ол, который  так  славитсЯ
среди ребЯт и простого народа; при этом Я с  ужасом  убедилсЯ,  что  покатые
шиферные кровли, окружающие колокольню, находЯтсЯ  на  уровне  моих  ног.  ‚
просветы Я видел, так сказать с птичьего полета,  площадь  перед  собором  и
прохожих ростом не больше муравьев.
     € вдруг гигантский колокол зазвонил, мощный звук потрЯс воздух, грузнаЯ
башнЯ дрогнула. „ощатый настил затрЯссЯ, заходил ходуном на балках. Ђ Я чуть
не упал навзничь от внезапного грохота; Я покачнулсЯ и еле удержалсЯ,  чтобы
не покатитьсЯ по наклонной шиферной кровле. Ћт  испуга  Я  лег  на  доски  и
крепко обхватил их обеими руками, у менЯ отнЯлсЯ Язык и перехватило дыхание,
а в ушах раздавалсЯ оглушительный звон и перед глазами где-то  глубоко,  как
бездна,  зиЯла  площадь,  по  которой  с  завидной  безмЯтежностью   сновали
прохожие.
     € вот сейчас Я будто снова в башне большого  колокола.  ѓолова  у  менЯ
кружитсЯ, в глазах темнеет, каждаЯ извилина моего мозга сотрЯсаетсЯ, как  от
колокольного звона; а та ровнаЯ мирнаЯ стезЯ жизни, с которой Я свернул и по
которой совершают свой путь другие  люди,  виднеетсЯ  где-то  вдали,  сквозь
расселины бездны.

        XXXVII

     ЏарижскаЯ ратуша - мрачное здание  с  островерхой,  крутой  кровлей,  с
неожиданно тоненькой колоколенкой, с огромным  белым  циферблатом,  с  рЯдом
мелких  колонн  в  каждом  этаже,  с  бесчисленными  окнами,  с  лестницами,
истертыми от шагов, с двумЯ арками направо и  налево;  недаром  на  ѓревскую
площадь обращен ее зловещий, источенный старостью фасад, такой  темный,  что
даже на солнце он не становитсЯ светлее.
     ‚ дни казней все ее двери ломЯтсЯ от жандармов,  все  окна  смотрЯт  на
приговоренного.
     Ђ вечером ее циферблат, показавший урочный час, продолжает светитьсЯ на
черном фасаде.

        XXXVIII

     Џробило четверть второго.
     ‚от что Я ощущаю сейчас:
     †естокую головную боль, озноб в спине и жар в висках. ‚сЯкий раз, как Я
встаю или наклонЯюсь, мне  кажетсЯ,  будто  в  голове  у  менЯ  переливаетсЯ
какаЯ-то жидкость и мозг мой бьетсЯ о стенки черепа.
     ‘удорожнаЯ дрожь проходит по всему телу, и перо часто выпадает из  рук,
как от гальванического толчка.
     ѓлаза словно разъедает дым. ‹окти ломит.
     …ще два часа и три четверти, и Я буду исцелен.

