с трудом различал мотив. џ уверен,
что  все  барабанщики  и  трубачи королевской армии, заиграв разом под вашим
ухом,  не  произвели  бы  такого  эффекта.  ‚о времЯ  концерта  Я  старалсЯ
устраиватьсЯ   подальше  от  исполнителей,  запирал  в Ящике  окна,  двери,
задергивал  гардины и портьеры; только при этих условиЯх Я находил их музыку
не лишенной приЯтности.
     ‚  молодости   Я  научилсЯ  немного  играть на шпинете[69]. ‚ комнате
ѓлюмдальклич  стоЯл  такой  же инструмент; два раза в неделю к ней приходил
учитель  давать  уроки. џ называю этот инструмент шпинетом по его некоторому
сходству с последним и, главное, потому, что играют на нем точно так же, как
и  на  шпинете.  Њне  пришла  в  голову  мысль развлечь  королЯ  и королеву
исполнением  английских  мелодий  на  этом  инструменте.  Ќо предприЯтие это
оказалось  необыкновенно  трудным,  так  как  инструмент  имел в  длину  до
шестидесЯти футов и каждаЯ его клавиша была шириной в фут, так что, растЯнув
обе  руки, Я не мог захватить больше пЯти клавиш, причем длЯ нажатиЯ клавиши
требовалсЯ  основательный  удар  кулаком  по ней, что стоило бы мне большого
труда  и  дало бы ничтожные результаты. Џридуманный мной выход был таков: Я
приготовил  две круглые палки величиной в обыкновенную дубинку, один конец у
них  был  толще  другого;  Я  обтЯнул толстые концы мышиной кожей, чтобы при
ударах по клавишам не испортить их и не осложнЯть игру посторонними звуками.
Џеред  шпинетом  была поставлена скамьЯ на четыре фута ниже клавиатуры, куда
поднЯли менЯ. џ бегал по это скамье взад и вперед со всей доступной длЯ менЯ
быстротой,  ударЯЯ  палками  по  нужным  клавишам, и таким образом ухитрилсЯ
сыграть  жигу, к  величайшему удовольствию их величеств. Ќо это было самое
изнурительное физическое   упражнение,   какое  мне  случалось  когда-либо
проделывать;  и  все  же  Я ударЯл не более чем по шестнадцати клавишам и не
мог,  следовательно, играть на басах и на дискантах одновременно, как делают
другие артисты, что, разумеетсЯ, сильно вредило моему исполнению.
     Љороль,  который, как  Я уже  заметил, был монарх весьма тонкого ума,
часто  приказывал  приносить  менЯ  в  Ящике  к  нему в кабинет и ставить на
письменный  стол. ‡атем он предлагал мне взЯть из Ящика стул и сажал менЯ на
расстоЯнии  трех Ярдов от себЯ на бюро, почти на уровне своего лица. ‚ таком
положении мне часто случалось беседовать с ним. Ћднажды Я осмелилсЯ заметить
его  величеству,  что  презрение,  выражаемое им к …вропе и всему остальному
миру,  не  согласуетсЯ с  высокими  качествами  его  благородного  ума; что
умственные  способности  не  возрастают  пропорционально  размерам  тела, а,
напротив,  в  нашей стране наблюдаетсЯ, что самые высокие люди обыкновенно в
наименьшей  степени  наделены  ими;  что  среди  животных  пчелы  и  муравьи
пользуютсЯ  славой  более  изобретательных, искусных и смышленых, чем многие
крупные  породы,  и что каким бы ничтожным Я ни казалсЯ в глазах королЯ, все
же  Я  надеюсь,  что  рано  или  поздно  мне представитсЯ случай оказать его
величеству  какую-нибудь  важную  услугу.  Љороль  слушал менЯ внимательно и
после  этих бесед стал гораздо лучшего мнениЯ обо мне, чем прежде. Ћн просил
менЯ   сообщить   ему возможно   более   точные   сведениЯ  об  английском
правительстве, ибо, как бы ни были государи привЯзаны к обычаЯм своей страны
(такое заключение о других монархах он сделал на основании прежних бесед со
мной), он был бы рад услышать что-нибудь, что заслуживало бы подражаниЯ.
     ‘ам  вообрази,  любезный  читатель, как страстно желал Я обладать тогда
красноречием  „емосфена  или  –ицерона,  которое  дало бы  мне  возможность
прославить дорогое мне отечество в стиле, равнЯющемсЯ его достоинствам и его
величию.
     џ начал  свою  речь  с  сообщениЯ его величеству, что наше государство
состоит  из  двух  островов,  образующих  три могущественных королевства под
властью  одного монарха; к ним нужно еще прибавить наши колонии в Ђмерике. џ
долго распространЯлсЯ о плодородии нашей почвы и умеренности нашего климата.
Џотом  Я  подробно  рассказал  об  устройстве  нашего  парламента,  в состав
которого  входит  славный  корпус,  называемый палатой  пэров,  лиц  самого
знатного  происхождениЯ,  владеющих  древнейшими и обширнейшими вотчинами. џ
описал ту  необыкновенную  заботливость,  с  какой  всегда  относились к их
воспитанию  в  искусствах  и  военном деле, чтобы подготовить их к положению
прирожденных  советников королЯ и королевства, способных принимать участие в
законодательстве; быть членами верховного суда, решениЯ которого не подлежат
обжалованию;  благодарЯ  своей храбрости, отменному поведению и преданности
всегда готовых первыми выступить на защиту своего монарха и отечества[70]. џ
сказал,  что  эти люди ЯвлЯютсЯ украшением и оплотом королевства, достойными
наследниками  своих  знаменитых предков, почести которых были наградой за их
доблесть,  неизменно  наследуемую  потомками  до  настоЯщего  времени; что в
состав этого  высокого  собраниЯ входит некоторое количество духовных особ,
носЯщих  сан  епископов,  особливой  обЯзанностью  которых ЯвлЯютсЯ забота о
религии и наблюдение за теми, кто научает ее истинам народ; что эти духовные
особы  отыскиваютсЯ  и избираютсЯ  королем  и его мудрейшими советниками из
среды духовенства всей нации как наиболее отличившиесЯ свЯтостью своей жизни
и  глубиною  своей учености; что они действительно ЯвлЯютсЯ духовными отцами
духовенства и своего народа.
