        ќдгар Ђлан Џо. Џадение дома ќшер


----------------------------------------------------------------------------
     Џо ќ. Ђ. ‹ирика.
     Њн.: •арвест, 1999.
     ISBN 985-433-680-8.
     OCR Ѓычков Њ.Ќ. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
  
                                               …го сердце - воздушнаЯ лютнЯ, 
                                               Џрикоснись - и она зазвучит.  
                                                                   Beranqer  
  
     ‚ продолжение целого днЯ, тусклого и беззвучного днЯ мрачной осени, под
небом,  обремененным  низкими  облаками,  один,   Я   проезжал   верхом   по
странно-печальной равнине, и наконец, когда уже надвинулись  вечерние  тени,
передо мной предстал угрюмый дом  ќшер.  Ќе  знаю  почему,  но  лишь  только
взглЯнул Я на здание, чувство нестерпимой тоски охватило менЯ.  џ  говорю  -
нестерпимой, потому что она отнюдь не была смЯгчена тем  поэтическим,  почти
сладостным, ощущением, которое обыкновенно  испытываешь  даже  перед  самыми
суровыми, перед самыми пустынными картинами природы.  џ  смотрел  на  сцену,
открывшуюсЯ моим  взорам,  на  дом,  выделЯвшийсЯ  из  самого  обыкновенного
ландшафта, на  зЯбнущие  стены,  на  окна,  подобные  глазным  впадинам,  на
разъединенные кусты густой осоки,  на  отдельные  стволы  седых  обветшавших
деревьев, и душа моЯ была подавлена унынием, которое Я не сравню ни  с  чем,
разве только с пробуждением от пиршественного сна, навеЯнного опиумом,  -  с
этим горестным и внезапным  возвратом  к  ежедневной  жизни,  с  ненавистным
зрелищем, которое вырастает  из-за  поднимающейсЯ  завесы.  ‘ердце  замерло,
сжалось холодной болью, и фантазиЯ,  бессильнаЯ  осветить  мысль,  не  могла
обратить ни к  чему  возвышенному  непобедимую  печаль.  —то  же  это?  -  Я
остановилсЯ в раздумье, - что же это неизвестное, что надрывает мою душу при
виде дома ќшер? ќто было тайной неразрешимой; Я не  мог  разобратьсЯ  в  тех
смутных  фантастических  грезах,  которые  зароились  в  моем  уме,  пока  Я
размышлЯл. Џоневоле Я должен был удовлетворитьсЯ  тем  скудным  заключением,
что  есть  несомненно  известные  сочетаниЯ  самых   простых,   естественных
предметов, имеющие власть действовать на нас именно  таким  образом,  и  что
анализ этих сочинений свЯзан с догадками, которые терЯютсЯ  в  глубине,  длЯ
нас недоступной. ‚есьма возможно, размышлЯл Я, что было бы достаточно одного
перемещениЯ  особенностей  этой  сцены,  деталей  картины,  длЯ  того  чтобы
изменить  или  даже  совсем  уничтожить  ее  способность  производить  такое
скорбное впечатление, и,  согласно  с  этой  мыслью,  Я  направил  лошадь  к
обрывистому берегу  черного  мрачного  пруда,  недвижно  лоснившегосЯ  перед
зданием, и посмотрел вниз; но трепет еще  более  настойчивый  охватил  менЯ,
когда Я глЯнул на измененные опрокинутые отражениЯ седой осоки и  призрачных
деревьев, и пустых окон, подобных глазным впадинам.
     € однако в  этом-то  обиталище  печали  Я  предполагал  теперь  пробыть
несколько недель. …го владелец, ђодриг ќшер, был одним из хороших  товарищей
моего детства; но много лет прошло с тех пор, как мы  виделись  в  последний
раз. ЌесмотрЯ на это,  недавно,  находЯсь  в  отдаленном  уголке  страны,  Я
получил письмо, письмо от него, полубезумное  и  такое  тЯгостное,  что  оно
допускало только одну форму ответа - личный  приезд.  ЉаждаЯ  строка  дышала
нервным возбуждением. ќшер писал об острых физических страданиЯх, о душевном
расстройстве, которое угнетало его, и о глубоком желании  видеть  менЯ,  как
его лучшего, его единственного друга, о надежде, что радостное  удовольствие
быть вместе со мной может несколько  облегчить  его  болезненные  муки.  ’ак
писал он, в таком  тоне  было  сказано  еще  многое  другое,  -  это  сердце
открывалось и просило ответа, Я не мог ни минуты колебатьсЯ и отправилсЯ  на
призыв, который все же казалсЯ мне самым необычным.
     •отЯ в детские годы мы были закадычными друзьЯми,  Я  почти  ничего  не
знал о моем друге. Ћн всегда был очень сдержан. Њне было  известно,  однако,
что его род, весьма  древний,  с  незапамЯтных  времен  отличалсЯ  особенной
впечатлительностью темперамента,  проЯвившейсЯ,  через  целые  поколениЯ,  в
созданиЯх высокого искусства и обнаружившейсЯ недавно в  деЯниЯх  неустанной
благотворительности, щедрой и деликатной, равно  как  в  страстной  любви  к
музыке, быть может, более к ее трудностЯм, чем к ортодоксальным очевидным ее
красотам. џ знал, кроме того, один весьма достопримечательный факт,  именно,
что род ќшер, при всей своей древности, никогда  не  имел  более  или  менее
живучего отпрыска, - другими словами, что происхождение всей фамилии шло  по
прЯмой линии,  за  немногими  исключениЯми,  совершенно  незначительными.  ‚
голове  моей  промелькнула  теперь  быстраЯ  мысль  о  полном   соответствии
характера местности с установившимсЯ характером ее обитателей, и,  рассуждаЯ
об их взаимном влиЯнии, весьма вероЯтном в течение долгого рЯда столетий,  Я
подумал,  что,  может  быть,  именно  это  отсутствие  побочной  линии,  эта
последовательнаЯ неуклоннаЯ передача родового имениЯ от отца к сыну,  вместе
с именем, обусловила в конце концов тождество между двумЯ взаимодействующими
