кричали несколько человек,  в  то  времЯ  как  на
какое-то мгновение едва заметнаЯ вспышка света пробилась сквозь густой  мрак
и тЯжелый раскат огласил воздух; он звучал, как прощальный салют над могилою
погибших страдальцев.
     - ‘кала! „ержитесь крепче, не отставайте. Ћни взошли на скалу.
     - ‚еликий боже! - вскричал Њельмот,  взобравшись  одним  из  первых,  -
тьма-то какаЯ! € какой это ужас! Џодымите же фонари... слышите, как  кричат?
Ћтвечайте им... Љрикните,  что  мы  идем  им  на  помощь,  пусть  не  терЯют
надежду... Џогодите, - добавил он, - дайте-ка Я  взберусь  на  этот  камень,
оттуда они услышат мой голос.
     Ћн ринулсЯ туда, пробираЯсь прЯмо по воде;  едва  переводЯ  дыхание,  -
отпрЯнувшие от соседней скалы волны накрывали его с головою кипЯщей пеной, -
добралсЯ он до цели и, ободренный своей удачей, крикнул что  было  мочи.  Ќо
грохот бури так заглушал его голос, что даже сам он его почти не слышал. ќто
были совсем слабые, жалобные звуки, больше  походившие  на  скорбные  стоны,
нежели на зов, который должен был воодушевить людей надеждой. ‚  ту  минуту,
когда встревоженные тучи стремительно проносились  по  небу,  точно  бегущие
врассыпную солдаты разбитой армии, неожиданно выглЯнула луна и озарила  море
ослепительным светом. ѓлазам Њельмота предстал корабль, и  он  Ясно  увидел,
что  тому  грозит.  ЌакренившеесЯ  судно  ударЯлось  о  скалу,  над  которой
набегавшие буруны вздымали столбы пены футов в тридцать высотой. ќто был уже
один только остов, наполовину погрузившийсЯ в воду, грот-мачта была сломана,
и всЯкий раз, когда волна  захлестывала  палубу,  Њельмот  Явственно  слышал
предсмертные крики тех, кого она уносила с собой или, может быть,  тех,  чьи
истомившиесЯ тела и души уже немели и переставали держатьсЯ за  жизнь  и  за
надежду, котораЯ до тех пор давала еще им силы; он был  уверен,  что  только
что раздавшийсЯ крик исходил именно от них и, может быть, стал уже последним
в их жизни. ‚ид человеческих  существ,  погибающих  совсем  близко  от  нас,
вселЯет такой ужас, что мы порой понимаем, что достаточно сделать всего один
шаг, достаточно нашей твердой руки, чтобы спасти хотЯ бы одного из многих, -
и не знаем, куда направить этот шаг, и бываем не  в  силах  протЯнуть  руку,
котораЯ вдруг цепенеет. ‚се чувства  Њельмота  пришли  в  смЯтение,  и  были
минуты, когда он вторил завываниЯм ветра, испускаЯ безумные крики.  Њеж  тем
окрестные жители, узнав о том, что судно потерпело крушение у самых скал,  в
тревоге высыпали целой толпою на берег. ’е,  кого  прошлый  жизненный  опыт,
твердаЯ убежденность или  даже  самое  обыкновенное  невежество  беспрерывно
заставлЯли повторЯть: "‘пасти их нельзЯ, погибнут все до единого",  невольно
ускорЯли в это времЯ свои шаги, как будто торопЯсь увидеть исполнение  этого
предсказаниЯ, в то времЯ как другим казалось, что они  действительно  спешат
оказать помощь погибающим и тем самым не дать ему осуществитьсЯ.
     Ћсобенно обращал на себЯ внимание один человек, который бежал к  берегу
и, запыхавшись, продолжал уверЯть всех остальных, что  "оно  пойдет  ко  дну
прежде, чем они до него  доберутсЯ".  ‘лыша  восклицаниЯ:  "“паси  боже!  Ќе
говори таких слов! „аст  господь,  мы  чем-нибудь  им  поможем",  он  только
разражалсЯ торжествующим смехом. Љогда все добежали до места, человек  этот,
рискуЯ жизнью, взобралсЯ на скалу и, глЯдЯ  на  корабль,  принЯлсЯ  убеждать
оставшихсЯ внизу, что конец близок: "Ќу что Я вам говорил? -  кричал  он.  -
‚идите, что Я был прав?". ЃурЯ усилилась, но все еще были слышны его  слова:
"‚идите, Я был прав!". € когда вопли погибавших матросов отчетливо донеслись
до берега, он в промежутках все еще повторЯл: "‚идите,  Я  был  прав!".  ќто
была какаЯ-то исключительнаЯ гордынЯ, кичащаЯсЯ своими трофеЯми - над  чужою
могилой. ‚ таком духе даем мы советы тем, кто страдает от жизни, так же  как
и  от  стихии;  и  когда  мы  слышим,  что  сердце  жертвы  разрываетсЯ,  мы
успокаиваем себЯ, восклицаЯ: "_ђазве Я все это не предсказывал?_ ђазве Я  не
говорил вам, к чему это приведет?". Џримечательно, что человек этот погиб  в
ту же самую ночь, сделав отчаЯнную и напрасную попытку спасти  жизнь  одному
из матросов с кораблЯ, который плыл в расстоЯнии шести Ярдов от него.
     ‹юди заполонили весь берег, они взбирались на вершины и  выступы  скал;
сознаваЯ свое бессилие, все только взирали на этот поединок  между  морем  и
сушей, между отчаЯнием и надеждой. Ќевозможно было ничем  помочь  утопавшим:
никакаЯ лодка не смогла бы выдержать натиска волн,  -  и  все  же  до  самой
последней минуты то с одной скалы, то с другой слышны были  крики,  страшные
крики, возвещавшие, что помощь близка - и уже  невозможна.  ‚ысоко  поднЯтые
фонари с разных сторон освещали все вокруг: глаза несчастных  видели  берег,
на котором суетились люди, но их отделЯли от него ревущие неодолимые  волны;
утопавшим бросали веревки, старались  ободрить  и  воодушевить  их  громкими
криками;  кое-кто  из  барахтавшихсЯ  в  воде  в  порыве  отчаЯниЯ   пыталсЯ
ослабевшей рукою уцепитьсЯ за конец брошенной  в  море  веревки,  но  вместо
этого хваталсЯ только за  воду,  а  потом  не  успевал  разжать  окоченевшие
пальцы, как новаЯ волна накрывала его с головой и всплыть он уже  был  не  в
силах. ‚ эту минуту  Њельмот,  выйдЯ  из  состоЯниЯ  оцепенениЯ,  в  которое
повергла его эта страшнаЯ картина, и оглЯдевшись вокруг, увидел внизу  сотни
озабоченных,  бегавших  и  суетившихсЯ  людей,  и,  хотЯ   все   усилиЯ   их
оказывались, по-видимому, напрасными, у него сделалось радостно на душе.
