        Њилорад Џавич. Џейзаж, нарисованный чаем


     ђоман

     Џеревод с сербского Ќ. ‚агаповой и ђ. ѓрецкой.

     ‘Џб.: Ђзбука, Ђмфора, 1998.

     ЏЂ‚€h, Њилорад. Џредео сликан чajeм.
     Beograd: Prasveta, 1988.


        ЉЌ€ѓЂ Џ…ђ‚Ђџ

     Њаленький ночной роман


        Ћѓ‹Ђ‚‹…Ќ€…

     1. Љонцы усов у них висели как плети (Љругом одно горе, и все мы в  нем
точно рыба в воде.) (с. 9)

     2.  Џервые  века они жили в ‘инайской пустыне (“дарь палкой по кусту --
вырастет цветок.) (с. 33)

     3.  Ћднажды  ночью  императрице  ’еодоре  приснилось,  что  к   ней   в
опочивальню  слетаютсЯ  ангелы  (ѓромы и молнии сплошь исхлестали и землю, и
воду.) (с. 54)

     4. Ќеизвестно, какой из двух монашеских укладов предпочитал  греческий,
дославЯнский •илендар (ќгейское море спокойно только по воскресным днЯм и по
праздникам.)
     (с. 65)

     5.  •илендарские  одиночки,  по  прозванию  идиоритмики (Ќа небе царило
созвездие ѓончих Џсов.) (с. 82)

     6.  •илендарские  общинники,  по  прозванию  кенобиты  (Ѓыла  восточнаЯ
пЯтница, когда негоже завершать дела.) (с. 97)


        1

     Љонцы усов у них висели как плети. Џоколение за поколением жили они без
единой  улыбки,  и  годы  помечали  морщинами  лишь  верхнюю часть их лиц, и
старели они не от удовольствий, а от мыслей.
     ѓоворЯт, иудеи прозвали их эдомеЯми.  ‘ами  же  себЯ  они  называли  --
"соль".  Њного  времени пройдет, пока человек съест горстку соли, -- вот что
они имели в виду. ќдомеи отличались терпением. “ них было два знака --  знак
Ђгнца и знак ђыбы. Ђгнцу посвЯщались пироги, замешенные на слезах, а ђыбе --
обручальные кольца из теста (ђыба -- невеста души).
     ђазделение  это  случилось не вдруг. —етыре или пЯть колен прошло, пока
один из них сказал: "Ќичего нет  на  свете  лучше  говорЯщего  дерева.  ‚едь
дерево дает плоды обоего пола. Џо ним можно отличить тишину от молчаниЯ. €бо
человек,  чье  сердце  полно  молчаниЯ, совсем не таков, как тот, чье сердце
исполнено тишины..."
     Ђнтиохиец, сказавший эту фразу, едва успев ее произнести, без страха  и
ненависти  принЯл  смерть  от  зубов  хищного  зверЯ,  как и его соплеменник
€гнатий, в ђиме в 107 году нашей эры.
     ђазглЯдывающий пшеничное  зерно  не  видит  скрытого  в  нем  знака,  а
обозначено там, какой из зерна выйдет колос, сколько принесет новых зерен, а
сколько  плевел.  ’ак  же  точно  и  во  фразе антиохийца нельзЯ было ничего
заранее вычитать, но сказано было все.
     ќдомеи существовали в постоЯнном страхе. ‘пасение от него приносил лишь
краткий сон, если он их посетил. Ќо и во  сне  их  преследовали  чудовища  с
пЯтнистыми  мордами  и  пупками  вместо  глаз.  Џодобно  тому как утопленник
стремитсЯ выброситьсЯ на сушу, несчастные пытались вернутьсЯ  к  реальности,
но  то  и  дело  налетавшие волны упорно вращали их все в том же водовороте.
’олько их тела, гонимые от одного наваждениЯ к другому, из реальности в  сон
и  из  сна  в  реальность,  свЯзывали эти два кошмара. Ћни словно передавали
посланиЯ в двух направлениЯх, не сознаваЯ, что сны -- впрочем, как и  эдикты
императоров  ‘ептимиЯ  ‘евера,  Њаксима  ”ракийского  и ‚алериЯ -- неумолимо
гонЯт их под сень дерева, о  котором  говорил  антиохиец.  ќдомеи  бежали  в
пустыни,  дабы  не  быть прибитыми к кресту или к крыльЯм ветрЯной мельницы,
брошенными на растерзание диким зверЯм; они скрывались, чтобы  не  разбивать
головы  о  крепкие  двери  темниц,  не  отдавать свои пальцы, уши и глаза на
съедение хищным рыбам в водоемах.
     ђассыпавшись по бездорожью в ‘ирии, Њесопотамии и в …гипте,  согреваЯсь
по   ночам   собственными   длинными  волосами,  пропущенными  под  мышки  и
завЯзанными узлом на груди, эдомеи прЯтались под  пирамидами,  укрывались  в
могилах  и  среди развалин древних крепостей. „обредали они и до гор ‚ерхней
’ебаиды,  что  стоЯт  между  берегом  Ќила  и  Љрасным  морем,  где  обитают
двоЯкодышащие  рыбы  -- охотники на птиц. €м случалось говорить по-коптски и
по-еврейски, по-гречески и на латыни,  по-грузински  и  по-сирийски  или  же
молчать  на всех этих Языках. Ѓессознательно, но неуклонно, подобно ростку в
пшеничном зерне, продвигались они по  направлению  к  дереву  из  упомЯнутой
фразы.  Ќаконец  они  добрались до ‘инаЯ. € тут только им открылось значение
слов:
     "—ье сердце полно молчаниЯ,  совсем  не  таков,  как  тот,  чье  сердце
исполнено тишины..."
     ‹ишь  только  первый  житель пустыни присел в собственной тени и вкусил
первой росы, эдомеи разделились по признакам ђыбы и Ђгнца. Ћтныне и до  века
стали  они  делитьсЯ на две касты. Ќа тех, кто ближе к ‘олнцу, и на тех, кто
ближе к ‚оде, на тех, что следует за Ђгнцем, и тех, кто следует за ђыбой, на
тех, в чьем сердце властвует тишина, и тех, в чьем сердце царит молчание...
     ‡десь же, на ‘инае,  первые  объединились  в  братства  и  начали  жить
сообща.  ќтих,  согласно  греческому  "коинос  биос"  (общаЯ  жизнь),  стали
называть кенобитами, или общинниками. ‚торые, те, что предпочли  знак  ђыбы,
назвали себЯ идиоритмиками, или одиночками. “ каждого из них была своЯ крыша
над  головой,  собственный  образ  жизни и ритм существованиЯ. Ћтделенный от
прочих, всЯкий из них проводил свои дни в полном одиночестве, унылом,  ничем
не  нарушаемом.  „ве  породы -- общинников и одиночек -- отбрасывали длинные
тени через пространство и времЯ. €бо нет резкой грани между прошлым, которое
растет, поглощаЯ настоЯщее, и будущим, которое, судЯ  по  всему,  отнюдь  не
ЯвлЯетсЯ  неисчерпаемым  и  непрерывным,  но  с какого-то мгновениЯ начинает
уменьшатьсЯ и проЯвлЯтьсЯ импульсами.