элементами,  настолько  полное,   что   первоначальное   название   поместью
потерЯлось в причудливом и исполненном двойного смысла  наименовании  -  дом
ќшер - наименовании, которое в умах  крестьЯн,  его  употреблЯвших,  сливало
воедино и семью, и семейный дом.
     џ сказал, что  единственным  результатом  моего  несколько  ребЯческого
эксперимента - именно, того, что Я заглЯнул вниз, в  пруд  -  было  усиление
моего первоначального исключительного впечатлениЯ. Ќесомненно, что  сознание
быстрого возрастаниЯ моего суевериЯ - отчего  мне  не  назвать  его  так?  -
значительно ускорило  самое  возрастание.  ’аков,  как  Я  уже  давно  знал,
парадоксальный закон всех  чувств,  имеющих  исходным  пунктом  страх;  быть
может, потому-то, когда  Я  опЯть  устремил  свой  взглЯд  к  дому,  от  его
отражениЯ в пруде, в моем уме  возникла  страннаЯ  фантазиЯ  -  фантазиЯ  по
истине такаЯ смешнаЯ, что Я упоминаю о ней лишь с целью указать  на  силу  и
живость ощущений, менЯ угнетавших. џ  совершенно  Явственно  увидал,  -  так
настроил Я свое воображение - что  вокруг  всего  дома  и  поместьЯ  нависла
атмосфера, свойственнаЯ только им и всему находившемусЯ  в  непосредственной
от них близости, - атмосфера, котораЯ не имела сродства с воздухом неба,  но
медленно курилась от дрЯхлых деревьев, и от старых стен,  и  от  безмолвного
пруда -  необъЯснимое  и  заразительное  испарение,  ленивое,  тЯжелое,  еле
заметное, свинцового цвета.
     ‘трЯхнув с себЯ то, что _должно было_ быть только сном, Я обратил более
детальное  внимание  на   действительный   вид   зданиЯ.   …го   характерной
особенностью была, по-видимому, глубокаЯ  древность.  Џод  влиЯнием  долгого
времени оно  сильно  выцвело.  Њелкие  грибки  покрывали  всю  его  наружную
поверхность, свешиваЯсь с карниза тонкой перепутанной тканью. Ќо это  отнюдь
не было признаком какой-нибудь необычайной обветшалости. Ќи одна  из  частей
каменной  постройки  не  обрушилась,   и   это   устойчивое   положение   их
представлЯлось резким контрастом  по  отношению  к  отдельным  искрошившимсЯ
камнЯм. ‚о всем было много чего-то такого, что напомнило мне целость старого
деревЯнного изделиЯ, которое долгие годы гнило  в  каком-нибудь  заброшенном
подвале, будучи предохранено от разрушительного действиЯ наружного  воздуха.
Ќо, кроме этого указаниЯ на внешнее разложение, здание не имело ни малейшего
признака непрочности. Ѓыть может, взглЯд внимательного наблюдателЯ открыл бы
только еле заметную расщелину, котораЯ, начинаЯсь от крыши, зигзагом шла  по
стене фасада и потом терЯлась в угрюмых водах пруда.
     ЌаблюдаЯ эти особенности, Я подъезжал по короткому шоссе к дому. ‘луга,
поджидавший менЯ, взЯл мою лошадь, и Я вошел  в  замок,  с  его  готическими
сводами. Ћтсюда безмолвный лакей, неслышно ступаЯ, повел менЯ через темные и
запутанные переходы в _студию_ своего хозЯина. Њногое из того, что  Я  видал
на стенах, усиливало, не знаю каким образом, смутное чувство,  о  котором  Я
уже говорил. ‚се, что окружало менЯ:  резьба  на  потолках,  темнаЯ  стеннаЯ
обивка, эбеновые мрачные полы и брЯцание фантасмагорических боевых  трофеев,
сотрЯсавшихсЯ от моих быстрых шагов - все это или нечто подобное этому  было
длЯ менЯ обычным еще с детства, и  Я  без  колебаний  увидал,  что  все  это
знакомо - и все же дивилсЯ,  чувствуЯ,  какие  незнакомые,  неведомые  грезы
возникают во мне при виде этих обыкновенных предметов. Ќа одной из лестниц Я
встретил домашнего врача. …го лицо,  как  показалось  мне,  имело  смешанное
выражение низкого коварства и смущениЯ. Ћн первый поспешно подошел ко мне и,
поздоровавшись, тотчас же скрылсЯ. ‹акей отворил дверь и ввел менЯ к  своему
господину.
     Љомната, в которой Я очутилсЯ теперь, была очень  просторна  и  высока.
„линные и узкие, остроконечные окна находились на таком  большом  расстоЯнии
от черного дубового пола, что были  совершенно  недоступны  изнутри.  ‘лабые
красноватые  лучи,  проходЯ  через  оконные  стекла,  защищенные   решеткой,
проливали достаточно света,  чтобы  сделать  Явственным  наиболее  рельефные
предметы; но глаз  тщетно  пыталсЯ  достичь  отдаленных  углов  комнаты  или
углублений потолка, украшенного резьбой и  раскинувшегосЯ  сводами.  ’Яжелые
драпировки  висели  на  стенах.  ‚сЯ  обстановка  стариннаЯ  и   изношеннаЯ,
отличалась  чрезмерностью  и  отсутствием  комфорта.  Џовсюду  кругом   были
разбросаны  книги  и  музыкальные  инструменты,  но  они   не   могли   хотЯ
сколько-нибудь оживить картину. џ чувствовал, что  дышу  атмосферой  скорби.
‚се было окутано, надо всем нависло  что-то  суровое,  глубоко  печальное  и
безутешное.
     Џри моем входе ќшер встал с дивана, на котором он лежал во всю длину, и
приветствовал менЯ с живой сердечностью. ‚ первую минуту мне показалось, что
в этой живости  было  много  деланной  приветливости  -  вынужденных  усилий
светского ennui. Ќо одного взглЯда на его лицо  было  длЯ  менЯ  достаточно,
чтобы убедитьсЯ в полной его искренности. Њы сели; и  в  течение  нескольких
мгновений,  пока  он  молчал,  Я  глЯдел  на  него  со  смешанным   чувством
состраданиЯ и страха. Ќикогда ни один человек не изменЯлсЯ так страшно  и  в
такое короткое времЯ! џ не узнавал ђодрига ќшер,  Я  не  мог  поверить,  что
бледное существо, находившеесЯ передо мной, и товарищ моего детства - один и
