,   наиболее   достойны
снисхождениЯ?
     Џоставив и разрешив все эти вопросы, он подверг общество суду  и  вынес
приговор.
     Ћн приговорил его к своей ненависти.
     Ћн возложил на общество ответственность за свою судьбу и  сказал  себе,
что, быть может, настанет  день,  когда  он  отважитсЯ  потребовать  у  него
отчета. Ћн заЯвил себе,  что  между  ущербом,  причиненным  им,  и  ущербом,
причиненным ему, нет  равновесиЯ;  наконец  он  пришел  к  выводу,  что  его
наказание, не будучи, правда, беззаконием, все же никак не ЯвлЯлось и  актом
справедливости.
     ѓнев может быть безрассуден и слеп; раздражение  бывает  неоправданным;
негодование же всегда внутренне обосновано так или иначе.  †ан  ‚альжан  был
полон негодованиЯ.
     Љ тому же человеческое общество причинЯло ему  только  зло.  Ћн  всегда
видел лишь тот разгневанный лик, который оно  именует  своим  правосудием  и
открывает только тем, кого бьет. ‹юди всегда приближались к нему лишь затем,
чтобы причинить боль. ‚сЯкое соприкосновение с ними означало длЯ него  удар.
Џосле того как он рассталсЯ со своим детством, с матерью, с сестрой,  он  ни
разу, ни одного разу не  слышал  ласкового  слова,  не  встретил  дружеского
взглЯда. ЏереходЯ от страданиЯ к  страданию,  он  постепенно  убедилсЯ,  что
жизнь-война  и  что  в  этой  войне  он  принадлежит  к  числу  побежденных.
…динственным его оружием была ненависть. Ћн решил  отточить  это  оружие  на
каторге и унести с собой, когда выйдет оттуда.
     ‚  ’улоне  существовала  школа  длЯ   арестантов,   которую   содержали
монахи-игнорантинцы и где обучали самому необходимому тех несчастных, у кого
была охота учитьсЯ. †ан ‚альжан принадлежал  к  числу  последних.  Ћн  начал
ходить  в  школу  сорока  лет  и  выучилсЯ  читать,  писать  и  считать.  Ћн
чувствовал, что, укреплЯЯ свой ум, он тем самым укреплЯет и свою  ненависть.
‚ иных случаЯх просвещение и знаниЯ могут усилить могущество зла.
     ѓрустно говорить об  этом,  но,  предав  суду  общество,  которое  было
творцом его несчастьЯ, он предал суду провидение,  сотворившее  общество,  и
тоже вынес ему приговор.
     ’аким образом, в течение девЯтнадцати лет  пытки  и  рабства  эта  душа
одновременно возвысилась и пала. ‘ одной стороны в  нее  проник  свет,  а  с
другой - тьма.
     Љак мы видели, †ан ‚альжан не был от природы дурным человеком. Љогда он
попал на каторгу, он был  еще  добрым.  €менно  там  он  осудил  общество  и
почувствовал, что  становитсЯ  злым;  именно  там  он  осудил  провидение  и
почувствовал, что становитсЯ нечестивым.
     ‡десь мы не можем не остановитьсЯ длЯ минутного размышлениЯ.
     ‘пособна  ли  человеческаЯ  натура  изменитьсЯ  коренным  образом,   до
основаниЯ? Њожет ли человек, которого бог создал добрым, стать злым по  вине
другого человека? Њожет ли душа под влиЯнием судьбы совершенно  переродитьсЯ
и стать злой, если судьба человека  оказалась  злой?  Њожет  ли  сердце  под
гнетом неизбывного  горЯ  стать  дурным  и  уродливым,  заболев  неизлечимым
недугом, подобно тому  как  искривлЯетсЯ  позвоночный  столб  под  чрезмерно
низким, давЯщим сводом? Ќет ли в душе любого человека, в частности  не  было
ли в душе †ана ‚альжана той первоначальной искры, той  божественной  основы,
котораЯ не подвержена тлению в этом мире и бессмертна в мире ином и  которую
добро может развить, разжечь, воспламенить и превратить в лучезарное сиЯние,
а зло никогда не может погасить до конца?
     ќто важные и неизученные вопросы, причем  на  последний  из  них  любой
физиолог, по всей вероЯтности, без колебаний ответил бы нет, если бы  увидел
в ’улоне †ана ‚альжана, когда тот, в часы отдыха - часы его  размышлений,  -
сунув в карман конец цепи, чтобы он не волочилсЯ, и скрестив руки,  сидел  у
судового ворота, мрачный, серьезный, молчаливый, задумчивый - париЯ  закона,
гневно взиравший на человека, отверженец цивилизации,  сурово  взиравший  на
небо.
     „а,  несомненно,  -  и   мы   вовсе   не   собираемсЯ   скрывать   это,
наблюдатель-физиолог усмотрел бы  здесь  неисцелимый  недуг,  он,  возможно,
пожалел бы этого больного, искалеченного по милости закона, но не сделал  бы
ни малейшей попытки его лечить; он отвратил бы свой взглЯд от бездн, зиЯющих
в этой душе, и, как „анте со врат ада, стер бы с этого существованиЯ  слово,
которое перст божий начертал на челе каждого человека, - слово надежда.
     Џонимал ли сам †ан ‚альжан свое душевное состоЯние, в котором мы только
что  попытались  разобратьсЯ,  с  той  Ясностью,  с   какой,   быть   может,
представлЯет его себе читатель этой книги после наших разъЯснений? ‚полне ли
отчетливо  различал  †ан  ‚альжан  те  элементы,  из  которых  слагалсЯ  его
нравственный недуг, по мере их возникновениЯ и  формированиЯ?  Њог  ли  этот
неотесанный  и   безграмотный   человек   отдать   себе   точный   отчет   в
последовательной  смене  мыслей,  с  помощью  которых  он,  шаг  за   шагом,
поднималсЯ и  опускалсЯ  до  мрачных  представлений  о  жизни,  составлЯвших
столько лет его умственный кругозор? ‘ознавал ли он все то, что произошло  в
его душе и что шевелилось в ней? Њы не смеем утверждать это, больше  того  -
мы в это не верим. †ан ‚альжан был чересчур невежествен, и даже  после  того
как он испытал  столько  горЯ,  многое  в  нем  самом  оставалось  длЯ  него
туманным. Џорою он с трудом разбиралсЯ в собственных ощущениЯх  †ан  ‚альжан
пребывал во мраке, страдал во мраке, ненавидел во мраке; можно  сказать,  он
заранее ненавидел все и всЯ. € он брел во  тьме,  ощупью  находЯ  путь,  как
слепой или как мечтатель. Ћднако времЯ от  времени,  по  внутренней  или  по
внешней причине им овладевал порыв гнева,  приступ  невыносимого  страданиЯ;
мгновеннаЯ вспышка молнии озарЯла вдруг его  душу,  и  в  зловещем  отблеске
этого мертвенного света ему внезапно ЯвлЯлись, окружаЯ его со  всех  сторон,
страшные пропасти и мрачные картины будущего.
