ерь  ты действительно ждал, что „ениз  продолжит разговор, что именно она
--  как  это  ни фантастично -- окажетсЯ тем человеком,  который поговорит с
тобой о заветном.
     -- …сли тебе показалось, что ‹илиан хотела, то  не сегоднЯ-завтра у вас
все  получитсЯ. ‚ы  оба -- малыши, и ваши чувства несерьезны,  но  суть не в
том...
     -- џ люблю ее, мама, и она менЯ тоже, Я уверен!
     -- ‚ы малыши, и как раз поэтому Я с тобой разговариваю, ведь если ты со
днЯ  на день переспишь с  ‹илиан, то вы,  разумеетсЯ, будете вести  себЯ как
полнейшие неумехи.
     ’ы взглЯнул на нее  в паузе между двумЯ мЯгкими волнами, а вы чуть было
не рассмеЯлись ему прЯмо в лицо, потому что, Ясное дело, ђоберто не понимал,
он был в ужасе,  почти  в  шоке  оттого,  что „ениз  приметсЯ объЯснЯть  ему
азбучные истины, мама миа, только этого не хватало.
     -- џ хочу сказать, что никто из вас не будет предохранЯтьсЯ, глупыш,  и
в результате к концу  отпуска  “рсула  и  •осе  ‹уис  получат  подарочек  --
беременность дочки. ’еперь понЯтно?
     ’ы ничего не ответил, но, конечно же, все сообразил, ты понимал это уже
тогда, когда впервые поцеловал ‹илиан, ты тогда задал себе нелегкий вопрос и
подумал об аптеке, но дальше дело застопорилось.
     --  Њожет, Я ошибаюсь, но у ‹илиан на лице написано, что она понЯтиЯ ни
о чем не имеет, разве только  теоретически, но что толку? …сли хочешь знать,
Я за тебЯ рада, но  раз уж  ты немного повзрослел, тебе  следовало бы самому
позаботитьсЯ о вашей безопасности.
     Ћна увидела, как ты окунул лицо в воду, с силой растер его и  уставилсЯ
на нее в упор.
     Њедленно плывЯ на спине, вы подождали  ђоберто, чтобы поговорить о том,
о чем он и так думал, словно стоЯл перед прилавком аптеки.
     -- ‚ариант не идеальный, сама знаю, но если  она никогда раньше этим не
занималась, то, наверное, с ней трудно будет говорить о таблетках, тем более
что здесь...
     -- „а, Я тоже так считаю, -- сказал ты как можно басистее.
     --  —его же ты тогда ждешь?  Љупи  их  и положи в карман, а главное, не
потерЯй голову и используй в нужный момент.
     ’ы вдруг нырнул, потащив ее  за  собой, пока  она  не  закричала  и  не
засмеЯлась,  ты накрыл ее тюфЯком  из пены и шлепков, от которого отрывались
лоскуты  слов, перебиваемых твоими "ап-чхи" и ударами  по воде... ты боЯлсЯ,
ведь  ты  никогда не  покупал  этих изделий, и боЯлсЯ... как, как же  Я туда
приду, в аптеке работает старуха „елькасс, там нет продавцов-мужчин, что  ты
говоришь, „ениз, как Я у нее попрошу, Я не смогу, Я сквозь землю провалюсь.
     Ћднажды, когда тебе  было  семь лет, ты пришел из школы пристыженный, а
вы, никогда не подгонЯвшаЯ его в  подобных случаЯх, подождали, пока,  ложась
спать, ђоберто не свернулсЯ  в ваших объЯтиЯх смертоносной анакондой --  так
назывались ваши шутливые игры перед сном, --  и стоило задать пару вопросов,
как ты  сразу  рассказал, что на переменке у тебЯ начала зудеть попка и там,
между ног,  и  ты расчесалсЯ до крови, и тебе было страшно  и стыдно, потому
что  ты возомнил, что  это чесотка, наверное, ты  заразилсЯ от  лошадей дона
Њельчора. Ђ  вы, покрываЯ поцелуЯми залитое  слезами, испуганное и смущенное
лицо  ђоберто,  опрокинули  сына  навзничь,  раздвинули  ему  ноги  и  после
тщательного осмотра  обнаружили  укусы то ли  вшей, то ли  блох, так сказать
школьные  "прелести"... но какаЯ же у тебЯ чесотка, дурачишко, ты всего лишь
расцарапал тело до крови. Љак  просто: спирт и мазь, ласковые, успокаивающие
пальцы... вновь обрести, преодолев барьер признаниЯ, доверие и счастье... ну
конечно,  ничего  страшного, спи, глупенький, завтра  утром  еще  посмотрим.
Њилые  картины  недавнего  прошлого,  мелькающие перед  вами  в  волнах  под
аккомпанемент  веселого  смеха...  а  потом  --  внезапное  отдаление  сына,
отчуждение  из-за  ломающегосЯ  голоса,  неожиданно  поЯвившегосЯ  на  горле
адамова  Яблока,  пушка  на  подбородке;  до  чего  же  нелепы  эти  ангелы,
изгонЯющие нас из  раЯ! ‚ы  почувствовали иронию происходЯщего и  улыбнулись
под водой, волна укрыла вас, словно простынкой, да, трудно не ощутить иронию
судьбы, ведь, в сущности, нет никакой разницы между боЯзнью  признатьсЯ, что
у  тебЯ  в  паху  подозрительный  зуд,  и опасением,  что  старуха  „елькасс
отнесетсЯ к тебе как к малолетке. Љогда ты вновь подплыл, не глЯдЯ на „ениз,
котораЯ  лежала  на спине,  и  принЯлсЯ  плавать кругами  вокруг  нее, точно
собачонка, вы, „ениз, уже знали, чего он ждет, ждет неистово и униженно, как
раньше, когда он был вынужден отдаватьсЯ во власть чужих умных глаз и ловких
рук,  и это было  стыдно и  сладко; сколько раз „ениз снимала у  тебЯ резь в
животе или растирала икру, сведенную судорогой!
     -- Љоли так, Я сама  пойду, -- сказали вы. -- „аже не веритсЯ, что ты у
менЯ такой недоумок, сынок.
     -- ’ы? Џойдешь?
     -- …стественно, пойду, мой  сын ведь  еще  не  дорос. Ќадеюсь, тебе  не
пришло в голову попросить ‹илиан?
     -- —ерт побери, „ениз...
     --  џ замерзла. -- ѓолос  ваш  звучал почти жестко. -- ’еперь, пожалуй,
стоит  выпить виски, но  сперва давай  сплаваем до волнореза. €  без форы, Я
тебЯ все равно обставлю.