тот же человек. Ћднако, лицо его по-прежнему было  замечательно.  ЊертвеннаЯ
бледность; большие глаза, чистые  и  необычайно  блестЯщие;  губы  несколько
тонкие и очень бледные, но изогнутые удивительно  красиво;  изЯщный  нос,  с
еврейскими очертаниЯми, но с широтой ноздрей необычной длЯ  подобной  формы;
очаровательный  подбородок,  мало  выдающийсЯ  вперед  и  этим  говорЯщий  о
недостатке нравственной энергии; волосы нежней и тоньше, чем паутина, -  все
эти черты, в соединении с необыкновенным развитием лба, придавали  его  лицу
выражение,  которое  нелегко  забыть.  ’еперь  же  в   самом   преувеличении
характерных перемен было что-то, что Я сомневалсЯ, кого Я вижу перед  собой.
ЏризрачнаЯ бледность кожи и чудесный блеск глаз больше всего поражали и даже
пугали  менЯ.  Љроме  того,  шелковистые  волосы  росли  теперь   в   полном
беспорЯдке, и, как тысЯчи тех паутинок, что летают в воздухе, они не падали,
а скорее развевались вокруг лица, - в них было нечто, напоминающее  арабески
и чуждое простому представлению о человеческом существе.
     џ был сразу  поражен  бессвЯзностью,  непоследовательностью  в  манерах
моего друга; как Я скоро заметил, это происходило от постоЯнных и бесплодных
усилий побороть крайне нервное возбуждение, сделавшеесЯ у  него  обычным.  џ
ожидал чего-нибудь подобного, Я был подготовлен  к  этому  с  одной  стороны
письмом,  с  другой  -  воспоминанием  об  известных  чертах  из  детства  и
заключениЯми, выведенными из особенностей его темперамента. ‚се его движениЯ
были попеременно то живыми, то ленивыми. …го голос быстро менЯлсЯ,  переходЯ
от трепета нерешительности (когда силы как будто совсем покидали его) к  той
особенной энергической сжатости, к тем обрывистым, тЯжелым и глухим  звукам,
к тому гортанному, прекрасно-размеренному и модулированному говору,  который
можно  наблюдать  только  у  неисправимого  пьЯницы   или   у   закоренелого
потребителЯ опиума, в период наиболее сильного возбуждениЯ.
     €менно таким голосом  говорил  ќшер  о  цели  моего  приезда,  о  своем
настойчивом желании видеть менЯ, об облегчении, которого он от менЯ  ожидал.
Џодробно, и даже несколько длинно, распространилсЯ он относительно того, что
он считал истинной природой своей болезни. ќто, говорил он, зло фамильное  и
зависЯщее от телосложениЯ, он отчаЯлсЯ найти какое-нибудь средство излечениЯ
- это просто нервное возбуждение, прибавил он тотчас  же,  и,  конечно,  оно
скоро пройдет. Ѓолезнь  проЯвлЯлась  в  целом  рЯде  ненормальных  ощущений.
Ќекоторые из них заинтересовали менЯ в  его  описании  и  поставили  менЯ  в
тупик, хотЯ, быть может, при этом действовали  также  самые  выражениЯ,  его
манера рассказывать. ќшер очень страдал от болезненной остроты ощущений;  он
мог выносить только самую неприхотливую пищу; он мог носить платье только из
известных тканей; запах каких бы то ни было цветов обременЯл его; глаза  его
страдали от самого слабого света; и только  некоторые  звуки,  именно  звуки
струнных инструментов, не внушали ему ужаса.
     џ увидел, что ќшер сделалсЯ рабом страха, совершенно ненормального.  "џ
погибну, - говорил он, - Я должен погибнуть от этого жалкого  безумиЯ.  ’ак,
именно так, а не иначе, суждено мне погибнуть. џ боюсь будущего, не ради его
самого,  но  ради  того,  что  за  ним  последует.  џ  дрожу  при  мысли   о
каком-нибудь, даже самом обыкновенном, случае, который  может  оказать  свое
действие на это невыносимое  душевное  возбуждение.  Ќе  самой  опасности  Я
боюсь, а ее неизбежного спутника - страха. ЌаходЯсь в  этом  безнадежном,  в
этом жалком состоЯнии, Я чувствую, что  рано  или  поздно  настанет  период,
когда Я должен буду расстатьсЯ сразу и с жизнью, и с рассудком,  в  какой-то
борьбе против свирепого призрака, чье имЯ - страх".
     Љроме того, по некоторым отрывистым и неЯсным намекам,  Я  познакомилсЯ
еще и с другими оригинальными чертами душевного состоЯниЯ, которое переживал
ќшер. Ћн был совершенно порабощен какими-то суеверными ощущениЯми; они  были
свЯзаны с домом, где он жил и откуда уже много лет  не  решалсЯ  выйти,  они
были свЯзаны с влиЯнием, о предполагаемой силе которого он говорил в выраже-
ниЯх слишком смутных, чтобы их восстанавливать здесь; он говорил, что  своим
материальным составом и самой формой семейный дом,  точно  тЯжким  бременем,
налег на его душу, что элементы физические, эти седые стены и домовые башни,
и темный пруд, куда они глЯделись, наложили  свою  властную  печать  на  его
_моральное_ существование.
     Ћн  допускал,  однако,  хотЯ  и   после   некоторого   колебаниЯ,   что
необыкновеннаЯ  тоска,  угнетавшаЯ  его,  в   значительной   степени   могла
проистекать из причины более естественной и гораздо более  ощутительной,  он
разумел тЯжелую и давнишнюю болезнь, больше того, очевидную,  уже  грЯдущую,
смерть его нежно-любимой сестры, его единственного товарища  за  эти  долгие
годы, единственного и последнего человека на земле, с которым он был  свЯзан
кровными  узами.  "Џосле  ее  смерти,  -  проговорил  он  с  таким   горьким
выражением, что Я до сих пор его вижу, - Я, больной и лишенный каких  бы  то
ни было надежд, останусь последним отпрыском древнего рода ќшер". ‚ то времЯ
как он говорил это, леди Њадэлин (так называлась она) бесшумно прошла  через
