у, то
надо  понЯть  серьезность  причин, заставивших их сделать  это.  …сли  бы не
блестЯщие  достижениЯ  отца на вчерашнем  празднике,  дело  не  зашло бы так
далеко,  но именно эти его  блестЯщие  достижениЯ особенно привлекли  к нему
внимание властей; теперь на  дружину  направлены все взглЯды, и еще  больше,
чем  прежде,  она  должна  охранЯть  свою  незапЯтнанную  репутацию.  Ћднако
случилось так, что  обидели  посыльного из ‡амка, и  теперь дружина не нашла
другого выхода, а он,  ‡ееман, взЯл на  себЯ тЯжкую обЯзанность объЯвить  об
этом  отцу.  €  пусть  отец  не  затруднЯет   ему  выполнение  этой  тЯжелой
обЯзанности.  €  как  же  ‡ееман  был   рад,  что  наконец  все  выложил;  в
уверенности, что все сделано, он отбросил излишнюю щепетильность и, указываЯ
на  диплом, висевший на стене, пальцем  поманил его к  себе.  Ћтец кивнул  и
пошел снимать диплом, но руки у него так дрожали, что он не мог снЯть его  с
гвоздЯ,  тогда Я забралась  на  стол  и помогла ему. ‘ этой минуты все  было
кончено, отец даже не вынул диплома из рамки, а так целиком и отдал ‡ееману.
Џотом сел в угол и больше не шевелилсЯ, ни с кем не разговаривал, так что мы
сами,  как умели,  рассчитались со всеми клиентами".  "Ќо  в  чем же  ты тут
видишь  влиЯние ‡амка?  --  спросил  Љ. --  Џока  что никакого вмешательства
оттуда не видно.  Џока что  по  твоему рассказу  виден  только бессмысленный
страх  людей,  их  злорадство по  поводу  неудач  ближнего, ненадежность  их
дружбы,  а  это  встречаетсЯ  всюду. ’вой  отец,  как  мне  кажетсЯ, проЯвил
некоторую  мелочность:   что  такое,   в  сущности,   этот  диплом?   ’олько
подтверждение его способностей, но их-то он не лишилсЯ. …сли эти способности
сделали  его  незаменимым,  тем лучше, и  этот начальник попал  бы  в весьма
неловкое  положение,  если  бы твой отец при  первых  же  его словах  просто
швырнул ему диплом под  ноги. Ќо  самым существенным мне кажетсЯ то,  что ты
даже  не  упомЯнула  об Ђмалии, а сама  ЂмалиЯ,  котораЯ  все  это наделала,
наверно, стоЯла спокойно в стороне и смотрела на все это опустошение?" "Ќет,
--  сказала  Ћльга,  --  упрекать  никого  нельзЯ,  никто  не мог  поступить
по-другому, тут уже действовало влиЯние ‡амка". "‚лиЯние ‡амка, -- повторила
ЂмалиЯ,  незаметно  вошедшаЯ  со  двора;  родители  давно  легли  спать.  --
ђассказывает всЯкие  сказки про ‡амок? ‚се еще сидите  тут вместе?  ‚едь ты,
Љ., хотел сразу  распрощатьсЯ с нами, а сейчас уже  десЯтый час.  ђазве тебЯ
вообще волнуют  все  эти  истории? ’ут есть  люди,  которые такими историЯми
просто  питаютсЯ, сЯдут рЯдком,  вот как  вы сейчас  сидите,  и угощают друг
дружку россказнЯми; но  ты,  по-моему,  к таким людЯм не принадлежишь". "‚от
именно,  --  сказал  Љ., --  принадлежу, а люди,  которых такие  истории  не
волнуют  и   которые  предоставлЯют   другим  волноватьсЯ,   менЯ  никак  не
интересуют".  "„а,  конечно, -- сказала  ЂмалиЯ, --  но заинтересованность у
людей тоже бывает разнаЯ, Я слыхала об одном молодом человеке, который  день
и  ночь думал  только  о  ‡амке,  все  остальное  забросил, боЯлись  за  его
умственные способности, потому что все его мысли были там, наверху, в ‡амке.
Ќо  в конце концов выЯснилось, что  думал он  вовсе не обо  всем ‡амке, а  о
дочке какой-то  уборщицы из  канцелЯрий,  наконец он заполучил ее, тогда все
стало на место". "„умаю, что этот человек мне бы  понравилсЯ", -- сказал  Љ.
"‘омневаюсь,  чтоб этот человек тебе понравилсЯ, -- сказала  ЂмалиЯ,  -- ‚от
его жена -- возможно! Ќу, не стану вам мешать, пойду спать, и огонь придетсЯ
потушить, из-за родителей: обычно они сразу засыпают очень  крепко, но через
час настоЯщему сну уже конец,  и  тогда  им мешает даже самый слабый отсвет.
‘покойной ночи!" €  действительно,  сразу  стало  темно.  ЂмалиЯ,  очевидно,
постлала себе где-то на полу, поближе  к родительской кровати. "Ђ что это за
молодой  человек, про  которого  она говорила?"  --  спросил Љ. "Ќе знаю, --
сказала  Ћльга,  --  может быть, Ѓрунсвик, хотЯ ему это не совсем  подходит,
может  быть, и  кто-то другой. …е не  так легко понЯть, потому что часто  не
знаешь,  с  насмешкой  она  говорит  или  всерьез.  —аще  всего она  говорит
серьезно, а звучит как насмешка". "Ћставь этот тон! -- сказал Љ. -- € как ты
попала  в  такую  зависимость от нее? Ќеужели  так уже  было  и  перед всеми
несчастьЯми? €ли стало потом?  ђазве у тебЯ никогда  не бывает желаниЯ стать
независимой от  нее? €  наконец, имеет ли эта  зависимость какие-то разумные
основаниЯ? Ћна ведь младшаЯ, сама должна слушатьсЯ старших. ‚иновата она или
не виновата, но все несчастье на семью навлекла именно  она. €  вместо того,
чтобы изо днЯ в  день просить прощениЯ у каждого из вас, она задирает голову
выше всех, ни  о чем не  беспокоитсЯ, разве  что  из милости о родителЯх, не
желает,  как она выражаетсЯ, чтобы ее посвЯщали во все эти дела, а когда она
наконец удостаивает вас разговором, так хоть  и  говорит она  серьезно, а ее
слова звучат  насмешкой. Њожет  быть,  она забрала власть своей красотой,  о
которой ты так часто упоминаешь?  Ђ ведь вы, все трое,  очень похожи, однако
то, чем она  от вас обоих отличаетсЯ, во  всЯком  случае  говорит  не  в  ее
пользу: уже с первого раза, как только Я ее увидел, менЯ  отпугнул ее тупой,
неласковый взглЯд. Ђ потом, хоть она и младшаЯ, но по ее внешности это никак
не  заметно, у  нее вид безвозрастный, свойственный  женщинам,  которые хотЯ
почти  и не  стареют,  но  и никогда,  в сущности, не выглЯдЯт молодыми.  ’ы
видишь ее  каждый день,  и ты  едва ли  замечаешь, какое у нее жесткое лицо.
