 ‚ы не имеете права упрекать
его в двуличии. Ћ двуличии может говорить  ‹юси.  Ќазывайте  его  проделки
столичными или неприличными, какими угодно. ’олько не двуличными. - ѓоворЯ
это, Я следил за ее глазами  -  нельзЯ  ли  ее  еще  немного  раззадорить.
Ћказалось, можно.
   Џотому что она сказала:
   - ‚ы... вы... - Ќо дальше у нее не хватило слов.
   - —то Я? - спросил Я с обидой.
   - ‚ы... вы... и ваши благородные друзьЯ... что они понимают... что  они
знают о жизни... Ќужно вам было их впутывать.
   - ќто вы о чем?
   - Њожет, Я не благороднаЯ, может, Я выросла в лачуге, но, если бы не Я,
он не был бы сейчас губернатором, и он это  знает,  и  зрЯ  она  радуетсЯ,
потому что, будь она хоть трижды благороднаЯ, Я  ей  покажу.  Ћна  у  менЯ
своих не узнает!
   - „а о чем вы?
   - ‚ы знаете о чем, - отрезала она и перегнулась  ко  мне  через  крышку
стола, грозЯ пальцем, - вы сидите  тут  с  улыбочкой  и  корчите  из  себЯ
благородного. „а если б вы были мужчиной, вы пошли бы и  излупили  его  до
полусмерти. џ думала, она ваша. Ђ может, он и  вас  захомутал?  Љак  этого
доктора. - Ћна придвинулась ко мне еще ближе.  -  Њожет,  он  вас  сделает
директором больницы? „иректором чего он вас сделает?
   Џод потоком  слов,  под  разгневанным  перстом  и  горЯщим  взглЯдом  Я
согнулсЯ в поЯснице, сбросил  ноги  на  пол,  встал  перед  ней,  и  кровь
застучала у менЯ в висках, а перед глазами  поплыли  красные  шарики,  как
бывает, когда ты резко поднимешьсЯ; а слова все сыпались и сыпались.  Џока
не закончились вопросом.
   - ‚ы хотите сказать, - начал Я решительно, - что... что... - џ чуть  не
произнес имЯ Ђнны ‘тентон -  оно  стоЯло  у  менЯ  перед  глазами,  словно
написанное на вывеске, но почему-то застрЯло в горле,  и  Я  с  удивлением
почувствовал, что не могу его произнести. џ продолжал: -  —то  она...  что
она...
   Ќо ‘эди Ѓерк как будто читала у менЯ в мыслЯх - и сунула мне  это  имЯ,
как кулак под нос.
   - „а, да, она самаЯ, эта девица ‘тентон, Ђнна ‘тентон!
   џ посмотрел в лицо ‘эди, и на миг мне стало жалко ее до слез.  ‚от  что
менЯ удивило. Њне стало жалко ‘эди. ‡атем Я перестал чувствовать что бы то
ни было. Њне даже не было жалко себЯ. џ одеревенел, как деревЯннаЯ  ложка,
и помню только, с удивлением обнаружил, что ноги мои, хотЯ  и  деревЯнные,
прекрасно действуют и шагают прЯмо к вешалке, где моЯ праваЯ рука, хотЯ  и
деревЯннаЯ, поднимаетсЯ, чтобы снЯть с крючка старую панаму,  надевает  ее
на мою голову, а затем ноги шагают прЯмо к выходу и через длинную приемную
по ковру, толстому и мЯгкому, как ухоженный газон, и через  дверь  выносЯт
менЯ на звонкие мраморные плиты.
   € - наружу, в мир, который казалсЯ еще больше, чем казалсЯ  всегда.  Ћн
казалсЯ бесконечным вдоль белой, залитой солнцем бетонной дороги,  котораЯ
петлЯла между бронзовых статуй и Ярких клумб в форме звезд и  полумесЯцев;
бесконечным поперек зеленой лужайки, уставленной большими зелеными  шарами
деревьев; бесконечным вверх, откуда  солнце  обрушивало  хрустальную  лаву
зноЯ, чтобы испепелить тебЯ, ибо последние следы  весны  исчезли,  исчезли
навсегда - красиваЯ, налитаЯ девушка в ситце, со сливочно-персиковым лицом
и чистыми  капельками  испарины  на  лбу  у  льнЯных  волос  тоже  исчезла
навсегда, и отныне на твою долю - мешок костей, лицо  ведьмы,  как  ржавый
багор, зеленаЯ рЯска на усохшем пруду и обнажившеесЯ дно его, в  шелухе  и
трещинах, как короста.
   џ не переставал удивлЯтьсЯ, как хорошо действуют ноги, несущие менЯ  по
белому бетонному въезду, и как, несмотрЯ на бесконечность въезда и лужайки
с деревьЯми, они  остаютсЯ  за  спиной  и  Я  двигаюсь  по  улице,  словно
вместившей в себЯ поток хрустальной  лавы.  ‘  величайшим  любопытством  Я
вглЯдывалсЯ в лица прохожих, но не находил в них  ничего  прекрасного  или
примечательного и не вполне был уверен в  их  реальности.  €бо  величайшее
усилие требуетсЯ, чтобы поверить в их реальность -  чтобы  поверить  в  их
реальность, вы должны поверить в свою, а чтобы поверить в свою, вы  должны
поверить в их, а чтобы поверить в их, вы должны поверить в свою - ать-два,
ать-два, как шагающие ноги. Ђ если у вас нет ног? €ли если они деревЯнные?
Ќо Я посмотрел на них - они шагали, ать-два, ать-два.
   Ћни шагали долго. Ќо спустЯ вечность они принесли менЯ к  двери.  ‡атем
дверь открылась, и там, в прохладной, белой, затемненной комнате, одетаЯ в
бледно-голубое льнЯное платье, свободно опустив  голые  белые  руки,  менЯ
встретила Ђнна ‘тентон. џ знал, что это Ђнна ‘тентон, хотЯ и не  посмотрел
на ее лицо. џ вглЯдывалсЯ в другие лица - во все, которые мне встречались,
- и смотрел на них с величайшей откровенностью и любопытством. Ќо сейчас Я
не посмотрел ей в лицо.
   Џотом Я поднЯл глаза. Ћна встретила мой  взглЯд  твердо.  џ  ничего  не
сказал. ќтого и не  требовалось.  Џотому  что,  глЯдЯ  мне  в  глаза,  она
медленно кивнула.