        XXXIX

     ѓоворЯт, в этом  ничего  нет  страшного,  при  этом  не  страдают,  это
спокойный конец, и смерть таким способом очень облегчена.
     Ђ чего стоит шестинедельнаЯ агониЯ и целый день предсмертной муки? —его
стоит томление этого невозвратного  днЯ,  который  тЯнетсЯ  так  медленно  и
проходит так быстро? —его стоит эта  лестница  пыток,  ступень  за  ступенью
приводЯщаЯ к эшафоту?
     Џо-видимому, это не считаетсЯ страданием. Ђ неизвестно, что мучительнее
- чтобы кровь уходила каплЯ за каплей или чтобы сознание  угасало  мысль  за
мыслью.
     € откуда у них такаЯ уверенность, что при этом не страдают? Љто это  им
сказал? ‘лышал  ли  кто-нибудь,  чтобы  отрубленнаЯ  голова,  всЯ  в  крови,
выглЯнула из корзины и крикнула в толпу: "ќто совсем не больно!"?
     Љто из умерших по их  рецепту  приходил  выразить  им  благодарность  и
заЯвить: "€зобретение  хоть  куда,  лучшего  не  ищите,  механизм  действует
исправно"?
     “ж не ђобеспьер ли? €ли ‹юдовик XVI?
     Ќичего страшного! Џолминуты, нет - полсекунды, и все  кончено.  Ђ  тот,
кто так говорит, поставил ли  себЯ  даже  мысленно  на  место  человека,  на
которого падает тЯжелое лезвие и впиваетсЯ в тело, разрывает  нервы,  крушит
позвонки?.. Љак же! Џолсекунды! Ѓоль не чувствуетсЯ... Љакой ужас!
     ЌепонЯтно, почему мысль о короле не покидает менЯ. Љак Я ни  уговариваю
себЯ, как ни отмахиваюсь, внутренний голос непрерывно нашептывает мне:
     "‚ этом же городе, в это же времЯ, недалеко  отсюда,  в  другом  дворце
находитсЯ человек, чьи двери тоже охранЯютсЯ часовыми, человек, как и ты, не
имеющий себе равного в глазах народа с той разницей, что  он  первый,  а  ты
последний из людей.  ЉаждаЯ  минута  его  жизни  полна  торжества,  величиЯ,
упоениЯ и услады. …го окружает любовь, почет, благоговение. ‚ беседе  с  ним
самые громкие голоса становЯтсЯ тихими и склонЯютсЯ самые горделивые головы.
‚зглЯд его ласкают золото и атлас.  ‚  этот  час  он,  верно,  совещаетсЯ  с
министрами, и все согласны с его мнением, или же думает о завтрашней  охоте,
о сегоднЯшнем бале, не сомневаЯсь,  что  празднество  состоитсЯ  вовремЯ,  и
возлагаЯ на других заботу об его увеселениЯх. Ђ ведь он такой же человек, из
плоти и крови, как ты! - € чтобы сию минуту рухнул проклЯтый  эшафот,  чтобы
тебе было возвращено все - жизнь, свобода, состоЯние, семьЯ,  -  достаточно,
чтобы он вот этим пером начертал под  листком  бумаги  четыре  буквы  своего
имени, достаточно даже, чтобы его карета встретилась с твоей телегой.  €  он
ведь добрый и, может быть, рад бы все сделать, но ничего этого не будет!

        XLI

     Ќу что ж! ‘оберем все мужество перед лицом смерти и прЯмо взглЯнем ей в
глаза. Џусть ответит нам, что она такое и чего от нас хочет, со всех  сторон
рассмотрим эту жестокую мысль, постараемсЯ расшифровать  загадку  и  заранее
заглЯнуть в могилу. Љогда глаза мои закроютсЯ, Я увижу, мне  кажетсЯ,  Яркое
сиЯние, бездны света, в которых  будет  вечно  парить  мой  дух.  Ќебо,  мне
кажетсЯ, засветитсЯ само по себе, а звезды будут на нем темными пЯтнами,  не
золотыми блестками на черном бархате, как в глазах живых, а черными  точками
на золотой парче.
     €ли же мне, окаЯнному, откроетсЯ глубокаЯ, страшнаЯ пропасть,  со  всех
сторон окутаннаЯ мраком, и Я буду вечно падать в нее и видеть, как  во  мгле
шевелЯтсЯ призраки.
     Ђ может быть, после того, как это свершитсЯ, Я очнусь на плоской  сырой
поверхности и буду ползать в темноте, вращаЯсь,  как  вращаетсЯ  скатившаЯсЯ
голова. Њне кажетсЯ, сильный ветер будет гнать менЯ и сталкивать  с  другими
катЯщимисЯ  головами.  Њестами  мне  будут  попадатьсЯ   болота   и   ручьи,
наполненные неизвестной тепловатой  жидкостью,  такой  же  черной,  как  все
кругом. Љогда во времЯ  вращениЯ  глаза  мои  обратЯтсЯ  вверх,  они  увидЯт
сумрачное небо, все в тЯжелых, низко нависающих тучах, а дальше, в  глубине,
огромные клубы дыма, чернее самого мрака. …ще увидЯт они мелькающие во  тьме
красные точки, которые вблизи  обернутсЯ  огненными  птицами.  €  это  будет
длитьсЯ вечность. ‚озможно также, что  в  памЯтные  даты  гревские  мертвецы
собираютсЯ темными зимними ночами на площади, по праву принадлежащей  им.  Љ
толпе этих бледных окровавленных теней примкну  и  Я.  Ќочь  безлуннаЯ,  все
говорЯт шепотом. € перед нами снова обветшалый фасад ратуши, ее  облупленнаЯ
крыша и циферблат, который был неумолим ко всем нам. Ќа площади  воздвигнута
адскаЯ гильотина, где черт должен казнить палача. Џроизойдет  это  в  четыре
часа утра, и теперь уж мы будем толпитьсЯ вокруг.
     „опустим, что так оно и есть. Ќо если мертвецы возвращаютсЯ, в каком же
облике  возвращаютсЯ  они?  —то  они   сохранЯют   от   своего   урезанного,
изувеченного  тела?  —то  предпочитают?  ѓолова  или   туловище   становитсЯ
призраком?
     Ђ что делает смерть с нашей душой?  Љакой  природой  наделЯет  ее?  —то
берет у нее или придает ей? Људа девает ее? ‚озвращает ли  ей  хоть  изредка
телесные очи, чтобы смотреть на землю и плакать?
     Ћ, найдите, найдите мне свЯщенника, который  знал  бы  это!  Њне  нужен
свЯщенник, мне нужно приложитьсЯ к распЯтию!
     ѓосподи, опЯть тот же самый!

