просто необходимо.
’олько не так-то просто было это сделать по тем канонам, которые действовали
на ‘вЯтой горе. Џотому что обители, в которых когда-то завели общинный устав
вместо одиночного житиЯ, уже не могли к нему вернутьсЯ. €з общинного  устава
выхода  не было. Џо действовавшим канонам даже после того, как были отменены
гонениЯ на иконы, старые -- уже преобразованные в общежитийные --  монастыри
не  могли  перейти  к  идиоритмии.  Ћдиночное житие могли вводить лишь вновь
основанные братства. € тогда грекам пришлось впустить на Ђтос  варваров  длЯ
созданиЯ  новых монастырей. Ќедавно окрещенные монахи из славЯн имели обычай
завЯзывать на волосах узелки -- напоминание о  дневных  и  ночных  молитвах.
ЏридЯ на ‘вЯтую гору, каждый из них втыкал в землю свой отшельнический посох
и  ждал,  не поЯвЯтсЯ ли на нем листьЯ. …сли листва на посохе не поЯвлЯлась,
это означало, что его владельцу  не  суждено  стать  вселенским  патриархом.
Њонахи  уходили  в отшельники или основывали новые братства. ’ак возникли на
руинах прежних греческих  монастырей  новые,  славЯнские:  русский  ђусикон,
сербский  •илендар,  болгарский ‡ограф и другие. ‚се они теперь включали оба
монашеских устава: и общинное  житие,  и  одиночные  кельи.  ’аким  образом,
поЯвление   славЯн   на   Ђфоне  способствовало  восстановлению  равновесиЯ,
нарушенного   во   времена   иконоборчества.   Џреобладание   общинников   в
предшествующий   период  теперь  умерЯлось  присутствием  тех,  кто  жил  по
одиночному уставу, во вновь основанных монастырЯх. ‘удьбу  новых  славЯнских
монашеских  поселений  на  ‘вЯтой  горе  можно  было  проследить  на примере
•илендара, который стал одним из четырех  крупнейших  монастырей  на  Ђфоне.
Ћдним из тех, кто высоко сидит, далеко глЯдит...
     ѓромы  и  молнии  сплошь исхлестали и землю, и воду, а потом отступили.
Ђфанасий и его спутник двигались вслед за раскатами грома в  машине,  полной
вспенившейсЯ  тишины.  …хали они по старинной дороге, проложенной путниками,
что в течение столетий спускались с Ѓалкан к  ‘алоникам  и  дальше  брели  в
восточном  направлении,  к  славЯнским  монастырЯм  на  Ђфоне.  ‚доль дороги
тЯнулась еще заметнаЯ цепочка караван-сараев и постоЯлых дворов, построенных
длЯ паломников, пришельцев из славЯнских провинций древней  ‚изантии.  ‘емьи
трактирщиков,  из  поколениЯ в поколение поддерживавшие эту традицию, теперь
открывали маленькие гостиницы вдоль побережьЯ. €з их окон можно было увидеть
залив, по которому когда-то выезжал прЯмо в  море  на  белом  коне  защитник
города  --  „имитрий  ‘олунский,  левой  рукой  по-кавалерийски  придерживаЯ
поводьЯ, а  правой  отсекаЯ  паруса  у  пиратских  кораблей,  нападавших  на
‘алоники.
     Џополудни  ‘вилар  и его попутчик добрались уже до ’рипити, того самого
места, где несколько тысЯч лет назад Љсеркс приказал снЯть  ЯкорЯ  со  своих
боевых  кораблей, запрЯг в ЯкорЯ пасшихсЯ на берегу буйволов, пропахал таким
образом канал, отделивший полуостров от материка, и провел свой флот в самое
сердце греческих вод, не подвергаЯ его превратностЯм бурь в  открытом  море.
’еперь  его путь обозначала полоса соленой земли, на которой не росла трава.
ќта полоса и служила границей между Ђфоном и всем остальным миром.  ѓоворЯт,
эта граница вечна, как вечна сама соль. ‡десь же, в местечке “рануполис, они
оставили своего конЯ о четырех колесах, ибо на ‘вЯтую гору прибывают либо по
морю,  либо  пешком.  Ћни  отправились  на  поиски  ночлега,  рыбы к обеду и
пристани, где с утра можно будет сесть на пароход до Љарей.
     -- "ђыба"? -- переспросил один из греков, попивавших узо в редкой  тени
хилой лозы. ђукой, обмотанной четками, он указал в направлении башни • века.
     ќто,    как   выЯснилось,   было   место,   где   говорили   на   Языке
путешественников.  ‚ладельцев  таверны  звали  ‚асилиЯ  и  ‚асилий  ”илактос
‘ербский  Язык  они  выучили  по  старым,  пожелтевшим  "проскинитариЯм"  --
путеводителЯм по Ђфону, которые сначала переписывали, а потом и  печатали  в
типографиЯх  их  предки, принимавшие богомольцев. •озЯин сказал, что хозЯйка
сейчас принесет вина,  а  сам  вынес  книгу  с  подписЯми  всех  паломников,
побывавших  в  таверне  начинаЯ  с 1886 года. “ него были расчесанные надвое
усы, очень похожие на брови, тем более что усы и брови у него были одинаково
подстрижены.
     -- ќто -- третьЯ книга в нашей семье, -- сообщил он. -- „ве  предыдущие
уже давно заполнены.
     “  хозЯйки  были  полные  руки,  похожие на подошедшее тесто, с темными
глубокими Ямочками на локтЯх. Ћна была так красива, что даже собственный муж
Явно никак не мог привыкнуть к ее красоте.  Ћн  поведал,  что  его  жена  --
существо  необычное,  с долгим дыханием, что живет она в больших промежутках
времени: мысль, начатую сегоднЯ, додумывает завтра, а день  ее  продолжаетсЯ
два  обычных  днЯ,  да  еще  и  ночь, после чего она спит двое суток подрЯд.
ЌаливаЯ им вина, женщина сказала, что оно настоЯно на  смоле  и  на  травке,
котораЯ  осушает слезы, а в ушах вызывает приЯтный стук крови в переменчивом
ритме, схожем с  морским  приливом  и  совпадающем  с  размером  гекзаметра,
древнегреческого  стиха,  ритм  которого можно усвоить и не знаЯ породившего
его Языка. ‘читаетсЯ, что варвары, напившись местного вина "резина"  (а  оно
упоминаетсЯ  еще  в  "Ћдиссее"), сразу начинали говорить гекзаметром, еще не
успев научитьсЯ греческому. ‡аметив, что ‘вилара смущает странный  запах  ее
напитка, хозЯйка обратилась к нему, словно прочесываЯ его глазами:
     --  Ќикогда не пропускайте первого раза! …сть блюда, вкус которых можно
оценить только по третьему куску или по последнему. Ђ о винах  иногда  можно
судить после того, как их пьешь два-три днЯ...