     ќто было  --  словно поднимаешь копирку и видишь под  ней точную  копию
предыдущего днЯ: обед с родителЯми ‹илиан и сеньором  ѓуцци, специалистом по
ракушкам,  долгаЯ  и  жаркаЯ  сиеста,  чай  с  тобой...  вообще-то  ты сидел
безвылазно в своей комнате, но чаепитие было  обЯзательным ритуалом, который
нельзЯ  нарушать...  гренки,  терраса,  потихоньку  надвигающийсЯ вечер,  вы
слегка  жалели  ђоберто, он Явно чувствовал себЯ не  в  форме, но ритуал вам
нарушать  не  хотелось, эта встреча  никогда  не  отменЯлась,  где бы  вы ни
находились днем, вы непременно встречались под вечер за чаем, а потом каждый
мог  отправлЯтьсЯ  восвоЯси.  „ениз было Ясно  до слез,  что  ты  не  можешь
постоЯть за себЯ, беднЯжка ђоберто, ты сидел, поджав хвостик, как собачонка,
не  обращавшаЯ  вниманиЯ  на масло и  мед,  ах ты, мой  непоседливый  песик,
глотавший гренки вперемежку  со словами, так-так... еще  одну чашку чаЯ, еще
одну сигарету...
     ’енниснаЯ   ракетка,    щеки,   как   помидоры...   бронзоваЯ   ‹илиан,
разыскивающаЯ тебЯ, чтобы сходить до  ужина в кино. ‚ы обрадовались, что они
ушли, ты выглЯдел  совершенно потерЯнным и не находил себе места, надо, надо
пустить  тебЯ  в  плавание  с  ‹илиан,  в  эту  почти  непостижимую длЯ  вас
переброску  междометиЯми,   смешками  и  жаргонными  выражениЯми,  объЯснить
которые  не под силу никакой грамматике, потому что сама жизнь в который раз
смеЯлась  над грамматикой.  ‚ы  наслаждались одиночеством,  но  потом  вдруг
загрустили,  представив  себе  чинный, безмолвный  зал и кинофильм,  который
увидЯт только  они.  ‚ы надели свои любимые брюки и  блузку  и спустились по
набережной, задержавшись у мага-
     зинчиков и киоска, чтобы купить журнал  и сигареты.  Ќа местной  аптеке
красовалась  вывеска --  этакаЯ заикающаЯсЯ пагода, а  внутри, в комнатушке,
пропахшей лекарственными  травами,  обитали  старуха  „елькасс  в немыслимом
красно-зеленом чепце и  молоденькаЯ провизорша... вот кого ты на  самом деле
боЯлсЯ, хотЯ говорил только про старуху „елькасс. ‚ аптеке околачивались два
сморщенных  болтливых  покупателЯ,  ЯвившихсЯ  за  аспирином  и  желудочными
таблетками,  они  уже уплатили,  но уходить  не  торопились,  а разглЯдывали
витрины, пытаЯсь протЯнуть времЯ: все-таки  здесь интересней, чем  дома.  ‚ы
повернулись к ним спиной, знаЯ,  что в таком  тесном помещении слышен каждый
шорох,  потом  поддакнули  старухе  „елькасс, дескать, погода --  благодать,
затем  попросили  у нее пузырек  со  спиртом,  как бы даваЯ  последний  срок
покупателЯм, которым давно пора было выметатьсЯ...  а когда старуха принесла
пузырек,  вы, увидев, что сморчки еще созерцают витрины  с детским питанием,
сказали как можно тише:
     -- Њне  нужно купить кое-что длЯ сына, он  сам не  отваживаетсЯ, да-да,
именно, Я не знаю, какие у вас упаковки, но не важно, дайте мне парочку, сын
сам разберетсЯ, что к чему. ЉомедиЯ, правда?
     ‚ыпалив все это на одном дыхании, вы перваЯ готовы были признать комизм
положениЯ  и   даже  расхохотатьсЯ  в  лицо  старухе  „елькасс...  трескучий
попугайный  голос, желтый диплом фармацевта, выставленный в витрине... у нас
есть поштучно и в пакетиках,  по двенадцать и по двадцать четыре штуки. Ћдин
из  покупателей  уставилсЯ на  вас, словно  не  верЯ своим  ушам, а  другой,
старушенциЯ, высовывающаЯ близорукий нос из  балахона до  пЯт, засеменила  к
дверЯм, лепеча: "„оброй ночи, доброй  ночи!"  Ђ молоденькаЯ продавщица  ей с
восторгом в ответ: "„оброй ночи, сеньора Џардо". ‘таруха „елькасс проглотила
наконец слюну и пробормотала, отворачиваЯсь:
     -- ‚ы бы себЯ пожалели, почему не пройти за прилавок?
     Ђ  вы представили  ђоберто,  и вам стало его жаль, он ведь навернЯка не
отважилсЯ бы попросить старуху „елькасс, чтобы та  впустила его за прилавок,
еще  бы, он  же  --  мужчина! Ќет (вы  сказали  или  только подумали?  •отЯ,
впрочем, какаЯ разница?!),  не  понимаю, почему Я должна делать  секрет  или
трагедию  из-за  пачки  презервативов,  попроси Я  ее  без свидетелей,  Я бы
предала  себЯ, стала  бы твоим сообщником и, может, через пару  недель снова
оказалась бы в подобной ситуации, а этого ты от менЯ  не дождешьсЯ, ђоберто,
хорошенького   понемножку,   отныне  каждый  сам   по   себе,   теперь-то  Я
действительно не увижу тебЯ голым, сынок, этот раз был последним;  да, пачку
по двенадцать, сеньора.
     -- Ћни просто  остолбенели, --  сказала молоденькаЯ продавщица, помираЯ
со смеху, она никак не могла забыть тех покупателей.
     -- џ  видела, --  кивнули  вы,  доставаЯ  деньги.  --  Ќу конечно,  так
поступать не принЯто.
     Џеред тем как переодетьсЯ к ужину, вы  положили купленную пачку сыну на
кровать, и,  вернувшись  из кино (бегом, потому что  уже  было поздно),  ты,
ђоберто, заметил на подушке белый пакетик, пошел пЯтнами и развернул  его...
и  вот -- „ениз,  мама, впусти менЯ, мама, Я нашел это,  ну,  то, что  ты...
‚ыглЯдевшаЯ совсем юной в белом декольтированном  платье, она стоЯла спиной,
глЯдЯ на тебЯ в зеркало, словно на какого-то чужого, далекого человека.
     -- „а, но  теперь выкручивайсЯ сам, малыш, больше Я ничего  не могу длЯ
вас сделать.
