оворив  с
нею по-испански, на Языке, который она немного еще помнила и на котором  ей,
по-видимому, даже  там  довелось  разговаривать  с  неким  путешественником,
который бывал  на  этом  острове,  и  что  капитан  этот,  будучи  человеком
благородным, взЯлсЯ отвезти ее к родителЯм, чьи имена она помнила, хоть и не
могла указать, где они жили: столь острой и  цепкой  бывает  памЯть  наша  в
первые годы жизни. Ћн исполнил  свое  обещание  и  доставил  эту  прелестную
девушку ее семье, котораЯ жила тогда в городе Ѓенаресе {4}.
     Џри этих словах ЂльЯга воззрилсЯ на своего собеседника уже понимающим и
испуганным взглЯдом. “ него не  было  сил  прервать  незнакомца;  он  только
затаил дыхание и, стиснув зубы, слушал.
     - џ слышал, - продолжал незнакомец,  -  что  семьЯ  вернулась  потом  в
€спанию; что прелестнаЯ обитательница  далекого  острова  сделалась  кумиром
мадридских кавалеров, тех бездельников, что шатаютсЯ у вас на  Џрадо,  ваших
sacravienses  {‡десь  -  гулЯк  {5}  (лат.).}  ...  ваших...  каким  же  еще
презрительным именем мне назвать их? Ќо знайте, что на  нее  устремлена  еще
одна пара глаз, и чары их неотвратимы и смертельны, как у змеи.  …сть  рука,
протЯнутаЯ, чтобы схватить ее, а от этой руки гибнет все живое! € вот теперь
даже эта рука отпускает ее на миг; даже она трепещет от жалости и от  ужаса;
на мгновение она освобождает свою жертву, больше того,  она  призывает  отца
прийти на помощь дочери, котораЯ попала в беду! ’еперь-то, надеюсь, вы  менЯ
понЯли, дон ”рансиско? Ќу как, интересно  вам  было  слушать  этот  рассказ,
имеет он к вам отношение или нет?
     Ћн замолчал. ЂльЯга, весь  похолодевший  от  ужаса,  мог  ответить  ему
только едва слышным сдавленным стоном.
     - …сли да, - продолжал незнакомец, - то не терЯйте ни  минуты,  спешите
спасти вашу дочь!
     €. пришпорив своего конЯ, он  исчез  в  проходе  между  двумЯ  скалами,
настолько узком, что, должно быть, ни один смертный никогда  бы  не  мог  по
нему пробратьсЯ.
     ЂльЯга был не из  тех  людей,  на  которых  могут  действовать  картины
природы; кого-нибудь другого  самый  вид  грозного  ущельЯ,  среди  которого
прозвучал этот зловещий голос,  заставил  бы  сейчас  же  ему  повиноватьсЯ.
Ќаступил вечер, все было окутано густым серым сумраком; ехать надо  было  по
каменистой тропе, петлЯвшей среди гор или, вернее, скалистых холмов, голых и
не защищенных от ветра подобно тем, которые на некоем западном  острове  {1*
Њожет быть, €рландии.} усталый путник замечает над болотистыми низинами: при
всем своем отличии от окружающей их местности они никак  не  выдавались  над
ней. Џроливные дожди проложили глубокие борозды меж холмов,  и  порою  можно
было  увидеть,  как  ручей  клокочет  в  своем  каменистом  желобе,   словно
какой-нибудь заносчивый и шумливый выскочка, меж тем как широкие  расселины,
некогда служившие ложем грозным, громыхавшим по ним  потокам,  ЯвлЯют  взору
зиЯющую жуткую пустоту, напоминаЯ собою покинутые замки разорившейсЯ  знати.
Ќи один звук не нарушал тишины, если не считать унылого эха, которым ложбины
откликались на стук копыт проходивших вдалеке мулов, и крика птиц,  которые,
покружив несколько раз по промозглому туману,  устремлЯлись  назад  к  своим
укрывшимсЯ среди утесов гнездам.

                                * * * * * *

     Џросто  невозможно  поверить,  что  после  этого  предупреждениЯ,  -  а
важность его подтверждалась той осведомленностью, которую выказал незнакомец
в отношении всего прошлого ЂльЯги и всех обстоЯтельств его семейной жизни, -
дон ”рансиско не поспешил сейчас же домой, тем более что  сообщение  это  он
счел достаточно важным, чтобы написать об этом жене. ’ем не менее так оно  и
случилось.
     ‚ ту минуту, когда незнакомец  исчез,  наш  путник  действительно  было
решил, не терЯЯ ни минуты, мчатьсЯ домой; однако,  прибыв  на  ближайший  же
постоЯлый двор, он обнаружил там  ожидавшие  его  деловые  письма.  Ћдин  из
купцов, с которым он был в переписке, извещал его, что  в  отдаленной  части
€спании близок к разорению некий торговый дом и необходимо, чтобы он  тотчас
же туда ЯвилсЯ. Ѓыли там также письма от Њонтильи, которого он прочил себе в
зЯтьЯ; тот сообщал, что отец его  настолько  плох,  что  он  не  сможет  его
оставить до тех пор, пока судьба старика не решитсЯ. Ђ так как от того,  как
она решитсЯ, зависели  и  состоЯние  сына  и  жизнь  отца,  ЂльЯга  невольно
подумал, что решение это свидетельствует и о благоразумии пишущего, и о  его
сыновней любви.
     Џосле  того  как  ЂльЯга  прочел  все  эти  письма,  мысли  его   снова
направились по привычному длЯ них  руслу.  Ќикто  ведь  не  может,  нарушить
образа мыслей и привычек закоренелого негоцианта, будь то  даже  выходец  из
могилы. „а и притом к этому времени таинственный образ незнакомца и весь его
разговор с  ним  успели  уже  изгладитьсЯ  из  памЯти  человека,  чьЯ  жизнь
сложилась так, что в ней не было места общению с потусторонним миром.  ‚ремЯ
помогло  ему  стрЯхнуть  с  себЯ  все  страхи,  вызванные  этой  необычайной
встречей, а свою победу над ними он, не задумываЯсь,  приписал  собственному
мужеству. ’ак, вообще говорЯ, все мы поступаем с созданиЯми нашей  фантазии,
с тою только разницей, что люди впечатлительные и страстные сожалеют о них и
способны проливать по ним слезы, а люди, лишенные воображениЯ, лишь краснеют
от стыда за свою минутную слабость. ЂльЯга  отправилсЯ  в  отдаленную  часть
€спании, где присутствие его должно было спасти от разорениЯ торговый дом, в
благополучии которого он был  чрезвычайно  заинтересован,  и  написал  донье
Љларе, что, может  быть,  пройдет  еще  несколько  месЯцев,  прежде  чем  он
возвратитсЯ в свое поместье поблизости от Њадрида.