     Ћна  жарила рыбу, обвалЯв ее в кукурузной муке, длЯ себЯ же приготовила
на отдельной сковородке с  кривой  серповидной  ручкой  маслины  с  сыром  и
большой цветок бузины в хлебных крошках.
     --  —тобы  попасть на ‘вЯтую гору Ђфон, -- заговорила она, не отрываЯсь
от своих сковородок и точно продолжаЯ ранее начатую  беседу,  --  вам  нужны
четыре  визы.  Џервую, греческую, вы, надеюсь, получили в Ѓелграде, а вторую
-- длЯ въезда в ‘еверную ѓрецию -- в ‘алониках. ’ретью вы получите в  Љарее,
как  только  перейдете  границу между ѓрецией и Ђфоном. Ќазвание "ЉареЯ", то
есть орешник, происходит от  множества  растущих  там  грецких  орехов.  ’ам
находитсЯ  резиденциЯ  протата  -- правительства духовного государства Ђфон,
которое  имеет  международный   статус,   собственный   суд   и   пользуетсЯ
независимостью  от  греческих  властей.  Џоэтому оно располагает собственной
таможней. Џо административному делению ‘вЯтаЯ гора относитсЯ не  к  Ђфинской
патриархии,  но  к Љонстантинопольской. ‚сего на полуострове двадцать четыре
монастырЯ, а в правительство входЯт представители крупнейших, в том числе  и
вашего  •илендара.  Џротат  состоит  из  глав  четырех главных монастырей, и
каждый располагает лишь четвертью гербовой печати.  Ћни  выбирают  из  своей
среды  "прота"  --  главу  всего  Ђфона, как бы премьера. ’от может заверить
решениЯ своего кабинета, только если соберет  воедино  все  части  печати  и
обмотает вокруг них прЯдь своих волос. Љогда в Љарее получите третью визу (а
это  единственное  место на свете, где грекам и сербам отдаетсЯ предпочтение
-- визы им выдаютсЯ  вне  очереди),  останетсЯ  четвертаЯ,  устнаЯ,  которую
труднее  всего  получить,  -- виза на вход в •илендар. ’ам существует список
лиц, которым, где бы они ни жили,  воспрещено  входить  в  •илендар.  ‘писок
невелик,  но  если  вашу душеньку в нем запечатлели, в этот монастырь вам не
войти никогда. ‘амое приЯтное:
     критерии, по которым составлЯетсЯ этот индекс, никому не  известны.  Ќи
один  человек,  идущий  в •илендар первый раз, как вот вы, не знает, есть ли
его имЯ в списке.
     “лыбнувшись так, что верхнЯЯ губа  у  нее  точно  приклеилась  к  носу,
хозЯйка  начала своеобразную игру, сопровождающую обед. …е супруг накладывал
полные тарелки и  при  этом  задавал  вопросы,  а  она,  согласно  какому-то
древнему обычаю, отвечала ему, прикрыв глаза руками.
     Ћба   они  были  уверены,  что  путешественники  знают  эту  игру  и  с
удовольствием ее принимают. Ќа самом же деле  их  гости  понЯтиЯ  о  ней  не
имели.
     --  Љому  отдать  эту  миску?  --  спрашивал хозЯин, взЯв в руки первую
тарелку. ‚идно было, что весь ход этого маленького спектаклЯ известен ему до
мелочей.
     --  “гощай,  не  пожалеешь,  --  отвечала  ‚асилиЯ,  заслонЯЯсь  своими
волосами и как бы не видЯ, о ком речь. -- ќто -- молодому господину, чтобы у
него дом всегда был полнаЯ чаша!
     --  Ђ это кому? -- продолжал спрашивать хозЯин, поставив первую тарелку
перед Ђфанасием.
     -- ‘ебе! -- отвечала хозЯйка, отойдЯ к окну. -- —ем больше  съешь,  тем
больше жажда одолеет. Ќе в том грех, что съешь, а в том, что сотворишь! -- ‚
ее голосе слышалась усмешка.
     -- Ђ это?
     --  Џожилому  господину,  чтоб  помолодел!  —тоб  не пустые были Ясли у
вола-трудЯги! -- € тарелка оказалась перед гуслЯром.  ‚се  хохотали,  потому
что  хозЯин  раздавал  тарелки  как  бог на душу положит, истолковываЯ слова
‚асилии по своему усмотрению.
     -- Ќаевшись, можно и попоститьсЯ! -- объЯвила ‚асилиЯ, придвигаЯ к себе
последнюю тарелку. ѓостЯм же она особенно  рекомендовала  рыбу,  потому  что
рыба всегда здоровее тех, кто ее ест.
     --  Ѓлаженно  вино  в  ваших  устах, -- сказала она, подаваЯ воду, чтоб
смешать ее с вином. -- ‚едь эта вода -- вечнаЯ, -- добавила она, --  это  та
же самаЯ вода, которую ваш престолонаследник свЯтой ‘авва купил еще в тысЯча
сто  девЯносто восьмом году вместе с источниками. Ћн ее пил, когда вместе со
своим отцом основывал монастыри на Ђфоне.
     ’ак началсЯ обед. ‚асилиЯ все времЯ смотрела гостЯм в рот  и  беззвучно
шевелила  губами, провожаЯ каждый кусок. Џосле еды мужчины вышли в маленький
садик с крохотным участком морЯ, в который падали маслины.  ‚сЯ  землЯ  была
пропитана  их  маслом. Ћни пили кофе за столиком, шатавшимсЯ, как в качку на
корабле. Ќеожиданно хозЯин нагнулсЯ и, подобрав горсть гальки, выбрал восемь
черных и восемь красных камешков. Ћн разложил их на  клетчатой  скатерти,  и
началась  игра  в  шашки.  Џотом  вышла  в садик и ‚асилиЯ с бутылкой вина и
голубой тарелкой в  руках.  Ћна  налила  им  вина  в  стаканы,  которые  они
опасались  ставить на расшатанный столик, а потом стала перемывать в тарелке
мелочь, заработанную за последние дни.
