: дескать, придет ли он к ужину -- неизвестно, но на всЯкий случай
ждать его не стоит.
     Љ  ужину ‹ауро не пришел,  сиделке в кои-то веки удалось  убедить донью
‹уису пойти  спать  пораньше; после телевикторины  сеньор  Ѓотто выглЯнул из
окна гостиной на улицу: с Џласа-€рланда доносились пулеметные очереди, потом
вдруг  воцарилась  тишина,  такаЯ мертваЯ, что  ему стало  не  по себе, даже
патрульных не видно, лучше  отправитьсЯ на  боковую; женщина,  ответившаЯ на
все  вопросы викторины,  просто  феномен,  как  она  разбираетсЯ  в  древней
истории, словно жила  в  эпоху  ћлиЯ  –езарЯ;  образованность  и эрудициЯ  в
конечном итоге приносЯт больший доход, чем работа аукциониста.
     Ќикто не  подозревал, что дверь так ни разу и не откроетсЯ за всю ночь,
что ‹ауро так  и не  вернетсЯ; утром  они решили, что  он еще отдыхает после
экзамена  или же  занимаетсЯ  спозаранку,  до завтрака,  и  только в  десЯть
сообразили, что ‹ауро  дома нет.  "Ќе  стоит волноватьсЯ,  -- сказал  сеньор
Ѓотто,  -- наверно, они с друзьЯми решили отпраздновать сдачу экзамена и  он
осталсЯ  там  ночевать".  „онье  ‹уисе  пора  было помогать  сиделке  мыть и
переодевать Њечу; теплаЯ вода, одеколон,  ватки и простыни,  уже полдень,  а
‹ауро все нет как нет, но это странно, ќду-ардо, почему он даже не позвонил,
он  никогда  в жизни  так  себЯ не вел,  помнишь, когда  они  отмечали конец
учебного года,  он позвонил в девЯть, боЯлсЯ, что мы встревожимсЯ, а ведь он
был тогда моложе. "Њальчик, должно быть, слегка не в себе  из-за  экзаменов,
--  сказал сеньор  Ѓотто,  --  вот  увидишь,  он сейчас придет, он же всегда
приходит где-то около часу, прЯмо перед выпуском новостей". Ќо и в час ‹ауро
не ЯвилсЯ, он пропустил и спортивные новости, и экстренное сообщение о новой
подрывной акции,  провалившейсЯ  благодарЯ  оперативному  вмешательству  сил
охраны  порЯдка,  в остальном же все по-прежнему --  жара постепенно идет на
убыль, в горных районах дожди.
     “же  давно пробило  семь,  сиделка пошла к  донье  ‹уисе, без передышки
обзванивавшей всех знакомых, сеньор Ѓотто ждал  звонка  приЯтелЯ, служившего
инспектором полиции,  может, ему удастсЯ что-нибудь выЯснить;  сеньор  Ѓотто
поминутно  просил  донью ‹уису освободить телефон, но  она  листала записную
книжку и продолжала названивать: кто знает, может быть, ‹ауро осталсЯ у дЯди
”ернандо или пошел прЯмо на факультет сдавать еще один экзамен. "Џожалуйста,
оставь телефон в покое,  -- взмолилсЯ сеньор Ѓотто, --  как ты не понимаешь,
мальчик, может, как раз сейчас звонит, а у нас все времЯ занЯто,  а  ведь из
автомата особенно не  раззвонишьсЯ -- одни сломаны,  а в  другие -- огромные
очереди". ‘иделка настойчиво подзывала донью ‹уису, и та наконец отправилась
посмотреть, в  чем дело; Њеча неожиданно начала качать головой, медленно, из
стороны  в  сторону, надо было убрать  ей волосы,  спадавшие на лоб. ‘рочно,
срочно сообщить  доктору  ђаймонди,  в конце днЯ  его трудно  застать,  но в
девЯть позвонила его жена и сказала, что он сейчас придет. "Џройти ему будет
нелегко,  -- откликнулась сиделка, вернувшаЯсЯ из  аптеки с упаковкой  ампул
длЯ уколов, -- Ѓог знает почему весь район оцеплен, слышите сирены?" Ќемного
отойдЯ  от  Њечи,  котораЯ  продолжала мотать  головой,  словно неторопливо,
упорно отказываЯсь от чего-то, доньЯ ‹уиса позвала сеньора Ѓотто; нет, никто
ничего  не  знает,  мальчика,  наверное,  сюда  не  пропустили, но  ђаймонди
пропустЯт, врача должны пропустить.
     -- Ќет, ќдуардо, нет, навернЯка с мальчиком  что-то случилось, не может
быть, чтобы ‹ауро держал нас в таком неведении, он всегда...
     -- Џосмотри, ‹уиса,  -- сказал сеньор  Ѓотто,  --  она  шевелит  рукой,
видишь, в первый раз она шевелит не только пальцами, но и всей рукой, ‹уиса,
может...
     -- Ќо ей еще хуже, чем раньше, ќдуардо, неужели ты не понимаешь, у  нее
все те же видениЯ, она как бы отбиваетсЯ от... ‘делайте что-нибудь. ђоса, не
оставлЯйте ее так,  Я пойду позвоню  ђомеро,  может,  им  удалось что-нибудь
выЯснить, их дочка училась с ‹ауро,  пожалуйста,  сделайте ей  укол. ђоса, Я
сейчас вернусь,  а  вообще-то  позвони  сам, ќдуардо, спроси  их, ну скорее,
скорее.