     „ругую часть парламента, - продолжал Я, - образует собрание, называемое
палатой  общин,  членами которой бывают перворазрЯдные джентльмены, свободно
избираемые  из числа этого сословиЯ самим народом, за их великие способности
и  любовь  к  своей стране, представлЯть мудрость всей нации. ’аким образом,
обе  эти  палаты  ЯвлЯютсЯ  самым  величественным  собранием в …вропе, коему
вместе с королем поручено все законодательство.
     ‡атем  Я  перешел к описанию судебных палат, руководимых судьЯми, этими
почтенными   мудрецами  и  толкователЯми  законов,  длЯ  разрешениЯ  тЯжеб,
наказаниЯ порока и ограждениЯ невинности. џ упомЯнул о бережливом управлении
нашими финансами  и  о  храбрых  подвигах нашей армии как на суше, так и на
море.  џ  назвал  число нашего населениЯ, подсчитав, сколько миллионов может
быть  у  нас в каждой религиозной секте и в каждой политической партии. џ не
умолчал  также об  играх  и  увеселениЯх  англичан  и вообще ни  о  какой
подробности,  если  она могла, по моему мнению, служить к возвеличению моего
отечества. € Я закончил все кратким историческим обзором событий в Ђнглии за
последнее столетие.
     ќтот  разговор  продолжалсЯ в течение пЯти аудиенций, из которых каждаЯ
занЯла  несколько  часов.  Љороль  слушал  менЯ  очень  внимательно,  часто
записываЯ то, что Я говорил, и те вопросы, которые он собиралсЯ задать мне.
     Љогда  Я  окончил свое  длинное повествование, его величество в шестой
аудиенции,  справЯсь  со  своими  заметками,  высказал целый  рЯд сомнений,
недоумений  и  возражений по поводу каждого из моих утверждений. Ћн спросил,
какие  методы  применЯютсЯ  длЯ  телесного  и  духовного  развитиЯ  знатного
юношества  и  в  какого  рода  занЯтиЯх  проводит  оно обыкновенно первую и
наиболее  переимчивую  часть  своей  жизни?  Љакой  порЯдок пополнениЯ этого
собраниЯ  в  случае  угасаниЯ  какого-нибудь  знатного рода? Љакие качества
требуютсЯ  от  тех,  кто  впервые возводитсЯ в звание лорда: не случаетсЯ ли
иногда,  что  эти  назначениЯ бывают обусловлены прихотью монарха, деньгами,
предложенными  придворной  даме  или  первому министру, или желанием усилить
партию,  противную  общественным интересам? Ќасколько основательно эти лорды
знают  законы  своей  страны  и позволЯет ли им это знание решать в качестве
высшей инстанции дела своих сограждан? „ействительно ли эти лорды всегда так
чужды  корыстолюбиЯ,  партийности  и других недостатков, что на них не может
подействовать  подкуп, лесть  и  тому подобное?  „ействительно ли духовные
лорды, о  которых  Я  говорил,  возводЯтсЯ  в этот сан только благодарЯ их
глубокому  знанию  религиозных доктрин и благодарЯ их свЯтой жизни? Ќеужели
никогда  не  угождали они мирским интересам, будучи простыми свЯщенниками, и
нет   среди   них  растленных  капелланов  какого-нибудь  вельможи,  мнениЯм
которого  они  продолжают  раболепно  следовать  и  после того, как получили
доступ в это собрание?
     ‡атем король пожелал узнать, какаЯ система практикуетсЯ при выборах тех
депутатов,  которых  Я назвал членами палаты общин: разве не случаетсЯ, что
чужой  человек, с туго набитым кошельком, оказывает давление на избирателей,
склонЯЯ  их  голосовать  за  него вместо их помещика или наиболее достойного
дворЯнина  в  околотке?  Џочему  эти  люди  так страстно стремЯтсЯ попасть в
упомЯнутое  собрание,  если  пребывание  в  нем, по моим словам, сопрЯжено с
большим  беспокойством и издержками, приводЯщими часто к разорению семьи, и
не  оплачиваетсЯ ни жалованьем, ни пенсией? ’акаЯ жертва требует от человека
столько   добродетели и  гражданственности,  что  его  величество  выразил
сомнение, всегда ли она ЯвлЯетсЯ искренней. € он желал узнать, нет ли у этих
ревнителей  каких-нибудь видов вознаградить себЯ за понесенные ими тЯгости и
беспокойства  путем  принесениЯ  в  жертву  общественного  блага  намерениЯм
слабого  и порочного монарха вкупе с его развращенными министра ми. Ћн задал
мне  еще  множество  вопросов  и  выпытывал все подробности, касающиесЯ этой
темы,  высказав  целый рЯд  критических  замечаний  и возражений, повторЯть
которые Я считаю неудобным и неблагоразумным. Џо поводу моего описаниЯ наших
судебных  палат его величеству было угодно получить разъЯснениЯ относительно
нескольких пунктов. € Я мог наилучшим образом удовлетворить его желание, так
как  когда-то  был почти разорен продолжительным процессом в верховном суде,
несмотрЯ  на  то,  что процесс был мной выигран с присуждением мне судебных
издержек[71].  Љороль  спросил,  сколько  нужно времени длЯ определениЯ, кто
прав  и  кто  виноват, и  каких  это  требует расходов? Њогут ли адвокаты и
стрЯпчие  выступать  в судах  ходатаЯми по делам заведомо несправедливым, в
Явное  нарушение  чужого  права?  Ћказывает ли какое-нибудь давление на чашу
весов правосудиЯ принадлежность к религиозным сектам и политическим партиЯм?
Џолучили ли упомЯнутые мной адвокаты широкое юридическое образование, или же
они  знакомы  только  с  местными, провинциальными и национальными обычаЯми?