     -- ‡наете,  --  обратилась  она  к  ‘вилару,  вытираЯ  драхму,  --  вы,
наверное,  думаете,  что  играете  с  моим мужем в шашки. Ђ вот и не так. Њы
перед началом игры даем камешкам имена  наших  родных.  Ћни  как  бы  играют
вместо  нас,  и  мы  вместе с ними выигрываем и проигрываем. Љамешек, против
которого вы сейчас делаете ход, носит имЯ Ђдам, как мой отец.  Ђ  эту  дамку
мой  муж,  конечно, назвал именем своей покойной матери. ‚ы тоже можете дать
имена своим камешкам. € начнете лучше играть.
     -- ‚ыиграл майор Љоста ‘вилар! -- воскликнул Ђфанасий, принимаЯ условиЯ
игры и прЯча выигранную драхму.
     -- Ќо помните, это не вы выиграли, а он. Љупите ему что-нибудь  на  эти
деньги.
     -- —то можно купить покойнику?
     --  ‚ы  еще  спрашиваете?  ‚едь  вы  идете  на ‘вЯтую гору, -- заметила
‚асилиЯ и спросила: -- Ђ что, вашего отца нет в живых?
     ‚ ответ ‘вилар объЯснил цель своей поездки и заодно спросил об отце.
     -- ‘тойте, стойте! -- воскликнула, разволновавшись, ‚асилиЯ.  ЏрЯдь  ее
распустившихсЯ  волос  попала в стакан с вином. -- ‚ы мне напомнили об одном
случае,  который,  возможно,  гораздо  больше  свЯзан  с  вами,  чем   можно
предположить.  ‚о  времЯ  войны  как-то  к  нам  в таверну во времЯ страшной
многодневной жары пришли трое нищих. Ћни были в грЯзи с головы  до  ног,  но
видно  было,  что  эта  грЯзь  смешана  с  кровью.  Ћни  были немые, вернее,
притворЯлись немыми. Ћдин из них был очень высокий.  Џомню,  ему  ничего  не
стоило  заметить, где мы прЯчем ключ за притолокой. "“ж слишком он силен длЯ
нищего, который Якобы питаетсЯ ежевикой с куста и  ходит  без  пуговиц",  --
подумала  Я.  €  еще  Я заметила, что он не помочилсЯ перед сном, значит, не
хотел крепко спать, чего-то опасалсЯ. Љак только он лег, Я подошла к нему  и
пригрозила  его  выдать,  если он не признаетсЯ, кто он такой на самом деле.
‘начала он отпиралсЯ, а потом открылсЯ. џ ему приготовила  помытьсЯ,  велела
растеретьсЯ  маслом,  побрила  его  и  дала чистую одежду длЯ него и длЯ его
друзей. Ћн оказалсЯ офицером  разбитой  югославской  армии.  Љонечно,  Я  не
думаю,  что это и был ваш отец. Њожно ли за это поручитьсЯ? Њой рассказ не к
тому. Ќо этот случай -- свидетельство того, что так бывало. € длЯ вас  важно
услышать,  куда  они отсюда ушли... Ћни умолЯли менЯ их не выдавать немецким
властЯм и тайком провести до границы ‘вЯтой горы. „оговорились, что утром  Я
их  провожу  и покажу дорогу. Ќо поутру они сделали один шаг, который им мог
стоить жизни. Ћни заглЯнули к заутрене в здешнюю церковь и смешались с тесно
стоЯвшим  народом.  Ћни  стоЯли,  окутанные  ладаном,  и  слушали  пение  на
греческом  Языке. € вот, хотЯ выдать свое негреческое происхождение и запеть
по-сербски было равно самоубийству, один из них, тот самый, старший по чину,
не выдержал. Ћн дал волю своему прекрасному голосу,  от  которого  в  церкви
погасли свечи и изменились ароматы. Ћн стоЯл у самого входа, и от его пениЯ,
раздававшегосЯ  со  стороны,  всем  стало  казатьсЯ, что церковь стоит не на
месте, надо бы ее передвинуть. ’еперь всЯ деревнЯ  знала,  что  на  заутрене
кто-то пел посербски. ЃоЯсь, что кто-нибудь их выдаст оккупационным властЯм,
Я  спешно  проводила  всех  троих  до  Ђфонских гор. „альше идти Я с ними не
могла. ‚едь там, куда вы идете, женщин не пускают.
     ’ам нет ни могилы старше трех лет, ни человека моложе восемнадцати.  Ќа
третий год после похорон кости покойника омывают вином и складывают в склеп,
чтобы   освободить  место  на  кладбище.  ЋстаетсЯ  только  имЯ,  написанное
карандашом на лбу черепа. ’ам не похоронена ни одна женщина  и  нет  существ
женского  пола,  кроме  птиц и растений. Ќет ни сыра, ни молока, ни Яиц, ибо
уже тысЯчу лет, как нет ни единой коровы, кобылы или  курицы.  ЊЯса  там  не
едЯт никогда, рыбу -- по воскресеньЯм и по праздникам, хлеб замешивают раз в
месЯц  и сохранЯют так, что он не свежий и не черствый. ‡а весь тысЯчелетний
срок, пока существует Ђфон, один только раз на его землю ступила женщина.  ‚
тысЯча триста сорок седьмом году басилевс сербов, царь ‘тефан „ушан, посетил
‘вЯтую  гору, котораЯ в то времЯ принадлежала сербскому царству. ђаздаваЯ по
пути  золотые  и  серебрЯные  сосуды,  коней,  одеЯниЯ,  села,  поместьЯ   и
дарственные  грамоты, он заехал в монастырь •илендар, основанный его семьей.
‘ ним была и его жена …лена. Ќо она побывала в монастыре в качестве  царицы,
супруги басилевса, а не в качестве женщины...
     ѓречанка неожиданно умолкла, и стало слышно, что набегающие волны шумЯт
не так,  как  те,  которые  уходЯт.  ‚ино, которое они пили, согрелось от ее
тела, так как она держала бутылку между грудЯми.  ‘вилар  почувствовал,  что
это  тепло  его  возбуждает.  Ћн  невольно  взглЯнул  на  других  мужчин и с
удивлением заметил, что муж ‚асилии ”илактос тоже возбужден. Ѓыло ли это  от
того же тепла, Ђфанасий не понЯл, но зато было очевидно, что гуслЯра все это
не волнует. ‘вилар даже подумал, что операциЯ, проделаннаЯ с ним на шоссе, и
в  самом  деле  возымела  свое  действие.  € тут он поймал взглЯд ‚асилии. ‚
падавшей темноте ее глаза светились, как два зеркала, и их взглЯд, способный
остановить часы или согнуть вилку, неподвижно покоилсЯ на лице гуслЯра.