     ‡айдЯ  в  гостиную,  сеньор Ѓотто начал  было  набирать номер, но потом
остановилсЯ и повесил трубку. ‚друг ‹ауро как раз  сейчас... да  и что могут
знать  ђомеро,  лучше  подождать  еще  чуть-чуть.  ђаймон-ди  не   приходил,
очевидно,  его задержали  на углу  улицы,  он там  сейчас  объЯснЯетсЯ; ђоса
отказалась сделать  Њече  еще один укол, это  очень сильный  препарат, лучше
подождать  прихода  доктора.  „оньЯ ‹уиса, котораЯ  склонилась над  Њечей  и
пыталась  убрать  ей волосы, лезшие в невидЯщие, а потому и ненужные  глаза,
вдруг пошатнулась; ђоса едва успела подставить ей стул, и  доньЯ ‹уиса упала
на  него, как куль. ‘  ѓаоны нессЯ  нарастающий рев сирен,  и внезапно  Њеча
поднЯла веки; глаза, затЯнутые пеленой, котораЯ образовалась за дни болезни,
неподвижно  уставились  в побеленный потолок,  потом медленно  опустились  и
уперлись в лицо кричавшей,  хватавшейсЯ за сердце и не перестававшей кричать
донье  ‹уисе. ђоса  старалась удержать ее и в  отчаЯнии звала сеньора Ѓотто,
который наконец  пришел и  замер в ногах  постели дочери,  застыл, глЯдЯ  на
Њечу, неотрывно следЯ за ее взглЯдом, медленно переходившим от доньи ‹уисы к
сеньору  Ѓотто,  от  сиделки  --  к  побеленному  потолку;  руки,  не  спеша
поднимавшиесЯ  вверх, ползущие  вдоль  тела,  чтобы  сомкнутьсЯ над головой;
тело,  сведенное  судорогой, --  ведь  до  слуха  Њечи, должно  быть,  дошло
многоголосье  сирен,  удары  в дверь, от которых сотрЯсалсЯ весь дом,  крики
команд и треск дерева, разлетевшегосЯ в щепки от пулеметной  очереди,  вопли
доньи ‹уисы, грохот сапог и толчеЯ  в дверЯх -- все как бы кстати  длЯ того,
чтобы Њеча могла проснутьсЯ,  все как нельзЯ кстати, чтобы кошмар кончилсЯ и
Њеча смогла наконец вернутьсЯ к действительности, к прекрасной жизни.


        ђЂ‘‘ЉЂ‡ €‡ „Ќ…‚Ќ€ЉЋ‚›• ‡ЂЏ€‘…‰
     2 февралЯ 1982 года.
     Џорой,  когда менЯ начинает одолевать писательский зуд и таинственный и
непобедимый  зов  заставлЯет  менЯ,  преодолеваЯ  внутреннее  сопротивление,
приблизитьсЯ к моей "Ћлимпии ’ревеллер-де-‹юкс"
     (ничего  "люксового"  в ней,  беднЯжке, нет, свой "тревелинг" через все
морЯ  на  свете она совершила,  будучи запихнутой  в чемодан между  брюками,
книгами  и бутылками с ромом и испытав, таким  образом, все удары судьбы,  в
прЯмом и переносном смысле, которые могут выпасть на долю пишущей машинки),
     так вот,  порой,  когда наступает  ночь и  Я, заправив  чистый  лист  в
каретку, закуриваю "†итан" и пытаюсь, как идиот, работать
     (почему,  в конце  концов,  нужно обЯзательно писать какой-то  рассказ,
почему не  раскрыть книгу  и не почитать  рассказ  кого-нибудь  другого  или
послушать любимые пластинки?),
     однако порой Я  не могу делать ничего другого,  как только начать новый
рассказ, вот как сейчас  начинаю этот, когда  мне так хочетсЯ стать  Ђдольфо
Ѓьой Љасаресом.
     џ бы хотел стать Ѓьоем, потому что всегда восхищалсЯ им как писателем и
уважал его как  личность, хотЯ стеснительность, присущаЯ обоим, помешала нам
сделатьсЯ друзьЯми,  а были еще  и  другие серьезные  причины, среди которых
прежде всего надо упомЯнуть океан, рано разделивший нас в буквальном
     смысле. ‚сего, на круг, мы виделись с Ѓьоем  в лучшем случае три раза в
этой жизни. Џервый раз это было на банкете Ђргентинской книжной  палаты, где
Я  обЯзан  был присутствовать,  ибо в сороковые годы был  руководителем этой
организации, а почему там был он, одному  Ѓогу известно, и где мы обменЯлись
доброжелательными улыбками поверх блюда с равиолЯми, а наша беседа свелась к
тому, что в какой-то момент он попросил менЯ передать ему солонку. ‚о второй
раз мы увиделись, когда Ѓьой приехал ко мне в парижскую квартиру, чтобы менЯ
сфотографировать, не помню зачем, но помню, что мы довольно долго беседовали
о Љонраде, кажетсЯ. Џоследний раз был симметричен предыдущему --  Я ужинал у
него  в доме в Ѓуэнос-Ђйресе,  и в  тот вечер  мы  говорили  больше всего  о
вампирах. Ќи в одном из трех случаЯх мы не говорили об Ђнабел, так что вовсе
не  поэтому Я бы  хотел сейчас стать Ѓьоем, а  потому, что  мне  бы хотелось
написать об  Ђнабел  так, как это сделал бы он, если бы знал ее и  собиралсЯ
написать о ней рассказ.  Ѓьой в этом  случае рассказал  бы о ней  так, как Я
рассказать  не  способен,  проникаЯ в  самую  ее сущность  и  в то же  времЯ
отстраненно,  сознательно  устанавливаЯ   (Я  мысли  не  допускаю,  что  это
происходит  само собой) необходимую между персонажами и автором дистанцию. “
менЯ так не получитсЯ, и не потому,  что Я был знаком с  Ђнабел, то же самое
происходит  и с  персонажами,  которых  Я выдумываю,  хотЯ мне  кажетсЯ, что
иногда  это совершенно  необходимо,  подобно  тому как  художник отходит  на
несколько шагов от мольберта,  чтобы охватить взглЯдом всю картину целиком и
понЯть, где  надлежит  нанести завершающие  мазки.  Ќичего  этого у менЯ  не
получитсЯ, потому что Я чувствую -- Ђнабел сразу же заполнит менЯ всего, как
это  случилось, когда Я впервые увидел ее  в Ѓуэнос-Ђйресе в конце сороковых
годов,  и хотЯ она не в состоЯнии представить  себе подобный рассказ -- если
она еще жива, если еще топчет  эту землю, стараЯ, как и Я, -- все  равно она
сделает все возможное, чтобы помешать
     мне написать  так, как Я бы хотел, Я хочу сказать, так, как написал бы,
Я думаю, Ѓьой, если бы он был знаком с Ђнабел.
     3 февралЯ.
     Ќе потому  ли Я все хожу вокруг да около, как пес возле дерева? …сли бы
Ѓьой это  почитал, он бы  от  души посмеЯлсЯ и,  разве только  чтобы позлить
менЯ,  привел  бы  одну  литературную  цитату,  котораЯ  показалась  бы  ему
подходЯщей случаю, учитываЯ времЯ, место  и имЯ героини. ‚от как она звучала
бы на его безупречном английском:
     It was many and many years ago,
     In kingdom by the sea,
     That maiden there lived whom you know
     By the name ot Annabel Lee [1].
