 в Ђрабских сказках {2}.}.

                                * * * * * *

     ‘ердце ЂльЯги ширилось, когда он предвкушал, что его  заманчивые  планы
скоро осуществЯтсЯ, а вместе с сердцем щедро открывалсЯ и  кошелек,  который
был извечным его пристанищем,  и  владелец  его  решил  устроить  по  случаю
бракосочетаниЯ своей дочери великолепнейший праздник. €сидора  помнила,  как
Њельмот предсказал ей, что наступит этот роковой день, и его  слова  "џ  там
буду" среди того ужаса, который ее охватил, на какое-то  времЯ  принесли  ей
успокоение. Ћднако по мере того, как приготовлениЯ к свадьбе  совершались  у
нее на глазах - ас ней то и дело советовались о  том,  как  лучше  убрать  и
украсить комнаты, - она терЯла  присутствие  духа;  она  бормотала  в  ответ
что-то совсем невнЯтное, а в остекленевших глазах ее был ужас.
     ‚ечером этого днЯ должен был состоЯтьсЯ  костюмированный  бал.  €сидора
подумала,  что,  может  быть,  Њельмот  воспользуетсЯ  этим  случаем,  чтобы
устроить ее побег; она ждала, что услышит от него  какой-то  намек,  что  он
подаст ей надежду, что он шепнет ей, что бал этот  облегчит  ей  возможность
вырватьсЯ из сетей смерти, которые, казалось, опутывали ее со  всех  сторон.
‡а все времЯ он не проронил об этом ни слова,  и  наступавшаЯ  было  твердаЯ
уверенность, что она может на  него  положитьсЯ,  оказывалась  через  минуту
потрЯсенной в своих основах зловещим его молчанием.
     ‚ одну из таких минут, которые  становились  длЯ  нее  нестерпимыми  от
убежденности, что роковой час уже близок, она взмолилась:
     - “вези менЯ... увези менЯ из этого  дома!  †изнь  моЯ  уже  ничего  не
стоит; это дыхание, от которого скоро не  останетсЯ  и  следа;  но  рассудку
моему каждую минуту грозит опасность! џ не  в  силах  вынести  всех  ужасов,
какие выпали на мою долю! ‘егоднЯ  менЯ  целый  день  водили  из  комнаты  в
комнату и заставлЯли смотреть, как  их  украшают  ко  дню  моей  свадьбы!  Ћ
Њельмот, если ты уже больше не любишь менЯ, то по крайней мере будь  ко  мне
милосерд! ‘паси менЯ от этого ужаса, которому нет  названиЯ!  …сли  тебе  не
жаль менЯ, то пожалей твоего ребенка! џ не отрывала от тебЯ глаз,  Я  ловила
каждое твое слово, ища в нем проблеск надежды, и у тебЯ не нашлось длЯ  менЯ
ни единого звука, ни один твой взглЯд не принес мне этой надежды! џ схожу  с
ума! Ќичто не может теперь менЯ взволновать; ничто, кроме неизбежных и  _уже
наступивших_ длЯ  менЯ  ужасов  завтрашнего  днЯ.  ’ы  говорил,  что  можешь
подходить к стенам этого дома, беспрепЯтственно проникать внутрь, не  вызвав
ни в ком подозрений и не боЯсь, что тебЯ обнаружат; ты хвалилсЯ, что  умеешь
окружить себЯ облаком непроницаемой тайны. ’ак теперь,  когда  мне  уже  нет
исхода и часы мои сочтены, окутай менЯ ее страшным покровом, чтобы  Я  могла
бежать, пусть потом он даже обернетсЯ длЯ менЯ саваном! ‚спомни только,  как
ужасна была ночь нашей свадьбы! џ шла за тобою в страхе, но Я  тебе  верила;
от одного твоего прикосновениЯ раздвигались все земные преграды, ты вел менЯ
неведомым мне путем, но Я шла за тобой! Ћ, если  ты  действительно  владеешь
этой  таинственной  и  непостижимою  силой,  о  которой  Я  не   смею   тебЯ
расспрашивать и в которую не могу поверить сама, Яви  ее  ради  менЯ  в  эту
ужасную минуту... помоги мне бежать; мне не выжить, и хоть Я и чувствую, что
жить мне осталось слишком мало, чтобы Я успела поблагодарить тебЯ  потом  за
все сама, с тобой останетсЯ тот, кто без слов, одной улыбкой напомнит тебе о
слезах, которые Я проливаю теперь; и если проливала Я их напрасно, то улыбка
его, когда он будет играть с цветами на могиле  у  матери,  будет  длЯ  тебЯ
горьким упреком!
     Њельмот слушал ее с напрЯженным вниманием и не проронил ни слова.
     - €так, ты отдаешьсЯ мне целиком? - спросил он.
     - Ђ разве Я уже не поступилась длЯ тебЯ всем?
     - ‚опрос не есть ответ. ’ак, значит, ты согласна порвать все, что  тебЯ
свЯзывает с другими, отказатьсЯ от всех надежд, положитьсЯ целиком  на  менЯ
одного, чтобы Я вызволил тебЯ из  того  безысходного  ужаса,  в  котором  ты
очутилась?
     - „а, согласна; Я полагаюсь на тебЯ!
     - Ђ ты обещаешь, что, если Я окажу тебе эту услугу, если Я пущу  в  ход
ту силу, на которую ты говоришь, что Я намекал, ты станешь _моей_?
     - _’воей_! Ђ разве Я уже не стала твоей?
     -  ‡начит,  ты  соглашаешьсЯ  _мне_  во  всем  подчинитьсЯ?   ’ы   сама
добровольно вверЯешь себЯ той силе, которою Я могу тебЯ защитить? ’ы  хочешь
сама, чтобы Я употребил  эту  силу,  чтобы  дать  тебе  возможность  бежать?
ѓовори, верно ли Я толкую сейчас твои чувства? џ не могу привести в действие
те силы, которые ты приписываешь мне, если ты сама не захочешь, чтобы Я  это
сделал. џ был терпелив; Я ждал, когда менЯ  призовут  к  делу.  €  вот  менЯ
призвали. ‹учше бы этого никогда  не  случилось!  -  выражение  жесточайшего
страданиЯ искривило его суровые черты. - Ќо ты еще можешь взЯть обратно свое
решение.
     - € тогда ты не спасешь менЯ от позора и опасности?  ‚от,  оказываетсЯ,
какова твоЯ любовь, какова та  сила,  которой  ты  кичишьсЯ?  -  воскликнула
€сидора, которую промедление это сводило с ума.
     - …сли Я молю тебЯ не спешить, если сам Я сейчас колеблюсь  и  трепещу,
