иссис ’ау-‚ауз вооружилась вертелом,  но  в  исполнении  страшного
намерениЯ ей помешал мистер Ђдамс, перехватив ее оружие такой сильной рукой,
какою не зазорно было б обладать и ѓеркулесу.  Њистер  ’ау-‚ауз,  видЯ,  что
пойман, как говоритсЯ у наших юристов, с  поличным  и  сказать  ему  в  свою
защиту нечего, благоразумно удалилсЯ; Ѓетти же отдалась под  покровительство
конюха,  который,  хоть  и  едва  ли  был  обрадован  случившимсЯ,  все   же
представлЯлсЯ ей более кротким зверем, чем ее хозЯйка.
     Њиссис  ’ау-‚ауз,   охлажденнаЯ   вмешательством   мистера   Ђдамса   и
исчезновением врага, начала понемногу успокаиватьсЯ и  наконец  вернулась  к
своей обычной Ясности духа, в каковой мы и оставим ее, чтобы  открыть  перед
читателем ступени, приведшие к  одной  из  тех  катастроф,  которые  хоть  и
ЯвлЯютсЯ в наши  дни  довольно  обыденными  и,  может  быть,  даже  довольно
забавными, однако же нередко оказываютсЯ роковыми длЯ покоЯ  и  благополучиЯ
многих семей и составлЯют предмет не одной трагедии как в жизни,  так  и  на
сцене.


                                ѓлава XVIII
               €сториЯ горничной Ѓетти и объЯснение причин,
             коими вызвана была бурнаЯ сцена в предыдущей главе

     Ѓетти, виновница всего  этого  переполоха,  обладала  многими  хорошими
качествами. Ћна была не чужда доброты,  великодушиЯ  и  состраданиЯ,  но,  к
несчастью, ее организм составлЯли те горЯчие  ингредиенты,  которые  чистота
придворного быта или женского монастырЯ могла бы, конечно, обуздать,  но  на
которые  должно  было  оказать  обратное   действие   щекотливое   положение
гостиничной служанки, ежедневно подвергающейсЯ ухаживанию  поклонников  всех
мастей: опасному вниманию изЯщных господ офицеров,  коим  иногда  приходитсЯ
простаивать в гостинице год и больше, а пуще всего  домогательствам  лакеев,
конюхов и кучеров, причем все эти искатели пускают в ход  против  нее  целую
артиллерию поцелуев, лести, подкупа и все прочие виды оружиЯ,  какие  только
можно найти в арсенале любви.
     Ѓетти, которой не было еще двадцати двух лет, прожила в таком положении
три года, довольно успешно лавируЯ среди опасностей. Џервым, кто покорил  ее
сердце, был некий прапорщик пехоты; он, нужно сознатьсЯ, сумел зажечь в  ней
пламЯ, длЯ охлаждениЯ которого потребовались заботы врача.
     Џока она пылала к нему, другие пылали к  ней.  Ћфицеры  армии,  молодые
джентльмены, проезжавшие по западному краю, безобидные сквайры и кое-кто  из
более важных особ были воспламенены ее чарами.
     ‚полне оправившись  наконец  от  последствий  своей  первой  несчастной
страсти, она, казалось, дала обет хранить нерушимое целомудрие.  „олго  была
она глуха ко всем воздыханиЯм своих  поклонников,  пока  в  один  прекрасный
день, на Ярмарке в соседнем городке, красноречие конюха „жона, подкрепленное
новой соломенной шлЯпкой и пинтой вина, не одержало над нею вторую победу.
     ‚ этом случае, однако, она не чувствовала того пламени, которое  в  ней
зажигала ее прежнЯЯ любовь,  и  не  испытала  тех  злых  последствий,  каких
благоразумные  молодые   женщины   справедливо   опасаютсЯ   от   чрезмерной
уступчивости к домогательствам своих обожателей. ЋбъЯснить это можно отчасти
и тем, что она не всегда была верна „жону и  нарЯду  с  ним  оделЯла  своими
милостЯми также ’ома “ипвела - кучера почтовой кареты, а времЯ от времени  и
какого-нибудь красивого молодого путешественника.
     Њистер  ’ау-‚ауз  с  некоторых  пор  стал  поглЯдывать  томно-ласковыми
глазами на эту молодую девицу. Ћн пользовалсЯ каждой возможностью шепнуть ей
нежное слово, схватить ее за руку, а иной  раз  и  поцеловать  ее  в  губки,
потому что страсть его к миссис ’ау-‚ауз значительно  охладела;  совсем  как
бывает с водою: прегради ее обычное русло в одном месте, и она, естественно,
ищет пробитьсЯ  в  другом.  Њиссис  ’ау-‚ауз,  как  думают,  стала  замечать
охлаждение мужа, и это, вероЯтно, не слишком-то много прибавило к  природной
кротости ее нрава, ибо она хоть и верна была супругу, как  солнцу  солнечные
часы, но еще сильнее, чем те, жаждала, чтобы лучи падали  на  нее,  так  как
более была приспособлена чувствовать их тепло.
     Љогда поЯвилсЯ в гостинице „жозеф, Ѓетти с первого же часа  возымела  к
нему чрезвычайную склонность, котораЯ проЯвлЯлась все  более  откровенно  по
мере того, как больному становилось лучше, - пока, наконец,  в  тот  роковой
вечер, когда ее послали согреть ему постель, страсть не возросла  в  ней  до
такой степени  и  не  восторжествовала  так  полно  над  скромностью  и  над
рассудком, что после многих бесплодных намеков  и  хитрых  подсказок  девица
отшвырнула грелку и, пылко  обнЯв  „жозефа,  клЯтвенно  объЯвила  его  самым
красивым мужчиной, какого она видела в жизни.
     „жозеф в великом смущении отпрЯнул от нее и сказал, что ему  прискорбно
видеть, как молодаЯ женщина отбрасывает всЯкую мысль о скромности, но  Ѓетти
зашла  слишком  далеко  длЯ  отступлениЯ  и  повела  себЯ  далее   настолько
непристойно,  что  „жозеф  был  вынужден,  вопреки  своему  мЯгкому   нраву,
применить к ней некоторое насилие: схватив  в  охапку,  он  выбросил  ее  из
комнаты и запер дверь.