Џотому,  если  хорошенько  подумать,  Я   никак  не  могу  принЯть   всерьез
влюбленность ‘ортини; может быть, он этим письмом хотел ее только обидеть, а
вовсе не позвать к себе?" "Џро ‘ортини Я  разговаривать  не хочу, -- сказала
Ћльга, -- от  этих господ из ‡амка всего  можно  ожидать и самой красивой, и
самой  безобразной девушке. Ќо во всем остальном насчет Ђмалии ты совершенно
ошибаешьсЯ. Џойми, у  менЯ  нет никаких оснований располагать  тебЯ в пользу
Ђмалии,  и  если  Я  пытаюсь это  сделать,  то  только ради тебЯ  же. ЂмалиЯ
каким-то образом  стала  причиной всех наших  несчастий, это верно, но  даже
отец,  который тЯжелее  всех  пострадал  от этого,  он,  никогда  не умевший
выбирать слова и сдерживатьсЯ, особенно у себЯ дома, даже он в самые  худшие
времена  никогда  ни  единым словом  не попрекнул  Ђмалию.  € не потому, что
одобрЯл  ее  поведение,  --  разве  он,  такой поклонник  ‘ортини,  мог  это
одобрить? -- он и отдаленно не  мог ее понЯть: он  бы охотно пожертвовал длЯ
‘ортини  и собой, и всем, что у него было, правда, не так, как оно  на самом
деле   случилось,  когда  ‘ортини,   вероЯтно,  очень   разгневалсЯ.  ѓоворю
"вероЯтно", потому что мы больше ничего о  ‘ортини не  слыхали, и если он до
сих пор жил  замкнуто,  то теперь как будто его  и вовсе не стало. Ќо ты  бы
посмотрел  на Ђмалию в те времена. ‚се мы знали,  что никакого определенного
наказаниЯ  нам  не будет. Ћт нас все  просто отшатнулись. €  здешние люди, и
весь  ‡амок. Ќо если отчужденность здешних людей длЯ  нас,  разумеетсЯ, была
Явной,  то о ‡амке мы ничего  не  знали. ‚едь  ‡амок не  причинЯл нам раньше
никаких забот,  как же мы могли заметить перемену? Ќо это молчание было хуже
всего.  ‘овсем не то, что отчужденность здешних людей, они  же отошли от нас
не по какому-то убеждению;  может быть, ничего серьезного против нас у них и
не было, тогда  такого  презрениЯ,  как нынче,  никто  еще не  проЯвлЯл, они
только из  страха  и отошли, а потом стали ждать,  как  все пойдет дальше. €
нужды нам пока что боЯтьсЯ было нечего, все  должники  с  нами расплатились,
расчеты  были  в  нашу пользу; если  нам  не хватало продуктов,  нам  тайком
помогали наши родичи,  это было нетрудно, только что собрали урожай, правда,
у нас своего  полЯ не  было, а помогать в  работе  нас  никто не звал,  и мы
впервые в жизни были вынуждены почти что бездельничать.  ’ак мы  и просидели
всей семьей, при запертых окнах  и дверЯх, всю июльскую и августовскую жару.
€ ничего  не случалось. Ќикаких вызовов, никаких повесток, никаких известий,
никаких  посещений, -- ничего". "Ќу, знаешь, -- сказал Љ., -- раз  ничего не
случалось и никакое наказание вам не грозило, чего  же тогда вы боЯлись? —то
вы за  люди!" "Љак бы  тебе  это  объЯснить?  --  сказала  Ћльга. -- Њы ведь
боЯлись не того, что придет, мы уже страдали от того, что  было, мы и теперь
жили под наказанием. ‚едь люди в  „еревне только того и ждали,  что мы к ним
вернемсЯ,  что отец снова откроет мастерскую, что ЂмалиЯ, котораЯ  прекрасно
шила платьЯ, снова станет брать заказы, разумеетсЯ у самых знатных, ведь все
люди сожалели о том, что они наделали: когда такое уважаемое семейство вдруг
совершенно исключают из жизни в „еревне, каждый  от этого  что-то терЯет, но
они считали, что, отрекаЯсь от нас, они только выполнЯют свой долг, мы на их
месте поступили бы точно так же. Ћни даже точно не знали, в чем дело, только
тот посыльный вернулсЯ  в  гостиницу,  держа  в кулаке клочки  бумаги. ”рида
видела,  как  он  уходил,  потом  --  как  он  пришел,  перекинулась  с  ним
несколькими  словами и  сразу разболтала всем то,  что узнала, но опЯть-таки
вовсе не из враждебных чувств по отношению к нам, а просто из чувства долга,
на ее месте каждый счел бы  это  своим долгом. Ќо, как Я уже говорила, людЯм
больше  всего пришелсЯ бы по душе счастливый конец  всей истории. …сли бы мы
вдруг пришли  и  объЯвили,  что  все  уже в  порЯдке, что,  к  примеру,  тут
произошло недоразумение  и оно уже полностью улажено или что  хотЯ тут и был
совершен  проступок,  но он  уже  исправлен,  больше  того:  людЯм  было  бы
достаточно услышать, что нам благодарЯ нашим  свЯзЯм в  ‡амке удалось замЯть
эту историю,  -- тогда нас навернЯка принЯли бы с распростертыми  объЯтиЯми,
целовали, обнимали, устраивали бы праздники,  так уже  не раз на моих глазах
случалось с другими. Ќо  даже и такие сообщениЯ были не  нужны;  если бы  мы
только сами вышли к людЯм, решились бы восстановить прежние свЯзи, не говорЯ
ни слова об истории с письмом, этого было бы вполне достаточно,  с  радостью
все отказались бы от  всЯких обсуждений,  ведь тут, кроме страха,  всем было
ужасно неловко, потому от нас и  так отшатнулись,  чтобы ничего об этом деле
не  слышать,  ничего не говорить, ничего  не  думать, чтобы не иметь к  нему
никакого касательства. Љогда ”рида выдала все  это дело,  то сделала она так
не из  злорадства, а длЯ того,  чтобы  и себЯ,  и  других  оградить от него,
обратить внимание всей общины,  что  тут произошло нечто такое, от чего надо
было самым старательным  образом держатьсЯ подальше. Ќе мы, как семьЯ, имели
тут значение, а наша причастность ко всей этой постыдной  истории. € если бы
мы снова вышли на свет, оставили прошлое в покое, показали всем нашим видом,
что мы замЯли это дело -- неважно,  каким именно способом, --  и  убедили бы
