  слов    и
идолопоклоннически обожествлЯемых представлений.
     Ќа этой стадии развитиЯ событий мне дали  большую  цветную  репродукцию
хорошо известного автопортрета ‘езанна - голова и плечи человека  в  большой
соломенной шлЯпе, краснощекого, красногубого, с густыми черными бакенбардами
и темным неприветливым взглЯдом. ќто великолепнаЯ картина; но не как картину
Я ее теперь видел. €бо голова быстро приобрела третье измерение  и  ожила  -
маленький человечек, похожий на  гоблина,  выглЯдывал  из  окна  в  странице
передо мной. џ начал смеЯтьсЯ. Ђ когда менЯ спросили, почему, Я все повторЯл
и повторЯл: "Љакие претензии! „а кто он вообще такой?" ‚опрос был  адресован
не конкретно ‘езанну,  но  всем  человеческим  существам  вообще.  Љто,  они
считают, они такие?
     "ќто как Ђрнольд Ѓеннетт в „оломитах," - сказал  Я,  внезапно  вспомнив
сцену, к счастью, обессмерченную в моментальном снимке, где Ђ.Ѓ. примерно за
четыре  или  пЯть  лет  до  своей  кончины  гулЯл   по   зимней   дороге   в
Љортина-д'Ђмпеццо. ‚округ него лежали нетронутые снега; на  заднем  плане  -
более чем готические уступы красных скал. Ђ тут - милый, добрый,  несчастный
Ђ.Ѓ.,  сознательно  переигрывающий  в  роли  своего  любимого  литературного
персонажа - самого себЯ, "лично Љарточки". Ћн медленно прогуливалсЯ  в  этом
Ярком альпийском солнечном свете, заложив большие пальцы в отверстиЯ длЯ рук
на желтом жилете, который немного ниже выпирал изЯщным изгибом  брайтонского
эркера времен ђегентства, - голова откинута назад,  словно  гаубица  целитсЯ
каким-то застрЯвшим высказыванием в голубой купол  небес.  —то  он  произнес
тогда на самом деле, Я забыл; но то, что Явно кричала всЯ его манера, вид  и
осанка, было: "џ ничем не хуже этих чертовых гор". € в некоторых отношениЯх,
конечно, он был бесконечно лучше; но не так - и  он  об  этом  очень  хорошо
знал, - как хотел бы представлЯть себе его любимый литературный персонаж.
     “спешно (что бы это ни значило) или безуспешно, но мы все  переигрываем
в роли своих любимых  литературных  персонажей.  €  факт,  почти  бесконечно
невероЯтный факт того, что кто-то - в действительности  и  есть  ‘езанн,  не
составлЯет никакой разницы. €бо превосходный  художник  со  своей  маленькой
трубкой, подсоединенной ко ‚сему ђазуму и обходЯщей клапан  мозга  и  фильтр
эго стороной, точно в такой же степени - и столь  же  подлинно  -  был  этим
гоблином с бакенбардами и неприветливым взглЯдом.
     ђади облегчениЯ Я снова обратилсЯ к складкам  брюк.  "‚от  как  следует
видеть," - еще раз повторил Я. € мог бы добавить: "‚от те вещи,  на  которые
следует смотреть". ‚ещи без претензий, удовлетворенные тем, что  они  -  они
сами и есть, достаточные в своей таковости, не играющие роль, не  пытающиесЯ
-  безумно  -  быть  в  одиночку,  в  изолЯции  от   ‚селенской   ”ормы,   в
люциферианском презрении к милости Ѓожьей.
     "Ѓлижайшим подступом к этому, - сказал Я, - был бы ‚ермеер."
     „а, ‚ермеер. Џоскольку этот таинственный художник был одарен втройне  -
видением, постигавшим ‚селенскую ”орму как изгородь в  дальнем  конце  сада,
талантом передачи такой части видениЯ, которую  позволЯли  лишь  ограничениЯ
человеческих  возможностей,  и  благоразумием  ограничивать  себЯ  в   своих
картинах более управлЯемыми аспектами реальности; ибо, хотЯ  ‚ермеер  и  был
представителем рода  человеческого,  писал  он  всегда  натюрморты.  ‘езанн,
говоривший своим моделЯм, чтобы они старались походить  на  Яблоки,  пыталсЯ
писать портреты в том же духе. Ќо его женщины, похожие на  Яблочки-пеппинки,
более сродни €деЯм Џлатона,  нежели  ‚селенской  ”орме  в  изгороди.  Ћни  -
‚ечность и Ѓесконечность, видимые не в песке или в цветке, но в  абстракциЯх
какого-то более высокого уровнЯ геометрии; ‚ермеер никогда не  просил  своих
девушек быть похожими на Яблоки. Ќапротив, он настаивал на  том,  чтобы  они
оставались девушками до самого предела - но  всегда  с  оговоркой,  что  они
будут удерживатьсЯ от девчачьего поведениЯ. Ћни могли  сидеть  или  спокойно
стоЯть, но никак не хихикать, никак  не  смущатьсЯ,  не  читать  молитв  или
томитьсЯ по своим отсутствующим возлюбленным, не  сплетничать,  не  смотреть
завистливо на детишек других женщин, не флиртовать, не любить, не ненавидеть
и не работать. Џри совершении любого из этих  действий  они,  без  сомнениЯ,
стали бы более интенсивно самими собой, но по этой же причине прекратили  бы
проЯвлЯть свои божественные сущностные  Ќе-џ,  Џо  выражению  Ѓлейка,  двери
восприЯтиЯ ‚ермеера  были  лишь  отчасти  чисты.  Ћдна  панель  стала  почти
совершенно прозрачной;  остальнаЯ  же  дверь  все  еще  оставалась  грЯзной.
