ал из лазарета. ‚ то времЯ мне, как и вообще всем, кто  ухаживал
за больными, разрешалось выходить в сад в неположенное времЯ, может быть длЯ
того, чтобы  уменьшить  опасность  заразитьсЯ.  Њне  было  особенно  приЯтно
воспользоватьсЯ этим разрешением. ‘ад, озаренный  спокойным  лунным  светом,
ничем не омраченное небо над ним, звезды, обращающие  человека  к  мыслЯм  о
боге, - все это было длЯ менЯ одновременно и упреком и утешением. џ  пыталсЯ
пробудить в себе мысли и чувства, но ни то ни другое мне не удалось. Ђ ведь,
может быть, именно тогда, когда на душу ложитсЯ такаЯ вот  тишина,  в  часы,
когда умолкают все наши крикливые страсти, мы больше всего  готовы  услышать
голос господень. ‚оображение  мое  неожиданно  раскинуло  над  моей  головой
величественный свод огромного храма; лики свЯтых совсем потускнели, когда  Я
глЯдел на звезды, и даже алтарь, над которым  висело  изображение  ‘пасителЯ
мира, распЯтого на кресте, побледнел перед моим внутренним взором,  когда  Я
глЯдел на луну, что "в Ярком сиЯнии проплывает по  небу"  {21}.  џ  упал  на
колени. џ не знал, к кому Я должен обратить свои молитвы, но так, как в  эту
минуту, мне никогда еще не хотелось молитьсЯ.  ‚друг  кто-то  коснулсЯ  краЯ
моей одежды. џ вздрогнул, как  будто  совершил  какой-то  проступок  и  менЯ
поймали на месте. џ тут же вскочил на ноги. ‚озле менЯ стоЯла темнаЯ  фигура
и невнЯтный, прерывающийсЯ голос произнес:
     - Џрочтите, - в руку мне сунули какую-то бумажку. - —етыре днЯ носил  Я
это письмо зашитым в рЯсу. џ следил за вами денно и нощно. ‘ейчас только мне
представилсЯ случай передать его вам: то вы были у себЯ в келье, то  пели  в
хоре, то были в лазарете. ђазорвите это письмо на мелкие клочки и бросьте их
в ручей или лучше _проглотите их_, как только прочтете. Џрощайте. ђади вас Я
пошел на опасное дело, - добавил он, исчезаЯ во мраке.
     Љогда он уже уходил, Я узнал его -  это  был  привратник  монастырЯ.  џ
отлично понимал, какой  опасности  он  подвергал  себЯ,  передаваЯ  мне  эту
записку: ведь в монастыре существовало предписание,  обЯзывавшее  передавать
все письма воспитанников, послушников и монахов, как исходЯщие от них, так и
обращенные к ним, на предварительный просмотр настоЯтелю, и  Я  не  знаю  ни
одного случаЯ, когда бы это правило нарушили. ‚оспользовавшись Ярким  светом
луны, Я стал читать, и в глубине моего сердца затрепетала  какаЯ-то  смутнаЯ
надежда, хоть у менЯ и  не  было  длЯ  этого  никаких  оснований  и  Я  даже
представить себе не мог, о чем в ней будет идти речь.

            "Њилый   брат   (Ѓоже   мой!  Љак  поразили  менЯ  эти  слова!),
       представлЯю  себе,  как  ты  возмутишьсЯ  при первых же строках моего
       письма.  “молЯю  тебЯ  ради  нас  обоих,  прочти  все  спокойно  и со
       вниманием.  Њы  оба  с  тобой  сделались  жертвами обмана, учиненного
       родителЯми нашими и духовными лицами; отца и мать мы должны простить,
       потому  что  и они сами тоже сделались жертвами этого обмана. ‘овесть
       их  в  руках  у  духовника,  а  судьбы - и наши' с тобой и их обоих -
       брошены к его ногам. Њилый брат, - какую тайну Я должен тебе открыть!
       ЊенЯ  воспитывали  по  указаниЯм  духовника, его влиЯние на слуг было
       столь  же  велико,  как  и на их несчастного господина: менЯ всЯчески
       старались  восстановить  против  тебЯ,  говорили, что ты лишаешь менЯ
       всех  моих прав и что твое вторжение и противозаконно, и позорит нашу
       семью.   Њожет   быть,   это   хотЯ   бы  отчасти  объЯснит  тебе  ту
       противоестественную  неприЯзнь,  которую  ты  нашел  во мне, когда мы
       впервые встретились. …два ли не с колыбели менЯ учили ненавидеть тебЯ
       и боЯтьсЯ - ненавидеть тебЯ как врага и боЯтьсЯ как самозванца. ’аков
       был  замысел  духовника. Ћн считал, что влиЯниЯ, которое он приобрел,
       заставлЯЯ  моих  отца  и  мать  во  всем  его  слушать, недостаточно;
       тщеславие  его  хотело  большего:  подчинить  себе  всю  нашу семью и
       прославить себЯ как пастырЯ. ‚сЯ власть церкви основана на страхе. …й
       непременно  надо  раскрывать  преступлениЯ или изобретать их. ‘мутные
       слухи, ходившие в нашей семье, постоЯнное уныние, в котором пребывала
       моЯ  мать,  волнение, тревожившее по временам отца, - все это помогло
       духовнику  напасть на след, и он с неослабевающим рвением пустилсЯ по
       извилистым  тропам  сомнениЯ,  тайны и разочарований, пока наконец на
       исповеди моЯ мать под угрозами, что он разоблачит ее, если только она
       осмелитсЯ  что-либо  от  него  скрыть,  будь то поступок или влечение
       сердца, откровенно ему во всем не призналась.
