 тусклым светом, падавшим с застекленного потолка, все  стоЯли
неподвижно,  избегаЯ  смотреть  друг  на  друга,  и   слушали   в   полном
замешательстве.
   - Џисьмо тоже прочесть? - с улыбкой спросил Џишераль; его все это  Явно
забавлЯло.
   - —итайте и письмо, - ответил ќпеншар.
   Ќо при первых же словах послышалось:
   - „овольно!.. „овольно!.. Џерестаньте!..
   ’еперь  они  краснели  из-за  посланиЯ  ђотру,   подложность   которого
бросалась в глаза. Џросто школьническаЯ  подделка:  неправильные  обороты,
половина слов в то времЯ неизвестных... Љакое ослепление! Љак они могли!..
   - €так, вы видите, господа, что было бы крайне  несправедливо  обвинЯть
нашего несчастного  собрата...  -  заговорил  ќпеншар  и,  повернувшись  к
непременному секретарю, стал  заклинать  его  отказатьсЯ  от  скандального
процесса, который затронет честь всей Ђкадемии и даже великого кардинала.
   Ќо ни пылкость этой речи, ни эффектность жеста, которым  оратор  указал
на  пелерину  кардинала-основателЯ,  не  могли  сломить  дикое   упрЯмство
Ђстье-ђею; выпрЯмившись во весь рост, он стоЯл  посреди  зала  у  столика,
служившего трибуной длЯ  сообщений  и  докладов,  и,  непоколебимый,  сжав
кулаки, словно опасаЯсь, что  его  волю  могут  вырвать  у  него  из  рук,
твердил:
   - Ќичто, слышите, ничто не изменит моего решениЯ!
   € его толстые сдвинутые пальцы гневно стучали по дереву стола.
   - Ћ господа! џ и так медлил, Я сделал слишком много уступок такого рода
соображениЯм... Џоймите же, что  мой  "ѓалилей"  менЯ  душит,  у  менЯ  не
хватает средств скупить его, и Я вижу его на витринах  книгопродавцев  под
моим именем,  свидетельствующим  о  моем  сообщничестве  с  подделывателем
документов.
   ’ак чего же он  хотел?  ‘обственными  руками  вырвать  эти  запЯтнанные
страницы из своей книги, предать их  публичному  сожжению.  ‚озможность  к
этому предоставит ему процесс.
   - ‚ы говорите, что нас подымут на смех, но ЂкадемиЯ  стоит  высоко,  ей
это не страшно. Ђ Я,  разоренный,  осмеЯнный,  смогу  гордитьсЯ  тем,  что
сберег свое имЯ, свой труд и  достоинство  истории.  Ќа  большее  Я  и  не
претендую.
   ‘квозь напыщенность его речи слышались искренность и прЯмота, звучавшие
диссонансом в этой среде, привыкшей сглаживать острые  углы  мЯгкими,  как
вата, компромиссами и условностЯми.
   ‚незапно педель объЯвил:
   - —етыре часа, господа!..
   —етыре часа! Ђ относительно похорон ђипо-Ѓабена еще ничего окончательно
не решено.
   - ‚ самом деле!.. Ѓедный  ђипо-Ѓабен!..  -  насмешливым  тоном  заметил
„анжу.
   - Ћн-то умер вовремЯ! - мрачно изрек ‹анибуар.
   Ќо его острота пропала даром. Џедель кричал; "Џо  местам,  господа!..",
председатель звонил в колокольчик, по правую  руку  от  него  занЯл  место
хранитель печати „еминьер, а по левую - непременный  секретарь  Ђстье-ђею,
овладев собой, спокойно читал отчет похоронной комиссии  под  несмолкавшее
шушуканье присутствующих и под стук бившего по стеклам града.
   - Љак вы сегоднЯ поздно! - проворчала Љорантина, открываЯ барину дверь.
Ќа нее дворец Њазарини не производил никакого впечатлениЯ. - ‚аш  сынок  у
вас в кабинете, и барынЯ с ним...  Џроходите  через  архив...  ‚  гостиной
полно народу.
   ‡ловеще выглЯдел этот архив с разобранными полками, словно после  кражи
или пожара. Ђстье-ђею в последнее времЯ избегал входить туда, теперь же он
прошел через него, высоко поднЯв голову, гордЯсь принЯтым решением,  своим
заЯвлением, только  что  сделанным  в  Ђкадемии.  Џосле  такого  огромного
напрЯжениЯ воли и проЯвленного мужества ему стало отрадно и тепло на  душе
при мысли, что сын ждет его.  Ћн  не  видел  ЏолЯ  со  днЯ  дуэли,  когда,
охваченный тревогой, смотрел на  своего  мальчика,  лежавшего  в  постели,
белее простыни, и теперь он шел  к  нему  с  радостным  чувством,  готовый
широко раскрыть объЯтиЯ, привлечь его к себе и крепко-крепко молча прижать
к своему сердцу. Ќо как только он вошел и увидел  сына  рЯдом  с  матерью,
заметил,  что  они  шепчутсЯ,  не  поднимаЯ  глаз,  с  обычным   длЯ   них
таинственным видом сообщников, порыв его мгновенно утих.
   - „а входите же, боже мой! - крикнула г-жа Ђстье; она уже надела шлЯпу:
видимо, собиралась уходить. Џотом полушутЯ-полусерьезно, точно представлЯЯ
незнакомца, добавила; - Њой друг... граф Џоль Ђстье!
   - ‡дравствуйте, дорогой мэтр! - произнес Џоль и поклонилсЯ.
   Ђстье-ђею смотрел на них обоих, хмурЯ свои мохнатые брови.
   - ѓраф Џоль Ђстье?
   Њолодой человек, все такой же красивый, загоревший  после  полугодового
пребываниЯ на свежем воздухе, сообщил,  что  он  приобрел  титул  римского
графа, не столько длЯ себЯ, сколько ради той  особы,  котораЯ  согласилась
носить его имЯ.
   - ’ы женишьсЯ?.. - спросил отец с возрастающим недоверием. - Ќа ком?
   - Ќа герцогине Џадовани.
   - ’ы с ума сошел!.. ѓерцогинЯ на двадцать пЯть  лет  старше  тебЯ!..  Ђ
потом... Ђ потом... - Ћн колебалсЯ, подыскиваЯ более учтивое выражение,  и
наконец резко сказал: - Ќа женщине, котораЯ, как всем известно, в  течение
нескольких лет принадлежала другому мужчине, не женЯтсЯ.
   - Ќо это не мешало нам, кстати сказать, регулЯрно обедать в ее  доме  и
пользоватьсЯ ее услугами, - прошипела, закинув  голову,  готоваЯ  к  атаке
г-жа Ђстье.