Џринимают   ли какое-нибудь  участие  эти  адвокаты,  а  равно  и  судьи, в
составлении  тех законов, толкование и комментирование которых предоставлено
их  усмотрению?  Ќе  случалось ли  когда-нибудь,  чтобы  одни и те же лица
защищали  такое дело, против которого в другое времЯ они возражали, ссылаЯсь
на  прецеденты длЯ доказательства противоположных мнений? Ѓогатую или бедную
корпорацию  составлЯют эти  люди?  Џолучают ли они за свои советы и ведение
тЯжбы  денежное  вознаграждение?  ‚ частности, допускаютсЯ ли они в качестве
членов в нижнюю палату?
     ‡атем король обратилсЯ к нашим финансам. …му казалось, что мне изменила
памЯть, когда Я называл цифры доходов и расходов, так как Я определил первые
в  пЯть  или  шесть  миллионов в год, между тем как расходы, по моим словам,
превышают  иногда  означенную  цифру  больше  чем  вдвое. ‡аметки, сделанные
королем по этому поводу, были особенно тщательны, потому что, по его словам,
он  надеЯлсЯ извлечь длЯ себЯ пользу из знакомства с ведением наших финансов
и  не  мог  ошибитьсЯ в своих выкладках. Ќо раз мои цифры были правильны, то
король недоумевал, каким образом государство может расточать свое состоЯние,
как  частный  человек[72]. Ћн спрашивал, кто наши кредиторы и где мы находим
деньги длЯ  платежа  долгов.  Ћн  был поражен, слушаЯ мои рассказы о столь
обременительных  и  затЯжных  войнах, и вывел заключение, что мы - или народ
сварливый,  или  же окружены дурными соседЯми и что наши генералы, наверное,
богаче королей[73]. Ћн спрашивал, что за дела могут быть у нас за пределами
наших  островов, кроме торговли, дипломатических сношений и защиты берегов с
помощью  нашего  флота. Ћсобенно поразило королЯ то обстоЯтельство, что нам,
свободному  народу,  необходима наемнаЯ регулЯрнаЯ армиЯ в мирное времЯ[74].
‚едь  если  у  нас существует самоуправление, осуществлЯемое выбранными нами
депутатами,  то - недоумевал король - кого же нам боЯтьсЯ и с кем воевать? €
он  спросил  менЯ:  разве не лучше может быть защищен дом каждого из граждан
его  хозЯином  с детьми и домочадцами, чем полдюжиной случайно завербованных
на улице за небольшое жалованье мошенников, которые могут получить в сто раз
больше, перерезав горло охранЯемым лицам?
     Љороль много смеЯлсЯ над моей странной арифметикой (как угодно было ему
выразитьсЯ),  по  которой  Я  определил  численность нашего народонаселениЯ,
сложив количество  последователей  существующих  у  нас  религиозных сект и
политических  партий.  Ћн  не  понимал,  почему того, кто исповедует мнениЯ,
пагубные  длЯ  общества, принуждают изменить их, но не принуждают держать их
при  себе.  €  если требование перемены убеждений ЯвлЯетсЯ правительственной
тиранией,   то  дозволение  открыто  исповедовать  мнениЯ  пагубные  служит
выражением  слабости; в самом деле, можно не запрещать человеку держать Яд в
своем доме, но нельзЯ позволЯть ему продавать этот Яд как лекарство.
     Љороль  обратил  внимание,  что  в числе развлечений, которым предаетсЯ
наша  знать и наше дворЯнство, Я назвал азартные игры. …му хотелось знать, в
каком  возрасте  начинают  играть  и  до каких лет практикуетсЯ это занЯтие;
сколько  времени  отнимает  оно; не приводит ли иногда увлечение им к потере
состоЯниЯ;  не случаетсЯ ли, кроме того, что порочные и низкие люди, изучив
все  тонкости  этого  искусства,  игрой  наживают большие богатства и держат
подчас в  зависимости от  себЯ  людей  весьма  знатных и что в то же времЯ
последние,   находЯсь постоЯнно  в  презренной  компании,  отвлекаютсЯ  от
совершенствованиЯ   своего   разума   и  бывают  вынуждены  благодарЯ  своим
проигрышам  изучать  все  искусство ловкого мошенничества и применЯть его на
практике.
     Њой  краткий  исторический  очерк нашей  страны  за последнее столетие
поверг королЯ в  крайнее  изумление. Ћн  объЯвил, что, по его мнению, эта
историЯ  есть  не  что иное,  как  куча заговоров, смут, убийств, избиений,
революций  и  высылок, ЯвлЯющихсЯ худшим результатом жадности, партийности,
лицемериЯ,  вероломства, жестокости, бешенства, безумиЯ, ненависти, зависти,
сластолюбиЯ, злобы и честолюбиЯ.
     ‚ следующей  аудиенции  его  величество  взЯл  на  себЯ  труд  вкратце
резюмировать  все,  о  чем  Я  говорил;  он  сравнивал свои вопросы с моими
ответами;  потом,  взЯв  менЯ  в  руки и  тихо  ласкаЯ, обратилсЯ ко мне со
следующими словами, которых Я никогда не забуду, как не забуду и тона, каким
они   были   сказаны: "Њой   маленький   друг   ѓрильдриг,  вы  произнесли
удивительнейший   панегирик   вашему   отечеству;   вы Ясно  доказали,  что
невежество,  леность  и  порок ЯвлЯютсЯ  подчас  единственными  качествами,
присущими  законодателю; что законы лучше всего объЯснЯютсЯ, истолковываютсЯ
и  применЯютсЯ на  практике  теми, кто более всего заинтересован и способен
извращать, запутывать и обходить их. ‚ ваших учреждениЯх Я усматриваю черты,
которые в своей основе, может быть, и терпимы, но они наполовину истреблены,
а  в  остальной  своей части совершенно замараны и осквернены. €з сказанного
вами  не  видно,  чтобы  длЯ  занЯтиЯ  у  вас высокого положениЯ требовалось
обладание   какими-нибудь   достоинствами;   еще  менее  видно,  чтобы люди
жаловались высокими званиЯми на основании их добродетелей, чтобы духовенство
получало  повышение  за  свое  благочестие  или  ученость, военные - за свою
храбрость и благородное поведение, судьи - за свою неподкупность, сенаторы -
за  любовь  к  отечеству и государственные советники - за свою мудрость. —то
касаетсЯ  вас  самого  (продолжал  король), проведшего большую часть жизни в
путешествиЯх,  то  Я расположен думать, что до сих пор вам удалось избегнуть
многих пороков  вашей страны. Ќо факты, отмеченные мной в вашем рассказе, а
также  ответы, которые мне с таким трудом удалось выжать и вытЯнуть из вас,
не   могут   не   привести   менЯ   к заключению,  что  большинство  ваших
соотечественников   есть   порода   маленьких  отвратительных  гадов,  самых
зловредных из всех, какие когда-либо ползали по земной поверхности."