                                ѓлава XXXIV

                                                  Љолечко подарил ты мне,
                                                  …го надела Я.
                                                  ’ы сделалсЯ моим навек,
                                                  Ђ Я - навек твоЯ.
                                                    ‹иттл. ‘тихотворениЯ {1}

     ‚ ту страшную ночь, когда исчезла €сидора, доньЯ  Љлара  и  отец  €осиф
были близки к отчаЯнию; у доньи Љлары при всей ее нетерпимости  и  ужасающей
посредственности все же были какие-то материнские чувства; что  же  касаетсЯ
отца €осифа, то надо сказать, что тот, невзираЯ  на  все  свое  себЯлюбие  и
чревоугодие, обладал добрым сердцем, исполненным жалости ко всем  страждущим
и обремененным, и всегда старалсЯ прийти им на помощь.
     ‘траданиЯ доньи Љлары  усугублЯлись  еще  страхом  перед  мужем,  перед
которым она трепетала; она боЯлась, что ее супруг станет упрекать ее за  то,
что она не выполнила свой материнский долг и недоглЯдела за дочерью.
     ‚ эту горестную ночь она несколько раз порывалась послать  за  сыном  и
попросить у него совета и помощи, но она знала, какой у него горЯчий нрав, и
поэтому, пораздумав, не стала ничего предпринимать и,  предаваЯсь  отчаЯнию,
ждала наступлениЯ  утра.  Љогда  рассвело,  повинуЯсь  некоему  безотчетному
побуждению, она поднЯлась с кресла и по обычаю своему  поспешила  в  комнату
дочери, как будто  все  событиЯ  минувшей  ночи  были  всего-навсего  тЯжким
кошмаром, который должен рассеЯтьсЯ с наступлением утра.
     ’о, что она там увидела, казалось,  подтверждало  эту  истину,  ибо  на
кровати лежала €сидора и крепко спала  с  тою  же  чистой  и  умиротворенной
улыбкой на губах, какаЯ бывала у нее в те годы,  когда  ее  убаюкивала  сама
природа и тихие мелодии, навеЯнные д_у_хами  €ндийского  океана,  продолжали
звучать в ее снах. Љрик изумлениЯ вырвалсЯ из груди доньи Љлары, и крик этот
оказал поразительное действие - он разбудил отца €осифа, который на рассвете
уснул мертвым сном. ’ут же вскочив, сей добродушный баловень дома  побрел  в
комнату,  откуда  донессЯ  крик,  и,  старательно  приглЯдываЯсь  ко   всему
слипающимисЯ от сна глазами и не очень-то им верЯ,  наконец  все  же  увидел
лежавшую в кровати и крепко спавшую €сидору.
     - ђадость-то какаЯ!  -  воскликнул  он,  зеваЯ  и  глЯдЯ  на  спЯщую  с
восхищением, вызванным, правда, больше всего мыслью, что  теперь-то  его  не
будут тревожить. - ’олько не вздумайте будить ее, - сказал он и,  позевываЯ,
направилсЯ к выходу, - после того как все мы тоже намучались  за  эту  ночь,
освежить себЯ сном это лучшее, что мы можем сделать. €так,  да  поможет  вам
господь и все свЯтые!
     - Џреподобный отец! ‘вЯтой отец! - вскричала доньЯ Љлара,  цеплЯЯсь  за
него, - не покидайте менЯ одну в  таком  тЯжелом  положении...  ќто  же  все
колдовские чары, это дело рук дьЯвола. Џосмотрите,  каким  непробудным  сном
она спит, а мы ведь громко разговариваем, и сейчас день.
     - „очь моЯ, вы глубоко заблуждаетесь, -  ответил  сонный  свЯщенник,  -
можно отлично спать и днем, и это только полезно длЯ здоровьЯ. Ђ так как сам
Я собираюсь сейчас соснуть, то  пришлите-ка  мне  бутылочку  фонкарралЯ  или
вальдепеньЯса {2}; это, правда, отнюдь не значит, что Я не  ценю  богатейшие
виноградники €спании, начинаЯ от бискайского  —аколи  и  кончаЯ  каталонским
Њатаро {1* ‘мотри "Џутешествие по €спании" „иллона.}; только не надо думать,
что Я когда-нибудь сплю днем без особых на то причин.
     - ‘вЯтой отец! - ответила доньЯ Љлара, - неужели, по-вашему, в том, что
моЯ дочь  вдруг  исчезла,  а  теперь  спит  непробудным  сном,  не  замешана
потустороннЯЯ сила?
     - „очь моЯ, - ответил свЯщенник, нахмурив брови, - велите принести  мне
сюда вина, чтобы утолить невыносимую жажду, в которую повергла менЯ  тревога
за вашу семью, а потом оставьте  менЯ  на  несколько  часов  в  покое,  и  Я
поразмыслю о том, что нам лучше предпринЯть; когда Я проснусь, Я выскажу вам
свое мнение по этому поводу.
     - ‘вЯтой отец, вы уже все за менЯ рассудите сами.
     - Ќе худо было бы, дочь моЯ,  если  бы  к  вину  мне  подали  несколько
кусочков ветчины или какой-нибудь  колбасы  поострее;  может  быть,  это  бы
немного  умерило  пагубное  действие  отвратительного  напитка,  который  Я,
вообще-то говорЯ, никогда  не  употреблЯю,  разве  только  в  исключительных
случаЯх, вроде сегоднЯшнего.
     - ‘вЯтой отец, вам все сейчас подадут, - заверила его озабоченнаЯ доньЯ
Љлара, - только неужели вы в самом деле не думаете, что тут замешана...
     - Џойдемте сейчас ко мне, дочь моЯ, - ответил  свЯщенник,  сменив  свой
клобук на ночной колпак, который почтительно поднес ему один из слуг, - и вы
очень скоро увидите, что сон - не что иное, как естественное следствие столь
же естественной причины. ђазумеетсЯ, дочь ваша провела очень тревожную ночь,
так же как вы и как Я, хотЯ, может быть, в силу различных  причин;  но,  так
или иначе, все эти причины побуждают нас как следует отдохнуть... џ-то уж не
премину это сделать, велите только подать вино  и  закуску.  „о  чего  же  Я
устал! Џоверьте, менЯ совершенно замучали посты и ночные бдениЯ и проповеди.
џзык у менЯ прилип к небу,  а  челюсти  никак  не  разомкнуть;  может  быть,
правда, глоток-другой, и эта ужаснаЯ сухость во рту пройдет. Ќо вообще-то  Я
так не люблю вино... Љакого же черта ты до сих пор ничего не принес?
     Џрислуживавший ему лакей,  испугавшись  рассерженного  голоса,  которым
свЯщенник  произнес  последние  слова,  поспешил  послушно   исполнить   его
распорЯжение, а отец €осиф спокойно уселсЯ наконец у себЯ в  комнате,  чтобы
поразмыслить обо всех бедствиЯх и волнениЯх вверенной его  попечению  семьи,
пока глубокомысленные вопросы  эти  окончательно  не  одолели  его  и  он  в
отчаЯнии не вскричал:
     - Ћбе бутылки уже пустые! Ќу раз так, то нечего больше об этом думать.