     ‚ы  давно договорились, что она  не будет называть тебЯ малышом,  и  ты
понЯл,   что   она  решила  с  тобой   посчитатьсЯ,  причем  по-крупному.  ‚
растерЯнности ты подошел к окну, потом метнулсЯ к „ениз,  обнЯл ее за плечи,
прижалсЯ,  покрываЯ ее  спину частыми влажными детскими поцелуЯми, а  вы тем
временем спокойно причесывались и  искали духи. Џочувствовав на коже горЯчую
слезу, „ениз оберну-
     лась и мЯгко  отстранила тебЯ, беззвучно смеЯсь протЯжным смехом немого
кино.
     -- Њы опоздаем, дурашка, а ты знаешь, “рсула не  любит ждать за столом.
Љак картина, ничего?
     ѓнать, гнать от себЯ  подлую мысль, хотЯ с  каждым разом  это трудней и
трудней, а виной всему -- чуткий  сон,  полночный час и комар, союзник злого
демона, не  дающего  вам забытьсЯ. ‚ключив ночник, вы отпили  большой глоток
воды и снова легли на спину; жара стоЯла  невыносимаЯ, но в гроте, наверное,
было свежо... уже погружаЯсь в сон, вы представили себе белый-белый песок, и
вдруг  действительно увидели демона,  склонившегосЯ над ‹илиан,  она лежала,
широко  открыв  влажные  глаза,  а ты  целовал ее груди и  лепетал  какие-то
бессмысленные слова... но, разумеетсЯ,  ты не сможешь сделать все правильно,
а когда опомнишьсЯ, будет поздно... как хотел бы вмешатьсЯ демон, вмешатьсЯ,
не потревожив  вас, помочь  вам  не  натворить глупостей,  помочь  по старой
привычке, ведь  он так хорошо знает твое  тело, в стонах и  поцелуЯх  ищущее
соитиЯ...  если  бы можно было  увидеть  твои  Ягодицы  и  спину  и  еще раз
повторить советы, которые демон давал тебе при ушибах и гриппе:  расслабьсЯ,
это  не  больно, такой большой мальчик не плачет из-за пустЯкового укола, ну
вот  и все. € снова  -- ночник, вода, снова глупый журнал, вы заснете потом,
когда ты вернешьсЯ,  ступаЯ на  цыпочках, и вы услышите шум в ванной, слабое
поскрипывание  пружин  на  кровати  и  бормотание  спЯщего  или  только  еще
засыпающего сына.
     ‘егоднЯ вода была холоднее, чем  вчера, но вам  понравилось  ее горькое
покалывание,  вы доплыли  без остановки до  волнореза,  взглЯнули  оттуда на
людей, плескавшихсЯ  у  берега, на тебЯ,  курившего, лежа  на  спине,  и  не
изъЯвлЯвшего особого желаниЯ лезть  в  воду. Ќа  причале вы отдохнули,  а по
пути назад  пересеклись с ‹илиан, котораЯ  плыла медленно  и сосредоточенно.
Ћна сказала вам:
     -- Џривет!
     Џохоже,  на  большие  уступки  взрослым  ‹илиан  не  способна.  ’ы  же,
наоборот, вскочил и укутал „ениз полотенцем, уступаЯ ей место, где не дуло.
     -- ’ебе сегоднЯ не понравитсЯ, вода ледЯнаЯ.
     -- ‚ижу, у тебЯ мурашки. Џогоди, эта зажигалка не работает, тут у  менЯ
другаЯ... Џринести горЯчего кофейку?
     ‚ы  лежали  на  спине, солнечные пчелы  начинали жужжать на коже, песок
казалсЯ  шелковой  перчаткой,  вы  лежали меж солнцем  и песком, в  каком-то
междуцарствии.  ’ы принес кофе и спросил, когда  надо домой: в  воскресенье,
как договаривались, или „ениз хочет задержатьсЯ. Ќет, задерживатьсЯ незачем,
уже холодает.
     --  ’ем  лучше,  -- сказал ты,  глЯдЯ  вдаль. -- ‚ернемсЯ --  и дело  с
концом. ‚алЯтьсЯ на плЯже хорошо недели две, а после надоедает.
     ’ы, конечно, надеЯлсЯ,  но  зрЯ... просто ее  рука  погладила  тебЯ  по
волосам, легонечко.
     -- ‘кажи мне что-нибудь, „ениз, не надо со мной так, мне...
     -- ’сс... если  кто  и  должен говорить,  так это ты, не строй  из менЯ
каргу старую.
     -- Ќет, мама, просто...
     --  Ќам с тобой беседовать  не  о  чем, ты знаешь, Я сделала это только
ради ‹илиан.  ’еперь, когда ты ощутил себЯ  мужчиной,  учись  обходитьсЯ без
менЯ. …сли у малыша болит горлышко, ему известно, где лежат таблетки.
     ђука, гладившаЯ тебЯ  по  волосам, соскользнула и упала  на  песок.  ‚ы
жестко  отчеканили каждое слово,  но  рука оставалась прежней,  рукой „ениз,
голубкой, отгонЯвшей  все боли, щекотавшей и ласкавшей, ставившей примочки и
мазавшей тебЯ перекисью водорода.  ќто  тоже должно было кончитьсЯ  рано или
поздно, ты понЯл и содрогнулсЯ, как от удара... когда-нибудь  лезвие предела
должно отсечь вас друг от друга, не важно когда -- ночью  или утром. ’ы  сам
сделал  первые  шаги  к  отчуждению: стал  закрыватьсЯ  в  ванной, стеснЯлсЯ
переодеватьсЯ  при  „ениз,  начал  часами  пропадать  на улице, но полоснули
лезвием вы, и,  наверное,  именно сейчас,  когда вы  погладили его по спине.
…сли у малыша болит горлышко, ему известно, где лежат таблетки.
     -- Ќе волнуйсЯ, „ениз, --  хрипло произнес  ты, набив почти  полный рот
песка, -- не волнуйсЯ за ‹илиан. ‡наешь, она не  захотела, в самый последний
момент отказалась. Ћна дура, эта девчонка, что с ней прикажешь поделать?
     -- џ сказала: хватит! ’ы менЯ слышишь? •ватит, довольно!
     -- Њама...
     Ќо она повернулась  к тебе спиной и уткнулась лицом в соломенную шлЯпу.
„емон, бессонница, старуха „елькасс -- все курам на смех.  ‹езвие предела...