        XLII

     џ сказал ему, что хочу спать, и бросилсЯ на постель.
     Ћт сильного прилива крови к голове Я и в самом деле уснул. ‚  последний
раз Я спал таким, а не иным сном.
     € мне приснилось, будто сейчас ночь. Ѓудто Я сижу в  своем  кабинете  с
двумЯ-тремЯ друзьЯми, не помню уж с кем.
     †ена легла спать и вместе с собой уложила ребенка.
     Њы с друзьЯми шепотом разговариваем о чем-то страшном.
     ‚друг мне слышитсЯ шум где-то, в соседних комнатах. ‘лабый, непонЯтный,
неопределенный шум.
     „рузьЯ тоже услышали его. Њы прислушиваемсЯ; кажетсЯ, кто-то  осторожно
открывает замок и потихоньку перепиливает засов.
     ‚ этом есть что-то жуткое - мы холодеем от страха. Ќе  иначе  как  воры
забрались ко мне в такой поздний час. Њы решаем пойти посмотреть. џ встаю  и
беру свечу. „рузьЯ идут за мной следом.
     Њы проходим через спальню. †ена и ребенок спЯт.
     Њы в гостиной. Ќи души. Џортреты неподвижно висЯт в золоченых рамах  на
красных обоЯх. Њне показалось, что дверь из гостиной в столовую приотворена.
     Њы входим в столовую; осматриваем ее. џ иду первым. „верь  на  лестницу
заперта, окна тоже. ЏодойдЯ к печке, Я заметил, что бельевой шкаф  открыт  и
что его распахнутаЯ дверца заслонЯет угол комнаты.
     ќто менЯ озадачило. Њы подумали, что за дверцей кто-то прЯчетсЯ.
     џ потЯнул рукой дверцу; она не поддалась. џ удивилсЯ и дернул  сильнее;
дверца захлопнулась, и мы увидели сгорбленную старуху, стоЯщую неподвижно, с
опущенными руками, с закрытыми глазами, словно приклеенную к  углу.  ‚  этом
было что-то невыразимо страшное, волосы и сейчас,  при  одном  воспоминании,
встают у менЯ дыбом.
     џ спросил старуху:
     - —то вы тут делаете? Ћна не ответила. џ спросил:
     - Љто вы?
     Ћна не ответила, не пошевелилась, не открыла глаз.
     „рузьЯ решили:
     - Ќаверно, она сообщница тех, кто пришел сюда  с  дурными  намерениЯми;
остальные, услышав наши шаги, убежали, а она не успела и спрЯталась в углу.
     џ снова принЯлсЯ допрашивать ее - она не  отвечала,  не  двигалась,  не
глЯдела.
     Љто-то из нас толкнул ее - она упала.
     Ћна рухнула, как кусок дерева, как безжизненный предмет.
     Њы попытались сдвинуть ее ногой, потом двое из нас поднЯли ее  и  снова
приставили к стене. Ћна не подавала признаков жизни. …й кричали прЯмо в ухо.
Ћна оставалась нема, словно ничего не слышала. Њы уже стали терЯть терпение,
к ужасу примешивалась злоба. Љто-то посоветовал мне:
     - Џоднесите ей под нос свечу. џ поднес зажженный фитилек к ее лицу. Ћна
полуоткрыла один глаз, тусклый, страшный, незрЯчий. џ отвел свечу и сказал:
     - Ђга! Ќаконец-то! Ѓудешь теперь отвечать, стараЯ колдуньЯ? Љто ты?
     ѓлаз закрылсЯ, будто сам собой.
     - Ќу это уж наглость! - хором закричали мои друзьЯ. - „авайте,  давайте
еще свечу! ‡аставьте ее отвечать!
     џ снова поднес свечу к лицу старухи.
     € вот она медленно открыла оба глаза, по  очереди  оглЯдела  нас  всех,
потом, внезапно нагнувшись, задула свечу, дохнув на нее ледЯным дыханием.  ‚
ту же секунду три острых зуба в темноте вонзились мне в руку.
     џ проснулсЯ, весь дрожа, обливаЯсь холодным потом.
     „обрый свЯщенник сидел в ногах моей кровати и читал молитвы.
     - „олго Я спал? - спросил Я.
     - ‚ы проспали час, сын мой, - ответил он. - Љ вам  привели  дочку.  Ћна
дожидаетсЯ в соседней комнате. џ не позволил вас будить.
     - ЊоЯ дочка здесь! - вскричал Я. - Џриведите ее ко мне.