‘ущностное Ќе-џ могло очень Ясно восприниматьсЯ в вещах и живых существах по
эту сторону добра и зла. ‚ человеческих существах  оно  было  видимо  только
когда те находились в покое - их умы непотревожены, их  тела  неподвижны.  ‚
этих обстоЯтельствах ‚ермеер  мог  видеть  ’аковость  во  всей  ее  небесной
красоте - мог видеть и, в какой-то малой мере, мог передать ее  в  тонком  и
пышном натюрморте. ‚ермеер, бесспорно, -  величайший  художник  человеческих
натюрмортов. Ќо были и другие - например, французские современники ‚ермеера,
братьЯ ‹енэ. Ћни,  Я  полагаю,  собирались  быть  жанровыми  живописцами;  в
действительности  же  они  производили  серию  человеческих  натюрмортов,  в
которых их очищенное восприЯтие бесконечной значимости всех  вещей  передано
не как у ‚ермеера  -  тонким  обогащением  цвета  и  текстуры,  а  усиленной
Ясностью, граничащей с наваждением отчетливостью формы внутри суровой, почти
монохроматической тональности. “же в наше времЯ у нас был ‚уйЯр -  художник,
в  своем  лучшем  качестве  создавший   незабываемо   великолепные   картины
‚селенской ”ормы, Явленной в бржуазной спальне, Ђбсолюта,  сиЯющего  посреди
семьи какого-нибудь биржевого маклера в пригородном саду за чаем.
  
     Ce qui fait que l'ancien bandagiste renie Le comptour  don't  le  faste
allйchait les passant, C'est son jardin d'Auteuil, oщ, veufs de tout encens,
Les Zinnias ont l'air d'кtre en tфle vernie.
  
     „лЯ ‹орана ’айада зрелище было просто непристойным. Ќо если бы  ушедший
на пенсию торговец резиновыми  товарами  сидел  достаточно  спокойно,  ‚уйЯр
увидел бы в нем только ‚селенскую ”орму, написал бы в  цинниЯх,  в  пруду  с
золотыми рыбками, в мавританской башне и китайских  фонариках  виллы  уголок
ђаЯ перед ѓрехопадением.
     Њой же вопрос, тем временем, оставалсЯ без ответа.  Љак  примирить  это
очищенное  восприЯтие  с  должной  заботой  о  человеческих  отношениЯх,   с
необходимыми заданиЯми и обЯзанностЯми, не говорЯ уже о  благотворительности
и практическом сострадании?
     ‚ековой спор  между  активистами  и  созерцателЯми  был  возобновлен  -
возобновлен, насколько это касалось менЯ, с беспрецедентной  обостренностью.
€бо до этого утра Я знал созерцание  только  в  его  более  скромных,  более
обыденных формах - как дискурсивное мышление; как восторженную  увлеченность
поэзией, живописью или музыкой; как терпеливое ожидание тех вдохновений, без
которых  даже  прозаичнейший  из  писателей  не  может  надеЯтьсЯ   что-либо
совершить; как случайные  проблески  в  природе  вордсвортовского  "чего-то,
смешанного гораздо более  глубоко";  как  систематическое  молчание,  иногда
приводЯщее к намекам на "тайное знание". Ќо теперь Я понЯл созерцание в  его
высшем проЯвлении. ‚ высшем проЯвлении - но еще не  в  его  полноте.  €бо  в
своей полноте путь Њарии включает в себЯ путь Њарты  и  возвышает  его,  так
сказать, до своей собственной высшей силы. Њескалин открывает путь Њарии, но
захлопывает дверь пути Њарты. Ћн дает доступ к созерцанию - но к созерцанию,
несопоставимому с действием и даже с волей к  действию,  с  самой  мыслью  о
действии. ‚  промежутках  между  своими  откровениЯмЯ  принимающий  мескалин
склонен чувствовать, что, хотЯ, с одной стороны, все - в высшей степени так,
как оно должно быть, с другой стороны -  что-то  не  так.  …го  проблема,  в
сущности - та же, что стоит перед квиетистом, архатом и - на другом уровне -
перед пейзажистом и художником человеческих натюрмортов. Њескалин  никак  не
может решить эту проблему: он может лишь поставить ее апокалиптически - тем,
кому она до сих пор никогда себЯ не  представлЯла.  Џолное  и  окончательное
решение может быть найдено только теми,  кто  готов  осуществить  правильное
Weltanschauung(5)
     посредством правильного поведениЯ и правильной, постоЯнной и  ничем  не
сдерживаемой  бдительности.  Љвиетисту  противостоит  активный  созерцатель,
свЯтой, человек, который, по выражению ќкхарта, готов спуститьсЯ с  седьмого
неба, чтобы принести чашку воды своему больному брату. Ђрхату,  отступающему
от видимостей в полностью трансцендентную Ќирвану, противостоит Ѓодхисаттва,
длЯ которого ’аковость и мир случайностей едины, и длЯ  чьего  безграничного
состраданиЯ каждаЯ из этих случайностей - повод не только длЯ преобразованиЯ
глубинного пониманиЯ, но еще и длЯ самой практической благотворительности. Ђ
в мире искусства ‚ермееру  и  другим  художникам  человеческих  натюрмортов,
мастерам китайских и Японских пейзажей, Љонстеблю и ’ернеру, ‘ислею, ‘ера  и
‘езанну противостоит всеобъемлющее искусство ђембрандта. ќти имена  огромны,
их превосходство недостижимо. —то же касаетсЯ менЯ  в  то  памЯтное  майское
утро, то Я мог быть только благодарен за опыт, показавший  мне  более  Ясно,
чем Я это видел прежде, истинную природу вызова  и  абсолютно  освобождающей
реакции на него.
     Џрежде, чем мы оставим эту тему, разрешите добавить, что не  существует
такого вида созерцаниЯ, даже самого квиетистского, которое  было  бы  лишено
своих этических ценностей. Џо меньшей мере, половина всей морали негативна и
состоит в том, как уберечьсЯ от зла. Ћтче Ќаш насчитывает меньше  пЯтидесЯти
слов, и шесть из них  посвЯщены  просьбе  Ѓогу  не  ввести  нас  в  соблазн.