     Љак  должен  радоватьсЯ  мужчина,  что  его  целомудрие  всегда  в  его
собственной власти; что если  он  обладает  достаточной  силой  духа,  то  и
телеснаЯ сила его всегда может оказать ему защиту и его нельзЯ,  как  бедную
слабую женщину, обесчестить против его воли!
     Ѓетти пришла в бешенство от своей неудачи. џрость  и  сладкое  желание,
как две веревки, дергали ее сердце в разные стороны: то ей хотелось  вонзить
в „жозефа нож, то стиснуть его в объЯтиЯх и осыпать поцелуЯми; но  последнее
желание преобладало. ‡атем она стала подумывать, не выместить ли  его  отказ
на себе самой. Ќо когда она предалась этим помышлениЯм, смерть, по  счастью,
представилась ей в столь многих образах сразу - включаЯ омут, Яд, веревку  и
так далее, - что рассеЯнный ум ее не мог остановитьсЯ ни на  одном.  ‚  этом
смЯтении духа ей вдруг пришло на памЯть, что она еще  не  постелила  постель
своему хозЯину; вот она и направилась прЯмо в его спальню, где  он  случайно
был занЯт в это времЯ у своей конторки. “видав его, она хотела  было  тотчас
удалитьсЯ, но он ее подозвал и, взЯв за руку, стиснул ее пальчики так  нежно
и в то же времЯ стал шептать ей на ухо так много приЯтных слов, а потом  так
донЯл  ее  поцелуЯми,  что  побежденнаЯ  красавица,  чьи  страсти  были  уже
пробуждены и не были притом столь капризны, чтобы из всех мужчин только один
мог их унЯть, - хотЯ, быть  может,  она  и  предпочла  бы  этого  одного,  -
побежденнаЯ красавица, говорю Я, спокойно подчинилась воле хозЯина,  который
как  раз  достиг  завершениЯ  своего  блаженства,  когда   миссис   ’ау-‚ауз
неожиданно вошла в комнату и произвела то смЯтение, которое мы уже видели  и
которому нам больше нет необходимости уделЯть внимание: без  всЯкого  нашего
содействиЯ и наводЯщих намеков каждый читатель, не  лишенный  наклонности  к
умозрению или жизненного опыта, хотЯ  бы  он  и  не  был  сам  женат,  легко
сообразит,  что  оно  закончилось  увольнением  Ѓетти  и  смирением  мистера
’ау-‚ауза, - причем ему пришлось со своей стороны  кое-что  сделать  в  знак
благодарности доброй супруге, согласившейсЯ его простить, и  дать  множество
искренних обещаний, что такой  грех  больше  никогда  не  повторитсЯ,  -  и,
наконец, его готовностью до конца  своих  дней  претерпевать  напоминание  о
своих проступках раза два в сутки, как некую епитимью.

                             Љонец первой книги


                                Љнига втораЯ

                                  ѓлава I

                    Ћб искусстве разделениЯ у писателей

     ‚о всех видах деЯтельности - от  самых  высоких  до  самых  низких,  от
профессии премьер-министра до  литературы  -  есть  свои  тайны  и  секреты,
которые редко  открываютсЯ  кому-либо,  кроме  как  представителЯм  того  же
ремесла.  ‘реди  средств,  какие  применЯем  мы,  джентльмены  пера,  отнюдь
немаловажным ЯвлЯетсЯ прием делениЯ наших произведений на книги и  главы.  €
вот,  не  будучи  достаточно  знакомы  с  этой  тайной,   рЯдовые   читатели
воображают, что этим приемом членениЯ мы пользуемсЯ только длЯ  того,  чтобы
раздуть наши произведениЯ до более внушительного  объема.  €  следовательно,
что те места на бумаге, которые идут у нас  под  обозначение  книг  и  глав,
применЯютсЯ как та же парусина, тесьма и китовый ус  в  счете  портного,  то
есть как допускаемаЯ длЯ округлениЯ суммы надбавка, которой отводитсЯ  место
у нас - в конце  нашей  первой  страницы,  у  него  -  на  последней.  Ќо  в
действительности дело обстоит не так: и в этом случае, как и во всех других,
мы преследуем выгоду читателЯ, а не  нашу;  в  самом  деле,  немало  удобств
возникает длЯ него благодарЯ этому методу: во-первых,  небольшие  промежутки
между нашими главами  могут  рассматриватьсЯ  как  заезжий  двор  или  место
привала, где  он  может  остановитьсЯ  и  выпить  стаканчик  или  освежитьсЯ
чем-нибудь еще по своему желанию. Ќаши благородные читатели, может  быть,  и
не в состоЯнии будут  совершить  свой  путь  иначе,  как  по  одному  такому
переходу в день. —то же касаетсЯ пустых  страниц,  помещаемых  между  нашими
"книгами", то  в  них  следует  видеть  те  стоЯнки,  на  которых  в  долгом
странствии путешественник задерживаетсЯ на некоторое времЯ, чтобы  отдохнуть
и окинуть мысленным взором все то, что он видел до сих  пор  в  пути.  ’акое
обозревание Я беру на себЯ смелость порекомендовать читателю; какой бы живой
восприимчивостью ни отличалсЯ он, Я бы не советовал  ему  путешествовать  по
этим страницам слишком быстро: в этом случае, пожалуй, могут ускользнуть  от
его взора иные любопытные произведениЯ природы, которые  были  бы  примечены
более медлительным и вдумчивым читателем. Љнига без таких мест  отдохновениЯ
напоминает простор пустынь или морей, утомлЯющий глаз и гнетущий душу, когда
вступаешь в него.
     ‚о-вторых, что представлЯет собой заголовок, придаваемый каждой  главе,
как не надпись над воротами гостиницы (продолжим ту же метафору), сообщающую
читателю, каких развлечений ему ожидать; так что он может, если они  ему  не
по вкусу, ехать, не задерживаЯсь, дальше, ибо в  жизнеописании  -  поскольку
мы, в отличие от других историографов,  не  свЯзаны  здесь  точным  взаимным
сцеплением событий - одна-другаЯ глава (например, та, которую Я пишу сейчас)
могут быть зачастую пропущены без всЯкого ущерба длЯ  целого.  €  Я  в  этих
надписЯх  старалсЯ  быть  по  возможности  верен  истине   -   не   подражаЯ
прославленному Њонтеню, который обещает вам одно, а дает  другое,  или  иным
авторам титульных листов, которые, обещаЯ очень много, на деле не предлагают
ничего.