            Њы  оба  с тобой тогда еще были детьми. ‚ голове духовника сразу
       же  созрел  план,  который  он потом и осуществил в ущерб всем, кроме
       себЯ  самого. џ убежден, что, когда он начинал плести свои интриги, у
       него  не  было  какого-либо  злого  умысла в отношении тебЯ. Ћн хотел
       только  одного: упрочить свое влиЯние, которое духовные лица привыкли
       отождествлЯть  с  влиЯнием  церкви. ЌавЯзать свою волю целой семье, и
       притом  одной  из  самых  знатных в стране, возыметь власть над нею и
       тиранить  ее,  использовав длЯ этого проступок женщины, о котором ему
       удалось  выведать,  -  вот все, к чему он стремилсЯ. ‹юдЯм, принЯвшим
       монашество  и тем самым лишившим себЯ всех радостей, которые приносЯт
       нам  наши  чувства, приходитсЯ разжигать в себе другие, искусственные
       страсти,  как-то:  тщеславие  и  жажду  власти, и духовник обрел цель
       жизни  именно  в них. ‘ той поры все стало делатьсЯ так, как он этого
       хотел,  и  всеми  поступками  моих родителей руководил он. ќто по его
       наущению  мы  с  тобой с детских лет были разлучены: он боЯлсЯ, чтобы
       наша  кровнаЯ близость не нарушила его планов; это он воспитал менЯ в
       духе  самой  жестокой вражды к тебе. ‘тоило моей матери заколебатьсЯ,
       как  он  напоминал ей об обете, который она так опрометчиво ему дала.
       Љогда  мой  отец  пыталсЯ  воспротивитьсЯ этому насилию, ему начинали
       говорить  о  совершенном моей матерью грехе, о прискорбных раздорах в
       нашей  семье,  и  из уст духовника раздавались страшные слова: обман,
       клЯтвопреступление,   свЯтотатство,  гнев  церкви.  ’ы  поймешь,  что
       человек  этот  не  остановитсЯ  ни перед чем, если Я скажу тебе, что,
       когда  Я  в  сущности  был еще ребенком, он открыл мне, в чем состоит
       совершенный моей матерью грех, добиваЯсь того, чтобы Я с самых ранних
       лет  прониксЯ  его взглЯдами. „а падет гнев божий на негодЯЯ, который
       мог   позволить   себе   осквернЯть  такими  словами  слух  ребенка и
       растлевать  его  сердце  рассказом о позоре его матери - и все только
       длЯ  того,  чтобы  сделать из него ревностного поборника церкви! Ќо и
       это  еще  не все. Љак только Я вырос настолько, чтобы выслушивать его
       речи  и  понимать  их  смысл,  он  принЯлсЯ  отравлЯть мою душу всеми
       доступными   ему   способами.   Ћн   старалсЯ  всЯчески  преувеличить
       пристрастие  моей  матери к тебе и уверЯл менЯ, что чувство это часто
       вступает  в  напрасную  борьбу с ее совестью. Ћтца моего он изображал
       мне   человеком   слабым,  но  любЯщим  и  в  силу  гордости,  вполне
       естественной длЯ юноши, столь рано ставшего отцом, крепко привЯзанным
       к  своему  первенцу.  Ћн  говорил:  "‘ын  мой, ты должен готовитьсЯ к
       борьбе  со  множеством предрассудков - этого требуют от тебЯ интересы
       церкви  и общества. _ђазговариваЯ с родителЯми, будь высокомерен_; ты
       владеешь  тайной, котораЯ не может не разъедать их совесть, используй
       это   в   своих   интересах".   Њожешь  представить,  какое  действие
       производили  эти слова на мое пылкое сердце, - ведь говорил их тот, в
       ком менЯ учили видеть посланца божьего.
            ‚се  это  времЯ,  как  мне потом довелось узнать, в душе его шла
       борьба: он долго не мог решить, не лучше ли ему стать на твою сторону
       или,  во всЯком случае, лавировать между тобой и мной, дабы, пробудив
       в  моих  родителЯх  подозрительность, еще больше укрепить свою власть
       над  ними.  Ќо  какие  бы  обстоЯтельства  ни  влиЯли на его решение,
       нетрудно понЯть, какое влиЯние могли оказать на менЯ его уроки. џ рос
       беспокойным, ревнивым и мстительным, Я сделалсЯ дерзок с родителЯми и
       подозрителен  ко  всем окружающим. Њне еще не исполнилось одиннадцати
       лет,  как  Я стал уже нагло выговаривать отцу за то, что он оказывает
       тебе  предпочтение,  Я  стал  оскорблЯть  мою  мать,  напоминаЯ  ей о
       содеЯнном  ею  грехе,  Я  жестоко обращалсЯ со слугами, Я стал грозою
       всех  живших  в  доме; а негодЯй, который поторопилсЯ сделать из менЯ
       дьЯвола, оскорблЯЯ мои сыновние чувства и заставлЯЯ менЯ попирать все
       самое  свЯтое, то, что он, напротив, должен был научить менЯ беречь и
       лелеЯть,  был  убежден,  что  исполнЯет  свой долг и укреплЯет власть
       церкви.

                   Scire volunt secreta domus et inde timeri *.
                   {* ’айны дома узнать норовЯт, чтоб держать
                   его в страхе {22} (лат.).}

            Ќакануне  днЯ  нашего  первого  свиданиЯ (которого нам раньше не
       собирались давать) духовник пришел к моему отцу.
            -  ‘еньор,  -  сказал он, - Я думаю, что будет лучше познакомить
       братьев  друг  с  другом.  Њожет  быть,  господь  тронет их сердца и,
       снизойдЯ  к  ним,  благодатным  влиЯнием  своим  поможет вам отменить
       приказ, грозЯщий одному из них заточением и обоим - жестокой разлукой
       на вечные времена.
            Ћтец  согласилсЯ, в глазах его засиЯли слезы радости. ‘лезы эти,
       однако, не смЯгчили сердца духовника; он пришел ко мне и сказал:
            -  „итЯ  мое,  соберись  с  силами,  твои вероломные, жестокие и
       несправедливые  родители  собираютсЯ _разыграть перед тобою комедию_:
       они решили свести тебЯ с твоим незаконным братом.