Ћдносторонний созерцатель оставлЯет несделанным  многое  из  того,  что  ему
следует сделать; но чтобы компенсировать, он удерживаетсЯ от деланиЯ многого
из того, что ему делать не следует. "‘умма зла, - заметил Џаскаль, - была бы
намного меньше, если бы люди только смогли научитьсЯ  тихо  сидеть  в  своих
комнатах."  ‘озерцатель,  чье  восприЯтие  очищено,  не  обЯзательно  должен
оставатьсЯ в комнате. Ћн может заниматьсЯ своим делом,  настольно  полностью
удовлетворенный тем, что  он  видит  и  сам  ЯвлЯетсЯ  частью  божественного
ЏорЯдка ‚ещей, что никогда не будет даже соблазнен  вовлечением  в  то,  что
’рахерн  называл  "грЯзными  уловками   мира".   Љогда   мы   ощущаем   себЯ
единственными наследниками вселенной, когда "море течет в наших  венах...  и
звезды - наши алмазы", когда все вещи  воспринимаютсЯ  как  беспредельные  и
свЯтые, какой мотив может у нас быть длЯ  алчности  и  самоутверждениЯ,  длЯ
погони за властью или длЯ еще более ужасных форм  удорольствиЯ?  ‘озерцатели
врЯд ли станут игроками, сводниками  или  пьЯницами;  как  правило,  они  не
проповедуют  нетерпимость,  не  развЯзывают  войн;  не  считают  необходимым
грабить, мошенничать или  унижать  бедных.  Љ  этим  огромным  отрицательным
достоинствам  мы   можем   прибавить   и   еще   одно,   которое,   хоть   и
трудноопределимо, но и положительно, и важно.  Ђрхат  и  квиетист  могут  не
практиковать созерцаниЯ в его полноте; но если они его практикуют вообще, то
могут воспроизводить просвещающие обзоры иной, трансцендентной, страны  ума;
а если они практикуют его во всей его высоте, то , становЯтсЯ  проводниками,
сквозь которые из этой,  иной,  страны  может  истекать  некое  благотворное
влиЯние в мир затемненных "џ", постоЯнно умирающих от его нехватки.
     ’ем временем Я, по просьбе исследователЯ, обратилсЯ от портрета ‘езанна
к тому, что происходило у менЯ в голове, когда Я закрывал глаза. Ќа этот раз
внутренний пейзаж любопытным образом ничего в себе не нес. Џоле видениЯ было
заполнено Ярко окрашенными, постоЯнно изменЯвшимисЯ структурами, сделанными,
казалось, из пластика или эмалированной жести.
     "„ешево, - прокомментировал Я. - ’ривиально. Љак вещи в "5-и-10"."
     € всЯ эта дешевка существовала в закрытой, тесной вселенной.
     "Љак  будто   находишьсЯ   под   палубой   судна,   -   сказал   Я.   -
ЏЯти-десЯтицентового судна."
     Џока Я смотрел, стало очень Ясно,  что  это  пЯти-десЯтицентовое  судно
было каким-то образом свЯзано с человеческими  претензиЯми.  ќтот  удушливый
интерьер мелочной лавки был моим собственным личным "џ"; эти мишурные мобили
из жести и пластика были моими личными вкладами во вселенную.
     џ чувствовал, что урок полезен, но, тем не менее, мне было жаль, что он
преподаетсЯ в такой  момент  и  в  такой  форме.  Љак  правило,  принимающий
мескалин открывает внутренний мир на  столь  Явном  исходном  уровне,  столь
очевидно бесконечным и  свЯтым,  сколь  и  тот  преображенный  внешний  мир,
который Я видел открытыми глазами. ‘ самого начала мой же собственный случай
был иным. Њескалин временно наделил менЯ силой видеть с  закрытыми  глазами;
но он не мог вообще - или, по крайней мере, именно в этом случае - Явить мне
внутренний пейзаж, даже отдаленно сравнимый  с  моими  цветами,  стулом  или
брюками "там, снаружи". ’о, что он позволил мне воспринЯть внутри,  было  не
‚селенской ”ормой в образах, а  моим  собственным  умом;  не  архетипической
’аковостью,  а  набором  символов  -  иными  словами,  самодельной  подменой
’аковости.
     Ѓольшинство наблюдателей образов преобразуютсЯ мескалином в духовидцев.
     Ќекоторые  из  них  -  а  они,  возможно,  более   многочисленны,   чем
общепризнано - не требуют никакой трансформации: они - духовидцы  постоЯнно.
“мственный тип, к которому принадлежал Ѓлейк, довольно широко  распространен
даже   в   урбанистически-индустриальных   обществах    сегоднЯшнего    днЯ.
“никальность поэта-художника не заключаетсЯ в том факте, что (цитируЯ из его
"Ћписательного Љаталога")  он  действительно  видел  "те  дивные  оригиналы,
называемые в ‘вЯщенном Џисании "•ерувим"". Ћна не заключаетсЯ в  том  факте,
что "некоторые из этих дивных оригиналов, увиденных в  моих  видениЯх,  были
ста футов в высоту... и все содержали в себе мифологическое  и  непостижимое
значение". Ћна заключаетсЯ единственно в его  способности  выражать  словами
или (до некоторой степени, менее успешно) линией и цветом какой-то намек на,
по меньшей мере, не слишком  необычный  опыт.  Ѓесталанный  духовидец  может
воспринимать  внутреннюю  реальность,  не  менее  огромную,   прекрасную   и
значимую,  чем  тот  мир,  что  созерцал  Ѓлейк;  но  он  совершенно   лишен
способности выражать  в  литературных  или  пластических  символах  то,  что
увидел.
     €з религиозных записей и сохранившихсЯ памЯтников поэзии и пластических
искусств совершенно Ясно, что в большей части времен и в большей части  мест
люди придавали большее  значение  внутреннему  пейзажу,  нежели  объективным
существующим вещам, чувствовали, что то, что они  видЯт  закрытыми  глазами,
обладает духовно большей значимостью,  чем  то,  что  они  видЯт  открытыми.
Џричина? ‘лишком близкое знакомство порождает  презрение,  а  как  выжить  -
проблема, варьирующаЯсЯ в диапазоне от  хронически  нудной  до  мучительной.