какое  лезвие, какого  предела?! ‡начит, еще возможно, что в один прекрасный
день дверь в ванную окажетсЯ не заперта,  и вы войдете и увидите его, голого
и намыленного,  и он резко смутитсЯ. €ли, наоборот, ты  будешь  смотреть  на
нее, когда она  выйдет  из душа, как прежде, когда  вы столько раз  смотрели
друг на друга и играли, вытираЯсь и одеваЯсь. ѓде предел, где он на самом-то
деле, этот чертов предел?
     -- Џривет! -- улыбнулась ‹илиан, садЯсь между ними.


        ‚Ћ €Њџ ЃЋЃ€
     ‚чера ему  исполнилось восемь, мы чудесно отметили его день рождениЯ, и
Ѓоби  осталсЯ  доволен  заводным  поездом,  футбольным  мЯчом  и  тортом  со
свечками. ‘естра побаивалась, как бы он в эти дни не нахватал в школе плохих
отметок, но вышло наоборот,  а по арифметике и чтению Ѓоби даже  подтЯнулсЯ,
так  что причины  лишать  его подарков не  было,  отнюдь.  Њы  разрешили ему
пригласить друзей, и он
     позвал Ѓето и •уаниту; еще заходил Њарио  Џансани, но ненадолго, потому
что у него заболел отец. ‘естра позволила ребЯтам играть во дворе дотемна, и
Ѓоби  вынес свой новый мЯчик; правда, мы опасались, что он в порыве восторга
помнет  наши  цветы.  Љогда  же пришло  времЯ  пить оранжад и есть торт,  мы
пропели ему хором  песенку  -- ту, что  обычно поют  имениннику,  и  вдоволь
нахохотались, потому что всем было весело, а особенно Ѓоби и моей сестре; Я,
конечно,  неусыпно следила за Ѓоби, но, похоже, только  даром  терЯла времЯ:
следить  ведь  было не за чем;  однако Я  не сводила  с Ѓоби  глаз, когда он
впадал  в задумчивость,  и  все  пыталась поймать его взглЯд  --  тот самый,
особенный  взглЯд... сестра  его, по-моему, не замечает, а мне он доставлЯет
столько страданий!
     ‚чера он посмотрел на мою сестру так всего один раз, когда она зажигала
свечки,  но  тут  же  потупилсЯ  и  сказал  тоном благовоспитанного  ребенка
(впрочем, он действительно хорошо воспитан):
     -- Љакой красивый торт, мама!
     •уанита  тоже  одобрила  торт,  и Њарио Џансани  -- тоже.  џ  дала Ѓоби
большой нож и следила  за ним в оба, но малыш увлексЯ и на сестру мою  почти
не смотрел,  ему куда  важнее было разрезать  торт  на равные  порции, чтобы
никого не обделить.
     --  ‘начала --  маме, -- сказал  Ѓоби, протЯгиваЯ  ей блюдце.  Ђ  затем
угостил •уаниту и менЯ: о женщинах ведь надо заботитьсЯ в первую очередь.
     Ќаевшись,  ребЯтишки  (кроме  Њарио Џансани,  у  которого  болел  отец)
отправились играть во двор, но  прежде Ѓоби еще  раз сказал моей сестре, что
торт очень вкусный, а потом подбежал ко мне и чмокнул в щеку:
     -- Џоезд просто чудесный, тетечка!
     ‚ечером же он залез ко мне на колени и поведал великую тайну:
     -- ‡наешь,  мне теперь целых восемь лет, тетЯ!  Њы долго не ложились...
впрочем, дело было в
     субботу,  и  Ѓоби  мог колобродить допоздна.  џ пошла спать  последней,
предварительно прибравшись в столовой и  расставив  стульЯ  по  местам: дети
играли в затонувший  корабль и во всЯкие  прочие игры, во  времЯ которых дом
переворачиваетсЯ вверх  дном.  ‘прЯтав  большой нож,  Я заглЯнула к  сестре,
котораЯ уже спала блаженным сном, а потом зашла к Ѓоби... он лежал на животе
--  это  его  любимаЯ поза с  младенчества, -- простыни сползли на пол, нога
свисала с кровати, но он спал сладко-сладко, уткнувшись в подушку. …сли бы у
менЯ был ребенок, Я бы тоже укладывала его спать на живот... впрочем, к чему
думать о  ерунде? џ  легла в постель и  не  стала братьсЯ за  книгу...  зрЯ,
наверное,  потому, что сон  не  шел  и  со  мной  случилось  то,  что обычно
случаетсЯ, когда терЯешь волю и тебЯ со  всех сторон осаждают мысли, которые
кажутсЯ  тебе  правильными,  -- ведь  все,  что вот  так,  с  бухты-барахты,
приходит  на ум, правильно и почти все ужасно, и  рассеЯть наваждение нельзЯ
никакими  силами. џ  выпила подслащенной  воды  и  сосчитала  от трехсот  до
одного:  так сложнее, а  значит, быстрее можно  заснуть...  но  Я не  успела
задремать, потому что менЯ начали одолевать сомнениЯ: спрЯтала ли Я нож, или
он по-прежнему лежит на столе? ќто было глупо, ведь Я все убрала и прекрасно
помнила,  что положила  нож в нижний  Ящик  кухонного шкафа; но сомнениЯ  не
исчезли.  џ  встала, и, разумеетсЯ, нож  оказалсЯ  на месте, он  преспокойно
лежал среди столовых приборов. Ќе знаю почему, но мне  захотелось унести его
в  спальню, Я  даже протЯнула руку, однако сочла, что захожу слишком далеко,
посмотрелась в  зеркало и  скорчила гримасу. ќто мне тоже не понравилось, --
нашла  времЯ!  --  и Я налила себе рюмочку  анисовки (хотЯ при  моей больной
печени пить  -- чистейшее  безрассудство) и потихоньку потЯгивала  спиртное,
лежа в постели и стараЯсь задремать; сестра во сне всхрапывала, а  Ѓоби, как
обычно, разговаривал или стонал.
     Ќо едва  Я начала засыпать,  все внезапно нахлынуло вновь: Я вспомнила,
как  Ѓоби впервые спросил  мою сестру, отчего она с ним плохо  обращаетсЯ, и
сестра --  свЯтаЯ,  это все  говорЯт, -- уставилась  на него, словно услышав
что-то смешное, и даже расхохоталась, а Я...
     Я тоже была там,  заваривала  мате,  помню,  что  Ѓоби  не  рассмеЯлсЯ.
Ќаоборот,  он  погрустнел и упорно добивалсЯ  ответа...  ему было тогда семь
лет,  и малыш поминутно задавал  странные вопросы, как все дети;  однажды он
спросил, чем деревьЯ отличаютсЯ от людей, Я пожала плечами, а он воскликнул:
     -- Ќо тетЯ, они же одеваютсЯ летом, а раздеваютсЯ зимой!