        XLIII

     Ћна такаЯ свеженькаЯ, розовенькаЯ, у нее огромные глаза, она красотка!
     Ќа нее надели платьице, которое очень ей к лицу.
     џ схватил ее, поднЯл на руки, посадил к  себе  на  колени,  целовал  ее
головку.
     Џочему она без мамы? - Њама больна, бабушка тоже больна. ’ак Я и думал.
     Ћна удивленно смотрела на менЯ и  безропотно  терпела  ласки,  объЯтиЯ,
поцелуи, только времЯ от времени с беспокойством поглЯдывала на  свою  нЯню,
котораЯ плакала в уголке.
     Ќаконец Я нашел в себе силы заговорить.
     - Њари! Љрошка моЯ Њари! - прошептал Я и крепко прижал ее к  груди,  из
которой рвались рыданиЯ. Ћна слабо вскрикнула.
     - Њне больно, не надо так, дЯдЯ, - жалобно сказала она.
     „ЯдЯ! ЃеднаЯ детка, она почти год не видела менЯ. Ћна забыла мое  лицо,
интонации голоса; да и как менЯ узнать, обросшего бородой, бледного, в такой
одежде? ‡начит, она уже не помнит менЯ! Ђ ведь только  в  ее  памЯти  мне  и
хотелось бы жить! ‡начит, Я уже не отец! Њне не суждено больше  слышать  это
слово детского Языка,  такое  нежное,  что  оно  не  может  перейти  в  Язык
взрослых, - слово "папа"!
     ’олько бы еще раз, один раз услышать его из этих уст - вот все, чего  Я
прошу за сорок лет жизни, которые отнимают у менЯ!
     - Ќу посмотри же, Њари, разве ты менЯ не помнишь. - спросил Я, соединЯЯ
обе ее ручонки в своих руках.
     Ћна поднЯла на менЯ прекрасные черные глазки и сказала:
     - ‘овсем не помню!
     - Џосмотри получше, - настаивал Я. - Ќеужели ты не знаешь, кто Я?
     - ‡наю, вы чужой дЯдЯ.
     Љак это ужасно, когда единственное существо на  свете,  которое  любишь
беззаветно, любишь всей силой своей любви, смотрит на тебЯ, говорит с тобой,
отвечает тебе и не узнает тебЯ! ’ы жаждешь утешениЯ только  от  него,  а  от
него одного скрыто, что ты нуждаешьсЯ  в  утешении,  потому  что  ты  должен
умереть!
     - “ тебЯ есть папа, Њари? - спросил Я.
     - …сть, - ответила девочка.
     - ѓде же он?
     …е большие глаза удивленно посмотрели на менЯ.
     - Ђ вы разве не знаете? Ћн умер.
     Ћна опЯть вскрикнула - Я едва не уронил ее.
     - “мер! - повторил Я. - Ђ ты знаешь. Њари, что значит - умер?
     - ‡наю, он в земле и на небе. - € добавила от себЯ: - џ каждое  утро  и
каждый вечер молюсь за него боженьке у мамы на коленЯх.
     џ поцеловал ее в лоб.
     - ‘кажи мне, как ты молишьсЯ. Њари.
     - ЌельзЯ, дЯдЯ. „нем не молЯтсЯ. Џриходите к нам сегоднЯ вечером, тогда
Я вам скажу молитву. ќто было выше моих сил. џ перебил ее:
     - Њари, Я - твой папа.
     - Ќу-у! - протЯнула она. џ настаивал:
     - •очешь, чтобы Я был твой папа? „евочка отвернулась.
     - Ќет, мой папа был красивее. џ осыпал ее поцелуЯми, облил слезами. Ћна
пыталась высвободитьсЯ и кричала:
     - “ вас борода колючаЯ!
     џ снова усадил ее  на  колени  и,  не  спускаЯ  с  нее  глаз,  принЯлсЯ
расспрашивать:
     - ’ы умеешь читать. Њари?
     - “мею, - ответила она. - Њама учит менЯ читать буквы.
     - Ќу-ка почитай, -  предложил  Я,  показываЯ  на  бумагу,  которую  она
комкала в своих ручонках.
     Ћна покачала прелестной головкой.
     - Ќу нет! џ умею читать только сказки.
     - Џопробуй. Џочитай.
     Ћна  развернула  бумагу  и  принЯлась,  водЯ  пальчиком,  разбирать  по
складам:
     - Џ, ђ, €, при; ѓ, Ћ, го; ‚, Ћ, ђ, вор - приговор...
     џ вырвал у нее бумажку. Ћна читала  мой  смертный  џ  приговор.  ЌЯнька
купила его за медЯк. Њне-то он стоил дороже.
     ‘ловами не выразишь, что Я  испытывал.  Њое  резкое  движение  испугало
Њари; она чуть не расплакалась и вдруг потребовала:
     - Ќе трогайте бумагу, слышите! ќто моЯ игрушка.
     џ передал девочку нЯньке.
     - “несите ее.
     Ђ сам, опустошенный, полный мрачного  отчаЯниЯ,  снова  упал  на  стул.
Џусть скорее приходЯт; Я больше ничем не дорожу; последнЯЯ нить, свЯзывавшаЯ
менЯ с жизнью, порвана. џ готов к тому, что со мной собираютсЯ сделать.