            - џ отпихну его ногой у них на глазах, если только они осмелЯтсЯ
       это  сделать, - сказал Я гордо, ибо раньше времени воспитание сделало
       из менЯ деспота.
            -  Ќет,  дитЯ  мое,  этого  нельзЯ,  ты  должен сделать вид, что
       подчинЯешьсЯ  воле родителей, но ты не должен становитьсЯ их жертвой.
       Ћбещай  мне, дорогое дитЯ мое, обещай, что будешь решителен и сумеешь
       притворитьсЯ.
            -  Ћбещаю  вам  быть  решительным, а притворство можете оставить
       себе.
            -  ’ак  оно  и будет, коль скоро это в твоих интересах. Ћн снова
       побежал к моему отцу.
            -  ‘еньор,  говорЯ  с  вашим  младшим  сыном, Я пустил в ход все
       красноречие,   дарованное   мне   господом  и  природой.  ‘ердце  его
       смЯгчилось,  он  уже  уступил;  он  ждет  не  дождетсЯ,  когда сможет
       кинутьсЯ  в объЯтиЯ брата и услышать, как вы благословите обоих ваших
       сыновей,  соединив их сердца: ведь и тот и другой - ваши родные дети.
       ‚ы должны отказатьсЯ от всех предрассудков и...
            -  “ менЯ нет никаких предрассудков, - воскликнул мой несчастный
       отец,  - Я хочу только одного: увидеть, как оба мои сына обнимут друг
       друга,  и, если господу будет угодно призвать менЯ в этот миг к себе,
       Я повинуюсь его призыву и умру от радости.
            „уховник  попенЯл  ему  за  эти  слова,  вырвавшиесЯ  из глубины
       сердца, и, нисколько ими не тронутый, поспешил снова ко мне, стремЯсь
       довести до конца затеЯнное им дело.
            -  „итЯ  мое,  Я  предупредил  тебЯ  о  том, что все родные твои
       вступили  в  заговор против тебЯ. „оказательства этому ты увидишь уже
       завтра;  твоего  брата  привезут  сюда, тебе велЯт обнЯть его и будут
       думать,  что ты согласишьсЯ, но стоит только тебе это сделать, и твои
       отец  истолкует это как знак того, что ты отказываешьсЯ от всех своих
       прав единственного законного сына. “ступи своим лицемерным родителЯм,
       обними  своего  брата,  но  выкажи  при  этом свое отвращение к этому
       поступку,  дабы, обманываЯ тех, кто решил обмануть тебЯ, не поступать
       против  совести.  Ѓудь  же осмотрителен, мое дорогое дитЯ; обними его
       так, как обнЯл бы змею: он столь же хитер, а Яд его смертелен. Џомни,
       что  от  решениЯ  твоего  зависит исход этой встречи. ‘делай вид, что
       воспылал  к  нему  любовью,  но  помни  при  этом,  что  ты обнимаешь
       смертельного своего врага.
            Џри  этих  словах,  как  Я ни был к тому времени развращен им, Я
       содрогнулсЯ.
            - Ќо ведь это же мой родной брат! - воскликнул Я.
            -  ќто  ничего  не значит, - сказал духовник, - это враг господа
       нашего  и  самозванец,  не  признающий  закона.  Ќу что же, дитЯ мое,
       теперь ты готов?
            - „а, готов, - ответил Я.
            Ќочью, однако, Я не знал покоЯ. џ попросил, чтобы ко мне вызвали
       духовника.
            -  Ќо  как  же  все-таки поступЯт с этим несчастным? (речь шла о
       тебе), - спросил Я.
            -  Ћн  должен  принЯть  монашество,  - изрек духовник. ‘лова эти
       пробудили  во  мне" вдруг такое участие к тебе, какого у менЯ никогда
       не было раньше.
            -  Ћн  никогда  не  станет  монахом,  -  сказал  Я,  исполненный
       решимости, ибо человек этот научил менЯ говорить решительно.
            „уховник,  казалось,  был  смущен, но в действительности испуган
       тем духом непокорности, который он сам же во мне пробудил.
            -  Џусть  лучше идет служить в армию, - сказал Я, - пусть станет
       самым обыкновенным солдатом, Я помогу ему продвинутьсЯ выше; пусть он
       изберет  самую  низкую  профессию,  мне  не будет стыдно признать его
       своим братом, но знайте, отец мой, монахом ему никогда не бывать.
            - „орогое мое дитЯ, на каком же основании ты так Яро противишьсЯ
       этому решению? ќто ведь единственное средство длЯ того, чтобы в семье
       вашей  снова  воцарилсЯ  мир,  и  длЯ  того,  чтобы его обрело жалкое
       существо, чьЯ судьба тебЯ так волнует.
            - Ћтец мой, Я не хочу больше этого слушать. Ћбещайте мне, что вы
       никогда  не  станете  понуждать  моего брата принЯть монашество, если
       хотите, чтобы Я обещал вам в будущем повиновение.
            -  Џонуждать!  Љакое же может быть понуждение там, где речь идет
       о призвании, дарованном свыше.
            - “ менЯ нет в этом уверенности, но Я хочу, чтобы вы обещали мне
       то, о чем Я прошу.
            „уховник колебалсЯ, но потом сказал:
            - •орошо, обещаю.
            €  он  поспешил  сообщить моему отцу, что Я больше не противлюсь
       нашей  встрече с тобой и что Я в восторге от того, что, как мне стало
       известно,  брат  мой полон ревностного желаниЯ сделатьсЯ монахом. ’ак
       была устроена наша перваЯ встреча.