то все это длЯ того, чтобы дать тебе времЯ... и твой добрый  ангел  мог  еще
шепнуть тебе спасительные слова.
     - ‘паси менЯ, и этим ангелом будешь ты! - вскричала  €сидора,  падаЯ  к
его ногам.
     “слыхав эти слова, Њельмот весь  затрЯссЯ.  Ћн,  однако,  поднЯл  ее  и
успокоил, обещав, что спасет ее, хотЯ голос его скорее возвещал отчаЯние,  а
потом, отвернувшись от нее, разразилсЯ страстным монологом.
     - Ѓессмертные небеса, что же есть человек? Ќеведение делает  его  самым
слабым из живых тварей, но у тех есть инстинкт! ‹юди - все равно что  птицы,
когда ты, кого Я не дерзаю назвать отцом, берешь их  в  руку:  они  пищат  и
трепещут, хоть ты и касаешьсЯ их с  нежностью  и  хочешь  только  возвратить
беглЯнку обратно в клетку; а из страха перед светом, который слепит их,  они
кидаютсЯ в расставленные у них перед глазами сети  и  попадают  в  плен,  из
которого им уже не уйти!
     ЏроизносЯ эти слова, он быстрыми шагами ходил  по  комнате  и  нечаЯнно
наткнулсЯ на кресло, на котором было разложено сверкающее своим великолепием
платье.
     - —то это такое? - вскричал он, - что это за дурацкаЯ  мишура,  что  за
нелепейший маскарад?
     - ќто платье, которое Я должна буду надеть на  празднестве,  что  будет
сегоднЯ вечером, - ответила €сидора, - служанки уже идут; Я слышу шаги их за
дверью. Ћ, как будет у менЯ битьсЯ сердце, когда Я  надену  этот  сверкающий
нарЯд! Ќо ты не оставишь менЯ? - спросила  она,  едва  переводЯ  дыхание  от
охватившей ее тревоги.
     - Ќе бойсЯ, - торжественно заверил ее Њельмот,  -  ты  просила  у  менЯ
помощи, и ты ее получишь. Џусть же сердце твое не трепещет ни  тогда,  когда
тебе придетсЯ снимать это платье, ни теперь,  когда  ты  должна  будешь  его
надеть!
     —ас  торжества  приближалсЯ,  и  начали  съезжатьсЯ   гости.   €сидора,
разодетаЯ в причудливый сказочный нарЯд  и  радуЯсь  тому,  что  под  маской
скрылись и бледность ее и грусть, смешалась  с  веселЯщеюсЯ  толпой.  ЏройдЯ
один тур с Њонтильей, она больше не стала танцевать и отговорилась тем,  что
должна помочь матери принимать и развлекать гостей.
     Џосле роскошного ужина танцы возобновились в огромном зале, и €сидора с
бьющимсЯ сердцем пошла туда вместе со всей компанией. Њельмот обещал  прийти
ровно в полночь, а на часах, что висели над дверЯми зала, было без  четверти
двенадцать. ‘трелки их поднимались все выше; наконец обе  они  сравнЯлись  -
часы пробили двенадцать раз! Ќе отрывавшаЯ от  них  глаз  €сидора  теперь  в
отчаЯнии стала  глЯдеть  куда-то  в  сторону.  ‚  это  мгновение  она  вдруг
почувствовала,  как  кто-то  тихо  коснулсЯ  ее  руки,  и  одна  из   масок,
наклонившись к ней, прошептала:
     - џ здесь! - и в ту же минуту маска подала ей знак, которым по  условию
они должны были обменЯтьсЯ с Њельмотом.
     Ќе в силах промолвить ни слова, €сидора могла только ответить  ему  тем
же знаком.
     - Џоторопись, - прошептал  он.  -  ‚се  приготовлено,  чтобы  ты  могла
бежать, нельзЯ терЯть ни минуты; сейчас Я ненадолго  уйду,  через  несколько
минут жди менЯ в западной галерее; там сейчас  темно,  слуги  забыли  зажечь
огни; уходи незаметно и побыстрее!
     Ћн тут же исчез; через несколько минут €сидора последовала за ним. •отЯ
в галерее и было  темно,  тусклые  отблески,  падавшие  туда  из  сверкавших
ослепительным светом зал, озарили выросшую перед ней фигуру Њельмота. Ќичего
не говорЯ, он взЯл ее под руку и стал стремительно увлекать за собой.
     - ‘той, негодЯй, стой! - раздалсЯ голос ее брата,  который  спрыгнул  в
эту минуту с балкона, а следом за ним - ЊонтильЯ. - Људа это ты  тащишь  мою
сестру? Ђ ты, негодница, куда ты собралась бежать и с кем?
     Њельмот пыталсЯ проскочить мимо него, поддерживаЯ одной рукой €сидору и
протЯнув другую, чтобы не дать ему подойти к ним, но ”ернан обнажил шпагу  и
преградил им путь, призываЯ меж тем Њонтилью поднЯть на ноги слуг и  вырвать
€сидору из рук похитителЯ.
     - Џрочь от менЯ, глупец, прочь! - вскричал Њельмот.  -  Ќе  кидайсЯ  на
верную смерть! Њне не нужна твоЯ жизнь, довольно с менЯ  и  одной  жертвы  в
этом доме, прочь с дороги, не то ты погиб!
     - ’ы еще должен это  доказать,  хвастун!  -  воскликнул  ”ернан,  делаЯ
отчаЯнный выпад, который  Њельмот  отстранил,  однако,  спокойным  движением
руки. - Ћбнажай шпагу, трус! - вскричал взбешенный ”ернан. - ‚торой мой удар
будет половчее!
     Њельмот не спеша вытащил из ножен шпагу.
     - Њальчишка! - зловещим голосом сказал он, -  стоит  мне  направить  на
тебЯ этот клинок, и минуты твои сочтены! Ѓудь разумен и дай нам пройти.
     ‚место ответа ”ернан Яростно на него напал; шпаги их скрестились.
     “частники шумного празднества услыхали  теперь  крики  €сидоры;  толпою
кинулись они в сад; следом за ними бежали слуги, сорвав со  стен  украшавшие
их по случаю злосчастного празднества факелы, и  на  аллее,  где  происходил
поединок, сделалось светло как днем; вокруг собралась большаЯ толпа.
     - ђазнимите их, разнимите их, спасите! - закричала €сидора,  кидаЯсь  к
ногам отца и матери, которые вместе со всеми остальными, оцепенев от  ужаса,
взирали на эту сцену. - ‘пасите моего брата! ‘пасите моего мужа!
     ‘лова эти открыли донье Љларе всю  страшную  правду,  и,  успев  только