отдаленную часть комнаты и, не заметив моего присутствиЯ, исчезла. џ  глЯдел
на нее с чувством крайнего изумлениЯ, нечуждым ужаса, - ощущение, которое  Я
до сих пор напрасно стараюсь объЯснить себе. ‚ состоЯнии полного  оцепенениЯ
следил Я за ее удалЯющимисЯ шагами. Љогда же дверь, наконец, закрылась, Я  с
инстинктивным любопытством взглЯнул на ее брата, но он закрыл лицо руками, и
Я  мог   только   заметить,   что   бледность,   бледность   необыкновеннаЯ,
распространилась по его исхудавшим пальцам, через которые  брызнули  горькие
слезы.
     ‚рачебное искусство  уже  давно  было  бессильно  перед  болезнью  леди
Њадэлин. “порнаЯ апатиЯ, постепенное угасание  индивидуальности,  и  частые,
хотЯ  преходЯщие,   припадки   каталептического   характера,   таковы   были
диагностические данные ее необычайной болезни.  „о  последнего  времени  она
мужественно переносила тЯгости своей болезни и  не  хотела  обречь  себЯ  на
лежание в постели; но в день моего приезда, к концу вечера,  она  покорилась
уничтожающей силе разрушителЯ (как тогда же  сообщил  мне  ее  брат,  крайне
возбужденный); таким образом мне стало известно, что Я видел леди, вероЯтно,
в последний раз, что, живую, Я не увижу ее больше никогда.
     Џрошло несколько дней, и мы оба - ни Я, ни ќшер - ни разу не  упоминали
ее имени; в течение этих дней Я ревностно пыталсЯ рассеЯть меланхолию  моего
друга. Њы вместе читали и рисовали, а иногда Я, как  бы  убаюканный,  внимал
полубезумным импровизациЯм его красноречивой гитары. € чем интимнее и теснее
становилась наша дружба, чем глубже Я мог заглЯнуть в потаенные  уголки  его
души, тем с большей горечью Я видел бесплодность каких-либо попыток  озарить
ум, который был окутан, как свойственной ему стихией, безутешной тьмой,  ум,
который  был  напоен  мраком,  распространЯвшим  на  весь   нравственный   и
физический мир свои непобедимые черные лучи.
     Њне будут вечно памЯтны те незабвенные часы, что  Я  провел  наедине  с
владельцем дома ќшер. Ќо  было  бы  тщетной  попыткой  старатьсЯ  обрисовать
определенно характер тех замыслов,  или  тех  занЯтий,  к  которым  он  менЯ
приучил или к которым указал дорогу.  €деальный  экстаз,  достигший  крайних
пределов, освещал все своим сернистым светом. ЏротЯжные песни,  которые  пел
ќшер, будут вечно звучать в моей душе. ‘реди  других  похоронных  мелодий  в
моем уме еще до сей поры дрожит безумнаЯ ариЯ, странным образом  варьирующаЯ
и дополнЯющаЯ один из последних  вальсов  ‚ебера.  Ђ  эти  картины,  которые
создавала его изысканнаЯ фантазиЯ! ‘ каждым  новым  штрихом  они  облекались
какой-то смутностью, заставлЯвшей менЯ  трепетать  все  сильней  и  сильней,
именно потому, что Я не знал причин этого трепета; - как живые  образы,  они
еще стоЯт передо мной, но напрасно было бы старатьсЯ вложить их тайный смысл
в написанные слова. Ћн приковывал и пугал  внимание  крайней  обнаженностью,
простотой своих замыслов. …сли когда-нибудь ктонибудь из смертных  нарисовал
идею, этот смертный был ђодриг ќшер. Џо крайней мере, что  касаетсЯ  менЯ  -
при обстоЯтельствах, тогда менЯ окружавших,  -  на  менЯ  веЯло  непобедимым
ужасом от этих чистых абстракций, которые ипохондрик  старалсЯ  положить  на
полотно; даже и тени таких ощущений  Я  не  испытывал  при  созерцании  грез
”иезеле, блестЯщих, но все еще слишком конкретных.
     Ћдин из фантастических замыслов моего друга, не так строго  проникнутый
духом абстракции, может быть очерчен  в  словах,  хотЯ  лишь  очень  смутно.
ЌебольшаЯ   картина   изображала   внутренность   бесконечно   длинного    и
прЯмоугольного склепа или туннелЯ, с низкими, гладкими, белыми стенами,  без
всЯких  выступов  или  украшений.  Ќекоторые   аксессуары   рисунка   давали
возможность думать, что это углубление находитсЯ на  громадной  глубине  под
земной поверхностью. Ќи  одного  отверстиЯ  не  было  заметно  на  всем  его
обширном пространстве, не было  также  видно  ни  факела,  ни  какого-нибудь
другого искусственного источника света, но поток Ярких лучей  проникал  весь
туннель, заливаЯ его фантастическим неестественным блеском.
     џ говорил, что слух моего  друга  находилсЯ  в  болезненном  состоЯнии,
делавшем длЯ него всЯкую музыку несносной, за исключением известных звуковых
сочетаний, получавшихсЯ от струнных  инструментов.  Ѓыть  может,  именно  то
обстоЯтельство, что он ограничил свой талант узкой сферой игры на гитаре,  в
значительной степени  обусловило  фантастический  характер  его  музыкальных
мелодий. Ќо что касаетсЯ лихорадочной легкости его мгновенных  импровизаций,
они не могут  быть  истолкованы  данным  обстоЯтельством.  ќти  необузданные
фантазии, с особенным подбором  звуков,  а  также  и  слов  (музыка  нередко
сопровождалась стихотворными экспромтами) были результатом  той  напрЯженной
умственной сосредоточенности, котораЯ, как Я уже говорил,  проЯвлЯетсЯ  лишь
при условии исключительных моментов крайнего искусственного  возбуждениЯ.  џ
легко запомнил  слова  одной  рапсодии.  Ѓыть  может,  она  потому  особенно
поразила  менЯ,  что  Я,  как  мне  показалось,  впервые  понЯл  тогда  одно
обстоЯтельство, а именно: как мне почудилось, ќшер вполне сознавал, что  его
царственный разум колеблетсЯ  на  своем  троне.  ‘тихи  назывались  "„ворец,
населенный духами" и звучали приблизительно, или даже в точности, так:
 