     Ќо молниЯ гасла, и снова воцарЯлсЯ мрак. —то это было? Ћн не помнил.
     Ћсобенностью   такого   рода   наказаний,   в    которых    преобладает
беспощадность, то есть нечто,  притуплЯющее  разум,  ЯвлЯетсЯ  то,  что  они
изменЯют человека, мало-помалу превращаЯ его путем какого-то  бессмысленного
преображениЯ в дикого зверЯ, а иногда и в кровожадного  зверЯ.  Ћдни  только
попытки †ана ‚альжана к бегству, последовательные и упорные,  с  достаточной
Ясностью говорЯт о странном воздействии закона  на  человеческую  душу.  †ан
‚альжан  был  готов  возобновлЯть   эти   попытки,   такие   бесполезные   и
безрассудные, столько раз, сколько бы ни представлЯлсЯ к тому случай, ни  на
миг не задумываЯсь над их последствиЯми или над опытом предыдущих. Ћн убегал
стремительно, как убегает волк,  который  вдруг  замечает,  что  его  клетка
открыта. €нстинкт говорил ему: "Ѓеги!" ђазум сказал бы ему:  "ЋстаньсЯ!"  Ќо
перед столь сильным искушением  разум  исчезал,  оставалсЯ  голый  инстинкт.
„ействовал только зверь. Ќовые  жестокости,  которым  его  подвергали  после
поимки, только способствовали большему его одичанию.
     Ќе следует упускать из вида то обстоЯтельство, что †ан ‚альжан  обладал
огромной физической силой; ни один из обитателей каторги не мог с ним в этом
сравнитьсЯ. Ќа тЯжелой работе, отдаваЯ канат или поворачиваЯ судовой  ворот,
†ан ‚альжан стоил четырех человек. €ногда он  поднимал  и  держал  на  спине
огромные тЯжести и  при  случае  заменЯл  орудие,  которое  теперь  называют
домкратом, а в старину называли orgueil,  и  от  которого,  кстати  сказать,
произошло название улицы  Њонторгейль,  находЯщейсЯ  недалеко  от  парижских
рынков. ’оварищи прозвали его †ан -„омкрат.  Ћднажды,  при  ремонте  балкона
тулонской ратуши,  одна  из  чудесных  кариатид  Џюже,  поддерживающих  этот
балкон, отошла от  стены  и  чуть  было  не  упала.  †ан  ‚альжан,  случайно
оказавшийсЯ при этом, поддержал кариатиду плечом и  простоЯл  так,  пока  не
подоспели рабочие.
     ѓибкость была развита  у  него  еще  больше,  чем  сила.  Ќекоторые  из
каторжников, беспрестанно мечтаЯ о побеге, в конце концов из умениЯ сочетать
ловкость с силой создают своеобразную науку. ќто наука управлениЯ мускулами.
ќто таинственное искусство сохранениЯ равновесиЯ, ежедневно совершенствуемое
арестантами - людьми, которые завидуют насекомым и птицам. ‚скарабкатьсЯ  на
отвесную стену и найти точку  опоры  там,  где  глаз  едва  видит  крохотный
выступ, было детской игрой длЯ †ана  ‚альжана.  “цепившись  за  угол  стены,
напрЯгаЯ мышцы спины н ног, вдавливаЯ локти и пЯтки в неровности камнЯ,  он,
словно по волшебству, взбиралсЯ на  четвертый  этаж.  €ногда  ему  случалось
таким же способом поднЯтьсЯ до самой крыши острога.
     Ћн мало говорил. Ћн никогда не смеЯлсЯ.  Ќеобходимо  было  какое-нибудь
чрезвычайное душевное потрЯсение, чтобы вызвать у него раз  или  два  в  год
зловещий хохот-хохот каторжника, звучащий, как отголосок сатанинского cмexa.
Љазалось, он был постоЯнно занЯт созерцанием чего-то страшного.
     € действительно, он был поглощен своими мыслЯми.
     ‘квозь дымку болезненных восприЯтий недоразвитой натуры  и  угнетенного
сознаниЯ он смутно ощущал, что над ним тЯготеет  какаЯ-то  чудовищнаЯ  сила.
ЏытаЯсь оглЯнутьсЯ и оторвать взглЯд от  тусклого  и  унылого  полумрака,  в
котором он прозЯбал, †ан ‚альжан всЯкий раз с Яростью и страхом  видел,  как
воздвигаетсЯ над ним, уступ за уступом, круто вздымаЯсь  в  недоступную  длЯ
глаза высь, какаЯ-то жуткаЯ громада вещей, законов, предрассудков,  людей  и
событий, - громада, чьи очертаниЯ ускользали  от  него,  чьЯ  давЯщаЯ  масса
преисполнЯла его отчаЯнием; пред ним была колоссальнаЯ пирамида,  называемаЯ
нами цивилизацией. ‚ этой полной движениЯ  и  бесформенной  груде  он  вдруг
различал то совсем  рЯдом  с  собой,  то  вдали,  на  недосЯгаемых  высотах,
какую-нибудь Ярко освещенную группу или  отдельную  фигуру:  надсмотрщика  с
палкой, жандарма с саблей или архиепископа в митре, а на вершине в солнечном
нимбе, самого императора в сверкающей  короне.  €  казалось  ему,  что  этот
далекий блеск не только не рассеивает, но, напротив, сгущает мрак окружающей
его ночи, делает его еще более зловещим  ‚се  это  -  законы,  предрассудки,
событиЯ, люди, предметы - кружилось, проносилось над его головой,  повинуЯсь
сложному и таинственному велению, которое бог продиктовал цивилизации, и все
это  топтало  и  уничтожало  его  с  какой-то  невозмутимой  жестокостью,  с
неумолимым  равнодушием.   „уши,   упавшие   в   самую   глубину   бедствиЯ,
несчастливцы, затерЯнные  на  самом  дне  земного  чистилища,  куда  уже  не
заглЯдывает ничей глаз, люди, отринутые законом, чувствуют на себе весь гнет
человеческого общества, столь грозного длЯ тех, кто вне его, столь страшного
длЯ тех, кто внизу.