     €диоритмик, отправлЯЯсь в дорогу, прЯтал под шапкой свою миску, во  рту
--  чужой  Язык,  а  за  поЯсом  --  серп:  так  поступают одинокое путники.
Љенобиты, напротив, несли по очереди кто котел длЯ пищи, кто общий  Язык  за
зубами, а кто и нож за поЯсом: так делают те, кто путешествует не один.
     ЏутешествиЯ  эти  происходили  скорее  во  времени, чем в пространстве.
ЏлутаЯ во времени, одиночки тащили с собой  камень  молчаниЯ,  общинники  же
волокли  камень  тишины.  Љамни  передвигались  каждый  сам по себе, поэтому
молчание одних не было слышно в тишине других.
     ‚едь каждый идиоритмик молчит сам по себе, а кенобиты хранЯт свою общую
тишину. Ћдинокие люди возделывают молчание, словно пшеничное поле:
     вспахивают, открывают его пространство,  углублЯют  борозды,  поливают,
чтобы  зерна  взошли,  чтобы  колосьЯ  вытЯнулись как можно выше, ибо только
молчанием можно достичь Ѓога, но не криком, хоть  ты  надорвись  кричамши...
Ќапротив  того,  общинники не направлЯют лелеемую ими тишину навстречу Ѓогу,
но воздвигают ее, точно плотину,  перед  той  частью  мира,  котораЯ  им  не
принадлежит  и  которой  они  хотЯт  завладеть;  они ограждают себЯ тишиною,
защищаютсЯ ею или же насылают тишину на свою добычу, как  охотничью  собаку.
ЏомнЯ при этом, что охотничьи собаки бывают и хорошие, и плохие...
     "Љругом  одно  горе,  и  все  мы  в  нем  точно  рыба в воде", -- думал
неудавшийсЯ архитектор Ђфанасий ‘вилар, ощущаЯ сорок пЯтый год своей  жизни,
как запах чужого пота.
     ‘ 1950-го по 1956 год он училсЯ в Ѓелграде на архитектурном факультете.
’огда-то  он  и  выЯснил,  что  верхнЯЯ  губа  дана длЯ одного, а нижнЯЯ длЯ
другого: верхнЯЯ чувствует горЯчее, а нижнЯЯ -- кислое. Ћн слушал математику
у профессора ђадивое Љашанина и ходил  в  вЯзаной  шапочке  со  свистком  на
затылке;  одновременно  он посещал лекции профессора Њаринковича по бетону и
научилсЯ безошибочно определЯть женщин, которые к  ужину  предпочитают  усы.
Њногом  запомнилась  защита  его  диплома,  шумнаЯ  и необычнаЯ, расколовшаЯ
факультет на сторонников и противников ЂфанасиЯ ‘вилара.  …ще  студентом  он
приметил   одну  неотразимую  черту  великих  писателей:  умение  молчать  о
некоторых важных вещах.
     € ‘вилар применил это в своей профессии: неиспользованное пространство,
равное ненаписанному слову в литературном  произведении,  у  него  приобрело
свою  форму,  а  пустоты  получили  очертаниЯ  и  смысл, столь же активные и
действенные, как и застроенные площади.
     Џрелесть пустот вдохновлЯла его на создание красивых  построек,  и  это
накладывало   отпечаток  на  все  его  проекты.  “влеченный  теорией  групп,
механикой сплошных сред и особенно  акустикой  замкнутого  пространства,  он
стал, по мнению компетентных лиц, просто блестЯщим специалистом своего дела.
€звестно было, что со ‘виларом шутки плохи: понадобитсЯ, так пройдет по воде
и  огонь во рту пронесет. Ћсобенно были замечены его проекты благоустройства
прибрежной полосы Ѓелграда, основанные на предпосылке, что  река  как  среда
обитаниЯ  всегда  древнее, чем возникший рЯдом с ней город. ‚ его постройках
окна открывались, как бойницы, -- в  направлении  от  цели  к  глазу,  а  не
наоборот  --  от  дома куда попало, как это обычно делаетсЯ. Ћн полагал, что
юмор в архитектуре так же необходим, как соль на хлебе, что нужно строить по
одной двери на каждое времЯ года, а полы настилать дневные и ночные, ибо  по
ночам  звук  распространЯетсЯ  вниз  гораздо  скорее,  чем  вверх; что крышу
выводить надо не только по ‘олнцу, но и по лунному свету, ибо хороша  только
та  крыша,  под которой Яйцо не протухнет. ‚олосы у ‘вилара были как сено, а
сон -- скорый и такой крепкий, что хоть стакан об него разбивай. ‹евый  глаз
его  старел  быстрее  правого,  и ему пришлось завести очки, чтобы закончить
проект отелЯ длЯ холостЯков и набросок картинной  галереи,  котораЯ  хоть  и
была объЯвлена на конкурсе самым экономным решением, тем не менее никогда не
была построена.
     „ействительно, проекты ‘вилара как-то не шли. ѓод за годом они пылились
в его  квартире,  свернутые в трубку и сваленные в стенные шкафы или зажатые
между двойными  дверЯми.  ‘ын  ‘вилара  называл  их  "зданиЯми,  которые  не
отбрасывают тени".
     "Ћн  проектирует  и  рассчитывает на этом свете, а дома строЯтсЯ уже на
том", -- злословили его сверстники, чьи Ямочки на щеках постепенно сменЯлись
морщинами. "џ-то знаю, что у менЯ слов в запасе больше, чем овец  в  загоне,
--  подшучивал  и  сам  ‘вилар, -- не могу только понЯть, почему Я никому не
нужен..." Ќо, по правде говорЯ, ему было совсем не  до  шуток.  ЌесмотрЯ  на
безусловно      высокую     профессиональную     репутацию,     колоссальную
работоспособность, котораЯ словно слизывала его одежду  и  волосы,  Ђфанасию
никак  не  удавалось  найти  постоЯнную работу по специальности. Ђ между тем
капли времени не стрЯхнешь с лица рукавом, это  ведь  не  капли  дождЯ.  Ћни
остаютсЯ навсегда.
     ’очно так же нет человека, у которого слезы стоЯт только в одном глазу.
     —то  касаетсЯ  ‘вилара,  то  было неоспоримо еще одно. Ђ именно то, что
очень рано, едва только у него на  лице  вырос  грубый  мужской  рот,  такой
широченный,  что  Ђфанасий  мог  поймать  им собственную слезу, он заполучил
сенную лихорадку. ‘ тех пор она на него нападала каждую весну. Њучась сенной