     -- Ќе обижайтесь, если Я вам дам совет, -- продолжала  ‚асилиЯ,  словно
очнувшись  от  сна.  --  Џервое -- вы, наверное, человек современный, раз не
креститесь перед едой. ’ам, куда  вы  направлЯетесь,  вам  без  этого  будет
трудно, вы можете попасть в неудобное положение. Џодумайте об этом. Ђ второе
--  это притча, которую здесь рассказывают паломникам. ‚от она. ‚ •илендаре,
по преданию, истина открываетсЯ на третий день. € люди, и вещи там проЯвлЯют
свое истинное лицо, а шутка оборачиваетсЯ правдой только на третий день...
     ‘мотрите, чтобы вам хватило терпениЯ на эти три днЯ. €бо от мудрости не
много корысти; мудрые люди достигают большего,  чем  глупые,  не  настолько,
насколько  они  умнее,  но  гораздо, гораздо меньше. ‚ жизни не так уж много
места: протЯни руки в стороны, и одна ладонь окажетсЯ на солнце, а другаЯ  в
тумане...
     ‘вилар  и  вправду  почувствовал,  что  наступил час, когда одной рукой
можно коснутьсЯ днЯ, а другой --  ночи.  •озЯин  дал  ‚асилии  знак  стелить
постели.  Ћна постелила им на веранде, выходЯщей на море, и положила каждому
в изголовье по красной шерстЯной подушке. •озЯева пожелали гостЯм  спокойной
ночи. “ходЯ, ‚асилиЯ их предупредила:
     --  Ѓудьте  осторожны  во сне! “ нас говорЯт, что человек во сне каждую
ночь забывает одного из тех, кого наЯву любил...
     …е слова сопровождал звук свирели. •озЯин  играл  на  двойной  свирели,
вырезанной  в  виде  сплетающихсЯ  змей. Ћн удерживал звуки ноздрЯми, вдыхаЯ
воздух ртом. Љазалось, что змеи высасывают из него душу, пьют его дыхание, и
оно, выходЯ из тела, тихо насвистывает свое новое  имЯ.  Џолузакрытые  глаза
музыканта  были похожи на треснувший грецкий орех, и ‘вилару показалось, что
змеи тоже плачут, потому что смерть болезненна и длЯ того, кто отдает жизнь,
и длЯ того, кто ее отнимает, -- как сигарета, гаснущаЯ на ладони...

     Њузыкант начал зевать в свирель, потом чихнул в нее,  погасил  лампу  и
пошел  спать.  Ќа  берегу  осталась  одна ‚асилиЯ, и ‘вилар заметил, как она
выплеснула в море вино из недопитого им стакана. ќто  вино  стало  укачивать
его,  постукиваЯ  в  ушах,  но  перед  сном  он  успел принЯть одно решение,
причинившее ему легкие угрызениЯ совести. …му  хотелось  встать  пораньше  и
уехать одному, не будЯ гуслЯра. ‚ ту самую минуту, когда он об этом подумал,
гуслЯр  улыбнулсЯ  ему  в темноте и, сверкаЯ глазами, похожими на две черные
бусины, сказал:
     -- Њне больше нравЯтсЯ люди, которые возвращаютсЯ из •илендара, чем те,
которые туда идут. „а и самого себЯ больше люблю на обратном пути...
     Џоутру ‘вилар обнаружил, что спал разведЯ руки  в  стороны  и  скрестив
ноги, словно прибитый к кресту. Ћн сразу понЯл, что проспал и упустил случай
избавитьсЯ  от  попутчика. Ќо, обернувшись в ту сторону, где спал гуслЯр, он
убедилсЯ, что там никого нет. Џостель была собрана, а краснаЯ подушка пуста.
Ћн снова был один.


        4


     Ќеизвестно, какой из двух  монашеских  укладов  предпочитал  греческий,
дославЯнский   •илендар.   ‚ероЯтнее   всего,  он  опиралсЯ  на  идиоритмию,
обособление, потому как был посвЯщен  ЏресвЯтой  Ѓогородице,  и  во  времена
гонениЯ  на  иконы  это  привело  к  тому,  что  греки его разрушили. ‚ один
прекрасный день 1198 года правители и монахи свЯтые ‘авва  и  ‘имеон  ЌеманЯ
выкупили  эти  земли и воды у сербского государства и принЯлись обустраивать
монастырь.  ‘вЯтой  ‘авва  организовал  свою  паству  на  основах  братства,
придерживаЯсь  строжайших  норм  монашества,  и монахи в •илендаре проводили
свои дни в заботах о хлебе насущном с общей солью и не  вели  счета  пчелам.
‚се  у  них  было  общее  -- очаг и вода, и даже еда в трапезной, где стоЯли
каменные столы с выдолбленными углублениЯми длЯ плошек и соли и бортиками по
краЯм, чтобы не уронить хлеб.
     „олжно   быть,   такое   устройство   изначально    нарушилось    неким
монахом-одиночкой,  скорее  всего  греком,  оказавшимсЯ  здесь  случайно. ‚о
всЯком случае, как и в других  монастырЯх  ‘вЯтой  горы,  исподволь  менЯлсЯ
уклад жизни затворников и в •илендаре. Њонахи опЯть принЯлись обустраиватьсЯ
и  укрощать  воду, сеЯть и жать, рыбачить и рыбу на хлеб класть, опЯть стали
прислушиватьсЯ к подземным пределам ‘вЯтой горы, где в земной утробе таились
и пульсировали богатства -- руды и  драгоценные  камни;  на  Ђфон  вернулись
привычные  занЯтиЯ  одиночек, и •илендар принЯл их вместе со всем остальным.
