбной
имбецильности называем "просто  вещами"  и  чем  мы  пренебрегаем  в  пользу
телевидениЯ.
     "‚от как следует видеть," - повторЯл Я, глЯдЯ на свои брюки или  бросаЯ
взглЯд на драгоценные  книги  на  полках,  на  ножки  бесконечно  более  чем
ван-гоговского стула. "‚от как следует видеть, каковы вещи на самом деле." €
все же у менЯ оставались кое-какие сомнениЯ. Џотому что, коль  скоро  всегда
видишь вот так, то никогда не захочешь больше ничего другого делать.  Џросто
смотреть, просто быть божественным Ќе-џ цветка, книги, стула, фланели. ќтого
будет достаточно. Ќо как, в таком случае, насчет других  людей?  Љак  насчет
человеческих отношений. ‚ записи разговоров того  утра  Я  нахожу  постоЯнно
повторЯемый вопрос: "Љак насчет человеческих отношений?" Љак можно примирить
это лишенное времени  блаженство  видениЯ  так,  как  должно,  с  временными
обЯзанностЯми деланиЯ того, что должен  делать,  и  чувствованиЯ  того,  что
должен чувствовать? "‘ледует уметь видеть эти брюки,  -  говорил  Я,  -  как
бесконечно важные, а  человеческие  существа  -  как  еще  более  бесконечно
важные." "‘ледует" - на практике же это казалось невозможным. ќто участие  в
Явленной  славе  вещей  не  оставлЯло  места,  так  сказать,   длЯ   обычных
необходимых забот человеческого существованиЯ, а превыше всего - длЯ  забот,
касающихсЯ личностей. €бо личности - это "џ", а Я, по крайней мере, в  одном
отношении был теперь Ќе-џ, одновременно воспринимаЯ  и  ЯвлЯЯсь  Ќе-џ  вещей
вокруг менЯ. „лЯ этого вновьрожденного Ќе-џ  поведение,  внешний  вид,  сама
мысль о "џ", которым оно в одно мгновение перестало быть, и  о  других  "џ",
некогда своих приЯтелЯх, казались не то чтобы в самом деле  противными  (ибо
противность не была одной из  тех  категорий,  о  которых  Я  думал),  но  в
огромной мере безразличными.
     Џонуждаемый исследователем анализировать и сообщать все, что Я делал (а
как Я хотел быть оставленным наедине с ‚ечностью в цветке, с  Ѓесконечностью
в четырех ножках стула и с Ђбсолютом в складках пары фланелевых штанов!),  Я
осознал, что намеренно  избегаю  глаз  тех,  кто  был  со  мною  в  комнате,
намеренно  воздерживаюсь  от  того,  чтобы   слишком   сильно   ощущать   их
присутствие. Ћдним из этих людей была моЯ жена, другим - человек, которого Я
уважал и который мне очень нравилсЯ; но оба принадлежали к миру, от которого
в тот момент мескалин освободил менЯ, - к миру  "џ",  ко  времени  моральных
суждений  и  утилитарных  соображений,  к  миру  (и   именно   этот   аспект
человеческой жизни Я превыше всего прочего желал бы забыть)
     самоутверждениЯ,   самоуверенности,   чрезмерно    ценимых