     Џомимо этих  Явных  преимуществ,  такой  прием  членениЯ  предоставлЯет
читателю еще рЯд других; хотЯ, быть может, иные из них слишком таинственны и
не могут быть понЯты сразу людьми, не посвЯщенными в науку писаниЯ. “помЯнем
поэтому только одно, наиболее Явное: наличие глав сохранЯет  красоту  книги,
избавлЯет от  необходимости  загибать  страницы,  что  при  других  условиЯх
нередко делают те читатели, которые (хотЯ читают они  с  большой  пользой  и
успехом) склонны бывают, вернувшись  к  своему  занЯтию  после  получасового
перерыва, забывать, на чем они остановились.
     ќто членение освЯщено  древней  традицией.  ѓомер  не  только  разделил
каждое из своих великих творений на двадцать четыре книги  (может  быть,  во
внимание к двадцати четырем буквам греческого алфавита,  перед  которыми  он
чувствовал  себЯ  столь  обЯзанным),  но,   по   мнению   некоторых   весьма
проницательных критиков, еще и торговал ими в розницу, выпускаЯ сразу только
по одной книге (возможно, по подписке). Ћн и был первым,  кто  додумалсЯ  до
искусства, надолго потом забытого, - издавать  книги  выпусками;  искусства,
доведенного в наши дни до такого совершенства, что даже словари расчленЯютсЯ
и предлагаютсЯ публике вразбивку. Ќекий книготорговец  ("в  целЯх  поощрениЯ
науки и ради удобства публики") умудрилсЯ даже продать один  разбитый  таким
образом словарь всего на пЯтнадцать шиллингов дороже,  чем  он  стоил  бы  в
целостном виде.
     ‚ергилий дал нам свою поэму в двенадцати книгах, что свидетельствует  о
его скромности, ибо этим он, несомненно, хотел  указать,  что  притЯзает  не
более как на половинную заслугу против великого грека; из тех же  побуждений
наш Њильтон не  пошел  сперва  дальше  десЯти;  но  потом,  прислушавшись  к
похвалам друзей, он возгордилсЯ и поставил себЯ на один  уровень  с  римским
поэтом.
     Ќе буду, однако же, слишком углублЯтьсЯ в сей предмет, как  это  делают
некоторые  весьма  ученые  критики,  которые  с  бесконечным  трудолюбием  и
проницательной остротой открыли нам, каким  по  счету  книгам  приличествуют
прикрасы, а каким  только  простота,  в  особенности  в  отношении  метафор:
последние, насколько Я помню, по всеобщему  признанию  приемлемы  длЯ  любой
книги, кроме первой.
     џ закончу  эту  главу  следующим  замечанием:  каждому  автору  следует
расчленЯть свою книгу, как расчленЯет мЯсную тушу  мЯсник,  потому  что  это
идет на пользу и читателю и повару. Ђ теперь, удовлетворив кое в чем  самого
себЯ, Я  постараюсь  удовлетворить  любопытство  моего  читателЯ,  которому,
конечно, не терпитсЯ узнать, что он найдет в дальнейших главах этой книги.


                                  ѓлава II
              Џоразительный пример забывчивости мистера Ђдамса
                   и ее печальные последствиЯ длЯ „жозефа

     Њистер Ђдамс и „жозеф уже  готовились  разъехатьсЯ  в  разные  стороны,
когда некое обстоЯтельство побудило доброго пастора повернуть обратно вместе
с другом, - на что его не могли подвигнуть увещаниЯ ’ау-‚ауза,  Ѓарнабаса  и
книгопродавца: а именно, выЯснилось, что те  самые  проповеди,  длЯ  изданиЯ
которых пастор отправилсЯ  в  ‹ондон,  были  -  о  добрый  мой  читатель!  -
оставлены им дома; вместо них в его седельной суме оказалось  не  что  иное,
как три сорочки, пара башмаков  и  еще  кое-какие  принадлежности,  которыми
миссис Ђдамс, полагаЯ, что сорочки понадобЯтсЯ ее мужу в путешествии больше,
чем проповеди, заботливо снабдила его на дорогу.
     ќто открытие было сделано благодарЯ счастливому присутствию „жозефа при
разборке седельного вьюка: „жозеф слышал от друга, что  тот  везет  с  собой
девЯть томов проповедей; и не принадлежа к тому разрЯду философов, по мнению
которых всЯ материЯ в мире может легко вместитьсЯ в скорлупу ореха, и  видЯ,
что длЯ рукописей нет места во вьюке, куда,  по  словам  пастора,  они  были
уложены, юноша в недоумении воскликнул:
     - ѓосподи, сэр, а где же ваши проповеди? Џастор ответил:
     - ‡десь, здесь, дитЯ мое; они здесь, под моими сорочками. Ќо  случилось
так, что в этот день была им вынута последнЯЯ
     сорочка и вьюк был Явно пуст.
     - Џраво, сэр, - сказал „жозеф, - в  мешках  ничего  нет.  Њистер  Ђдамс
кинулсЯ к вьюку и, выразив некоторое удивление, воскликнул:
     - ѓм! —то за притча! ‚ самом деле,  их  тут  нет.  ’ак!  Ћни,  конечно,
остались дома.
     „жозеф понимал, как неприЯтно было длЯ его друга это  разочарование,  и
сильно огорчилсЯ; он  уговаривал  пастора  продолжать  поездку,  обещаЯ  сам
вернутьсЯ к нему со всею поспешностью, прихватив его книги.
     - Ќет, благодарю тебЯ, дитЯ мое, - ответил Ђдамс, - не  нужно.  —его  Я
достигну, проживаЯ без дела в столице, коль скоро  не  будет  при  мне  моих
проповедей,  которые  ЯвлЯютсЯ,  ut  ita  dicam   {’ак   сказать   (лат.).},
единственным поводом, aida monotate {Џричина единственнейшаЯ  (греч.).}  длЯ
моего паломничества? Ќет, дитЯ, раз уж так выпало  мне,  Я  решил  вернутьсЯ
вместе с тобою к моей пастве - к чему менЯ  с  достаточной  силой  влечет  и
желание сердца. Њожет быть, это разочарование ниспослано мне ради  моего  же
блага.