        7

   Џосле того как в майское утро Я посетил Ђнну ‘тентон, Я ненадолго уехал
из города, дней на восемь. ‚ то утро Я вышел  из  ее  дома,  отправилсЯ  в
банк, снЯл со счета немного денег, вывел из гаража машину, собрал  чемодан
и уехал. џ ехал по длинной белой дороге, прЯмой, как струна, гладкой,  как
стекло, глЯнцево-жидкой в мареве, гудЯщей  под  шинами,  как  оттЯнутый  и
отпущенный нерв. џ делал семьдесЯт пЯть  миль  в  час,  но  никак  не  мог
догнать лужицу, блестевшую впереди, у самого горизонта. Џозже солнце стало
бить мне в глаза, потому что Я ехал на ‡апад.  ’огда  Я  опустил  козырек,
сощурилсЯ и вдавил в пол педаль газа. € продолжал ехать на  ‡апад.  Џотому
что все мы собираемсЯ когда-нибудь поехать на ‡апад. Ќа  ‡апад  ты  едешь,
когда истощаетсЯ почва и на старое  поле  наступают  сосны.  Ќа  ‡апад  ты
едешь, получив письмо со словами:  "Ѓеги,  все  открылось".  Ќа  ‡апад  ты
едешь, когда, взглЯнув на нож в своей руке, видишь, что  он  в  крови.  Ќа
‡апад ты едешь, когда тебе скажут, что ты - пузырек в прибое  империи.  Ќа
‡апад ты едешь, услышав, что там в горах полным-полно золота. Ќа ‡апад  ты
едешь расти вместе со страной. Ќа ‡апад ты едешь доживать  свой  век.  €ли
просто едешь на ‡апад.
   џ просто ехал на ‡апад.
   Ќа другой день Я был в ’ехасе. џ пересек  места,  где  обитают  желчные
настырные баптисты, не расстающиесЯ с ножами. ‡атем Я пересек  места,  где
обитают кривоногие, мозолистозадые сыны прерий, которые ходЯт  на  высоких
каблуках, носЯт пистолеты и лузгают  человеческие  жизни,  а  по  субботам
толпЯтсЯ в аптеке или гурьбой валЯт за угол, на  третью  серию  "Њести  на
“ксусном ђучье" с „жином Ћтри в роли Ѓуры Џита. Ќо и там и  здесь  небо  в
дневное времЯ было высоким горЯчим медным куполом, а  в  ночное  -  черным
бархатом  и  кока-кола  -  единственной  потребностью  человека.  ‡атем  -
Ќью-Њексико,  торжественнаЯ  пустынЯ  с  маленькими  белыми   заправочными
станциЯми, раскиданными по песку, словно выбеленные солнцем коровьи черепа
у скотопрогонной тропы, а дальше к  северу  -  доблестные  потомки  героев
битвы при Њонмауте на  последнем  биваке,  которые  ходЯт  в  сандалиЯх  и
чеканном серебре и пробуют завЯзать разговор на перекрестках  с  потомками
хопи [племЯ индейцев пуэбло]. ‡атем -  Ђризона,  величие  и  медлительный,
недоверчивый взглЯд овцы, до самой пустыни Њохаве.  ‚ы  проезжаете  Њохаве
ночью, но  даже  ночью  у  вас  дерет  горло,  словно  вы  шпагоглотатель,
проглотивший по ошибке пилу, а в темноте маЯчат горбатые камни  и  высокие
кактусы, словно фаллические образы фрейдистского кошмара.
   ‡атем - ЉалифорниЯ.
   ‡атем - ‹онг-Ѓич, квинтэссенциЯ Љалифорнии. џ говорю так потому, что из
всей Љалифорнии Я видел только ‹онг-Ѓич и притЯзаниЯ других  очевидцев  не
собьют менЯ с толку. џ пробыл в ‹онг-Ѓиче тридцать шесть часов и провел их
в номере гостиницы, если не считать  сорока  минут,  которые  Я  провел  в
парикмахерской гостиницы.
   “тром Я проколол шину и в ‹онг-Ѓич  попал  только  к  вечеру.  џ  выпил
молочный коктейль,  купил  бутылку  виски  и  поднЯлсЯ  в  номер.  ‡а  все
путешествие Я не выпил ни капли. Њне не хотелось. Њне не хотелось  ничего,
кроме гудениЯ мотора, покачиваниЯ машины - и это Я получил.  Ќо  теперь  Я
чувствовал, что если не выпью виски, то, как только Я лЯгу и закрою глаза,
весь раскаленный, колышущийсЯ континент навалитсЯ на менЯ  из  темноты.  џ
немного выпил, принЯл ванну, улегсЯ в постель и, прикладываЯсь к  бутылке,
которую Я ставил на пол у кровати, долго наблюдал, как неоноваЯ реклама на
другой стороне улицы вспыхивает и гаснет в такт моему сердцебиению.  Џосле
Я хорошенько проспалсЯ. ‚стал в полдень. ‡аказал завтрак в номер  и  целую
кипу газет, потому что было воскресенье. Џрочел газеты, уЯснив из них, что
ЉалифорниЯ ничем не отличаетсЯ от других мест или по  крайней  мере  хочет
так о себе думать, а потом слушал радио, пока неоноваЯ  реклама  снова  не
начала вспыхивать и гаснуть  в  такт  моему  сердцебиению,  после  чего  Я
заказал ужин, съел его и снова улегсЯ спать.
   Ќа следующее утро Я поехал назад. џ ехал назад и уже не вспоминал того,
что вспоминал уезжаЯ.
   Ќапример. Ќо  Я  не  могу  привести  вам  пример.  ’ут  важен  не  один
какой-нибудь  пример,  не  какое-нибудь  одно  событие,  но  поток,  ткань
событий, ибо смысл не в самом событии, а в движении через  событие.  €наче
мы могли бы выхватить какой-нибудь миг из событиЯ и сказать, что он и есть
само событие. …го суть. Ќо сделать это  мы  не  можем.  €бо  важно  только
движение. € Я двигалсЯ. џ двигалсЯ на ‡апад со  скоростью  семьдесЯт  пЯть
миль, сквозь мелькание миллионодолларового пейзажа и героической  истории,
и двигалсЯ вспЯть  сквозь  времЯ  в  глубину  моей  памЯти.  ѓоворЯт,  что
утопающий заново переживает всю свою жизнь. Џравда, Я тонул не в воде,  но
Я тонул в ‡ападе. џ погружалсЯ в ‡апад сквозь слои раскаленных медных дней
и черных бархатных ночей. Њне понадобилось семьдесЯт восемь  часов,  чтобы
утонуть. —тобы мое  тело  погрузилось  на  самое  дно  ‡апада  и  легло  в
неподвижный  ил  €стории  -  голое,  на  гостиничной  койке  в  ‹онг-Ѓиче,
ЉалифорниЯ.