     --  —то ж, --  сказал бы Я  тогда, --  во-первых, начнем  с  того,  что
событиЯ  развивались в республике, а не в королевстве, и Ђнабел  писала свое
имЯ  с одним "н",  и  она  уже не помнила те  "далекие времена",  когда была
невинной девой, но ќдгар Ђллан Џо здесь ни при  чем, она потерЯла невинность
по вине коммивоЯжера из ’ренке-‹аукена, когда ей было тринадцать лет. “же не
говорЯ о том, что фамилиЯ  у нее была ”лорес, а не ‹и, и она бы сказала, что
"он ее заделал", поскольку других слов она не слыхала сроду.
     4 февралЯ.
     ‹юбопытно, что  вчера Я так и не смог продолжить историю (Я имею в виду
сюжет с  коммивоЯжером), возможно, как  раз потому,  что  чувствовал большое
искушение  это  сделать, причем  именно так,  как мне  рассказывала об  этом
Ђнабел. ЏытатьсЯ передать ма-
     ќто было в далекие времена
     ‚ королевстве за морем вдали;
     ‚ те годы жила там дева одна
     Џо имени Ђннабел ‹и.
     (Џеревод ѓ. Ѓена)
     неру  Ђнабел --  значит  так  или иначе сфальшивить.  џ  знаю,  что это
бесполезно, а если  Я пойду на такое, мне придетсЯ  принЯть ее правила игры,
-- мне не хватает устойчивости и отстраненности ЃьоЯ, который набирает очки,
не слишком подставлЯЯ  лицо под  удар.  Џоэтому  Я  ношусь  с нелепой  идеей
написать нечто такое,  из чего  получилсЯ  бы не совсем рассказ  (и из  чего
получитсЯ совсем  не Ђнабел,  разумеетсЯ), --  отсюда  изысканные ссылки  на
ќдгара Џо  и  хождение вокруг да  около, вот как сейчас, например, когда мне
захотелось  перевести  фрагмент  из  †ака „еррида,  на который  Я  наткнулсЯ
накануне вечером  в журнале "€стина в живописи" и который не имеет абсолютно
ничего  общего  со всем  этим, однако применим  к  данному  повествованию  в
соответствии с удивительными законами аналогий, подобно тому как прожилки на
полудрагоценных камнЯх складываютсЯ  в знакомые пейзажи,  в силуэты замков и
гор, которые мы когда-то видели. ”рагмент этот труден длЯ пониманиЯ, как это
часто бывает  у „еррида, и Я перевожу его, опираЯсь на свои  познаниЯ о мире
(он пишет так же, разве что его познаниЯ обширнее моих):
     "“ менЯ нет ничего: ни самого предмета, ни его бытиЯ,  нет моего бытиЯ,
нет ни объекта,  ни  субъекта и  нет стремлениЯ познать  природу  вещей.  Ќо
однако, во мне есть  любовь:  нет, пожалуй, это сказано слишком  сильно,  --
скорее, во мне есть интерес к бытию. џ не люблю, но наслаждаюсь тем, что мне
не  интересно,  в  этом  случае,  пожалуй,  все равно,  любишь  ты  или нет.
Ќаслаждение,  которое Я  испытываю,  на самом деле  Я  не  испытываю,  лучше
сказать, Я возвращаю его  обратно, получаю то, что возвращаю, и не испытываю
того, что получаю.  € все-таки оно у менЯ есть. ’олько можно ли сказать, что
оно действительно у менЯ есть?  ‚се это  до такой степени субъективно -- и в
пределах  моего разума, и с точки зрениЯ общепринЯтых представлений,  -- что
может   ЯвитьсЯ  только  из  отвлеченного  "вне".  Ћно   невоспринимаемо.  €
последнее: это  наслаждение,  которое  Я  испытываю, или,  скорее,  которому
отдаюсь,  или  которым  Я  обуреваем,  даже  не  ЯвлЯетсЯ моим  опытом, если
подразумевать под опытом способность чувствовать: как  нечто исключительное,
существующее   эмпирически   во   времени   и  пространстве   моего   бытиЯ,
представлЯющего  интерес  длЯ  кого-то  или  длЯ  самого себЯ.  Ќаслаждение,
которое  невозможно  почувствовать.  џ  не  испытываю его,  не  получаю,  не
возвращаю, не отдаю и не чувствую его сам, потому что џ (Я, как существующий
субъект)  лишен доступа  к прекрасному,  каково  оно  есть  на самом деле. €
потому, пока Я существую, чистое наслаждение мне недоступно".
     „еррида  говорит   о  ком-то,   кто  пытаетсЯ  заглЯнуть   в   то,  что
представлЯетсЯ  ему  прекрасным,  и  отсюда  все  остальное;  Я  же  пытаюсь
заглЯнуть  в  ничто, в ненаписанный рассказ, в пустое место  от рассказа,  в
ловушку длЯ рассказа, и Я чувствую,  хотЯ понЯтиЯ не имею как, что все это и
есть Ђнабел,  Я  имею  в виду, Ђнабел есть, а  рассказа нету.  € наслаждение
присутствует  здесь,  пусть даже не ЯвлЯЯсь  таковым, --  что-то  похожее на
солоноватую  жажду,  на  желание  отказатьсЯ  от   какого  бы   то  ни  было
писательства как раз тогда, когда Я пишу (среди всего прочего,  потому что Я
не Ѓьой и  у менЯ никогда  не  получитсЯ рассказать об Ђнабел так, как,  мне
кажетсЯ, Я должен был бы сделать).
     Ќочью.
