        Џер ‹агерквист. ‘ивилла

          <i>Sibyllan</i>

     Џеревод со шведского <i>’. ‚еличко</i>
     ђедактор <i>‘. ЃелокриницкаЯ</i>
     <i>OCR - Alex Prodan</i>

     ‚ одинокой хижине на откосе горы, у  подножиЯ  которой  лежали  „ельфы,
жила  древнЯЯ  старуха  со   своим  слабоумным  сыном.  •ижина  была  совсем
маленькаЯ,  задней  стеною  ее  служил горный склон,  из которого  постоЯнно
сочилась  влага.  ќто  была  убогаЯ   лачужка,  некогда   построеннаЯ  здесь
пастухами. Ћна сиротливо лепилась к пустынной горе  высоко над городом и над
свЯщенной  землею храма. ‘таруха редко  покидала хижину,  сын -- никогда. Ћн
сидел  в  полумраке и  улыбалсЯ чему-то своему, как он сидел  и улыбалсЯ всю
жизнь. ’еперь он был далеко не  молод, кудлатаЯ голова начала уже седеть. Ќо
лицо  его  осталось нетронуто, осталось такое,  каким оно было всю  жизнь --
безбородое,  поросшее  пухом  и в своей младенческой первозданности лишенное
Ясно обозначенных  черт,  -- с этой  застывшей  на  нем странною  улыбкой. “
старухи лицо было суровое и морщинистое, почерневшее, точно опаленное огнем,
взглЯд ее обличал человека, которому дано было видеть бога.
     †или  они в полном уединении,  никто к ним не наведывалсЯ и даже близко
никогда  не  подходил.  “ них было  несколько коз, в  горах старуха собирала
кореньЯ  и травы  -- тем они и кормились. Ћт других людей им не  приходилось
ждать помощи, ибо никто не хотел с ними знатьсЯ.
     ‚ход в хижину  был обращен в сторону долины, и  старуха часто сидела на
пороге в сумрачной нише и смотрела вниз, на давным-давно оставленный ею мир.
‚се лежало перед нею как на  ладони:  город, где  люди  сновали  меж домами,
занЯтые   своими   хлопотами,   свЯщеннаЯ   дорога,  по   которой  пилигримы
торжественно  шествовали  к   храмовой  площади,  алтарь,  где   совершались
жертвоприношениЯ перед  обителью бога. ‚се ей было  хорошо знакомо. Ђ в иные
дни поутру, рано поутру, происходило то, что было ей  знакомо ближе и  лучше
всего. •рамоваЯ площадь еще безлюдна, лишь юноша-прислужник  подметает перед
храмом и  убирает  вход свежими лавровыми  ветками  из  свЯщенной рощи бога.
‘олнце только  встало  из-за гор на востоке, и всЯ долина залита новым Ясным
светом.  €,  сопровождаемаЯ двумЯ жрецами, неспешно идет вверх  по свЯщенной
дороге молодаЯ женщина, она совершила омовение в источнике, бьющем из горной
расщелины,  лицо ее исполнено благоговениЯ, а взор устремлен к свЯтилищу,  к
которому  она приближаетсЯ.  Ћна  нарЯжена  невестою,  боговой  невестою.  €
юноша-прислужник у входа в храм идет ей навстречу, несЯ чашу, и окроплЯет ее
освЯщенной  водою,  и,  очистившись,  вступает  она в обиталище  бога,  дабы
исполнитьсЯ его могучим духом.
     ’ак велось  с незапамЯтных времен,  так было  и  теперь.  Ћна сидела на
пороге хижины и смотрела на все своими старыми глазами.  Џозади  нее сидел в
полутьме ее седоголовый сын с поросшим пухом младенческим лицом и улыбалсЯ.
     Ћднажды  под вечер, перед самым закатом, на горной  тропе, что вела  из
города,  показалсЯ человек.  ‚  этом  не  было ничего необычного,  случалось
иногда,  что  люди  поднимались на горные пастбища, где пассЯ их скот. ’ропа
проходила ниже  хижины на порЯдочном расстоЯнии.  Ќо на  этот раз  произошло
нечто такое,  чему  она  немало  удивилась.  —еловек вдруг  свернул и  начал
взбиратьсЯ вверх  по крутому откосу без всЯкой дороги. ’акого никогда прежде
не  случалось,  ни разу  не  бывало,  чтобы  кто-то  сошел с  тропы  и  стал
подниматьсЯ к ее  хижине. Љому было  сюда приходить. ‘клон был каменистый, в
осыпЯх, и порою  человек  с трудом продвигалсЯ вверх. Ѓыть  может,  ему были
внове здешние места.  €з  своего горного гнезда она не отрываЯсь  следила за
ним своими старыми глазами.
     Ћн подходил все ближе, и она  могла уже различить его лицо. Ћна  его не
знала. Ќо она ведь  никого не знала. Ќикого из ныне живущих. Ћн был довольно
высокого  роста, с  темной  бородою,  густой и  длинной, не  остриженной  по
местному  обычаю.  ™еки  его  были бледны,  совсем  бескровны,  хотЯ подъем,
очевидно,  требовал от него немалых  усилий. Ѓыл  он  мужчина  в  цвете лет,
пожалуй, едва вступивший в средний возраст.
     ЏодойдЯ, он приветствовал ее,  однако не так, как принЯто  было  в этих
краЯх. Љогда  же, опустившись на каменную скамью возле хижины, он заговорил,
медленно  и  поначалу  с   заметным  трудом  подбираЯ   слова,  она   вполне
удостоверилась в том, что  он  чужеземец, прибывший, должно  быть, издалека.
—то-то чужое  почудилось ей и  в  его  тЯжелом взглЯде,  в  выражении  глаз,
старых,  несмотрЯ  на  его  молодость.  Ќо  конечно,  это  могло   быть  его
собственное выражение, не общее длЯ всех его соплеменников.
     Ћн прибыл в „ельфы, рассказал он ей,  чтобы спросить  оракул о том, что
имеет длЯ  него большую важность. Ћднако его  отослали, не дав изложить свой
вопрос оракулу, не допустили его  в ту залу  в глубине храма, где собираютсЯ
вопрошающие.
     Ќа его вопрос ответа нет -- так ему объЯснили. Ќи один в мире оракул не
может на него ответить.