        XLIV

     ‘вЯщенник - добрый человек, жандарм тоже. ЉажетсЯ, они  пролили  слезу,
когда Я велел унести моего ребенка.
     ‘ этим покончено. ’еперь мне надо собрать все душевные силы и заставить
себЯ спокойно думать о палаче, о телеге, о жандармах, о зеваках на мосту,  о
зеваках на набережной, о зеваках у окон и о том, что воздвигнуто в мою честь
на зловещей ѓревской площади, которую можно вымостить головами, скатившимисЯ
на ней.
     ЉажетсЯ, у менЯ осталсЯ еще час, чтобы освоитьсЯ с этими мыслЯми.

        XLV

     ‚се эти толпы будут смеЯтьсЯ,  хлопать  в  ладоши,  ликовать.  Ђ  среди
стольких людей, свободных  и  незнакомых  тюремщикам,  с  восторгом  бегущих
смотреть на казнь, среди этого морЯ голов, которое затопит площадь, не одной
голове предопределено  рано  или  поздно  последовать  за  моей  в  кровавую
корзину. Ќе один из тех, что пришел ради менЯ, придет сюда ради самого себЯ.
     „лЯ этих отмеченных роком людей есть на ѓревской площади роковаЯ точка,
центр притЯжениЯ, ловушка. Ћни кружат вокруг, пока не попадут в нее.

        XLVI

     Љрошка моЯ Њари! Ћна возвращаетсЯ к своим забавам. €з окна  фиакра  она
смотрит на толпу и уже совсем не думает о чужом дЯде.
     Њожет быть, Я успею написать несколько страничек  длЯ  нее,  чтобы  она
прочла их в свое времЯ и через  пЯтнадцать  лет  оплакала  то,  над  чем  не
плакала сегоднЯ.
     „а, она от менЯ должна узнать мою историю, должна  знать,  почему  имЯ,
которое Я завещаю ей, запЯтнано кровью.

     XLVII ЊоЯ историЯ

     Џримечание издателЯ. „о сих пор  не  удалось  отыскать  соответствующие
страницы. Џо-видимому, как можно заключить из последующих, приговоренный  не
успел их написать. ќта мысль возникла у него слишком поздно.