лихорадкой каждый год, начинаЯ с маЯ месЯца, ‘вилар забыл цветочные  запахи,
но ароматы цветов и трав из его пота пробивались по ночам с такой силой, что
не давали домашним спать.
     —еловек  давно  уже женатый, за двадцать лет вполне зрелого возраста он
так и не научилсЯ жить на доходы от архитектуры.  Џравда,  он  преподавал  в
строительном  училище, но это было вроде разговоров в пользу голодающих. ‚се
свободное времЯ он по-прежнему посвЯщал своим проектам. „нем  застенчивый  и
разборчивый   в  еде,  ночью  он  становилсЯ  прожорливым,  красноречивым  и
работоспособным до того, что ремень у него на спине прорастал плесенью. …сли
запотевали очки, он их просто облизывал, не отрываЯсь от работы.
     Џроходили годы. Ћн чувствовал, как менЯетсЯ вкус его собственной слюны,
понимаЯ, что некоторые вина пробует последний  раз  в  жизни.  Ћн  продолжал
работать,  ничего  не  видЯ  и  не слыша, но попрежнему оставалсЯ на обочине
своей профессии, отчего начал стареть  с  каждым  новым  ударом,  как  часы.
„важды  в  жизни,  на двадцать четвертом году и на сорок втором, он выполнЯл
обширные проекты -- целые кварталы, но их никак  не  удавалось  перенести  с
ватмана и воплотить в реальность.
     „олгими  летними  ночами,  доливаЯ  вино в воду (потому что лить воду в
вино -- грех), ‘вилар размышлЯл о прошедшей жизни и чаще всего задавал  себе
два  вопроса:  почему  его всю жизнь преследует сеннаЯ лихорадка, от которой
кажетсЯ, что чай отдает потом, и почему ему никак не удаетсЯ взЯть  быка  за
рога  в своей работе архитектора -- работе, длЯ которой он был создан. ’очно
праваЯ рука в самом деле грешна и не ведает, что творит леваЯ.
     Ћднажды весной, в один из тех дней, что февраль занимает  у  марта,  он
наконец решилсЯ разыскать своего старого школьного товарища Ћбрена Ћпсеницу.
     "‚озможно, каждый человек в этом городе может что-то ответить на вопрос
другого  человека", -- думал ‘вилар. —то если длЯ него этот человек-ответ --
Ћбрен Ћпсеница? Ћн нашел его в одном ведомстве, распределЯвшем  средства  на
строительство  Ѓелграда.  Ќа Ћпсенице был галстук с двойным узлом, его белые
волосы на концах загибались, как  удочки;  улыбаЯсь,  он  зажмуривал  глаза.
‘вилар  помнил, что в школе Ћпсеница имел обыкновение неожиданно повернутьсЯ
к собеседнику спиной, а  затем,  вдруг  извернувшись,  ловко  и  сильно  его
ударить.  Ћн был из тех, кто ест ножом, обходЯсь без вилки; такому ничего не
стоит Языком поменЯть косточки в вишнЯх,  окажись  они  у  него  во  рту.  ‚
отличие  от  прочих  людей,  которые  по  большей части думали о том, что им
нравитсЯ, он постоЯнно держал в уме то, что ему не нравилось. ЃлагодарЯ этой
своей особенности, он всплыл  на  поверхность  и  оказалсЯ  в  рЯдах  высшей
городской  администрации.  Ќе  нравились ему в первую очередь его ровесники.
Џодобно тому как некоторые люди одарены более других  силой,  быстротой  или
слухом,  Ћпсеница  был  наделен  сверхъестественной  способностью  питать  и
взращивать неприЯзнь  к  людЯм,  при  этом  совершенно  лишенную  враждебных
чувств.  ќта-то  неприЯзнь и направлЯлась на его ровесников, главным образом
на тех, кто, обладаЯ той же профессией, превосходил  его  способностЯми  или
профессиональными данными. ќту неприЯзнь (бывшую, как говорили, причиной его
кашлЯ)  Ћпсеница никогда открыто не проЯвлЯл, хотЯ и вкладывал в нее львиную
долю своей энергии и своего рабочего времени.  …сли  неприЯзнь  к  кому-либо
вдруг  становилась  Явной, она тут же иссЯкала раз и навсегда. ’ем упорнее и
искуснее он скрывал свою неприЯзнь и, только убедившись,  что  это  удалось,
давал  ей  волю.  —еловек,  павший  жертвой  его  тайного, но интенсивного и
непрерывного воздействиЯ, становилсЯ чем-то  вроде  больного,  подверженного
постоЯнной  инфекции,  от  которой  он  не  в  силах  защищатьсЯ, не знаЯ ее
источника.
     "Ќа кого Ћпсеница косо смотрит --  у  того  все  из  рук  валитсЯ",  --
говорили  в  кругах специалистов. ‘ таким-то школьным товарищем и встретилсЯ
‘вилар в одно прекрасное  утро,  когда  ветер  поедал  дождь.  ‡дороваЯсь  с
Ћпсеницей, ‘вилар чихнул, они пожали друг другу руки и уселись за стеклЯнный
стол.  Ђфанасий  передал  приЯтелю свои последние проекты, просЯ обратить на
них внимание при следующем конкурсе. Ћпсеница  облизнул  ногти,  внимательно
просмотрел  принесенное  ‘виларом и как бы поддалсЯ на его уговоры, однако с
тех пор ‘вилар ничего не слыхал ни об  Ћпсенице,  ни  о  своих  проектах.  ‚
сущности,   эти   двое   --  один,  бесспорно,  что  признавал  и  Ћпсеница,
великолепный  специалист  в  своей  области,  не  умевший  найти  денег  длЯ
осуществлениЯ  своих  планов,  и другой, не имевший крепкой профессиональной
репутации, но пользовавшийсЯ большим влиЯнием на  распределение  средств  --
должны  были  бы  объединитьсЯ и достичь превосходных результатов. Њежду тем
происходило  нечто  прЯмо  противоположное.  ‘вилар   пришел   к   странному
заключению.   Ћн  испытал  на  себе  силу  легендарного  недоброжелательства
Ћпсеницы. Ќо присутствовавший в нем оттенок личной неприЯзни словно  исходил
от  кого-то другого. Џодобно Яду, заключенному во флакон, эта неприЯзнь лишь
доходила до своей цели через Ћпсеницу, настигаЯ и ‘вилара,  и  всех  прочих,
кому Ћпсеница ставил палки в колеса.
     Ћт  таких мыслей однажды утром за завтраком у ‘вилара молоко свернулось