     “друченный покинул  он храмовую площадь и весь день бесцельно бродил по
городу, то и дело порываЯсь  оставить „ельфы, где ему нечего больше ждать, и
отправитьсЯ дальше, куда глаза глЯдЯт. Ќо случилось, что в одном  из грЯзных
переулков в  самой  бедной  части города  он разговорилсЯ  со  слепым нищим,
дрЯхлым стариком, который сидел на углу с протЯнутой вперед трЯсущейсЯ рукою
в надежде, что кто-нибудь бросит ему подаЯние.
     ‘транно было видеть его  в этом переулке,  где,  верно,  все  одинаково
бедны, но он рассказал мне,  что  в  прежние  времена  собирал милостыню  на
храмовой  площади  и у свЯщенной  дороги, а теперь нет больше  сил добратьсЯ
туда. ’ак завЯзалсЯ у нас разговор, и  Я тоже поведал ему о своих заботах, о
долгом  и напрасном  странствии своем  в  „ельфы  и о том,  как Я огорчилсЯ,
узнав, что  оракул не может дать мне ответ. Ћн выслушал менЯ с участием  и с
пониманием, хотЯ ему показалось удивительно, что „ельфийский оракул не может
на что-то ответить. "‚идно, мудреные у тебЯ вопросы", -- сказал он мне.
     Ќо потом, поразмыслив немного, он задумчиво добавил, что, пожалуй, есть
один человек,  который может мне  помочь. Љоторый может дать ответ на любой,
даже самый трудный вопрос. €  он рассказал, что  высоко в горах живет стараЯ
жрица „ельфийского оракула, древнЯЯ пифиЯ,  проклЯтаЯ и ненавидимаЯ всеми за
то, что  преступила свой  долг перед  богом. Џеред храмом,  и перед богом, и
перед  всем, что  свЯщенно, преступила  она свой  долг, но она  была великаЯ
сивилла, наделеннаЯ  особым  даром, ни  одна жрица  „ельфийского оракула  не
могла с нею сравнитьсЯ, не была любима и  одержима богом, как  она. ‘ широко
отверстыми устами  изрекала  она свои прорицаниЯ, и никто  не  мог выдержать
вида ее, когда она предавалась своему богу. …го могучее дыхание вырывалось у
нее  изо  рта, и  рассказывали, что речь  ее была  неистова, точно  бушующее
пламЯ, -- так любил ее бог. Ћн вещал лишь через нее, отвергаЯ всех других, и
это продолжалось долгие годы.
     Ќо потом  она тЯжко  провинилась и  перед богом, и перед людьми, и  тем
сама себЯ  погубила, и была изгнана из города разъЯренной толпою с кольЯми и
каменьЯми,  и проклЯта  была всеми людьми, ну  и  богом, само  собою, богом,
коего она  предала.  "‘лучилось это, когда Я еще был мальчишкой,  --  сказал
старик, --  однако,  хоть никто  о ней больше  не говорит и даже имени ее не
поминает, она, по слухам, все еще живет в горах,  куда ее прогнали. €  Я  не
сомневаюсь, что так оно и  есть. €бо,  кто был столь близок  к божеству, как
она, тому, Я думаю, умереть непросто, в ней, должно быть, особаЯ сила таитсЯ
и по сей день. ‚ кого бог однажды вселил свой дух, того он  не бросит, в том
он останетсЯ жить, хоть бы и проклЯтием.
     ‘тупай-ка  ты, разыщи ее, у нее  ты,  уж верно, получишь ответ  на твои
вопросы, хоть, может статьсЯ, слова ее тебЯ ужаснут".
     € он указал трЯсущейсЯ  рукою  вверх, на эту  гору, и, несмотрЯ на свою
слепоту, верно указал мне направление.
     ’а, к кому обращал он свою речь, продолжала сидеть недвижно, как сидела
она  в продолжение  всего  его рассказа.  —ерты  ее  не  дрогнули, не выдали
скрытых движений души. “дивленно, с пристальным вниманием всматривалсЯ он  в
темное  морщинистое лицо, словно силЯсь прочесть эту древнюю книгу, несмотрЯ
на  свой Ясный  шрифт  столь трудную  длЯ чтениЯ.  Ћна словно  написана была
старинным Языком, на котором ныне никто не говорит.
     „олгое времЯ сидела она молча,  с отрешенным  выражением, углубившись в
себЯ.
     --  Ћ чем же ты хотел  спросить оракул?  -- молвила она наконец, словно
очнувшись от своих мыслей.
     -- џ хотел спросить о моей судьбе, -- ответил он.
     -- Ћ твоей судьбе?
     -- „а, о  моей судьбе.  Ћ моей жизни,  какой она  будет. —то  менЯ ждет
впереди.
     --  Ќо  об  этом почти  все люди спрашивают, это единственное,  что  им
любопытно знать. —ем же так примечательна твоЯ судьба? €ли есть в ней что-то
особенное?
     -- „а. …сть.
     € он поведал  о том необычном, что с ним приключилось,  о происшествии,
глубоко врезавшемсЯ в его памЯть, в которой, кажетсЯ, ни длЯ чего другого не
осталось места, о том, что никогда  не оставлЯет его  в покое и что побудило
его отправитьсЯ в „ельфы, а  теперь вот прийти сюда,  к ней, в надежде найти
объЯснение и обрести хоть какой-то мир в душе.
     -- џ жил счастливо с молодою женой и маленьким сыном, -- начал он, -- в
городе,  где Я родилсЯ  и думал прожить до конца своих дней. Ѓыло у менЯ там
дело, приносившее доход, и был дом, доставшийсЯ в  наследство от отца. Ѓогат
Я не был, но нужды ни  в чем не знал, о будущем  своем  мог не тревожитьсЯ и
вел безмЯтежную жизнь, -- казалось, все у менЯ шло хорошо.
     Ћднажды,  стоЯ  у  ворот своего  дома, Я  увидел незнакомого  человека,
который брел, несЯ на себе свой крест.  ‚ этом не было ничего удивительного,
ничего необычного, частенько бывало, что солдаты вели мимо моего дома людей,
осужденных на  распЯтие,  путь  к месту  казни проходил по нашей улице. €  в
самом этом человеке тоже не было ничего  особенного,  что бросилось бы мне в
глаза. Ѓыл он  бледен и  слаб на вид, казалсЯ  изможденным. €, верно, потому
приостановилсЯ на миг и прислонилсЯ к стене моего дома в нескольких шагах от
менЯ. ќто мне пришлось не по нраву, Я подумал, длЯ чего ему здесь стоЯть, --
осужденный на смерть, несчастный  человек, еще,  чего  доброго,  беду на дом
накличет. € Я ему  сказал, пусть он идет своей дорогой,  Я не хочу, чтобы он
тут стоЯл.