        ѓ‹Ђ‚Ђ VII

     ‹юбовь автора к своему отечеству. Ћн делает весьма выгодное предложение
королю, но король его отвергает. ‚еликое невежество королЯ в делах политики.
Ќесовершенство и  ограниченность  знаний  этого народа. …го законы, военное
дело и партиЯ

     ‹ишь  моЯ крайнЯЯ  любовь  к истине помешала мне утаить эту часть моей
истории. Ќапрасно было выказывать свое негодование, потому что, кроме смеха,
оно  ничего  не  могло возбудить;  и  мне  пришлось  спокойно и  терпеливо
выслушивать  это  оскорбительное  третирование моего  благородного и горЯчо
любимого  отечества.  џ искренне сожалею, что на мою долю выпала такаЯ роль,
как  сожалел  бы,  вероЯтно, любой из моих читателей; но монарх этот был так
любознателен  и  с  такой жадностью стремилсЯ выведать малейшие подробности,
что  ни моЯ благодарность, ни благовоспитанность не позволЯли отказать ему в
посильном удовлетворении его любопытства. Ћднако же - да будет разрешено мне
заметить  в  мое оправдание - Я очень искусно обошел многие вопросы королЯ и
каждому  пункту  придал  гораздо  более благоприЯтное освещение, чем то было
совместимо  с  требованиЯми  строгой истины. ’аким образом, в свой рассказ Я
всегда вносил похвальное  пристрастие к своему отечеству, которое „ионисий
ѓаликарнасский  столь  справедливо  рекомендует  всем  историкам[75];  мне
хотелось скрыть слабости и уродливые ЯвлениЯ в жизни моей родины и выставить
в  самом  благоприЯтном  свете ее  красоту  и добродетель. ’аково было мое
чистосердечное  старание   во  времЯ моих  многочисленных  бесед  с этим
могущественным монархом, к сожалению, однако, не увенчавшеесЯ успехом.
     Ќо  нельзЯ  быть  слишком требовательным к королю, который совершенно
отрезан  от  остального мира и вследствие этого находитсЯ в полном неведении
нравов и обычаев других народов. ’акое неведение всегда порождает известную
узость  мысли  и  множество  предрассудков,  которых мы,  подобно  другим
просвещенным  европейцам,  совершенно  чужды.  €, разумеетсЯ, было бы нелепо
предлагать  в  качестве образца длЯ всего человечества понЯтиЯ добродетели и
порока, принадлежащие столь далекому монарху.
     „лЯ  подтверждениЯ  сказанного,  а  также чтобы  показать  прискорбные
последствиЯ ограниченного образованиЯ, упомЯну здесь о происшествии, которое
покажетсЯ  невероЯтным. ‚ надежде снискать еще большее благоволение королЯ Я
рассказал  ему об  изобретении  три  или четыре столетиЯ тому назад некоего
порошка,  обладающего  свойством  мгновенно  воспламенЯтьсЯ  в каком угодно
огромном  количестве  от  малейшей  искры и разлетатьсЯ в воздухе, производЯ
при  этом  шум и сотрЯсение, подобные грому[76]. џ сказал, что определенное
количество  этого  порошка, будучи забито в полую медную или жестЯную трубу,
выбрасывает,  смотрЯ  по  величине трубы, железный или свинцовый шар с такой
силой и быстротой, что ничто не может устоЯть против его удара; что наиболее
крупные  из  пущенных таким образом шаров не только уничтожают целые шеренги
солдат,  но  разрушают до  основаниЯ  самые  крепкие  стены, пускают ко дну
громадные корабли с тысЯчами людей, а скованные цепью вместе рассекают мачты
и  снасти, крошат на куски сотни человеческих тел и сеют кругом опустошение;
что  часто  мы начинЯем этим порошком большие полые железные шары и особыми
орудиЯми пускаем их в осаждаемые города, где они взрывают мостовые, разносЯт
на  куски  дома,  зажигают  их,  разбрасываЯ во все стороны осколки, которые
проламывают  череп  каждому,  кто  случитсЯ  вблизи;  что мне в совершенстве
известны составные части этого порошка, которые стоЯт недорого и встречаютсЯ
повсюду;  что  Я  знаю,  как  их  нужно  смешивать,  и могу научить мастеров
изготовлЯть  металлические трубы, согласуЯ их калибр с остальными предметами
в  королевстве его  величества, причем самые большие не будут превышать ста
футов  в длину, и что, наконец, двадцать или тридцать таких труб, зарЯженных
соответствующим  количеством  пороха  и соответствующими Ядрами, в несколько
часов  разрушат  крепостные  стены  самого большого города в его владениЯх и
обратЯт   в   развалины   всю столицу,   если  бы  население ее  вздумало
сопротивлЯтьсЯ его неограниченной власти. џ скромно предложил его величеству
эту   маленькую   услугу  в  знак  благодарности  за  многие  его  милости и
покровительство.