   Џод баюкающий рокот мотора в  памЯти,  как  кинолента,  разворачивалось
прошлое. ‘ловно крутили семейную  кинохронику,  вроде  тех,  о  которых  в
рекламе пишут, что вы сможете запечатлеть день, когда сделала свои  первые
шажки ‘юзи, когда пошел в детский садик „жонни, когда  вы  взошли  на  пик
Џайк,  день  пикника  на  родительской  ферме  и  день,  когда  вы   стали
начальником отдела сбыта  и  купили  свой  первый  "бьюик".  Ќа  рекламной
картинке изображают седого добродушного джентльмена,  такого  же,  как  на
рекламе виски (либо седую симпатичную бабушку), который  смотрит  семейную
кинохронику и с нежностью вспоминает минувшие годы. џ не был ни седым,  ни
добродушным, но Я устроил себе сеанс семейной кинохроники  и  с  нежностью
вспоминал минувшие годы.  Џоэтому,  если  вы  когда-нибудь  снимали  такие
фильмы, Я искренне вам советую сжечь их и  второй  раз  креститьсЯ,  чтобы
начать жизнь сначала.
   џ с нежностью вспоминал минувшие годы. џ сидел  на  ковре  у  камина  с
цветными карандашами, а ко мне наклонЯлсЯ плотный человек в очках и черном
пиджаке и протЯгивал шоколадку: "Ќо  только  разок  откуси,  скоро  ужин".
ѓолубоглазаЯ светловолосаЯ женщина со впалыми щеками  тоже  склонЯлась  ко
мне, целовала перед  сном,  и  в  комнате,  где  погасили  на  ночь  свет,
оставалсЯ после нее нежный запах.  €  судьЯ  €рвин  наклонЯлсЯ  ко  мне  в
серенький рассветный час и говорил: "’ы веди  за  ней  ствол,  „жек.  Ќадо
вести ствол за уткой". € граф Љовелли прЯмо  сидел  на  музейном  стуле  в
длинной белой комнате, улыбаЯсь из-под черных подстриженных усиков и держа
в одной руке - небольшой,  сильной  руке,  от  пожатиЯ  которой  морщились
мужчины, - бокал, другой поглаживал сытую кошку у себЯ на коленЯх. Ѓыл там
и Њолодой Ђдминистратор с волосами, как помадка на круглом черепе. € мы  с
Ђдамом ‘тентоном плыли далеко от берега в лодке: белые паруса  безжизненно
висели в  неподвижном  воздухе,  море  напоминало  раскаленное  стекло,  а
вечернее солнце пылало, как стог, на горизонте. € постоЯнно  с  нами  была
Ђнна ‘тентон.
   „евочки  носЯт  белые  платьЯ  с  широкими   юбками,   из-под   которых
выглЯдывают смешные коленки; тупоносые лакированные туфли с перепонкой  на
пуговке; намыливают белые носки, чтобы они не морщились, а  волосы  у  них
заплетены в косичку и перевЯзаны голубой лентой. ’акой была Ђнна  ‘тентон,
когда в воскресенье шла в церковь и там сидела тихо  как  мышь,  задумчиво
трогаЯ кончиком Языка  то  место,  где  только  что  выпал  молочный  зуб.
Њаленькие девочки сидЯт на подушке, задумчиво прижавшись щекой к  папиному
колену, а он гладит шелковистые локоны и  читает  вслух  красивые  сказки.
’акой была Ђнна ‘тентон. Њаленькие девочки такие боЯки, они долго  пробуют
носком воду, в первый раз выйдЯ весной на плЯж, а когда волна вдруг обдаст
их до поЯса, они визжат и подпрыгивают  на  тонких,  как  ходули,  ножках.
’акой была Ђнна ‘тентон. Њаленькие девочки  вымазывают  нос  сажей,  когда
жарЯт сосиски на костре, а ты - уже большой  мальчик  и  не  пачкаешь  нос
сажей, - ты показываешь на нее пальцем и дразнишь:  "ЉлЯкса-вакса,  черный
нос". Ќо в один прекрасный день, когда  ты  дразнишь  ее,  она  больше  не
огрызаетсЯ, как бывало, а только поворачивает  к  тебе  худенькое  гладкое
лицо и  смотрит  большими  глазами.  ѓубы  ее  дрожат,  будто  она  сейчас
заплачет, хотЯ она уже слишком взрослаЯ, чтобы плакать, и под ее  взглЯдом
ухмылка слезает с твоего лица, ты  поспешно  отворачиваешьсЯ,  делаЯ  вид,
будто собираешь хворост. ’акой была Ђнна ‘тентон.
   ‚се солнечные дни у морЯ с просверком чаек в высоте были Ђнной ‘тентон.
Ќо Я этого не знал. € все пасмурные дни, когда с  карнизов  капало  или  с
морЯ налетал шквал, а в камине трещал огонь, тоже были Ђнной ‘тентон. Ќо Я
и этого не знал. Џотом пришло времЯ, когда ночи стали  Ђнной  ‘тентон.  Ќо
это Я уже знал.
   ќто началось летом, когда мне было двадцать один, а  ей  семнадцать.  џ
приехал из университета на каникулы уже взрослым, видавшим виды  мужчиной.
Џриехал Я во второй половине днЯ, быстро  выкупалсЯ  в  море,  пообедал  и
понессЯ к ‘тентонам повидать Ђдама. џ нашел его на веранде, в сумерках,  с
книгой (помню, это был ѓиббон). € увидел Ђнну. џ сидел с Ђдамом, когда она
вышла из комнаты. Џосмотрев на  нее,  Я  почувствовал,  что  прошла  целаЯ
вечность с тех пор, как Я видел ее на  рождество,  когда  она  приехала  в
‹ендинг на каникулы из школы мисс Џаунд.  ’еперь  она  Явно  не  была  той
маленькой девочкой, котораЯ носила тупоносые черные туфли с  перепонкой  и
белые, намыленные носки. Ќа ней было прЯмое белое  полотнЯное  платье,  но
прЯмой покрой и жесткое  полотно,  как  ни  странно,  только  подчеркивали
мЯгкие линии тела. …е волосы, заколотые узлом на затылке, были  перевЯзаны
белой лентой. Ћна улыбнулась, и эта улыбка, знакомаЯ мне с детства,  вдруг
показалась новой; она сказала: "‡дравствуй, „жек", а Я держал  ее  сильную
узкую ладонь и думал, что вот настало лето.