     Џеречитываю отрывок из  „еррида и  прихожу  к выводу, что он  не  имеет
ничего общего с  моим душевным состоЯнием и  даже с моими намерениЯми; здесь
просматриваетсЯ другаЯ  аналогиЯ -- между восприЯтием прекрасного, как о нем
говоритсЯ  в приведенном отрывке,  и моим чувством к Ђнабел; в обоих случаЯх
речь идет о том, что нет возможности достичь  чего-то, перекинуть к  чему-то
мостик, но если в отрывке из „еррида говоритсЯ о том, что он лишен доступа к
прекрасному,  каково оно есть на  самом деле,  Я,  который говорю  от своего
имени  (ошибка, каковую никогда бы не совершил Ѓьой), к сожалению, знаю, что
у  менЯ никогда не  было и  нет подступов к Ђнабел, как Ђнабел, и что писать
рассказ о ней сегоднЯ, рассказ, который в какой-то степени есть она сама, --
невозможно. ’аким образом, в конце этой аналогии Я снова чувствую ее начало,
то, с чего начинаетсЯ текст „еррида, который Я  прочитал накануне и  который
поверг менЯ в состоЯние  душевного смЯтениЯ, в  каковом Я пребываю и сейчас,
сидЯ перед "Ћлимпией", перед отсутствующим рассказом,  в тоске по мастерству
ЃьоЯ. ‚се так, как в начале отрывка: "“ менЯ нет ничего: ни самого предмета,
ни  его бытиЯ, нет моего бытиЯ, нет ни объекта, ни субъекта и нет стремлениЯ
познать природу вещей". Џередо  мной такое же всеобъемлющее ничто, состоЯщее
из  вереницы  частных субничто, из  перечислениЯ отрицательных  понЯтий; ибо
сейчас, когда  прошло  столько лет,  у менЯ  нет ни  самой  Ђнабел, ни бытиЯ
Ђнабел, нет моего бытиЯ, свЯзанного с ее бытием, нет объекта по имени Ђнабел
и нет субъекта, которым  Я был в ту пору,  когда оказалсЯ  рЯдом  с Ђнабел в
комнате на улице ђеконкисты, и нет никакого интереса к природе чего бы то ни
было, ибо все это исчезло в те самые  "далекие, далекие времена" и произошло
в стране,  которую  Я выдумал,  а может,  страна выдумала  менЯ  во времена,
которые  сегоднЯ  превратились  в  пепел, такой  же,  как пепел  от  сигарет
"†итан", что копитсЯ день за днем  до  тех пор, пока мадам Џеррэн не  придет
убирать мою квартиру.
     6 февралЯ.
     ќта фотографиЯ Ђнабел, вложеннаЯ в качестве  закладки не куда-нибудь, а
в  книгу Ћнетти,  снова  поЯвилась у менЯ  перед  глазами, благодарЯ  закону
притЯжениЯ,  во времЯ переезда на другую квартиру  два  года назад, когда  Я
взЯл  с  полки стопку  старых  книг  и  увидел,  что оттуда торчит  какаЯ-то
фотографиЯ, на  которой Я  не сразу узнал Ђнабел. „умаю, она  примерно так и
выглЯдела, хотЯ менЯ удивила ее прическа: когда она впервые поЯвилась у менЯ
в  конторе,  волосы   у  нее  были  подобраны,  и,   исключительно   в  силу
ассоциативных  ощущений,  помню,  что  в  тот  момент Я билсЯ над  переводом
какого-то  промышленного патента,  увЯзнув  в  нем  по уши.  €з  всех  видов
переводческой  деЯтельности,  которой  мне   приходилось  заниматьсЯ,  --  а
переводить мне приходилось что угодно, --
     худшим был перевод патентов, когда долгие часы приходилось проводить за
подробными    объЯснениЯми    методов     усовершенствованиЯ    какой-нибудь
электрической  швейной  машины  или турбины длЯ  морских судов,  а так как Я
начисто ничего не понимал во всех этих объЯснениЯх и почти ничего в словарЯх
технических терминов, Я  продвигалсЯ вперед очень медленно, слово за словом,
стараЯсь  ничего не пропускать и не  имеЯ ни малейшего представлениЯ о  том,
что  такое  гидровибрирующий  винтовой   шпиндель,  приводимый   в  движение
магнитными источниками  напрЯжениЯ 1,1а и lb  (рис. 14). Ќеудивительно,  что
когда Ђнабел  постучала в дверь, Я ее не услышал, а когда поднЯл глаза,  она
стоЯла у  моего письменного  стола,  и  мне бросились  в глаза ее  сумка  из
блестЯщей клеенки и туфли, мало подходЯщие к одиннадцати утра обычного днЯ в
Ѓуэнос-Ђйресе.
     ‚ечером.
     џ все-таки пишу  рассказ или это  подготовка к чему-то, что,  возможно,
закончитсЯ ничем? ‡апутанный клубок старых ниток, Я могу  потЯнуть за  любой
кончик, не знаЯ, куда он менЯ приведет; пожалуй, если вспомнить то утро, это
будет  хронологически  верно, ведь это  был первый  визит Ђнабел. ’Януть эту
ниточку дальше или бросить: Я не люблю четкой последовательности событий, но
необоснованные и  неожиданные  ретроспекции,  которых  обычно  так  много  в
рассказах  и фильмах,  мне  тоже  не нравЯтсЯ. …сли  они  приходЯт по  своей
прихоти,  Я согласен;  в  конце концов, кто  на самом деле знает, что  такое
времЯ; но в качестве плана работы такие вещи не годЯтсЯ. Ћ фотографии Ђнабел
следовало  бы  сказать после  каких-то  других вещей,  которые придали бы ей
больший смысл, но что  делать, раз  уж она высунулась из книги,  и  Я тут же
вспомнил   о  другом  листочке  бумаги,  который   однажды   вечером   нашел
прикрепленным к дверЯм своей конторы булавкой, и хотЯ мы были уже достаточно
хорошо знакомы  и  послание такого рода  могло  повредить моей  репутации  в
глазах клиентов,
     мне невыразимо приЯтно  было прочитать  "’…Ѓџ  Ќ…’  ЌЂ Њ…‘’…, Ќ…‚…†Ђ ’›
ќ’ЂЉ€‰, ‚…ђЌ“‘њ ‚…—…ђЋЊ" (запЯтые расставил  Я, хотЯ и не обЯзан был, просто
в силу воспитаниЯ). ‚ результате она так  и не пришла, потому  что вечером у
нее была  работа, о которой  Я никогда  не  имел  четкого  представлениЯ, но
котораЯ в  газетах  обычно  именуетсЯ  ремеслом проституции.  ќтим  ремеслом
Ђнабел занималась  в весьма  разнообразных  формах, во  всЯком  случае в  то
времЯ, когда мне пришло в голову задатьсЯ вопросом, что за жизнь  она ведет,
ибо не  проходило недели, чтобы как-нибудь утром она не бросила бы мне: мол,
мы  не  увидимсЯ, потому что в "”ениксе" требуетсЯ официантка  на  неделю  и
хорошо платЯт, или не сказала бы мне, вздыхаЯ и употреблЯЯ непечатные слова,
что "дела ни к  черту" и что ей надо на несколько дней уехать в —емпе, чтобы
было чем заплатить за комнату в конце месЯца.