                                * * * * * *

     ђазбужен он был, однако, раньше,  чем  ему  бы  хотелось:  доньЯ  Љлара
прислала за ним, просЯ его прийти. Љак все слабые  натуры,  она  привыкла  в
трудные минуты  непременно  получать  поддержку  со  стороны,  и  теперь  ей
казалось, что стоит ей только  совершить  хоть  какой-нибудь  шаг  без  этой
посторонней помощи, как он сразу же приведет ее к неминуемой гибели. „уша ее
была во власти суеверных страхов и страха перед мужем, и наутро она  послала
за  отцом  €осифом,  чтобы  пораньше  испросить  у  него  совета  по  поводу
охватившего ее ужаса и беспокойства.
     ѓлавной заботой ее было, если это окажетсЯ возможным,  скрыть  от  всех
ночное исчезновение дочери; обнаружив, что,  по  всей  видимости,  никто  из
домочадцев об этом не знал и что из всей многочисленной прислуги  утром  _не
оказалось налицо только одного престарелого слуги_и отсутствие  его  в  доме
никем не было замечено, она постепенно приободрилась. Ћна почувствовала себЯ
еще уверенней, когда получила письмо от ЂльЯги,  где  тот  сообщал  ей,  что
должен поехать в отдаленную часть €спании и что свадьба их дочери и Њонтильи
откладываетсЯ на несколько месЯцев; длЯ доньи  Љлары  это  было  равносильно
отсрочке казни; она посовещалась со свЯщенником, и тот успокоил ее,  сказав,
что если даже станет известным, что  €сидора  на  какие-то  несколько  часов
отлучалась из дома, то это не такой уж большой грех, а если об этом никто не
узнает, то тогда вообще ей не о чем беспокоитьсЯ, и посоветовал ей длЯ того,
чтобы тайна эта не открылась,  принЯть  в  отношении  слуг  кое-какие  меры,
которые - и в этом он поклЯлсЯ  своим  саном  -  вполне  надежны,  ибо  были
испытаны на слугах другого, более обширного и могущественного дома.
     - Џреподобный отец, - сказала доньЯ Љлара, - насколько  Я  знаю,  ни  у
кого из испанских грандов  нет  дома,  который  великолепием  своим  мог  бы
сравнитьсЯ с нашим.
     - Ђ Я знаю такой дом, дочь моЯ, - сказал свЯщенник, - и  во  главе  его
стоит Џапа. Ќу а теперь подите-ка разбудите сеньориту; хоть она и  заслужила
того, чтобы не просыпатьсЯ до днЯ ‘трашного суда, ибо начисто забыла,  когда
у нас завтрак. џ говорю не о себе, дочь  моЯ,  просто  Я  не  выношу,  когда
нарушаетсЯ распорЯдок днЯ в таком замечательном доме, как ваш. —то до  менЯ,
то с менЯ довольно будет чашки шоколада  и  виноградной  кисти;  да,  совсем
забыл, виноград-то терпкий, и, чтобы смЯгчить его вкус,  никак  не  обойтись
без бокала малаги. Љстати, ни у кого мне не доводилось пить из  таких  узких
бокалов, как у вас. Ќе могли бы вы послать в  €льдефонсо  {2*  ‡наменитаЯ  в
€спании  фабрика,  изготовлЯвшаЯ  стеклЯнные  изделиЯ  {3}.}   за   бокалами
подобающей формы с короткими ножками и широким раструбом? ‚аши похожи на „он
Љихота: длинные ноги, а  туловища-то,  можно  сказать,  совсем  нет.  Ђ  мне
нравЯтсЯ  те,  что  похожи  на  его  оруженосца  -  тело  тучное,  а   ножки
коротенькие, не больше моего мизинца.
     - ‘егоднЯ же пошлю к €льдефонсо, - заверила его доньЯ Љлара.
     - Џодите разбудите сначала вашу дочь, - сказал свЯщенник.
     ‚ это времЯ в комнату вошла €сидора, мать ее  и  свЯщенник  обмерли  от
удивлениЯ. ‹ицо ее было безмЯтежно спокойным,  походка  ровной,  и  она  так
владела собой, что можно было подумать, что она даже  ничего  не  знает  обо
всех страхах и горестЯх, которые причинило близким ее  ночное  исчезновение.
Џосле нескольких минут замешательства доньЯ Љлара и отец €осиф забросали  ее
множеством вопросов, наперебой восклицаЯ: "Џочему?", "Људа?", "‡ачем?", и "‘
кем?" и "Љак?" - это были единственные слова, которые они могли  выговорить.
’олько все это было  напрасною  тратою  сил,  ибо  ни  в  этот  день,  ни  в
последующие дни никакие уговоры, просьбы  и  угрозы  ее  матери,  к  которым
присоединились увещеваниЯ охваченного еще  большей  тревогой  духовника,  не
могли исторгнуть из нее ни единого слова в объЯснение того, что произошло  с
нею в эту страшную ночь. Љогда вопрошавшие становились особенно настойчивы и
упорны,  к  €сидоре  словно   возвращалсЯ   непреклонный   и   могучий   дух
независимости, взращенный, должно быть, чувствами и  привычками  юности.  Ќа
протЯжении семнадцати лет у нее не было другой наставницы и  госпожи,  кроме
нее самой, и, хотЯ по натуре она была и мЯгкою  и  податливой,  всЯкий  раз,
когда властнаЯ посредственность пыталась  ее  тиранить,  она  преисполнЯлась
презрениЯ и выражала его одним только глубоким молчанием.
     ‚озмущенный ее упорством и вместе с тем боЯсь потерЯть свое  влиЯние  в
семье, отец €осиф пригрозил ей, что не допустит ее до исповеди.
     - ‚  таком  случае  Я  исповедуюсь  перед  богом  -  ответила  €сидора.
ЏротивитьсЯ настоЯниЯм матери ей было труднее, ибо своим сердцем женщины она
была привЯзана ко всему женскому, даже тогда, когда  оно  представило  ей  в
самых непривлекательных формах, а надо сказать, что  преследованиЯ,  которым
она подвергалась с этой стороны, были надоедливыми и непрестанными. ‚  донье
Љларе при всей слабости ее натуры была та  нестерпимаЯ  назойливость,  какаЯ
обычно поЯвлЯетсЯ в характере женщины, когда умственное убожество сочетаетсЯ
с неукоснительным и строгим соблюдением правил. Љогда она начинала  осаждать
скрытую  от  нее  тайну,  крепостному   гарнизону   приходилось   сдаватьсЯ.
Ќедостаток силы и уменьЯ восполнЯлсЯ в ней докучливой, не ослабевающей ни на
миг кропотливостью. Ћна никогда  не  отваживалась  брать  крепость  штурмом,
однако назойливо окружала  неприЯтелЯ  со  всех  сторон  и  в  конце  концов
изводила его и принуждала сдатьсЯ. Ћднако на этот раз даже ее упорство не  в
силах было что-либо сделать.
     ЏродолжаЯ быть с матерью почтительной, €сидора  упорно  молчала;  видЯ,
что положение становитсЯ отчаЯнным, доньЯ Љлара, обладавшаЯ способностью  не
только раскрывать, но и хранить тайну, условилась с отцом €осифом,  что  они
не обмолвЯтсЯ ни словом о таинственных событиЯх этой ночи  ни  отцу  ее,  ни
брату.
     -  Џусть  видит,  -  сказала  доньЯ  Љлара,   сопроводив   свои   слова
многозначительным и самодовольным кивком головы,  -  что  мы  так  же  умеем
хранить тайну, как и она.
     - Џравильно, дочь моЯ, - согласилсЯ отец €осиф, - подражайте  же  ей  в
том единственном ее качестве, которое делает сходство с нею лестным длЯ вас.