     џ  просто   рот  разинула,  вот  тебе  на...  нет,  Ѓоби,  конечно,  не
вундеркинд, но все же... ’ак, значит, Я говорила о Ѓоби... сестра тогда была
потрЯсена,  она никогда  не  обращалась с ним дурно,  она  ему так  прЯмо  и
заЯвила: дескать, разумеетсЯ, она бывает с ним строга, но лишь иногда, когда
он плохо себЯ  ведет или  болеет и нужно заставить его делать то, что ему не
по душе; но ведь и мама •уаниты, и мама Њарио Џансани, когда надо, проЯвлЯют
строгость...  однако  Ѓоби смотрел на  нее  по-прежнему  грустно  и  наконец
объЯснил,  что это  бывает  не  днем,  а  ночью,  когда он  спит,  и мы  обе
остолбенели.  Џотом, не помню кто, кажетсЯ, Я  принЯлась объЯснЯть  ему, что
нельзЯ  винить  людей  в  своих  снах,  его просто  мучил кошмар,  не  стоит
переживать. ‚  тот  день Ѓоби  не стал настаивать,  он вообще всегда  с нами
соглашалсЯ, его нельзЯ  назвать трудным ребенком; но через несколько дней он
проснулсЯ, плача навзрыд, а когда Я кинулась к его кроватке, обнЯл менЯ и не
захотел ничего рассказывать,  просто плакал и плакал, навернЯка он видел еще
один кошмарный  сон...  а в  полдень за  обедом Ѓоби  все  вспомнил и  снова
спросил сестру, почему она так плохо ведет себЯ по  ночам. Ќа сей раз сестра
принЯла его  слова близко к сердцу  и  сказала,  что  Ѓоби уже  большой  и в
состоЯнии отличить  сон от Яви, а  если он будет настаивать,  она пожалуетсЯ
доктору Љаплану: наверно, у Ѓоби глисты или  аппендицит,  и надо лечитьсЯ. џ
почувствовала, что Ѓоби  вот-вот  расплачетсЯ, и  поспешила растолковать ему
еще раз, что такое кошмары; он должен понимать:  мама любит его  больше всех
на свете,  даже Я его  так не  люблю;  Ѓоби  выслушал менЯ с очень серьезным
видом,  утер слезы  и  сказал,  что, конечно,  он понимает, встал со стула и
поцеловал мою  сестру,  котораЯ  пребывала в полной  растерЯнности, а  потом
задумалсЯ, глЯдЯ в пространство; в тот же вечер Я разыскала Ѓоби во  дворе и
попросила  рассказать  мне  все без  утайки,  ведь  Я его  тетЯ,  и он может
доверитьсЯ мне  как самому близкому человеку; не хочет рассказывать  маме --
ладно, но пусть  тогда поделитсЯ со  мной. ѓоворить  ему  Явно не  хотелось,
однако наконец Ѓоби промЯмлил, что, дескать,  ночью все по-другому, упомЯнул
про какие-то  черные трЯпки, сказал, что он не может пошевелить ни рукой, ни
ногой... у кого  хочешь бывают  такие сны, но  в кошмарах  Ѓоби фигурировала
именно моЯ  сестра, котораЯ стольким ради него  пожертвовала, и Я упорно ему
это твердила, и он, конечно же, был согласен, безусловно согласен.
     Ѓуквально на следующий день  сестра  заболела плевритом, и мне пришлось
крутитьсЯ как белке в колесе; с Ѓоби, правда, хлопот не было, потому  что он
хоть  и  маленький,  но очень самостоЯтельный; помню,  он входил к  сестре и
молча стоЯл у ее постели...  стоЯл  и ждал,  когда  она  ему  улыбнетсЯ  или
погладит по голове, а потом тихонько играл в патио  или читал в гостиной; он
даже добровольно отказалсЯ от  игры на пианино, а ведь Ѓоби  обожает музыку!
‡аметив, что он  загрустил,  Я  сказала  ему,  что  маме лучше и завтра  она
встанет  немножко  позагорать.  Ѓоби странно  передернулсЯ  и бросил на менЯ
косой взглЯд. ЊенЯ вдруг осенило, и Я спросила у него:
     -- —то, снова кошмары мучают?
     Ћн беззвучно заплакал, прЯча лицо, а потом сказал:
     -- „а, почему мама так себЯ ведет?
     € Я понЯла, что ему страшно. ЏытаЯсь утереть мальчику слезы, Я  разнЯла
его  руки  и  увидела, что на  лице Ѓоби  написан страх; мне стоило большого
труда сдержатьсЯ  и, прикидываЯсь равнодушной, в который  раз объЯснить ему,
что это всего лишь сны.
     -- ’олько ей ничего не говори, -- попросила Я, -- помни,  она еще слаба
и ей нельзЯ волноватьсЯ.
     Ѓоби  молча  кивнул, он так мне верил, но, пожалуй,  слишком  буквально
воспринЯл  мои  слова,  потому  что,  даже  когда   сестра  поправилась,  не
заговаривал с ней о кошмарах,  хотЯ  они  не прекратились, недаром  порой он
выходил по  утрам из спальни с  потерЯнным  видом...  да и  возле менЯ  Ѓоби
неспроста все времЯ крутилсЯ, из кухни фактически не выходил.  Џару раз Я не
выдерживала и пыталась с ним поговорить -- то  во дворе, то моЯ его в ванне;
и каждый раз  повторЯлась одна и  та же сцена: с трудом подавлЯЯ слезы, Ѓоби
сдавленно шептал:
     -- Џочему мама по ночам такаЯ?..
     Ћстальное тонуло в рыданиЯх. џ не хотела  травмировать  сестру, она еще
не оправилась от болезни,  и ее здоровье могло пошатнутьсЯ,  поэтому Я снова
попросила Ѓоби -- а он у нас малыш понЯтливый -- держать Язык за зубами.
     -- Њне, -- сказала  Я, --  рассказывай о чем угодно,  но маме -- ни-ни;
потерпи немножко, подрастешь  -- и все твои  кошмары кончатсЯ;  наверное, не
стоит есть  на ночь много хлеба,  Я  спрошу у доктора Љаплана, может, у него
есть какое-нибудь лекарство от плохих снов?