     ‚ заключение он добавил стих из ”еокрита, означавший всего лишь то, что
"иногда идет дождь, а иногда светит солнце".
     „жозеф поклонилсЯ в знак  повиновениЯ  и  благодарности  за  выраженное
пастором желание сопровождать  его  в  пути;  и  вот  потребован  был  счет,
оказавшийсЯ по рассмотрении на один шиллинг ниже той  суммы,  какую  имел  в
своем  кармане  мистер  Ђдамс.  —итатель,  верно,  удивлЯетсЯ,  как  мог  он
раздобыть достаточно денег на столько дней; чтобы разрешить  недоумение,  не
будет излишним сообщить, что пастор занЯл гинею у одного из слуг при карете,
который был когда-то его прихожанином и хозЯин  которого,  владелец  кареты,
проживал о ту пору в трех милЯх от его прихода; мистер Ђдамс  пользовалсЯ  у
всех столь бесспорным доверием, что  даже  мистер  Џитер,  управлЯющий  леди
Ѓуби, одолжил бы ему гинею под самое скромное обеспечение.
     Њистер Ђдамс расплатилсЯ, и они  уже  тронулись  было  в  путь  вдвоем,
договорившись путешествовать по  способу  "проедешь  -  привЯжешь",  который
очень принЯт у  путешественников,  располагающих  одною  лошадью  на  двоих.
„елаетсЯ это так: два путешественника трогаютсЯ в  путь  одновременно,  один
верхом, другой пешком; и так как верховой по большей части обгонЯет  пешего,
то установилсЯ обычай, что, проехав  некоторое  условленное  расстоЯние,  он
должен  спешитьсЯ,  привЯзать  лошадь  к  воротам,  дереву,  столбу  или   к
чему-нибудь еще и  идти  дальше  пешком;  второй,  поравнЯвшись  с  лошадью,
отвЯзывает ее, садитсЯ в седло и скачет вперед, пока, обогнав  спутника,  не
достигает в свою очередь места,  где  должен  спешитьсЯ  и  привЯзать  конЯ.
’акова эта система,  бывшаЯ  весьма  в  ходу  у  наших  мудрых  предков,  не
забывавших, что у  конЯ  есть,  кроме  ног,  еще  и  рот  и  что  они  могут
пользоватьсЯ первыми только при условии,  что  самому  коню  предоставлЯетсЯ
возможность пользоватьсЯ вторым. ќта система применЯлась в  те  годы,  когда
супруга какого-нибудь члена парламента разъезжала не в карете  цугом,  а  на
седельной подушке, за спиной у мужа; и важный адвокат не  почитал  длЯ  себЯ
унизительным трусить в ‚естминстер в мЯгком седле, в то времЯ как его писец,
примостившись позади него, болтал в воздухе ногами.
     Ђдамс, настоЯв на том, чтобы  „жозеф  начал  свой  путь  в  седле,  уже
несколько минут шагал по дороге. „жозеф только вдевал ногу в  стремЯ,  когда
конюх предъЯвил ему счет за кошт конЯ во времЯ его пребываниЯ  в  гостинице.
„жозеф сказал, что мистер Ђдамс за все уплатил; но когда  об  этом  доложили
мистеру  ’ау-‚аузу,  он  разрешил  дело  в  пользу  конюха  -  и   по   всей
справедливости, ибо  это  был  новый  пример  забывчивости  пастора  Ђдамса,
происходившей у него не от недостатка памЯти, а от поспешности, с  какою  он
постоЯнно пускалсЯ в хлопоты о других.
     „жозеф  очутилсЯ  перед   задачей,   крайне   смутившей   его.   ‘умма,
причитавшаЯсЯ за кошт конЯ, составлЯла двенадцать шиллингов (Ђдамс взЯл конЯ
напрокат у своего причетника и поэтому распорЯдилсЯ, чтобы его  кормили  как
нельзЯ лучше), а в  кармане  было  у  него  наличными  шесть  пенсов  (Ђдамс
поделилсЯ с ним своим последним шиллингом). € вот,  хоть  и  есть  на  свете
изобретательные личности, которые умудрЯютсЯ оплачивать двенадцать шиллингов
шестью пенсами, „жозеф был не из их числа. Ћн никогда в своей жизни не делал
долгов и, следовательно, не был искушен в умении ловко выпутыватьсЯ из  них.
’ау-‚ауз склонЯлсЯ поверить ему до другого раза, и миссис ’ау-‚ауз, пожалуй,
дала бы на  то  свое  согласие  (ибо  красота  „жозефа  произвела  некоторое
впечатление даже на тот кремень, который эта добраЯ женщина носила  в  груди
под видом сердца). ’ак что, по всей  вероЯтности,  „жозефа  отпустили  бы  с
миром, не случись ему, когда он честно  показывал  пустоту  своих  карманов,
вытЯнуть ту золотую монетку, котораЯ уже упоминалась нами раньше.  Џри  виде
ее у  миссис  ’ау-‚ауз  увлажнились  глаза;  она  сказала  „жозефу,  что  не
понимает, как это может быть, чтобы человек был не при деньгах  и  в  то  же
времЯ имел в кармане золото. „жозеф ответил, что он  чрезвычайно  ценит  эту
маленькую золотую монетку и не расстанетсЯ с нею за богатства, во  сто  крат
превышающие состоЯние самого крупного владетелЯ в графстве.
     - •орошее дело, - сказала миссис ’ау-‚ауз, - залезать в долги, а  потом
отказыватьсЯ расстатьсЯ с вашими деньгами, потому что они-де вам  дороги!  џ
никогда  не  слышала,  чтоб  золотаЯ  монета  стоила  больше,  чем   столько
шиллингов, на сколько ее можно разменЯть.
     - Ќи ради спасениЯ жизни своей от голодной смерти, ни ради выкупа ее от
разбойника не рассталсЯ бы Я с этой дорогой монеткой, - ответствовал „жозеф.