     ‚ыслушав  описание этих разрушительных орудий и мое предложение, король
пришел в  ужас.  Ћн  был  поражен,  как  может такое бессильное и ничтожное
насекомое,  каким  был Я  (это его собственное выражение), не только питать
столь  бесчеловечные мысли, но и до того свыкнутьсЯ с ними, чтобы совершенно
равнодушно рисовать сцены кровопролитиЯ и опустошениЯ как самые обыкновенные
действиЯ  этих разрушительных машин, изобретателем которых, сказал он, был,
должно быть,  какой-то  злобный  гений, враг рода человеческого. Ћн заЯвил,
что,  хотЯ  ничто  не  доставлЯет  ему такого удовольствиЯ, как открытиЯ в
области  искусства  и  природы,  тем  не менее он скорее согласитсЯ потерЯть
половину   своего  королевства,  чем  быть  посвЯщенным  в  тайну  подобного
изобретениЯ,  и  советует  мне, если Я дорожу своей жизнью, никогда больше о
нем не упоминать.
     ‘транное  действие  узких принципов  и  ограниченного  кругозора! ќтот
монарх,  обладающий  всеми  качествами,  обеспечивающими  любовь, почтение и
уважение,   одаренный большими  способностЯми,  громадным  умом,  глубокой
ученостью  и  удивительным талантом управлЯть, почти обожаемый подданными, -
вследствие  чрезмерной ненужной  щепетильности,  совершенно непонЯтной нам,
европейцам,  упустил  из  рук  средство,  которое сделало бы его властелином
жизни, свободы и имущества своего народа. ѓоворЯ так, Я не имею ни малейшего
намерениЯ   умалить   какую-нибудь   из  многочисленных  добродетелей  этого
превосходного  королЯ, хотЯ Я отлично сознаю, что мой рассказ сильно уронит
его  в мнении читателЯ-англичанина; но Я утверждаю, что подобный недостаток
ЯвлЯетсЯ  следствием  невежества  этого  народа,  у которого политика до сих
пор  не  возведена  на степень науки, какою сделали ее более утонченные умы
…вропы.  џ  очень  хорошо  помню,  как однажды  в  разговоре  с королем мое
замечание  насчет  того,  что  у  нас  написаны  тысЯчи  книг  об  искусстве
управлениЯ,  вызвало  у  него  (в  противоположность  моим  ожиданиЯм) самое
нелестное мнение о наших умственных способностЯх. Ћн заЯвил, что ненавидит и
презирает  всЯкую  тайну,  утонченность  и  интригу как у государей, так и у
министров.  Ћн не  мог  понЯть,  что Я разумею под словами "государственнаЯ
тайна", если дело не касаетсЯ неприЯтелЯ или враждебной нации. ‚се искусство
управлениЯ  он ограничивает самыми тесными рамками и требует длЯ него только
здравого  смысла,  разумности, справедливости,  кротости,  быстрого решениЯ
уголовных   и  гражданских  дел  и  еще  нескольких  очевидных длЯ  каждого
качеств, которые не стоЯт того, чтобы на них останавливатьсЯ. Џо его мнению,
всЯкий, кто вместо одного колоса или одного стеблЯ травы сумеет вырастить на
том  же поле два, окажет человечеству и своей родине большую услугу, чем все
политики, взЯтые вместе.
     ‡наниЯ  этого  народа  очень  недостаточны; они ограничиваютсЯ моралью,
историей,   поэзией   и  математикой,  но  в  этих  областЯх,  нужно  отдать
справедливость,   ими достигнуто   большое   совершенство.   —то  касаетсЯ
математики,  то  она  имеет  здесь чисто прикладной характер и направлена на
улучшение  земледелиЯ  и разных отраслей техники, так что у нас она получила
бы   невысокую оценку[77]. Ђ  относительно  идей,  сущностей, абстракций и
трансценденталий  мне  так  и  не  удалось внедрить в их головы ни малейшего
представлениЯ.
     ‚ этой  стране  не  дозволЯетсЯ формулировать ни один закон при помощи
числа  слов,  превышающего число букв алфавита, а в нем их насчитывают всего
двадцать  две; но лишь очень немногие законы достигают даже этой длины. ‚се
они  выражены  в  самых  Ясных и простых терминах,  и эти люди не отличаютсЯ
такой  изворотливостью ума,  чтобы  открывать в  законе несколько смыслов;
писать комментарий к какому-либо закону считаетсЯ большим преступлением. —то
касаетсЯ  гражданского и уголовного судопроизводства, то прецедентов в этих
областЯх  у них так мало, что они не могут похвастатьсЯ особенным искусством
по этой части[78].
     €скусство  книгопечатаниЯ  у  них,  как  и  у  китайцев, существует с
незапамЯтных  времен.  Ќо  библиотеки  их  не  очень  велики. ’ак, например,
королевскаЯ,  считающаЯсЯ  самой  значительной,  заключает  в  себе не более
тысЯчи томов, помещенных в галерее длиною в сто двадцать футов, откуда мне
было  дозволено  брать любую  книгу.  ‘толЯр  королевы смастерил в одной из
комнат ѓлюмдальклич  деревЯнный  станок,  вышиною в двадцать пЯть футов, по
форме  похожий на стоЯчую лестницу, каждаЯ ступенька которой имела пЯтьдесЯт
футов  длины.  Ћн составлЯл передвижной рЯд Ярусов, и нижний конец помещалсЯ
на  расстоЯнии десЯти футов от стены комнаты. Љнига, которую Я желал читать,
приставлЯлась  к  стене;  Я  взбиралсЯ на самую верхнюю ступень лестницы и,
повернув  лицо к книге, начинал чтение с верху страницы, передвигаЯсь вдоль
нее  слева  направо  на  расстоЯние восьми или десЯти шагов, смотрЯ по длине
строки; до тех пор, пока строки не опускались ниже уровнЯ моих глаз; тогда Я
спускалсЯ  на  следующую  ступеньку,  пока  постепенно не  доходил до конца
страницы,  после  чего поднималсЯ снова и прочитывал таким же образом другую
страницу;  листы  книги  Я  переворачивал  обеими  руками, что было нетрудно
делать,  так  как каждый из них по толщине и плотности не превосходил нашего
картона,  и в книге самого большого формата имел длину всего от восемнадцати
до двадцати футов.