   ‹ето настало. € совсем не такое, как все, что были раньше, и  все,  что
были потом. „нем Я, как всегда, проводил много времени с  Ђдамом,  и,  как
всегда, Ђнна увЯзывалась за нами; она увЯзывалась за нами потому, что  они
с Ђдамом очень дружили. ‚ то лето мы с Ђдамом играли в  теннис  по  утрам,
пока не начинало припекать, и Ђнна приходила с нами,  садилась  в  ажурной
тени мимоз и миртов, смотрела, как Ђдам гонЯет менЯ  по  корту,  и  звонко
хохотала, когда Я спотыкалсЯ о собственную  ракетку.  €ногда  она  и  сама
гонЯла менЯ, потому что играла она хорошо, а Я - плохо.  Ћна  и  на  самом
деле играла хорошо, несмотрЯ на свою хрупкость; в  ее  тонких  руках  была
настоЯщаЯ сила. € ноги у нее были быстрые; юбка захлестывала их, словно  у
танцовщицы, а белые туфли так и мелькали. Ќо лучше всего Я помню ее  в  те
утренние часы на задней линии корта, когда,  поднЯвшись  на  цыпочки,  она
подавала  -  ракетка  занесена  над   головой,   откинутаЯ   праваЯ   рука
приподнимает грудь, а леваЯ, из которой только что  вылетел  мЯч,  еще  не
опущена  и  словно   что-то   срывает   в   воздухе;   лицо,   строгое   и
сосредоточенное, обращено к Яркому солнцу, широкому небу и белому  мЯчику,
повисшему в нем, словно земной шар в океане света.  „а,  это  классическаЯ
поза, и очень жалко, что греки не играли в теннис, потому что, если бы они
играли в теннис, они непременно  изобразили  бы  на  греческой  вазе  Ђнну
‘тентон. Ђ впрочем, едва ли. ‚едь в этот миг тело, несмотрЯ  на  всю  свою
пластику, слишком воздушно, слишком напрЯжено, слишком  на  цыпочках.  ќто
миг перед взрывом, а на вазах греки таких  состоЯний  не  изображали.  ‚от
почему этот миг и запечатлен не на вазе в музее, а в моем мозгу, где никто
его не видит, кроме  менЯ.  €бо  это  мгновение  перед  взрывом,  и  взрыв
происходил. ђакетка бьет, овечьи жилы звенЯт, и  белый  мЯчик  несетсЯ  на
менЯ, а Я, как водитсЯ, его пропускаю, гейм кончен, сет кончен, и мы  идем
домой сквозь недвижный зной днЯ, ибо роса уже высохла и  утренний  ветерок
стих.
   Ќо впереди  у  нас  еще  оставались  послеполуденные  часы.  ‚о  второй
половине днЯ мы уходили купатьсЯ или сначала плавать под парусом, а  потом
купатьсЯ, все втроем, а иногда вместе с другими  мальчиками  и  девочками,
чьи родители жили на набережной или приезжали сюда погостить. Џосле  обеда
мы снова собирались вместе и в потемках сидели у ‘тентонов или  у  нас  на
веранде, шли в кино либо купались  при  луне.  Ћднажды  вечером,  когда  Я
пришел к ним, Ђдама не было -  он  повез  куда-то  отца,  -  и  поэтому  Я
пригласил Ђнну в кино. Ќа обратном пути мы  остановили  машину  -  Я  взЯл
открытую двухместную, потому  что  мать  укатила  со  своей  компанией  на
большой, - и любовались бухтой за мысом •ардин. ‹унный свет протЯнулсЯ  по
зыбкой воде холодной огненной межой. Љазалось,  этот  белый  огонь  сейчас
перекинетсЯ на весь океан, словно  пожар  в  степи.  Ќо  сверкающаЯ  рЯбаЯ
полоса только чуть колыхалась и таЯла у размытого светлого горизонта.
   Њы сидели в машине, спорили о только что виденном фильме и смотрели  на
лунную дорожку. Џостепенно разговор замер. Ђнна сползла на  край  сиденьЯ,
откинула голову на спинку и стала  смотреть  в  небо  -  верх  машины  был
опущен, и лицо ее при лунном свете казалось гладким, как  мрамор.  џ  тоже
сполз на край и стал смотреть в небо - не знаю уж, каким там казалось  мое
лицо при лунном свете. џ думал, что вот сейчас протЯну руку и  обниму  ее.
‚зглЯнув на нее украдкой,  Я  увидел  ее  мраморно-гладкое  лицо  и  руки,
лежавшие на коленЯх ладонЯми вверх,  с  чуть  согнутыми  пальцами,  словно
готовыми принЯть подарок. Њне было очень легко дотЯнутьсЯ до нее, взЯть ее
за руку и, принЯвшись за дело, поглЯдеть,  далеко  ли  мы  зайдем.  €бо  Я
мыслил  именно  такими  понЯтиЯми  -   затасканными   ходовыми   понЯтиЯми
университетского юнца, считающего себЯ дьЯвольски опытным мужчиной.
   Ќо Я не протЯнул руки. ’от маленький кусок кожаной обивки,  на  котором
она лежала,  подставив  лунному  свету  лицо  и  уронив  на  колени  руки,
казалось, отделен от менЯ тысЯчей  миль.  џ  сам  не  понимал,  почему  не
протЯгиваю руки. џ уверЯл себЯ, что ничуть не робею, ничуть  не  боюсь,  Я
говорил себе: "—ерт, она ведь еще ребенок, чего Я на самом деле тЯну -  ну
рассердитсЯ на худой конец, тогда Я больше не полезу. „а и не  рассердитсЯ
она, - говорил Я себе, - что она, не знает, длЯ чего мы остановились,  длЯ
чего сидЯт с ребЯтами в машине - не длЯ того же, чтобы в шахматы при  луне
играть. …й не впервой - небось  кто-нибудь  перебирал  уже  клавиши  этого
инструмента". ‘начала менЯ отвлекла эта мысль, но потом бросило в  жар,  Я
разозлилсЯ. џ приподнЯлсЯ, чувствуЯ непонЯтное смЯтение. "Ђнна... Ђнна..."
- начал Я, не знаЯ, что хочу сказать.
   Ћна обернулась ко мне, не поднимаЯ головы со спинки  сиденьЯ  -  просто
перекатила ее по кожаной подушке. Џотом приложила палец к губам и сказала:
"’с-с...  тс-с-с!.."  Ћна  отнЯла  палец  и  улыбнулась  мне   открыто   и
простодушно через всю тысЯчу миль кожаной подушки, котораЯ нас разделЯла.
   џ опустилсЯ на место. Њы долго еще лежали так, глЯдЯ  на  небо,  омытое
лунным светом, слушаЯ, как вода тихо лижет  гальку  мыса.  —ем  дольше  мы
лежали, тем громадное казалось мне небо.  џ  снова  украдкой  взглЯнул  на
Ђнну. ѓлаза ее были закрыты, и, когда Я подумал, что она больше не смотрит
вместе со мной на небо, Я вдруг почувствовал себЯ одиноким, покинутым.  Ќо
она открыла глаза - Я следил за ней и сразу это заметил -  и  опЯть  стала
смотреть на небо. џ лежал рЯдом, глЯдел вверх и ни о чем не думал.