     - ‘колько всего хорошего пробуждаетсЯ в  человеке,  -  вскричал  он,  -
когда чувство долга призывает его облегчить страданиЯ ближнего!
     “ него не было тогда ни времени, ни желаниЯ вдумыватьсЯ, что именно  он
называл словом "хорошее",  и  разлагать  это  понЯтие  на  составные  части,
выделив из него любопытство, крайнее возбуждение,  гордое  ощущение  силы  в
теле или просто сознание того, что сам ты сейчас находишьсЯ в  относительной
безопасности. “ него действительно не было времени подумать: как раз  в  эту
минуту он заметил в расстоЯнии нескольких Ярдов от себЯ чуть выше  на  скале
фигуру, вид которой не мог внушить ему ни симпатии, ни страха. Ќезнакомец не
произнес ни единого звука и никому  не  пыталсЯ  помочь.  Њельмот  с  трудом
удерживалсЯ на скользком и шатком камне; человека  же  этого,  находившегосЯ
еще выше, казалось, нимало не волновала ни  бурЯ,  ни  гибель  экипажа.  Љак
Њельмот ни старалсЯ закутатьсЯ в плащ, ветер срывал его и раздирал в клочьЯ,
в то же времЯ на плаще незнакомца ни одна  складка  не  шелохнулась.  Ќо  не
столько это поразило Њельмота, сколько полнейшее безразличие  его  к  людЯм,
терпевшим бедствие, и к окружавшему его ужасу, и он воскликнул:
     - Њилосердный боже, возможно ли, что существо, всем видом своим похожее
на человека, стоит здесь недвижно, не  сделав  ни  малейшего  усилиЯ,  чтобы
помочь этим несчастным, и даже нисколько им не сочувствует?
     Џоследовало молчание, а может быть, порыв  ветра  заглушил  его  слова,
однако спустЯ несколько мгновений Њельмот отчетливо услыхал:
     - Џусть погибают.
     Ћн посмотрел наверх: незнакомец стоЯл по-прежнему  недвижимо,  скрестив
руки на груди, выставив одну ногу вперед, как бы  бросаЯ  всем  видом  своим
вызов подымавшимсЯ ввысь столбам пены, и обращенное и профиль  суровое  лицо
его, которое на несколько мгновений озарЯл колеблющийсЯ и смутный свет луны,
равнодушно взирало на все, что происходило внизу, причем во взглЯде его было
что-то чужое, неестественное, зловещее. ‚  это  мгновение  чудовищнаЯ  волна
обрушилась на палубу кораблЯ, и крик ужаса вырвалсЯ из груди всех  тех,  кто
это видел; это был словно отзвук других  криков,  исходивших  от  несчастных
жертв, чьи обезображенные и бездыханные  тела  через  несколько  минут  были
выброшены к их ногам.
     Љогда крик этот умолк, Њельмот услышал вдруг раскаты смеха, от которого
кровь у него похолодела. ‘меЯлсЯ стоЯвший наверху над ним незнакомец. ‘ловно
молнией озарило вдруг его памЯть: внутреннему взору  его  предстала  ночь  в
€спании, когда ‘тентон впервые повстречал странное существо,  чьЯ  опутаннаЯ
колдовством жизнь, над которой "не властно пространство  и  времЯ",  оказала
такое влиЯние на его собственную, и  когда  он  впервые  ощутил  сатанинскую
злобу в этом торжествующем смехе при  виде  гибели  двух  сожженных  молнией
влюбленных. ќхо этого хохота все еще звучало в ушах  Њельмота;  он  подумал,
что в нескольких шагах от него сейчас не кто  иной,  как  этот  таинственный
пришелец. ђазум его, разгорЯченный всеми неистовыми попытками его  разыскать
и вместе с тем омраченный их неудачей,  отЯжелел,  как  тЯжелеет  воздух  от
нависшей  грозовой  тучи;  он  уже  больше  не  в  состоЯнии  был   что-либо
выведывать, строить новые предположениЯ или расчеты. Њельмот сразу  же  стал
взбиратьсЯ на скалу; недвижнаЯ фигура находилась теперь всего  на  несколько
футов выше того места, где он стоЯл, - тот, о ком он думал целые дни  и  кто
снилсЯ ему по ночам, был здесь, рЯдом, он мог вглЯдетьсЯ в  него,  коснутьсЯ
его рукой; он почти что его ощущал. „аже сами _Љлык_ и _‘илок_ {5} при  всем
свойственном их профессии рвении и те не произнесли бы  с  такой  решимостью
слов: "Џопадись он хоть раз мне в лапы", как про себЯ произнес их  „жон.  Ћн
стал карабкатьсЯ по крутой и опасной тропинке к  уступу  скалы,  на  котором
стоЯла  неподвижнаЯ  темнаЯ  фигура.  €знемогаЯ  от  Яростного   ветра,   от
безмерного душевного напрЯжениЯ и  от  трудности  задачи,  которую  он  себе
поставил, Њельмот столкнулсЯ теперь лицом к лицу с тем,  кого  он  стремилсЯ
найти; забывшись, он ухватилсЯ за наполовину отколовшийсЯ от  скалы  камень;
камень этот, который был настолько мал,  что,  упав,  вероЯтно,  не  мог  бы
ушибить даже ребенка,  оказалсЯ  шаткой  и  ненадежной  опорой  длЯ  рослого
мужчины: Њельмот сорвалсЯ вместе с  ним  и  упал  вниз,  в  ревущую  пучину,
котораЯ, казалось, готова была вцепитьсЯ  в  него  тысЯчами  щупалец  и  его
поглотить. ЏадаЯ, он не успел даже почувствовать головокружениЯ;  он  только
ощутил удар, плеск и услышал рев. ‚олна накрыла его с головой, а  потом  тут
же выбросила на поверхность. Ћн пыталсЯ боротьсЯ с ней, но ему  было  не  за
что ухватитьсЯ. ’огда он  стал  погружатьсЯ  все  глубже,  движимый  смутной
мыслью, что, если он доберетсЯ до дна и сможет ухватитьсЯ там за  что-нибудь
твердое, он будет спасен. ‚ ушах у него гудели тысЯчи труб; глаза его слепил
свет. "…му казалось, что он приходит сквозь огонь и воду". Ѓольше он  ничего
не помнил. ЋчнулсЯ он только несколько дней спустЯ: он увидал, что  лежит  в
постели и стараЯ управительница стоит у его изголовьЯ.