     ’аково было умонастроение †ана ‚альжана, предававшегосЯ своим думам.  ‚
чем же заключалась сущность его размышлений?
     …сли бы  зерно  проса,  попавшее  между  мельничными  жерновами,  могло
думать, у него, наверно, были бы те же мысли, что и у †ана ‚альжана.
     ‚ конце концов  все  это  -  действительность,  населеннаЯ  призраками,
фантасмагориЯ, населеннаЯ образами из реальной жизни, - привело его в особое
душевное состоЯние, которое почти невозможно выразить словами.
     ‘лучалось, в самый разгар своего тЯжкого, мучительного труда  он  вдруг
останавливалсЯ. Ћн задумывалсЯ. …го рассудок, более зрелый, чем прежде, но и
более  смЯтенный,  возмущалсЯ.  ‚се,  что  случилось  с  ним,  казалось  ему
бессмысленным, все, что окружало его, казалось неправдоподобным. Ћн  говорил
себе: "ќто сон" Ћн глЯдел на надсмотрщика, стоЯвшего в нескольких  шагах  от
него: надсмотрщик казалсЯ ему привидением; и вдруг  это  привидение  ударЯло
его палкой.
     ‚идимый мир почти не существовал длЯ него. Џожалуй, можно сказать,  что
длЯ †ана ‚альжана не было ни солнца, ни  чудесных  летних  дней,  ни  Ясного
неба, ни свежих апрельских зорь. ‘вет проникал  в  эту  душу,  словно  через
подвальное оконце.
     ЏодводЯ итоги и делаЯ  выводы  из  всего  вышесказанного,  если  только
возможно сделать из этого какие-либо определенные выводы, мы  устанавливаем,
что за девЯтнадцать лет †ан ‚альжан,  безобидный  фаверольский  подрезалыцик
деревьев, †ан ‚альжан, опасный тулонский каторжник, стал  способен  -  таким
воспитала  его  каторжнаЯ  тюрьма  -  к  дурным  поступкам  двоЯкого   рода:
во-первых,   к   дурному   поступку,   внезапному,   необдуманному,    чисто
инстинктивному, который совершаетсЯ в беспамЯтстве и ЯвлЯетсЯ как бы  местью
за все, что он выстрадал; во-вторых, -  к  дурному  поступку,  серьезному  и
значительному,  который  обдуман  заранее  и  основан  на  ложных  понЯтиЯх,
порожденных его несчастьем.  ђазмышлениЯ,  предшествовавшие  его  поступкам,
проходили у него через три последовательные фазы, что имеет место  только  у
людей определенного склада: через рассудок, через волю, через  упорство.  €м
руководили постоЯнный протест, душевнаЯ горечь,  глубокаЯ  обида,  вызваннаЯ
перенесенными несправедливостЯми, возмущение даже против добрых, невинных  и
праведных, если бы они существовали. €сходной и конечной точкой  его  мыслей
ЯвлЯлась ненависть к человеческим законам - та ненависть, котораЯ, не будучи
остановлена  какой-нибудь  спасительной   случайностью   в   самом   начале,
превращаетсЯ с течением времени в ненависть к обществу, затем в ненависть  к
человеческому роду, затем  в  ненависть  ко  всему  сущему  и  выражаетсЯ  в
смутном, беспрестанном и животном  стремлении  вредить  -  все  равно  кому,
любому живому существу. Љак мы видим, паспорт  не  без  оснований  определЯл
†ана ‚альжана как весьма опасного человека.
     „уша его черствела из года в год - медленно,  но  непрерывно.  —ерствое
сердце - сухие глаза. Љ тому времени, когда †ан ‚альжан  уходил  с  каторги,
исполнилось девЯтнадцать лет, как он пролил последнюю слезу.


        ѓлава восьмаЯ. ЊЋђ… € ЊђЂЉ


     —еловек за бортом!
     Ќу так что же! Љорабль не останавливаетсЯ. „ует ветер. “ этого мрачного
кораблЯ свой путь, и он вынужден его продолжать. Ћн уходит дальше.
     —еловек исчезает, потом поЯвлЯетсЯ снова, погружаетсЯ и снова выплывает
на поверхность, он взывает о помощи, он простирает  руки;  никто  не  слышит
его.  Љорабль,  сотрЯсаемый  ураганом,  неуклонно  идет  вперед;  матросы  и
пассажиры  уже  не  видЯт  тонущего  человека;  голова  несчастного  -  лишь
крошечнаЯ точка в необъЯтной громаде волн.
     Ћн испускает отчаЯнные крики, но они замирают  в  глубинах  вод.  Љаким
страшным призраком кажетсЯ ему этот исчезающий  парус!  —еловек  смотрит  на
него, смотрит безумным, исступленным взглЯдом.  Џарус  удалЯетсЯ,  бледнеет,
уменьшаетсЯ. ’олько что человек был еще  там,  на  корабле,  он  был  членом
экипажа, он ходил по палубе вместе с другими, он имел  право  на  свою  долю
воздуха и солнца, он принадлежал к числу живых. —то  же  такое  произошло  с
ним? Ћн поскользнулсЯ, упал - все кончено.
     Ћн в чудовищной пучине. Џод  ним  все  уплывает,  все  рушитсЯ.  ‚олны,
изодранные и растрепанные ветром,  держат  его  в  своих  ужасных  объЯтиЯх;
бездна уносит его в своей качке,  водЯные  клочьЯ  валов  кружатсЯ  над  его
головой, разнузданнаЯ чернь вод оплевывает его, невидимые провалы хотЯт  его
поглотить; погружаЯсь в воду, он видит, как перед ним разверзаютсЯ пропасти,
полные мрака; отвратительные неведомые растениЯ хватают  его,  цеплЯютсЯ  за
ноги, тЯнут к себе;  он  чувствует,  как  сливаетсЯ  с  бездной,  становитсЯ
частицей морской пены; валы перебрасывают его  друг  другу,  он  глотает  их
горечь; коварный океан с остервенением топит  его;  беспредельность  тешитсЯ
его предсмертной мукой. ЉажетсЯ,  что  всЯ  эта  масса  воды  -  воплощеннаЯ
ненависть.
     € все же он боретсЯ.
     Ћн пытаетсЯ сопротивлЯтьсЯ, держатьсЯ на поверхности, он делает усилие,
он плывет. Ћн - это жалкое создание, силы которого истощаютсЯ так быстро,  -
сражаетсЯ с неистощимым.