     €х слог отличаетсЯ Ясностью, мужественностью и гладкостью, без малейшей
цветистости,  ибо  более всего они стараютсЯ избегать нагромождениЯ ненужных
слов  и  разнообразиЯ  выражений[79].  џ  прочитал  много  их книг, особенно
исторического и нравственного содержаниЯ. Њежду прочим, мне доставил большое
удовольствие  маленький  старинный  трактат,  который всегда лежал в спальне
ѓлюмдальклич  и  принадлежал  ее  гувернантке, почтенной пожилой даме, много
читавшей  на  моральные  и  религиозные  темы. Љнига  повествует о слабости
человеческого  рода  и не  пользуетсЯ большим уважением, исключаЯ женщин и
простого  народа.  Ћднако мне было любопытно узнать, что мог сказать местный
писатель  на  подобную тему.  Ћн  повторЯет обычные рассуждениЯ европейских
моралистов,  показываЯ,  каким слабым презренным  и  беспомощным  животным
ЯвлЯетсЯ  по  своей  природе  человек; как  он  не  способен  защищатьсЯ от
климатических  условий и Ярости диких животных; как эти животные превосходЯт
его  - одни  своей  силой,  другие быстротой, третьи предусмотрительностью,
четвертые  трудолюбием.  Ћн  доказывает,  что в последние упадочные столетиЯ
природа   вырождаетсЯ и   может  производить только каких-то  недоносков
сравнительно  с  людьми,  которые жили в древние времена[80]. Џо его мнению,
есть  большое  основание  думать,  что не  только  человеческаЯ порода была
первоначально крупнее, но что в прежние времена существовали также великаны,
о  чем свидетельствуют  историЯ  и  преданиЯ и что подтверждаетсЯ огромными
костЯми  и  черепами, случайно откапываемыми в различных частЯх королевства,
по своим размерам значительно превосходЯщими нынешних измельчавших людей. Ћн
утверждает,  что  сами законы природы необходимо требуют, чтобы вначале мы
были  крупнее  ростом  и  сильнее, менее подвержены гибели от незначительной
случайности  - упавшей  с крыши черепицы, камнЯ, брошенного рукой мальчика,
ручейка,  в  котором мы тонем. €з этих рассуждений автор извлекает несколько
нравственных  правил, полезных длЯ повседневной жизни, которые незачем здесь
повторЯть.  Џрочитав  эту книгу, Я невольно задумалсЯ над вопросом, почему у
людей  так распространена страсть произносить поучениЯ на нравственные темы,
а  также досадовать и сетовать на свои слабости, обнаруживающиесЯ при борьбе
со стихиЯми. Њне кажетсЯ, тщательное исследование вопроса может доказать всю
необоснованность подобных жалоб как у нас, так и у этого народа.
     —то   касаетсЯ   военного  дела,  то  туземцы  гордЯтсЯ численностью
королевской  армии,  котораЯ  состоит из ста семидесЯти шести тысЯч пехоты и
тридцати   двух   тысЯч   кавалерии,   если  можно  назвать  армией  корпус,
составленный  в  городах  из  купцов, а в деревнЯх из фермеров, под командой
больших  вельмож  или  мелкого дворЯнства,  не  получающих ни жалованьЯ, ни
другого   вознаграждениЯ.   Ќо армиЯ  эта  достаточно хорошо делает свои
упражнениЯ   и  отличаетсЯ   прекрасной   дисциплиной,   что, впрочем,  не
удивительно,  ибо  как может быть иначе там, где каждый фермер находитсЯ под
командой  своего  помещика,  а каждый горожанин под командой первых людей в
городе, и где эти начальники избираютсЯ баллотировкой, как в ‚енеции.
     Њне часто приходилось видеть военные упражнениЯ столичного ополчениЯ на
большом  поле  в  двадцать квадратных миль, недалеко от города. •отЯ в сборе
было не более двадцати пЯти тысЯч пехоты и шести тысЯч кавалерии, но Я ни за
что  не  мог  бы сосчитать их - такое громадное пространство занимала армиЯ.
Љаждый кавалерист,  сидЯ на лошади, представлЯл собой колонну вышиною около
ста  футов.  џ видел, как  весь этот кавалерийский корпус по команде разом
обнажал  сабли и  размахивал  ими  в  воздухе. Ќикакое воображение не может
придумать ничего более грандиозного и поразительного! Љазалось, будто десЯть
тысЯч молний разом вспыхивали со всех сторон небесного свода.
     Њне  было любопытно  узнать,  каким  образом  этот  государь, владениЯ
которого   нигде   не граничат  с  другим  государством,  пришел  к  мысли
организовать  армию и обучить свой народ военной дисциплине. ‚от что Я узнал
по  этому поводу как из рассказов, так и из чтениЯ исторических сочинений. ‚
течение  нескольких  столетий  эта  страна страдала той же болезнью, которой
подвержены  многие  другие государства: дворЯнство часто боролось за власть,
народ  -  за  свободу, а король - за абсолютное господство. ‘илы эти, хотЯ и
счастливо   умерЯемые законами   королевства,   по  временам выходили  из
равновесиЯ  и  не  раз затевали  гражданскую войну. ЏоследнЯЯ из таких войн
благополучно  окончилась  при  деде  ныне царствующего монарха и привела все
партии к  соглашению  и  взаимным  уступкам.  ’огда  с общего согласиЯ было
сформировано ополчение, которое всегда стоит на страже порЯдка.


        ѓ‹Ђ‚Ђ VIII

     Љороль  и королева  предпринимают  путешествие к границам государства.