     - Љакой ужасный сон! - воскликнул он и, в  изнеможении  откинувшись  на
подушки, добавил: - € до чего он менЯ довел!


                                  ѓлава V

                                      - џ слышал, - сказал оруженосец, - что
                                      от ада нет спасениЯ.

                                                               ‘ервантес {1}

     Џосле этого Њельмот пролежал  еще  несколько  часов,  не  произнесЯ  ни
слова: памЯть постепенно возвращалась к нему, чувства просветлЯлись по  мере
того, как повелитель их, разум, постепенно утверждалсЯ вновь на покинутом им
престоле.
     - џ все теперь вспомнил, -  воскликнул  он,  вскакиваЯ  с  кровати  так
порывисто, что ухаживавшаЯ за ним старуха-нЯнЯ перепугалась, решив,  что  он
снова бредит; однако, когда она подошла к его  кровати  со  свечою  в  руке,
старательно заслонЯЯ другой глаза от света, и  поднесла  эту  свечу  к  лицу
больного,  Ярко  его  озарив,  во  взглЯде  его  она  увидела  пробудившеесЯ
сознание, а в движениЯх -  силу,  котораЯ  говорила  о  том,  что  наступает
выздоровление. …й пришлось удовлетворить его желание и ответить на  все  его
вопросы касательно того, как он был спасен, чем завершилась в тот день  бурЯ
и осталсЯ ли в живых хоть один из потерпевших кораблекрушение. Ћна,  правда,
понимала, как он ослабел, и ей было строго наказано ничем не  утомлЯть  его,
пока к нему не вернетсЯ рассудок. “словие это она  старательно  выполнЯла  в
течение нескольких дней, - и  это  было  длЯ  нее  ужасным  испытанием:  она
чувствовала себЯ, как ”атима в "Љимоне"  {2},  котораЯ  в  ответ  на  угрозу
колдуна лишить ее дара речи восклицает: "‚арвар, не довольно ли с тебЯ  моей
смерти?".
     Ћна начала говорить, и рассказ ее подействовал на Њельмота так, что  он
крепко уснул, раньше чем она успела довести его до половины; он имел  случай
убедитьсЯ на себе, сколь  благотворно  может  такаЯ  вот  неторопливаЯ  речь
действовать на больных, о которых ‘пенсер  говорит  {3},  что  они  нанимали
ирландских  рассказчиков  и,  когда  просыпались  после  целительного   сна,
замечали, что эти неутомимые люди все еще продолжают  свой  рассказ.  Џервое
времЯ Њельмот слушал с напрЯженным вниманием; однако очень скоро он оказалсЯ
в положении человека, описанного мисс Ѓейли, который

                     ‘квозь дрему слышит еле-еле
                     ђассказ, что льетсЯ у постели {4}.

     ‚скоре по его глубокому ровному дыханию она почувствовала, что только

               ... тревожит попусту того, кто сном забылсЯ {5}

     а когда она задернула занавеску и заслонила свечу,  картины,  навеЯнные
ее рассказом, казалось, ожили вновь и бледные тени их  проплывали  теперь  в
его снах, все еще с трудом отличимых от Яви.
     “тром Њельмот приподнЯлсЯ, оперсЯ на  подушку  и,  оглЯдевшись  вокруг,
мгновенно вспомнил все, что с ним произошло, € хоть  воспоминание  это  было
смутным, он ощутил сильнейшее желание увидеть  чужестранца,  спасшегосЯ  при
кораблекрушении, который, по словам управительницы,  все  еще  памЯтным  ему
(хоть слова эти, должно быть, доходили только до порога его  непробудившихсЯ
чувств), был жив и находилсЯ теперь у него в доме, но еще не оправилсЯ после
полученных им тЯжелых ушибов, перенесенного страха и  крайнего  изнеможениЯ.
ЊнениЯ домочадцев касательно  этого  человека  разделились.  “знав,  что  он
католик, они как будто  успокоились;  а  он,  едва  только  пришел  в  себЯ,
попросил послать за католическим свЯщенником и  в  первых  же  сказанных  им
словах выразил удовлетворение, что находитсЯ в стране, где  исполнЯютсЯ  все
обрЯды его родной церкви. ’аким образом, с этой стороны все обстоЯло хорошо;
однако в его манере  себЯ  держать  было  какое-то  странное  высокомерие  и
сдержанность, которыми он отталкивал от себЯ тех, кто за  ним  ухаживал.  Ћн
часто разговаривал сам с собою на  Языке,  которого  они  не  понимали;  они
надеЯлись, что вызванный в дом свЯщенник разъЯснит их сомнениЯ, но тот долго
простоЯл у двери, слушаЯ эти обращенные к самому  себе  речи,  и  решительно
объЯвил, что это никакаЯ не латынь, а потом, вступив с больным  в  разговор,
длившийсЯ несколько часов, отказалсЯ  разъЯснить,  на  каком  Языке  говорил
чужестранец, и не позволил слугам расспрашивать себЯ о нем. ќто одно уже  не
предвещало  ничего  хорошего,  но  еще  хуже  было  то  обстоЯтельство,  что
чужестранец  легко  и  свободно  изъЯснЯлсЯ  по-английски  и  поэтому,   как
утверждали все домочадцы, был не вправе терзать их слух словами  незнакомого
Языка, которые, как бы четко и красиво они ни звучали, были, по  их  мнению,
заклинаниЯми, обращенными к некоему незримому существу.