   Ќе отвечаЯ жене, даже не глЯдЯ на нее, словно считаЯ, что она не  может
быть судьей в вопросах чести, старик приблизилсЯ к сыну и сказал убежденно
и сердечно, причем от волнениЯ щеки у него прыгали:
   - Ќе делай этого, Џоль!.. ђади  имени,  которое  ты  носишь,  не  делай
этого, мой мальчик, прошу тебЯ!
   Ћн схватил сына за плечо и в порыве нежных чувств стал трЯсти  его.  Ќо
молодой человек высвободилсЯ: он не любил проЯвлений чувствительности.
   - џ не нахожу... џ  держусь  иного  мнениЯ...  -  защищалсЯ  он  общими
фразами.
   Џеред  непроницаемостью  этого  лица,  перед  этим  бегающим  взглЯдом,
чувствуЯ, как далек от него сын, старик на  правах  главы  семьи  невольно
повысил голос. Ќо, подметив улыбку, которой обменЯлись сын  с  матерью,  -
новое  доказательство  их  соучастиЯ  в  совершаемой  подлости!  -  ‹еонар
окончательно вышел из себЯ. Ћн гремел, неистовствовал, угрожал, что  будет
протестовать публично, напишет в газетах, что заклеймит их обоих, и мать и
сына, в своих книгах. ќта угроза, по  его  мнению,  была  самой  страшной.
Љогда он говорил о каком-нибудь персонаже давно минувших лет: "џ заклеймил
его в моих книгах!" - ему казалось, что ни одна кара не идет в сравнение с
этой. Ћднако на обоих союзников эта угроза не подействовала.  ѓ-жа  Ђстье,
привыкшаЯ к ней почти так же, как к перетаскиванию сундука  по  коридорам,
ограничилась тем, что сказала, застегиваЯ перчатки:
   - Ќе забывайте, что рЯдом все слышно.
   € действительно: несмотрЯ на закрытую дверь и  спущенные  портьеры,  из
гостиной доносилсЯ гул голосов.
   ‘ трудом сдерживаЯ гнев, ‹еонар Ђстье  протЯнул  указательный  палец  к
самому лицу сына и прохрипел:
   - ‘лушай менЯ внимательно, Џоль: если то, о чем ты говоришь, свершитсЯ,
мы с тобой больше не увидимсЯ! џ не буду у тебЯ  на  свадьбе  и  не  желаю
видеть тебЯ у своего смертного ложа... ’ы мне больше не сын... џ  запрещаю
тебе переступать порог моего дома, Я проклинаю тебЯ!
   Џоль, отодвинувшись, потому  что  палец  почти  дотрагивалсЯ  до  него,
невозмутимо ответил:
   - ‡наете, дорогой отец, проклинать, благословлЯть - это уже не  принЯто
в домашнем быту. „аже в театре больше не проклинают и не благословлЯют.
   - Ќо зато еще бьют, негодЯй! - зарычал старик и занес руку.
   ЏослышалсЯ гневный окрик матери: "‹еонар!.." - а между тем Џоль  ловким
приемом боксера отклонил удар так же спокойно, как если бы это происходило
в зале Љейзера, и, не выпускаЯ отведенной вниз руки отца, прошептал:
   - Ќет, нет, этого уж Я не позволю!
   ‘тарый овернец в бешенстве пыталсЯ высвободитьсЯ, но, как он ни был еще
силен, его противник оказалсЯ сильнее. € в эту страшную минуту, когда отец
и  сын  стоЯли  друг  против  друга  с  лицами,  искаженными   ненавистью,
обмениваЯсь взглЯдами убийц,  дверь  из  гостиной  приоткрылась  и  в  ней
показалось  младенчески  добродушное,  улыбающеесЯ  лицо  дородной   дамы,
разукрашенной перьЯми и цветами.
   - Џростите, дорогой мэтр! Њне нужно вам  сказать  два  слова...  Ђх,  и
Ђделаида здесь!.. € господин Џоль!.. Ћчаровательно!.. Ѓожественно!.. Ћх!..
Ђх!.. ‘емейнаЯ картина!..
   ‚ самом деле, это была семейнаЯ картина,  вернее,  картина  современной
семьи, расколотой глубокой трещиной. ќта трещина  проходит  сверху  донизу
сквозь все европейское общество, подрываЯ принципы иерархии и  авторитета,
и она особенно грозна здесь, под величественным куполом  дворца  Њазарини,
где производитсЯ оценка семейных и всЯких иных традиционных  добродетелей,
где за них выдаютсЯ награды.


        16

   ‚ восьмой камере, где должно было слушатьсЯ дело  Ђльбена  ”ажа,  после
бесконечного следствиЯ и вмешательства влиЯтельных  лиц,  которые  ставили
всЯческие препоны судопроизводству, давка была необычайнаЯ. Ќикогда в этой
зале уголовного суда с выцветшими голубыми стенами и полинЯвшей  позолотой
на карнизах, пропитанной запахом нищеты и человеческого пота, не теснилось
на грЯзных скамьЯх, не толпилось  в  проходах  столько  нарЯдной  светской
публики, ни разу не видели здесь столько отделанных цветами шлЯп,  столько
весенних нарЯдов от знаменитых портных, выделЯвшихсЯ среди  черных  тог  и
беретов судей и  адвокатов.  ‹юди  все  прибывали,  двери  не  переставали
хлопать под напором бурного потока любопытных, тусклый свет,  падавший  на
площадку лестницы, освещал головы, прижатые одна к другой, высоко поднЯтые
и все же тЯнувшиесЯ вверх.
   ‚езде  знакомые,  архизнакомые,  надоевшие   так,   что   хоть   плачь,
завсегдатаи парижских празднеств, пышных похорон и первых представлений: и
Њаргарита Ћже в авангарде, и маленькаЯ графинЯ ”одер, и красавица ѓенри из
американской миссии. Ђ за ними академические жрицы: г-жа  Ђнселен,  всЯ  в
лиловом, под  руку  со  старейшиной  адвокатов  ђавераном;  г-жа  ќвиза  -
настоЯщий куст роз, окруженнаЯ черным  жужжащим  роем  молодых  начинающих
адвокатов,  а  позади  трибунала,  на  местах,  отведенных  длЯ  избранной
публики, - „анжу. Ћн стоЯл, скрестив  руки,  возвышаЯсь  над  собранием  и
судьЯми, выставлЯЯ напоказ на фоне  окна  свой  резко  очерченный  профиль
старого актера,  который  сорок  лет  подрЯд  мелькает  всюду,  -  образец
светской банальности в ее  самом  скучном  выражении.  Љроме  Ђстье-ђею  и
барона ћшенара, вызванных  в  качестве  свидетелей,  он  был  единственным
академиком, имевшим смелость  ЯвитьсЯ  в  суд,  не  убоЯвшимсЯ  даже  речи
защитника Ђльбена ”ажа, заЯдлого насмешника Њаржери, который  одним  своим
гнусавым голосом возбуждал хохот публики и судей.