            Љогда  по  приказанию  отца  руки  наши  сплелись в объЯтии, то,
       клЯнусь  тебе,  брат  мой, Я ощутил в них ту дрожь, котораЯ говорит о
       любви.  Ќо сила привычки вскоре подавила во мне естественные чувства,
       и  Я  отшатнулсЯ  от  тебЯ;  собрав  все силы, которыми наделила менЯ
       природа  и которые во мне породила страсть, Я постаралсЯ придать лицу
       своему  выражение  ужаса  и  с великой дерзостью выставил его напоказ
       родителЯм,  а  в  это  времЯ  духовник, стоЯ за их спиной, улыбалсЯ и
       делал  мне знаки, которые должны были менЯ приободрить. Њне казалось,
       что  Я  отлично  сыграл свою роль, во всЯком случае сам Я был доволен
       собой  и удалилсЯ со сцены такими гордыми шагами, как будто стопы мои
       попирали  простертый  под  ними мир, - тогда как в действительности Я
       попирал  ими  голос крови и трепет сердца. Ќесколько дней спустЯ менЯ
       послали  в монастырь. „уховника охватила тревога, когда он услыхал из
       моих  уст  тот  непререкаемый тон, которому он сам же менЯ учил, и он
       настоЯл  на  том,  чтобы  на воспитание мое обратили особое внимание.
       ђодители  мои  согласились  со  всеми  его  требованиЯми.  Љак это ни
       странно,  согласилсЯ  с  ними  и Я; но когда менЯ посадили в карету и
       повезли  в  монастырь,  Я вновь и вновь повторЯл духовнику: "Џомните,
       мой брат не станет монахом"".

     ‘ледовавшие за этим  строки  невозможно  было  прочесть,  должно  быть,
писались они в большом смЯтении; порывистость  и  пылкий  нрав  моего  брата
передались  его  почерку.  Џропустив  несколько   совершенно   неразборчивых
страниц, Я смог различить следующие слова:

                                * * * * * *

            "‘транно  было  подумать,  что  ты,  который  был предметом моей
       застарелой  ненависти,  после  посещениЯ  монастырЯ  возбудил  во мне
       участие.  …сли раньше Я принЯл твою сторону из одной только гордости,
       то   теперь   у   менЯ  уже  были  веские  основаниЯ  ее  отстаивать.
       ‘острадание,  инстинкт  -  все  равно  что,  но чувство это сделалось
       долгом.  Љогда  Я  видел  чье-либо  презрительное  обращение с людьми
       низших  сословий, Я говорил себе: "Ќет, ему никогда не придетсЯ этого
       испытывать  -  это  же  мой брат". Љогда, занимаЯсь чем-либо, Я делал
       успехи  и  менЯ за это хвалили, Я с горечью думал: "ЊенЯ хвалЯт, а на
       его  долю  никогда не достанетсЯ похвалы". Љогда менЯ наказывали, что
       случалось  гораздо  чаще,  Я  думал:  "Ћн  никогда  не испытает этого
       унижениЯ".  ‚оображение  мое увлекало менЯ все дальше. џ верил, что в
       будущем  сделаюсь  твоим  покровителем,  мне  казалось,  что  Я смогу
       искупить  несправедливость природы, оказать тебе помощь и возвеличить
       тебЯ,  добьюсь  того, что в конце концов ты признаешь сам, что обЯзан
       мне  больше,  чем  родителЯм,  что  Я кинусь к тебе без всЯкой задней
       мысли, с открытым сердцем, и мне ничего не надо будет взамен, никакой
       другой  благодарности,  кроме  твоей  любви.  џ  уже  слышал,  как ты
       называешь  менЯ  братом,  Я  просил тебЯ не произносить этого слова и
       называть  менЯ  своим благодетелем. ѓордый, великодушный и горЯчий от
       природы,  Я  еще не окончательно освободилсЯ от влиЯниЯ духовника, но
       всем  моим  существом,  каждым порывом души уже тЯнулсЯ к тебе. Њожет
       быть,  причина  этого  лежит  в  особенностЯх  моей  натуры,  котораЯ
       неустанно  боролась  против  всего,  что  пытались  ей  навЯзать, и с
       радостью  вбирала в себЯ все то, что ей самой хотелось узнать, к чему
       ей  самой хотелось привЯзатьсЯ. Ќе приходитсЯ сомневатьсЯ в том, что,
       как  только  во мне стали возбуждать ненависть к тебе, мне захотелось
       твоей   дружбы.  ’вои  кроткие  глаза,  их  нежный  взглЯд  постоЯнно
       преследовали  менЯ  в  обители.  Ќа все предложениЯ стать мне другом,
       исходившие от воспитанников монастырЯ, Я отвечал: "Њне нужен брат". ‚
       поведении  моем  поЯвились  резкость  и  сумасбродство,  и в этом нет
       ничего  удивительного:  ведь  совесть  моЯ  стала  противодействовать
       заведенным  привычкам.  €ногда Я исполнЯл все, чего от менЯ хотели, с
       таким  рвением, которое заставлЯло тревожитьсЯ за мое здоровье; порою
       же  никакаЯ  сила  не  могла  заставить менЯ подчинитьсЯ повседневным
       монастырским правилам и никакое наказание менЯ не страшило.
            Ћбщине   надоело   терпеть  мое  упрЯмство,  резкость  и  частые
       нарушениЯ  устава.  Ѓыло написано письмо духовнику с просьбой удалить
       менЯ  из  монастырЯ,  но  прежде  чем он успел это сделать, Я заболел
       лихорадкой.  ЊенЯ  окружили  неослабным  вниманием, но на душе у менЯ
       была  тЯжесть,  и  никакие заботы не могли облегчить моего положениЯ.
       Љогда  в  назначенные  часы мне со скрупулезной точностью подносились
       лекарства,  Я говорил: "Џусть мне его даст мой брат, и, будь это даже
       отрава,  Я готов принЯть ее из его рук. џ причинил ему много худого".