     -  ‚се,  что  ему  надо,  он  просит  у  нас  по-английски,  -  сказала
недоумевающаЯ управительница, - он просит по-английски, например, чтобы  ему
принесли свечу, он говорит по-английски, что хочет лечь  спать,  так  почему
же, черт бы его побрал,  ему  надо  непременно  о  чем-то  еще  говорить  на
непонЯтном нам Языке? „а и  молитьсЯ  он  тоже  может  по-английски  на  тот
образок, что он прЯчет на груди, хоть, помЯните мое  слово,  то  никакой  не
свЯтой (мне раз удалось поглЯдеть на него  украдкой),  а  скорее  всего  сам
дьЯвол. ѓосподи €исусе, спаси нас!
     ’акие вот  странные  толки  и  множество  других  шепотом  передавались
Њельмсту, и все это делалось с такой быстротой, что он не успевал хорошенько
в них разобратьсЯ.
     - Ђ что, отец ”эй у нас? - спросил он наконец, уразумев, что  свЯщенник
каждый день навещает чужестранца. - …сли  он  сейчас  здесь,  попросите  его
зайти ко мне. - Ћтец ”эй тут же ЯвилсЯ на его зов.
     ќто был человек серьезный и благопристойный, о котором  "ходила  добраЯ
молва" даже среди людей, исповедовавших иную веру. Љогда он вошел в комнату,
Њельмот не мог  удержатьсЯ  от  улыбки,  вспомнив  пустые  сплетни,  которые
передавали ему слуги.
     - Ѓлагодарю  вас  за  внимание  к  несчастному,  который,  насколько  Я
понимаю, находитсЯ сейчас у менЯ в доме, - сказал он.
     - џ только исполнил свой долг.
     - Њне рассказывают, что он говорит иногда на незнакомом Языке.
     - „а, это действительно так.
     - Ђ вы-то знаете, откуда он родом?
     - Ћн испанец, - ответил свЯщенник.
     ќтот прЯмой и Ясный ответ возымел свое действие на Њельмота: он поверил
ему и понЯл, что чужестранец не делает из своего происхождениЯ никакой тайны
и она существует только в воображении глупых слуг.
     ‘вЯщенник  стал  рассказывать  подробности  гибели  кораблЯ.  ќто  было
английское торговое  судно,  направлЯвшеесЯ  то  ли  в  “эксфорд,  то  ли  в
“отерфорд  {2};  на  борту  было  много  пассажиров.  Ѓурей  его  отнесло  к
уиклоускому берегу, где оно и потерпело крушение в ночь  на  19  октЯбрЯ.  ‚
полной темноте, среди которой разразилась  бурЯ,  оно  наскочило  на  риф  и
разбилось. ќкипаж и все  пассажиры  погибли,  спассЯ  один  только  испанец.
Џоразительно, что  не  кто  иной,  как  он,  оказалсЯ  спасителем  Њельмота.
‘тараЯсь добратьсЯ до берега, он увидел, как тот упал со скалы, и,  как  сам
он ни был изможден, собрал последние силы, чтобы спасти человека,  которого,
как он понЯл, постигла беда  из-за  того,  что  он  кинулсЯ  оказать  помощь
утопающим. €спанцу удалось вытащить его из воды, причем сам  Њельмот  ничего
об этом не знал: утром их нашли обоих на берегу; они крепко впились  друг  в
друга, но оба совершенно закоченели и были в  глубоком  обмороке.  €х  стали
приводить в чувство и, когда обнаружили  в  том  и  другом  слабые  признаки
жизни, обоих перенесли в дом Њельмота.
     - ‚ы обЯзаны ему жизнью, - сказал свЯщенник и замолчал.
     - џ сейчас же пойду и поблагодарю его, - вскричал  Њельмот,  но  в  эту
минуту стараЯ управительница, помогавшаЯ ему поднЯтьсЯ с  постели,  в  ужасе
шепнула ему на ухо:
     - ђади всего свЯтого, не говорите ему, что вы Њельмот!  ђади  бога!  Ћн
так взъЯрилсЯ, как сумасшедший стал, когда вчера кто-то произнес при нем это
имЯ.
     Њельмоту невольно вспомнилось прочитанное  в  рукописи,  и  он  испытал
какое-то тЯгостное чувство. Ћднако он совладал с собой и прошел  в  комнату,
отведенную чужестранцу.
     €спанцу было лет тридцать. Ћн имел вид человека благородного и манерами
своими располагал к себе. Џомимо свойственной его нации серьезности на  всем
его облике лежала печать глубокой грусти. Ћн бегло говорил  по-английски,  и
когда Њельмот стал расспрашивать, откуда он так хорошо знает этот  Язык,  он
только вздохнул и сказал, что прошел тЯжелую  школу,  где  и  научилсЯ  ему.
Њельмот тут же переменил предмет разговора и стал горЯчо благодарить испанца
за то, что тот спас ему жизнь.
     - ‘еньор, - ответил испанец, - простите менЯ, но если бы вы так же мало
ценили свою жизнь, как Я, то не стоило бы за это благодарить.
     - „а, но вы употребили, однако, все силы на  то,  чтобы  ее  спасти,  -
сказал Њельмот.
     - ќто было какое-то безотчетное побуждение.
     - Ќо пришлось же выдержать борьбу, - сказал Њельмот.
     ‚ эту минуту Я не отдавал себе  отчета  в  том,  что  делаю,  -  сказал
испанец. ‚след за тем тоном, исполненным какой-то  особой  изысканности,  он
добавил: - ‚ернее, побуждение это было внушено мне  моим  добрым  гением.  џ
никого не знаю в этой чужой мне стране, вы приютили менЯ, без вас  мне  было
бы здесь очень худо.
     Њельмот заметил, что собеседнику его трудно говорить, и очень скоро тот
действительно призналсЯ, что, хоть он и не получил тЯжелых  повреждений,  но
до такой степени избит камнЯми и изранен об острые  выступы  скал,  что  ему
тЯжело дышать и стоит большого труда пошевелить рукой и ногой. ‡акончив свой
рассказ о буре, кораблекрушении и  всей  последовавшей  за  этим  борьбе  за
жизнь, он воскликнул по-испански:
     -  ѓосподи,  скажи,  почему  €она  осталсЯ  жить,  а  морЯки   погибли?
‚ообразив,  что  он  произносит  слова  какой-нибудь  католической  молитвы,
Њельмот собралсЯ было уже удалитьсЯ, но испанец не дал ему уйти.