     Ђ  где  же  корабль?  ’ам,  вдали.  …два  заметный  в  бледном  сумраке
горизонта.
     Ќа человека налетают шквалы; его душит пена. Ћн поднимает глаза  -  над
ним только  свинцовые  тучи.  ђасставаЯсь  с  жизнью,  он  присутствует  при
неописуемом бесновании морЯ. € он - жертва этого безумиЯ. Ћн  слышит  чуждые
человеку звуки,  которые,  кажетсЯ,  исходЯт  из  какого-то  потустороннего,
страшного мира.
     Џодобно ангелам, реющим над человеческой скорбью, в облаках реют птицы,
но чем могут они помочь ему? Ћни летают, поют, парЯт  в  небе,  а  он  -  он
хрипит, задыхаЯсь, в предсмертной муке.
     Ћн чувствует себЯ погребенным меж  двух  бесконечностей-меж  океаном  и
небом: первый-могила, второе - саван.
     ЌадвигаетсЯ ночь, он плывет уже столько  часов,  силы  его  приходЯт  к
концу; этот корабль, этот далекий маЯк, где были люди, скрылсЯ из  виду;  он
один среди гигантской  темной  пучины;  он  тонет,  коченеет,  корчитсЯ,  он
чувствует под водой движение бесформенных чудищ,  невидимого;  он  зовет  на
помощь.
     ‹юдей больше нет. ѓде же бог?
     Ћн зовет: "‘пасите! ‘пасите!" Ћн зовет и зовет.
     Ќичего не видно на горизонте. Ќичего - в небе.
     Ћн взывает к пространству, к волне, к водоросли, к подводному  камню  -
они глухи. Ћн молит бурю, но безучастнаЯ бурЯ послушна лишь бесконечности.
     ‚округ  него   мрак,   туман,   одиночество,   бессмысленное   буйство,
бесконечнаЯ рЯбь свирепых вод. ‚ нем самом ужас и  изнеможение.  Џод  ним  -
омут. Ќи одной точки опоры. …му  представлЯютсЯ  мрачные  скитаниЯ  трупа  в
безграничной тьме. ‘мертельный холод сковывает его тело. ‘удорожно сжимаЯсь,
его руки хватают пустоту. ‚етры, тучи, вихри, дуновениЯ, бесполезные звезды!
—то делать? —еловек, доведенный до отчаЯниЯ, отдаетсЯ на волю  судьбы;  тот,
кто устал, решаетсЯ умереть. Ћн  перестает  боротьсЯ,  уступает,  сдаетсЯ  и
наконец исчезает, навеки поглощенный темными глубинами океана.
     Ћ беспощадное  шествие  человеческого  общества!  “ничтожение  людей  и
человеческих душ, оказавшихсЯ на дороге! Ћкеан, куда падает все,  чему  дает
упасть закон! Ћ зловещее исчезновение опоры! Ћ нравственнаЯ смерть!
     Њоре-это  неумолимаЯ  социальнаЯ   ночь,   куда   карательнаЯ   система
сталкивает тех, кого она осудила. Њоре - это безграничное страдание.
     „уша, попавшаЯ в эту бездну, может превратитьсЯ в труп.  Љто  воскресит
ее?


        ѓлава девЯтаЯ. ЌЋ‚›… ѓЋђ…‘’€


     Љогда  пришло  времЯ  покинуть  острог,  когда  в  ушах  †ана  ‚альжана
прозвучали необычные слова: "’ы  свободен!"  -  наступила  неправдоподобнаЯ,
неслыханнаЯ минута; луч Яркого света, луч  истинного  света  из  мира  живых
внезапно проник в его душу. Ћднако этот  луч  не  замедлил  померкнуть.  †ан
‚альжан был ослеплен мыслью о свободе. Ћн поверил в новую жизнь. Ќо он очень
скоро узнал, что такое свобода длЯ человека с желтым паспортом.
     “ него било немало горьких минут. Ћн высчитал,  что  его  заработок  за
времЯ пребываниЯ на каторге  должен  составить  сто  семьдесЯт  один  франк.
Џравда, надо добавить, что в своих расчетах он забыл о вынужденном отдыхе по
воскресным и праздничным днЯм, который  за  девЯтнадцать  лет  уменьшил  его
капитал  приблизительно  на  двадцать  четыре  франка.  ’ак  или  иначе,  но
вследствие всевозможных вычетов его заработок свелсЯ к сумме  в  сто  девЯть
франков пЯтнадцать су, котораЯ и была ему отсчитана при выходе из  каторжной
тюрьмы.
     Ћн ничего в этом не понЯл и счел  себЯ  обиженным.  Џопросту  говорЯ  -
обворованным.
     Ќа другой день после освобождениЯ, проходЯ через ѓрасс, он увидел перед
воротами винокуренного завода людей, выгружавших бутыли. Ћн  предложил  свои
услуги. ђабота была спешнаЯ, и его  взЯли.  Ћн  принЯлсЯ  за  дело.  Ћн  был
сообразителен, силен и ловок, он старалсЯ изо всех сил; хозЯин, видимо,  был
доволен им. ‚ то времЯ как он работал, проходивший мимо жандарм заметил  его
и потребовал у него документы. Џришлось показать желтый паспорт.  ‡атем  †ан
‚альжан снова взЯлсЯ за работу. Џеред этим он спросил у одного  из  рабочих,
сколько они  получают  в  день;  тот  ответил:  "’ридцать  су".  Ќаутро  ему
предстоЯл дальнейший путь, и вечером он попросил хозЯина рассчитатьсЯ с ним.
Ќе говорЯ ни слова, тот вручил ему пЯтнадцать су. †ан ‚альжаи запротестовал.
…му сказали: "•ватит с тебЯ и этого". Ћн продолжал настаивать. Џосмотрев  на
него в упор, хозЯин сказал ему: "‘мотри, как бы  на  тебЯ  снова  не  надели
колодки".
     Ћн опЯть счел себЯ обворованным.
     Ћбщество, государство,  уменьшив  сумму  его  заработка,  обокрало  его
оптом. ’еперь настала очередь  отдельных  лиц,  которые  обкрадывали  его  в
розницу.
     Ћсвобождение - это еще не свобода. ‚ыйти из острога  -  еще  не  значит
уйти от осуждениЯ.
     ‚от что произошло с †аном ‚альжаном в ѓрассе. Њы уже  видели,  как  его
встретили в „ине.