бросить на испуганного свЯщенника  понимающий  взглЯд,  она  сразу  лишилась
чувств. Џоединок длилсЯ недолго,  ибо  силы  противников  были  неравны;  за
несколько мгновений Њельмот дважды пронзил ”ернана шпагой; тот упал к  ногам
€сидоры и тут же испустил дух!
     Ќа несколько минут все застыли в ужасе; наконец крик: "„ержите  убийцу"
вырвалсЯ из всех уст, и толпа окружила Њельмота. Ћн  даже  не  пыталсЯ  себЯ
защитить. ЋтойдЯ на несколько шагов  и  вложив  шпагу  в  ножны,  он  только
отстранил их рукой. € от одного этого движениЯ, которое, казалось, возвещало
превосходство внутренней силы над силой физической, каждый из присутствующих
почувствовал себЯ словно пригвожденным к месту.
     ‘вет факелов, которые дрожавшие от страха слуги  приблизили,  чтобы  на
него взглЯнуть, Ярко озарил его лицо, и среди  толпы  раздались  потрЯсенные
голоса: "Њ…‹њЊЋ’ ‘Љ€’Ђ‹…–!".
     - „а, это он! ќто он! - сказал несчастный,  -  и  кто  из  вас  посмеет
теперь не пустить менЯ,  и  кто  пойдет  следом  за  мной?  џ  не  собираюсь
причинЯть вам никакого вреда, но задержать вам менЯ не удастсЯ. …сли бы этот
глупец, что лежит сейчас бездыханный, внЯл моим словам,  вместо  того  чтобы
дожидатьсЯ удара шпаги, в сердце моем трепетала бы единственнаЯ человеческаЯ
струна; в эту ночь она порвалась и - навеки! Ќикогда больше Я не соблазню ни
одной женщины! ђади чего будет вихрь, способный сотрЯсать  горы  и  дыханием
своим сокрушать  города,  опускатьсЯ  на  землю  и  обрывать  лепестки  едва
распустившейсЯ розы?
     ‚зглЯд его упал на €сидору, котораЯ лежала у  его  ног  рЯдом  с  телом
”ернана; на какой-то миг он склонилсЯ над ней, и она  словно  встрепенулась;
он наклонилсЯ еще ниже и  прошептал  так,  что  никто,  кроме  нее,  не  мог
расслышать его слов:
     - €сидора, бежим; сейчас самое времЯ, руки  у  всех  скованы,  мысли  -
недвижны! €сидора, встань и бежим,  это  твое  спасение,  воспользуйсЯ  этой
минутой!
     €сидора узнала его голос, но не узнала его  самого;  на  мгновение  она
приподнЯлась, посмотрела на Њельмота, бросила взглЯд на залитую кровью грудь
”ернана и, упав прЯмо на нее, окрасилась сама этой кровью.
     Њельмот поднЯл голову; он заметил пробежавшую кое-где по лицам  вражду;
он бросил на них мгновенный зловещий взглЯд; мужчины стоЯли, схватившись  за
шпаги, но бессильные  вытащить  их  из  ножен,  и  даже  перепуганные  слуги
дрожащими руками держали факелы так, словно  он  заставил  светить  их  себе
одному. € он невредимый прошел среди всех к тому месту, где возле тел сына и
дочери стоЯл оцепеневший от ужаса ЂльЯга.
     - †алкий старик! - воскликнул он.
     Ќесчастный  отец  смотрел  на  него  широко  открытыми,   остекленелыми
глазами, силЯсь разглЯдеть, кто же с ним говорит, и в конце концов хоть и  с
трудом, но  узнал  в  нем  незнакомца,  с  которым  он  при  таких  страшных
обстоЯтельствах повстречалсЯ несколько месЯцев назад.
     -  †алкий  старик!  ’ебЯ  ведь  предупреждали,  но  ты  пренебрег  этим
предупреждением; Я заклинал тебЯ спасти свою дочь;  Я  лучше  _знал_,  какаЯ
опасность ей грозит; ты вместо этого спасал свое  золото;  так  посчитай  же
сейчас, что дороже, - горстка праха, которой  ты  завладел,  или  сокровище,
которое ты теперь потерЯл! _џ встал между собой и  ею_;  Я  предупреждал;  Я
грозил; просить - не в моей натуре. †алкий старик, смотри, к  чему  все  это
привело!
     ‘казав это, он не спеша повернулсЯ, собираЯсь уйти.
     Љогда он уходил, его провожал  какой-то  невольно  вырвавшийсЯ  у  всех
звук, похожий не то на шипение, не то на стон, настолько существо  это  было
всем и отвратительно, и страшно, а свЯщенник с достоинством, которое скорее,
впрочем, соответствовало его сану, нежели характеру, воскликнул:
     - €зыди, окаЯнный, и не смущай нас; изыди с  проклЯтьЯми  и  длЯ  того,
чтобы проклинать.
     - џ иду с победой и длЯ того, чтобы  побеждать,  -  ответил  Њельмот  с
неистовой Яростью и торжеством. - Ќесчастные! ‚аши пороки,  ваши  страсти  и
ваша слабость делают вас моими жертвами. Ћбращайте упреки свои не ко мне,  а
к себе самим. ‚се вы  бываете  героЯми,  когда  идете  на  преступлениЯ,  но
становитесь трусами, когда вас постигает отчаЯние; вы готовы валЯтьсЯ у менЯ
в ногах, оттого, что в эту минуту Я могу быть среди вас и остатьсЯ  целым  и
невредимым. Ќет сердца, которое не проклинало бы менЯ, но нет  и  руки,  что
преградила бы мне путь!
     Љогда он медленно уходил, по толпе прокатилсЯ ропот неодолимого ужаса и
омерзениЯ. Ћн прошел, хмурЯсь и глЯдЯ на них, как  лев  -  на  свору  гончих
псов, и удалилсЯ целый и невредимый; ни один человек не  обнажил  шпаги;  ни
один даже не поднЯл руки; на челе у него была  печать,  и  те,  кто  мог  ее
разглЯдеть, понимали, что она означает; они знали, что никакаЯ  человеческаЯ
сила над ним не властна и прибегать к ней бессмысленно; те же,  кто  не  мог
это увидеть, охваченные ужасом, в слабости своей все равно  ему  покорЯлись.
‚се шпаги оставались в ножнах, когда Њельмот покинул сад.
     - „а свершитсЯ над ним волЯ божиЯ! - воскликнули все.
     - •уже длЯ него ничего быть не может, - воскликнул отец  €осиф,  -  нет
никаких сомнений, что он будет проклЯт... и это все же какое-то утешение длЯ
семьи в ее скорби.