        XLVIII

                                                         €з комнаты в ратуше

     €з ратуши!.. €так, Я здесь. ‘трашный путь пройден. Џлощадь там,  внизу,
и ненавистнаЯ толпа под окном вопит и ждет менЯ и хохочет.
     Љак ни старалсЯ Я быть стойким и неуЯзвимым, силы мне изменили. Љогда Я
увидел поверх голов, между двумЯ фонарЯми набережной,  эти  поднЯтые  кверху
красные руки с черным треугольников конце, силы мне  изменили.  џ  попросил,
чтобы мне дали возможность сделать последнее заЯвление. ЊенЯ отвели  сюда  и
послали за одним из королевских прокуроров. џ жду его; как-никак  -  выигрыш
времени.
     ‚от как это было.
     Џробило три часа, и мне пришли  сказать,  что  пора.  џ  задрожал  так,
словно последние шесть часов, шесть недель, шесть  месЯцев  думал  о  чем-то
другом. ЊенЯ это поразило как нечто неожиданное. Ћни заставили мен  идти  по
их коридорам, спускатьсЯ по их лестницам. Ћни  втолкнули  менЯ  через  одну,
потом вторую дверцу нижнего этажа в мрачное сводчатое тесное помещение, куда
едва проникал свет дождливого, туманного днЯ. Џосередине был поставлен стул.
Њне велели сесть; Я сел.
     ‚озле  двери  и  у  стен  стоЯли  какие-то  люди,  кроме  свЯщенника  и
жандармов, и еще в комнате находилось трое мужчин.
     Џервый, краснощекий, толстый, выше  и  старше  остальных,  был  одет  в
сюртук и продавленную треуголку. ќто был он.
     ќто был палач, слуга гильотины, а двое других его слуги.
     …два Я сел, как те двое по-кошачьи подкрались  мне  сзади;  Я  внезапно
почувствовал холод стали в волосах и услышал лЯзганье ножниц.
     ‚олосы мои, обстриженные  кое-как,  прЯдЯми  падали  мне  на  плечи,  а
мужчина в треуголке бережно смахивал их своей ручищей.
     Љругом переговаривались вполголоса.
     ‘наружи слышалсЯ глухой гул, словно набегавший волнами. џ было подумал,
что это река; но по взрывам смеха понЯл, что это толпа.
     Њолодой человек у окна, что-то отмечавший карандашом в записной книжке,
спросил у одного из тюремщиков, как называетсЯ то, что происходит.
     - ’уалет, приговоренного. - ответил тюремщик.
     џ понЯл, что завтра это будет описано в газетах.
     ‚друг один из подручных  стащил  с  менЯ  куртку,  а  другой  взЯл  мои
опущенные руки, отвел их за спину, Я почувствовал, как вокруг моих  запЯстий
обвиваетсЯ веревка. ’ем временем второй снимал с  менЯ  галстук.  ЃатистоваЯ
сорочка, - единственный клочок, уцелевший от того, кем Я был  прежде,  -  на
миг привела его в замешательство; потом он принЯлсЯ срезать с нее ворот.
     Ћт этой жуткой предусмотрительности, от прикосновениЯ  к  шее  холодной
стали локти мои дернулись и приглушенный вопль вырвалсЯ у менЯ. ђука  палача
дрогнула.
     - Џростите, сударь! - сказал он. - Ќеужели Я задел вас?
     Џалачи - люди обходительные.
     Ђ толпа снаружи ревела все громче.
     ’олстЯк с прыщавым  лицом  предложил  мне  понюхать  платок,  смоченный
уксусом.
     - Ѓлагодарю вас, Я чувствую себЯ хорошо, - ответил Я, стараЯсь говорить
твердым голосом.
     ’огда один из подручных нагнулсЯ и надел мне на ноги  петлю  из  тонкой
бечевки, стЯнув ее настолько, чтобы Я мог делать мелкие  шажки.  Љонец  этой
веревки он соединил с той, которой были свЯзаны руки. Џотом толстЯк  накинул
мне на плечи куртку и свЯзал рукава у подбородка.
     ‚се, что полагалось сделать, было пока что сделано.
     ’ут ко мне приблизилсЯ свЯщенник с распЯтием.
     - €демте, сын мой, - сказал он.
     Џомощники палача подхватили менЯ под мышки. џ встал  и  пошел.  Ќоги  у
менЯ были как ватные и подгибались, словно в каждой было два колена.
     ‚ этот миг наружнаЯ дверь распахнулась. Ѓешеный рев, холодный воздух  и
дневной свет хлынули ко мне. €з-под темного свода  Я,  сквозь  сетку  дождЯ,
сразу увидел все: тысЯчеголовую орущую толпу, запрудившую  большую  лестницу
„ворца правосудиЯ; направо, в уровень со входом,  рЯд  конных  жандармов,  -
низенькаЯ дверца  позволЯла  мне  видеть  только  лошадиные  ноги  и  груди;
напротив - взвод солдат в боевом порЯдке; налево - заднЯЯ  стенка  телеги  с
приставленной к ней крутой лесенкой. ‘трашнаЯ картина, и тюремнаЯ дверь была
длЯ нее достойной рамой.
     ќтой минуты Я боЯлсЯ и длЯ нее берег все свои силы. џ прошел три шага и
поЯвилсЯ на пороге.
     - ‚от он! ‚от! ‚ыходит! Ќаконец-то! - завопила толпа.
     € те, кто был поближе, захлопали в ладоши. Џри всей любви к королю  его
бы не встретили так восторженно.
     ’елега была самаЯ обыкновеннаЯ, запрЯженнаЯ чахлой клЯчей, а на вознице
был синий в красных разводах фартук, какие носЯт огородники  в  окрестностЯх
Ѓисетра.
     ’олстЯк в треуголке взошел первым.
     - ‡дравствуйте, господин ‘ансон! - кричали ребЯтишки,  взгромоздившиесЯ
на решетку. ‡а ним последовал один из подручных.
     - ‡дорово, ‚торник! - опЯть закричали ребЯтишки.
     Ћба они сели на переднюю скамейку.
     Ќаступил мой черед. џ взошел довольно твердой поступью.
     - Њолодцом держитсЯ! - заметила женщина, стоЯвшаЯ около жандармов.
     ќта жестокаЯ похвала придала мне силы. ‘вЯщенник  сел  рЯдом  со  мной.
ЊенЯ посадили на  заднюю  скамейку,  спиной  к  лошади.  ’акаЯ  заботливость
привела менЯ в содрогание.
     Ћни  и  здесь  стараютсЯ  щегольнуть  человеколюбием.  Њне   захотелось
посмотреть, что делаетсЯ кругом. †андармы впереди, жандармы позади, а дальше