     Ќа  самом  деле  суть  была в том, что и Ђнабел  (и  другие девушки) не
рассчитывала на  что-то  прочное,  тем  более  если говорить  о  переписке с
морЯками,  Я  достаточно  поднаторел  в  этом  вопросе  у себЯ в  конторе  и
подсчитал, что общение почти всегда сводилось к двум-трем  письмам, редко  к
четырем, а потом либо морЯку надоедало писать, либо он забывал девушку, либо
она его, уже не  говорЯ  о  том, что  мой  перевод не способствовал, видимо,
укреплению сексуальных  желаний  и  сентиментальных чувств,  да и  морЯки не
относЯтсЯ к тем, кого называют "человеком пера",  так что все  заканчивалось
довольно  быстро.  Љак  плохо  Я все  это объЯснЯю и как мне надоело писать,
рассыпать слова  так, будто спускаешь с цепи  свору собак  по следам Ђнабел,
надеЯсь  на секунду,  что они притащат мне ее такой,  какаЯ она была, какими
были мы оба в те "далекие, далекие времена".
     8 февралЯ.
     ‘амое  плохое,  что  мне надоедает перечитывать  написанное и  пытатьсЯ
обнаружить  хоть  какую-нибудь  свЯзь, да  и не  может  получитьсЯ  никакого
рассказа
     только  потому,  что в далекие времена, однажды утром, Ђнабел  вошла ко
мне в контору на улице ‘ан-Њартин, почти на  углу Љоррьентес, и вместо того,
чтобы вспомнить  о  том, какое лицо было  у  нее  в  тот день,  Я  говорю  о
клеенчатой сумке и босоножках на пробковой платформе (и то верно, что первое
впечатление от лица  человека  не имеет ничего общего с тем, каким мы  видим
его со  временем и в  силу  привычки). џ  работал  за стареньким  письменным
столом, который унаследовал год  назад вместе со всем прочим барахлом ветхой
конторы, -- и Я все никак не мог собратьсЯ обновить, -- и в тот момент билсЯ
над  самым  трудным  местом  патента,  продираЯсь  вперед  фраза за фразой и
обложившись техническими  словарЯми,  и менЯ  не покидало  ощущение,  что  Я
занимаюсь безжалостным надувательством Њарвела и Ћ'„оннела,  которые платили
мне за перевод.  ЏоЯвление Ђнабел было так некстати, как если бы  в комнату,
уставленную компьютерами, впрыгнула сиамскаЯ  кошка, и,  видимо, сама Ђнабел
это понимала, поскольку  она посмотрела на менЯ почти с  сочувствием, прежде
чем сказать, что мой адрес дала ей подруга Њаруча. џ предложил ей подождать,
указав  на  стул, и из  чистого пижонства закончил перевод  фразы, где между
неким лощильным прессом промежуточного калибра и антимагнитным бронированным
картером  •2  устанавливалось  таинственное  содружество. ’огда  она достала
сигарету светлого табака, а Я закурил сигарету черного табака, и хотЯ одного
имени  Њаручи мне было  достаточно, чтобы понЯть, в чем дело, Я спросил, чем
могу быть ей полезен.
     9 февралЯ.
     “порное сопротивление  воспроизвести наш диалог,  в котором  все  равно
было бы больше  вымысла, чем  всего  остального. џ помню только  присущие ей
словечки,  ее манеру называть менЯ  поочередно  то  "юношей", то "сеньором",
говорить "предположим" или ронЯть что-нибудь вроде "ну, Я вам скажу". Љурила
она тоже по-особенному -- сразу выпускала
     облако дыма,  не затЯгиваЯсь. Ћна принесла письмо  он некоего  ‚ильЯма,
отправленное из ’ампико месЯц  назад, которое  Я  перевел вслух,  прежде чем
делать письменный перевод, о чем она тут же  попросила. "Њало ли забуду", --
сказала Ђнабел, протЯгиваЯ мне пЯть песо.  џ сказал, не  стоит, этот нелепый
тариф установил бывший компаньон конторы в те времена, когда он работал один
и иногда переводил девушкам из бедных кварталов  письма от морЯков и ответы,
которые  девушки  им посылали. џ  спросил его: "Џочему  вы  так  мало с  них
берете? €ли пусть  платЯт больше, или ничего,  ведь  это не ваша работа,  вы
делаете это по доброте душевной". Ћн объЯснил мне, что уже слишком стар и не
может  устоЯть против  желаниЯ переспать времЯ от времени  с какой-нибудь из
девушек и переводит им письма, чтобы они всегда были под рукой, а если он не
будет брать с них  эту символическую  плату, все они превратЯтсЯ в  мадам де
‘евинье  -- на это  он ни за что  не  пойдет. Џотом  мой компаньон уехал  из
страны, а Я унаследовал контору, по инерции поддерживаЯ прежние порЯдки. ‚се
шло  отлично, Њаруча  и другие девушки (тогда их было четыре) поклЯлись, что
никому больше не дадут моего адреса, -- получалось  примерно по два письма в
месЯц, одно надо было перевести на испанский, а ответ -- на английский (реже
на французский).  ‘удЯ  по  всему,  Њаруча  забыла свою  клЯтву,  иначе  как
объЯснить поЯвление в  моей  конторе Ђнабел, котораЯ вошла,  покачиваЯ своей
нелепой клеенчатой сумкой.
     10 февралЯ.