     ‘прашивать Я,  естественно,  ничего не  стала:  не так-то  просто  было
заговорить  на  подобные  темы  с  доктором  Љапланом,  у  него  ведь  полно
пациентов, и он не будет  терЯть времЯ на  пустЯки. Ќе знаю, правильно ли  Я
поступила,  но мало-помалу Ѓоби  перестал менЯ  тревожить; правда,  порой  Я
замечала,  что  он  бродит по  утрам  словно неприкаЯнный,  и  думала,  что,
наверное,  все  началось снова...  и  ждала,  когда  же  он  придет  ко  мне
поделитьсЯ своими переживаниЯми, но Ѓоби  уходил в школу, так и не сказав ни
слова,  а возвращалсЯ  совсем другим,  счастливым,  и креп с  каждым днем, и
училсЯ все лучше и лучше.
     ‚  последний раз это произошло в  феврале,  в  самое  пекло; сестра уже
поправилась, и мы зажили как встарь. „огадывалась ли она -- Ѓог весть,  но Я
ей рассказывать ничего не собиралась: она такаЯ впечатлительнаЯ, Я ее  знаю,
особенно если  дело касаетсЯ  Ѓоби. џ  прекрасно помню,  что, когда  он  был
совсем крошкой, а сестра только-только развелась  с мужем и очень  страдала,
она с трудом выносила плач Ѓоби или шалости, и мне приходилось уводить его в
патио  и  пережидать  там, пока страсти  улЯгутсЯ, --  так  уж, видно,  нам,
тетушкам, на роду написано... Ќо скорее всего сестра просто не замечала, что
порой Ѓоби просыпаетсЯ, словно вернувшись из дальних странствий, и пребывает
в какой-то прострации до самого завтрака; когда мы оставались наедине, Я все
ждала, что она заговорит о Ѓоби, но  --  увы, сестра  помалкивала,  а мне не
хотелось  напоминать ей о неприЯтном,  бередить душу;  можно сказать, Я даже
надеЯлась,  что в одно прекрасное утро Ѓоби опЯть спросит  у нее, почему она
плохо  с  ним  обращаетсЯ,  но Ѓоби, очевидно, тоже считал  себЯ  не  вправе
огорчать маму,  а может,  памЯтуЯ  мою  просьбу, думал, что не  стоит больше
заговаривать с ней на подобные темы. Ђ  бывали моменты,  когда мне казалось,
что  Я  просто выдумываю, в  действительности Ѓоби ничего плохого больше  не
снитсЯ, иначе он как  пить дать кинулсЯ бы ко мне  за утешением... Ќо потом,
когда Я видела по утрам его мордашку, мне опЯть становилось тревожно. •орошо
еще, что сестра ни о чем не подозревала, ведь она даже не заметила, как Ѓоби
впервые посмотрел на нее тем, особенным взглЯдом... џ тогда гладила в  кухне
белье, а Ѓоби  застыл в  дверЯх,  и  не  знаю уж  почему, но Я чуть было  не
прожгла голубую  сорочку, еле-еле успела снЯть утюг, а  Ѓоби стоЯл и смотрел
на  мою сестру,  месившую тесто длЯ пирожков  с  мЯсом. Љогда Я спросила его
(просто чтобы нарушить молчание), зачем он пришел, Ѓоби вздрогнул и ответил,
что ни  за чем, просто  на улице жарко и в  мЯчик не поиграешь. Њой тон его,
видно, насторожил, потому что он еще раз, словно  убеждаЯ менЯ, повторил про
мЯчик и пошел в гостиную рисовать. ‘естра сказала,  что Ѓоби очень грЯзный и
она его сегоднЯ вечером искупает, надо же, такой большой мальчик, а забывает
мыть уши и ноги. Љончилось тем, что искупала его Я (сестра под вечер все еще
утомлЯлась); и, намыливаЯ Ѓоби в ванне, -- он играл с пластмассовой уткой, с
которой ни в какую не  хотел расставатьсЯ, -- Я отважилась спросить, как ему
теперь спитсЯ.
     -- Ќормально, -- сказал он, пускаЯ утку по воде.
     --  ќто не  ответ.  ’ы мне  скажи, снЯтсЯ тебе  всЯкие гадости  или  не
снЯтсЯ?
     -- Ќедавно снились, -- буркнул Ѓоби, утопив утку и не даваЯ ей всплыть.
     -- ’ы сказал маме?
     -- Ќет, ведь она... она...
     Ћн не  дал мне  опомнитьсЯ и как был  намыленный,  так и припал ко мне,
обнимаЯ за шею, дрожа и плача,  терзаЯ мне душу. џ пыталась его  отстранить,
но  он  выскальзывал у менЯ из рук и наконец шлепнулсЯ  в ванну, закрыл лицо
руками  и  зарыдал  в   голос.  Џрибежала  сестра,  она  решила,  что   Ѓоби
поскользнулсЯ и ушибсЯ, но он  замотал головой  и, перекосившись от  натуги,
проглотил слезы, а потом встал  в ванне, демонстрируЯ нам, что ничего с  ним
не стрЯслось; он стоЯл перед нами голый и намыленный, отказывалсЯ  отвечать,
молча  давилсЯ рыданиЯми  и был так одинок, что мы с сестрой  ничем не могли
его утешить, хотЯ из кожи вон лезли.
     Џосле  того случаЯ Я постоЯнно искала повода Якобы невзначай поговорить
с Ѓоби по душам, однако проходили  недели, а разговора не получалось; стоило
мне взглЯнуть  на  него пристальней, как  он  тут же  старалсЯ  улизнуть или
начинал  ко  мне  ластитьсЯ,  вынрашиваЯ  конфетку,  а  иногда  отпрашивалсЯ
погулЯть с •уанитой и Њарио  Џансани. “ сестры  он ничего  не спросил, берег
ее, ведь она  и впрЯмь была еще  очень слаба и мало занималась сыном, потому
что Я всегда поспевала раньше нее,  и Ѓоби менЯ слушалсЯ, даже если  ему  не
нравилось  --  все  равно слушалсЯ, и сестра  просто  не  имела  возможности
подметить  то, что и подмечала мгновенно: этот его особенный взглЯд,  манеру
застыть в дверЯх, не сводЯ глаз с  матери, и смотреть до тех пор, пока  Я не
поймаю  его, как  говоритсЯ,  с  поличным, а  тогда быстро  опустить глаза и
кинутьсЯ  наутек  или  начать выкрутасничать.  ‘  ножом  вышло случайно... Я
перестилала бумагу в кухонных Ящиках и вынула все приборы; Я не слышала, как
Ѓоби вошел, и  заметила  его,  только когда повернулась, чтобы  отрезать еще
бумага;  он смотрел на самый длинный  нож.  Ѓоби тут же отвлексЯ, а может, и
притворилсЯ,  чтобы Я  не  догадалась, но  мне его повадки были уже знакомы,
и... не знаю, наверное, это глупо, но на менЯ прЯмо холодом дохнуло, будто в
нашей раскаленной кухне ледЯной ветер подул. џ не нашлась,  что ему сказать,
однако ночью вдруг сообразила: надо же,  ведь  Ѓоби теперь не  спрашивает  у
сестры, почему она плохо себЯ ведет... нет, он просто смотрит на нее так же,
как  сегоднЯ смотрел на длинный нож,  этим своим особенным взглЯдом! ’о, что
случилось  потом, было, наверное,  совпадением, даже навернЯка... но мне  не
понравилось, когда на той  же неделе Я вновь подметила на лице Ѓоби подобное
выражение. џ как раз резала хлеб, а сестра говорила, что пора Ѓоби научитьсЯ
чистить ботинки.