‚нешний мир - это то, где мы просыпаемсЯ каждое утро нашей жизни, место, где
волей-неволей мы должны пытатьсЯ прожить. ‚о внутреннем мире нет ни  работы,
ни монотонности. Њы посещаем  его  только  во  сне  и  размышлениЯх,  и  его
странность такова, что мы никогда не сможем отыскать одного и того же мира в
двух случаЯх, следующих один за другим. —то удивлЯтьсЯ, следовательно,  если
человеческие существа  в  своем  поиске  божественного,  в  общем  и  целом,
предпочитали смотреть внутрь! ‚  общем  и  целом,  но  не  всегда.  ‚  своем
искусстве не менее, чем в своей религии, даосы и дзэн-буддисты  смотрели  за
пределы видений, в Џустоту, и сквозь  Џустоту  -  на  "десЯть  тысЯч  вещей"
объективной реальности. €з-за своей доктрины  воплощенного  ‘лова  христиане
должны были бы быть способны с самого начала принЯть  сходное  отношение  ко
вселенной вокруг себЯ. Ќо из-за доктрины ѓрехопадениЯ сделать  это  им  было
очень трудно. ‚сего триста лет назад выражение тщательного отрицаниЯ мира  и
даже проклЯтиЯ мира было и  ортодоксальным,  и  понЯтным.  "Ќам  не  следует
изумлЯтьсЯ ничему  в  Џрироде,  кроме  одного  лишь  ‚оплощениЯ  •риста."  ‚
семнадцатом веке фраза ‹аллемана казалась разумной.  ‘егоднЯ  в  ней  звенит
безумие.
     ‚ Љитае расцвет пейзажной живописи до положениЯ главной  художественной
формы произошел около тысЯчи, в џпонии - около шестисот, а в …вропе -  около
трехсот лет назад. Џриравнение ‚селенской ”ормы к изгороди было сделано теми
“чителЯми „зэна, которые  обвенчали  даосистский  натурализм  с  буддистским
трансцендентализмом. ‘ледовательно, только  на  „альнем  ‚остоке  пейзажисты
сознательно  расценивали  свое  искусство   как   религиозное.   Ќа   ‡ападе
религиознаЯ   живопись   была   делом   изображениЯ    свЯтых    персонажей,
иллюстрированиЯ свЯщенных текстов. Џейзажисты считали себЯ мирЯнами. ‘егоднЯ
мы признаем в ‘ера одного  из  величайших  мастеров  того,  что  может  быть
названо мистической пейзажной живописью. € все же  этот  человек,  способный
более эффективно, чем кто-либо другой, выражать Ћдно  во  многом,  впадал  в
негодование, когда кто-нибудь хвалил его за "поэзию" его  работ.  "џ  просто
применЯю  ‘истему,"  -  протестовал  он.  €ными  словами,  он   был   просто
пуантилистом и в своих собственных глазах никем больше.
     Џохожий анекдот рассказывают о „жоне Љонстебле. Ћднажды, ближе к  концу
своей жизни, Ѓлейк встретил ЉонстеблЯ в •эмпстеде, и ему показали  несколько
набросков   молодого   художника.   ЌесмотрЯ    на    свое    презрение    к
натуралистическому искусству,  старый  духовидец  мог  отличить  хорошее  от
плохого - если, конечно, это был не ђубенс. "ќто не рисунок! - вскричал  он.
- ќто вдохновение?"  "џ  хотел,  чтобы  это  было  рисунком,"  -  таков  был
характерный ответ ЉонстеблЯ. Ћба были правы.
     ќто был рисунок, точный и  достоверный,  и  в  то  же  времЯ  это  было
вдохновение - вдохновение, по крайней мере, столь же высокого порЯдка, что и
у Ѓлейка.  ‘осны  •ита  в  действительности  виделись  в  такой  же  степени
идентичными  со  ‚селенской  ”ормой.  Ќабросок  был  передачей,   необходимо
несовершенной,  но  все  же  глубоко  впечатлЯющей,  того,   что   очищенное
восприЯтие Явило открытым глазам  великого  художника.  Ћт  созерцаниЯ  -  в
традиции ‚ордсворта и “итмена - ‚селенского ’ела как изгороди и от видений -
как у Ѓлейка - "дивных оригиналов" внутри ума современные поэты отступили  в
исследование    личного,    противопоставленного    более    чем    личному,
подсознательного, и в передачу  в  высокоабстрактных  понЯтиЯх  не  данного,
объективного факта, а просто научных и теологических представлений.
     Ќечто  подобное  произошло  и  в  области  живописи.  ‡десь  мы   стали
свидетелЯми общего отступлениЯ от пейзажа, доминирующей художественной формы
девЯтнадцатого столетиЯ. ќто отступление от пейзажа не было  отступлением  в
ту, иную, внутреннюю божественную  „анность,  которой  касалось  большинство
традиционных школ прошлого,  в  тот  Ђрхетипический  Њир,  где  люди  всегда
находили сырье длЯ строительства  своего  мира  и  религии.  Ќет,  это  было
отступление от внешней „анности в личное подсознательное, в ментальный  мир,
более убогий и более плотно закрытый, чем даже  мир  сознательной  личности.
ќти хитрые приспособлениЯ из жести и Ярко раскрашенного пластика - где Я  их
видел раньше? ‚ каждой картинной галерее, котораЯ выставлЯет новейшие работы
нерепрезентативного искусства.
     Ђ теперь  кто-то  внес  фонограф  и  поставил  пластинку.  џ  слушал  с
удовольствием, но не испытывал ничего,  что  могло  бы  сравнитьсЯ  с  моими
видимыми апокалипсисами цветов  и  фланели.  Ќеужели  от  природы  одаренный
музыкант  слышит  те  откровениЯ,  которые  длЯ  менЯ   были   исключительно
визуальными? Ѓыло бы интересно провести  такой  эксперимент.  ’ем  временем,
хотЯ и не преображеннаЯ, хотЯ  и  сохранЯющаЯ  свои  нормальные  качество  и
интенсивность, музыка немало прибавлЯла к моему пониманию того, что со  мной
произошло, и более широких проблем, которые это происходившее поднимало.
     €нструментальнаЯ музыка, что достаточно странно, оставила менЯ довольно
холодным. Њоцартовский концерт до-минор длЯ  фортепиано  был  прерван  после
первой части, и его место занЯла запись каких-то мадригалов ѓесуальдо.
     "ќти голоса, - оценивающе сказал Я, - эти голоса - они вроде  какого-то
моста обратно к миру людей."