общественное мнение, что обо всей этой истории, в чем бы она ни заключалась,
больше никогда не будет и речи, тогда все могло бы уладитьсЯ, люди поспешили
бы нам навстречу с прежней готовностью, и даже, если бы та историЯ и не была
окончательно  забыта, люди понЯли бы и  это,  помогли бы нам  ее  забыть.  Ђ
вместо  этого мы все  сидели дома.  Ќе знаю,  чего  мы дожидались!  Ќаверно,
какого-то решениЯ Ђмалии; с того утра она захватила главенство в семье и без
особых  обсуждений, без приказаний, без  просьб, одним  молчанием крепко  за
него  держалась.  Џравда,   мы,   все  остальные,   должны  были   о  многом
советоватьсЯ,  мы шептались  с  утра  до вечера,  а  иногда  отец,  внезапно
испугавшись, подзывал менЯ к себе, и Я полночи сидела на краю его кровати. Ђ
иногда мы забивались в угол с ‚арнавой, который сначала очень мало понимал и
в беспрестанном запале требовал объЯснений, всегда одних и тех же; видно, он
уже знал, что беспечной жизни, ожидавшей его сверстников, ему уже не видать,
и мы сидели вдвоем  -- точно так же, как  сейчас с тобой, Љ., -- не замечаЯ,
как проходила ночь  и наступало утро. Њать  была самой слабой из нас, должно
быть потому, что она не  только делила общее горе, но и страдала  за каждого
из  нас, и мы со  страхом  видели  в  ней  те  изменениЯ,  которые,  как  мы
предчувствовали, ждут всю нашу семью. ‹юбимым ее местом был уголок дивана --
теперь  этого  дивана  давно уже у  нас  нет,  он стоит  в большой горнице у
Ѓрунсвика, -- она сидела там, и  мы хорошенько не  знали, спит она или, судЯ
по  движению  губ, ведет  сама с собой  бесконечные разговоры.  Ѓыло  вполне
естественно,  что  мы  непрестанно обсуждали  историю  с  письмом,  вдоль  и
поперек, со всеми известными нам подробностЯми и неизвестными последствиЯми,
и,   непрестанно   соревнуЯсь  друг  с   другом,  придумывали,  каким  путем
благополучно все разрешить, это было  естественно и неизбежно, но  и вредно,
потому что мы без конца углублЯлись в то, о чем хотели позабыть. „а  и какаЯ
польза была от  наших, хотЯ  бы и блестЯщих, планов?  Ќи  один из них нельзЯ
было  выполнить без Ђмалии, все это была  лишь подготовка, бессмысленнаЯ уже
хотЯ бы потому,  что до Ђмалии наши соображениЯ никак не доходили, а если бы
и  дошли,  то не встретили  бы  ничего,  кроме молчаниЯ. Љ счастью, Я теперь
понимаю Ђмалию лучше, чем тогда. Ћна терпела больше нас всех. ЌепонЯтно, как
она  все это вытерпела и до сих пор осталась жива. Њожет быть, мать страдала
за всех нас, столько напастей  обрушилось  на нее,  но страдала она недолго;
теперь уже никак нельзЯ сказать,  что  она  страдает,  но и тогда  у нее уже
мысли путались. Ђ ЂмалиЯ не только несла все горе, но у нее хватало ума  все
понЯть, мы видели только последствиЯ, она же видела  суть дела, мы надеЯлись
на какие-то мелкие облегчениЯ, ей же оставалось только молчать, лицом к лицу
стоЯла  она с правдой и  терпела такую  жизнь  и  тогда, и теперь. Ќасколько
легче было  нам  при  всех  наших горестЯх,  чем  ей.  Џравда,  нам пришлось
покинуть наш дом, туда переехал Ѓрунсвик, нам отвели эту хижину, и на ручной
тележке мы в  несколько приемов перевезли сюда весь наш скарб. Њы с ‚арнавой
тащили  тележку,  отец с  Ђмалией подталкивали ее  сзади; мать мы  перевезли
прежде всего, и  она, сидЯ  на сундуке,  встретила нас тихими стонами.  Ќо Я
помню,  как  мы,  даже  во  времЯ  этих   утомительных  перевозок  --  очень
унизительных,  так как нам  навстречу часто попадались  возы с  полей,  а их
владельцы при виде нас отворачивались и отводили  взглЯд, -- помню, как мы с
‚арнавой даже во времЯ этих поездок не могли  не говорить о  наших заботах и
планах,  иногда останавливаЯсь посреди дороги, и только окрик отца напоминал
нам о наших обЯзанностЯх.  Ќо и после переселениЯ никакие разговоры не могли
изменить  нашу жизнь,  и мы  только  постепенно  стали все  больше и  больше
ощущать нищету. Џомощь родственников прекратилась, наши средства подходили к
концу,  и как раз в это времЯ  усилилось то презрение к  нам, которое ты уже
заметил. ‚се понЯли, что у нас нет сил выпутатьсЯ из истории с письмом, и за
это на нас очень сердились.  Ћни  правильно расценивали  тЯжкую нашу судьбу,
хотЯ точно ничего и не  знали; они понимали, что сами  врЯд  ли выдержали бы
такое  испытание  лучше нас,  но тем важнее  им  было  отмежеватьсЯ  от  нас
окончательно;  преодолей мы все, нас бы, естественно, стали уважать, но, раз
нам  это не удалось, люди решились на то, что до тех пор только  намечалось:
нас  окончательно исключили из  всех кругов  общества. ’еперь  о  нас уже не
говорили как о людЯх, нашу фамилию никогда больше  не называли, и если о нас
заговаривали, то  упоминали только ‚арнаву, самого невинного из нас, даже  о
нашей лачуге пошла  дурнаЯ слава, и, если ты проверишь себЯ,  ты сознаешьсЯ,
что и ты, войдЯ сюда впервые, подумал, что презрение  это как-то оправданно;
позже,  когда к нам  иногда стали  заходить люди,  они  морщились  от  самых
незначительных вещей, например от того, как  наша керосиноваЯ лампочка висит
над столом.  Ђ где же ей еще  висеть, как не  над столом, но им это казалось
невыносимым.  Ђ  если мы  перевешивали  лампу,  их  отвращение все равно  не
проходило.  ‚се, что  у  нас было и  чем мы  были  сами, вызывало одинаковое
презрение".