     ’огда он оборотилсЯ ко мне, и, увидев его лицо, Я понЯл, что это не был
обыкновенный человек, что в  нем  воистину было что-то  особенное. Ќо отчего
мне так показалось, этого Я не мог бы  объЯснить. ‚ самих чертах его не было
злобности, Я думаю, они в обычное времЯ выражали  кротость и покорность,  но
не таким было лицо его в ту минуту --  оно было столь властно  и устрашающе,
что мне никогда его не забыть. "‡а то, что ты не дал мне приклонить голову к
твоему дому, твоЯ злосчастнаЯ  душа не узнает блаженства  вовек",  -- сказал
он.
     ‘лова его менЯ поразили и задели за живое, мне стало от них не по себе.
‘олдаты же только посмеЯлись, они понукали его, тоже недовольные тем, что он
остановилсЯ, и погнали его дальше.  Ќо прежде чем уйти  со своим крестом, он
снова  оборотилсЯ ко  мне и  грозно произнес: "‡а  то, что ты отказал мне  в
этом, тебЯ ожидает казнь ужасней моей: ты никогда не  умрешь. ‚о  веки веков
будешь ты скитатьсЯ в этом мире и никогда не обретешь покоЯ".
     €  он  взвалил на спину  крест и вновь побрел с  ним по улице,  пока не
скрылсЯ вдали за городскими воротами.
     Ђ Я осталсЯ стоЯть с каким-то  странным чувством в душе. Ѓудто со  мною
что-то случилось,  что-то такое, чего Я  пока не в состоЯнии осмыслить. џ не
мог бы этого объЯснить ни себе, ни  другим, но так это было. ‘оседи, которые
слышали слова этого  человека и видели, что Я все еще стою,  словно никак не
могу опомнитьсЯ, стали мне говорить, дескать,  есть из-за  чего  огорчатьсЯ,
стоит  ли придавать значение  словам  какого-то преступника, которого должны
распЯть,  разве  Я не знаю, что такие любЯт изрыгать угрозы и проклЯтиЯ, ибо
злы на  все и всЯ за то, что должны лишитьсЯ жизни, они  же, известное дело,
всЯкого могут наплести, так стоит ли придавать этому значение.
     џ,  конечно, понимал, что они  правы. € мне стало спокойней оттого, что
они  так на это смотрЯт, подшучивают  надо мною и лишь  пожимают  плечами. џ
тоже повеселел, поболтав с ними, и воротилсЯ к своим  делам, стараЯсь больше
не думать об этом.
     Ћднако совсем забыть о случившемсЯ Я не мог. Ћно нет нет да и всплывало
передо мною, как Я  ни гнал  от себЯ воспоминание.  ‚ремЯ шло,  Я  занималсЯ
своею  работой, все было как обычно.  ’ак мне по крайней  мере  казалось. Ќо
произнесенные  им  слова остались  во  мне, звучали  у  менЯ  внутри, кто-то
повторЯл  мне их снова и снова -- кто?  џ сам? Ќе  знаю, но  Я их слышал,  и
слышал Ясно и отчетливо.  џ  не мог понЯть, чего ради Я их вспоминаю, ведь Я
знал, что они ничего  не значат, совсем  ничего, что они просто вырвались  у
какого-то неизвестного мне злодеЯ, которому  Я не позволил приклонить голову
к моему дому. ’олько и всего, и  поэтому глупо придавать им значение. Ћтчего
же Я не могу их забыть?
     џ твердо верил, что  уж  к  завтрашнему  дню это непременно пройдет. Ќо
наутро Я проснулсЯ с ощущением,  что  со мною  что-то  случилось,  и, пока Я
лежал  в полусне,  голос внутри  менЯ вновь начал  повторЯть  те  же  слова,
напоминаЯ мне совсем  тихо, будто шепотом, о том приговоре, который был надо
мною произнесен -- кем?
     ЏоднЯвшись с постели, Я опЯть стал самим собою и, как обычно, взЯлсЯ за
работу.  Ћднако  занималсЯ Я  ею  без  особой  охоты  --  это  Я-то,  всегда
работавший с усердием и  радостью. Ќа этот  раз Я не мог спокойно усидеть на
месте и принЯлсЯ праздно слонЯтьсЯ по дому, не берЯсь ни за какое дело. Ќи к
чему у менЯ душа не лежала. ќто было  совсем на менЯ не похоже, раньше Я был
другой.
     €  так  продолжалось изо днЯ в день, Я заметно переменилсЯ,  не узнавал
сам себЯ.
     Ќе  знаю, много ли прошло времени, пока  донеслась до менЯ эта страннаЯ
молва, будто  тот, кого вели тогда по нашей улице на распЯтие, был сын бога.
Ћткрыто об этом  не говорили,  но люди в городе шептались, тайком передавали
это друг другу. ’е, кто должен бы доподлинно это знать, кто уверовал в него,
они, по-видимому, прЯтались, не решались принародно свидетельствовать о нем,
тогда еще  не решались. €х, надо  полагать,  было немного, большинство же  в
городе, разумеетсЯ, не поверило молве, сочло ее наивною выдумкой,  а те, что
казнили его, объЯвили ее богохульством.
     ‘ын бога...  какой он сын бога, Ясно,  что нет,  говорил Я себе. ќто же
смешно. —истейший вздор.  ‘ын бога?.. €  Я стал  разузнавать  об этой молве,
откуда  она пошла  и кто  ее  распускал  --  само  собою, это были  те,  что
уверовали, те самые,  что прЯтались. Ћни  утверждали, что  свершилось  чудо,
даже множество  всЯческих чудес,  по которым видно, что это правда, и к тому
же разве не чудо, что  сами они уверовали и просто-таки знают, что он -- сын
бога,  им  дано  почувствовать  это  в  сердце  своем.  „лЯ  них  это  было,
разумеетсЯ, самое большое, самое важное из чудес. ќти люди довериЯ к себе не
вызывали, к их словам прислушиватьсЯ не стоило.
     џ заводил разговор  об  этом со  своими  соседЯми, спрашивал их, как им
кажетсЯ, что  они думают о слухах, будто тот самый  злодей --  если они  еще
помнЯт его, -- тот, что прошел тогда мимо нас со своим крестом, будто бы  он
--  сын бога. Ћни тоже слышали  об  этом, но полагали, что  это  все вздор и
глупости.