        ѓлава десЯтаЯ. —…‹Ћ‚…Љ ЏђЋ‘Ќ“‹‘џ


     €так, когда на соборной колокольне пробило  два  часа  пополуночи,  †ан
‚альжан проснулсЯ.
     Ћн проснулсЯ оттого, что постель его была слишком мЯгка. Џочти двадцать
лет он не спал в постели, и хотЯ он лег не раздеваЯсь, все же  это  ощущение
было слишком ново, и оно нарушило его сон.
     Ћн проспал более четырех часов. “сталость  его  прошла.  Ћн  не  привык
отдыхать подолгу.
     Ћткрыв глаза, он с минуту всматривалсЯ в окружавшую его темноту,  потом
опЯть закрыл их, пытаЯсь уснуть.
     …сли у человека было много  разных  впечатлений  днем,  если  множество
мыслей тревожит его ум, он легко засыпает с вечера, но когда проснетсЯ,  ему
уже не уснуть. Џервый сон приходит легче, чем второй. ’ак  было  и  с  †аном
‚альжаном. Ћн больше не мог уснуть и принЯлсЯ размышлЯть.
     Ћн находилсЯ в том состоЯнии духа,  когда  все  мысли  и  представлениЯ
бывают смутны. ‚ голове у него был хаос. ‚оспоминаниЯ о прошлом и только что
пережитом беспорЯдочно носились в его мозгу и, сталкиваЯсь  друг  с  другом,
терЯли  форму,  бесконечно   разрастались   и   вдруг   исчезали,   как   во
взбаламученной, мутной воде. “ него возникало и исчезало  множество  мыслей,
но одна из них упрЯмо возвращалась, вытеснЯЯ все  остальные.  ќту  мысль  мы
сейчас откроем: он заметил шесть серебрЯных приборов и разливательную ложку,
которые Њаглуар разложила за ужином на столе.
     ќти шесть приборов не давали ему покоЯ. Ћни были здесь... ‚  нескольких
шагах... Љогда он проходил через соседнюю комнату,  направлЯЯсь  в  ту,  где
находилсЯ  сейчас,  старуха-служанка  убирала  их  в  шкафчик  у   изголовьЯ
кровати... Ћн отлично заметит этот шкафчик... ‘ правой стороны, если идти из
столовой... Ћни были тЯжелые и  притом  из  старинного  серебра...  ‡а  них,
вместе с разливательной ложкой, можно было выручить по меньшей  мере  двести
франков... ‚двое больше  того,  что  он  заработал  за  девЯтнадцать  лет...
Џравда, он заработал бы больше, если бы начальство не "обокрало" его.
     –елый час он провел в колебаниЯх и  сомнениЯх,  во  внутренней  борьбе.
Џробило три. Ћн снова открыл глаза, приподнЯлсЯ на постели, протЯнул руку  и
нащупал ранец, который, ложась, бросил в угол алькова;  затем  свесил  ноги,
коснулсЯ ими пола и сел, почти не сознаваЯ, как это произошло.
     Ќекоторое  времЯ  он  сидел  задумавшись,  в  позе,  котораЯ,  наверно,
показалась бы зловещей всЯкому, кто разглЯдел бы в темноте  этого  человека,
одиноко бодрствовавшего в уснувшем доме. ‚друг он нагнулсЯ, снЯл  башмаки  и
осторожно поставил их на циновку у кровати; потом принЯл прежнее положение и
застыл на месте, снова погрузившись в задумчивость.
     ‘реди этого страшного раздумьЯ мысль, о которой мы уже говорили, ни  на
минуту не оставлЯла его в  покое;  она  поЯвлЯлась,  исчезала  и  поЯвлЯлась
снова, она точно давила его; и потом, сам не знаЯ почему, он  не  переставал
думать об одном  каторжнике,  по  имени  Ѓреве,  с  которым  вместе  отбывал
наказание и у которого штаны держались на одной вЯзаной подтЯжке.  ахматный
рисунок  этой  подтЯжки  с  механической  назойливостью  мелькал  перед  его
глазами.
     Ћн сидел все в той же позе и, может быть, просидел бы так до  рассвета,
если бы часы не пробили один раз: четверть или половину.  ќтот  звук  словно
сказал ему: "€ди!"
     Ћн встал, в нерешительности постоЯл еще несколько секунд и прислушалсЯ:
все в доме молчало; тогда мелкими шагами он направилсЯ прЯмо к окну,  смутно
белевшему перед ним. Ќочь была не очень темнаЯ; светила полнаЯ луна, которую
временами  заслонЯли  широкие  тучи,  гонимые  ветром.  ‘наружи  происходила
постоЯннаЯ смена тени и света, затмение и  проЯснение,  а  в  комнате  царил
полумрак. ќтот полумрак, достаточный длЯ того, чтобы различать  предметы,  и
разрежавшийсЯ, когда луна  показывалась  из-за  облаков,  походил  на  сизую
дымку, проникающую в подвал через отдушину,  мимо  которой  снуют  прохожие.
ЏодойдЯ к окну, †ан ‚альжан внимательно осмотрел его. Ћно было без  решеток,
выходило в сад и, по местному обыкновению, запиралось только на задвижку. Ћн
открыл окно, холоднаЯ резкаЯ струЯ воздуха ворвалась в комнату, и он тут  же
захлопнул  его.  Ћн  окинул  сад  тем  испытующим   взглЯдом,   который   не
рассматривает, а скорее изучает. ‘ад окружала невысокаЯ белаЯ  стена,  через
которую легко было перелезть. ‡а  ней,  в  отдалении  †ан  ‚альжан  различил
верхушки деревьев, расположенных на одинаковом расстоЯнии друг от друга; это
свидетельствовало  о  том,  что  там  была  аллеЯ  бульвара  или  обсаженный
деревьЯми переулок.
     Џокончив с этим осмотром и, по-видимому, принЯв окончательное  решение,
он направилсЯ к алькову, взЯл свой ранец,  пошарил  в  нем,  вынул  какой-то
предмет, положил его на кровать, засунул башмаки в карман,  снова  застегнул
ранец, вскинул его на спину,  надел  фуражку,  надвинув  козырек  на  глаза,
ощупью достал палку и поставил ее на окно, прислонив к косЯку,  затем  снова
подошел к кровати и без колебаний схватил тот предмет,  который  оставил  на
ней. Ћн походил на железный брус, заостренный с одного конца, как копье.
     Ѓыло бы трудно определить в темноте, длЯ чего мог предназначатьсЯ  этот
кусок железа. ‚озможно, это был какой-нибудь рабочий инструмент. Ђ  возможно
- дубинка.