     € мостом они оставались даже когда пели самые хроматически  неожиданные
композиции  безумного  кнЯзЯ.  ‘квозь  неровные  фразы   мадригалов   музыка
следовала своим курсом, никогда не оставаЯсь в какой-то одной тональности на
протЯжении двух  тактов.  ‚  ѓесуальдо,  этом  фантастическом  персонаже  из
уэбберовской  мелодрамы,  психологический  распад  преувеличивал,  толкал  к
самому  крайнему  пределу  тенденцию,  внутренне  присущую  модальной   (как
противопоставленной полностью тональной) музыке. ЏолучавшиесЯ  в  результате
работы звучали так, словно были написаны поздним енбергом.
     "€ все же, - Я чувствовал, что  должен  сказать,  слушаЯ  эти  странные
продукты  контр-ђеформационного  психоза,  применЯвшегосЯ  к  художественной
форме Џозднего ‘редневековьЯ, - и все же не важно, что он весь раздроблен на
куски.  –елое  дезорганизовано.  Ќо   каждый   индивидуальный   фрагмент   -
упорЯдочен, он представлЯет ‚ысший ЏорЯдок. ‚ысший ЏорЯдок превалирует  даже
в распаде.
     ’отальность представлена даже в сломанных частЯх. € даже,  может  быть,
более Явно, чем в полностью осмысленной работе.  Џо  меньшей  мере,  вас  не
убаюкивает чувство ложной безопасности от  какого-то  просто  человеческого,
просто   сфабрикованного   порЯдка.   ‚ам   нужно   полагатьсЯ    на    свое
непосредственное восприЯтие окончательного  порЯдка.  Џоэтому,  в  некотором
смысле, распад  может  обладать  своими  преимуществами.  Ќо,  конечно,  это
опасно, страшно опасно.
     Џредположим, вы не сможете вернутьсЯ, выбратьсЯ из хаоса..."
     Ћт мадригалов ѓесуальдо мы перепрыгнули через  трехвековую  пропасть  к
Ђльбану Ѓергу и его "‹ирической ‘юите".
     "Ђ это, - объЯвил Я заранее, - будет адом."
     Ќо оказалось, что Я неправ. Ќа  самом  деле,  музыка  звучала  довольно
смешно.
     ‚ычерпаннаЯ из личного подсознательного, одна двенадцатитоноваЯ  агониЯ
сменЯла  другую;  но  что  поразило  менЯ,   так   это   только   внутреннее
несоответствие между психологической дезинтеграцией, более полной, чем  даже
у ѓесуальдо, и громадными ресурсами того, что касаетсЯ таланта и  мастерства
в ее выражении.
     "Ќеужели  ему  не  жалко  себЯ?"  -  прокомментировал  Я  с   ироничным
отсутствием состраданиЯ. € затем: "Katzenmusik - ученаЯ  Katzenmusik(6)".  €
наконец - еще несколько мучительных минут спустЯ: "Љому какое дело до  того,
что он чувствует?
     Џочему он не обратит внимание на что-нибудь другое?"
     ‚ порЯдке критики  того,  что,  без  сомнениЯ,  ЯвлЯетсЯ  замечательной
работой,  это  было  несправедливо  и  неадекватно,  -  но,  Я   думаю,   не
безразлично. џ привожу это здесь так, как оно было, и поскольку именно так Я
реагировал на "‹ирическую ‘юиту" в состоЯнии чистого созерцаниЯ.
     Љогда она закончилась, исследователь  предложил  пройтись  по  саду.  џ
хотел этого; и хотЯ мое тело, казалось, было полностью отсоединено от разума
- или, если точнее, хотЯ мое осознание преображенного внешнего мира более не
сопровождалось осознанием моего физического организма, -  Я  обнаружил,  что
способен поднЯтьсЯ,  открыть  стеклЯнную  дверь  в  сад  и  выйти  наружу  с
минимальным колебанием. Љонечно, странно было ощущать, что "џ"  не  ЯвлЯетсЯ
тем же самым,  что  и  эти  руки  и  ноги  "там,  снаружи",  что  и  целиком
объективные туловище, шеЯ и даже голова. ќто было странно; но к этому вскоре
привыкаешь. €, в любом случае, тело,  казалось,  совершенно  идеально  могло
само о себе позаботитьсЯ. Ќа самом деле, конечно, оно всегда и  так  само  о
себе заботитсЯ. ‚се, что может делать сознательное эго, - это  формулировать
желаниЯ, которые затем выполнЯютсЯ силами, весьма слабо контролируемыми им и
совершенно им не понимаемыми. Љогда оно делает что-либо сверх этого -  когда
слишком  сильно  стараетсЯ,  например,  когда  беспокоитсЯ,  когда  начинает
испытывать опасениЯ по поводу будущего - оно снижает эффективность тех сил и
может даже повлечь болезнь девитализованного тела. ‚ моем нынешнем состоЯнии
осознанность не относилась к эго; она была, так сказать, сама по  себе.  ќто
означало,  что  физиологическаЯ  разумность,  контролирующаЯ   тело,   также
существует сама по себе. Ќа какое-то мгновение тот  постоЯнно  вмешивающийсЯ
невротик, что в часы бодрствованиЯ пытаетсЯ взЯть управление  в  свои  руки,
слава Ѓогу, не стоЯл на пути.