                                * * * * * *

     ’айна эта, однако,  вскоре  открылась.  Џрошло  несколько  месЯцев,  на
протЯжении которых посещениЯ ее мужа окончательно  вернули  €сидоре  прежнее
спокойствие  и  уверенность  в  себе.  †естокаЯ  мизантропиЯ  его  незаметно
уступала место задумчивой грусти.  ќто  походило  на  темную,  холодную,  но
вместе с тем уже не страшную и сравнительно спокойную ночь, какаЯ следует за
днем бури и землетрЯсениЯ. “ потерпевших свежи в памЯти ужасы этого  днЯ,  и
такаЯ вот темнаЯ тихаЯ ночь кажетсЯ им надежным прибежищем. €сидора  взирала
на мужа, и ей было радостно не видеть его нахмуренных бровей и его еще более
страшной улыбки, и у нее зародилась надежда, та, что  всегда  зарождаетсЯ  в
умиротворенном и чистом женском сердце: она начала думать, что, может  быть,
ее влиЯние рано или поздно возобладает над тем, кто  носит  в  себе  хаос  и
пустоту, вспыхнув, как блуждающий огонек над болотом, и что верой своей жена
все же может спасти неверующего мужа.
     ќти мысли служили ей утешением, и хорошо, что  они  у  нее  были,  ибо,
когда воображение наше  вступает  в  борьбу  с  отчаЯнием,  факты  -  плохие
союзники. ‚ одну из ночей, когда она  ожидала  Њельмота,  он  застал  ее  за
пением гимна ЏресвЯтой деве, которому она аккомпанировала на лютне.
     - Ђ не поздно ли петь гимн ЏресвЯтой деве  после  полуночи?  -  спросил
Њельмот, и страшнаЯ улыбка исказила его черты.
     - Њне говорили, что слух ее отверст во всЯкое времЯ, - ответила €сидора
     - …сли это так, милаЯ, - сказал Њельмот, по обыкновению вскакиваЯ к ней
в комнату через окно, - добавь к гимну твоему еще один куплет,  помолись  за
менЯ.
     - —то ты! - воскликнула €сидора, и лютнЯ выпала у нее из рук,ты  же  не
веришь, милый, так, как того требует от нас пресвЯтаЯ церковь.
     - Ќет, Я верю, когда слушаю, как ты поешь.
     - ’олько тогда?
     - ‘пой еще раз твой гимн ЏресвЯтой деве.
     €сидора исполнила его просьбу и стала смотреть, как на  него  действует
ее пение. Љазалось, он был взволнован; он знаком попросил ее повторить.
     - Њилый, - сказала €сидора, - так повторЯют в театре какую-нибудь  арию
по просьбе зрителей, а ведь это гимн, и тот, кто  его  слушает,  любит  свою
жену еще больше потому, что любит ее бога.
     - ќто коварные речи, - сказал Њельмот,  -  но  почему  же  ты  даже  не
допускаешь мысли, что Я могу любить бога?
     - Ђ ты разве ходишь когда-нибудь в  церковь?  -  взволнованно  спросила
€сидора. Џоследовало продолжительное молчание. -  Ђ  ты  разве  приобщаешьсЯ
когда-нибудь свЯтых тайн? - Њельмот не сказал ни слова в ответ. -  Ђ  разве,
как Я тебЯ об этом ни просила, ты позволил мне объЯвить моей семье,  котораЯ
сейчас в такой тревоге, какими узами мы  свЯзаны  с  тобой  с  той  ночи?  -
Њолчание. - € вот теперь, когда... может быть... Я не решаюсь даже  сказать,
чт_о_ Я чувствую! Ћ, как же Я предстану пред взором того, чьи очи направлены
на менЯ даже сейчас? —то Я скажу? †ена без мужа, мать  ребенка,  у  которого
нет отца, или свЯзавшаЯ себЯ  клЯтвой  никогда  не  называть  его  имени!  Ћ
Њельмот, сжальсЯ надо мной,  избавь  менЯ  от  этой  жизни,  принудительной,
лживой, притворной. Џризнай менЯ как законную жену перед лицом моей семьи  и
перед лицом той страшной участи, которую жена твоЯ  разделит,  последует  за
тобой всюду, с тобой погибнет!
     Ћна обнЯла его, ее холодные, но исторгнутые из сердца слезы катились по
ее щекам, а когда женщина в часы позора своего и страха обнимает  нас,  молЯ
спасти  ее,  то  чаще  всего  мы  стараемсЯ  внЯть  этой   мольбе.   Њельмот
почувствовал этот ее призыв, но  лишь  на  какое-то  мгновение.  Ћн  схватил
протЯнутые к нему руки; впиваЯсь  в  глаза  своей  жертвы  -  своей  жены  -
страшным испытующим взглЯдом, он спросил:
     - Ђ это правда?
     “слыхав эти слова, жена его побледнела и, вздрогнув, вырвалась  из  его
объЯтий; ее молчание было  ему  ответом.  ‘ердце  его  трепетно  забилось  -
человеческой мукой. "Ћн мой, - сказал он себе,  -  он  мой;  это  плод  моей
любви; первенец сердца и плоти... мой... мой, и теперь, что бы  со  мной  ни
сталось, на земле останетсЯ человеческое существо, которое наружностью своей
будет походить на менЯ и  которого  научат  молитьсЯ  за  отца,  пусть  даже
молитвы эти шипЯ засохнут на  вечном  огне,  как  случайнаЯ  каплЯ  росы  на
горючих песках пустыни".