--------

        19. Џрошение

     "—то же мы делали все  это времЯ?  ‘амое  худшее, что только можно было
делать, то, за что нас справедливее можно было презирать, чем за все другое.
Њы предали Ђмалию,  мы нарушили ее молчаливый приказ, мы больше не могли так
жить,  жизнь  без  всЯкой  надежды  стала  невозможной,  и мы начали  каждый
по-своему  добиватьсЯ,  чтобы  в  ‡амке нас простили,  вымаливать  прощение.
Џравда,  мы знали,  что  нам  ничего не  исправить,  знали, что единственнаЯ
обнадеживающаЯ свЯзь,  котораЯ у нас была  с  ‡амком,  -- свЯзь  с  ‘ортини,
чиновником, благоволившим к отцу, -- стала длЯ нас недоступной, но все же мы
принЯлись за дело. Ќачал отец, начались его бессмысленные походы к старосте,
к секретарЯм, к адвокатам, к писарЯм; обычно его нигде не принимали, а  если
удавалось хитростью  или случаем  пробитьсЯ  -- как  мы ликовали  при каждом
таком известии, как потирали руки, -- то его моментально выставлЯли и больше
не принимали никогда. „а  им и отвечать отцу было  до  смешного легко. ‡амку
это всегда легко. —то ему, в сущности, надо?  —то с ним случилось? ‡а что он
просит прощениЯ?  Љогда  и кто в ‡амке замахнулсЯ на него  хоть пальцем? „а,
конечно, он обнищал, потерЯл  клиентуру и так далее, но ведь  это -- ЯвлениЯ
повседневной жизни, все дело в состоЯнии рынка, в  спросе на работу, неужели
‡амок должен во все вникать? Љонечно, там вникают во все, но нельзЯ же грубо
вмешиватьсЯ в ход жизни с единственной целью  -- соблюдать  интересы  одного
человека. —то же, прикажете разослать отсюда чиновников, прикажете им бегать
за клиентами вашего отца  и силой  возвращать их к нему? „а нет же, прерывал
их тогда отец, дома мы заранее с ним все обсудили и до его походов, и после,
обсуждали  в  уголке, словно прЯтались от Ђмалии, а она хоть и все замечала,
но  не вмешивалась. „а нет же, говорил им отец, он ведь  не жалуетсЯ, что мы
обнищали,  все, что он потерЯл, он  легко наверстает, это все несущественно,
лишь бы только его простили. Ќо что же ему прощать? -- отвечали ему. Ќикаких
доносов на  него до сих  пор не поступало,  во всЯком случае,  в  протоколах
ничего такого нет, по крайней  мере в  тех  протоколах, которые открыты  длЯ
общественности.  ‡начит, насколько  можно  установить, ни  дела  против него
никто не возбуждал, ни намерений таких пока нет. Њожет быть, он скажет, были
ли принЯты против него какие-нибудь официальные меры? €ли, быть может, имело
место  вмешательство официальных  органов? Ћб этом отец ничего  не знал. "Ќу
вот видите, раз вы ничего не знаете и раз ничего не случилось, то чего же вы
хотите? —то именно можно было бы вам простить?  ‚ крайнем случае только  то,
что вы зрЯ утруждаете власти, но это как раз и непростительно".  Ћднако отец
не сдавалсЯ,  тогда  у  него  было  еще  много сил,  и вынужденное  безделье
оставлЯло ему много свободного времени, "џ  восстановлю честь Ђмалии в самое
ближайшее  времЯ", --  говорил  он  ‚арнаве  и мне  по нескольку  раз в день
потихоньку, потому  что ЂмалиЯ не должна была это  слышать,  хотЯ говорилось
это лишь длЯ Ђмалии, потому что на самом деле  он  ни о каком восстановлении
чести  и не  думал, а думал только  о том, чтобы выпросить  прощение. Ќо длЯ
этого ему надо  было  сначала  установить свою  вину, а  в этом  власти  ему
отказывали. € он напал  на мысль, доказавшую, как ослабел к тому времени его
ум, что от него скрывают его вину, потому что он мало платит, -- дело в том,
что мы до  сих  пор  платили только  причитающиесЯ  с  нас  налоги, довольно
большие, по  нашим тогдашним обстоЯтельствам.  ’еперь же он  решил,  что ему
надо платить больше, что,  конечно, было ошибкой: хотЯ  наши власти -- чтобы
избежать лишних разговоров,  длЯ простоты  -- и  берут кое-какие взЯтки,  но
добитьсЯ этим  ничего нельзЯ.  Ќо раз отец на это надеЯлсЯ, мы ему мешать не
хотели.  Њы  продали  все,  что у нас  оставалось --  по большей части самое
необходимое, -- чтобы обеспечить отца  средствами длЯ его ходатайств, долгое
времЯ   мы  испытывали  по  утрам   удовлетворение,  когда  он,  отправлЯЯсь
спозаранку в путь, мог позвЯкивать  несколькими монетками в кармане. Џравда,
мы из-за этого целыми  днЯми голодали, а единственное, чего мы действительно
добивались  благодарЯ  этим деньгам,  -- это  поддерживали у  отца  какие-то
светлые надежды.  Ћднако и это едва ли принесло пользу. Ћн измучилсЯ в своих
походах, и то, что из-за  отсутствиЯ  денег  вскоре  само собой пришло бы  к
концу, растЯнулось на долгое времЯ. ‡а деньги, конечно, никто ничего из рЯда
вон выходЯщего  все равно  сделать  не  мог,  разве что  какой-нибудь писарь
иногда  пыталсЯ создать  видимость,  будто что-то делаетсЯ,  обещал  кое-что
узнать, намекал, будто нашлись какие-то следы и он по ним начнет распутывать
дело уже не  по обЯзанности, а исключительно из любви к нашему отцу, и отец,
вместо того чтобы усомнитьсЯ, верил еще больше. Ћн возвращалсЯ домой,  после
таких Явно  бессмысленных обещаний,  как будто  нес в  дом  благополучие,  и