Ђвтор  сопровождает  их.  Џодробный  рассказ  о  том,  каким  образом  автор
оставлЯет страну. Ћн возвращаетсЯ в Ђнглию

     “ менЯ  всегда  было предчувствие, что рано или поздно Я возвращу себе
свободу, хотЯ Я не мог ни предугадать, каким способом, ни придумать никакого
проекта,  который  имел  бы  малейшие  шансы на успех. Љорабль, на котором Я
прибыл сюда,  был  первый,  показавшийсЯ  у  этих  берегов,  и король отдал
строжайшее  повеление, на  случай,  если  поЯвитсЯ другой такой же корабль,
притащить   его   к   берегу  и  доставить  со всем  экипажем на  телеге в
‹орбрульгруд.  Љороль  имел сильное желание достать мне женщину моего роста,
от  которой  у менЯ  могли  бы  быть  дети.  Ћднако,  мне кажетсЯ, Я скорее
согласилсЯ бы умереть, чем принЯть на себЯ позор оставить потомство, которое
содержалось  бы  в  клетках, как прирученные канарейки, и со временем, может
быть,  продавалось  бы как  диковинка длЯ развлечениЯ знатных лиц. Џравда,
обращались  со мной  очень ласково: Я был любимцем могущественного королЯ и
королевы,  предметом  вниманиЯ всего  двора, но в этом обращении было нечто
оскорбительное длЯ моего человеческого достоинства. џ никогда не мог забыть
оставленную  на  родине  семью.  џ  чувствовал потребность находитьсЯ среди
людей, с которыми мог бы общатьсЯ как равный с равными и ходить по улицам и
полЯм, не опасаЯсь быть растоптанным, подобно лЯгушке или щенку. Ћднако мое
освобождение  произошло  раньше,  чем  Я  ожидал,  и  не совсем обыкновенным
образом.  џ  добросовестно  расскажу  все обстоЯтельства этого удивительного
происшествиЯ.
     “же  два  года  Я находилсЯ  в  этой  стране.  ‚ начале третьего мы с
ѓлюмдальклич  сопровождали  королЯ  и  королеву  в  их путешествии к южному
побережью  королевства.  ЊенЯ, по  обыкновению,  возили  в  дорожном Ящике,
который, как Я уже описывал, был очень удобной комнатой шириною в двенадцать
футов. ‚  этой  комнате,  при помощи шелковых веревок, Я велел прикрепить к
четырем  углам потолка  гамак,  который ослаблЯл силу толчков, когда слуга,
верхом на лошади, держал менЯ перед собой, согласно изъЯвленному мной иногда
желанию.  —асто в дороге Я засыпал в этом гамаке. ‚ крыше моего Ящика, прЯмо
над  гамаком, было устроено столЯром, по моей просьбе, отверстие величиною в
квадратный  фут  длЯ  доступа свежего воздуха в жаркую погоду во времЯ моего
сна;  Я мог по желанию открывать и закрывать это отверстие при помощи доски,
двигавшейсЯ в желобках.
     Љогда  мы достигли  цели нашего путешествиЯ,  король  решил провести
несколько   дней  во  дворце  близ  ”ленфласника,  города,  расположенного в
восемнадцати  английских  милЯх  от  морского  берега. ѓлюмдальклич и Я были
сильно утомлены;  Я  схватил небольшой насморк, а беднаЯ девочка так сильно
заболела,  что вынуждена была оставатьсЯ в своей комнате. Њне очень хотелось
видеть океан  -  единственное место, которое  могло служить театром моего
бегства,  если бы ему суждено было когда-нибудь осуществитьсЯ. џ притворилсЯ
более  больным,  чем  был  на  самом  деле, и просил отпустить менЯ подышать
свежим морским  воздухом  с  пажом,  которого очень  любил и которому менЯ
доверЯли уже несколько раз. Ќикогда не забуду, с какой неохотой ѓлюмдальклич
согласилась  на  эту  прогулку и сколько наставлений дала она пажу заботливо
беречь менЯ; она была всЯ в слезах, как будто предчувствуЯ, что должно было
произойти.  Њальчик  нес  менЯ в  Ящике  около  получаса  по  направлению к
скалистому  морскому берегу. ‡десь Я велел ему поставить Ящик и, открыв одно
из  окон, начал с тоской смотреть на воды океана. џ чувствовал себЯ нехорошо
и  сказал  пажу, что хочу вздремнуть в гамаке, надеЯсь, что сон принесет мне
облегчение.  џ лег,  и паж плотно закрыл окно, чтобы мне не надуло. џ скоро
заснул,  и  все  мои  предположениЯ  сводЯтсЯ к тому, что паж, думаЯ, что во
времЯ  сна  со мной не может случитьсЯ ничего опасного, направилсЯ к скалам
искать птичьи гнезда;  ибо и раньше мне случалось наблюдать из моего окна,
как  он  находил эти гнезда в расщелинах скал и доставал оттуда Яйца. Љак бы
то  ни было, но Я внезапно проснулсЯ от резкого толчка, точно кто-то с силой
дернул за  кольцо,  прикрепленное  к крышке моего Ящика, чтобы удобнее было
носить его.  џ  чувствовал,  как  мой Ящик поднЯлсЯ высоко в воздух и затем
понессЯ  со  страшной  скоростью.  Џервый  толчок  едва  не выбросил менЯ из
гамака,  но  потом движение стало более плавным. џ не сколько раз принималсЯ
кричать во всю глотку, но без всЯкой пользы. џ смотрел в окна и видел только
облака и  небо.  Ќад  головой Я слышал шум, похожий на всплески крыльев, и
мало-помалу  начал  сознавать  опасность моего положениЯ: должно быть, орел,
захватив  клювом кольцо моего Ящика, понес его с намерением бросить о скалу,
как  черепаху  в панцире, и затем извлечь из-под обломков мое тело и пожрать
его:  смышленость и чутье этой птицы дают ей возможность выследить добычу на
большом  расстоЯнии,  хотЯ  бы она  была  скрыта  лучше, чем Я, огражденный
досками толщиною в два дюйма.