     --  •орошо,  мама, -- откликнулсЯ  Ѓоби, а сам  упорно  глазел на  нож,
провожаЯ взглЯдом каждое мое  движение и даже раскачиваЯсь, будто не Я, а он
резал хлеб; хотЯ,  может, он представлЯл себе, что чистит ботинки, -- сестра
навернЯка так и решила, ведь Ѓоби у нас очень послушный, примерный мальчик.
     Ќу а  ночью  мне пришло в голову поговорить с сестрой;  впрочем, о чем,
ничего же  не происходило,  и Ѓоби был лучшим учеником в  классе, и вообще Я
просто  не  могла уснуть,  потому  что  все  внезапно  свЯзывалось воедино и
обволакивало менЯ,  словно вЯзкое тесто, и наваливалсЯ страх,  беспричинный,
ведь Ѓоби  с сестрой уже спали,  порой кто-нибудь из  них переворачивалсЯ на
другой бок или вздыхал... хорошо им было,  сонЯм, не то что мне, Я-то лежала
и думала всю ночь напролет. € разумеетсЯ,  в конце концов Я разыскала Ѓоби в
саду -- сразу же, как  только перехватила еще  один его взглЯд, направленный
на мать, -- а разыскав, попросила помочь мне пересадить кустик; мы принЯлись
болтать о том о сем, и он поведал, что сестра •уаниты теперь невеста.
     -- ЏонЯтное дело, она же большаЯ, --  сказала Я.  -- ‘лушай, принеси-ка
из кухни большой кож, надо подрезать эти рафии.
     Ѓоби, как обычно, кинулсЯ  со  всех ног, он всегда охотно  выполнЯл мои
поручениЯ, а Я смотрела ему вслед  и  ждала,  ждала, думаЯ,  что, прежде чем
заговорить о ноже, надо  было спросить о  снах, чтобы действовать навернЯка.
Љогда  Ѓоби опЯть показалсЯ  в  саду  -- а шел  он  еле-еле, словно с трудом
продираЯсь сквозь толщу послеполуденного  зноЯ  и  стараЯсь как можно дольше
задержатьсЯ в пути, -- Я увидела, что он выбрал один из коротких ножей, хотЯ
Я  оставила  длинный  на  самом виду,  чтобы, выдвинув Ящик,  он  сразу  его
заметил.
     -- ќтот не годитсЯ, -- сказала Я.
     Њне  было трудно говорить, потому что играть в подобные игры с невинным
ребенком -- ужасно глупо, но Я даже в глаза ему взглЯнуть  не могла. ’ак что
Я лишь ощутила  толчок,  когда, выронив нож, Ѓоби  бросилсЯ ко мне и припал,
судорожно  вцепилсЯ в менЯ, рыдаЯ. Џохоже, в тот  миг  передо мной мелькнуло
что-то  вроде  последнего  видениЯ Ѓоби; Я  не отважилась  бы  его  об  этом
спросить, но,  кажетсЯ, теперь Я знаю, что ему приснилось тогда, в последний
раз, перед тем как кошмары перестали его  мучить и Ѓоби начал  по-особенному
смотреть на мою сестру и на длинный нож.


        ‹Ћ„ЉЂ, €‹€ …™… Ћ„ЌЋ Џ“’……‘’‚€… ‚ ‚…Ќ…–€ћ
     ‘ юношеских  лет менЯ привлекала мысль переписать литературные  тексты,
которые живо  волновали менЯ, по фактура которых не соответствовала, как мне
казалось, их внутреннему  наполнению; думаю, некоторые  из рассказов  Ћрасио
Љироги вызывали у их автора такое же искушение, и в результате  он отважилсЯ
на это, выбрав  длЯ осуществлениЯ своего замысла тишину и  забвение. ’о, что
пытаешьсЯ  делать  из  любви,  оборачиваетсЯ   хвастливым  козырЯнием  своей
ученостью;  наедине с  собой  Я  был  готов  сожалеть, что  некоторые тексты
показались мне  не соответствующими тому,  что в  них  и  во  мне бесполезно
взывало к жизни.
     ‘лепой случай и пачка старых листков бумаги вызвали к жизни аналогичное
стремление  реализовать неосуществленный замысел,  но  в  данном  случае это
искушение закономерно,  поскольку речь  идет о моих  собственных  текстах, о
длинном рассказе под названием "‹одка". Ќа последней странице черновика вижу
пометку: "„о чего скверно! џ написал это в ‚енеции в  1954 году; перечитываю
через десЯть лет, и мне это нравитсЯ -- вот что самое скверное".
     €  текст и  примечание  уже  забылись;  после  тех  десЯти  прошло  еще
двенадцать лет,  и перечитывать сейчас эти страницы вместе с примечанием мне
хочетсЯ  только потому,  чтобы  лучше понЯть, почему этот  рассказ казалсЯ и
кажетсЯ мне плохим и почему он мне 'нравилсЯ и нравитсЯ сейчас.
     ’о, что за  этим последует, --  попытка показать себе самому, что текст
"‹одки"  плохо написан, он  фальшив, он где-то в стороне  от правды, котораЯ
тогда была  недоступна  моему пониманию, а  сейчас кажетсЯ такой  очевидной.
Џереписывать его было  бы утомительно, и  каким бы ошибочным и  малопонЯтным
это ни казалось -- это есе равно что работать над рассказом  другого автора,
от  чего Я впал  бы в хвастливую ученость, о  которой говорил в  начале.  џ,
наоборот., могу  оставить его таким, каким он был, и в то же времЯ показать,
что мне удалось увидеть в нем сейчас. ‚от тут-то на сцене и поЯвлЯетсЯ „ора.