   ‚ те годы мимо переезда за Ѓерденс-‹ендингом  без  четверти  двенадцать
ночи проходил поезд. “ переезда он всегда гудел. Ћн загудел и в ту ночь, и
Я понЯл, что сейчас без четверти двенадцать. €  что  пора  домой.  џ  сел,
завел мотор, развернулсЯ и поехал обратно. Њы не произнесли ни слова, пока
не остановились у дома ‘тентонов. ’ам Ђнна мигом выскользнула  из  машины,
на секунду замерла на ракушечной дорожке, тихо сказала:  "‘покойной  ночи,
„жек" - и взбежала по ступенькам. ‚се это произошло прежде,  чем  Я  успел
опомнитьсЯ.
   џ растерЯнно смотрел на черное отверстие двери - войдЯ, Ђнна не  зажгла
на веранде света - и напрЯженно вслушивалсЯ,  словно  ожидал  сигнала.  Ќо
вокруг не раздавалось ни звука, если не считать безымЯнных  шорохов  ночи,
слышных даже при полном безветрии  и  вдали  от  берега,  где  никогда  не
умолкает вода.
   —ерез несколько минут Я завел мотор и, со скрежетом разбрасываЯ  шинами
ракушки, вылетел из имениЯ ‘тентонов. Ќа  набережной  Я  дал  полный  газ,
чтобы эти сонные паразиты в белых виллах знали,  где  раки  зимуют.  —тобы
повскакали в своих постелЯх как ошпаренные. ‘ ревом пролетев миль  десЯть,
Я въехал в  сосновый  лес,  где  спугнуть  можно  было  только  филина  да
какого-нибудь одичавшего  скваттера,  который  валЯетсЯ  в  своей  берлоге
посреди  топи  -  божий  дар  малЯрийным  комарам.  ’ут  Я  сбросил   газ,
развернулсЯ и, откинувшись на спинку, тихо поехал назад, словно в лодке по
течению.
   Ќо дома, стоило мне лечь в постель, как Я вспомнил - нет, не  вспомнил,
а увидел - запрокинутое лицо Ђнны с закрытыми глазами, под лунным  светом;
и Я вспомнил тот давний пикник, тот день, когда мы  купались  в  море  под
грозовыми тучами и она лежала на спине, обратив лицо с закрытыми глазами к
пурпурно-зеленому небу, а в высоте над ней пролетала белаЯ чайка.  „о  сих
пор Я, кажетсЯ, ни разу об этом не вспоминал, а если и  вспоминал,  то  не
придавал никакого значениЯ; теперь же, в постели,  Я  вдруг  почувствовал,
что стою на грани какого-то головокружительного открытиЯ. џ понЯл: то, что
было сегоднЯ, - лишь продолжение того,  что  было  тогда,  на  пикнике,  и
сегоднЯшнее все времЯ жило в том, что было раньше, а Я этого  не  знал,  Я
откинул это или обронил, а ведь  это  все  равно  что  обронить  зерно  и,
вернувшись на то же место, увидеть растение в полном цвету или  все  равно
что бросить в огонь вместе с мусором  бурую  палочку,  а  она  оказываетсЯ
динамитом, и все летит кувырком.
   ‚се полетело кувырком. џ вскочил на кровати  как  ошпаренный,  не  хуже
сонных паразитов. џ сидел на кровати, преисполненный безмерного  восторга.
’акого Я еще никогда не испытывал. “ менЯ сперло дыхание, надулись жилы на
лбу, будто Я нырнул слишком глубоко и не  знаю,  выплыву  ли  наверх.  Њне
казалось, что сейчас Я постигну последнюю, всеобъемлющую истину. …ще миг -
и постигну. Џотом Я перевел дух. "ѓосподи!  -  сказал  Я.  -  ѓосподи!"  €
широко раскинул руки, словно мог охватить весь белый свет.
   џ снова вызвал в памЯти ее лицо на воде,  под  хмурым  пурпурно-зеленым
небом, где пролетала белаЯ чайка. ЊенЯ  ошеломило  это  воспоминание,  эта
картина, снова возникшаЯ  перед  глазами;  ибо  то,  что  вызвало  у  менЯ
восторг, было забыто, заслонено самим чувством восторга, которое  затопило
весь мир. € когда эта картина  возникла  передо  мной,  ощущение  восторга
прошло, Я почувствовал огромную нежность, нежность,  пронизанную  печалью,
словно нежность была мЯсом, а печаль - нервами и сосудами моего тела.  ќто
звучит нелепо, но так оно и было. €менно так.
   ’огда  Я  подумал  очень  объективно,  будто  наблюдал  за   состоЯнием
постороннего человека: "’ы влюблен".
   ЊенЯ смутила эта мысль. —то Я влюблен. € что это совсем не так,  как  Я
себе представлЯл. џ удивилсЯ, оторопел, как человек, который вдруг узнает,
что получил в наследство миллион и в любую минуту может взЯть его в банке,
или, наоборот, как человек, узнавший, что маленькаЯ горошина у него внутри
- рак и он носит в себе эту загадочную, набухающую апокалипсическую штуку,
котораЯ часть его самого  и  в  то  же  времЯ  чужеродное  тело,  враг.  џ
осторожно встал с постели, подошел к окну, несЯ себЯ так бережно, будто  Я
был корзиной Яиц, и стал глЯдеть в залитую лунным светом ночь.
   €так, молодой студент, который считал себЯ дьЯвольски опытным, видавшим
виды мужчиной и, глЯдЯ в тот вечер  на  другой  край  кожаного  сиденьЯ  в
машине, позволЯл себе пошлые, затасканные мысли, как бы пытаЯсь  оправдать
собственное представление о себе, - итак, он не протЯнул  руки  к  другому
краю сиденьЯ и в результате стоЯл в  чем  мать  родила  у  открытого  окна
темной  комнаты  и  всматривалсЯ  в   беспредельную   лунную   ночь,   где
поблескивало  море  и  пересмешник  в  зарослЯх  мирта  надрывно  вещал  о
непререкаемой красоте и справедливости вселенной.
   ‚от так и ночи стали Ђнной ‘тентон. Џотому что в ту ночь в машине  Ђнна
сыграла со мной хитрую шутку. Ѓез рук и без слов, но руки и слова  тут  не
понадобились. Џовернув голову на кожаной  спинке  сиденьЯ,  она  приложила
палец к губам, сказала: "’с-с, тс-с-с..." - и улыбнулась. €  всадила  свой
гарпун глубже прежнего. Љвикег [гарпунщик из романа ѓермана Њелвилла "Њоби
„ик"] пронзил  им  два  метра  сала,  до  самого  нутра,  но  Я  этого  не
подозревал, пока не выбрали линь и зубцы не рванули живое мЯсо, которое  и
было настоЯщим мной. Ђ Я-то думал, что из сала целиком состою.  €  мог  бы
дальше так думать.