                                * * * * * *

     ‘ той минуты, когда Њельмот об этом узнал, он сделалсЯ с женой  заметно
нежнее.
     Ћдним только небесам ведомы истоки той странной  любви,  с  которой  он
взирал на нее и к которой и теперь еще примешивалась  какаЯ-то  Ярость.  …го
страстный взглЯд походил на палЯщий зной жаркого летнего днЯ,  когда  духота
возвещает близость грозы и когда она так томит нас,  что  грозы  этой  ждешь
почти как избавлениЯ от непереносимого гнета.
     Њожет статьсЯ, он  подыскивал  уже  предмет  своих  будущих  опытов,  а
существо, которое будет так безраздельно принадлежать ему, как только  может
принадлежать собственное дитЯ, могло показатьсЯ  ему  самым  подходЯщим  длЯ
этой цели; к тому же ведь, длЯ того чтобы опыт удалсЯ, испытуемый должен был
испить в жизни горЯ, а уж кто, как не он,  всегда  был  властен  любому  его
причинить. Ћднако, каковы бы ни были истинные причины этой наступившей вдруг
нежности, в нем пробудилось ее так много, что больше,  верно,  быть  уже  не
могло, и он заговорил о приближающемсЯ событии с волнением и участием, какие
бывают у готовЯщегосЯ стать отцом человека.
     “спокоеннаЯ  этой  происшедшей  в  нем  переменой,  €сидора  безропотно
переносила тЯготы своего положениЯ и сопутствующее ему недомогание и уныние,
которые становились еще больше от постоЯнного  страха  и  необходимости  все
держать в тайне. Ћна надеЯлась, что он в конце концов  вознаградит  ее  тем,
что, как подобает человеку порЯдочному,  открыто  перед  всеми  признает  ее
своей женой, но о надежде  этой  можно  было  судить  только  по  терпеливой
улыбке, поЯвлЯвшейсЯ на ее лице. ‚ремЯ быстро приближало ее к роковому  дню,
и мучительные и страшные опасениЯ не давали ей покоЯ,  когда  она  думала  о
судьбе  ребенка,  который  должен  был  родитьсЯ  при   столь   таинственных
обстоЯтельствах.
     Ќа следующую ночь Њельмот застал ее в слезах.
     - “вы! - воскликнула она в ответ на его отрывистые вопросы и попытку ее
утешить. - Љак много у менЯ причин длЯ слез, и как мало слез Я пролила! …сли
ты хочешь, чтобы не было этих слез, то помни, что отереть  их  может  только
твоЯ рука. џ чувствую, - добавила она, - что  час  этот  кончитсЯ  длЯ  менЯ
худо; Я знаю, что мне не дожить до того, чтобы увидеть мое дитЯ; прошу тебЯ,
обещай мне то, что поддержит менЯ даже тогда, когда Я буду  знать,  что  это
конец.
     Њельмот не дал ей договорить и стал  заверЯть,  что  подобные  опасениЯ
всегда поЯвлЯютсЯ в таком состоЯнии у женщин  и  что  многие  из  них,  став
матерЯми нескольких детей, только улыбаютсЯ, вспоминаЯ  те  страхи,  которые
они испытывали всЯкий раз перед  родами,  полагаЯ,  что  исход  их  окажетсЯ
роковым.
     €сидора в ответ только покачала головой.
     - ЏредчувствиЯ, которые одолевают менЯ сейчас, из тех, что  никогда  не
приходЯт понапрасну. џ всегда верила, что чем мы ближе подходим к невидимому
миру, тем слышнее длЯ нас становЯтсЯ его голоса, страдание же и горе  -  это
посредники между нами  и  вечностью;  есть  некое  глубокое  и  неизъЯснимое
чувство, оно  непередаваемо  и  в  то  же  времЯ  неизгладимо;  чувство  это
совершенно непохоже ни на какое физическое страдание и даже на  овладевающий
нашей душой страх, - как будто небо что-то доверило тебе  одной  и  наказало
хранить эту тайну, а если и открыть ее кому-то, то лишь при условии, что  ей
никто никогда не поверит. Ћ Њельмот,  не  улыбайсЯ  этой  страшной  улыбкой,
когда Я говорю о небесах; скоро Я,  может  быть,  стану  твоей  единственной
заступницей перед ними.
     - ЊилаЯ моЯ свЯтаЯ! - сказал Њельмот, смеЯсь и в шутку опускаЯсь  перед
ней  на  колени,  -  позволь  же  мне  заранее  извлечь  выгоду   из   этого
посредничества  -  сколько  дукатов  мне  надо  будет  внести,  чтобы   быть
причислену к лику  свЯтых?  Ќадеюсь,  что  ты  напишешь  настоЯщий  отчет  о
содеЯнных мною настоЯщих чудесах не в пример  тому  вранью,  которое  каждый
месЯц посылают в ‚атикан и за которое становитсЯ просто стыдно.
     - Џусть же твое обращение будет первым чудом, которое начнет собой этот
список, - сказала €сидора  с  такой  убежденностью  в  голосе,  что  Њельмот
содрогнулсЯ; было темно, но она почувствовала, что он задрожал. - Њельмот, -
воскликнула она, предвкушаЯ свое торжество над ним, - Я вправе  потребовать,
чтобы ты обещал мне исполнить одну мою просьбу:  ради  тебЯ  Я  пожертвовала
всем; никогда еще не было такой преданной женщины, ни одна женщина не  могла
представить таких доказательств своей преданности, как Я. џ могла  бы  стать
достойной, всеми уважаемой женой человека, который положил бы к  моим  ногам
свое богатство и титулы. ‚ эти опасные и мучительные длЯ менЯ дни жены самых
знатных испанских дворЯн дожидались бы у моих дверей. Ђ теперь вот одна, без
помощи, без поддержки, без утешениЯ Я должна переносить эти  страшные  муки,
страшные даже длЯ тех, чьи постели  застланы  любЯщими  руками,  кому  легче
переносить боль оттого, что рЯдом стоит их мать и слышит,  как  в  ответ  на
первый совсем еще слабый крик ребенка радостными возгласами откликаютсЯ  все
родные. Ћ Њельмот! Џодумай только, каково будет мне! џ должна переносить все
эти муки втайне от всех и молча! “ менЯ отнимут ребенка прежде, чем Я  успею
его поцеловать, и наместо крестильной рубашки он будет  окутан  таинственной
тьмою, сотканной твоими руками! Ќо что бы там ни было, обещай мне  исполнить
мою просьбу... одну-единственную просьбу! - горЯчо молила она, и в голосе  у
нее слышалась мука, - поклЯнись мне, что мое дитЯ  будет  окрещено  по  всем
обрЯдам католической  церкви,  что  ребенок  будет  христианином,  насколько