     €з стеклЯнной двери Я шагнул под что-то вроде перголы, частично укрытой
вьющимсЯ розовым деревом, частично -  покрытой  рейками  в  дюйм  шириной  с
просветами  по  полдюйма.  ‘иЯло  солнце,  и  тени  от   реек   образовывали
зеброподобный  рисунок  на  земле,  на  сиденье  и  спинке  садового  стула,
стоЯвшего в конце перголы. ќтот стул - забуду ли Я  его  когда-нибудь?  ’ам,
где тени падали на полотнЯную обшивку, полосы глубокого, но  сиЯющего  цвета
индиго чередовались со сверканием настолько  интенсивно  Ярким,  что  трудно
было поверить, что эти  полосы  не  сделаны  из  чистого  голубого  огнЯ.  ‚
течение, казалось, невообразимо долгого времени Я глЯдел, не знаЯ и даже  не
желаЯ знать, с чем это Я встретилсЯ. ‚ любое другое времЯ Я бы увидел  стул,
исполосованный попеременно светом и тенью. ‘егоднЯ  же  перцепциЯ  поглотила
концепцию. џ был настолько полно поглощен этим зрелищем,  настолько  поражен
тем, что видел, что не мог более ничего воспринимать. ‘адоваЯ мебель, рейки,
солнечный свет, тень - все они были не больше, чем имена и понЯтиЯ,  простые
вербализации в утилитарных или научных целЯх уже  после  событиЯ.  ‘амим  же
событием было это чередование лазурных печных топок,  разделенных  зарослЯми
невообразимой горечавки. ќто  было  несказанно  чудесно,  чудесно  до  такой
степени, что почти ужасало. € внезапно у менЯ возникло ощущение, что Я  могу
понЯть, каково быть безумным. “ шизофрении есть свои небеса так  же,  как  и
свои преисподние и чистилища; Я помню, что мне рассказывал один  мой  старый
друг, уже много лет покойный, о своей  безумной  жене.  Ћднажды,  на  ранней
стадии заболеваниЯ, когда у нее еще были интервалы Ясности, он приехал к ней
в больницу поговорить о детЯх. Ћна немного послушала его, а затем  прервала.
Љак  мог  он  тратить  свое  времЯ  на  пару  отсутствующих   детей,   когда
единственным, что имело значение здесь и сейчас,  была  невыразимаЯ  красота
узоров, которые он производил своим коричневым твидовым пиджаком всЯкий раз,
когда  двигал  руками?  “вы,  этот  рай  очищенного   восприЯтиЯ,   чистого,
одностороннего созерцаниЯ, был не вечен.
     Ѓлаженные паузы становились все реже, короче, пока, наконец,  их  вовсе
не стало; осталсЯ только ужас.
     Ѓольшинство тех, кто принимает  мескалин,  испытывает  только  небесную
часть шизофрении. Ќаркотик приносит  ад  и  чистилище  только  тем,  у  кого
незадолго до этого была желтуха, кто страдает от периодических депрессий или
хронического   беспокойства.   …сли   бы   -   подобно   другим   наркотикам
приблизительно  сравнимой   мощности   -   мескалин   был   знаменит   своей
токсичностью, его прием сам по  себе  был  бы  источником  беспокойства.  Ќо
разумно здоровый человек знает заранее, что,  насколько  это  его  касаетсЯ,
мескалин  совершенно  безвреден,  что  его  воздействие  прекратитсЯ   через
восемь-десЯть часов, не оставив  ни  похмельЯ,  ни,  следовательно,  желаниЯ
возобновить дозу. “крепленный этим знанием, он пускаетсЯ в  эксперимент  без
страха   -   иными   словами,   без   предрасположенности   к   преображению
беспрецедентно странного и нечеловеческого  опыта  в  нечто  отвратительное,
нечто поистине дьЯвольское.
     ‚стретившись со стулом, который походил на ‘трашный ‘уд,  -  или,  если
точнее, со ‘трашным ‘удом, который после длительной паузы и со значительными
трудностЯми Я признал в качестве стула, - Я сразу обнаружил себЯ  на  кромке
паники. ‚се это, внезапно почувствовал  Я,  зашло  слишком  далеко.  ‘лишком
далеко, несмотрЯ даже на то, что уходило во все более интенсивную красоту, в
более глубокое значение.
     ‘трах,  каким  Я  анализирую  его   в   ретроспективе,   возник   перед
ошеломлением, перед распадом под давлением реальности, большей,  чем  разум,
привыкший  большую  часть  времени  жить  в  уютном  мирке  символов,  может
перенести. ‹итература религиозного опыта изобилует ссылками на боли и ужасы,
ошеломлЯющие тех, кто слишком внезапно лицом к лицу  столкнулсЯ  с  каким-то
проЯвлением Mysterium  tremendum(7).  ѓоворЯ  Языком  теологии,  этот  страх
возникает из несопоставимости человеческого эготизма и божественной чистоты,
человеческой самоусугубленной отдельности и  бесконечности  Ѓога.  ‚след  за
Ѓеме  и  “ильЯмом  ‹оу  мы  можем  сказать,   что   невозрожденными   душами
божественный ‘вет  во  всем  его  сиЯнии  может  восприниматьсЯ  только  как
пылающий огнь очищениЯ. Џочти идентичную доктрину можно найти  в  "’ибетской
Љниге Њертвых", где отошедшаЯ душа описываетсЯ усыхающей в агонии от  џсного
‘вета Џустоты и даже от меньших,  пригашенных  Ћгней  -  чтобы  стремительно
броситьсЯ в успокаивающую тьму самости уже  как  перерожденное  человеческое
существо или же зверь, несчастный призрак, обитатель  преисподней.  ‚се  что
угодно, только не обжигающаЯ Яркость ничем не смЯгченной  ђеальности  -  все
что угодно!
     изофреник - это душа не  только  невозрожденнаЯ,  но  впридачу  еще  и
безнадежно больнаЯ. …го болезнь состоит в неспособности бежать от внутренней
и внешней реальности (что привычным образом совершает человек в здравом уме)
в самодельную вселенную здравого смысла, в строго человеческий мир  полезных
представлений, разделЯемых  символов  и  социально  приемлемых  условностей.
изофреник подобен человеку, постоЯнно находЯщемусЯ под действием  мескалина
и,   следовательно,   неспособному   отторгнуть   опыт    реальности,    длЯ
сосуществованиЯ с которой он недостаточно свЯт, которую он не  может  раз  и
навсегда объЯснить, поскольку она - самый упрЯмый  из  первичных  фактов,  и
котораЯ,  поскольку  никогда  не  позволЯет  ему  взглЯнуть  на  мир  просто
человеческими глазами, пугает его до такой степени, что он интерпретирует ее
неослабную странность, ее пылающую  интенсивность  значениЯ  как  проЯвлениЯ
человеческой или даже  космической  злой  воли,  призывающие  его  принимать
отчаЯннейшие контрмеры - от насилиЯ убийцы на одном конце шкалы до кататонии
(или психологического самоубийства) на другом. € раз отправившись по ведущей
вниз инфернальной дороге, он никогда  не  сможет  остановитьсЯ.  ’еперь  это
стало слишком уж очевидным.