прЯмо во рту, и  он  понЯл,  что  его  призвание,  его  работа  архитектора,
выполнЯемаЯ   в  нерабочее  времЯ,  остающаЯсЯ  только  на  бумаге,  работа,
осужденнаЯ заполнЯть лишь его досуг, превратилась в порок. “стыдившись своих
чертежных принадлежностей и линеек, он с  тех  пор  перестал  притрагиватьсЯ
руками  к  хлебу. Ћн стал есть хлеб из тарелки, с помощью вилки и ножа... Ћн
начал забывать имена и не любил,  когда  при  нем  их  часто  упоминали.  Ћн
опасалсЯ,  что  заблудитсЯ  в именах, как в лесу. ЃоЯлсЯ, как бы не забыть и
свое собственное имЯ, а то придетсЯ  каждый  раз,  когда  надо  подписатьсЯ,
останавливатьсЯ и припоминать, как тебЯ зовут...
     …го преследовало одно воспоминание. Ћднажды в детстве, будучи с отцом в
винограднике, он спросил, почему они перестали охлаждать арбузы в колодце.
     -- Љолодец обвалилсЯ, -- ответил ему отец, -- ведь и колодцы, как и все
живое,  отживают свой век, а вода, как человек, может состаритьсЯ и умереть.
‡десь вода мертваЯ, надо копать новый колодец...
     ’еперь ‘вилару часто вспоминалась эта вода. …му казалось,  что  он  уже
никогда  не  сможет  перевести  свои  расчеты  на  твердую  почву, тем более
возвести здание. Ћн словно строил на воде. Џо утрам ему стало чудитьсЯ,  что
его  улица  не  на  том перекрестке, и он старалсЯ спать касаЯсь рукой пола,
точно желаЯ из постели бросить Якорь  до  самой  земли.  Ђ  проснувшись,  он
каждый раз заново ориентировалсЯ в кровати, как корабль, который ночнаЯ бурЯ
сбила с курса, соображаЯ, в какую сторону света ему вставать. ‘трашась таких
ночей,  уносивших  его  неведомо  куда,  он  стал  отказыватьсЯ  от сна, что
переносил довольно легко. Ќочами он скиталсЯ по городу. ‹ицо  у  него  стало
бледным  и  прозрачным,  родинки  проступили  под желтой кожей, как букашки,
застывшие в Янтаре. ‚ немолодые уже годы, когда стало Ясно, что вопрос не  в
том,  как преуспеть, а в том, почему ему не удалось занЯтьсЯ своим делом, он
не только отвернулсЯ от днЯ, повернувшись к ночи, но и отвернулсЯ от  своего
дома и обратилсЯ лицом к городу, в котором жил.
     ‚начале  его  ночные  прогулки  не  имели никакой определенной цели. Ћн
только замечал, что, бродЯ по улицам, следует правилам движениЯ  транспорта.
’очно  находЯсь  в машине, он не сворачивал там, где был запрещен поворот, и
обходил улицы, закрытые длЯ проезда  автомобилей.  …му  иногда  снились  эти
прогулки,  и,  высовываЯ при пробуждении из сна в реальность помЯтый Язык со
следами зубов, он понЯл, что все белградские улицы в его снах были улицами с
односторонним движением. †елаЯ развлечьсЯ, он придумал  себе  занЯтие  почти
неприличное, но зато придавшее новый смысл его походам.
     ‘кладывалось  так,  что,  следуЯ  скорее ночным звукам, чем направлению
улиц, он несколько раз  попадал  в  давно  забытые  места,  где  еще  юношей
встречалсЯ  с  женщинами.  Ћн  заметил,  что не может заранее определить эти
места и вспомнить их наперед, но они  возникают  как  бы  сами  собой  и  он
набредает на них невольно.
     ‚от  вход  на  освещенную  лестницу,  ведущую  вверх,  в  темноту.  ‚от
скамейка, прикрепленнаЯ к дереву  цепью.  ‚от  забор,  и  в  нем  неожиданно
возникающаЯ  дверца  окошечка.  Ћн  обычно быстро узнавал места. ‡начительно
труднее было вспомнить женщин, с которыми он бывал  в  этих  местах.  €  вот
‘вилар  пустилсЯ в розыски сладостных заметок своей молодости. Ћн блуждал по
старым белградским домам, которые „унай, когда  вода  в  нем  стоит  высоко,
заливает, швырЯЯ бочки о двери подвалов и выносЯ из них то висЯчие замки, то
куски  ограды, точно там внутри кто-то сидит взаперти. €ногда он распознавал
в домах так называемые "собачьи окна" -- окна, обращенные на восток, которые
редко кто умеет распознать, а еще  реже  открыть  в  постройках.  —ерез  эти
"собачьи  окна"  по  праздникам  кормЯт  собак,  а  на €лью Џророка впускают
погретьсЯ птиц. Ћн узнавал углы, на которых скрещиваютсЯ ветры,  --  замечал
улицы, по которым весной дуют продольные ветры, а зимой им наперерез выходЯт
поперечные. Њилые воспоминаниЯ снова открывались перед ним, как те раковины,
что раскрываютсЯ только в темноте.
     ‚оспоминаниЯ  возникали  одно  за  другим,  и  он  начал вносить в план
Ѓелграда особые значки на  местах,  узнанных  им  во  времЯ  ночных  бдений,
записываЯ  рЯдом и имена женщин, которыми он обладал в этих местах. €х слова
и поступки снова возникали перед ним вслед за этими воспоминаниЯми, и теперь
они стали значить больше, чем когда-то.
     -- Џрошлое лучше видитсЯ ночью, чем днем, -- шептал про  себЯ  Ђфанасий
‘вилар.  Ћн  пришел  к  заключению, что все половые акты во вселенной как-то
свЯзаны между  собой  и  даже  находЯтсЯ  в  неком  взаимодействии.  “  него
поЯвилась  надежда,  что  в  посланиЯх  женщин,  с  которыми он когда-то был
близок, он найдет что-то вроде  уравнениЯ  собственной  личности,  ответ  на
вопрос,  мучивший  его  не  меньше сенной лихорадки: почему его жизнь прошла
впустую, зазрЯ, несмотрЯ на затраченные им огромные усилиЯ?
     € как ни странно, понемногу на плане  города,  на  который  он  наложил
карту своих любовных приключений, стало проЯвлЯтьсЯ что-то похожее на ответ,
на  букву  или цифру. €з тайных знаков, оставленных его семенем по периметру
города, словно можно было сложить общий знаменатель всех черт его характера.
Ћднажды вечером он наклонилсЯ над картой города и прочел это послание.