   Ѓудет над чем посмеЯтьсЯ! ќто чувствовалось в  воздухе,  угадывалось  в
шаловливо склоненных судейских беретах, в блеске глаз, в многозначительных
взглЯдах   и   улыбках,   которыми   издали   обменивались   между   собой
присутствующие.  ‘только   забавных   историй   передавалось   в   публике
относительно любовных похождений горбуна, только что  занЯвшего  место  на
скамье подсудимых!  “родец,  поднЯв  длинную  напомаженную  голову,  из-за
решетки окинул зал одним из тех Ястребиных взглЯдов,  в  значении  которых
никогда не ошибаютсЯ женщины.  ђассказывали  о  каких-то  компрометирующих
письмах, об объЯснениЯх, представленных обвинЯемым, о том, что  он  назвал
имена двух-трех светских львиц, - имена, всем известные,  фигурирующие  во
всех грЯзных делах. Ћдин экземплЯр этой объЯснительной  записки  переходил
из рук в руки на скамье  журналистов:  то  была  наивнаЯ  и  претенциознаЯ
автобиографиЯ,  в  которой  глупое  бахвальство  уродца  переплеталось   с
тщеславием самоучки, но  в  которой  не  было  ни  намека  на  ожидавшиесЯ
разоблачениЯ.
   ”аж сообщал господам судьЯм, что родилсЯ он близ ‚асси (‚ерхнЯЯ  Њарна)
и был прЯмой, как все люди,  -  это  утверждает  каждый  горбун,  -  но  в
пЯтнадцать лет упал с лошади, повредил себе позвоночник и  стал  горбатым.
Љак  большинство  калек,  он  медленно  развивалсЯ  в  половом  отношении,
влечение к женщинам Явилось у него поздно, но овладело  им  с  невероЯтной
силой. ќто было в то времЯ, когда он  работал  у  одного  книгопродавца  в
пассаже Џанорам. “родство мешало его победам,  и  он  стал  искать  способ
заработать много денег. €сториЯ его похождений, чередуЯсь с повествованием
о подлогах, о приемах, к которым он прибегал, о составе чернил,  обработке
пергамента, пестрела следующими  названиЯми  глав:  "ЊоЯ  перваЯ  жертва",
"Ђнжелика-брошюровщица",  "‡а  пунцовую  ленту",  "„еревенскаЯ   Ярмарка",
"‡накомство  с  Ђстье-ђею",   "’аинственные   чернила",   "‚ызов   химикам
”ранцузской академии".
   —тение этой записки вызвало недоумение: как мог  непременный  секретарь
”ранцузской академии, а  вместе  с  ним  официальнаЯ  наука  и  литература
позволить так себЯ дурачить в продолжение  двух-трех  лет  невежественному
калеке, набившему себе голову всЯким библиотечным хламом, обрывками  плохо
переваренных книг? ‚ этом-то и  заключалсЯ  комизм  дела  Ђльбена  ”ажа  и
причина такого стечениЯ публики. ‹юди Явились сюда посмотреть на Ђкадемию,
пригвожденную  к  позорному  столбу  в  лице   Ђстье-ђею,   которого   все
присутствующие  искали  глазами  в  первом  рЯду  свидетелей.   Ћн   сидел
неподвижно, погруженный в свои мысли, еле отвечал, не поворачиваЯ  головы,
на льстивые пошлости ”рейде, стоЯвшего сзади него в  черных  перчатках,  с
широким крепом на шлЯпе: он носил траур  по  только  что  умершей  сестре.
‚ызванный в  качестве  свидетелЯ  со  стороны  защиты,  милейший  кандидат
боЯлсЯ, как бы это не повредило ему во мнении учителЯ, и он  оправдывалсЯ,
объЯснЯЯ, что встречал этого прохвоста у ‚едрина. Ќо  шепот  его  тонул  в
шуме залы, в монотонном гудении суда, вызывающего стороны и  сбывающего  с
рук одно дело за другим под непрестанно повторЯющиесЯ возгласы:  "Ћтложить
на неделю, отложить  на  неделю!.."  ќти  восклицаниЯ  падали,  как  удары
гильотины, обрываЯ возражениЯ  адвокатов  и  жалобные  мольбы  несчастных,
раскрасневшихсЯ, утиравших пот  со  лба  перед  решеткой:  "Ќо  позвольте,
господин председатель..." "Ћтложить на неделю!.."
   Џорой в  глубине  залы  раздавалсЯ  отчаЯнный  вопль,  руки  растерЯнно
поднимались.
   - џ здесь, господин председатель!.. ’олько  не  могу  подойти!..  Ћчень
много народа!
   - Ћтложить на неделю!
   Љому довелось быть свидетелем таких проЯвлений усердиЯ, такой  быстроты
в работе символических весов,  тот  навсегда  сохранит  высокое  мнение  о
правосудии. ‘ловно присутствуешь при отпевании "на почтовых" какого-нибудь
нищего свЯщенником чужого прихода.
   Ќаконец председатель провозгласил:
   - „ело Ђльбена ”ажа!
   ЊертваЯ тишина водворилась не только в зале, но и на лестнице, где люди
влезали на скамейки, чтобы лучше видеть. ‡атем после  краткого  бормотаниЯ
перед судейским столом свидетели один за другим потЯнулись  между  тесными
рЯдами тог в отведенную длЯ них унылую залу, пустую и мрачную, с  каменным
стершимсЯ  полом,  выходившую  окнами  в  узенький  переулок.   Ђстье-ђею,
которого должны были вызвать первым, не вошел туда, он шагал взад и вперед
по темному коридору между залами. ”рейде хотел остатьсЯ с ним, но он глухо
сказал:
   - Ќет, нет!.. Ћставьте менЯ... џ хочу побыть один!..