     Ќу  и  времена  тогда  были:  громкоговорители  оглушали  центр  города
пропагандой сторонников Џерона, а  галисиец-консьерж ЯвилсЯ ко мне в контору
с  портретом  ќвиты  и  весьма нелюбезно  потребовал,  чтобы  Я был  любезен
прикрепить его на стену  (он  принес  с собой четыре кнопки, чтобы у менЯ не
было  предлога  увильнуть).  ‚альтер  ѓизекинг  дал  в  "Љолумбе"  несколько
блестЯщих концертов, а •осе ЊариЯ ѓатика
     рухнул, словно мешок с картошкой,  на  ринге  в  ‘оединенных  татах. ‚
свободное времЯ  Я  переводил  "†изнь и  переписку  „жона Љитса", написанную
лордом •ьютоном; а  в еще  более свободное  времЯ посиживал в баре "”регат",
почти напротив моей конторы,  с приЯтелЯми адвокатами, которым тоже нравилсЯ
хорошо сбитый коктейль "„емариЯ". €ногда ‘усана --
     Ќелегко  продолжать, Я погружаюсь  в воспоминаниЯ, и  в то же времЯ мне
хочетсЯ  от них  уйти, Я записываю их  так,  будто заклинаю себЯ от них  (но
тогда придетсЯ  собрать их все  до  единого, вот в  чем  все дело).  Ќелегко
начать  рассказ  из ничего, из тумана,  из разрозненных во времени  моментов
(будто  в насмешку,  так  Ясно  видеть сумку Ђнабел из черной  клеенки,  так
близко слышать ее "спасибо,  юноша", когда Я  закончил письмо длЯ  ‚ильЯма и
отдал ей сдачу десЯть  песо). џ только сейчас понЯл, что это было,  раньше Я
никогда не придавал особенного значениЯ тому, что произошло, Я имею  в виду,
никогда не думал о глубинных причинах этого дешевого танго, которое началось
тогда  у менЯ с Ђнабел, со времени Ђнабел. Ђ как мне было разобратьсЯ в этой
милонге,  похолсей  на  скверный анекдот, со  смертельным исходом  одного из
участников, и не от  чего-нибудь, а от пузырька с Ядом, да  и Ђнабел врЯд ли
выложила всю правду переводчику с собственной конторой и бронзовой табличкой
на дверЯх, даже если предположить, что она эту правду  знала. Љаким образом,
среди всего  прочего,  что составлЯло  мою жизнь в те времена, мне удавалось
существовать среди  абстрактных  понЯтий,  и  вот сейчас,  в  конце пути,  Я
спрашиваю себЯ, как мог Я жить на поверхности этих  вод, в  глубине  которых
скользили  или впивались  друг  в  друга ночные  созданиЯ  портовых районов,
огромные рыбины в той  мутной  реке,  о которой Я  и мне подобные ничего  не
хотели  знать. Ќелепо, с моей  стороны, пытатьсЯ рассказать  о том, в чем  Я
плохо  разбиралсЯ даже  тогда,  когда  все  это  происходило,  -- получаетсЯ
какаЯ-то пародиЯ на Џруста, когда Я пытаюсь проникнуть в воспоминаниЯ о том,
во что Я в реальной  жизни  проникнуть и не пыталсЯ, причем именно длЯ того,
чтобы наконец пережить это в действительности.  „умаю, Я поступаю  так из-за
Ђнабел, в конце концов, мне хочетсЯ написать рассказ длЯ того, чтобы увидеть
ее заново и чтобы она сама увидела  себЯ так,  как,  Я полагаю, в те времена
она  себЯ не  видела,  потому  что  и Ђнабел дышала тем  же  самым тЯжелым и
грЯзным  воздухом  Ѓуэнос-Ђйреса, который втЯгивал ее в себЯ и в то же времЯ
отторгал,
     как  маргинальный излишек, как  еще одного портового люмпена, еще  одну
комнату,  где случилась зловещаЯ смерть,  комнату, выходившую в  коридор  со
многими  другими такими же  комнатами,  где жили  такие же люмпены  и откуда
часто неслись звуки такого же танго вперемежку с  угрозами, жалобами, иногда
смехом,  конечно, иногда  слышалсЯ и смех,  например,  когда Ђнабел и Њаруча
рассказывали непристойные  анекдоты, запиваЯ их мате или  прихлебываЯ всегда
тепловатое пиво. Џопробовать вырвать Ђнабел из  того  образа, который у менЯ
от  нее  осталсЯ,  нечто  смутное,  в  каких-то сальных пЯтнах, образа,  так
похожего на письма ‚ильЯма, тоже порой смутные и в сальных пЯтнах, когда она
протЯгивала мне  их,  мне  всегда казалось, что Я  дотрагиваюсь до  грЯзного
носового платка.
     11 февралЯ.
     ‚  то  утро  Я  узнал,  что  сухогруз  ‚ильЯма  неделю  стоЯл  в  порту
Ѓуэнос-Ђйреса,  а  сейчас от него пришло первое письмо из ’ампико  вместе  с
классическим    набором    обещанных   подарков:   нейлоноваЯ    комбинациЯ,
фосфоресцирующий  браслет  и  флакон  духов.   Ћсобого   разнообразиЯ  ни  в
содержании писем между морЯками и девушками, ни в  наборе  подарков не было,
--  девушки  обычно  просили  нейлоновое  белье,  которое  в  те  времена  в
Ѓуэнос-Ђйресе  достать было трудно,  и морЯки присылали подарки, сопровождаЯ
их посланиЯми почти всегда романтического свойства,  пускаЯсь порой  в такие
подробности, что  мне стоило большого  труда  переводить  все  это  девушкам
вслух, а те,
     в свою очередь, диктовали  мне ответы  или приносили  записочки, полные
тоски  о ночах, когда они вместе танцевали,  с просьбами прислать прозрачные
чулки и блузку цвета танго. “ Ђнабел все было точно так же;  едва Я закончил
переводить письмо ‚ильЯма, она тут  же принЯлась диктовать ответ,  но Я  эту
клиентуру уже изучил достаточно  и  попросил, чтобы она только  указала  мне
основные  темы, а  редакцией Я займусь  позже.  Ђнабел  посмотрела  на  менЯ
удивленно.
     --  Ќо  ведь это чувства,  -- сказала  она.  --  Ќадо, чтобы было много
чувства.
     -- ђазумеетсЯ, будьте спокойны, скажите мне только, что отвечать.
     Џоследовало всегдашнее  перечисление: подтверждение о получении письма,
у нее все хорошо, но она только и думает о том, когда вернетсЯ ‚ильЯм, чтобы
он  посылал ей  хотЯ бы открытку  из каждого порта и  пусть скажет какому-то
Џерри, чтобы тот не забыл выслать фотографии, там, где они вместе снЯлись на
плЯже. Ђх да, надо сказать ему, что у „олли все обстоит по-прежнему.
     -- …сли бы вы объЯснили мне хоть чуточку... -- начал было Я.
     -- Ќапишите только это, мол, у „олли все обстоит по-прежнему. Ђ в конце
скажите ему, ну вы знаете, Я вам говорила, про чувства, вы менЯ понимаете.
     -- ЏонЯтно, не беспокойтесь.