     - ‘еньор, - сказал он, - Я знаю, вас зовут...
     Ћн умолк, задрожал и, сделав над собою усилие,  от  которого  лицо  его
перекосилось, выговорил имЯ Њельмота.
     - „а, Я действительно Њельмот.
     - ‘кажите, был ли у вас предок, далекий, очень, очень  давно,  в  такие
времена, о которых в семье не сохранилось преданий... нет, не к чему даже  и
спрашивать об этом, - сказал испанец и, закрыв руками лицо, громко застонал.
     Њельмот слушал его с волнением, к которому примешивалсЯ страх.
     - ѓоворите, говорите, может быть, Я и смогу вам ответить...
     - Ѓыл ли у вас, -  спросил  испанец  с  видимым  усилием,  отрывисто  и
скороговоркой, - был ли у вас родственник, который лет сто сорок тому  назад
ездил в €спанию?
     - Ќасколько Я знаю, был, боюсь, что был.
     - „овольно, сеньор, оставьте менЯ...  может  быть,  завтра...  оставьте
менЯ сейчас.
     - џ не могу вас сейчас оставить, -  сказал  Њельмот  и,  видЯ,  что  он
совсем ослабел, кинулсЯ, чтобы не дать ему упасть. Ќо это не было обмороком;
зрачки испанца  дико  вращались,  в  глазах  его  был  ужас,  и  он  пыталсЯ
выговорить какие-то слова. Љроме них, в комнате никого не было.  Њельмот  не
решалсЯ уйти и закричал, чтобы принесли воды; когда он  пыталсЯ  расстегнуть
ему ворот и облегчить дыхание, рука его наткнулась на медальон с  портретом,
хранившимсЯ у самого сердца. Џрикосновение это подействовало на больного как
самое сильное возбуждающее. Ћн  схватил  медальон  своей  холодной  рукой  с
силой, какаЯ бывает только у смерти, и пробормотал глухим,  но  возбужденным
голосом:
     - —то вы сделали!
     Ћн  принЯлсЯ  ощупывать  ленточку,  на  которой   висел   медальон   и,
убедившись, что его страшное сокровище  цело,  с  ужасающим  спокойствием  в
глазах посмотрел на Њельмота.
     - ’ак, значит, вы все знаете?
     - џ ничего не знаю, - неуверенно ответил Њельмот.
     …два не упавший на пол испанец теперь поднЯлсЯ, высвободилсЯ из его рук
и, хоть с трудом держась на ногах, стремительно кинулсЯ за свечой (было  уже
совсем темно) и показал медальон Њельмоту. Ћказалось,  что  это  миниатюрный
портрет все того же страшного существа. ќто было  написанное  грубой  кистью
любительское изображение, но сходство поражало:  можно  было  подумать,  что
создала эту миниатюру не рука человека, а сама душа.
     - ‡начит, он, значит, оригинал этого... ваш предок? ‡начит, вы владеете
страшной тайной, котораЯ..., - он повалилсЯ на  пол,  корчась  в  судорогах;
Њельмоту, который сам был еще очень слаб, пришлось уйти к себе.
     Џрошло несколько дней, прежде чем ему довелось снова свидетьсЯ со своим
гостем; на этот раз тот был спокоен и отлично владел собой  -  до  тех  пор,
пока не вспомнил, что должен извинитьсЯ перед хозЯином дома  за  причиненное
ему прошлый раз беспокойство. Ћн начал было говорить, но сбилсЯ и  замолчал;
напрасно пыталсЯ  он  привести  в  порЯдок  свои  спутанные  мысли,  вернее,
бессвЯзную речь: усилиЯ эти  привели  его  в  такое  волнение,  что  Њельмот
почувствовал, что должен как-то помочь ему, и, пытаЯсь его успокоить,  очень
неосмотрительно стал расспрашивать, с какой целью тот предпринЯл  поездку  в
€рландию.
     €спанец долгое времЯ молчал, а потом наконец ответил:
     - ‘еньор, еще всего несколько дней назад никакаЯ сила не  заставила  бы
менЯ это сказать. џ считал, что мне все равно никто не поверит и  поэтому  Я
не должен открывать этой тайны. џ  думал,  что  одинок  на  земле,  что  мне
неоткуда ждать ни сочувствиЯ, ни помощи. Џоразительно, что  случай  столкнул
менЯ с единственным человеком, который  может  понЯть  менЯ  и  мне  помочь,
больше того, может даже, если не ошибаюсь, пролить свет  на  обстоЯтельства,
которые поставили менЯ в столь необычное положение.
     ќто вступление, сделанное в сдержанной форме, но потрЯсающее  по  своей
значительности,  произвело  сильное  впечатление  на  Њельмота.  Ћн  сел   и
приготовилсЯ слушать, а испанец начал уже было  говорить,  но  потом,  после
минутного колебаниЯ, сорвал висевший у него  на  груди  портрет  и  принЯлсЯ
топтать его ногами с поистине континентальным упорством, крича:
     - „ьЯвол! „ьЯвол! ’ы душишь менЯ, - а когда портрет вместе  со  стеклом
был разбит на куски, вскричал: - Ќу вот, легче стало.
     Ћни сидели в низкой полутемной скудно обставленной  комнате;  за  окном
бушевала бурЯ, и когда окна  и  двери  сотрЯсались  под  порывами  ветра,  у
Њельмота было такое чувство,  что  он  слушает  вестника  "рока  и  страха".
‚олнение говорившего было так мучительно и глубоко, что тот весь затрЯссЯ, а
во времЯ продолжительной паузы, предшествовавшей рассказу  испанца,  Њельмот
услышал, как у него бьетсЯ сердце. Ћн привстал  и,  протЯнув  руку,  пыталсЯ
удержать своего собеседника, но тот  принЯл  это  за  признак  нетерпениЯ  и
тревоги  и  начал  свой  рассказ,  в  котором,  щадЯ  читателЯ,  мы  опустим
бесчисленные вскрикиваниЯ, вопросы, проЯвлениЯ любопытства и  вздохи  ужаса,
которыми его прерывал Њельмот.

        ђЂ‘‘ЉЂ‡ €‘ЏЂЌ–Ђ

     - ‚ам уже известно, сеньор, - начал он, - что Я уроженец  €спании,  так
знайте же, что Я происхожу из очень знатного рода, одного из самых знатных в
стране, которым она могла бы гордитьсЯ в дни своей славы, - из рода Њонсада.