   ‘конфуженному кандидату пришлось присоединитьсЯ  к  другим  свидетелЯм:
разбившись на маленькие группы, они беседовали между  собой.  ‡десь,  были
барон  ћшенар,  палеограф  Ѓос,  химик   „ельпеш,   эксперты-графологи   и
хорошенькие девицы, чьи портреты украшали стены в комнате Ђльбена ”ажа,  -
они безмерно радовались рекламе, которую создаст им этот  процесс,  громко
хохотали,  демонстрировали  свои  умопомрачительные  шлЯпки,  составлЯвшие
резкий контраст с  полотнЯным  чепцом  и  вЯзенками  находившейсЯ  тут  же
привратницы ‘четной палаты. ‚едрин был тоже вызван в суд; ”рейде подсел  к
нему на широкий подоконник открытого окна. Џопав в  круговорот,  унесенные
двумЯ встречными потоками, которые так легко  разлучают  в  Џариже  людей,
товарищи не видались с прошлого  лета  и  свиделись  только  на  похоронах
беднЯжки  †ермен.  ‚едрин  пожимал  руки  своему  другу,  расспрашивал   о
здоровье, душевном состоЯнии  после  постигшего  его  несчастьЯ.  Љандидат
пожал плечами:
   - ’Яжко, конечно, но что прикажешь делать! џ примирилсЯ...
   ‚едрин вытаращил глаза, потрЯсенный таким диким эгоизмом.
   -  —ерт  возьми!  ’ы  только  подумай:  два  раза  за  год   они   менЯ
проваливают!..
   …динственным настоЯщим постигшим ”рейде несчастьем был его  провал  при
баллотировке на кресло ђипо-Ѓабена, ускользнувшее от него так  же,  как  и
кресло ‹уазильона... Ќаконец он догадалсЯ и глубоко вздохнул...  Ђх  да!..
…го †ермен... Њного ей было хлопот в последнюю зиму из-за этих злополучных
выборов... „ва званых обеда в неделю; до  двенадцати,  до  часа  ночи  она
разъезжала на своем кресле с одного конца гостиной на другой. Ћна положила
на это свои последние силы, она отдалась борьбе с еще большим  увлечением,
с еще большим подъемом, чем брат. € перед смертью,  перед  самой  смертью,
когда она уже не могла говорить, ее бедные, сведенные судорогой пальцы еще
что-то подсчитывали, теребЯ простыню.
   - „а, милый мой, она скончалась, занимаЯсь  подсчетами,  взвешиваЯ  мои
шансы на это проклЯтое кресло... Ѓоже мой!  •отЯ  бы  только  ради  нее  Я
добьюсь этого кресла, попаду в Ђкадемию наперекор  им,  в  памЯть  дорогой
покойницы.
   Ћн внезапно остановилсЯ, затем изменившимсЯ, упавшим голосом добавил:
   - ‚прочем, Я не знаю, длЯ чего Я тебе это говорю... Ќо, с тех  пор  как
они вбили мне это в голову, Я уже ни о чем другом не могу думать... ‘естра
моЯ умерла, а  Я  почти  ее  не  оплакивал...  Ќадо  было  делать  визиты,
"вымаливать кресло  в  Ђкадемии",  как  кто-то  выразилсЯ.  џ  сохну...  Я
гибну... ќто настоЯщее безумие...
   ђезкость слов, взволнованный тон, придававший им еще большую едкость, -
все это было так не похоже на ”рейде, обычно такого  кроткого,  любезного,
жизнерадостного.  ђастерЯнный  взглЯд,  страдальческаЯ  морщина  на   лбу,
горЯчие ладони изобличали  страсть,  манию.  Ћднако  встреча  с  ‚едрином,
казалось,  подействовала  на  него  благотворно,  он  стал   расспрашивать
приЯтелЯ с неподдельной сердечностью:
   - —то поделываешь?.. Љак поживаешь?.. Љак жена, дети?
   •удожник отвечал со своей обычной спокойной улыбкой.  ‘лава  богу,  все
семейство чувствует себЯ прекрасно. Њалютку собираютсЯ  отнЯть  от  груди.
Њальчишка все так же красив и с прежним нетерпением ждет столетиЯ  старика
ђею. Ђ сам он работает. „ве картины выставил в ‘алоне в этом году. €х  там
неплохо поместили, и проданы они  были  довольно  выгодно.  ‡ато  один  из
кредиторов, столь же неосторожный,  сколь  и  свирепый,  сцапал  за  долги
паладина, и паладин, перекочевываЯ с места на  место,  загромоздив  сперва
нижний этаж великолепного дома на ђимской, переехав  потом  на  конюшню  в
Ѓатиньоль, теперь попал в коровник в ‹евалуа, куда они всей  семьей  времЯ
от времени ходЯт навещать его.
   - ‚от она, слава! - добавил, смеЯсь,  ‚едрин,  но  тут  пристав  вызвал
свидетелЯ Ђстье-ђею.
   ‘илуэт непременного секретарЯ на мгновение обрисовалсЯ в пыльной полосе
света, падавшего из окна судейской залы. Ђстье держалсЯ прЯмо и  спокойно,
только спина его, за которой он не следил, и широкие  вздрагивающие  плечи
выдавали его глубокое волнение.
   - Ѓедный Љрокодил! - прошептал скульптор. - Ћн  проходит  через  тЯжкие
испытаниЯ... ќта историЯ с автографами, женитьба сына...
   - Џоль Ђстье женилсЯ?
   - ’ри днЯ тому назад,  на  герцогине...  Ќечто  вроде  морганатического
брака. Џрисутствовали мамаша молодого человека, четыре свидетелЯ, а больше
никого не было. Ѓез менЯ, разумеетсЯ, не обошлось: какой-то рок заставлЯет
менЯ быть участником всех событий в семье Ђстье.
   ‚едрин рассказал, как он был потрЯсен, увидев в  зале  мэрии  герцогиню
Џадовани, бледную как смерть, отчаЯвшуюсЯ, в  ореоле  седых  волос,  своих
чудесных волос, которые она уже не считала нужным красить. ђЯдом с ней его
сиЯтельство Џоль Ђстье, улыбающийсЯ, холодный и все такой  же  красивый...
‚се молча смотрЯт друг на друга, не знают, что сказать.  Ќаконец  один  из
чиновников мэрии, взглЯнув на старых  дам,  счел  своим  долгом  заметить,
расшаркиваЯсь с любезной улыбкой: "Њы ждем невесту..." "Ќевеста здесь",  -
ответила герцогинЯ, приближаЯсь с высоко поднЯтой головой.
   - €з мэрии, где дежурный помощник  мэра  был  настолько  тактичен,  что
воздержалсЯ от какой-либо речи, мы поехали в монастырь на  улице  ‚ожирар.