       Љогда  колокол созывал нас на утреню или вечерню, Я говорил: "Ќеужели
       они  сделают  моего  брата монахом? „уховник обещал мне, что этого не
       случитсЯ,  но  ведь  все  вы  -  обманщики".  Љончилось  тем, что они
       обернули  Язык  колокола  трЯпкой.  “слыхав  его приглушенный звук, Я
       воскликнул:  "‚ы  звоните  по  покойнику,  брат мой умер, и это Я его
       убийца!".  ќти  столь часто повторЯвшиесЯ восклицаниЯ, которых монахи
       никак  не  могли принЯть, приводили в ужас всю общину. џ был в бреду,
       когда  менЯ  привезли в отцовский дворец в Њадриде. Љто-то похожий на
       тебЯ сидел рЯдом со мной в карете, вышел из нее вместе со мной, когда
       мы  приехали,  помог  мне, когда менЯ посадили туда снова. џ так живо
       ощущал твое присутствие, что часто говорил слугам: "Ќе трогайте менЯ,
       мне  поможет  брат".  Љогда  утром они спрашивали менЯ, как Я спал, Я
       отвечал:  "Ћчень  хорошо,  Ђлонсо  всю  ночь сидел у моей постели". џ
       просил  ухаживающего  за  мной  призрака  не оставлЯть менЯ, и, когда
       подушки  были  уложены  так, как мне хотелось, говорил: "Љакой у менЯ
       добрый  брат, как он ухаживает за мной, только _почему же он не хочет
       со мной говорить_?". Ќа одной из остановок в пути Я начисто отказалсЯ
       от  всЯкой еды из-за того, что призрак, как мне чудилось, отказывалсЯ
       ее  принЯть.  џ говорил тогда: "Ќе заставлЯйте менЯ есть, видите, мой
       брат не принимает никакой пищи. Ћ, Я прошу его простить менЯ, сегоднЯ
       у  него  день  воздержаниЯ,  поэтому  он  и  не притрагиваетсЯ к еде,
       смотрите,  как  он  верен своим привычкам, - этого достаточно". ‘амое
       удивительное,  что еда в этом доме оказалась отравленной, и двое моих
       слуг  умерли,  так  и  не  доехав  до  Њадрида.  џ  упоминаю  об этих
       обстоЯтельствах  длЯ  того  только,  чтобы  показать,  как  крепко ты
       приковал к себе мое воображение и как сильна была моЯ любовь к тебе.
            Љак только ко мне вернулось сознание, первый же мой вопрос был о
       тебе.  ђодители  мои  это  предвидели,  и  длЯ  того  чтобы  избежать
       объЯснениЯ  со мной и последствий, которые оно могло иметь, ибо знали
       мой горЯчий нрав, поручили все это дело духовнику. Ћн взЯлсЯ за него,
       а как он его выполнил, ты сейчас узнаешь. Џри первой же нашей встрече
       он  принЯлсЯ  поздравлЯть  менЯ  с выздоровлением и сказал, что очень
       сожалеет   о  тех  неприЯтностЯх,  которые  мне  пришлось  испытать в
       монастыре,  заверив  менЯ,  что  в  родном  доме менЯ ждет по- истине
       райскаЯ  жизнь.  Љакое-то  времЯ  Я выслушивал все, что он говорил, а
       потом вдруг спросил:
            - —то вы сделали с моим братом?
            -  Ћн  в  лоне господнем, - ответил духовник и перекрестилсЯ. ‡а
       мгновение  Я  все  понЯл.  Ќе  дослушав  его  слов,  Я кинулсЯ вон из
       комнаты.
            - Људа ты, сын мой?
            - џ _хочу_ видеть отца и мать.
            - Ћтца и мать? ‘ейчас это невозможно.
            -  Ќо  все-таки  Я  их  увижу. Ќе навЯзывайте мне своей воли, не
       срамите  себЯ  этим постыдным самоунижением, - сказал Я, видЯ, что он
       сложил руки в мольбе, - все равно Я увижу отца и мать. Џроведите менЯ
       к  ним сию же минуту, не то берегитесь, от вашего влиЯниЯ на семью не
       останетсЯ и следа.
            Џри  этих  словах  он  вздрогнул.  Ћн боЯлсЯ не того, что Я могу
       повлиЯть  на  моих  родителей,  а моей Ярости. …му приходилось теперь
       пожинать  плоды  своих  же  собственных  наставлений.  …го воспитание
       сделало  из  менЯ  человека порывистого и страстного, ибо ему все это
       было  нужно  длЯ  определенной  цели, но он никак не рассчитывал, что
       дело примет иной оборот, что все чувства, которые он пробудил во мне,
       устремЯтсЯ  в  направлении, противоположном тому, которое он хотел им
       придать. Ћн был уверен, что будет в силах распорЯжатьсЯ ими и впредь.
       ѓоре  тем,  кто  учит  слона  поражать своим хоботом врагов и в то же
       времЯ  забывает,  что за один миг он может повернуть этот хобот назад
       и,  сбросив  седока  в  грЯзь,  потом  его растоптать. €менно в таком
       положении очутилсЯ и духовник по отношению ко мне. џ настаивал, чтобы
       менЯ  немедленно  отвели  к  моему отцу. Ћн противилсЯ нашей встрече,
       молил  менЯ  не  настаивать  на  ней  и, наконец, прибег к последнему
       безнадежному доводу - напомнил мне о том, сколько снисхождениЯ он мне
       выказывал  и  как  потворствовал  всем  моим  желаниЯм. Ћтвет мой был
       коротким,   но  если  бы  только  он  мог  проникнуть  в  душу  таким
       наставникам  и  таким свЯщенникам! ќто и сделало менЯ тем, что Я есть
       теперь.
            -  Џроведите  менЯ  сейчас  же в комнату отца, иначе Я все равно
       пробьюсь туда силой!
            “слыхав  эту  угрозу,  которую,  как  он  отлично понимал, Я мог
       привести в исполнение, ибо Я, как ты знаешь, силен и намного выше его
       ростом,  -  он  задрожал  от  страха,  и,  признаюсь,  это проЯвление
       физической и духовной немощи окончательно утвердило менЯ в презрении,
       которые Я к нему испытывал. ‚есь согнувшись, провел он менЯ туда, где
       сидели  отец  и  мать,  -  на балкон, выходивший в сад. ђодители были
       уверены,  что все уже уладилось, и изумлению их не было границ, когда
       Я  ворвалсЯ  в  комнату,  а  вслед  за  мною  вошел духовник, по лицу
       которого  можно  было  угадать, что разговор наш ни к чему не привел.