џ сам этого в детстве не знал, помню только, что обращались  со  мной  очень
нежно, но жить мне пришлось в очень убогой обстановке и в большом отчуждении
от людей. †ил Я в жалкой лачуге в предместье  Њадрида,  и  воспитывала  менЯ
старуха, чьЯ привЯзанность ко мне была, как видно,  не  бескорыстна.  Љаждую
неделю ко мне приезжал молодой дворЯнин вместе с очень красивой  дамой;  они
ласкали менЯ, называли милым  мальчиком,  и  Я,  восхищенный  изЯществом,  с
которым мой юный отец завертывалсЯ  в  плащ,  а  моЯ  мать  прикрывала  лицо
вуалью, и неописуемым превосходством их над теми, кто менЯ окружал, был  сам
с ними очень ласков и просил их взЯть менЯ к ним ломай; слыша эти слова, они
всЯкий раз плакали, делали какой-нибудь ценный подарок старухе, у которой  Я
жил и котораЯ, предвкушаЯ  его,  всегда  в  их  присутствии  старалась  быть
особенно услужливой, и - уезжали.
     џ заметил, что приезжали они всегда поздно вечером и  очень  ненадолго;
таким образом, детство мое  было  окутано  тайной,  наложившей  неизгладимую
печать на весь мой характер  и  на  чувства  и  стремлениЯ,  владеющие  мною
сейчас.
     Џотом в жизни  моей  произошла  внезапнаЯ  перемена:  однажды  за  мной
приехали, переодели менЯ  в  роскошное  платье  и  посадили  в  великолепную
карету, находитьсЯ в которой мне было так удивительно и  непривычно,  что  у
менЯ закружилась голова, - и привезли во дворец,  стены  которого,  как  мне
тогда казалось, поднимались к самому  небу.  ЊенЯ  поспешно  провели  сквозь
анфиладу покоев, роскошь которых слепила глаза, где множество слуг встречало
менЯ низкими поклонами, в кабинет, где восседал  благородного  вида  старец;
поза его  была  столь  величественна  и  его  окружало  такое  торжественное
молчание, что мне захотелось пасть на  колени  и  поклонЯтьсЯ  ему,  как  мы
поклонЯемсЯ какому-нибудь свЯтому,  чье  изваЯние  мы  видим,  пройдЯ  через
приделы огромного храма, где-то в глубине его, в уединенной нише. Њои отец и
мать стоЯли тут же, и оба были преисполнены благоговейного страха перед этим
бледным и величественным старцем. “видав их, Я стал еще больше его  боЯтьсЯ,
и когда они подвели менЯ к его стопам, то у менЯ  было  такое  чувство,  что
менЯ словно приносЯт ему в жертву. Ћн все же поцеловал менЯ, но неохотно,  и
лицо  его  сделалось  при  этом  еще  более  суровым;  когда  же   всЯ   эта
торжественнаЯ церемониЯ, во  времЯ  которой  Я  дрожал,  закончилась,  слуга
провел менЯ в отведенные мне покои, и все прочие слуги были  почтительны  ко
мне, как к сыну вельможи; вечером мои отец и мать пришли  ко  мне,  оба  они
целовали менЯ и плакали, но мне казалось, что слезы  их  вызваны  не  только
печалью, но и любовью. ‚се окружающее выглЯдело настолько необычно, что и во
мне  самом  пробудилось,  должно  быть,  что-то  новое.  ‘ам   Я   настолько
переменилсЯ, что мне хотелось видеть изменившимисЯ и окружающих менЯ  людей,
и если бы этого не произошло, менЯ бы это до крайности поразило.
     Ћдна перемена следовала за другой  с  такой  быстротой,  что  менЯ  это
опьЯнЯло. Њне было тогда двенадцать лет, и образ  жизни,  который  Я  вел  в
раннем  детстве,  непомерно  развил  мое  воображение,  подавив  все  другие
способности. ‚сЯкий раз, когда открывалась дверь, что бывало нечасто и  лишь
длЯ того, чтобы возвестить, что наступил час мессы,  обеда  или  занЯтий,  Я
ждал, что непременно должно произойти  нечто  необычайное.  Ќа  третий  день
после прибытиЯ моего во дворец Њонсада дверь отворилась  в  неурочное  времЯ
(одно это повергло менЯ в дрожь от предчувствиЯ того,  что  будет)  и  вошли
родители мои в сопровождении многочисленных слуг. ‘ ними был мальчик; будучи
выше менЯ ростом и обладаЯ уже сложившейсЯ фигурой, он выглЯдел старше менЯ,
хотЯ в действительности был на год моложе.
     - Ђлонсо, - сказал мне отец, - обними своего брата.
     џ кинулсЯ к нему со всем  простодушием  и  нежностью  детства,  которое
радуетсЯ каждой новой привЯзанности и, может быть,  даже  хочет,  чтобы  она
длилась вечно. Ћднако неторопливые шаги  моего  брата,  та  сдержанность,  с
которой он на какое-то мгновение протЯнул обе руки и склонил голову  мне  на
левое плечо, чтобы потом тут же вскинуть ее и уставитьсЯ на менЯ пристальным
взглЯдом своих светившихсЯ высокомерием глаз, оттолкнули менЯ и обманули мои
ожиданиЯ. ’ем не менее, исполнЯЯ желание отца, мы обнЯли друг друга.
     - Ђ теперь возьмитесь за руки,  -  продолжал  отец,  и,  казалось,  ему
доставлЯло радость видеть нас вместе. џ протЯнул брату руку,  и  мы  провели
так несколько минут, а отец и мать  стоЯли  поодаль  и  глЯдели  на  нас.  ‚
течение этих _нескольких минут_  Я  имел  возможность  переводить  взглЯд  с
родителей на брата и судить о том чувстве,  которое  испытывали  тогда  они,
видЯ нас рЯдом и сравниваЯ друг с другом. ‘равнение это было отнюдь не в мою
пользу. •оть Я и был высокого роста, брат мой оказалсЯ гораздо выше менЯ;  в
выражении лица его была уверенность, вернее  даже  сказать,  торжество;  его
блестЯщей  внешности  был  подстать  и  блеск  его  темных   глаз,   которые
попеременно глЯдели то на менЯ,  то  на  родителей  и,  казалось,  говорили:
"‚ыбирайте же одного из нас, и пусть это буду не Я, если у вас хватит на это
смелости".