церковные обрЯды в силах это сделать; и тогда Я буду  знать,  что  если  мои
страшные предчувствиЯ сбудутсЯ, то  на  земле  все  же  останетсЯ  существо,
которое будет молитьсЯ за своего отца и  чьи  молитвы  будут,  должно  быть,
принЯты. Ћбещай мне это, поклЯнись - добавила она в смертельной тоске, - что
ребенок мой будет христианином! “вы! …сли мой голос не достоин  того,  чтобы
его услышали на небесах, то там услышат голос херувима! ‚едь  когда  •ристос
жил на земле, он допускал к себе детей; так неужели же он  отвергнет  их  на
небе? Ќет! Ќет! Ќе может он оттолкнуть от себЯ _твоего_ ребенка!
     Њельмот слушал ее, и  чувства  его  были  таковы,  что  не  следует  ни
толковать их, ни вообще о них говорить и лучше всего обойти их молчанием. Ќо
он внЯл ее мольбе и торжественно заверил ее, что ребенок  будет  окрещен,  а
вслед за  тем  добавил,  что  он  будет  христианином,  насколько  обрЯды  и
церемонии католической церкви в состоЯнии это сделать;  при  этом  лицо  его
принЯло какое-то странное выражение, но  €сидора  была  так  обрадована  его
согласием, что не успела сообразить, что оно могло  означать.  Ћн  несколько
раз Язвительно намекнул на ненужность всех  пышных  обрЯдов  и  на  бессилие
всЯкой церковной  иерархии  и  упомЯнул  об  ужасных  и  отчаЯнных  обманах,
учинЯемых свЯщенниками всех разрЯдов, о которых он  говорил  одновременно  и
шутливо, и с  сатанинской  иронией;  в  речах  его  забавное  смешивалось  с
ужасным, и он походил на арлекина в аду, который заигрывает там  с  фуриЯми.
€сидора все времЯ повторЯла свою торжественную просьбу, чтобы, если  ребенок
переживет ее, он был окрещен.
     Ћн еще раз  подтвердил  свое  согласие,  а  потом  с  саркастическим  и
ужасающим легкомыслием добавил:
     - Џусть он будет хоть магометанином, если тебе  к  тому  времени  этого
захочетсЯ, или примет любую другую  веру,  напиши  мне  только  одно  слово;
свЯщенника найти нетрудно и вообще всЯ церемониЯ обойдетсЯ недорого!  ’олько
дай мне знать, каковы будут твои желаниЯ, когда ты сама все решишь.
     - ЊенЯ уже не будет здесь, чтобы  высказать  их  тебе,  -  с  глубокой,
убежденностью ответила €сидора на его  жестокое  легкомыслие;  так  холодный
зимний день ответил бы на прихоти летней  погоды,  когда  лучам  сверкающего
солнца сопутствуют вспышки молнии, - менЯ тогда не будет, Њельмот!
     € эта сила отчаЯниЯ в существе столь юном, не имеющем опыта ни  в  чем,
кроме страданий сердца, противостоЯла сейчас каменному равнодушию того,  кто
прошел в жизни от „ана до ‚ирсавии {4} и всюду видел одну только  бесплодную
пустыню или - превращал в пустыню все, что встречал на своем пути.
     ‚ ту минуту, когда €сидора плакала холодными слезами отчаЯниЯ  не  смеЯ
даже попросить своего возлюбленного отереть эти слезы, в одном из  ближайших
монастырей, где совершалась заупокойнаЯ месса по  усопшем  монахе,  внезапно
зазвонили колокола. €сидора воспользовалась этой минутой, когда даже  воздух
был  напоен  звуками,  призывающими  к   вере,   чтобы   силою   этой   веры
воздействовать на таинственное существо, присутствие которого вызывало в ней
и ужас и любовь.
     - ‘лушай! ‘лушай! - вскричала она.
     ‡вуки нарастали медленно и спокойно, как будто невольно  выражаЯ  собою
то глубокое чувство, которое всегда вызывает в нас ночь: казалось,  что  это
перекликаютсЯ между  собою  часовые,  когда  бодрствующие  и  погруженные  в
раздумье души сделались "сторожами ночи" {3* Љричат  мне  с  ‘еира:  сторож,
сколько ночи? ‘торож,  сколько  ночи?  €сайЯ  {5}.}.  „ействие  этих  звуков
усиливалось тем, что к ним времЯ  от  времени  присоединЯлсЯ  хор  низких  и
проникающих в душу голосов; голоса эти не только гармонически сочетались  со
звоном колоколов, они звучали с ними в унисон и сами также казались какою-то
музыкой, котораЯ, подобно им, возникает сама собой,  исполнЯемаЯ  невидимыми
руками.
     - ‘лушай, - повторЯла €сидора, - может ли не быть  истиной  голос,  что
так проникновенно звучит в ночи? “вы! …сли нет правды в религии, то, значит,
ее вообще нет на земле! ‘трасть и та превращаетсЯ в обман чувств,  если  она
не освЯщена мыслью о боге и о грЯдущем. Ѓесплодие и сухость сердца,  которые
не дают взрастить в нем  веру,  не  могут  не  быть  враждебны  нежности,  и
великодушию. _“ того, у кого нет бога, должно быть, нет и сердца_! Ћ любимый
мой, неужели,  когда  ты  придешь  склонитьсЯ  над  моей  могилой,  тебе  не
захочетсЯ, чтобы последний мой сон смЯгчали  такие  вот  звуки;  неужели  не
захочетсЯ, чтобы и тебе самому они несли умиротворение и покой?  Ћбещай  мне
хотЯ бы, что ты приведешь на могилу ко мне наше дитЯ; что ты  позволишь  ему
прочесть надпись, где будет сказано, что Я умерла во •ристе и в  надежде  на
бессмертие. ‘лезы его  со  всей  силою  убедЯт  тебЯ  не  отказывать  ему  в
утешении, которое в часы страданий мне дала вера, и - в  надеждах,  которыми
она озарит мой смертный час. Ћбещай мне хотЯ бы, что  ты  позволишь  ребенку
моему пойти ко мне на могилу, - хотЯ бы это. Ќе мешай развитьсЯ в нем  этому
чувству,  не  сбивай  его  своей  иронией,   или   легкомыслием,   или   тем
красноречием, что сверкает у тебЯ на устах, - и не длЯ того,  чтобы  пролить
свет, а длЯ того, чтобы опалить. ’ы не будешь плакать,  но  будешь  молчать,
пусть небеса и природа его сами сделают все  что  надо.  ѓолос  божий  будет
говорить его сердцу, а душа моЯ, даже если она будет в раю, задрожит, увидев
эту борьбу, и даже там, на небесах, испытает еще одну радость,  увидав,  что
силы добра одержали победу. ’ак обещай же мне это,  поклЯнись!  -  вскричала
она, простираЯ руки в мольбе.
     - ’вой ребенок будет христианином! - сказал Њельмот.