                                ѓлава XXXVI

                          Nunc animum pietas maternaque nomina frangtmt... *
             {* ’о сокрушаЯсь душой, материнскою мучась любовью {1} (лат.).}

     Њеньше чем  через  полчаса  все  роскошные  покои  ЂльЯги  и  его  Ярко
освещенные сады замерли в безмолвии; гости все разъехались,  за  исключением
очень немногих, которые остались, одни - побуждаемые любопытством, а  другие
- участием, одни - длЯ того лишь, чтобы посмотреть на  страданиЯ  несчастных
родителей, другие - чтобы разделить их горе.  ђоскошное  убранство  сада  до
такой степени не соответствовало  душевному  состоЯнию  находившихсЯ  в  нем
людей и трагедии, котораЯ там только что разыгралась, что  только  усиливало
охватившее всех ощущение ужаса. ‘луги стоЯли неподвижно как статуи, все  еще
продолжаЯ держать в руках факелы; €сидора лежала рЯдом с окровавленным телом
брата; ее пытались увести, но она  с  такой  силой  к  нему  прижалась,  что
понадобилось применить другую силу,  чтобы  ее  от  него  оторвать;  ЂльЯга,
который за все это времЯ не произнес ни слова  и  задыхалсЯ  от  волнениЯ  и
гнева, опустилсЯ на колени и стал осыпать проклЯтиЯми свою  уже  едва  живую
дочь. „оньЯ Љлара, сохранив в эту страшную минуту женское  сердце,  потерЯла
всЯкий страх перед мужем и, став рЯдом с ним  на  колени,  схватила  его  за
руки, которые он в исступлении своем поднЯл ввысь, и пыталась  не  дать  ему
произнести страшных проклЯтий. Ћтец €осиф, по-видимому единственный из всех,
кто сохранил присутствие духа и способность мыслить  здраво,  несколько  раз
обращалсЯ к €сидоре с одним и тем же вопросом: "’ак вы замужем, и замужем за
этим чудовищем?".
     - „а, Я замужем, - ответила страдалица, поднимаЯсь над телом  брата.  -
„а, замужем, -  повторила  €сидора,  взглЯнув  на  свой  роскошный  нарЯд  и
выставлЯЯ его напоказ со странным неистовым смехом. ‚  эту  минуту  раздалсЯ
громкий стук: это стучали в калитку сада. - „а,  Я  _замужем_!  -  вскричала
€сидора, - и вот свидетель моей свадьбы!
     ‚ это времЯ соседние крестьЯне вместе со слугами дона ЂльЯги  внесли  в
сад мертвое тело, до такой степени обезображенное, что даже самые близкие не
могли бы его узнать. €сидора, однако, тут же понЯла что это не кто иной, как
их старик слуга, который так таинственно исчез в ночь ее  страшной  свадьбы.
’ело это только что обнаружили крестьЯне; оно было сброшено со скалы  и  так
покалечено падением и тленом, что нельзЯ было даже поверить, что еще недавно
это был человек. Ћпознали его только по ливрее, какую  носили  все  слуги  в
доме ЂльЯги: как она ни была разодрана, вид ее все же позволЯл  думать,  что
эти клочьЯ прикрывают собою тело несчастного старика.
     - ‚от он!  -  исступленно  вскричала  €сидора,  -  вот  свидетель  моей
злосчастной свадьбы!
     Ћтец €осиф склонилсЯ над обезображенным телом, на котором некогда  было
начертано природой: "‘е  человек",  надпись,  которую  теперь  уже  было  бы
немыслимо разобрать, и, потрЯсенный тем, что увидел, не мог не вскрикнуть:
     - Ќо ведь он же безгласен!
     Љогда  несчастную  €сидору  оттащили  наконец  от   тела   брата,   она
почувствовала, что у нее начинаютсЯ родовые схватки, и воскликнула:
     - ‚ы увидите сейчас и живого свидетелЯ, если только дадите ему жить!
     ‘лова ее  вскоре  подтвердились;  ее  перенесли  к  ней  в  комнату,  и
несколько часов спустЯ, почти без всЯкой помощи и не пробудив  в  окружающих
ни малейшего участиЯ, она родила дочь.
     ‘обытие это вызвало в  родителЯх  ее  чувства  и  нелепые  и  страшные.
ЂльЯга, которого гибель сына повергла в глубокое оцепенение, вышел из него и
изрек:
     - †ену колдуна и  их  проклЯтого  отпрыска  надлежит  передать  в  руки
милосердного и свЯтого судилища €нквизиции!
     Џотом он пробормотал какие-то слова касательно того, что имущество  его
могут конфисковать, но никто не обратил на это вниманиЯ. ‘ердце доньи  Љлары
разрывалось между сочувствием к несчастной дочери и  мыслью,  что  сама  она
сделалась бабушкой отродьЯ дьЯвола, ибо у нее не было другого  названиЯ  длЯ
Њельмота ‘китальца, а отец €осиф, когда он дрожащими руками крестил ребенка,
уже приготовилсЯ к тому, что зловещий восприемник младенца  поЯвитсЯ  в  эту
минуту из-под земли, осквернит творимый им обрЯд и надругаетсЯ над всем, что
свЯто  длЯ  сердца  каждого  христианина.  Љрестины,  однако,  состоЯлись  с
единственным отступлением от правил, к которому,  впрочем,  наш  добродушный
свЯщенник отнессЯ достаточно снисходительно: живого крестного отца у ребенка
не было, самый  последний  слуга  в  доме  и  тот  в  ужасе  отказывалсЯ  от
предложениЯ сделатьсЯ восприемником ребенка, родившегосЯ от этого  страшного
брака. ЌесчастнаЯ мать слышала все эти домашние  пререканиЯ,  лежа  на  одре
болезни, и еще больше после этого полюбила отвергнутое всеми дитЯ.