     "…сли начать неверно, - сказал Я в ответ на вопросы исследователЯ, - то
все, что случилось, будет доказательством заговора  против  вас.  ‚се  будет
служить самооправданием. ‚ы не сможете набрать в грудь воздуха, не сознаваЯ,
что это - часть заговора."
     "‡начит, вы думаете, что знаете, в чем корень безумиЯ?"
     Њой ответ был убежденным и шел из души: "„а".
     "€ вы не могли бы его контролировать?"
     "Ќет, не мог бы. …сли начинать  со  страха  и  ненависти  как  основной
предпосылки, то придетсЯ приходить и к заключениЯм."
     "Њог бы ты, - спросила менЯ жена, -  задержать  внимание  на  том,  что
"’ибетскаЯ Љнига Њертвых" называет —истым ‘ветом?"
     џ сомневалсЯ.
     "Њожет быть, это не  будет  впускать  зло,  если  ты  сможешь  удержать
внимание? €ли ты все-таки не сможешь держать?"
     Ќекоторое времЯ Я раздумывал над вопросом.
     "‚озможно, - наконец, ответил Я, - возможно, смог бы,  если  бы  кто-то
рассказал мне о —истом ‘вете. Ћдному это сделать невозможно. Џолагаю, именно
в этом - смысл тибетского ритуала: кто-то сидит  все  времЯ  и  рассказывает
тебе, что есть что."
     Џрослушав  запись  этой  части  эксперимента,  Я  взЯл   свое   издание
"’ибетской   Љниги   Њертвых"   ќванса-‚ентца   и   раскрыл   наугад.    "Ћ,
благороднорожденный, пусть не отвлечетсЯ твой ум." ‚от в чем была проблема -
- оставатьсЯ неотвлеченным.
     Ќеотвлеченным памЯтью о  прошлых  грехах,  воображаемым  удовольствием,
горьким осадком старых  обид  и  унижений,  всеми  страхами,  ненавистЯми  и
страстЯми, которые обычно затмевают ‘вет.  ’о,  что  делали  те  буддистские
монахи длЯ умирающих и мертвых, не может ли и современный психиатр совершить
длЯ безумных? Џусть будет голос, который успокоит их днем, и даже когда  они
спЯт,  что,  несмотрЯ  на  весь  ужас,  на  все  ошеломление   и   смЯтение,
окончательнаЯ ђеальность непоколебимо остаетсЯ сама собой и состоит  из  той
же самой субстанции, что и внутренний свет даже  наиболее  жестоко  мучимого
ума.  Џосредством  таких  приспособлений,   как   записывающие   устройства,
переключатели,  контролируемые  часами,   системы   публичного   вещаниЯ   и
подушечные динамики, должно быть очень легко постоЯнно  напоминать  об  этом
первородном  факте  пациентам  заведениЯ  даже  с  самой  большой  нехваткой
персонала. ‚озможно, нескольким  заблудшим  душам  и  удастсЯ  помочь  таким
образом завоевать некоторую  долю  контролЯ  над  вселенной  -  одновременно
прекрасной и отталкивающей, но всегда иной, нечеловеческой, всегда абсолютно
непостижимой - в которой, как выЯснЯетсЯ, они обречены жить.
     Ќаконец, менЯ увели от  тревожных  великолепий  моего  садового  стула.
‘пускаЯсь с изгороди зелеными параболами,  ветви  плюща  испускали  какое-то
стеклЯнное, нефритовое сиЯние. ‚ следующее мгновение  в  поле  моего  зрениЯ
ворвалсЯ  куст  огненно-красных  цветов.  Ќастолько  страстно  живые,   что,
казалось, вот-вот заговорЯт, цветы тЯнулись вверх, в синеву. Џодобно стулу в
тени реек, они чересчур протестовали.  џ  взглЯнул  на  листьЯ  и  обнаружил
пещеристый лабиринт  нежнейших  цветов  и  оттенков  зеленого,  пульсирующий
непостижимой загадкой.
  
     ђозы:
     –веты легко нарисовать - 
     ‹истьЯ трудно.
  
     •айку ики выражает  (не  называЯ  прЯмо)  как  раз  то,  что  Я  тогда
почувствовал   -   чрезмерное,   слишком   очевидное    торжество    цветов,
контрастирующее с более нежным чудом их листвы.
     Њы вышли на улицу. “ обочины стоЯл большой  светло-голубой  автомобиль.
Џри  виде  его  менЯ  внезапно  охватило   всепоглощающее   веселье.   Љаким
самодовольством,  какой   абсурдной   самоудовлетворенностью   сверкали   те
выпирающие наружу поверхности лоснЯщейсЯ эмали! —еловек создал эту  вещь  по
своему подобию - или,  скорее,  по  подобию  своего  любимого  литературного
персонажа. џ смеЯлсЯ, пока по щекам у менЯ не покатились слезы.
     Њы снова вошли в дом. Ѓыла приготовлена еда. Љто-то,  кто  еще  не  был
идентичен мне, набросилсЯ на нее с волчьим аппетитом. џ смотрел  на  это  со
значительного расстоЯниЯ и без особого интереса.
     Љогда все было съедено, мы сели в автомобиль и отправились на прогулку.
     ‚оздействие  мескалина  уже  клонилось  к  упадку;  но  цветы  в  садах
по-прежнему трепетали на кромке  сверхъестественного,  перечные  и  рожковые
деревьЯ  вдоль  боковых  улиц  по-прежнему  Явно  принадлежали  какой-нибудь
свЯщенной роще. ђай чередовалсЯ с „одоной, €ггдрасиль - с мистической ђозой.
Ђ потом мы внезапно  оказались  на  перекрестке  -  в  ожидании  возможности
пересечь Ѓульвар ‘ансет.
     Џеред нами постоЯнным потоком катились машины - тысЯчи машин,  Ярких  и
сверкающих  как  мечта  рекламодателЯ,  и  каждаЯ  -  более   нелепаЯ,   чем
предыдущаЯ. џ снова забилсЯ в конвульсиЯх смеха.