                                 ѓлава XXXV

                                                      ...‘жальсЯ, ѓримбальд!
                                          џ соблазню отшельников в их кельЯх
                                          € девственниц - в их снах.
                                                   „райден. Љороль Ђртур {1}

     Љак это ни странно, но можно считать вполне установленным, что женщины,
которым приходитсЯ скрывать свою беременность  и  которые  вынуждены  бывают
претерпевать все свЯзанные  с  этим  трудности  и  неудобства,  часто  лучше
переносЯт ее, чем те, которых в этом положении опекает нежнаЯ  и  заботливаЯ
семьЯ. Ћчевидно и то, что и сами роды, происходЯщие втайне,  когда  на  свет
поЯвлЯетсЯ  незаконный  ребенок,  оказываютсЯ  менее  опасными  и   приносЯт
роженице меньше страданий, чем те, когда  на  помощь  приходит  и  врачебное
искусство, и любовь. Џо-видимому, именно так было и  с  €сидорой.  ‡амкнутый
образ жизни семьи, характер матери, котораЯ была недостаточно проницательна,
чтобы что-нибудь заподозрить, но  в  то  же  времЯ  совершенно  неутомима  в
преследовании определившейсЯ уже цели, что проистекало от стремлениЯ  чем-то
себЯ занЯть, вполне естественного длЯ ее праздной натуры, и к  тому  же  еще
особенности тогдашней моды - огромные  фижмы,  которые  совершенно  скрывали
очертаниЯ  тела  женщины,  -  все  эти  обстоЯтельства  давали   возможность
сохранить тайну €сидоры, во всЯком случае до наступлениЯ критического  часа.
‹егко можно было себе представить, сколько было тайных приготовлений к  нему
по мере того, как час  этот  приближалсЯ,  сколько  тревоги;  удалось  найти
нЯньку,  котораЯ  набралась  важности  и  кичилась  оказанным  ей  доверием,
преданную служанку и надежную повивальную  бабку;  на  все  это  нужны  были
деньги, и Њельмот щедро снабдил ими €сидору; обстоЯтельство  это,  вероЯтно,
немало бы ее удивило, ибо ЯвлЯлсЯ он к ней всегда  очень  скромно  и  просто
одетый, и эта щедрость его обратила бы на  себЯ  внимание,  если  бы  в  эти
тревожные дни она вообще могла думать о чем-нибудь  еще,  кроме  приближениЯ
_рокового часа_.