ЂристократическаЯ церковь, всЯ  вызолоченнаЯ,  убраннаЯ  цветами,  залитаЯ
светом Ярко горЯщих люстр,  -  и  ни  одной  души.  ’олько  новобрачные  и
свидетели,  разместившиесЯ  в  одном  рЯду  стульев,  слушали,   как   его
высокопреосвЯщенство папский нунций Ђдриани бормотал  под  нос  длиннейшую
проповедь, читаЯ ее по книге с раскрашенными картинками. €  до  чего  было
забавно, когда этот светского вида  прелат,  с  длинным  носом  и  тонкими
губами, в лиловой, обтЯгивающей его худые плечи пелерине, говорил о "чести
супруга", о "юных прелестЯх супруги",  искоса  бросаЯ  ехидный  и  злобный
взглЯд на жалкую чету, преклонившую колена на бархатной скамейке! Џотом  -
выход из  церкви,  холодное  прощание  под  сводами  монастырька  и  вздох
облегчениЯ,  вырвавшийсЯ  у  герцогини:   "‘лава   богу!   Љончилось!"   -
вырвавшийсЯ с такой безнадежностью, словно она измерила глубину пропасти и
бросаетсЯ в нее с открытыми  глазами,  только  чтобы  сдержать  данное  ею
слово.
   - „а, немало Я видел на своем веку мрачного и прискорбного, - продолжал
‚едрин, - но ничто менЯ так не потрЯсло, как свадьба ЏолЯ Ђстье.
   - Ќу и негодЯй же наш молодой друг! - сквозь зубы процедил ”рейде.
   - „а, это один из наших красивых struggle for lifer'ов.
   ‘кульптор повторил это слово и сделал на  нем  ударение;  struggle  for
lifer'ов - так он  называл  новую  породу  мелких  хищников,  длЯ  которых
"борьба за существование", это замечательное открытие „арвина, служит лишь
научным обоснованием всЯкого рода подлостей.
   - Љак бы то ни было, а теперь он богат... …го желание  исполнилось.  Ќа
этот раз нос не свел его с прЯмого пути! - заметил ”рейде.
   - Џодождем - увидим... ѓерцогинЯ не из покладистых, а у него, когда  он
был в мэрии, взглЯд предвещал недоброе!.. € если стараЯ жена будет  ему  в
тЯгость, мы еще, быть может, увидим на  скамье  подсудимых  сына  и  внука
Ѓессмертных.
   - ‘видетель ‚едрин! - во весь голос крикнул пристав.
   ‚зрыв  хохота  шумливой  толпы,  теснившейсЯ   в   зале,   донессЯ   из
раскрывшихсЯ дверей.
   - Ќу и весело у них там! - заметил полицейский, стоЯвший в коридоре  на
карауле.
   ‚ комнате свидетелей,  мало-помалу  опустевшей  во  времЯ  беседы  двух
друзей, остались теперь только ”рейде и привратница ‘четной палаты, совсем
растерЯвшаЯсЯ от предстоЯщего вызова в залу суда и  все  времЯ  машинально
теребившаЯ завЯзки своего чепца. —то касаетсЯ кандидата, то он,  напротив,
ждал этого единственного  случаЯ  публично  воскурить  фимиам  ”ранцузской
академии и ее  непременному  секретарю  в  кратком  слове,  которое  будет
напечатано в газетах и ЯвитсЯ как бы вступлением к его речи при  приеме  в
Ђкадемию. Ћставшись один - старуху уже вызвали, - кандидат ходил  большими
шагами по комнате  и  останавливалсЯ  у  окна,  округлЯЯ  периоды,  плавно
вытЯгиваЯ руки в черных перчатках. Ђ напротив суда, в мрачном и ветхом,  с
обвалившейсЯ штукатуркой домишке, от которого так и  несло  ютившимсЯ  там
отвратительным,  постыдным  ремеслом,   его   жесты   истолковали   совсем
по-иному... ѓолаЯ жирнаЯ рука отдернула розовую занавеску и ответила  едва
уловимым двусмысленным приглашением... "Ћх уж этот Џариж!.." ‹ицо будущего
академика залила краска стыда. Ћн поспешил отойти  от  окна  и  укрылсЯ  в
коридоре.
   - ’еперь говорит прокурор, -  прошептал  полицейский,  меж  тем  как  в
душной до одурениЯ зале гремел притворно негодующий голос:
   - ‚ы злоупотребили невинной страстью старика...
   - Љак же это?.. Ђ менЯ?.. - невольно воскликнул ”рейде.
   - Џро вас они, должно быть, забыли...
   "‚от так всегда!.." - с грустью подумал беднЯга.
   ѓромовым  хохотом  встретила  собравшаЯсЯ  публика   разбор   подложной
коллекции Њениль-Љаз: письма королей,  пап,  императриц,  маршала  ’юрена,
Ѓюффона, ЊонтенЯ, ‹а Ѓоэси, Љлемансы €зор (*48), и при каждом новом  имени
из  этого  фантастического  списка,  свидетельствовавшего   о   чудовищной
наивности официального историка, о глупейшем  положении  всей  ”ранцузской
академии, одураченной гномом, веселье все росло. ”рейде не в состоЯнии был
выносить глумливый хохот  толпы,  насмехавшейсЯ  над  его  покровителем  и
учителем Ђстье-ђею, тем более что этот смех задевал и его самого,  наносил
тЯжкий удар его кандидатуре. Ћн выбежал из коридора, спустилсЯ вниз, долго
бродил по дворам, по тротуару  у  ограды  и  наконец  смешалсЯ  с  толпой,
выходившей из суда. ‡десь уже суетились выездные  лакеи  и  слышалсЯ  стук
экипажей.  ‚  догорающем  свете  чудесного  июньского  днЯ   открывающиесЯ
розовые, белые, лиловые и зеленые  зонтики  казались  гигантскими  цветами
всевозможных оттенков. ‚зрывы хохота слышались отовсюду, как при выходе из
театра после забавной пьесы... Ќу и влип же этот горбун - пЯть лет  тюрьмы
и  возмещение  убытков!  Ђ  его  адвокат!  ‚сех  уморил!..  Њаргарита  Ћже
наливалась своим знаменитым смехом из второго  действиЯ  "Њюзидоры":  "Ђх,
дети мои!.. Ђх, дети мои!.." Ђ „анжу, провожаЯ  до  кареты  г-жу  Ђнселен,
заЯвил громко и цинично:
   - ќто плевок в лицо  Ђкадемии...  ЏрЯмо  в  лицо...  €  до  чего  ловко
пущенный!..
   ‹еонар  Ђстье  уходил  один,  не  поворачиваЯ  головы.  Ћн  слышал  все
разговоры, хотЯ люди предостерегали друг друга:
   - ’ише, он здесь!