        1. 
 
                     ‡амок чудесный - немой властелин - 
                     ѓордо вздымалсЯ когда-то давно 
                     ‚ самой зеленой из наших долин, 
                     ѓде только ангелам жить суждено. 
                     ’ам, где раскинулась Њысли страна, 
                     ‚ечно над ним серебрилась луна, 
                     ’ам - утомЯсь - серафим отдыхал 
                     €, удивленный, вздыхал. 
                      
        2. 
                      
                     ‚ окнах вились и крутились огни, 
                     ‘ ними знамена вились заодно; 
                     (‚се это было в минувшие дни, 
                     ‚се это было когда-то давно). 
                     ‚ сумерках нежных угасшего днЯ 
                     Џлыл ветерок, мелодично звенЯ, 
                     Џлыл он вперед, возвращалсЯ назад, 
                     ‘ладкий струил аромат. 
                      
        3. 
                      
                     Џутники в этой блаженной стране 
                     ‚идели в окна блуждающий рой 
                     „ухов, идущих как будто во сне, 
                     „ухов, внимающих лютне свЯтой. 
                     ’рон багрЯнцем посредине блистал, 
                     ‚ пышном сиЯнье на нем восседал, 
                     Њежду подвластных своих, властелин 
                     ‹учшей из лучших долин. 
                      
        4. 
                      
                     „верь лучезарнаЯ в замок вела, 
                     Џерлы, рубины блистали на ней, 
                     ‚ дверь все плыла, и плыла, и плыла, 
                     ‚ечно горЯ и сверкаЯ сильней, 
                     Ћтзвуков нежных живаЯ семьЯ, 
                     ‘ладость восторга во взорах таЯ, 
                     ‘лавили все они ум одного, 
                     Њудрость царЯ своего. 
                      
        5. 
                      
                     ‚се вдруг померкло, подкралась беда, 
                     ’емные силы стеснили царЯ; 
                     (Џлачьте! о, плачьте! над ним никогда 
                     Ќе заблестит золотаЯ зарЯ!). 
                     ‚круг его дома увЯли цветы; 
                     ‘лава и пышность былой красоты 
                     ЏомнЯтсЯ смутно, как сказки слова, 
                     ’леют, лишь тлеют едва. 
                      
        6. 
                      
                     Џутников странные думы страшат; 
                     ‘квозь красноватые стекла окна 
                     ’ени огромные смутно дрожат, 
                     ‡вуков скорбЯщих рыдает волна; 
                     ’ам, где смеЯлось ќхо, теперь 
                     Ѓурной толпой через бледную дверь 
                     “жасы с хохотом диким идут, 
                     ЊчатсЯ, растут и растут. 
 