     ‚ечером накануне  того  днЯ,  когда  ожидалось  это  страшное  длЯ  нее
событие, Њельмот был с ней необычайно нежен; он молчал, но часто смотрел  на
нее, и в глазах его были тревога и любовь: казалось, он порывалсЯ ей  что-то
сказать, но только никак не мог решитьсЯ.  €сидора,  котораЯ  хорошо  знала,
сколь много человек способен передать другому глазами, ибо чаще всего ими-то
и говорит сердце, попросила  его  разъЯснить  ей,  _чт_о_  означают  эти  ею
взглЯды_.
     - Ћтец твой возвращаетсЯ, - неохотно ответил Њельмот, - он будет  здесь
через несколько дней, а может быть,  даже  через  несколько  часов.  €сидора
выслушала его; известие это привело ее в ужас.
     - Њой отец! - вскричала она. - џ же никогда его не  видела.  Ћ,  как  Я
встречу его теперь! Ђ моЯ мать этого не знает? Љак это она могла не  сказать
мне об этом?
     - ‘ейчас она еще не знает, но будет знать очень скоро.
     - Ђ откуда же ты  мог  об  этом  проведать,  если  даже  ей  ничего  не
известно?
     Љакое-то времЯ Њельмот молчал; лицо его сразу переменилось и  сделалось
напрЯженным и мрачным.
     - Ќикогда больше менЯ об этом не спрашивай, - проговорил он медленно  и
сурово, - известие, которое Я  могу  тебе  сообщить  должно  быть  длЯ  тебЯ
гораздо важнее, чем те средства,  какими  Я  его  получил;  тебе  достаточно
знать, что Я тебЯ не обманываю.
     - Џрости менЯ, милый, - сказала €сидора, - может статьсЯ, что обидела Я
тебЯ последний раз; так неужели же ты сейчас  не  простишь  мне  _последнюю_
обиду?
     Њельмот был,  должно  быть,  настолько  поглощен  своими  мыслЯми,  что
оставил без ответа даже ее слезы. Џосле нескольких минут  мрачного  молчаниЯ
он наконец сказал:
     - ‚месте с отцом твоим прибывает жених, с которым  тебЯ  уже  обручили;
отец Њонтильи умер; все приготовлениЯ к твоей свадьбе уже  закончены;  жених
твой приезжает, чтобы сыграть свою свадьбу  с  чужою  женой;  вместе  с  ним
приезжает твой вспыльчивый точно порох  брат:  он  ездил  встретить  отца  и
будущего зЯтЯ. Џо случаю твоей свадьбы в доме будет большое  торжество;  ты,
может быть, прослышишь, что на празднестве этом поЯвилсЯ странный гость, - Я
там буду.
     €сидора оцепенела от ужаса. - ’оржество! - повторила она, - свадьба! Ќо
ведь Я твоЯ жена и вот-вот стану матерью!

                                * * * * * *

     ‚ эту минуту раздалсЯ топот копыт; слышно было, как множество всадников
приближаетсЯ к дому, как слуги бегут  встретить  их  и  помочь  им  сойти  с
лошадей, и Њельмот, поднЯв руку не длЯ прощаньЯ, а, как показалось  €сидоре,
с угрозой, мгновенно исчез; а через час €сидора опускалась уже на  колени  и
кланЯлась отцу, которого не видела  ни  разу  в  жизни,  позволила  Њонтилье
приветствовать себЯ и принЯла поцелуй брата, который едва прикоснулсЯ к ней,
раздраженный ее холодным обращением и замеченной в ней переменой, когда  она
вышла ему навстречу.

                                * * * * * *

     ‘емейное свидание это происходило так, как то было принЯто в те времена
в  €спании.  ЂльЯга  поцеловал  холодную  руку   своей   постаревшей   жены;
многочисленные слуги дома выразили надлежащую радость по случаю  возвращениЯ
своего господина; отец €осиф напустил на себЯ еще более важный вид и громче,
нежели обычно, потребовал, чтобы подали обед. ЊонтильЯ, будущий муж, человек
хладнокровный и спокойный, относилсЯ ко всему безучастно.
     ‚се было приглушено наступившим спокойствием,  недолгим  и  ненадежным.
€сидора, котораЯ так боЯлась приближавшейсЯ опасности, почувствовала  вдруг,
что страхи ее улеглись. „олжно быть, час этот был не так еще близок, как она
думала, и она сумела найти в себе  достаточно  выдержки,  чтобы  выслушивать
ежедневные  разговоры  о  своей  приближающейсЯ  свадьбе,  меж  тем  как  ее
доверенные слуги то и дело смущали ее своими намеками на  то,  что  событие,
которого они  ожидают,  произойдет  очень  скоро.  €сидора  мужественно  все
выслушала, почувствовала, перенесла: торжественные,  степенные  поздравлениЯ
отца и матери, самодовольные ухаживаниЯ Њонтильи, вполне уверенного в  своей
невесте и в ее приданом; угрюмую  уступчивость  брата,  который  не  мог  не
согласитьсЯ на этот брак, однако непрестанно намекал на то, что  его  сестра
могла составить более удачную партию. ‚се это проплывало перед  ней  как  во
сне; настоЯщаЯ жизнь ее шла, должно быть, только в глубинах души.  "…сли  бы
мне пришлось стоЯть перед алтарем, - думала она, - и моЯ рука была бы в руке
Њонтильи,  Њельмот  все  равно  бы  менЯ  от  него  избавил".  ќта  страшнаЯ
уверенность  глубоко  в  ней  укоренилась;  образ,  исполненный  чудовищной,
сверхъестественной силы, вставал перед нею всЯкий раз, когда  она  думала  о
Њельмоте, и застилал собою все остальное; и образ  этот,  который  в  первую
пору их любви причинил ей столько  страха  и  тревоги,  теперь  сделалсЯ  ее
единственною опорой в часы невыразимого страданиЯ; так те несчастные женщины
восточных сказок, чьЯ красота возбудила ужасную страсть некоего злого  духа,
в час свадьбы ждут, что этот соблазнивший их дух вырвет из объЯтий сраженных
горем родителей и растерЯвшегосЯ жениха жертву, которую он приберег длЯ себЯ
и чьЯ  беззаветнаЯ  преданность  ему  служит  оправданием  богопротивного  и
противоестественного их  союза  {1*  ‘мотри  прелестную  сказку  об  Ђвгите,
принцессе …гипетской, и колдуне Њограбе