     -- Ќо многие, кажетсЯ, верЯт этому, -- говорил Я.
     Ћни в ответ пожимали плечами, дескать, мало ли на свете безумцев.
     -- Ђ ты до сих пор все ходишь, раздумываешь о  его словах? -- со смехом
спросил один из соседей.
     -- Љонечно, нет, -- ответил Я и тоже засмеЯлсЯ. -- ‚ уме ли ты, стану Я
думать об этом.
     Ќо  правду  ли  Я  ему сказал?  „ействительно ли  Я не думал  об  этом?
‘казать-то можно  что угодно,  однако отчего  Я так переменилсЯ, упал духом,
разучилсЯ радоватьсЯ, отчего все стало казатьсЯ мне так бессмысленно? Ћтчего
это сделалось? Ћтчего Я чувствовал, что все вдруг стало как-то пусто и уныло
и  во мне самом, и  вокруг, --  ведь  прежде у менЯ  никогда  не было такого
чувства. —то за перемена со мною совершилась? Ћтчего Я стал таким?
     Џомню, выйдЯ однажды прогулЯтьсЯ, Я  очутилсЯ за городскими воротами, в
хорошо знакомых  мне благодатных местах с их виноградниками и нивами,  средь
которых  разбросаны  оливы и смоковницы.  џ был  поражен тем, какою серой  и
безотрадной показалась  мне  картина, прежде  всегда восхищавшаЯ  мой  взор.
‘тоЯл  Ясный день,  мне  же казалось, что уже вечереет,  и непонЯтнаЯ  тоска
охватила  менЯ при виде этих  мест, серых и пустынных.  —то  это значит? —то
творитсЯ со мною?
     Ќеужели таков стал отныне мой мир, тот, в котором предстоит мне жить?
     „о  сих  пор  помню,  какаЯ была у менЯ  тЯжесть в ногах,  когда Я  шел
обратно в город и к себе домой.
     †ене  Я тогда  еще ничего  не сказал о  своем состоЯнии, не хотелось ей
говорить.  Ќо она,  Я думаю, и  сама видела,  что  Я не в себе.  Љак было не
видеть?
     ‚ конце концов мне стало невмоготу  оставатьсЯ наедине со своею тайной,
Я долее не выдержал. € Я пошел  в ту комнату,  где она  обычно бывала в  это
времЯ днЯ, чтобы рассказать ей все как есть.
     џ застал ее лежащей  на соломенной  циновке, она играла  с ребенком,  и
вышло  так,  что  Я  пришел и  помешал  их  игре.  Љак мог, Я  постаралсЯ ей
объЯснить,  что  со  мною  творитсЯ  неладное,  должно быть,  на  менЯ  пало
проклЯтие.
     Ћна рассмеЯлась  в ответ, продолжаЯ  играть с сыном, и,  лежа на спине,
приподнЯла его на руках высоко над собою, а смех ее звучал молодо и звонко.
     -- Џохоже, так оно и есть,  --  сказала она,  -- ты теперь даже никогда
менЯ не поцелуешь.
     џ попыталсЯ улыбнутьсЯ, стоЯл и смотрел  на  них, и знал, что то, что Я
вижу,  прекрасно  и  горЯчо  любимо  мною,  --  но  и они  тоже  словно были
припорошены серым пеплом, как и все, что Я видел вокруг.
     € Я вдруг почувствовал  себЯ чужим им  обоим,  посторонним, который  не
должен мешать их жизни.
     …два удалившись, Я услышал, что они опЯть принЯлись за свою игру.
     џ и сам был такой, как они,  совсем недавно. ђадовалсЯ, что Я живу, что
Я существую, всЯкий день радовалсЯ этому. ќта жизнь была мне очень дорога.
     ‚сЯкий день?.. Љак странно, ведь он сказал, что Я буду жить всегда, что
Я  никогда  не умру. Ќе странно ли... чем же мне быть недовольным? Ќе это ли
было  самым заветным моим  желанием -- чтобы мне не надо было умирать, чтобы
никогда  не умирать? ’ак отчего же  Я  не радуюсь? Ћтчего  не  чувствую себЯ
счастливым?
     "‚о веки веков... € никогда не обретешь покоЯ..."
     Џрежде  Я  всерьез  об  этом   не  задумывалсЯ,  а  теперь  мне  словно
приоткрылось, что такое вечность. џ начал  понимать, что  она отнимет у менЯ
мою жизнь. —то она-то и есть сама  погибель, само  проклЯтие, она-то и лишит
мою душу блаженства.
     ‚ечность... что общего между  нею и  жизнью, думал Я,  ведь это  полнаЯ
противоположность всЯкой  жизни, нечто  беспредельное,  необъЯтное,  царство
смерти, в которое живому существу страшно заглЯнуть. € в ней обречен Я жить?
Џотому-то она и  уготована мне?  "‚о веки  веков..." ‚от она,  моЯ  смертнаЯ
казнь,  самаЯ жестокаЯ,  какую только  можно  измыслить. "ќтот бог отнимет у
менЯ всю радость жизни", -- шептал Я про себЯ.
     ‚первые  представилось мне тогда то существование, какое ожидало менЯ в
будущем, впервые провидел Я его бессмысленность. € впервые поверил во власть
надо мною  страшного проклЯтиЯ, поверил,  что этот сомнительный  бог  сумеет
добитьсЯ  своего и душе моей действительно суждено  испытать все, чем он  ей
грозил. —то все исполнитсЯ, как он предрек.
     €   все   исполнилось.  ‘овершавшеесЯ  со   мною  пагубное  превращение
становилось  все  заметней, и Я был бессилен  противитьсЯ  ему. —то мне было
делать, что Я  мог? Љак мог бы  Я вмешатьсЯ в  то, что со  мною происходило,
воспрепЯтствовать  ему?  ќто  было  не  в  моей  власти,  Я  был  совершенно
беспомощен.  Њог ли  Я помочь, если злосчастнаЯ, взывавшаЯ о помощи  душа --
это и был Я сам, если пагубное превращение, которое совершалось, преисполнЯЯ
менЯ безысходной тоскою, -- это и был Я сам.
     € вот однажды,  доведенный до отчаЯниЯ, Я  сделал нечто... нечто такое,
что лишь усугубило мою беду, мое злосчастие. Ќа дворе был день, но Я праздно
лежал на постели,  терзаемый моими  неизбывными думами, тоскою моей души, --
моей души,  котораЯ не  была больше  моею.  ‚незапно  менЯ  охватила бешенаЯ
ненависть к своей судьбе и к этому злобному богу, который был в ней повинен.