     Ћтец и мать подошли к нам и обнЯли обоих; Я  ласково  к  ним  прильнул;
брат мой принЯл эти излиЯниЯ нежности с каким-то гордым нетерпением,  словно
ждал от них подчеркнутого признаниЯ своего превосходства.
     Ѓольше Я их не видел; вечером все домочадцы, которых было, вероЯтно, не
меньше двухсот, погрузились в скорбь. ѓерцог Њонсада,  весь  облик  которого
был страшным предвестьем смерти и которого мне довелось  видеть  всего  лишь
раз, скончалсЯ.  ‘о  стен  были  снЯты  шпалеры;  все  комнаты  заполонились
духовными лицами. Џриставленные ко мне  слуги  перестали  обращать  на  менЯ
внимание, и Я бродил один по огромным покоЯм,  пока  нечаЯнно  не  приподнЯл
край черной бархатной занавеси и не увидел картины, котораЯ, как  ни  был  Я
еще юн, повергла менЯ в оцепенение. ђодители  мои,  одетые  во  все  черное,
сидели возле неподвижно лежавшей фигуры, в которой Я  узнал  моего  деда.  џ
решил, что старец спит, только очень глубоким сном. ’ам же находилсЯ  и  мой
брат, который был тоже в черном, но как ни причудлив и ни  странен  был  его
вид, выражение лица его говорило, что ему вовсе не по душе этот маскарад,  а
в сверкающих глазах его сквозило высокомерие: казалось, он нетерпеливо  ждал
скорейшего окончаниЯ той роли, которую ему приходилось играть.
     џ кинулсЯ к ним - слуги не дали мне подойти.
     - Џочему же менЯ не пускают туда, а младшему брату моему все позволено?
     Ћдин из  свЯщенников  подошел  ко  мне  и  увел  менЯ  прочь.  џ  начал
отбиватьсЯ и спросил его с заносчивостью, котораЯ выражала  мои  притЯзаниЯ,
но, как видно, отнюдь не была оправдана моим положением:
     - Љто же Я такой?
     - ‚нук покойного герцога Њонсады, - последовал ответ.
     - ’огда почему же со мной так обращаютсЯ?
     Ћтвета Я не получил. ЊенЯ отвели в мои  покои  и  приставили  к  дверЯм
слуг, которым было строго наказано никуда менЯ не  выпускать.  Њне  не  было
позволено присутствовать на похоронах герцога Њонсады. џ видел, как пышнаЯ и
печальнаЯ процессиЯ выезжала из ворот дворца. џ перебегал от  окна  к  окну,
чтобы  посмотреть  на  торжественное  шествие,  но  мне  не  дали   к   нему
присоединитьсЯ.
     —ерез два днЯ мне сказали, что у ворот менЯ ждет карета. џ сел в нее, и
менЯ отвезли в  монастырь  экс-иезуитов  {1}  (все  хорошо  знали,  что  они
существуют, и при этом ни один человек  в  Њадриде  не  смел  высказать  это
вслух); было  заранее  условлено,  что  они  примут  менЯ  на  содержание  и
воспитание и что по приезде Я сразу же  останусь  у  них.  џ  стал  прилежно
заниматьсЯ, учителЯ мои были довольны мною, родители  часто  посещали  менЯ,
выказываЯ по-прежнему свою любовь, и все шло хорошо до тех пор, пока  как-то
раз, когда они уходили, Я не услышал, как старый слуга из их  свиты  сказал,
что находит  странным,  что  старший  сын  теперешнего  герцога  де  Њонсады
воспитываетсЯ в монастыре и готовитсЯ к монашеской жизни,  в  то  времЯ  как
младший пользуетсЯ всей роскошью, живЯ во дворце, и  имеет  таких  учителей,
которых приличествует иметь его званию. ‘лова  "монашескаЯ  жизнь"  поразили
менЯ: они объЯснили мне не только то снисходительное  отношение,  которое  Я
встретил в монастыре (снисхождение,  отнюдь  не  свойственное  присущей  ему
строгой  дисциплине),  но  и  те  необычные  выражениЯ,  с  которыми  всегда
обращались  ко  мне  настоЯтель,  всЯ  монашескаЯ  братиЯ   и   воспитанники
монастырЯ. €з уст настоЯтелЯ, с которым Я виделсЯ раз  в  неделю,  Я  слышал
самые лестные отзывы о  достигнутых  мною  успехах  в  ученье  (похвалы  эти
заставлЯли менЯ краснеть, ибо Я знал, что учусь далеко не  так  хорошо,  как
иные из воспитанников), после  чего  настоЯтель  благословлЯл  менЯ,  причем
всЯкий раз добавлЯл:
     - ѓосподи, ты не потерпишь, чтобы сей агнец  был  исторгнут  из  твоего
стада.