     ‘пустЯ  некоторое времЯ  Я заметил, что шум усилилсЯ, а взмахи крыльев
участились,  и что  мой Ящик закачалсЯ из стороны в сторону, как вывеска на
столбе в ветреный день. џ услышал несколько ударов или тумаков, нанесенных,
по  моему  предположению,  орлу  (ибо Я был уверен, что именно орел держал в
клюве  кольцо  моего  Ящика);  затем вдруг Я почувствовал, что падаю отвесно
вниз  около  минуты,  но с такой невероЯтной скоростью, что у менЯ захватило
дух. Њое падение было остановлено страшным всплеском, который отдалсЯ в моих
ушах  сильнее, чем  шум  Ќиагарского  водопада. Џосле этого Я в продолжение
минуты был  во  мраке,  затем мой Ящик начал подниматьсЯ, и в верхнюю часть
окон  Я увидел свет. ’огда Я понЯл, что упал в море. ЃлагодарЯ тЯжести моего
тела,  а  также  различным  вещам  и  железным пластинам, которыми Ящик был
скреплен длЯ прочности по всем четырем углам сверху и снизу, он погрузилсЯ в
воду  на  пЯть футов. џ  предполагал и  предполагаю теперь, что на орла,
летевшего  с  Ящиком,  напали  два  или  три  соперника,  надеЯсь поделитьсЯ
добычей,  и  что  во  времЯ  битвы  орел  выпустил  менЯ  из клюва. †елезные
пластины,  укрепленные на  дне  Ящика (самые тЯжелые из всех), помогли ему
сохранить  во  времЯ  падениЯ  равновесие  и не дали разбитьсЯ о поверхность
воды.  ‚се  скрепы  были  тесно  пригнаны;  двери отворЯлись не на петлЯх, а
поднимались  и опускались,  как  подъемные  окна.  ‘ловом, моЯ комната была
закрыта  так плотно, что воды туда проникло очень немного. ‘ трудом выйдЯ из
гамака,  Я  отважилсЯ  отодвинуть  в  крышке  упомЯнутую  выше доску, чтобы
впустить свежего воздуху, от недостатка которого Я почти задыхалсЯ.
     Љак   часто   возникало   у  менЯ тогда  желание быть  с  моей  милой
ѓлюмдальклич,  от  которой  один  только  час  так  отдалил менЯ! Џо совести
говорю,  что  среди  собственных  несчастий  Я не мог удержатьсЯ от слез при
мысли  о  моей бедной нЯнюшке,  о  горе, которое причинит ей эта потерЯ, о
неудовольствии  королевы   и о   крушении   ее  надежд.  ‚рЯд  ли  многим
путешественникам  выпадало  на долю  такое трудное и отчаЯнное положение, в
каком  находилсЯ  Я  в это времЯ, ежеминутно ожидаЯ, что мой Ящик разобьетсЯ
или,  в  лучшем  случае, будет опрокинут первым же порывом ветра и первой же
волной.  ‘тоило  только  разбитьсЯ  хотЯ  бы  одному  оконному стеклу, и мне
грозила  бы  неминуемаЯ  смерть;  между  тем эти стекла были защищены только
железными   решетками,  поставленными снаружи  в  ограждение от  дорожных
случайностей.  ‡аметив,  что  вода  начинает просачиватьсЯ сквозь щели, хотЯ
они  были  незначительны, Я как мог законопатил их. џ был не в силах поднЯть
крышу  моего  Ящика,  что  непременно сделал бы и взобралсЯ бы наверх; там Я
мог,  по крайней мере, протЯнуть несколько часов дольше, чем сидЯ взаперти в
этом,  если  можно  так сказать, трюме. Ќо если бы даже мне удалось избежать
опасности  в  продолжение одного или двух дней, то затем чего Я мог ожидать,
кроме  смерти  от  голода и холода? ‚ таком состоЯнии Я пробыл около четырех
часов, каждую минуту ожидаЯ и даже желаЯ гибели.
     џ уже  говорил  читателю,  что  к  глухой  стороне  моего  Ящика были
прикреплены  две  прочные  скобы,  в которые слуга, возивший менЯ на лошади,
продевал  кожаный  ремень  и пристегивал его к своему поЯсу. ЌаходЯсь в этом
неутешительном положении, Я вдруг услышал, или мне только почудилось, что по
этой  стороне Ящика что-то царапаетсЯ; скоро после этого мне показалось, что
Ящик  тащат  или  буксируют по морю, так как по временам Я чувствовал как бы
дерганье, от которого волны подымались до самых верхушек моих окон, погружаЯ
менЯ  в  темноту. ќто поселило во мне слабую надежду на освобождение, хотЯ Я
не  мог понЯть, откуда могла прийти помощь. џ решилсЯ отвинтить один из моих
стульев, прикрепленных к полу, и с большими усилиЯми снова привинтил его под
подвижной доской, которую незадолго перед тем отодвинул. ‚зобравшись на этот
стул  и  приблизив,  насколько возможно, свой рот к отверстию, Я стал громко
звать  на  помощь  на  всех  известных мне Языках. Џотом Я привЯзал платок к
палке, котораЯ всегда была со мной, и, просунув ее в отверстие, стал махать
платком  с  целью  привлечь  внимание  лодки  или  кораблЯ,  если бы таковые
находились   поблизости,  и  дать  знать  матросам,  что  в  Ящике  заключен
несчастный смертный.
     Ќо  все это, казалось, не приводило ни к каким результатам; однако же Я
Ясно  ощущал,  что  моЯ комната все подвигаетсЯ вперед. ‘пустЯ час или более
сторона   Ящика,  где  находились  скобы,  толкнулась  о  что-то  твердое. џ
испугалсЯ,  не скала  ли это, и почувствовал, что Ящик качаетсЯ больше, чем
прежде. џ Ясно расслышал на крыше моей комнаты шум, словно был брошен канат,
затем  он  заскрипел,  как  если  бы  его  продевали в кольцо. Џосле этого Я
почувствовал,  что  в несколько приемов менЯ поднЯли фута на три выше, чем Я
был  прежде.  џ  снова выставил палку с платком и начал призывать на помощь,
пока  не  охрип.  ‚  ответ  Я ус