   Ћн понимал, что терЯет уважение окружающих, - весь Џариж знал, как  его
осмеЯли, и потешалсЯ над ним.
   - Ћбопритесь на мою руку, дорогой учитель.
   ЏовинуЯсь порыву своего доброго сердца, ”рейде догнал старика.
   - Ћ друг мой! Љак мне  дорого  ваше  участие!  -  сказал  Ђстье  глухим
растроганным голосом.
   Ќекоторое времЯ они шли молча. „еревьЯ на набережной  бросали  тени,  и
тени эти играли на камнЯх мостовой. “личный шум  и  всплески  воды  весело
звучали в воздухе. ќто был один из таких дней,  когда  казалось,  что  длЯ
человеческих страданий не остаетсЯ места.
   - Људа мы идем? - спросил ”рейде.
   - Људа хотите... только не ко мне, - ответил старик, охваченный детским
страхом при мысли о сцене, которую ему закатит жена.


   Ћни пообедали вдвоем в Џуэн-дю-†ур после  продолжительной  прогулки  по
берегу  реки.  ‘очувственные  слова  ученика  и  прелесть  летнего  вечера
благотворно повлиЯли на Ђстье-ђею.  Ћн  возвращалсЯ  домой  поздно  ночью,
успокоенный,  оправившийсЯ  после  пЯтичасовой  пытки  на  скамье  восьмой
камеры, после пЯти часов, в течение которых ему,  свЯзанному  по  рукам  и
ногам, пришлось сносить оскорбительный смех толпы и едкое,  словно  сернаЯ
кислота, красноречие адвоката.
   - ‘мейтесь, смейтесь, обезьЯны бесхвостые!.. Џотомство нас рассудит...
   ’ак утешал он себЯ, проходЯ по длинным дворам дворца Њазарини, где  все
уже спало. Ћгни были  потушены,  пролеты  лестниц  зиЯли  справа  и  слева
большими  черными  прЯмоугольниками.  ЏоднЯвшись   ощупью,   он   бесшумно
пробралсЯ в свой кабинет, не зажигаЯ света, как вор. ‘о  времени  женитьбы
ЏолЯ и своего разрыва с сыном он спал здесь на каком-то  импровизированном
ложе, чтобы избежать  этих  непрекращающихсЯ  ночных  разговоров,  которые
всегда кончаютсЯ победой женщины, даже если она перестала быть женщиной; у
нее более крепкие нервы, поэтому мужчина в конце  концов  готов  уступить,
все обещать, лишь бы его оставили в покое, дали уснуть!
   ‘пать!.. Ќикогда еще он не чувствовал такой потребности в сне,  как  по
окончании этого бесконечного,  утомительного,  полного  волнений  днЯ.  Ћн
вошел в свой кабинет, как в тихую обитель, в надежде успокоитьсЯ и уснуть,
но вдруг различил у окна чью-то фигуру.
   - Ќу что ж! ’еперь вы довольны...
   …го  жена!  Ћна  ждала   его,   подстерегала,   ее   змеиное   шипение,
послышавшеесЯ во мраке кабинета, приковало его к месту.
   - Ќу вот, вы добились этого процесса... ‚ы хотели, чтобы вас поднЯли на
смех, и достигли своей цели: вы стали всеобщим посмешищем, вам  показатьсЯ
нигде нельзЯ... ‘тоило кричать, что ваш сын позорит имЯ Ђстье! ќто имЯ  по
вашей милости стало теперь синонимом невежества  и  тупоумиЯ,  его  нельзЯ
произнести без смеха... € чего ради, скажите на  милость?..  —тобы  спасти
ваши труды... „урак вы,  дурак!  Љому  известны  ваши  труды?  Љого  может
интересовать, подложны ваши материалы или нет... ‚ы же отлично знаете, что
вас не читают...
   ‘лова у нее так и сыпались, так и сыпались, ее визгливый голос  доходил
до самых высоких  нот.  Ђ  длЯ  него  это  было  продолжением  только  что
пережитых  терзаний,  и,  как  тогда,  в  суде,  он  и  теперь  выслушивал
оскорблениЯ молча, без угрожающих  жестов,  словно  находЯсь  перед  лицом
недосЯгаемого, непререкаемого авторитета. Ќо как жесток был этот невидимый
рот, как он  кусал,  как  ранил,  выискиваЯ  самые  чувствительные  места,
впиваЯсь зубами в его достоинство человека и писателЯ!..  Ќечего  сказать,
его книги!.. „а неужели  он  воображает,  что  благодарЯ  им  он  попал  в
Ђкадемию? …й одной он обЯзан своим зеленым мундиром! Љакие только интриги,
какие хитрости она не пускала в ход, чтобы преодолевать  препЯтствиЯ  одно
за другим!.. Ћна пожертвовала своей молодостью, она выслушивала объЯснениЯ
в  любви  и  принимала  ухаживаниЯ   чересчур   предприимчивых   шамкающих
старичков, возбуждавших в ней отвращение...
   - Ќичего не поделаешь, милый мой, пришлось на это пойти...  ‚едь  чтобы
попасть в Ђкадемию, нужен талант, а у вас  его  нет...  €ли  знатное  имЯ,
блестЯщее положение... ‚сего этого вы были лишены... ’огда за это  взЯлась
Я!..
   ЃоЯсь, как бы он не усомнилсЯ в ее словах, как бы не подумал,  что  они
вызваны раздражением выведенной из  себЯ  женщины,  оскорбленной  в  своем
супружеском достоинстве, в слепой любви к сыну, она ставила все точки  над
"i", указывала все подробности его избраниЯ, напомнила мужу его знаменитую
остроту об ее вуалетках,  пахнувших  табаком,  тогда  как  он  никогда  не
курил...
   - ќта острота прославила вас больше, чем все ваши книги...
   “ него вырвалсЯ тЯжкий, глубокий стон, глухой стон человека, у которого
распорот  живот  и  который   обеими   руками   пытаетсЯ   удержать   свои
внутренности. Ђ визгливый голос продолжал, как ни в чем не бывало:
   - Ќу и уложите, боже мой, раз навсегда ваш сундук,  чтобы  духу  вашего
здесь не было!.. Џоль, к счастью, богат... Ћн будет высылать вам на  кусок
хлеба. Ќадеюсь, вы сами  понимаете,  что  теперь  не  найдетсЯ  ни  одного
издателЯ,  ни  одного  журнала,  который  согласилсЯ  бы   печатать   ваши
благоглупости, и только мнимое бесчестье ЏолЯ позволит вам  не  умереть  с
голода.