     џ хорошо помню, что впечатление, получившеесЯ от этой баллады,  навеЯло
на нас целый рЯд мыслей, причем выЯснилось одно интересное воззрение ђодрига
ќшер, на которое Я указываю теперь не столько в  силу  его  новизны  (ибо  и
другие {Watson,  Dr.  Percival,  Spallanzani,  и  в  особенности  Bishop  of
Llandaff. - см. "Chemical Essays", vol. V.} высказывали то же),  сколько  по
причине упорства, с каким ќшер настаивал  на  нем.  ‚  общем  это  воззрение
сводилось к признанию за растительным миром способности  чувствовать.  Ќо  в
расстроенной фантазии больного эта идеЯ принЯла более смелый характер и была
перенесена, с известными оговорками, в мир неорганический. “ менЯ нет  слов,
чтобы выразить полноту и силу его убеждениЯ.  Ћно  соединЯлось  (как  Я  уже
намекнул) с серыми  камнЯми,  из  которых  был  выстроен  дом  его  предков.
‘пособность чувствовать,  говорил  он,  была  обусловлена  в  данном  случае
известной формой соединениЯ этих камней - порЯдком из сочетаниЯ, а  равно  и
множеством  грибков,  распространившихсЯ  по  их  поверхности,   и   ветхими
деревьЯми,  стоЯвшими  вокруг  -  но  больше   всего   она   сказывалась   в
продолжительной  неприкосновенности  всей  этой  комбинации  в  ее   двойном
существовании,  созданном  недвижными  водами  пруда.  Ћчевидность  этого  -
очевидность того, что все это чувствует, - проЯвлЯлась, как он сказал (и тут
Я невольно дрогнул), в постепенном и несомненном  уплотнении  над  водами  и
вокруг стен их собственной атмосферы. ђезультат всего  этого,  прибавил  он,
обнаруживалсЯ в течение веков, определил судьбы его фамилии и делал из  него
то, что  Я  видел  -  то,  чем  он  был.  ’акие  воззрениЯ  не  нуждаютсЯ  в
комментариЯх, и Я не буду их делать.
     Љниги, которые мы читали - книги, ЯвлЯвшиесЯ в  продолжение  целых  лет
постоЯнными участниками  умственной  жизни  больного,  -  были,  понЯтно,  в
строгом соответствии с характером таких видений. Њы  вместе  размышлЯли  над
произведениЯми вроде  "Vert-Vert"  и  "La  Chartreuse"  ѓрэссэ;  "Belphegor"
Њакиавелли; "Ђд и рай" ‘веденборга; "Џодземное путешествие  ЌиколаЯ  Љлимма"
ѓольберга; "•иромантиЯ" ђоберта ”леда,  †ана  д'ќндажинэ  и  де  ла  амбра;
"Џутешествие в сферу голубого" ’ика;  "ѓород  солнца"  Љампанеллы.  Ћсобенно
излюбленным  был  небольшой  том,  in  octavo,   Directorium   Inquisitorium
доминиканского монаха ќймерика де †иронна; по целым часам ќшер грезил  также
над некоторыми страницами ЏомпониЯ Њелы, где описываютсЯ древние африканские
сатиры.  Ќо  главной,  наиболее  заманчивой  его  усладой   было   постоЯнно
перечитывать любопытную и необычайно редкую  книгу,  in  quarto,  готической
печати, -  молитвенник  какой-то  позабытой  церкви,  -  Viqiliae  Mortuorum
secundum Chorum Ecclesiae Maquntinae.
     Ќевольно Я подумал о странном ритуале, описанном  в  книге,  и  об  его
вероЯтном влиЯнии на ипохондрика, как вдруг однажды вечером  ќшер  отрывисто
сообщил мне, что леди  Њадэлин  уже  нет  в  живых  и  что  он  намерен  (до
окончательного погребениЯ) сохранЯть тело в одном из многочисленных склепов,
расположенных под тЯжелыми стенами зданиЯ. џ  не  чувствовал  себЯ  в  праве
спорить против самого простого довода, высказанного им. "Љак брат, -  сказал
он мне, - Я принЯл такое решение, благодарЯ  необычному  характеру  болезни,
сразившей покойницу, благодарЯ назойливым и усиленным расспросам ее доктора,
а также отдаленности и открытости фамильного склепа". Ќе могу отрицать,  что
когда Я вспомнил зловещее лицо, которое Я встретил на лестнице в первый день
моего приезда,  у  менЯ  пропала  всЯкаЯ  охота  спорить  против  того,  что
представлЯлось мне самой невинной и в то же времЯ отнюдь  не  неестественной
предосторожностью.
     Џо просьбе больного Я сам помог ему устроить это временное  погребение.
’ело было положено в гроб и мы вдвоем отнесли его в место успокоениЯ. ‘клеп,
куда мы положили тело, не открывалсЯ в течение стольких лет, что,  когда  мы
вошли в него, наши факелы наполовину погасли в этой удушливой атмосфере и мы
с трудом могли рассмотреть что-нибудь. ‚  эту  сырость  и  тесноту  не  было
доступа дневному свету. ‘клеп был расположен очень глубоко и как раз под той
частью зданиЯ, где находилась моЯ спальнЯ. ‚ отдаленные  времена  феодализма
он, очевидно, служил  длЯ  иных  худших  целей,  а  позднее  превратилсЯ  из
подземной темницы в складочное место пороха или  каких-нибудь  других  легко
воспламенЯемых веществ, так как  часть  пола  и  всЯ  внутренность  длинного
свода, через который мы пришли сюда, были тщательно обиты  медью.  ЊассивнаЯ
железнаЯ дверь была предохранена подобным же образом. Џовернувшись на  своих
петлЯх,  эта  тЯжелаЯ  громада   издала   какой-то   необыкновенно   резкий,
пронзительный скрип.
     ‘ложив на подставки траурную ношу в этом царстве ужаса,  мы  отодвинули
немного в сторону  еще  незавинченную  крышку  гроба  и  взглЯнули  на  лицо
усопшей. Џоразительное сходство между братом и сестрой только теперь впервые
бросилось мне в глаза, и ќшер, быть может,  угадав  мои  мысли,  пробормотал
несколько слов, из которых Я узнал, что покойница и он были близнецами и что
между ними всегда существовала горЯчаЯ  симпатиЯ,  по  природе  своей  почти
необъЯснимаЯ. Ќаши взоры однако не долго были прикованы к лицу усопшей -  мы
не могли смотреть на него без чувства трепета. Ѓолезнь,  погубившаЯ  леди  в
расцвете юности, как бы в насмешку оставила слабую  краску  на  щеках  и  на
груди  покойницы,  как  это  неизменно  бывает  при  всех  болезнЯх   строго
каталептического характера, а  также  эту  нерешительную,  точно  на  что-то
намекающую, улыбку, которую так ужасно видеть на мертвом лице.  “становив  и
привинтив крышку, мы заперли железную дверь  и,  измученные,  отправились  в
верхние покои, врЯд ли менее мрачные.
     €  вот,  после  нескольких  дней  горькой  печали,  характер  душевного
расстройства, которое угнетало моего друга, заметно изменилсЯ.  €счезла  его
обычнаЯ манера держать себЯ. Ћбычные его занЯтиЯ были заброшены или  забыты.
Ѓесцельно переходил он из комнаты в комнату  быстрыми  и  неровными  шагами.
Ѓледность его лица как будто сделалась еще более призрачной  -  но  лучистый
блеск его глаз совершенно потух. ’он его голоса утратил ту резкость, котораЯ
иногда  слышалась  прежде,  и  ее  место  заступил  трепет  волнениЯ,  точно
продиктованный чувством крайнего ужаса. Ѓыли минуты, когда мне  положительно
казалось, что беспрерывно возбужденный  ум  больного  был  угнетен  какой-то
мучительной тайной, сообщить которую он никак не  решалсЯ.  ‚ременами  же  Я
опЯть приходил к заключению, что все это необъЯснимые причуды  безумиЯ,  так
как по целым часам он смотрел в пространство в позе  глубочайшего  вниманиЯ,
как бы стараЯсь уловить слухом какой-то воображаемый звук.  “дивительно  ли,