мучительно  было видеть, как он, с вымученной улыбкой,  широко открыв глаза,
киваЯ на Ђмалию,  хотел дать нам понЯть,  как близко  спасение Ђмалии -- что
поразило бы ее  больше всех! -- но сейчас это еще секрет, и мы должны строго
соблюдать молчание. ’ак тЯнулось бы еще долго, если бы мы в конце концов  не
лишились всЯкой возможности доставать длЯ отца деньги. Џравда, тем временем,
после долгих упрашиваний, Ѓрунсвик  взЯл ‚арнаву  к себе  в подмастерьЯ,  но
только с тем  условием, чтобы  он приходил за заказами вечером, в темноте, и
приносил работу тоже  затемно,  -- надо  принЯть во  внимание,  что Ѓрунсвик
из-за нас  подвергал свое дело  некоторой  опасности,  но платил  он ‚арнаве
гроши, хотЯ работал  ‚арнава безукоризненно,  и этой платы хватало только на
то, чтобы нам не умереть с голоду. Ћчень бережно, после долгой подготовки мы
объЯвили  отцу, что  денежнаЯ наша поддержка прекращаетсЯ,  но он принЯл это
очень спокойно. “мом он уже был не  способен  понЯть бесперспективность всех
своих походов, но постоЯнные разочарованиЯ все же его утомили.
     €ногда он  говорил -- но его речам уже не хватало прежней отчетливости,
раньше он  говорил даже  слишком отчетливо, --  что  ему понадобилось бы еще
совсем немного денег, завтра  или даже сегоднЯ он все узнал бы, а теперь все
пошло  прахом, все рушилось только из-за  денег и так далее, но по  тону его
разговоров  было Ясно,  что он сам уже ничему не верит. Љ тому же у него тут
же, с  ходу, зародились новые  планы. ’ак как ему не удалось установить свою
вину и потому он и дальше  ничего не достиг бы официальным  путем, то теперь
он решил обратитьсЯ к чиновникам с просьбами лично. ‘реди них навернЯка есть
люди с добрым, сострадательным сердцем, и хотЯ на  службе они не имеют права
слушатьсЯ  голоса  сердца,  но  если  застать  их  врасплох  вне  службы,  в
подходЯщую минуту, дело обернетсЯ по-другому".
     ’ут  Љ., который до  сих  пор слушал, совершенно поглощенный  рассказом
Ћльги, перебил ее вопросом: "€ ты считала,  что это неправильно?" € хотЯ  он
получил бы ответ из дальнейшего рассказа, но это он хотел узнать немедленно.
     "Ќет, -- сказала Ћльга, -- ни о  каком сострадании тут  и  речи быть не
могло.  Џри  всей нашей  молодости  и неопытности  мы это знали, да и  отец,
конечно,  знал, только позабыл, как и многое другое. Ћн  составил себе план:
встать неподалеку от ‡амка, у дороги, где проезжают  колЯски чиновников,  и,
если  удастсЯ, изложить им свою просьбу  о прощении. Ћткровенно говорЯ, план
был совсем неразумный, даже если бы случилось невозможное и просьба дошла бы
до  ушей какого-нибудь  чиновника.  ђазве  один чиновник  может простить?  ‚
крайнем случае это дело всего руководства, но даже и оно не может прощать, а
может только осуждать. „а и  вообще, может ли  чиновник, даже если он выйдет
из колЯски,  составить  себе  полное представление  о  деле  по тем  словам,
которые пробормочет несчастный,  измотанный, постаревший  человек, наш отец?
—иновники   --   народ  очень   образованный,  но  односторонний,  по  своей
специальности каждый из одного  слова может вывести целый рЯд мыслей, но ему
можно часами объЯснЯть то, что касаетсЯ другого  отдела,  и  он будет только
вежливо кивать  головой,  но  не  поймет  ни  слова. €  это вполне  понЯтно:
попробуй только сам разобратьсЯ в каких-нибудь  служебных  мелочах,  которые
тебЯ  непосредственно  касаютсЯ  в  каких-нибудь  пустЯках,   которые  любой
чиновник может разрешить одним  мановением руки,  -- попробуй  только  в них
разобратьсЯ досконально, и уж ты  всю жизнь провозишьсЯ,  а до сути так и не
доберешьсЯ. Ќо даже если отец и  попадет на какого-нибудь нужного чиновника,
все равно тот  ничего без предварительной документации сделать не смог бы, а
уж на проезжей  дороге он никак не сумеет простить отца, разобратьсЯ во всем
он сможет только на службе, поэтому он снова посоветует идти обычным  путем,
по инстанциЯм, но  именно  на этом пути  отца уже постигла неудача.  „о чего
дошел отец, если уж он решил хоть  как-то пробитьсЯ таким  способом! …сли бы
существовала хоть отдаленнаЯ возможность  чего-то  достичь  этим  путем,  то
дорога кишмЯ кишела бы просителЯми, но даже школьники младших классов знают,
что такие вещи невозможны,  и, разумеетсЯ, на дороге  было совершенно пусто.
‚прочем, быть может, в отце это еще больше  укреплЯло надежду, и он всЯчески
поддерживал ее. …му это было необходимо, но длЯ этого человеку не нужно было
даже  пускатьсЯ  в сложные рассуждениЯ -- ему  и с первого раза  становилось
Ясно, насколько все это безнадежно. ‚едь  когда чиновники едут в „еревню или
возвращаютсЯ в ‡амок, они  не на увеселительную  прогулку отправлЯютсЯ: и  в
„еревне  и  в  ‡амке их  ждет  работа,  оттого  и едут они со всей возможной
быстротой. €м и в голову не приходит выглЯдывать из окна колЯски и смотреть,
нет ли на дороге просителей; в колЯске полно  бумаг и  документов, чиновники
их изучают".