     - —то? - говорит миссис ’ау-‚ауз. - Ќе иначе как эту  монету  вам  дала
какаЯ-нибудь дрЯннаЯ потаскушка, какаЯ-нибудь девка, да! Ѓудь  она  подарком
от добродетельной женщины, вы бы ею так не дорожили!  Њой  муж  будет  дурак
дураком, если выпустит лошадь из рук, не получив по счету.
     - Ќет, нет, конечно, Я не могу выпустить лошадь из  рук,  пока  мне  не
отдадут мои деньги! - вскричал ’ау-‚ауз.
     ђешение  это  было  горЯчо  одобрено  случившимсЯ  во  дворе   юристом,
объЯвившим, что мистер ’ау-‚ауз, совершив задержание конЯ, будет прав  перед
законом.
     €так, поскольку мы в настоЯщее времЯ не может вызволить мистера „жозефа
из гостиницы, мы оставим его там и поведем нашего читателЯ вслед за пастором
Ђдамсом, который, пребываЯ в полном душевном покое, углубилсЯ в раздумье над
одним фрагментом ќсхила, занимавшим его полных три мили пути, так что он  ни
разу не помыслил о своем спутнике.
     Ќаконец, досучив нить своих размышлений и находЯсь в тот час на вершине
холма, он кинул взглЯд назад и подивилсЯ, что  „жозефа  не  видно.  ’ак  как
пастор рассталсЯ с юношей, когда тот собиралсЯ сесть  в  седло,  он  не  мог
опасатьсЯ, что произошел какой-либо подвох, или заподозрить, что спутник его
сбилсЯ с дороги, такой  простой  и  широкой;  одна  лишь  вероЯтнаЯ  причина
представилась Ђдамсу: что „жозеф повстречал какого-нибудь знакомого, который
и подбил его задержатьсЯ в пути длЯ беседы.
     Џоэтому он решил идти потихоньку вперед, не сомневаЯсь, что сейчас  его
догонЯт, и вскоре дошел до большой лужи, занимавшей всю дорогу, так  что  не
виделось другого способа преодолеть ее, как пуститьсЯ  вброд,  -  что  он  и
предпринЯл, погрузившись в воду чуть не по поЯс; но только  он  добралсЯ  до
того краЯ, как увидел, что, взглЯни он  раньше  за  изгородь,  он  нашел  бы
тропинку, по которой обошел бы воду, не замочив и подметок.
     “дивление, что „жозеф все не едет,  перешло  в  тревогу;  пастор  начал
опасатьсЯ неведомо чего; и, придЯ к решению  не  двигатьсЯ  дальше,  а  если
спутник не догонит его вскорости, то повернуть назад,  он  захотел  отыскать
какой-нибудь дом или  заведение,  где  бы  можно  было  просушить  одежду  и
подкрепитьсЯ пинтой пива; но ничего подходЯщего не  увидав  (по  той  только
причине, что не глЯнул на сто Ярдов вперед), он сел у дороги и извлек своего
ќсхила.
     Њимо проходил какой-то парень, и Ђдамс спросил, не укажет  ли  он  ему,
где тут будет кабак. Џарень сам только что вышел оттуда и знал, что и дом  и
вывеска на виду; он подумал, что над ним  насмехаютсЯ,  и,  будучи  угрюмого
нрава, предложил пастору "держать нос по  ветру  и  провалитьсЯ  к  чертЯм".
Ђдамс сказал ему, что он "дерзкий нахал", - на что парень  круто  обернулсЯ,
но, увидев, что Ђдамс сжал кулак, почел за благо идти дальше своей  дорогой,
не обращаЯ больше на него вниманиЯ.
     ‘ледом за ним показалсЯ на дороге всадник и на тот же вопрос ответил:
     - „а рЯдом, друг мой, рукой подать; он у вас перед глазами, неужели  не
видите?
     Ђдамс поднЯл глаза, вскричал:
     -  ‚оистину  так!  ‚от  он...  -  и,  поблагодарив  учтивого  человека,
направилсЯ прЯмо в кабак.


                                 ѓлава III
      Њнение двух законоведов об одном и том же джентльмене и допрос,
              устроенный Ђдамсом хозЯину относительно его веры

     Jн только вошел в дом, потребовал пинту элЯ и уселсЯ, когда  у  крыльца
остановились два всадника и, привЯзав своих коней к перилам, спешились.  Ћни
сказали, что надвигаетсЯ страшный ливень, который решили здесь переждать,  и
прошли вдвоем в соседнюю комнату, не замечаЯ мистера Ђдамса.
     Ћдин из них сразу же спросил  другого,  видел  ли  он  когдалибо  более
забавное происшествие. Ќа что другой сказал, что он сомневаетсЯ, мог ли,  по
закону, хозЯин задерживать конЯ за овес и сено. Ќо первый ответил:
     - Ќесомненно мог; суд в этом случае решил бы в его пользу. Њне известны
такие прецеденты.
     Ђдамсу, хоть он и склонен  был,  как  вправе  заподозрить  читатель,  к
забывчивости, всегда довольно  было  намека,  чтобы  он  все  припомнил;  и,
подслушав этот разговор, он тут же сказал себе, что речь, очевидно,  идет  о
его собственной лошади и что он забыл уплатить за ее прокорм, - в чем  он  и
удостоверилсЯ, когда расспросил джентльменов; и те еще добавили, что лошадке
теперь, по всей видимости, предоставЯт больше покоЯ, чем пищи, если никто за
нее не уплатит.
     Ѓедный Ђдамс решил сейчас же  вернутьсЯ  в  гостиницу,  хотЯ  не  лучше
„жозефа знал, как вызволить своего конЯ; однако  пастора  убедили  переждать
под кровом дождь, ливший теперь вовсю.
     € вот путешественники принЯлись втроем за кувшин доброго вина. Ђдамс по
дороге обратил внимание на помещичий дом, и когда он  теперь  спросил,  кому
этот дом принадлежит, то не успел один из всадников назвать  имЯ  владельца,
как другой начал того  честить  самыми  отборными  ругательствами.  …два  ли
найдетсЯ в английском Языке хоть одно бранное слово, которого не выложил  он
по этому случаю. Њало того,  он  обвинЯл  помещика  в  разных  неблаговидных
делах: когда тот охотитсЯ, ему все равно - что поле, что дорога; он  обижает
бедных фермеров, пускаЯ конЯ куда вздумаетсЯ и вытаптываЯ их пшеницу; а если
кто из обиженных самым смиренным образом попросит его  объехать  кругом,  он
тут же правит суд арапником. „а и в других отношениЯх это  величайший  тиран
длЯ соседей; он не позволЯет фермеру держать у себЯ ружье, хотЯ бы у того  и
было законное разрешение; а в доме он такой жестокий хозЯин, что у  него  ни
один слуга не прожил и года.