     …сли  бы  „ора вспомнила о Џиранделло, она бы  с самого начала пришла к
автору, чтобы упрекнуть его  в невежестве  или в непрестанном  лицемерии. Ќо
сегоднЯ Я иду  к ней, чтобы наконец раскрыть карты. „ора не знает, кто автор
рассказа, и ее критические замечаниЯ -- это точка зрениЯ человека, видевшего
событиЯ  изнутри, ибо она  была  их участником; но пусть  все происшедшее --
только  текст,  а „ора  -- один из персонажей  написанного,  она  тоже имеет
текстовое  право вторгатьсЯ  в описание событий там,  где  оно покажетсЯ  ей
недостаточным или лживым.
     €так, голос „оры времЯ от времени перебивает первоначальный текст -- за
исключением малозначащих подробностей и повторЯющихсЯ мест, которые Я убрал,
-- тот самый, что был написан мною в "Џансионе  дожей" в 1954 году. —итатель
найдет там все, что мне не нравитсЯ в нем по форме, а „оре -- по содержанию,
и это, пожалуй, может принести нам взаимную пользу.
     ’уризм  насмехаетсЯ  над любителЯми  путешествий,  дарит им  обманчивую
сезонность, а потом во ”ранции они достают из карманов оставшиесЯ английские
монетки, а в ѓолландии напрасно ищут некий привкус, который  бывает только в
Џуатье. „лЯ ‚алентины маленький римский бар на улице —етвертого ”онтана весь
уместилсЯ в Ђдриано, в рюмке нежного мартини  и  в  выражении лица  Ђдриано,
который извинилсЯ, задев ее у стойки. Ћна  почти не помнила, бьша ли  „ора с
ней  в  то  утро,   навернЯка  бьиа,  поскольку  ђим  они  "делали"  вместе,
объединившись в некое товарищество, которое началось самым дурацким образом,
как и все подобные затеи, в конторе "Љук и Ђмерикэн экспресс".
     Љонечно, Я  была. Ћна с самого начала притворЯлась, что не  видит менЯ,
отведЯ мне роль статиста, то удобного, то назойливого.
     ’ак  или  иначе, тот бар около  площади Ѓарберини заключалсЯ в Ђдриано,
еще  одном  беззаботном  путешественнике,  шатающемсЯ  по  городу,  как  все
туристы,  эти  призраки  среди  нормальных людей, которые ходЯт  на  работу,
приходЯт  домой, у которых есть  семьи,  которые говорЯт  на  одном  Языке и
которые знают  о том, что происходит сейчас,  а не в период  археологической
старины, описанной в "ѓолубом путеводителе".
     Ћна тут же забыла,  какие у Ђдриано глаза, волосы, как он одет; помнила
только рот, большой и  чувственный, губы, которые  чуточку дрожали, когда он
замолкал и слушал собеседника. "‘лушает ртом", -- подумала ‚алентина,  когда
он впервые  заговорил с ней и  предложил выпить по коктейлю в баре,  который
ему  нравилсЯ и где Ѓеппо, взболтав коктейли, покрывшиесЯ серебристой пеной,
назвал их жемчужинами ђима, ’ирренским морем, уместившимсЯ в рюмке, со всеми
его тритонами и морскими коньками. ‚ тот день „ора и ‚алентина нашли Ђдриано
симпатичным;
     ѓм...
     он  не был  похож на туриста (он считал себЯ  путешественником,  и  его
улыбка подчеркивала эту разницу), и их полуденный разговор был самым большим
очарованием апрельского ђима. „ора тут же забыла о кем,
     Ќеверно.  Ќадо отличать способность к  пониманию от глупости.  Ќикто, в
том числе и Я (или,  само собой, ‚алентина), не может вот так запросто взЯть
и забыть такого, как Ђдриано; но Я считаю себЯ человеком разумным и с самого
начала чувствовала, что у нас с ним разнаЯ длина волны. џ имею  в виду чисто
дружеские отношениЯ, а не  что-то  иное, в этом смысле вообще не  приходитсЯ
говорить ни о каких волнах. Ђ  поскольку это  совершенно  невозможно,  зачем
терЯть времЯ?
     озабоченнаЯ  посещением ‹атерано, ‘ан-Љлементе, и  все за  один  вечер,
поскольку через два днЯ они  уезжали, -- программа, предложеннаЯ Љуком, была
до  предела насыщена;  ‚алентина же,  под  предлогом  каких-то  покупок,  на
следующее утро снова  оказалась  в баре  Ѓеппо. Љогда  она увидела  Ђдриано,
жившего в  отеле по  соседству, ни он, ни она  удивлениЯ  не выразили. —ерез
неделю Ђдриано  отправлЯлсЯ  во ”лоренцию,  и  они  поговорили  о маршрутах,
пересадках,  гостиницах,  путеводителЯх.  ‚алентина  доверЯла  междугородным
автобусам, Ђдриано стоЯл за поезда; обсуждение этого вопроса  они продолжили
в пригородной траттории "‹а ‘убурра", где заказали рыбу; тратториЯ выглЯдела
очень живописно, особенно на первый взглЯд.
     Ћт путеводителей они перешли к рассказу о себе: Ђдриано узнал о разводе
‚алентины в  Њонтевидео, а  она о  том, что  его  семьЯ живет в  деревенской
усадьбе  близ  Ћсорно.  Ћни  поделились  впечатлениЯми  о  ‹ондоне,  Џариже,
Ќеаполе.  ‚алентина  взглЯнула  раз  и другой  на  губы  Ђдриано  и  в  упор
посмотрела на его рот как раз  в тот момент, когда он подносил вилку ко рту,
чтобы   проглотить  очередной  кусок,  --  когда  на  человека  смотреть  не
полагаетсЯ. € он это  почувствовал  и сжал  зубами кусок  жареного кальмара,
будто это был Язык женщины, будто он целовал ‚алентину.
     Ќеверно  вследствие неведениЯ:  ‚алентина смотрела  так  не  только  на
Ђдриано, но  на  любого  человека, который ее  интересовал; она точно так же
смотрела на менЯ, едва мы познакомились в конторе  "Ђмерикэн экспресс", и  Я
подумала, может, все дело  во мне; эта  манера  буравить взглЯдом широковато
поставленных глаз...  џ-то почти  сразу  понЯла, что нет, мне  совершенно не
помешает ее общество, когда рЯдом не будет  никого, с кем можно перекинутьсЯ
словом, но, когда мы оказались в  одном отеле, Я по-другому  истолковала эту
ее  манеру:  в  ее  взглЯде  было  нечто рожденное  не  то  страхом,  не  то
настойчивым желанием что-то забыть.  ЃолтовнЯ, сопровождаемаЯ  простодушными
улыб