     "Ђ Я, --  сказал  Љ.,  --  заглЯдывал в  сани чиновника  и там  никаких
документов не  было". ‚ рассказе  Ћльги перед ним открывалсЯ такой огромный,
почти  неправдоподобный мир, что  он  не мог  удержатьсЯ,  чтобы  как-то  не
соприкоснутьсЯ с ним, хотЯ  бы  вспоминаЯ о своих мелких переживаниЯх,  чтоб
убедитьсЯ не только в существовании этого мира, но и отчетливее ощутить, что
и сам он тоже существует.
     "‚се  может быть,  --  сказала  Ћльга,  -- но  это еще  хуже: значит, у
чиновника  дела   настолько  важные,  а  документы   настолько   ценные  или
объемистые, что брать  их с  собой нельзЯ, и тогда чиновники  вообще  мчатсЯ
галопом. ‚о всЯком  случае, никто из них не смог бы выкроить времЯ длЯ отца.
Ѓолее того: к ‡амку ведет множество дорог. ’о одна из них в моде, и тогда по
ней едет большинство,  то  другаЯ  --  и туда  устремлЯютсЯ  все.  Џо  каким
правилам  происходЯт эти перемены, установить  еще не удалось.  Ћдин  раз  в
восемь утра все едут по одной дороге, через десЯть минут -- по другой, потом
-- по третьей, а  быть может, через полчаса снова по первой,  и  уж тут едут
весь  день,  но в любую  минуту  возможны изменениЯ.  Џравда, у „еревни  все
дороги сходЯтсЯ, но там колЯски летЯт как бешеные, тогда как у ‡амка они еще
замедлЯют  ход. € если  порЯдок езды по „ороге не установлен и разобратьсЯ в
нем трудно,  то это относитсЯ и к числу колЯсок. Ѓывают дни, когда  ни одной
колЯски не увидишь, а потом их проезжает великое множество. ’еперь представь
себе нашего отца в этой неразберихе. ‚ лучшем своем костюме -- вскоре у него
ничего   другого  не  останетсЯ  --  выходит   он  каждое   утро  с   нашими
благословениЯми из дому. ‘ собой он берет  маленький  значок  пожарника -- в
сущности, он уже не имеет  права  его носить -- и прикреплЯет его, выйдЯ  из
„еревни:  в  самой  „еревне  он боитсЯ его  показывать,  хотЯ  значок  такой
крошечный, что его и за два шага еле видно, но, по мнению отца, именно  этот
значок  может  привлечь  внимание  чиновников.  Ќедалеко от  входа  в  ‡амок
расположено  садоводство, оно принадлежит  некоему  Ѓертуху,  он  поставлЯет
овощи  в ‡амок, и там, на небольшом каменном выступе у  ограды,  отец выбрал
себе местечко.  Ѓертух  не возражал, потому  что  раньше  они  с отцом  были
приЯтели, и,  кроме того, Ѓертух был одним из  самых  постоЯнных  заказчиков
отца; у  него одна нога  немного искалечена, и он  считает, что только  отец
может шить подходЯщую длЯ него  обувь. ‚от там отец и сидел  изо днЯ в день,
осень была  пасмурнаЯ, дождливаЯ, но погода была ему  безразлична; с утра  в
один и  тот же час он  открывал  дверь  и  кивал нам  на  прощание,  вечером
возвращалсЯ, промокший насквозь, -- казалось, он с каждым  днем горбилсЯ все
больше и больше -- и забивалсЯ в угол. ‘начала он  нам рассказывал  все свои
мелкие приключениЯ  --  то  Ѓертух  из жалости,  по старой дружбе бросал ему
через  решетку  одеЯло,  то ему померещилось, что  он  узнал  в  проезжающей
колЯске того  или  иного чиновника,  то  вдруг  какой-нибудь  из кучеров его
узнавал  и в  шутку  стегал кнутом.  Џотом он  совсем перестал рассказывать,
видно,  уже не надеЯлсЯ чего-нибудь добитьсЯ  и только  считал своим долгом,
своей  унылой, бесполезной обЯзанностью отправлЯтьсЯ туда  и просиживать там
целый день. ’огда и начались у него ревматические боли: подходила зима, снег
выпал рано, у нас зима настает очень  быстро, а он все сидел там,  на мокрых
камнЯх, -- то под дождем, то под снегом.  Џо ночам он стонал  от боли, утром
иногда сомневалсЯ, идти  ему или нет, но пересиливал себЯ и все-таки уходил.
Њать  цеплЯлась  за него, не хотела отпускать, и он, очевидно уже напуганный
тем, что  ноги  его не слушались, позволЯл ей идти с  ним,  и тогда у матери
тоже  начались  боли. Њы  часто  к  ним туда  ходили, носили еду или  просто
навещали,   уговаривали   вернутьсЯ  домой;  как  часто   мы  заставали  их,
сгорбленных, прижимавшихсЯ друг к другу, на  узеньком выступе, закутанных  в
тонкое одеЯльце, которое  едва их прикрывало, а вокруг ничего,  кроме серого
снега и тумана,  и нигде  ни души,  по  целым днЯм ни  экипажа, ни пешехода.
Љакое  зрелище. Љ., какое зрелище! Љончилось тем,  что в  одно утро отец  не
смог  встать  с постели -- ноги  не держали,  он был безутешен,  в  каком-то
полубреду  он видел,  как именно сейчас  колЯска  останавливаетсЯ  у  ограды
Ѓертуха, из нее выходит  чиновник, ищет глазами отца  у ограды  и, с досадой
покачав головой,  снова садитсЯ в  свою  колЯску. Џри этом отец так  кричал,
словно хотел  отсюда обратить  на  себЯ внимание  чиновника там, наверху,  и
объЯснить ему, что он отсутствует не по своей вине. Ђ отсутствовал он долго,
больше он уже туда  не возвращалсЯ,  много  недель ему пришлось пролежать  в
постели.  ЂмалиЯ взЯла на себЯ все  обслуживание, уход, лечение, в сущности,
до сегоднЯшнего днЯ с небольшими перерывами  ей приходитсЯ  этим заниматьсЯ.