толпы, толпы и толпы; одни сплошные головы на площади.
     Џикет конной жандармерии ожидал менЯ у ограды „ворца правосудиЯ. Ћфицер
скомандовал. ’елега вместе с конвоем тронулась в путь, вой черни  как  будто
подталкивал ее.
     Њы выехали из ворот. ‚ ту минуту, когда телега свернула к мосту  ЊенЯл,
площадь разразилась криками от  мостовой  до  крыш,  а  набережные  и  мосты
откликнулись так, что, казалось, вот-вот сотрЯсетсЯ землЯ.
     Ќа этом повороте конный пикет присоединилсЯ к конвою,
     - апки долой! апки долой! - кричали тысЯчи  голосов.  ЏрЯмо  как  длЯ
королЯ.
     ’ут и Я рассмеЯлсЯ горьким смехом и сказал свЯщеннику:
     - ‘ них - шапки, с менЯ - голову.
     ’елега ехала шагом.
     ЌабережнаЯ –ветов благоухала - сегоднЯ базарный день.  Џродавщицы  ради
менЯ побросали свои букеты.
     Ќапротив, немного подальше квадратной  башни,  образующей  угол  „ворца
правосудиЯ,  расположены  кабачки;  верхние  помещениЯ  их  были   заполнены
счастливцами, получившими такие хорошие места. Ћсобенно много было женщин. “
кабатчиков сегоднЯ удачный день.
     ‹юди платили за столы, за стульЯ, за  доски,  за  тележки.  ‚се  кругом
ломилось от зрителей. ’орговцы человеческой кровью кричали во всю глотку:
     - Љому место?
     ‡лоба против этой толпы овладела мной. Њне захотелось крикнуть:
     - Љому уступить мое?
     Ђ  телега  все  подвигалась.  Џозади  нас  толпа  рассеивалась,   и   Я
помутившимсЯ взглЯдом смотрел, как она собираетсЯ снова на дальнейших этапах
моего пути.
     Џри  въезде  на  мост  ЊенЯл  Я  случайно  посмотрел   направо   и   на
противоположном берегу заметил  над  домами  черную  башню,  котораЯ  стоЯла
одиноко, ощетинЯсь скульптурными украшениЯми, а  на  верхушке  ее  мне  были
видны в профиль два каменных чудовища. ‘ам  не  знаю,  почему  Я  спросил  у
свЯщенника, что это за башнЯ.
     - ‘вЯтого џкова-на-ЃойнЯх, - ответил вместо него палач.
     Ќе могу постичь, каким образом,  несмотрЯ  на  туман  и  частый  мутный
дождь,  заволакивавший  воздух   точно   сеткой   паутины,   до   мельчайших
подробностей видел все, что происходило вокруг. €  каждаЯ  подробность  была
мучительна по-своему. …сть переживаниЯ, длЯ которых не хватает слов.
     Ћколо середины моста ЊенЯл, настолько запруженного толпой, что при всей
его ширине мы едва плелись, мною овладел безудержный ужас. џ испугалсЯ,  что
упаду в обморок, - последний проблеск тщеславиЯ! € постаралсЯ  забытьсЯ,  ни
на что не смотреть, ни к чему  не  прислушиватьсЯ,  кроме  слов  свЯщенника,
которые едва долетали до менЯ сквозь шум и крик.
     џ потЯнулсЯ к распЯтию и приложилсЯ.
     - ѓосподи, смилуйсЯ надо мной! - прошептал  Я,  стараЯсь  углубитьсЯ  в
молитву.
     Ќо от каждого толчка телеги менЯ встрЯхивало на жестком сиденье.  Џотом
вдруг Я ощутил пронизывающий холод, одежда промокла на мне  насквозь,  дождь
поливал мою остриженную голову.
     - ‚ы дрожите от холода, сын мой? - спросил свЯщенник.
     - „а, - ответил Я.
     “вы! џ дрожал не только от холода. Љогда мы свернули с моста,  какие-то
женщины пожалели мою молодость.
     Њы выехали на роковую набережную. џ уже почти  ничего  не  видел  и  не
слышал. Ѓеспрерывные крики,  бесчисленные  головы  в  окнах,  в  дверЯх,  на
порогах лавок, на фонарных столбах, жестокое  любопытство  зевак;  толпа,  в
которой все менЯ знают, а Я не знаю никого; человеческие лица  подо  мной  и
вокруг менЯ. џ был как пьЯный, как  безумный,  Я  застыл  как  в  столбнЯке.
Ќестерпимое бремЯ - столько упорных, неотступных взглЯдов.
     џ трЯссЯ на скамейке, не замечаЯ ни свЯщенника, ни распЯтиЯ.
     ‚ окружающем менЯ шуме Я не отличал уже возгласов жалости от  возгласов
злорадства, смеха - от вздохов, слов - от гама; все сливалось в  общий  гул,
от которого голова у менЯ гудела, как медный инструмент.
     џ бессознательно пробегал глазами вывески на лавках.
     Ћдин раз странное любопытство побудило менЯ обернутьсЯ и посмотреть  на
то, к чему Я приближалсЯ. ќто было последнее дерзание рассудка. Ќо  тело  не
повиновалось, шеЯ у менЯ точно окостенела, точно отмерла заранее.
     Њне только удалось увидеть сбоку, слева на том  берегу  одну  из  башен
‘обора Ѓогоматери, ту, на которой флаг, - втораЯ скрыта  за  ней.  ’ам  было
много народа - оттуда, верно, все видно.
     Ђ телега все подвигалась и подвигалась, лавки проплывали мимо, вывески,
писаные, рисованные, золоченые, сменЯли одна  другую,  чернь  зубоскалила  и
топталась в грЯзи, и Я подчинЯлсЯ всему, как спЯщие - воле сновидениЯ.
     ‚друг рЯд лавок, по которому Я скользил  взглЯдом,  оборвалсЯ  на  углу
какой-то площади; рев толпы стал еще  громче,  пронзительнее,  восторженнее;
телега неожиданно остановилась, и Я едва не упал ничком  на  дно.  ‘вЯщенник
удержал менЯ.
     - Њужайтесь! - шепнул он.
     Љ задней стенке телеги  приставили  лесенку;  свЯщенник  помог  мне,  Я
спустилсЯ, сделал шаг, повернулсЯ, чтобы сделать второй,  и  не  мог.  Њежду
двумЯ фонарЯми набережной Я увидел страшную штуку.
     Ќет, это был не сон!
     џ зашаталсЯ, словно мне уже нанесли удар.
     - Њне надо сделать последнее заЯвление, - слабым голосом выкрикнул Я.
     ЊенЯ привели сюда.
     џ попросил, чтобы  мне  разрешили  написать  мою  последнюю  волю.  Њне
развЯзали руки, но веревка тут; наготове, как и остальное там, внизу.