     <CENTER><IMG SRC="tea01.gif"> </CENTER>

     Ћбыкновенно в сумерки они приходили в полуразрушенный дом  на  ‚рачаре,
от которого дожди всегда стекали в две реки сразу: в „унай и в ‘аву. Ћн брал
с  собой  бутылку  вина  и  два стакана в кармане. Љончик ее косы всегда был
мокрым: она любила сосать волосы. Ћни всегда прихватывали мгновение  чистого
неба,  когда  все птицы уже в гнездах, а летучие мыши еще не вылетели. Џотом
они  входили  в  маленький  стеклЯнный  лифт.  ’ам  была  складнаЯ  плюшеваЯ
скамеечка,  крошечнаЯ  лиловаЯ  табуретка,  зеркало на дверЯх и светильник в
виде  хрустального  стакана.  ‡десь  пахло  одеколоном   и   жидкостью   длЯ
наклеиваниЯ  мушек. Ћни усаживались, ставили бутылку на пол, нажимали кнопку
и пили вино, провожаЯ глазами проносЯщиесЯ вверх-вниз опустевшие коридоры  и
целуЯсь  через  ее  волосы. ‘ловно катались в обитой бархатом карете. ‚округ
них падали американские бомбы и горела улица  ‘вЯтого  ‘аввы.  Џо  окончании
налета  они шли посмотреть на новый город. Љаждый раз перед ними открывались
все более широкие горизонты, потому что
     исчезали целые зданиЯ. Ћднажды по оставшейсЯ на стене картине и полке с
книгами они узнали среди развалин, на четвертом этаже,  комнату,  в  которой
когда-то  были в гостЯх и пили чай из сушеных Яблок. Љакой-то кран с того же
этажа испускал воду, а полка с книгами раскачивалась  не  переставаЯ.  Љниги
одна  за  другой  слетали  куда-то  вглубь и, трепеща на лету страницами как
птицы крыльЯми, спускались в пепел среди развалин.
     -- ’ы можешь прочитать, какаЯ это книжка падает? -- спросила она.
     Љ этому дню на полке осталась одна-единственнаЯ книга. Ћни ждали,  пока
она  упадет,  но книга только раскачивалась. ’огда он поднЯл камень и вместо
ответа сшиб с полки эту последнюю книгу, как воробьЯ снежком.
     -- ’ы не любишь читать, -- заметила она.
     -- Љниги -- это ум в картинках, -- отпарировал он и  удивилсЯ,  услышав
ее  ответ:  "’ы любишь не читать, а рассказывать. “меешь молчать. Ђ вот петь
не умеешь".

     <CENTER><IMG SRC="tea01.gif"> </CENTER>

     Ќа улице недалеко от кладбища ‘вЯтого ЌиколаЯ, в маленькой  закусочной,
чаще  сменЯвшей  вывески,  чем  клиентов, которые называли ее по привычке "‚
кредит", у него прорезались первые усы.  ‚ладелец  имел  обыкновение  осенью
поить  своих  гостей  прозЯбшим вином. Љак только начинала топитьсЯ печь, за
лето наполнившаЯсЯ окурками, здесь открывали игру в лото.  Ћднажды  вечером,
когда  Ђфанасий  впервые  решилсЯ  попробовать  счастьЯ  в игре, в зал вошла
девушка с очень черными сросшимисЯ бровЯми, похожими  на  гребенку,  --  они
словно  были  рассечены  несколько  раз  по вертикали. Ћна стрельнула в него
глазами,  как  в  редкую  дичь,  и  уселась,  повернув  к  нему  затылок  со
спутанными, вспотевшими волосами.
     Ћн  заполнЯл  свой  листок  длЯ  лото,  прислушиваЯсь к таЯнию странной
тишины, на минуту наступившей в зале с приходом этой особы, и наблюдал,  как
она  засыпает  на стуле и как во сне становитсЯ все моложе, как откуда-то со
дна, откуда ведут счет ее годы, всплывает улыбка ее  семнадцатой  осени.  Ќе
отрываЯ взглЯда от ее влажного затылка, он услышал, что выигрывает в лото, и
понЯл,  что он выигрывает. Ћн понЯл, что выиграет эту девицу, котораЯ спала,
сидЯ нога на ногу, и улыбалась  во  сне,  не  выпускаЯ  изо  рта  изжеванной
сигареты. Џредпринимать что-либо было уже поздно. ‚ыкликнули его цифру, и он
выиграл  в  лото  свою  первую  женщину.  Ћн  вывел  ее  на  улицу,  еще  не
проснувшуюсЯ,  вывел  прЯмо  на  грЯзный  и  смрадный   ветер.   Љогда   они
расставались  при  том  же ветре, уже занималась зарЯ. Ћна взглЯнула на него
впервые при свете днЯ и сказала следующее:
     -- џ тебЯ вижу насквозь. Џро таких говорЯт: "‚ино не любит, да  и  воду
мучит".  ’ы  веришь,  что  будущее  нарождаетсЯ  ночью, а не днем, и боишьсЯ
рассветов... •очешь, скажу, что ты  сделаешь,  как  только  мы  расстанемсЯ?
Џойдешь  прЯмехонько  к  шлагбауму,  на рыбный рынок, покупать фаршированный
перец с творогом, долго будешь выбирать рыбу, чтоб была  из  той  реки,  что
течет  с  юга  на север. ’акаЯ рыба вкуснее. „ома небось держишь свою посуду
отдельно от прочей, да еще и моешь сам. ‘ам себе готовишь  и  ешь  отдельно,
потому  что  домашним  твоЯ еда не по нутру. Љогда обедаешь, ешь так, что за
ушами трещит. •орошо готовишь, режешь все подогретым ножом,  как  заправский
повар.  ‡наешь  даже  то, что стерлЯдь, еще живую, надо напоить вином, тогда
она жаренаЯ будет  душистее.  ‘уп  ты  любишь  варить  с  сельдереем,  такой
тЯжелый,  что  тарелку с места не сдвинешь. Ђ уж если забредешь в трактир --
конечно, ни своей компании, ни постоЯнного официанта. “сЯдешьсЯ за стол один
и жрешь в три горла. Ђ потом в такт музыке начнешь
     стучать по столу ногтЯми -- будто вшей давишь. ‘ тобой не разгулЯешьсЯ.
–ирюльники и кельнеры таких клиентов на дух не переносЯт...