     Ћна  пришла  на следующий день  и  поставила  свою подпись под письмом,
пробежав его глазами,  и  Я  видел, что  многое  ей понЯтно, она задерживала
взглЯд то на  одном  месте, то  на другом, потом подписалась и показала  мне
листок, где ‚ильЯм перечислил порты, куда он будет заходить, с датами, когда
это будет.  Њы  решили, что  лучше  всего послать письмо  в  Ћкленд,  и  вот
тогда-то впервые лед между нами растаЯл, Ђнабел в первый раз принЯла от менЯ
сигарету и смотрела, как Я подписываю конверт, облокотившись  о край стола и
что-то мурлыкаЯ себе под  нос. Ќеделю спустЯ она  принесла мне  записку  длЯ
‚ильЯма, которую срочно просила перевести,
     казалась  встревоженной и просила менЯ написать  письмо  сразу же, но Я
был завален  итальЯнскими свидетельствами о рождении  и пообещал ей занЯтьсЯ
письмом в тот же вечер, подписать  его за нее и отправить,  как только выйду
из  конторы.  Ћна  посмотрела на  менЯ,  будто в  чем-то  сомневаЯсь,  потом
сказала:  ладно,  и ушла.  Ћна  поЯвилась  на  следующее  утро,  в  половине
двенадцатого, дабы удостоверитьсЯ, что письмо отправлено. ’огда Я впервые ее
поцеловал, и мы договорились, что после работы Я приду к ней.
     12 февралЯ.
     Ќе то чтобы в те времена мне  нравились девушки из низов,  Я чувствовал
себЯ  вполне  уютно в  мирке своей личной жизни, где у  менЯ были постоЯнные
отношениЯ  с  некой особой,  которую  Я  назову ‘уса-ной  и  представлю  как
специалиста по лечебной  гимнастике, но порой этот  мир становилсЯ  длЯ менЯ
слишком  тесным  и  слишком  уютным,  и  тогда  Я  чувствовал  настоЯтельную
необходимость  срочно погрузитьсЯ во  что-то  иное,  вернутьсЯ в те времена,
когда Я был совсем юным и подолгу в одиночестве бродил по улицам южной части
города, времена дружеских попоек и случайных знакомств, коротких интерлюдий,
скорее эстетических, чем эротических, немного похожих на этот абзац, который
Я сейчас  перечитываю и который  следовало  бы стереть,  но  Я  сохраню его,
потому что  все  так  и  было, именно  это Я  и называю погружением на  дно,
объективно совершенно ненужное, если иметь в  виду ‘усану, если иметь в виду
’. ‘. ќлиота, если иметь в виду ‚ильгельма Ѓакхауза, и все-таки, все-таки.
     13 февралЯ.
     „о чего Я вчера напустилсЯ на себЯ самого,  сегоднЯ смешно вспомнить. ‚
любом  случае Я  с самого начала  знал,  что  Ђнабел  не даст  мне  написать
рассказ, во-первых, потому, что  это будет вообще не рассказ, и еще  потому,
что Ђнабел сделает все возможное (как
     уже сделала когда-то,  сама  не знаЯ того,  беднЯжка), чтобы  Я осталсЯ
наедине с  зеркалом. „остаточно перечитать этот дневник, чтобы понЯть -- она
не более чем катализатор, который пытаетсЯ утащить менЯ в самую глубину сути
каждой  страницы, которую Я не напишу, в  середину зеркала,  где  Я  пытаюсь
увидеть ее,  а  вместо этого  вижу  переводчика,  работающего в  собственной
конторе, разумеетсЯ  дипломированного,  у  которого, конечно  же,  есть своЯ
‘усана, -- отдает какафонией -- сусусана, -- и почему мне было не назвать ее
Ђмалией или  Ѓертой.  Џроблемы писательства,  не всЯкое имЯ подойдет  длЯ...
(Њожет, сама и закончишь?)
     Ќочью.
     Ћ комнате Ђнабел на улице ђеконкисты, приблизительно пЯтисотый номер, Я
бы  предпочел  не  вспоминать,  главным  образом, возможно,  потому, что  ее
комната,  о чем  она  не  знала, находилась  недалеко  от  моей  квартиры на
двенадцатом этаже, с широкими окнами, выходившими на великолепную реку цвета
львиной  гривы. Џомню  (невероЯтно,  что  Я помню подобные вещи),  когда  мы
встретились, Я  едва не сказал,  что лучше бы  это произошло в моей скромной
хижине, где у нас было бы  охлажденное виски и кровать, какаЯ мне  нравитсЯ,
но сдержалсЯ  при  мысли  о консьерже  по имени  ”ермин, внимательно,  будто
Ђргус, следившем за всеми, кто входит и выходит из лифта, его доверие ко мне
тогда бы  значительно  упало,  ведь он всЯкий раз  приветствовал ‘усану, как
свою, когда  видел  нас  вместе, а уж  он-то разбиралсЯ в  таких  вещах, как
макиЯж,  туфельки на каблуках и дамские сумочки. ЏоднимаЯсь  по лестнице,  Я
уже почти раскаивалсЯ, что пришел, и готов  был повернуть обратно, как вдруг
оказалсЯ в коридоре, куда выходило уж не знаю сколько дверей и где слышались
звуки  радиол и разнообразные запахи. Ђнабел,  улыбаЯсь, ждала менЯ у дверей
своей  комнаты, где было  виски, правда  неохлажденное,  непременные дешевые
статуэтки, но была и репродукциЯ картины
     Љинкелы  Њартина. Њы не стали спешить,  сидели на  диване  и потЯгивали
виски, и Ђнабел стала спрашивать,  откуда Я знаю Њаручу и что за человек был
мой  бывший компаньон, о котором ей  рассказывали  другие девушки.  Љогда  Я
положил руку ей на бедро и поцеловал  в мочку уха, она мило мне улыбнулась и
встала,  чтобы  откинуть  розовое покрывало  на кровати.  ’очно так  же  она
улыбнулась,  когда Я  уходил,  оставив  несколько купюр под  пепельницей,  с
выражением доброжелательного  безразличиЯ,  которое  Я принЯл  за  искреннюю
симпатию, а кто-то другой назвал  бы профессиональным. Џомню,  Я ушел, так и
не  поговорив с ней о письме  ‚ильЯму, хотЯ  собиралсЯ это сделать;  в конце
концов,  какое мне дело до их отношений -- Я всего лишь улыбнулсЯ ей так же,
как она улыбалась мне, -- Я ведь тоже был профессионал.
     16 февралЯ.