                                * * * * * *

     Ќесколько часов спустЯ оцепенение, в котором пребывала семьЯ, улеглось,
во всЯком случае в отношении всего, что касалось вопросов  религии.  џвились
служители €нквизиции во всеоружии власти, какою было наделено их судилище, и
в великом волнении от известиЯ о том, что ‘киталец, которого они долгие годы
разыскивают, за последнее времЯ совершил наконец поступок, который делал его
подсудным их учреждению, ибо теперь в их  власти  единственное  человеческое
существо, с которым он свЯзал свое одинокое бытие.
     - ‚се, что в  нем  есть  человеческого,  -  теперь  в  наших  руках,  -
промолвил главный  инквизитор,  основываЯ  свои  слова  больше  на  истинах,
вычитанных из книг, нежели на собственных  чувствах,  -  и  если  он  сможет
порвать эти узы,  то  это  будет  означать,  что  он  действительно  владеет
сверхчеловеческой силой. “ него теперь есть и жена и ребенок, и если  в  нем
самом найдетсЯ хоть крупица  человеческих  чувств,  если  сердце  его  может
привЯзатьсЯ к смертной женщине, мы обовьем эти корни и вместе с ними вытащим
и его самого.

                                * * * * * *

     Џрошло несколько недель, прежде чем €сидора могла окончательно прийти в
себЯ. Љогда она опомнилась, она увидела, что находитсЯ в  тюрьме;  ложем  ей
был соломенный тюфЯк; в камере ничего не было, кроме черепа и распЯтиЯ.  ‹уч
света с трудом пробивалсЯ туда сквозь узкое, заделанное  решеткой  окно,  но
усилиЯ его были напрасны:  бросив  взглЯд  на  убогие  стены,  он  стремилсЯ
поскорее их покинуть. €сидора осмотрелась кругом: в камере  было  достаточно
светло длЯ того, чтобы она могла разглЯдеть своего ребенка; она прижала  его
к груди, к которой он все это времЯ слепо тЯнулсЯ и котораЯ его кормила, и -
заплакала от радости. "Ћна моЯ, - шептала она, рыдаЯ, - и только моЯ! Ћтца у
нее нет; он где-то на другом конце земли; он покинул менЯ, но Я не одна, раз
со мною ты!".
     …е надолго оставили в полном уединении: никто не приходил к ней,  никто
ее не тревожил. “ тех, в чьи руки она попала, были веские основаниЯ к  тому,
чтобы вести себЯ с ней именно так. Ћни  хотели,  чтобы  к  началу  следствиЯ
рассудок полностью к ней вернулсЯ; в их  намерениЯ  входило  также  дать  ей
времЯ  глубоко  привЯзатьсЯ  к  невинному  существу,  которое  разделило  ее
одиночество, дабы сделать это чувство орудием в своих руках и с помощью него
раскрыть таинственные обстоЯтельства, относЯщиесЯ к Њельмоту, которые до сих
пор €нквизициЯ была  не  в  силах  проведать,  ибо  он  всЯкий  раз  от  нее
ускользал. ‚се полученные ими сведениЯ сходились на том, что Њельмот никогда
не пыталсЯ соблазнить женщину и не вверЯл ни одной  женщине  страшную  тайну
своего предназначениЯ {1* ќто дает основание предполагать, что они ничего не
знали об  истории  ќлинор  Њортимер.};  и  кто-то  слышал,  как  инквизиторы
говорили друг другу: "Ќу если уж „алила попала к нам в руки {2}, то  недалек
тот час, когда мы доберемсЯ и до ‘амсона".
     ‚ечером накануне допроса (а о том, что он будет, она ничего  не  знала)
€сидора увидела, как дверь в ее камеру  отворилась  и  на  пороге  поЯвилась
фигура, которую, несмотрЯ на окружавшую ее темноту, она тут же узнала -  это
был отец €осиф. Џосле того как оба они  долгое  времЯ  молчали,  потрЯсенные
тем, что случилось, €сидора молча  же  преклонила  колена,  чтобы  свЯщенник
благословил ее, что тот и сделал с прочувствованной торжественностью,  после
чего наш добрый монах, который, хоть и питал склонность ко всему  земному  и
плотскому, все же ни с какой стороны не был в силу этого привержен  дьЯволу,
возвысил голос и горько заплакал.
     €сидора молчала, но молчание  это  проистекало  отнюдь  не  от  унылого
безразличиЯ ко всему и не от закоренелой нераскаЯнности. Ћтец €осиф  сел  на
край тюфЯка на некотором расстоЯнии от узницы, котораЯ тоже  теперь  сидела,
склонившись над ребенком; по щекам ее тихо катились холодные слезы.
     - „очь моЯ, - сказал свЯщенник, наконец овладев  собой,  -  разрешением
посетить тебЯ здесь Я обЯзан снисходительности ‘вЯтой €нквизиции.
     - џ очень за это им признательна,  -  ответила  €сидора;  слезы  ручьем
хлынули у нее из глаз, и ей от этого сделалось легче.
     - Њне позволено также предупредить тебЯ, что  допрашивать  тебЯ  начнут
завтра, чтобы ты могла приготовитьсЯ к этому допросу и, если что-нибудь...
     - „опрашивать! - удивленно воскликнула €сидора, не  выказываЯ,  однако,
никакого страха, - о чем же менЯ будут допрашивать?
     - Ћ твоем непостижимом союзе с существом обреченным и проклЯтым. - „очь
моЯ, - добавил он, задыхаЯсь от  ужаса,  -  значит,  ты  действительно  жена
этого... этого... этого существа, от одного имени  которого  менЯ  мороз  по
коже пробирает и волосы на голове становЯтсЯ дыбом?
     - „а, Я его жена.
     - Љто же все-таки были  свидетели  вашего  бракосочетаниЯ  и  чьЯ  рука
дерзнула соединить тебЯ с ним этим нечестивым и противоестественным союзом?
     - ‘видетелей у нас не было: венчались мы в темноте. џ никого не видела,
но Я как будто слышала какие-то слова и отчетливо ощутила, как  чьЯ-то  рука
взЯла мою руку и вложила ее в руку Њельмота:  она  была  холодна,  как  рука
мертвеца.
     - Ћ, как это все запутанно и страшно! - воскликнул свЯщенник, побледнев
и осенЯЯ себЯ крестным знамением; в движениЯх его был непритворный ужас;  он
склонил голову и застыл, не в силах вымолвить ни слова.
     - ‘вЯтой отец, - сказала наконец  €сидора,  -  вы  должно  быть,  знали
отшельника, того, что жил возле  развалин  монастырЯ  неподалеку  от  нашего
дома; он же был и  свЯщенником.  ќто  был  человек  праведной  жизни,  он  и
обвенчал нас! - в голосе ее послышалась дрожь.
     - ЌесчастнаЯ жертва! - простонал свЯщенник, не поднимаЯ головы,  -  что
ты такое говоришь! „а ведь  все  знают,  что  праведник  этот  умер  в  ночь
накануне той, когда была твоЯ ужаснаЯ свадьба.
     Џоследовало снова тЯгостное и жуткое молчание;  наконец  свЯщенник  его
нарушил:
     - Ќесчастное существо, - сказал он спокойным и торжественным голосом, -
мне позволено перед тем, как ты пойдешь  на  допрос,  поддержать  твой  дух,
исповедовав тебЯ и причастив. Њолю тебЯ, очисти душу твою от бремени греха и
откройсЯ мне. ’ы согласна?
     - ‘огласна, свЯтой отец.
     - Ђ ты будешь отвечать мне так, как ответила бы перед судом божиим?
     - „а, буду отвечать так, как перед судом божиим.
     € она опустилась перед ним на колени, так, как положено на исповеди.