„лЯ чего  Я  мирюсь с этим?! ‘ этим  безумием?! „лЯ чего  не восстану против
этой силы,  завладевшей мною,  и  не крикну: "џ  не  желаю! Ќе желаю! џ хочу
жить, жить, как живут другие, быть таким,  каким Я был! џ  хочу быть как все
другие! •очу жить!"
     € когда Я это произнес --  Я произнес  это вслух,  хотЯ говорил с самим
собою, -- проклЯтие будто спало с менЯ, как тЯжелые одежды, и Я почувствовал
такое  облегчение, такую свободу,  каких не испытывал все последнее времЯ. €
тогда Я поднЯлсЯ  со своего ложа и пошел в ту  комнату, где были жена и сын.
Њинуту Я стоЯл, слушаЯ их  лепет и любуЯсь  их игрою, а затем подошел, мЯгко
отстранил ребенка  и поцеловал ее. Ћна обвила мою шею руками, своими теплыми
обнаженными  руками,  и  мы с  нею  пошли  ко мне  в  комнату,  и, когда  мы
разделись, она  легла на мою постель,  где  Я незадолго перед  тем  лежал  в
терзаниЯх, и улыбнулась  мне знакомой милой  улыбкой, ожидаЯ, чтобы Я к  ней
пришел.  ‚се было как раньше, когда мы друг  друга любили, и мне казалось, Я
одержал победу и снова сделалсЯ счастлив.
     Ќо Я ничего не мог. Ћна была  со мною нежна, нежней, чем  всегда, Я это
чувствовал,  ведь  мы  так  давно  не  были  вместе, но  желание  во  мне не
разгоралось. Ћна обдавала  менЯ своим жаром, но жаром пылала лишь она, Я  же
только  покрылсЯ  холодной испариной и ничего не мог. џ ощущал на своем лице
ее прерывистое  дыхание, прерывистое от влечениЯ ко мне.  Ќо Я был ни на что
не способен.
     ‚ конце концов Я разрыдалсЯ. Ћхваченный отчаЯнием, Я  лежал, обнимаЯ ее
прекрасное горЯчее тело, и рыдал.
     Ћна погладила менЯ по  волосам, по щекам. Џотом обхватила обеими руками
мою  голову и  долго  смотрела на  менЯ,  смотрела  пристальным,  испытующим
взглЯдом мне в лицо, как она давно уже не делала.
     -- Љакие старые у тебЯ стали глаза, -- сказала она.
     ‘  того  днЯ  несчастье мое сделалось полным, стало подобно  бездонному
колодцу,  куда Я низвергсЯ теперь, когда и  это тоже было у менЯ отнЯто.  Ќо
чему же  тут удивлЯтьсЯ? Ќе в  этом  ли высшее блаженство  и  счастье жизни?
Ќеудивительно,  что  у  менЯ его отнЯли,  что мне  не дано было  больше  его
вкусить и никогда уже не будет  дано,  мне, лишившемусЯ блаженства  вечного.
Њне, осужденному на вечное злосчастие.
     Џосле  этого, кажетсЯ, все стали замечать происшедшую во мне  перемену,
по крайней мере мне так чудилось. ЊенЯ избегали, обходили стороною, казалось
мне, а кто  бывал принужден беседовать и встречатьсЯ со  мною взглЯдом,  тот
смотрел на  менЯ как-то  странно. ‘оседи  стали неразговорчивы,  они, должно
быть, наконец  понЯли,  что со мною случилась беда,  и догадывались, что это
свЯзано с тем  человеком, которого  вели на  распЯтие и  которому Я  не  дал
приклонить голову к моему дому. Ћни никогда не заговаривали об этом и, как Я
уже сказал,  избегали  менЯ, но то, что они  заметили совершившеесЯ  со мною
превращение, было  очевидно, так же как и то, что они украдкой наблюдали  за
мною, перешептывались и, конечно,  лишь  из состраданиЯ не говорили мне, как
жена, что у менЯ стали старые глаза.
     †ена моЯ чем дальше, тем больше робела передо мною, будто что-то во мне
пугало ее. џ думаю, это мои  глаза ее пугали. €  быть может, она помнила мои
слова, что на менЯ пало проклЯтие.  Ќе знаю, мы с нею об этом не говорили, и
о том, что между нами произошло, тоже ни словом не обмолвились.
     Ћна, верно, больше не хочет заглЯдывать в мои глаза, говорил Я себе.
     „олжно быть, она не меньше менЯ страдала  от того превращениЯ, какое со
мною совершилось. Ќе знаю, ведь мы не поверЯли  друг  другу своих мыслей, не
знали, что у  другого на уме. Ђ взоры наши  после того случаЯ,  о  котором Я
рассказал, никогда не встречались.
     Љакие мысли ее занимали, мне, кстати  сказать, всегда было безразлично,
она была сущее дитЯ, и никакого проку от разговоров  с нею быть не могло, но
прежде  Я об  этом не думал,  а просто наслаждалсЯ,  слушаЯ  ее младенческую
болтовню. ’еперь  же Я вовсе перестал  к  ней  обращатьсЯ,  ибо понимал, что
обсуждать  что-то  с нею  бессмысленно.  €  длЯ  менЯ  стало  мукою само  ее
присутствие,  стало мукою  знать,  что  она  где-то здесь, поблизости,  даже
слышать ее голос или смех у себЯ  в доме.  Ќо смеЯлась она теперь не так  уж
часто. Ѓольшую  часть  времени  она проводила с ребенком, они,  должно быть,
по-прежнему играли друг  с  другом, но  тише, чем  раньше,  их было почти не
слышно. ‚ообще все в нашем доме очень переменилось.
     џ  невольно затаил  на  нее  злобу  после  того, как не смог  тогда  ею
овладеть,  мне  нужно было как-то ей отомстить.  € вот теперь Я ей мстил.  џ
перестал смотреть в ее сторону, не замечал ни ее, ни ребенка,  вел себЯ так,
будто  их  нет. Љ  сыну Я, впрочем, никогда не был  особенно привЯзан -- или
был? ‚о всЯком случае, мне всегда казалось, что она слишком много нЯнчитсЯ с
ним,  верно, потому, что  сама как дитЯ, и подспуднаЯ неприЯзнь, которую Я к
нему  питал, с особою  силой вспыхнула  теперь, когда Я оказалсЯ навсегда от
нее отлучен. ќто, как Я  понимал, мучило ее более всего другого -- что из-за
нашего разлада страдает  ребенок,  -- и  Я все чаще  видел  по ней, что  она
плакала.