     <CENTER><IMG SRC="tea01.gif"> </CENTER>

     ‚се тогда набросились на  Языки,  как  недавно  обретшие  дар  речи  на
санскрит,  --  будто  речь шла о жизни и смерти. ‘ утра, до начала занЯтий в
школе,  зубрили  французские  неправильные  глаголы  из  брошюр  Љлода  Ћже,
продававшихсЯ  перед  войной  на улице ЉнЯзЯ Њихаила, 19, в книжном магазине
"Ђнри ‘убр", где было представительство фирмы "Ђметт". ‚ечером в затемненных
комнатах изучали  английское  правописание  по  красным  учебникам  Ѓерлина.
Ќемецкие  падежи  учили  в  школе по желтым шмауссовским изданиЯм. Ќочью же,
тайком, запоминали русские слова из старых предвоенных  эмигрантских  газет,
которые  выписывали  во  множестве  жившие в Ѓелграде беглецы из ђоссии. ќти
уроки  военного  времени  были  дешевы,  но  небезопасны,  потому   что   ни
преподавать,  ни учить английский и русский Язык во времЯ немецкой оккупации
не разрешалось. Ђфанасий и его товарищи учили их тайком друг от друга, порой
у одних и тех же преподавателей. ‚ течение нескольких лет никто  из  них  не
произнес  на  этих  Языках ни единого слова: все притворЯлись, что на них не
говорЯт и не понимают. € только после  войны  открылось,  подобно  тому  как
вдруг  становитсЯ Явным нечто постыдное, что, оказываетсЯ, все их поколение,
в сущности, говорит по-английски, и по-русски,  и  по-французски.  Љогда  же
вскоре   эти   Языки  стали  снова  забывать,  их  забывали  демонстративно,
ностальгически вздыхаЯ о тех временах, когда  их  тайно  учили.  ”ранцузский
преподавали толстые швейцарки -- "сербские вдовы", -- посылавшие в конвертах
ученикам в качестве новогодних поздравлений отпечатки своих накрашенных губ.
     Ќа  уроки  русского  Языка потихоньку бегали к бывшим белым офицерам, к
эмигрантам с “краины. “ них были красивые жены, они держали собак  и  носили
жесткие  усы.  Ќа  стенах  у них висели, как огромные летучие мыши, бурки со
специально вделанной рамой над плечами, чтобы рука с саблей  могла  свободно
двигатьсЯ  --  их  рука,  теперь  этой  сабли лишеннаЯ. ’акие учителЯ обычно
любили петь под балалайку, успеваЯ глотнуть водки между  двумЯ  словами  так
стремительно,  что на песне это вообще не отражалось. Ќо ни Ђфанасий, ни его
товарищи музыкой не интересовались -- она им мешала разбирать слова,  и  они
торопились вернутьсЯ к занЯтиЯм Языком, что их уже само по себе опьЯнЯло.
     --  ‘лова  на  людЯх растут, как волосы, -- любил ему повторЯть учитель
русского Языка. -- ‘лова, как и волосы, могут быть черными или каштановыми и
даже втайне рыжими -- красными. Ќо рано или поздно они побелеют, как  волосы
у  менЯ  и у моих ровесников. ‘о словами можно делать что хочешь, но и они с
тобой поступают как хотЯт...
     †ена русского эмигранта, который  так  говорил,  сохранЯла  в  шелковом
чулке  прЯди  волос, которые успела остричь с тех пор, как уехала из ђоссии.
Ћтрезав очередную прЯдь, она завЯзывала на чулке узелок.  ’ак  она  измерЯла
времЯ. ‘о днЯ отъезда она не смотрела в календарь и обычно не имела понЯтиЯ,
ни какое сегоднЯ число, ни какой день недели.
     Ћднажды,  придЯ  на урок, он застал ее дома одну. Џо-сербски она вообще
не говорила. ѓлЯдЯ  на  него  своими  прекрасными  глазами,  она  покусывала
пуговку на платье и посвистывала в нее.
     --  Љак  странно,  что  ты  и  твои  ровесники учите столько Языков, --
сказала она ему по-русски, -- и охота тебе утруждать себЯ? ’очно  всю  жизнь
без  куска  хлеба сидеть собираешьсЯ. ‚се вы, наверное, очень одиноки, вот и
хотите состарить свою памЯть. ’олько памЯть у  нас  не  круглаЯ,  в  крайнем
случае это круг
     с  большими зазорами. ‚аша памЯть не всЯ одного возраста. ‚ы надеетесь,
что знание Языков свЯжет вас со всем миром.  Ќо  людей  свЯзывает  вовсе  не
знание  Языков;  вы их будете дважды учить всуе и дважды забывать, как Ђдам.
—тобы понЯть друг друга, надо друг с другом переспать. -- €  она  предложила
преподать ему урок русского Языка по-своему. "’ак вот где зарыта собака", --
подумал  он.  Ћна  подошла  к  нему совсем близко и молча, глЯдЯ ему в глаза
зелеными очами, обвила его шею своими косами. Ћна затЯгивала косы узлом  все
туже  и туже у него на затылке, пока их губы не соприкоснулись. ЏрижимаЯ его
губы к своим, она заставлЯла его повторЯть одно и то же русское слово. ’акой
у нее был немой контактный способ изучениЯ  иностранных  Языков.  Џотом  она
подтолкнула  его  к  кровати и уселась на него верхом. ’ак он впервые узнал,
как это делаетсЯ по-русски. Ѓыло непонЯтно, но прекрасно. Ќа улице шел снег,
словно небо засыпало землю беззвучными белыми  словами,  и  все  происходило
так,  словно  и она опускалась на него вместе со снегом с бескрайней вышины,
все времЯ в одном и том же направлении, ни на секунду не отрываЯсь, как снег
или слово, которые не могут вернутьсЯ обратно на небо, в чистоту,
     -- ‚от видишь, -- сказала она ему потом, втЯгиваЯ в себЯ воздух  сквозь
распущенные  волосы,  --  длЯ  того, чтобы понЯть друг друга, Язык вообще не
нужен, вполне достаточно переспать.  Ќо  заметь:  после  блуда  первый  день
живетсЯ  хорошо,  а  потом  с  каждым  днем все хуже и хуже, пока наконец не
очнешьсЯ и не станешь таким же, как все прочие достойные граждане.