     - ‚ качестве судьи, - продолжал джентльмен, - он так  лицеприЯтен,  что
осуждает или оправдывает, как ему заблагорассудитсЯ, нисколько не считаЯсь с
правдой или доказательствами... ’олько дьЯвол стал бы тЯнуть  кого-нибудь  к
нему на суд; Я бы лучше согласилсЯ быть подсудимым у какого  угодно  другого
судьи, чем истцом у него. …сли бы Я владел землей в этих краЯх, Я бы  скорее
продал ее за полцены, чем стал бы жить по соседству с ним!
     Ђдамс покачал головой и выразил свое прискорбие  по  поводу  того,  что
таким людЯм "позволЯют безнаказанно вершить свои дела и что богатство  может
ставить человека над законом". Љогда вскоре затем хулитель  вышел  во  двор,
джентльмен, который первым назвал имЯ помещика, стал уверЯть Ђдамса, что его
спутник судит несколько предубежденно. Њожет быть, и правда, сказал он,  что
этому помещику случалось во времЯ охоты потравить  чье-нибудь  поле,  но  он
всегда полностью возмещал  пострадавшему  убыток;  а  насчет  тиранства  над
соседЯми и отбираниЯ у них ружей - это далеко не так: он сам знает фермеров,
которые, не имеЯ разрешениЯ, не только держат у себЯ ружьЯ, но и стрелЯют из
них дичь; длЯ своих слуг  -  это  самый  добрый  хозЯин,  и  многие  из  них
состарились у него на службе; это лучший мировой судьЯ в королевстве и,  как
ему достоверно  известно,  немало  трудных  споров,  отданных  на  его  суд,
разрешил с высокой мудростью и полным  беспристрастием.  Ќет  сомнениЯ,  что
иной владелец предпочел бы заплатить втридорога за имение  возле  него,  чем
поселитьсЯ под крылом другого какого-нибудь  большого  человека.  „жентльмен
едва успел закончить свой панегирик, как его спутник вернулсЯ и сообщил, что
гроза пронеслась. Ћба тотчас сели на коней и ускакали.
     Ђдамс, крайне смущенный этими столь несходными отзывами об одном и  том
же лице, спросил хозЯина, знает ли он названного джентльмена: а то  ему  уже
почудилось, что те по недоразумению говорили о двух разных джентльменах.
     - Ќет, нет, сударь! - ответил хозЯин, хитрый  и  ловкий  человек.  -  џ
превосходно знаю джентльмена, о котором они говорили, знаю  и  джентльменов,
говоривших о нем. —то до езды по чужим хлебам, то, насколько  мне  известно,
он вот уже два года не садилсЯ в седло. € что-то не  слыхивал  Я,  чтобы  он
когда чинил такого рода обиды, а насчет возмещениЯ  скажу  вам:  не  так  он
любит сорить деньгами, чтобы доводить до того. € никогда Я не  слышал,  чтоб
он отобрал у кого ружье; нет, Я даже знаю многих, у кого есть в доме  ружьЯ;
а вот чтобы у него стрелЯли дичь, так по этой  части  нет  человека  строже:
посмел бы только кто, так он  бы  того  со  свету  сжил.  ‚ы  слышали,  один
„жентльмен говорит, что он длЯ своих слуг самый дурной господин на свете,  а
другой, что самый лучший; Я же со своей стороны скажу: Я знаю всех его слуг,
а никогда ни от одного из них не слышал, что он плох или что он хорош...
     - ’ак! так! - говорит Ђдамс. - Ђ судьЯ он справедливый?
     - Џраво, мой друг, - ответил хозЯин, -  Я  не  уверен,  состоит  ли  он
сейчас судьей: единственное дело, какое пришлось ему разбирать за много лет,
была как раз тЯжба между этими самыми двумЯ господами,  которые  только  что
вышли из моего дома; и Я считаю, что он ее разрешил по справедливости,  -  Я
был при разборе.
     - Ђ в чью пользу он решил ее? - спросил Ђдамс.
     - „умаетсЯ мне, это  вам  должно  быть  Ясно  и  без  моего  ответа,  -
воскликнул хозЯин, - по тем двум разным отзывам, какие  вы  тут  услышали  о
нем. Ќе мое это дело спорить с джентльменами, когда они пьют в моем доме; но
Я так понимаю, что ни один из них не сказал ни слова правды.
     - Ѓоже нас упаси от такого греха! - молвил Ђдамс. -  ђазве  могут  люди
говорить неправду о ближних, руководствуЯсь мелкой  личной  признательностью
или, что еще бесконечно хуже, личной злобой! “ж лучше мне думать, что мы  их
не понЯли и что они говорили о двух разных  лицах:  много  ведь  при  дороге
домов.
     - Џозволь, дружок! - вскричал тут хозЯин. -  ’ы  станешь  уверЯть,  что
никогда в жизни своей не солгал?
     - џ никогда не солгал со злым умыслом,  в  этом  Я  уверен,  -  ответил
Ђдамс, - или с намерением повредить чьему-либо доброму имени.
     - ”ью! ‘о злым умыслом!  -  возразил  хозЯин.  -  Ќе  с  тем,  конечно,
умыслом,  чтобы  человек  угодил  на  виселицу  или   чтоб   наделать   кому
неприЯтностей; но так, из любви к  самому  себе,  всегда  говоришь  о  друге
лучше, чем о враге.
     - €з любви к самому себе должно  держатьсЯ  только  правды,  -  говорит
Ђдамс, - потому что, поступаЯ иначе, мы наносим вред самой благородной части
нашего существа - нашей бессмертной душе. Ќе веритсЯ мне, что есть  болваны,
готовые погубить ее ради  пустЯчной  какой-то  выгоды,  когда  и  величайшаЯ
выгода в этой жизни только прах по сравнению с тем, что ждет нас в будущей.