                                * * * * * *

     - € ты открыла теперь все, что смущало твою душу?
     - ‚се, отец мой.
     ‘вЯщенник довольно долго  сидел  в  задумчивости.  Џотом  он  задал  ей
несколько вопросов относительно Њельмота, на  которые  она  никак  не  могла
ответить.  ‚опросы  эти  вызваны  были  по  преимуществу  рассказами  о  его
сверхъестественной силе и о трепете, который он сеЯл вокруг себЯ всюду,  где
бы ни находилсЯ.
     - Ћтец мой, - спросила €сидора прерывающимсЯ голосом,  едва  только  он
замолчал, - отец  мой,  можете  ли  вы  мне  что-нибудь  рассказать  о  моих
несчастных родителЯх?
     ‘вЯшенник только покачал головой и не ответил ни слова.
     Џотом, правда, тронутый  ее  настойчивостью,  в  которой  было  столько
волнениЯ  и  муки,  он  с  видимой  нео"отой  сказал,  что  она  сама  может
догадатьсЯ, как повлиЯли на ее отца и мать смерть сына и заточение дочери  в
тюрьму €нквизиции, ведь оба они были не только  любЯщими  родителЯми,  но  и
ревностными католиками.
     - Ђ они живы? - спросила €сидора.
     - Ќе спрашивай менЯ больше ни о чем, дочь моЯ, - ответил свЯщенник, - и
будь уверена, что, если бы ответ мой мог принести тебе успокоение, Я  бы  не
замедлил тебе его дать.
     ‚ эту минуту в отдаленной части зданиЯ раздалсЯ колокольный звон.
     - Љолокол этот, - сказал свЯщенник, - возвещает, что допрос твой  скоро
начнетсЯ. Џрощай, и да хранит тебЯ господь!
     - Џогодите, отец мой, побудьте со мной... только минуту... одну минуту!
- взмолилась €сидора, в отчаЯнии кидаЯсь к нему  и  становЯсь  между  ним  и
дверью.
     Ћтец €осиф остановилсЯ. €сидора упала на пол и, закрыв руками лицо и не
в силах перевести дыхание от охватившей ее смертельной муки, вскричала:
     - Ћтец мой, скажите мне, ужели Я погибла ... погибла навеки?
     - „очь моЯ, - ответил свЯщенник уже сурово, - дочь  моЯ,  Я  постаралсЯ
облегчить твою участь тем утешением, которое было в моих силах тебе дать. Ќе
настаивай на большем, дабы то, что Я тебе дал ценой упорной борьбы с  собой,
не было у тебЯ отнЯто. Ѓыть может, ты находишьсЯ сейчас в таком состоЯнии, о
котором мне не позволено судить и касательно  которого  Я  не  могу  сделать
никакого вывода. „а будет господь к тебе милосерд, и  да  отнесетсЯ  к  тебе
также с милосердием ‘вЯтое судилище.
     - Ќет, не уходите, отец мой, останьтесь на  минуту...  на  одну  только
минуту! „айте мне задать вам еще один вопрос.
     €, наклонившись  над  своим  соломенным  тюфЯком,  она  взЯла  на  руки
бледного и ни в чем не повинного младенца и протЯнула его свЯщеннику.
     - Ћтец мой, скажите, разве может эта  малютка  быть  отродьем  дьЯвола?
Њожет ли быть им это существо; оно ведь улыбаетсЯ мне, улыбаетсЯ  вам  в  то
времЯ, как вы готовы обрушить на него столько проклЯтий? Ћ, ведь вы же  сами
кропили ее свЯтой водой, произносили над ней свЯтые слова. Ћтец  мой,  пусть
они разрывают менЯ своими клещами, пусть они жарЯт менЯ на  своем  огне,  но
неужели та же участь ждет и мое дитЯ, невинное дитЯ, которое  улыбаетсЯ  вам
сейчас? ‘вЯтой отец, умолЯю вас, оглЯнитесь на моего ребенка.
     € она поползла за ним на коленЯх, держа в руках несчастную девочку, чей
пискливый крик и исхудалое тельце взывали о помощи, просЯ  вызволить  ее  из
стен тюрьмы, в которой она обречена была прозЯбать с самого рождениЯ.
     Ћтца €осифа мольба эта  растрогала,  и  он  готов  был  долго  целовать
несчастное дитЯ и читать над ним молитвы,  но  колокол  зазвонил  снова,  и,
спеша уйти, он успел только воскликнуть:
     - „очь моЯ, да хранит тебЯ господь!
     - „а хранит менЯ господь, -  прошептала  €сидора,  прижимаЯ  малютку  к
груди.
     Љолокол прозвонил еще раз, и €сидора знала, что час испытаний настал.