‚осстановленное равновесие между  затворниками  и  общинниками  впоследствии
сохранЯлось  надолго, и в •илендаре всегда были приверженцы и того и другого
монашеского уклада  жизни.  ‹ишь  благодарЯ  постоЯнному  противопоставлению
исконной   обособленности   одиночек   от   общинников  •илендар  становилсЯ
•илендаром. € все решающие баталии -- ключ ко  всем  важнейшим  поступкам  и
изменениЯм  в  монастыре -- происходили от столкновениЯ интересов одиночек и
общинников, и получалось, что судьба решений обоюдных интересов  одиночек  и
общинников  зависела  от  того,  какой  из  двух  укладов  в  данный  момент
преобладает в •илендаре. ђазличиЯ между этими укладами ни в коем  случае  не
проЯвлЯлись  внешне,  и  хилендарские  монахи  сопоставлЯли  эти  различиЯ с
различиЯми между днем и ночью, при их допустимом равноправии, как у  братьев
и  сестер  или  как  у  матери с сыновьЯми. € подобно тому как дни и ночи не
могут смешатьсЯ, так и монахи одного уклада не могли переходить в другой, но
должны были навсегда, и на этом и на том свете,  оставатьсЯ  такими,  какими
принЯло их монашество. € тем не менее одно исключение существовало.
     ‘уществовал  способ,  один-единственный  и  безмерно дорогой, общиннику
превратитьсЯ в одиночку или, напротив,  отказатьсЯ  от  обличьЯ  одиночки  и
облачитьсЯ  в  ризы  общинника. „лЯ этого надо было покинуть монастырь, уйдЯ
вместе с новообращенными, на ‘вЯтую гору переселившимисЯ  русскими,  сербами
или  болгарами,  изменить  имЯ, перенЯть их варварский Язык и в их монастыре
поискать выход в некое времЯ с иными тональностью, ритмом  и  укладом,  дабы
здесь начать все сначала. Љороче говорЯ, греки становились болгарами, армЯне
--  сербами  или  русскими, русские -- греками, чтобы отказатьсЯ от прежнего
чина и уклада. €ного пути  не  было.  Ђ  уходили  по  двум  причинам:  чтобы
оставить  уклад,  который  в данный момент не был превалирующим, или чтобы в
новом укладе они могли заниматьсЯ тем, чем не могли заниматьсЯ в  старом.  €
лишь  •илендар  не  принадлежал  ни  одиночкам,  ни  общинникам. •отЯ деЯниЯ
монахов были различны. Љак вино и хлеб.
     ќти "трансвеститы", однажды перейдЯ в чуждый  уклад  и  обитель,  редко
навещали  свою  бывшую  братию;  чаще  других  их встречали сербские монахи,
ходившие по делам в чужие монастыри -- греческие,  болгарские  или  русские,
где заставали их в чуждых одеждах и в ином монашьем статусе и никак не могли
привыкнуть  к  новому  статусу этих отщепенцев. Ћни прекрасно знали, что эти
отщепенцы и беглецы думают, однако не понимали, что говорЯт и на каком Языке
молчат. •отЯ им хорошо были известны причины ухода их соплеменников в  чужой
монастырь  и  чужой  Язык,  а  подчас  и сами они ЯвлЯлись их соучастниками,
всЯкий раз они как бы заново удивлЯлись тому, что эти беглецы  действительно
отказались  от собственного Языка, а не только от монастырЯ, хотЯ это должно
было быть очевидным изначально как  тем,  кто  оставалсЯ,  так  и  тем,  кто
уходил.  €  дивились  --  может,  даже  и злились -- те, кто не ушел, что не
понимают конца истории. Џотому что конец этой  истории  монахи  излагали  на
каком-то  чужом, непонЯтном им Языке. € оставшихсЯ это раздражало настолько,
что по завершении дел они возвращались в свою обитель в недоумении, словно у
истории об отступниках и не было вовсе конца, ибо  рассказан  он  был  чужим
Языком и потому казалсЯ концом не этой, а какой-то другой истории.
     -- ќгейское море спокойно только по воскресным днЯм и по праздникам, --
сказал  ‘вилару  монах  в  €вироне,  на  маленькой  пристани,  где дожидалсЯ
парохода, похожего на рыбину с  сильно  раздувшимисЯ  жабрами.  •илендарскаЯ
гавань  оттуда  лежала  в  двух  часах хода к северу, напрЯмик через пучину,
вглЯдываЯсь в азиатский берег поверх острова ’асос (о котором  говорЯт,  что
хотЯ  его  с  суши  и  не  видно,  зато  с  ’асоса  сушу  видно), потому что
островитЯне наделены острым зрением.
     •илендарский берег был плоский, грЯзный и кишел буйволами.  Ђ  всего  в
шаге  от  морЯ,  словно  оно  и  не  соленое  вовсе,  бушевала  зелень.  Ћна
простиралась вдоль берега  и  поднималась  вверх,  к  монастырю,  кустистаЯ,
пахучаЯ  и  местами  превратившаЯсЯ в непролазные заросли крапивы, над жалом
которой смеетсЯ только дурень. ‘ разросшихсЯ виноградных лоз птичий помет не
падал на землю, а качалсЯ на листьЯх.
     Ђфанасий ‘вилар сошел на берег, с коростой на губах и Язвами от  сенной
лихорадки  в  ноздрЯх.  ЃурЯ  запахов, буйство растений и беспривЯзные дикие
мулы сопровождали его; у черных буйволов красные глаза горели, словно  свечи
в  темноте,  и  были  видны далеко, хотЯ стоЯл полдень. ѓде-то неподалеку от
старой башни, там, откуда не видно ни морЯ, ни монастырЯ,  на  пути  ‘вилара
упал  камень.  Џотом еще один. ‘вилар ощутил страх одиночества и присутствие
человека. —еловек этот действительно поЯвилсЯ, продолжаЯ бросать перед собой
камни. ‚олосы на  голове  у  него  были  старше  бороды,  седые  и  толстые,
наподобие  рыбных  костей.  ѓлаза  -- цвета устрицы с лимоном -- сходились у
него на переносице, словно он только что втЯнул их через нос. ‚ руке он  нес
торбу из грубой ткани, из такой же была и его одежда.
     -- ‘колько до монастырЯ? -- спросил его ‘вилар.
     --  ‘колько достойно умирают, но кому это дано? -- ответствовал старец.
-- Ћрех, брошенный в ручей у монастырЯ, окажетсЯ здесь за три минуты...
     Љожа незнакомца была покрыта  пЯтнами,  точно  бесцветные  раны,  а  по
одежде  с  прожженными  дырами  ‘вилар  заключил,  что  незнакомец постоЯнно
пребывает под открытым небом и потому покрыт  птичьим  пометом,  оставлЯвшим
седые  пЯтна  в  волосах.  ‚  торбе  незнакомца ‘вилар приметил куски коры и
спросил:
     -- ‘обираешь ольховую кору?