   - Ќет, это уж слишком! - пробормотал несчастный старик,  уходЯ,  убегаЯ
от этой бичующей его Ярости.
   •ватаЯсь за стены, пробираЯсь по коридорам, по  лестницам,  по  гулким,
пустым дворам, он повторЯл, чуть не  плача;  "ќто  уж  слишком...  ќто  уж
слишком..."


   Људа он идет?
   ЏрЯмо, все прЯмо, как во сне. Ћн пересекает площадь, останавливаетсЯ на
середине моста. ЌочнаЯ  прохлада  бодрит  его.  Ћн  садитсЯ  на  скамейку,
снимает шлЯпу и засучивает рукава, чтобы  легче  было  рукам.  Њало-помалу
мерный плеск воды успокаивает его, он приходит в себЯ, но лишь  длЯ  того,
чтобы все припомнить, и от этого душевнаЯ боль еще усиливаетсЯ. —то это за
женщина! —то это за чудовище! Ћн прожил с ней тридцать пЯть лет и так и не
узнал ее до конца! „рожь отвращениЯ пробегает по его телу при воспоминании
о тех гнусностЯх, которые он только что услышал. Ћна ничего  не  пощадила,
ничего  не  оставила  в  нем  живого,  даже  его  гордости,  котораЯ   его
поддерживала, веры в свои труды, благоговениЯ перед Ђкадемией.  Џри  мысли
об  Ђкадемии  он  невольно  оборачиваетсЯ.  ‚  конце   безлюдного   моста,
простирающегосЯ, подобно широкой аллее, до подножиЯ исторического  зданиЯ,
дворец Њазарини казалсЯ неЯсной громадой, выделЯЯсь в сумраке  ночи  своим
портиком и куполом,  как  на  переплетах  изданий  „идо,  приковавших  его
внимание в дни молодости... Ћ, этот собор, эта каменнаЯ глыба - обманчиваЯ
цель, причина всех его несчастий!.. ‡десь он нашел себе спутницу жизни, на
которой женилсЯ без любви,  без  радости,  только  за  обещание  кресла  в
Ђкадемии. € он получил это столь желанное кресло! ’еперь он знает,  какими
средствами... ЉакаЯ мерзость!..
   аги и смех раздаютсЯ на мосту: это возвращаютсЯ  в  ‹атинский  квартал
студенты со своими возлюбленными. ‘тарик, боЯсь, что его узнают, встает  и
облокачиваетсЯ на перила. умнаЯ ватага, проходЯ мимо,  нечаЯнно  задевает
его, а он с горечью думает, что никогда не веселилсЯ, никогда не  проводил
так вечера, беззаботно распеваЯ под звездным небом.  ѓонимый  честолюбием,
он  тЯнулсЯ  к  куполу  этого  храма  -  и  что  получил  взамен?  Ќичего.
Ќи-че-го!.. “же давно, в день избраниЯ, после речей и обмена любезностЯми,
у него поЯвилось ощущение  пустоты  и  обманутой  надежды.  ‚озвращаЯсь  в
фиакре домой, он говорил себе: "Ќеужели? ‡начит, Я  туда  попал?..  €  это
все?" ‘ тех пор,  постоЯнно  обманываЯ  себЯ,  повторЯЯ  вместе  со  всеми
коллегами, что это хорошо, чудесно, что лучше и быть не может, он в  конце
концов уверовал в Ђкадемию... Ќо завеса спала, он прозрел,  и  теперь  ему
хотелось во всю силу легких крикнуть французской молодежи:
   - Ќе верьте!.. ‚ас обманывают!.. ЂкадемиЯ - это только приманка, мираж!
€дите своим путем, творите вне ее. ѓлавное - не жертвуйте ей ничем, потому
что она не в силах дать вам то, чего у вас нет, - ни таланта, ни славы, ни
чувства удовлетворениЯ... ЂкадемиЯ не опора,  не  пристанище.  ќто  пустой
внутри кумир, религиЯ,  не  дающаЯ  утешениЯ!  ’Яжкие  житейские  невзгоды
настигают вас там так же, как и всюду... ‹юди кончали  с  собой  под  этим
куполом, сходили с ума! ’от, кто взывал к ней из  глубины  своей  скорбной
души, простирал руки, утратив веру в любовь или устав проклинать,  обнимал
только тень и пустоту... пустоту.
   ‘тарый педагог произносил это вслух,  с  непокрытой  головой,  впившись
обеими руками в парапет, как когда-то в классе впивалсЯ  в  край  кафедры.
‚низу струитсЯ река, она чернеет во  мраке  между  двумЯ  рЯдами  фонарей,
которые беспрерывно мигают живым, но  безмолвным  светом,  тревожным,  как
все, что движетсЯ,  пристально  смотрит  и  не  подает  голоса.  ‘  берега
доноситсЯ голос пьЯного - он проходит мимо моста и, фальшивЯ, орет во  всю
глотку: "Љак  поутру  _прошнетсЯ_  Љупидон..."  „олжно  быть,  подгулЯвший
овернец возвращаетсЯ на свою баржу с  углем.  ‘тарый  академик  вспоминает
полотера ’ейседра и его стаканчик холодного вина. …му Ясно представлЯетсЯ,
как  тот  утирает  рукавом  губы:  "Ќичего  нет  лучше  на  _швете_,   чем
_штаканчик_ холодненького винца!.." „аже такой скромной,  безыскусственной
радости  он  не  знал  и  думает  сейчас  о  ней  с  завистью.   Ћдинокий,
беспомощный,  лишенный  отрады  поплакать  у  кого-нибудь  на  плече,   он
понимает, что эта мерзавка права и что нужно раз навсегда уложить сундук.
   Џод утро полицейские нашли на скамейке Њоста искусств широкополую шлЯпу
-  одну  из  тех  шлЯп,  которые  сохранЯют  на  себе  отпечаток  личности
владельца. ‚ ней лежали массивные золотые часы  и  визитнаЯ  карточка,  на
которой значилось: "‹еонар Ђстье-ђею,  непременный  секретарь  ”ранцузской
академии", а поперек шла строчка карандашом: "џ умираю по доброй  воле..."
Ћ да, по доброй воле!..  Љогда  утром,  после  долгих  поисков,  лодочники
вытащили его из широких петель  металлической  сетки,  окружавшей  женские
купальни  неподалеку  от  моста,  еще  Яснее,  чем  эти  несколько   слов,
написанных крупным, твердым почерком,  говорили  о  бесповоротном  решении
умереть выражение его лица, его  стиснутые  зубы,  его  упрЯмо  выдающаЯсЯ
вперед челюсть. ’ело академика отнесли сначала  на  спасательную  станцию,
куда ЯвилсЯ правитель канцелЯрии ”ранцузской академии, чтобы опознать его.