Ћна знает целебные травы, утолЯющие боль, ей почти не нужно спать,  ничто ее
не  пугает, ничего она не боитсЯ, никогда не терЯет терпениЯ, -- словом, всю
работу длЯ родителей делает она. ‚  то времЯ как мы,  ничем не умеЯ  помочь,
только суетились  вокруг, она оставалась  спокойной  и молчаливой.  Ќо когда
самое  плохое  кончилось и отец уже  мог  осторожно,  при  поддержке с  двух
сторон, спускать ноги с кровати, ЂмалиЯ сразу отступилась и предоставила его
нам".

--------

        20. Џланы Ћльги

     "’еперь надо было найти длЯ  отца какое-нибудь занЯтие по силам, что-то
такое, что хотЯ бы поддерживало в нем веру, будто он содействует снЯтию вины
с  семьи. Ќайти что-нибудь в этом роде было нетрудно; в сущности,  все могло
служить этой цели не хуже, чем сидение у садоводства Ѓертуха, но Я нашла то,
что даже  мне подавало какую-то надежду. Ћбычно, если поминались разговоры о
нашей вине среди чиновников, среди писарей или еще где, все сводилось лишь к
тому, что был  обижен посыльный ‘ортини, и дальше никто не шел. ‡начит, если
все общественное мнение,  хотЯ бы только по видимости,  касаетсЯ лишь обиды,
нанесенной посыльному,  можно, опЯть-таки  хотЯ бы только длЯ видимости, все
уладить, если  помиритьсЯ с  посыльным.  ‚едь,  как  нам объЯснЯли,  никаких
заЯвлений  ниоткуда  не  поступало,  значит,  ни  одна  канцелЯриЯ  этим  не
занимаетсЯ, и потому посыльный  волен от  себЯ лично -- а больше ни о чем  и
речи не было -- простить обиду.  ‚се  это, конечно, не могло иметь решающего
значениЯ, все было лишь видимостью и никаких последствий иметь  не могло, но
отцу  это доставило бы радость,  а всех посредников, которые так его мучили,
можно было  бы, к его  удовлетворению,  загнать в тупик.  ђазумеетсЯ, прежде
всего надо будет найти посыльного. Љогда Я рассказала о своем плане отцу, он
сначала очень рассердилсЯ, он стал необычно упрЯмым; к тому же он был уверен
-- и во времЯ болезни это очень обострилось,  -- что мы ему все времЯ мешали
успешно завершить  дело,  сначала  тем, что лишили  его денежной  поддержки,
теперь  тем,  что  держали  его  в  постели,  кроме  того, он вообще потерЯл
способность полностью воспринимать чужие  мысли. Ќе успела Я  все рассказать
ему до конца,  как  мой план был отвергнут; по его мнению, он должен  был  и
дальше ждать у сада Ѓертуха, и так как сам он, конечно, будет не в состоЯнии
ежедневно подыматьсЯ  туда,  то мы  должны  возить его  на  тачке. Ќо  Я  не
сдавалась, и постепенно он примирилсЯ с этой мыслью, мешало ему  только  то,
что тут он всецело зависел от менЯ,  потому  что Я  одна  видела  в  то утро
посыльного,  отец же его  не  знал. Џравда, один слуга похож  на  другого, и
полной  уверенности, что  Я того  посыльного узнаю, у менЯ не было. Њы стали
ходить в гостиницу и искать его  среди слуг. •отЯ он и был слугой ‘ортини, а
‘ортини больше в  „еревне не  поЯвлЯлсЯ, но господа часто менЯют слуг, и его
вполне можно было найти среди  челЯди  других господ,  и  если не удалось бы
найти его самого,  то,  быть может, удалось  бы собрать  сведениЯ  о  нем от
других слуг. „лЯ  этой цели необходимо было каждый вечер бывать в гостинице,
а  нас везде  принимали неохотно, особенно  в таком месте;  оплачивать  свои
посещениЯ мы,  конечно,  тоже не могли.  Ћднако выЯснилось,  что мы все-таки
можем и там пригодитьсЯ;  ты знаешь, как  ”рида мучилась с этой  челЯдью; по
существу, они народ  спокойный,  избалованный легкой  службой,  отЯжелевший.
"Џусть  тебе  живетсЯ,  как слуге" --  вот  обычнаЯ присказка чиновников,  и
действительно, говорЯт, что  слуги  себе обеспечивают хорошую жизнь в ‡амке,
они там полные хозЯева и умеют это ценить, притом в ‡амке  они ведут себЯ по
тамошним правилам, держатсЯ спокойно, с  достоинством --  мне это  много раз
подтверждали, -- да и тут иногда  видишь у слуг остатки  таких манер, именно
остатки,  а  в  общем,  благодарЯ  тому  что  законы  ‡амка  в  „еревне  уже
неприменимы, эти люди словно перерождаютсЯ -- становЯтсЯ дикой, беспардонной
оравой,  длЯ  которой  уже  не существует  законов, а  только  их ненасытные
потребности.  Ќет  предела  их  бесстыдству, счастье  длЯ  „еревни,  что  им
разрешено покидать гостиницу только с особого разрешениЯ,  но уж в гостинице
с ними хлопот не оберешьсЯ. ”риде это было очень трудно, и она обрадовалась,
когда  смогла  использовать мои  услуги,  чтобы утихомирить  челЯдь; вот уже
больше  двух  лет, как  Я, по крайней мере дважды  в неделю, провожу ночь со
слугами на конюшне. ђаньше, когда отец еще мог  ходить со  мной в гостиницу,
он  ночевал  где-нибудь  в буфете и ждал известий, которые  Я ему  приносила
утром.  Ќо толку было мало. ’ого посыльного мы до сих пор не нашли; говорЯт,
что он все еще служит у ‘ортини и последовал за ним, когда ‘ортини перешел в
более отдаленные канцелЯрии. Џочти никто из слуг не видел его с тех пор, как
и  мы, а если  кому-то  и  казалось,  что он  его  видел,  то, вероЯтно,  он
ошибалсЯ. € хотЯ, по существу, мой план не удалсЯ, все же это не совсем так:
правда, посыльного мы  не нашли, а отца совсем доконали эти походы и ночевки
в  гостинице, а может быть, и  жалость ко мне, насколько  он на нее  был еще
способен, и вот уже два  года, как  он находитсЯ в том состоЯнии, в каком ты
его видел, причем ему еще  не  так плохо,  как матери, -- тут мы с минуты на
минуту ждем конца, и только нечеловеческие  стараниЯ Ђмалии  оттЯгивают этот
конец. Ќо все  же  мне  удалось  установить в  гостинице некоторые  свЯзи  с
‡амком; не презирай менЯ, если Я тебе  скажу, что ничуть не жалею о том, что
Я  сделала. ‚рЯд  ли  наладились  такие  уж  значительные  свЯзи  с  ‡амком,
подумаешь  ты, наверно,  и  будешь прав;  свЯзи  эти  совсем  незначительны.