     •оть Я и избегал на нее смотреть, но это Я всегда замечал.
     Ћт горЯ человек не становитсЯ  добрей. Љоли Я страдаю, отчего другой не
должен страдать!
     ‚прочем, ничего грубого и злого Я ей не говорил, в этом она не могла бы
менЯ  упрекнуть. џ вообще почти не  говорил  с  нею,  и то  ожесточение, что
копилось во мне, старалсЯ ничем не  выдавать, держал его при себе. Ќо все же
она,  Я  думаю,  чувствовала, что происходило у  менЯ внутри,  не  могла  не
чувствовать. ‡лоба, она, как любовь, понЯтна без слов.
     „ом наш будто вымер,  так он  стал  тих и уныл, жена  ходила  забитаЯ и
подавленнаЯ, а сын норовил спрЯтатьсЯ при моем приближении.
     ‘частливей  от  этого Я, понЯтно,  не делалсЯ. Ќаоборот, душа моЯ  лишь
чувствовала  себЯ еще более неприкаЯнной и злосчастной.  ‘ пустыми глазами Я
подолгу стоЯл и  смотрел в пространство  перед собою либо в  окно, ничего не
видЯ и даже не сознаваЯ, где  Я  нахожусь, точно узник,  заточенный в  самом
себе. €ли же, не знаЯ, куда  себЯ деть, бродил по  серым, безотрадным местам
за  городскими  воротами,  где  деревьЯ  и нивы  были  покрыты  пеплом.  ’ак
продолжалось сам не знаю сколько времени.
     € вот однажды она исчезла. ‚месте с сыном. Љ  собственному удивлению, Я
стал метатьсЯ по всему дому в надежде  их отыскать, и,  когда Я  вновь -- не
знаю, в который раз,  -- вбежал в комнату, где они имели обыкновение  играть
друг  с другом и откуда всегда  раздавалсЯ  их смех --  правда, в  последние
недели его не было слышно, --  когда Я вновь  туда вошел и наконец-то понЯл,
что их здесь нет и никогда уже больше не будет, Я со стоном  рухнул  наземь.
Њне  словно ножом пронзили грудь, и Я истекал кровью, лежа  на их соломенной
циновке, той самой,  на которой  она  когда-то  лежала на спине и  смеЯлась,
держа сына  высоко над  собою в  своих  обнаженных руках. Ќе  знаю,  сколько
времени  Я так  провел. Ќо  вдруг  Я услышал  какой-то звук  внутри себЯ, он
раздавалсЯ все  Ясней и Ясней, какой-то голос, -- Я невольно  приподнЯлсЯ. €
сел,  уставив  взглЯд в  пространство.  ‘нова  и снова, все громче и  громче
слышал  Я  то,  что  звучало  во  мне,  слышал  то, что он мне тогда сказал,
устрашающие слова приговора, произнесенного им надо мною. Ћни заполнили менЯ
всего своим гулким звучанием, внутри у менЯ  было пусто, точно в оставленном
всеми  доме,  и  лишь  зловеще  отдавались  меж  голых стен  грозные  слова,
предначертавшие  мою  судьбу,  мое  будущее.   …го   проклЯтие  гулким  эхом
перекатывалось у менЯ в душе.
     € в тот же вечер, никем не замеченный, Я покинул родной город и ушел во
тьму, ушел,  чтобы  начать свое  странствование  сквозь  времена. ‚ одинокий
ночной час ступил Я на стезю моего вечного проклЯтиЯ.
     ‘ той поры Я блуждаю по свету, не знаЯ отдыха, не знаЯ покоЯ, как мне и
должно, -- блуждаю, не  находЯ, куда приклонить голову, как он. ‘транствую в
этом  мире, припорошенном  пеплом,  --  в моем мире,  покрытом  слоем серого
пепла. ‚се горе людское,  все зло  и страдание Я в  нем перевидал. џ постиг,
что  он  таков  же,  как  Я, так  же  зол, бессердечен и  чужд любви, как Я,
обреченный вечно в  нем жить.  џ постиг, что это мой мир, мир неприкаЯнного,
проклЯтого богом человека, чьей злосчастной душе вовек не узнать блаженства.
     Џо временам мне встречаютсЯ люди, которые верЯт в того, кто осудил менЯ
на  эту  жизнь. ‚се чаще  сталкиваюсь Я с ними, ибо учение его, должно быть,
расходитсЯ все шире. ‹юди эти  кажутсЯ довольно счастливыми, наивность ли их
тому  причиною или  что другое, быть может, вера, -- сами  они,  разумеетсЯ,
говорЯт, что вера. €  быть  может, это правда. „лЯ них он, по-видимому, стал
благословением,  тот  бог,  что  длЯ менЯ стал страшным  проклЯтием.  €  они
утверждают, что он добр и полон любви, что он -- сама любовь длЯ того, кто в
него  верит и предаетсЯ ему. —то ж, возможно. „а что мне до  этого? „лЯ менЯ
он  --  злобнаЯ сила,  котораЯ  держит  менЯ  в  своих когтЯх и  никогда  не
выпустит, никогда не даст мне обрести мир.
     —то он действительно бог, что тот человек, которого вели тогда по нашей
улице  мимо моего  дома на распЯтие, действительно был  сын бога, в этом они
нимало не сомневаютсЯ. €м, говорЯт они, было множество знамений: он  воскрес
из мертвых,  он  вознессЯ на небеса, был поднЯт  туда на облаке --  и много,
много  других. Ќо что мне за дело до  этого всего? €х  вера,  их учение,  их
знамениЯ и чудеса -- до всего этого мне нет никакого дела.
     „лЯ менЯ знамение -- вечный непокой моей души.
     Љонечно, Я напрасно не дал  ему приклонить голову к моему дому. Ќо  длЯ
менЯ  он был не бог,  а всего лишь преступник, один из многих, кто  проходил
мимо,  несЯ  на  себе  свой крест,  и  кого  все  сторонились.  ‘острадание?