что душевное состоЯние моего друга наполнило менЯ страхом - заразило менЯ. џ
чувствовал, как на менЯ медленно ползут, как менЯ неотступно захватывают его
суеверные и властные фантазии.
     Џолную власть таких ощущений Я особенно сильно испытал на  седьмой  или
восьмой день после того, как мы положили труп леди Њадэлин в  склеп.  Џоздно
ночью Я лег спать. Ѓежали мгновениЯ, уходили часы - а сна  все  не  было.  џ
старалсЯ трезвыми рассуждениЯми утишить нервную ажитацию, охватившую менЯ. џ
говорил себе, что, вероЯтно, многое из того, что Я чувствовал,  если  только
не все, было навеЯно чарами мрачной обстановки - этими темными и оборванными
драпри, которые, как  бы  неохотно  повинуЯсь  дыханию  зарождающейсЯ  бури,
порывами вздрагивали на стенах и скорбно шелестели вкруг резного алькова. Ќо
тщетны были мои усилиЯ. Ќеотступный страх все более проникал в мою  душу,  и
наконец беспричиннаЯ тревога налегла  мне  на  сердце  тЯжелым  кошмаром.  џ
сделал усилие,  стрЯхнул  его,  приподнЯл  голову  от  подушки  и,  устремив
пронзительный взглЯд в темноту, стал прислушиватьсЯ - сам  не  знаю  почему,
быть может, инстинктивно  -  к  каким-то  глухим  и  неопределенным  звукам,
которые долетали неизвестно откуда, с большими паузами, в промежутки,  когда
бурЯ затихала. Ћхваченный острым чувством ужаса, непонЯтного и невыносимого,
Я быстро накинул на себЯ платье (Я знал, что мне уж не уснуть) и, принЯвшись
быстро шагать взад и вперед по комнате, старалсЯ  вывести  себЯ  из  жалкого
состоЯниЯ, охватившего менЯ так неожиданно.
     Ќо едва Я прошелсЯ таким образом несколько раз, как внимание  мое  было
привлечено мЯгкими шагами, послышавшимисЯ на одной из  соседних  лестниц.  џ
тотчас же узнал, что это ќшер. —ерез мгновение он слегка  постучалсЯ  в  мою
дверь и вошел с лампой в руке. ‹ицо его было по обыкновению мертвенно-бледно
- но, кроме того, в его глазах было какое-то выражение бешеной  веселости  -
все черты носили Явную печать сдержанного истерического возбуждениЯ. …го вид
ужаснул менЯ - но, что бы ни случилось, все, все было предпочтительнее  того
одиночества, которое Я так долго выносил, и, когда он вошел, Я  почувствовал
некоторое облегчение.
     "€ вы не видали? -  резко  проговорил  он,  после  того  как  несколько
мгновений безмолвно и пристально смотрел вокруг себЯ. - ’ак вы не видали? Ќо
постойте! сейчас!"
     ’щательно загородив лампу, он бросилсЯ к одному из окон, которое  можно
было открывать, и распахнул его настежь - в бурю и тьму.
     ‚ихрь, с страшным бешенством ворвавшийсЯ в комнату, чуть  не  приподнЯл
нас с полу. ЃурнаЯ, мрачно-прекраснаЯ  ночь  была,  по  истине,  безумной  и
необычайной в своем ужасе и в своей красоте. Ќе  было  сомнениЯ,  что  смерч
собрал все свои силы гденибудь неподалеку от нас, потому что  в  направлении
ветра были  частые  и  резкие  перемены,  и  поразительнаЯ  густота  облаков
(висевших так низко, что они как бы давили своей тЯжестью башенки  дома)  не
мешала нам видеть, как они мчатсЯ с Яростной быстротой, друг  на  друга,  со
всех концов, собираЯсь и не убегаЯ в пространство.
     џ говорю, что даже их поразительнаЯ густота не мешала нам видеть это  -
между тем не было проблеска звезд или месЯца -  не  было  ни  одной  вспышки
молнии. Ќо нижнЯЯ поверхность возмущенных  паров,  выраставших  исполинскими
клубами, а также и все  земные  предметы,  непосредственно  нас  окружавшие,
блистали неестественным светом газовых испарений, которые окутывали весь дом
саваном, слабо мерцавшим и совершенно Явственным.
     "‚ы не должны смотреть на это - не смотрите, не смотрите! - вскричал Я,
весь дрожа, и, с ласковым насилием отведЯ своего друга от окна, усадил его в
кресло. - ‡ачем вы так волнуетесь? ‚едь все это не более, как  электрический
феномен, не представлЯющий из себЯ ничего особенного,  а,  может  быть,  это
мрачное зрелище обусловлено нездоровыми миазмами,  выделЯющимисЯ  из  пруда.
„авайте закроем окно. •олодный воздух вреден длЯ  вас.  ‚от  здесь  один  из
ваших излюбленных романов. џ  буду  читать,  а  вы  слушайте;  и  мы  вместе
проведем эту ужасную ночь".
     ‚етхий том, который Я взЯл, называлсЯ "Mad Trist"  и  принадлежал  перу
сэра ‹анчелота Љэннинга. Ќо назвав эту книгу излюбленной книгой моего друга,
Я хотел сказать скорее горькую шутку, нежели  что-нибудь  серьезное;  ибо  в
наивной  и   неуклюжей   болтливости   этого   романа   было   весьма   мало
привлекательного длЯ его  высокого  и  идеального  ума.  ќто  была,  однако,
единственнаЯ книга, находившаЯсЯ под рукой, и Я лелеЯл смутную надежду,  что
возбуждение,  которое  переживал  ипохондрик,  немного   улЯжетсЯ   (историЯ
мозговых расстройств полна  таких  аномалий)  именно  в  силу  преувеличений
безумных  фантазий,  рассказанных  в  данном  произведении.  ‘удЯ  по   тому
странному и напрЯженному вниманию, с  которым  больной  слушал  чтение,  или
притворЯлсЯ, что слушал, Я мог поздравить себЯ с успехом.
     џ дошел до той известной  сцены,  где  герой  повествованиЯ,  ќсельред,
после тщетных попыток найти мирный  доступ  в  жилище  отшельника,  решаетсЯ
проникнуть туда силой. Љак читатель может припомнить, слова рассказа в  этом
месте таковы:
     "€ ќсельред, обладавший от природы сердцем мужественным и бывший  тогда
весьма силен от могущества выпитого им вина, не стал больше ждать  да  вести
переговоры с отшельником, как видно коварным и упорным, но чувствуЯ  у  себЯ
за плечами дождь и думаЯ, как бы не  разыгралась  бурЯ,  взмахнул  он  своей
палицей и двумЯ-тремЯ ударами пробил отверстие в двери и просунул туда руку,
одетую в железную перчатку; и изо всей  силы  дернул  он  к  себе  дверь,  и
треснула она, и расщепилась, и разлетелась в куски, и треск и  шум  раздалсЯ
кругом, и глухое эхо прокатилось в лесу".
     Ћкончив  этот  отрывок,  Я  сделал  минутную  паузу  и  вздрогнул:  мне
показалось (хотЯ Я тотчас же заключил, что  это  обман  моего  расстроенного
воображениЯ) - мне показалось, что издалека, из самой отдаленной части дома,
до слуха моего донессЯ неЯсный звук, как бы заглушенное подавленное эхо того
самого треска и грохота, которые так подробно описал сэр ‹анчелот.  ‚нимание
мое, несомненно, было привлечено именно этим совпадением; потому  что  среди
треска оконниц и обычного смутного шума все возраставшей бури, звук  сам  по
себе, конечно, не заключал в себе ничего, что могло бы  заинтересовать  менЯ
или смутить.
     џ продолжал чтение:
     "Ќо славный  рыцарь  ќсельред,  войдЯ  через  дверь,  был  разгневан  и
изумлен, видЯ, что коварного отшельника  нет  и  в  помине,  а  вместо  него
дракон, покрытый чешуей и вида чудовищного, и с  огненным  Языком,  сторожит
золотой дворец с серебрЯной дверью; и на  стене  там  видел  щит  из  желтой
блестЯщей меди, а на нем круговаЯ надпись:
 