     <CENTER><IMG SRC="tea01.gif"> </CENTER>

     “ этой красавицы улыбка была такаЯ неглубокаЯ, что если  она  смеЯлась,
то  собеседник  просто  натыкалсЯ  на  ее  нос,  как  на мель. Љогда она его
поцеловала,  он  подумал,  что  это  --  один  из  тех  поцелуев,   которыми
обмениваютсЯ участники поединка, прежде чем обнажить сабли.
     Ћн на минутку выпустил весла и позволил воде крутить их по ветру. ‹одка
кружилась,  и ветер потихоньку укладывал ее волосы вдоль шеи. ‚ лодке с ними
были щенок и газета. Ћна прочитала в газете  гороскоп  своего  щенка.  Џотом
потЯнула дым из трубки, которую курил Ђфанасий.
     --  Ћбрати внимание, -- сказала она, -- как почувствуешь горечь во рту,
непременно увидишь слева что-нибудь красное!
     ‚ эту минуту кончик ее волос попал в  трубку,  и  искорка  зашипела  на
золотистой  прЯди.  Ћни легли на дно, и лодка стала их укачивать, все глубже
загонЯЯ его в нее.
     "ЉакаЯ лениваЯ, -- подумал он, -- ей даже любить лень". …му показалось,
что это ее манера заниматьсЯ любовью. € тут она вдруг сказала:
     -- ’ы что, хочешь, чтобы волна вместо тебЯ сделала ребенка?..

     <CENTER><IMG SRC="tea01.gif"> </CENTER>

     ‚ ту осень исполнЯлась еще одна седмица  его  лет,  наступал  еще  один
воскресный   год,   в   который   он  обычно  ничего  не  делал.  “сталый  и
разочарованный, удалившийсЯ от своей профессии, он с трудом уразумел, что  и
у  лет тоже бывают свои циклы, свои дни рождений, свои регулы и что истекает
еще одно семилетие его жизни, потому что семь лет  назад  он  точно  так  же
ничего  не  делал.  Ћт  самой даты сотворениЯ мира по-прежнему отсчитывались
невралгические точки -- седьмые годы, -- что-то  вроде  пупков  на  времени.
’акими  точками  одно  времЯ  отделЯетсЯ  от  другого  времени узлом, а узел
перекрывает питание последующего времени за счет предыдущего. ’ой осенью  он
высчитал,  что  уже три года без всЯких видимых причин хранит верность своей
жене, котораЯ почти все это времЯ с ним не спала. Ћн сидел дома,  совершенно
никому  не  нужный,  считал  ворон  и  изнывал  от  тоски, когда швейцарский
архитектурный журнал, издававшийсЯ по-немецки, вдруг ни с того ни с  сего  в
нескольких  номерах стал печатать информацию о его проектах так никогда и не
построенных медицинских учреждений. Ќе удосуживаЯсь стрЯхнуть крошки с  усов
после  еды  и  расчесываЯ  бороду  пЯтерней,  он  продиралсЯ  через страницы
"Fachblatt fur Arhitektur DBZ", где была опубликована его  статьЯ  о  свЯзЯх
современного строительства со старинной городской архитектурой византийского
региона.  Ћн  вертелсЯ  как  бес перед заутреней, пытаЯсь узнать собственный
текст. ’огда-то его  впервые  и  прошиб  жуткий  мужской  лохматый  пот,  от
которого  комары  дохнут,  полотенца  плесневеют, а кошки исходЯт беззвучным
истошным мЯвом. Ћн почувствовал, что его профессиональные данные  тают,  что
они зарастают, как рана, отступают, как болезнь при выздоровлении.
     Ћн  подумал  о том, что ему уже столько лет, сколько фраз в какойнибудь
новелле, испугалсЯ и начал крутить адюльтеры, такие короткие, что  начало  и
конец их соприкасались.
     ќта взЯла его за руку, раскрыла ладонь и заговорила, точно издалека:
     --  “  основаниЯ  твоей  кисти  --  а  там  надо нажимать, если заболит
кое-что, что сейчас у менЯ внутри находитсЯ, -- там на  твоей  руке  площадь
‘лавиЯ.  Њежду большим и указательным пальцем течет река ‘ава -- тут лечатсЯ
боли в шее. “казательный палец соответствует улице ЉнЯзЯ  Њихаила  --  здесь
нервы и простуда. ‘редний палец -- улица ‰ована, что ведет до башни Ќебойши.
…сли на него нажать, утихают боли в синусах, помогает от заложенного носа. ‚
основании  указательного  пальца,  где  жилка  бьетсЯ -- площадь ’еразие, --
находитсЯ точка, котораЯ отвечает за желудок. ЃезымЯнный палец ведет к мосту
через „унай, он отвечает за органы слуха, а мизинец -- ’аковска улица --  за
боли  в  плечах  и  в аппендиксе. ’воЯ линиЯ жизни идет через ‘авский мост и
здесь не то прерываетсЯ, не то ведет далеко на север. ‡апомни! …сли  заболит
ухо, перейди по мосту через „унай -- сразу пройдет. Џлечо заноет -- пройдись
по  ’аковской  улице,  и сразу перестанет... Ќо дело не только в болезнЯх. “
каждой городской улицы -- свой курс, как у кораблЯ.  Ћдни  плывут  за  своим
созвездием  под знаком ђака на юг, другие -- на восток, под ‚одолеем, третьи
следуют за созвездием Ѓлизнецов... ’вое тело подчинено улицам,  а  улицы  --
звездам. Ќа ладони можно разглЯдеть все твои дороги и на суше, и на море. Ќо
не  город  у  тебЯ  в  горсти,  а  ты зажат в горсти этого города. ’ы к нему
привЯзан, как кошка к дому, и больше ничего не видишь. Ќи  весны,  ни  осени
без него не прожил, по другой земле не прошелсЯ. ’ы не в силах оторватьсЯ от
этого  города.  ’ак  иногда  женщина  живет  всю  жизнь с одним мужчиной, не
спрашиваЯ, нравитсЯ ему это или нет.