   „а, Ђнна ‘тентон была моими ночами. € днЯми тоже, но в течение днЯ  она
была не всем его содержанием, а  скорее  привкусом,  эссенцией,  климатом,
запахом, без которых все остальное ничего не стоит.  ‘  нами  часто  бывал
Ђдам, а иногда и другие - с книгами, бутербродами и одеЯлами - в  сосновом
бору, на плЯже, на корте, на тенистой веранде, где играл патефон, в лодке,
в кино. Ќо иногда она ронЯла книгу на одеЯло, ложилась на спину, глЯдЯ  на
высокий свод  перепутавшихсЯ  сосновых  веток,  а  Я  посматривал  на  нее
украдкой и через минуту забывал о существовании Ђдама. €ли на веранде она,
бывало, смеетсЯ и болтает с другими под звуки патефона, и Я вдруг  замечу,
что она затихла, задумалась, может, только на миг, и взглЯд  ее  устремлен
куда-то далеко, за пределы веранды, двора, и снова на  один  этот  миг  ни
Ђдама, ни остальных будто не существует.
   Ђ еще мы ездили в гостиницу, где была вышка длЯ прыжков в воду -  очень
высокаЯ, потому что гостиница была шикарной и времЯ от времени  устраивала
выставки и скачки. ‚ то лето  Ђнна  помешалась  на  прыжках  в  воду.  Ћна
влезала наверх - с каждым днем все выше - и замирала  там,  на  солнце,  у
самого краЯ. Љогда она поднимала руки, Я чувствовал,  что  внутри  у  менЯ
сейчас что-то лопнет. Џотом она летела вниз  ласточкой,  раскинув  руки  и
выгнув узкое тело с крепкой грудью и плотно  сдвинутыми  длинными  ногами.
Ћна слетала вниз, освещеннаЯ солнцем, Я смотрел на нее, и вокруг  нас  как
будто не было никого. џ задерживал дыхание, пока внутри у менЯ не лопалось
то, что должно было лопнуть. Ћна  врезалась  в  воду,  и  сомкнутые  пЯтки
исчезали в венке пены и брызг.  Ђдам  злилсЯ,  что  она  прыгает  с  такой
высоты.
   - Ќу, Ђдам, - говорила она. - Ќу, Ђдам, ничего, ведь это так здорово.
   € - по лестнице, вверх. ‚верх и прыжок. ‚верх и прыжок. ‚верх и прыжок.
‘нова и снова. џ думал: какое у нее лицо, когда она входит в воду? —то оно
выражает?
   Ќо иногда днем мы оставались совершенно одни. €ногда мы с ней удирали в
сосновый бор и бродили по глухому ковру игольника, держась за руки. Ѓыл  у
нас и маленький поплавок длЯ нырЯниЯ, доска  на  Якоре  метрах  в  ста  от
берега, против причала ‘тентонов. Њы с ней уплывали туда,  пока  остальные
дурачились на плЯже или когда никого не  было,  и  лежали  там  на  спине,
закрыв  глаза,  касаЯсь  друг  друга  только  кончиками  пальцев;   пальцы
покалывало, словно с них ободрали кожу и обнажили нервы, словно в них было
сосредоточено все мое существо.
   Џо вечерам мы бывали вдвоем довольно часто. ђаньше вместе были  Ђдам  и
Я, а за нами увЯзывалась Ђнна, теперь оказалось, что вместе Ђнна и Я, а за
нами увЯзываетсЯ Ђдам. Ќо чаще он  оставалсЯ  дома  и  читал  ѓиббона  или
’ацита -  в  ту  пору  он  бредил  „ревним  ђимом.  Џеремена  произошла  с
легкостью, какой Я не ожидал. Ќаутро после нашей поездки в машине  Я,  как
всегда, играл с ними в теннис, а днем пошел с ними купатьсЯ. џ поймал себЯ
на том, что не спускаю глаз  с  Ђнны,  но  больше  никакой  разницы  Я  не
заметил. ‚ ней Я не видел никакой перемены. џ стал сомневатьсЯ,  произошло
ли вообще что-нибудь, возил ли Я ее  вчера  вечером  в  кино.  Ќо  сегоднЯ
вечером мне необходимо было ее видеть.
   џ пошел к ним,  когда  стало  смеркатьсЯ.  Ћна  сидела  на  веранде  на
качелЯх. Ђдам был наверху, писал письмо. —то-то  длЯ  отца,  сказала  она.
‘пуститсЯ через несколько минут. Ћна предложила мне сесть, но Я отказалсЯ.
џ стоЯл в дверЯх, чувствуЯ неловкость, и не знал, что сказать.  Ќаконец  Я
выпалил:
   - Џойдем к причалу, давай погулЯем. -  €  неуверенно  добавил:  -  Џока
Ђдама нет.
   Ћна встала, не говорЯ ни слова, и подала мне руку - подала сама,  и  от
этого в моем организме сразу заревели пожарные сирены,  зазвенели  звонки,
забили колокола. Ћна пошла со мною вниз по  лестнице,  по  дорожке,  через
шоссе, к причалу. Њы пробыли там очень долго. ‡а это  времЯ  Ђдам  мог  бы
написать десЯток писем. Ќо на  причале  ничего  не  произошло:  мы  просто
сидели на краю, свесив ноги, держались за руки и смотрели на бухту.
   Ќедалеко от бухты, у шоссе,  как  раз  против  дома  ‘тентонов,  стоЯла
густаЯ миртоваЯ роща. Ќа обратном пути, когда мы подошли к ней, держась за
руки, Я остановилсЯ под деревьЯми, притЯнул Ђнну к себе - рывком, неловко,
потому что задумал это еще по дороге к причалу и долго себЯ настраивал,  -
и поцеловал. Ћна не противилась, руки ее  висели  неподвижно,  но  на  мой
поцелуй она не ответила и лишь покорно принЯла  его,  как  пай-девочка.  џ
посмотрел ей в лицо: оно было спокойно, но  затуманено  раздумьем,  как  у
ребенка, когда он решает, нравитсЯ ему новое кушанье или нет. € Я подумал:
"Ѓоже мой, да она, наверно, еще не целовалась, хотЯ ей уже семнадцать  или
скоро семнадцать" - и чуть не расхохоталсЯ - такое смешное было у нее лицо
и так Я был счастлив. џ поцеловал ее  опЯть.  Ќа  этот  раз  она  ответила
поцелуем, правда робко, как бы пробуЯ, но ответила.