       „уховник  сделал  им знак, которого Я не заметил, но который, однако,
       нисколько  им  не  помог; за одно мгновение Я очутилсЯ перед ними, и,
       увидев, что Я смертельно бледен от снедавшей менЯ лихорадки и в то же
       времЯ  разъЯрен  и,  дрожа, бормочу что-то невнЯтное, они ужаснулись.
       Ќесколько  раз они обращали к духовнику полные упреков взглЯды, а он,
       по своему обыкновению, отвечал на них только знаками. _Њне_ эти знаки
       были непонЯтны, но Я за один миг заставил родителей понЯть, чего Я от
       них хочу.
            - ‘кажите, папенька, - спросил Я, обращаЯсь к отцу, - правда ли,
       что вы заставили моего брата стать монахом?
            Ћтец мой не знал, что ответить; наконец он сказал:
            -  џ считал, что духовник, которому это поручено, расскажет тебе
       все сам.
            -  ‘кажите, папенька, а какое право имеет духовник вмешиватьсЯ в
       отношениЯ  между  отцом  и  сыном?  ќтот  человек  никогда  не сможет
       сделатьсЯ  отцом  сам, у него никогда не может быть детей, так как же
       он может быть судьей в подобном вопросе?
            -  ’ы  совсем  забылсЯ.  ’ы забываешь о том, что следует уважать
       служителей церкви.
            -  Џапенька,  Я  ведь  только  что  оправилсЯ  от грозившего мне
       смертью недуга, моЯ мать и вы сами дрожали за мою жизнь, так вот, эта
       жизнь  зависит  от ваших слов. џ обещал этому негодЯю повиновение при
       одном условии, и это условие он нарушил.
            -  “мей  себЯ держать, - сказал мой отец, пытаЯсь придать голосу
       своему  властность,  что  плохо  ему  удавалось, потому что губы его,
       произносившие  эти  слова,  дрожали,  -  или  выйди сию же минуту вот
       отсюда.
            - ‘еньор, - вкрадчиво сказал духовник, - Я не хочу быть причиной
       раздора  в  семье,  которую  мне  всегда хотелось видеть счастливой и
       честь  которой  Я  всегда отстаивал, ибо после нашей пресвЯтой церкви
       она  мне  дороже  всего на свете. Џусть он говорит, памЯть об “чителе
       моем,  распЯтом  на  кресте, даст мне силы вынести его оскорблениЯ, -
       тут он перекрестилсЯ.
            -  ЌегодЯй!  -  вскричал  Я,  схватив  его  за рЯсу, - обманщик,
       лицемер! - ‚ эту минуту Я был способен на все что угодно, но отец мой
       не  позволил  мне  дать волю рукам. ЊоЯ мать была в ужасе, она громко
       вскрикнула,   и  поднЯлась  невообразимаЯ  суматоха.  ‚  памЯти  моей
       остались  только  лицемерные  возгласы  духовника,  который как будто
       старалсЯ помирить менЯ с отцом и просил, чтобы господь вразумил и его
       и менЯ.
            Ћн непрерывно повторЯл:
            -  ‘еньор, прошу вас, не вступайтесь, Я снесу любое поношение во
       имЯ  господне.  - €, продолжаЯ креститьсЯ, он взывал ко всем свЯтым и
       восклицал:
            -  Џусть  все  оскорблениЯ,  клевета и побои лЯгут на чашу весов
       небесных  вместе  со  всеми  заслугами,  которые уже взвешены на этих
       весах, равно как и мои грехи.
            €  он еще осмеливалсЯ взывать к заступничеству свЯтых, к чистоте
       непорочной  девы  Њарии  и  даже  к  пролитой  крови и к мукам €исуса
       •риста, перемежаЯ все эти призывы лицемерным самоуничижением. Љомната
       заполнилась слугами, сбежавшимисЯ на крики. Њою мать, котораЯ все еще
       продолжала  кричать  от  ужаса,  увели  прочь. Ћтца, который очень ее
       любил,  мое  вызывающее  поведение  привело в бешенство - он выхватил
       тесак.  Љогда  он  стал  приближатьсЯ ко мне, Я вдруг засмеЯлсЯ таким
       смехом,  от  которого  кровь  в  нем похолодела. џ растопырил руки и,
       выставив грудь вперед, вскричал:
            -   ђазите!   ќто   будет  достойным  завершением  монастырского
       произвола:   он   началсЯ  с  насилиЯ  над  человеческой  природой, а
       кончаетсЯ  детоубийством. ђазите! Џусть ваш удар принесет торжество и
       славу  церкви  и  умножит  заслуги  его  преподобиЯ духовника. ‚ы уже
       принесли  ей  в жертву своего €сава, своего первенца, пусть же второй
       жертвой вашей станет теперь €аков! {23}
            Ћтец  подалсЯ  назад и в ужасе от моего перекошенного от гнева и
       волнениЯ лица, которое судорожно подергивалось, вскричал:
            -  „ьЯвол!  -  и, отойдЯ в другой угол комнаты, смотрел на менЯ,
       содрогаЯсь от ужаса.
            -  Ђ кто сделал менЯ им? Ћн, тот, кто развивал во мне все дурные
       качества, чтобы использовать их в своих собственных целЯх; из-за того
       только, что братские чувства вызвали во мне порыв великодушиЯ, он уже
       готов  представить  менЯ сумасшедшим или довести до безумиЯ длЯ того,
       чтобы достичь своей цели. Џапенька, Я вижу - все родственные чувства,
       все  законы  человеческой  природы попраны этим хитрым и бессовестным
       свЯщеннослужителем. ќто из-за него брата моего подвергли пожизненному
       заточению,  это  из-за  него  само рождение наше стало проклЯтием длЯ
       нашей матери и длЯ вас. —то принесло нам его вторжение в нашу семью и
       роковое влиЯние, которое он в ней приобрел, кроме раздора и бедствий?