                                ѓлава XXXVII

                                                   Ќе страшись изнеможеньЯ,
                                                   ‹ет согбенных маеты,
                                                   †гучих мук без облегченьЯ
                                                   € последней немоты.
                                                                  Њейсон {1}

     Ќа   первом   допросе   €сидоры   предусмотрительно   соблюдались    те
формальности, которыми, как известно, всегда сопровождаютсЯ  действиЯ  этого
судилища. ‚торой и  третий  были  столь  же  строгими,  обстоЯтельными  и  -
бесплодными,  и  ‘вЯтаЯ  €нквизициЯ  начала  уже  понимать,  что  ее  высшие
должностные лица  бессильны  перед  находЯщейсЯ  перед  ними  необыкновенною
узницей: соединЯЯ в себе крайнее простосердечие с  истинным  величием  души,
она признавалась во всем,  что  могло  служить  к  ее  осуждению,  однако  с
искусством, превосходившим все те изощренные  приемы,  к  которым  прибегала
€нквизициЯ, отводила все вопросы, имевшие отношение к Њельмоту.
     ‚о времЯ первого допроса судьи вскользь упомЯнули о пытке.  €сидора,  в
которой, казалось, пробудились ее свободолюбиваЯ натура и воспитанное  самой
природой  чувство  собственного  достоинства,  в  ответ  только  улыбнулась.
‡аметив совсем особое выражение ее лица, один из инквизиторов шепнул об этом
другому, и к разговору о пытке больше не возвращались.
     Џрошло немало времени, прежде чем состоЯлсЯ второй допрос,  а  потом  -
третий, однако заметно было, что с каждым разом допросы эти становились  все
менее суровыми, а отношение к узнице - все более снисходительным. ћность ее,
красота, неподдельнаЯ искренность и в поступках ее и в словах,  которые  при
этих исключительных обостоЯтельствах сказались с особою силой,  трогательный
облик ее, когда она поЯвлЯлась перед ними всЯкий раз с  ребенком  на  руках,
когда тот жалобно пищал, а ей приходилось наклонЯтьсЯ вперед, чтобы услышать
вопросы, которые ей задавали, и на них ответить, - все это не могло оставить
равнодушными даже этих людей, не привыкших поддаватьсЯ каким бы то  ни  было
впечатлениЯм,  идущим  из  внешнего  мира.  ‚  этой  прелестной  и   глубоко
несчастной женщине поразительны были  кротость  и  послушание,  раскаЯние  в
содеЯнном грехе и готовность принЯть страдание; ее мучило горе, которое  она
причинила родителЯм и ее собственное; все это не могло  не  растрогать  даже
черствые сердца инквизиторов.
     Џосле нескольких допросов, на которых от узницы им  так  и  не  удалось
ничего добитьсЯ, один  глубокий  знаток  той  анатомии,  что  умеет  искусно
расчленЯть человеческие души, шепнул инквизитору что-то по  поводу  ребенка,
которого она держала на руках.
     - Ћна не испугалась и дыбы, - был ответ.
     - ’огда испробуйте _эту дыбу_, - посоветовал говоривший.
     Џо соблюдении всех надлежащих формальностей €сидоре зачли приговор. Љак
подозреваемую в ереси, ее присуждали  к  пожизненному  заключению  в  тюрьме
€нквизиции; ребенок должен был быть у нее отнЯт  и  отдан  в  монастырь  длЯ
того, чтобы...
     Ќа этом месте чтение приговора прервалось:  несчастнаЯ  мать,  испустив
душераздирающий крик, такой, каких в  этих  стенах  не  исторгали  даже  под
пыткой, упала без чувств на пол. Љогда ее привели в себЯ,  ничто  уже  -  ни
уважение к месту, где она находилась, ни к судьЯм, ни страх перед ними -  не
могло остановить ее дикой исступленной мольбы, исполненной  такой  неистовой
силы, что длЯ нее самой выкрики эти  звучали  уже  не  как  просьбы,  а  как
приказаниЯ,  -  чтобы  последнЯЯ  часть  приговора  была  отменена:   вечное
одиночество, годы жизни, которые ей суждено провести в вечной тьме, все это,
казалось, нисколько ее не страшило и не печалило, но она  рыдала,  взываЯ  к
ним в бреду, молЯ не разлучать ее с ребенком.
     ‘удьи выслушали ее не дрогнув и в глубоком молчании. Љогда она увидела,
что  все  кончено,  она  поднЯлась  с  полу,  словно  освобождаЯсь  от   мук
перенесенного унижениЯ, и в облике ее поЯвилось даже  какое-то  достоинство,
когда спокойным и переменившимсЯ голосом она потребовала,  чтобы  у  нее  не
отнимали ребенка до следующего утра. ’еперь она настолько владела собой, что
могла уже чем-то подкрепить  свою  просьбу:  она  сказала,  что  дитЯ  может
погибнуть, если его с такой поспешностью отнимут от груди. ‘удьи согласились
исполнить эту просьбу, и она была отведена обратно в камеру.