     <CENTER><IMG SRC="tea01.gif"> </CENTER>

     Ћн клевал носом над тарелкой молочного супа с  укропом  и,  разглЯдываЯ
ложку  через  пар,  размышлЯл,  от кого, собственно, у него сын -- от ‚итачи
Њилут или от его законной жены ‘тепаниды „журашевич, по мужу  ‘вилар.  ‚  ту
ночь, когда он сделал своего сына, дело обстоЯло следующим образом. ’огда он
был  ловок, недаром говорили, что все у него в руках споритсЯ. „урнаЯ голова
ногам покоЯ не давала, зато ушами не  хлопал,  но  улыбка  уже  канула,  как
камень  в  воду,  и  кругов  не  оставила.  …л  за обе щеки, карманы набивал
огрызками ногтей и кончиками усов. ‚ те годы он  часто  захаживал  со  своей
молодой женой ‘тепанидой
     поужинать слоеным ореховым пирогом на Љалемегдан, в ресторан "’ерраса".
’ам-то  к  ним  и подошел однажды Њркша Џохвалич, у которого лицо было такое
узкое, что он  мог  сразу  ухватитьсЯ  за  оба  уха  одной  ладонью.  Ћн  им
представил свою невесту, ‚итачу Њилут.
     --  Џерейдем  на  "ты"?  -- спросил новую знакомую Ђфанасий ‘вилар. Ћна
отпарировала: "…сли не далеко, почему бы и нет..."
     ‚ ‚итачу Њилут он влюбилсЯ с первого взглЯда. Ћна  послала  ему  и  его
жене  воздушный  поцелуй  рукой  в перчатке, на которой был вышит рисунок ее
губ. Ћни стали встречатьсЯ вшестером: Ђфанасий со  своей  женой  ‘тепанидой,
Њркша Џохвалич с ‚итачей и еще одна пара -- их общие знакомые.
     ‚  тот  вечер,  когда  он  сделал  своего  сына Ќиколу, весь парк Њалый
Љалемегдан был залит лунным светом, на который с  темноты  входили  точно  в
комнату.  ЏроходЯ  под  воротами  деспота  ‘тефана,  кто-то  сказал: "‡везды
плЯшут. ќто к холоду!"
     ‚ это времЯ его жена ‘тепанида „журашевич, по мужу ‘вилар, задержалась,
разговариваЯ со своей спутницей, и он на минуту осталсЯ  наедине  с  ‚итачей
Њилут,  чей  жених  шел немного впереди, разговариваЯ с третьим приЯтелем. ‚
темноте глубокого тоннелЯ, где с одной стороны слышно, как течет ‘ава,  а  с
другой -- „унай, Ђфанасий неожиданно поцеловал ‚итачу Њилут.
     "Џоцелуй  не  дороже  слезы",  --  подумал он, но понЯл, что ошибсЯ. ‡а
ужином ‚итача предусмотрительно набрала в рот вина и хранила  его  до  этого
мгновениЯ. ЋбнЯвшись, они вместе с поцелуем допили этот глоток.
     --  џ  следила  за  тем,  что ты ешь, -- шепнула она ему под Язык, -- и
нарочно ела совсем другое: чтобы „елать деток, надо есть разные блюда.
     Ћн ощутил, как ‚итача пересчитывает его зубы своим Языком, и понЯл, что
она будет совсем не против, если все  обнаружитсЯ,  и  даже  готова  бросить
своего  жениха  хоть  сейчас,  не уходЯ из парка. …е верхнЯЯ губка оказалась
солоноватой от страха, нижнЯЯ  --  горьковатой,  а  сердце  стучало,  как  у
воришки.  …е ресницы царапали его щеку, бедро уперлось ему в живот. Ђфанасий
выбралсЯ из ворот деспота ‘тефана совершенно очумелым,  и,  как  только  они
снова  разбились  на  парочки,  он,  не  успев  стереть слюну ‚итачи Њилут и
возбужденный ею, тут же, в парке, сделал  ребенка  своей  жене  ‘тепаниде  с
такой  страстью,  что  сам до сих пор не мог разобратьсЯ, которой же из этих
двух женщин принадлежит его сын.
     Ќаутро, когда он осознал, что после того вечера не сможет забыть ‚итачу
Њилут, было уже поздно. Ћн кинулсЯ к ней,  но  нашел  ее  в  чужой  постели.
Ќакануне она впервые осталась ночевать у своего жениха, а потом переселилась
к нему.
     ’ак  осталсЯ  Ђфанасий со своей женой. € теперь перед ним сидел его сын
Ќикола ‘вилар, украшенный  волосами,  похожими  на  белые  перышки.  ‚  свои
шестнадцать  лет  он  тЯнулсЯ так, точно черпал из тарелки дни и ночи вместо
похлебки. Ћтец вот уже в который раз пыталсЯ определить, не проЯвитсЯ  ли  в
мальчике  нечто  подтверждающее  его  двойное  происхождение.  "…сли бы дети
носили фамилию по матери, --  спрашивал  себЯ  Ђфанасий,  --  какую  фамилию
должен  тогда  носить  его сын -- ‘тепаниды „журашевич, в замужестве ‘вилар,
или своей "первой мамы" -- ‚итачи Њилут?" Ќо пока Ќикола не  выказал  ничего
такого, что можно было бы свЯзать с ‚итачей Њилут или с ее именем.
     ‘вилар  по-прежнему  иногда  встречалсЯ  с  ‚итачей Њилут и с ее мужем,
любовалсЯ ее манерой пить, впиваЯсь зубами в бокал, но ни разу не встретил с
ее стороны ни  малейших  знаков  расположениЯ.  ’олько  однажды,  когда  они
ненадолго  остались  одни,  она,  послюнив палец, пригладила бровки его сына
Ќиколы, тогда еще совсем малыша, и произнесла следующее:
     -- †енщины делЯтсЯ на тех, кто любит только сыновей, и тех,  кто  любит
только мужа. †енщина сразу чует мужчину, длЯ которого женские губы в