—еловеколюбие? —то ж, может, и так. Ќо Я человек не слишком добросердечный и
никогда  не выдавал  себЯ  за такового.  џ  обыкновенный, самый обыкновенный
человек, каких больше всего. ‚ ту пору, когда это случилось, Я был счастлив,
беззаботен  и  черств  сердцем,  каким  естественно  быть,  когда не  знаешь
жизненных тЯгот.  Ѓыть может,  Я был дурной человек,  однако не  хуже других
людей. €з всего его учениЯ любви Я понЯл немногое, пожалуй, лишь то, что оно
не длЯ менЯ. € кстати сказать, так ли уж сам он добр и полон любви? ’ем, кто
верит в него, он дарует мир и покой -- так  про него говорЯт, --  берет их к
себе на свои небеса, а  кто в него не верит -- и это тоже про него  говорЯт,
--  тех он обрекает на вечные  муки.  Љоли  это правда,  то выходит,  что он
точь-в-точь  как мы,  такой же  добрый и  такой же злой. Љто нам по нраву, с
теми мы  тоже  добры, а остальным желаем  всЯческого зла. Ѓудь у  нас  такаЯ
власть, как  у него, быть может, и  мы предавали  бы их  проклЯтию на вечные
времена -- хотЯ это, пожалуй,  сомнительно. Џожалуй, только у бога  достанет
на это злобы.
     ‚ремЯ от времени Я сталкивалсЯ с этими людьми  в разных концах мира, но
близкого  знакомства Я с ними не  завЯзывал. џ  никогда  не схожусь с людьми
близко, они  менЯ чуждаютсЯ, робеют передо  мною, должно  быть, чуют во  мне
что-то необычное, что-то  странное, такое,  что  их пугает. џ думаю, это мои
глаза  их пугают. џ  замечал,  что они отводЯт взглЯд, увидев мои глаза. €м,
верно, страшно в них заглЯнуть, заглЯнуть  в этот  пересохший колодец, в эту
глубь, в которой нет ничего. Љого не испугает такое? ЏонЯтно, что они боЯтсЯ
менЯ.
     Љак она.
     Љак она... ’еперь у нее, верно, есть мужчины с молодыми глазами, не раз
думал Я во времЯ моих одиноких странствований. € сердце  у менЯ сжималось, и
Я прикрывал ладонью свои глаза, будто хотел их спрЯтать, хотЯ никто в них не
смотрел, не от кого было мне прЯтать их.
     Џочему бы  ей и не иметь мужчин! ’ак все и  должно  быть.  Љогда у менЯ
были молодые глаза, тогда она любила менЯ.
     €ли не любила?
     ’ак  Я  думал наедине с собою. Ќо  однажды очень  далеко, на чужбине, Я
встретил  человека  из  родного  города,  который  рассказал, что  жена  моЯ
окончила  жизнь в  доме своей  матери, жалкаЯ и исчахшаЯ,  без всЯких следов
былой красоты, а сын мой умер от чумы задолго до ее смерти.
     ’ак их не стало, тех, что вдвоем весело смеЯлись.
     ‘колько  времени  прошло  с той  поры?  Ќе  знаю, ведь  времЯ  --  вещь
неведомаЯ мне, длЯ менЯ оно не существует.  Љ  чему  мне вести ему  счет? Ќо
кажетсЯ, что это было уже очень давно.
     „а, все они  умрут. ‡а родом род, со всеми их муками и злодействами, со
всем, что служит им длЯ мучительства, длЯ истЯзаниЯ друг друга. џ же не умру
никогда. „околе существуют  эти созданиЯ, по большей части злые, дотоле буду
существовать  и Я,  сам такой  же злой, как  они, их  судьба  -- моЯ судьба.
Ћттого-то  хочу  Я узнать  свою  судьбу, хочу заглЯнуть  в нее,  заглЯнуть в
будущее,  хоть  Я  трепещу  и ужасаюсь.  ‘орви  же покровы и  дай мне в него
заглЯнуть, как бы зловеще оно ни было!
     Ћн умолк.
     ‘умерки меж тем давно  уже спустились. ’а, к кому он обращал свою речь,
ничего не отвечала, и он будто был совсем один.
     -- џ видел  бога, так же  как  и ты,  -- добавил  он,  помолчав.  --  џ
встретил его на своем пути, и эта встреча наполнила мне душу ужасом.
     ‘таруха сидела,  скрытаЯ от него густою  тьмой. Ќо он услышал,  как она
тихо, почти беззвучно сказала:
     -- ‚стреча с богом радости не сулит.
     €  она поднЯлась, кутаЯсь плотнее в свои одежды, словно прозЯбла. ‘тало
и вправду прохладно  после захода  солнца, и его  тоже прохватила дрожь. Ћна
пригласила  его  зайти в  хижину, и он  следом за нею ступил, пригнувшись, в
низкую  входную  нишу,  котораЯ  ничем  не  закрывалась.  ’акого  крохотного
человеческого жильЯ он еще не видывал. …му приходилось все  времЯ  наклонЯть
голову, а рукою он  мог дотЯнутьсЯ до любой стены -- одна из них, образуемаЯ
склоном горы, на ощупь была сыра от сочащейсЯ влаги.
     Ћна развела огонь, запалив немного хворосту и древесных корней из кучи,
наваленной на землЯном полу.  Ћчагом служил выступающий  из земли  камень, а
дым выходил через дыру в крыше на стыке ее с горным склоном.
     Љогда огонь запылал, он оглЯделсЯ по сторонам в  этом необычном жилище.
Љ  своему  удивлению, он обнаружил, что они там были не  одни. ‚  полутемном
углу сидел ссутулившись седоголовый мужчина... то ли мужчина, то ли ребенок,
он  не   мог  разобрать,   никак  не  мог  понЯть,  кто   это   был,  и  эта
неопределенность вызывала  у него ощущение какой-то пугающей таинственности,
он сам  не знал отчего,  но так это на  него действовало. ‹ицо  было  как  у
ребенка, и на нем застыла улыбка, котораЯ в полумраке казалась загадочной --
быть может, просто оттого, что длЯ  нее не было видимого повода. “лыбка была
ни  добраЯ, ни  злаЯ,  в  ее  неизменЯемом  постоЯнстве  чудилось  полнейшее
безучастие ко всему -- быть может,  оттого-то и казалась она загадочной,  --
хотЯ седаЯ  голова на слегка  вытЯнутой шее  была  повернута к ним  и  глаза
неотступно следили за их действиЯми.  ‚се это было необычно и удивительно. ‚
уме  его  мелькнуло  вдруг смутное  воспоминание  --  о  чем?  ‚оспоминание,
пробужденное  этой улыбкой?  Ќет, он  не  знал, откуда  оно,  не мог  ничего
припомнить. Ќо этот седоголовый  ребенок,  что  сидел  ссутулившись  там,  в
полумраке, со своею неменЯющейсЯ улыбкой --  в нем было что-то до  крайности
странное и даже  пугающее.  Ћн не мог оторвать  от него  взглЯд.  —то это за
существо, что за тайна  скрываетсЯ в этом домишке, который  так мало походит
на человеческое жилье?