     „нем каждому стало бы Ясно, что это попросту подсвечник рудокопа. ‚  то
времЯ каторжников посылали иногда в  каменоломни,  находившиесЯ  на  высоких
холмах в окрестностЯх ’улона, и давали орудиЯ рудокопов. Џодсвечник рудокопа
сделан из массивного железа  и  заканчиваетсЯ  острием,  которое  вонзают  в
горную породу.
     Ћн взЯл подсвечник в правую руку и,  затаив  дыхание,  неслышным  шагом
направилсЯ к  двери  соседней  комнаты,  как  известно,  служившей  епископу
спальней. ЏодойдЯ к этой двери, он нашел ее полуоткрытой.  …пископ  даже  не
затворил ее как следует.


        ѓлава одиннадцатаЯ —’Ћ. ЋЌ „…‹Ђ…’


     †ан ‚альжан прислушалсЯ. Ќи малейшего шума.
     Ћн толкнул дверь.
     Ћн толкнул ее кончиком пальца, тихонько,  с  осторожной  и  беспокойной
мЯгкостью крадущейсЯ в комнату кошки.
     „верь подалась едва заметным, бесшумным движением,  слегка  расширившим
отверстие.
     Ћн подождал секунду, потом еще раз толкнул дверь уже смелее.
     „верь продолжала бесшумно  открыватьсЯ.  ’еперь  отверстие  расширилось
настолько, что он мог бы пройти. Ћднако возле двери  стоЯл  столик,  который
углом своим загораживал вход.
     †ан ‚альжан заметил это препЯтствие. Ќадо было во что бы  то  ни  стало
сделать отверстие еще шире.
     Ћн решилсЯ и в третий раз толкнул дверь сильнее, чем  прежде.  Ќа  этот
раз одна из петель, видимо, плохо смазаннаЯ, вдруг издала во мраке резкий  и
протЯжный звук.
     †ан ‚альжан затрепетал.  ‘крип  этой  петли  прозвучал  в  его  ушах  с
оглушительной  и  грозной  силой,  словно  трубный  глас,  возвещающий   час
‘трашного суда.
     Ћхваченный сверхъестественным ужасом, в  первую  минуту  он  готов  был
вообразить, что петлЯ внезапно ожила, превратилась в страшное живое существо
и залаЯла, как собака, чтобы предостеречь спЯщих людей и разбудить весь дом.
     Ћн остановилсЯ, дрожащий, растерЯнный, и тЯжело переступил с носков  на
всю ногу. …му казалось, что кровь стучит у него в висках, как два  кузнечных
молота, а дыхание вырываетсЯ из груди со свистом, словно ветер из пещеры. Ћн
считал невероЯтным, чтобы ужасный вопль этой разгневанной петли не поколебал
весь дом, подобно землетрЯсению. „верь, которую он толкнул, поднЯла  тревогу
и позвала на помощь; сейчас проснетсЯ старик, закричат женщины, сбегутсЯ  на
помощь люди; не пройдет и четверти часа, как в городе подыметсЯ шум и  будет
поставлена на ноги полициЯ. Ћдно мгновение он считал себЯ погибшим.
     Ћн  застыл  на  месте,  превратившись  в   солЯной   столб,   не   смеЯ
пошевелитьсЯ. Џрошло  несколько  минут.  „верь  была  отворена  настежь.  Ћн
отважилсЯ  заглЯнуть  в  комнату.  Ћттуда  не  доносилось   ни   звука.   Ћн
прислушалсЯ. ‚ доме стоЯла тишина. ‘крип ржавой петли не разбудил  ни  одной
души.
     ЏерваЯ опасность  миновала,  но  в  душе  у  него  продолжала  бушевать
страшнаЯ бурЯ. Ћднако он не отступил. Ћн не думал об отступлении  даже  и  в
тот момент, когда счел себЯ погибшим. ’еперь  он  хотел  одного  -  поскорее
покончить с тем, что задумал. ‘делав шаг вперед, он вошел в комнату.
     ‚ комнате царило полное  спокойствие.  Њожно  было  различить  смутные,
неЯсные очертаниЯ предметов, - днем это были просто  разбросанные  по  столу
листы  бумаги,  раскрытые  фолианты,  груды  книг  на  табурете,  кресло  со
сложенной  на  нем  одеждой  или  налой,  но  теперь,  в   этот   час,   все
представлЯлось лишь темным силуэтом  или  белесоватым  пЯтном.  †ан  ‚альжан
осторожно подвигалсЯ вперед, боЯсь задеть  за  мебель.  €з  глубины  комнаты
доносилось ровное, спокойное дыхание спЯщего епископа.
     ‚незапно †ан ‚альжан остановилсЯ. Ћн был уже у кровати. Ћн дошел до нее
скорее, чем ожидал.
     €ногда природа с помощью своих Явлений и эффектов весьма  своевременно,
с каким-то мрачным и мудрым искусством вмешиваетсЯ в наши действиЯ,  как  бы
желаЯ  навести  нас  на  размышлениЯ.  “же  около  получаса   большаЯ   туча
заволакивала небо. ‚ ту минуту, когда †ан  ‚альжан  остановилсЯ  у  кровати,
туча, словно нарочно, разорвалась, и  луч  луны,  проникший  сквозь  высокое
окно, внезапно озарил бледное лицо епископа. Ћн мирно спал.  Ќочи  в  Ќижних
Ђльпах холодны, и он  лежат  в  постели  почти  одетый;  рукава  коричневого
шерстЯного подрЯсника закрывали его руки до кистей. ѓолова его откинулась на
подушку, всЯ поза говорила о полном и безмЯтежном отдыхе; рука с  пастырским
перстнем на пальце, сотворившаЯ  столько  добрых  дел  и  оказавшаЯ  столько
милостей, свесилась с кровати.  ‹ицо  его  было  озарено  мЯгким  выражением
удовлетворениЯ, надежды и покоЯ.  Ћно  не  улыбалось,  оно  сиЯло.  —удесное
отражение невидимого света трепетало  на  челе  спЯщего.  „ушам  праведников
снитсЯ небо, полное тайн.
     Ћтблеск этого неба лежал на лице епископа.
     € в то же времЯ оно светилось изнутри, ибо это небо  заключено  было  в
нем самом. ’о была его совесть.