Ќе первого непременного секретарЯ вытаскивали из ‘ены: то же  случилось  и
во времЯ ЏишералЯ-отца и почти при таких  же  обстоЯтельствах.  Џоэтому  и
Џишераль-сын не был очень взволнован, а скорее с любопытством смотрел, как
на широком берегу реки блестит, точно  академический  жетон,  голый  череп
одетого в сюртук утопленника.
   Љуранты дворца  Њазарини  пробили  час,  когда  служители  спасательной
станции тЯжелым шагом вошли с  носилками  под  арку,  оставлЯЯ  на  дороге
зловещие мокрые следы. “ лестницы Ѓ они остановились, чтобы перевести дух.
Ќад двором, залитым солнцем,  сиЯл  большой  квадрат  голубого  неба.  Ћни
приподнЯли  холст,  накрывавший  носилки,  и  лицо  ‹еонара  Ђстье-ђею   в
последний раз предстало глазам  его  коллег  из  комиссии  по  составлению
словарЯ, прервавших заседание в знак траура. Ћни  стоЯли  вокруг,  обнажив
головы,  не   столь   опечаленные,   сколь   потрЯсенные   и   негодующие.
Ћстанавливались и рабочие, мелкие служащие,  подмастерьЯ,  пересекавшие  в
этот  час  проходные  дворы  Ђкадемии,  соединЯющие   улицу   Њазарини   с
набережной.  ‘реди  них  оказалсЯ  и  кандидат  ”рейде,  -  утираЯ  глаза,
оплакиваЯ своего учителЯ, своего дорогого учителЯ, он не без стыда  должен
был признатьсЯ себе, что думает сейчас о  вновь  освободившемсЯ  кресле  в
Ђкадемии.
   ‚ это самое времЯ старик ђею выходил на  свою  обычную  прогулку  после
завтрака. Ћн ничего не знал; он как будто удивилсЯ, с  последних  ступенек
лестницы увидев толпу, и подошел посмотреть, хотЯ растерЯвшиесЯ  академики
пытались преградить ему дорогу. ЏонЯл ли он? “знал ли? ‹ицо  его  осталось
неподвижным, глаза ничего не выражали, как и глаза Њинервы  во  дворе  под
бронзовой  каской.  Џотом,  насмотревшись  на  покойника,  пока   опускали
полосатый холст  на  его  жалкое  лицо,  он  удалилсЯ,  прЯмой  и  гордый,
сопровождаемый своей огромной тенью, - настоЯщий Ѓессмертный! -  покачиваЯ
головой и как бы говорЯ:
   "€ это Я тоже видел!"


        Џђ€Њ…—ЂЌ€џ

   29 ЯнварЯ  1635  года  кардинал  ђишелье  узаконил  уже  существовавшее
объединение писателей и эрудитов, дав ему название "”ранцузскаЯ академиЯ";
перед новым ученым обществом  была  поставлена  задача  "усовершенствовать
французский Язык", создав его словарь,  грамматику,  а  также  риторику  и
поэтику. ‚ 1795 году Љонвент создал ”ранцузский институт,  куда  нарЯду  с
”ранцузской  академией  вошли  ЂкадемиЯ  надписей,  ЂкадемиЯ  моральных  и
политических наук, ЂкадемиЯ изЯщных искусств и ЂкадемиЯ наук (естественных
и точных). Ќо  "свЯтаЯ  свЯтых"  была  по-прежнему  ”ранцузскаЯ  академиЯ;
считалось, что сорок ее кресел могут занимать лишь величайшие  писатели  и
ученые страны,  по  достоинству  носЯщие  официальный  титул  академика  -
"Ѓессмертный".
   € все же, по существу, в эпоху „оде ЂкадемиЯ была учреждением  мертвым.
‚ год ее двухсотпЯтидесЯтилетиЯ, в 1885 году, когда умер  академик  ‚иктор
ѓюго, в академических креслах из сколько-нибудь значительных  писателей  и
мыслителей сидели только „юма-сын, €пполит ’эн и  ђенан,  а  из  ученых  -
великий ‹уи Џастер. €мена остальных бессмертных давно уже канули  в  ‹ету.
†ивые силы французской литературы и искусства не вливались в дрЯхлые  вены
Ђкадемии: ђоден, ќдмон ѓонкур, ”лобер  пренебрегали  ею,  Њопассан  отверг
предложение выставить свою кандидатуру, ‡олЯ проваливали несколько раз при
баллотировке.
   „оде разделЯл пренебрежительное отношение друзей к Ђкадемии. Џосле того
как 15 ноЯбрЯ 1876 года его роман "”ромон и ђислер" получил  академическую
премию, стали поговаривать о  возможности  избраниЯ  писателЯ.  ѓ-жа  „оде
ничего не имела против, но „оде отмалчивалсЯ и так  и  не  выставил  своей
кандидатуры.
   Ћтношение „оде к Ђкадемии определилось уже давно. Ћн выразил  его  и  в
новелле "ЏризнаниЯ академического мундира", и в очерке,  опубликованном  в
"†урналь офисьель", где рассказывал об унижениЯх, ценой которых Ђльфред де
‚иньи домогалсЯ академического кресла, и в заключение писал:  "Ќо  в  наши
дни врЯд ли кто-нибудь даст за это такую цену". ‚ 1883 году, после  выхода
"…вангелистки", многие академики  снова  предложили  „оде  выставить  свою
кандидатуру, но писатель насторожилсЯ. Ћдна, казалось  бы,  незначительнаЯ
деталь задела его самолюбие. ‚стретившись  с  ним  на  одном  литературном
обеде,  знаменитый  водевилист,  "бессмертный"  ќжен  ‹абиш,  больше  всех
уговаривавший „оде занЯть академическое  кресло,  вдруг  начал  бегать  от
писателЯ. "ќто было нелепо: Я ковылЯл за ним, а он от менЯ удирал. Њы были
похожи  на  клоунов!"  -  рассказывал  позже  „оде.   ЋказываетсЯ,   автор
"‘оломенной шлЯпки" испугалсЯ, что  „оде  станет  просить  поддержать  его
кандидатуру.
   ‚скоре шансы „оде начали обсуждать и газеты. ‹итератор  Ђльбер  „ельпи,
добивавшийсЯ академического "мундира  с  пальмами",  напечатал  22  маЯ  в
газете "Џари" статью под заглавием  "„иалог  портретов".  ‚  ней  портреты