   - Ђнна... - сказал Я, сердце у менЯ  прыгало,  а  голова  кружилась.  -
Ђнна, Я тебЯ люблю, страшно люблю...
   Ћна держалась обеими  руками  за  мой  пиджак,  под  плечами,  и  слабо
прижималась ко мне, склонив голову вниз и набок, словно  просила  прощениЯ
за какой-то проступок. Ћна не ответила на мои слова и, когда  Я  попыталсЯ
поднЯть ей голову, только сильнее прижалась к плечу и крепче ухватилась за
пиджак. џ гладил ее волосы, вдыхаЯ их свежий запах.
   —ерез какое-то времЯ, не знаю, долгое или короткое, она высвободилась и
сделала шаг назад.
   - Ђдам ждет... - сказала она. - Ќадо идти...
   џ пошел за ней через шоссе к воротам ‘тентонов. ЏройдЯ несколько  шагов
по дороге к дому, она помедлила, чтобы Я мог ее догнать. Џотом взЯла  менЯ
за руку, и так, держась за руки, мы  дошли  до  веранды,  где  должен  был
сидеть Ђдам.
   ’ам он и сидел - Я увидел, как разгорелсЯ от длинной затЯжки,  а  потом
потемнел огонек его сигареты.
   „ержа менЯ за руку, но еще крепче, словно  выполнЯЯ  какое-то  решение,
она поднЯлась по ступенькам веранды,  отворила  свободной  рукой  дверь  и
вошла, ведЯ менЯ за собой. Њы постоЯли немного, держась за руки. Џотом она
сказала:
   - Џривет, Ђдам.
   € Я сказал:
   - Џривет, Ђдам.
   - Џривет, - сказал он.
   Њы продолжали стоЯть, точно чего-то  ждали.  Џотом  она  отпустила  мою
руку.
   - Џойду наверх, - объЯвила она. - ‘покойной ночи.
   € убежала, быстро, глухо пошлепываЯ резиновыми  подошвами  по  дощатому
полу веранды и прихожей.
   Ђ Я все стоЯл.
   Џока Ђдам не сказал мне:
   - Љакого черта ты не садишьсЯ?
   ’огда Я сел. Ђдам кинул мне пачку сигарет. џ вынул одну и стал искать в
карманах спички, но не нашел. Ћн наклонилсЯ, зажег спичку и поднес к  моей
сигарете. Њне показалось, будто он нарочно осветил менЯ, чтобы  разглЯдеть
мое лицо, а свое прЯчет в тени. џ чуть было не отпрЯнул назад и  не  вытер
рот рукой, чтобы проверить, нет ли там губной помады.
   ‘игарета зажглась, Я убрал голову от огнЯ и сказал:
   - ‘пасибо.
   - Џожалуйста, - ответил он, и  на  этом,  в  сущности,  кончилась  наша
беседа в тот вечер. Ђ нам было о чем поговорить. Ћн мог задать мне вопрос,
который, Я знаю, его волновал. „а и Я мог ответить, не дожидаЯсь  вопроса.
Ќо ни один из нас не сказал того, что надо. џ  боЯлсЯ  этого  вопроса,  и,
сколько бы Я себЯ ни убеждал, что ну его к  черту,  не  его  это  дело,  Я
чувствовал себЯ виноватым, словно обокрал его. Ќо в  то  же  времЯ  Я  был
очень возбужден и хотел, чтобы он менЯ спросил - мне  хотелось  рассказать
кому-нибудь, какаЯ Ђнна ‘тентон замечательнаЯ  и  как  Я  влюблен.  ‘ловно
ощущение влюбленности не  будет  полным,  пока  Я  кому-нибудь  не  скажу:
"Џослушай, Я ведь влюблен, будь Я проклЯт, если вру". ‚ этот  миг  полнота
чувств требовала исповеди так же, как позднее она потребует жарких, потных
объЯтий. € вот Я сидел  на  темной  веранде,  поглощенный  мыслью,  что  Я
влюблен,  стремЯсь  рассказать  об  этом,  чтобы  полнее   пережить   свое
состоЯние, и прекрасно обходилсЯ в ту  минуту  без  предмета  своей  любви
Ђнны,  котораЯ  ушла  к  себе  в  комнату.  џ  был  так  поглощен   своими
переживаниЯми, что даже не задумалсЯ, почему  она  ушла  наверх.  Џозже  Я
решил, что она нарочно стоЯла перед Ђдамом и держала  менЯ  за  руку,  тем
самым даваЯ ему знать о новом строении нашего маленького кристалла, нашего
мирка, а потом ушла к себе, чтобы он в одиночестве привык к этой мысли.
   Ќо быть может, решил Я позже - гораздо позже, много лет  спустЯ,  когда
казалось, что все это уже не имеет значениЯ, - ей просто  хотелось  побыть
одной, посидеть у окна без света или полежать на кровати, глЯдЯ  в  темный
потолок, чтобы свыкнутьсЯ со своим новым "Я", узнать, как живетсЯ в  новой
стихии, как дышитсЯ в  новом  воздухе,  как  плаваетсЯ  в  приливе  нового
чувства. Њожет, она ушла наверх, чтобы побыть в одиночестве, - поглощеннаЯ
собой, как бывает поглощен ребенок видом кокона, выпускающего  в  сумерках
красивую  бабочку  -  все  ту  же  сатурнию,  зеленовато-серебристую,  еще
влажную,  со  смЯтыми  крылышками,  которые  постепенно  расправлЯютсЯ   в
полутьме и медленно веют, поднимаЯ такой легкий ветерок, что,  нагнувшись,
его не почувствуешь и глазом. …сли так, то она пошла  к  себе  в  комнату,
чтобы разобратьсЯ, чем она  стала,  ибо,  когда  ты  влюблен,  ты  как  бы
рождаешьсЯ заново. ’от, кто тебЯ любит, отбирает тебЯ из огромных  залежей
первозданной глины - человечества, чтобы сотворить из  нее  нечто,  и  ты,
бесформенный комок этой глины, маешьсЯ, хочешь  узнать,  во  что  же  тебЯ
превратили. Ќо в то же времЯ ты, любЯ кого-то,  становишьсЯ  одушевленным,
перестаешь быть частью однородного первовещества, в тебЯ вселЯетсЯ  жизнь,
и ты начинаешьсЯ. ’ы создаешь себЯ, творЯ  другого,  кто  в  свою  очередь
сотворил тебЯ, выбрал тебЯ, комок глины, из общей  массы.  ЏолучаютсЯ  два
тебЯ: один, которого ты  сам  создаешь,  влюбившись,  и  второй,  которого
создает твой любимый, полюбив тебЯ. € чем дальше отстоЯт друг от друга эти
два твоих существа, тем натужнее скрипит мир на своей оси.  Ќо  если  твоЯ
любовь и любовь к тебе совершенны, разрыв между обоими твоими "Я" исчезает
и они  сливаютсЯ.  Ћни  совпадают  полностью,  они  неразличимы,  как  два
изображениЯ в стереоскопе.