     Љогда лунный луч  коснулсЯ  лица  епископа  и  как  бы  слилсЯ  с  этим
внутренним сиЯнием, вокруг его головы словно засверкал венец. Ћднако всЯ эта
картина была смЯгчена и словно окутана не поддающимсЯ  описанию  полусветом.
‹уна в небе, уснувшаЯ природа, недвижный сад, мирный дом,  ночной  час,  эта
минута, это безмолвие - все  вместе  придавало  невыразимую  торжественность
свЯщенному отдыху этого человека и окружало  ореолом  величиЯ  и  покоЯ  его
седины и сомкнутые веки, его лицо, исполненное надежды и  веры,  его  голову
старика и его младенческий сон.
     —то-то почти божественное чувствовалось в этом  человеке,  который  был
столь величествен, хотЯ сам того не ведал.
     †ан ‚альжан стоЯл в тени неподвижно, держа в руке железный  подсвечник,
и смотрел, ошеломленный, на этого светлого старца. Ќикогда в жизни не  видел
он ничего  подобного.  ќта  доверчивость  ужасала  его.  Ќравственному  миру
неведомо более высокое зрелище, нежели смущеннаЯ, нечистаЯ совесть,  стоЯщаЯ
на пороге преступного деЯниЯ и созерцающаЯ сон праведника. ‘он в  уединении,
в присутствии такого человека, заключал в  себе  нечто  возвышенное,  и  †ан
‚альжан ощущал это смутно, но с непреодолимой силой.
     Ќикто не мог бы сказать, что происходило в его душе, даже он сам. —тобы
разобратьсЯ в его ощущениЯх, надо вообразить себе все  самое  жестокое  пред
лицом самого кроткого. ‚ глазах его  тоже  трудно  было  прочитать  что-либо
определенное. Љакое-то угрюмое изумление - и только. Ћн смотрел- вот и  все.
Ќо о чем он думал? Љто мог разгадать это? Ћн был Явно взволнован и потрЯсен.
Ќо что означало это волнение?
     …го взглЯд не отрывалсЯ от старца. …динственно, о чем с полной Ясностью
говорила  его  поза  и  выражение  лица,   -   это   о   какой-то   странной
нерешительности. “ него был такой  вид,  словно  он  колебалсЯ  между  двумЯ
безднами: той, где гибнут, и той, где  спасаютсЯ.  Љазалось,  он  готов  был
размозжить этот череп или поцеловать эту руку.
     Џрошло несколько секунд, его леваЯ рука медленно поднЯлась, и  он  снЯл
фуражку; потом, все так же медленно, рука  его  опустилась,  и  †ан  ‚альжан
вновь предалсЯ созерцанию, держа в левой руке фуражку, а в правой - железный
брусок; короткие волосы ощетинились над его нахмуренным лбом.
     Џод этим страшным взглЯдом епископ спал все тем же  глубоким  и  мирным
сном.
     Ћсвещенное  луной  распЯтие,  вырисовывавшеесЯ  над   камином,   словно
раскрывало им объЯтиЯ, благословлЯЯ одного, даруЯ прощение другому.
     ‚незапно †ан ‚альжан надел фуражку, затем быстро, не глЯдЯ на епископа,
прошел вдоль кровати прЯмо к шкафчику, видневшемусЯ у изголовьЯ;  он  поднЯл
железный брус, видимо желаЯ взломать замок, но ключ торчал  в  скважине;  он
открыл дверцу; первое, что он увидел, была корзинка с серебром; он взЯл  ее,
прошел большими шагами, без всЯких предосторожностей и не  обращаЯ  вниманиЯ
на производимый им шум, через всю комнату, дошел до двери, вошел в молельню,
распахнул окно, схватил палку, перешагнул через подоконник, положил  серебро
в ранец, бросил корзинку на землю, пробежал по саду  и,  с  ловкостью  тигра
перепрыгнув через забор, скрылсЯ.


        ѓлава двенадцатаЯ. …Џ€‘ЉЋЏ ‡Ђ ђЂЃЋ’Ћ‰


     Ќа следующее утро, когда солнце только еще всходило, монсеньор Ѓьенвеню
прогуливалсЯ по саду. ‚друг к нему подбежала сильно встревоженнаЯ Њаглуар.
     - ‚аше преосвЯщенство, ваше преосвЯщенство! -  кричала  она.  -  ‚ы  не
знаете, где корзинка, в которой Я держу серебро?
     - ‡наю, - ответил епископ.
     - ‘лава богу! - обрадовалась она. - Ђ то Я понЯть не  могла,  куда  это
она делась.
     …пископ только что  подобрал  на  клумбе  эту  корзинку.  Ћн  подал  ее
Њаглуар.
     - ‚от она ,-сказал он.
     - ’о есть как? - удивилась она. - ЏустаЯ? Ђ серебро?
     - Ђх, вы беспокоитесь о серебре? - проговорил епископ. - џ не знаю, где
оно.
     - ѓосподи помилуй? Ћно украдено! ќто ваш вчерашний гость - вот кто  его
украл!
     ‚ мгновение ока, со всей живостью, на какую была способна эта подвижнаЯ
старушка, Њаглуар побежала в молельню, заглЯнула в альков и снова  вернулась
к епископу. ’от стоЯл нагнувшись и, вздыхаЯ, рассматривал росток  ложечника,
сломанный корзинкой при падении на клумбу.  “слыхав  крик  Њаглуар,  епископ
выпрЯмилсЯ.
     - ‚аше преосвЯщенство! - кричала она. - Ћн ушел! ‘еребро украдено!
     ‚ то времЯ как она произносила эти слова, ее  взглЯд  упал  на  дальний
конец сада, где виднелись следы бегства. ‚ерхнЯЯ доска забора была оторвана.
     - Џосмотрите! ‚от где он перелез. Ћн спрыгнул прЯмо в переулок Љошфиле!
Љак же ему не совестно! Ћн украл наше серебро!
     …пископ помолчал, затем поднЯл на Њаглуар  серьезный  взглЯд  и  кротко
спросил:
     - Ђ где сказано, что это серебро наше?
     Њаглуар оцепенела от изумлениЯ. ‘нова наступило молчание, потом епископ
продолжал:
     - ѓоспожа Њаглуар! џ был неправ, пользуЯсь, и так долго, этим серебром.
Ћно принадлежало бедным. Ђ кто такой этот человек? Ќесомненно, беднЯк.
     - ѓосподи €исусе! „ело ведь не во мне  и  не  в  барышне,  -  возразила
Њаглуар. - Ќам-то все равно. ‚се дело в вашем преосвЯщенстве. —ем вы  будете
теперь кушать?