     ЃратьЯ всегда старались выглЯдеть при мне спокойными  и  выигрывали  от
этого  гораздо  больше,  нежели  от  всех  цветов  красноречиЯ.  ‚се  мелкие
монастырские ссоры  и  интриги,  непрестанные  и  ожесточенные  столкновениЯ
различных привычек, характеров и интересов, стараниЯ всех этих пребывающих в
заточении душ хоть чем-нибудь себЯ приободрить, борьба за  то,  чтобы  любым
способом   скрасить    серое    однообразие    и    возвысить    безнадежную
посредственность, - все это делает монастырскую  жизнь  похожей  на  изнанку
шпалеры, где заметны только торчащие  в  беспорЯдке  концы  нитей  и  грубые
контуры изображений, где нельзЯ увидеть ни Ярких  красок,  ни  всей  роскоши
самой ткани, ни  великолепиЯ  вышивки,  словом,  того,  что  делает  лицевую
сторону такой ослепительно красивой. ‚сЯ красота  жизни  тщательно  от  менЯ
скрывалась. €ногда, правда, мне доводилось кое-что услышать, и, как Я  тогда
ни был молод, Я не мог надивитьсЯ тому, что люди,  принесшие  в  обитель  из
мирской жизни самые худшие свои чувства, могли вообразить, что в  ее  стенах
смогут  найти  спасение  от  снедающей  их  злобы,   угрызений   совести   и
кощунственных мыслей. ’аким же притворством встретили  менЯ  и  воспитанники
монастырЯ; у менЯ было такое чувство, что  с  момента  моего  поЯвлениЯ  все
обитатели его стали ходить в масках. ‘тоило мне подойти к кому-нибудь из них
в минуту досуга, как они прерывали дозволенные им игры и напускали  на  себЯ
тоскующий вид, как будто всЯ эта тщета лишь напрасно отвлекает их  от  более
возвышенных занЯтий, которым они себЯ посвЯтили. Љто-нибудь из них,  подойдЯ
ко мне, мог сказать: "Љак жаль, что нам приходитсЯ все это  делать  в  угоду
нашей немощной плоти! Љак жаль, что мы не  можем  безраздельно  отдать  наши
силы служению господу!". „ругой восклицал: "‘амое большое счастье длЯ менЯ -
это петь в хоре! Љакое восхитительное надгробное слово произнес  настоЯтель,
когда хоронили брата €осифа! Љакой потрЯсающий реквием! Љогда Я слушал  его,
казалось, что небеса разверзлись и ангелы спустились,  чтобы  взЯть  к  себе
душу  усопшего!".  Џодобные  речи,  да  еще  и  куда  более  ханжеские,  мне
приходилось слышать изо днЯ в день. ’еперь Я начинал понимать, что  за  этим
скрывалось. Ћни, верно, думали, что имеют дело  с  человеком  очень  слабым;
однако неприкрытаЯ грубость их действий  только  насторожила  менЯ;  Я  стал
видеть с ужасающей Ясностью все хитросплетениЯ лжи.
     - ‚ы готовите  себЯ  к  монашеской  жизни,  не  так  ли?  -  спросил  Я
нескольких воспитанников.
     - „а, мы надеемсЯ на это.
     - Ђ ты ведь жаловалсЯ, Ћлива, _как-то раз_ (ты не  знал  тогда,  что  Я
слышу твои слова), что тебе до смерти надоели все проповеди на житиЯ свЯтых.
     - „олжно быть, это во мне говорил злой дух, - ответил Ћлива, а  он  был
одного со мной возраста. - ‘атане иногда позволЯют вводить  в  соблазн  тех,
кто находитсЯ в самом начале послушаниЯ  и  кого  он  поэтому  больше  всего
боитсЯ потерЯть.
     - Ђ ты, Ѓалькастро, говорил, что у тебЯ нет  ни  малейшего  влечениЯ  к
музыке, а уж коли это так, то хороваЯ музыка  меньше  всего  может  прийтись
тебе по вкусу.
     - ѓосподь с тех пор вразумил менЯ, - ответил юный лицемер, осенЯЯ  себЯ
крестным знамением, - ты ведь знаешь,  свет  моих  очей,  нам  обещано,  что
глухие услышат {2}.
     - ѓде же это обещано?
     - ‚ Ѓиблии.
     - ‚ Ѓиблии? ’ак нам же не позволЯют ее читать.
     - ‚ерно, дорогой мой Њонсада, но с нас довольно  и  слов  настоЯтелЯ  и
братьев.
     -  Ќу,  разумеетсЯ,  наши  пастыри  должны   взЯть   на   себЯ   полную
ответственность за то состоЯние, в которое они час повергли, захватив в свои
руки право поощрЯть нас и наказывать. ’олько скажи, Ѓалькастро,  неужели  ты
собираешьсЯ как в этой жизни, так и в грЯдущей  полагатьсЯ  на  их  слова  и
отрекатьсЯ от жизни прежде, чем тебе доведетсЯ ее испытать?
     - „орогой мой, ты говоришь это только длЯ того, чтобы соблазнить менЯ.
     -  _џ  говорю  не  длЯ  того,  чтобы  соблазнить_,  -  возразил  Я   и,
возмутившись, собралсЯ было уйти, но как раз в эту минуту зазвонил  колокол,
и звон его подействовал на всех как обычно. ’оварищи мои напустили  на  себЯ
еще более благочестивый вид, а Я старалсЯ  вернуть  себе  самообладание.  Џо
дороге в церковь они перешептывались между собою, стараЯсь, однако, чтобы  Я
услышал то, что они сообщают друг другу. „о менЯ долетели слова:
     - Ќапрасно он противитсЯ благодати; призвание его совершенно Явно.  ќто
победа господа нашего. ‚ нем и сейчас уже можно узнать избранника  небес:  у
него монашескаЯ походка, глаза  опущены  долу;  движением  рук  он  невольно
подражает крестному  знамению,  и  сами  складки  его  одежды  по  какому-то
божественному наитию располагаютсЯ так, как на монашеской рЯсе.
     ‚се это говорилось невзираЯ на то, что Я ходил шатаЯсь, лицо мое горело
и, в то времЯ как взглЯд  нередко  бывал  устремлен  ввысь,  руки  торопливо
подбирали полы рЯсы, котораЯ от  волнениЯ  моего  спадала  у  менЯ  с  плеч;
беспорЯдочно свисавшие складки делали ее похожей на все что  угодно,  только
не на монашеское одеЯние.
     ‘ этого самого вечера Я стал замечать грозившую мне опасность и  думать
о том, как ее избежать. “ менЯ не было ни малейшей склонности  к  монашеской
жизни, однако после вечерни в церкви и вечерней молитвы у себЯ в  келье  мне
начинало казатьсЯ, что само отвращение мое к ней есть уже грех. —увство  это
становилось еще острее, когда наступала ночь и  все  погружалось  в  тишину.
„олгие часы лежал Я в кровати, был не в силах уснуть и молил бога  вразумить
менЯ, сделать так, чтобы Я не противилсЯ его желанию, и вместе  с  тем  дать
мне со всею Ясностью почувствовать, чего же он от менЯ  хочет,  и  если  ему
неугодно призвать менЯ  к  монашеской  жизни,  то  пусть  он  поддержит  мою
решимость пройти сквозь все испытаниЯ, которые на менЯ наложат, лишь  бы  не
профанировать эту жизнь  исполнением  вынужденных  обетов  и  отчужденностью
души. „лЯ того чтобы молитвы мои оказались более действенными, Я обращал  их
сначала к ЏресвЯтой деве, потом  -  к  свЯтому-покровителю  нашего  рода  и,
наконец, - к свЯтому, в канун днЯ которого Я родилсЯ. Ћт волнениЯ Я так и не
сомкн