     -- ‘обираю, -- сказал старец, и стало заметно,  что  нос  его,  зажатый
глазами, словно бы стерт с обеих сторон.
     -- Љрасишь ею?
     -- Љрашу.
     -- ‘укно? -- спросил ‘вилар и заметил, что мешок его дымитсЯ.
     ‘тарик  улыбнулсЯ  одной  стороной  лица  и  сказал, словно сплевываЯ в
сторону:
     -- Љто курит, не должен никогда смотреть в свою трубку...
     ‘вилар не понЯл его и повторил вопрос:
     -- —то красишь?
     -- „ерево крашу.
     Џо косице, завЯзанной в узел, ‘вилар  заключил,  что  старец  мог  быть
монахом,  однако  грубошерстнаЯ  рЯса  на  незнакомце  была  надета странно,
подкладкой вверх, а рубашка под ней -- задом наперед, так что застегивать ее
можно было только сзади, под одеждой, если вывернуть руки за спину.
     Њелкие  подвижные  морщины  пересекали  лоб  старца  и  подобно  волнам
пропадали в волосах. Њорща лоб, человек гнал мысли от себЯ, подобно тому как
кони,  подергиваЯ  шкурой,  отгонЯют мух. ‚незапно, словно отказали ноги, он
опустилсЯ наземь, достал из мешка теплую лепешку и протЯнул ‘вилару вместе с
солью из солонки, встроенной в черенок ножа.
     -- ’ак, говоришь, лепешка? -- спросил потом.
     -- ‹епешка, а что?
     -- ‚от видишь,  --  удовлетворенно  ответствовал  старик,  пожевываЯ  в
глубине  плотной бороды, котораЯ не пропускала воду -- хоть стакан вылей. --
Ђ Я вижу ночью сон, -- продолжал он, -- будто забыл,  как  месить  тесто.  ‚
самом  деле,  не  месил  с  войны.  €  говорю  себе утром, как поднЯлсЯ, дай
посмотрю, не забыл ли и впрЯмь. ’еперь, коли  ты  говоришь,  что  не  забыл,
стало быть, верно...
     Ќа  полуслове  человек  перестал  жевать и отошел, словно хотел отнести
кому-то оставшийсЯ кусок. Џри этом ‘вилару показалось, что,  вот  так  сзади
застегнутый, старик идет задом наперед.
     "Љогда  мы  стоим, -- подумал он, -- то стоим ли мы или лишь пропускаем
собственные шаги, которые отмерЯют и сокращают наш путь?"
     ‘вилар стоЯл и вдруг услышал необычный звук, словно бы шум воды, только
где-то высоко в воздухе. Ћн повернулсЯ на звук и увидел  высоко  над  собой,
среди  птиц,  поселение  за  крепостными  стенами,  с домами, в окна которых
проникает туман, с церквами, кресты которых со  свистом  терзает  ветер,  со
входом  через глубокие, вечно скрипЯщие ворота, ‘ многочисленными башнЯми по
углам, с обзором на три стороны и мостиками над безднами,  горное  поселение
было  наделено  огромной  волчьей  силой;  высосанные  из  подножиЯ ее стен,
выступали, словно пот, грЯзные пЯтна  влаги,  зеленый  лишай;  вверх  ползли
муравьи,  хомЯки и кроты, а вместе с ними, словно толкаемые тем же давлением
ввысь, лепились к крепостным стенам стоЯщие друг над другом дома  и  церкви,
так что купола нижних пронизывали полы и стены верхних, множество деревьев и
садиков  зависло  высоко в воздухе. € та же сила, котораЯ всасывала и тЯнула
все предметы вверх, на вершину поселениЯ, собирала, как магнит, и  впитывала
в себЯ все звуки и голоса с нижних этажей, из леса -- из всего, что окружало
крепостную  стену,  перемалывала  и  перемешивала  эти  звуки, создаваЯ один
удивительно протЯжный голос, как будто на  этом  месте  постоЯнно  слышалось
звучное  имЯ  поселениЯ,  покрывающее словно шапкой ее кровли. Џроемы в виде
креста (символы человека -- окна -- •риста), округлые или наподобие  бойниц,
были  разбросаны,  словно  раздавленные  мошки,  по  огромной,  опоЯсывавшей
поселение стене, заключавшей его в себе, как мешок -- кости. Љое-где к стене
снаружи лепились, словно гнезда, кельи, полы которых висели прЯмо в воздухе,
чуть подпертые перекошенными балками. Ќад этими кельЯми, так же прижавшись к
стене, стоЯли  другие,  но  покрупнее,  тоже  подпертые  косо  поставленными
балками,  опирающимисЯ  на  нижестоЯщие  кельи  и  с  такими  же, как у тех,
висЯщими в воздухе полами. ‚ других местах высоко в небо вздымались  мостки,
одним  краем  опирающиесЯ на крепостную стену, с висЯщим вторым концом, а по
краЯм этих мостков  стоЯли,  подобно  стражам,  маленькие  дощатые  нужники,
выделенные  таким  способом из свЯтой ткани монастырЯ. € все это сплошь было
сдобрено перцем живой и подвижной оспы птичьих стай. ‘ловно мушки хаотично и
отвесно карабкаЯсь по поверхности стен,  минуЯ  этажи,  окна  смешивались  с
удивительными  паразитами, приросшими снаружи к камню и штукатурке, где были
заметны внутренние повреждениЯ  и  нарушениЯ  в  ткани  огромного  строениЯ,
которое,  похоже,  имело  по окну длЯ каждой птицы на ‘вЯтой горе и по двери
длЯ любого ветра. Љое-где можно было увидеть, как из трубы, прикрепленной  к
фасаду  крепостной  стены,  высоко  била  вода, там, где должно быть очагу с
глубокими дымоходами, просторными как комнаты. Ѓыло  заметно,  как  огромнаЯ
тень,  отбрасываемаЯ строением, менЯла у его подножиЯ климат, создаваЯ вечер
утром, зиму -- весной, где ночь приходила прежде  звезд,  подобно  тому  как
лето  раньше  всего наступает длЯ сала. €з этих прохладных мест, где террасы
верхних этажей выступали на локоть и ступеньками, чтобы встретитьсЯ и влезть
один в другой, было видно, что одни кельи  повернуты  к  солнечной  тени,  а
другие  к лунной; можно было разглЯдеть, где стены возведены по-армЯнски, на
солевой штукатурке, где -- греческим способом, на молоке, где -- по-сербски,
на хлебе с вином; сквозь  окна  виднелись  углы  маленьких  комнат,  где  не
помещалась  и  кровать,  комнаты  "пЯтницы",  где  можно было лишь сидеть, и
сидели в них только по пЯтницам. Ѓыли и  другие,  праздничные  комнаты,  длЯ
каждого  праздника  в  году  по  одной,  а  над ними над обрывом возвышались
двустворчатые врата, которые никуда не вели, но ими  заканчивались  и  через
них  проветривались переходы, и только одна дверь -- переход с комнаткой и с
иконой Ѓогородицы ‚ратарницы -- открывала вход в монастырь.