     …пископ взглЯнул на нее с удивлением.
     - Ђх, вот что! Ќо разве не существует оловЯнных приборов?
     Њаглуар пожала плечами.
     - “ олова неприЯтный запах.
     - Ђ железных?
     Њаглуар сделала выразительную гримасу.
     - “ железных привкус.
     - ‚ таком случае, - сказал епископ, - мы обзаведемсЯ деревЯнными.
     —ерез несколько минут  он  завтракал  за  тем  же  столом,  за  которым
накануне сидел  †ан  ‚альжан.  ‡а  завтраком  он  весело  доказывал  сестре,
слушавшей его молча, и Њаглуар, тихонько  ворчавшей,  что  нет  ни  малейшей
нужды ни в ложках, ни в вилках, хотЯ бы и деревЯнных, чтобы обмакнуть  кусок
хлеба в чашку с молоком.
     - ‚едь надо же придумать! -  бормотала  Њаглуар,  суетЯсь  у  стола.  -
Џустить к себе такого человека! €  оставить  его  на  ночь  рЯдом  с  собой!
‘частье еще, что он только обокрал! ѓосподи помилуй! Џросто дрожь пробирает,
как подумаешь!..
     Ѓрат с сестрой собирались уже встать из-за стола,  как  вдруг  раздалсЯ
стук в дверь.
     - ‚ойдите, - сказал епископ.
     „верь открылась.  ЌеобычнаЯ  группа  возбужденных  людей  поЯвилась  на
пороге. ’ри человека держали за  шиворот  четвертого.  ’рое  были  жандармы,
четвертый - †ан ‚альжан.
     †андармский  унтер-офицер,  по-видимому,  главный  из  трех  жандармов,
остановилсЯ в дверЯх. ‡атем вошел в комнату и, подойдЯ к епископу, отдал ему
честь по-военному.
     - ‚аше преосвЯщенство...- начал он.
     Џри этих словах †ан ‚альжан, стоЯвший с угрюмым и подавленным видом,  в
изумлении поднЯл голову.
     - ЏреосвЯщенство! - прошептал он. - ‡начит, это не простой свЯщенник...
     - Њолчать! - сказал жандарм. - Џеред тобой его преосвЯщенство епископ.
     Њежду тем монсеньор Ѓьенвеню пошел к ним  навстречу  с  той  быстротой,
какую только позволЯл его преклонный возраст.
     - Ђх, это вы! - воскликнул он, обращаЯсь к †ану ‚альжану. -  Ћчень  рад
вас видеть. Ќо  послушайте,  ведь  Я  вам  отдал  и  подсвечники.  Ћни  тоже
серебрЯные, как и все остальное, и вы вполне можете получить за них  франков
двести. Џочему же вы не захватили их вместе с вашими приборами?
     †ан ‚альжан широко раскрыл глаза и взглЯнул на  почтенного  епископа  с
таким выражением, которое не мог бы передать человеческий Язык.
     - ‚аше преосвЯщенство, - сказал жандармский унтер-офицер, - так значит,
то, что нам сказал этот человек, - правда? Ћн бежал нам  навстречу.  “  него
был такой вид, словно он спасалсЯ от погони. Ќа всЯкий случай  мы  задержали
его. Џри нем оказалось это серебро.
     - € он вам сказал, - улыбаЯсь, прервал епископ, - что это  серебро  ему
подарил старичок  свЯщенник,  в  доме  которого  он  провел  ночь?  Џонимаю,
понимаю. Ђ вы привели его сюда? ќто недоразумение.
     - ‚ таком случае, мы можем отпустить его? - спросил унтер-офицер.
     - ђазумеетсЯ, - ответил епископ. †андармы выпустили †ана ‚альжана,  тот
невольно попЯтилсЯ
     - ќто правда, что менЯ отпускают? - произнес он почти невнЯтно,  словно
во сне.
     - Ќу да, отпускают, не слышишь, что ли? - ответил один из жандармов.
     - „руг мой! - сказал епископ. - Ќе забудьте перед уходом захватить ваши
подсвечники. ‚от они.
     Ћн подошел к камину, взЯл подсвечники и протЯнул их †ану ‚альжану.  Ћбе
женщины смотрели, не говорЯ ни слова, не делаЯ ни одного движениЯ, не бросаЯ
ни одного взглЯда, которые могли бы помешать епископу.
     †ан ‚альжан дрожал всем телом. Њашинально, с растерЯнным видом, он взЯл
в руки два подсвечника.
     - Ђ теперь, - сказал епископ, - идите с миром. Њежду прочим, мой  друг,
когда вы придете ко мне в следующий раз, вам не к чему идти  через  сад.  ‚ы
всегда можете входить и выходить через парадную дверь. Ћна запираетсЯ только
на щеколду, и днем и ночью.
     ‡атем он обернулсЯ к жандармам:
     - ѓоспода! ‚ы можете идти.
     †андармы вышли.
     Љазалось, †ан ‚альжан вот-вот потерЯет сознание.
     …пископ подошел к нему и сказал тихим голосом:
     - Ќе забывайте, никогда не забывайте, что вы обещали мне употребить это
серебро на то, чтобы сделатьсЯ честным человеком.
     †ана ‚альжана, не помнившего,  чтобы  он  что-нибудь  обещал,  охватило
смЯтение. …пископ произнес эти  слова,  как-то  особенно  подчеркнув  их.  €
торжественно продолжал:
     - †ан ‚альжан, брат мой! ‚ы более не принадлежите злу, вы  принадлежите
добру. џ покупаю у вас вашу душу. џ отнимаю ее у черных мыслей и духа тьмы и
передаю ее богу.


        ѓлава тринадцатаЯ. ЊЂ‹› †…ђ‚…


     †ан ‚альжан вышел из города с  такой  поспешностью,  словно  убегал  от
кого-то. Ѓыстрым шагом он шел среди полей, сворачиваЯ на  первые  попавшиесЯ
дороги и тропинки и не замечаЯ, что кружитсЯ на одном месте.  Ћн  проблуждал
так целое утро, не евши и не ощущаЯ  голода.  Ћн  был  во  власти  множества
неведомых ему доселе ощущений. Ћн чувствовал, как в нем  поднимаетсЯ  глухаЯ
злоба. Ќа кого? - этого он не знал. Ћн не мог бы сказать, растроган  он  или
унижен. Њинутами на него находило какое-то странное умиление; он  боролсЯ  с
ним и противопоставлЯл ему ожесточение последних двадцати лет  своей  жизни.
ќто