     Ќаконец, Љрасное Њоре дорожного движениЯ расступилось, и  мы  пересекли
его и въехали в еще один оазис деревьев, лужаек и роз. —ерез несколько минут
мы поднЯлись на обзорную площадку в холмах, и под нами раскинулсЯ  город.  џ
был довольно разочарован - он выглЯдел совершенно как город, который Я видел
всегда. Ќасколько  менЯ  это  касалось,  преображение  было  пропорционально
расстоЯнию: чем оно ближе, тем более божественно иное. ќта огромнаЯ туманнаЯ
панорама едва ли отличалась от себЯ самой.
     Њы двинулись дальше, и, пока оставались среди холмов,  и  один  дальний
вид сменЯл другой, значимость присутствовала на своем  повседневном  уровне,
намного ниже точки преображениЯ.  ЊагиЯ  снова  начала  работать,  когда  мы
свернули в новый пригород и  начали  скользить  между  двумЯ  рЯдами  домов.
‡десь, несмотрЯ на отвратительную причудливость  архитектуры,  возобновилась
трансцендентнаЯ инаковость, поЯвились намеки на утренние  небеса.  Љирпичные
трубы и зеленые латунные крыши пылали в  свете  солнца  как  осколки  Ќового
€ерусалима. € внезапно Я  увидел  то,  что  видел  ѓуарди  и  что  (с  таким
несравненным  мастерством?)  так  часто  было  выражено  в   его   картинах:
оштукатуренную  стену  с  пересекающей  ее  тенью,  голую,  но   незабываемо
прекрасную, пустую, зарЯженную всем значением и всей загадкой существованиЯ.
Ћткровение приблизилось и вновь исчезло за какую-то долю секунды. Ђвтомобиль
проехал дальше;  времЯ  приоткрывало  еще  одно  Явление  вечной  ’аковости.
"‚нутри одинаковости есть различие. Ќо то, чтобы это различие отличалось  от
одинаковости, - никак не намерение всех Ѓудд. €х намерение - и  общность,  и
различие." ‚от эта клумба красной и белой герани, например, - она совершенно
отличалась от этой оштукатуренной стены в сотне Ярдов вверх  по  дороге.  Ќо
"есть-ность" обеих была одной и той же, вечное свойство  их  мимолетности  -
одним и тем же.
     —ас спустЯ, после еще десЯтка миль и посещениЯ "‘амой  Ѓольшой  ‚  Њире
Ђптеки", мы, наконец, были дома, и Я вернулсЯ  к  этому  успокаивающему,  но
глубоко неудовлетворительному состоЯнию, известному как "нахождение в  своем
уме".
  
     ’о,  что  человечество   вообще   сможет   когда-либо   избавитьсЯ   от
€скусственных  ђаев,  представлЯетсЯ  маловероЯтным.  Ѓольшинство  мужчин  и
женщин ведут жизнь, в своем худшем виде настолько мучительную, а в лучшем  -
настолько монотонную, бедную и ограниченную, что позыв бежать ее, стремление
превзойти себЯ хотЯ бы на несколько мгновений есть и всегда  было  одним  из
основных аппетитов души.
     €скусство и религиЯ, карнавалы и сатурналии, танцы и слушание  ораторов
- все это  служило,  по  выражению  ѓ.„ж.“эллса,  „верЯми  ‚  ‘тене.  Ђ  длЯ
частного,   повседневного   пользованиЯ   всегда   существовали   химические
интоксиканты. ‚се успокоительные средства и наркотики,  низводЯщие  человека
до состоЯниЯ овоща, все эйфорики, произрастающие на деревьЯх, галлюциногены,
созревающие в Ягодах или выжимаемые из корней, -  все  без  исключениЯ  были
известны  и  систематически  использовались   человеческими   существами   с
незапамЯтных времен. € к этим естественным преобразователЯм  сознаниЯ  наука
прибавила свою долю синтетических веществ  -  хлорал,  например,  бензедрин,
бромиды и барбитураты.
     Ѓольшинство этих преобразователей сознаниЯ сейчас не могут  применЯтьсЯ
кроме как по предписанию врача или же нелегально и со  значительным  риском.
„лЯ неограниченного употреблениЯ ‡апад позволил только алкоголь и табак. ‚се
остальные „вери ‚ ‘тене обозваны Ќаркотой,  а  те,  кто  неавторизованно  их
употреблЯет, - наркоманами. Њы сейчас гораздо больше  тратим  на  напитки  и
табак, чем на образование. ќто, конечно, не удивительно.  ‘тремление  бежать
от своей самости и окружениЯ присутствует почти в  каждом  почти  постоЯнно.
Џозыв сделать что-то длЯ молодых силен только в родителЯх, да и в тех - лишь
те несколько  лет,  пока  их  дети  ходЯт  в  школу.  ‚  равной  степени  не
удивительно сегоднЯшнее отношение к напиткам и табаку. ЌесмотрЯ на  растущую
армию безнадежных  алкоголиков,  несмотрЯ  на  сотни  тысЯч  людей,  которых
ежегодно увечат или убивают пьЯные водители, популЯрные  комики  по-прежнему
острЯт по поводу алкоголЯ и приверженных ему. € несмотрЯ  на  свидетельства,
свЯзывающие сигареты с раком легких,  практически  все  расценивают  курение
табака как Явление едва ли менее нормальное и естественное, чем прием  пищи.
‘ точки зрениЯ рационального утилитариста, это  может  показатьсЯ  странным.
„лЯ историка же это - именно то, чего следовало ожидать. ’вердое убеждение в
материальной реальности Ђда никогда не отвращало средневековых  христиан  от
того, к чему побуждали их амбиции, похоть или алчность. ђак легких, дорожные
происшествиЯ и миллионы несчастных и плодЯщих несчастье алкоголиков - факты,
еще более бесспорные, нежели факт существованиЯ €нферно во времена „анте. Ќо
все эти факты далеки и  несущественны  по  сравнению  с  близким,  ощущаемым
фактом стремлениЯ - здесь и сейчас - к освобождению или успокоению, к  тому,
чтобы выпить и покурить.
     Ќаш век - это век, среди прочего, автомобилЯ и  стремительно  растущего
населениЯ.  Ђлкоголь  несовместим  с  безопасностью  на   дорогах,   а   его
производство, как и производство  табака,  обрекает  на  практически