       ‚ы  только  что направили на менЯ острие вашего тесака, так скажите -
       кто,  природа  или  монах,  вооружил  отца  против сына, единственным
       преступлением  которого  было то, что он заступилсЯ за родного брата?
       Џрогоните  же  этого  человека;  от  его  присутствиЯ  черствеют наши
       сердца!  „авайте  поговорим с вами хотЯ бы несколько минут как отец с
       сыном  и, если Я не смирюсь тогда перед вами, оттолкните менЯ от себЯ
       навсегда.  Ћтец, ради всего свЯтого, поглЯдите, сколь велико различие
       между  этим  человеком  и мной. Њы оба стоим на пороге вашего сердца,
       так  рассудите  же  нас.  ‚  душе его громоздитсЯ образ эгоистической
       власти,  ничего  не  выражающий  и сухой, но освЯщенный церковью; а в
       моем  обращении  к  вам  говорит  голос  крови, и он не может не быть
       искренним,  хотЯ  бы  потому, что, повинуЯсь ему, Я пренебрегаю моими
       личными  интересами.  Ћн  хочет  одного  -  иссушить вашу душу, а мне
       хочетсЯ  ее растрогать. €дут ли его речи от сердца? Џролил ли он хоть
       одну  слезу?  ‘казал  ли  хоть  одно искреннее слово? Ћн обращаетсЯ к
       богу,  а  Я могу обращатьсЯ только к вам. ‘ама Ярость моЯ, которую вы
       справедливо  осуждаете,  не  только  оправдывает  менЯ, но и достойна
       похвалы.  ’ому,  кто  ставит  дело,  за которое он боретсЯ, выше всех
       личных выгод, нет нужды доказывать, что заступничество его искренне.
            -  ’ы только усугублЯешь свою вину тем, что хочешь переложить ее
       на другого; ты всегда был вспыльчивым, непокорным, строптивым.
            -  „а,  но  кто  сделал  менЯ  таким?  ‘просите  у  него самого.
       ђазберитесь в этой позорной комедии, где двоедушием своим он заставил
       менЯ играть такую роль.
            -  …сли  ты  хочешь выказать покорность, докажи это прежде всего
       тем,  что  обещаешь  никогда  больше  не терзать менЯ напоминанием об
       этом.  “часть  твоего  брата  решена  -  обещай мне никогда больше не
       произносить его имени и...
            -   Ќикогда!  Ќикогда!  -  вскричал  Я,  -  никогда  не  стану Я
       насиловать  свою  совесть  подобным  обетом,  и  надо  быть человеком
       совершенно  бесстыдным  и  отверженным небесами, чтобы предлагать мне
       такое.
            ЏроизносЯ  эти  слова, Я все же опустилсЯ на колени перед отцом,
       но он от менЯ отвернулсЯ. ‚ отчаЯнье Я обратилсЯ к духовнику.
            -  …сли  вы  истинный  служитель  небес,  то  докажите,  что  вы
       действительно  посланы ими: водворите мир в смЯтенной семье, помирите
       отца  моего  с  его  обоими  сыновьЯми. ‚ам достаточно произнести длЯ
       этого одно слово, вы знаете, что это в вашей власти, но вы не станете
       этого  делать.  Њой  несчастный брат не оказалсЯ таким непреклонным к
       вашим  настоЯниЯм,  но  разве  справедливость  их  может сравнитьсЯ с
       моими?
            џ так оскорбил духовника, что нечего было надеЯтьсЯ на прошение.
       €  если  Я говорил, то лишь длЯ того, чтобы разоблачить его, а отнюдь
       не  убедить.  џ  не  ждал,  что он мне ответит, и он действительно не
       вымолвил ни слова. џ стал на колени между отцом и духовником:
            -  •оть  и  отец  и вы оставили менЯ, - закричал Я, - Я не падаю
       духом  и  обращаю  мою  мольбу к небесам. џ призываю их в свидетели и
       говорю,  что никогда не покину моего брата, которого вы преследуете и
       хотите,  чтобы  Я его предал. џ знаю, что сила на вашей стороне - так
       вот,  Я  бросаю  ей вызов. џ знаю, нет такой хитрости, такого обмана,
       такого  коварства, к каким вы не прибегнете, все злобные силы земли и
       преисподней  будут  брошены  против менЯ. Џризываю небеса в свидетели
       против вас и молю их об одном - помочь мне вас победить.
            Ћтец  мой  потерЯл  всЯкое  терпение; он приказал слугам поднЯть
       менЯ  с колен и вынести вон силой. ‘тоило ему заговорить о применении
       силы,  столь  ненавистной моей властной натуре, привыкшей располагать
       неограниченною  свободой,  как  это  роковым  образом повлиЯло на мой
       рассудок,  едва  обретший  Ясность  и  подвергшийсЯ  столь тЯгостному
       испытанию  в  последней  борьбе:  у  менЯ снова началось что-то вроде
       бреда.
            -  Џапенька!  -  в  исступлении вскричал Я, - знаете вы, сколько
       мЯгкости,  великодушиЯ  и  всепрощениЯ  в  существе,  которое  вы так
       жестоко  преследуете: Я ведь обЯзан ему жизнью. _‘просите ваших слуг,
       они  подтвердЯт,  что он ехал всю дорогу со мной и не покидал менЯ ни
       на  минуту_.  ќто  он  заботилсЯ  о том, чтобы Я вовремЯ ел, он давал
       лекарства и поправлЯл подушки, на которых Я лежал!