     •озЯин поднЯл чарку и выпил с  улыбкой  "за  будущую  жизнь",  добавив,
однако, что он не прочь кое-что получить и в этой.
     - Љак, - говорит Ђдамс очень серьезно,  -  вы  не  верите  в  загробную
жизнь?
     Ќа это хозЯин ответил, что верит, - он же не безбожник.
     - € вы верите, что у вас есть бессмертнаЯ душа? - вскричал Ђдамс.
     ’от ответил, что верит, - избави боже, как можно не верить.
     - Ђ в рай и ад? - сказал пастор.
     ’огда хозЯин попросил его не кощунствовать, ибо о таких вещах нельзЯ ни
говорить, ни думать нигде, кроме как в церкви.
     Ђдамс спросил, зачем же он ходит в  церковь,  если  то,  чему  его  там
поучают, никак не влиЯет на его поведение в жизни.
     - џ хожу в церковь молитьсЯ, - ответил хозЯин, - из благочестиЯ хожу.
     - Ђ ты веришь, - вскричал Ђдамс, - тому, что ты слышишь в церкви?
     - ‚ерю почти всему, сударь, - ответил хозЯин.
     - € ты не содрогаешьсЯ, - вопит Ђдамс, - при мысли о вечной каре?
     - Ћ каре, сударь, - отвечает тот, - Я никогда не думал;  но  что  проку
говорить о таких далеких вещах? Љружка пуста - прикажете принести вторую?
     Џока он ходил за пивом, к  крыльцу  подъехала  почтоваЯ  карета.  Ључер
зашел в дом, и хозЯйка спросила, какие у него нынче пассажиры.
     - ‘вора паршивых с...к, - говорит он, - Я бы их с  радостью  опрокинул;
вы их не уговорите выпить ни глотка, уж поверьте!
     Ђдамс спросил, не видел ли  он  дорогой  молодого  человека  верхом  на
лошади, и описал „жозефа.
     - ќге, - сказал кучер. -  одна  дама  из  моей  кареты,  его  знакомаЯ,
выкупила его вместе с конем; он уже был бы тут,  не  загони  его  гроза  под
крышу.
     - Ѓог ее благослови! - сказал в восторге Ђдамс и, не усидев  на  месте,
выбежал на улицу, узнать, кто эта милосерднаЯ женщина. Љаково  же  было  его
удивление, когда он увидел  свою  старую  знакомую,  миссис  ‘липслоп!  Ћна,
правда, была менее удивлена, так как знала  уже  от  „жозефа,  что  встретит
пастора в пути. Ћни  обменЯлись  самыми  учтивыми  приветствиЯми,  и  миссис
‘липслоп упрекнула кабатчицу, почему  та  сказала,  будто  в  доме  никакого
джентльмена нет, когда она, ‘липслоп, справилась о нем. Ќо право же, честнаЯ
женщина никого не хотела намеренно вводить в  заблуждение:  миссис  ‘липслоп
справилась о свЯщеннике, а  она,  по  несчастью,  принЯла  Ђдамса  за  лицо,
направлЯвшеесЯ куда-нибудь по соседству на  Ярмарку  обирать  простаков  при
помощи наперстков и пуговицы или по другому такому же делу:  потому  что  он
ходил  в  очень  широком,  хоть  и  куцем  полукафтанье,  белом  с   черными
пуговицами, в коротком парике и в шлЯпе, на которой не то что черной  ленты,
а и вовсе ничего черного не было.
     ’ут подъехал „жозеф, и  миссис  ‘липслоп  предложила  ему  отдать  конЯ
пастору, а самому перейти  в  карету;  но  юноша  это  решительно  отклонил,
сказав, что он, слава богу, достаточно поправилсЯ, так что может держатьсЯ в
седле; и к тому же, добавил он, чувство долга никогда не позволит ему  сесть
в карету, когда мистер Ђдамс едет верхом.
     Њиссис ‘липслоп упорствовала бы дольше, если бы одна из  пассажирок  не
положила конец их спору, заЯвив, что не потерпит,  чтобы  человек  в  ливрее
ехал с нею в одной карете; итак, договорились наконец на том, что  свободное
место в карете займет Ђдамс, а „жозеф будет продолжать свой путь верхом.
     Ќе успели они отъехать от кабака, как миссис  ‘липслоп,  обратившись  к
пастору, заговорила так:
     - ‘траннаЯ перемена произошла в нашем доме,  мистер  Ђдамс,  со  смерти
сэра ’омаса.
     - „а, в самом деле, страннаЯ перемена, - говорит Ђдамс, - как  Я  понЯл
по некоторым намекам, оброненным „жозефом.
     - „а, - говорит она, - Я никогда бы не поверила  такому  делу,  но  чем
дольше живешь на свете,  тем  больше  видишь.  ’ак  „жозеф  делал  кое-какие
намеки?
     - Ќо какого рода, это Я навеки сохраню в тайне, - воскликнул пастор,  -
он взЯл с  менЯ  такое  обещание,  перед  тем  как  заговорить.  џ  искренне
опечален, что миледи повела себЯ таким недостойным образом. џ всегда почитал
ее в общем доброй госпожой и никогда бы не заподозрил ее в  помыслах,  столь
не подобающих христианке - да еще по отношению к молодому человеку из  числа
ее слуг.
     - „лЯ менЯ это все не тайна, уверЯю вас, -  говорит  ‘липслоп,  -  и  Я
думаю, скоро это станет известно повсюду: потому  что  с  его  отъездом  она
ведет себЯ совсем как сумасшедшаЯ, иначе не скажешь.
     - Џоистине, Я глубоко опечален, -  говорит  Ђдамс,  -  она  была  такаЯ
хорошаЯ госпожа; правда, Я часто жалел, что она была недостаточно усердна  в
посещении церковной службы, но зато она делала много добра в приходе.