                                * * * * * *

     ‚ремЯ истекло. Ќадзиратель, приносивший ей  еду,  ушел,  не  сказав  ни
слова; ничего не сказала и она. Ћколо полуночи дверь отперли,  и  на  пороге
поЯвилось двое людей,  одетых,  как  тюремщики.  ‘начала  они  медлили,  как
вестники возле шатра Ђхиллеса {2},  а  потом,  подобно  им,  заставили  себЯ
войти. “ людей  этих  были  мрачные  и  мертвенно-бледные  лица;  фигуры  их
выглЯдели застывшими и словно изваЯнными из камнЯ, движениЯ - механическими,
как у автоматов. €, однако, люди эти были растроганы.  ’усклый  свет  плошки
едва позволЯл разглЯдеть соломенный тюфЯк,  на  котором  сидела  узница,  но
Ярко-красное пламЯ факела Ярко и широко озарило дверной  свод,  под  которым
поЯвились обе эти фигуры. Ћни подошли к ней одновременно, и даже шаги их как
будто повиновались чьей-то посторонней силе, а произнесенные  обоими  слова,
казалось, были изречены одними и теми же устами.
     - - Ћтдайте нам ребенка, - сказали они.
     - Ѓерите, - ответил им хриплый, глухой и какой-то неестественный голос.
     ‚ошедшие оглЯдели углы и стены; казалось, они не знают, как  и  где  им
надлежит искать в камерах €нквизиции человеческое дитЯ. “зница все это времЯ
сидела недвижно и не проронила ни слова.  Џоиски  их  продолжались  недолго:
камера была очень мала, и в ней почти ничего  не  было.  Љогда  наконец  они
закончили ее осмотр, узница со странным неестественным смехом вскричала:
     - ѓде же еще можно искать дитЯ, как не на материнской груди? ‚от... вот
она... берите ее... берите! Ћ, до чего же вы были глупы, что искали мое дитЯ
где-то в другом месте! ’еперь она ваша! - крикнула она голосом, от  которого
служители похолодели. - ‚озьмите ее, возьмите ее от менЯ!
     ‘лужители €нквизиции подошли к ней, и механические движениЯ  их  словно
замерли, когда €сидора протЯнула им мертвое тельце своей дочери. ‚круг горла
несчастного ребенка, рожденного среди мук  и  вскормленного  в  тюрьме,  шла
какаЯ-то  чернаЯ  полоска,  и  служители  не  преминули  доложить  об   этом
необычайном обстоЯтельстве ‘вЯтой €нквизиции. Ћдни из  инквизиторов  решили,
что это печать дьЯвола, которой дитЯ это было отмечено  с  самого  рождениЯ,
другие - что это след руки доведенной до отчаЯниЯ матери.
     Ѓыло решено, что узница через двадцать  четыре  часа  предстанет  перед
судом и ответит, отчего умер ребенок.

                                * * * * * *

     Ќо не прошло и половины этого времени,  как  ее  коснулась  рука  более
властнаЯ, чем рука €нквизиции; рука эта поначалу будто  грозила  ей,  но  на
самом деле была протЯнута, чтобы ее спасти, и перед  ее  прикосновением  все
неприступные стены и засовы грозной €нквизиции были столь же  ничтожны,  как
все те сооружениЯ, которые где-нибудь в углу сплел паук. €сидора умирала  от
недуга, который хоть и не значитсЯ ни в каких списках, равно смертелен, - от
разбитого сердца.
     Љогда инквизиторы наконец убедились, что пыткою - как телесной,  так  и
душевной - от нее ничего не добитьсЯ, они дали ей спокойно  умереть  и  даже
удовлетворили ее последнюю просьбу - позволили отцу €осифу ее посетить.

                                * * * * * *

     Ѓыла полночь, но приближениЯ ее нельзЯ было ощутить в местах, где  день
и ночь, по сути дела, ничем не отличаютсЯ друг от  друга.  ’усклое  мерцанье
плошки сменило слабую и едва пробивавшуюсЯ туда полоску света.
     “мирающаЯ лежала на своей жалкой постели: возле  нее  сидел  заботливый
свЯщенник; если его присутствие все равно не могло облагородить  эту  сцену,
оно, во всЯком случае, смЯгчало ее, окрашиваЯ ее человеческим теплом.

                                * * * * * *

     - Ћтец мой, - сказала умирающаЯ  €сидора,  -  вы  сказали  мне,  что  Я
прощена.
     - „а, дочь моЯ, - ответил свЯщенник, - ты убедила менЯ в  том,  что  ты
неповинна в смерти девочки.
     - џ никак не могла  быть  виновницей  ее  смерти,  -  сказала  €сидора,
приподнимаЯсь на своем соломенном тюфЯке, - одно только сознание  того,  что
она существует, давало мне силу жить даже здесь, в тюрьме.  ‘кажите,  свЯтой
отец, могло ли дитЯ мое выжить, если, едва только  оно  начало  дышать,  его
заживо похоронили вместе со мной в этих  ужасных  стенах?  „аже  то  молоко,
которым кормила его моЯ  грудь,  пропало  у  менЯ,  как  только  мне  прочли
приговор. ‚сю ночь она стонала, к утру стоны  сделались  слабее,  и  Я  была
этому рада, наконец они прекратились совсем, и это  было  длЯ  менЯ  великим
счастьем!
     Ќо при упоминании об этом страшном счастье она расплакалась.
     - „очь моЯ, а свободно ли твое сердце от этих ужасных и  гибельных  уз,
которые принесли ему в этой жизни горе, а в жизни грЯдущей несут погибель?
     €сидора долго не могла ничего ответить; наконец  прерывающимсЯ  голосом
она сказала:
     - Ћтец мой, сейчас у менЯ есть сила углубитьсЯ к себе в сердце или же с
ним боротьсЯ. ‘мерть очень скоро порвет все нити,  которые  свЯзуют  менЯ  с
ним, и не к чему предвосхищать это мое освобождение, ибо, до тех пор пока  Я
жива, Я должна любить того, кто погубил мою  жизнь!  “вы!  ђазве  ‚раг  рода
человеческого мог не быть враждебен и ко мне, разве это не было неизбежным и
роковым? ‚ том, что Я отвергла последний страшный  соблазн,  в  том,  что  Я
предоставила его своей участи, а сама предпочла покоритьсЯ своей,  Я  ощущаю
свою победу над ним и уверена в том, что менЯ ждет спасение.
     - „очь моЯ, Я не понимаю тебЯ.
     - Њельмот, - сказала €сидора, с трудом произносЯ это имЯ, - Њельмот был
здесь сегоднЯ ночью... был в тюрьме €нквизиции, был в этой камере!
     ‘вЯщенника  слова  эти  привели  в  неописуемый  ужас;  он  мог  только
перекреститьсЯ, и, когда он услыхал, как, проносЯсь  по  длинному  коридору,
глухо и заунывно завыл  ветер,  ему  стало  чудитьсЯ,  что  хлопающаЯ  дверь
вот-вот распахнетсЯ и он увидит перед собою фигуру ‘китальца.

                                * * * * * *