     ’олстаЯ стена была окружена маленькими, красиво перепутанными садиками,
с аккуратными деревЯнными  лежаками,  с  навесом  и  летними  трапезными,  с
фруктовыми  деревьЯми,  со своим кусочком ручьЯ, где журчание воды порождали
камни, а то и с мостиком, и псом, черной лужей спЯщим на земле под лавкой.
     агнув под высокую  арку  в  двустворчатую  дверь,  где  всегда  стоЯла
прохлада, поскольку солнце ниоткуда не достигало ее глубины, ‘вилар оказалсЯ
в  полумраке,  заполненном  иконами,  окнами и дверками, где некоторые иконы
крепились на петлЯх, как двери, а на других дверЯх иконы были нарисованы. Ћн
открыл тЯжелую дверь  с  замком  наподобие  маленькой  пушки  и  оказалсЯ  в
огромном шкафу, полном граблей, вил длЯ очистки источников, рыбацких сетей и
землемерных  инструментов.  Џахнуло  застарелым  потом  и  забытым зноем. Ћн
закрыл эти двери и торопливо открыл другие, такие же, рЯдом с первыми, и  те
привели  его  на этаж, где слышались голоса. Ќа вымощенной булыжником крытой
террасе у дверного косЯка стоЯл на пороге  стул,  на  стуле  сидел  монах  с
напЯленным на голову горшком, да так, что и лица не было видно. „ругой монах
стоЯл  возле  него и большими ножницами длЯ стрижки овец отрезал прЯди рыжих
волос, которые огнем лизали краЯ горшка. Џо полу волосы валЯлись  как  сухаЯ
листва...  ‡аметив  гостЯ,  монахи  прервали  свое  занЯтие,  и  тот,  что с
ножницами, посмотрел на ‘вилара как-то странно, как будто  хотел  убедитьсЯ,
насколько  тот  лыс  под волосами. Ћн протЯнул ему, как бы выдаваЯ последнюю
визу, конец веревки, которой был  подпоЯсан,  и,  словно  на  поводу,  повел
мрачными  переходами  показать  комнату длЯ ночлега. Џотом они сидели и пили
кофе с мастикой и розовым рахат-лукумом.
     -- Џритомились? -- спросил отец ‹ука, монах с  ножницами.  --  Џуть  не
утомлЯет лишь того, кто может своей стезе перстом указать, куда сворачивать.
’олько таких, кого слушают дороги, мало. Ћбычно мы должны слушать дороги...
     Џока  монах  говорил,  было  заметно,  как он ежеминутно преображаетсЯ.
‚олосы, цвета дыма, за ушами напоминали плесень и менЯлись в зависимости  от
времени  днЯ,  -- казалось, что монах с каждым полднем чуть-чуть заметно, но
стареет. ‘ каждым произнесенным  словом  что-то  в  нем  изменЯлось:  брови,
глаза, колени, пальцы, цвет ногтей... …ще составлЯЯ фразу, он становилсЯ уже
другим  человеком.  Ѓудь  фраза  другой,  был бы другим и он. ’олько если бы
зевнул, осталсЯ таким же.
     -- ‡наете ли, дорогой господин, -- болтал отец ‹ука,  --  есть  у  менЯ
храпЯщий  пес.  €  никак  не  могу  его  отучить.  Њожет,  у  вас есть какое
лекарство? Ќеудобно, знаете ли, всегда менЯ будит. ‡десь наша жизнь устроена
так, что самаЯ дорогаЯ и редкаЯ вещь -- сон. ‚о всем •илендаре за  месЯц  со
всех  нас  едва  ли  насобираешь десЯток ночей сна. ‹ожимсЯ чуть смеркнетсЯ,
встаем -- сразу после полуночи, на богослужение,  потом  до  заутрени  можно
немножко  подремать, а там уж и времЯ послушанию. Џотому и говоритсЯ: хорошо
смотрите, кто длЯ мира, кто  --  длЯ  монастырЯ!  Љто  не  может  копать  да
стыдитсЯ просить, пусть не приходит.
     Ћтец ‹ука неприметно зевнул и осталсЯ безликим.
     --  Њы  тут,  знаете  ли, кто как: бондари, виноградари, пекари, жнецы,
пахари, садоводы, строители и прочее. Љаждый отвечает за свое дело и  каждый
свою  часть  обители, как борозду, обихаживает. Ђ наш •илендарский приход --
недавно самолетами замерЯли -- занимает половину всей ‘вЯтой горы. Ћливы  из
высаженных,  а  им  по тысЯче зим будет, не все обобраны, а столько, сколько
успеваем, и то, если по правде сказать, справедливо
     ‚ то времЯ как отец ‹ука говорил, ‘вилар с удивлением наблюдал  за  его
носом -- он перемещалсЯ по лицу, подобно шахматному коню.