     - Ђх, мистер Ђдамс! - говорит ‘липслоп. -  Љогда  люди  не  видЯт,  они
зачастую ничего и не знают. “верЯю вас, из дома  многое  раздавалось  бедным
без ее ведома. џ слышала, как вы  говорили  с  кафедры,  что  мы  не  должны
хвалитьсЯ; но, право, Я не могу утаить:  держи  она  ключи  в  своих  руках,
беднЯки  не  получали  бы  столько  лекарственной  настойки,  сколько  Я  им
отпускала. Ђ  что  касаетсЯ  моего  покойного  хозЯина,  так  он  был  самый
достойный человек на земле и без конца творил бы добрые дела,  не  будь  над
ним надзора; но он любил мирную жизнь - упокой господи его душу! џ  уверена,
что он теперь в раю и наслаждаетсЯ миром, которого здесь  на  земле  кое-кто
постоЯнно его лишал.
     Ђдамс ответил, что он никогда раньше ни о чем таком не слыхивал, и если
он не ошибаетсЯ (ему помнилось, что  миссис  ‘липслоп  обычно  хвалила  свою
госпожу и поругивала господина), то она сама придерживалась  раньше  другого
мнениЯ.
     - Ќе знаю, - возразила ‘липслоп, - что  Я  могла  думать  когда-то,  но
сейчас Я вполне компотентно заЯвлЯю, что дело обстоит в точности так, как  Я
вам говорила: свет скоро увидит, кто  кого  обманывал;  Я  лично  ничего  не
скажу, кроме лишь того, что просто удивительно, как некоторые люди  могут  с
таким свЯтым видом творить любые дела!
     ’ак они беседовали с  мистером  Ђдамсом,  когда  карета  поравнЯлась  с
большим домом, стоЯвшим поодаль от дороги; и, увидев его, одна леди в карете
воскликнула:
     - ‡десь живет несчастнаЯ ‹еонора, если можно по справедливости  назвать
несчастной женщину, которую мы в то же времЯ не можем оправдывать  и  должны
признать виновницей собственных бед.
     ќтих слов с лихвой достало, чтобы пробудить любопытство мистера Ђдамса,
да и всех остальных пассажиров, которые стали дружно просить  леди  поведать
им историю ‹еоноры, так как в этой истории, судЯ по сказанному,  заключалось
кое-что примечательное.
     ‹еди,  вполне  благовоспитаннаЯ  особа,   не   заставила   долго   себЯ
упрашивать; она только высказала надежду,  что,  занЯв  внимание  спутников,
доставит им развлечение, и начала следующий рассказ.


                                  ѓлава IV
                €сториЯ ‹еоноры, или ЌесчастнаЯ прелестница

     ‹еонора была  дочерью  состоЯтельного  джентльмена;  она  была  высока,
стройна и обладала тем  живым  выражением  лица,  которое  часто  привлекает
сильней, чем правильные черты в сочетании с вЯлым видом;  однако  же  такого
рода красота бывает порой столь же обманчива, сколь пленительна;  отраженнаЯ
в ней жизнерадостность часто принимаетсЯ за доброту, а бойкость за  истинный
ум.
     ‹еонора, которой было тогда восемнадцать лет,  жила  у  своей  тетки  в
одном городе на севере Ђнглии. Ћна до крайности любила  веселитьсЯ  и  очень
редко пропускала  бал  или  какоенибудь  другое  светское  сборище,  где  ей
представлЯлось  немало  случаев  удовлетворить  свое  жадное  тщеславие  тем
предпочтением,  какое  отдавали  ей  мужчины  почти  перед   всеми   прочими
присутствовавшими там женщинами.
     ‘реди многих молодых людей, отмечавших ее своим  вниманием,  был  некий
ѓорацио, которому вскоре удалось затмить в ее глазах всех своих  соперников;
она танцевала веселее обычного, когда ему случалось быть ее кавалером, и  ни
прелесть вечера, ни пенье соловьЯ не могли так удлинить ее прогулку, как его
общество. Ћна делала вид, будто даже и не понимает любезностей других  своих
поклонников, меж тем как  к  каждому  комплименту  ѓорацио  она  внимательно
склонЯла слух, улыбаЯсь порой и тогда, когда комплимент бывал слишком  тонок
длЯ ее пониманиЯ.
     - Џростите, сударынЯ, - говорит Ђдамс, - а  кто  он  был,  этот  сквайр
ѓорацио?
     - ѓорацио, - говорит леди, - был молодой джентльмен из  хорошей  семьи,
получивший юридическое образование и за несколько лет пред  тем  удостоенный
званиЯ адвоката. ‹ицо и сложение его были таковы, что  большинство  признало
бы его красавцем; и притом всему его виду было  присуще  такое  достоинство,
какое встретишь не часто. Ќрава он был сурового, однако без тени  угрюмости.
Ћн был не чужд остроумиЯ и юмора и имел склонность к злой насмешке,  которой
несколько злоупотреблЯл.
     ќтот джентльмен, питавший сильнейшую страсть  к  ‹еоноре,  был,  верно,
последним, кто заподозрил, что может иметь у нее успех. ‚есь город  сосватал
их задолго до  того,  как  он  сам  из  ее  поведениЯ  почерпнул  достаточно
решимости, чтоб заговорить с ней о  своей  любви:  потому  что  он  держалсЯ
мнениЯ (и, может быть, в этом он был прав), что весьма  неполитично  всерьез
заводить с женщиной  речь  о  любви  прежде,  чем  настолько  завладеешь  ее
чувствами, что она сама будет этого ждать и желать.
     Ќо как ни склонны бывают влюбленные  из  страха  преувеличивать  каждое
проЯвление  милости  к  сопернику  -  и  соответственно  преуменьшать   свои
собственные мелкие успехи, - все же  страсть  не  могла  настолько  ослепить
ѓорацио, чтобы ему не внушило надежд поведение  ‹еоноры,  чьЯ  склонность  к
нему была теперь столь же очевидна длЯ любого стороннего  наблюдателЯ  в  их
кругу, как и его чувство к ней.
     - Џо моим наблюдением, такие навЯзчивые  девчонки  никогда  не  кончали
добром (говорит та леди, котораЯ не соглашалась допустить „жозефа в карету);
и что бы она ни учинила дальше, Я ничему не удивлюсь!
     ‹еди продолжала свою историю так:
     - Ћднажды вечером, среди веселого  разговора  в  саду,  ѓорацио  шепнул
‹еоноре, что он хотел бы немного пройтись с нею наедине; потому что ему н