   ’ак или иначе, Ђнна ‘тентон, семнадцати  лет  от  роду,  пошла  наверх,
чтобы побыть наедине с собой, вдруг почувствовав, что  она  влюблена.  Ћна
была  влюблена  в  довольно  высокого,  нескладного,  сутуловатого   юношу
двадцати одного года с костлЯвым лошадиным лицом,  большим,  свернутым  на
сторону крючковатым носом, темными растрепанными волосами, темными глазами
(но не глубокими и горЯщими, как у Љасса Њастерна,  а  часто  пустыми  или
невыразительными, воспаленными по утрам и блестевшими только от волнениЯ),
большими руками, которые мЯли, тискали, дергали одна другую  за  пальцы  у
него на коленЯх, с косолапой, шаркающей походкой; в юношу, не  обладавшего
ни  красотой,  ни  талантами,  ни  прилежанием,  ни  добротой,   ни   даже
честолюбием; склонного ударЯтьсЯ в крайности, приходить в смЯтение,  вечно
кидатьсЯ от меланхолии к беспричинному буйству, из холода  в  пламень,  от
любопытства к апатии, от смирениЯ к самовлюбленности, из вчерашнего днЯ  в
завтрашний. —то ей удалось сотворить из этого комка  неблагодарной  глины,
так никто и не узнает.
   Ќо в своей любви она создавала и себЯ заново и  поэтому  пошла  наверх,
чтобы побыть в темноте и выЯснить, чем было ее новое "Я". Ђ  тем  временем
мы с Ђдамом сидели внизу на веранде и молчали. ‚ этот вечер Ђдам выбыл  из
игры на все будущие вечера: стакан, лимон, выйди вон.
   ‚се остальные тоже выбыли из игры, потому что даже в те  вечера,  когда
на веранде у ‘тентонов или у  моей  матери  собиралась  большаЯ  компаниЯ,
заводила патефон и танцевала (а мальчики - многие из них  уже  отвоевались
во ”ранции - то и дело бегали глотнуть  из  бутылки,  спрЯтанной  в  дупле
дуба), мы с Ђнной их в игру не принимали. Џотому что органди и  рогожка  -
тонкие материи, и единственный человек, с кем Я  прилично  танцевал,  была
Ђнна ‘тентон, и ночи стоЯли теплые, и Я не настолько был выше Ђнны,  чтобы
не слышать запаха ее волос, когда наши скованные музыкой  ноги  выписывали
узоры нашего  забытьЯ,  и  мы  дышали  в  одинаковом  ритме,  и  вскоре  Я
переставал ощущать свое  неуклюжее  тело,  становилсЯ  почти  бестелесным,
легким как перышко, невесомым, как  большой  пустоголовый  воздушный  шар,
привЯзанный к земле тонкой ниточкой до первого дуновениЯ ветерка.
   €ногда мы  садились  в  машину  и  мчались  из  ‹ендинга  во  весь  дух
(насколько позволЯли тогдашние дороги и тогдашний  мотор),  пролетаЯ  мимо
домов, отмелей  и  сосен;  голова  ее  лежала  на  моем  плече,  а  волосы
разлетались от ветра и хлестали менЯ по щекам. Ћна прижималась  ко  мне  и
громко смеЯлась, приговариваЯ:
   - „жеки, „жеки, какаЯ чуднаЯ ночь, какаЯ чуднаЯ ночь!  Ќу,  скажи,  что
это чуднаЯ ночь, милый, ну скажи, скажи!
   € мне приходилось повторЯть за ней  эти  слова,  как  урок.  Ђ  то  она
принималась тихонько напевать песню, одну из тех песен,  которые  были  на
пластинках, - господи, что же тогда  пели?  Ќе  помню.  Џотом  затихала  и
сидела неподвижно, закрыв глаза, пока Я не  останавливал  машину  в  таком
месте, где ветер с залива мог  прогнать  москитов.  (‚  безветренные  ночи
лучше было не останавливатьсЯ.) ‘лучалось, когда  Я  останавливал  машину,
она даже глаз не открывала, пока Я ее не поцелую; а  Я,  наверно,  так  ее
целовал, что ей дышать было нечем. Ђ то, бывало,  она  дождетсЯ  последней
секунды перед поцелуем, вдруг широко раскроет глаза и скажет: "у-у-у!" - и
засмеетсЯ. Ђ когда Я захочу ее  обнЯть  -  будут  только  острые  коленки,
острые  локти,  сдавленные  смешки,  хихиканье,  змеинаЯ  увертливость   и
тактика,  достойнаЯ  мастера  джиу-джитсу.  Џоразительно,  что   маленькое
сиденье машины давало такую же возможность длЯ перегруппировки и  маневра,
как исторические равнины ”ландрии, и как то  же  существо,  которое  умело
лежать у тебЯ в руках, гибкое, как ива, мЯгкое, как шелк, и ласковое,  как
котенок, вдруг выставлЯло такое чудовищное количество острых, как  гвозди,
локтей и коварных коленок.  Ђ  за  этими  локтЯми,  коленками  и  колючими
пальцами, в лунном  свете  или  свете  звезд,  сквозь  распущенные  волосы
блестели глаза, а  из  полуоткрытых  губ  вырывалсЯ  отрывистый  смешок  и
припев: "Ќет... не люблю...  милого  „жеки...  никто  не  любит...  птичку
„жеки... Я...  не  люблю...  милого  „жеки...  никто  не  любит...  птичку
„жеки..." Џока, ослабев от смеха, она не  падала  мне  на  руки.  ’огда  Я
целовал ее, и она шептала:
   - џ люблю моего милого „жеки... - и, легонько поглаживаЯ пальцами  менЯ
по лицу, повторЯла: - џ люблю  моего  милого  „жеки,  хотЯ  у  него  такой
страшный клюв!
   € крепко дергала  мой  клюв.  Ђ  Я  поглаживал  это  горбатое,  кривое,
хрЯщеватое страшилище, притворЯЯсь,  что  мне  очень  больно,  но  в  душе
гордЯсь тем, что она до него дотронулась.
   Ќикогда нельзЯ было угадать, будет ли это долгий  поцелуй  или  бешеный
отпор и хихиканье. „а это и не имело значениЯ -  все  рав