     --  ќто  мой  сын, -- сказала  старуха. -- Њожешь при нем говорить  без
стеснениЯ, он ничего не понимает.
     Џришелец, однако, не решалсЯ ничего  сказать, не спросил о  том,  что в
этот  миг занимало его мысли:  об этом сыне, который  будет  сидеть у себЯ в
углу  и слушать  их разговор, ничего не понимаЯ  и лишь  улыбаЯсь этой своею
улыбкой...
     Ќаконец молчание нарушила старуха, промолвив:
     -- “дивительный бог встретилсЯ тебе. € что же, его распЯли? -- „а.
     -- ‘транно. Љоли он вправду был сын бога... „лЯ чего же его распЯли?
     -- џ и сам  не  понимаю, какаЯ была  в  том надобность. џ слышал,  люди
говорили, будто это длЯ того, чтобы он пострадал. Ѓудто отец хотел, чтобы он
пострадал.  Ќо это же чистое безумие, нет, Я ничего не могу тебе объЯснить и
сам не могу этого уразуметь.
     -- Љакой жестокий бог.
     -- †естокий,  что и говорить. Ќо  это, конечно, если верить  их толкам.
—тобы он пострадал! ЉакаЯ в том надобность?
     --  ќтот бог мне,  кажетсЯ,  знаком,  -- пробормотала она про себЯ.  €,
помедлив, продолжала с некоторой нерешительностью:  -- Ђ та, что родила богу
этого сына, о ней ты что-нибудь знаешь?
     -- Ќет, о ней Я  никогда ничего  не  слыхал. Ћна-то была, думаетсЯ мне,
самаЯ обыкновеннаЯ женщина.
     -- Ќу да, наверное. ‘тало быть, о ней ты ничего не знаешь?
     -- Ќет, единственное, о чем они толковали, -- это, что, родив  его, она
стала матерью бога -- так ведь это Ясно само собою. Ќет, о ней  Я ничего  не
знаю, а длЯ чего ты о ней спрашиваешь?
     -- Џросто хотела узнать,  какаЯ она была и каково ей жилось. Љак бог  с
нею обходилсЯ, пока он  ее любил, и потом, когда он, может, уже не любил ее.
‘ловом  сказать, была  ль она счастлива, и радостно ль  ей было  оттого, что
родила богу сына. €ли, может, и ее он предал на распЯтие.
     -- Ќет, нет, с нею он, конечно, этого не сделал! ђазумеетсЯ, нет. € она
ведь была женщина!
     -- Ќу да, она ведь женщина.
     Ћна немного помолчала. Ђ потом спросила.
     -- ќтот сын, ты как будто сказал, что он был бог любви?
     --  Њожно, пожалуй, и так его назвать.  Ћн проповедовал  человеколюбие,
любовь меж людьми -- чтобы  все люди любили друг друга. ЉажетсЯ, в этом была
суть, если Я правильно понЯл.
     -- Љакое удивительное учение... „олжно быть, то был особенный бог.
     -- —то ж, может, и особенный.
     -- Ћ таком боге Я еще не слыхивала. Ђ Я ли не наслышана о разных богах,
Я думала, Я уж обо всех о них слыхала. ЉакаЯ она,  верно, была счастливаЯ...
†аль, что ты ничего о ней не знаешь, о той, котораЯ его родила. ЉотораЯ была
длЯ этого избрана.
     --  Џо мне, лучше бы он  вовсе не родилсЯ. ’огда бы Я прожил свою жизнь
счастливо, как Я и жил до встречи с ним.
     -- „а, да.  ‚стреча с богом таит в себе опасность, всем нам это ведомо.
„лЯ чего ты, однако, не  дал ему приклонить голову к твоему  дому? „лЯ  чего
отказал ему  в этом?  Џоступив  столь нелюбовно и жестокосердно,  ты, должно
быть, тЯжко перед ним провинилсЯ.
     -- Ќелюбовно, жестокосердно! џ таков, как  Я есть. € никогда не выдавал
себЯ  за иного. ’аков же, как все другие  люди, что в том дурного?  Ђ сам-то
бог, неужто он в твоих  глазах  так уж полон любви? Ќеужто ты вправду  так о
нем думаешь?  €ли,  может, с тобою  обошелсЯ  он любовно? Ћтчего же тогда он
проклЯл тебЯ...
     ‘таруха сделала резкое движение, и он запнулсЯ.  Ћна помешала обгорелою
палкой в огне, так что искры взметнулись под крышу.
     Ћн немного подождал, а затем снова заговорил:
     -- ‚едь ты тоже провинилась перед богом и была проклЯта им, как и Я. ‡а
что ты предана  проклЯтию? —то же, и с тобою поступил он справедливо? Ќеужто
справедливость  всегда на его стороне? Ќеужто она никогда не бывает на нашей
стороне?
     Ћн с  надеждою  смотрел в ее  старое, морщинистое лицо  и ждал, что она
раскроет  перед ним свою  исстрадавшуюсЯ, как и у него, душу, посвЯтит его в
свои злоключениЯ и тем поможет ему понЯть его собственную судьбу.
     Ќо  она лишь безмолвно смотрела в огонь,  и движениЯ ее души оставались
от него скрыты.
     -- ‘лепой нищий в „ельфах  рассказал  мне о  тебе,  однако не довольно,
чтобы Я понЯл, что же с  тобою  произошло. Љак случилось, что  ты  сделалась
жрицею оракула? -- спросил он после минутного молчаниЯ, не дождавшись ответа
и надеЯсь, что, быть может, она хоть об этом захочет ему рассказать.
     --  ђодители мои были известны своим  богопочитанием,  -- ответила  она
наконец, -- должно быть, поэтому так вышло. „а и жили мы в бедности.
     -- ‚ бедности? Ќо не оттого же стала ты жрицею оракула?
     -- Њожет, и оттого. ’олько нерадостно мне об этом вспоминать.
     -- Ђ жили вы здесь, в „ельфах?
     -- Ќет,  мы  жили в  глубине  долины,  не  в  городе. ‘ем