     --  Њы  знаем,  зачем  вы здесь, -- неожиданно прервал монах речь после
одного такого конского прыжка, -- к сожалению, мы в монастыре не так  давно,
чтобы сообщить вам все о сорок первом годе, который вас интересует. џ бы вас
направил  к двум монахам, которым кое-что известно об офицерах, перебежавших
из Ђлбании в ѓрецию. Ћдин из этих монахов живет с нами, зовут его ‚арлаам, и
он сам вас отыщет. „ругого же нельзЯ  назвать  хилендарцем,  потому  как  он
странствующий  монах  и  лишь  изредка заглЯдывает сюда, однако в обитель не
заходит. Љ счастью, на этих днЯх он тут поблизости, и он-то вам  лучше  всех
поможет,  как  и  вы  ему  впрочем. џ вам скажу, как его узнать. Њеж четырех
стволов натЯнул он кров, а дом так и не построил! ђемень свой он каждый день
на другую дырку застегивает и рЯсу то  как  должно  застегнет,  а  то  задом
наперед наденет, чтобы ничто в привычку не входило. Ћн полагает, будто такое
годитсЯ  и  длЯ  пороков,  их  тоже  не следует отдавать привычке, а надобно
оберегать от нее. —то бы там ни говорилось в  вашем  мире,  иногда  нужно  и
ребенка  на  мосту  зачать,  ради  перемены надо и ночью позавтракать, хотЯ,
говорЯт, это сокращает  жизнь  на  день.  Ќе  гоже  к  постели  да  к  имени
привыкать,  и  потому  монах,  о  котором идет речь, ни в одном монастыре не
гостюет более трех недель и всегда спит в деревЯнном ковчеге; чуть привыкнет
к одному месту -- тут же менЯет имЯ и ищет новую  воду.  Џроповедует  каждый
второй  день,  когда  поститсЯ,  а  в  воскресенье  --  по-гречески.  Њонахи
полагают, что он тем самым прЯчетсЯ от своих грехов, ибо, говорЯт, дьЯвол не
может узнать того, кто перевернул поЯс или застегнул на спине  рубаху.  •отЯ
кто знает?
     Џосреди разговора оба встрепенулись, словно заблудились. ‘веча на столе
оплыла,  и ‘вилар увидел перед собой совершенно незнакомого человека -- лишь
нос шахматным конем скакнул по лицу отца ‹уки. Ћн тЯжело  поднЯлсЯ  --  было
неЯсно,  кости  ли  его  скрипЯт или лавка -- и повел гостЯ на ужин. ‹етучие
мыши и ночные птицы кубарем скатывались и бились в окна  витринного  лунного
света  в  надежде,  что  смогут пролететь сквозь строение туда -- на другую,
светлую сторону ночи.
     Џо пути хозЯин  объЯснил  ‘вилару,  с  кем  тот  будет  ужинать.  Љроме
гуслЯра,  а  он уже третий раз приходит в обитель, приглашены к трапезе и на
ночлег какие-то английские дипломаты, которые прибыли прЯмо из ѓреции.  “жин
проходил в трапезной нижнего этажа, где полыхал огромный очаг, словно горела
конюшнЯ.  ѓуслЯр сидел за столом, и большие розовые лоскуты плЯсали на стене
и умывали его, пока он знакомилсЯ и здоровалсЯ  с  англичанами  и  ‘виларом,
словно  бы и его впервые видел. Ћдин из старших гостей, английский консул из
‘алоник, между прочим католик, отлично говорил по-гречески, второй гость  --
его чиновник, молодой человек, протестант -- носил красивые шелковистые усы,
разделенные  над  губой  словно  пара  птичьих крыльев, и понимал по-сербски
лучше, чем хотел показать. ‚о времЯ  молитвы  перед  трапезой  англичане  не
осенЯли  себЯ крестом; было заметно: метить себЯ по восточному обрЯду они не
желали, хотЯ из уважениЯ к этому месту, где, очевидно, оказались не впервые,
не хотели креститьсЯ и на свой, западный,  манер  --  ладонью.  Џоскольку  и
‘вилар   не   крестилсЯ,  консул,  как  только  сели  за  стол,  громко,  во
всеуслышание задал вопрос:
     ~ џ обратил внимание, что и вы не креститесь. ‚ы тоже католик?
     "Њежду носом и подбородком всего-то места, чтобы прошла  ложка,  а  это
путь длЯ стольких неприЯтностей", -- подумал ‘вилар и ответил:
     -- Ќет, Я атеист.
     Ќа  мгновение  над  столом  воцарилась  тишина, облепив словно тесто, и
стало заметно, как пламенеет огонь в бутылке с вином.
     -- ‡анЯтно, -- продолжал консул, разделЯЯ свою бороду на три части,  --
мне, конечно, известно, что сюда приезжают многие ваши писатели и культурные
деЯтели.  ќто что, религиозное паломничество? ‘огласитесь, было бы несколько
странно длЯ подданных социалистического государства, которые  к  тому  же  и
коммунисты, могу предположить, что и вы тоже...
     ‚ это времЯ гуслЯр опустил бумажное полотенце в тарелку с чорбой и снЯл
жир с  поверхности  жидкости.  ‡атем  он  аккуратно  удалил полотенце и съел
ободранную чорбу, не прислушиваЯсь к разговору.
     -- Ќет, это не религиозное паломничество, хотЯ есть и такое, -- ответил
Ђфанасий ‘вилар. -- •илендар, как и большаЯ часть ‘вЯтой горы, когда-то  был
частью  сербской  государственной  территории,  а  сегоднЯ  --  это часть ее
культурной территории, если так можно выразитьсЯ.
     -- „а, Я знаком с историей,  --  заметил  англичанин,  --  менЯ  только
удивлЯет,  что  до  сих  пор  Я не встретил ни единого из ваших посетителей,
который  бы  знал  греческий  Язык.  Ќесколько  необычно   длЯ   культурного
паломничества в духе ортодоксальности, которое никогда не включает ‚изантию,
не правда ли?
     --  ќто  довольно  трудно  объЯснить  тому, кто сам не относитсЯ к этой
ортодоксальности, -- сказал ‘вилар, -- Я согласен, что длЯ начала необходимо
знать греческий. Ћднако существуют древние и веские причины, почему у нас не
учат греческий в такой мере, как у вас на ‡ападе. ‡десь, откровенно  говорЯ,
не  видно ’рои, зато виден дождь, который идет над ’роей. Њы здесь находимсЯ
рЯдом с тем, что долгое времЯ считалось пупом земли. ‘ербский Язык, нарЯду с
греческим, латинским, коптским, армЯнским и некоторыми славЯнскими  Языками,
стал одним из мировых Языков очень рано, еще в девЯтом веке. ќто вроде того,
как  дитЯ становитсЯ свЯтым или редкаЯ винограднаЯ лоза дает плоды весной, а
не летом. Ћтсюда чувство потребности в изучении иностранных Языков у нас  не
настолько  развито,  как  у вас, чей Язык никогда не причислЯлсЯ к свЯщенным
Языкам, и вы были вынуждены веками изучать какой-то др