            -  ’ы  бредишь!  -  вскричал  отец,  услыхав  это  ни  с  чем не
       сообразное  утверждение,  но  сам  тут  же  грозным испытующим взором
       посмотрел  на  слуг.  ’е,  дрожа,  все как один поклЯлись, как только
       можно  было  поклЯстьсЯ, что с тех пор, как Я уехал из монастырЯ, они
       не  подпускали  ко  мне  ни  одно  живое существо. Љогда Я услыхал их
       клЯтвы,  -  а  каждое  слово  в  них  было  сущею  правдой,  -  разум
       окончательно оставил менЯ. џ назвал последнего из говоривших лжецом и
       даже  дошел  до  того, что ударил тех, что стоЯли всего ближе ко мне.
       ќта вспышка бешенства ошеломила отца, и он вскричал:
            - Ћн сошел с ума!
            „уховник,   который  все  это  времЯ  хранил  молчание,  тут  же
       подхватил это и повторил:
            - Ћн сошел с ума!
            ‘луги то ли от страха, то ли из убеждениЯ, что это действительно
       так, повторили эти слова вслед за ними.
            ЊенЯ  схватили, вытащили вон из комнаты; и это насилие, которому
       Я,  как всегда, Яростно воспротивилсЯ, привело как раз ко всему тому,
       чего  так  боЯлсЯ отец и чего так хотел духовник. џ вел себЯ так, как
       только  мог  вести  себЯ  мальчишка,  не  совсем  еще излечившийсЯ от
       лихорадки и все еще продолжавший бредить. ‚ комнате у себЯ Я посрывал
       все  драпировки и побил все фарфоровые вазы, швырЯЯ ими в слуг. Љогда
       они  схватили  менЯ,  Я  покусал  им  руки;  когда они вынуждены были
       свЯзать  менЯ, Я впилсЯ зубами в веревки и в конце концов, собрав все
       силы,  их перегрыз. ‘ловом, произошло именно то, на что возлагал свои
       надежды  духовник:  менЯ  заперли в комнате на несколько дней. ‡а это
       времЯ  ко  мне  вернулись  только  те  душевные  силы, которые обычно
       оживают  в  уединении,  а именно непоколебимаЯ решимость и уменье все
       затаить  в  себе.  ‚скоре  же  мне  пришлось  воспользоватьсЯ и тем и
       другим.
            "Ќа  двенадцатый день моего заточениЯ поЯвившийсЯ в дверЯх слуга
       низко  поклонилсЯ и сказал, что, если Я чувствую себЯ лучше, отец мой
       просит  менЯ  прийти. Џодстать его заученным движениЯм поклонилсЯ и Я
       и,  словно  окаменев,  пошел  за  ним  следом. ђЯдом с отцом восседал
       приглашенный, чтобы поддержать его, духовник. Ћтец поднЯлсЯ и, сделав
       несколько  шагов  мне  навстречу,  обратилсЯ  ко  мне  с  отрывистыми
       фразами,   из  которых  можно  было  заключить,  что  говорит  он  по
       принуждению.  ‚ нескольких словах он выразил мне свое удовольствие по
       поводу того, что Я поправилсЯ, а потом спросил:
            -  Ќу  как,  ты  подумал  о  том,  о  чем  мы говорили с тобой в
       последний раз?
            - _„а, подумал, - у менЯ было длЯ этого достаточно времени_.
            - € ты с пользой провел это времЯ?
            - Ќадеюсь, что да.
            -  ђаз  так,  ты,  должно  быть,  сделал  выводы,  которые будут
       отвечать надеждам семьи и интересам церкви.
            Ћт  этих  слов  мне  стало  не  по  себе,  но Я ответил так, как
       полагалось.  Ќемного  погодЯ  ко  мне  подошел  духовник. ’он его был
       дружелюбен,  и  он старалсЯ говорить о вещах посторонних. џ отвечал -
       каких это стоило мне усилий! - и тем не менее Я все же отвечал ему со
       всей горечью, котораЯ сопутствует вынужденной учтивости. ‚се, однако,
       обошлось  хорошо.  ‘емьЯ  моЯ,  как  видно,  была довольна тем, что Я
       взЯлсЯ за ум. ‘овершенно измученный всем, что случилось, отец рад был
       восстановить мир любою ценой. Њать, еще больше, чем он, ослабевшаЯ от
       борьбы  собственной  совести  с  настоЯниЯми  духовника,  заплакала и
       сказала,  что она счастлива. “же месЯц, как воцарилсЯ покой, но покой
       этот обманчив. Ћни думают, что Я покорилсЯ, но на самом деле...

                                    * * * * * *

            Џравду   говорЯ,   одной   власти  духовника  в  семье  было  бы
       достаточно, чтобы ускорить мое решение. Ћн поместил тебЯ в монастырь,
       но  неутомимому  прозелитизму  церкви  этого  было мало. …го растущее
       влиЯние привело к тому, что даже дворец герцога Њонсады стал походить
       на  обитель.  ЊоЯ  ма-ть  сделалась настоЯщей монахиней, всЯ ее жизнь
       уходит  на  то,  чтобы вымаливать прощение греха, за который духовник
       едва ли не каждый час накладывает на нее новое наказание. Ћтец мой то
       дает  волю своим чувствам, то вдруг становитсЯ суровым и строгим - он
       мечетсЯ   между   земными  страстЯми  и  помыслами  о  жизни  вечной;
       доведенный  до  отчаЯниЯ,  он  начинает осыпать горькими упреками мою
       мать,  а  вслед  за  тем  вместе  с  ней  налагает  на себЯ тЯгчайшую
       епитимью.  …сли  религиЯ  подменЯет  внутреннее  исправление человека
       внешними  строгостЯми,  то  не  говорит  ли это о том, что в ней есть
       какой-то  изъЯн?  ЊенЯ  тЯнет  приникать  в суть вещей, и если бы мне
       удалось  добыть  книгу,  которую  они  называют  Ѓиблией  (хоть они и
       утверждают,  что в ней содержатсЯ слова €исуса •риста, они никогда не
       позволЯют  нам  в  нее  заглЯнуть),  то  мне  кажетсЯ... впрочем, это
       неважно. ‘луги и те выглЯдЯт in ordine ad spiritualia {[Ќастроенными]
       на  духовный  лад  (