     Џростодушие Ђнабел, как тот рисунок, который она сделала однажды у менЯ
в  конторе,  пока ждала, когда Я доделаю срочный перевод, и  который, должно
быть, затерЯлсЯ в какой-нибудь книге и выпадет оттуда, как та фотографиЯ, во
времЯ переезда  или  когда  мне вздумаетсЯ эту книгу перечитать.  Ќа рисунке
были домики, а перед ними две или три курицы, клевавшие зерна на лужайке. Ќо
кто говорит  о простодушии? Људа легче наделить Ђнабел блаженным неведением,
пребываЯ в котором  она  словно скользила то туда,  то  сюда; Я столько  раз
ощущал его, внезапно,  на  уровне инстинкта, чувствовал его во взглЯде или в
поступках, в чем-то таком,  что от  менЯ порой ускользало, и что сама Ђнабел
называла несколько мелодраматично "жизнь", а длЯ менЯ было запретной  зоной,
куда Я мог проникнуть только с помощью  воображениЯ или ђоберто Ђрльта. (Њне
вспоминаетсЯ  •ардой,  мой  друг  адвокат,  который  иногда  устраизал  себе
какую-нибудь  темную историю  в грЯзном  пригороде  из  одного лишь  желаниЯ
познать то, что познать ему было не дано, и он это понимал и возвращалсЯ, не
прожив  эту  историю на самом  деле,  просто  засвидетельствовав ее,  как  Я
свидетельствую Ђнабел. „а, ничего не скажешь, по-настоЯщему простодушны были
именно мы, при галстуках  и трех Языках;  •ар-дой,  по крайней  мере, будучи
хорошим адвокатом, расценивал подобные вещи как свидетельские  показаниЯ, он
смотрел на это почти как на командировки. Ќо ведь  это  не он, а Я собираюсь
написать рассказ об Ђнабел.)
     17 февралЯ.
     Ќе могу сказать, что между  нами  была подлиннаЯ близость, длЯ  этого Я
должен был бы давать Ђнабел то, что она давала мне так просто и естественно;
например, если бы Я приводил ее к себе домой и между нами возникло бы что-то
вроде равенства партнеров, но Я продолжал относитьсЯ к  ней, как  постоЯнный
клиент  относитсЯ к публичной женщине. џ тогда не  думал о том, о  чем думаю
сейчас, а  именно что Ђнабел ни разу не упрекнула менЯ в том, что Я держу ее
на  обочине  своей жизни; она  считала,  видимо, что  таковы  правила  игры,
котораЯ  не  исключала  некоего  подобиЯ дружбы,  --  надо  же  было  чем-то
заполнЯть промежутки времени вне постели, а это всегда самое трудное. Ђнабел
не слишком  интересовалась  моей  жизнью,  ее  редкие  вопросы  сводились  к
чему-нибудь вроде: "“ тебЯ  в детстве был щенок?" или "’ы всегда так коротко
стригсЯ?" џ уже был  достаточно посвЯщен в ее отношениЯ с „олли  и Њаручей и
вообще во все, что  составлЯло жизнь Ђнабел, она же не знала обо мне ничего,
и ей не важно было, что у  менЯ есть сестра или, например,  двоюродный брат,
который был  оперным баритоном. ‘  Њаручей Я  познакомилсЯ еще  раньше, тоже
переводил ей письма, и  порой мы ходили с ней и с Ђнабел в кафе "Љочабамба",
чтобы вместе пропустить по стаканчику пива (импортного). €з  писем  ‚ильЯму,
которые  Я переводил, Я знал о  ссоре  между  Њаручей и  „олли, но то, что Я
позже  назвал  "историей   о  пузырьке   с  Ядом",  тогда  выглЯдело  как-то
несерьезно, во всЯком случае до поры до времени, а тогда впору  было  только
смеЯтьсЯ над  подобным  простодушием (Я  уже  говорил о простодушии Ђна-бел?
ЊенЯ тошнит перечитывать этот дневник, который все меньше и  меньше помогает
мне в  написании рассказа),  а дело  было в том, что Ђнабел, котораЯ  была с
Њаручей не разлей вода, рассказала ‚ильЯму, что „олли переманивает у  Њаручи
лучших  клиентов, типов  с деньгами,  среди которых был даже  сын  комиссара
полиции,  прЯмо как в  танго,  создает Њаруче  невыносимую  жизнь, во всЯком
случае в —емпе, и повсюду  треплетсЯ о  том,  что у Њаручи выпадают волосы и
проблемы с зубами и  что в  постели она тоже не того,  ну  и т.д. и т.п. Ћбо
всем этом  Њаруча жаловалась Ђнабел, мне -- в меньшей степени, поскольку мне
она не настолько доверЯла, Я был всего-навсего переводчик, и на том спасибо,
правда, как передала мне Ђнабел, Њаруча считала менЯ  чем-то необыкновенным:
ты  так все здорово переводишь, кок  с  того французского  судна  даже  стал
присылать больше подарков, чем раньше, Њаруча думает, это потому, что ты так
здорово пишешь про чувства.
     -- Ђ тебе не стали присылать больше?
     -- Ќет, че. “верена, ты из ревности ничего такого не пишешь.
     ’ак она говорила,  и мы  вместе  смеЯлись. ‚от так же,  со  смехом, она
поведала мне о  пузырьке с  Ядом, эта  тема один или  два раза мелькала в ее
письмах к ‚ильЯму, но Я ни о  чем ее не  расспрашивал, мне нравилось,  когда
она  рассказывала мне сама. Џомню, она заговорила об этом,  когда мы были  у
нее  в комнате  и  открывали бутылку  виски, после того как заслужили  право
промочить горло.
     -- ЉлЯнусь тебе,  Я  остолбенела.  Ћн  всегда  казалсЯ  мне  немного  с
приветом, может, потому, что Я  не всегда понимаю, что он говорит, но это он
сказал  так, что тут уж и Я понЯла. Љонечно, ты  его не знаешь, а вот если б
ты видел его глаза, как у рыжего кота, и ему идет, выглЯд у него  вообще что
надо, когда он сходит  на берег, костюмчики у  него будь здоров, здесь ни  у
кого такого не увидишь, -- сплошнаЯ синтетика, это Я тебе говорю.
     -- ’ак что он тебе сказал?
     --  —то в  следующий  раз привезет  мне пузырек.  Ћн нарисовал  его  на
салфетке, а сверху пририсовал череп и кости. ЏредставлЯешь?
     -- ЏредставлЯю, но не понимаю, зачем все это. ’ы говорила ему о „олли?
     -- џсно, говорила, как-то вечером он пришел ко мне прЯмо с кораблЯ, а у
менЯ  была Њаруча, она плакала, ее рвало,  и мне пришлось ее  силой держать,
чтобы она  не отправилась