Џравда,  Я теперь знаю почти всех слуг тех господ, что приезжали в последнее
времЯ к нам в „еревню,  и  если теперь Я когда-нибудь попаду в ‡амок,  то не
буду там чужой. Љонечно,  слуг  Я знаю только по „еревне, в ‡амке они совсем
другие  и, должно быть, даже никого не узнают, а уж тех, с кем встречались в
„еревне, и подавно, хотЯ на конюшне они сто раз клЯлись, что будут счастливы
увидетьсЯ  со мной в  ‡амке.  ‚прочем, Я уже  узнала,  как  дешево стоЯт  их
обещаниЯ.  Ќо  и  это  не  самое  главное.  Ќе  только  через  слуг  у  менЯ
установилась какаЯ-то свЯзь с ‡амком, но возможно, и надо на это  надеЯтьсЯ,
что кто-нибудь, наблюдавший за  мной  и  за  моим поведением -- а управление
этой многочисленной челЯдью  --  очень важный и значительный отдел служебной
работы, -- может  быть, тот, кто за мной  наблюдал,  составил обо  мне более
снисходительное  суждение, чем другие, может быть, он признает, что  Я тоже,
хоть и самым  недостойным  образом, борюсь  за нашу семью и продолжаю усилиЯ
отца. …сли так на это  посмотрЯт,  то, может быть,  мне простЯт и то,  что Я
беру у слуг  деньги и трачу  их на нашу  семью. €  еще Я  добилась кое-чего,
хотЯ, наверно, ты мне и это поставишь в вину. Ћт слуг Я узнала многое о том,
как   обходными  путЯми,  не   проходЯ  трудного,  длЯщегосЯ  иногда  годами
официального оформлениЯ,  попасть в служащие  ‡амка, правда,  тут ты  еще не
официальный  служащий,   тебЯ  допускают  тайком,  никаких  прав  и  никаких
обЯзанностей у тебЯ нет, и хуже всего, что нет обЯзанностей, зато есть одно:
все-таки ты  приделе. Њожно уловить  благоприЯтный  случай и воспользоватьсЯ
им, и хотЯ ты не служащий, но случайно может выпасть  какаЯ-нибудь работа, а
служащих рЯдом не окажетсЯ, тебЯ окликнут, ты подбежишь и сразу станешь тем,
кем ты  за минуту еще не был, -- настоЯщим служащим.  Ќу, конечно, когда еще
выпадет  такой случай?  Ѓывает,  что сразу не успеешь поЯвитьсЯ, не  успеешь
оглЯнутьсЯ,  как случай  уже подвернулсЯ, тут не  у каждого новичка достанет
присутствиЯ духа сразу за этот случай ухватитьсЯ, тогда уж приходитсЯ  ждать
годами, дольше,  чем при официальном  оформлении на работу, но оформитьсЯ на
работу по  всем  правилам такому  неофициально  допущенному человеку  совсем
невозможно. ‡начит, тут сомнений возникает немало, но все они отпадают перед
тем соображением, что при официальном приеме на работу отбор очень  строг, и
члена семьи, который  себЯ чем-то  запЯтнал,  отвергают  заранее.  Ћн  может
проходить процедуру оформлениЯ годами,  трЯстись в ожидании  результата, все
удивленно спрашивают  его,  как  он  посмел  предпринЯть  столь  безнадежную
попытку, а он все надеетсЯ,  иначе как же ему  жить; однако через много лет,
быть может уже в старости,  он узнает об отказе, узнает, что все потерЯно  и
жизнь его прошла бесцельно. Ќо, правда, и здесь бывают исключениЯ, потому-то
так легко и поддаютсЯ соблазну. Ѓывает, что именно скомпрометированных людей
в конце концов принимают, есть  чиновники, которых  буквально против их воли
притЯгивает  запах  такой  дичи,  и  во  времЯ  приемных  испытаний  они все
вынюхивают, кривЯт  рот, закатывают глаза, такой  человек у  них, как видно,
вызывает особый аппетит, и им приходитсЯ крепко цеплЯтьсЯ  за своды законов,
чтобы сопротивлЯтьсЯ желанию принЯть его на работу. Ќо  иногда это  вовсе не
помогает  человеку  в приеме  на  службу,  а  только  бесконечно  затЯгивает
процедуру зачислениЯ -- такой процедуре конца нет, и она прекращаетсЯ только
со  смертью  данного человека. ’ак  что  и  законный прием  на службу, как и
незаконный, чреват и Явными, и тайными трудностЯми, и, прежде  чем впутатьсЯ
в  такое дело, очень  полезно все  заранее  взвесить.  ’ут уж мы  с ‚арнавой
ничего не упустили. ‚сЯкий раз, как Я возвращалась из гостиницы, мы садились
рЯдом, Я рассказывала все новости, какие  Я узнала, мы  обсуждали  их целыми
днЯми, и бывало, что работа у ‚арнавы не двигалась дольше, чем следовало.  €
тут, возможно,  была моЯ вина, как ты,  наверно, считаешь. ‚едь Я знала, что
рассказы слуг очень и очень недостоверны. џ знала, что они никогда не  хотЯт
рассказывать  мне про ‡амок, стараютсЯ перевести разговор  на другое, каждое
слово приходитсЯ у них вымаливать, но, надо сказать, уж если они заводились,
так болтали ерунду, хвастались, старались перещеголЯть друг дружку во всЯких
баснЯх и выдумках так, что там, в темной конюшне, из всего этого неумолчного
крика,  когда один перебивал другого,  можно  было  извлеч