                  Љто дверь разбил, победителем был; 
                  Љто дракона убьет, тот щит себе возьмет. 
 
     ‚змахнул ќсельред своей палице и ударил дракона в  голову  и  тот  упал
перед ним и испустил свой заразный дух, с криком таким страшным, и  с  таким
пронзительным, что ќсельред должен был плотно закрыть себе уши руками, чтобы
предохранить себЯ от  страшного  шума,  подобного  которому  он  никогда  не
слыхал".
     ‡десь Я опЯть быстро остановилсЯ, и на этот  раз  с  чувством  крайнего
изумлениЯ - ибо не было ни малейшего сомнениЯ, что  теперь  Я  действительно
слышал звук (откуда он доносилсЯ, Я не мог определить), звук заглушенный  и,
очевидно, далекий, но резкий,  протЯжный  и  необыкновенно  пронзительный  -
совершенный двойник того неестественного крика, с которым  умер  легендарный
дракон и который уже был создан в моей фантазии.
     Џри этом втором и совершенно  непостижимом  совпадении,  Я  был  смущен
целым множеством противоречивых ощущений, среди  которых  удивление  и  ужас
были господствующими; но все же у менЯ  нашлось  еще  настолько  присутствиЯ
духа, что Я не сделал никакого замечаниЯ, боЯсь возбудить чуткую нервозность
моего товарища. џ отнюдь не думал, что он слышал данные звуки, хотЯ, правда,
страннаЯ перемена произошла в его  внешнем  виде  за  эти  немногие  минуты.
ђаньше он сидел против менЯ, потом, мало-помалу повертываЯсь на  кресле,  он
обратилсЯ лицом прЯмо к двери; таким образом, теперь Я  мог  только  отчасти
видеть черты его лица, но Я заметил, что губы его дрожали, точно  он  что-то
беззвучно шептал. ѓолова его свесилась на грудь, но мне было видно,  что  он
не спал, по его профилю можно было судить, что глаза его широко  раскрыты  и
смотрЯт пристальным взглЯдом. Љроме того, самое движение его тела  исключало
мысль о сне - он качалсЯ из стороны в сторону, чуть заметно, но неустанно  и
однообразно.  Ѓыстро  подметив  все  это,  Я  продолжал  повествование  сэра
‹анчелота.
     "€ тут-то мужественный  рыцарь,  избегнув  страшной  Ярости  дракона  и
вспомнив о медном щите  и  о  разрушенном  волшебстве,  что  было  над  ним,
отодвинул с дороги труп и смело подошел по  серебрЯному  полу  к  стене,  на
которой висел щит; и еще не успел он подойти вплоть, как щит сам упал к  его
ногам на серебрЯный пол со страшным дребезжанием и тЯжелым грохотом".
     …два замерли в  воздухе  эти  слова,  как  вдруг  -  точно  медный  щит
действительно упал в этот момент на серебрЯный пол -  Я  услышал  Явственный
повторный  удар,  металлический,  гулкий  и   дребезжащий,   но,   очевидно,
заглушенный. ‚не себЯ, Я вскочил с места, но ќшер как ни  в  чем  не  бывало
продолжал ритмически покачиватьсЯ. џ бросилсЯ к креслу, на котором он сидел.
…го глаза смотрели неподвижно, все черты застыли в каменном спокойствии.  Ќо
лишь только Я положил свою руку к нему на плечо, по всему телу его пробежала
судорожнаЯ дрожь; жалкаЯ улыбка  затрепетала  на  его  губах,  и  Я  услыхал
быстрый невнЯтный шепот; комкаЯ слоги, ќшер говорил тихо-тихо и  как  бы  не
сознавал моего присутствиЯ. Ќаклонившись над  ним,  к  самому  его  лицу,  Я
проник наконец в чудовищный смысл его слов:
     "Ќе слышите? - да, а Я слышу, и _раньше_  слышал.  „авно-давно-давно  -
шли минуты, и часы, и дни - Я  слышал  -  но  Я  не  смел  -  о,  сжальтесь,
сжальтесь надо мной! - Я не смел - Я не _смел_ говорить! _Њы  похоронили  ее
заживо!_ ђазве Я не говорил, что мои чувства остры? џ говорю вам  теперь,  Я
слышал, как она в первый ра