        XLIX

     Љакое-то должностное лицо, не то  судьЯ,  не  то  пристав,  только  что
приходил ко мне. џ просил у него помилованиЯ, сложив руки, как на молитве, и
ползаЯ перед ним на коленЯх. Ђ он с  саркастической  усмешкой  заметил,  что
ради этого не стоило его звать.
     - „обейтесь, добейтесь помилованиЯ! - твердил Я. -  €ли,  ради  •риста,
подождите хоть пЯть минут!
     Љто знает? Џомилование еще может прийти! ‘лишком страшно так умирать  в
мои годы! Ќе раз случалось, что помилование приходило в последнюю минуту.  Ђ
кого ж и миловать, сударь, если не менЯ?
     Ѓезжалостный палач! Ћн подошел к  судье  и  сказал,  что  казнь  должна
состоЯтьсЯ в определенный час и час этот приближаетсЯ, что  он  отвечает  за
все, а вдобавок идет дождь и механизм может заржаветь.
     - ђади •риста, подождите еще минутку, пока придет помилование, а  то  Я
не дамсЯ, Я буду кусатьсЯ!
     ‘удьЯ и палач вышли. џ один - один с двумЯ жандармами.
     Ћ эта гнуснаЯ чернь! Ћна воет, как гиена. Ђ вдруг Я ускользну  от  нее?
‚друг Я буду спасен? Џомилован?.. Ќе могут менЯ не помиловать!
     ЏроклЯтые! џ слышу на лестнице их шаги...

                                  —етыре часа.

1829 г.